Читать онлайн Сердце под левым карманом бесплатно

1. Знакомство

Как можно испортить прекрасную встречу резиновыми сапогами?! Можно! Спросите у бабушек, они подскажут.

Начало было интересное. Лада вышла на чужой балкон в чужом доме. Хотелось увидеть чужедворный мир с высоты четвертого этажа. Осторожно посмотрела вниз. Внизу – однообразное мельтешение людей и сумок. Лучше смотреть на деревья. Деревья шуршат, скрещивают ветки и кричат солнцу: «Давай! Прыгай! Ловим!»

Солнце примеряется.

Не хотелось бы начинать с того, что Лада просто пришла со своей бабушкой в гости к другой бабушке. Но ведь все равно это будет потом понятно. А сейчас Лада стоит на балконе и делает вид, что она – сама по себе.

Ветер перебирает ее волосы. Так прия…

Шурх, – сверху падает кленовая «вертушка». Опускается на плечо.

Лада взмахивает длинными волосами, как лошадка – гривой.

Так вот, ветер. Так при..

Ш-шурх! Еще вертушка. Еще, еще. На плечо и на голову.

Лада свободолюбиво и гордо откидывает назад волосы.

Она уже понимает, что вертушки падают не зря. Выше четвертого этажа клен не растет.

Она уже краем глаза видит, что на балконе выше, прямо над ней, кто-то стоит. Чтобы незаметно разглядеть неизвестного, Лада смотрит вбок и вдаль. В этой боковой дали она видит белый фургончик с нарисованными розовыми пузырями. Лада проходила мимо него много раз. Он всегда был закрыт, всегда. Но каждый раз Ладе представлялась сахарная вата – розово-белая, намотанная на палочку, сладкая паутина.

Лада снова принимает независимый вид и срочно интересуется косматой серой щеткой, бегущей к подъезду. Щетка подпрыгивает и тявкает.

– Это собака моей соседки, – доложили сверху.

«Противно тявкает, с ума сойти», – подумала Лада.

– Она ужасно противно тявкает, с ума сойти можно! – озвучили сверху.

Лада равнодушно продолжает смотреть вдаль. Взглянуть наверх неудобно, да и солнце мешает.

– Чудесная сегодня погода. Солнце! – сказали сверху.

Лада хмыкнула. Кое-кто любит говорить очевидные вещи. В прошлом году она переписывалась с мальчиком из другого города. Он каждый раз невыносимо подробно описывал погоду и марки, которые собирает. Больше пообщаться было не о чем.

– Сколько тебе лет? – спросил кто-то с верхнего балкона.

Тоже не самый оригинальный вопрос.

Лада подумала, стоит ли скрывать свой возраст, когда тебе тринадцать.

– Я в седьмом классе, – ответила она.

– А я в восьмом.

Ага, на год старше… Лада расправила плечи и выпрямилась, чтобы казаться выше. Мальчик на верхнем балконе передвигался влево и вправо, перебирая руками. Явно пытался разглядеть Ладу.

– У тебя необычный цвет волос. Они… красные?

Лада пожала плечами. Да, на солнце ее волосы отливали красным блеском. А в хмурые дни они становились скучно-каштановыми.

– Меня зовут Павел. А ты можешь дать мне свой телефон? Вместе с именем.

Лада насторожилась. За ее спиной стало подозрительно тихо. До этого в комнате монотонно стрекотали бабушки. (Творог и сахар, цены, лекарства, рассада, правительство, новости, соседи, любовные сериалы).

У мальчика с верхнего балкона был приятный голос. Даже очень! Как у артиста. Этим Лада объясняла себе потом, почему продиктовала свой номер телефона.

– Ты не бойся, можешь спросить про меня у бабы Кати, она меня знает. Я не опасный, – засмеялись сверху.

Приятный смех, между прочим.

Баба Катя – та самая бабушка, к которой пришла в гости бабушка Лады.

Тут Лада не выдержала и подняла голову. В конце концов, нужно увидеть того, кому даешь номер телефона. Так как мальчик свешивался сверху, чтобы приглядеться к ней, они посмотрели друг другу в лицо.

Мальчик улыбнулся. Лада удивилась, что ей не пришлось разочароваться. Все-таки она в первый раз знакомится на балконе. Мальчик был симпатичный, почти красивый. Похож на артиста не только голосом.

Они поболтали еще немного. Обсудили формы туч и породы собак. За спиной Лады, в комнате, снова мерно застрекотали старушки.

Деревья все-таки уговорили солнце спрыгнуть вниз. И солнце попало к ним в лапы, запуталось в зеленых сетях и затихло. Деревья стали его укачивать и раскачались сами.

Как только солнце уснуло, хлынул дождь. Видимо, ему давно не позволяли пойти, вот он и разошелся.

Как назло, бабушке срочно понадобилось домой.

– Ладушка, уйди с балкона. Ладушка, одевайся.

А на Ладе – платье. С собой – легкая ветровка. У порога – полуоткрытые красные туфли с ремешком и золотой пряжкой.

«Что же делать, что же делать?» – запричитали бабушки. – «Как Ладушка домой пойдет?»

Ногами, как же еще!

– У меня есть резиновые сапожки, я в них на дачу езжу, – нашла выход из положения баба Катя.

– Ладушка, надевай сапожки!

Лада с ужасом уставилась на сапоги. Желтые резиновые сапожища на два размера больше. Грубые, пятитонные. Это с платьем-то? Они издеваются?

– Хорошенькие сапоги, желтенькие, яркие. Как раз для девочки. Надевай!

Ага. Очень хорошенькие, были в тренде во времена бабушкиной юности.

Лада молча обулась в свои туфли.

Бабушки заохали, всплескивая руками, засуетились.

– Да ты что, с ума сошла?! Вот же нормальные сапоги тебе дают. Надевай-надевай. Ну-ка!

Ага, конечно! Еще бы галоши дали! Сейчас, она будет спотыкаться в старушечьих хлябающих сапогах, когда на нее смотрит новый знакомый Павел. Он рассмотрел только ее верхнюю половину с балкона. Как только увидит нижнюю, в уродских резиновых монстрах – все! Обморок. Да она сама провалится в ближайший колодец со стыда.

Под охи-вздохи Лада натянула ветровку и завязала пояс потуже. Если есть талия, ее нужно подчеркнуть.

В это время баба Катя достала с полки в прихожей платок.

– Крепдешин! – оценила бабушка Лады.

