Читать онлайн 24.06. бесплатно
Глава 1
«Ты – донорский орган, свежепересаженное сердце», – произнёс низкий голос, на фоне насмешливо забились колокольчики.
Перед глазами Шестнадцатого вспыхнул диск чистого белого света, разделился надвое и фарами-половинками гонящего по ночной дороге автомобиля полетел на него с бешеной скоростью.
«Процесс отторжения запустится сразу же, как только организм осознает твою чужеродность, – бесстрастно продолжал голос; половинки же, тем временем, замигали. – Правила помогают скрыть от организма твою истинную природу, усыпить его бдительность. Надеюсь, ты понимаешь, что произойдёт, если организм отвергнет сердце».
Свет, свет, тьма, свет, свет…
Купе залило пронзительным солнечным светом. На миг всё вокруг исчезло в золотистых лучах, а затем стало заново прорисовываться контур за контуром. Сощурившись, Шестнадцатый потянулся, чтобы опустить шторку на окно.
– Вы не из здешних мест, я права?
Его рука так и застыла в воздухе. Попутчиков с ним не ехало, да и щелчка дверного замка он не слышал. Наконец солнце скрылось за лесом, и Шестнадцатый различил чинно расположившуюся напротив женщину в белом. Откуда она взялась? Закинув ногу на ногу, та с подозрением смотрела на него поверх тёмных очков, будто бы это он только что появился из ниоткуда. Она была довольно красива: полные губы, миндалевидные, обрамлённые белёсыми оленьими ресницами глаза, чуть загорелая кожа. Из-под небрежно накинутого на голову платка выглядывала волна светлых волос. Старомодное платье выгодно подчёркивало точёную фигуру. Однако всю красоту незнакомки отравляло суровое выражение лица.
– На вас наслали немоту? – продолжая сверлить Шестнадцатого взглядом, спросила женщина.
– Нет, просто я не заметил, как вы зашли и…
– Вы и не могли заметить. – Её красные губы сложились в злорадной улыбке, напоминающей разошедшийся порез. – Зачем едите в Кощное озеро?
– Откуда вы знаете, что я собираюсь выйти на этой станции? Вы что, провидица? – Шестнадцатый выдавил неловкий смешок. – Или подсмотрели в мой билет?
Женщина нахмурилась.
– В чём конкретно вы меня обвиняете: в ведьмовстве или в излишнем любопытстве?
Серьёзность и даже едва уловимая оскорблённость тона не позволяла трактовать её слова как ответную шутку. У незнакомки явно напрочь отсутствовало чувство юмора.
Шестнадцатый не знал, как сгладить ситуацию и от того молчал. Обстановка же с каждой секундой накалялась, и реальность будто бы подыгрывала этому фразеологизму. На лбу Шестнадцатого проступили капельки пота; во рту пересохло. Под пристальным немигающим взором незнакомки он чувствовал себя муравьишкой, которому не посчастливилось столкнуться с познающим азы устройства линз ребёнком.
– Душно? – поинтересовалась женщина и принялась стучать ногтями по столу: «Тук-турук, тук-турук». – Говорят, духота поутру – к ненастью. Так и случится. Поэтому вы едете в Кощное озеро? Будете разгонять накинувшиеся на город тучи?
Воображение так и нарисовало Шестнадцатому картинку: молодец-город отбивается от кружащих над ним туч-стервятников.
Она отстанет, если я притворюсь дураком? Решив попробовать, Шестнадцатый растерянно заулыбался.
– Простите, не понимаю, о чём вы. Меня вызвали туда по работе, и она никак не связана с метеорологией.
– Тогда готовьте зонтик. Буря не щадит ни своих, ни чужих.
Мерный стук колёс замедлился, затем последовал скрежет торможения. За окном на пригорке, среди сияющей на солнце зелени, показалось молочно-голубое здание вокзала. В углублении арки зиял тёмный прямоугольник распахнутой двери. Вдруг в нём, словно отпечатанный на сетчатке послеобраз, дважды промелькнул шар чистого света и пропал.
Хлопок двери заставил Шестнадцатого оторвать взгляд от вокзала и схватиться за чемодан. Быстро поднявшись, он последовал за незнакомкой, однако в проходе той не оказалось. Ровно, как и на перроне. Шестнадцатый был единственным пассажиром в вагоне, и единственным, кто сошёл на этой станции.
Пять сорок, отметил про себя он, глянув на часы, и достал карту из внутреннего кармана куртки. Сейчас Шестнадцатый находился в восточной части городка, в месте, помеченном на карте зелёным крестом. От креста в обход схематичных начертаний улиц и домов тянулась тонкая линия на юг, к чёрному кругу близь кляксы озера. Видимо, утопленник, удручённо подумал Шестнадцатый, представляя грядущую возню с разбухшим, поеденным водной живностью трупом. Что ж, выбирать не приходится.
Кощное озеро встретило его застывшим безмолвием. Следуя проложенному на карте пути, Шестнадцатый шёл в полной тишине, нарушаемой лишь шуршанием мелких камешков под подошвами ботинок. Городок крепко спал, не желая просыпаться ни ради прибывшего на поезде чужака, ни ради мёртвого земляка. Однако его пробуждение и дальнейшая бессонница оставались вопросом времени. Даже налитым свинцом векам не сомкнуться, если рядом бродит убийца.
Когда Шестнадцатый добрался до заросшей тропинки, ведущей к озеру, ясное небо затянуло серой пеленой, мрачнеющей к горизонту. Примета женщины в белом оказалась пророческой. Погода стремительно портилась.
Без солнца вода в озере превратилась в зеркальную гладь. Вдруг из её перевёрнутого мира вынырнула человеческая фигура и рывками потянула что-то за собой к берегу.
Шестнадцатый сверился с часами. Было шесть пятнадцать, когда молодой парень вытащил на сушу мужчину с обмотанной полиэтиленом головой и, перевернув того на спину, перекрестился.
Начался первый день расследования.
Глава 2
Его убили не здесь, сразу же сделал вывод Шестнадцатый. Его натолкнул на это вид пустынного берега: ни мусора, ни кострища, ни каких иных следов людей. Клеёнке в таком забытом месте взяться неоткуда. Скорее всего, жертва и убийца были близки, продолжал размышлять Шестнадцатый. Лицо закрывают, если испытывают вину. В маленьких городах все друг друга знают, но большинство знакомых всегда остаются посторонними… Или убийца хотел как можно лучше сохранить лицо жертвы от озёрной живности, чтобы отправить послание? Неужели «бандитские разборки»
могут быть в таком маленьком городе?
Выловивший труп парень неровно стоял и судорожно сжимал в руках шнурок капюшона. Подойдя, Шестнадцатый даже не посмотрел в его сторону. Опустился рядом с телом на корточки и, поставив чемодан на землю, деловито раскрыл. Внутри аккуратно лежал малый набор криминалиста: пачка одноразовых перчаток, два фонаря, ультрафиолетовый и светодиодный, спрей с люминолом, набор для снятия отпечатков, лупа, фотоаппарат, пинцет, скальпель, пакеты для улик и баночки для образцов.
– С-с-стойте. Что вы д-д-делаете? К-кто вы? – залепетал парень, чуть придя в себя, и боязливо заглянул Шестнадцатому через плечо; лёгкий ветерок подхватил едкий запах перегара и сигарет. – Вы с-следователь? Из Мо-о-осквы, да?
– Да, – соврал Шестнадцатый и пару раз щёлкнул фотоаппаратом, дабы зафиксировать изначальный вид покойника.
