Читать онлайн Марсиановка бесплатно

Беглецы

Кто знает, где самая дорогая земля в нашем районе? Если вы из Марсиановки, то тотчас укажете на три доходяжных березки у большого валуна. Там портал, и тянет оттуда всевозможными искажениями. Благодаря этому растительность в нашем районе разнообразна и удивительна. Чего только стоят высокие свечки кактусов на фоне соседских веерных пальм! Мы с женой прикупили здесь участок и сделали кактусовый сад. Плоды у этих гадов игольчатых не такие уж и колючие, а вкусные! Не хуже нашей клубники, а какие после них сновидения! Мы с Марусей наберем корзиночку, умнём килограмм-другой и на боковую. По всей Марсиановке храп Маруськин катится. А на лицо поглядишь – улыбается, хорошо ей там, развратнице!

Марсиановка – деревня старинная. Раньше, до того как на дом культуры марсианский корабль упал, Горынычевкой называлась. Говорят, что в древности в нашем портале Змей Горыныч своих наложниц держал. Чудовище глупое и бестолковое, но хоровое пение любило. От него и погибло. Усыпили девицы Горыныча колыбельной, да во все головы и придушили. В честь этой красивой легенды у портала дом культуры и построили.

Одно время в портал за целебной водой ходили, там ключ бил. Девки из него на Ивана-Купалу обливались, да хороводы водили. Кстати, рождаемость у нас тогда была на высшем уровне, не то, что сейчас. Ну а после разгрома культурной жизни, мужики совсем обозлились – все ненужные запчасти от корабля в портал затянули. Родник ушел, а началась у нас новая жизнь – со всевозможными перемещениями во времени и пространстве. Видимо, что-то там их корабь напортачил, так что вместо целебной водички одни искажения пошли. Ну да это все цветочки, а сказочки дальше будут. Да такие, что закачаешься. Ведь жители Марсиановки не только кактусовкой славятся, но и помочь дружественной цивилизации могут. Даже если сами того не планировали.

Однажды ночью слышу я сквозь храп стук какой-то. Будто Маруська ногой в стену долбит. Поглядел – лежит мой ангелочек, не шевелится. Я к двери, а она сама распахивается, и на пороге двое в плащах:

– Можно у вас спрятаться?

А глаза такие добрые, ясные, ну точно, или убили кого-то, или украли чего.

– Пожалуйста, – говорю, – есть погреб с соленьями или в шкаф можно.

Они переглянулись, дверь закрыли.

– А чтобы излучение не проходило, ничего нет? – с надеждой такой спрашивают.

– Отчего же нет? Вот, в бункер пожалуйте. Лестница прямо под вами.

И легонько так кнопочку на браслете нажимаю – они под пол и провалились. Там у меня труба в бункер. Если портал шалить начинает, мы туда с Маруськой хоронимся. Месяц можно просидеть, ни в чем себе не отказывая. Но я больше недели не выдерживал, очень у меня Маруська любвеобильная.

Только я к Маруське под бочок пристроился погреться, снова стук в дверь. «Ну, – думаю, – полиция пожаловала». И не ошибся. Входят двое, осматриваются, про тех в плащах спрашивают. Ну чё, я буду копам ребят выдавать?! Мне это безынтересно.

– Никого не было, ничего не видел, – говорю.

А они:

– Вот наша визитка. Сообщите, когда появятся! – И за дверь метнулись.

Я выглянул – они уже к березкам приближаются, секунда – и испарились, будто и не было. Сколько ни смотрю на этот портал, каждый раз удивляюсь.

– На выход пожалуйте, – говорю я беглым. – Там лесенка незаметная.

Вылезли они, поблагодарили и сказали, что в прошлом лучше прятаться, так как там все улицы знакомые, а то понастроят новых зданий – ничего не узнаешь потом. И быстро к порталу двинулись.

Эх, ночка неспокойная выдалась! Маруське хорошо, она этих кактусов объелась и храпит, а мне опять в дверь колотят. Снова из-под теплого одеяла вылезать пришлось, копам дверь открывать. Вручили они мне приборчик какой-то типа рации, пароли и номера каналов, по которым с ними связываться дали и в портале исчезли.

Я дверь закрыл. «Ну, – думаю, не буду больше никому открывать, благотворительностью заниматься. И так уже карма вся светится, скоро к Маруське подойти не смогу». Вставил беруши и улегся. Пропадай все пропадом вместе с приборчиком вашим!

Чувствую, будто трясет меня кто-то за руку. Маруська с другой стороны лежит – значит, опять началось. Открываю глаза – один беглец приборчик в руках крутит, а второй на кровати сидит.

– Вы нас извините, – говорит. – Вы не открывали, мы через окно зашли.

– Можно мы этот прибор с собой заберем? – говорит второй. – Здесь указаны каналы и временные промежутки, в которые полицейские ушли. Пока они в будущем, нам в прошлом можно отсидеться.

– Пожалуйста, – отвечаю, – берите и уматывайте поскорее.

Ушли они, прихватив приборчик. Но недолго музыка играла, недолго Марусин храп меня радовал монотонностью и спокойствием. Наступило утро. Голова тяжелая, словно и не спал ни минуты. Маруська по делам засуетилась. Гремит, кастрюлями грохочет – не подремлешь. Вдруг стук в дверь. Копы заявились и стали прибор требовать обратно. И так настойчиво. Если он им так нужен, то зачем давали? Только Маруська ничего не понимает, глаза округляет.

– Дети, – говорю, – поиграть взяли и к друзьям убежали. – Приходите через часок, мы вам приборчик вернем. Маруська на меня еще больше таращится – вылитая сова. Детей-то у нас нет еще. Но копы поверили, убрались на время.

– Маруська, мне тут надо в прошлое смотаться. Не помнишь, где наш датчик излучения лежит? Без него мне тех, кто у нас приборчик забрал, не выследить.

Маруська что-то мялась, жалась, но датчик вытащила. Оказывается, она с ним по грибы ходила. Хотела трюфелей найти и разбогатеть. А если бы испортила?! Ничего ведь в технике не понимает! Думал я ее треснуть, да некогда было. Метнулся к березам. За валуном воздух колышется, как от жары. Всегда страшновато туда входить: а вдруг не так сработает как надо? И будут жевать меня динозавры, как воблу к пиву.

Слава богу, попал куда надо. Датчик бледно-зеленое излучение показывает на дороге. Я его на тех беглецов настроил – в течение суток их след будет светиться. По этой улице они от портала шли. Здесь еще наших садов не было. Дома кругом, общежития, заводы. Это потом их расселили и закрыли, а землю у портала на участки разбили и распродали. Пришлось попетлять мне по улицам, пока зеленоватый след в один дом не завел. Теперь уж я к ним вломился. Отдавайте, мол, приборчик обратно, а то копы меня порешают. Беглецы завтрак свой прервали, понятливые оказались, прибор вернули. Я скорее обратно помчался. Ну, надо же мне было в эту историю вляпаться?!

Только из портала вылез, приборчик на стол поставил, начал Маруське ночную историю рассказывать, а тут и копы приперлись.

– Выследили мы тебя, – говорят, – ты к той парочке, что мы ищем, ходил. Теперь нам их найти проще простого будет. И весело так на Маруську поглядывают, словно выиграли ее в лотерею. Ну, этого я стерпеть не мог. Решил, что отомщу им за все свои ночные мучения. Шепнул я незаметно Маруське, чтобы задержала копов, а сам датчик включил и побежал к порталу, беглецов предупредить. Маруська у меня хозяйка гостеприимная, выпить по сто грамм у нее никто не отказывался. А уж там и настоечку-кактусовку в дело пустить должна. После нее здоровый мужик сразу вырубается, а хилый может и не проснуться.

В этот раз я своих знакомых нашел быстро, сказал, что придут скоро за ними. Вместе мы из портала выскочили. Я пошел отвлекать полицейских, а ребята ушли в будущее, пообещав мне ничего там не менять.