Наполовину платок был в горошек, наполовину – в полоску. Еще один кошмар свалился на голову Ладе.

Баба Катя протянула платок девочке.

– Надень вот, а не то головку простудишь.

Что? Им мало резиновых сапог?

Лада в ужасе замотала головой, чуть не стукнувшись об косяк.

Бабушки снова запричитали на своем уменьшительно-ласкательном.

Все эти ножки, сапожки, горошки, платочки Ладу уже достали!

– Надень, надень, тебе говорят! Ишь!

Бабушки из просительного тона перешли в приказной-наступательный. Бабушки зажали ее в угол со своими платочками-сапожками.

Лада упрямо возилась с замком, стараясь вырваться на свободу.

– Нет! Или вообще никуда не выйду! Я в таком виде не пойду, как чучело!

– Нет, ну что это такое, а? Что тебе не нравится?

Действительно, что? Устаревшая дурацкая одежда, всего лишь.

– Ну что за дети пошли? Капризы у них! Избалованные! Все им модное подавай. Здоровье-то дороже. Все выпендриваются. Перед кем выпендриваться?

Бабушки слаженно заворчали, у них здорово получалось друг друга поддерживать.

Лада подскочила к лифту и поскорее нажала на кнопку, чтобы заботливые бабульки ее не догнали.

– Вот промокнешь, пожалеешь тогда! Вот вспомнишь нас, когда голова и ноги будут болеть!

– Конечно, вспомню, обязательно, лет в девяносто, когда забуду, как меня зовут!

Бабушки устремились за ней.

Лада чуть не плакала. Они хотят сделать ее страшилищем на глазах у всех. На глазах у него! У того, кто смотрит на нее сверху!

Лада вырвалась вперед. Она победила! Она выплыла из подъезда с гордым видом (а это было нелегко, ведь ей хотелось плакать, ведь ее уже довели). И сердце по-заячьи колотилось, и в голове стучали нервные молотки.

Вот – Лада, в платье и туфлях. Сверху, с пятого этажа, тихонько присвистнули.

Лада подняла голову. (Чуть-чуть приподняла подбородок).

Павел наклонился, чуть ли не свесившись с балкона.

Так и есть, он ее рассматривал. А она выглядела прекрасно!

Из подъезда выкатились бабушки, и Лада ускорила шаг.

Бабушки бурчали и пыхтели ей в спину. Чуть ей лопатки не прожгли осуждающими взглядами. Наверняка хотели накинуть на нее платок, как лассо.

Лада почти побежала.

По дороге ей снова встретился киоск «Сахарная вата». Какое-то неудобное место для киоска. Фургончик зажат между домом и школой. Хоть бы он был открыт! Почему-то очень хотелось, чтобы был открыт.

Нет, закрыт…

Но розовые нарисованные пузырьки отмыл дождь, а солнце наводило на них блики.

– Ага, уже выпуталось из сетей, – прищурилась на солнце Лада. – Поздравляю. Я тоже.

2. Встреча

Наверное, это даже не встреча, а свидание. Все-таки встречи – это что-то внезапное, случайное или деловое.

Мальчик Павел не позвонил. Лада не успела побеспокоиться и даже вспомнить об этом. Потому что на следующий день он уже маячил возле ее дома. Его белокурая голова торчала над забором. Он ждал Ладу.

– Приехали… – сказал отец, выглянув из окна.

В самом деле, приехали. Мальчик прибыл на собственном транспорте – на велосипеде.

Одной рукой Павел держался за забор. Другой звонил в велосипедный звонок.

Лада переоделась в полосатое платье и вышла. Теперь они разглядели друг друга как следует – лицом к лицу, в анфас, а не как в комиксах с необычными ракурсами.

То, что они увидели, понравилось им обоим. Мальчику – красивая девочка с круглым лицом, круглыми глазами и мягкими чертами лица. Девочке – плечистый блондин с заостренным носом и такими светлыми внимательными глазами, про которые она читала в книгах, что они «пронзительные». Да, смотрел он очень пронзительно. Но ее это нисколько не пугало. Правда, не очень приятен был его узкий рот. Он зачем-то поджимал губы, так что они казались тонкими и сухими. Но к его хищно-пронзительному облику это подходило.

– А я тут случайно проезжал мимо, – сказал Павел, глядя поверх деревьев.

Она кивнула. Пусть будет «случайно», раз ему так легче. Наверняка спросил соседку, где живет Лада. Значит, хотел ее увидеть.

Перед коттеджем Лады стояли четыре раскидистых дерева. Между одной парой деревьев – качели из большого колеса. Между второй парой – деревянная скамья. Все это – и качели, и скамья, и деревья – теперь в распоряжении Лады и Павла.

Лада уселась на колесо, и Павел сразу принялся ее раскачивать.

Так прекрасно! Ветер. Начало лета. Нет уроков – нет забот. Только длинный список литературы для чтения.

Первым делом, конечно, поговорили о музыке, кто что слушает.

Павел блеснул знаниями о музыкальных направлениях. Лада прослушала историю зарождения джаза в России.

– А ты кем хочешь стать, когда вырастешь? – спросил Павел, резко меняя тему.

– Не знаю… Мне кажется, ветеринаром. Я люблю животных.

– А… я думал, актрисой или певицей.

Лада пожала плечами. Разве только такой певицей, которая прячется в шкафу и оттуда поет, чтобы ее никто не видел. Она ни за что не вышла бы петь перед всеми. Вот певица в закрытом шкафу – совсем другое дело. Все бы с придыханием называли ее вымышленное имя (к примеру, Кассиопея) и аплодировали зашифрованному таланту. Было бы очень загадочно. На тусовки она бы не являлась. (Ладе не нравилось, когда по ТВ показывали мероприятия с участием развязных артистов). Лада, то есть Кассиопея, сохраняла бы интригу. Все бы шептались про нее и представляли, какая она. И, может быть, когда-нибудь, Лада открыла бы свое настоящее лицо. Произвела бы фурор. Заголовки в новостях: «Кассиопея снимает маску».

– А ты кем хочешь стать?

– Я – дальнобойщиком. Поеду на север.

– Зачем на север?

– За длинным рублем.

Лада с сомнением посмотрела на Павла. С такой артистичной внешностью – да на север, дальнобойщиком. Странные мечты. Да еще и эта взрослая мужская фраза «за длинным рублем». Услышал где-то. Хочет похвалиться, что в будущем станет богатым?