Больше всего крови сохранилось на животе, но рубашка там целая. Видимо, убийца застегнул её уже после нанесения ранений…
Окружившее его спиртовое облако мешало размышлять. Шестнадцатый раздражённо откашлялся, однако очевиднейшего намёка паренёк не понял. Пришлось всё проговаривать вслух:
– Отойди, пожалуйста, и не мешай работать.
Помявшись пару секунд, парень всё же сделал, как велено, и отступил к засохшей берёзе. Полуповаленная и скрюченная, та тянулась к воде от самых кустов. Он встал у торчащего из земли кома корней и, накинув на голову капюшон, обнял себя за плечи. Его покрасневшие глаза из-под прилипшей ко лбу выгоревшей чёлки то и дело скашивались в сторону Шестнадцатого, однако ни заговорить, ни тем более уйти он не осмеливался.
Кажется, он давно не спал. Шестнадцатый натянул перчатки и обернулся к пареньку. Тот был невысоким и узкоплечим, весь в ссадинах и грязи, словно с неделю блуждал в лесу. Белые кеды сковало коркой, на футболке оранжевые разводы, на рукаве кофты смазанный тёмный отпечаток ладони. Если парень и потерялся где-то, то не один, и у них имелся при себе обширный запас алкоголя.
– У тебя уставший вид, – как бы невзначай отметил Шестнадцатый и поддел пинцетом промокший скотч, едва скрепляющий полиэтилен на шее убитого. – Хорошо погулял ночью?
– Гм, да, н-наверно… Но это не я!
Скотч легко поддавался и разматывался, точно бинт.
– А что тогда ты здесь делаешь в такую рань? Не похоже, что сюда часто заглядывают люди.
– М-мой дом тут ряд-до-ом. Я все-е-гда здесь хо-о-ожу. Любого сп-п-просите.
Шестнадцатый аккуратно сложил скотч в пакет для улик. Настало время развернуть полиэтилен и отрыть лицо покойника
– Мы до р-ра-а-асвета отмеч-ч-чали Ивана Ку-у-упалу на том бе-бе-р-регу, – продолжал перепугано оправдываться парень. – Ме-е-еня в-в-все вид-д-дели. Он у-уже был в во-о-оде, к-когда я п-п-при-и-ишёл. Я д-думал, он т-т-тонет.
– Почему ты так нервничаешь? Вы же с друзьями ничего плохого не сделали, верно? Ничего, что могло бы повлечь за собой смерть человека? Не торопись с ответом. Сделай глубокий вдох, успокойся, а то скоро я совсем перестану тебя понимать.
Шестнадцатый раскрыл лепестки полиэтилена и недовольно дёрнул щекой. Он прогадал с обеими версиями. Убийца не стыдился и не слал предупреждение. Убийца был прагматиком и упаковал голову жертвы, чтобы разбить лицо, лишить его каких-либо узнаваемых черт, превратить в отбивную и при том не испачкаться. Он хотел затянуть опознание. Неужели не понимает, что в таком городе человека можно вычислить методом исключения? Или же решил выиграть время для побега?
– Д-дайте по-о-осмотреть. Я мн-но-огих в городе з-з-знаю.
Парень уже двинулся к телу, но Шестнадцатый жестом приказал ему остановиться.
– Иди домой и вызови сюда скорую и полицию, – скомандовал он. – Ты не под подозрением, и тебе незачем это видеть.
Молча кивнув, тот зашагал прочь. Сначала неуверенно, постоянно оборачиваясь то ли на Шестнадцатого, то ли в попытке всё же взглянуть на убитого, затем быстрее, а потом и вовсе побежал.
Трусость и любопытство в одном флаконе. Интересный персонаж.
Оставшись в одиночестве, Шестнадцатый вновь взялся за фотоаппарат. В объективе появилось изувеченное будто бы сплюснутое лицо мертвеца, к которому прилипли мокрые пряди чёрных волос с заметной проседью. Его били чем-то тупым и тяжёлым. Вроде металлического ящика или бетонного блока. Вспышка на миг залила бурое месиво белым, и Шестнадцатый двинулся дальше.
Следующий кадр сфокусировался на заношенной фланелевой рубашке с едва различимыми разводами крови. Застёгнута на пару пуговиц. Половина остальных оторвана. На рукавах пятна зелёной краски. Наверное, домашняя. Его убили в собственном доме? Или убийца выманил его во двор? Например, на соседскую встречу. Оголив торс покойного, Шестнадцатый непроизвольно сглотнул. Ярко-малиновые полосы хаотично рассекали живот, а на груди было вырезано нечто наподобие трискелиона1. Подсвеченные вспышкой порезы напоминали расползающихся кто куда дождевых червей. Более двух дюжин ножевых ранений. Это личное. Убийца явно был зол. Вряд ли символ здесь означает ритуальный подтекст. Скорее, просто служит меткой или, опять же, посланием… Но я тороплюсь с выводами.
Светлые джинсы с масляными пятнами не представляли ничего интересного. Шестнадцатый на всякий случай сделал пару снимков и приступил к осмотру рук. Ногти коротко острижены. Жаль. Вспышка по очереди запечатлела широкие кисти, привыкшие к труду. На левом мизинце тускло поблёскивало простенькое золотое кольцо. Похоже на обручальное. Судя по размеру, женское. Разведённый бы не стал носить кольцо бывшей. Вдовец? На правой, у основания большого пальца был старый, почти затянувшийся укус. Пунктирные полоски на тыльной стороне образовывали ровный месяц, а на ладони шли ломаной дугой. Это следы человеческих зубов. Нижние кривые. Примета непримечательная. Оттолкнуться от неё не получится. Для сравнения Шестнадцатый стянул перчатку и укусил себя ровно в том же месте. Его точно укусил не ребёнок. Возможно, подросток или невысокая женщина. Хотя сложно представить, чтобы это сделал кого-то старше десяти.
В объективе показались раскинутые ноги жертвы: одна в чёрном носке, другая – босая. Второй носок, наверное, съехал, когда тело переносили. Это подтверждает мою теорию об убийстве в доме или где-то поблизости, куда он мог выйти, скажем, в тапочках.
Отложив фотоаппарат, Шестнадцатый обыскал карманы. В джинсах обнаружились связка из двух ключей и сложенный в три раза линованный листок. На ключах болтался брелок: крохотное сердечко из бирюзы на верёвочке. Вряд ли взрослый мужчина сам себе такое купил бы. Подарок от дочки? Укус тоже от неё? В голове Шестнадцатого начал формироваться образ покойного: отец-одиночка, который заново учился общению с упрямой дочкой-подростком после гибели жены. Печальная история. После смерти второго родителя девочка отправится в детдом.
Убрав ключи с брелоком в пакет, Шестнадцатый аккуратно развернул промокший лист. Вырван из тетради, определил он и вчитался в размашистый и кудрявый, словно завитки колючей проволоки, почерк:
верёвка
стяжки
противовоспалительные?
перекись
клёпки
Список был перечёркнут крест-накрест другой ручкой с более тёмными чернилами. Ниже, в углу, той же ручкой значилась приписка:
мин 166х47х25
Шестнадцатый с минуту смотрел на размеры затуманенным взглядом. Вытянутый, но совсем мелкий ящик получается. Для чего такой может пригодиться?
Вспомнив, что у рубашки был нагрудный карман, он проверил и его. Там нашлась ещё одна записка теми же тёмными чернилами, но уже совсем иным, куда более узким и резким почерком.
Мы были страстные и бесстрастные,
Влюблённые в уничтожение твари милые.
Демоны наши в желаньях ужасные,
В них скрыт и рокот бурь, и перламутра переливы.
