Читать онлайн Я боюсь, что сегодня начнётся война бесплатно

23.07.1972

Здравствуй, мой герой! Мой капитан, моя любовь!

Уже неделю тебя нет рядом. Уже неделю я думаю, что тебе написать. И все бы ничего, да вот я только сегодня соскребла себя с кровати, чтобы заняться наконец домашними делами и написать тебе хоть что-то. Дела еще не сделаны. Раковина забита посудой, а на полках слой пыли. Твоя кружка, из которой ты пил последний раз перед тем, как уйти, до сих пор стоит на том же месте. Когда я натыкаюсь на нее взглядом, мимолетно оглядывая комнату, сразу вижу тебя, сидящего здесь, рядом со мной, пьющего чай. Вспоминаю твои добрые глаза и теплые губы. Губы, касающиеся края кружки… И плачу.

Я не знаю, о чем еще тебе рассказать.

Что сказать человеку, который ушел на войну? Наверное, тебе бы хотелось от меня поддержки и каких-то теплых слов. Но как я могу кого-то поддержать, когда уже неделю только плачу, лежа на кровати? И ничего больше не делаю, не могу. Я даже почти не ем. Не готовлю, потому что нет сил. Если бы ты увидел меня сейчас, наверное, подумал бы, какая я плохая хозяйка. Так и есть. Если сравнивать с тем, что было раньше, сейчас я точно не в лучшей форме. Зачем я это пишу? Не знаю. Пусть будет. Увидишь, что я и такой бываю. Если бы ты сейчас был рядом, понял бы меня? Ты всегда принимал меня любой. А такой? Слабой, рыдающей целыми днями, ничего не делающей? Надеюсь, что да.

Я пишу эту ерунду, потому что не знаю, что еще придумать. Заставляю себя собраться с мыслями, потому что мы с тобой договорились. Ты же помнишь? Рассказывать друг другу все, что с нами происходит. Не только для того, чтобы не переживать, живы ли мы вообще. Но и, если живы и можем писать, чтобы не отдаляться друг от друга. Нам предстоит получить разный жизненный опыт: мне свой, тебе свой. Но я бы хотела, чтобы между нами оставалось то же взаимопонимание, что и прежде. Я боюсь, что его может не стать после того, что нам придется пережить порознь.

А пара теплых слов у меня для тебя всегда найдется. Я люблю тебя и очень жду. Надеюсь, ты вернешься как можно скорее. И мы будем жить долго и счастливо, как раньше.

Пишу эти слова и снова плачу.

Как ты там? Если можешь, напиши мне ответ. Я переживаю.

Пиши что угодно. Только пиши. Чтобы за то время, когда мы далеко друг от друга, мы не стали друг другу чужими.

Очень-очень люблю тебя.

24.07.1972

Привет, мой любимый.

А помнишь, я в прошлом году написала стихотворение? Вот это.

И ведь началась. И ведь забрали. Слишком многое в итоге забрали, хотя год назад никто и не говорил о войне. Никто и не думал, что все случится вот так.

Надеюсь, на этом совпадения закончатся, и ты вернешься домой живым и здоровым. Если бы умела молиться, я бы молилась. А так остается только надеяться.

26.07.1972

Любовь моя…

Я смотрю на вещи вокруг себя. На посуду, из которой ты ел и пил, на одежду, которую ты носил, на стоящие в прихожей тапочки. Я смотрю на них и не понимаю, почему они есть, а тебя нет. Почему ты не здесь? Почему не шуршишь тапочками, ходя из одного угла комнаты в другой с кружкой чая в руках и размышляя о чем-то великом, как это всегда было? Как такое возможно? Без тебя все эти предметы как будто замерли, застыли во времени. Не живут, не дышат. Как и я сейчас застыла и не живу.

Не живу, но существовать как-то приходится. Приходится просыпаться по утрам, что-то делать, чтобы не умереть от голода, и ложиться спать. И так по кругу, день за днем в мучительном ожидании.

Перед глазами иногда встает воспоминание самого первого дня, когда я проводила тебя, вернулась домой и увидела не заправленную постель, еще сохранившую твое тепло. Я смотрела на нее и не могла поверить, что как раньше уже не будет.

Мне немного стыдно за свои страдания. Какое я имею право переживать за себя, когда тебе там в разы хуже? Но я не знаю точно, что у тебя там происходит… и от этого мне еще хуже. Я беспокоюсь. Мне страшно. Я думаю о самом плохом и плачу. Не знаю, воображение как-то само рисует страшные картинки, не спрашивая меня.