Но Лада не заглядывала далеко в будущее.

Павел звякнул велосипедным звонком и уехал. Договорились пойти прогуляться на следующий день. Так и началось – прогулки каждый день, с велосипедом и без.

Гуляли по улицам Лады, потом по улицам Павла. Как-то возле дома Павла наткнулись на фургончик с сахарной ватой.

Лада уставилась на квадратный ларек. Случилось чудо! Он был открыт! Из окошечка высовывалась рука и подавала желающим вату на палочке. Настоящее волшебство!

Они с Павлом взяли одно ватное облако на двоих. Откусывали от облака по очереди. На щеках возле губ появлялся блестящий сахарный налет. Они доставали бумажные платочки и бережно вытирали друг другу щеки.

– А знаешь, я ведь однолюб, – серьезно сообщил Павел, глядя на Ладу сквозь паутину ваты. – Весь в отца. Отец у меня тоже однолюб.

Лада не знала, как расценить это сообщение и промолчала.

– Это значит, если уж влюбился, то на всю жизнь, – решил объяснить Павел и снова многозначительно посмотрел на Ладу.

Лада не была уверена, что она – однолюб. Но, если Павел таким образом решил объясниться в любви, то, наверное, это хорошо.

«Неужели теперь Павел будет приезжать ко мне всю жизнь?» – подумала Лада и представила его взрослым мужчиной, а потом стариком, на велосипеде возле ее забора. Она не была уверена, что ей этого хочется. Ну ладно, раз уж судьба у нее такая… Придется смириться.

Однажды Павел зашел за Ладой, чтобы пригласить в кино. Только раз в месяц в кинотеатре «Аврора» показывали старинные черно-белые фильмы. В это время у Лады гостила подружка и увязалась с ними.

Ладе было неудобно, что Павлу пришлось покупать и билеты, и мороженое на троих. Вдруг у него не хватило бы денег? Но подружку это не слишком волновало. Мальчик же пригласил. Предусмотрительная бабушка дала Ладе с собой денег, и Лада предложила оплатить мороженое. Павел отказался.

Перед началом сеанса Павел прохаживался по фойе и всматривался в портреты киноактеров. Рассматривал жадно, вбирая в себя портретные выражения лиц. Бодров. Миронов. Меньшиков. Хабенский. Ладе показалось, что Павел копирует их жесты. В кинотеатре Лада заметила, что у Павла спина – дугой, как будто он все еще едет на велосипеде. Рубашка над лопатками надулась парусом. Неудобно было сказать, чтобы он выпрямился.

И Павлу, и Ладе очень понравился старый фильм «В джазе только девушки». У Лады перед глазами вставала главная героиня, вернее, красивая актриса-блондинка. Лада решила, что, когда вырастет, покрасит волосы в белый цвет. Павлу понравилась музыка.

– А как он сказал в конце: «У каждого свои недостатки!» – повторял Павел.

– Это точно!

Только подружка Лады пожимала плечами и говорила: «Ничего особенного». Лада решила, что больше не будет тащить за собой подружек, только портят настроение.

Любимым местом для прогулки стал небольшой лес возле Пашиного дома. Посередине леса пролегала асфальтированная дорожка. В лесу было тихо. Зеленая тишина позволяла обо всем поговорить под птичьи трели. Можно было взяться за руки, но Павел просто шел рядом и смотрел на нее, все пронзительнее и пронзительнее.

Когда Лада возвращалась домой, бабушка встречала ее с неизменными песнями. Эти песни были откопаны из ветхого сундука бабушкиной молодости. Бабушка здорово веселилась, приседала и притопывала ногой:

Сначала Ладу это раздражало. Ну как можно петь одно и то же, да еще и глупость, про какого-то любимчика. Но потом песня стала ее смешить. Бабушка пела «с огоньком» и задором, как деревенскую частушку. По сравнению с тем, что слушала Лада, бабушкины песни казались совсем детскими.

Еще одна песня, которую Лада считала чудовищно примитивной, привязалась к бабушке, когда Паша принес цветы и положил их Ладе на подоконник. Это был романтичный жест. Ранним утром Лада проснулась и увидела у раскрытого окна большой, взлохмаченный, ромашково-колокольчиковый букет. Бежевый плюшевый медведь, всегда сидящий на подоконнике в одиночестве, теперь смотрел на букет удивленными шоколадными глазами.

Но если уж бабушка завела какую-то песню, ее не остановишь.

Лада злилась.

– Ну при чем тут любовь-то? Уж и цветы подарить нельзя?

– Можно, можно, – успокаивала бабушка. – В густых лугах… лалай-ла-ла-ла-ла.

– Дурацкая песня! – шипела Лада.

Каждый день, выглянув из окна, Лада могла увидеть возле качели-колеса или возле забора блондина в рубашке, раздувающейся на спине.

Он не звонил, не стучал, не бросался мелкими камушками в окошко. Он просто ждал. Да, каждый день.

У соседей из коттеджей слева и справа приоткрывались окна, тихонько отползали в сторону шторы. Все знали: к Ладе приехал «любимчик Пашка».

– Молодец! Ходит без прогулов, – отмечали соседи.

Лада и Паша никогда не ссорились. И спорить было не о чем. В основном, он говорил, а она слушала. Не потому, что он старше. У них были одинаковые взгляды на мир – мир взрослых, мир музыки, мир вообще.

Все было прекрасно. Лес, кино, парки, букеты и конфеты. Но больше всего Ладе нравились их встречи под кленами возле ее дома. Он сидел верхом на велике, смотрел на нее и улыбался. Одна бровь изогнута, взгляд – проницательнее некуда. Светлый мальчик на фоне солнца.

Только однажды легкая тень налетела на этот ясный образ.

– Оказывается, его мать совсем пожилая, – сказала бабушка. – Отец у него сильно пьет, и поэтому они живут бедно.

– Что? С чего ты это взяла? – Лада вскочила и побелела от возмущения.

– Так мне Катя сказала. А ей – соседка.

– Мне это неинтересно! Не вздумай больше ничего выспрашивать!

– Так я не выспрашивала…

– Оно и видно!

Лада расстроилась. Почему взрослым надо обязательно все выяснять? Какая семья, кто воспитывал, как живут, сколько получают. Разве это важно? Почему взрослым обязательно нужно все портить? Лезут в беспечные легкие отношения со своими тяжелыми взрослыми понятиями… Размахивают железными кувалдами над кружевными мотыльками.