Стих озадачил Шестнадцатого пуще прежнего. Ничего подобного в кармане покойника найти он не предполагал. Незачем поэзии с её витиеватыми образами соседствовать с чернушными реалиями убойного отдела. Вгрызаясь взглядом в каждое слово, Шестнадцатый тихо проговаривал их, будто пробуя на вкус. «Мы были», «демоны наши». Кто эти «мы»? Друзья? Любовники? Он встал размять ноги и принялся бродить вокруг покойника. Собирать у всех жителей города образцы почерка не вариант. Нужно выяснить, чьё стихотворение. Возможно, получиться оттолкнуться от личности поэта. Статистически, жертва и убийца связаны…
– Здравствуйте. Мы за телом. Вы уже закончили с осмотром места? – вдруг прервал его мысль незнакомый голос.
Шестнадцатый развернулся и растерянно кивнул в знак приветствия. Трое мужчин подкрались к нему столь незаметно, что им в пору бы податься в частный сыск. Двое из них – высокие и крепкие с угрюмыми широкими лицами – стояли чуть поодаль с тряпичными носилками. К Шестнадцатому же обращался ближайший: худой седой мужчина средних лет с пергаментной кожей, натянутой на выступающие монгольские скулы.
– Меня прислал к вам Ильдар Антонович Знайдовский, – продолжил тот. – Он у нас участковым был, пока отделение не расформировали. Сказал, к нему прибежал наш с вами знакомый хулиган, видать ноги хорошо дорогу запомнили, и затараторил, что московский следователь изучает на Чёртовой Палице2 труп убитого. По правде, я ему не поверил. Убийство – здесь? У нас тихий, спокойный городок, потому Ильдара Антоновича на пенсию и отправили. Но все же могут ошибаться. Сколько бы ни жил и мудрости ни копил, будь готов принять свою неправоту. – Мужчина выдержал паузу и протянул руку. – Я Бату Наминович Балиев, местный патологоанатом и по совместительству терапевт, будем знакомы.
– Я, м-м… старший следователь… Шестнадцатый. С телом я закончил, можете уносить.
Бату Наминович махнул рукой своим людям.
– У вас нет догадок, кто он? – спросил Шестнадцатый, кивнув на покойника. – В городе никто не пропадал?
– Лишь дети, подростки, но это нормально. Здесь всегда в преддверье Иванова дня начинается кутерьма. Молодость требует бьющей ключом жизни. Им претит размеренное течение маленького города. – Заметив его смятение, Бату Наминович рассмеялся. – Я тоже удивлялся, когда только приехал, но таковы местные обычаи. Привыкните со временем.
Мужчины перенесли окоченевшее тело на носилки и двинулись прочь. Бату Наминович последовал за ними, продолжая говорить:
– В прошлом году из-за того, что родители не пустили в лес на костёр, одна девочка убежала из дома. Искали две недели, а она отсиживалась у подруги на чердаке, потому что боялась возвращаться. В этом же году беглецов пока что двое, если слухи не врут: Настя Фортакова, да Денис Двукраев. Фортакова несколько месяцев не объявлялась, видать, уехала, а Двукраева вы сами видели. Он у нас постоянно числится в графе «пропавший».
Так вот как заикающегося паренька зовут. Совсем забыл спросить его имя. Шестнадцатый достал из кармана куртки блокнот и сделал несколько пометок про Дениса. Затем перелистнул страницу и крупными буквами написал: «СОБЕРИСЬ».
Из-за кустов показались распахнутые задние двери старенькой скорой.
– Ильдар Антонович просил вам передать ключи от участка, – Бату Наминович выудил из кармана брюк увесистую связку с деревянным брелоком-свистулькой. – И… – Он принялся проверять другие карманы. – Куда же я его убрал? Вот он где. – Бату Наминович протянул Шестнадцатому незапечатанный конверт. – Там внутри адрес и ключ. Квартирка маленькая, но уютная. Хозяйка уехала в том году к родственникам в Краснодар, а ключи оставила Ильдару Антоновичу. Недвижимость, как вы понимаете, здесь продавать сложно. Она, вероятно, решила не пытаться.
Вдруг небо рассекла молния. В её пронзительном свете в кустах, среди зелени, проявился какой-то тёмный прямоугольник. Под грохотание грома Шестнадцатый исчез среди пышной листвы и тут же вернулся с большим чемоданом на колёсиках. Из малого отделения торчала ручка ножовки.
Глава 3
Взобравшись по приколоченной к яблоне лестнице, Денис с кошачьей ловкостью подлез к окну своей комнаты. Уходя куда-то, он всегда фиксировал шпингалеты на рамах в открытом положении, дабы иметь возможность избежать нотаций по возвращению и просто лечь спать. Денис просунул руку в форточку, поочерёдно толкнул рамы и забрался в окно. Двигался он механически, будто на автопилоте. Бурная ночь и её лихорадочно-бредовое продолжение полностью его обессилили, однако страх не позволял ему успокоиться. Будучи со следователем на берегу, Денис от стресса утратил способность ясно мыслить, и та вернулась, лишь когда Ильдар Антонович, выслушав его, закрыл дверь.
Мы видели. Мы всё видели…
Скинув кеды у кровати, Денис проскользнул на первый этаж, не издав ни звука, и забрал телефон из гостиной. Номер друга он знал наизусть. Стоило ему закрыться на кухне, как пальцы тут же принялись крутить диск.
– Я сплю, мам, – отозвался после десятого гудка в трубке сонный голос Эрнеса.
– Твоя мамка сейчас другим занята. Это я. Слушай внимательно, только что на Чёртовой Палице выловили труп. Мужика зарезали, а потом череп раскрошили.
– Стой, погоди, что? Реальный труп? – мигом оживился Эрнес, и сон сменился беспокойством, приправленным недюжинным интересом. – Кто он?
– Я же сказал, ему голову разбили в мясо. Никто пока не знает, кто он. – Денис, раздражённый тем, что пришлось повторяться, вздохнул и затараторил: – Помнишь, когда мы втроём купались, там как раз со стороны Палицы были огни…
– Точно, Камилла ещё бормотала что-то про нечисть и светляков перед тем, как завизжала.
– У мужика этого на груди вырезан тризмейник. Как один из тех на камнях у Марова городища. Историк говорил, они что-то вроде оберегов, да?
– Ага. Странно получается. – Эрнес громко выдохнул, словно собираясь с силами. – Вчера, когда это…
Едва различимый шорох из-за двери заставил Дениса перебить друга:
– Уверен, этого мужика закололи, потому что считали, что в него злой дух вселился. А огни… Наверное, мы поймали убийцу за работой. Он там фонарём маячил…
Совсем близко противно скрипнула половица. Резко умолкнув, Денис нажал на рычаг и весь сжался.
В следующий миг кухонную дверь открыл отец и, запахнув махровый халат с расцветкой под леопарда, перекрестил руки на груди. Выражение его лица говорило само за себя: взбучки не избежать.
Эрнес слушал короткие гудки почти минуту и только затем положил трубку. Затем он ещё долго сидел на полу в коридоре, прокручивая в голове слова Дениса, и с тревогой разглядывал окольцовывающий его лодыжку синяк. В переливах от густого фиолетового до светло-зелёного ему виделся след ладони, будто бы кто-то со всей силы вцепился в его ногу. Оно тянуло меня на дно. Если это коряга, то на радиоуправлении, и команда отбоя для неё сраный языческий заговор… Какой же бред! Что ещё могло быть посреди озера? Неужели это всё взаправду? Ещё и убийство…
Перед глазами то и дело возникали обрывки прошлой ночи: большой костёр отправляет сноп искр во тьму; венки мирно лежат на стоячей воде; его бывшая девушка Марина ругается со старшим братом; раздевшийся догола Денис с воинским кличем прыгает в озеро с тарзанки; на перевёрнутом ящике крутится бутылочка; вернувшийся на лето Матвей на спор пьёт из горла какую-то настойку и тут же падает ничком; Камилла зовёт всех купаться второй раз, но идут они только втроём; Денис уплывает с испуганной Камиллой на спине, а блуждающие огни с Чёртовой Палицы вытягиваются, как на гиперскорости, и несутся над водой…
От воспоминаний у Эрнеса побежали мурашки. Он мог бы попытаться убедить себя, что это был обыкновенный луч мощного фонаря, размножившийся из-за отражения, но ведь Камиллу тоже что-то напугало. Неспроста же она кричала.