Возвращайся, пожалуйста, скорее. Мне очень тяжело без тебя.

28.07.1972

Мой герой!

Знаешь, о чем я сегодня вспомнила? Как я когда-то сидела на уроках истории в школе и ужасалась тому, как люди жили при исторических событиях. Как устраивали бунты, перевороты, революции, войны. Кричали, страдали, голодали, умирали. Мне было страшно, я надеялась никогда не попасть в такие ситуации. Не хотела видеть кровь и слышать взрывы. Но кто же спрашивал мое желание?

Могла ли я когда-нибудь подумать, что и на мой век выпадут такие события? Казалось бы, войн и прочих кошмаров уже было достаточно, человечество должно было чему-то научиться, но, видимо, так и не научилось, не смогло добыть из своего прошлого ценный опыт, сохраняющий жизни.

Наши бабушки видели войну в последний раз много лет назад. И она была такой масштабной и грандиозной, что, как мне казалось, подобное не должно повторяться. Я не видела времен страшнее тех, что наступили сейчас. Наше поколение к этому не было готово. И не должно быть. Война – это ненормально. Умирать молодым не из-за стихийного бедствия или тяжелой болезни – ненормально.

Война – это всегда смерть, страдание, паника. Не должно быть такого в жизни цивилизованного человека.

Выросло поколение людей, никогда не видевших войны. Выросло, пришло к власти и стало повторять ошибки предыдущих поколений, говоривших, что подобное никогда больше не должно повториться. Разве не на этой идее мы все были воспитаны?

Кто бы мог подумать, что всадник на рыжем коне доскачет и до нашего дома…

Возвращайся как можно скорее, любимый. Беги быстрее всадников, спасайся. Ты нужен здесь. Здесь тебя ждут. Здесь твое прекрасное будущее, полное любви, взаимопонимания и уважения. А не там, где ты сейчас. Я понимаю, что ты эту судьбу не выбирал, я просто хочу оказаться снова с тобой как можно скорее.

Очень-очень жду тебя.

И бесконечно люблю.

1.08.1972

Мой капитан…

Могу ли я сказать, что мне очень плохо? Мне страшно. За тебя, за себя, за своих родных и близких, за всю страну.

Я слежу за новостями, и меня каждый раз трясет. То ли от страха, то ли от злости, то ли от беспомощности.

У нас здесь относительно безопасно, но никогда не знаешь, когда ситуация может измениться. Бомбы бьют по городам, в которых я бывала. По улицам, где я когда-то гуляла, по домам, в которые я заходила. И от этого так жутко…

Наш дом находится в тысяче километров от фронта, но никогда не знаешь, чего ждать завтра. Вдруг бомба долетит и разрушит все вокруг? Кто тогда тебя встретит, когда ты вернешься? А если ты не вернешься? О! Я даже представить это боюсь.

Успокой меня. Напиши, что у тебя все хорошо. Что ты жив и здоров, вас кормят несколько раз в день, у тебя ноги в тепле. Что вы побеждаете, и скоро этот кошмар закончится.

Напиши что угодно. Но если все плохо, лучше соври. Если напишешь, я хотя бы буду знать, что ты жив, и мне этого будет уже достаточно.

Я положу в конверт несколько чистых листов бумаги. Ответь мне.

4.08.1972

Не могу… Невозможно остановиться. Со всех сторон льется ужасающая информация. Новости, слухи, домыслы. Кто прав? Кому верить? Я читаю новости целыми днями и больше ничего не могу делать. Ни на что больше не остается сил. Но и оторваться не получается. Вдруг упущу что-то важное?

Я смотрю репортажи, в которых бомбы разрушают жилые многоэтажки и потом долго плачу. Я могла быть на месте этих людей. Я могла быть раздавлена обломками своего дома или остаться без крыши над головой. Или это мог быть мой близкий человек. Что, если мама?..

Страшно. И я не знаю, куда деваться. Что делать? Надо ли вообще что-то делать? Ничего не понятно. Что будет завтра – неизвестно. И от этого очень неспокойно. И еще я не знаю, где мой муж и что с ним.

Хожу кругами по комнате и не нахожу себе места. Злюсь, кричу, плачу, в бессилии падаю на кровать, бью подушку, опять плачу, встаю и опять хожу кругами.

Это невозможно. Невыносимо. Так не должно быть. Это просто какое-то безумие.

