Читать онлайн Сказочники бесплатно

Дримия

Рэм родился в семье учительницы и моряка. Сколько он себя помнил, отца – молчаливого человека, с дублёной суровыми северными ветрами кожей – практически никогда не было дома. Так что его воспитанием занималась мать и, по мнению жителей небольшого городка, в котором они жили, поначалу выходило у неё не очень.

Главное слово в мире, в котором родился Рэм, было «судьба». С самого раннего детства родители, школа, соседи – все учили тебя следовать своей судьбе и ни в коем случае не идти ей наперекор. Приветствовалось, когда ребёнок в десять лет уже твёрдо знает, кем станет в будущем, какую нишу в обществе займёт. Брачные союзы также заключались задолго до того, как будущие молодожены достигали восемнадцати лет, когда в Стране Радуг разрешалось вступать в брак. Таким образом, избегали ненужных волнений среди подростков и трагедий в стиле «любит – не любит». Всё в жизни граждан было подчинено законам и правилам, а тех, кто их нарушал и сеял смуту, быстро изымали, изолировали и перевоспитывали в трудовых школах и рабочих лагерях. А то, что про эти самые лагеря говорили в народе, так всё это провокации шпионов соседей, которые спят и видят, как бы оттяпать себе кусочек наших земель.

– Мама, неужели в других странах живут такие плохие люди? – как-то, вернувшись со школьного урока по обществознанию, спросил он, шокированный рассказом учительницы о злых кознях, которые строят против нас соседи из-за гор и моря.

– Не знаю, Рэми, наверное, они просто нам завидуют, – неуверенно сказала мама и быстро перевела разговор на более безопасную тему. Её очень волновало и печалило, что он отличался от других детей. Он ничего не принимал на веру и всегда старался выяснить все сам.

Поначалу это было большой проблемой, особенно в школе, где работала мама и учился Рэм. Происходило много скандальных историй, связанных с его поведением и нарушением писаных и неписаных законов общества. Дошло до того, что его именем стали попрекать других учеников. «Будешь вести себя так дальше, будешь как Рэм Мартин», – говорили им взрослые, всегда с неодобрением косясь на мальчика, если он попадался им на глаза. Дошло до того, что его с мамой вызвали в Храм судьбы, где толстый потный блюститель с пальцами-сосисками долго и нудно рассказывал, как должен себя вести «правильный» член общества.

Но затем он научился скрывать своё любопытство, выбрал в классе самого правильного мальчика по имени Стюарт Бреймингэйл и в сложных ситуациях, когда не знал, как нужно поступать, чтобы было «правильно», представлял его на своем месте, и всё становилось понятно. В школе решили, что Рэм Мартин исправился. Да что там в школе, даже старая Аглая Шнипс, жившая за стенкой, решила так же и иногда угощала его засахаренным леденцом или сухим безвкусным печеньем, которые, впрочем, он никогда не ел, а отдавал птицам или другим ребятам. Но маму обмануть было нельзя, да он особенно и не старался, хотя было очень жалко смотреть на то, как она переживает.

И, как он понял гораздо позже, причины на то у неё явно были. Скорее всего, судьба привела бы юного бунтаря в трудовой лагерь или к смерти при попытке пересечь границу государства. Если бы он родился лет двадцать назад, то точно оказался среди Отрицающих, умудрившихся почти десять лет скрываться от властей в глухих чащобах Полесья. Тогда бы вместе с ними в первый день месяца Отана 287 года от принятия Предначертанного он бы стоял на свежеструганных досках эшафота, который соорудили на главной площади столицы страны – Ривергарда. Люди из их городка, которые видели казнь собственными глазами, говорили, что сосна, из которой его сделали, истекала смолой так, что от подошв босых ног осуждённых, когда они болтались в воздухе, тянулись длинные желтоватые ниточки, янтарём светящиеся в солнечном свете. Да, скорее всего, с ним случилось бы что-то подобное, но в пятнадцать лет на его жизненном пути возник Борис Платократ – хозяин передвижного цирка и величайший престидижитатор Дримии.

Культурно-просветительскую задачу в стране в основном выполняли государственные театры, обычные и музыкальные, чётко знающие и так же чётко доносящие до умов граждан через художественные образы что хорошо, а что плохо. Но также существовали более непосредственные и близкие к народу кочующие по стране цирки и театральные труппы. Хотя выступать им разрешалось только с утверждённым в соответствующей инстанции репертуарами, они все равно умудрялись выходить за их рамки, привнося частичку неизведанного в насквозь понятный мир Предначертанного будущего. Власти по большей части смотрели на них сквозь пальцы, ибо истинные таланты рождались именно здесь, на свободе, да и большого вреда от них быть все равно не могло. Посмотреть же на выступление великого и неподражаемого Бориса Платократа приходил сам Председатель и члены Камышового совета.

Лет с семи Рэм начал активно заниматься акробатикой, часами пропадая на спортивной площадке в гимназии, где мог побыть наедине с собой и своими мыслями, находясь при этом на виду у недремлющего общественного ока. К пятнадцати годам он так наловчился крутить сальто и выделывать всевозможные трюки на брусьях, что, начиная с двенадцати лет, каждый год выступал со своим номером на весенней, летней и Большой осенней ярмарках, неизменно срывая аплодисменты гуляющих горожан. Эта осень не стала исключением.

– Хорошо крутил, малец, – раздалось у него над ухом, когда Рэм, уже переодевшись за кулисой, собирал вещи в сумку. В голосе говорившего, больше напоминавшего урчание двигателя автоповозки, слышалось неподдельное одобрение. – Хотел бы научиться большему?

Юноша поднял глаза и увидел высокого, слегка полноватого человека, с крупным породистым лицом и пышными усами. Он был одет в пальто, отороченное переливающимся мехом какого-то животного, тёмно-синий костюм и начищенные до блеска сапоги. В табачного цвета глазах незнакомца плясали весёлые искорки, а сам он настолько отличался от всех ранее им виденных людей, что поначалу Рэм даже немного растерялся.

– Вы, что ли, учить будете, – из-за этого не очень вежливо спросил он и, немного подумав, добавил: – Уважаемый гражданин?

– А ты дерзок, вьюнош! – весело хохотнул незнакомец, разглядывая Рэма как какое-то нежданное диво. – Но это и хорошо. Трусливых акробатов не бывает, а ты, поверь моему опыту, можешь стать очень даже неплохим.

– Кто вы? – после его слов, а главное тона, которым они были сказаны, по всему телу юноши пробежала холодная волна, а на руках высыпали мурашки. Он неожиданно понял, что этот человек не шутит и прямо сейчас открывается дверь, за которой Рэма ждало что-то новое, манящее в дальние дали…

Цирк простоял в городке ещё неделю, а затем свернул шатры, погрузился в разноцветные фургоны и отправился дальше странствовать по обширным землям благословенной Дримии. Вместе с ними ушёл и юный бунтарь, научившийся скрывать свои мысли, но так и не смирившийся с тем, что он видел вокруг. Отец, который пережидал дома начавшиеся осенние шторма, ничего не сказал, лишь коротко обнял и подарил складной морской нож с широким лезвием и рукоятью из кости какой-то рыбы. Он верил в Судьбу и считал, что раз она так распорядилась, то противиться не имеет смысла. Мама долго плакала, но затем отпустила. Она понимала, что шанс выжить у сына есть только в обществе таких же неприкаянных душ, какой обладал и он сам. Разрешение в городском Храме судьбы дали охотно – там явно решили, что местной общине будет лучше без притихшего, возможно лишь временно, недавнего возмутителя общего спокойствия.