Быстро одевшись, Эрнес выскочил из дома и помчался к Камилле. Через десять минут он уже стоял под её окном и тихо стучал по стеклу их личным шифром, который они придумали ещё в детстве: стук, стук, пауза, стук, стук. В окне соседней квартиры открылась штора. Всё время, пока Эрнес раз за разом повторял секретный стук, за ним сквозь узорчатый тюль наблюдала старушка с чёрным котом на руках.
Наконец в окне появилось бледное лицо с мягкими чертами, обрамлённое каштановыми волнами волос. Сильно щуря залёгшие в тёмных кругах глаза, Камилла влезла на подоконник меж маленьких горшков с фиалками. Её длинные голые ноги с тонкими коленками заняли почти половину окна, когда она высунулась из форточки.
– Сейчас семь утра, – недовольно отчеканила Камилла и потёрла оттиск подушки на щеке. – В обычные дни – так рано только бессовестные психи приходят, а после пьянки… Блин, ты выглядишь хуже меня, а я, кажется, отравилась. Что-то случилось?
Эрнес вкратце пересказал слова Дениса и уже хотел перейти к пережитому на озере, но Камилла попросила его чуть повременить.
– Если на берегу действительно нашли мёртвого человека, то отец наверняка уже там. Подожди, я проверю. Мало приятного – вести серьёзный разговор, торча из форточки.
Камилла вернулась спустя всего пару мгновений и жестом сказала Эрнесу обходить дом. Под бдящим взором держащей уже рыжего кота старушки он свернул за угол и двинулся к спрятавшемуся за цветущими кустами сирени подъезду. В тени поросшего мхом козырька уже ждала Камилла. Потирая друг о друга босые ноги, она стремительно опустошала огромную пивную кружку с огуречным рассолом. При виде её Эрнес не смог сдержать улыбку, однако ту омрачили воспоминания: Камилла, по шею в воде, кричит, а глаза её широко распахнуты от ужаса.
Стоило напиться в говно. Память бы отшибло, и был бы счастлив, как все неведающие.
Они с Камиллой не обмолвились ни словом, пока не прошли в квартиру.
– Почему ты завизжала тогда? – разуваясь, спросил Эрнес.
– Рыба хвостом задела, и я испугалась, – быстро ответила Камилла, не оборачиваясь. Шторка из бусин затрещала, точно погремушка, когда она прошла сквозь неё в кухню. – Чай будешь?
Бусины вновь «заиграли», когда Эрнес последовал за Камиллой. Старательно избегая его взгляда, она распахнула дверцы навесного шкафа и притворилась, словно выбирает чай.
Не верю, что там есть что-то кроме зелёного с жасмином. И ведь она знает, что я знаю.
– Ладно, – заговорил Эрнес, – раз ты боишься показаться чокнутой, тогда слушай. Когда вы с Денисом поплыли к берегу, меня что-то схватило за ногу. Чем больше я брыкался, тем сильней оно сжималось и тянуло меня вниз. Не помню, звал я вас или нет. Я был в панике и наглотался воды. Те огни с Чёртовой Палицы летели ко мне, растянувшись как стрелы. И тут я стал повторять: «В Навь уходи, меня не губи. В Навь уходи, меня не губи». – Переведя дух, он облизал пересохшие губы и продолжил: – Не знаю, как и почему, но это сработало, и меня отпустило. Фраза просто появилась в голове… Я твердил её про себя, пока не доплыл до берега.
– В Навь уходи… – тихо повторила Камилла и наконец закрыла шкафчик, хотя чай так и не достала. – Звучит знакомо.
– Ага, сегодня, пока с Денисом говорил, понял, откуда её знаю. В шестом классе мы ездили на экскурсию на Марово городище.
В мыслях тут же ожил безмолвный образ выбитых в камне замшелых ступеней, ведущих к угольно-чёрным слоистым стенам, что уходили в белое небо.
– В сентябре, да? Я тогда болела.
– Там у подножья холма, на котором оно стоит, много вкопанных в землю камней. И на всех высечены тризмейники. Историк сказал, что это обереги наших предков от нечисти. А когда мы спускались от городища, он шёл последним и твердил эту самую фразу: «В Навь уходите, нас не губите».
Камилла закивала:
– Да-да, вы с Денисом выкрикивали её, когда историк вас к доске вызывал. Кажется, я даже спрашивала у тебя, что за Навь такая, но ты меня послал. Ты ведь сам не знал, да?
– Я и сейчас не знаю, – признался Эрнес и нагнулся, чтобы закатать штанину.
– Прабабушка мне объяснила так: Навь – загробное царство для «правильно» умерших и «где надо» захороненных…. – Камилла ошеломлённо уставилась на показавшийся из-под его джинсов синяк. – Она действительно перекинулась на тебя.
– «Она»?
– Русалка.
Повисла долгая пауза.
Усевшись на стул, Эрнес стал рассматривать кухню, точно та за время разговора чудесным образом преобразилась. Его взгляд лениво скользил по деревянным тумбам и шкафчикам, по раковине и плите с их посудой, по старому пузырящемуся линолеуму, по голубой плитке с чёрными линиями стыков. Снаружи Эрнес выглядел заскучавшим, однако внутри у него всё сжалось, словно заявление Камиллы содрогнуло землю у него под ногами.
Хоть на миг допустить существование столь фантазийных существ, как прекрасные девы с рыбьими хвостами, Эрнесу казалось безумием. Русалки сидели на ветвях деревьев у Пушкина, превращались в пену у Андерсена, обрекали пением моряков на смерть у Гомера. Но то были мифы и сказки, а они-то сейчас в реальности, где нет леших, драконов и золотого руна. В их мире порядок подчинялся логике, математике, а не магии.
Мы с Камиллой оба перепили, и её галлюцинация передалась мне. Убеждения заразны. Я слишком восприимчив. И синяк… синяк…
Скептически настроенный разум верил материи, а не эфиру и изо всех сил старался найти ответ на два смертельных для его миропорядка вопроса. Что помимо сверхъестественной твари способно было тащить семидесятикилограммового Эрнеса ко дну? И как совпало, что и тризмейник на трупе, и внезапно вспыхнувший в памяти заговор – оба связаны с историком и Маровым городищем?
Вдруг тишину нарушили трели звонка, и Камилла поспешила к двери. В комнате сипло гавкнул старый пёс Батон, однако быстро потерял интерес и в коридоре не появился. Щелчок отпирающейся щеколды, шаги, снова тот же щелчок. Вернулась Камилла на кухню уже вместе с отцом.
Ильдар Антонович сразу же показался Эрнесу встревоженным, хотя тот и поприветствовал его добродушной улыбкой и протянутой для рукопожатия ладонью. Встав в проходе, тот задумчиво почесал бороду, как у Ивана Грозного.
– Дети, вы же оба ходили ночью на гулянку в лесу?
Камилла виновато закусила губы. Она будто бы действительно считала, что на сей-то раз улизнула незаметно.
– Я не собираюсь ругаться, дочка, – произнёс с едва заметной лаской Ильдар Антонович и потрепал её по волосам. – Мне надо узнать, была ли там Марина Полунина.
