Читать онлайн Люби меня навсегда бесплатно

Люби меня навсегда

1

– Да, детка, да, так, давай! Я сейчас кончу, – слышу я хриплый шёпот Стаса где-то позади себя, пока он проворным потным кроликом долбит меня в моей же розовой девичьей спальне. Прохладный ночной ветерок колышет итальянские невесомые занавески, приоткрывающие вид на ухоженный роскошный парк в усадьбе моих родителей, и я, постанывая в такт своему будущему мужу, томно шепчу в ответ:

– О, да, милый, я тоже! Да, да, так, – и радуюсь про себя, что он в темноте не видит равнодушное выражение моего лица. Если про это пишут миллионы стихов и романов, снимают сотни тысяч фильмов и сериалов, то я абсолютно не их читатель и не их зритель…

– Мне очень хорошо с тобой, детка… А тебе? – в очередной раз спрашивает меня мой жених, видимо, чтобы удостовериться, что именно он смог довести меня до вершины экстаза, и я, подыгрывая ему, выгибаю спину ещё сильнее и, растягивая слова, прямо как звезда порнофильма, отвечаю:

– Мне очень хорошо, о да! Только с тобой! Ты самый лучший, любимый, – и начинаю стонать всё громче, чтобы у него не возникло и тени сомнения, что я сейчас на седьмом небе оргазма.

Тем более, – размышляю я про себя, пока все моё тело сотрясается от безумных толчков Стаса, яростно вгоняющего в меня свой аристократический фаллос, мне должно быть хорошо с ним. И только с ним. У меня ведь никогда никого не было до него! И, скорее всего, больше и не будет, – печально вздыхаю я, видимо, громче, чем все остальные звуки, которые я издавала во время нашего акта любви. И мой жених, приняв это за судорожные всхлипы вершины наслаждения, громко стонет в унисон, и, задрожав и замерев на пару секунд, обрушивается мне на спину всем своим потным усталым телом.

– Ты просто чудо, Поля, – шепчет он мне прямо в ухо, пока я, задыхаясь под весом его спортивного натренированного в дорогущих частных клубах торса, жду, когда же он наконец-то закончит со своими нежностями.

– Я не могу дождаться, когда мы с тобой наконец-то поженимся, – откровенничает он со мной, осторожно вытаскивая из меня, чтобы не пролить ни капельки, свой одетый в резиновый костюмчик член.

Любовь любовью, но наследник богатейшей семьи, один из самых завидных женихов не то что нашей страны, но и Европы, не должен расплескать своё драгоценное и безумно дорогое семя вне законного брака. Вокруг слишком много хищных охотниц и даже охотников, думается мне, чтобы влиться в русло семьи Вайсбергов: владельцев заводов, корпораций, замков, яхт и рудников.

Я перевернулась на спину и наблюдаю со своей кровати за Анастасом: он аккуратно завязывает гондон узелочком, и складывает его в пластиковый пакетик, которые у него всегда в кармане, чтобы унести с собой. У него прекрасное стройное тело, подтянутый пресс и вполне привлекательное лицо. Голубые глаза, русые густые волосы и мягкие пухлые губы. В общем, копия Вайсберг-старший. Правда, я бы не назвала его отца очень привлекательным, но я уверена, что в молодости он выглядел именно так. И почему-то очередная волна тоски накатывает на меня.

– Потерпи, малыш, осталось совсем немного, – наклоняется он ко мне, чтобы поцеловать перед уходом, и его пухлые губы словно всасывают меня в себя. – Скоро мы с тобой будем спать каждую ночь вместе, просыпаться каждое утро рядом… – мечтательно бормочет он, – ну вот, опять, что ты со мной делаешь, детка? – шутливо шепчет он, и кладёт мою ладонь на свой член, и я чувствую, как он снова начинает наливаться и разбухать. – Ты такая красивая, что я не могу остановиться, – роется он в поисках очередного презерватива и, не найдя его, предлагает: – Может в ротик, малыш?

И хотя меня абсолютно не радует перспектива облизывать ещё минут двадцать его миллионный детородный орган, я всё же притворно мяукаю ему в ответ:

– Ты слишком многого хочешь, любимый. Подожди всего несколько дней до нашей первой брачной ночи… – и кокетливо прикрываю своё обнаженное тело одеялом, чтобы не завести его ещё больше.

К тому же я опаздываю.

– Только выходи через чёрный ход, – всё ещё мурлыкаю я, пока Анастас Вайсберг натягивает на себя свои джинсы Armani и футболку Prada, – мы ведь ещё не женаты. Официально мы не должны этим заниматься, – с придыханием произношу я, и вижу, как у Стаса снова начинает разбухать от напора чувств ширинка. – Нет-нет, только не сейчас, – привстаю я на колени на своей кровати, от чего моё лицо оказывается прямо напротив его живота. Я просто обожаю дразнить его, особенно если знаю, что мне не придётся снова терпеть его бесконечно пыхтение на себе.

Наша свадьбы всего через неделю, и у Вайсберга-младшего дел перед ней совсем не меньше чем у меня. Полины Аркадьевны Сонис. Дочери одного из самых известных и заслуженных кинорежиссёров страны, и по совместительству владельца сети кинотеатров SunCinema и собственного продюсерского центра SonisFilm. И Стасик прекрасно понимает, что отхватывает не самый завалявшийся кусок семейного пирога. Вдобавок к красавице жене.

Я провожу ладонью по его пока ещё молодому и плоскому накачанному прессу, смотрю на него своими прозрачно-серыми глазами, и понимаю, что сейчас выгляжу намного лучше тысяч остальных фотомоделей, блогерок, актрис и богатых наследниц, с которыми он постоянно общается.

– О Поля, – снова затуманивается его взгляд, но дела не ждут, и его телефон начинает бешено вибрировать в кармане его джинсов. – Скоро увидимся, малыш, я пришлю тебе его на ночь, – и я представляю, как получу сегодня в очередной раз его дикпик, которыми у меня и так уже забита вся фотогалерея в телефоне.

– Я буду ждать, – шепчу я его буквально обтянутому джинсой члену, и снова укутываюсь в своё одеяло до подбородка, чтобы он не передумал и не отымел меня ещё разок на мой шёлковой постельке.

– Я специально не мылся, хочу оставить на себе твой запах, – снова начинает Стас свои нежности, и я поддакиваю ему в ответ:

– Я тоже не буду сегодня принимать душ, любимый.

Перегнувшись через подоконник, я смотрю со своего третьего этажа, как чёрный тонированный «Майбах» Стаса тихо шуршит по гладкому асфальту на нашей подъездной дорожке, удаляясь в сторону ворот, и как только он скрывается за поворотом, я бегу в ванную, чтобы по-быстрому принять душ и нарядиться к нашей сегодняшней запланированной встрече.

Я надеваю лёгкое короткое платье, высокие каблуки и сбегаю по чёрной лестнице, пока меня не увидели родители. Сажусь за руль своего внедорожника и гоню по ночной трассе в сторону города, где в пафосном ресторане «Принц и мыши» у нас забронирован столик на четверых.

Хостес провожает меня в отдельный маленький зал, где меня уже ждут Саша, Маша и Соня, мои лучшие подруги детства. И вот уже последние пять лет после выпуска из школы мы стараемся встречаться каждый последний четверг месяца, чтобы рассказать, что у нас происходит в жизни, и обсудить наши планы на будущее.

– Невеста сегодня опаздывает, – восклицает Саша, приветствуя меня и размахивая гигантским бокалом с переливающейся в нём рубиновой кровью. – Срочно штрафной, – зовёт она официанта, который щедро льёт в пустой фужер мою долю вина.

– Простите, но, сами понимаете, у нас предмедовый месяц, – закатываю я глаза и тут же жадно отпиваю чуть ли не половину дорогущего Амароне по триста евро за бутылку.

– Я думала, ты будешь навёрстывать упущенное, – удивляется жгучая стервозина Маша, самая опытная и искушённая из нас четверых.

– Маша, много – не значит лучше, – смеётся милашка Соня с ангелоподобной внешностью розовой нимфетки.

– Кто бы говорил, – не даёт ей спуску Маша. – Сколько толстых папиков ты уже отымела? Десять, двадцать? – и щедро разливает нам новые порции в бокалы.

– Скажешь тоже, двадцать, – глупо хихикает Соня. – Всего-то пять! Это если считать только серьёзные отношения, – уточняет она, заглатывая розовую прозрачную виноградинку своим прелестным липким ротиком.

И пока мои лучшие подруги меряются своими сумочками и мальчиками, я молча пью терпкое пахнущее миндалём вино и закусываю его пахучим сыром, предварительно обмакивая его в тягучий каштановый мёд.

– Девочки, про мужчин потом, – обрывает всех карьеристка Саша. Наверняка и сегодня она пришла на нашу встречу прямо из офиса, потому что даже не успела переодеть своей стильный деловой костюм. – Рассказывайте, что у вас происходит в жизни, кроме Полиной свадьбы, – словно отдаёт она нам приказ, и атмосфера за столом сразу же меняется.

В своё время, когда мы ещё учились в школе, мы твёрдо для себя решили, что всегда будем следовать зову сердца и добиваться чего-то важного в жизни, не отвлекаясь на ненужные светские сплетни, мужчин и тусовки. Время шло, и пока из нас всех четверых только Саша действительно добилась больше всего. По крайней мере до сегодняшнего вечера. Ей всего двадцать два, а она уже работает помощником редактора международного глянцевого журнала Glossy, правда, отвлекаясь на светские тусовки, мужчин и сплетни, но уже исключительно по работе.

Миленькая Соня отучилась на дизайнера-архитектора, и до недавнего времени её учёбе постоянно мешали многочисленные чересчур взрослые поклонники, неспособные устоять перед её ещё совсем детскими ямочками на щеках и на попке, несмотря на её вполне зрелый возраст. Как только она появлялась на очередном проекте со своим архитектором, преисполненная решимости доказать всем, что она настоящий профессионал, как на неё сразу же западал владелец загородного замка или шато, и начинал отвлекать её от работы своими ненасытными ухаживаниями: подарками, ресторанами и путешествиями. Бедной Сонечке ничего не оставалось, как капитулировать в очередной раз, и вместо того, чтобы ночами корпеть над эскизами и презентациями, теми же ночами корпеть над тем, чтобы принимать страстные ласки какого-нибудь престарелого Дон Жуана. Взрослые богатые дядюшки обхаживали свою золотую Лолиточку, воображая себе, что открывают ей мир тайных утех, а она маленьким розовощёким падшим ангелом смотрела на них своими бездонными голубыми глазами, стараясь поудобнее усесться сверху на их мужественные зрелые чресла.

– Вы представляете, он просто сначала полночи лежал рядом со мной и рассматривал! – возбуждённо шептала она нам троим на втором курсе института, рассказывая про нового пятидесяти пяти летнего обожателя, и подол её короткой плиссированной юбочки возбуждённо подрагивал в такт её истории. – А потом опустился туда, ну, вы понимаете, куда, – смущённо добавила она, – и целый час меня ласкал языком!

– Целый час? – как всегда деловито переспросила Саша, и Соня яростно кивнула головой: – Именно! У него на стене в спальне висят часы, я специально засекла время! – и мы все начали смеяться в полный голос, распугивая посетителей кафе.

– И как, это того стоило? – спросила равнодушно Маша, которая даже в девятнадцать лет занималась сексом исключительно для удовлетворения физиологических потребностей.

– Ну, в принципе, да, – немного замялась Соня, а потом смущённо добавила: – Но всё-таки мне не хватает ощущения члена внутри, понимаете? Огромного твёрдого члена с набухшими венами!

И Соня не тушевалась, а искала себе бодрые твёрдые члены среди наших ровесников, которые, возможно, не заваливали её дорогущими подарками и не ласкали её розовые перламутровые створки часами, но зато чётко и целеустремлённо выполняли поставленную перед ними задачу: задорно оттрахать девчонку, чтобы она потом спокойно и томно могла выносить утомительные длительные ласки её очередного папика.

– А почему ты не заведёшь себе нормальные отношения с мужчиной хотя бы на десять лет старше тебя? – спросила я её как-то после очередного романа с богатым шестидесятилетним французом.

– Не знаю, – потупила взор долу Соня. – Возможно, мне не хватает нежности… И заботы.

– И отца, – заключила деловито наша Маша, которая как раз училась на психотерапевта, и уже могла делать далеко идущие выводы.

– И отца, – грустно вздохнула Сонечка. – Вам всем повезло, и у вас у всех полные семьи, – и это было полной правдой. – А я даже никогда особо не общалась со своим папой: так, виделись пару раз, и всё.

– А как же многочисленные отчимы? – возможно, бестактно поинтересовалась я. Мама Сони была известной актрисой, и её вечные любовные истории не сходили с первых полос жёлтой прессы.

– Отчимы? – испуганно промямлила Соня, и в тот миг я поняла, что мне не надо быть психологом, чтобы понять, что именно с бесчисленных Сониных отчимов и началась вся её любовь к слишком перезрелым и заботливым мужчинам.

