Читать онлайн Повелители мечтаний бесплатно
-– 1 –
«Верить Вам или нет, в мою волшебную историю? Не знаю; если и верить, то не доверять мне. Представьте, будто я тасую перед Вами колоду карт. Я о том, что вам предстоит принять на веру тот расклад, что выпадет Вам. Было бы слишком просто, если бы я не был шулером. Есть ли на них крап? Или я блефую, просто напуская интриганские штучки. Да, представьте, я только взглянул на Вас, а уже выиграл партию. Вы сидели avec la street, а я с наглым лицом держал в рукаве – все на флеш-рояль.
Или, быть может, я – обман зрения, а вы – путник, прошедший тысячу миль по пустыни без еды и воды. Я знаю как Вас уничтожает жажда, и пользуюсь этим. Ваша голова исчезает в галлюцинациях, а мои ловкие руки исчезают в тумане, залившем ваши отчаянные и усталые глаза.
Моя история – обман… и фальш. Но между тем…»
– Ты чё там за фигню плетёшь? – послышался голос в другой комнате.
В комнату что-то влетело. И Альберт, вышедши из мечтаний, образовал нечто подобное реакции долбанувшей в него шаровой молнии; со страху откинулся на офисном стуле. А тот не помедлил расколоться в опорной штанге. Послышался треск; каноничное «собака» и гром; разворошивший грузным телом все вокруг – старенький палас, стенд с папиными наградами; не обошлось без отрыва гардины и жалюзи.
На устроенный погром оперативно залетела сестра Альберта, Маша – токсичная до ужаса (как считал он сам). Вся в бигудях и прочих приспособлениях, о которых Альберту было неизвестно. Она быстро просканировала своими зелёными линзами с наложенными ресницами все происходящее в кабинете отца. Альберт восстал с гардиной на шее, готовясь к полемике. Он явно сейчас быстро думал об антиатаке, но в душе сейчас бы подошло оправдание. Альберт выглядел как нашкодивший пёс – уверенный в собственной правоте, но все же насравший на ковёр. Маша с улыбкой настоящей грымзы быстро сфоткала все на смартфон, победно развернувшись в дверях.
– Скину папе, какой ты идиот. Он тебе тысячу раз говорил: «Не сиди здесь» – бросила Маша торжествующим горделивым тоном и тоже самое продолжила в переписках.
Альберт тихо сбросил с себя гардину и принялся осматривать все, что наделал. Он было хотел заявить о том, что непременно все исправит и отремонтирует. И было приготовился к делу.
– Я опаздываю. Да, у меня брат, руки из жопы растут. Учинил погром в кабинете. Вот я ему помогаю. Он сам ничего не умеет; ну, если только в магазин ходить за хлебом. И то иногда сдачу забывает – Маша тщательно записывала голосовое сообщение кому-то из своих ухажеров.
Альберт бросил гардину на пол; и понял, что дело теперь бессмысленно. Накажут его со 100% точностью. «Медуза-Горгона» уже отправила письмо Харону – шутка, конечно. Уже, наверное, в четырёх мессенджерах написала папе.
Альберт попытался вставить опору стула на место. Не получилось.
Тут и рассуждать нечего: гардину, жалюзи на выкидку. Стул туда же. Вообщем, что сказать: найди виновных. Вот если бы фурия не выселила своим ядом его из спросони, он бы и не упал. Альберт задумался – хорошее оправдание. Проблема состояла лишь в том, что искать виновников – это удел виноватых.
– Я ушла, придурок, – вновь послышалось в другой комнате.
Меж тем Альберта настигли самые скверные мысли. Он принялся сравнивать несравнимое. У него вдруг возникла самая дерзкая мысль – а почему меня так ненавидит сестра? Опустим, что сводная. Но я ведь ничего ей не сделал? Как там делают в настоящих психологических книгах? Он откопал где-то в окопах учинённого им раздора листочек бумаги и ручку. И принялся сравнивать свои позитивные качества и качества своей сестры.
«Разделим, значит на две колонки:
Я. Нет, лучше, Альберт. Так, линия пополам. И вторая колонка. Г – И – Д – Р – А» – выписал он с особым натиском, а потом зачеркнул, написав просто – «Маша».
Альберт быстро, даже как это говорится со слюной вымазал на листочке в правой колонке – «токсичная, злая, предатель, противная». Но потом понял, что ни одного положительного не получилось. Тогда на безрыбье пришлось мыслить совсем рационально:
«Учиться на тройки. Дебил же я, ться, тся. Учится на тройки. Так, Альберт – учусь на тройки. У неё много друзей, у меня мало, но хорошие. Бред какой-то. Это что солнечные зайчики? Ну-ка, ну-ка».
И Альберт отвлёкся на них.
Стоит, наверное рассказать о нашем малыше побольше. Отец его, трудяга, каких свет редко видел. Дома он бывает также редко. Думается, почтальон заглядывает чаще. После какой-то неудавшейся сделки, от них ушла мама или они от неё – непонятно. Одному суду и Богу известно. Вообщем и целом, папа походил смурной пару месяцев, а потом познакомил сына с новой «мамой». И пусть Альберту эта тетя не понравилась, он не смел ничего сказать. Папа был грустный и злой, а теперь добрый и весёлый. Он теперь чаще и чаще был дома с этой тетей. Папа был дома! И Альберт был готов терпеть всё. Но всё хорошее ограничено; да, так бывает. Вместе с тетей в их мир пришёл этот «циклоп» в юбке и с отвратительным дезодорантом. И началась война – прежде всего за душ и туалет, а позже за собственную самооценку. Альберт поражался: как же может в человеке все раздражать? Даже математика его не так раздражала. А дроби! Ух, мать их!
«Солнечные зайчики… задумывались ли вы – откуда они берутся? Прячься, закрывайся. Один глаз прикрыл ладонью, другой глаз; кыш, уйди, уйди. А им – этим зайчикам – все равно. Прыг, прыг, прыг и прыг. И вообще странный этот сад какой-то. Тени кругом от деревьев, а лучики все равно – тут как тут. Шмыг, пожалуй, сюда за яблоню – под ней точно не достанет; а смотри какой – все равно. Ну, точно, странный этот сад. Куда деваться, под вишнями – по солнцу, как со сна срисовали. Между тем, хорошо здесь – и домики наши видно. Мой вот тот – за акацией и сливой (только фу, она зелёная ещё). Я его узнаю всегда, он вроде трёхэтажный – а как Эйфелева башня, видно даже отсюда, пусть и мешают эти глупые зайчики. Раскрою секрет, если вдруг ночь – а домик потерялся в звёздочках, то найти его, ну просто, ну просто, ну прямо очень просто. Там всегда моя футболка сушится, после песка (а что? между прочим дворцы из песка это вам не это!) и мамина блузка».