За них обоих отвечал Эрнес:
– Да.
– Хорошо, а когда она ушла примерно?
– Не знаю. Вам лучше Клима спросить. Это её брат. Они там вместе были.
– В этом и проблема. Клим говорит, что посреди ночи она убежала в лес и до сих пор не объявилась.
За окном прогремел гром. Над Кощным озером разразилась сухая гроза.
Глава 4
Подбрасывая увесистую связку ключей в руке, Шестнадцатый направлялся к отделению милиции, намереваясь вновь его открыть. Как заверил Бату Наминович, его высадили всего в квартале от участка. Однако путь уже затянулся на долгие пять минут, а улочка впереди наотрез отказывалась встречаться с другой на перекрёстке. Шестнадцатый не удивился, если бы выяснилось, что помощи от уполномоченных местных ждать не нужно. Его об этом предупреждали, но, видимо, напрасно. Судя по карте, Бату Наминович не обманул, просто градостроение в Кощном озере оказалось с причудой.
Во мраке, едва подходящем раннему утру, стоящие по бокам дороги частные дома казались неотличимыми друг от друга копиями: тёмные, двухэтажные, с тупым углом черепицы. И только сверкающие молнии на миг позволяли увидеть, что на самом деле они были самых разных цветов и размеров.
Когда Шестнадцатый проходил мимо покосившегося домика с настежь распахнутыми окнами, телефон на подоконнике разразился пронзительным дребезжанием. Не дожидаясь, вдруг кто подойдёт, Шестнадцатый перемахнул через хлипкий забор и поднял трубку.
– Здесь черепаха никогда не обгонит зайца, – без предисловий заговорил знакомый низкий голос, убаюкавший его до прибытия на станцию. Про себя Шестнадцатый прозвал его обладателя Нулевым. – Поторопись. И не давай никому себя подвозить.
– А почему?
Ответом ему послужили короткие злорадные гудки.
Прошло ровно час и сорок минут с моего приезда. Я осмотрел труп, собрал улики и опросил свидетеля. И всё равно я опаздываю. Видимо, я подписался на гонку со временем.
Добравшись до перекрёстка и разойдясь там с по-хозяйски рысившей лисой, Шестнадцатый наконец увидел одиноко стоящий на пустыре участок. То было небольшое двухэтажное здание из красного обглоданного ветрами кирпича с коваными решётками на окнах и вывеской «МИЛИЦИЯ» над входом.
Три одинаковых цилиндровых замка на одну дверь. Неочевидный способ противостоять взлому. Найдя в связке три схожих ключа, Шестнадцатый начал подбор. Неведомым образом верхний замок не открылся ни одним.
Меж раскатами грома послышался далёкий металлический звон. Шестнадцатому сразу пришёл на ум увесистый чулок монет, подпрыгивающий от натяжения. В реальности же с тополиной аллеи к участку нёсся парень. Расстёгнутая кофта раздувалась чёрным парусом за его спиной.
– Просите, вы… следоатель? – жадно хватая ртом воздух, спросил он. От парня, как и от Дениса Двукраева, несло перегаром, но куда слабее. – Моя сестра проала.
Подтверждённая пропажа Фортунковой, списанная на побег, убийство и предположительная пропажа. Многовато серьёзных преступлений… Чахоточный кашель на миг прервал цепочку размышлений Шестнадцатого, но он и не взглянул на согнувшегося пополам парня, чьи лёгкие грозились покинуть тело. В маленьких городках работает институт семейной ответственности. Или Кощное озеро – это тихий омут чертей без моральных ориентиров. Или же в городе появился чужак. Возможно, сезонный гастролёр.
– Передохни, пока я отпираю дверь, – опомнившись, сказал Шестнадцатый до сих пор стоящему буквой «г» парню. – Поговорим о твоей сестре внутри.
По странному стечению обстоятельств первый же ключ, какой Шестнадцатый вставил в верхний замок, повернулся. Со вторым замком произошло то же самое. Участок наконец открылся.
С новым ударом молнии хлынул ливень. Деревья, аллея, перекрёсток, дома – всё будто переместилось на рябящий экран лампового телевизора, потеряло чёткость за стеной дождя.
В участке стояли потёмки. Пахло пылью. Вооружившись фонариком, Шестнадцатый нашёл за столом дежурного щиток и перевёл выключатели в режим «вкл». От фойе в противоположные стороны тянулись маленькие коридоры, по три двери в каждом. Слева в конце виднелся трафаретный знак лестницы, а справа туалета.
– Может, вы уже выслушаете меня? – с неприкрытым раздражением поинтересовался парень. – Моей сестры в этих кабинетах нет.
Он демонстративно опустился на край стола и вытянул в проход длинные ноги в грязных стоптанных берцах. Только сейчас Шестнадцатый обратил внимание на тёмную припухлость вокруг его левого глаза, которую он всячески старался прикрыть волосами.
Его ударил правша. И, судя по нетронутым костяшкам, он не ответил, а кажется вспыльчивым. Чей же удар он мог стерпеть с таким-то нравом?
Шестнадцатый достал блокнот и ручку и напустил на себя внимательный вид.
– Назови своё полное имя, затем имя сестры и рассказывай, что произошло.
– Клим Егорович Полунин. Сестра – Марина Лукинична Полунина. Ей ещё семнадцать, по закону она несовершеннолетняя. Вы обязаны немедленно объявить её в розыск.
Клим достал из кармана кофты фотографию и протянул Шестнадцатому. Сходство между братом и сестрой читалось сразу: оба бледные с карими широко посаженными глазами и острым подбородком, словно инопланетяне. В остальном же они не совпадали. У Марины были длинные волнистые волосы цвета пшеницы, а у Клима прямые и пепельные. Аккуратный нос со вздёрнутым кончиком у Марины не имел ничего общего с широким и крючковатым с заметной горбинкой у Клима. Ещё не исчезнувшая до конца детская припухлость Марины резко контрастировала с осунувшимся угловатым лицом Клима. Суммируя всё: Марина походила на фарфоровую куколку, а Клим на злого эльфа.
– Вчера она соврала родителям и пошла на купальский костёр. Мы с Розой встретили её там где-то около десяти, плюс-минус минут пятнадцать. Я почти сразу тогда часы разбил. – Клим указал на треснутый циферблат с замершими в 10:10 стрелками.
– Как это произошло?
– Случайно, – буркнул тот и продолжил: – Последний раз я видел Марину, когда она убегала по берегу в лес. Там старая дорога к городу, заросшая крапивой и борщевиком.
– Ты уверен, что это была она?
– Я окликнул её. Марина обернулась и показала мне фак. По-моему, она ещё что-то прокричала.
– Вы с сестрой не ладите?
– С чего вы взяли?
Защищается. Или они поругались на вечеринке, или никогда не сходились характерами. Шестнадцатый бесстрастно выдержал недовольный взгляд Клима и перевёл тему:
– А кто эта Роза? Она была с тобой всю ночь?
– Роза – моя двоюродная сестра по матери. Тётя Виктория её сюда на лето сослала. И да, она была со мной всю ночь. Мы вместе вернулись домой. Спросите отчима. Он сразу же проснулся и на… – Клим сам себя оборвал на полуслове и, ссутулив плечи, спрятал руки в карманах рваных джинсов.
С отчимом действительно встретиться не помешает. Обстановка в семье часто служит причиной побега у подростков. А у Клима синяк…
– На вечеринке не произошло ничего необычного? Может, Марина с кем-то поссорилась, или кто-то к ней приставал?