– Не кручинься, вьюнош, – сказал Борис притихшему Рэму, когда крыши домов его родного городка скрылись за холмами. – В твоей жизни будет ещё много встреч и расставаний, и тебе нужно научиться прощаться так, чтобы в душе оставались светлые воспоминания о местах и людях, а не горечь от их потери. Иначе прошлое затянет тебя в свои серые сети, оставив после себя лишь пустоту в душе и слабость в руках, – он замолчал, посмотрел на серое осеннее небо и продолжил: – Пусть сейчас тебе так и не кажется, но в этом мире, несмотря на все его недостатки, есть много хорошего, и вскоре ты сам в этом убедишься.

– Я просто не знаю, что будет дальше, – тихо ответил юный акробат, провожая взглядом растворяющиеся в пелене моросящего дождя родные места. Они сидели на облучке фургона, спрятавшись от льющейся с неба влаги под небольшим навесом.

– Ты же правильный гражданин и веришь в Судьбу? – неожиданно серьёзно спросил Борис, но его табачные глаза почему-то улыбались. Рэм кивнул. – Вот и доверься ей.

Так началась его новая цирковая жизнь. Чтобы заглушить тоску по родному дому и неуверенность от неизвестности будущего, всё свободное время Рэм тренировался. На стоянках и даже в пути. Молчуны-акробаты Марк и Мэри, которые стали его учителями, натягивали меж двух соседних фургонов канат, и юноша, постоянно падая и набивая шишки, пытался пройти по нему. Поначалу ничего не получалось. Совсем. И это ужасно бесило Рэма и становилось большой забавой для остальной труппы.

– Мальчик, может, тебе лучше пойти в клоуны? – зубоскалил метатель ножей Феодор, у которого с цирковыми клоунами велась необъявленная война с мелкими пакостями с обеих сторон. В связи с этим упасть в его глазах ниже, чем стать фигляром, было невозможно. – От тебя пока столько же пользы, сколько и от этих болванов, да и падаешь ты ужасно смешно.

Рэм не обижался на него, так как говорилось всё это без злобы. Он злился на себя, на свою неуклюжесть, и это заставляло работать с удвоенной силой. Хорошо, что верёвка была натянута невысоко, а то бы однажды он точно свернул себе шею. Так, видимо, думал и Борис.

– Рэми, я, конечно, ценю твое рвение, но будь поосторожнее. Мне бы не хотелось по возвращении в Зелёные холмы сообщать твоей матери, что её сын разбился, так ни разу и не выйдя на арену, – говорил он, попыхивая любимой трубкой на облучке фургона и глядел на красного от гнева юношу своими жёлто-карими глазами с пляшущими в их глубине смешинками. – Кроме того, я обещал тебе новую жизнь и планирую сдержать своё слово.

Цирковой караван вот уже четвёртую неделю катил по дорогам Дримии на юг, давая разовые представления в находящихся по пути городках и деревушках. Начавшиеся было осенние дожди вскоре закончились, серые, низко висящие над землёй тучи расступились, а из-за них показалось синее небо и уже порядком подзабытое солнце. Деревья в этой местности ещё не успели сильно пожелтеть, и ему начало казаться, что вновь наступило лето. Ночи были тёплые, и в конце дня цирковые кибитки выстраивались полукругом на какой-нибудь поляне неподалеку от Южного тракта, где и разбивали лагерь. Это было его любимое время. Вместе с Рико – мальчишкой его лет, присматривающим за цирковыми лошадьми – они собирали хворост и таскали воду из реки или пруда. Выполняли другие мелкие поручения взрослых, а затем садились у костра и смотрели, как Борис колдует над большим котлом.

Вечером всегда готовил хозяин цирка. Его фургон насквозь пропах специями, чей, казалось, нескончаемый запас хранился в специально отведённом для этого сундуке. Рэм с удивившей его самого быстротой научился разбираться во всех этих травках, семенах и корешках, так что Борис начал посылать его принести что-то из необходимых в готовке ингредиентов.

В тот вечер всё шло как всегда, хотя в воздухе витало что-то странное, вызывающее непонятное томление в груди. Может быть, виной тому была по-летнему тёплая ночь, наполненная стрёкотом цикад, или же две полные жёлтые луны, игравшие в догонялки в опустившемся почти к самой земле куполе неба. А может быть, всему виной был необычный горьковатый запах, который ветер время от времени приносил из-за дальних холмов, но Рэму казалось, что вот-вот должно что-то произойти. Что-то хорошее.

– Море близко, – довольно зажмурившись, сказал Рико, видя, как тот крутит головой, силясь понять, что происходит. Рико родился в деревушке у самого Южного моря, так что знал, о чём говорит. – Ты даже себе не представляешь, как это приятно забежать в тёплую солёную воду и просто лежать, качаясь на волнах, – мечтательно проговорил он. – У вас вроде даже летом не купаются?

– Купаются, – ответил Рэм, слегка обиженный за свою родину и Серое море, но честно добавил: – В середине лета обычно выдаётся неделька-другая, когда вода хорошо прогревается, и уж тогда купайся сколько влезет!

– Неделька-другая? – засмеялся он. – Да в Южном море купаются с конца весны до конца осени! А рыба там какая. Ух, жирнючая! Но сегодня будет рагу, – авторитетно заявил он, принюхиваясь к запахам, доносящимся от костра.

Они сидели на небольшом холме, в паре десятков шагов от кольца повозок, и смотрели на звёзды. Тёмное южное небо было буквально усыпано ими, и казалось, что до некоторых можно достать рукой. Рэм откинулся на локти и жевал сладкую травинку. В воздухе плыл терпкий запах степных трав и далекого моря.

– С чего ты взял? – заупрямился юный акробат, хотя прекрасно знал, что Ешко Белый, отвечающий за материальное снабжение цирка всем необходимым, на дневной стоянке приволок откуда-то баранью тушу. Где он её достал в степи, если они не проезжали ни одного, даже самого маленького хуторка, я не понимал, но в умение Ешко достать что угодно и где угодно свято верил вместе со всеми остальными цирковыми. – Может быть, он будет готовить жаркое.

– Не, рагу, – с ленивым превосходством заявил Рико. – Он всегда здесь готовит рагу, если есть подходящее мясо, а оно есть. Тут какие-то клубни растут, которые Борис в него добавляет, и вкус получается такой, что пальчики оближешь, – сказал он и причмокнул.

– Ну, пусть будет рагу, – согласился Рэм. Ему уже надоел этот дурацкий спор. – А сколько нам ещё до моря добираться?

– Переход или два. Если впереди сильных дождей не было и дорогу не размыло, то пойдём как по мощёному тракту, и завтра к вечеру увидишь его. Ну, или послезавтра к обеду. Вон как пахнет уже, – он довольно зажмурился, почесал рёбра под потрепанной майкой и едва слышно добавил. – Сегодня, наверное, будет сказка.

– Что будет? – не сразу понял Рэм, думая о том, что вскоре увидит тёплое Южное море.

– Сказка, – так же тихо сказал Рико, почему-то не глядя на него. – Это такая история, ненастоящая, о чудесах всяких, героях и принцессах.