Так она и провела все свои пять лет учёбы: на каждом курсе София стажировалась на новом проекте, на котором она обязательно становилась любовницей хозяина богатого особняка, и когда учебный год и проект заканчивались, на нет сходили и Сонины серьёзные отношения. И сейчас мы как раз собирались услышать очередную историю нашей подруги про нового зрелого миллионера лет за пятьдесят, который водит её в свою бархатную алую комнату в дальнем флигеле. Но на этот раз Соня смогла удивить всех нас.

– У меня наконец-то свой собственный проект! – возбуждённо чуть ли не кричит она на весь зал, запивая свои радостные вести вином.

– Интересно, – подняла одну бровь Саша. – Дай угадать: загородный особняк? Хозяин уже в возрасте? В твоём вкусе?

– Нет! – торжественно опровергла оскорбительные подозрения Соня. – В том то и дело, что нет! Я проектирую самостоятельно небольшой музей! Это мой первый коммерческий заказ! – победоносно выплеснула она на нас свои радостные новости.

– Ничего себе, Соня! Поздравляю! – наконец-то оторвалась от своей утиной грудки с инжирным конфитюром Маша, готовая уже всерьёз воспринимать свою подругу.

– И что это за музей? – с интересом стала расспрашивать Саша. – Художественный?

– Можно и так сказать … – замялась Соня. – Музей эротического искусства! – выпалила она, и залпом выпила остатки Амароне, как будто пытаясь скрыть своё волнение перед нами.

– Соня, так ведь это чудесно, – успокоила я свою подругу, и почувствовала, как острая иголочка ревности кольнула у меня где-то глубоко внутри. – Как дипломированный искусствовед я ответственно заявляю, что это просто прекрасный проект, который, я уверена, ты сделаешь лучше кого бы то ни было.

– Особенно, учитывая твой разнообразный и богатый опыт, – прыснула Маша, и мы все начали похохатывать, пока подтянутый официант откупоривал нам вторую бутылку божественного напитка.

– За Соню и её такую прекрасную работу! – чокнулись мы своими бокалами, и Саша деловито продолжила свою экзекуцию:

– Чудесно, одна из нас уже имеет собственный эротический проект, – поперхнулась она, – и это просто замечательно. Отличный старт, Сонечка! Ты это заслужила. Что же у нас с остальными? Ещё есть новости?

– Я открываю собственную практику, – как само собой разумеющееся произнесла Маша. – Уже нашла кабинет. В центре. С отличным ремонтом. Через месяц начинаю принимать. Вы можете не приходить, – сразу обрывает она все наши попытки пошутить на эту тему. – Вам сразу дам контакты хорошего психиатра, если что. Кстати, о психиатрах, – тычет она в мою сторону вилкой с нанизанной на ней сырным кубиком, – как там твой миллиардер? Недавно читала с ним интервью, явно мой клиент, – авторитетно заявляет она, отпивая из пузатого бокала.

– Отстань ты от Поли, Маша, – перебивает её Саша. – Я хотела попросить у тебя эксклюзивные права на освещение вашей свадьбы в нашем журнале, – подлизывается она ко мне. – Вам деньги за рекламу, шмотки и слава, а мне…

– Повышение от начальства, – киваю я ей. – Хорошо, я поговорю с Анастасом, ты же понимаешь, что это не только моё решение.

– О да, понимаю, – глубокомысленно кивает Маша.

– Девочки, давайте выпьем за Полину, – лепечет своим невинным голоском Соня. – На самом деле, у неё самые главные новости на сегодня! Свадьба с таким красавцем, да ещё и миллиардером – мечта любой девушки! – бокалы мелодично тренькают, тягучее вино щекочет моё нёбо, и я про себя думаю, что из нас четверых одна я не достигла ничего. Ничего…

Ну да, я очень известная личность, но это заслуга моего знаменитого папы, не более того. Безусловно, у меня есть раскрученный блог @pollysonis, где я регулярно выкладываю посты о своей роскошной жизни под хештегом #sonislife, и иногда делаю рекламу косметики и шмоток, но кроме денег на карманные расходы это не приносит мне никакого особого удовлетворения. Я представляю, как миллионы девчонок по всей стране ставят мне лайки, завидуют моей жизни и заказывают помаду и духи, которые я якобы использовала, чтобы заполучить в мужья прекрасного принца Анасастаса Вайсберга, только они не понимают, что это всё уже было решено за меня. И здесь всё решают только деньги. Деньги и родословная. Наверное поэтому я до сих пор не организовала никакой онлайн-марафон и не учредила никакой интернет-академии, потому что я отлично знаю, что всё это будет просто обманом, мыльным пузырём, способом получения денег для девочки, у которой и так много денег. Поэтому я предпочитаю пока просто зарабатывать на брендах, которые могут себе позволить бюджет на такого лидера мнений, как я, и подумываю о продаже эксклюзива на освещение свадьбы какому-нибудь известному глянцу.

– О чём ты опять задумалась, принцесса? – словно будит меня, вытаскивая из моего же собственного потока мыслей, Саша. – Ты не забыла, что у нас девичник через неделю? Ты уже подумала об особом меню? – подкалывает меня она.

– Делайте, что хотите, – улыбаюсь я в ответ, – в конце концов, вы же подружки невесты! Я вам полностью доверяю, только помните, что вы должны будете меня вернуть нетронутую и непомятую на следующий день моему дорогому жениху.

– Слишком дорогому, – уточняет Маша, заказывая уже третью бутылку. Мне только кажется, или она слишком много пьёт для психоаналитика?

– Отлично, – мурлыкает Соня, – сделаем, что хотим. Тебе, наверное, очень грустно понимать, что ты больше никогда не увидишь другого члена? – мягко говорит она, и я, глядя на её невинное фарфоровое личико понимаю, почему все стареющие Гумберты столицы мечтают нагнуть её в своих массивных дубовых кабинетах.

– Не знаю, – задумываюсь я на пару секунд, перекатывая во рту терпкое вино, которое теперь отдаёт тёплой ароматной вишней. – Я же никогда ничего другого не видела, понимаете? Только в кино. Но мой папа знаменитый режиссёр, и поэтому я как никто другой знаю, что всё это вымысел. Сказка. Вся эта любовь и романтика.

– Да, да, понимаем, как в сладких романах в мягкой бумажной обложке по сто рублей серии Harlequin, – поддакивает Саша.

– Именно, – поддакиваю я. – Как в твоём глянцевом журнале, который покупают девочки в надежде посмотреть на красивую жизнь!

– Не трогай мой журнал! Мы создаём стиль! – возмущается Саша, а я с усмешкой парирую ей:

– Вы создаёте сказку. В которую начинают верить миллионы людей. Но сказок не бывает, – горько заключаю я, и Маша, серьёзно посмотрев на меня, замечает:

– Мне кажется, наша невеста уже напилась. Вызываем авто.

– Отлично, – бормочу я. – Встретимся через неделю. Обещаю, я согласна на всё и не буду ныть.

Через десять минут заботливые подруги усаживают меня в такси, и Маша, нагнувшись к моему ухо, шепчет мне на прощание:

– Поверь, Поля, жизнь – это сказка!

И захлопывает дверь машины.

2

Я сижу и мучаюсь от похмелья в нашей огромной светлой столовой, пока помощница по хозяйству Даша готовит для меня самые вкусные в мире сырники с вишнёвым соусом. Я вспоминаю про промо-патчи для глаз, которые мне прислали на рекламу накануне, достаю их из холодильника, леплю под глазами, беру в руку чашку с кофе и, состроив дежурную счастливую улыбку, делаю селфи. Выкладываю в сториз пост с хештегом и ссылкой на интернет-магазин, и продолжаю дальше мелодично позвякивать ложечкой в своем стакане, пока моя мама, сидящая тут же, за столом, не просит меня с раздражением:

– Полина, прекрати! В конце концов, это невоспитанно!

Я застываю на мгновение, и всё-таки решаюсь спросить её – ухоженную светскую львицу Анастасию Сонис, в ботоксе и филерах, которая давно уже растворилась в своей вечной застывшей молодости:

– Мама, скажи, а ты любила папу, когда вы поженились?

Мама отрывается от своего планшета, на котором беспрерывно скролит новости и с тревогой смотрит на меня:

– В чём дело, Полечка? Вы поссорились со Стасиком?

– Нет, вовсе нет, – успокаиваю я её, рассматривая на экране своего смартфона последние дикпики, присланные мне моим женихом накануне. И почему он только так обожает свой член? По-моему, ничего выдающегося… – Я просто хотела узнать, что чувствуют люди, когда женятся. Это ведь на всю жизнь. По крайней мере, так предполагается, – пытаюсь я сформулировать мысль, но мама, успокоившись, уже снова утыкается в свой планшет.

– Пойми, Полина, – бормочет она, разглядывая очередной наряд своей знаменитой подруги, который та выгуливает на каком-то светском рауте, – любовь придумали плебеи. Люди без денег и родословной. Надо ведь как-то выживать человечеству? – с улыбкой снова смотрит она на меня, и я вспоминаю вечную эту мамину присказку.

По её мнению, браки заключаются только по расчёту. А всё остальное – просто похоть и страсть, которые быстро проходят, и в итоге оставляют после себя лишь пыль и тлен. И утомительный бракоразводный процесс. Собственно, меня воспитывали с младенчества с этой мыслью и вырастили с твёрдым убеждением, что именно так и есть. И, по правде говоря, чем больше я смотрю по сторонам на своих друзей и подруг, а особенно на их отношения, тем больше убеждаюсь в этом. И да, чем чаще меня трахает Стас при каждом удобном случае, тем больше я уверена в том, что всё это просо пустая похоть и неуправляемая страсть. Просто отлично, что хотя бы я умею контролировать свои желания.

Даша ставит передо мной порцию дымящихся ванилью сырников, а мама, строго посмотрев на меня, предупреждает:

– Только один, Полечка, помни о фигуре, – и, подождав, когда Даша снова уйдёт на кухню, добавляет с самодовольной усмешкой: – В любом случае, я уверена, что твой папа очень любил меня. Иначе мы бы не поженились. Поверь, для счастливого брака это более чем достаточно. Стасик тебя любит? Он всем доволен? – заботливо расспрашивает она, намекая, по всей видимости, на нашу интимную жизнь, и я, немного поморщившись, отвечаю:

– Всё нормально, мама, не беспокойся.

– Вот и славненько, – успокаивается она, и напоминает мне: – Не забудь съездить сегодня к доктору Тарасову, он ждёт тебя. Нам нужно забрать у него все заключения.

– А это так обязательно? – откусываю я назло ей огромную порцию сырника, обильно полив его сладким вишнёвым вареньем.

– Это формальности. Не более того. Не забывай, что речь идёт об огромных деньгах, – мама с отвращением смотрит на то, как я ем: она уже много лет сидит на диете из одного кусочка рыбы и грейпфрута в день, позволяя себе только литры кофе и несладкого зелёного чая. – И хватит столько есть, ты не влезешь в своё платье от Веры Вонг!

– Что значит формальности? – запихиваю я назло ей в себя второй сырник. – Как покупка племенной кобылы?

– Ну что за выражения, Полина, – брезгливо морщится мама, отпивая из своей пятой за утро чашки кофе. – Даша, уберите сырники, пожалуйста, мы поели, – кричит она куда-то вдаль, и пока наша прислуга не отобрала у меня мой завтрак, я хватаю с тарелки третий жирный сырник, и, обмакнув его в варенье, откусываю огромный кусок.

– Это не просто брак. Это деловой контракт, слияние двух империй. Мы отдаём семье Вайсбергов самое дорогое, что у нас есть, – чуть ли не со слезами на глазах пафосно восклицает моя мама, и я бы ей даже поверила, не знай я её так хорошо.

– О да, – с издёвкой поддакиваю я, пока Даша уносит грязную посуду. – Но получаете взамен, правда?

– Что ты несёшь, Полина! – восклицает мама. – Следи за тем, что ты говоришь! И да, это нормально, когда люди заключают контракт! Я бы сказала, что это просто необходимо! Только кошки и собачки могут плодиться под забором бесплатно, – опять заводит она свою любимую песенку, и я отвечаю:

– Окей, окей, я всё поняла, я заберу сегодня у доктора Тарасова все заключения, чтобы семейство Вайсбергов могло быть уверено в моей чистоте и отличном здоровье! Хорошо, что они не требуют справку о девственности, – встаю я из-за стола и бегу вверх по лестнице в свою комнату.

Я сижу в просторном светлом кабинете частной загородной клиники знаменитого доктора Тарасова, который по совместительству ещё и папин лучший друг. И именно ему семья Сонис доверяет самое дорогое, что у неё есть – наше здоровье и заключительные анализы своей единственной наследницы. Ну да, это только кошки, собаки и плебеи по словам моей мамы женятся под забором, бесплатно. А такие представители элиты как мы, должны тщательно взвесить все за и против, чтобы быть уверенными наверняка, что наша голубенькая кровь не дай Бог не смешается с чьей-то недостаточно чистой и кристальной. Поэтому в брачном договоре есть отдельный пункт, и я бы даже сказала, огромный раздел, посвящённый всем болезням и недугам, которые могут приключиться у представителей нашего рода.

Вайсбергам нужны здоровые чистокровные и румяные наследники, вот почему месяц назад меня обследовали самым тщательнейшим образом: брали всевозможные анализы крови, мочи и кала, просвечивали меня на томографе, прослушивали, простукивали и проминали, чтобы предъявить благородному семейству доказательства моего исключительно здоровья.

– Привет, Полин, – тепло обнимает меня наш семейный доктор, проходя в кабинет, и усаживается напротив меня за свой стол. – Как ты себя чувствуешь, моя девочка? – с тёплой улыбкой интересуется он, отыскивая в кучах разных бумаг мои анализы. – Аппетит хороший?

– Просто отличный, дядя Ваня, как всегда, – бодро рапортую я, пока он бегло просматривает белые листочки с непонятными цифрами.

– Отлично, отлично, просто чудесно, – бормочет он себе под нос, откладывая очередной листик в сторону, пока его взгляд не упирается в какие-то невидимые мне цифры и не задерживается на нём чуть дольше обычного. Словно не доверяя написанному, он поднимает на меня глаза, как будто хочет удостовериться в том, что это действительно я, и затем снова рассматривает что-то в своём листке. Молча трёт подбородок, ещё раз смотрит на меня, снова в бумажку, и затем поднимает трубку стоящего на столе телефона.

– Света, зайдите, пожалуйста, – говорит он кому-то, и, наконец-то поднимает глаза на меня. – Ну что же, всё просто замечательно, Полин, – подытоживает он. – Надо пересдать один анализ, и всё, и я со спокойной совестью отдам мою девочку замуж, – бодро говорит он.

В комнату входит миловидная Света в белом халате, и приглашает меня пройти за ней.

– Я тебе напишу, – на прощание машет мне рукой доктор, – это просто формальность. Увидимся уже на свадьбе, я думаю, – и я иду за медсестрой, которая ведёт меня в процедурный кабинет.

Спустя пару часов я еду в загородную усадьбу Воронцовых, где вся площадка целиком арендована для нас с Анастасом под свадебную фотосъёмку. Стилисты, визажисты, фотографы и их ассистенты хватают меня, как только я приезжаю, как какой-то ценный приз и собирают из меня, как из кусочков пазла, идеальный образ идеальной невесты. Бренд-менеджеры самых люксовых шоурумов привезли свои самые лучшие платья, чтобы я только посмотрела на них, и, если понравится, соизволила надеть. Я выбираю пышное, как тортик, Marchesa, аристократичное, с кружевами, Badgley Mischka, и необычное маленькое розово-белое платье от молодых питерских дизайнеров WedEnd.

Я примеряю его как раз в тот момент, когда в мою гардеробную комнату без стука заходит Стас, и все стилисты, визажисты и ассистенты деликатно испаряются из будуара в один момент, оставляя нас наедине.

– Плохая примета, дорогой, – с улыбкой говорю я ему, и он, не слушая, приближается ко мне, уже расстёгивая на ходу свои штаны.

– Для нас не работают никакие приметы, малыш, – уже возбуждённо шарит он под моим подолом своими влажными дрожащими ладонями, отодвигая в сторону кружевной треугольник моих трусиков. – Я тебя всё время хочу, – запускает он уже в меня свои пальцы, второй рукой ловко натягивая презерватив на своего пунцового торчащего из ширинки мини-Вайсберга.

– О, Полин, – шепчет он, уже вставляя в меня свой прибор, и задавая с ходу высочайший темп отбойного молотка в штольне.

– О да, милый, так, – снова постанываю я в такт ему, как делаю на протяжении всего нашего романа, и вижу в отражениях многочисленных зеркал свою покосившуюся на бок причёску, искажённое болью лицо, которое, видимо, Стас принимает за выражение высшего наслаждения, выпрыгивающие, как мячики из сетки, мои покачивающиеся в такт фрикциям груди, и две крепкие властные руки, сжимающие мои бёдра, пока их хозяин заколачивает и заколачивает в меня свой молоточек.

Анастас завороженно смотрит на моё лицо, и засовывает мне в рот свой большой палец, который я нежно покусываю, и чувствую своими ягодицами, как его мягкие шарики подтягиваются и твердеют, после чего он замирает на долю секунды и выныривает из меня, аккуратно придерживая резиновый чехольчик, чтобы снова аккуратно сложить его в свой драгоценный пакетик. Его палец размазывает всю мою алую помаду по лицу, а я в этот момент думаю о том, что где-то наверняка есть специальное кладбище использованных презервативов от Вайсберга.

– Тебе было хорошо, малыш? – заботливо спрашивает меня мой суженый, заметив мою улыбку.

– Да, очень, – искренне отвечаю я ему. Мне ведь действительно было в очередной раз очень смешно. А смех это очень хорошо. – Ну вот, – осматриваю я себя в зеркало, не забывая кокетливо намекнуть своему жениху на его мужественность: – Всё испорчено! Как мы будем с отбой теперь фотографироваться?

– Ничего страшного, это их работа, – отвечает Анастас, открывая дверь и демонстративно поправляя штаны, а вся моя команда так же деликатно и молниеносно начинает поправлять на мне макияж, причёску и наряд.

– Отличное платье, – многозначительно бросает бренд-менеджеру Вайсберг-младший. – Мне понравилось. Заверните его нам с собой, – и счастливая менеджер довольно поддакивает ему в ответ.

Ещё полчаса, и вот мы уже с Анастасом стоим в розовых зарослях рядом со статуями Аполлона, Венеры и Дианы, и изображаем счастливую парочку. Хотя, отчего же изображаем, ведь на самом деле мы и есть счастливая влюблённая пара. Нас фотографирует один из лучших мэтров страны Алексей Литвак, и мы с моим женихом встаём в нужные ему позы.

– Просто прелесть, мои котятки, именно так! – подбадривает нас под резкие щелчки затвора камеры Лёша, а мы не перестаём двигаться и замирать, двигаться и замирать. – Сразу видно – профессионалы, – хвалит нас Литвак, и он абсолютно прав: пожалуй, столько в своей жизни мало кто фотографируется напоказ, и для нас это обычная рутинная работа.

Мы давно уже знаем со Стасом все наши выигрышные ракурсы, «рабочие» части лица и фигуры, и знаем как красиво и чётко выстроить композицию, чтобы потом охренительно красиво выглядеть на любой обложке. К тому же никто не отменял ретушь и фотошоп. Если ты дочь знаменитого кинорежиссёра, то уже с пелёнок ты выучиваешь все эти премудрости и просто воспринимаешь это как часть своей жизни. Что касается Анастаса, то это не просто часть его жизни, но и его работы: акции его компаний растут вверх, как только он делает официальное заявление в своём Твиттере, и падают стремительно вниз, как только очередной горе-папарацци делает его неудачный снимок с похмелья. Поэтому по большому счёту в нашей жизни всё чётко выверено и просчитано. На годы вперёд. И даже быстрый перепихон со своей невестой в гримёрке тоже часть его пиар-кампании, я уверена.

Не сомневаюсь, что личный бизнес-консультант Анастаса Вайсберга советовался на этот счёт с агентством и удостоверился, что такие инциденты положительно влияют на общий имидж молодого миллиардера. Молодой, красивый, трахается регулярно. Причём со своей без пяти минут женой. Так, глядишь, и до кандидатов в будущие президенты недалеко. Я не удивлюсь, что и по поводу меня он советовался с целой армией специалистов, и что если бы они не одобрили мою кандидатуру на роль спутницы жизни, то у меня были бы нулевые шансы. Несмотря на всю ту дикую страсть, которую я бужу в своём парне и на мои вполне достойные внешние данные. Надеюсь, что ещё и интеллектуальные, но, как я понимаю, Анастасу это не так важно, как моя идеальная грудь второго размера без хирургических подтяжек и имплантов, мой аристократический тонкий нос, пухлые, но в меру, губы, длинные стройные ноги и девственно-чистое отверстие между ними, которое не посмел осквернить до него ни один другой мужчина.

Ещё полчаса, и мы уже в новых нарядах влюблённо смотрим другу другу в глаза у элегантно накрытого столика, а в руках я держу бокал с шампанским. Бутылка стоит тут же, рядом, но я пока не решила, соглашусь ли я рекламировать эту марку, и за какую именно сумму. Думаю, двадцать тысяч зелёных, особенно учитывая такой повод, вполне достойная цена… Влажно-тёплая ладонь Стасика скользит вниз в мой низкий вырез на спине, чуть ли не у самого копчика, и пока Алексей фотографирует нас в фас, я чувствую длинные пальцы у дырочки в своей попке, пытающиеся незаметно пробраться дальше.

– Не сейчас, милый, – шёпотом прошу я его, стараясь незаметно отодвинуться, и Стас с улыбкой смотрит на меня:

– Может, поедем после этой фотосессии ко мне? Ты меня очень заводишь в белом.

– Потерпи, любимый, – бормочу я. – Осталась последняя перемена платья, – и, вспомнив просьбу Саши, гляжу на него снизу вверх и прошу: – Давай продадим права на фото нашей свадьбы Glossy? Думаю, они неплохо заплатят, – и вижу, как мгновенно глаза Анастаса приобретают свой металлический блеск, когда речь идёт о деньгах и репутации.

– Не знаю, Поля, не думаю, что это тот уровень. К тому же, такие вещи в нашей семье должен решать я, и только я, договорились? – и, видимо, чтобы смягчить свой жёсткий ответ, добавляет: – Ты не должна думать своей прелестной головкой, зачем тебе это? Для этого у тебя есть я. А ты можешь просто расслабиться и наслаждаться жизнью. А о деньгах я позабочусь, – и я тихо вскрикиваю, когда чувствую, как его палец все-таки протиснулся чуть ли не на всю длину в мой анус, и вижу, как его дорогущие штаны начинают предательски оттопыриваться спереди.

– Так, отличный ракурс, снято! – слышу я бодрый Лёшин голос, пока Анастас продолжает свой квест в моей попке, прижимаясь к моему боку своим затвердевшим членом.

– Перерыв, – объявляет мой жених, и буквально силой снова утаскивает меня в мою временную гардеробную.

– Какая сладкая дырочка, – шепчет мне мой суженый, пока ставит меня на колени на кушетку, и расстёгивает свои штаны. – У меня самая красивая девочка, – бормочет он, и начинает ввинчивать свой болт в мой анус, и я вскрикиваю от боли и неожиданности. – О да, Полли, как в тебе тесно, – стонет он чуть ли не на всю усадьбу, и я радуюсь, что предусмотрительно врубила музыку на полную катушку на колонке в раздевалке. – Я сейчас кончу, а ты? – с придыханием задаёт он мне свой неизменный вопрос, как будто я должна это делать строго по расписанию и строго вместе с ним.

– О да, милый, да, я кончаю, – громко подыгрываю я ему, и мои стоны перекрывают его под бодрый голос Pink, поющей You Just Like a Pill.

– Обожаю иметь тебя в попку, – завершает он этот невероятно пылкий и стремительный акт любви, выходя из меня. И я его понимаю: бедный мальчик всю жизнь трахается исключительно в резиновой обёртке, опасаясь проронить ненароком на чужую плодородную почву своей драгоценное семя. А сейчас он может насладиться незабываемыми ощущениями, которые дарит ему моё узкий задний проход, крепко и нежно обволакивая его голую кожу и выталкивая его на новый уровень наслаждения. И от этого он кончает просто в разы быстрее, – с облегчением думаю про себя я, решив, что после нашей свадьбы я прикрою эту лавочку. А сейчас использую его расслабленное состояние и снова мурлычу: – Но может быть только в этот раз, милый? Glossy хорошо заплатят, не сомневайся, это же международное уважаемое издание с репутацией.

– Хорошо, я подумаю, малыш, – уже намного мягче отвечает мне Анастас, и я начинаю скорее переодеваться, пока на него снова не нахлынула волна безудержного горячего желания.

3

Вся оставшаяся неделя до свадьбы проходит в суете и мороке: платья, примерки, стилисты, косметологи и куча рекламных постов, конечно же! Причём неизвестно, у кого больше времени отнимают все эти приготовления: у меня, или у моей светской ухоженной мамы Анастасии Сонис, которая, как мне кажется, считает, что она должна затмить собой на свадьбе невесту, точнее, меня. Если честно, мне иногда кажется, что вся её жизнь посвящена только одному: как бы вдруг не растолстеть, не состариться и не утратить любовь и интерес моего папы. А ещё мне кажется, что моему отцу жена нужна только для красивых обложек в глянце, успешных постов в соцсетях и для модной компании на светских мероприятиях, потому что я нечасто вижу, чтобы они общались друг с другом наедине. Мы вообще очень редко видим папу дома.

Мне некогда встречаться со Стасом, и я боюсь представить, что он со мной сделает в первую брачную ночь. Единственное, что немного успокаивает меня, так это непреложный факт, что после свадьбы страсти утихают, и пары перестают так безудержно заниматься сексом, как в медовый месяц. И я очень надеюсь на это, потому что торопливые потные перепихоны с моим женихом меня начинают утомлять. Точнее, я не вижу в них никакого особого смысла, кроме его удовлетворения, конечно же. В пыльной суете этих дней я совершенно забываю об анализах, которые у меня ещё раз взяли в клинике Ивана Тарасова, поэтому его звонок застаёт меня врасплох:

– Полечка, девочка, нам нужно срочно поговорить, это очень важно. Только не волнуйся раньше времени, пожалуйста, – и я, конечно же, начинаю сразу же волноваться. Я вообще не понимаю, какого чёрта врачи произносят эту дурацкую фразу! Как будто в институтах они проходят специальный курс под названием «Как заставить пациента нервничать ещё больше».

– Что-то с моими анализами? – спрашиваю я, и чувствую, как моя нижняя губа начинает предательски подрагивать.

– Ты не переживай. Просто приезжай ко мне в клинику. Прямо сейчас, – «успокаивает» меня мой доктор, и я понимаю, что теперь у меня уже подкашиваются ноги.

Минуя все эти треклятые пробки ранней осени, я почти долетаю до медицинского центра доктора Тарасова, где он ждёт меня в своём кабинете с чересчур участливым и добрым видом, отчего мне становится окончательно не по себе.

– Присаживайся, девочка, – приглашает он меня, и сразу же спрашивает: – Воды? Чаю? – и, не обращая внимания на мой отрицательный ответ, звонит по своему телефону: – Принесите воды, пожалуйста, с газом. Потом несколько секунд разглаживает свои папки на столе, и, словно решившись, наконец, продолжает: – Полина, в прошлый раз мне не понравились твои анализы крови, и я отправил тебя на повторную сдачу, – он вздыхает, делает передышку, и выпаливает: – По всем признакам у тебя острый лейкоз крови. Но я до сих пор сомневаюсь в правильности этого анализа, потому что показатели слишком высоки для этой стадии и твоего общего самочувствия, поэтому нам надо будет обследоваться более тщательно…

– Подождите, – бормочу я онемевшими губами, которые словно обкололи лидокаином. – Что значит лейкоз?

– Рак крови, – поясняет мне доктор Тарасов, и я чувствую, как слезы двумя обжигающими дорожками бегут по моим щекам. – Подожди плакать, – старается меня успокоить дядя Ваня, и пытается меня напоить водой, которую только что занесли к нему в кабинет: – Выпей, успокойся, я же говорю, это всё ещё неточно.

– Неточно? – лёгкая тень надежды касается моего сознания. – Скажите, дядя Ваня, а как часто врачи ошибаются? Как часто анализы врут?

– Ну, – тянет Иван Тарасов, – в принципе, с этим анализом часто бывает путаница.

– А в вашей клинике уже были подобные ошибки? – осеняет меня внезапная догадка.

– В моей клинике – ни разу, мы работаем только с самыми проверенными диагностическими центрами и только со швейцарским оборудованием, – с гордостью отвечает доктор Тарасов, но спохватывается, увидев мои полные слёз глаза. – Полин, не переживай ты так раньше времени! Я позвал тебя специально одну, чтобы обсудить с тобой это наедине! – объясняет он мне. – Потому что в нашем контексте, – мямлит он, – я не имею права скрывать результаты анализов и диагнозы от второй стороны, – и я понимаю, что его сейчас беспокоит не только моё здоровье, но и возможный срыв брачной сделки, если вдруг дело не выгорит.

Если вдруг Вайсберги решат, что им подсовывают товар с гнильцой. Не чистую голубую кровь, а кровь с раком, и тут мне опять становится безумно страшно и одиноко, и я начинаю реветь уже в голос, на что сердобольный дядя Ваня, не удержавшись, зовёт в кабинет медсестру и мне делают лёгкий укол.

Я не знаю, что это за препарат, который мне вкололи, но теперь я сижу, словно обложенная со всех сторон мягкой ваткой, и словно издалека до меня доносится спокойный монотонный голос доктора Тарасова, который объясняет мне план действий:

– Поленька, пойми, сейчас всё лечится, особенно с вашими возможностями. Это раньше люди с таким диагнозом жили два месяца, ну, максимум, три, – и я отмечаю для себя, что в принципе, мне осталось жить при плохом раскладе всего три месяца, но я смотрю в окно, на ещё юную тёплую и ласковую осень, тронувшую медовыми красками верхушки деревьев, и жизнь кажется мне прекрасной. В моей голове легко и пусто, словно её накачали гелием, и мне хочется улыбаться и просто сидеть и слушать доброго доктора.

Дядя Ваня, видимо, немного обеспокоенный моим слишком безмятежным видом, уточняет:

– Ты всё поняла, Полина? – и я радостно киваю в ответ, делая глоток холодной воды, и колючие пузырьки сразу весело бьют мне в нос, отчего мне становится ещё легче и веселее на душе. – Сейчас ты поедешь домой и отдохнёшь, договорились? – объясняет мне, как идиотке, доктор Тарасов. – Потом мы должны будем встретиться все вместе с твоей семьёй и семьёй Вайсбергов, чтобы обсудить план действий и возможные последствия. Так что всё будет хорошо, не переживай. Тебе надо будет сдать ещё один анализ, биопсию, и тогда мы уже сможем точно определить диагноз.

– А если он подтвердится, дядя Ваня? – с блаженной улыбкой смотрю я на доктора.

– Если подтвердится, тогда и будем думать. Всё будет хорошо. В любом случае, химиотерапия, лучевая терапия, всё это помогает.

– А если не поможет, а, дядя Ваня? – шепчу я.

– Есть много способов лечения. Мы живём не в средние века, слава Богу, – подбадривает меня Тарасов. – В конце концов, есть ещё пересадка костного мозга. С весьма неплохими результатами: три-четыре пациента из десяти излечиваются.

– Тридцать-сорок процентов, – задумчиво бормочу я.

– Ну, в общем, до этого не дойдёт, я думаю, – снова успокаивает меня мой добрый доктор, и, всю накачанную мощным успокоительным, меня отправляют домой, чтобы завтра уже провести целый семейный совет с участием клана Вайсбергов. Я задумчиво смотрю из окна авто на проносящийся мимо солнечный день, и вдруг понимаю, что это может быть последний сентябрь в моей жизни…

Я словно проваливаюсь в мягкий сон, добравшись до дома, пока не просыпаюсь от громкого стука в мою спальню и бешеного гудения за окном. Я выкатываюсь из небытия, пытаясь припомнить, кто я и где нахожусь, а за дверью я слышу громкие крики своих девчонок:

– Поля, вставай! Ты что, забыла!?

А я действительно ничего не помню. Что я должна была забыть? Еле-еле подняв себя по кусочкам с кровати, я добредаю до двери и открываю замок, и сразу же в комнату вваливается вихрь из смеха, цветов и ароматов. И моих девчонок. Они такие яркие и красивые, словно принеслись ко мне на разноцветных крыльях бабочек с другой стороны радуги.

– Как ты можешь спать?! – возмущается всегда такая деловая Саша, а в это раз одетая в более чем легкомысленный наряд: чёрный бархатный корсет и туфли на высоченных шпильках. И больше ничего. Если не считать чёрных чулок в крупную сетку.

– Ау, просыпайся, сегодня твой предпоследний день свободной жизни! – кричит мне в ухо Соня, бахает у меня под носом двухлитровой бутылкой французского шампанского и разливает это всё по бокалам, которые держит Маша.

– Пей, пей, пей! – громко кричат мои лучшие подруги, пока я не выпиваю до конца первый фужер-флейту, и, как ни странно, мне становится значительно лучше: в голове проясняется, я начинаю припоминать, что у меня действительно сегодня девичник, и еще на подкорке вертится какая-то назойливая мысль-воспоминание про неприятную беседу накануне, но я её решительно отгоняю, как надоевшую муху, и выпиваю залпом второй бокал ледяного шипящего напитка, который мне протягивает Соня.

– А теперь быстренько переодевайся, и в лимузин! – командует Саша, швыряя в меня пакет. Я достаю из него алый шёлковый корсет с бантом, а моя подруга продолжает: – Agent Provocateur, самая последняя коллекция, нам в редакцию на фотосессию прислали. Надевай скорее, будешь как самая модная экскортница столицы!

Я оглядываю своих подруг, и теперь ясно вижу, что они все разодеты в превесёлое бельё, подхожу к окну, за которым кто-то всё продолжает и продолжает яростно гудеть, и вижу самый длинный, самый лоснящийся и самый розовый лимузин, из всех, какие я когда-либо видела в своей жизни. Еще и с гроздью воздушных лиловых шариков на крыше.

– Теперь видишь? Мы подготовились! – гордо заявляет Маша в тёмно-синем боди с длинными рукавами, но тоненькими стрингами на попке.

– О, да, теперь я точно вижу, – смеюсь я в ответ во весь голос, и бегу в ванную, чтобы натянуть на себя корсет-мечту любой девочки по вызову.

Я мельком смотрю на себя в зеркало: бледное лицо, заострившиеся скулы, спутанные волосы, в общем, не очень-то я похожа на вылизанный образ светской львицы из своего блога. Я быстро достаю из шкафчика свою любимую алую помаду, крашу губы, растираю пару мазков по скулам, и обвожу глаза чёрно-дымчатым карандашом. Ну вот, теперь образ окончательно завершён. Хотя, нет, не совсем: ещё раз обвожу взглядом полку, набитую пузатыми стеклянными флаконами с духами, и останавливаю свой выбор на Opium от Ив Сен-Лорана: его тяжёлый пряный запах давит на меня, словно прижимая мои ноги крепко к земле, не давая упасть или взлететь в небеса. Оставляя по всей комнате за собой густой шлейф из бергамота, мандарина и ландыша, я достаю из шкафа ботфорты на длиннющей шпильке, и теперь я окончательно готова!

– Ну что, по коням, сучки! – весело орёт уже наполовину пьяная Соня, и мы толпой вываливаемся из комнаты, напугав до полусмерти нашу добрую безмолвную домработницу Дашу.

Заплетаясь в своих высоченных ботфортах, я иду к гигантскому лимузину, и с водительского сидения вскакивает и спешит открыть мне дверь мускулистый водитель-мулат в белоснежной манишке, обтягивающей его упругие кубики, и в чёрной форменной фуражке с козырьком. Я плюхаюсь с девчонками на кожаное сидение, и наш шофёр улыбается белозубой улыбкой со словами:

– Добро пожаловать на борт! Вы готовы отправиться в путешествие? – задаёт он больше риторический вопрос, и Соня, сосредоточенно разливая нам по бокалам новую порцию шампанского, командует:

– Трогай! – и наш розовый длинный корабль, словно глянцевый металлический фаллос на колёсах трогается с места, медленно покачивая своими сияющими боками, пока мы бултыхаемся в нём, как стайка говорливых неутомимых попугайчиков.

Мы снова чокаемся, шофёр врубает нам мою любимую Pink и опускает непроницаемое черное окошко между водительским сиденьем и пассажирским салоном.

– Чтобы твоя жизнь изменилась навсегда! – провозглашает Соня, размахивая фужером, и проливая часть содержимого на свой белоснежный корсет, весь в узорах пайеток на сосках и лобке, чтобы прикрыть, видимо, самое дорогое от нескромных взглядов.

– Пей, пей, пей! – снова орут во весь голос мои девчонки, и я, смутно вспоминая, что моя жизнь, действительно изменилась, послушно выпиваю свою долю добрых напутствий.

Крыша лимузина плавно разъезжается в стороны, и мы вчетвером высовываемся из неё, ловя разгорячённой кожей ночной сентябрьский воздух и махая проезжающим мимо авто. Вслед нам раздаётся возбуждённое гудение, а я с наслаждением дышу полной грудью, а вокруг меня колышутся гроздья воздушных шаров, готовые унести нас вместе с авто в звёздную высь.

В моей голове легко и совершенно пусто, и я вдруг отчётливо понимаю, что наконец-то чувствую себя абсолютно свободной, пожалуй, впервые за последние лет пять.

Мы снова плюхаемся на мягкие пружинистые сиденья, и Маша спрашивает нас:

– А помните, как мы собирались все вместе поехать после первого курса в путешествие по Европе? На машине?

– Ну да, помню, а как же не помнить, – поддакивает Саша.

– И что же, почему не поехали? – вопрошает Маша.

– Ну лично я уже устроилась тогда работать в журнал на лето, извините, не смогла, – раздражённо отвечает Саша. – А ты сама, почему не поехала?! Могли же ведь втроём собраться и без меня!

– Потому что Сонечка, кажется, встретила своего второго папочку, или даже дедушку? – язвительно замечает Маша.

– Ну да, встретила, – сокрушённо соглашается с обвинениями Соня. – Прекрасный замок в Горках-3, как сейчас помню… В английском стиле, – уже мечтательно проваливается она в свои воспоминания, – новый перспективный проект… – Ну а что, вы так и не собрались, а Виталий позвал меня на озеро Комо в Италию. Что мне, нужно было с вами всё лето в Москве сидеть, что ли?! И ждать, когда вы там наконец-то разродитесь?

– Действительно, зачем отказываться от такого искусного куни, – смеюсь уже я во весь голос, – помним, помним увлекательные рассказы о твоих множественных оргазмах! Такое точно нельзя было пропускать: утренний куннилингус в Италии, это же просто мечта! Кажется, по-другому у него не очень хорошо вставал, – припоминаю я с невинным видом, делая очередной глоток уже немного нагревшегося шампанского.

– Ну знаешь ли, у меня хотя бы была веская причина! – возмущается первый раз за всё время Сонечка. – А тебе же что помешало отправиться в путешествие нашей мечты? Ты у нас ни разу в жизни не работала, насколько я помню, отношений у тебя тоже до твоего Стасика ни с кем не было! Что, сидела дома под яблоньками? – такой раздражённой Соню я, пожалуй, никогда не видела.

Я начинаю вспоминать: действительно, я-то почему никуда не поехала со своими подругами? Сидела с родителями в нашем домике в Испании? Ходила на какие-то вечеринки и тусовки в столице? И не могу припомнить, чем же таким важным я сама занималась тем летом.

– Девочки, не ругайтесь, – пытается успокоить всех Маша. – Тем более сегодня у Полины праздник. Что было, то было, я тоже в то лето никуда не поехала с вами, потому что проходила практику в реабилитационном центре, – оправдывается она, и для меня её слова звучат как издёвка: все были в то лето заняты действительно чем-то важным, кроме меня! Соня – своим шустрым престарелым фавном с липким язычком, Саша – карьерой, а Маша, о, святая Маша, занималась благотворительностью и добрыми делами. Одна я просто шаталась по музеям и рассматривала старинные выцветшие фрески. Глупо и бесцельно…

Но резкий толчок встряхивает меня от моих очередных грустных мыслей, окно между водителем и нами плавно опускается, и, растянув пухлые губы в ироничной улыбке, он произносит:

– Приехали.

– Куда приехали? – недоумеваю я.

– Куда надо, туда и приехали, – деловито отвечает Саша. – Ну что ты как маленькая, Поля, что с тобой сегодня? Соберись! Неужели ты думала, что мы тебя вывезли просто прокатиться в машинке в твой предпоследний день свободы?

– Да! – поддакивает Маша. – Подумай над этим! Предпоследний день. Это тебе не цэцки-пэцки! – замечает она, хотя уж она то, как мне кажется, как раз должна бы себя вести более профессионально, учитывая, что она дипломированный психолог с собственной практикой. – Выкатываемся! – бодро орёт психоаналитик, и дверь нашего розового авто распахивается настежь.

– Подождите! – кричит пьяная Саша, – чуть не забыла! – и раздаёт нам всем чёрные латексные маски зайчиков. – Быстро надевайте! – распоряжается она, и мы, весело хихикая, пытаемся застегнуть их у себя на затылках.

– Это вам тоже в редакцию принесли? – интересуюсь я, и Саша – теперь кролик с длинными острыми ушками отвечает:

– Не говори глупостей! У каждой современной девушки должна быть хотя бы одна маска. Для разнообразия. Между прочим, мы целую статью в журнале об этом писали.

– Ага, научную, – иронизируя я.

– Может, и научную, – загадочно улыбается Саша, и я должна отметить, что в роли зайки Playboy она выглядит чертовски соблазнительно. – В любом случае, мы медийные личности, и в этом месте нам нельзя сильно светить своими личиками, помните об этом, – предупреждает она, и я опускаю ногу на красную ковровую дорожку, которая ведёт к чёрным бронированным дверям.

Кроличьей стайкой мы проходим к входу, где Саша сообщает огромному охраннику в костюме:

– Забронировано на имя Джулс Пленти, – и ворота перед нами отворяются, как по мановению волшебной палочки. Мы оказываемся в золотом коридоре, увешанным зеркалами, в которых мы отражаемся причудливым развратным квартетом, я вижу свой алый хищный рот под чёрным обрезом маски, и красный огромный бант под грудью, который словно просит, чтобы кто-то потянул за кончик, и распаковал меня, как коробку со сладостями.

К нам подбегает смазливый администратор: просто вылитый Райан Гослинг, только намного мускулистее и загорелее, если не считать, что он одет только в синие джинсы, которые держатся только на честном слове, и при каждом его движении я ожидаю, что они вот-вот сползут окончательно вниз, обнажив его темнеющий внизу лобок и самое основание его мужского достоинства.

– Джулс и компания? – приветливо встречает он нас, и спрашивает: – А кто из вас невеста? – и хихикающие подруги выталкивают меня вперёд. – Это большая честь для нас, – обращается он уже ко мне, подходя так близко, как не должен бы. – Позвольте проводить вас всех за наш самый лучший столик, – практически шепчет он на ухо, наклонившись ко мне, и я чувствую, как его тёплое дыхание щекочет мою голую шею. И от его упругого сильного молодого тела исходит такая мощная волна тестостерона и желания, что у меня на долю секунды перехватывает дыхание. – Вы будете сегодня самой прекрасной невестой, – продолжает тихо беседовать со мной Гослинг, бережно обняв меня за талию, и ведя за собой туда, где бесконечный коридор заканчивается алым занавесом, и откуда доносится зажигательная музыка…

4

Занавес разъезжается в стороны, словно это мы выходим на подиум, а не погружаемся в затемнённый большой зал, где посередине сверкает огнями и фейерверками большая сцена, на которой сейчас я вижу пятёрку бравых пожарников, отжигающих под Rolling Stones.

Райан Гослинг, всё так же нежно придерживая меня за талию, только теперь скользя своею ладонью всё ниже и ниже к моей попке, уверенно ведёт нашу четвёрку к столику на небольшом возвышении прямо рядом со сценой, и, галантно отодвинув стул, усаживает меня в мягкое королевское кресло с золотыми подлокотниками, в которое я проваливаюсь, как в тёплое бархатное облако. Мои девчонки рассаживаются полукругом, чтобы всем нам удобно было наблюдать за представлением, где пожарники уже за это время успели снять свои жилеты и брюки, и остались в обтягивающих боксерах и касках.

К нам сразу же подбегают обнажённые официанты, одетые только в кожаные баварские шорты с подтяжками, и разливают уже ожидающее нас в ледяном ведёрке шампанское по бокалам.

– Дорогая наша Поля, пусть этот день будет как последний! – провозглашает Соня очередной тост, и Маша, поперхнувшись, поправляет её:

– Последний день твоей незамужней жизни! – и мы все бодро звеним хрусталём.

– Не ожидала от вас такого, – наконец-то открываю я рот.

– Ну конечно, мы же тебя любим, – отвечает Саша. – Неужели ты думала, что мы отведём нашу любимую девочку в очередной занудный пафосный ресторан с фуагра или суши?! Тем более в наш последний четверг свободной жизни.

– Почему вы всё время повторяете эту фразу про «свободную жизнь»?! – возмущаюсь я. – В конце концов, мы живём не в Саудовской Аравии, куда вы думаете, я денусь?

– Не горячись, это мы любя, – успокаивает меня Маша. – Мы будем счастливы, если после свадьбы у тебя ничего не изменится в жизни. Только в лучшую сторону. Ты же счастлива со своим Стасам, правда? – внимательно глядит она мне в глаза, и я, на секунду замешкавшись, отвечаю:

– Ну конечно счастлива! Спасибо, девочки! – и опрокидываю залпом свой бокал.

Между тем сцену, как жужжащие пчёлки, облепляют пьяные женщины, а бравые пожарные под I Can’t Get No Satisfaction уже танцуют в положении полулёжа у самой кромки, и десятки тонких рук с яркими ногтями, дорогими часам и золотыми браслетами тянутся к ним, ласкают, полируют до глянца и срывают с них последнюю одежду. Вот у первого стриптизёра полностью сползают боксеры, и из них вываливается гладкий и блестящий шланг, в прямом смысле этого слова. Я смотрю на всё это представление широко открытыми глазами, а Саша, наблюдающая за мной, комментирует:

– Поля, только не говори мне, что ты никогда не ходила на секс-шоу где-нибудь в Таиланде!

А Соня, чтобы меня подколоть, отвечает:

– Нет, Саша, я уверена, что Полин никогда не была на таких отвратительных представлениях, правда? Полина девочка образованная и воспитанная. Искусствовед, мать его, – и на этом слове все начинают хихикать. – Она только по музеям ходит и театрам, верно? – и я молчу, потому что я действительно хожу в основном по музеям и театрам. Как бы это глупо не звучало, я ничего не могу дать этому миру, кроме своего дешёвого раздутого блога с ненастоящей мной, хотя сама обожаю живопись, скульптуру и архитектуру, к которым лично у меня нет таланта.

Кстати, о скульптуре: тот самый пожарный с телом древнегреческого Аполлона, уже абсолютно обнажённый, если не считать его каски, которая может даже сойти за римский шлем, держит в своих руках совершенно скульптурный идеальный член, правда, намного, намного больше размером, чем древние эталоны, словно предлагая обезумевшей у его ног толпе облизать его. И стоящая рядом женщина впивается в него, как в глянцевое красное яблочко, натягивая свои алые губы на пунцовый шарик головки. Зал словно разрывается от криков, а стриптизёр, не теряя темпа песни, заталкивает свой пожарный шланг в глотку женщине, крепко удерживая второй рукой её затылок.

Я, уже не отрываясь, смотрю на сцену, а шустрый официант подливает в мой опустевший застывший в руке бокал ещё шампанского. В это время пожарные выдёргивают из толпы всё новых и новых добровольцев, и вот теперь на сцене одна из девушек лежит на спине, в то время как нависший над ней стриптизёр гладит её своим напряжённым фаллосом по лицу, а она, визжа от удовольствия, пытается ухватиться за него и затолкать в свой ротик. Второй пожарник усадил женщину на стул и танцует прямо на ней в полуспущенных шортах, в которых пружинит готовый выпрыгнуть член. Ещё двоих девушек их личные спасатели пытаются раздеть прямо на сцене, и они, разомлевшие и пьяные, тянут свои голодные руки, чтобы погладить и пощупать их мускулистые переливающиеся тела, чисто выбритые лобки и гигантские полувздыбленные шланги.

– Интересно, а они будут тушить пожар? – мечтательно бормочет Соня, делая глоток шампанского и не отрывая взгляда от творящейся на сцене вакханалии.

– Вот сейчас и узнаем, – отвечает ей Маша, с таким же уже затуманенным взором взирая на команду пожарных.

И тут, словно прочитав наши мысли, из-за кулис выходит шестой командир отряда, в красной каске и шортах в обтяжку и уже с настоящим брандспойтом наперевес, и, направив дуло прямо в зал, поливает визжащую и хохочущую толпу невесомой белой пеной. А его товарищи, как по команде, все пятеро начинают, действительно, выбрасывать из своих туго натянутых шлангов хлопья пены, обильно поливая лица, грудь и животы своих клиенток густой спермой.

– Интересно, у них какая-то специальная диета? – делает научное замечание наша Маша, проглатывая алую клубничку и запивая её божественным игристым.

А Саша, увлечённая темой, уже начинает гуглить этот вопрос и радостно цитирует нам:

– Вот, пожалуйста, пишут, что «объем спермы увеличивается пропорционально количеству выпиваемой жидкости, но некоторые напитки производят противоположный эффект. Если есть желание усилить синтез спермы, то следует минимизировать и количество кофе, способствующего обезвоживанию организма…»

– Спасибо, мисс Википедия, смеюсь я, и осознаю, что я абсолютно пьяная и мне действительно безумно весело наблюдать за сексуальными пожарниками с их обильной эякуляцией.

– Интересно, а какое у них здесь крейзи-меню? – мечтательно бормочет Соня, и Саша, как обычно, не откладывая вопрос на потом, взмахом руки подзывает к нам официанта.

Он приносит на её просьбу увесистую папку, которую девчонки начинают увлеченно листать, а я в это время наблюдаю, как на сцену вывозят кровать на колёсиках, а за ней следом выходит целая бригада «докторов» в белых халатах и начинает свой медленный полный неги танец под Эда Ширана. Толпа у подножия сцены визжит и стонет от удовольствия, а стройные сексуальные врачи подходят к кричащим женщинам, задирают им кофточки и внимательно прослушивают их через свои стетоскопы. Даже с моего места на пьедестале видно, как девушки тают и дрожат в их сильных накачанных руках, пытаются сорвать с них одежду и залезть к ним в штаны. Для меня это интересное представление с красивыми телами, но не более того. Я сижу посреди этого разгорячённого океана желаний как какая-то Снежная Королева, потому что я прекрасно понимаю, что за всем этим следует пара-тройка каких-то сухих фрикций под судорожные стоны, и не более того.

– Что-то наша Поля, кажется, заскучала, – врывается в мои размышления голос Маши, пока доктора выводят на сцену свою очередную жертву, и раздевают её прямо у всех на глазах, и она, судя по её счастливому виду, совсем не против.

– Нет, мне очень даже интересно, – перебиваю я подругу, в то время как девушку на сцене стриптизёры уже укладывают спиной на кровать и привязывают её запястью к изголовью какими-от шёлковыми шнурами. – Прекрасный спектакль, я думаю, полностью постановочный, – оборачиваюсь я к своим девчонкам.