– Э-э, нет, – кивнул Клим, чётко дав понять Шестнадцатому, что солгал. – Да и она бы не сбежала, если б её обидели. Марина с таким иначе расправляется… ну, то есть справляется. Она бы вернулась и… Короче, с ней точно что-то случилось. Марина напилась и ушла ночью в лес у озера, а плавать она не умеет, понимаете? Ещё и этот грёбаный борщевик везде!
– Считаешь, надо искать тело?
– Что? – опешил Клим. – Нет! Что ты несёшь? Моя сестра ещё где-то там. И она жива, ясно? Если у вас в Москве принято ничего не делать, окей. Пинай дерьмо и здесь! Отчим уже собирает добровольцев. Мы справимся сами!
Вскочив со стола, Клим, словно подхваченный ураганным ветром, рванул к выходу. Увесистые цепочки на его рваных джинсах жалобно забренчали. Напоследок он с ненавистью в глазах обернулся на Шестнадцатого и, точно обиженный ребёнок, хлопнул дверью. Над выходом зашаталась подвешенная на нитки картонная табличка «МИЛИЦИЯ – слуга народа».
Это намёк?
Шестнадцатый поколебался ещё пару мгновений и ринулся следом за Климом в надежде, что тот не успел далеко удрать. На ходу он вновь ругал себя за забывчивость. На сей раз Шестнадцатый не спросил адреса проживания.
Глава 5
Дождь в лесу едва моросил, не в силах прорваться через густые шапки деревьев. Лишь далёкие раскаты грома, да влажный напитавшийся зеленью воздух напоминали о грозе.
Поиски Марины длились почти час. Казалось, из-за исчезнувшей девочки жизнь в Кощном озере встала на паузу: деревообрабатывающий комбинат не распахнул на встречу рабочим двери, в его цехах не загудели станки, магазины не открылись, а улицы не заполнились движениям. Все горожане отправились добровольцами в лес. Отовсюду наперебой раздавались голоса: «Ау-у, Мари-и-ина-а!», – и ответом им служило мерное накрапывание дождя.
До начала похода Шестнадцатый успел познакомиться с родителями Марины. Её мать, Олимпиада, взрослая копия дочери с зеркальными от слёз глазами, всё повторяла, что нужно было довериться интуиции, что нельзя было отмахиваться от ночных кошмаров, преследующих её с пропажи лучшей подруги Марины – Насти Фортаковой. Маринин отец, Лука, держался стоически: руководил собравшимися, утешал жену, не терял оптимизма; однако это ощущалось вымученным и искусственным. Он постоянно поджимал губы, пряча те за густой щёткой усов, и нервно приглаживал редкие волосы на макушке.
Пока Клим раздосадовано сжимал челюсти и фыркал, Лука с Олимпиадой кратко поблагодарили Шестнадцатого за отзывчивость. Шестнадцатый едва успел условиться, что зайдёт к ним вечером, как Лука оборвал их разговор словами: «Давайте уже пойдём, а то холодает из-за этой проклятой грозы».
Затем Шестнадцатого поймал бывший участковый милиционер Ильдар Антонович Знайдовский и с крепким рукопожатием пожелал успехов в расследованиях. «Бату Наминович мне передал, что покойник обезображен до неузнаваемости. Раз вы у нас новенький я помогу разобраться, кто он. Разумеется, если он не приезжий», – добродушно пообещал тот и куда-то поспешил.
С той самой двоюродной сестрой, которая, по словам Клима, «всю ночь была с ним», Шестнадцатому удалось встретиться, лишь когда город остался далеко позади, а протоптанные тропинки сменились едва примятой травой. Роза удивительно походила на Марину, будто оживший с фотографии двойник. Только её торчащие из-под панамы волосы доходили лишь до лопаток и отдавали медью.
Роза шагала позади Олимпиады, глядя строго себе под ноги. Иногда она нагоняла тётю и коротко подбадривала ту, брала за руку. Куда чаще брела сама по себе, даже не оглядываясь по сторонам.
Она не выглядит заинтересованной в поисках. Её больше тревожит состояние Олимпиады, нежели пропажа двоюродной сестры, отметил тогда Шестнадцатый.
Говорить с Розой в присутствии других он не хотел, потому отложил это на потом. В конце концов, ему нужны были железные основания, чтобы проверять алиби Клима и прощупывать насколько зыбка почва семейных отношений Полуниных. Пока что в пропаже Марины не находилось криминальной составляющей. Потеряться пьяным ночью в лесу может даже опытный егерь. И раз несчастный случай с Мариной никак не касался убийства, то и заниматься им активно нет смысла, – так он считал.
Впустую бродить по лесу Шестнадцатый, разумеется, не собирался и, ходя от группы к группе, подслушивал разговоры. Маленькие города походили на деревни: под руку с жителями и тут и там всегда шествовали сплетни. Он беззастенчиво нарушал правило «идеального прикрытия», согласно которому он не должен был казаться подозрительным и вести себя в разрез с устоявшимся образом столичного следователя. По его мнению, обеспечивающий безопасность спектакль лишь задерживал расследование. А ему ведь сказали поторопиться.
– …моего Матвея не видела? – спрашивала одна женщина другую. – Он вот тоже пока не объявлялся. Боюсь я за него.
Ещё один пропавший? Шестнадцатый насторожился.
– В этом году он подготавливал костёр на Ивана Купалу. Знаешь же, бывшие выпускники делают праздник нынешним. Бедный, жаловался мне перед выходом, что из его класса только пара человек приехала на лето. Ума не приложу, как они там справились втроём.
– Я Эрнесу вообще запретила на костёр идти, – ответила другая женщина. – После того, как Фортакову, одноклассницу его, не нашли, у меня сердце не на месте. Но кто его дома-то удержит, когда мне в ночь в больницу? А теперь у него ещё и бывшая девушка пропала. Не представляю, Нинель, каково ему сейчас. Они с Мариной месяца четыре встречались. Первая любовь, первое расставание… О, – женщина махнула рукой в сторону парочки детей, – вон они с Камиллой Знайдовской. По лицам вижу, оба всю ночь не спали. Гадать – почему не надо. Иди, узнай про Матвея.
Шестнадцатый отошёл в сторону и, выудив из кармана блокнот, набросал черновой список.
Были на вечеринке по случаю Купалы:
Камилла Знайдовская
Эрнес
Матвей (пропал?)
Марина Полунина
Клим Полунин
Роза
Денис Двукраев
Затем он перевернул страницу и принялся записывать кто, с кем и в каких отношениях состоял. Пускай Марина могла найтись с минуты на минуту, упускать полезные сведения он права не имел.
Преодолев заросли папоротника, Шестнадцатый вновь принялся собирать информацию, однако на сей раз из разговоров узнать удалось мало. В основном люди вспоминали о Насте Фортаковой, жалели её бедных родителей, обсуждали, какой славной и милой девушкой была Марина, и судачили о семейном бизнесе Полуниных. Как оказалось, Лука владел единственным ломбардом в городе, а Олимпиада работала там за прилавком.
Ломбард – прибыльное дело, когда нет конкурентов. Получается, Полунины богаты. Марину могли похитить ради выкупа. Если это так, то, скорее всего, преступник попросту не успел подложить записку с условиями. Лука не спал, когда Клим с Розой вернулись, и, вероятно, сразу забеспокоился о дочери…
За стеной ельника раздался громкий лай, затем последовал строгий голос Ильдара Антоновича:
– Дочка, не спорь, возьми Батона. Так мне будет спокойней. – Выразительный профиль Ильдара Антоновича, наполовину скрытый густой бородой, показался среди игольчатых ветвей. – Мне сейчас нужно отлучиться в город с Лукой и Климом. Лука заказал для всех добровольцев обед в школьной столовой, и теперь еду надо доставить на место.