– Так их же давно не рассказывают, – сипло, из-за непонятного спазма, стянувшего горло, сказал Рэм. Как и все, кто учился в гимназии хотя бы несколько классов, он знал, что раньше, в древние времена, детям рассказывали сказки. Но в них была неправда и всякие фантазии, которые забивали головы несбыточными вещами типа волшебных палочек или сапог-скороходов. Юные граждане же должны были учиться и становиться сознательными членами общества, приближая ту великую Судьбу, что была предсказана Радужной стране почти три века назад. Так что уже лет двести, как никто и не помнил, что такое эти самые сказки, как и, скажем, вера в богов. В Дримии верили только в Предначертанное будущее и Эру всеобщего благоденствия.

– Кое-где рассказывают, – непривычно серьёзно ответил Рико и строго посмотрел в глаза другу. – Думаешь, это плохо?

– Да нет, – растерянно произнес Рэм, удивленный больше тоном товарища, а не тем, что, возможно, вскоре услышу какую-то непонятную сказку. – Ничего такого я не думал. Просто я не знал, что ещё есть люди, которые их знают, вот и удивился.

– Есть, – коротко выдохнул Рико и отвёл взгляд от глаз товарища. Что он там разглядел, Рэму было непонятно, но, судя по всему, ответ его удовлетворил. – Ладно, погнали к костру, посмотрим, как Борис готовит рагу. Или хочешь поспорить на пряник, что это жаркое? – хитро ухмыльнулся он.

– Ну уж нет, – Рэм облегчённо рассмеялся, радуясь, что возникшее было между ними напряжение исчезло без следа, вскочил с земли, и они понеслись вниз по склону, на ходу отряхиваясь от прилипшей к одежде травы.

На ужин и вправду было рагу. Рэм понятия не имел, что за непонятные клубни тут росли, но вкус блюду они придавали просто замечательный. После ужина, как всегда проходящего в перебрасывании весёлыми шуточками и обсуждении прошедшего дня, все понемногу затихли, и вокруг костра установилась звонкая тишина. Лишь там, за спинами, в темноте стрекотали цикады, да негромко шелестел ночной ветерок, запутавшись в метёлках степных трав.

– Это было давно и, возможно, не совсем так, – выдохнув облачко ароматного дыма из своей трубки, вдруг произнёс Борис, – но в одном далёком королевстве родилась маленькая девочка с глазами цвета весеннего неба…

Он говорил негромко, делая долгие паузы, а перед глазами Рэма разворачивались картины из жизни прекрасной принцессы, смелого охотника и злобного колдуна, стремящегося разрушить их хрупкое счастье. Сказка лилась в тёплой ночи то звонким лесным ручейком, что, тихо шурша, переливался через покатые камушки, то вдруг набирала силу настоящей горной реки, срывающейся вниз бурным водопадом, пока, в конце концов, не превратилась в голубое озеро, до краёв наполненное солнечным светом. В конце всё было хорошо: смелый охотник спас свою суженую, и они жили долго и счастливо.

Всё время, что Борис говорил, Рэм, как ему казалось, даже не дышал, боясь упустить хоть одно слово из первой в своей жизни сказки. Сначала вернулись звуки. Цирковые вокруг зашевелились и, негромко переговариваясь, начали потихоньку расходиться по фургонам – завтра предстоял новый трудный день, и всем нужно было хорошо выспаться. Он моргнул, огляделся вокруг и понял, что все уже разошлись. Даже сидевший рядом Рико куда-то исчез. У костра остались только он и Борис, который смотрел прямо на него своими кошачьими глазами.

– Понравилось?

– Это… – Рэм сглотнул стоящий в горле комок, – я не знал, что так бывает. Это какое-то волшебство?

– Да какое там волшебство, – усмехнувшись, махнул рукой Борис, – это просто сказка, одна из многих.

– Я как будто видел все наяву. Как такое может быть, если это не волшебство?

– Просто ты сам по себе такой, Рэми, – уже без тени улыбки сказал ему Борис. – У тебя очень живое воображение. Иди спать, завтра будет новый день и новая сказка.

Люди силы

Южное море было прекрасно как первый тёплый день после окончания долгой зимы. Аквамариновые волны накатывались на берег, покрытый жёлто-белым песком, собирающимся в небольшие дюны. Лёгкий ветерок приятно ерошил волосы, а воздух был наполнен горьковато-йодистым запахом водорослей и морской соли. Цирк устроил стоянку на городской окраине, неподалеку от Тихой бухты с длинным пляжем, и два товарища использовали любое свободное время, для того, чтобы сбегать искупаться в тёплых солёных волнах.

– Только со скал не сигайте, пострелята, – ворчал им вслед клоун Фуко, починяющий свой сценический костюм на облучке фургона, подставив лицо по-летнему тёплому солнцу южной осени.

Зажатый между скалами пляж в форме полумесяца тянулся метров на сто, и места на нем хватало всем: и малышне, барахтающейся в волнах у самого берега, и взрослым ребятам, как раз таки и сигавшим с тех самых скал. Рэм и Рико, уже всласть накупавшиеся, валялись на тёплом песочке и с большим интересом наблюдали за прыгунами.

– Рэм, а ты бы смог спрыгнуть вон с той скалы? – подчеркнуто безразличным тоном спросил Рико.

Тот глянул в указанном направлении, прикинул высоту – метров двадцать, не меньше – посмотрел на воду в месте приземления и, сплюнув приставучий песок, ответил.

– Высота не проблема, но посмотри, какие там буруны внизу. Явно под водой рифы торчат.

Местные мальчишки прыгали со скал поменьше и чуть в стороне, где подводных камней, судя по всему, не было. Так что они вполне успешно приземлялись в тёплую воду, поднимая тучи зеленовато-голубых брызг.

– Ха, не было б там этих каменюк – любой дурак бы прыгнул. Ну, может, и не любой, – чуть подумав, всё же признался он, глядя вверх. – Страшновато, конечно, но, возможно, даже я бы попробовал. Если залезть на скалу, то видно, что камни внизу образуют почти ровный круг. Внутри вполне достаточно места для того, чтобы приземлиться в воду, не задев их пузом.

– И что, находятся те, кто прыгают?

– Сейчас не знаю. Старики называют эти рифы Оком утонувшего бога и верят, что, нырнув туда, можно оказаться в другом мире, – Рико скептически пожевал губами, смахнул песок со щеки и продолжил: – Чушь, конечно, хотя старики много во что верят, чего не положено. Года три назад, говорят, прыгнул один приезжий парень, и ничего, не разбился и не пропал никуда.

– Зачем он это сделал? – невольно заинтересовался Рэм, ещё раз прикидывая расстояние до воды и размышляя, ради чего рискнул бы сам. Для такого поступка нужна была более веская причина, чем простое доказательство собственной смелости.

– С местными мальчишками у него конфликт вышел, а драться-то опасно: полицаям кто настучит и привет, на исправляловку сразу отправят. А оттуда знаешь, какими возвращаются?

Рэм кивнул, вспомнив жившего выше по нашей улице в Зелёных холмах фабричного бригадира Прутинку. Он что-то там не поделил на заводе со старшиной цеха и дал ему разок по физиономии в частном порядке. Но узнали, забрали на перевоспитание, и жизнерадостный дядька вернулся домой через три месяца похудевшим килограммов на двадцать и боящимся собственной тени.

– Вот и решили выяснить отношения таким образом: кто не струсит, прыгнет, тот и прав.

– Оба прыгнули? – спросил его товарищ. История увлекла, а безрассудная смелость мальчишек вызывала опасливое уважение. А ты смог бы?

– Нет, местный не стал, испугался, наверное, – презрительно цыкнул Рико. – Говорят, правда, они потом крепко подружились.