Подхожу к дому, а из окон заливистый храп на всю Марсиановку раздается. Эти двое заснули прямо за столом, на Маруськиной груди. А та еще громче копов заливается. И кактусовкой на всю хату воняет. После нее они не то что про беглецов, про маму родную с трудом вспомнят. Оторвал я копов от Маруськи и оттащил к порталу – пусть у динозавров вежливости поучатся!

Маруська

Неспокойно стало в Марсиановке. Всякая нечисть из портала лезет. Раз все кактусы в огороде переломали. Ох, и ругалась моя благоверная. Голос у нее знатный, грудь большая, заголосит – точно певица оперная. Аж воробьи на лету падают.

К соседям однажды какой-то макак из прошлого прискакал, да на пальме и прижился. Сначала кокосами в них пулял, а по ночам плоды кактусов таскал – ох и сладкие они! Пальчики оближешь. Вот он и дооблизывался, бдительность потерял – соседи его и скрутили. Хотели обратно в портал закинуть, да пожалели. Соседка давно о ребеночке мечтала, да какие тут ребеночки у портала – оттуда такое искажение прёт, не то, что дети, коровы с двумя выменями рождаются. Так и прижился макак у соседей, уже каменное орудие делать начал, в огороде помогать. Маруська иногда встанет у изгороди и смотрит, как он с кошкой играется – вылитый ребенок, так слезу и смахнет.

Хорошая она, моя Маруська – такие борщи варит! К нам аж копы из будущего приноровились обедать ходить. Типа выслеживают особо опасного преступника в прошлом, а сами к нам. Маруська с них недорого за бизнес-ланч берет – борщ с пампушками, стопка кактусовки и пюре с котлетой – один нанорубин. Хочет себе нанорубиновые серьги и кулончик сделать. Пустячок, а в Марсиановке ни у кого таких нет.

Только не нравится мне, как копы на нее посматривают, особенно после кактусовки, так в декольте глазами и проваливаются. Уж больно моя Маруська фигуристая. В кого такая? Тёщу ветром в портал затянуло – неделю искали, не нашли. Только у одного динозавра я подозрительную шляпку на голове видел. Вроде похожа. Но Маруське не стал говорить, она от расстройства худеет.

Ну так вот, к чему я всё это рассказываю? Послала меня однажды Маруська за арбузом. Они у портала особенно крупные, да сладкие. Иду я, такая красота кругом: тут березки как свечечки стоят, листиками трясут, там пальмы свои веера раскрыли, обмахиваются. За большим валуном портал. Воздух возле него всегда как будто колышется. А сегодня как-то особенно волнами идёт.

«Ладно, – думаю, – выберу арбуз покрупнее, да домой за дозиметром». Если что не так, мы всегда с Маруськой в подпольном бункере хоронимся. Такая у нас там кровать королевская! Так что не скучаем. Один раз месяц на поверхность не выходили. А что? Сорняки, правда, в огороде выше кактусов стали.

Стучу я по арбузу, вдруг слышу, будто стонет кто-то тоненьким женским голосом. Красиво, да с переливами. Оглянулся. Батюшки! За валуном корабь межпланетный, на яйцо похожий, люк откинул, а на трапике девушка лежит в серебристом обтягивающем скафандре. Щиток на шлеме сдвинула, а рукой по бедру шарит.

Подошел я к ней. Смотрю, лицо нежное, совсем девочка, за щечки так потрепать и хочется. Приоткрыла она глазки и опять застонала. Я у нее и так и эдак выпытывал, чем помочь, а она что-то на своем лепечет, ничего не разобрать. Наклонился поближе, а она как обхватит меня, руки сильные, сразу видно, что инопланетянка. Губами холодными мне в рот лезет. Со стороны посмотреть – романтика! А мне страшно, вдруг они так размножаются? Или заразит чем? А когда языком шарить стала, у меня голова совсем кругом пошла. Почему-то дедушку вспомнил, как он меня азбуке учил. За правильный ответ по головке гладил, а за ошибку – по носу щелкал. И сейчас эта об меня как носом тереться стала, я рванулся и оторвал пиявку инопланетную.

Глядь, а она уже и по-нашему заговорила! Пока целовалась, весь язык и выучила. Оказывается, дурочка эта из другой галактики летела, а при спуске на Землю ее в портал затянуло. Искажения что-то в корабле сломали, а у нее от верчения все ребра, да бедро болят. Что делать? Приказал я ей на месте лежать, а сам за рентгенометром сбегал. Хорошо, Маруська после обеда храпела.

Повезло инопланетянке, только пару ребер сломала, а бедро целое. Только я исследования закончил, а она опять обниматься.

– Никого у меня здесь нет, – говорит. – Я у тебя здесь жить буду! – Я сразу про Маруськин голос вспомнил. Зачем супругу злить понапрасну? Да и люблю я ее! А эту пиявочку первый раз вижу.

– Нет, – отвечаю. – Лучше тебе отсюда обратно в портал двигать. А то у нас деревня маленькая – сразу слухи пойдут, что я себе на огороде любовницу завел. И вообще, меня жена дома ждет!

– А хочешь я твоей женой буду? У нас на Тиере три жены – это хорошо.

Еле я от инопланетянки отделался! Схватил арбуз и домой. А Маруська уже интересуется, что это я так долго. Пришлось соврать, что кикимору обратно в портал загонял, что-то с ним не в порядке. Надо бы уровень замерить. Приказал пока Маруське из дома не выходить, а сам к порталу.

Гляжу, гостья из будущего уже арбуз самовыдвигающимся ногтем режет и кушает.       Взял я у нее дольку и сел рядышком.

– Сколько тебе лет? – спрашиваю.

– По-вашему восемнадцать.

– А что ж тебя одну путешествовать пустили? – интересуюсь я, а сам на ее ноготь поглядываю.

Заметила она мой взгляд, заулыбалась.

– Практика у меня, – говорит. – Научную работу пишу.

И вдруг опять как целоваться полезет. Присосалась. Губки уже теплые, после арбуза сладкие. Ну, я и замечтался. Опомнился на земле. Приподнимаюсь, голова гудит, хуже, чем от кактусовки. Ой, непростая девка. Избавиться от нее надо.

– Когда ж ты улетишь? – спрашиваю.

– Да, как корабль свой протестирую и починю.

– А у вас всегда целоваться с инопланетянами принято?

Рассмеялась она и говорит:

– А как же иначе получить моментальный доступ к памяти? Не чип же тебе вставлять?

Разозлился я про себя. «Ну, – думаю, – ты у меня получишь моментальный доступ к памяти!». Развернулся и домой пошел. А радиация, кстати, в норме оказалась.

Маруське соврать пришлось. Схоронились мы с ней в бункере. Любвеобильная моя сразу убираться начала, припасы на срок годности проверять. А у меня из головы инопланетянка не идёт. Совсем подопытным сусликом становиться не хочется.

Вдруг смотрю, Маруська что-то в руках крутит, не знает куда сунуть. Выхватил я у нее приборчик, пока не сломала. Детектор лжи, а по совместительству тестер неисправностей. То, что нужно! Подарочек племянника. Он частенько через портал в будущее мотался. Правда, там и затерялся…

Дождался я пока Маруська заснет, и из бункера выбрался. Только люк опустил, гляжу, а девчонка инопланетная уже за нашим столом сидит и борщ прихлебывает.

– Я на запах пришла, – говорит, а сама к пампушкам тянется.

Мне-то конечно для дружбы народов не жалко, но повежливее как-то надо.

– Рад, что борщ вам понравился. Не хотите кактусовочки испробовать? – вдруг меня за язык кто-то дернул.

Гостья выпрямилась, застонала и за грудь схватилась. Хотя, какая это грудь? Был бы бюст, может, ребра бы и не сломались. Вижу, что кактусовочка ей на пользу пойдет. Поставил стопочку, а сам близко не подхожу, вдруг опять с поцелуями накинется.

Выпила гостья стопочку, не покривилась. Видно, и не такую гадость на их планете употребляют.

– Давайте, – говорит, – знакомится. Меня Малкой зовут.

– А меня Палкой, – пошутил я, да неудачно. Так она потом меня и звала.