5.08.1972

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

Так не должно быть.

7.08.1972

Любимый!

Прости, я не могу справиться со своими чувствами. Они сильнее меня. Я в них тону.

Тону в непонимании, в тоске, в ужасе от происходящего. Я не верю, что все это по-настоящему.

Я не понимаю, почему тебя нет рядом, когда я просыпаюсь. Почему мы не разговаривали уже так долго? Почему вообще все это началось? Чем мы провинились? За что на нас напали?

Как будто мы не люди. Как будто мы не чувствуем боли, не любим, не строим семьи, не занимаемся своими делами, а значит, на нас легко можно напасть и взять все, что хочешь. Как будто враги – тоже не люди, раз не понимают этого.

Я злюсь, я ужасно зла! Я искренне не понимаю, почему мы должны страдать из-за решений людей, сидящих в дорогих костюмах где-то в далекой стране.

Почему этот проклятый мир так жесток и несправедлив? Как вообще после мировой войны могут быть еще какие-то войны? Разве люди не поняли ценность человеческой жизни? Почему все так? Почему?! Сколько еще молодых судеб должно быть уничтожено перед тем, как стороны придут к неминуемым переговорам и перемирию? Кто придумал этот ночной кошмар и погрузил нас всех в него? Можно ли было всего этого избежать?

Я просто хочу быть с тобой. Хочу, чтобы все было как раньше. Хочу проснуться однажды – и как можно скорее – и понять, что мне это просто приснилось. Что это был всего лишь кошмар. Что не было никакой войны, что ты не уходил, что у нас снова все хорошо.

Как нам всем проснуться? Как выйти из этой комы?

8.08.1972

Знаешь, мой капитан, я перечитала свои вчерашние мысли и подумала вот о чем.

На самом деле, возможно, я не права. Я не хочу оправдывать тех, кто на нас напал. То, что они делают – совершенно ужасно. Но, возможно, эта война действительно для чего-то нужна. Может быть, она важна для истории, может быть, она приведет нашу страну к процветанию, и лет через сто мы поймем, что без нее все было бы совсем плохо.

Но я живу сейчас. И хочу быть со своим любимым мужем сейчас. И я пока не вижу в этой войне никакого смысла. То есть, конечно, да, мы должны защитить свои границы, но я не понимаю, почему все это должно было начаться. В новостях пишут совершенно разные вещи, уже не знаешь, кому верить. Такое ощущение, что правду и настоящие причины происходящего мы узнаем только из учебников в далеком будущем, когда возьмем их у наших внуков. А может быть, в этих учебниках будет написано что-то настолько далекое от реальности, что нам не останется ничего, кроме как недовольно ворчать, потому что сделать с этим мы ничего не сможем, а наши внуки решат, что мы уже просто слишком старые и больные и ничего не помним.

Я не знаю. Я запуталась.

Я знаю только, что хочу быть с тобой. И чтобы эта война никогда не начиналась.

16.08.1972

Мой капитан,

Уже месяц как тебя нет дома. И от тебя так и не было ответа.

Я стараюсь думать о хорошем. Отгоняю тревожные мысли, говоря себе, что ты просто очень занят. А как еще может быть во время войны? Или, может быть, у вас проблемы с почтой и любой другой связью. Или есть другая причина. Или ты уже написал мне ответ, но он просто еще не пришел. Я бы хотела, чтобы это было так.

Скоро у меня день рождения. Ты о нем точно не забудешь и пришлешь мне весточку, правда ведь?

А может быть, ты еще не получал мои письма? Хотя я отправила их довольно давно. Уже должны были передать. Хотя бы самые первые. Или нет? Я отправила их по адресу, который дали в военкомате. Но вдруг ты не там? Стараюсь об этом не думать, слишком много переживаю.

Надеюсь, все будет хорошо.

Я бы хотела проспать весь этот ужас. Сплю по тринадцать-пятнадцать часов в день, но как будто и этого недостаточно. Кажется, я не справляюсь.

20.08.1972

Скажи мне, что это просто ошибка. Скажи, что ты в порядке, цел и невредим. Что все на самом деле хорошо, и я не должна расстраиваться. Хотя “расстраиваться” – это слишком мягко сказано в данном случае.

Зачем я открыла этот чертов почтовый ящик? Наивная дура, думала, пришло что-то от тебя, а обнаружила совсем не то. Обнаружила свои же письма.