– Отчего же постановочный? – вопрошает Саша, улыбаясь всеми своими тридцатью двумя зубами проходящему мимо секси официанту. – Мне кажется, все здесь на самом деле получают удовольствие. А ты?

– Удовольствие от представления, исключительно эстетическое, – парируя я, делая очередной глоток золотого шампанского.

– Ты думаешь, ей сейчас плохо? – качает головой в сторону сцены Соня, где «пациентка», распластавшись на кровати, пытается облизать по очереди два разгорячённых члена прямо у её лица, как два румяных свежеиспечённых пирожка.

– Не думаю, – отвечаю я, чуть не поперхнувшись своим шампанским, а третий доктор, забравшись сверху на девушку, делает в такт мелодии покачивающие движения бёдрами, и она, обхватив его обеими ногами, пытается притянуть к себе. – Я просто думаю, что это ненастоящие посетительницы. Такие же нанятые актрисы-стриптизёрши. Ну скажите мне, кому из нормальных женщин это на самом деле может быть нужно?! – раздражённо отвечаю я, – и вижу удивлённо-недоверчивые взгляды моих подруг.

– То есть ты не веришь, что эти женщины пришли в этот очень дорогой закрытый клуб, заплатив баснословные деньги, для того, чтобы получить удовольствие? – задаёт мне вопрос в лоб Саша, и я уже не знаю, что ей ответить. Потому что я пытаюсь вспомнить в этот момент об одном важном разговоре, который состоялся сегодня до всего этого, и не могу… Как-будто мысль ловкой мушкой перелетает с ветки на ветку, и я никак не могу её поймать в свои сети.

Тем временем девушка на сцене явно наслаждается тем, что об неё трутся сразу четыре стройных загорелых мускулистых тела, облизывая её, посасывая мочки её ушей, проводя горячими переливающимися головками по её лицу, груди, соскам и животу, а самый главный врач «лечит» её, вдалбливая и вдалбливая себя между её ног, пока его тугой прилипший к животу член колышется живым маятником между их телами.

– По крайней мере, этой девушке на сцене точно очень хорошо, – мечтательно замечает Соня, облизывая розовым язычком свои круглые нежные губы, и я вижу, как непритворно корчится «пациентка» под натиском нескольких сильных мужских тел.

– Сегодня главное, чтобы было хорошо нашей Поле, – в очередной раз поднимает бокал Саша, – а как именно тебе будет хорошо, это только твоё личное дело, и больше ничьё, запомни, – обращается она уже только ко мне.

Я чувствую, как моя голова становится тяжёлой, словно это в неё прямиком вливают литры дорогущего французского шампанского, и понимаю, что мне безумно хочется домой и спать, как вдруг моё полудремотное состояние прерывает дикий визг сотен женских глоток, и я поворачиваюсь к сцене, чтобы рассмотреть, что же там такого в очередной раз устроили бравые стриптизёры.

Свет во всём зале гаснет, и мы оказываемся в кромешной темноте, где ярким пятном света колышется только кружок сцены. Женские вопли лишь усиливаются, и я уже ожидаю увидеть, кото угодно: толпу гладиаторов с молодым Расселом Кроу во главе, Мэтью Макконахи с Ченнинг Татумом на пару или Зака Эфрона на худой конец, хотя мне никто из них не нравится.

Но только не реинкарнацию Элвиса. Он выходит на сцену во всём чёрном, и смотрится даже неуместно в этом разнузданном и пьяном зале. Спокойно и уверенно подходит к микрофону, установленному в центре сцены, и поднимает одну руку вверх. Словно невидимый рубильник отключается во всех глотках, и прекрасный стройный строгий Элвис Пресли стоит в полной звенящей тишине, всё ещё удерживая поднятой ладонью затянувшуюся паузу. Я смотрю на него во все глаза, и меня просто поражает удивительное сходство с оригиналом. А может быть, это он и есть? Вернулся из космоса, как поговаривали некоторые после его смерти? Он поднимает глаза и смотрит в упор прямо на меня, и мой корсет вдруг становится для меня невообразимо тесным. Я забываю о зажатом в пальцах фужере, и он миллиардами брызг разлетается по полу. Сотни пар глаз оборачиваются на меня, но я не обращаю внимания, и смотрю только на яркий кружок софитов на сцене.

Но вот, не отрывая взгляда от моего лица, он делает знак рукой, и начинаются первые аккорды песни Trouble, и Элвис вздёргивает вверх голову, взмахивая чёлкой, делает своё знаменитое движение бёдрами и начинает петь, по-прежнему глядя на меня исподлобья и словно обращаясь только ко мне, а я всё ещё не могу вздохнуть полной грудью, накалившись от его прожигающего меня взгляда:

If you're looking for trouble

You came to the right place

If you're looking for trouble

Just look right in my face…

Женщины в зале словно слетели с катушек. Оказывается, им нужны были не эти накачанные масляные обнажённые тела, большие ухоженные фаллосы и литры спермы, а этот магнетический взгляд, почти целомудренные по сравнению со всем, что здесь творится, покачивания бёдрами, и этот низкий голос, который поёт: “Well I'm evil, so don't you mess around with me” (англ. «Да, я зло, поэтому не водись со мной” – здесь и далее перевод автора). Но на контрасте с грудами обнажённого мяса, которое вывалилось на меня за последние полчаса, этот Элвис самое сексуальное и завораживающее зрелище, которое я видела, пожалуй, за всю свою жизнь…

Я не могу отвести взгляда от этого представления, где Элвис уже поёт со своим микрофоном у края сцены, и десятки рук срывают с него пиджак, галстук и рубашку, расстёгивают ремень, но он не даёт этим хищным галкам раздеть себя полностью, и начинает свой бешеный рок-н-рольный танец в оставшихся на нём брюках и обрывках одежды, наклоняется к раскрытым в крике алым губам поклонниц, и целует их взасос, и я вижу, как по некоторым лицам текут чёрные от туши дорожки слёз.

Мои ноги сами непроизвольно начинают покачиваться в такт песни, и я даже жалею, что сижу здесь на этом дурацком подиуме, как какая-то королева на троне, когда могла бы стоять и беситься с толпой, и тогда, возможно, мне бы тоже достался один из этих щедрых поцелуев, которые мой Элвис сейчас раздаёт своим рыдающим фанаткам. Я даже представляю у себя на языке его терпкий вкус, как вдруг внезапно меня пронзает воспоминание. Словно наконец-то бильярдный шар нашёл свою лузу и закатился в неё.

Я. Смертельно. Больна. Три. Месяца.

Пять страшных слов проступают в моём мозгу пылающими неоновыми буквами, и я словно просыпаюсь от кошмарного сна, оглядываясь по сторонам, и не понимаю, где я нахожусь. Но я просыпаюсь из кошмарного сна в другой кошмар, где страшная правда отчётливо пропечаталась у меня в голове.

Я машинально хватаю наполненный услужливым официантом ледяной фужер и полностью опрокидываю его в рот, и чувствую, как моё горло сковывает зимний холодок. Но это, как ни странно, действует на меня отрезвляюще, и теперь мысли мои становятся более прохладными и спокойными. Так, никакой паники. Я здесь и сейчас. Глубокий вдох грудью. Мне всё ещё по-прежнему не хватает воздуха после околдовавшего меня взгляда Элвиса, но я делаю ещё один вдох, моя грудь приподнимается и опадает в тесном корсете, и теперь я понимаю, как себя чувствовали красотки эпохи рококо. Не я ли сама прочитала сотни никому не интересных кроме меня книжек и научных трудов на эту тему. Как всегда, мысли об искусстве уносят меня на другую планету и успокаивают, как ничто другое.

Элвис закончил своё выступление, и уходит, со штанами, из-за пояса которых вываливаются купюры, но перед тем, как окунуться в чёрной занавес, оборачивается и смотрит в упор прямо на меня. По крайней мере, мне так кажется.

– Полина, наконец-то, под впечатлением, – вдруг подаёт голос Соня, хотя всё выступление Пресли все четверо из нас сидели молча, словно пригвождённые к своим стульям и замагнетизированные бархатным голосом и животной энергетикой его танца.

– Будьте добры, вот это, – показывает что-то в папке меню Саша подошедшему к нам менеджеру, и он, растянув губы в льстивой улыбке отвечает:

– У вас отличный вкус, мадам!

– Это для нашей невесты, – отвечает моя подруга, кивая головой на меня.

– Превосходно, просто превосходно! – восторгается мужчина, словно готовится нам сейчас вынести фирменное блюдо от шефа.

– А кстати, что это ты мне заказываешь, Саша? – интересуюсь я уже своей судьбой.

– Это сюрприз, от нас всех. В твой предпоследний день…

– Да-да, в предпоследний день моей свободы, слышала уже миллиард раз, – начинаю поддакивать я, пока снова не вспоминаю, что это на самом деле могут быть мои последние дни. Вообще последние в моей жизни.

– Тем более ты должна этим воспользоваться, – наставляет меня мудрая Маша.

– Позвольте, я вас провожу, – подходит ко мне менеджер и предлагает мне руку, словно приглашает на танец.

– Иди, не бойся! – подбадривают меня девчонки. – И постарайся получить максимальное удовольствие! – кричат уже вдогонку, когда я ухожу за мускулистым высоким обнажённым по пояс мужчиной куда-то вглубь коридоров…

Мы идём запутанными закоулками, и я уже начинаю удивляться такому разветвлению ходов в обычном с виду здании, как мой проводник останавливается у золотой двери с номером «777» на ней и осторожно стучится, прислушиваясь.

– Заходите, и ничего не бойтесь, – оборачивается он ко мне, распахивая дверь. – Всё полностью оплачено.

Я переступаю порог полутёмной комнаты, и слышу, как замок за мой спиной мгновенно защёлкивается. Мне становится ужасно неуютно и страшно, пока я стою у самого входа на своих высоченных шпильках и в алом корсете.

– Проходи, – вдруг раздаётся низкий властный баритон где-то из темноты, и присмотревшись, я вижу спинку высокого кресла, в котором, видимо, он сидит. Я мгновенно узнаю этот голос, и всё моё полуобнажённое тело покрывается миллионом мурашек.

Я делаю шаг вперёд, удаляясь вглубь комнаты от спасительного выхода, и не могу не идти на этот гипнотизирующий меня голос. Просто поразительно, как он похож на настоящий, – ещё раз думаю я про себя, и чувствую, как холодеет всё внизу моего живота, когда я почти окончательно приближаюсь к заветному креслу.

– Ближе! – резко приказывает он, и я послушно делаю ещё один шаг, пока не остаюсь стоять прямо перед ним.

Он сидит, развалившись в большом кресле с подлокотниками, в тех же самых штанах, в которых он исполнял свой номер, но уже без рубашки, и я вижу, как алыми полосками растекаются по его груди следы от женских ногтей. Угольно-чёрные волосы с этой причёской под Элвиса, длинные ресницы, и мне кажется, что подведённые чёрным глаза. Холодный надменный взгляд и чувственные губы, скривившиеся в презрительной усмешке.

– Стой там, – властно говорит он, и я остаюсь на этом месте, пока он медленно и со вкусом рассматривает всю меня, словно облизывая кончиком языка каждый изгиб и каждую впадинку моего тела. Всё это время я остаюсь стоять неподвижно, не в силах даже отвести от него взгляд, не то что развернуться и уйти. И чувствую, как с каждой секундой это ожидание становится всё горячее и горячее, растекаясь по моему телу тёплым молоком со сладкой корицей, пока не замирает у меня между ног. И кажется, он это чувствует, лаская своим взглядом низ моего животика, где мягким зверьком уже ждёт моё пробудившееся желание.

– Я хочу, чтобы ты открыла мне грудь, – уже немного хрипло говорит он, и я, повинуясь ему, опускаю сначала одну бретельку своего корсета, а затем и вторую, и чувствую, как мои груди покачнулись, мягко пружиня, освобождённые от ненужного шёлка, а соски подобрались в две твёрдые коралловые бусинки на белом полотне кожи.

– А теперь подойди ближе, – шепчет он мне, и я вплотную приближаюсь к нему, ожидая, и желая, чтобы он впился своими губами в мою обнажённую плоть.

Но он просто продолжает так же полулежать в своём королевском кресле, пока я стою перед ним в полуспущенном корсете и ботфортах до середины бедра, и чувствую, как между ног у меня начинает собираться влажное теплое облачко.

– А ты ничего, – говорит он мне, и в его устах это звучит лучше всех комплиментов, которые я когда-либо слышала в свой адрес. Я, Полина Сонис, первая красавица столицы и мечта десятков тысяч мужчин страны!

И вот я стою перед каким-то второсортным жиголо в закрытом подпольном клубе, и жду его каждое отрывистое хриплое слово как долгожданную похвалу! И с удивлением ловлю себя на мысли, что всё это меня чертовски возбуждает. Как ничто и никто раньше. И единственное, о чём я сейчас могу думать – это не о скорой свадьбе, которая под угрозой из-за моей скорее всего неизлечимой болезни, а о том, чтобы почувствовать его влажные тёплые губы на своих набухших сосках, увидеть, как они спускаются, оставляя влажную липкую дорожку, всё ниже и ниже к моему пупку, засасывая его, и затем скрываются у меня между ног, где я уже начинаю истекать всеми своими вязкими соками, как лопнувший на солнце сладкий плод.

– А ты пахнешь гвоздикой и ванилью, – вдруг шепчет Элвис, и я вспоминаю, что успела надушиться сегодня перед выходом. Везде, – Да я смотрю, ты любишь Opium, – вдруг бормочет он, и я понимаю, что возможно, он пропитался насквозь духами и ароматами своих клиенток, которых у него, я уверена, десятки, если не сотни.

– Мне нравится твой запах, – говорит он, и я вижу, как напрягается его ширинка на штанах, словно в них оживает какая-то отдельная живущая по себе сила. – Твой запах, – ещё раз повторяет он, и расстёгивает молнию, освобождая из плена набухший фаллос, который выпрыгивает из штанов, покачиваясь толстенькой алой дубинкой. – Я хочу посмотреть, как ты ласкаешь себя, – приказывает он мне, и я послушно опускаю свою руку вниз, осторожно проводя пальцем по тонкому шву посередине корсета.

Тонкий прохладный шёлк уже пропитался мной насквозь, и я возбуждаюсь от одной только мысли, что он может войти в меня, прямо здесь, в этом клубе, накануне моей свадьбы. Или смерти. И мысли о моей болезни клубятся на задворках моего сознания серым прозрачным дымом, словно это всё происходит не со мной. Не здесь и не сейчас. А сейчас имеют значение только его сильные руки, которыми он ещё ни разу не дотронулся до меня, его низкий бархатный голос, от которого у меня переворачивается всё внутри, и его яркие жадные губы, которых я так сейчас жажду.

Я запускаю указательный палец за край тонкой ткани, и он проваливается во влажную тёплую плоть, утопая в моём медовом желании, которое я уже с трудом контролирую.

– Да, так, детка, глубже, – слышу я словно издалека его хриплый низкий шёпот, и проталкиваю палец в себя почти на всю длину, и чувствую, как тёплая волна возбуждения, сладкой истомы и нестерпимого желания окатывает меня с ног до головы, не давая устоять на высоких каблуках.

Я не могу удержать стон, слетающий с моих губ тёмным мотыльком, и уже ощущаю приближение неизбежного, как мой порочный искуситель отдаёт мне новый приказ:

– На колени!

И я послушно опускаюсь перед ним на мягкий ворс ковра: с обнаженной грудью и алыми брусничками сосков на ней, с мокрыми от липкой смазки пальцами и невыносимым желанием его рук, губ и ласк.

– Поцелуй его! – слышу я очередное приказание, и медленно приближаю своё лицо к его вставшему перпендикулярно напряжённому от желания члену.

Забыв про всех сегодняшних женщин из клуба, в исступлении засовывающих себе в рот длинные шланги стриптизёров, я сама, как последняя шлюха, облизываю языком его круглую блестящую головку, ощущая на нёбе солоноватый вкус морской воды. Слышу над собой его тихий всхлип, и чувствую, как его пенис заполняет весь мой рот собой, не давай вздохнуть. И одновременно я понимаю, как сама готова разорваться бушующим во мне океаном, и захлёбываюсь стоном наслаждения, запертого внутри меня.

Я чувствую, как слёзы горячей сладкой ртутью текут по моим щекам, и та же горячая сладкая ртуть струится у меня между ног, захватывая в плен всё моё тело, которое дрожит под вулканическими толчками бешеного оргазма. Мой рот наполняется спермой, слюной и смазкой, я уже не обращаю внимания, что моя маска зайки давно слетела у меня с лица, и я стою перед незнакомым стриптизёром на коленях, облизывая и заглатывая его леденец.

– Мать твою, да это же сама Полли Сонис! – вдруг слышу я голос Элвиса словно откуда-то издалека, и мгновенно прихожу в себя от звука щелчков фотокамеры на смартфоне.

Я в испуге поднимаю голову от его ширинки, и новые вспышки ослепляют меня, а мой дорогой жиголо восклицает в восторге:

– Вот это удача! Какой красивый кадр, посмотри сюда, малышка! – и снова и снова снимает моё лицо на фоне своего члена…

– Не делай этого! – уже кричу я на него, пытаясь вырвать у него из рук телефон, но его сильные руки, о прикосновении которых я так мечтала всего лишь каких-то пять минут назад, сейчас стальными прутьями заграждают мне путь.

– Назови хотя бы одну причину, чтобы я перестал делать такие сладкие, такие сексуальные и такие эксклюзивные снимки! – с издёвкой отвечает он мне.

– А как же кодекс чести? Корпоративные стандарты, в конце концов? – пытаюсь я вразумить его, судорожно натягивая на себя бретельки корсета.

– Сонниполли, какие стандарты? Ты что, бредишь?! – уже в полный голос смеётся он надо мной, перестав меня фотографировать и застёгивая штаны. – Я просто стриптизёр. У которого ты только что отсосала за свои же собственные бешеные бабки! Какой, на хрен, профессиональный кодекс?! – веселится он, и я понимаю, как, должно быть, глупо выгляжу со стороны.

Отчаяние наполняет меня чернилами, как гулкий пустой сосуд, но тут я снова вспоминаю сегодняшнюю встречу и слова доктора Тарасова, и, как ни странно, это меня успокаивает. Я даже улыбаюсь тому, как часто в этой жизни я боялась выглядеть глупо. Точнее, всю свою жизнь. Я делала только то, что делают хорошие девочки. Я слушалась маму, я слушалась папу. А потом я стала слушаться Стасика.

Я подбираю с пола свою маску, нахлобучиваю её обратно себе на голову, гордо шагаю на своих каблуках к выходу, и со словами «Да пошёл ты на хер, мудила!», со всей силы бахаю железной дешёвой дверью в золотой мишуре, за которой меня уже ждёт мой провожатый.

– Вам всё понравилось? – вкрадчиво шепчет он, и я, высокомерно отвечаю:

– Спасибо. Более, чем.

5

Я разглядываю золотой французский канделябр эпохи Людовика XV где-то за спиной и сбоку от Вайсберга-старшего, пока обе наши семьи чинно сидят и внимательно слушают юриста, монотонно зачитывающего пункты моего с Анастасом брачного договора. Из полуоткрытого огромного окна доносится вдали ржание лошадей из знаменитой конюшни магната, и я мечтаю оказаться сейчас за тысячи километров от этого места. Видимо, благодаря вёдрам выпитого вчера шампанского вперемешку с волшебным успокоительным уколом доброго доктора, моя голова сейчас словно набита острейшими осколками стекла, и даже три таблетки обезболивающего не смогли мне помочь сегодня.

Я смутно помню, как вчера добралась до дома и свалилась прямо в своём нераспакованном корсете и ботфортах в свою чистую белоснежную постельку, где меня и нашла утром наша скромная Даша, когда пришла будить меня к завтраку. Сейчас я в тёмных очках, что очень бесит мою маму, отпиваю крепкий, как гуталин, эспрессо из чашечки севрского фарфора, и про себя размышляю, что будет, если я разобью её? Ведь это, пожалуй, несколько зарплат продавщицы из продуктового, или одна-две получки менеджера среднего звена? Наверное, мой дорогой Стасик даже глазом не поведёт, а просто попросит домработницу убрать осколки. Я ведь для него представляю намного большую ценность, чем какая-то позолоченная кружка, хоть и безумно дорогая?

Но тут мои странные думы прерывает бубнёж адвоката:

– В разделе о здоровье новобрачных мы чётко прописали все критерии, по которым будем оценивать их здоровье и риски, сопряжённые с возможными заболеваниями. В любом случае, обе стороны добросовестно прошли полное медицинское обследование перед заключением брачного договора, и медицинские организации предоставили нам все документы с выводами и заключениями и далее и далее… Так, здесь есть ещё одно уточнение в приложенной записке, – невнятно бормочет он, вчитываясь в написанное, и затем, прерываясь, недоумённо оглядывает нас всех.

– Что там? – раздражённо спрашивает Вайсберг-старший, и я замечаю, как его нижняя губа, такая притягательно пухлая у его сына, во взрослом возрасте оттопыривается и придаёт ему вечно недовольное и брезгливое выражение лица.

– У меня здесь записка касательно этого пункта, – испуганно лопочет юрист, утирая свой мгновенно вспотевший лоб клетчатым платочком, а я демонстративно громко отхлёбывая свой кофе и со стуком возвращаю чашечку на блюдце, отчего все глаза устремляются на меня.

– Ну хорошо, читайте, не затягивайте, – ещё более заводясь подгоняет своего адвоката Вайсберг, и тот начинает зачитывать записку, явно составленную доктором Тарасовым.

– Тут говорится, хм, что два анализа подряд выявили крайне негативную динамику и мутацию в крови у госпожи Полины Сонис, в виду чего Иван Алексеевич Тарасов не может дать положительного заключения о соблюдении всех обязательных условий договора, а именно…

– Какие ещё на хрен анализы?! – уже подаёт голос Стас, и теперь взмыленный адвокат, словно он сам лично виноват в моём недуге, начинает читать ещё быстрее:

– Здесь говорится, что доктор Тарасов не готов подтвердить условия вступления в брак, описанные в пункте одиннадцать настоящего контракта, поскольку для положительного заключения госпоже Полине Аркадьевне Сонис необходимо пройти более глубокое обследование, а именно, трепанобиопсию костного мозга…

– Что?! – слышу я истеричный возглас своей мамы, которая уже кричит мне, даже не стараясь соблюдать внешние приличия. – Биопсию? Поля, что это за диагноз? Ты об этом знала, и не сказала мне?

– Успокойся Настя, – кладёт ей на руку свою ладонь мой папа, но всё же я замечаю сквозь свои чёрные непроницаемые очки, как нервно подёргиваются его губы. – Я уверен, это какое-то недоразумение, или шутка, – неуверенно бормочет он, хотя лучше всех здесь собравшихся знает, что наш серьёзный доктор Тарасов не способен на подобные шутки. – Скажи, Поля, ты же знаешь обо всей этой ситуации? – обращается уже ко мне мой самый лучший в мире папа, и я медленно отвечаю под перекрёстным обстрелом шести пар глаз:

– Да, папа, я в курсе этой ситуации. Но я узнала об этом только вчера, и у меня не было времени и сил говорить об этом… Дядя Ваня сказал, что бывают частые ошибки при диагностировании, и я, возможно, поверила, что мне это всё приснилось. Или что это просто баг в системе, понимаете? – обращаюсь я уже ко всем собравшимся, снимая наконец-то свои очки, и вижу, с каким чуть ли не животным ужасом взирает на меня Вайсберг-старший вместе со своей тихой и обычно безмолвной женой, одетой сегодня по такому случаю в элегантный костюм D&G.

– А вот и я, надеюсь, я успел к началу, – неожиданно врывается в нашу сумасшедшую комнату сам дядя Ваня Тарасов собственной персоной, и по выражениям лиц собравшихся сразу же понимает, что он опоздал. И надолго.

– Ваня, мать твою! – орёт на него мой обычно такой взвешенный и спокойный отец, а Тарасов, стараясь оставаться профессионально спокойным, встаёт в центре стола, поднимает обе руки, и жестом призывает всех успокоиться.

– Господа, – торжественно и тихо начинает он свою объяснительную речь. – Никогда не думал, что мы здесь соберёмся по такому поводу, эээ, помимо обсуждения наших свадебных приготовлений, – мягко пытается он обойти острые углы разговора, но, видимо, это невозможно в данном случае, поэтому он решает рубить сразу же и с плеча, чтобы не отрезать кошке хвост по частям: – Итак, у меня очень серьёзные подозрения на рак крови у Полины. Два анализа подряд выявили крайне негативную динамику, и мы не можем ни в коем случае откладывать и затягивать процесс диагностирования и лечения.

– Ясно, – коротко и властно звучит низкий голос хозяина кабинета. – Считаю, что дальнейшие обсуждения контракта неуместны, – заключает он, откидываясь на спинку кресла и разглядывая всех собравшихся из-под тяжёлых полуопущенных век, как каких-то любопытных насекомых.

Я сижу словно под лупой, и дневной свет выжигает мне глаза: я, как двухсотлетний вампир, проспавший в своём склепе, корчусь и таю, покрываюсь пеплом под безжалостными лучами, и представляю, как, должно быть, выгляжу со стороны: с бледным осунувшимся лицом и тёмно-фиолетовыми кругами под глазами я сама сейчас как ходячая иллюстрация из учебника по медицине. Я как будто здесь, и одновременно взираю на весь этот спектакль со стороны. Я всю жизнь была уверена, что когда мне плохо, близкие и тёплые руки бросаются утешать и успокаивать меня, а сейчас я вопросительно смотрю на своего будущего мужа, который клялся мне в любви ещё совсем недавно, и жду, когда же он подойдёт и обнимет, но он лишь сидит и испуганно глядит на меня, как на какое-то заразное существо, к которому опасно даже прикасаться.

– Стасик, я надеюсь, ты был осторожен, – вдруг подаёт голос мадам Вайсберг, и вся наша семёрка вздрагивает от неожиданности: она обычно так редко подаёт голос, что мы даже не помним, как он звучит. Словно кто-то вдруг разбил стакан в звенящей пустоте огромного кабинета в стиле короля-солнце.

– Что?! – тихо, но на пределе своих возможностей шипит мой отец, и я чувствую, что он сейчас может взорваться.

– Моя жена хочет сказать, что это для нас всех стало неприятной неожиданностью, – всё так же тихо и уверенно подаёт со своего места голос Вайсберг-старший. – И мы не готовы пока обсуждать вопросы слияния наших семей и смешения генов. Ничего личного, Аркадий, это всё вопросы рисков, ты же понимаешь, – насмешливо он пытается объяснить моему отцу то, что его дочь имеет дурную кровь, которая, безусловно, никак не может рассматриваться главой благородного семейства как подходящая партия для их сына.

Я сижу, оглушённая этой перепалкой, где одни пытаются доказать, что мы дадим фору любой королевской династии, а другие пренебрежительно пытаются слить нас в утиль, и мне становиться даже смешно от одной только мысли, что никто из них так и не поинтересовался, чёрт побери, как же я себя чувствую! Я! Как, на хрен, должен себя чувствовать человек, который узнал, что ему осталось жить совсем чуть-чуть?! Три месяца, да, если верить словам доктора Тарасова?

У меня вибрирует мобильный. Я смотрю на присланное мне в аккаунт сообщение от незнакомца с дурацким ником @zorro: «Приезжай в Электрический переулок, 9, через час. Иначе эти фото будут везде», и во вложении я вижу своё лицо, которое не спутаешь ни с чьим другим, с этой самой родинкой на правой скуле, с чёрными жирными разводами туши под глазами и алым ртом, обхватившим тугим кольцом огромный член. Стоящая на коленях в алом корсете с бантом. И точка.

Чёрт.

Ничего не слыша вокруг, я беру дрожащими пальцами хрупкую чашечку, и выливаю в своё пересохшее горло остатки кофе на донышке. И всё-таки разбиваю этот хренов стакан, нечаянно уронив его на блюдце. Все вдруг замолкают и оборачиваются на меня, а я лепечу:

– Простите, мне нужно выйти, – и выбегаю из комнаты, и только слышу за спиной недоумённый вскрик моего уже бывшего жениха Стасика:

– Поля, ты куда?

Такси везёт меня по переулкам в центре столицы и останавливает в каком-то глухом тупике у здания явно дореволюционной постройки из разноцветного кирпича, похожего на каменный расписной теремок. Я выхожу на абсолютно пустую улицу с одиноко припаркованным у тротуара тонированным мерсом, и достаю свой телефон, у которого я отключила звук. Как я и думала, он забит кучей сообщений и звонков оn родителей и Стасика, но я пока не готова разговаривать или видеться с кем-либо из них после этой ужасной сцены, которую мне только что довелось пережить.

До назначенного времени остаётся еще пять минут, и я размышляю, зачем я вообще приехала на встречу с этим подонком. Я вспоминаю вчерашнюю лихорадку возбуждения, и по моему телу словно снова пробегает рябь того экстаза. С одной стороны мне стыдно, что я вообще смогла пойти на такое: в этом явно стоит винить исключительно какой-то подозрительный транквилизатор, который мне вчера вкололи, и безумное количество алкоголя. Но всё равно, как я могла, девушка из приличной семьи, без пяти минут жена миллиардера и магната, и просто милая девочка-блогер Полли опуститься до такого! И это даже не кусок шоколадного отвратительно вкусного торта от лучшей французской кондитерской Rable на ночь! Лишние миллиард калорий я всегда смогу смыть в бассейне и отработать на тренажёре, но что мне сделать с тем безумно-восхитительным и вкусным наслаждением, которое я вчера испытала, отсасывая у какого-то дешёвого танцора с подведёнными глазами?!

Я стою на прогретой сентябрьским солнцем улице, занимаясь самобичеванием, но не могу забыть его хриплое дыхание, его терпко-солёный вкус на моих губах, и чувствую, что даже несмотря на мою смертельную болезнь, опять начинаю возбуждаться. Чёрт! Я надеюсь, что это всё-таки последствия моей лейкемии или этого как-там-его-рака-крови, мать его!

В переулок заруливает первое за всё это время авто, и останавливается рядом со мной. Окно с пассажирской стороны плавно опускается, и Элвис за рулём командует мне:

– Садись!

Я, помедлив ровно одну сотую доли секунды, и резонно решив, что вообще-то мне в этой жизни терять больше нечего, плюхаюсь на переднее сиденье и захлопываю со всей силы дверь старенького фольца-туарега.

– Ну как ты после вчерашнего? – с кривой усмешкой спрашивает меня мой шантажист, и волна бешеной ярости вдруг начинает закипать где-то глубоко внутри меня.

– Отлично, спасибо, – сухо отвечаю я, и продолжаю, решив взять инициативу в свои руки. – Зачем ты меня сюда позвал? В конце концов, можно просто переводить деньги со счёта на счёт, ты этого не знал? – холодно произношу я, хотя внутри меня всё бурлит и взрывается мелкими шипящими брызгами лавы.

И даже сейчас я ощущаю его запах. Запах мужчины: немного с оттенками кедровой стружки, лесного мха, можжевеловых, растёртых между пальцами, ягод и кошачьей наглой метки. Которую неизменно приносит первый ещё холодный мартовский ветер из городских промёрзлых подворотен.

– А ты сегодня не при параде, я смотрю, – игнорирует он мою полную презрения фразу, и продолжает уже по-деловому, словно я просто какой-то его знакомый, задолжавший денег. – Мне нужно, чтобы ты сняла двадцать тысяч долларов наличными, и передали мне их сегодня же вечером там, где я тебе скажу. Иначе твоей свадьбы завтра может и не быть, ведь правда? Я уверен, это просто мизерная сумма для тебя, я бы даже сказал, мелкое одолжение, о котором я тебя могу попросить после вчерашней услуги, которую я тебе оказал, – он смотрит прямо на меня, и нагло улыбается, и я тону в его тёмно-синих глазах с иссиня-чёрными ресницами, и вдруг понимаю, что, скорее всего, он не подводил их вчера. Он просто так чертовски красив сам по себе.

И меня это безумно бесит! Я злюсь сама на себя за то, что вместо того, чтобы вцепиться ему ногтями в лицо, чувствую, как мне хочется его ещё и ещё, не смотря на то, что он сейчас делает со мной.

Как дикий зверь, почуявший запах добычи, он растягивает свои порочно сладкие губы в усмешке и продолжает:

– Ты сегодня не носишь духи, правда? Но зато я могу ощущать твой собственный запах ещё ярче, и он мне нравится намного больше, как я тебе и говорил вчера, – и он проводит своим пальцем линию от уголка моего рта вверх по скуле, словно пробует свежесть товара на ощупь.

Я резко одёргиваю свою голову, не давая ему снова взять меня в адский плен своих прикосновений, и, гордо задрав подбородок, полным достоинства голосом, произношу:

– Да, ты прав, для меня двадцать тысяч баксов сущие копейки. Это как стоимость одной кофточки и туфель на мне. Может, возьмёшь шмотками? – уже я с издёвкой смотрю на него, и начинаю расстёгивать ряд жемчужных пуговичек на своей блузке из расписанного вручную натурального шёлка. А туфли не нужны? – продолжаю я уже в расстёгнутом до талии топике снимать свои дорогущие босоножки. – Маноло Бланик, последняя коллекция, между прочим! – и задираю свои ноги на панель авто, с жемчужно-нежным педикюром и золотым колечком с сапфиром на пальчике ступни. – Можешь и колечко взять, – продолжаю издеваться я, – хотя нет, это уже превысит сумму. Тем более, подарок жениха.

– Думаешь, самая умная, Сонниполли? – кладёт он свою руку прямо на внутреннюю сторону моего бедра, и я чувствую ожог на своей тонкой коже. – Я отлично знаю, сколько стоят твои тряпки. Кольцо можешь оставить себе. Полная безвкусица, – презрительно бросает он в адрес моего дорогущего выполненного по индивидуальному заказу украшения. С тонкой вязью надписи на ободке «хочу тебя», которую, конечно же, выгравировал Стасик.

При мысли о моём женихе, свадьбе и родителях у меня снова всё внутри сжимается, и я, стряхнув с себя загорелую сильную руку, командую:

– Поехали!

– Куда? – удивлённо переспрашивает Элвис, и я отвечаю:

– За деньгами. Ты же сам захотел. Зачем ждать вечера. У меня много дел. Подготовка к свадьбе, ты же помнишь?

– Как скажешь, – спокойно отвечает он, и кладёт руку на руль, – диктуй адрес.

– Едем в Москва-Сити! – бросаю я ему, и смотрю на экран телефона, на которое пришло новое уведомление о письме.

«Полина, пожалуйста, проверь все фото и утверди макет в печать. Саша». И во вложении развороты журнала Glossy – самого гламурного издания страны, которое уже через несколько дней напечатает нашу эксклюзивную свадебную фотосессию светской львицы и просто хорошей девочки Полины Сонис и могущественного и богатого Анастаса Вайсберга.

Я нажимаю кнопку «ответить» и пишу «ОК». Назад пути нет. Пусть это будет воспоминанием о моей прекрасной так и не случившейся свадьбе…

6

Всю короткую дорогу до Москва-Сити мы едем молча, и уже на подъезде к зеркальной громаде, возвышающейся в центре столицы, Элвис поворачивает голову ко мне и спрашивает:

– Куда дальше?

– Мне нужно отделение банка в башне «Федерация», – направляю я его. – Давай припаркуемся со стороны набережной. Я скоро! – и с этими словами я выпрыгиваю из машины, забегая в отделение.

Прохожие и посетители как-то подозрительно пялятся на меня, и я не сразу соображаю, что со мной не так, как вдруг понимаю, что я разгуливаю по деловому сердцу города в расстёгнутой блузке, и все желающие уже смогли насладиться шикарным видом моей груди в бюстгальтере. И даже какой-то гондон успел щёлкнуть меня на свой сраный смартфон. Я со злостью на весь белый свет застёгиваю свою кофточку и захожу в дверь, услужливо придерживаемую для меня охранником.

Подхожу к банкомату, вставляю свою карту, и снимаю двадцать тысяч долларов. Потом, подумав немного, я решаю, что, пожалуй, мне этого не хватит на оставшиеся мне три месяца жизни, и запрашиваю баланс. Итак, на моём счету есть ещё шестьдесят тысяч, и я, не раздумывая, снимаю весь остаток, пытаясь впихнуть всё в свою сумочку.

– Позвольте вам помочь, – подбегает ко мне администратор операционного зала, и протягивает фирменный пакет банка, куда я судорожно сгребаю все свои стодолларовые банкноты.

– Спасибо, – бормочу я, и понимаю, что уже наверняка привлекла к себе слишком много ненужного мне внимания. Поправляю на носу свои огромные солнцезащитные очки и выпрыгиваю на улицу, где меня ждёт в ожидании своих денежек мой Элвис Пресли. Правда, этот дурачок ещё не знает, что его ждёт, – усмехаюсь я про себя, и с размаху плюхаюсь на пассажирское сидение.

– Погнали! – командую я ему, и отвечаю на его немой вопрос: – Ты думал, я тебе отдам деньги прямо в салоне и вежливо удалюсь?

– Но вообще-то, именно так, – усмехается мне в ответ Элвис.

– Я тебе очень бы советовала сейчас посильнее жать на газ и валить отсюда, – с обворожительной улыбкой объясняю я ему. – Посмотри: видишь вон тот тонированный мерс? Ты его не запомнил? – и тут же отвечаю в ответ на его отрицательное мотание головой. – Зато он запомнил тебя. Он уже был в Электрическом переулке, когда ты приехал. И будь уверен, твоё авто уже отследили, и теперь знают, кто ты и что ты. И куда ты меня повёз. – И даже и не думай никуда отправлять эти твои жалкие фото, потому что я всем расскажу, как ты меня сначала изнасиловал, угрожая оружием. Ммм, я ещё подумаю, каким именно, холодным или огнестрельным? – мечтательно тяну я, облизывая пересохшие губы, – вот тебя какое больше возбуждает?

– Куда едем? – вместо ответа спрашивает Элвис, выруливая и вклиниваясь в толпу вечно спешащих московских автомобилей.

– Пока прямо, – командуя я, и замечаю, как нервно ходят желваки на его красивом лице.

– А если я всё-таки докажу, что ты сама мне добровольно сделала минет? – не отворачивая лица от дороги, спрашивает он. – И даже попросила сфотографировать процесс, потому что тебя это безумно заводит? – усмехается он. – Вообще-то, многим это очень даже нравится, ты разве не знала? – и меня опять передёргивает от мысли, скольких женщин он уже успел оприходовать за всё время своей работы в этом клубе.

Читать далее