– Что ж, вы здесь и живете? – спрашивает, а сама встала и по хате расхаживает, вазочки нюхает, половички поднимает.

Сворачивать это знакомство надо, а то не дай бог соседа на запах кактусовки притянет или копы обедать придут.

– Вы, – говорю, – с какой целью интересуетесь?

– С научной. Мне про быт и обычаи землян работу писать надо. А коли вы целоваться отказываетесь, то давайте рассказывать и показывать. Может за пару дней и управимся.

Вижу я, что хоть и улыбается инопланетянка, да не врет. Но не могу я прямо в хате над бункером с чужой бабой целоваться, попирать ногами свое семейное счастье.

– Пойдем, Малка, я тебе наш сарай покажу! Вот это с научной точки зрения исторически значимое место.

Инопланетянка недоверчиво на дверь покосилась, но за мной вышла. Я ее за калиточку, да в сарай подтолкнул. Сено у меня там от Нюши осталось. Запах такой, что увязнуть можно.

Зашла девица, да по сторонам смотрит, травинку в рот потянула, да жуёт белыми зубками.

– Надолго ж вам этой травы хватает?

– Дурочка, – говорю, – раньше у нас корова была, ей сена много требовалось.

– А куда ж она делась?

– Съели…

Грустно мне тут стало, сел я на сено. Так глаза Нюшины передо мной и мигают. Всё понимала, лучше Маруськи, да не могли мы ее больше держать. Ноги у нее задние отказали. Пришлось зарезать. Завели козу, да тоже мороки много – в бункер каждый раз заталкивать, а уж обратно веревками поднимать совсем тяжко. Я тогда лебедку на потолке сделал, но Зорька так дергалась, что обратно и свалилась. Ногу сломала. Пришлось и ее под нож пустить. Все это я инопланетянке рассказал. Села она рядом, вдруг по голове меня погладила и говорит:

– А ты корову любил?

– Ну не так как Маруську, конечно, но любил.

– Добрый ты. Можно я тебя поцелую?

– Опять данные тянуть будешь?

А она посмотрела на меня как-то по-особенному, ротик приоткрыла. Не мог я больше терпеть. Запахи эти мне всю голову вскружили. Воспользовалась Малка моим замешательством, наверное, всю информацию от начала веков собрала.

Отряхнулся я, руку Малке протягиваю, а она разрумянилась, сено из волос торчит – смешная.

– Пойдем, – говорю, – я твой корабль посмотрю, может починить и получится.

– Что же ты, Палка, от меня так быстро отделаться хочешь? Или не нравлюсь я тебе?

Врать не стал, молча сарай открыл. Чувствую, что бежать от нее надо, пока совсем не влюбился.

Подошел к яйцу инопланетному, стал приборчиком из будущего вдоль стенок водить. Везде зеленый свет. Красивая штука корабль их! Ладно скроен, ни шва, ни зазубренки. А то к нам из портала такой мусор выбрасывает – мужики сразу на металлолом растягивают. Заглянул внутрь – горелым тянет. На полу корки арбузные. Под откидным креслом белеет что-то. Вытянул – пластиковая карточка, а на ней инопланетянка с обручем на голове – вылитая королева! Взял себе и стал изнутри корабль тестировать. Теснота, пару раз об рычаг ударился. Везде зеленый огонек! А как до пуска добрался – запищал приборчик, заморгал оранжевым. Возился я там, возился, во все щели прибор направлял. Через пару минут исчез писк, а потом и зеленый свет появился!

Вышел я, а Малка на земле сидит, на арбуз облокотилась, в мою сторону даже не смотрит, травинку жуёт.

– Всё, хозяйка, принимай работу! Магарыч с тебя!

Сел я рядом.

– Ты чего, дурочка, приуныла? Готово твое яйцо. Дома, небось, заждались?

Повернул я ее лицо к себе, а у нее из глаз капает.

– А ну кончай! – говорю. – От обезвоживания люди быстрее, чем от травм умирают!

Вдруг обняла она меня, сдавила. Совсем как Маруська, когда мультик страшный увидит. Лицо в рубашке прячет. Отодвинул я её. Долгие проводы ни к чему. Я, конечно, бункер на наружную щеколду закрыл, но Маруська у меня зверь первобытный. Разозлится – что хочешь сдвинет!

– Можно я тебя на прощанье поцелую? – подняла голову дурочка. В глазах тоска вселенская. Мне аж неудобно стало, но от подколки не удержался:

– Заключительную часть диссертации дописать надо?

– Нет, – говорит, – это я поначалу тебя по заданию целовала, а потом, как поняла душу твою добрую, так…

Растрогала меня чуть не до слёз, но вида не показываю.

«Вот, – думаю, – Маруське пятнадцать лет понадобилось, чтобы душу мою рассмотреть, а эта в два поцелуя все поняла!».

– Красивая легенда у тебя, девочка! Так бы и поверил, если бы не в Марсиановке жил! Слушай, а дай-ка я тебя детектором просвечу?

Округлила глаза инопланетяночка, когда я на нее приборчик направил.

– Правду говоришь? – спрашиваю басом. А она лишь кивнула от испуга. Зеленый огонек засветился.

– Ты, это, приезжай к нам еще! – ляпнул я, помогая ей в корабле пристегнуться. – Дорогу теперь знаешь. А я тебе еще про нашу планету расскажу.

Улыбнулась она, подняла щиток.

– А хочешь про мою планету узнать? – И губки снова приоткрыла заманчиво. Не смог я от такого предложения отказаться. Язычок ее ласковый до сих пор вспоминаю. Хорошо моя Маруська целуется, а эта еще лучше.

Насилу я тогда из яйца выбрался. Голова кружится. В мозгу картинки разные мелькают. Девушки в обручах толстоногим животным кланяются. На динозавров из прошлого похожих. А сверху им мужчина что-то блестящее бросает. Видно, жену себе новую выбирает. А может, так у них отбор в космонавты проходит? Не спросить уже. Улетела Малка от портала подальше. Маруська моя ничего не заметила, только интересовалась, что сгорело там наверху. Я сказал, что проводку чинил и можно уже наверх выбираться.

А карточку пластиковую я в сарае спрятал. Маруська в мой хлам не лезет. Так запрятал, несколько месяцев искал, все перерыл, нету карточки. Пришлось Маруське сказать, что ремонт в сарае затеял. Столько хлама повыгребал! Да между досок карточку и обнаружил. А там девушка в обруче еще шире улыбается, да на руках малыша держит. Долго я не мог из сарая выйти, лупу достал и лицо разглядывал. Эх, жаль, Маруське нельзя сказать, а то она от нервов что только не натворит! А может, обрадуется? Она ж ребеночка давно ждёт…

Селекционер

Как-то по весне обуяла меня жажда деятельности. Кругом все из земли прёт, запахи стоят – закачаешься. Даже Маруська ходит задумчивая, на меня поглядывает. Чуть отвернусь, она уже жмется, да руками шарит. Что за мода? Помню, в детстве кошка была, так каждую весну бешеная носилась. Приходилось ее холодной водой из ведра окатывать, чтоб не маялась. Маруську мне обливать жаль, но она хоть не орет под окнами.

Спрятался я от Маруськи в сарай, подремать спокойно, а под подушкой журнальчик пожелтевший нашел. А там дед один на арбузе, как на тракторе верхом, стоит. Вглядывался я в подпись. И решил, чем я хуже того ученого, надо и мне селекционером заделаться.

Выбрался я в огород, из дома как раз запах борща идет – моя пампушечка к обеду готовится. У меня аж слюнки потекли, но я сдерживаюсь, грядки разглядываю. Здесь кактусы озимые вылезли. «А что, – думаю, – если скрестить их с картошкой? Будет и первое, и десерт». И такая меня гордость обуяла, ведь никто до меня не додумался! Это ж какая слава по всей Марисиановке пойдет! Может и из портала опыт перенимать приедут».

Не выдержал я – побежал домой радостью поделиться. А Маруська меня на смех подняла.

– Где это видано, – говорит, – чтобы картошка на кактусах росла?