Невозможно выразить ту боль, которая пронзила все мое тело в тот момент. Мне показалось, что на мгновение я перестала дышать. И это мгновение длилось вечность. У меня затряслись руки, вспотели ладони, я выронила письма, и они разлетелись по лестничной клетке. Такого страшного крика я от себя не ожидала. Никогда не слышала, чтобы человек издавал такие звуки. Но, кажется, кроме меня это не слышал больше никто, потому что никто не отреагировал на шум и не вышел из квартиры проверить, что случилось. Когда я немного пришла в себя и подумала, что могу испугать соседей, заметила, что закрываю рот руками.

Я пытаюсь медленно и глубоко дышать, успокаиваю себя, чтобы не сойти с ума. Что, если это ничего не значит? Может быть, все в порядке, и ты еще жив? Вдруг это просто ошибка?

Пожалуйста, пусть это будет просто ошибка.

Пусть лучше ты решишь, что я забыла о тебе и ничего не написала за все время, чем…

Не могу об этом думать. Слишком тяжело…

12.09.1972

С Днем рождения меня.

Если честно, отмечать совсем не хотелось. Последние события совсем выбили меня из колеи. Однако я нашла в себе силы встретиться с подругой. С Катей. Пригласила ее к себе на чай, больше никого не звала. Мама поздравила меня по телефону, я пообещала встретиться с ней позже.

Мы с Катей обсудили мои новости. Я поделилась с ней, как тяжело ждать любимого человека с войны, особенно когда с ним нет никакой связи и непонятно, что вообще происходит и почему возвращаются письма.

Я сейчас вспомнила, как еще недавно Катя завидовала мне, потому что у меня были хорошие крепкие отношения и большая любовь, а у нее никого не было. А теперь я немного завидую ей, потому что она не испытывает тех душевных мучений, которые испытываю я каждый день с начала войны. Как относительно наше счастье! Один и тот же факт – наличие любимого человека – с разницей меньше чем в два месяца воспринимается так по-разному. Тогда он приносил радость, а сейчас – боль и страх.

Катя гладила меня по голове и говорила, что письма, должно быть, вернулись по ошибке, и надо попробовать отправить их еще раз. Нужно узнать новый адрес, если он изменился, и попытать удачу. Должно быть, на почте сейчас большая нагрузка, да и всякое может случиться. Эта мысль немного успокоила меня.

Катя вообще молодец. Я не хотела праздника, было совсем не до него, но она принесла мне торт, который сама испекла. Готовила его целую ночь для меня одной! Замешивала крем, выпекала коржи. Это занимает так много времени! Поэтому сама я ничего не пеку. И поэтому я очень ценю ее заботу и внимание. В этом торте так много любви и поддержки. Мне очень повезло с подругой.

На вкус торт тоже был хорош. Вишневый, сладкий, пропитанный.

Я очень благодарна Кате за ее труд. И я сразу ей это сказала. Она смущенно хихикнула и ответила, что в этом нет ничего особенного, и мы долго сидели обнявшись, а я плакала от благодарности и… счастья?

19.09.1972

Я не верю, что это реально. Что это происходит на самом деле. Что я вижу перед собой извещение о том, что ты пропал без вести.

Я слышала уже много таких историй. Многие на этой войне “пропали без вести”, и чаще всего это означает, что человек мертв. Лежит где-то, откуда его сейчас невозможно забрать. И с этим ничего не поделаешь…

Надо было сразу догадаться. Письма вернулись не просто так. Не было там никакой ошибки. Просто доставлять их было некому…

Я не знаю, что делать дальше. Весь день я сижу и тупо смотрю в одну точку. Без слез, без крика, как-то обыкновенно. Наверное, со стороны это выглядит так, что мне все равно. Просто со стороны невозможно увидеть черную дыру, растущую в моей душе. Все мои силы, все остатки радости, вся моя жизнь засасывается в эту бездну без возможности спастись.

Спастись…

Могла ли я тебя спасти?

Могли ли мы убежать в глушь, жить в землянке и ни с кем не общаться, пока война не закончится? Полгода, год, два? Столько, сколько потребуется.

Я не знаю.

Что мы еще могли сделать?

Я тоже не знаю.

Но тяжелый груз вины придавил меня к полу. Я сижу, смотрю в пустоту и не верю, что это происходит со мной и происходит на самом деле.

Я не верю, что не смогла тебя спасти.

20.09.1972

Сегодня я попыталась помыть посуду, но взяла в руки твою любимую кружку и разрыдалась.