Альберт вновь проснулся от собственных мечтаний и обнаружил у своих ног чёрного котёнка с гладкой чистой шерсткой. Он терся о его грузную ногу и всячески ласкался. Альберт протянул к нему лапу, и тот нырнул под ладонь, зафыркав. Погладив его, он тихо прошептал ему:
– Откуда ты такой маленький? Соседский?
Альберт же был в самых своих тёмных уголках души. Ему вдруг в голову ввихнулась мысль: «Такой красивый кот. Тоже потом меня будет ненавидеть. Ведь все так, два дня улыбаются, а потом ненавидят меня». Кот перестал фыркать и вопросительно уставился на него. А позже недовольно замахал хвостом.
– Прости, киса. Сейчас придёт младший или старший василиск, и они превратят здесь все в камень. Вот бы можно было все исправить сегодня. Жалко ты не умеешь говорить.
Киса прыгнула к нему на плечи и чинно зевнула, тут же заснув. А слова Альберта, к его великому сожалению оказались пророческими.
– Альбертино, шкодник, ты где? – послышался вальяжный (хотя и прокуренный) голос в прихожей.
«Пришла. Вселенная вызвала ее по василискофону». В комнату чинно вошла статная женщина, в которой, пожалуй, не подтянуты только брови. Вообщем и целом если описывать мачеху Альберта – непомерная жертва СПА, спортзалов и философских бесед с маникюршами. Покажи ее карикатурщикам не поверят, что такая существует. И вот лодка пришвартовалась в гавань; вообщем мачеха появилась в дверном проеме. Киса, прошипев, спряталась за пазуху пиджачка и принялась тихо наблюдать.
– Я полагаю это ты вместо своих education. Ты полагаешь, что поступил красиво? Расстроил сестру перед прогулкой, расстроил папу. Надеюсь тебе хотя бы немного be ashamed от этого.
– Я, – принялся было объяснять Альберт.
– Но, но, но. Я устала от твоих tricks. Мы сейчас же идём к детскому психологу. Собирайся, я жду тебя on street. – пробросила мачеха и со скоростью пули покинула комнату.
Альберт остался в комнате. Впервые его обуял гнев и обида. Правда, он сам не понимал, что это они и есть. Просто было странное, очень странное чувство несправедливости внутри.
– Нет, ты видела, киса! – не нашёл никого другого, с кем бы поделиться Альберт возникшим в нем чувством.
– Видела, – ответил ему из-за пазухи кот.
Подбородок Альберта никогда так не сгибался. Он смотрел себе за пазуху. А киса большими глазами на него. Когда Альберт решил немного проглядеться; вдруг почудилось – он обнаружил кису тихо сопящей за пазухой. «Просто плохой день – подумал Альберт.
-– 2 –
Кто-нибудь знает, что происходит на Луне? Один сам знающий скажет: там кроме американского флага ничего нет. Пустота и кратеры, отливающие в свете солнца. Кому нужен этот пустующий камень?
Но кто знает настоящую правду? Нет, переформулируем – кто хочет знать настоящую правду? Что там на самом деле: на этой блестящей и бесподобной спутнице Земли?
А между тем внутри луны (если бы по ней побродили люди, как однажды Незнайка) нашлись причудливые замки и переливы воды. В безвоздушном царстве, где нет гравитации и озонового слоя, плещут плавниками лунные морские коньки с причудливыми всадниками на своих выях. И когда их настолько много – поверхность луны походит на северное сияние или радугу. Так выглядит это внушительно и красиво. Будто чуткий мазок вьётся по холсту!
Но только на красавицу Луну нацелит свои глаза какой-то телескоп или НАСА со своими придурошными сообщениями для внеземной жизни, все золотые, серебряные и голубые коньки исчезают в кратерах, будто рыбки, бежавшие от хищника. И вот – она пуста, холодна и одинока.
Белые, голубые и желтые лунные кони пасутся здесь среди лунных камней, нежась в бледном космическом свете. И вечность они ржут на космические астероиды и фыркают на лунных сверчков. А на вечных камнях, заснув, сопят лунные коты. А где-то рядом, рассекая вакуум, гарцуют лунные антилопы, сверкая серебром своих рогов и золотом копыт.
Я прошу: не считайте меня лгуном. Здесь в лунных дворцах живет и проживает лунный народ. Ему не нужен воздух, вода и пища. Они питаются лишь красотой и светом бескрайнего космоса. И если до сих пор вы ищите волшебное место, то никуда не нужно идти. Лишь стоит выглянуть в окно. И обязательно помашите рукой этому доброму народу. И Луна однажды Вам улыбнётся, уверяю Вас. Нам же стоит ненадолго прилунится.
В тени дворца с потерянным лицом прозябает девочка, она с виду и похожа на человека, и не похожа. Кожа ее иссиня-серебряная, золотые локоны волос. Куда-то пропал нос (а зачем он?). Губки синего цвета с ящерскими, но такими милыми зубками. Шея и выя покрыта блестящей серебряной чешуей; и чёрное платьице с серебряными вставками на финал. Имейте ввиду, Господа, так одеваются не абы кто, а лунные принцессы.
– Вы грустите, принцесса?
У ног принцессы одним прыжком появился лунный кот, чуть больше и длиннее его уши; все та же серебряная чешуя украшает шею; нет носа, но глаза такие же большие, как и у кошек земных. Ну, и если вы заметили, они разговаривают на лунном языке. Наши кошки вроде бы так не делают, по крайней мере, так считается. Между тем девочка немного испугалась и подпрыгнула на кратере. А потом опустилась, будто Мерри Попинс, обратно на поверхность, сама обрадовавшись неожиданной гравитационной штуке.
– Ох, Эмеральд, это ты! Прости, я так расстроена, что испугалась тебя, – она красиво улыбнулась, сверкнув зубками.
– Что вы!
Эмеральд устроился в ямку и принялся мыться, одновременно говоря и периодически выплевывая комки шерсти.
– Я обнаружил, что вы не вернулись ко сну. И решил, что возможно, что-то случилось.
Девочка вздохнула и покивала.
– Это все Рубин. Она опять потерялась. Я кричала ее во дворце и здесь в Кристальном Саду. Но ее нигде нет. Вдруг она в опасности, – она даже притопывала ногой, когда это рассказывала Эмеральду.
– Я уверяю Вас, моя принцесса, она вернётся. Мне беспокойно за Вас. Надеюсь, вы помните, что отец не разрешает Вас выпускать дальше Лунного Дворца?
Эмеральд проговорил это так заботливо, как мог (хотя ему казалось, что он делает это всегда недостаточно по отношению к принцессе).
– Прости, Эмеральд, я скоро вернусь. Передай папе, что я скоро приду.