Однажды Лада, глядя на Павла, на его бледное лицо и упрямо поджатые бескровные губы, невольно вспомнила бабушкины слова.

«Может, поэтому и решил погнаться за «длинным рублем». Все-таки безденежье, тяжело».

Но Лада отгоняла от себя мысли, навязанные взрослой жизнью. Сейчас был открыт фургончик с розовыми пузырями на боку. Сейчас был Пашка, с рубашкой-парусом. Они откусывали по кусочку воздушного счастья от одного облака. Хотелось сказать ему: «Не сутулься!» Но она молчала. Только вытирала с его щеки сахарные блестки.

Так пролетело чудесное сахарно-ватное лето. Светлое лето, светлоглазый мальчик.

А осенью Лада уехала в другой город. Так вышло. Но ничего страшного, мальчик подождет. Тем более, если он – однолюб.

3. Письма

Лада уехала не навсегда. Всего на три месяца. Отца командировали в военный городок, а они с мамой всегда следовали за ним.

Лада с Павлом обменялись адресами. Они договорились, что будут писать друг другу через настоящую почту, так интереснее. Павел уважал бумажные письма, как и черно-белые фильмы.

Лада подозревала, что у Павла нет интернета. Может быть, мама не разрешает, такое бывает.

В чужом городе Лада получала множество писем от Павла. Казалось, он писал их каждый день. Было ощущение, что вот он – стоит за забором, приглаживает белокурые волосы, изгибает бровь, выстреливает пронзительным взглядом. В каждой строчке звучал его голос. Да, что-то есть в бумажных письмах… Как будто в конвертике спрятана частица души.

Лада привыкла к Пашиным письмам. Через день она открывала почтовый ящик и небрежно доставала очередной конверт. Письма складывались аккуратной стопкой на ее столе.

Перед подружками Лада небрежно перебирала конверты. Новые подружки любопытничали и слегка завидовали. Им никто не писал бумажных посланий. Как в кино! Они рассматривали конверты с марками, осторожно ощупывали, как будто ожидали найти внутри засушенную вересковую ветку.

Письма Павла

Привет, Лада!

У меня все в норме. Что у тебя? Сегодня англичанка застукала меня, когда я строчил тебе письмо. Чуть не отобрала. Англичанка меня терпеть не может. Она похожа на лошадь.

Слушал старые песни Джимми Пейджа. Ты его знаешь? Это гитарист группы «Led Zeppelin». Такой гениальный виртуоз. Я расскажу тебе, когда приедешь, послушаем вместе. Хочу записаться на курсы игры на гитаре. Просто в школе скукота и духота. Хочу выучить что-нибудь тяжелое, чтобы трещали стекла и мозги.

Училка по музыке сказала, что у меня отличный слух. И еще, если я буду и дальше слушать хэви металл, то совсем оглохну.

Твой друг Павел.

Привет, Лада!

Эх, побыстрее бы окончить учебу! Все задолбало. Читаю про разных легендарных гитаристов, они почти все сбегали из школы. Наверное, им тоже было скучно. Хочу такую профессию, чтобы объездить полмира. Начал ходить в фитнес-зал. Физрук мне сказал, что у меня что-то со спиной, так я начну качаться, чтобы нарастить мышцы. Вот приедешь и меня не узнаешь.

С приветом!

Твой друг Павел.

Привет, Лада.

Я сейчас хожу в школьный драмкружок. Так что мне не до уроков. Мой друг Серый сказал, что я уже не так сутулюсь, как раньше. Это у меня просто старая травма, ты не думай, что это навсегда. Вчера возился с великом, наладил и смазал.

Какие у тебя одноклассники, с кем ты дружишь?

Какие там учителя? Что происходит интересного?

Мне вчера привезли конфеты из Китая, такие странные, я тебе оставил.

С приветом!

Твой друг Павел.

Лада, привет.

Учителя называют меня бунтарем и хулиганом. Я проколол ухо, ношу кольцо. Но все не из-за этого. Из-за того, что я в стенгазете написал статью про наших учителей. Некоторых раскритиковал. Что они не продвинутые и учат по старым методам. И директора я тоже зацепил немного. Наверно, меня теперь отчислят из школы. И тогда я точно уйду в музыканты.

Далеко до тебя ехать на поезде?

Пиши.

С приветом!

Твой друг Павел.

Лада написала пару писем Павлу. О новой школе, учителях и подружках. Но ничего интересного в ее жизни не происходило. Только один раз девочки решили показать ей местный парк с каруселями, и Ладе стало плохо на «Ромашке». Но не будешь же об этом писать. Надо, чтобы было интересно. Вот о чем он рассказывает? Нужно ответить примерно в том же духе.

Ладу немного удивили письма Павла. Она не представляла его таким уж бунтарем и хулиганом. Он казался спокойным мальчиком, даже не очень современным. А тут… Что на него нашло?

Еще кое-что ее удивило. Павел каждый раз писал о своем, но с ее ответами его письма не всегда были связаны. Она же тоже его о чем-то спрашивала. И только в одном письме он из вежливости спросил о ее делах, а в основном – все о себе да о себе. Может, эгоист, а может, просто не придает значения мелочам. Лада вспомнила один метод, по которому можно вычислить, эгоист человек или нет. Надо посчитать, сколько раз в письме он напишет слово «я». Яканий у Павла было много, больше, чем «ты». Да ну, ерунда. Зато Ладу радовало, что Павел пишет грамотно, почти без ошибок.

Так вот, бунт… Что бы написать такое, соответствующее? Ладе приходили в голову какие-то правильные взрослые слова. Но не воспитывать же Павла… Слушайся старших, не дерзи, не бунтуй… Не порть отношения с учителями, не нарывайся на неприятности. Учись хорошо, в жизни пригодится. От таких нравоучений тянет духотой.

Она же не Мальвина, чтобы отчитывать веселого гиперактивного Буратино. Хотя в местной школе Ладу считают воспитанной прилежной девочкой. Она даже сделала довольно смелую современную стрижку, но имидж примерного поведения как-то сразу прикрепился к ней. Кому это интересно? Лада покосилась на реферат по музыке, который она писала. Британский рок. Пугающий макияж… Пошел бы такой Ладе?

Лада погрызла ручку… Так…

Привет, Паша! Ой, нет, он же подписывается полным именем.

Привет, Павел.