– Вот и хорошо, – искренне порадовался юный акробат за неизвестных спорщиков. В его городе тоже, бывало, ребята выясняли отношения, да и до драк дело доходило. Но это же не взрослые, мальчишки, что с них взять. Нет, конечно, если бы драку увидели полицаи, то всякое могло бы быть, а уж если кто из Надзорного департамента, то всё, привет, спецшкола.

– Ладно, пойдём уже.

И они двинулись в обратный путь в сторону стоянки цирковых. Надо сказать, что народу в ней осталось немного. Оказывается, большая часть труппы была из этого города под названием Старая крепость и его окрестностей. У самого Бориса здесь был большой белый дом на тихой улочке, обильно заросшей платанами. Она круто спускалась к морю, и снизу, отражаясь от стен домов и камней мостовой, время от времени долетали крики дерущихся за добычу чаек. Борис предлагал Рэму жить у него, но тому нравилось засыпать, глядя на звёзды, благо ночи стояли ещё тёплые.

Рэм решил немного проводить друга – тот жил у тётки в самом начале Морской улицы, ведущей от Южного тракта до самого порта. Она делила город на два больших района – Степной и Портовый. Свернув с Морской в заросший акациями двор, они увидели пятерых ребят нашего возраста, зажавших кого-то в угол между двух заборов. За их спинами бегал вихрастый мальчик лет девяти, постоянно повторяя тонким голоском: «Ну пожалуйста, ну не надо», – и пытаясь пробиться сквозь них туда.

– Да как же не надо? – возмутился один из мальчишек, обернувшись к младшему. – Как он Тони куснул, чуть кусок мяса из ноги не выдрал!

– Так он сам его задирал, палкой дразнил! – голосом, в котором отчетливо звучали приближающиеся слёзы, ответил мальчик. Но говоривший уже отвернулся.

– Что случилось, Лерка? – тихо спросил подошедший Рико у вихрастого, на глазах которого уже выступали первые капельки слёз.

– Рико! – обрадовался тот, увидев новых действующих лиц разворачивающейся драмы. – Ну хоть ты им скажи! Он же не виноват, а они его палкой хотят! – невпопад заголосил парнишка, но, посмотрев в их непонимающие лица, постарался взять себя в руки и объяснить. – Тони давно Верного дразнит, а тут палкой начал в него тыкать, ну тот и не выдержал, цапнул за ногу.

– Сильно цапнул? – спросил помрачневший Рико.

– Да нет, – махнул рукой мальчик, – так, прикусил немного, даже крови не было, а Тони только повод нужен был. Ты же знаешь, что он тоже хотел Верного, а Боцман мне его отдал.

– Сейчас разберёмся, – буркнул Рико и, убрав мальчика за спину, подошёл к остальным. – Тони, оставь собаку в покое!

– О, вы посмотрите, кто пришел, – лениво обернувшись к нам, сквозь зубы процедил самый высокий из стоящих мальчишек и презрительно сплюнул в дорожную пыль. – Уноси отсюда ноги, циркач, не видишь – судьба у этой псины такая, не цапнула бы меня, сейчас бы не скулила тут. Или ты хочешь против судьбы пойти? – вкрадчиво спросил он, с издёвкой глядя в глаза Рико. Остальные мальчишки стояли молча и смотрели на нас.

– Да какая судьба, – зашипел тот, – ты судьбой себя не прикрывай, не она пса дразнила, а ты!

– Ну и что? – с противной улыбочкой заявил Тони. – Лерке нужно было лучше его дрессировать, а то отдали псину непонятно кому, а она теперь на людей бросается. Сейчас мы его сами дрессировать будем, – сказал он, поднимая зажатую в руке палку.

В это время остальные чуть расступились, и я увидел забившегося в угол между заборов и сжавшегося в упругий комок щенка, с крупной лобастой головой и золотистого цвета шерстью. Он смотрел на людей обречённо-непонимающими глазами, готовясь вступить в свой последний бой. После открывшейся картины внутри меня что-то дрогнуло.

– Оставьте собаку в покое, – повторил Рэм слова друга каким-то самому себе незнакомым голосом. Ребята обернулись и неуверенно запереглядывались. Он видел, что им самим не по душе всё происходящее, но их лидера смутить было непросто.

– Еще один защитничек выискался и тоже, видать, из циркачей. Как они только находят друг друга, эти клоуны? – досадливо проворчал он. – Так, хватит с меня. Калеб, Родни, – держите этого, – он кивком указал на Рико, – а вы, двое, второго.

Не успел Рэм возмутиться, как его с двух сторон сжали четыре руки. Хорошо так сжали, не вывернуться. Да и силой парни не обделены. Судя по загоревшим, обветренным физиономиям, были они выходцами с окрестных ферм и тяжелого труда не чурались.

– Смотрите, малохольные, сейчас мы его вежливости учить будем. Может, даже выживет, – глумливо заявил Тони и вновь поднял свою палку, занося её для удара.

Перестав вырываться, Рэм заворожённо следил за тем, как она медленно идёт вверх. Когда палка застыла в наивысшей точке, он вновь увидел глаза щенка с плескавшейся в них безысходностью. Мысли заметались в поисках выхода. Что делать? Вырваться не получится, ногой до Тони тоже не дотянуться. Палка у него крепкая, и если он ударит ей щенка хотя бы раз, то второго может уже не потребоваться. Палка? Хорошая? А если бы она оказалась не такой уж и хорошей? Если бы, хотя с виду и не скажешь, её основательно погрыз внутри жук-древоточец, особенно вон там, посередине. Перед глазами промелькнуло воспоминание, как отец в один из своих нечастых отпусков на берег менял оконную раму, в которой постоянно дребезжали стекла. Когда он вынул их, чтобы переставить в новую, я увидел глубокие бороздки, пропахавшие древесное тело, словно мягкий сыр, и представил, какими крепкими должны быть челюсти, сделавшие это.

Рэм отчаянно захотел поверить в то, что внутри палка Тони вся пропахана такими же бороздками. Когда же тот резко махнул занесённой для удара рукой вниз, то он даже не сильно удивился раздавшемуся треску и глухому звуку упавшего на землю куска дерева. Когда Рэм открыл глаза и взглянул на Тони – оказывается, в какой-то момент он закрыл глаза, – то увидел, что тот тупо разглядывает половину палки в своей руке. Вторая валялась у его ног, откатившись немного в сторону.

– Древоточец погрыз, – растерянно сказал он, разглядывая оставшийся в руке кусок. – Она же из железного дерева, его не каждой пилой возьмешь, а тут древоточец. Вы о таком слышали? – спросил он с какой-то детской обидой и растерянно посмотрел на остальных.

– Нет, – держащий Рико Калеб (или это был Родни?) так замотал головой, что Рэм думал, она оторвётся.

– Ты говорил про судьбу, Тони, – вдруг сказал Рико, стряхивая с себя враз ослабевшие руки державших его парней. – Так вот она, или пойдёшь против?

Тот поднял голову, посмотрел на него и медленно покачал головой из стороны в сторону.

– Тогда оставьте собаку в покое, – повторил Рико свои первые произнесённые здесь слова. Тони ничего не ответил, всё так же тупо разглядывая оставшийся в его руках кусок палки.

Они забрали щенка, Лерку, который оказался девчонкой, проводили их до дома и пошли в сторону тёткиного жилища. Рико всю дорогу молчал, как-то странно поглядывая на Рэма, затем коротко попрощался и сказал, что придёт завтра. Тот же, погружённый в свои мысли, не обратил внимания на поведение товарища и только махнул рукой на прощание.