Эмеральд недовольно замотал туда и обратно хвостом и чинно поднял выю вверх. Принцесса поняла: Эмеральд никуда не уйдёт; она хорошо знала это гордое и верное животное. И маленькая обманная ее шалость не прошла. Эмеральда не проведёшь: этот знатный кот при дворе не первое тысячелетие, и уж поверьте: знал, как вести себя с грустными принцессами. Все же на старости его котовских лет чувство привязанности и понимания, может очарования, брало верх над солдафонством. Он недовольно замигал глазами, подергал ноготочками грунт и со вздохом изрёк:
– Если вы обещаете мне сейчас же пойти домой, я проверю рядом Алмазные поля. Вдруг она ушла за лунными комарами или жуками.
Наконец, девочка обняла Эмеральда. И старые его кошачьи кости выпрямились в стойку для поглажки.
– Обещаю, Эмеральд! – пропищала она, почесав того за ушком.
Эмеральд, старый вояка, прыжками по звёздам и морским конькам исчез прочь в лунной атмосфере, оставив наедине с собою принцессу. Что такое старость и болезнь, если живешь в настоящей красоте? Эмеральд повторял это из раза в раз, если придворные смеялись над его возрастом. Не сказать, что они хотели бы его как-то задеть; нет, больше высказать своё уважение его бодрому духу в таких преклонных веках. Этот лунный кот, кроме специфических отличий от котов земных, имел густые седые дряблые усы и такие же брови; тяжелую израненную серебряную шкуру на вые и разрубленный напополам лунный изумрудного цвета хвост. Грозный полководец в прошлом, теперь самый верный дворцовый дворецкий, не утратил своей тяги к приключениям. Пожалуй, только ревматизм ограничивал их. В былую бытность – уставной, правильный, протокольный и дисциплинированный, он жестко бы приказал принцессе вернутся. Но я повторяю, время – злая шутка. Его глаза раньше наполняла битва, а теперь счастливое осознание, что дети короля не прочь поиграть с ним в клубочек.
Обращённый в свои мысли, Эмеральд оказался у Алмазных полей. С виду – пустынные кратеры, отливающие в мерцающих метеоритных сверчках. Но в кратерах – целая система шахт, где трудятся самые надежные лунные поселенцы – лунные тельцы, козероги и лунные жуки. Прежде всего Эмеральд пришёл сюда потому, что однажды видел Рубин здесь. Она радостно каталась на спине тороса вперёд-назад по долине. Чего греха таить, быть может, и сейчас. Сделав хвост вопросительным знаком, Эмеральд побрел к кратеру.
– Эмеральд, Эмеральд! – кричали за спиной.
Высунув язык и трепеща животиком за Эмеральдом летела лунная кошка, белого-белого пуха и с черненьким прогалом на шерстке. Она тяжело затормозила розовыми коготочками по грунту и оказалась подле Эмеральда. Генеральский хвост заиграл недовольством.
– Это ты, Опал. Я рад, – сквозь зубки прошипел дворецкий.
– Как у тебя дела?
– Кости трещат. Но жив – здоров. Так что тебе от меня понадобилось?
– Я подслушала Ваш разговор. Но совершенно случайно … – краснота разрушила лунную шерстку Опал, – И вот, что я хотела тебе сказать, Эмеральд. Ну… только не…
Хвост старого кота, казалось перекопает грунт сейчас. Настолько его возмутил факт подслушивания, а больше своей невнимательности.
– Так вот, – продолжила Опал – Здесь Рубин ты не найдёшь. Она убежала на Землю. Я видела.
– Проклятый кровавый дракон! Зачем же она! Я немедленно иду за ней.
Эмеральд стартанул так, что кости его с хрустом выпрямились. Опал не нашла ничего лучшего, чем устремиться за ним, вновь высунув свой язык.
– Вот мне приключения, старому! – бурчал Эмеральд!
– Эмеральд! Эмеральд, можно мне с тобой? – кричала вслед ему Опал.
-– 3 –
Альберт ехал с тем лицом ущемлённого в правах человека, который, в целом, не против ущемления в праве, но не понимает почему именно на него пала карма. Он с вздутыми щеками закутался в толстовку, пуская носом пузыри внутрь. А за пазухой с его подбородком весело играла киса, приятно щекоча его подушечками лапок.
«Несправедливо. Что я сделал? Я же со страху сломал стул. Было бы понимание вокруг, едва ли я поехал к мозгоправу. А он сейчас там направит. Заставит меня бредовые картинки рисовать; да, рисовать. Если же он все-таки меня попросит нарисовать, что мне нравится: я нарисую сосновый бор. Нарисую так, чтобы запах шишек стоял в кабинете. Только поднеси лицо к рисунку и вот ты весь в иголках. Опушка, сплошной овраг и внизу в овраге – чёрного блеска речка с прозрачной, чистой водой. И жаль, что я не могу управлять ей. Я бы передвигал точенные камешки струйкой. Туда, сюда. И гонял бы насекомых. И чуть белое солнце бы садилось за горизонт, садился бы и я – под вечнозелёную красавицу, утопая в запахе, цвете и свежем воздухе. Я бы долго смотрел вниз: хотел бы спрыгнуть, но боялся. Я бы сжимал в ладони остатки солнечного света, будто сжимаю апельсин до получения сока. Наступал бы вечер и пока меня не забрали комары, за мной бы пришёл папа. Поругался бы, но с улыбкой.»
В это время, пока Альберт мыслями был в сосновом Бору, мачеха его была в оцепенении. Киса от удара в борт машины выпрыгнула с согнутой спиной на сиденье и отчаянно зашипела. И если бы мачеха была в обычном расположении духа – она бы сейчас первым делом вышвырнула кису на улицу. Именно поэтому Альбертина наскоро набросил на неё толстовку и она скрылась в чёрной ткани. Но мачеха не была в обычном расположении духа. Теперь ее сковала склока и гнев. Она проскрежетала зубами, включила аварийку и, хлопнув дверью, принялась разносить невиновного.
– Ты что, х..ла! Знаков не видишь? – Альберт поморщился от смешного слова; он и знать не знал, что есть такое мощность русского словообразования.
Надо сказать, ситуация типична. Когда выезжаешь с второстепенной пропускай, чтобы кто-то заспавшийся не въехал тебе в боярину автомобиля. Истина простая: проще, чем дважды два. Но иногда у ограниченного числа людей активируется скрытая способность – собственной глупостью, гневом и склоками им удаётся доказать, что они не виноваты, а виноват другой. Хотя о чем это мы? Тоже истина в самой первой инстанции.
– Вы должны были пропустить меня! – почему-то вежливо и спокойно начал мужчина, въехавший в автомобиль мачехи Альберта.
Альберт с радостной мордой открыл окно и высунулся, наблюдая за тем что будет. Тут же передние лапы кинула и киса, словно и ей было интересно, чем все закончится.
– Пошёл ты в п…у!
Альберт словно обнаружил для себя кладезь методов парирования оппонента; и хотя он имел представление, что так говорить нельзя, ему бы стоило признаться, что экспрессия ему нравилась.