Знаешь, меня тут тоже считают бунтарем. Я прорезала в джинсах дыры и прошила сквозь них цепочки. Волосы я остригла совсем коротко и немного оттенила голубым цветом. Уши у меня и так проколоты. Дружу я с самыми классными девчонками, их тут все боятся. Компания у нас большая и шумная. По вечерам мы заваливаемся в кафе или к кому-нибудь домой и смотрим фильмы. Учиться мне тоже не хочется.

Да, и мне не нравятся старинные методики обучения. Что они могут дать? Давно пора ввести планшеты вместо учебников. Скорее бы вместо учителей появились роботы. И знаний больше, и ора меньше.

Я рада, что ты обучаешься игре на гитаре. Если бы ты пользовался соцсетями, то мог бы мне прислать аудио со своим голосом.

Недавно я сделала макияж в стиле рок (glam rock и star rock-makeup). Мне очень идет. Ты не представляешь, что было с учителями! Они заставляли меня смывать макияж в туалете. Тогда я ушла с уроков. Считаю, что мой макияж – мое дело.

Пиши еще, когда будет время между гитарой, драмкружком и спортзалом.

С наилучшими пожеланиями,

Лада.

Лада собиралась написать на конверте: «Лети с приветом, вернись с ответом», но подумала, что это слишком по-детски.

Лада задумалась – не слишком ли ее занесло в сочинении к Павлу. Ну нет, раз он такой бунтарь, то пусть и она будет похожей. Написать ему про мальчиков, которые таскаются за ней и предлагают встречаться?

Есть тут парочка таких. Один старается обогнать ее, несется во двор и поджидает на спортивной площадке перед ее домом. Как только она появляется, он бросает на землю рюкзак, скидывает куртку и начинает в бешеном темпе подтягиваться на турнике.

Другой делает вид, что защищает ее в школе от местных хулиганов. А может, и правда защищает. Хулиганов-то она там не встречала.

Ладе хотелось спросить Павла: «А ты помнишь…?»

Интересно, помнит ли он прогулки в лесу, кино, разговоры под кленом, поездки вдвоем на одном велосипеде, сахарную вату – одно облачко на двоих.

Но это звучало бы как воспоминания сентиментальной тетеньки. Павел ведь об этом не спрашивал. Может быть, и не вспоминал. Его письма казались такими же сухими, как его губы.

Лада посмотрела в окно. На чужом подоконнике в чужой съемной квартире – учебники и бежевый плюшевый медведь из дома. За окном – черно-белое кино. Серые дома, белые снежинки, черная земля с белыми пятнами снега.

Никакого разноцветья. Никаких цветов.

Сейчас бабушкина песня не казалась такой уж глупой.

Ладе стало тоскливо и холодно. Редкие веселые снежинки не рассеивали ноющую тоску. Видимо, в ее окно заглянула сама Снежная королева.

После двух месяцев бесперебойной переписки Лада написала, что очень хочет домой и что ждать еще целый месяц.

Ее письмо осталось без ответа. Поток Пашиных писем внезапно прекратился.

Лада каждый день заглядывала в почтовый ящик. Были письма от Оли и Ленки – двух близких подруг из ее города, которые тоже заразились бумажной перепиской. От Паши – нет. Что могло случиться?

Она написала ему эсэмэс. Ответа не было. В соцсетях он по-прежнему не был зарегистрирован.

– Так ты позвони, вдруг он попал в больницу? – волновались вместе с Ладой девочки.

Лада позвонила.

Абонент недоступен…

Последний месяц Ладиной жизни прошел в недоумении. Она училась, ходила с новыми друзьями на прогулки и в кино, созванивалась со старыми. Она вертелась на карусели «Ромашка», пытаясь натренировать вестибулярный аппарат и просто забыть о своих навязчивых мыслях. Пусть они перемешаются, выветрятся на карусели.

Но все же внутри Лады оставалось странное ощущение: когда она приедет в свой город, ее там никто не будет ждать.

4. Выяснение причин

Лада несколько раз выглядывала в окно своего коттеджа. Деревья молчали. Скамейка скучала. Качели висели неподвижно, будто на старой открытке. Бледные лучи обстреливали сквозь голые ветви серую шину-сиденье. Шторы в соседских коттеджах были плотно закрыты.

Павел знал, какого числа она приедет, Лада сообщала ему. С ее приезда прошло уже три дня.

– А где любимчик Пашка? – весело спросила бабушка, поигрывая половником.

– Откуда я знаю? – пробурчала Лада.

Бабушка пошла по дому, продолжая напевать:

Лада вздрогнула.

Оказывается, в песне были слова, которые бабушка раньше не пела.

«Но ведь нужно выяснить, что случилось. Так ведь не бывает… НЕ БЫВАЕТ!» – подумала Лада.

– Бабуля, не пой эту песню, пожалуйста! – не выдержала Лада.

– Ты чего? – остановилась бабушка, опустив половник. – Вы поссорились, что ли?

– Нет. Он просто…

– Что? Ну что?

– Что – что? Ничего. Перестал мне писать.

– Может, что-нибудь случилось? Хочешь, я узнаю? – бабушка с энтузиазмом закинула длинный половник на плечо, как винтовку.

– Нет! Ни в коем случае!

– Ну и ладно… Мало ли этих Пашек.

Лада вздохнула. «Этих Пашек» мало… Совсем нет.

На следующий день бабушка вошла в комнату Лады в темно-вишневом костюме, с блестящей брошкой-цветочком на воротнике. Это у нее называется – нарядиться. В руках – сумочка вместо пакета, в глазах – блеск.

Лада лежала на диване с книгой в руке, но смотрела больше в потолок, чем в книгу.

– Ты куда это принарядилась? – спросила Лада.

– Да я это… В гости. Может быть… – осторожно начала бабушка. – Не хочешь со мной пройтись до бабы Кати?

Лада перевела взгляд на книгу, чтобы не выдать себя. Да, она хотела.

– Вообще-то, я читаю… Ладно уж, сейчас соберусь, – лениво потянулась она.

– Если не хочешь, то не надо.

Лада собралась моментально.

И вот она стояла на балконе у бабы Кати. За спиной ворковали старушки. (Молоко и сахар, давление, цены, правительство, дети и внуки). Ноябрь выдался приятным, совсем не холодным. Но на балконе сверху не было никакого движения.

«И что я здесь делаю?» – спросила себя Лада, стараясь не задирать голову.

– Я пойду прогуляюсь? – оглянулась на бабушек Лада.

– Иди, иди! – обе старушки энергично закивали.