Полночи он долго ворочался на своем тюфяке, который по причине тёплых ночей вытаскивал на улицу, но затем всё же уснул, убаюканный мерным рокотом прибоя и стрекотанием степных сверчков.

На следующий день Рико появился только после обеда. Рэм к тому времени уже закончил тренироваться с Марком – Мэри отправилась в город – и успел сбегать искупаться в море. Весь день в его голове крутились мысли о вчерашнем происшествии, которое уже начало казаться обычным стечением обстоятельств. Его мозг не мог найти другого объяснения, и он почти убедил себя, что Тони ошибся и палка была не из железного дерева. Всё остальное – обычное совпадение.

– Привет, – коротко поздоровался непривычно серьёзный Рико, – Борис просил тебя зайти.

– Хорошо, – спокойно ответил Рэм, удивлённый таким поведением друга. – У тебя все в порядке?

– Да, – кивнул он и, словно ныряя в холодную воду, добавил: – Вчера к тётке заходил Борис. Она у меня шьёт хорошо, и он время от времени заказывает что-то для цирка, и я ему рассказал о вчерашнем случае во дворе.

– А Борису-то какое дело до этого? – Рэм был удивлён его тоном и начал подозревать, что тот отнёсся к этой истории гораздо серьёзнее, чем он сам. – Ну, подумаешь, повздорили немного с местными хулиганами. Даже не подрались.

– Да не хулиганы они, – досадливо дёрнул щекой Рико. – Тони этот, да, скользкий тип. Отец его в гражданской полиции работает, и он решил, что тоже к закону какое-то отношение имеет. Вот и строит из себя невесть кого. Остальные же – нормальные ребята, да и не совсем они местные. В смысле, не городские – с ферм они. Насчёт того, что вчера произошло на самом деле, тебе лучше Борис объяснит. Я в этих делах не сильно разбираюсь.

– Ну, хорошо, – Рэм решил не продолжать этот непонятный разговор, видя состояние друга, – идём тогда?

– Да ты и сам дорогу знаешь, – даже отшатнулся от него Рико, – не под охраной же. Не хочешь – вообще можешь не ходить. Но если тебе нужны ответы, почему вчера всё так случилось с палкой этой, то я бы на твоем месте поговорил с ним.

– Хорошо, – сказал Рэм, окончательно перестав понимать, что тут происходит.

– И ты это, не думай, что я ему все специально рассказал, просто так получилось.

– Да, чего ты, Рико, я ничего такого и не думал! Я и сам бы ему рассказал, если бы считал, что произошло что-то необычное, – он махнул рукой. – А так, чего? Ну перепутал Тони, не из железного дерева его палка была. Вот и всё.

– Из железного, – тихо сказал Рико, – но дело даже не в этом. Просто поговори с Борисом.

Этот разговор поднял в душе Рэма все прежние сомнения и вместе с тем заинтриговал. За всю жизнь с ним не происходило ничего необычного, не считая, конечно, цирка и всего с ним связанного. Теперь же, похоже, случилось ещё что-то, чего он пока не мог понять. Так что не стал больше задерживаться и поспешил к дому хозяина цирка.

Спустя полчаса он уже дёргал за латунный набалдашник цепочки на двери Бориса, а где-то в глубине дома раздавался приглушённый звук колокольчика. Рэм знал, что у него в доме живёт пожилая пара слуг, которые заботятся о нём во время многочисленных странствий цирка, но дверь открыл сам хозяин.

– Привет, Рэми, – улыбнулся Борис и жестом пригласил входить. Рэм тоже поздоровался и зашёл в уютную прохладу, пахнущую цветами и какой-то выпечкой. В доме стояла тишина.

Полы из тёмного дерева слегка поскрипывали под ногами, пока он шёл за Борисом, а из глубины доносилось басовитое тиканье больших напольных часов. В одно из своих посещений этого дома, наполненного кучей интересных, а порой даже загадочных вещей, которые его хозяин привозил из своих путешествий по стране, он видел их в кабинете Бориса.

Они прошли насквозь три комнаты с высокими потолками и окнами с полупрозрачными белыми занавесками в пол, покачивающимися от лёгкого ветерка, и вышли в сад. По выложенной морскими камнями тропинке они дошли до беседки, из которой открывался прекрасный вид на портовую набережную и тихо рокочущее внизу море. Со стороны дома беседку от глаз скрывали широкие листья растущих вокруг неё магнолий и бугенвиллей с яркими фиолетово-красными цветами.

– Как тебе вид, Рэми? – спросил он, когда они уселись за небольшим ажурным столиком. Он был сервирован на двоих. Здесь стоял чайник, чашки и набор различных сладостей.

– Здесь очень красиво, – тихо ответил тот, заворожённый открывающейся перед глазами картиной. Дом Бориса стоял на верхнем городском ярусе, и сейчас вся его нижняя часть лежала перед ним, словно на ладони.

Надо сказать, что здесь, на юге, ничего не напоминало о родных Зелёных холмах. Ни природа, ни дома, ни люди. Здесь жилось и дышалось свободнее, чем в нашем, зажатом со всех сторон теми самыми холмами городке, в котором годами не случалось ничего интересного, а главным развлечением были осенняя и весенняя ярмарки. Он уже давно устал удивляться всему тому, что с ним происходило в последний месяц, и просто впитывал в себя новые впечатления, складывая их куда-то под сердцем. Даже беседка – воздушное сине-белое строение, чья крыша держалась на резных деревянных колоннах, – была просто немыслима в суровом климате его северной родины. А уж вид на тёплое лазурное море не мог раньше даже присниться, ведь Рэм даже не подозревал, что море может быть таким ласковым.

– Ты уже, наверное, знаешь, что Рико рассказал мне о ваших вчерашних похождениях? – не став ходить вокруг да около, спросил Борис. Он взял в руки чайник, спросил взглядом и стал разливать ароматную жидкость по чашкам. – Не обижайся на него. Во-первых, я не оставил ему выбора, а во-вторых, он желает тебе добра. Поверь мне, этот мальчик, странствуя с нами, видел много необычного и знает, что наш мир не так прост и понятен, как некоторым хотелось бы думать. Потому-то он и не отмахнулся от того, что произошло с вами в том дворе.

– Да что там произошло-то?! – изрядно устав от непонимания происходящего, в сердцах воскликнул Рэм и капнул на руку горячим чаем. Ругнулся сквозь зубы, поставил взятую было чашку обратно на столик и потёр мигом покрасневшую кожу.

– Тебе нужно научиться контролировать свои эмоции, теперь это жизненно необходимо. Что же касается твоего вопроса, – он побарабанил пальцами по спинке идущей полукругом по всей беседке скамейки и продолжил, – то разные люди называют это по-разному. Волшебство, магия, колдовство – выбирай любое из понравившихся определений. Раньше таких, как ты, называли «одарёнными».

– Т-таких, как я?

– Да. На площади вас было шестеро. Никто из той троицы точно не стал бы вступаться за щенка, Лерку с Рико я знаю давно, так что остаешься только ты. Не сама же по себе сгнила палка из железного дерева.

– Её погрыз древоточец, – автоматически поправил Рэм, пытаясь переварить слова Бориса. А если он был прав? Он же действительно тогда больше всего на свете хотел, чтобы так и случилось.

– О чём ты думал в тот момент, когда всё произошло?