22.09.1972

Моя жизнь полностью разрушена…

2*.09.1972

(Несколько строк неразборчивого текста размыты каплями слез)

29.09.1972

Зачем это все?..

2.10.1972

Месяц как началась учеба. А я на нее почти не хожу. Прийти на одну пару раз в неделю – уже победа для меня. Не могу. Не хочу. Не могу себя заставить. Я вообще не понимаю, о какой учебе может идти речь, когда идет война, гибнут люди, вообще не до этого.

Говорят, что надо максимально поддерживать нормальную жизнь, в том числе продолжать учиться и работать, но я не понимаю, как это возможно. Как в принципе найти в себе силы выходить из дома, когда твою любовь, твой единственный лучик света в этой непроглядной тьме у тебя забрали и сказали, что не вернут? Забрали, закрыли в шкатулке на ключ, спрятали и не сказали, где.

Как мне теперь жить без своего лучика? Зачем жить? Зачем ходить на учебу? Зачем вообще куда-то ходить? В чем смысл?

У меня такое чувство, будто я открыла глаза. Будто на самом деле смысла никогда и не было, но я заметила это только сейчас.

Как вообще в чем-то может быть хоть какой-то смысл, когда мы – лишь песчинки в бесконечном космосе? Вселенной плевать на нас, наши судьбы и переживания. Мы просто летим на куске камня в холодной пустоте к неминуемой гибели. А если это так, то зачем стараться, чего-то хотеть и к чему-то стремиться? Какая в сущности разница, чем ты занимаешься: отправляешь ракеты на Марс или спиваешься в канаве? В итоге нас всех ждет один исход.

Теперь, когда я это осознала, я не понимаю, как дальше жить. Но жить как-то надо, потому что уйти добровольно я не смогу. Так и буду, наверное, ходить по холодному камню до тех пор, пока Солнце не взорвется. Просто механически ходить, потому что больше ни в чем нет смысла. Ни в делах, ни в чувствах, ни в свете, ни во тьме. Ни в жизни, ни в смерти.

4.10.1972

Сегодня ко мне домой неожиданно ворвалась мама. У нее есть ключи, и она считает, что имеет на это полное право, ведь она же моя мать. К тому же, сейчас она платит за эту квартиру.

Она кричала и спрашивала, почему я не на учебе. Но что я могла сказать! Я есть не могу, пить не могу, жить не могу, а мне говорят про учебу!

Она стала стыдить меня за бардак. Но разве я виновата? Посмотрела бы я, как бы она себя чувствовала, когда ее муж неизвестно где и неизвестно, жив ли вообще.

Это ужасно меня разозлило.

А потом я вспомнила, что так у нас было всегда.

Она никогда не обращала внимание на мои чувства. Сколько себя помню, она интересовалась только тем, справляюсь ли я с поддержанием своей жизнедеятельности и выполнением самых важных по ее мнению дел. “Ты поела? Ты уроки сделала? Шапку надела?” Я вспомнила все эти ситуации из прошлого, и меня накрыло такой волной раздражения и злости, что я кричала как умалишенная, мол, тебе на меня наплевать, думаешь только об учебе, а мои переживания тебе безразличны. Что ты за мать такая? Холодная, эгоистичная, ни черта не понимающая! Она хлопнула дверью и ушла. Зачем вообще приходила? Чтобы вывести меня из себя? Ну, с этим она справилась на отлично.

6.11.1972

Говорят, время лечит. А мне как будто становится только хуже и хуже. Со мной что-то не так?

На днях виделась с Катей. Она считает, что мне нужен специалист. Говорит, знает про одного бесплатного психолога, который помогает таким как я в подобных ситуациях. Я не представляю, как тут можно помочь. Разговорами? Как разговоры вернут мне мужа, мою единственную любовь и радость? Это невозможно.

С другой стороны, что мне терять? Я все уже потеряла. Приемы бесплатные. А время мне все равно не на что больше тратить. Но что я могу рассказать психологу? Как это вообще будет выглядеть? Я же толком не смогу рассказать о своей проблеме из-за кома в горле.

Не знаю. Может быть, стоит попробовать. Или нет? Переживаю.

13.11.1972

Учеба больше не беспокоит меня. Я забрала документы, и теперь мне никуда не надо ходить. Мама об этом еще не знает.