– Дура ты невиданная! У меня картошка под землей расти будет, на корнях, а на стеблях – кактусовые плоды.

– Так ведь, если картошку выкопаем, то и кактус погибнет.

– Ничего ты в селекции не смыслишь, и мою идею на корню погубить хочешь!

Обиделся я и, пользуясь случаем, перетащил свое одеяло в сарай. Чтоб никто размышлять не мешал.

Долго я журнальчик разглядывал, а когда надоело, то засунул обратно под подушку и заснул на нем – авось умные мысли сами в голову придут.

Ночью чувствую, будто кто меня обыскивает. Неужто соседи про мою идею разузнали и за журналом пришли? Я хлоп по руке, а это Маруська. Аж слезы у нее из глаз брызнули. Пожалел я ее, глупенькую, разрешил рядом пристроиться, так до утра мне не до селекции было.

Утром под мирный храп моей благоверной я в огород и давай глазок от картошки в разрез на кактусе всовывать. Обмотал тряпочкой, как еще моя бабушка делала, и стал ждать.

День жду, другой жду, вижу, мой гибрид загибаться начал. Решился я на крайние меры – смотался через портал в прошлое, взял у бабушки водички заговоренной. Она мне всегда на раны лила – их вмиг, как канатом, стягивало. Побрызгал я кактус хорошенько. Маруська смеется:

– Лучше б уксусом побрызгал, сразу в салат можно резать было бы. Загнется у тебя от воды кактус!

– Картошка ему загнуться не даст! Спорим на массаж? Думаешь, моя бабушка просто так к индейцам Майя учиться ездила?

Поспорили, а разбить соседского макака пригласили. Он уже приличным стал – в первый класс поступил. Маруська ему всегда то конфетку, то яблочко сунет. А он вежливо так кивает – весь в учителя. Он у них филиппинец, с застрявшего в портале лайнера сбежал.

Как прослышали в Марсиановке про мой эксперимент, каждый день стали захаживать – интересоваться. Даже копы из будущего еще чаще на бизнес-ланч заруливают. Нравится им на Маруську с борщом смотреть, а тут еще и диковинка – «Кактошка». Так я свой гибрид прозвал.

Народ уже пари заключать стал. Половина деревни считает, что у меня ничего не получится, а половина уже на кактошку заказы делает.

Однажды чуть метеоритным дождем мою диковинку не побило. Я как раз из портала выскочил, надо было в будущем о продаже кактошки договориться. А тут Маруська с ружьем бежит.

– Метеорит чуть в твою картошку не ударил! – страшно так орет. Аж халат на груди разошелся. Ну, мне разглядывать некогда было. Выхватил я у нее ружье и давай по метеорам из ружья шпарить. Мы так всегда их в воздухе сбиваем. Велел Маруське в бункере схорониться. Вдруг какой в воздухе не сгорит. А Маруська у меня бешеная:

– Погибать – так вместе! – и в дом метнулась. За зонтиком. Был у нас такой зонт, подарок моей благоверной от одного пилота. Он такое силовое поле развивает – кирпичом не пробьешь.

Бегает она за мной с зонтиком, а я из ружья палю. Насилу отбил атаку космическую. Упали мы с Маруськой под кактошкой, она тогда уже в наш рост вымахала и видим: что за чудо – вылезли на кактусовом стволе фиолетовые сливы.

– Что ж это такое, – говорю, – придется мне гибрид в «СливАтус» переименовывать?!

– А мне нравится, – отвечает Маруська и к сливе тянется.

Хвать одну и в рот. Не успел я ее остановить. А она глаза выпучила и сливу так далеко послала, будто в космос запустить собиралась. Как отплевалась, говорит:

– Сам такую горькую гадость ешь, а меня лучше сразу скорпионам скорми.

Не оценила Маруська мое изобретение. Набрал я ведро слив и к бабушке в прошлое от греха подальше отправил. Пока соседи не прознали, какие моя благородная кактошка плоды дает. А бабуля обрадовалась – сделала из них сливовку и бутылочку мне на день рождения подарила.

Решил я свой день рождения тихо отметить, в постели с женой. Тем более, что спор наш никто не выиграл, а Маруська в честь праздника обещала массаж сделать. Запаслись мы едой, ставни позакрывали и устроились. А тут стук в дверь – соседи с макаком поздравить пришли. Пришлось спешно одеваться, на стол накрывать. Благо у нас в погребе разносолов на триста шестьдесят пять праздников хватит.

Макак взялся помогать – из погреба подает, а Маруська наклоняется да на стол ставит. Мы с соседом аж загляделись, пока соседка помогать не бросилась, оттеснив Маруську на кухню.

Только расселись, Маруська всем кактусовочки разлила – Мироныч заявился. Это наш сталкер – он все время из портала разные диковинки таскает. Вот и в этот раз принес мне стабилайзер. Что делать с ним непонятно, но от подарочка отказываться невежливо. Взял я его и в шкаф положил. А там как раз моя сливовочка стоит. Пробовать я ее один не решался, а тут в компании очень даже можно. Предложил всем по стопочке. Соседи понюхали – сразу домой засобирались. Мироныч пригубил и так побагровел, что пришлось его кактусовкой отпаивать. Один макак нюхает и глаза закрывает. А потом как начал по шторам, да по потолку бегать, насилу с люстры его вниз сманили. Прижался он к Маруське и ну обниматься. Та аж засмущалась.

Оторвал я макака от Маруськиной груди и отдал родителям. Пусть воспитывают. Так мы и посидели душевненько, да недолго. Даже песни не попели…

Как остались мы вдвоем, я Маруське пожаловался, а она на стол облокотилась, щеку рукой подперла и затянула: «Ой, цветет калина…» – это ее любимая. И так у нее жалостливо получается, так за душу берет, что аж захотелось мне ее от беды избавить.

Растрогался я и сам не заметил, как к сливовочке потянулся. Она ближе всего ко мне стояла. Выпил я и не поморщился. Нос-то у меня заложен был, а на вкус ничего особенного – не серная кислота, пить можно. Выпил я стопочку и ничего дальше не чувствую. Только слышу, как Маруська со стола убирать стала, а потом меня в кровать перетянула.

И снится мне сон – не сон, а вижу я, как макак черномазый к моей Маруське в окно стучится. А она, добрая душа, открывает. А он на грудь ей и ну целовать во все места. Меня чуть не парализовало от такой наглости. Хочу вскочить, а ноги поднять не могу, хочу закричать, а ничего кроме хрипа из горла не идет. Дергался, дергался, очнулся на полу. Маруська на кровати храпит, а рядом под одеялом бугор. Я одеяло сдернул, а там моя подушка. Что за чушь? Разбудил развратницу, а она сначала глаза округлила, ничего понять не может, а потом засмеялась так, что кровать чуть не сломала.

На следующий день я все за макаком следил. Он подозрительно рано из школы прибежал, увидел меня и поклонился. Я решил в доме спрятаться и за Маруськой последить. А тут как раз копы на обед притопали. Все про мои селекционные успехи спрашивают. Чтобы эту тему замять, я им и предложил: «Не хотят ли господа полицейские моей сливовочки попробовать?». А они и не отказались – видно в будущем с питанием совсем плохо будет.

Выпили, покрякали и ну к Маруське с вопросами про кактошку подкатывать. А она мужскому вниманию завсегда рада, так и сияет, как лужа после грозы. Так бедрами виляет, чуть посуду со стола не снесла. Не могу я на ее кривлянья спокойно смотреть – выпил еще сливовочки и спать завалился. Слышу копы ушли, что-то хлопнуло, скрипнуло, а потом Маруська рядом захрапела. Любит она у меня после обеда вздремнуть.

Вдруг опять – сон – не сон, будто звонок в дверь, коп один забыл что-то. Маруська разулыбалась, из-под халатика ноги торчат. А гад этот, не долго думая, видя, что я сплю, хвать Маруську за талию и к себе притянул. Я лежу в каком-то оцепенении и наблюдаю, как моя благоверная с копом на полу кувыркается. Не выдержал – рванулся и опять на полу проснулся.