– Я, – Рэм замялся, – ну да, я действительно больше всего на свете в тот момент хотел, чтобы эту дурацкую палку сгрыз древоточец. – Мальчик замолчал, лихорадочно размышляя, и тут он наткнулся на показавшуюся спасительной мысль. – Но в Дримии нет одарённых и уже очень давно, это всем известно!

– С чего ты взял?

– Это всем известно, – уже не так уверенно повторил Рэм. Если подумать, то действительно, почему он в этом так уверен? Потому что так учили в школе? Там учили и тому, что сказки вредны для детей, но в это он больше не верил. Только тогда это означает…

– Получается, что я преступник?

– Да? И почему же? – заинтересовался Борис, поудобнее располагаясь на лавке. Рэм давно заметил, что он, как кот, мог комфортно устроиться на любой, даже не предназначенной для сидения или лежания поверхности.

– Внося изменения в окружающий мир, мы можем оттянуть приход Эры Всеобщего благоденствия, которая была предсказана Дримии триста лет назад. Законы Предначертанного будущего, которые нужны для того, чтобы это время наступило как можно скорее, запрещают подобные вмешательства в естественное течение жизни. Одарённые же при помощи своего дара меняли мир в угоду собственным нуждам и интересам, что недопустимо, – Рэм перевёл дух. Эти непреложные истины вдалбливали в головы юных граждан с первого класса гимназии, и именно на них строились все законы Дримии. – Вот и получается, что если все так, как вы говорите, то вчера я нарушил Законы.

– Ну, предположим, что все так и есть. Только ответь мне, что изменилось в мире после твоего поступка?

– Щенок остался жив.

– Да, но в Законах Предначертанного говорится лишь о вмешательства в судьбы людей. Пусть бы ты даже заставил этого щенка летать, словно птица, – в мире ровным счетом ничего бы не изменилось.

– Пусть так, – упрямо ответил я, – но одарённых же давно не существует! Раньше вроде были какие-то волшебники, но сейчас их нет, иначе все о них бы знали.

– И ты, конечно, хорошо знаешь, куда они исчезли?

– Конечно, – сказал Рэм. Снизу из порта донёсся гудок парохода.

Каждый ребёнок знал, что до того, как Правительство Единства приняло Законы Предначертанного будущего, жить в Межгорье было очень тяжело. Постоянные войны с соседями опустошали земли, на которых вольготно чувствовали себя только проворовавшиеся чиновники и преступники, наживающиеся на людских бедах. Ну и ещё люди, обладающие странной силой, которая позволяла им делать вещи, недоступные остальным. Им уж точно не приходилось переживать о хлебе насущном, раз они могли его просто наколдовать. Главной же целью простых людей было обычное выживание. Так бы оно и продолжалось, вплоть до полного развала страны, если бы живший тогда Великий учёный не сумел с помощью созданной им звёздной машины рассчитать наступление Эры Всеобщего благоденствия. А главное, понять, что для этого нужно сделать. Он и его последователи пошли по стране с рассказами о том, какой будет жизнь, если люди перестанут воевать между собой и с соседями. Но для этого нужно было свергнуть власть, которая наживалась на людских бедах. Доведённые до отчаяния межгорцы поверили учёному и взялись за оружие. Революция свершилась, и новое государство граждан, знающих, для чего они будут жить, выбрало новых руководителей на Камышовом совете, названном так, потому что он проходил на берегу реки, обильно поросшей камышом, прямо на месте разгрома войск последнего губернатора. Затем страна полностью закрылась от внешнего мира, с которым ему больше было не по пути. Благо горы, окольцовывавшие её с трёх сторон, сильно упростили эту задачу. Теперь у новой Радужной, как её грядущее будущее, страны под названием Дримия были своя дорога и своя мечта, к которой упорно шли все последующие поколения её жителей. Ну, почти все.

Это было почти триста лет назад, и сейчас любой первоклассник знал, что у каждого гражданина есть своя определённая судьба, следуя которой он помогает свершиться Предначертанному Великим учёным – приходу Эры Всеобщего благоденствия; осуществиться мечте наших предков, сложивших головы за светлое будущее для страны. Что же касается магов, то они всегда стояли особняком. Занимаясь своими непонятными делами, они практически не обращали внимания на происходящее вокруг. Не мешали, но и не помогали, что люди им и припомнили после победы революции. Тем более они по-прежнему не собирались ни в чём себя ограничивать и следовать общей с обычными людьми Судьбе, несмотря на разумные доводы новых властей.

Понятно, что на любовь окружающих им особо рассчитывать не приходилось. Напротив, обычные люди активно помогали информацией недавно созданному Надзорному департаменту, которому удалось найти способ ограничить странную силу колдунов. В итоге уже пару веков никто в Дримии не слышал про людей силы. Они, кто по своей, а кто и не совсем по своей воле, покинули её пределы и вряд ли когда-нибудь вернутся: «законники» строго следят за границами. Всё это Рэм и выложил Борису.

– Ну, положим, всё было не совсем так, а точнее, совсем не так, но пока что оставим это. Поговорим о тебе. То, что ты сделал вчера, можно называть как угодно, но в старые времена это называли Силой, а людей, подобных нам, соответственно – людьми силы.

– Нам? – Рэм оторопело уставился на Бориса, словно он только что признался в том, что умеет летать.

– А как я, по твоему мнению, мог бы стать лучшим фокусником страны, если бы не эти маленькие шалости? Нет, конечно, на все мои «фокусы» есть техническое обоснование, и если в Надзорном департаменте засомневаются во мне, то я всегда могу их предоставить, но всё это не отменяет того, что у меня есть силы, непонятные обычным людям.

– Но в Дримии нет людей силы! – воскликнул мальчик. – Мы же только что об этом говорили!

– В нашей стране за триста лет накопилось очень много мифов и откровенного вранья, в особенности про таких, как мы, – Борис провёл рукой по усам, бросил рассеянный взгляд на море и продолжил: – Люди, Рэм, с самых ранних времен только и занимаются тем, что меняют мир вокруг себя. Мы вспахиваем поля, вырубаем леса, строим дома, дороги, осушаем болота и выкапываем новые озёра, возводим целые города, и нет ничего удивительного в том, что некоторые из нас научились вносить в окружающий мир свои собственные небольшие изменения, не прибегая к каким-либо специальным инструментам.

– Просто силой мысли?

– Скорее, силой воображения. Мысли, они такие мысли, что стремятся объяснить всё логикой, законами мира, о которых, на самом деле, нам известно не больше, чем божьей коровке о том, зачем ей пятна на спине. То, что мы себе напридумывали, не имеет никакого отношения к реальному положению дел, в том числе и так называемые «Законы Предначертанного будущего», – Борис выдержал паузу, чтобы до Рэма дошёл смысл его слов. – Запомни, мы не нарушаем законы нашего мира, как кое-кто придумал. Мы просто используем текущую в нём силу, для того чтобы сделать реальными некоторые свои желания и фантазии. У кого на что хватает его дара.

– Вы хотите сказать, что если я очень захочу, то вон тот пароход, – Рэм указал на красивое сине-белое судно с тремя паровыми трубами и красной каймой, которое стояло на рейде неподалеку от порта, – возьмёт и поднимется в небо?

– А ты попробуй, – предложил Борис и тоже взглянул на судно.

Юный акробат посмотрел на него, увидел, что тот вроде как не шутит, и честно попытался представить, как эта железная махина дюйм за дюймом начинает подниматься из воды, показывая поросшие водорослями и ракушками борта. Рэм даже вспотел от напряжения, но пароход, само собой, даже не шелохнулся.