– Как я могу быть виноват? Ведь виноваты те, кто выдал вам права. А не я. Вы же водите, как клушка!
Поразительное спокойствие начало меняться на агрессию, как это обычно бывает (помните, дети, только вы перешли на оскорбления – вы во власти склочника)
Альберт теперь находился с выражением «так тебе и надо», торжествуя, что его поход к психологу отменяется.
– И вообще, – говорил Альберт, оборачиваясь на кису, – это не мне надо к психологу, а ей.
– Это точно, – отвечала ему киса.
– Посмотрим, что она скажет папе, когда он увидит сломанную машину, – он опустил голову с грустью, – да нет, я уже знаю, что она скажет. Она ему будет твердить, что из-за меня она была расстроена и поэтому при вождении была невнимательно. И потом мне не разрешат гулять месяц или два.
Альберт задумался. Он попал в точку развития событий; все ехидство и торжество в нем испарилось.
– Ты хороший, – киса прыгнула на колено к Альберту и принялась ласкаться.
И вот теперь Альберт открыл свои глаза широко. Ему, наконец, в голову пришло «лампочкой» знание о том, что он только что говорил с котом. Ему на пятки сразу же наступило знание, что с ним совсем и все не в порядке. Его невнимательность и поверхностность пропала. Наконец, он принялся рассматривать кота: тот не похож на домашних. Длинные уши, без носа с широкими большими красными глазами. А носы могут не быть у котов? Может, у египетских – эти вообще какие-то гомунгулы. Но красных глаз у кошек что-то не припомнится. Он опустился ниже – на вые шерстка все посеребренная, даже похожа на чешую. И золотой хвост. Альберт отпрыгнул прочь на заднем кресле машины и попробовал проморгаться. Но кот никуда не исчезал, а значит не являлся плодом его больных фантазий.
– Ты что говоришь по-человечески? – аккуратно, боязливо тот попытался поговорить с котом (смотриться глупо, конечно, поделать что-то было нужно).
– Да. А что тут такого? – ответила киса и принялась лизать свою шерсть.
– А почему у тебя носа нет? – каверзный вопрос
– А у тебя почему есть? – с совершенно серьёзным выражением ответил кошак (ну, так Альберт подумал, достоверно он не знал, как отвечают со всей серьезностью коты).
– Ну, ты не моя галлюцинация? Если так, я скажу папе! – Альберт придумал быстро действенный метод избавления от иллюзий.
– Не знаю, а ты не моя?
– Так нечестно, отвечать вопросом на вопрос.
В это время на перекрёстки происходил настоящий фарс. От настоящей драки мачеху и мужика отделял 100-киллограммовый сотрудник ГАИ. Используя лишь политичность и минимум мата, они пытались объяснить ей свою неправоту, но тщетно.
– Вы там что? В своей милиции на правилах дорожного движения колбасу режете? – слышалось на улице.
Альберт вздохнул. «Да, теперь так. Сейчас здесь столько времени просижу, а каникулы кончаются. Жаль, не могу убежать прочь по дороге… Вот если бы дороги были спиралькой? Такие как у Соника? И я мог бы бегать по ним с реактивной тягой. Собирал бы кольца, спасал бы животных. Да… кот, который говорит…»
– Раз ты не галлюцинация, то кто ты? – начал Альберт разговор с того, с чего нужно начинать.
– А ты? – бессовестно продолжал кошак.
– Ды я? Школьник обычный, – Альберту показалось странным; что коты школьников не видели? Но он не знал, что такие не видели.
– А что такое школьник? А что такое обычный? – киса вытянулась спиной вперёд с вопросительным знаком на золотом хвосте и зазевала.
– Ну типа, кто в школе учится. А обычный. Ну не знаю – похожий на всех.
Кошка покивала с пониманием и закрыла глаза.
– Эй! – обиделся Альберт – я же сказал тебе. А ты чего? Ну, так не делают!
– А как делают? – киса приоткрыла один глаз.
– Имя говорят своё, например. Потом говорят, давай дружить. Или фу на тебя, – Вы себе не можете представить, как трудно объяснять простые вещи, а более странно объяснять это коту.
– Ну, ты же мне не назвал имени, – лениво зевнула киса и перевернулась на пузо.
– Аргумент. Меня Альберт зовут, – взвесив все, ответил мальчик.
– А меня – Рубин.
– Так, а кто ты? Кот или не кот? Или может ведьма какая?
Кот завилял весело хвостом; его мордочка расплылась в удовлетворении и сверкнули зубки. До того, ему понравилось слово «ведьма».
– Какие вы стражи правопорядка, если постирать штаны свои от масляных пятен не можете? А б..я? – звучало на улице.
Альберт вновь грустно высунулся в окно. Ему было теперь паршиво от всего происходящего вне машины. Он знал о том, что его выставят виноватым перед папой. А потом ещё тысячу лет будут пилить сначала мачеха, потом горгона. И он утонет дома в их яде, лишенный интернета и мячика. На его щеках водрузились слёзы. Но не от того, что он расстроен. Нет, эти слёзы вечной петли, которая никогда не закончится для него. Скоро он почувствовал, что подушечка лапы скользнула по его щеке. Киса глядела прямо на него, встав перед ним на задние лапы.
– Тебе грустно? – спросила она.
– Да, очень – честно ответил Альберт.
– Давай выберемся оттуда. Я тебе кое-что покажу.
Глаза мальчика наполнились ужасом. Что предлагал ему странный кот, совсем было опалой. Если представить мачеху красным драконом, а его рыцарем, то исход был бы после этого один – его просто спалят дотла. Не оставят и живого следа. Он только принялся открыть рот, но киса опередила ее.
– Не волнуйся. Она не вспомнит о тебе. Я сейчас позабочусь.
Пожалуй, достаточно склочного перекрёстка, где вечная борьба не умеющего водить и человечишек подходит к своему апогею.
Вот, что! В дневном небе парка мигнула и погасла точка. А потом следом вторая. Мы, конечно, подумали бы, что самолёт несёт своих жителей прочь в летние края – от смуты, рутины и плебейской важности; туда, где можно зарядить душу настоящим солнцем. Или быть может это маячок военного вертолета, что выполняет важное задание? Или погасшая звезда чьей-то надежды и любви.
Как прекрасно осознавать, что все, что мы видим может казаться не тем, что есть на самом деле. И в этом настоящая красота мира. Вот кто-то прошёл грустный и злой – он на работу, а приди домой – он счастливый и улыбчивый художник. Ему не нравятся принтеры и отчеты, его рвёт от них и жить хочется едва ли. Но когда он пройдёт в сквер перед домом с холстом и красками – в нем просыпается человек. Знай, читатель, все прекрасное скрыто; потому тайна является настоящим сокровищем. А когда обладаешь чьей-то тайной – имеешь настоящий слиток золота. Только вот как распорядиться – это уже вопрос твоей совести. От того все прекрасное не живет долго; один однажды испортит его, разменяв слиток золота на фантики. Как Буратино свою монету.