Рядом появилось недовольное лицо его дочери Камиллы.
– Знаешь же, он меня почти не слушается. Батон? Лапу!
Большой белый алабай игриво гавкнул и сел на землю.
– Видишь? Без команд мне с ним не справиться.
– Да уж, силёнок у тебя недовес. А ты ещё худеть хотела. Но ничего. Вон, вы же с Эрнесом вместе ходите. Он поможет тебе с Батоном совладать.
– Ладно, – буркнула Камилла, – но при одном условии. Ответь, как ты догадался, что я уходила на ночь.
– Элементарно, дочка. Вчера под вечер мне Лука позвонил и спросил, не у нас ли Марина. Я, конечно, сразу пошёл проверять. Как я понял, Марина наврала, что вы собирались у нас на ночёвку, а сама пошла в лес. По пути её застукал Клим и доложил Луке. Тот ведь не хотел отпускать-то её никуда после пропажи Насти, как и я тебя. Вот и получается, если бы не это, я бы и не узнал, что ты улизнула.
Безрадостно рассмеявшись, Ильдар Антонович обнял дочь за плечи, однако ту объяснение оставило совсем в иных чувствах. Лицо Камиллы перекосило недовольной гримасой: ноздри раздулись, губы скривились, а в глазах на миг блеснула злоба.
Вряд ли Марина стала бы врать, что идёт к новой подруге, рассудил Шестнадцатый. Или их семьи дружат, или дружат Камилла с Мариной. Почему же Камилла так раздражена?
Глава 6
Передав поводок Батона Эрнесу, Камилла устало плелась позади них. Псу никто не объяснил, что на поисках пропавших не веселятся, и потому тот со щенячьим задором отправлялся метить каждое приглянувшееся дерево. Камилле же с Эрнесом приходилось ждать, когда он закончит свои дела. Порой Батон замечал куницу или зайца и сразу же кидался в погоню, чуть ли не волоком таща за собой человеческий балласт. Загнав животное, Батон заливался громким лаем. Поначалу многие из добровольцев подходили посмотреть, что же такое обнаружил пёс, но, спустя десяток раз, Батону перестали верить. И пока Камилла с Эрнесом вдвоём пытались утихомирить пса, большинство людей ушли далеко вперёд.
Впрочем, Камилла была рада отстать от группы и не сомневалась, что и Эрнес тоже. Если бы Марина исчезла год назад, то они бы непременно мчались в первых рядах вместе с Настей Фортаковой. Но в девичьей троице, как и в отношениях Марины с Эрнесом, случился раскол задолго до того, как Настю зачислили в пропавшие без вести. Теперь их связывала номинальная дружба, продолжающаяся лишь в умах родителей.
– Камилл? Камилла? – окликнул её Эрнес и с трудом остановил Батона, намеревающегося прорываться сквозь заросли крапивы. – Это не честно, сначала рассказать человеку про русалку, отдать ему своего одичавшего пса, а потом избегать его. Я ведь даже сумасшедшей тебя не называл.
– Справедливо, но ты мне и не поверил. Да, согласиться на существование русалок – как вернуться к плоской Земле… – Оборвав фразу, Камилла пнула шишку. – Неудачный пример. И им я себя потопила.
– Не, только продырявила борт. Я до сих пор хочу послушать, с чего у тебя взялись такие мысли. Можно было подумать на что угодно, но ты выбрала русалку.
Батон, будто бы поддакивая, загавкал и дёрнул поводок.
– Смотри, наша метка. – Эрнес указал вперёд: тонкий ствол клёна опоясывала атласная красная лента. – Похоже, мы почти на опуш… Батон, стой! Фу! Фу!
Рванувший в сторону сосны, Батон потянул за собой Эрнеса; тот не успел ни упереться, ни отпустить поводок и поехал за ним на животе, как пингвин по льду. Батон со всех лап нёсся к месту купальского костра, будто пытался перегнать время, развернуть его вспять и успеть на вчерашнюю вечеринку. Там-то старый милицейский пёс точно отыскал бы пропавшую.
В сумерках дождя поляна выглядела иначе, чем Камилла запомнила в дрожащем магическом свете огня. Без людей всё казалось пустым и заброшенным, а пасмурность вдобавок наложила на поляну отпечаток реалистичной невзрачности. Магия покинула это место. Огромный костёр догорел, и у потухших углей спал какой-то бомж.
Камилла не сразу узнала в том Матвея Одинцова, про которого недавно спрашивала его мать, Нинель. Свернувшись под единственной сосной среди березняка, Матвей старательно игнорировал попытки Батона его разбудить. Пёс и тыкал его носом, и лизал, и хлопал лапой, – всё без толку.
– Кто тут молодец? Кто умный и совсем не бесполезный пёс? Кто нашёл человека? – Подойдя, Камилла потрепала пса по загривку и поправила капюшон дождевика. – Хороший мальчик.
– Погоди, что? – раздался голос Эрнес откуда-то из высокой травы. – Кого?
– Да, я хороший… – сонно пробормотал Матвей и, разлепив один глаз, с подозрением уставился на Камиллу. – А ты? Кто ты, космонавт? Где на твоём скафандре оберег?.. Духи из космоса вырвались.
И у тебя на уме одна нечисть, вздохнула Камилла и украдкой улыбнулась, глядя на землистое лицо Матвея с чернильными разводами волос на коже. Его дыхание еле слышно пахло спиртом и кислыми ягодами, но Камиллу всё равно манило коснуться рукой его щеки, отвести от бледных губ мокрую чёрную прядь. Ей хотелось, чтобы Матвей очнулся и…
Шорох листьев заставил Камиллу обернуться. Позади никого не оказалось, однако предчувствие твердило об обратном.
– Купала хочет топить. – Матвей причмокнул губами и притянул к себе в объятия Батона. – Чур меня…
«Чур» тебе надо было сказать своим надуманным проблемам и не напиваться из-за них, мысленно пожурила его Камилла и попыталась растолкать.
Она прекрасно помнила, как ночью обычно спокойный Матвей с непреодолимой тоской жаловался на «отмирание чувства долга и солидарности», ведь почти никто из его класса на праздник не приехал. Ни тогда, ни сейчас проникнуть в суть его печали у Камиллы не получалось.
– Он же говорил про обереги? – прошептал Эрнес и навис над ней. – И что его хотят потопить? Каков шанс, а?
Никаков, подмывало отчеканить Камиллу, но вместо этого лишь пожала плечами. Она стыдилась собственных слов и той твёрдой уверенности, с коей они тогда прозвучали, но отказываться от них тем не менее не собиралась.
Эрнес жестом предложил отойти, и они встали под раздвоенной как рогатка берёзой с присосавшейся к чёрно-белой коре чагой и оба тут же поёжились. Камилла до сих пор ощущала на себе чужой взгляд, однако его источник так и не находился.
– Я долго думал и… – нерешительно заговорил Эрнес и будто силой заставил себя продолжить: – Какова вероятность, что тебя, меня и убийцу примерно в одно время переклинит на славянских поверьях? И ведь перед этим не было никакого информационного бума язычества. Оно появилось само по себе. А теперь прибавь к этому, что подсознание Матвея выдало то же самое, но часов на семь-девять позже. Подобных совпадений не бывает. Что-то произошло, Камилла.
– Уже придумал теорию?
– Ага, но тебе не понравится. Отравленная вода, – мрачно произнёс он и столкнулся с её неприкрытым скепсисом. – Ну а что? Вдруг в озеро химикаты сливают. От этого никто не застрахован. Мы все – я, ты, Матвей и убийца, – были на берегу и могли надышаться ядовитыми парами.
