Читать онлайн Принеси мне, Санта, антидепрессанты бесплатно

Принеси мне, Санта, антидепрессанты

Не лучшее место для новогоднего настроения

– Заходите.

– Ой! – Я сначала заскочила в кабинет, а потом только огляделась. – А где Инга Семеновна?

– Я за нее! – заявил сидящий за столом молодой мужчина со светлыми волосами. Загорелый, с улыбкой, как у голливудской звезды, и глазами голубыми-голубыми, будто весеннее небо. И в цветастой гавайской рубашке под распахнутым белым халатом.

Нифига себе психиатры пошли!

Я даже забыла закрыть за собой дверь. И вообще застыла, не сделав ни шагу, пока он не улыбнулся еще раз во всю сотню белоснежных зубов и жестом не пригласил меня сесть на стул для пациентов. Медсестра за столом у окна насмешливо хмыкнула. Видать, я не первая такая… ошеломленная.

А парень встал – оказался он высоченным! – и сам закрыл дверь кабинета.

– Меня зовут Максим Игоревич, я сегодня заменяю вашего участкового психиатра.

Да я уже догадалась.

Во все глаза я рассматривала этого Максима Игоревича, который совсем не выглядел серьезным доктором. Скорее было похоже, что какой-то австралийский серфер отвлекся от съемок для календаря с мужиками-моделями и прикола ради напялил халат. Он даже за стол не помещался! Это вообще должно быть противозаконно – чтобы психиатры были такими красивыми!

Ему же отдаться хочется прямо на этом столе, заваленном документами, и чтобы стопки медицинских карт рассыпались по полу от ритмичных толчков!

Максим Игоревич, к счастью, как раз опустил глаза в одну из таких карт. Мою. И не видел, как я пожираю его взглядом, будто он мое любимое пирожное. Например, тирамису со сладким-сладким сливочным кремом, легкой ноткой пьянящего кофейного ликера и горчинкой посыпки из черного шоколада. Или эклер с тонкими стенками из заварного теста, ванильным кремом внутри и шоколадной помадкой снаружи… Ты обнимаешь его губами, вонзаешь зубы в воздушное тесто и чувствуешь, как растекается на языке сливочный крем…

– Так, – сказал Максим Игоревич, прерывая мои гурманско-эротические фантазии. – Смотрю, Инга Семеновна назначила вам новый препарат, потому что на предыдущий отклика не было. И сегодня у нас контрольный визит. Что ж. Рассказывайте!

Он сложил руки домиком и вопросительно поднял на меня свои небесные глаза.

– Что рассказывать?! – испугалась я. Все-таки я не готова вот так вот через двадцать секунд знакомства вываливать все, что только что подумала. Да и медсестра рядом.

– Все рассказывайте! – щедрым жестом разрешил Максим Игоревич. – Всю свою жизнь!

Уф, ну ладно, это я могу. Только…

– Это будет долго, – честно сказала я.

– Куда-то спешите? – выгнув светлую бровь, ехидно спросил он.

– Куда я могу спешить тридцать первого декабря в шесть вечера, действительно…

И тут все веселье с него словно смыло. Он неожиданно стал очень серьезным и даже халат слегка запахнул, скрывая буйство красок и хвост малинового попугая, нарисованного на рубашке.

– Некуда спешить? А как же готовить новогодний стол? Елку украшать? Покупать последние подарки? С семьей поругаться, как положено на праздники?

– Я одна живу, – пожала плечами. – Не с кем ругаться. Некому подарки дарить. А «оливье» куплю в супермаркете.

Он нахмурился и что-то написал в моей карточке. Неужели про «оливье»? Я вытянула шею, но ничего не разглядела. Да и с этим их врачебным почерком даже если разглядишь, прочитаешь только заклинание вызова демона, а не секреты моей странной психики.

– Плохо. – Максим Игоревич постучал ручкой по столу и повторил: – Очень плохо. Обязательно нужны новогоднее настроение, суета, предвкушение праздника. Так что вы уж постарайтесь. Елочку хотя бы поставьте – это я вам как доктор настоятельно рекомендую.

– Где ж я ее сейчас найду? – хмыкнула я. – Не успею уже.

– Ну… – Он потер в задумчивости идеально выбритый мужественный подбородок. – Вдруг случится новогоднее чудо? Попробуйте!

И сощурился хитро так. Снова блеснул улыбкой – вот я уверена, что таких людей можно фотографировать в любой момент жизни, они даже в туалете в самый ответственную минуту будут выглядеть сияющими звездами.

Как тут не сомлеть бедной девушке, которая даже целовалась последний раз пару лет назад?

– Ладно. – Максим Игоревич хлопнул ладонями по столу. – Вернемся к нашим баранам. Что с вашим антидепрессантом? Как заходит? Побочные эффекты есть? Тошнота, например?

– Есть, – кивнула я.

– Диарея? Сонливость? Понижение либидо?

Вот до входа в этот кабинет либидо у меня было пониженное. Все те же пару лет как пониженное. А на антидепрессантах, еще первых, которые вообще не подействовали, – оно и вовсе уснуло, как Белоснежка, откусившая яблоко. Вечным сном – лет на сто.

А сейчас… встрепенулось как-то даже. Сердечко екает – я уж и забыла, как это приятно! Да и ниже… гораздо ниже… уффффф, как стало тепло. Горячо даже.

И как в таких условиях сообщать про диарею причине моего эротического волнения?

Я замялась, думая, как сказать супер-секси-психиатру, которого хочется облизать с головы до ног, как карамельку, что я по полдня из туалета не вылезаю?

– Всего понемножку, – дипломатично выкрутилась я.

– Еще симптомы? – Он снова пометил что-то в карточке.

Я вздохнула. Желание забиться в маленькую норку и никогда не вылезать? Прыщи – как будто я вернулась в свои тринадцать? Головная боль по ночам?

Решила рассказать о головной боли. Это даже как-то… изящно.

– Мда… – Максим Игоревич написал что-то в карте размашистым почерком. – Плохо.

Ему так не шло хмурое выражение лица, что мне тут же захотелось убедить его, что ничего страшного, ну поболела голова – и все, а так таблетки отличные! Просто великолепные таблетки! Особенно мне цвет нравится – такой благородный пыльный синий, у меня платье на выпускной такое же было! Пусть он улыбнется!

Он как будто услышал мои мысли – господи, не дай бог! – и таки улыбнулся.

– К счастью, я как раз вернулся с медицинской конференции, где производители представляли антидепрессант нового поколения. Клинические спытания прошли очень успешно, результаты убедительные. Так что давайте я вам его и выпишу! Побочных эффектов практически нет.

Он засучил рукава халата, как будто собрался картошку копать, а не рецепт выписывать.

А я мгновенно нашла новый фетиш – залипла на его руки. Ух, какие пальцы… Особенно указательный и средний. Такие… длинные и ловкие. И жилы на предплечьях… А учитывая, как халат едва не трещит на мощных плечах, в раздетом виде Максим Игоревич наверняка еще более сладкая карамелька…

Уфффф…

Захотелось достать где-нибудь веер и срочно начать им обмахиваться.

Ничего себе зажигательный мужик! Мне даже жить как-то захотелось – давно забытое чувство. А можно мне его вместо антидепрессантов? Дважды в день.

Он закончил выписывать рецепт, встал из-за стола и шагнул ко мне, протягивая его.

Ярко-голубые глаза смотрели с такой теплотой, что я не смогла от них оторваться и взяла листочек из его руки дрожащими пальцами – пару раз промахнувшись.

– Постарайтесь купить таблетки поскорее. Не хотелось бы, чтобы такая красивая и молодая девушка пропускала всю радость жизни, – сказал он, понизив голос. Так интимно и доверительно, что я сглотнула, почувствовав, как по коже разбежались мурашки.

– Сегодня уже не успею… – прошептала я в ответ.

– Ну, как только откроются аптеки. Не затягивайте.

И он вернулся за стол. Я – честное слово, не удержалась! – бросила взгляд на его задницу. Она должна была быть великолепна при таком шикарном экстерьере. Но – увы, была прикрыта халатом. Вот облом-то! Девушка в кои-то веки возбудилась, а тут…

В общем, из кабинета я вывалилась вся красная как рак и тут же заскочила в туалет, чтобы плеснуть холодной водой в лицо. Ох. Ох. Ох.

Синий шарик и последняя коробочка с оливье

Психоневрологический диспансер в новогодние праздники – место невыносимо унылое.

Здоровые люди, которым только справку получить – на работу, для вождения, на оружие, – тридцать первого декабря в шесть вечера сюда не заглядывают. У них есть дела поинтереснее.

Зато те, кому надо обновить рецепты перед долгими каникулами, покорно сидят в очереди. Лица у них мрачные, одежда серая, а в глазах – печаль. Кто-то навсегда привязан к этому мрачному месту: у них серьезные проблемы, и таблетки надо пить пожизненно. Кто-то еще надеется избавиться от временных напастей – депрессий, тревожных расстройств и прочих не самых тяжелых по сравнению с теми, что у первых, неприятностей. Но и они не слишком радуются: если организм решил, что больше ты серотонина, дофамина и остальных гормонов, отвечающих за счастье и радость жизни, не заслуживаешь, то как бы ни хотелось, новогоднего настроения у тебя не случится.

И даже елочка в холле, наряженная сотрудниками – облезлая, пластиковая, украшенная старыми, еще советскими игрушками, – не развлекает. Хотя и напоминает о детстве. У моих бабушки с дедушкой такая же была. Даже царица полей кукуруза на прищепке – точь в точь как та, что спрятана у меня на антресолях в старой коробке, набитой ватой.

Там же лежит Дед Мороз из папье-маше. Суровый, с посохом. Я не стала ничего доставать в этом году. Не хочется.

У меня тоже недостаток радости в организме. А самое печальное – что нет никакого желания эту радость добывать.

На улице заметало. Мелкий колкий снег летел в лицо острыми стрелами, царапая кожу. Я укуталась в шарф по самые глаза, но это мало помогало.

На остановке автобуса было пусто. Наверное, недавно ушел. Теперь полчаса ждать: больше отсюда ничего не ходит. Справа от меня убегала пустынная, освещенная тускло-оранжевыми фонарями дорога к еще более черному на фоне вечерней темноты лесу, слева тянулся унылый серый забор. И ни одной живой души.

После короткого, но яркого свидания с горячим психиатром у меня осталось ощущение, что я побывала на берегу океана, где загорелые спасатели с прокачанным прессом зубоскалят с красотками в белых купальниках, шумит прибой и светит яркое тропическое солнце. А теперь меня снова порталом выкинуло в московскую промзону в минус двадцать и обратно не пускают. Даже если бы у меня не было депрессии – она бы сейчас непременно началась!

Автобус сжалился и пришел через десять минут. Правда, я окончательно успела замерзнуть. Внутри воняло бензином и выхлопными газами, словно у нас тут не двадцатые годы двадцать первого века, а восьмидесятые в деревне. Старенький «пазик» ковыляет к станции электричек, дачники сидят на мешках с картошкой, и разбитая дорога вытряхивает всю душу.

От запаха тошнило, но не на мороз же выскакивать? Может, и не от запаха, может, тоже побочки от таблеток.

В аптеке у метро, которая уже закрывалась, нужного лекарства не было. Аптекарша с подозрением изучила рецепт, даже печать зачем-то потерла наслюнявленным пальцем и, обведя меня презрительным взглядом, сказала, что у них такого нет. Не первый раз уже, кстати, я сталкивалась с тем, что в аптеках к моим лекарствам относятся так, будто это страшные наркотики, а я совсем маргинальная женщина, раз их пытаюсь купить. При этом молодые парни, покупающие упаковки шприцов, такой реакции никогда не вызывали.

Я потащилась в метро, надеясь еще успеть застать открытый елочный базар и купить хотя бы одно из «прописанных» психиатром лекарств. Самую облезлую елочку, пожалуйста, и полкило новогоднего настроения на сдачу!

Но – увы. На том месте, где еще с утра укутанные по брови бодрые продавцы деловито измеряли елки, отсчитывали деньги и упаковывали разлапистых красавиц в сетки, чтобы удобнее было нести, уже никого не было. И елок не было, только валялись втоптанные в снег сломанные ветки.

Ну вот…

Глупость, конечно, но почему-то я ужасно расстроилась, до слез.

Я взрослая девочка, мне почти тридцать лет, и в Деда Мороза я давно не верю, но в новогоднее чудо – еще немножко да! Поэтому где-то в глубине души после слов Максима Игоревича про обязательную радость я надеялась, что вместе с елочкой принесу в дом и надежду на перемены к лучшему.

Я подняла одну веточку – показалось, что она самая целая, – но она развалилась у меня в руках. Подняла другую – иголки на ней были раздавлены в кашу. Третья осыпалась. Я бросила ее обратно в снег и почувствовала, как против моей воли горячие слезы копятся в уголках глаз.

Вроде и понятно – головой! – что это болезнь за меня плачет и грустит, что я не виновата, что никакой трагедии нет. А все равно печально и кажется, что я самая несчастная в мире.

Прямо сейчас.

Здесь, на этом покинутом еловом базаре. Одна, в темноте…

– Я так по тебе скучаю… – прошептала я. В груди разливался холод одиночества. – Так скучаю…

Три года прошло, как мы расстались с бывшим, а я все еще думала о нем. Особенно в такие моменты, как сейчас, когда кажется, что я бы потерпела: и то, что он меня постоянно шпынял, и то, что попрекал внешностью, презирал все мои увлечения, танцевал на вечеринках со всеми, кроме меня. Потерпела бы – лишь бы не быть одной в эту новогоднюю ночь. Лишь бы кто-нибудь теплый обнимал меня.

Я сама его бросила. Сама.

Дура!

Особенно дура, что плачу тут, уткнувшись в шаткую деревянную ограду, и слезы замерзают на щеках, прихваченные морозом. Он сейчас наверняка счастлив с кем-нибудь, режет салатики, наряжается, смотрит «Иронию судьбы» по телику.

Только я одна. Гордая и несчастная.

Возвращаться домой, где темно и пусто и даже самой паршивой гирлянды не висит на окне, хотелось меньше всего на свете. Поэтому я пошла бродить по улицам.

Редко-редко в каких окнах не горел свет – в основном везде были яркие огоньки, наряженные елочки или веселые люди, суетящиеся на кухне. На улицах тоже было полно народу: кто-то докупал как всегда забытый горошек или свежий хлеб, кто-то в последнюю минуту пытался успеть найти подарок, а компании подростков испытывали хлопушки и фейерверки, чтобы выбрать для полуночи самые лучшие.

Я забегала в магазины погреться и послушно натягивала улыбку, отвечая на пожелания «c наступающим!» радостным: «Вас тоже!» Но и они начали закрываться один за другим. Пора было домой, в свое темное одиночество. Даже шампанского у меня нет: лекарства несовместимы с алкоголем.

За «оливье» я успела в последний момент – за пять минут до закрытия супермаркета. Выгребла пару пластиковых коробочек с полупустой полки. Оставался только самый дешевый – с колбасой и морковки больше половины.

– Где ж вы раньше были, – развела руками продавщица. – Все кончилось уже, народ запасается, как перед ядерной зимой.

Это ведь уже не болезнь виновата, да? Просто не везет. Или сама дура, как всегда.

На выходе я задержалась рядом с маленьким магазинчиком, где продавались новогодние украшения. Елки нет, гирлянд нет, настроения нет… Но пусть будет хотя бы один елочный шарик, правильно?

– Вот этот, – указала я на голубой с белыми снежными узорами. Красивый. И дорогой, собака…

Несла его в ладонях, боясь поскользнуться и разбить хрупкое новогоднее настроение на сверкающие осколки. Хлюпала носом, стирала иней с замерзших ресниц и снова плакала. В этом маленьком синем шарике для меня почему-то в этот момент сосредоточилась вся надежда на то, что следующий год будет лучше, чем этот. И прошлый. И позапрошлый.

Дома растерялась: куда его вешать-то, если елки нет?

Не на люстру же?

Попыталась пристроить на книжную полку, но он скатывался. Попробовала положить красиво в вазочку на кухне, но одинокий шарик выглядел слишком печально.

В итоге, не найдя лучшего места, повесила на крючок для одежды в прихожей.

– Ты – мое новогоднее настроение, – сказала я шарику. – Кроме тебя, больше некому его создать – чувствуй свою ответственность.

Он-то, наверное, надеялся, что попадет на высокую пушистую елочку, к своим собратьям. Будет радовать людей, которые нарядили ее еще в середине декабря и разберут к концу января. Может быть, его даже потрогала бы лапкой какая-нибудь шаловливая кошка. А может – разбили бы расшалившиеся дети. Лучшая смерть для шарика.

Не то что висеть в прихожей у одинокой женщины почти тридцати лет.

Я последний раз посмотрела на ответственный шарик, потянулась выключить свет – и тут раздался звонок в дверь.

Ой. Кто это?

Соседи? Заблудившиеся чужие гости? Продавцы картошки пытаются в последние часы года сделать план?

Я поднялась на цыпочки и заглянула в глазок.

На лестнице стоял… Дед Мороз!

Не целуйте Дедов Морозов

Ходят ли маньяки в новогодний вечер по квартирам в костюме Деда Мороза, чтобы убивать одиноких доверчивых девушек? Может и ходят. Ну зато какой финал!

Поэтому я открыла дверь.

А Дед Мороз распахнул свою шубу со словами:

– Смотри, что Санта принес плохой девочке в этом году!

Я вдохнула и забыла выдохнуть. Потому что под шубой ничего не было. Нет, конечно, наоборот.

Под шубой было ВСЕ!

Мощные плечи, прокачанная грудь с маленькими темными сосками, идеальный пресс с восемью кубиками, свитые жгутами паховые мышцы, треугольником уходящие вниз, будто неоновыми стрелками указывая на охренительно крепко стоящий весьма нескромных размеров член!

С повязанным вокруг головки красным бантиком! Ниже я увидеть не успела. Застряла.

К тому же Санта-для-плохой-девочки наконец посмотрел мне в лицо и заорал: – Бля!

Ну и запахнул всю красоту обратно.

– Я не Бля, я Нина, – обиделась я. – А вы, Максим Игоревич, могли бы быть повежливее с пациентками.

Потому что мой мозг, хоть и с некоторой объяснимой задержкой, но обработал входящую информацию, и я узнала своего гостя.

– Нина? – Санта Клаус присмотрелся ко мне, хмуря светлые брови, и еще раз заорал: – Твою же мать!

– Ну вы вообще… – пробормотала я. – Мама, конечно, против не будет, но…

– Нина Аверьянова. Депрессия, тревожное расстройство, подозрение на дистимию, пациентка Соколовой, – сообщил он скорее себе, чем мне. И зачем-то стянул с головы свою красную с белой опушкой шапку. Светлые волосы под ней торчали в разные стороны, как колючки ежа.

– Неловко вышло, – сказала я, переминаясь с ноги на ногу и стараясь смотреть ему в лицо, а не туда, где под красной шубой скрылись главные подарки.

Максим Игоревич, мой горячий психиатр, о котором я собиралась мечтать всю новогоднюю ночь, стоял передо мной во всей красе, и вид у него был потрясенный. Даже больше, чем у меня. Он перевел взгляд на дверь и внимательно изучил табличку с номером квартиры.

– Это же четвертый этаж? – С какой-то странной надеждой уточнил он.

– Пятый, – вздохнула я. – У нас в лифте нумерация дурацкая, с нуля начинается.

– Так это… я промахнулся?

– А жаль! – вырвалось у меня невольно.

Он замер. И вдруг посмотрел на меня таким… очень откровенным мужским взглядом. Оглядел с головы до ног, прикусив нижнюю губу. Долго, пристально, подробно.

Жарко. Как смотрят только мужчины, которые мысленно уже не только раздели женщину, но и прикинули несколько самых интересных поз.

Даже если на тебя так посмотрит коротышка с пузиком и носом-уточкой – и то в пот бросит. А когда вот такой Санта с загаром, и кубиками, и… прочими местами… Уф!

В общем, побочки от лекарств в виде пропажи либидо у меня теперь точно не было.

100%!

– Нина… – Максим Игоревич тяжело уперся ладонью в косяк двери и качнулся ко мне чуть ближе. – Ты ведь знаешь, что нельзя заигрывать со своим психиатром?

– Вы первый начали! – Тут же открестилась я.

– Я ошибся. Меня ждут этажом ниже. Но…

Глубоко-черные зрачки в небесной голубизне его глаз завораживающе пульсировали, растекаясь чернильными озерами.

Мне как-то перестало хватать воздуха. Он ведь умеет делать искусственное дыхание, он же врач?

– Что – но? – Спросила я, едва шевеля пересохшими губами.

– Но даже если бы не ждали, – вздохнул Максим Игоревич. – Отношения с пациентами – это не этично. И запрещено. Даже дружить не рекомендуется.

– Вообще никогда? – Удивилась я. – Жестоко как-то. Мало ли как оно в жизни сложится.

– Нет, есть срок.

– Какой?

Не то чтобы я верила, что мне что-то светит с этим охренительным мужчиной, но так, для общего развития интересно знать! Мало ли – как в жизни сложится, ага.

– После полного прекращения профессионального общения – два года, – сухо уведомил меня Максим Игоревич.

– У-у-у-у…

Стало немножко обидно.

Может же девушка помечтать, как через пару месяцев она, полностью излечившаяся, приходит в развевающемся платье и на каблуках в кабинет своего бывшего психиатра, садится на стол, закидывая ногу на ногу, и его небесный взгляд скользит все выше и выше к резинке чулка, край которого…

– Так что, Нина, желаю тебе интересного года! – Прервал мои эротические мечты бодрый голос Санта-Клауса. Или Деда Мороза.

Или подарочка от них обоих. Увы – не мне.

– Вряд ли в моем году будет что-то интереснее этого! – Искренне сказала я.

В небесных глазах заискрились смешливые снежинки.

– Так! – Сказал Максим Игоревич. – А ну не сметь грустить в праздник! Запрещаю как врач!

– Вы сейчас не врач, а Санта-Клаус! – заметила я.

– Хорошо, – подозрительно покладисто сказал он. – Я Санта-Клаус и я тебе принес…

Он оглянулся – позади на лестничной площадке стоял довольно увесистый красный мешок.

– Знаешь, что? – Сказал не мой Санта-Клаус. – Пожалуй, кое-что принес.

Он запахнул шубу покрепче и подтянул повыше штаны, специально приспущенные ради шоу. Эх, надо будет узнать, что у меня за соседка снизу, которой такие подарочки достаются.

Или не узнавать, чтобы потом не мучиться от комплексов всю оставшуюся жизнь?

Между тем, Максим Игоревич развязал мешок и нырнул в него, разгребая кучу шуршащих пакетов и разноцветных коробок.

– Так, смотри-ка… – сказал он, зажимая свою шапку под мышкой. – У меня тут с собой рекламные образцы того антидепрессанта, что я выписал. Вот тебе и подарок – начнешь принимать сегодня же!

Он протянул мне пакетик с яркой рекламой лекарства, в котором лежало несколько коробочек с таблетками.

– Вы очень специфический Санта, – сказала я, заглядывая в пакетик.

– Ага, специализированный психиатрический отряд Санта-Клаусов. Так… – он бросил взгляд в глубь квартиры. – Что-то, смотрю, у тебя невесело. Елку купила?

– Кончились! – развела я руками.

– Шампанское… – задумчиво проговорил он, снова заглядывая в мешок. – …Тебе нельзя. Фрукты, салаты – есть?

– Двести грамм оливье!

– Понятно.

Он вздохнул, снова полез в мешок и достал оттуда увесистый пакет с логотипом супермаркета. Порылся в нем, выудил бутылку шампанского и убрал ее обратно в мешок. Остальное же протянул мне. Пока я растерянно пыталась придумать, куда пристроить внезапный продуктовый заказ, он снова полез в свой бездонный мешок с подарками и достал оттуда… елку.

Маленькую, конечно. Белую.

Но он щелкнул выключателем в подставке – и на кончиках ее иголок зажглись разноцветные светодиоды и откуда-то заиграла «Джингл Беллс».

– Это тебе вместо нормальной елки.

Максим Игоревич внес елку в коридор и поставил на пол. Повернулся ко мне и улыбнулся своей белоснежной голливудской улыбкой. А потом взял и напялил на меня свою красную шапку. С помпоном.

– Все, Нина, – сказал он. – Бывай. Пошел я свою Снегурочку радовать. На этот раз надеюсь не промахнуться и не попасть к какой-нибудь бабушке со слабым сердцем.

– Постойте!

Ошарашенная, я стояла по колено в подарках и не знала, как выдавить самое простое «спасибо». Надо же ему тоже что-нибудь подарить! А то как-то неправильно.

Пометалась взглядом по прихожей – ну нет у меня ничего. Кроме… Мой взгляд упал на синий шарик. Ну, дружок, все-таки у тебя будет Новый Год повеселее.

– Вот, – сказала я, аккуратно снимая его и протягивая в ладонях. – Это тоже подарок. Вам.

Максим Игоревич нахмурился – наверное, решал задачу, этично ли принимать у пациентов подарки.

– Спасибо, Нина, – сказал он, склоняясь ко мне, чтобы осторожно забрать хрупкий шарик.

А я вдруг осмелела. Пользуясь случаем, поднялась на цыпочки и чмокнула его губы. Просто захотелось немного безобидного озорства. Глубоко вдохнула запах мандаринов, мороза, синтетики и средства для загара, которым пахла его кожа… Так вот откуда приходит к нам Дед Мороз – с солнечных пляжей. Но…

Вместо того, чтобы прерваться, безобидный легкий поцелуй вдруг стал глубже. Острый край зубов царапнул мою губу, язык проскользнул внутрь – и я задохнулась от забытых головокружительных ощущений…

Снегурочка с четвертого этажа

– Что же ты делаешь, Нина Аверьянова… – хрипло проговорил Максим… Игоревич? Странно называть по имени-отчеству человека, который только что целовал тебя так, что внутри все переворачивалось и в голове зажигались разноцветные новогодние лампочки.

О прочих физиологических подробностях я скромно умолчу.

Хотя если бы я была мужчиной, я бы сейчас вот так же чуть смущенно поправляла что-то в штанах, как Максим.

– Целуюсь, – невинно ответила я, с трудом набирая воздух в легкие. – Это с вашей стороны непрофессионально так себя вести, а мне можно.

– Вообще-то Санта-Клаусы тоже мужчины, – сказал он, отступая на шаг, но продолжая касаться пальцами моей шеи. Там, где их подушечки трогали кожу, растекалось щекочущее удовольствие. Давно меня никто так не трогал…

Давно меня никто не трогал.

– И психиатры? – спросила я.

– И психиатры.

Он отступил еще на шаг, выходя из моей квартиры, а мне хотелось броситься ему на шею и продолжить… продолжить делать то, что вынуждает его быть непрофессиональным психиатром и Санта-Клаусом.

Но Максим только качнул синим шаром в ладони и отступил еще.

– С наступающим, Нина.

И все.

Больше он не оглянулся, подхватывая мешок и спускаясь на свой четвертый этаж.

Я не стала ждать, пока услышу еще раз фразу про подарок для плохих девочек. Захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, потому что ноги не держали.

Ух.

Это я от недотраха такая дерзкая была?

Однако каким-то чудесным образом мое настроение изменилось. Больше не было гнетущей тоски и ощущения бессмысленности существования. Хотелось праздника. Хоть бы и в одиночестве – но настоящего Нового года.

Поэтому я нашла на «ютубе» трехчасовую подборку новогодних мелодий, подхватила оставленные мне подарки и потащила их на кухню.

Сияющая елочка отлично встала в уголок на табуретку, озарив все вокруг мерцающими огоньками. В шуршащих пакетах нашлось несколько килограммов ярко-оранжевых мандаринов, красная икра, нарезки мяса и сырная тарелка, клубника, креветки, несколько видов паштетов, гигантские оливки, ну и, конечно, упаковки с традиционными салатами, без которых в Новый год не обойтись: оливье, крабовый, селедка под шубой. В отличие от моего, в этом оливье морковки вообще не было!

Вместо шампанского там был какой-то незнакомый лимонад в бутылке темного стекла, и я даже достала из шкафчика запыленный высокий бокал, тщательно отмыла. Сервировала всю эту роскошь, приплясывая под «Let it snow». Настроение неумолимо ползло вверх. Конечно, я и не думала, что на моей улице когда-нибудь перевернется грузовик с загорелыми серферами, маскирующимися под Дедов Морозов и психиатров. Просто откусила чужой кусочек пряника по случаю.

И не жа-ле-ю!

Но у меня будет свое счастье!

Я переоделась в свое самое красивое платье, открыла в интернете страничку с трансляцией поздравления президента, налила себе лимонада – и под бой курантов закинула в рот первую таблетку нового антидепрессанта.

Загадав самое главное: пусть в новом году я снова стану собой!

Веселой, жизнерадостной, активной – нормальной.

Хочу выздороветь!

А красавчики сами слетятся на воспрявшее либидо.

Бом-бом-бом-бомммммм… Последний удар курантов возвестил наступление самого нового моего года. Я отсалютовала бокалом расцветшему в ту же секунду салюту за окном и придвинула поближе тарелку с бутербродами.

Аппетит, кстати, вернулся вместе с либидо.

Я снова хотела жить – спасибо Санте с бантиком на члене.

Уже в час ночи или около того я выскочила на улицу – посмотреть, как соседи запускают фейерверки. Они решили объединиться – отцы семейств дружно выбегали на середину дворового стадиона, устанавливали там свои батареи с салютами, поджигали и, поскальзываясь, бежали обратно, чтобы с женами и детьми завороженно наблюдать за распускающимися в черном небе яркими цветами.

Я скромно стояла в сторонке, но и ко мне подбежала растрепанная девчонка с косичками и вручила горящий бенгальский огонь. Ими во дворе размахивали все, кто собрался, и я тоже помахала немножко.

– Дед Моро-о-о-о-оз! Снегу-у-у-урочка! – завопили вдруг дети и рванули ко входу на стадион.

Там в воротах стоял и улыбался так, что белоснежные зубы сверкали в темноте, мой прекрасный Санта-Клаус. Он засовывал руку в знакомый мешок и щедро насыпал малышне в протянутые ладошки конфеты и мелкие игрушки.

– Ты был хорошим мальчиком? Вот тебе шоколадка! А ты была хорошей девочкой? Нет? Все равно, вот тебе заяц!

Немудреная забава, но дети радовались так, что родители, купившие им под елочку приставки и навороченные планшеты, наверняка скрипели зубами.

А за спиной Максима скромно пристроилась в голубеньком платье с меховой оторочкой смутно знакомая мне девушка. Я на своих соседей даже в лифте глаза редко поднимаю, так что помню их исключительно по цвету пуховиков, породам собак и парфюмам. А эту узнала по сапогам на высоченной шпильке. Как-то раз я задумалась: по льду в них ходить —самоубийство, или наоборот, как шипами этими шпильками впиваешься и не скользишь?

Так вот ты какая – Снегурочка, чей кусочек подарка я сегодня украла…

От чего помогают и не помогают таблетки

Как все нормальные люди, с первого января я решила начать новую жизнь.

Проснулась утром, выпила кофе, натянула свои спортивные штаны и короткую куртку и… отправилась на пробежку в парк. Честно говоря, я не думала, что там будет много народа. Все-таки те самые нормальные люди должны были всю ночь пить и гулять, а начало новой жизни отложить число на десятое, поэтому моего позора никто не должен был увидеть.

Но в парке оказался просто аншлаг!

Помятые товарищи с зашуганными фейерверками собаками на буксире, старушки на променаде и какое-то нездоровое количество поклонников здорового образа жизни. Поэтому сначала я бодро прошлась, делая вид, что просто гуляю. Но мороз стал хватать за щеки, а ноги замерзать, поэтому я нашла местечко побезлюднее и попробовала пробежаться.

Последний раз я бегала… кажется, в школе.

Поэтому уже метров через сто в боку начало колоть, легкие горели огнем, а мышцы ног потребовали срочно вернуться на диван. Еще через сто метров мне захотелось упасть и умереть. Но я пробежала еще сто, прежде чем сдалась.

Ладно, на сегодня хватит.

Диван заждался.

Однако вместо того чтобы как следует полежать, вернувшись домой, я убралась на кухне, пропылесосила квартиру и загрузила стирку. Потом с аппетитом поела и даже посмотрела кино. Чтобы было понятно – обычно меня хватало на что-нибудь одно. Либо работа, либо уборка, либо прогулка. Сил уже давно было так мало, что после встречи с друзьями, например, надо было потом весь день лежать.

Читать далее