А точки на дневном небе нам уже знакомы – это Опал и Эмеральд прибыли на землю. Эмеральд рухнул в весеннем саду близ фонтана, и рядом Опал.
– Ох, сколько здесь не бываю, никогда не привыкну, как прибивает к Земле. На кости будто торос упал, а в живот козерог пырнул.
Эмеральд поворчал чуть-чуть и водрузил хвост вопросительным знаком. Подле него вальяжно возникла Опал, которая тут же принялась умывать бело-серебряную свою шерсть.
– Эмеральд, прошу прекрати говорить на лунном языке. Иначе распугаешь жителей Земли.
Семён, всю жизнь живший на улице, здесь на скамейке в парке, прошедший несколько отсидок, запоев и Афган, сделал о себе единственный вывод: что, наконец, пришёл к финишу. И в его прекрасные двери – постучалась белочка с гранёнными стаканами. Согласитесь, зрелище не обычное – приземляющиеся коты с серебряной шерстью, которые ещё и говорят на инопланетном языке. Он чинно отодвинул газетку со стопарем и открытыми шпротами и присел; продолжать думать о жизни и частично о тех, кто обжегся.
– Вот е…на, – проговорил он как-то даже философски.
– Опал, милая, будь добра!
Опал поняла Эмеральда с полуслова; и одним прыжком достигла Семена. Тот, раньше считавший кошек одними из тех, кто его понимает (наряду с собаками) опрокинул православный крест и зажался в испуге. Он с ужасом глядел на Опал. А та только помигала. И Семена настиг сон. Самый глубокий и самый сладкий, который мог быть. Тревоги, коты и нещадные 15 дней запоя растворились в сладких воспоминаниях о чем-то хорошем. Он прямо здесь на скамейке засопел, аккуратно отодвинув провизию и подвернув под себя газетку.
– Все сделано, генерал! Рядовой Опал готова к службе! – вернулась Опал, окутав его белым-белым хвостиком.
Эмеральд прошипел что-то невнятное и с недовольной моськой спустился с фонтана вниз. Опал тихо опустила грустную мордочку и спрыгнула следом.
– Хм… Нам бы замаскироваться как-то. Помни, Опал! Здесь опасно.
-– 4 –
Он большими глазами ищет маму, чуть-чуть высунув свой язычок. И так мило вскидывает длинные уши, они нелепо падают на посеребрённую шейку. Короткие лапки и длинный золотой хвостик, что вертится будто пропеллер. Он в кратере на кусочках мягкой шерсти лунного тельца. Если вдруг появится сверчок, блестящий алмазным цветом – он протянет ему лапку. Сверчок испугается и сядет на другую половину. Он тогда поднимет хвост, согнётся в позе маленького- маленького охотника и побежит, нелепо переставляя лапки. И немного пробежав, затормозит, уткнувшись в папины латы. И осторожно с поднятым хвостом обойдёт их, вперёд за сверчком. А он улетит. И тогда милое создание с грустью поглядит в космос, где навсегда исчез огонёчек сверчка. И в космосе этом так красиво – тьма в поразительных пропорциях смешанная со светом. Да так грамотно и сложно. И что может разрушить эту вечную лунную ночь?
Что тогда пять тысяч лет назад спустя пятьдесят секунд отразилось в глазах маленького котёнка, Эмеральда не исчезнет из его памяти никогда. И будет преследовать его ещё несколько веков. Ядерный гриб, что водрузился над космическим пространством; и упавшие громадины пыли, грязи и кристаллов на кратеры. Жестокий удушающийся шум и быстрый хваток его матери за шею.
– Милый, Удача, что происходит? – слышал Эмеральд в пылевом урагане тревожный голос его матери.
– Беги! Сколько можешь беги, Шёлк! Забери Эмеральда в шахты! Я останусь с другими здесь! – слышал он голос среди кляцканья серебра и золота лат его отца.
– А ты? – она зажала крепко шерстку Эмеральда в зубах.
– Я вернусь за Вами позже! – и Удачу навсегда скрыло в ядерном дыму.
Но он больше никогда не вернулся.
– Эмеральд, Эмеральд, – Опал кусала его за уши; тот смотрел вверх на дневную луну, широко открыв глаза, – Ты о чем там думаешь? Ты говорил, что нам нужно замаскироваться. И ещё что-то про опасность. И пропал. Будто тебя конёк за выю подцепил.
Эмеральд же в это время избавлялся от тяжелого, восставшего с души и сердца осадка; которой бы и был там дальше всю жизнь, если бы ничего не всколыхнуло. Но всколыхнуло – и с этим бороться труднее всего. Когда головная боль, наконец, вернула его к реальности – он молча, недовольно повертев хвостом – зашагал вперёд. Опал, привыкшая к выходкам старого Эмеральда, игриво и подпрыгивая, последовала следом.
– Эмеральд, тебе нужно расслабиться, ты всегда, так серьёзен, как торос на волоке золота! – начала менторски и понимающе Опал, – мы быстренько найдём Рубин и вернёмся обратно. Хочешь, расскажу тебе, как Янтарь ловили с Гиоцинтом лунных пегасов? Или давай поищу седые волосы?
Опал одним прыжком поравнялась со старым котом.
– Как только у меня повернулся хвост тебя взять с собой? – Эмеральд же на самом деле не был против, если только чуть-чуть; в нем до сих пор немного таяло негативное воспоминание.
– Я сегодня видела такой камешек. Он прямо похож на твои ушки. Я его припрятала у себя в кратере. Вернёмся, я тебе покажу. Я пока никому не показывала; ну если только немного – Янтарь. Точнее я ей сказала, но больше никому не скажу. А тебе даже покажу. А если хочешь, даже подарю. Эмеральд? Эмеральд? Тебе грустно? Или я надоела тебе?
Эмеральд в отчаянии остановился у подъездной лавочки. Скрестил лапы и лёг, перебирая варианты: где искать ему Рубин. Конечно, если Опал права – и она пошла этой дорогой, то дело закончится быстро. Но если нет – он будет несчастен, принцесса будет несчастна. С опущенными ушами под лавочкой находился наш Эмеральд; и такая же подавленная рядом Опал. Но больше от того, что Эмеральд молчал. А между тем вокруг была настоящая жизнь – заняты все качели и лавочки. Бегают и прыгают дети. Ходят туда-сюда взрослые. Постоянно щёлкает подъёмная дверь. Щёлкнула она и сейчас.
Едва передвигая свою тушу, из подъезда, больше похожий на пароход Саратов, выплыл с огромной мордой рыжий полосатый котище. Такие вам известны по великим фразам: «Нас и здесь неплохо кормят». Его презрительный взгляд тотчас упал на Эмеральда и Опал. И «гордость хозяев» медленно потопал к лавочке. Опал, которая никогда не видела земных котов со страху спряталась за Эмеральда, высунув из-под его серебряной выи лишь ушки.