Эрнес походил на безумца, считавшего, что раскрыл правительственный заговор. Его овальное лицо с крупными чертами будто бы утратило мягкость. По центру высокого лба залегли глубокие полосы беспокойства. Обычно щурившиеся близорукие глаза были широко распахнуты, а их взор требовательно вперился в Камиллу.
Она не собиралась подыгрывать его одержимому стремлению использовать одно общее рациональное объяснение как старое покрывало, под которым можно спрятать всё, что неугодно.
– По-твоему, мы спятили от токсичных паров? Почему тогда с Денисом всё хорошо?
– У него сильный иммунитет. – Эрнес потупился и вздохнул. – Честно говоря, если бы хтонь была реальной, происходящее имело бы хоть горстку логики. Без хтони всё объясняется резиновым вселенским совпадением. Чтобы видеть одинаковые галлюцинации, люди должны быть сами одинаковыми. Ну, хотя бы из одной религии. А мы все разные. Ты веришь в славянскую мистику, Матвей атеист, а я… – Оборвав фразу, он фыркнул, мол, с ним всё понятно.
Вновь почувствовав немое присутствие постороннего, Камилла неожиданно для себя взяла Эрнеса за руку в попытке успокоиться. Незамысловатый жест подействовал на него ободряюще. «Я хочу разобраться», – твёрдо заявил Эрнес, и громыхнул гром, точно Небо поставило свою печать под его словами.
И почему я не согласилась с отравленной водой? – подумала Камилла. Нет ведь, нужно завербовать его в секту бабкиных сказок. Надо учиться быть одной. В следующую секунду она уже позабыла эту мысль.
– Помнишь, что я сказала, когда увидела огоньки с Палицы? Я сказала, что раз светлячки здесь, то нечисть никуда не делась, и духи близко. На самом деле, это была дурацкая пьяная шутка. Но она оказалась вещей. Обереги просто так на людях не вырезали.
Новый раскат грома прозвучал как подтверждение. Вздрогнув, Камилла крепче стиснула ладонь Эрнеса в своей. Липкое мерзкое чувство слежки обострилось пуще прежнего и вынудило её понизить голос.
– Моя прабабушка говорила: светлячки означают скорую беду, потому что служат проводниками неупокоенным душам. Эти души «несвободны» и поэтому злы. Они могут обернуться в нечисть или остаться приведениями. У неё были своеобразные сказки на ночь. – Камилла сглотнула комок в горле. – Сейчас мне кажется, что те три светлячка как раз могли предназначаться убийце, покойнику и русалке.
– Три? Я видел только два.
– Наверное, это из-за тризмейника на трупе. Тройка – волшебное число, – предположила Камилла и вернулась к рассказу: – Так вот, каждый раз, когда проводили Купалу, прабабушка очень переживала, что кто-то заплывёт далеко от берега и его заберёт задержавшаяся нечисть. Это с нами чуть и не произошло. – Задрав штанину, она продемонстрировала три длинных вертикальных царапины на голени. – Русалка схватила меня и дёрнула вниз.
– И она что, просто тебя отпустила?
– Мои вопли её спугнули.
– Да, кричала ты знатно, – подтвердил Эренс, явно пытаясь отшутиться; он до сих пор не верил. – Всех уток до инфаркта довела. Может, воспользуешься талантом, позовёшь Марину? Если повезёт, она вернётся от своего нового парня, и мы спокойно разойдёмся по домам.
Они обменялись улыбками, но те быстро слетели с лиц, уступив место беспокойству. Пускай совсем рядом в обнимку мирно спали Матвей с Батоном, а убаюканный дождём лес словно бы присоединился к ним, Камилла с Эрнесом не ощущали того же покоя. Для них нарушивший тишину хруст ветки прозвучал для обоих сродни щелчку взведённого у виска курка.
Просто так ветки не ломаются. Камилла встревожено оглянулась по сторонам. Она уже давно ощущала присутствия незримого и непрошеного слушателя. Кто-то наблюдал за ними всё это время и наконец себя выдал.
– Вдруг это убийца? – прошептал Эрнес, потянувшись за большой палкой. – Или Марина?
Ответом на его вопрос послужил почти что ультразвуковой свист, перетекающий в прерывистую пронзительную мелодию.
Батон встрепенулся и выбрался из объятий Матвея.
– Рябчик, – сразу же распознала Камилла. – Папа раньше постоянно дул в манок для него и путал Батона. Да, Батон?
Новый хруст заставил Камиллу вздрогнуть. Она мигом передумала на счёт рябчика и подозвала к себе пса. Высокий и щуплый Эрнес с палкой вряд ли бы их защитил, а вот тренированный алабай вполне мог. Сзади раздались неразборчивые возгласы пробудившегося Матвея, которые тут же прекратились, стоило Батону, ощерившись, зарычать.
На зверей он реагирует иначе.
У Камиллы не осталось никаких сомнений: кто-то за ними шпионил, но почему-то наотрез отказывался выходить. Кому столь важно сохранить инкогнито? Убийце. И пускай для него не было никаких причин подслушивать их, других кандидатов не находилось. Грозное басистое рычание Батона вынудило бы любого другого давно помчаться прочь.
Вспомнив о вырезанном на трупе тризмейнике, Камилла попыталась успокоить себя: Он, наверное, охотится за нечистью. Да. Зачем ещё вырезать оберег? Это печать. Однако приветствовать убийцу с хлебом и солью ей не захотелось.
Последовав примеру Эрнеса, Камилла тоже вооружилась палкой и покрепче взяла поводок Батона. Она боялась, что пёс рванёт в атаку, но тот вдруг смолк, а затем и вовсе жалобно заскулил.
Внезапно из-за деревьев окутанный шлейфом озона показался шар чистой энергии. «Не двигайтесь!» – крикнул Эрнес, и все на поляне застыли, перестав дышать. Шаровая молния медленно подплыла к ним и зависла в воздухе; будто слуга Смерти, она выбирала, кого забрать на тот свет. Резко дёрнувшись в сторону Камиллы, молния ударила в ту самую раздвоенную берёзу. В короткой вспышке пламени всюду, как конфетти из хлопушки, с оглушительным треском разлетелись щепки, а затем наземь рухнула отсечённая половина.
Батон сообразил первым и ринулся назад, к Матвею. Камилла с Эрнесом побежали за ним. Уже через минуту они вчетвером неслись по берегу и даже не думали оборачиваться.
Глава 7
Балансируя на одной ноге среди чешуек опавших лепестков, Шестнадцатый старался не шевелиться, дабы не выдать себя. Дети с собакой уже давно удрали, и теперь по поляне рыскал седовласый человек: то ли женщина, то ли мужчина огромного роста со сморщенным, как ссохшееся яблоко, лицом.
Шестнадцатый заметил его, ещё когда у детей шёл разговор о русалке. Человек, не скрываясь, стоял вдалеке среди деревьев, но, точно призрак, умудрился не попасться никому другому на глаза. От одного его вида у Шестнадцатого побежали мурашки по спине.
Наслушавшись про нечисть, он даже ненадолго усомнился в реальности огромного человека, но сейчас он знал наверняка: тот состоял из плоти и крови. Его широкие светлые штаны были вымочены до колена, а по длинным серебристым волосам скатывались капли. Пускай человек и двигался слишком проворно для своей великанской комплекции, всё же физический мир имел над ним власть.
Человек долго бродил туда-сюда, озираясь вокруг, будто бы коротал время до встречи с любимой, а затем, так и не дождавшись никого, скрылся среди деревьев. Лишь когда хруст веток под его ногами перестал различаться среди дождя, Шестнадцатый вылез из кустов и сразу же принялся делать пометки: