Читать онлайн Айс бэйби бесплатно

Пролог

Йен

Ист-Хэмптон, Нью-Йорк

В окне мелькали дорогие особняки, ухоженные улочки, редко проезжающие на черепашьей скорости автомобили. Обманчиво казалось, что за толстыми стенами и дубовыми дверями самых богатых семей Нью-Йорка жизнь течёт вяло и скучно. Я давно не появлялся в доме, где прошла моя юность, и не вернулся бы в это гиблое место, если бы не одно но.

Листая за вчерашним завтраком новостную ленту, зацепился взглядом за заголовок, в котором фигурировала моя фамилия, что вовсе не редкость для одного из сильнейших игроков НХЛ. Только вот рядом с ней значилось имя иного человека – моего отца. Сцепив челюсти, я прочитал сообщение о скорой свадьбе медиа-магната с юной и привлекательной девицей, о которой прессе ничего не известно. Рука, державшая сотовый, так сжалась, что он затрещал и по экрану пошла рябь.

Изображение мелкой потаскушки, стоявшей рядом с отцом, оказалось слишком размытым, чтобы я мог поверить в правдивость заголовка. Но в чём я не сомневался точно – это в целях, которыми руководствуется странная парочка. Отец на старости лет решил купить у своей невесты кусочек молодости, а она готова пожертвовать лучшими годами жизни за побрякушки и статус. Только я не собирался платить за прихоти отца и желания этой шлюхи собственным наследством.

Наличие многомиллионных контрактов не было поводом забыть о том, что причитается мне по праву крови, но больше всего я не мог позволить отцу наслаждаться жизнью после того, как он разбил сердце моей матери во всех смыслах этого слова.

Кованые ворота распахнулись, когда охрана поняла, кто сидит за рулем и пропустила мой «Бугатти». С мягким рыком спорткар двинулся с места, и моему взору открылась вереница дорогих автомобилей, принадлежавших гостям, приглашённым на торжество по случаю свадьбы Бенджамина Сандерса и некой Теи Торнтон.

Остановив машину у входа, я бросил ключи парковщику и направился по ступеням вверх. Там, в огромном белом особняке с колоннами, словно новогодняя ёлка освещённом светом тысяч мелких гирлянд, сегодня как никогда бурлила жизнь. Я слышал доносящуюся с террасы живую музыку, смех людей, и единственное желание, которое испытывал, это разрушить царящее здесь веселье и сжечь дом дотла вместе с его обитателями.

На входе меня попросили показать пригласительный. Но нет, мой отец не удосужился направить мне весточку о том, что вскоре станет счастливым молодожёном, пожелав оставить меня в неведении. А я очень хотел познакомиться со своей новой мамочкой.

– Мистер Сандерс! – взволнованно приветствовал меня давний помощник хозяина сего мероприятия, с таким обречённым выражением на лице, словно догадывался, чем может обернуться моё здесь появление, но препятствовать мне не смел. – Пропустите!

Секьюрити расступились, а я пожалел, что Стивен заметил меня. Прийти на помолвку отца с разукрашенным кровью лицом было бы как нельзя к месту.

– Мистер Сандерс, рад вас снова видеть. Столько лет прошло.

Мужчина что-то мне рассказывал, пока я рассматривал убранство особняка, такого знакомого и одновременно далёкого от моей нынешней жизни, что испытал неприятное волнение от этого погружения в прошлое.

Меня узнавали, напрягались, здоровались, даря лицемерные ухмылки, и зуд всё сильнее раздирал костяшки пальцев. Так и хотелось счесать их о морду очередного толстосума, считавшего, что я зря трачу время в одной из лучших хоккейных команд страны, вместо того чтобы работать рядом с отцом. Не подобает наследнику миллиардов зарабатывать миллионы.

Поймав бокал шампанского с подноса проходившего мимо официанта, я окунулся вглубь вечеринки, собравшей все сливки американского общества. Здесь присутствовали политики, музыканты и самые яркие представители киноиндустрии. Отец всегда любил окружать себя популярными персонажами, испытывая странную тягу к блеску их славы, не скупясь на дорогие подарки и спонсорскую помощь. Уж сколько звёзд было зажжено после пребывания в его постели – не счесть. Отчасти поэтому его желание жениться меня поразило. К чему этот мезальянс, если он всегда пользовался звёздочками и так?

С высоты своего роста я без проблем отыскал отца. Почти такого же рослого, как и я. Должно быть, накопленные за жизнь грехи слишком сильно тянули Бенджамина Сандерса к земле, поэтому с годами он будто усох, хотя его ещё нельзя было назвать дряхлым стариком. Рядом с ним кучкой толпились его приятели, а их женщины, словно трофеи, стояли поодаль, но ни одной золотоискательницы в белом платье я не заметил. Поднявшись на второй этаж, где людей и режущих глаз вспышек фотокамер было гораздо меньше, в намерении поприветствовать бабушку, которая вряд ли пожелала бы участвовать в этой нелепой церемонии, я ощутил, как в меня кто-то врезался.

В темноте коридора я ещё не успел оценить её внешность, лишь почувствовал её запах. Такой лёгкий и свежий, словно после долгого дня в запертом помещении вдруг переместился в дикий сад. Тонкие, деликатные ароматы полевых цветов, такие чистые, что кажутся невинными, не запятнанными человеческим присутствием. Одного вздоха хватило, чтобы во мне родилось желание провести носом от мочки уха по изгибу шеи, лизнуть её и убедиться, что она на вкус такая же потрясающая.

Мои руки машинально оказались на тонких плечах, спасая от неминуемого падения с высоких каблуков, на которые я уставился. Узкая стопа, увитая кожаными ремешками, изящные щиколотки, красивые икры и соблазнительные коленки заставили моё дыхание сбиться. Платье на гостье казалось неприлично коротким, и я едва ли нашёл в себе силы поднять взгляд от длинных ног к её лицу.

Выдохнул воздух через рот, словно это могло помочь мне охладиться. Чёрт! За мной всю жизнь гонялись красотки, но внешность этой девчонки казалась просто волшебной. Не припомню, но не удивлюсь, если в отрочестве я дрочил на Белль из мультфильма «Красавица и Чудовище». Теперь я вырос в Чудовище и могу воплотить эту фантазию в жизнь.

Обрамлённые длинными ресницами глаза, немного подёрнутые дымкой, словно она выпила лишний бокал шампанского (а возможно, и не один) и сейчас с трудом пытается сфокусировать своё внимание на мне. От нашего столкновения один локон выбился из причёски и змеился по гладкому белокожему плечику. Как зачарованный, я поймал прядь волос, пропуская её между пальцев, проверяя, настолько ли шелковисты её тёмные волосы, как кажется. Я жадно рассматривал девицу, и у меня изо рта едва ли не текли слюни, пока я фантазировал о том, как вскоре сниму с неё это маленькое платье и трахну девчонку. В чём я ни капли не сомневался.

– Может, уберёшь, в конце концов, свои клешни? – слетело с её пухлых губ раздражённое замечание, и девушка повела плечами в нелепой попытке избавиться от стального захвата. Мои ладони на фоне её хрупких плеч казались просто огромными, но убирать их я не спешил. Она смотрит на меня испуганно и напряжённо, озираясь по сторонам, видимо в опасении, что её хахаль застанет с другим. Чему я был бы несказанно рад, убив двух зайцев сразу: выпущу пар и избавлюсь от её воздыхателя.

– Как тебя зовут? – спрашиваю, притесняя её к стене и наконец избавив от своих рук, но загнав в капкан, из которого ей не выбраться, уперев ладони в стену по обе стороны от малышки.

Рассматривать её – чистое удовольствие. Ресницы подрагивают, и я едва сдерживаю себя от желания прикоснуться к ним – настолько идиотическое побуждение меня посетило впервые. Но больше всего мне хочется её поцеловать, и в данный момент я могу отдать за это и свою жизнь, потому что отчётливо слышу шаги, раздающиеся за моей спиной, и готов биться об заклад, что к нам приближается её парень. И по её ошалевшим от страха глазам я понимаю, что и у неё со слухом всё в порядке.

Обхватив лицо незнакомки ладонями, чтобы она не соскользнула с крючка, я накрываю её рот своим, поймав испуганный всхлип. Кажется, в то мгновение, когда наши губы соприкасаются, я ощущаю, как в меня врывается свет. Он заполняет меня до основания, вытесняя из моего естества чёрно-белые тона, раскрашивая в миллиарды других цветов. Он как огонь бежит по жилам, знакомя меня с новым видом энергии, и я хочу теперь жить только на ней.

– Йен, – доносится до моего сознания голос отца откуда-то издалека, вытаскивая из плена девушки, что меня поработила, полностью опьянив собой, – я смотрю, ты познакомился с моей женой.

1. Теа

Три года спустя

Пригород Нью-Йорка

Первое, чему решил обучить меня супруг после нашей свадьбы, – это правилам этикета. Как девушка, выросшая в Бронксе и привыкшая чаще пускать в ход кулаки, нежели манеры, я была крайне далека от тех мест, где требовалось ими пользоваться. И несмотря на то, что внешне я походила на яркую обёртку от конфетки, развернув её, внутри можно было обнаружить разве что заветренный кусок морковки.

Бенджамин Сандерс считал, что его молодой супруге не подобает существовать в полном неведении о том, в какой руке держать нож, не отличать вилку для рыбы от вилки для фруктов, смеяться не к месту или не знать, чем разбавить неловкую паузу на светском рауте. Или, как раньше, бежать отворять парадную дверь впереди прислуги. Кто-то настырно барабанил в дверь кулаком, и меня это изрядно бесило, отвлекая от чтения лёжа на софе под лучами солнца, проникавшими сквозь окно. Теперь, когда у меня появился доступ к деньгам, я наконец-то смогла себе позволить жить почти беззаботно. Жаль, что это не было моим выбором.

Однако в день свадьбы я всё ещё походила на беспородную кошку, которую минуту назад подобрали с грязной улицы, принесли в дом, отмыли и накормили. Только никто не удосужился мне объяснить, какое отныне у меня положение: я всё ещё дворняжка или уже принцесса?

События разворачивались столь стремительно и непредсказуемо для меня, что я не успела осознать, в какой момент с головой нырнула в то течение, в которое меня окунула жизнь. Предварительно попытавшись в нём же меня утопить.

Этот дом недалеко от Атлантического океана, словно сошедший со страниц тех журналов, до которых я боялась дотрагиваться, дабы не испачкать их своими грязными пальчиками. Одежда, вереницей висевшая в гардеробной, куда большей по размеру, чем наша с отцом берлога в одном из самых бедных районов Нью-Йорка. И еда. Я работала с того момента, как поняла, что могу в этой жизни полагаться лишь на себя, потому что мой папа, в отличие от меня, несмотря на свой возраст, всё время витал в облаках. Это я доставала почтовые конверты с извещениями от банков, думая, где найти средства, чтобы погасить долги. Это я слёзно заверяла хозяина трущоб, в которых мы жили, что оплата будет завтра, и в отчаянии пыталась донести это до папы. Это я готовила ужин из того, что находилось на полупустых полках, постоянно ощущая голод и несварение желудка от дешёвых некачественных продуктов.

Теперь я уже не голодала. Но счастья мне это тоже не принесло, потому что я заплатила за окружавшее меня изобилие слишком высокую цену – свою свободу. Впрочем, на счастье я вовсе и не рассчитывала, когда дала согласие мистеру Сандерсу стать его женой.

Нежданный гость, что барабанил в дверь, игнорируя звонок, явно не обладал терпением нашей горничной, которая никуда не спешила. Я направилась к входу, цокая по полу своими туфельками на каблуках. Стоило распахнуть раздражённо дверь, как моё сердце замерло. От испуга, от возбуждения или от предвкушения – не знаю сама. На пороге дома стоял незабываемый Йен Сандерс, младший сын моего мужа и истинное проклятье.

Несносный и самый самоуверенный парень на свете, считавший, что в его мире ни одна женщина не способна произнести при нём слово «нет». Впрочем, не уверена, что в этом он ошибался.

Долю секунды мы рассматривали друг друга в лучах жаркого полуденного солнца. Его светлые взъерошенные ветром волосы, загорелая кожа и яркие голубые глаза заставили мои коленки предательски подкоситься, и я приложила массу усилий, чтобы не упасть перед ним на пол и не раздвинуть ноги в стороны. Но всё же этот способ приглашения гостей в дом мой муж вряд ли оценит.

Йен мазнул по мне равнодушным взглядом, и, судя по всему, градус холода в нём не снизился ни на одно деление с того момента, как он узнал, что зажимал в углу супругу отца. Я поёжилась, и этот день уже не казался таким жарким, как мгновение назад, когда я открыла дверь и меня обдало летним зноем. Возбуждение схлынуло, оставив после себя только неловкость за неподобающие чувства.

– Скажи, чтобы занесли мои вещи, – вместо приветствия, обратившись ко мне словно к горничной, отдал он приказ.

Ударом под дых до меня доходит болезненное понимание того, что подобных мне он не считал себе ровней. Какие бы дорогие шмотки и побрякушки его отец на меня ни нацепил, для Йена Сандерса это лишь очередное доказательство моей корыстной, продажной сущности. Но разве он заметил бы меня, не будь я облачена в то маленькое и баснословно дорогое свадебное платье, что жених выбрал для меня? Как подтверждение того, что я его красивая кукла, которую он теперь волен наряжать как ему вздумается, чтобы похвалиться приобретением перед друзьями. Нет, я не сомневалась, что для парня, выросшего в богатстве, белое отребье, каким он меня считает, пустое место, которое из нуля никогда не превратится в единицу.

Сцепив зубы, я проглотила это открытие, решив для себя, что буду держаться с ним отстранённо. Всё равно Йен здесь ненадолго.

Отлепившись от стены, на которую он опирался, пока ждал, когда ему откроют дверь, он берёт что-то с противоположной стороны в руки. И до меня не сразу доходит, что этот предмет – костыли.

Его нога, затянутая в джинсы, была зафиксирована от бедра до щиколотки медицинским ортезом, но передвигался он лишь с опорой на здоровую ногу. Я слышала, что он попал в аварию, поэтому пропустил игровой сезон, но подробности в прессе не раскрывались, и я понятия не имела, насколько всё серьёзно.

Высокий, источающий мощь молодой человек, глядя на которого мне приходилось запрокидывать голову, стоя даже на двенадцатисантиметровых каблуках, теперь казался в некоторой степени уязвимым. Нога, очевидно, до конца не сгибалась и он не мог на неё ступать.

Я была наслышана о нём от прислуги, на глазах у которой он рос, от девушек, что щебетали про молодого человека на вечеринках, от его отца, что костерил сына, когда читал новости о нём в спортивной или светской хронике. И все, как один, твердили, что за его красивой мордашкой и телом греческого бога скрывается настоящее чудовище.

Отчасти убедиться, что подобное мнение о нём не заблуждение общественности, мне довелось уже в день нашего знакомства. И не потому, что он решил присвоить меня себе на час-другой, хотя ему даже имя моё не было известно. Впрочем, действительно, зачем оно ему, если он не имел на меня долгосрочных планов. Всё дело в том, как он повёл себя в тот момент, когда на арену вышел его папаша.

Узнав, кто я, Йен переменился в лице. Не было больше парня, поглощённого моей персоной, от прикосновений которого я таяла и плавилась, как масло на сковороде. Находясь в непосредственной близости от него, я телом ощутила, как все его мышцы напряглись, а дыхание замерло. Он не обернулся к отцу, а продолжил сверлить меня взглядом. Только совсем иначе.

– Отец, шлюхам платят за услуги, а не берут их в жёны, – с холодной улыбкой произнёс мой пасынок, глядя мне в глаза. Мистер Сандерс в тот день влил в меня такую дозу алкоголя, от которой я пьяно улыбнулась, даже не сообразив, что речь обо мне, и, только когда парень убрал с моего тела свои руки, меня накрыло такой волной обиды, боли и возмущения, что я не нашла, что ответить на это оскорбление.

В день свадьбы именно алкоголь спас меня от гибели, потому что, когда новоиспечённый муж приступил к пыткам с пристрастием, я смогла списать своё поведение на опьянение. Больше мы с Йеном не пересекались.

Сейчас, видя, что он травмирован, я, словно акула, почуявшая кровь, захлопнув дверь, направилась к нему.

Знала, что мне даже смотреть на него опасно, дышать же с ним одним воздухом чревато задохнуться источаемым им тестостероном и агрессией.

– Богатый мальчик получил по заслугам? – задаю вопрос, осматривая его с головы до ног, пока он не видит моего голодного интереса. Всё в нём вызывало во мне отклик, бороться с которым не было сил. Знала, что нужно остаться неприметной, вжаться в уголок как мышка и молиться, чтобы он не обращал на меня внимания. Но не могла. Меня тянуло поиграть с огнём, зная, что он не просто обожжёт, а спалит дотла.

Йен медленно обернулся на звук моего голоса с таким выражением на лице, словно услышал жужжание назойливой мухи, которую намерен прихлопнуть. Я поёжилась, успев пожалеть о сказанном.

Он обошёл меня, рассматривая со всех сторон с нескрываемым презрением на лице, заставившим меня усомниться в том, кто из нас первым обнаружил кровоточащую рану другого.

– А ты, я смотрю, за эти годы осмелела. Неужели уличной девке дали слово? – Йен наклонился ко мне и поморщился, будто нахождение в такой близости от меня вызывало у него острую неприязнь. – Видимо, хорошо делаешь минет моему старику, раз он позволил открывать тебе рот не только для этого.

Как по щелчку пальцев, кровь закипает, внутри всё клокочет, пузырится, поднимается вверх, достигнув отметки в сто градусов, и я готова вот-вот взорваться. Время словно остановилось на том моменте, когда я смотрела в его ярко-голубые глаза.

Я пришла в себя, лишь ощутив жжение в ладони от соприкосновения с небритой щекой Сандерса. Он не успел поймать мою руку, явно не ожидая нападения от мачехи, но теперь сжимал моё запястье с такой силой, что кажется, оно вот-вот раскрошится на пол. Я морщусь от боли и практически вишу на его захвате, касаясь пола лишь носками туфель, и то, что он не совсем здоров, никак не влияет на его силу.

– Теперь я его законная жена, и тебе придётся с этим смириться, – цежу слова сквозь зубы. Ещё чуть-чуть, и начну его молить разжать пальцы, но пока лишь глубоко и часто дышу, прикусывая от боли нижнюю губу, сдерживая готовый сорваться с уст стон.

Он смотрит на меня странным взглядом, скользя от глаз ко рту и обратно, но я способна различить в нём лишь одну эмоцию – злость.

– Я дал отцу время поиграть с очередной куклой, но его забавы слишком затянулись, – произносит Йен, притянув меня так близко к себе, что я почти впечатываюсь в его грудь. Он рассматривает мои глаза, словно хочет прочитать что-то в них, только вот ему неизвестно, какую именно из игр с его отцом мы ведём. Если он считает, будто я опасаюсь, что завтра моя сказочная жизнь в этом доме закончится, то он глубоко заблуждается.

– Твой отец тебя удивит, мальчик, – обращаюсь к нему, выпрямляя позвоночник и расправляя плечи насколько мне позволяет положения, имитируя дерзкую ухмылку на дрожащих губах с таким апломбом, будто действительно могу сойти ему в мамочки, хотя младше «мальчика» лет на пять.

– Йен? – раздаётся со стороны входной двери голос его старшего брата. Я и не услышала, когда он успел зайти в дом. Дугласа, в отличие от брата, даже с натяжкой нельзя назвать красавчиком. Не знаю, как так смешались их общие гены, но он куда больше походил на отца, высокого, костлявого, с лицом, вызывающим отторжение своими узкими глазами-щёлочками и тонкими губами. Увидев этих двоих, я вряд ли бы смогла угадать, что они единокровные братья. Деньги семьи не помогли сделать спину Дугласа ровной, а фигуру – атлетичной, и все свои способности он сконцентрировал на семейном бизнесе, помогая отцу. Правда, стать любимчиком у него так и не получилось.

Но больше всего меня выводил из себя его длинный крючковатый нос, который постоянно лез куда не просят: то и дело он выспрашивал у отца о моём прошлом и нашем с ним знакомстве. Я всегда держала с Дугом ухо востро, а он, несмотря на то, что под боком как пиранья кружила его жена, всё пытался залезть мне в трусы.

И сейчас Дуг прошёлся по моей фигуре своими маслянистыми глазками, отметил то, как близко с Йеном мы стоим друг к другу, и на его лице отразилась ничем не прикрытая ненависть. И я готова зуб отдать, что у обоих братьев сейчас одна мысль в голове – в этом доме меня имеет не только глава семейства. Или будет иметь.

– Уже окучиваешь нашу сладкую мамочку? – обращается Дуглас к брату, а меня передёргивает от отвращения, потому что я слышу в его словах отблески собственной несбыточной мечты. Он ещё не перешёл грань в общении со мной только по той причине, что знал – сделай он один неверный шаг, как отец быстро лишит его детородных органов и повесит их гостиной на стене.

Но стоило нам остаться наедине, как страх перед главой семьи отходил на задний план и не мешал ему говорить мне слова, измазанные таким слоем грязи, что каждый раз после подобного общения единственное, чего мне хотелось, – это принять душ и смыть их с себя.

Борьба за хлеб для меня в доме Сандерсов сменилась борьбой за жизнь. Каждый пытался урвать кусок посытнее, а Бенджамин, зная власть собственных денег, крутил своей семьёй как хотел. Забавы ради. Вот только с младшим и, как казалось, любимым ребёнком произошла осечка. Я не знала подробностей, но догадывалась, что причиной, по которой власть отца над Йеном свелась к нулю, являлся его контракт с НХЛ, позволившим не зависеть от воли родителя.

Йен медленно отпускает мою руку, и я едва не падаю, пока, пятясь, отхожу от него на безопасное расстояние. Переводя взгляд с одного Сандерса на другого, я замечаю, что Дуг на фоне младшего будто кажется ещё более неказистым, хотя, казалось, как такое возможно. В обществе Йена он весь съёживается, теряя притворную уверенность, и заползает в свой панцирь, из которого торчит лишь нос.

На моих губах вновь расцветает улыбка, когда я понимаю, что между братьями далеко не дружеские отношения. Но Йен всё же нехотя протягивает для пожатия руку, и Дуглас, взяв себя в руки, надуваясь, как петух перед боем, её пожимает.

– А что, наш папаша с тобой уже ей поделился? – пренебрежительно интересуется Йен. Я дёргаюсь, едва поборов в себе желание выцарапать ему глаза, но тут же успокаиваюсь от мысли, что испорчу его существование иным способом. Пока не знаю каким, но что-нибудь придумаю.

Вместе с тем, если до сегодняшнего дня я считала, что ко мне в этом доме плохо относятся, то, похоже, теперь меня ждут новые круги ада. Но и продолжать быть безмолвной овечкой сил моих больше не осталось.

Йен

Яркий свет огромной арены и гул толпы, болеющей за свои команды. От моей скорости лёд под острым лезвием конька плавится, искрами оседая обратно. По лбу катится пот, повисает на ресницах, и я тяжело дышу, не упуская из поля зрения шайбу, что перемещается от точных движений клюшек моих соперников. Остаётся лишь ничтожный шанс на выигрыш, но я хочу им воспользоваться. Люк Дентон, мой друг и товарищ по команде, отвоёвывает шайбу, и я стремлюсь за ним к вражеским воротам, зная, каким будет его следующий ход. Голевая передача – и шайба оказывается в моей власти. Гол.

Моя физиономия под музыку и аплодисменты высвечивается на экране табло, пока меня поздравляют. Восторг от третьего гола за игру разливается в теле, словно сильнейший наркотик с примесью афродизиака, и я удовлетворяю свои физические потребности с журналисткой, что прорывалась ко мне под предлогом интервью. Она смотрит на меня как на божество и без лишних слов опускается на колени в коридорах ледовой арены, где недавно завершилась игра. Есть риск, что где-то из-за угла может появиться заплутавший зритель, уборщик или охранник. Но меня это не волнует. Яйца звенят от предвкушения, когда её губы смыкаются на мошонке и всасывают их по очереди в жаждущий рот.

Девушка заглатывает член, демонстрируя всё своё мастерство, и моя ладонь ложится на её затылок, побуждая взять глубже, пока я не начинаю скользить где-то в её глотке. Она давится, но не отталкивает меня, поднимает залитые слезами глаза в поисках моего одобрения и получает его, когда я кончаю.

Глотает сперму и вытирает тыльной стороной руки губы, в то время как я возвращаю джинсы на место, а затем поднимается на каблуки, немного пошатываясь.

– Йен, мы же ещё увидимся? – девушка одёргивает очень узкую юбку, что облепляет её худые бёдра. Не дурнушка, вполне симпатичная, но всё же в иной ситуации я, скорее всего, не уделил бы ей и пары минут.

– Зачем? Мы вроде завершили интервью. Ты разве не удовлетворена им?

Я перекидываю спортивную сумку через плечо и направляюсь в сторону парковки, слыша, как пока позади раздаётся стук каблуков. Журналистка всё же нагоняет меня, и начинается песня, которую я слышал уже сотни раз. Её слова знакомы наизусть, потому что каждое слово обо мне и каждое из этих слов не прошло бы в газетёнке докучливой журналистки цензуру.

Мне совершенно не ясно, к чему эти причитания и обвинения, учитывая, что я не делал намеков на то, что между нами может быть нечто большее, чем одноразовый минет.

В тот вечер, кроме моего недостойного семьи Сандерс поведения, ничто не предвещало беды. Я находился немного на взводе, как и всегда после игры, но благоразумно отказался от продолжения вечера в клубе, зная, что впереди меня ждут новые тренировки, и я планировал отдохнуть перед ними, чтобы войти в свою лучшую форму.

Неожиданно машина, что ехала по встречке, вильнула в мою сторону, и, если бы… Если бы не так много факторов, влияющих на самые худшие ситуации в жизни, я бы остался цел. Скорость, на которой я ехал домой, дождь, что застилал стёкла автомобиля, опустившийся на город вечер. Но избежать аварии не удалось. Увы, стрелка на спидометре зашкаливала, когда я влетел в автомобиль, что выезжал с второстепенной дороги. Всё произошло так стремительно, что в моей памяти почти не отложился момент удара носом о подушку безопасности, треск посыпавшегося лобового стекла и смятый бампер машины. В результате аварии моя левая нога оказалась зажата металлом автомобиля в тиски.

А далее только воспоминания – как разорванное письмо любовницы, которой ты изменил. Вроде фрагменты удалось собрать воедино, но остались пробелы. Тусклый свет в коридоре больницы, куда меня привезла скорая, слова анестезиолога, обращённые ко мне перед тем, как на лицо ложится маска. Пробуждение. Вязкое, как моя кровь, что залила «Мустанг». Я приходил в себя несколько раз, но слабость была такой силы, что утягивала меня обратно в забытьё, а я не смог с ней бороться. Казалось, там, в темноте, что так манила, я мог бы отдохнуть, но меня выплюнуло из неё в суровую реальность.

Когда я пришёл в себя, то сообразил, насколько всё плохо, уже по одному скорбному выражению лиц врачей. Они заверяли меня, что, с учётом аварии, я легко отделался. Всё могло быть гораздо хуже и мне повезло. Ещё пара сантиметров, и тазобедренная кость раскрошилась бы в пыль. Не попади в ту ночь я в руки опытного хирурга, который сумел собрать мою ногу по кусочкам, меня могла бы ждать ампутация. А так, пока, по их прогнозам, мне светит длительное восстановление. Но то, что они отказались от дальнейших прогнозов, говорило мне лишь об одном – они не могут дать гарантию, что я вернусь к нормальному образу жизни, не то что к спорту.

Я ненавидел ожидание. Всё моё прошлое до аварии связано со скоростью, движением и риском. И вот сейчас единственное, на что я способен, – это ждать и пялиться в потолок, не зная, как в итоге срастутся кости и связки. Существование с тростью вместо жизни с клюшкой – это мне грозит?

Учитывая характер травмы, в НХЛ меня поместили в долгосрочный травмированный резерв. Шансов, что я приму участие хотя бы ещё в одной игре этого сезона, не имелось.

– Айс.

Голос друга вывел меня из горьких дум, и я перевёл на него взгляд, испытывая к нему острую ненависть. Какой бы крепкой ни казалась наша дружба, но теперь я не уверен, что она сможет пережить моё поражение и предстоящий спортивный триумф Дентона. Мы играли в одной команде, были товарищами и соперниками одновременно, хотя каждый из нас занимал своё в ней место. Мысли чёрные, едкие и гадкие проникали в сознание. Я поморщился, точно это могло их стереть, испытывая стыд за проявленную слабость.

Кого-либо из членов семьи я видеть категорически не желал. Каждый из них нашёл бы повод обрадоваться, увидев меня прикованным к койке, а сейчас у меня не было сил бороться с ними. Поэтому, когда новости просочились в прессу, я попросил отца позаботиться о том, чтобы никто из родственников сюда вдруг не заявился. Но в моей палате регулярно появлялись члены команды и тренер. С последним мы обсудили сложившуюся ситуацию, но помочь он мне ничем не мог, кроме ободряющего слова. Поэтому я отлично понимал, что всё сказанное в этих стенах не более чем лицемерный страх перед правдой о моём сумрачном будущем.

– Чего тебе?

– Так и будешь утопать в жалости к себе? – интересуется Люк, и я сожалею лишь о том, что не могу сейчас дотянуться до костылей и снести ему башку. Пока лежал в госпитале, тысячу раз успел подумать о том, что моё сегодняшнее состояние – это наказание за собственное мудачье поведение.

– Катись к чертям, Дентон, – посылаю его сквозь сжатые зубы, но друг лишь разваливается на стуле рядом с видом человека, который никуда в этой жизни не спешит.

– Так я уже тут, Айс, наблюдаю, как один из чертей утопает в жалости к себе.

Закатываю глаза, отчётливо понимая, что этот дебил никуда отсюда не уйдёт.

Тогда я ещё не знал, что впереди меня ждёт несколько операций и множество бессонных ночей, сопровождаемых болью, и дней, в течение которых даже встать с постельной койки без посторонней помощи мне не удастся. И всё же моё будущее оставалось неопределённым.

За день до выписки после успешно проведенной операции и положительным прогнозом врачей, которые смогли поставить меня на ноги, мне требовалось определиться, где я буду жить в период реабилитации, и вариантов оказалось немного. Я мог бы остаться в своей квартире в Трайбека, вызывать к себе врачей, медсестёр, реабилитологов и проституток, которые бы скрашивали моё одиночество. Но перспектива подобного досуга на ближайшие месяцы вызвала у меня острый приступ скуки, и, когда отец в очередной раз позвонил справиться о моём состоянии, а заодно пригласил пожить в загородном доме, я всерьёз обдумал это предложение. Но вовсе не потому, что соскучился по кому-то из членов семьи.

Стоя у порога родительского дома, я пытался мысленно вообразить, как сейчас поживает его новая обитательница. В нашу первую встречу, когда нас застукал отец, она выглядела точно пойманное в силки дикое животное. Маленькая лисичка, которой прищемило лапу, смотрела на меня так, словно готова расцарапать мне всё лицо. И сейчас я задавался вопросом: удалось ли деньгам отца огранить этот алмаз, придать ему форму, найти достойную оправу. А когда она отворила дверь, то не только ослепила меня, но и ранила до крови острыми гранями своей красоты.

Похоть и жажда, смешанные с осознанием того, кем она является на самом деле, вызвали за собой внутри меня новые эмоции: злость, ненависть к ней и зависть к собственному отцу. И смотря на эту наглую девицу, кулаки сжимались, а я представлял, как мои пальцы смыкаются на её тонкой шейке и ломают хрупкие позвонки. Но стоило опустить взгляд к губам, и я пропадал: мысли сбивались, оседая тяжёлым комом вниз – в район ширинки. Там набухало, пульсируя, распрямляясь, – и меня уже не волновало, чья она жена. Мне хотелось задрать очередное маленькое платьице, открывающее вид на шикарные ноги, отодвинуть в сторону кусочек ткани и трахать её, пока это желание не ослабеет. Прямо там, в холле отцовского дома.

На долю секунды она заставила меня забыться. Не думать о том, что передо мной корыстная дрянь, готовая лечь под старика ради денег, не думать о том, что теперь мы связаны семейными узами и она носит одну со мной фамилию.

И самое паршивое – я почему-то до сих пор не забыл вкус её губ, хотя с трудом мог припомнить имя последней девушки, с которой переспал. Та сцена, что произошла между нами три года назад, никак не выходила из головы, оставив незаживающий ожог в моей памяти.

Тогда в её глазах вместо ожидаемого ликования девчонки, сорвавшей джекпот, я обнаружил страх и растерянность, на смену которых с появлением отца пришла злость. С другой стороны, она, несомненно, находилась в состоянии опьянения, поэтому мои выводы о её чувствах могут быть и не верны.

Но больше всего меня задевало то, как отец смотрел на неё. Я думал, в таком возрасте и с его опытом мужчина уже не способен влюбиться, но его взгляды, бросаемые в её сторону, говорили об обратном. Для него она не стала очередной девкой, которую он притащил в постель, ему было этого мало, поэтому он обозначил на неё права, дав свою фамилию. И в этом я способен его понять.

Она выделялась среди всех остальных. Девушек из моего окружения можно сравнить с цветами, выращенными в оранжерее под неусыпным взглядом садовника, и я не уверен, что смог бы отыскать между ними и пары различий. К каждой из них был применим эпитет рафинированной, ухоженной, прозябающей в богатстве и скуке дамочки. Теа же словно дикий цветок редкой красоты, который, вопреки отсутствию работы селекционеров, появился на свет. На неё мало смотреть, её хотелось вырвать с корнем и спрятать от чужих глаз. Чтобы никто не смел ею любоваться. И я понимал подобное желание отца больше других.

Но чего понять не мог, так это её. Почему она вышла замуж за мужчину, что старше её не на один десяток лет? Ответ на этот вопрос меня вовсе не радовал. С её незаурядной внешностью она без проблем могла бы подыскать партию, может быть, менее денежную, но более подходящую. А значит, счёту в банке она отводила первое место и не гнушалась старческого тела.

– Йен, я волен распоряжаться своей жизнью и средствами так, как считаю нужным, – сухо ответил отец, когда мы остались наедине в его кабинете.

– Этот дом такой же мой, как и твой, и я не хочу, чтобы здесь находились шлюхи.

Он морщится от слова «шлюха», но заверяет, что даст изучить брачный договор и он меня порадует.

Тогда, три года назад, я был уверен, что этот брак долго не продлится. Однако время шло, а Теа всё ещё жила здесь, и я пожалел, что не ознакомился с условиями брачного соглашения.

В последующие дни жена отца почти не попадалась мне на глаза, и у меня создалось впечатление, что она намеренно избегает мою персону. Отца не было в стране, и, видимо, по этой причине она решила, что составлять компанию остальным членам семьи ниже её достоинства. И если бы не моё физическое состояние, возможно, меня бы это не так сильно задевало.

Каждое утро мне казалось, что я стал героем фильма «День сурка», живя по подготовленному врачами сценарию, изнуряя себя до предела физическими нагрузками, которые были мне разрешены, и болезненной разработкой повреждённой ноги. Совершая один шаг, мой организм отбрасывал меня на два назад. Полное восстановление казалось несбыточной мечтой, такой далёкой и невозможной, что требовалось стискивать зубы, чтобы заставить себя заниматься реабилитацией, которая не приносила ощутимых результатов. Моя психика находилась в настолько истощённом состоянии, что я едва ли был способен на нормальное общение, срывая на каждом, кто попадался на моём пути, свою злость, и ноющая боль в ноге вызывала лишь одно желание – доставить страдания другому.

В очередной паршивый день, когда после ухода физиотерапевта я лежал обессиленный на полу и пялился в потолок, почувствовал, что в тренажёрном зале я больше не один.

Перевёл взгляд и врезался в испуганные, как у воровки, застигнутой на месте преступления, глаза. Теа стояла у порога, словно не решаясь сделать шаг и переступить его, но продолжала неотрывно смотреть на меня. Эти гляделки длились неприлично долго, и казалось, воздух вокруг нас начинает сгущаться, как бывает перед грозой, потрескивая от царившего между нами напряжения.

– Что ты тут забыла? – задаю вопрос, не узнавая собственный сухой и царапающий голос, изучая её наряд.

На ней очередное короткое платье, облепляющее стройную фигуру как перчатка. От вида бесконечно длинных ног я приподнялся на локтях, опасаясь, что захлебнусь слюной. Секса не было с того момента, как я попал в аварию, но, как бы ни болела нога, трахаться с каждым днём хотелось всё нестерпимее. И она – как созданный измученным сознанием путника оазис с пресным озером, я бы кинулся в его прохладную гладь и испил до дна… если бы между нами не стоял мой папаша.

– Я хотела извиниться за свои слова в тот день, – произносит и опускает ресницы, кусая нижнюю губу, всем видом показывая, как её терзали муки совести. Оторвать от неё взгляд оказалось сложнее, чем работать со сломанной ногой. Стоило принять вертикальное положение, как ногу после всех нагрузок свело, но из-за фиксации бедра ортезом я не мог даже размять мышцы и едва не упал, когда ко мне подлетела заботливая мачеха.

Я был весь потный, сняв мокрую майку после ухода реабилитолога, и девчонка не испугалась испачкать дорогой наряд и пропитаться мной. Она всем своим тщедушным телом попыталась удержать меня, забравшись мне под мышку и обняв за талию. И как только я ощутил её прохладные пальцы на разгорячённой физическими нагрузками голой коже, моё дыхание замерло где-то в горле и остановилось. Как и всё вокруг.

Теа подняла взволнованное лицо, впившись в меня круглыми от страха глазами, и что-то спросила. Мой мозг мог обрабатывать лишь тактильную информацию, и близость её тела не способствовала мыслительной деятельности, а потому мне пришлось переспросить. Взгляд задержался на румянце, появившемся на щеках, и упал к раскрытым губам, манившим истерзать их поцелуем.

Замечаю, что её грудь прикрыта лишь тонкой тканью платья, сквозь которое проступали напряжённые соски. Стоило это увидеть, как тело пробили разряды тока в двести двадцать вольт, и одновременно в грудной клетке с оглушительной скоростью разрастался огненный шар ярости из-за её фривольного наряда. Уверен, когда она выходит в общество, все, у кого есть член в штанах, и так на неё пялятся, а вкупе с её внешностью открытая сексуальность производила сшибающий с ног эффект.

– Ты в порядке? – повторяет она с фальшивой заботой.

– А я смотрю, ты ненасытная, – уже позабыв про ногу, прихожу я к неприятному выводу, подтверждающему моё мнение о мачехе, – тебе мало моего престарелого папаши и недоумка брата, решила залезть и ко мне в штаны?

Она будто не сразу соображает, какой смысл заложен в сказанных словах, потому что первые секунды её взгляд остаётся безмятежным, а затем в нём набирает обороты смерч. Теа дёргается в нелепой попытке отстраниться, но я лишь крепче прижимаю девушку к себе. В намерении оттолкнуть, она упирается ладонью в мою грудь, что, как и каждое последующее её движение, заводит меня только сильнее.

Мне самому не слишком удобно так стоять, потому что нога начинает дрожать от напряжения и боли, но выпустить Теа из собственных рук выше моих сил. Её близость, даже такая – разгорячённая, наполненная сопротивлением и обозлённая – приносила мне удовольствие и действовала лучше любого обезболивающего препарата.

И всё же просто поиметь её, наплевав на отца, каким бы ни было к нему моё отношение, я не мог. Трахать ту, которую выбрал презираемый мной человек, значило для меня запятнать всё вокруг себя. После такого с колен можно уже не подниматься, а продолжать жить, как примат, двигаясь в направлении первобытных инстинктов.

Сжимая её тонкое запястье, я чувствовал, как под моими пальцами бешено бьётся её пульс, как она тяжело, прерывисто дышит, пока с соблазнительных ярких губ срываются проклятия, достойные дворовой девчонки, статус которой она подтверждает этим поведением.

– Ты ублюдок, Сандерс. Поверь, если бы я захотела с кем-то переспать, то выбрала бы точно не тебя, – подытоживает она, опуская взгляд вниз, к травмированной ноге и тут же вновь поднимает ресницы, с циничной улыбкой на лице, – а того, кто был бы способен меня трахнуть.

Слышу, как кровь стучит в висках, а член становится твёрже и похоть мутит мысли, хотя все они о ней. Девочка куда интереснее, чем казалась на первый взгляд, а игры с ней могут иметь вкус не сладкой ванили, а острого перца.

Её глаза дикой пумы, ореховые внутри с золотистыми вкраплениями в тёмно-карем кольце, тянули меня в пропасть. Там, откуда обратного пути уже не будет, там, где ничего кроме её тела не имеет значения. И мне хотелось поддаться тем демонам, что шептали забыть свои принципы и переступить черту.

Уговариваю себя, что отпущу её, обязательно отпущу. Но нужно время. Ещё несколько секунд её близости, которую я мог бы смаковать, вспоминая в душе со сжатым пальцами членом. И лишь сильнее прижимаю её к себе, отлично осознавая, что мне не скоро может представиться шанс к ней прикоснуться.

– Может, и ублюдок, – не отрицаю её оскорбление, проводя большим пальцем по щеке, оставляя след на нежной коже и выдавая первую пришедшую в голову бредовую мысль, остро осознавая то, насколько я бы хотел, чтобы она воспользовалась этим предложением: – Отец, наверное, не способен удовлетворить такую горячую девочку, как ты. Приходи в мою спальню ночью. Проверишь, на что я способен.

Её глаза распахиваются ещё больше и блестят, но не от слёз – от злости. Она снова тянется рукой к моему лицу, но в этот раз не в желании ударить, скорее выцарапать глаза и содрать кожу.

***

– Отпусти её! – гремит голос бабушки, и я перевожу совершенно потерянный взгляд на неё. Никогда не видел, чтобы всегда элегантная миссис Аннабель Сандерс повышала голос. Но сейчас на лице женщины, которая перешагнула девятый десяток, яркий румянец гнева, и в опасении за её сердце я отпускаю девушку.

Теа отпрыгивает от меня на приличное расстояние и весь её вид говорит о том, что она испытывает смущение. Я перевожу взгляд с неё на свою старушку и понимаю, что мачеха каким-то образом умудрилась очаровать не только моего отца. Какие слова она подобрала чтобы расположить к себе престарелую женщину, чей язык всегда был острее клинка, для меня стало новой загадкой. Маленькая двуличная дрянь.

– Миссис Сандерс, это не то, что вы подумали, – улыбаюсь нагло и подхожу, целуя в напудренную щеку, сгибаясь в два раза.

– Я ещё не выжила из ума, молодой человек, – закатывает она свои голубые глаза, – не трогай девочку.

– Бабуль, ну что за пошлые у тебя мысли, она же моя новая мамочка, – смотрю поверх головы старушки на Теа. Вид у неё по-прежнему такой, словно дай ей волю, и она располосует меня ногтями на лоскутки и скормит собакам.

– Вот и держись от неё подальше, – грозно призывает бабушка.

Пожалуй, Аннабель Сандерс в этом доме была единственным человеком, которого я действительно любил и кем дорожил, а потому я безропотно проводил уходящую Теа взглядом. Только вот данное бабушке обещание не уверен, что сумею сдержать.

Я не ошибся в своих выводах. Стоило вернуться отцу, как Теа изволила присоединиться к нам за ужином. Пока Бенджамина не было, она постоянно где-то пропадала. Я как последний идиот каждый день ждал её возвращения, заглядывая через окно на подъездную дорогу, ожидая, когда её красный кабриолет вернётся. Лишь усилием воли я заставлял себя не приближаться к ней. Меня обуревали странные желания выследить девчонку и узнать все её тайны, проникнуть в её симпатичную голову и выведать каждую мысль, что она прячет, всё, что скрывает.

Она спустилась в гостиную с опозданием, и я жадно следил за каждым её движением, желая понять, какие сейчас у неё с моим родителем отношения. Он всё так же плотоядно смотрел на неё, с обожанием, которое не уменьшилось за эти годы ни на гран. Когда девушка поцеловала его в губы, кожу начало покалывать, словно меня облили пламенем из адского котла. Горячим, разъедающим не только тело, но и душу. Я сжал с силой столовый нож, так что костяшки пальцев побелели, потому что перед глазами тут же всплыл образ её, ублажающей этой ночью моего отца.

Она села за стол по левую руку от него, оказавшись прямо напротив, и подняла на меня такой взгляд, словно хотела увидеть мою ответную реакцию на эту сцену. Я не понимал, почему так злюсь, наблюдая за этой семейной идилией, разворачивающейся прямо под моим носом. То, как отец протягивает к ней свою руку и пожимает кончики её пальцев. В знак чего? Признательности, любви? Отец, всю жизнь плевавший на чувства всех, кто его окружает, воспылал горячей любовью к пигалице, у которой лишь одно предназначение – раздвигать ноги? К девчонке, которая наверняка с такой же самоотверженностью будет готова и под меня лечь, вопрос, вероятно, лишь в цене.

Но больше всего меня удивляли собственные чувства. Откуда они? Я её знать не знаю, однако веду себя так, словно она принадлежит мне. Но стоило вспомнить, кто надел ей кольцо на безымянный палец, меня охватывало настолько горькое чувство, которого я, пожалуй, ранее никогда не испытывал.

Отец делился за ужином рабочими планами, но я замечал, что его мысли утопают в трясине по имени Теа. Он то и дело бросал, как юный любовник, взгляды на жену. Ласкающие, плотоядные и бесконечно голодные. Такие же, что и у меня, только я пытался спрятать их за маской безразличия.

Мне казалось, отец не сумел считать мою реакцию на их пару, будучи полностью поглощённым собственной женой, зато, к моей досаде, братец всё заметил. И ревность, и злость. Я залпом выпил после ужина бокал виски и налил вторую порцию, ожидая, когда алкоголь успокоит мои чувства. Но стоило посмотреть на Теа, что льнула к старику, меня просто выворачивало наизнанку.

Мысль о том, что этой ночью он прикоснется к ней, причиняла мне физическую боль.

– Что, Йен, завидуешь нашему папаше? – Дуглас незаметно подкрался и, словно чёрт, подлил масла в огонь, чуя, что нащупал впервые за эти годы моё слабое место. Я прикрыл глаза, опасаясь, что, если он произнесёт ещё одно слово, я просто вырву ему кадык зубами. И всё же Дуг не был тупым и, поняв моё настроение по взгляду, тут же ретировался.

3. Теа

Каждый раз, когда Бенджамин притрагивался ко мне, меня передёргивало от отвращения. И не важно, была ли это всего лишь его ладонь на моём плече в покровительственном жесте. Поцелуй в щеку при посторонних в качестве демонстрации нашей близости. Или пожатие кончиков пальцев до посинения, когда меня трясло в день свадьбы от ослепляющего богатства и обширных связей моего достопочтенного мужа. А ещё от будущего, в котором я похоронила свои мечты и надежды.

И сегодня, перед тем как коснуться его губ, пришлось выпить пару бокалов крепкого алкоголя, найденного в его баре. Нацепив на лицо фальшивую улыбку, эксплуатируемую мной все эти годы в семье Сандерсов, я спустилась к ужину. Вновь попадая под обстрел пренебрежительных взглядов.

Я знала, что мне нужно отвести от себя беду. Ту самую, которую несет для меня Йен. Застань мой супруг и долю секунд от той сцены, которую лицезрела его мать… о, я уверена, что меня ждала бы страшная кара.

Его отпрыску вряд ли угрожала бы опасность за желание развлечься с мачехой. Но в отношении меня в тот же миг была бы запущена карательная машина. Я до точки помнила наш разговор, когда мистер Сандерс разложил передо мной мою судьбу, как на ладони перед тем, как сделать предложение руки и сердца. Или, если точнее, кошелька и фамилии. Если этот процесс вообще можно так назвать. Ведь выбора у меня не было, а посему – это вовсе не являлось предложением.

Главное, что требовалось от его молодой супруги в этом браке, – это хранить ему верность и выполнять все его требования. А в обратном случае… лучше и не думать, что он со мной сделает. Я согласилась на этот союз только потому, что господин Сандерс дал мне обещание. Маленькую надежду. Тусклый огонёк в конце тоннеля.

Если в течение пяти лет брака за мной не будет прегрешений, то я смогу получить свободу и уйти от него с тем, с чем пришла. То есть ни с чем. Подозревала, что его замысел рассчитан на то, что за эти пять лет я привыкну к красивой жизни. Для него немыслимо, что я добровольно могу расстаться с теми благами, которые приносит с собой фамилия Сандерс в паспорте после моего имени.

Однако я каждый прожитый в этом доме день вычёркивала из календаря в страстном желании приблизить дату, когда вновь стану неприметной Теа Торнтон. И на пути к этой цели я встретила лишь одно препятствие – его сына. Йен Сандерс, или, как, я слышала, обращаются к нему товарищи по команде – Айс. Вот кто для меня настоящая угроза.

И если я покажу слабину, Бенджамин от меня и мокрого места не оставит. Я знала, видела, что для Йена моя персона всё равно что мишень в тире. Забава для разбавления яркими красками его серых будней, пока он не восстановится полностью и не вернётся в строй. Туда, где его ожидает череда женщин, восторженные поклонницы, свет славы. И, возможно, память о мимолётном похождении с той, которая ему не принадлежит. Подозревала, что я для него словно запретное яблоко с дерева познания. Только вот, если мы сорвём и вкусим его, ад разверзнется лишь для меня.

Он не первый, кто за минувшие годы хотел получить доступ к моему телу, считая, что с лёгкостью сможет обойти на этом пути старика. Однако он единственный мужчина, от близости которого мои коленки слабели, а сердце начинало биться чаще.

Меня потряхивало, когда я устраивалась за столом напротив Йена. Сжав кулаки с такой силой, что ногти с алым маникюром впились в ладони едва ли не до крови, я подняла взгляд на молодого человека. Ожидала увидеть на его лице разочарование ребёнка, у которого отобрали желанную игрушку, но ничего помимо ленивого презрения к моей персоне не обнаружила.

Еда не лезла в рот, и я почти весь ужин занималась тем, что расщепляла ножом стейк, пока он не превратился в кашу, даже не прислушивалась к диалогам. Я всегда чувствовала себя лишней среди этих людей. Почти все они придавали мне значения не более, чем фарфоровой статуэтке, купленной на аукционе Сотбис. Да, красивая, да, в неё вложено много средств, но, если разобьётся, уже на следующий день ей найдётся замена. К тому же я была слишком неопытной, чтобы разбираться в хитросплетениях интриг, разворачивающихся в этом доме вокруг семейного наследства.

По праву жены главы семейства я должна была иметь веский голос среди прочих членов семьи, устраивать приёмы, отдавать распоряжения прислуге. А так как всё это слишком чуждо мне, бразды правления находились в руках жены Дуга. Такой душной, что, находясь с ней в одном помещении меня одолевал приступ астмы, которой я никогда не болела.