– Эмеральд, я боюсь! – она уткнулась в него мокрым носом так глубоко, как могла.
Эмеральд лишь скучно повернул голову. Старый кот сразу смекнул, что перед ними представитель земной расы. А уж что-то, а страх неизвестное чувство старому лунному войну.
– Ты кто? – командным голосом начал Эмеральд.
– Мааау! – громогласно сообщил рыжий.
Рыжий, не обращая внимание, на Эмеральда, проплыл дальше к Опал. Та съёжилась; казалось, она сейчас пробурит в дворецком дырку. Рыжий обнюхал ее со всех сторон. И обнаружив, что перед ним коты странные – совсем не пахнут и выглядят как-то иначе – развернулся и ушёл, тихо перетопывая по асфальтной площадке. А позже и вовсе удалился после выкрикнутого из окна его хозяйкой: «Чубайс, иди жрать!». Опал теперь осмелилась на разведку; и белая ее мордочка высунулась из под Эмеральда.
– Ты видел, какой он страшный, Эмеральд? Мне никогда так не было страшно. Ох, мне кажется, я такой страх пережила только, когда меня лунный ворон цапнул за хвост. А что это он делал? Он хотел меня съесть? – Опал почти полностью легла на Эмеральда, так, что его позвоночник щелкнул.
– Опал, Опал, прекрати! – позвоночник снова щелкнул.
– Ой, прости… – она стеснительно поправила ушко лапкой, и продолжила – ну, что ты придумал? маскировку? Может, раздуешься как ты умеешь? Ты такой милашка, как тогда делаешь! Будешь похож на такого же.
– Нет, ты же знаешь, лунный камень не игрушка! – снова расстроил Опал Эмеральд.
– Киса, киса, киса! – послышался старческий женский голос.
Баба Тамара, которая очень редко что-то помнит и очень редко что-то правильно распознаёт своими глазами (в силу значительного возраста) в это самое время отправилась в поисковый поход за своим чёрным котом Мурзиком. Мурзик обычно в этот час возвращался с прогулки и ждал смиренно ее под лавочкой, наслаждаясь солнышком и ветерком. Но сегодня, по всей видимости, он задержался. Баба Тамара, вся сгорбленная, дошлепала с палкой с первого этажа до лавочки. Остановилась отдышаться. Для Эмеральда и Опал ничего не предвещало беды, если бы ни одно важное сказанное нами обстоятельство… Баба Тамара не видела ни хрена, ну прямо вообще. Это, к слову, о том, что нельзя так запускать свои глаза! Ведь они же важны! Как без них ощущать красоту и полноту жизни? Эмеральд встретился с ней глазами. Тому, конечно, люди не в новинку. Если что – рядом была Опал, которая может подарить Бабе Тамаре приятный сон.
– Мурзик? – хриплым голосом закричала она (прежде потому что сама плохо слышит, а потому кричит) – Ты что тут? Кошек домой водишь? Ходь сюды.
И вот дворецкий уже в руках Бабы Тамары. Эмеральд бы сейчас же вырвался, если бы мог, но грудь его так сжали, что он широко высунул язык и широко открыл глаза. Конечно, Эмеральд знал о том, как вырваться. И ему не стоило это ничего. Как старому воину. Но! Но все это грозило самым противным – раскрытием себя земным жителям. А миссию он никак не мог провалить. Ему нужно было доставить Рубин домой без максимальных последствий. И потому он попытался покориться ситуации. Впрочем, при нем сейчас была Опал. И это ее шанс – стать волшебной палочкой-выручалочкой.
– Опал, – пробурчал он, как мог.
Опал мигала, как могла, прямо смотря в глаза оппоненту. Но сон не настигал Бабу Тамару. И в этом было простое обоснование – огромная катаракта давала ей 100% резистентность от всяких там лунных котов, и от всяких их взглядов. Все, что смогла сделать Опал это попытаться покусать ее за носок, за что и получила пинок под живот. Она быстро отряхнулась и с пущей удалью последовала за Бабой Тамарой.
– Эмеральд! Эмеральд! Я спасу тебя! – кричала Опал.
И Опал готова была идти за старым котом до конца. Может, вы даже понимаете почему? Жаль, бедная Опал, не знала, как работает дверь подъезда. И металлобетон отделил ее от противника, и, что самое больное – от утонувшего в ее руках старого Эмеральда.
-– 5 –
Что мы такое, господа, без знаний? Не они ли нас вытащили из пучины войн и варварства. Знание – сила, говорят, а незнание. А незнание тоже сила, – там, где все извращено. Итак, среднее профессиональное училище. Приятный день. Поехали!
Ботяга пускал пузыри на паре, а его сосед – Кусков оставлен в одиночестве с тригонометрией, а точнее ее невыносимостью. У него двоилось в глазах, когда на доске синусы превращались в косинусы, а те в тангенсы, “x” в “2x”, а потом вся эта фигня в единичку или ноль. И он отводил их от греха подальше в свою тетрадь, где ручкой набросал портрет девушки, что сидела на семь рядов ниже.
– Ты хоть бы этой телке прыщи пририсовал, – воткнулся проснувшийся Ботяга носом в рисунок.
– Отстань, – закрыл Кусков рисунок руками – Ты че проснулся? Фу… а вонища-то изо рта!
– Если бы ты знал, сколько я вчера выпил, ты бы признал мой сегодняшний перегар как парфюм Шанель, – зевнув, проговорил Ботяга.
И Ботяга, расправив мешающие штаны, принялся за рассказ о выпитом, по пути подбирая несколько поводов этому. На три вещи бесконечно можно смотреть: на всепоглощающий огонь, на тихую гладь воды, на работающих людей. И три вещи, которые не при каких условиях нельзя слушать: что вчера пил Ботяга, сколько женщин у Ботяги и как Ботяга много знает о своей работе и кем станет, будучи учеником среднего профессионального учреждения. Если же вам удалось вдруг попасть в страшный его диалоговый кокон, где он самый умный и самый трудящийся, Вам предстоит знакомство с самой неинтересной жизнью. Но почему-то люди такую жизнь признают активной и харизматичной. А почему? Рассуждать об этом в значительной степени трудно. Кусков вот не понимал; хотя он и тригонометрию не понимал, что с него взять. Он все смотрел из-под кепки на передний ряд, разгадывая загадку, на которой погорело тысячи людей: “cherche la femme”. И рисовал прекрасный портрет.
– Арксинус а, – говорил на фоне преподаватель.
– Ох, е…ть – прокомментировал Ботяга, прервав свой интереснейший рассказ – прикинь какой бывает!
Кусков, выдохнувший, благо сейчас закончится рассказ Ботяги, повернул голову к нему. Если кратко рассказывать историю, по крайней мере, так она звучала в голове у Кускова: Бог Дионис выжал для Ботяги (нет, пожалуй, повелителя этой жизни) вино за 345 рублей, затем Богиня Венера подарила ему лучшую любовницу 29 лет, которая была в общем доступе и вместе они предались возлияниям и великим рассуждениям о том, как работают современные блоковые механизмы и как бы Ботяга их модифицировал, если бы Зевс дал ему возможность возглавить их производство.
– Ты бы записывал, – говорил про меж всего Кусков, – тебе пригодится.
– В век инвестиций арксинус? Смеёшься? Твои методы устарели, братишка.
Спасительный арксинус теперь потопил корабль надежды Кускова на освобождение от пустословия; и он утопал с флагами и призывами инвестировать в Московскую биржу. Совсем не так было в жизни Кускова. Сам он свою жизнь сравнивал с бесконечной борьбой с неудачей. Поступить ему в институт не удалось, не хватило денег. Обычная история для людей таких, как он. Он мало что делал, если ему не было интересно. Просился у родителей в «живописный», но отец, который возглавлял завод, решил совсем по-другому. И по связям его сначала отправили в училище. И до сих пор прочат карьеру на заводе. Но сам Кусков тысячу раз бы отказался, если бы не уважал родителей так сильно, как и должен настоящий сын. Вот так и учился, Кусков нехотя, но с ощущением того, что это необходимо и важно. На лекциях и занятиях он ничего не понимал, но когда приходил домой – пытался разобраться во всем по книжкам и интернет-пособиям.
А неудачей жизнь была потому, что, казалась, лишь выполнением необходимости. Сам он неразговорчивый, порой грубый или даже иногда самоуверенный, но хранивший самое доброе и тёплое внутри себя. Потому ему нигде не везло – ни в дружбе, ни в любви. Скоро он пытался и осмыслить все – и ему пришло в голову: были бы деньги, пришла бы удача. А чего-чего, зелёных банкнот и счетов в Швейцарских банках у Кускова не было. Он снимал комнату со слепой и глухой бабушкой на окраине города за символическую сумму; едва хватало на еду, даже если он где-то подрабатывал.
– Вот, если бы ты инвестировал, ты бы не ходил вот в этой е…не и не дохал бы каждый день. Тебе вообще надо следить за здоровьем. Ты вот грузишь коробки, а я максимум подгружаю интернет, – заметил Ботяга смачно почесав своё яйцо.
– Версинус а – снова вторгся преподаватель.
– Н…я себе, – воскликнул Ботяга и широко раскрыл свои глаза.
Кусков громко засмеялся.
– Что ты рофлишь? – Ботяга уставился на него недовольно, почуяв тихий запах презрения к его персоне.
– У нас Мурзик такие глаза делает, когда срать хочет, – улыбаясь объяснил Кусков.
– М… Понятно. Рофл типа. Слышал, что творится в Европе.
Затонувший корабль «арксинус» почти вытащила буксиром подлодка «версинус», но была уничтожена ракетой высшей экспертизы в экономике и геополитике. И Кусков смиренно ждал окончания пустозвония, который должен был прекратить конец пары. И облегчение, наконец, наступило.
Окончание. И Ботяга, собрав, свои пожитки, быстро выкинул что-то вроде «Ну, давай, братишка, не страдай, устремился на первый ряд. Перебросившись парой слов с одной сокурсницей, перешёл на другую, пообещав ей объяснить сегодня вечером все эти «арксинусы и версинусы», поскольку является тем, кто идеально это понимает, а научился этому на экономических форумах. И получив, бодрое согласие и объятия за талию, устремился домой – успеть на рейд в варкрафте.
Кусков с облегчением, но с полностью отнятой энергией, откинулся на стуле и принялся думать. Минуту отпыхнув, он медленно собрал тетрадки и учебники, а затем побрел домой.
В это время Опал розовыми своими ноготочками изрыла двери металлического подъезда.
– Эмеральд! Эмеральд! – кричала она, но потом вдруг остановилась и подумала, что привлекает к себе внимание, – Как же он делал? Земной представитель?
И Опал принялась вспоминать: «Мау, мау, мау!» – кричала она. Но нарочно или нет, никто не пускал ее в подъезд. И она плакала от бессилия и тоски.
В это время Эмеральд, который попал в тёмный подъезд впервые обнаружил приступ слабости.
«Что со мной?» – думал Эмеральд, пребывая в руках Бабы Тамары – «Она несёт меня в тьму. Солнечный свет! Он уходит… Вот почему я слабею! Если мне не удастся выбраться, мне здесь не выжить!»
– Отпусти меня! Отпусти меня, интервент! – злобно кричал Эмеральд.
Но Баба Тамара его не слышала, шум в ушах и отосклероз давно обрек лунных котов на заточение в квартире пенсионерки. И Эмеральд принялся выбираться, царапая руки.
– Мурзик, ты что? Беса проглотил? – Баба Тамара схватила его так крепко, что Эмеральду казалось, что его шею сейчас свернут.
Старый кот понял, что здесь ему не выбраться. Нужно время, а силы его уходили. В подъезде стояла кромешная тьма. Передвигаться в таком опасно и простому человеку. Дверь квартиры первого этажа скрипнула. Эмеральд почувствовал, как его швырнули на что-то мягкое, и сознание его вернулось. Он почувствовал свет в своих глазах. Старый кот очутился в прихожей на ковролине, где едва горела (точнее пищала) старая лампа. Он очнулся на паласе в кухне.
– Иди поешь, – приказала ему Баба Тамара и удалилась в одну из комнат.
Теперь Эмеральд мог планировать план побега. Он выпрямился насколько возможно и принялся осматривать квартиру.
«Я бы сейчас использовал камень. Но моих сил не хватит. Здесь слишком темно. Лишь этот источник света. Хм… нужно держаться его!»
Эмеральд обнаружил в кухне окно, откуда попадала маленькая струйка света. И устремился к ней, как к источнику живительной влаги. Он прыгнул к закрытому окну, и теперь мог видеть происходящее вне своей тюрьмы.
– Опал, ты здесь, Опал! – он припал лапами к окну, увидев плачущую за лавкой белую лунную кошку.
– Я здесь! Я здесь!
Старый вояка, хотя и признавался одним из самых умных лунных котов – не знал самого простого из быта обычной городской домохозяйки. Через немытое окно его не увидишь даже в поляризационном микроскопе. Скоро последовал тяжёлый шлепок, что скинул Эмеральда с окна.
– Когда я тебя уже отучу ходить по столам и окнам! – Баба Тамара появилась с кружечкой на кухне.
– Чего ты хочешь, враг? Золота, серебра, лунных камней? Говори! – буйствовал старый кот.
– Что ты орешь, Мурзик? – отвечала ему пенсионерка – У тебя все стоит. Разуй глаза.