Последние несколько дней я совсем не выходила из дома. Только лежала на кровати и думала, остался ли какой-то смысл в моей жизни сейчас. Хотя я не уверена, что слово “думала” здесь подойдет. Значительную часть времени в моей голове звучит тишина. Я ощущаю пустоту в своей душе, как будто это что-то физическое, тяжелое, расширяющееся где-то в грудной клетке и поглощающее все органы один за одним.

Зачем я существую, если лежу и ничего не делаю? Зачем я здесь, если не могу остановить войну? Почему я жива, если тебя нет рядом?

Может ли человек чувствовать себя хуже, чем я сейчас? Кажется, я опустилась на самое дно.

Возможно, Катя была права, и мне действительно нужна помощь.

26.11.1972

Сегодня я впервые пришла на прием к психотерапевту, которого мне советовала Катя. Все-таки решилась. Было немного волнительно, и я не всегда понимала, что нужно делать и говорить, но он задавал вопросы и помогал мне развить свою мысль. Первое впечатление сложилось довольно положительное. В ожиданиях все было как-то хуже, страшнее, что ли. Было непонятно. А теперь я попробовала, и тревога по этому поводу прошла.

Валерий Вениаминович, так зовут терапевта, начал наш диалог с вопроса, что привело меня к нему. Я честно ответила, что подруга мне подсказала, что он бесплатно принимает тех, кто страдает из-за войны, и решила попробовать. От попытки вряд ли станет хуже, а может быть, мне это действительно поможет.

Я рассказала, что последнее время ничего толком не могу делать. Сказала, что мой муж пропал без вести, и я не знаю, что дальше делать и как жить. Он поправлял очки и смотрел на меня очень серьезно и в то же время… тепло. Как будто ему действительно было важно услышать, понять меня и мою боль и помочь мне. Я заметила это его отношение и вспомнила, что когда-то примерно так же на меня смотрел мой любимый, когда я жаловалась на какую-нибудь ерунду.

Я выговорилась (кстати, говорила целый час, терапевт только изредка задавал вопросы), и к концу приема мне стало уже немного легче. И даже почувствовала, что не хочу, чтобы прием так быстро заканчивался. Мне нужно больше времени. Но у нас есть всего час. Я понимаю.

Я почувствовала, что пришла не зря и решила продолжить наши встречи. Тем более, что Валерий Вениаминович сам это предложил. Говорит, психотерапия как раз может помочь в моем случае.

Еще он предложил мне вести дневник, куда я буду записывать все свои мысли, чувства и важные (и не очень) события. Я ответила, что и так этим занимаюсь. Что начала с писем мужу, а потом эти письма сами собой превратились в мой личный дневник. Я заметила легкую светлую улыбку на лице терапевта. Он сказал, что это очень хорошо. Дневник поможет нам найти выход из ситуации.

Не знаю, как это работает, но надеюсь, что его методы мне правда помогут. Другого выхода я не вижу.

8.12.1972

Сегодня я возвращалась домой из магазина с пакетом продуктов, и на лестничной клетке меня встретила соседка Мария Степановна, бабушка на вид лет за семьдесят. Я часто видела ее раньше и всегда с ней здоровалась, но никогда не была у нее дома. А в этот раз она позвала меня к себе. Я быстро оставила пакет в прихожей (благо, там ничего не надо было срочно убирать в холодильник), закрыла дверь и пошла в гости в соседнюю квартиру.

Мы прошли на кухню, мне налили чай и спросили, все ли у меня в порядке. Я на автомате стала отвечать, что все нормально, ничего необычного, но тут у меня задрожал голос и я поняла, что не смогу обмануть ни соседку, ни себя. Мария Степановна, конечно, заметила это и, сидя напротив меня за кухонным столом, попросила дать ей руку. Я не понимала, зачем, но и отказать не могла, поэтому послушно протянула руку через полстола и почувствовала мягкую сморщенную кожу.

– Не бойся, можешь рассказать мне, – по-доброму улыбаясь, сказала соседка. – Через день я слышу, как ты плачешь за стенкой. Что у тебя случилось?

Я не знала, что ответить. В горле стоял ком. Я чувствовала, что сейчас заплачу.

Как будто понимая, что я не могу сейчас ничего из себя выдавить, Мария Степановна встала и поставила на стол большую тарелку с целой горой горячих оладий, от которых пахло заботой. Рядом на столе уже стояли мисочки со сметаной, медом и вареньем. Меня уговорили съесть несколько штук, хотя мне было как-то неловко. Но оладьи и правда были очень вкусными. Я десять раз сказала спасибо за еду.