Обе замолчали, выпучив глаза и сложив руки в замочки. Как будто сдерживались, чтобы не выпустить наружу секрет или запретное слово. Смешные. Сидят как две голубки на жердочке.

Лада решила пройтись вокруг Пашиного дома. Просто так. Даже самой себе не хотелось признаваться, что она намерена встретить его. Но что она скажет, если встретит? Почему ты перестал писать мне? А почему люди вообще перестают общаться друг с другом?

Да, спросит! И пусть ответит! Честно и открыто, глядя в глаза. Ой, а вдруг он будет не один? Вдруг с девочкой (но она-то наверняка окажется хуже Лады) или с другом? Ну тогда пусть хоть поздоровается. Интересно, как это будет выглядеть?

– Привет.

– Привет.

– Между прочим, ты перестал писать мне.

– Да, перестал.

– А почему?

И что на это можно ответить? Можно соврать, чтобы не обидеть человека – попал в больницу, потерял адрес, уехал в горы, жил в диком лесу, письма украли враги, был связан, переломал обе руки, сделал операцию на глаза, уснул летаргическим сном на месяц. Можно выкрутиться – некогда было или надеялся поговорить при встрече. Можно сказать прямо и честно. А что именно? Да ничего хорошего.

Лада не стала ждать лифта и поднялась на этаж выше. Она просто посмотрит на дверь. Может, дверь проболтается о своем хозяине.

Вот она, квартира над жилищем бабы Кати. Лада тихонько приблизилась. Неприятная дверка – облезлое дерево, выкрашенное оранжевой половой краской. Разве за такими воротами живут романтические герои?

Дверь молчала, будто ее заколотили гвоздями.

Лада спустилась вниз и прогулялась вокруг дома. Раз пять прогулялась. Вглядывалась в прохожих. Иногда ей мерещилось знакомое лицо. Тогда она выпрямлялась, поднимала подбородок. Нет, не он. И этот – не он…

Лада дошла до белого фургона с розовыми пузырьками. Он был закрыт, бесхозен, запылен.

И тогда, глядя на железный замок на дверце железного фургона, Лада поняла – это ВСЕ.

Дверь по имени «Паша» надо закрыть.

Лада возвращалась домой с бабушкой. Шли молча. Бабушка искоса поглядывала на Ладу, будто не решалась что-то сказать.

Ну говори, бабушка, говори!

– А может… – неуверенно начала бабушка.

Нет, не говори, бабушка, молчи!

– А может, тут вмешалась его мама, – быстро произнесла бабушка, как бы себе под нос. – Сказала что-нибудь такое…. Насчет писем.

– Писем? – остановилась Лада. – Писем?!

– Ну да… – немного смутилась бабушка. – Вы же переписывались.

– А при чем тут мои письма? То есть при чем тут мама? Я никому не давала читать его посланий, даже подружкам. И мои родители не лезут в чужие записи.

Бабушка молчала.

– Ты что-то знаешь, ба?

– Нет, нет… Я просто предположила.

Ну конечно, предположила. Не с потолка же бабушка взяла маму с письмами! Значит, заботливая родительница перехватывала конверты из ящика… А Павел наверняка думал, что Лада ему не отвечает. О чем он писал? Он писал ей каждый день, но она не помнит, чтобы это было связано с ее темами в письмах… Было похоже, что он отвечает на ее сообщения? Нет. Он делился каждый раз чем-нибудь новым.

– Наверное, матери не понравилось то, что ты писала. Подумала, какая-то развязная девочка…

– А я не матери писала! – возмутилась Лада, и ее бросило в жар от самой мысли, что ее слова могли быть прочитаны посторонними.

– Ну они же вместе…

Что – вместе? Вместе живут? Вместе читают? Вместе обсуждают и осуждают?

Разве смелый человек, который собирался поехать на север, в суровые условия, чтобы заработать денег, мог сесть рядом с мамой и обсуждать Ладу? Тоже мне, «твой друг Павел».

– Конечно, я понимаю, когда ты пишешь, ты же не думаешь, что это кто-нибудь увидит из взрослых.

– Конечно, не думаю. Если бы я строчила для взрослых, я бы притворялась.

Лада представила, что бы она сочинила специально для мамы Паши:

Здравствуй, Павел. Извини, но ты ведешь себя плохо. Я не одобряю твоего поведения. Тебе нужно срочно взяться за учебу и перестать дерзить учителям. Сама я никогда себя так не веду. И еще меня интересует, слушаешься ли ты родителей? Когда я приеду, возьмусь за твое воспитание!!!

С уважением и надеждой на твою благоразумность,

Твой товарищ,

Лада.

– Может, мне надо было сначала утверждать письма у его мамы? Если одобрит, то отправлять?

– Разумеется, нет. Но нам с Катей кажется, что его мать настроила…

Вот, еще и баба Катя туда же. Все поучаствовали. Со своими резиновыми сапогами и полосатыми платочками влезли в их отношения.

Лада дернула плечом и пошла вперед. Обида захлестнула ее горячей волной.

Несправедливо. Несправедливо!

Ладина обида выплеснулась на того, кто был рядом.

– И вечно вы лезете! – бросила она бабушке через плечо.

Бабушка догнала Ладу.

– Я же не лезу! – бабушка приложила руки к груди. – Я не лезу! Наоборот. Я думаю, хороший мальчик. Пусть дружат. И отец был не против.

– Вот спасибо, разрешили! А кто все узнавал и выспрашивал? Кто сплетничал?

Бабушка обиженно надула губы и покрутила брошку-цветочек на воротнике.

Лада поняла, что теперь несправедлива к бабушке, которая, и правда, совсем ни при чем. Лада примирительно взяла ее под руку. По дороге они купили яблок. Лада понюхала яблоко. Зеленое, освежающее. Даже запах у него был зеленым, с кислинкой.

Лада вдруг успокоилась.

– Знаешь, что? Что же он за мальчишка такой, если его так легко настроить?

– Да! – подхватила бабушка.

– Даже не собираюсь из-за такого переживать.

– Еще чего не хватало! – горячо поддержала бабушка.

«Трус! Трус ты, Пашка, вот ты кто! – шептала про себя Лада. – Предатель, а не друг! Тоже мне, однолюб!»

Взял бы и сказал все в лицо. А то – прячется. Человек в неведении и не знает, что думать.