Она подтянула за холку Эмеральда и мордочкой опустила в молоко. Эмеральд, испачкавшийся затхлым молоком, это расценил как пытки и принялся царапаться, за что получил по загривку.
– Слышишь! Слышишь! Меня найдут! И тогда тебе не повезёт! Не зли меня! – говорил Эмеральд.
Баба Тамара, не понимания отчего так себя ведёт ее Мурзик, снова взяла его за холку. Отнесла в ванную и заботливо опустила в лоток. И теперь Эмеральд в состоянии легкого шока, глядел на неё из лотка, набитого комкующимся кошачьим наполнителем.
– Я П-Р-И-Ш-Е-Л! – надрывно закричали в прихожем коридоре.
Кусков закрыл за собой дверь. Положил портфель в прихожей и прошёл в ванную, дабы помыть руки. Эмеральд все еще со злобной мордочкой сидел в лотке.
– А, Мурзик! Привет! – не смотря на кота в проброс сказал Кусков, открыл воду и принялся заниматься гигиеническими процедурам.
– А! Ещё один! За одно с ней! Зальёшь мне воду в уши, как две тысячи лет, убийца!
Кусков прокашлялся и обернулся в сторону лотка. Зубная щётка застряла у него за зубами, а щеки расплылись в удивлении. Он уставился на совершенно странного Мурзика, который был вообще не похож на себя. Кусков ещё не понял, что тот говорит с ним на человеческом.
– Что смотришь, враг? Готовься к смерти! – продолжал Эмеральд, сидя в лотке, обнажив свои острые когти.
-– 6 –
Из чего вы скажете сделана наша Вселенная? Из минералов, металла, химических элементов, инертных и не очень газов. И, может, окажетесь правы. Ведь всегда правы, кто опирается на доказательное и рациональное. Но я же запишу о Вас в блокнотик одну деталь; точно, ну, самую малость! Не обижайтесь, в вас верно когда-то и при каких-то условиях умер мечтатель. Да, такой, который верит в прочность поцелуя под дождем и слова, сказанные на вечность. Знаю, знаю, таких и осталось ровным счётом, как амурских тигров. Все же… О чем я?
Наша же Вселенная хрупка; как хрусталь. Стоит только ветру перемен слегка дунуть и она рассыпается в горошек. Или карточный домик?! Но если она так беззащитна, что заставляет ее жить и быть такой предельно правильной? Не камень, не стекло заставляет ее дышать и блестеть, а то, что заключено в этих камнях. Вселенной, поверьте, движут чувства и мысли, что мы ей отдаём. И поверьте, она однажды вернёт все. И вы почувствуете ее силу. Вы можете не верить мне столько времени, сколько хотите. Но разве я похож на мошенника, который обберет Вас до нитки?
Эмеральд выглядит странно – больше похож на человека, с грозным, жестоким лицом; его выя уже содержит рубцы. А из-под лат видны тяжёлые израненные мышцы, поглощённые кошачьей шерстью и мощный золотой обрубленный хвост. За спиной его огнестрельное оружие, а на поясе меч, напоминающий катану. Он поворачивает голову в космос к самому солнцу, на его шее – зелёный огромный камень, напоминающий изумруд. Он больше не похож на котёнка, но на властителя прайда, решительного и непобедимого. Он, оглядываясь, идёт по лунным кратерам быстро и по-военному тихо. И, наконец, достигает тёмной пещеры где-то на краю Кристального леса. Он ещё раз подозрительно оглядывается и входит в пещеру.
– Эмеральд, это ты! – с какой-то отдушиной прозвучало ему навстречу.
На лице Эмеральда появилась улыбка; а у его мясистой ноги терлась небольшая чёрная кошка с голубыми, как Луна, глазами и такого же цвета двойным хвостиком.
– Это я, это я, Причина! – он высоко поднял ее и горячо лизнул по шерстке.
– Ну, опусти меня, я надену свой кристалл!
– Это тебе – он протянул ей цветок.
– Что это такое, Эмеральд? – она рассматривала белую, белую лилию.
– Я не знаю. Я нашёл эту красоту на Земле. И сразу подумал о тебе.
– Какой красивый! – она положила его в зубки и отнесла в глубь пещеры.
– Лучше я сниму свой. Я так устал от лат, – выдохнув, сказал Эмеральд.
Он стянул с шеи кристалл; и латы его обрушились с громким звуком.
– Все в порядке, мой камень? – спросила Причина, отвлекшись от таскания шерсти и лунного песка в кратер.
– Да, – ответил Эмеральд, выпрыгивая из лат уже обычным, привычным нам лунным котом.
– Ложись, Эмеральд, я похожу тебе по твоей усталой спине – говорила ему засыпающему Причина на ушко.
Опал вылизывала Эмеральду за ушком и тормошила его по животу тихо притопывая лапками со слегка выпущенными когтями. Ее душу терзала та бессердечная тревога, которая поражает одновременно страхом возможности потери дорогого и надеждой на хорошее окончание. Эмеральд не открывал глаза, и сложив лапы у шеи, тяжело дышал.
– Прошу не умирай, Эмеральд! Не умирай! Я не смогу без тебя! – говорила Опал, а на кошачьем сердце снова и снова роялся острейший камень.
– Это ты, Причина? – хрипло ответил Эмеральд, встрепенувшись и вернувшись из своего сна.
Но Причины не было, это была Опал.
– Ты жив! Ты жив, Эмеральд! – хвост Опал встал трубой и она устроила рожицу рядом с Эмеральдом.
Эмеральд тяжело раскрыл глаза и обнаружил, что кроме Опал рядом с ним находился этот проклятый интервент, это губитель. Только вот Кусков, которого непонятно почему считали врагом, сидел и молча охреневал над происходящим. И с чего бы начать? Что у него там делалось в голове? Да, наверное, с этого: во-первых – он никогда не видел, чтобы кот так высоко прыгал с острейшими когтищами. И если бы не сработавшая реакция, ему бы порвало поллица. И ещё? Во-вторых: он никогда не видел, чтобы коготь этот увеличился до человеческого кулака. В третьих – видели ли вы котов, теряющих сознание? В четвёртых – он мог снести все: безднежье, неудачи, приставучего Ботягу, сварливую свою хозяйку, но это настолько обидно, когда тебя опускает простой (ну ладно, может не простой) кот, будучи сидячем в лотке. Ладно, стоит признать, и Кусков действовал странно. При обмороке он как полагается вынес пострадавшего поближе к воздуху. Где в-четвёртых – с ним заговорил на чистом человеческом такой же кот или кошка. Все же не смотря на поразительный скепсис, Кусков в первый и последний раз решил поверить в чудеса. И послушать, так сказать, анамнез самого больного, а не строить различных догадок, основанных на собственном критичном мышлении и ярлыках дисфункции психики.