 Но всё же реальную власть держала в кулаке Аннабель Сандерс – почтенная мать Бенджамина. По итогу всё складывалось порой именно так, как она того желает.

– Теа, деточка, – обращается она ко мне, и я растерянно поднимаю на неё взор, осознавая, что она произносит моё имя уже не в первый раз. Старушка смотрит на меня своими хитрыми голубыми глазами-лазерами, прожигая насквозь, точь-в-точь как и её младший внучок.

– Я говорю, что было бы прекрасно, если бы ты организовала в честь предстоящего дня рождения Йена приём, – огорошивает она меня новостью. Я медленно обвожу взглядом стол и понимаю, что глаза всех членов семьи направлены в мою сторону. На лице Джил – жены Дуга отчётливо вижу затаённую злобу. Её маленькие мышиные глазки все три года, что я здесь выживаю, следили за каждым моим шагом. Стоило мне оступиться, как она тут же бежала к моему мужу и докладывала. Словно, если я разочарую Бенджамина, это придаст ей веса и рейтинга, подняв в местной иерархии чуть выше вверх.

Я тереблю пальцами салфетку, что лежит на моих коленях, потому что ладони от нервозности стали влажными, и перевожу взгляд на Йена. Он смотрит на меня как на таракана, вальяжно откинувшись на спинку стула, с интересом ожидая моей реакции на подобное заявление.

– Это чудесная идея, мама, – раздаётся сухой голос Бенджамина, – Теа давно пора вливаться в семейные дела.

А мне так и хочется заявить, что я здесь для декора, но остаётся лишь сглотнуть слюну и кивнуть, потому что на иное сейчас я вряд ли способна. Больше всего мне не нравилось, что Бенджамин вовсе не разделяет то ощущение, которое сопровождает меня с первого дня в этом особняке, – что я здесь ненадолго. Он ведёт себя так, словно рассчитывает, будто я задержусь в статусе его жены куда дольше чем на пять лет. Эта уверенность, о которой он не говорит, но которая сквозит в его поступках, пугает до чёртиков.

Милая старушка Аннабель, с внешностью божьего одуванчика, но пастью акулы, меня зачем-то подставила. Мне даже не хотелось думать, когда я найду время между учёбой и помощью папе на то, чтобы устроить званый ужин, который состоится аккурат через пять недель. Самое странное, что Йен вовсе не противился творящемуся вокруг него балагану, хотя в моей картине мира он вовсе не был похож на парня, который любит подобного рода мероприятия. В свою честь.

Всё моё поведение в начале ужина было рассчитано на то, чтобы у Йена больше не возникало желания подходить ко мне ближе чем на пару метров. Но вместо ликования на языке разлилась горечь с неприятным привкусом поражения. Потому радоваться его неприязни у меня никак не получалось. Да, он смотрел на меня с ещё большим отвращением, чем раньше. Но лучше мне от этого не стало.

Зато в глазах его отца разгорелось чувство, которого я опасалась больше всего, – предвкушение. Ему было шестьдесят восемь лет, и я искренне считала, что секс не на первых местах в его приоритетах. Но то, как он смотрел на меня весь вечер, буквально кричало об обратном.

Стоило подняться из-за стола, как холодные сухие пальцы Бенджамина Сандерса обхватили мою руку чуть выше локтя, преграждая мне путь к побегу. Я замерла, напряжённо уставившись в маслянистые глаза мужа и отчётливо ощущая взгляд Йена, направленный в нашу сторону. А затем его удаляющиеся тяжёлые шаги.

– Ты порадовала меня сегодня, Теа. Может не так уж ты и безнадёжна, как кажется. Видишь, если вести себя со мной должным образом, ты получишь гораздо больше, чем имеешь.

Я опускаю ресницы в показной покорности, которой не испытываю. Даже представлять не хочу, о чем думают члены его семьи, наблюдающие за нами. В его мире так естественно, когда всё вокруг продаётся и всё покупается. И возможно, даже его близкие полагают, что я могла, очаровавшись его счетом в банке, очароваться и им самим. Но я видела между нами лишь пропасть в несколько поколений. И больше ни-че-го.

Собираю всю имеющуюся у меня волю в кулак и медленно поднимаю ресницы. Смотрю на него открытым, предельно наивным взглядом, подавляя в себе внутреннее сопротивление. Затем облизываю нижнюю губу, немного выпячивая её вперёд, и провожу кончиками пальцев по его плечу, смахивая невидимые пылинки. Лишь догадываясь, насколько опасную игру затеяла.

– Я стараюсь быть хорошей девочкой, – тут же опускаю ресницы, не в силах терпеть похоть, разгорающуюся в его взгляде от моих слов.

– Поднимайся наверх, – доносится до меня его шёпот – я слишком далеко зашла. Едва ли не зажмуриваюсь от досады и давящего на грудь свинцовой тяжестью жуткого предчувствия.

У меня затряслись поджилки от мысли, что мою спальню от его разделяет лишь тонкая стена и дверь, которую можно без труда вышибить. До меня наконец дошло, что перегнула палку. Теперь мой муж хочет взять то, что я так неумело ему предложила этим вечером. Идти в сторону моей комнаты вовсе не хотелось, и я выбралась на веранду глотнуть свежего воздуха. Казалось, что ещё чуть-чуть, и меня задушит паническая атака.

Я так стремилась к тому, чтобы Йен держался от меня подальше, что совсем не рассчитала свои силы. Переступила порог и прилипла мокрой от прошибшего меня пота спиной к шершавой стене, прикрыв глаза. Хотелось отмотать этот ужин на начало и вести себя с мужем как обычно. Так, словно я гостья в его доме.

Прохладный воздух немного затушил страх. Я нервно перебирала причины, которые всегда становились отговоркой от близости с Бенджамином. Их было такое огромное количество, что казалось, даже произносить их вслух – нелепо. Ведь каждая из них очевидна. И о каждой из них он знал.

Раздался скрип, и я, вздрогнув, открыла глаза. В темноте опустившегося на пригород вечера я не заметила, что вовсе не одна решила подышать воздухом. Йен стоял в тени, прислонившись к металлической ограде, и молча смотрел на меня. Из сада доносился стрёкот сверчков, ветер ерошил его светлые волосы, бросая пряди на лоб. И в этот момент мне хотелось быть кем угодно, но только не его мачехой.

– Что же ты не спешишь греть мужу постель? – разрушает он уютную тишину колючим вопросом, заданным каким-то уставшим голосом.

Я перевожу взгляд на сад, прикусывая до боли нижнюю губу. Только бы не сболтнуть лишнего. Не признаться в том, что я всей душой ненавижу этот дом и постель, о которой он говорит. Мне хочется сбежать от его вопроса, и одновременно тело тяжелеет от терзаюшего меня желания остаться ещё на чуть-чуть, здесь, с ним. Пусть даже мы друг другу никто. Пусть он плохо ко мне относится и ещё хуже обо мне думает. Но находиться с ним рядом – словно поддаваться самому сладкому искушению, которое только мог сотворить для меня дьявол.

И вместе с тем я чувствовала разъедающую меня тоску. Она приносила боль и разочарование от осознания того, что я не могу быть с таким, как Йен.

– Давно тебя интересует сексуальная жизнь твоего отца? – спрашиваю едко, задирая подбородок вверх.

Щелчок зажигалки, и его лицо на мгновение освещает дрожащий огонёк, отразившись в голубых глазах странным отблеском. Мне казалось, спортсмен его уровня не должен иметь иных привычек, помимо бега по утрам. Но что я, в сущности, о нём знала? Только сплетни из светской хроники и статьи, публикуемые в спортивных журналах. Победы в хоккее и женщины чередовались в его жизни с завидной регулярностью.

В моей же жизни критически не хватало свободы выбора. И я до чёртиков завидовала девушкам, которых ничто не останавливало от того, чтобы поддаться его чарам. Хотя бы на одну ночь. Пусть к утру сказка закончится, а принц превратится в козла, выпроваживающего принцессу из апартаментов. И всё же я чётко осознавала, что могла бы приглушить голос разума и отдать частичку сердца ради одной ночи с ним. Без любви и всякой надежды на взаимность. Пожертвовав своим достоинством и честью. Ведь он иного не предложит. И я бы так и поступила… не будь замужем за его отцом.

Моё платье спереди казалось консервативным. Закрывало грудь по горло, длиной чуть ниже колен, вместе с тем оголяло спину почти до самых ягодиц. И если бы я хотела прямо сейчас избавиться от одежды, достаточно было бы лишь опустить бретельки с плеч. Эти мысли крутились в моей голове, когда я смотрела на Йена. Казалось, если сейчас платье упадёт к моим ногам и я в одних трусиках подойду к нему – это будет так естественно.

И судя по тому, что я увидела в его глазах, он читал меня, как открытую книгу. Я, словно застигнутая на месте преступления, как в тот день, когда пялилась на него в тренажерном зале, испытала острый приступ стыда. Дёрнулась, чтобы скрыться от его глаз, но он каким-то невероятно ловким движением умудрился поймать моё запястье и удержать.

В отличие от пальцев отца, его казались такими горячими, что, кажется, оставляли ожог на коже. Прожигали до самого сердца.

Он тянет меня ближе к себе, и, несмотря на его травму, наши силы остаются по-прежнему неравны.

– Не иди к нему, – раздаётся тихая просьба.

Я опускаю глаза, не в силах выдержать его взгляда, и смотрю на руку, что не даёт мне уйти. Длинные, крепкие пальцы, кисть, увитая напряжёнными венами, мощное предплечье – всё это вновь рождает в голове порочные ассоциации. Я пытаюсь вообразить, как выглядит его член, и от этих непрошеных предположений во рту пересыхает. Моему телу нужна разрядка. Секс. Поэтому сейчас меня так раздирает похоть и глубоко замурованная в теле страсть.

– Отпусти, – молю его, но Йен лишь ближе тянет, пока моя нога не оказывается между его ног, а грудь касается его рубашки. Его пальцы разжимаются, словно он понимает – я никуда не денусь, и скользят выше по голой коже рук. Поддевают бретельку наряда и опускают её с плеч. Движения ловкие, быстрые. Уверена, до травмы он практиковался в раздевании девушек ежедневно.