Маруськин храп оборвался, взглянула она, что я опять с кровати свалился, и загрустила. А когда я ей сон свой рассказал, вся покраснела и призналась, что вчера ей дурацкий макак снился, а сегодня ее во сне чуть коп не изнасиловал.

– За такое «чуть» Отелло тебя бы давно придушил! – И велел я ей больше глупостями во сне не заниматься, а если ей мужского внимания не хватает, пусть меня во сне видит.

Выгнал ее из дому, а сам к бабуле в прошлое смотался. Пока портал работает – надо пользоваться. Бабушка как раз грядки полола. Рассказал я ей про настойку и то, что вижу после нее сны Маруськины, бабушка поохала, а потом сказала, что сама-то сливовку не пробовала, все повода не было бутылочку открыть, но теперь то обязательно проверит, что это я за фрукт себе на огороде вырастил.

Решил я вечером снова эксперимент на Маруське провести. Жду, когда она с кухни выйдет, чтобы настоечки себе нацедить. А тут как раз в дверь стучат. Я будто-то занят чем-то, кричу Маруське:

– Открой! Это к тебе, наверное.

Только она к двери, я на кухню. Налил. Выпил. До кровати дошел и тут же во мрак какой-то провалился. Сквозь сон слышу: «Сосед дрель просит. Я его в сарай послала. Ты ж не против?». А я хочу сказать: «Дура, надо было у меня сначала спросить, а то он там еще что-нибудь прихватит, а я и не узнаю», а не могу, язык как к нёбу прилип. И слышу только, как Маруська за дверь вышла и с соседом хихикает, а потом вдруг задышала и стонать начала. Я рвусь туда. Дернулся – и на краю кровати проснулся, а рядом, положив ладошки под щеку, посапывает моя благоверная. И такая сладкая улыбочка у нее на губах играет.

– Ах ты, развратница!

Начал я ее расталкивать. Она снова смутилась.

– Сосед за дрелью приходил, я сказала, чтобы в сарае взял, а сама спать легла. И ну ж тебе! Опять мне всякая глупость снится, – и глаза опускает.

– Давай так! Если опять глупости снится будут – зови меня.

– Как? – удивляется она.

– Во сне. Я сам свой супружеский долг исполнить могу. И нечего его на соседей перекладывать!

Хорошо, решили попробовать. Выпил я для верности еще рюмочку, лежу. Слышу, как из окна кто-то Маруську зовет, а она, как верная жена говорит: «Я сейчас мужу пожалуюсь!» и давай меня обнимать и целовать везде. А я лежу и ничего сделать не могу. Весь оцепенел. Маруська и так и сяк, а я лежу памятником и злюсь на нее за ее дурацкие сны. Тут окно открывается, а из него на коне незнакомец заскакивает, хватает мою обнаженную жену, через седло перекидывает и обратно задний ход дает. Как он в окно пролез – не знаю, но, увидев улетающий корпус моей благоверной, я не выдержал – дернулся посильнее и… проснулся.

Вижу, сидит Маруська в ночнушке рядом со мной и хохочет.

– Что смешного?

– А у тебя такое лицо было, когда меня принц на белом коне похищал, как будто ты сейчас от злости себе палец откусишь.

Разозлился я по-настоящему, вскочил с кровати и в огород. По пути лопату прихватил и давай кактошку рубить. Пока весь куст не измочалил, не успокоился. Стою над гибридом, все руки соком забрызганы. И так тошно мне сделалось, как будто я дите свое погубил. А Маруська сзади тихонько обняла меня и в дом увела. Долго она меня согревала, пока я наконец не успокоился и на ласку ее женскую не ответил.

А как проснулся и вспомнил, что ничего мне больше не снилось и, что храпит моя нежная сладким голосом, так мне на душе спокойно стало. Вскочил я, схватил настойку и вылил. А потом к бабуле в прошлое побежал.

Очень она меня за настойку ругала. Выпила она свою бутылочку вместе с подругами. Всю ночь ворочались, не то что эротический, даже и обычный сон не шел. Под утро задремали и разбитые проснулись. Решили у меня еще сливовочки попросить для повторного эксперимента.

Пришлось повторно ее огорчить, рассказав, что я и куст кактошки на куски изрубил. Бабуля вообще позеленела. Чтобы ее повеселить, я ей начал про день рождения рассказывать. Как соседи от настойки чуть не сбежали и даже Мироныч ее выпить не смог. Бабуля повеселела, заинтересовалась нашим сталкером. Я пообещал ей принести стабилайзер, который он из портала принес, как сувенирчик от хорошего человека. А чтобы не забыть, в тот же вечер и отнес его бабушке. И хорошо успел – а то потом опять такие искажения из портала поперли, что березы трещали. Спрятались мы с Маруськой в нашем бункере. И такая у нас любовь началась, те сны дурацкие – черно-белый, немой фильм перед нею.

А когда вышли мы, наши кактусы чуть ли не выше дома вымахали. Портал опять успокоился – пришлось мне за очищающей настойкой к бабуле мотаться – радиацию она подчистую из организма выводит.

Нашел ее на огороде и не узнал – в коротеньком платьице, с голыми коленками, и глаза как у восемнадцатилетней горят. Я думал, она секрет омолаживающего зелья открыла, а она говорит, что теперь от всех настоек, что в одном шкафу со стабилайзером стояли, у нее такие сны красочные идут – вторая молодость наступила. И у нее, и у ее подружек. И как она меня благодарила, как упрашивала очищающую настойку взять. Но не стал я. Она тоже в том шкафу стояла. А я только-только семейную жизнь наладил. Пришлось ни с чем уходить под радостные оклики ее соседок.

Рассказал я все Маруське, и мы вместе тогда пошли, заново глазок от картошки в кактус засунули – может мой сливатус еще вырастет. И самому приятно и контракт из будущего выполнять надо.

Медведка

Ползу я как-то вдоль грядки – на медведок охочусь. Повадились они у моих сливатусов корни обгрызать. Метода у меня простая – в ямки я кладу отравленной картошки. Эти гады вгрызаются – и брык кверху лапками. Но сразу не умирают – мучаются. Приходится их мотыжкой добивать.

В этот раз как-то много медведок повылезало. Весна, голодно им. Я и их понять могу. Но у меня контракт – из моих слив в будущем лекарство от бесплодия делают. Маруська моя уже подписалась на экспериментальное тестирование. Бзик у нее на детях. «У тебя, – говорит, – есть дите единокровное, хоть чуждой инопланетной девицей рожденное, а у меня никого нет!» – И в слезы. Так жалобно сморкается, мне все-все для нее сделать хочется! Даже соседского макака ей на время подсунуть, чтобы нянчила.

Вспомнил про Маруську, аж в груди потеплело. Сунул руку в очередную ямку, а там динозаврик этот – медведка перевернутая еще трепыхается. Клешни свои растопырила, а бусинки глаз грустные-прегрустные. Не поднялась у меня на нее мотыга. Обхватил я ее двумя пальцами за талию, или что у них там, и решил в портал закинуть. Дал ей, так сказать, шанс начать новую жизнь с нуля.

Чувствую, потянуло на меня сквознячком из портала. Пора сматываться. Я уже и без дозиметра стал ощущать: если у меня нёбо покалывает – худо дело. Надо нам с Маруськой в бункер ховаться.

В этот раз недолго мы в бункере сидели – приснилось Маруське нашествие космической саранчи на наши сливатусы. Высмеял я ее, а она и обиделась. А я больше всего терпеть не могу, когда она из гурии в фурию превращается и посуду бить начинает. После разбитой кактусовочки выскочил я из бункера, огляделся. Сливатусы на месте – уже бутоны между колючек повылезали. Скоро зацветут, мои милые! Радостно, да тревожно – больно быстро. Решил я с дозиметром к порталу смотаться.