«Хорошо, что я с ним ни разу не целовалась», – подумала Лада. От этой мысли она встала столбом, чуть не поперхнулась яблоком. Они же просто дружили, какие поцелуи? Сразу представились сухие тонкие губы.

А может… А вдруг все дело именно в этом – они ни разу не целовались?!

5. Звонок

Лада сдала последнюю контрольную по алгебре. Впереди – волшебные весенние каникулы. Вдруг – звонок. Номер незнакомый, лучше не отвечать.

Но звонили настойчиво. Мало ли, что у кого случилось.

Лада осторожно отозвалась.

– Але.

– Привет.

Лада замолчала. Голос такой близкий. И очень красивый. Даже артистичный. Лада больше не встречала таких голосов.

– Это Павел.

– Я узнала.

– Как дела?

Лада молчала. Это нормально? Через полгода позвонить и спросить, как дела!

Лада хотела задать Павлу миллион вопросов.

– Все хорошо, – сдержанно ответила она.

– Учишься? Куда поступать будешь?

– Еще год в запасе, успею подумать.

Постепенно как-то разболтались. Все свои вопросы Лада проглотила – они уже не имели значения.

Павел говорил о музыке. И вдруг, посреди болтовни, он запел. Всего две строчки, но как!

В трубке длинной паузой повисло восхищение Лады.

– О! – воскликнула наконец Лада. – У тебя здорово получается! Спой еще.

Другой бы отказался, принялся отнекиваться. Но Павел с удовольствием пропел еще куплет.

– Очень красиво. То есть круто! А ты не хочешь стать актером? Или певцом?

– Угадала! Я как раз поступаю в театральный.

– Молодец! – поддержала будущего актера Лада.

– Да, мне только надо немного расслабить мышцы. А то я сейчас накачанный, шея не крутится. А в театре нужна пластика.

Лада попыталась представить Павла с накачанными объемными мышцами.

Вместо этого образа перед глазами Лады пронеслось прошлое лето, как в киноленте. Деревья и скамейки. Качели и велик. Сахарная вата. Рубашка-парус.

Отключив телефон, Лада вдруг страшно захотела сахарной ваты.

Она оделась и пошла искать фургончик. Фургончик оказался на прежнем месте. Он был вымыт и блестел. И Лада заранее знала, что он будет открыт.

Так и есть! Этот фургончик был какой-то заколдованный – открывался, когда захочет сахарный волшебник. Лада достала деньги.

Осторожно отрывая воздушные комки от бело-розового облака, Лада зажмурилась. Когда она открыла глаза, перед ней стоял Павел. Белокурый Павел с гитарой за плечом.

– Ой!

Он очень изменился. Стал взрослее и ещё шире в плечах. Но все так же пронзительно смотрел на нее. Одна бровь изогнута, уголки тонких губ приподняты.

В голове у Лады сейчас же закрутилось:

Ох уж эта бабушка! Все-таки заразила своей песней.

– Вот как мы неожиданно встретились. Это судьба! – тонко улыбнулся Павел.

«Ну конечно, судьба. Если бы я сюда не притащилась за ватой, мы бы ни за что не встретились».

Но все-таки, раз уж столкнулись, отправились гулять в парк.

Павел рассказал, как он ходил в фитнес-клуб укреплять мышцы спины. Ну, заодно и другие мышцы – бицепсы, трицепсы и так далее. Потом рассказал, как выучился игре на гитаре. Как во время зимы перенес грипп.

– Еле откачали, – поведал Павел. – Температура была под сорок. Думал, ноги отнимутся.

– Какой ужас! – посочувствовала Лада.

Казалось, ничего не изменилось. Не было ни писем, ни внезапного исчезновения летнего друга. Только вату она ела одна.

– Сладкое вредно для голоса, – пояснил Павел.

По дороге Павел несколько раз принимался петь. Лада слушала. Иногда разглядывала Павла, будто только сейчас с ним познакомилась. Шея у него, действительно, не крутилась как следует. Чтобы повернуть к ней лицо, ему приходилось поворачиваться всем корпусом. Лада задумалась. Вряд ли причина в накачанных мышцах.

– А сейчас работаю над пластикой, – услышала Лада.

Похоже, Павел серьезно и целеустремленно шел к своей цели – стать актером.

– А ты как? Чем занимаешься? – спохватился он.

В этом вопросе Ладе послышалось что-то снисходительное. «Вот я какой. А ты чего добилась?»

Лада пожала плечами: как все, ничего особенного. «Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь».[4]

Хотелось рассказать, что она начала сочинять песни. И что одна из песен, наверное, посвящена Павлу. Ей было грустно, грусть не могла найти выхода, и вот, вылилась в виде песни. Ничего особенного, но все-таки…

Но если бы он хотел о ней что-то знать, он бы узнал раньше. Если бы ему было интересно.

– Ну мы еще встретимся, – уверенно сказал Павел. – Я тебе позвоню.

«А я не уверена!» – хотелось сказать Ладе. Хотелось даже крикнуть это ему в лицо.

– Да, конечно, – кивнула она.

Она смотрела, как он переходит через дорогу. Все-таки сутулится. Интересно… Раньше Лада видела его на велосипеде, а теперь – с гитарой. Велосипед с гитарой – это Павел.

«Хорошо, что встретились», – подумала Лада. На душе стало легче. Но Лада понимала, что уже не будет букетов, походов в кино, прогулок в лесу, разговоров под кленами, качелей и облачной ваты. Кадры-картинки летних встреч как-то застыли, не прокручивались, стали неповоротливыми, как шея Павла.

6. Концерт

Четыре месяца Лада училась играть на гитаре. Два раза в неделю она ездила на курсы на другой конец города. По вечерам занималась по самоучителю. У нее сильно болели подушечки пальцев. Длинные ногти пришлось подстричь, они выглядели жалкими и беззащитными. На подоконнике, рядом с бежевым медведем, теперь лежала стопка самоучителей, нотных тетрадей и листочков со схемами. Решение играть пришло само собой, Павел не имел к этому отношения. Кстати, после той встречи возле фургончика Лада его больше не видела. Такой постоянный Павел, такой однолюб снова исчез. Да, исчезал он с завидным постоянством.