– Я же по глазам вижу, что ты течёшь, когда смотришь на меня. Хочешь, я тебя прямо здесь трахну? – задаёт уже будничным тоном вопрос, кончиками пальцев рисуя узоры на моём остром плече. Затем ныряет под ткань наряда, едва не добираясь до сосков.

Я отпрянула от него, точно ошпарившись, вырвавшись из состояния транса, в который он меня погрузил. Судорожно, неловко вернула наряд на место.

Моё поведение меня ужасает. Пугает до дрожи, потому что он лишает меня воли. В его присутствии я плавлюсь, как мороженое, мой мозг размягчается до консистенции жижи и сбоит. Такое ощущение, будто устроенное сегодня для него представление только раззадорило парня. Неужели он разглядел в отце лишь соперника, с которым захотел посоревноваться?

Вижу в его глазах холодный расчёт и нацеленность задеть меня, причинив боль. Тут же во мне что-то щёлкает, переключаясь на новую волну. Моя рука тянется к его паху, и я, задыхаясь, обнаруживаю значительных размеров эрекцию.

Губы растягиваются в хищной улыбке, когда моя ладонь прижимается к члену под брюками, выбивая из молодого человека полустон-полухрип.

– Если тебя это так заботит, то, когда мой муж сегодня будет меня трахать, я постараюсь представить на его месте тебя.

Глаза Йена почти чёрные, с расширенными, как у наркомана, зрачками, полностью закрывающими радужку, наполняются злобой. Мне кажется, скоро это тёмное, разъедающее чувство перельётся через край, затопив нас обоих.

Он до боли сжимает мою руку и убирает от себя, словно я олицетворение всего самого гадкого и мерзкого, что есть в его жизни.

– Стерва.

Я разгладила наряд, проведя ладонями по бёдрам, и, бросив последний взгляд на парня, покинула террасу.

Сначала мои шаги, подгоняемые возбуждением после обмена шпильками с Йеном, были быстрыми. Я спешила уйти от него подальше. Сбежать. Но приближаясь к своей спальне, я автоматически замедлила шаг. Ноги просто не несли туда.

Сжала пальцами дверную ручку, глубоко вдыхая воздух.

Для того чтобы добраться в свою комнату, нужно пересечь территорию Бенджамина. Так уж мы решили после свадьбы: наши спальни разделены стеной, но объединены одним входом, где его часть комнаты оказалась проходной. Хвала небесам, хотя бы ванные раздельные.

Моего супруга больше всего на свете волновала собственная репутация. То, как он выглядит в глазах окружающих его людей. Упаси боже кто-то заподозрит, что его жена не соглашалась делить с ним супружеское ложе. И я играла в этот цирк, соблюдая его правила.

Когда я вошла, Бенджамин обтирался полотенцем и повернулся в мою сторону.

– Что-то ты задержалась, жёнушка, – произносит с издёвкой в голосе, – или смелости поубавилось?

– Вы же отлично знаете – это представление я устроила для вашей семьи. Мы ведь именно так с вами и договаривались, – на людях я всегда обращалась к нему на ты, но, стоило оказаться с ним наедине, возводила между нами ещё одну преграду. Мне хотелось, чтобы он помнил и понимал, что навсегда останется для меня посторонним человеком.

– Так дальше продолжаться не будет, Теа, – заявляет мой супруг.

Его голос мягкий и осторожный, точно он обращается к слабоумной, которую не хочет спугнуть.

Больше всего в нём меня пугала уверенность в том, что бедная девчонка ради части его богатства согласится лечь под него. Возможно даже изображать влюблённость и смотреть, как преданная собака, в рот. Однако мне не нужны его деньги, и ему это известно с момента нашего знакомства.

И всё же почему-то он не захотел взять в жены ту, которая бы согласилась исполнять его прихоти добровольно. Бенджамин Сандерс любил извращённые игры, где фигурами были не пешки, а люди. А я всего лишь дополняю его коллекцию игрушек.

Мне очень хочется напомнить, что я получу развод через два года, но что-то удерживает меня. Возможно, страх того, что он скажет, будто наш уговор в этой части уже не в силе. А я не могла лишиться надежды на освобождение от него. От этого дома.

Я смотрю на мужчину, стараясь скрыть отвращение. Для своих лет он был ухожен и подтянут. Без висящего живота или бульдожьих брылей на лице. Он регулярно посещал тренажёрный зал, наматывал километры в бассейне и не забывал про омолаживающие процедуры. Но, как по мне, все эти усилия не скрывали его истинный возраст. Лишь подчёркивали страх старости, которым от него разило.

Допускаю, что зрелые женщины, может быть, даже сочли бы его в некоторой степени привлекательным. Но они не волновали магната, который мог позволить себе самое лучшее, свежее наливное яблочко.

Как-то случайно мне в руки попался его сотовый, и я, поддавшись любопытству, заглянула в его фотогалерею. Он хранил в телефоне фотографии своих юных любовниц. Каждая из них нуждалась в его деньгах. И я не винила их в этом. Возможно, их положение было даже более безнадёжным, чем моё. Почти все они оказались похожи на меня, как родные сёстры. И поняв это, я ощутила, как дрожь страха и омерзения прошла по телу.

Мне хотелось поскорее оказаться в своей комнате, поэтому я поспешила добраться до двери, ведущей в неё.

Но не успела. Ладонь захлопнула мою дверь в ту же секунду, как я попыталась её отворить. Я уставилась на неё пустым взглядом, рассматривая пигментные пятна на сухой, покрытой морщинами коже с седыми волосками. В нос ударил запах его геля для душа. Какая-то смесь дорогих благовоний, от которых меня начало подташнивать.

– Что вы делаете, Бенджамин? – затаив дыхание, спрашиваю.

– Раздевайся, Теа.

Поднимаю на него глаза, не веря собственным ушам.

– Уберите руку, – требую дрожащим голосом.

Он надвинулся на меня быстро, всем своим массивным телом. Его пальцы стянули мои волосы, понуждая опуститься на колени. Боль была резкой, стремительной, и слёзы потоком полились по щекам от собственной беспомощности. Я слышала всхлипы, срывающиеся с моих губ, похожие на хныканье, и ненавидела его за то, что он пытается сделать со мной. Ненавидела себя за то, что оказалась в подобном унизительном положении.

Дикий вопрос проносится в голове: будь у меня в руке нож, осколок бокала или ещё что-то острое и смертоносное, смогла бы я убить его, защищаясь? И по тому, как яростно я сжимала кулаки, ответ был однозначным. Смогла бы.

Бенджамин уткнул моё лицо в ворс ковра, словно я была для него нашкодившим щенком, которого он хочет проучить, наказать и подчинить своей воле. Выдрессировать, вышколить. Как своих любимых доберманов, снующих вечером по огороженной территории особняка, с красным пламенем в глазах подобно адским псам.

– Слушай внимательно, маленькая тварь, – доносится до меня его срывающийся от тяжёлого дыхания голос, – вздумаешь раздвинуть ноги перед моим сыном, я тебя закопаю в саду под розами.

Мужчина отпускает мои волосы и поворачивает лицом к себе, чтобы я видела лютую ненависть, что полыхает в его глазах. И я знаю, что он, несомненно, исполнит сказанное, стоит мне ослушаться. Он был настолько двуличен, что в начале нашего знакомства я даже не представляла себе, с каким чудовищем меня свела судьба.

Бенджамин Сандерс, замурованный в деловой костюм, в идеально выглаженной рубашке и красивом галстуке, с водителем, открывающим перед ним дверь Роллс-Ройса, казался мне образцом элегантности, сдержанности и хороших манер. На деле же моя жизнь, сам факт моего существования для такого, как он, не значили ровным счётом ничего. По его желанию я стала ему супругой, но если завтра я вдруг пропаду, то никому не будет до этого дела. За мои поиски примется лишь престарелый отец. Моя жизнь ничего не стоит, и ему это известно.

Я слышу, как шёлковая ткань наряда трещит, врезаясь в кожу, когда Бенджамин стаскивает с меня одежду. С губ срывается крик, и в ответ я получаю оплеуху, которая рикошетит в моей голове звоном в ушах и звёздочками перед глазами. Он закрывает мой рот в опасении, что кто-то может услышать эти утехи.

– Заткнись, сука.

Мысленно я уже была готова выйти в окно, если он завершит начатое. Меня настолько сильно трясёт, что кажется, где-то внутри грудной клетки на пределе работает моторчик. Ещё чуть-чуть страха и отвращения, и он взорвётся. Но, когда мужчина избавился от полотенца, я понадеялась, что максимум, что мне грозит, – это избиение. Возраст брал своё – он не был возбужден. От открывшейся мне картины хотелось смеяться, но всё же инстинкт самосохранения вовремя удержал от глупой ошибки.

Он оставил меня валяться на полу. А в моей голове даже не родилась мысль выбежать в коридор и позвать на помощь. Если я опозорю мужа, меня постигнет кара и пострашнее изнасилования. Ему были известны все ниточки, за которые следует дёргать, чтобы я оставалась послушной.

Наблюдаю, как он тянется рукой к комоду, на котором лежит оранжевый флакончик. Догадывалась о его содержимом. Бенджамин бросил таблетку для стимуляции потенции в рот и запил водой. Мне почему-то показалось, что это не первый его приём «волшебного» лекарства за вечер. Ведь он ждал моего прихода. И я надеялась, что если права, то и дополнительная доза ему не поможет.

– Сделай мне минет, – произносит буднично.

Меня передёргивает от отвращения, и я скалю зубы, точно дикое, отчаявшееся животное. Я не привыкла, чтобы кто-то меня выручал или защищал. Это всегда было только моей задачей. Да и помочь-то особо некому, кроме отца. И сейчас никто не побежит меня избавлять от ужасного монстра.

Во мне вскипает чёрная, подогретая на медленном огне, ненависть. Она такая бездонная, что, заглянув в меня, можно увидеть лишь кромешную тьму. Я ненавижу этого человека всей душой за то, как он со мной поступает. Тогда, около четырёх лет назад, он предложил мне сделку, от которой я не смогла отказаться. У каждого из нас были свои причины её заключать. Ему нужна была красивая кукла, а мне – спасение. Но я возненавидела его именно сейчас, из-за этой попытки меня растоптать, унизить и сломать.

И вдруг я поняла, что мне больше не страшно. Потому что самое страшное со мной уже произошло.