Предчувствия меня не обманули – еще на подходе нёбо защипало, а потом и приборчик запищал. Пришлось мне с Маруськой помириться. Единственным любимым ее способом. Вышли мы через сутки на поверхность, помятые, но довольные. Ни искажений, ни радиации – как не бывало. Маруська сразу прополкой занялась, а я решил доброе для всей деревни дело сделать – повесить у портала сигнальный флаг. Красный цвет – не подходи, опасно! Жёлтый – внимание, ну а зеленый – проход открыт.

Только я в стороне от берез шест с карабином укрепил, Мироныч заявился.

– Чушь это все, – говорит. – Я и без твоих флагов радиацию ощущаю. Если в носу свербит – значит быстро проскочить еще можно. А вот когда пятки чешутся – меня в портал и кривой шваброй не заманишь.

Шваброй у них в просторечии двигатель искривленного пространства называется. Сталкерам, конечно, мои флаги без надобности, а вот бабам, которые в портал за товаром мотаются, пригодятся.

– Ты, это, Мироныч, за всех-то не говори. Не у всех в пятки детекторы встроены. Моя Маруська, например, пока светиться на начнет, ничего не заметит. А ей еще детей рожать!

– Дети – это завсегда хорошо. Особенно, такие вежливые и хвостатые, как у твоих соседей.

Только по ухмыляющейся роже Мироныча врезать хотел, а он вдруг замер и глаза выпучил:

– Во, сыночек пожаловал…

Обернулся я на треск, а из-за валуна у портала чудовище лезет. Дернулся бежать, а зараза Мироныч свалился мне мешком под ноги, я через него и грохнулся. Да виском об пятку его чугунную. Чувствую, меня по щеке что-то щекочет. Открываю глаза – а там медведка надо мной нависла, как собака бронированная, и усиком меня щупает. «Ну, – думаю, – конец мне пришел». Закрыл глаза и мертвым прикинулся. Авось пронесет.

Не пронесло. Видимо, задремал я на теплой земле. Очнулся, навозом несет – похоже моя Маруська крепко за сливатусы взялась. Пошарил рукой. Мироныча подо мной нет. А рядом кто-то скребется. Глянул – вот же ж наваждение. Мало мне было своих медведок, так еще и эта бронированная скотина землю роет. Уже по пояс в землю вкопалась и усиками на брюшке с довольным видом помахивает. Не дай бог моя Маруська такого красавца увидит – звуковой волной всю Марсиановку снесет.

Вдруг из-за валуна дуло высовывается, а за ним лысина Мироныча сверкает. Щурит он один глаз и на сторону кивает, мол, отойди, щас стрелять буду! Перевел я взгляд от дула на задорно подрагивающее брюшко размером с ведро и затосковал. Нехорошо это – в спину стрелять. Подло. К нам, может, неизвестный науке вид пришел, а мы его так… Вздохнул я и на шаг сдвинулся. Задергался Мироныч – медведку я ему закрыл. Рожи страшные корчит, шипит. А я голову отвернул и среди сливатусов округлыми частями моей благоверной любуюсь. Очень ей прополка к лицу идет.

У Мироныча первого нервы сдали – пальнул он в небо. Была бы ночь – такой звездопад бы устроил, а так даже в воробья не попал. Выскочила медведка из ямы и деру. Никогда не видел, чтобы насекомые со скоростью света перемещались. Вот явно – чудо природы. А сталкер этот возомнил себя охотником и еще пару раз ей вслед пальнул. Всю деревню переполошил. Соседи едва своего макака с фонарного столба сняли. Маруська, как узнала, удивительную жестокость проявила.

– Как же тебя, Мироныч, с твоим косоглазием еще в сталкерах держат?! С двух метров в чудовище попасть не можешь!

– Я-то могу… Только сможешь ли ты потом с этим чудовищем детей растить? Вот это вопрос!

Замахнулась на него Маруська чем попало. И чуть лысину тяпочкой не попортила. Только пятки его чугунные засверкали.

– Что же ты, Маруся, понапрасну человека обидела. Мироныч и так из-за своего косоглазия переживает, а ты шпыняешь…

– Не могу я больше! – И к груди мне прильнула. – Сил моих больше нету! Когда же ты сливовочку мне доставишь?

– Потерпи, – говорю, – маленечко. Снадобье, оно в полнолуние созревает. Потом еще пять дней отстояться должно, а там я за ним и отправлюсь. Мне так в будущем объяснили.

– Шарлатаны они какие-то. Полнолуние им подавай, еще бы метеоритный дождь дожидались. Мне копы, которые у нас обедают, рассказывали, что у них там сплошные нанотехнологии. – Маруська совсем разошлась, тяпочку на плечо закинула и серьгами затрясла, мол, и не говори мне ничего, а то у меня все нанорубины из ушей посыпятся.

Махнул я рукой и к сараю пошел, а Маруська опять в борозде примостилась, только корма белеет да сорняки во все стороны летят – вылитый пароход под всеми парами. А у меня от переживаний зверский аппетит разыгрался. «Ну, – думаю, – тяпну кактусовочки из своих запасов, а потом можно и обедать идти».

Подхожу к сараю – что такое? Дверь чуть приоткрыта и навозцем попахивает. Подозрительно мне это показалось. Никогда я дверь открытой не оставлял. Запасы там у меня всякие, чего людей соблазнять? У Мироныча от одного запаха моей кактусовочки руки трястись начинают, а косой глаз за спину заглядывает.

Открываю дверь и к шкафу. Фу! Все на месте, даже надкусанный огурец рядом с бутылками лежит. Выпил я пару стопочек, дожевал огурец, и задумчивость меня одолела. Малыша своего так увидеть захотелось, даже Маруське ее торопливость простил. Сунул руку под кровать, где у меня шкатулочка с инопланетной фотокарточкой лежала, а там что-то твердое. Пошарил, а оно как зашевелится! Как я от кровати дернулся, чуть стол не сшиб. Стою, одной рукой бедро потираю, второй на столе нож нашариваю.

Вдруг из-под кровати провод странно знакомый высовывается. А потом и морда с глазами. Медведка! Вот куда ее выстрелом сдуло. Смотрит на меня настороженно и как-то виновато. «Ну, – думаю, – не дай бог мою шкатулочку сгрызла! Сам на мелкие кусочки порежу!» Схватил я метлу и ну ее из-под кровати выкорчевывать. А она уперлась, словно козел, и ни в какую. Минут десять я ее со всех сторон пихал, а она только глубже забилась. Притомился я, сел за стол это дело обдумать.

А кругом тишина, только муха в стекло бьется. Солнышко так красиво паутину на окне подсветило, я аж залюбовался. Тут под шкафом что-то зашуршало. Никак опять мыши? Не успел я про мышеловку подумать, из-под кровати с грохотом медведка как выскочит и под шкаф. Сплющилась вся, клешни растопырила, протиснулась, один зад торчит. Вдруг пятиться начала и достает мне мышку серую, маленькую, уже слегка придушенную, и к ногам кладет. Точно кот, что у моей бабули в прошлом. Все время ей мышей на подушку таскает. Заулыбался я, а рука сама к медведке тянется. Потрепал ее по хитиновому панцирю, чуть руку не поцарапал, а все равно ж приятно – не прошло мое добро даром. Сделал я из медведки чуть ли не человека, а кота точно. Будет нам с Маруськой мышей ловить. Только вот как Маруська отреагирует?

Обошел я медведку, вытащил шкатулочку и проверил – все целое, все на месте. Улыбается мне с карточки мальчонка с голубым обручем на голове. Весь в меня – такие же глазки умные, ресницы длинные, щечки розовые. Вылитый я в детстве! Спрятал я поскорее карточку обратно, вдруг Маруська заявится. Опять заревнует или реветь будет. Пробовала однажды карточку мою сжечь, да только весь сарай провоняла. Не горит пластина инопланетная. Я ее из золы в буржуйке целехонькой достал и перепрятал. Под замком в шкатулочке целее будет.

Растрогался, чуть про свою медведку не забыл. А она уже из сарая вышла и в тенечке лежит. Мышь я, конечно, вышвырнул, улыбнулся и к дому. Спешу Маруську порадовать, про нового «кота» рассказать. Открываю дверь, а там уже копы по второй наворачивают, Маруська румяная, в кружевном фартучке у плиты крутится. Только я нахмурился, что меня к обеду не позвали, как благоверная тарелки выронила и на табуретку взлетела. Копы рты открыли, можно половник с борщом сразу туда просовывать, и на меня уставились. Тут один к кобуре потянулся. Похолодело у меня за спиной. Глянул я вниз, а у левой ноги медведка стоит, грозно клешни растопырила и медленно головой водит: то на Маруську, то на копов, то на Маруську, то на копов – вылитый Мироныч, когда ему швабру поломали.

– Спокойно, – говорю, – товарищи полицейские. Это наш новый домашний питомец – Лютик. Он у нас теперь на манер кота мышей ловить будет.

Вижу я, нежная моя глаза закатывает и медленно с табуретки оседать начинает. Я скорее к ней. Вместе с копом, что рядом сидел, мы ее подхватили и на диванчике расположили. Я копа отпихнул, бюст ее немножечко освободил и водичкой на лицо брызнул. Маруська задышала всей грудью и глаза открыла.

– Или он, или я! – застегивая пуговку и сопя влюбленной пантерой, прошипела моя благоверная.

Копы тактично промолчали, с интересом поглядывая на забившуюся под лавку медведку. Вижу один уже другому подмигивает, мол, ставлю на хозяйку. Тут другой деликатно прокашливается.

– Позвольте поинтересоваться, а какой породы ваш новый питомец?

– Мышеловка большеголовая, – не моргнув отвечаю я, гордо поглядывая на Маруську. – Выведена специально для небольших помещений. Незаменима на ферме и дома. Вон, – машу я за окошко,– дохлых мышей сдает каждое утро возле сарая.

Вижу, копы заинтересованно на медведку смотрят.

– Даем за нее десять нанорубинов! – говорит тот, что с кобурой на выпуск.

У Маруськи аж в глазах нанорубины засверкали. Без микроскопа не разглядишь, а туда же – готова верного друга за них отдать.

– Я, – говорю, – мышеловками не торгую. Экспериментальный вид, он еще тестирование проходит. Вне фермерских хозяйств все свои качества потерять может.

– Ну тогда, – копы переглянулись, – может, мы у вас дохлых мышей скупать будем?

Маруська аж передернулась и как будто отряхиваться начала. Совсем мне копов жалко стало. Видно, в будущем настолько туго с натуральным мясом, что они готовы и мышей жрать. Но решил пошутить немножко:

– Вам в каком виде нужно: в сыром, жареном или засушенном?

Думал, заулыбаются, а они опять переглянулись и серьезно ответили:

– В засушенном лучше – больше с собой пройдет.

Вижу, Маруська бледнеет и губы поджимает.

– Вам засолить или как есть?

Не успели копы переглянуться в очередной раз, как Маруська взвыла сиреной:

– Вон отсюда! И чтоб духу вашего здесь не было! Мышееды несчастные!

На радостях я хотел Маруську расцеловать. Так она мне в роли Жанны д̓ Арк понравилась. Только руку на бюст положил, а она как взвизгнет:

– Вон, кошколов, со своей медведкой! Откормил мышами! – скинула мою руку и фартук к лицу прижала. – Вот и живи со своим Лютиком, если об единственной жене позаботиться не хочешь. – И всхлипывает. – Единственный раз маленькую просьбу выполнить… Поскорее лекарство привезти… Он мне чудовище из портала притянул… Над соседями из-за макака полгода вся Марсиановка смеялась, а он мне чудище вместо ребенка подсовывает.

– Ну что ты, Марусечка, – обнял я ее за голову и к себе прижимаю. – Это ж я не вместо ребеночка! Это вместо кота. Помнишь же, как Барсик сбежал, а потом Маркиз облысел и пропал. Ни коты, ни собаки у нас не приживаются. Одни мыши поганые. Ничего им не делается!

Чувствую, Маруська размякла, уж и задышала в моих объятьях, на поцелуи отвечать начала. Я ее мягко к диванчику сдвигаю, параллельно пуговки на груди нашариваю. А любвеобильная моя вдруг вся застыла и руку сжала. Оторвался я от сочных губ и гляжу, смотрит Маруська через мое плечо, а там медведка стоит и усами перебирает, словно ножницами режет.

«Ну, это уж слишком, – думаю. – Будет мне какое-то насекомое семейную жизнь портить!»

Отодвинул я Маруську и к двери. Распахнул и киваю медведке на выход. А она мне как будто кивает: мол, только после тебя. Слышу, Маруська хихикать начала. Разозлился я и ногой медведку из дома вытолкал. Дверь опять на щеколду закрыл, а у самого уже настроение пропало. Жду, когда Маруська отхохочется.

Вытерлась она фартуком, посерьезнела и говорит:

– Чтобы больше я эту гадость дома не видела! Я тебе сама мышей ловить буду, если они тебе так мешают. Или если ты решил новый бизнес устроить. А притащишь снова своего Лютика – я его не копам за десять нанорубинов продам, а попрошу Мироныча его на запчасти разобрать. Запчастями дороже дают. – И столько злости в ее голосе, что у меня не то что любовное настроение – аппетит пропал.

Вышел я, взял кактусовочки и с Миронычем остаток дня женскую неблагодарность обсуждал. Пришлось еще два раза в сарай бегать, очень у нас разговор интересный получился.

Проснулся я утром, над головой знакомая паутина на потолке. Под головой что-то твердое. Пошарил – медведка! Вскочил, как смог быстро, отпихнул ее и на кровать заскочил. «Неужели я всю ночь на полу с медведкой проспал? Вот до чего меня женская неблагодарность довела!»

А медведка по-хозяйски так забегала, шмыг за печку и с мышкой выходит. «Тьфу! Гадость какая!» – вспомнился мне вчерашний разговор с копами. Представил, как они под пиво хрустящих соленых мышей жрут.

– Слушай, а давай ты не котом, а собакой станешь! – говорю я медведке, за подергивающимся мышом наблюдая. – Будешь мне не мышей, а зайцев, например, приносить. Сразу на душе веселее стало. Представил, как я с ружьем и с Лютиком на поводке на охоту иду. Наверняка и нюх у него хороший. Вон он как с мышами справляется! Одной левой!

Выпросил я у Мироныча ружье и пошел за березки в пальмовую посадку охотиться. Медведка за мной увязалась. Бегает, копается. Крота принесла. Я его ботинком отшвырнул, она подобрала и съела. Идиллия! Вдруг вижу – утка летит. Да жирная такая! Ружье вскидываю – щелк, а патронов-то мне гадина Мироныч зажал. Летит моя утка низко, словно дразнится, прямо к березкам у портала. Вдруг задергала крыльями и как подбитый истребитель к земле пошла.

«Ах, – думаю, – опять наш портал шалить начал! Надо бы красный флаг поднять».

Хотел туда броситься, да вовремя остановился. Вижу, утка, что упала у самого валуна, уже почти лысая, ветер с нее перья сдувает. Надо мне к Маруське бежать, прятаться. Повернулся, а боковым зрением вижу, бежит моя медведка к порталу, хватает утку и ко мне. Только перья во все стороны летят. Прибежала, ощипанную птицу выронила и словно улыбается, похвалы просит. Пришлось потрепать ее по загривку, а утку палкой обратно в сторону портала отбросить. Еще не хватало радиацию домой притащить.

Пару дней мы с Маруськой в бункере отсиживались. Не дала мне Маруська отъесться, как я ни старался, любовью всего вымотала. Уж так ей ребеночка хочется, проходу мне не давала. А в бункере никуда не денешься – вот и развлекаешься как можешь.

Вышли мы на третий день, только я дверь распахнул свежего воздуха глотнуть да на солнышко посмотреть, а под ногами утка лысая и синяя лежит. А рядом медведка в траве шуршит. Увидела меня, подбежала, усиками на утку показывает. Я скорее дверь захлопнул, пока Маруська насчет чудища вопить не стала, отправил ее в бункер, а сам пику-деизлучатель прихватил и от утки избавился. Но не рассчитал – выбралась Маруська раньше времени и фурией в дверях встала.

– Или ты эту гадину в портал ведешь, или я сама туда отправлюсь и больше ты меня не увидишь!

А зная историю с тещей, я вполне мог от Маруськи подобного ожидать. С ее темпераментом можно и к динозаврам отправиться, лишь бы мне досадить. Пробовал я свою благоверную образумить, объяснить, что медведка эта – подарок провидения – исполняет любые желания. Маруська только разозлилась:

– Мое желание ты знаешь! И если ты хочешь переложить его на медведку, то сам с ней и живи! А меня забудь! – И так громко хлопнула дверью, что медведку как выстрелом сдуло.

Я даже немного порадовался, когда она и к вечеру не появилась. «Пусть, – думаю, – Маруська успокоится, а потом я ей как-нибудь пользу от медведки продемонстрирую. Маруська – дама практичная, перед прямой выгодой не устоит». На том и прилег, только слегка удивился, что супруга моя так долго в огороде возится.

Проснулся я от смутного беспокойства. Обычно Маруська так храпит, что ее с другого конца деревни слышно, а тут тишина! Я похлопал в темноте по кровати – точно, нет родной, даже простыня холодная. Тут и у меня холодок по телу пробежал. Как бы чего с дурочкой не случилось! Времена смутные, а она у меня дама темпераментная…

Короче, накинул я халат и вышел. Ночь светлая, теплая, только цикады стрекочут, успокаивают. А мне все равно неспокойно. Хотел к сараю пойти, проверить там, да заодно кактусовочки принять для бодрости. Да вдруг слышу от портала крик, в вой переходящий. Жуть полная! У меня аж волосы приподнялись. А самое ужасное – что кричит моя благоверная. Я к порталу, халат развевается, трава ноги колет. А крик уже стихает и в плач переходит.

Подбегаю я к березкам, заворачиваю к валуну, а там картина Репина «Приплыли»: стоит моя Маруська, содрогается, к Миронычу прижимается. Этот гад ее за плечи обнимает, типа успокаивает, а сам на портал пялится. Смотрю – а там медведка в конвульсиях бьется. Подергалась еще пару раз, перевернулась и лапки на груди сложила. И бусинки глаз уже мутные на меня грустно так смотрят.

– Что случилось? – ору я и к Маруське бросаюсь. Отпихиваю Мироныча и в глаза благоверной заглядываю. – Ты в порядке? Что с тобой?

Маруська в слезы и на груди у меня сморкается. Я перевожу вопросительный взгляд на Мироныча. А он бледный то ли от лунного света, то ли еще от чего. Я на портал киваю, мол, может, лучше от него подальше пойти?

– Излучения нет, – тихо говорит Мироныч. – Но от портала лучше отойти!

Тут Маруська бросает взгляд на валун и оседает в моих руках. Вдвоем с Миронычем затаскиваем ее домой и на любимый ее диванчик укладываем. Мироныч дышит тяжело и показывает, что жажда у него сильная. Сейчас умрет, если не выпьет. Наливаю я ему одну стопочку, вторую… После четвертой возвращается к нему дар речи и начинает он свой рассказ под мирный храп моей благоверной.

– Пошел я по делу, – так Мироныч всегда про свои сталкерские выходы рассказывает, – приближаюсь осторожно к порталу, к ощущениям прислушиваюсь – тело молчит, значит, все спокойно. Вдруг шорох – из-за кактусов ваших Маруська выходит и тянет за собой на поводке собаку твою новую. А та не хочет идти, упирается. Встала и стоит, голову опустила, усы к земле прижала. Маруська вокруг нее кружится: то потянет, то сзади подталкивать начнет. Я уж, грешен, думал ей подсобить маленько. Уж очень она смешно пыхтела, видно было, что очень ей хотелось до портала твоего Лютика дотянуть. Освободиться от конкурентки. Бабы же они дуры, ничего дальше своего носа не видят. Втемяшат себе в голову – чудище, а что пользы от него море – не хотят замечать.

– Ладно, дальше давай! Философ!

– Ну так вот, только я к ней шагнуть дернулся, как из портала настоящее чудовище выходит. Блин, я такого страха даже от чертовой кобылки не получал, когда у меня сердце остановилось! Вылитый тираннозавр! Как он только из портала вылез! Ну, может, велоцираптор. Я в них не разбираюсь, да еще в темноте. Только вижу, что он пасть прямо над супругой твоей раскрывает и слюна уже на нее капает. Тут Маруська отмирает и с криком бросается бежать. Я вскидываю ружье, но пока прицеливаюсь в глаз динозавра, вижу, что он за Маруськой поворачивается бежать. А я прицелиться не могу. И тут эта пигалица медведка, подскакивает, взлетает и на морду ящеру пикирует. Да прямо в глаз. Монстр мордой вертит, ревет, а медведка ему глаз выедает. Наконец сбросил он ее и деру обратно в дыру, я только успел дух перевести. Смотрю, Маруська ко мне бежит. Увидела лежащую медведку, завопила, еле я ее оттащил, чтобы та ее в агонии не поцарапала. Вот, брат, дело! А ты все проспал! Надо нам не флаги у портала вывешивать, а заслонку на динозавров ставить. Если один приперся, то и другие могут.

Посидели мы еще с Миронычем, прикинули, из чего заслонку делать. Много он всякого барахла из портала натащил. Пусть для дела послужит. Еле его выпроводил. Надо было мне одно важное дело сделать. Пока медведка не совсем застыла, я ее обратно в портал бросил. Вдруг искривление что-нибудь с ней там сделает, и вернется ко мне моя верная медведка в новом обличье.

Стою я у портала, губы сжимаю, а у самого слезы на глаза наворачиваются. Слышу, Маруськины шаги – и руки мягкие меня обхватывают. И грустно мне так становится, что не ценила она то, что имела. И меня не ценит. А вот исчезну я, и будет тогда жалеть. А она уже целует меня в шею и шепчет она мне на ухо:

– Ну хочешь, я, если у нас мальчик родится, Лютиком его назову?

– Тьфу ты, господи! – вздыхаю я. – А если девочка, то Медведкой? Нет уж! Давай мы детям человеческие имена дадим.

Журналистка

Сижу я как-то на скамейке у дома. На горизонте тучи черными Эверестами встают, а у нас пока солнышко. И душно как перед грозой. А я журнал «Сельская любовь» просматриваю. Там в конце объявления всякие, купи-продай одним словом. Задумал я трактор приобресть. Хватит моей благоверной на грядках горбиться – пусть учиться трактором управлять! Как представил ее гордый профиль в кабине, аж в груди и где пониже потеплело. А если еще в купальник ее одеть… Все, разволновался я, журнальчик опустил, а тут передо мной видение. Еще похлеще Маруськи в купальнике будет. Стройная девчушка в сарафанчике, лямку от сумки на плече поправляет и руку мне протягивает. А у самой щечки розовые, глазки внимательные, а русые волосы ленточкой перевязаны.

– Вы знаменитый селекционер, изобретатель сливактусов, Комаров Иван Ильич? – сказала, и на горизонте что-то грохнуло.

Посмотрел я туда – тучи как будто ближе стали.

– Ну я, – говорю, а сам потихоньку журнал с полуобнаженной дояркой за спину задвигаю и протянутую руку хватаю.

Чувствую горячее стальное рукопожатие – сразу видно: девчушка не простая.

– Только вас неправильно проинформировали…

Девушка заерзала, из сумочки бирку достала и мне показывает. Я такую у копов из будущего видел. Значит, и она оттуда. А на бирке мой портрет, да не в лучшее время. Стою я на грядке и сливу пробую. И такая у меня перекошенная кислая физиономия – самому себя узнавать противно.

– Вы, девушка, пожалуйста, это фото уничтожьте, пусть оно дальше нашего огорода не распространяется, – строго начал я. – А гибрид, который я изобрел, называется сливатус!

– Продиктуйте мне, пожалуйста, по буквам, – проворковала пигалица и портретик мой на бирке пальчиком стерла.