У Лады возникла необходимость аккомпанировать самой себе. Лада без конца сочиняла песни, что-то на нее такое нашло. А без музыки какие песни? Музыка крутилась у нее в голове, сочинялась сама, вместе с текстом. Нужно было как-то ее записать, а нот Лада не знала. Нотная грамота давалась Ладе с трудом, но она вполне могла подобрать мелодию, используя основные, «дворовые» аккорды. Перед сном в голове у Лады вихрились звуки, аккорды и схемы. Пальцы шевелились, будто искали струны. Все смешивалось: бой и перебор, чередование и последовательность, удар с глушением, баррэ. Ей не верилось, что когда-нибудь она сыграет песню от начала до конца. Но все же, изо дня в день, она отрабатывала технику, как могла. Увеличивала скорость, работала над чистотой исполнения.

Голос у Лады был приятный и глубокий, не сказать, чтобы сильный или какой-то особенный. Но ребятам с их улицы нравилось. И соседи не жаловались, даже раскрывали окна.

Наконец ей уже было не стыдно играть на улице. По вечерам она садилась на скамейку. Тут же подходил кто-нибудь из ребят. Слушали, записывали на диктофон. По реакции своих первых слушателей Лада узнавала, что им нравится, что вышло хорошо. На своих первых домашних и уличных слушателях Лада тренировалась. Ее лучшие подруги – Оля и Ленка – были рядом, в группе поддержки. Романтичной Оле, которая называла себя Ольвией, нравились лирические песни про любовь и звезды, а дерзкой Ленке – энергичные и протестующие против чего-нибудь. Ольвия являлась на уличные концерты в кружевном платье и с розой в косе, а Ленка – в рокерской куртке и с начесом. Бабушки из соседних коттеджей тоже приходили послушать. Тогда мальчишки уступали им место на скамейке.

– Про томик спой, про томик! – просили старушки, поправляя платочки.

– Про любовь и снег! – краснела Ольвия.

– Про сбежавших из дома! – требовала Ленка.

– Спой про поезда! Как там один потерял свой город.

Как ни странно, песни Лады угождали всем – и кружевам, и джинсам, и платочкам в горошек.

Однажды по улице проходил какой-то мужчина в строгом костюме и остановился послушать Ладу. Пиджакам и галстукам Лада еще не пела. Прослушав подряд несколько песен, мужчина в пиджаке посоветовал Ладе поучаствовать в районном конкурсе авторской песни. Конкурс состоится в начале сентября. Мужчина оказался директором детского дома культуры. Такое чудесное совпадение. Не каждый день по скромной улочке ходят директора ДДК.

Лада не хотела участвовать. Она считала, что еще не готова.

– Да ладно, чего бояться? Мы с тобой! – воскликнула Ленка.

– Мы придем за тебя болеть! – пообещали мальчишки.

– А когда еще идти, если не сейчас? Все само идет в руки. Так звезды сложились, – рассудила Ольвия.

– Иди, Ладушка, иди с Богом, – закивали старушки-соседки.

Дома Лада репетировала только одну песню, которую будет петь на конкурсе. Она уговаривала себя не волноваться. Ну не убьют же ее там, на этом конкурсе. Помидорами не закидают. Вряд ли кто-то сейчас ходит на концерт с помидорами.

Лада отметила интересное совпадение: конкурс проходил в здании того самого кинотеатра «Аврора», в котором они с Павлом когда-то смотрели кино. Но ведь это имеет значение только для нее…

В сопровождении своих болельщиков Лада отправилась на конкурс. Ольвия надела красное карменовское платье и завила локоны. Ленка оделась как на рок-концерт. Мальчишки не заморачивались – кто в джинсах, кто в спортивных штанах. В фойе Лада огляделась. На стенах висели те же фотографии актеров. Вот здесь, под портретом Хабенского, стоял Павел. Рубашка на спине – парусом. Лада замерла. Он не просто здесь стоял, но и сейчас стоит!

– Привет-привет.

Павел был не только удивлен, но даже, кажется, чуточку недоволен. Ладе показалось, что он посмотрел на нее как-то строго, свысока. Вроде как: «Я тут пою, а ты что здесь делаешь?». Возможно, ей просто показалось.

– Да, я тоже участвую в конкурсе, – опередила его вопрос Лада.

Павел изогнул бровь.

– Да я так просто… Заглянул. Раз уж пригласили, пошел. Не мой формат.

Он сказал это как-то важно и небрежно. Будто для его большого таланта конкурс был слишком мелким, будто он делал одолжение. Он еще и глаза закатил, очень артистично. В немом кино была бы подпись: «Ах, как я тут оказался?»

Лада одернула сама себя: не стоит приписывать человеку то, что ты о нем думаешь.

Но… где-то она все это видела. Эти жесты, это выражение лица. Наверное, в каких-то фильмах.

И вдруг Лада поняла, что он всегда был актером. Каждый раз, разговаривая с ней, он что-то или кого-то изображал. Может быть, она сама его направила по ложному пути, когда посоветовала идти в актеры? Нет, нет, уже тогда, в тот день их знакомства, он был прирожденным артистом.

– Ну что ж, возможно, скоро эти стены будет украшать твой портрет, – доброжелательно сказала Лада. Ей хотелось его поддержать.

Он гордо изогнул бровь и поднял подбородок. Кажется, он и не сомневался в своей победе. Лада прислушалась к себе – как ее сердце отзывается на эту встречу. Сильно стучит? Еще как! И стучит, и замирает. И шагает не в такт.

– Лада, вот ты где! Пошли скорей. Сейчас начнут объявлять участников, – подскочили подружки из «группы поддержки» Лады.

Ольвия посмотрела на Павла оценивающе, а Ленка – с откровенным любопытством. Обе знали про Павла. Обе недоумевали, почему он так величаво и отстраненно держится с Ладой. Лада чувствовала себя в чем-то виноватой.

Ладу немного потряхивало от волнения. Не сбежать ли, пока все не завертелось? Если в конкурсе участвуют такие, как Павел, почти профессионалы, то ей здесь делать нечего. Он и на вокал ходил, и на постановку голоса, и на курсы актерского мастерства. А она – просто Лада, такая, как есть, со своими тремя дворовыми аккордами плюс еще два плюс баррэ.

– Эх, опозорюсь… Я плохо играю.

– У каждого свои недостатки, – важно изрек Павел.

Лада опустила глаза. Скорее всего, он уже не помнит, когда он ей говорил эту фразу.

Ленка и Ольвия отвлеклись на разглядывание портретов. Лада схватила гитару и помчалась к гардеробу. Там ее и поймали мальчишки-соседи.

– Ну-ка, не трусь! Пойдем. Мы с тобой! Если ты опозоришься, мы никому не скажем! – смеялись они.