– Клянусь, я отгрызу твой член, если ты попытаешься засунуть мне его в рот, – шиплю на него.

Я вижу своё отражение в высоком зеркале за его спиной. С потёкшей по щекам тушью, размазанной помадой и алевшей от удара скулой, я была похожа на буйнопомешанную. Но сдаваться я не собиралась. Лучше сдохнуть.

Отчаяние придаёт мне силы. Я уже не сомневаюсь, что, если он изнасилует меня, я попаду в ад, но утащу его за собой. Ему остаётся совершить ещё один шаг, и я перейду черту. Но в этот раз обратного пути уже не будет.

Мужчина вновь приближается ко мне, обхватывает пальцами моё лицо, поднимая таким образом на ноги, и всматривается в глаза. Я не знаю, чего он хочет этим добиться, и только продолжаю упрямо смотреть на него в ответ. Из-за слёз вообще мало что могу разглядеть, но чувствую, что не должна опускать ресниц.

– Раз сама не способна держать ноги сведёнными, уберегу тебя от ошибки. Через неделю поедешь с моей матерью отдохнуть, и не вздумай выкинуть какую-нибудь глупость. А теперь пошла вон.

Бенджамин отшвырнул меня в сторону моей двери, и я сильно ударилась рукой, но даже не подумала обернуться к нему. Схватилась за ручку, как за спасательный круг, и оказалась по ту сторону стены от него.

Страх всё ещё меня переполнял, а дрожь не отпускала тело. Я закрылась, хоть и понимала, что преграда, разделявшая нас, слишком хрупкая, но всё же лучше она, чем ничего. Обняла колени руками и ждала, когда меня перестанет трясти.

Так я и заснула на полу под дверью. Видимо, из-за пережитого стресса, почувствовав себя в безопасности, сразу отрубилась.

Добравшись утром до ванной, я поняла, что совершила ошибку, последствия которой будут на моём лице ещё долго. Из отражения на меня смотрела девица с синяком под глазом, отёкшими из-за слёз веками и покусанными губами. Но всё же именно взгляд выдавал пережитые мной минувшей ночью испытания.

К моему огромному облегчению, глава семейства Сандерс уже покинул свою спальню. Мне так хотелось, чтобы он уехал в очередную командировку, чтобы не видеть его подольше. Когда он отсутствовал, я всегда чувствовала себя лучше, необходимость с ним общаться меня угнетала. Совсем не расклеиться помогала мысль о том, что я скоро окажусь вдали от него.

Толстый слой корректора и тонального средства, бледные румяна и немного туши оживили мой образ, хотя стеклянное выражение из глаз никуда не делось. Несмотря на то, что я знала, что нахожусь в супружеских апартаментах одна, дверь свою открывала с некоторой осторожностью. Словно ожидая, что муж кинется на меня из-за угла и продолжит начатое. Но все тени, напугавшие в этой комнате вчера вечером, днём попрятались под кровать. Комната Бенджамина Сандерса пахла его дорогим одеколоном, деньгами и безнадёжностью.

Сил находиться в этом доме не было. Где угодно, но только не здесь. И закинув ноутбук в рюкзак, я уехала в город на учёбу, выйдя из дома через выход для прислуги. Не стала, как обычно, просить водителя отвезти в город, решив, что слежки Бенджамина с меня пока достаточно.

4. Йен

Скука. Мои дни, наполненные ожидаем, скрашивали лишь стычки с этой девчонкой. Я мог бы открыть телефон, и выбрать одну из тех девиц, что готовы бежать ко мне по щелчку пальцев. Но не хотел. Даже мысль об этом казалась пресной, лишённой всякого вкуса.

Мне хотелось вновь увидеть Теа. Каждый раз, когда кто-то из членов семьи переступал порог гостиной, я надеялся, что это будет именно она. Вчерашняя сцена не выходила из головы, а мысль о том, что девушка делит супружеское ложе с моим отцом, доставляла почти физическую боль. Я долго ворочался, не находя в себе сил уснуть, сдерживая желание ворваться в их спальню и забрать её оттуда. И чёрт возьми, в какой-то момент казалось, что это единственно верное решение.

Она так и не спустилась к завтраку.

Вытерев уголки губ салфеткой, Джил разомкнула свои тонкие губы и режущим слух голосом поинтересовалась:

– Бенджамин, а где же ваша супруга?

Всё отношении Джил к Теа звучало в интонациях её голоса. Презрение. Зависть. Ревность. Впервые я задумался о том, как Теа справлялась с нападками такой высокородной суки как жена моего нерадивого брата.

– Теа уехала в Парсонс, – пояснил отец после паузы.

Признаться, я немало удивился тому, что Теа решила получить образование. Полагал, что всё свободное время она тратит на то, чтобы спускать деньги отца в Блумингдейле. Следует отдать ему должное. Вероятно, её учеба – его идея.

– Какая самоотверженность, – пробурчала Джил себе под нос. Такой же длинный и некрасивый, как и у её мужа. Они с Дугом на удивление похожи своей непривлекательной внешностью, плохой осанкой и мерзким характером.

Допив чашку кофе, отец, попрощавшись удалился из-за стола, сославшись на срочные дела.

– Йен, а как тебе наша милая Теа? – подняв от тарелки нос, которым она едва ли не елозила по дну, впилась Джил в меня своими маленькими карими глазами.

– Я её не пробовал. Спроси у мужа.

После процедуры в госпитале, я бросил эти гребанные костыли на заднее сидение кабриолета и отправился к Школе дизайна Парсонс.

Когда ни её, ни отца не было в доме, я хотел зайти в их спальню. С одной стороны, я мотивировал этот порыв тем, что так могу попробовать отыскать её расписание. Но на самом деле мне хотелось собственными глазами увидеть её вещи в его комнате. Будто это стало бы подтверждением и без того очевидного факта, который не укладывался в моей голове – она его.

Но единственное, что я обнаружил, это то, что их чертова спальня заперта на ключ. Это показалось мне странным, однако расспросы горничной ни к чему не привели. Пришлось подключить свои знакомства и вскоре я получил информацию о том, какие курсы посещает Теа, как учится и чем интересуется. Мне казалось, в её планах что-то вроде создания собственного бренда одежды, который бы спонсировал отец, но выяснилось, что она учится на факультете маркетинга.

Добравшись до аудитории и заняв свободное место в последнем ряду, я принялся выискивать её. Хотя изначально в мои планы входило только забрать её после занятий, но ноги сами привели меня сюда.

Найти девушку не составило труда. Её темная макушка оказалась от меня всего в паре рядов. И я даже не сразу понял в какой момент затаил дыхание рассматривая Теа. В новом окружении она казалась какой-то другой.

Здесь передо мной предстала совсем юная девушка, нисколько не похожая на ту хищницу, что отворила мне дверь в день моего приезда. Без яркого макияжа, в простой одежде, совсем не выдававшей в ней жену человека, занимавшегося верхние строчки в списке «Форбс», она почти не выделялась среди других студентов. По крайней мере не своим достатком. Казалось, что её целью было слиться с толпой, однако красота моей мачехи притягивала взгляды. Пока она с энтузиазмом барабанила пальцами по клавиатуре, конспектируя лекцию, я видел, как парни пожирали её глазами.

Я сам не заметил, как, облокотившись о парту, подался корпусом вперёд, ловя каждое её движение. То, как она заправляет непослушную прядь за ухо, лучи света, падавшие на её лицо, дружелюбную улыбку, когда сосед приставал к ней с назойливыми вопросами, явно имея цель просто быть к ней ближе.

В какой-то момент я поймал себя на мысли, что моё состояние похоже на болезнь. Одержимость. Что так быть не должно. Что я зря сюда приехал. Но она стала моим искушением, с которым я не в силах был совладать. Теа, словно сирена, манила меня, и я понимал, что скоро могу набрести на скалы.

Время лекции подошло к концу, и я пришёл в себя, когда парень сбоку стал прорываться через меня к выходу. Я ждал, когда придёт время и я смогу ходить с опорой на трость, но пока приходилось мириться с подобным существованием. Скрипя зубами поднялся с места, испытывая горечь из-за отсутствия возможности свободно передвигаться. Теа вышла только через несколько минут увлеченно беседуя с парнем её возраста.

Девушка лучезарно улыбалась и в ответ на его шутку она рассмеялась, откинув голову назад. Ревность резанула как клинком, глубоко ранив – она никогда не улыбалась мне. И пусть я не сделал ничего, что могло бы вызвать такую реакцию, я всё равно не хотел, чтобы она расточала своё внимание другим.

Я немного отвлекся от этой парочки, когда какие-то студенты, узнавшие мою физиономию, выстроилось ко мне в очередь за автографом.

– Что ты здесь делаешь? – едва ли не растолкав локтями девиц, что жаждали показать мне своё белье для того, чтобы я увековечил его своей росписью, приблизилась Теа с весьма враждебным выражением на лице.

Казалось, недовольные взгляды поклонниц её сейчас испепелят, и я, испытывая приступ альтруизма, поймав ладошку мачехи, потянул её к себе сквозь толпу. На короткое мгновение, когда наши взгляды и пальцы переплелись, показалось, что мир вокруг замер, замедлился, а затем вновь продолжил свой ход.

– Не нервничайте, девушки, это моя мачеха, – подмигиваю им, ставя последний автограф и обозначая, что сегодня я более не намерен общаться с поклонниками.

Теа взбесилась из-за этого маленького представления. Стоило нам остаться вдвоём, она выдернула свою ладонь из моей руки, метая глазами молнии. Того и гляди вот-вот вспыхну и от меня останутся только угольки.

– Еще раз спрашиваю, какого чёрта ты тут забыл? – повторяет она свой вопрос, на который у меня не нашлось достоверной лжи.

– Разве это не обитель знаний, что, по-твоему, здесь делают?

– Странно, я была уверена, что хоккеисты даже читать не умеют, – пытается язвить маленькая мачеха.

– Если только это не мелкий шрифт на презервативах.

Её губы на мгновение дрогнули, словно маска холодной стервы дала трещину, но выдержка оказалась сильнее и Теа последовала от меня в противоположном направлении.

Эти грёбанные костыли не позволяли мне передвигаться достаточно быстро, и ей это было прекрасно известно.

– С твоей стороны крайне жестоко бросать одного травмированного хоккеиста, вдруг я не смогу распознать буквы в слове «Выход» и никогда отсюда не выберусь?