– Тебе пока не достает ни возможностей, ни умений. Ты даже не знаешь, в чём заключается твой дар, – поспешил объяснить Борис, увидев, что мальчик начал краснеть от обиды. – Но мне действительно было интересно, а вдруг у тебя получится как с палкой. Говорят, что раньше люди силы могли очень многое. Нам же, их потомкам, остались лишь мелкие шалости, но для фокусов этого вполне достаточно, – сказал он и посмотрел в сторону арки.

Рэм проследил за его взглядом и увидел, как в небольшой кадке, что стояла справа у входа в беседку, вспучилась земля и сквозь неё начал пробиваться маленький зелёный росток. Извиваясь, он стал тянуться к небу, постепенно утолщаясь. Вот на его стебле появились небольшие выпуклости, из которых в разные стороны выстрелили стрелы листьев, затем на конце стремительно выросшего стебля набух бутон, тут же раскрывшийся золотой сердцевиной в обрамлении белых пёрышек. В кадке перед ними, подрагивая своими длинными лепестками, колыхалась на ветру обыкновенная садовая ромашка.

Рэм обернулся к Борису, тот кивнул. Акробат медленно поднялся с лавки, подошёл к горшку и неуверенно протянул руку к цветку. Он был настоящим, совершенно обычным цветком. Более того, не успел он вернуться назад, на своё место, как над растением закружил толстый мохнатый шмель, тыкаясь в венчики. Рэм посмотрел на свои руки, измазанные в жёлтой пыльце, они дрожали.

– Это какой-то фокус? – спросил он, наблюдая за полосатым сладкоежкой. Рэм никак не мог поверить в слова Бориса.

– Да, – кивнул Борис. – Такой же фокус, как вчера провернул ты. Почти такой же. У каждого из людей силы есть свой особенный дар. Кто-то может управлять погодой, кто-то говорить с птицами, кто-то наколдовать снег, а кто-то, скажем, лишь заморозить собственные пальцы, – усмехнулся Борис, явно кого-то припоминая. – Дар, как и его сила, очень разнообразен. Говорят, что есть люди, умеющие летать, но я таких не встречал. У меня же дар мастера иллюзий, и ты даже на ощупь не сможешь отличить мой цветок от настоящего. С тобой же мне пока непонятно.

– Вы хотите сказать, что у меня тоже дар? Что я как те колдуны из прошлого?

– Несомненно, хотя я пока и не знаю какой, – кивнул Борис, с интересом наблюдая за сменами выражения на лице Рэма. Конечно, в свои пятнадцать лет контролировать их он ещё не научился и был для директора цирка открытой книгой. – Ну и колдунами их называли только в страшных сказках, придуманных не очень умными людьми. Одарённые, называй нас одарёнными.

Мальчик вспомнил, как отец однажды привёз из дальнего плавания маме зелёный платок, на котором по самому краю была красивыми вензелями вышита надпись на незнакомом языке. Там были такие слова: дари любовь вокруг себя, и будет доброю земля. Он спросил у родителей, что они означают, а они очень испугались. Потом он прочитал книгу на старомежгорском, которая зачем-то хранилась у мамы, а затем на ярмарке услышал, о чём меж собой говорят двое горцев с далекого севера страны, чей язык был больше похож на лай собак.

– Я понимаю языки, – сглотнув, тихо ответил Рэм, раскрывая свою самую главную тайну. – Любые языки, стоит мне увидеть или услышать хотя бы одно слово.

– Очень интересно, – приподнял брови Борис и задумчиво поскрёб бороду. – Никогда не слышал о таком даре и пока не могу понять, как это соотносится с тем, что произошло на том дворе. Обычно люди силы умеют лишь что-то одно. – Он нахмурился, явно о чём-то размышляя. – В любом случае, тогда у тебя получилось случайно, из-за сильного всплеска эмоций, но ты можешь научиться управлять своим даром. Тогда тебе станут доступны некоторые невозможные для обычных людей вещи, но я тебя уверяю, что никакого влияния на, – он усмехнулся, – мир и его судьбу они не оказывают. Ни на свою, ни на общую, даже существуй она на самом деле, тоже. Не больше, чем крики чаек в порту. Хотя это не отменяет того факта, что тебе нужно научиться тщательно скрывать свои способности.

– Почему, если они всё равно ни на что не влияют?

– Потому что те, кто придумал весь этот миф про великую судьбу, и те, кто управляют нами сейчас, ненавидят таких, как мы. Ненавидят и боятся, боятся того, что в Дримии вновь появятся люди, которые будут способны бросить вызов их власти. Власти, построенной на одной большой лжи.

– Это значит, что законники охотятся на нас? – Рэм пока решил пропустить мимо ушей его последнее высказывание – были вопросы посерьёзнее. Он как наяву представил две Тёмные башни на краю Ривергарда, в которые, по слухам, навечно запирают самых опасных преступников страны.

– Да, – не стал его жалеть Борис, – и тебе нужно быть очень осторожным, если ты не хочешь порадовать Надзорный департамент подарком в виде ещё одного одарённого для их экспериментов.

– Еще одного?!

– А ты думал, что мы с тобой два таких феномена на всю страну? – усмехнулся он. – Нет, мой мальчик, несмотря на то, что говорят в гимназиях, такие, как мы, продолжают рождаться на этой земле, но судьба их в основном незавидна. Нет, – увидев выражение лица мальчика, отрицательно покачал головой Борис, – я говорю не о смерти. Мы им нужны как воздух, но в положении рабов. Хочешь знать зачем?

– Нет, – замотал головой Рэм, мысленно представляя себе открывающуюся перспективу. Постоянно скрывать свой дар и бояться, что рано или поздно в твою дверь постучат ищейки Надзорного департамента – судьба не из лучших. – Я не хочу этого знать и учиться управлять своим «даром» тоже не хочу. Я просто хочу быть акробатом в вашем цирке.

– Тогда будь им, – Борис мягко улыбнулся, – это только твой выбор. Хотя я не думаю, что у тебя получится убежать от себя.

– Это мы еще посмотрим, – упрямо сказал Рэм, но всё же решил уточнить: – А вы не расстроитесь из-за того, что я не хочу быть таким же, как вы?

– Рэм, – медленно и веско произнес Борис, глядя мальчику прямо в глаза, – ещё раз повторяю, ты – человек силы, но как дальше жить – решать только тебе, так что думай столько, сколько нужно. Тем более, что осень – это отличное время для размышлений.

* * *

После этого разговора жизнь пошла своим чередом. До обеда Рэм тренировался с Марком и Мэри, затем прибегал Рико, с которым по молчаливому договору они больше не вспоминали эту историю, и уже вдвоём бежали купаться на море. Дни стояли такие тёплые, что взрослые удивлённо качали головами, а радостная детвора всё свободное время проводила в Тихой бухте, наплевав на домашнее задание из гимназии. Хотя, по словам той же Лерки, которую они регулярно встречали на пляже вместе с Верным, учителя особо не зверствовали.

Приехав в Старую крепость, Рэм сразу заметил, что люди здесь гораздо более открытые, чем в Зелёных холмах, где всё подчинено правилам. У местных же то ли отношение к жизни было попроще, то ли от столицы они находились подальше, но в большинстве своём все они были улыбчивы и открыты. Тётка, торгующая на пристани мелкими жареными креветками, могла запросто угостить горсткой проходящего мимо мальчишку, а рыбак отдать часть своего улова соседу, у которого за домашними заботами не нашлось времени выйти в море. Дышалось здесь свободнее, хотя в городе присутствовали и полиция, и представительство Надзорного департамента, расположенные в большом двухэтажном каменном здании легкомысленно-голубого цвета, да и Храм судьбы тоже имелся. Тем более непонятной была такая лёгкость нравов при перманентности тайной, но от того не менее ожесточенной войны, которую законники вели с контрабандистами. Те не только торговали с соседними странами запрещёнными товарами, но и активно помогали не желающим дожидаться прихода Эры всеобщего благоденствия сбежать из Дримии морем. Ещё были егеря, кто отлавливал беглецов по лесам, но они редко появлялись в городе.

Он наслаждался этой осенью, более похожей на позднее лето, и был счастлив как никогда в жизни. Вместе с Рико они облазали весь город, путались под ногами у моряков в Порту, клянчили сушёную рыбку у торговцев на Большом торге, там же помогали перетаскивать дыни и арбузы из фермерских телег, за что получали жёлтый или полосатый плод в награду. Затем бежали вверх к возвышающимся над портом развалинам старой крепости, благодаря которой город и получил название. Сидя на нагретых солнцем камнях, лакомились сладкой липкой мякотью и разглядывали мерно качающиеся на волнах корабли. Несмотря на закрытость страны, кое-какая торговля с соседями всё же велась.

Единственное, что немного портило Рэму безоблачное существование, – это червячок сомнения, оставшийся после разговора с Борисом. Верно ли он поступил, отказавшись учиться? Но эти мысли оставались где-то там, в глубине сознания, Рэму было пятнадцать лет, и более важными казались совершенно другие вещи.

Всю свою жизнь, он слышал о том, что дар – это зло, но какое зло могло быть от выросшей за секунду ромашки или спасения щенка? С другой стороны, не зря же одарённые остались в прошлом и сейчас о них почти никто не помнит, так зачем становиться одним из них? Сейчас у него было всё, о чём мальчик из крохотного северного городка не мог даже мечтать. Ему нравилось управлять своим телом, чувствовать его и осваивать все новые и новые трюки. Нравилась цирковая дорожная жизнь, этот город и тёплое море. Но он не мог просто так отмахнуться от того чувства, которое зародилось в нём, когда он услышал первую в своей жизни сказку. Чувство чего-то невозможного, невероятного, неизведанного. Рэм хотел быть причастным к этому, его пугал и манил тот запретный мир. Да и Борис, он же тоже обладал даром и спокойно катался по стране, используя его прямо на глазах у множества зрителей, а не сидел в Тёмных башнях…

В тот день они с Рико, набегавшись по городу и всласть накупавшись, лежали на тёплом песочке в Тихой бухте. Ночи стали холоднее, деревья начали стремительно желтеть, и откуда-то с моря время от времени вдруг налетали холодные ветра, но солнце всё ещё исправно грело воду, и городская ребятня вовсю пользовалась теперь уже точно последними тёплыми деньками.

– Что там за суета? – поднялся на локте Рико, глядя на ту самую скалу, под которой находилось Око утонувшего бога. Так поэтично местные почему-то называли то скопление рифов, о котором они уже когда-то рассуждали.

На небольшом пятачке и правда что-то происходило. Там было четверо или пятеро ребят, с их места было точно не разглядеть, о чём-то оживлённо спорящих. Но вот они замерли, и от общей группы отделился один невысокий худой мальчишка, примерно нашего возраста.

– Да это же, Себ! – удивлённо воскликнул Рико, приложив к глазам ладонь, и добавил в сердцах: – Вот дурак!

– Он что, – спросил Рэм разом осипшим голосом, – собирается прыгать?

– Собирается, – дёрнул щекой Рико и, не отрывая взгляда от скалы, пояснил свои слова: – Это Агатка во всём виновата, пигалица кудрявая. Выбрать она, видите ли, никак не может, с кем на набережную гулять ходить. Вот эти два идиота – Себастиан и Вячек – и придумали таким образом спор свой разрешить. Они ж друзья, драться не будут, а как ещё узнать, кому судьба?

– Можно было бы камешки бросить, – предложил Рэм первое, что пришло в голову, глядя на разворачивающееся перед глазами действо.

– Да кто ж судьбу камешками-то проверяет? – он так удивился, что даже отвёл взгляд от скалы и посмотрел на друга с жалостью. – У вас что, так делают?

– Да у нас никак не делают, – огрызнулся тот. Может, народ у них в городке был не такой горячий, как южане, или законники выполняли свою работу с большим рвением, но ни о каких испытаниях судьбы в Зелёных холмах он ни разу не слышал. – За такое и на исправиловку загреметь можно.

– Ну да, – согласно кивнул Рико, – можно, если узнают. Только иногда, когда нужен настоящий ответ, от которого зависит твоя жизнь, получить его можно, только испытав судьбу. Вот они и испытывают.

– Почему же ты их тогда идиотами назвал?

– А как их ещё называть? Они же это из-за девчонки делают.

Тем временем незнакомый мальчик подошёл к самому обрыву, посмотрел вниз, постоял так немного, затем быстро отошёл назад, разбежался и прыгнул.

– Ну, Себ, давай же! – в момент отрыва от скалы тихо прохрипел Рико, сжимая кулаки.

Прыгун плавно по дуге падал вниз. Мгновение – и они уже видят брызги, взлетающие на месте его входа в воду. Ещё несколько ударов сердца, и над поверхностью моря появляется голова, озарённая клонящимся к закату солнцем. Взрослых на пляже не было, а ребятня, как и мы, замершая в момент прыжка, едва увидев вынырнувшего мальчишку, разразилась приветственными криками и хлопками в ладоши. Тот помахал рукой в ответ и быстрыми уверенными гребками поплыл в сторону берега. Но далеко от Ока отплывать не стал. Закачался на зеленоватых волнах, задрав голову вверх. Даже отсюда было видно, как по его бронзовому от загара лицу скатывались мелкие капельки воды.

Мир вдруг стал для меня таким чётким, что я сейчас вообще видел всё: капельки на лице Себа, прядку льняных волос на голове замершего на краю обрыва второго прыгуна, которую трепал вечерний бриз. Рэм видел напряжённые лица товарищей, стоящих за его спиной, камешки, катящиеся вниз по скале. Время как будто замерло, и он отчётливо понял, что сейчас что-то произойдёт.

Вот мальчик отходит от обрыва, как казалось Рэму, очень медленно, сосредоточенно хмурит брови, начинает разбегаться и немного, еле заметно, поскальзывается в тот момент, когда отталкивается от края обрыва. Он всё-таки взлетает вверх, но как-то неправильно, и время отмирает. До моих ушей долетает слитный выдох тех, кто находится на пляже, и Рэм, продолжая следить за полетом Вячека, видит краем глаза, как качающийся на волнах Себ стремительно срывается со своего места. Только помочь сопернику он уже не мог. Никто не мог…

Ветер всегда любил играть с птицами. Правда, там, где он впервые осознал себя – высоко над вершинами снежных гор – их не было, и потому он спускался в зелёные солнечные долины, где пернатых было предостаточно. Большие и маленькие, они летали над зелёными лугами, полными вкусных жучков, парили на высоте, в тёплых потоках воздуха, выслеживая добычу покрупнее, или же просто спали в кронах деревьев, спрятав голову под крыло. Ветеркок любил неожиданно подкрасться и так дунуть, что они порскали прочь, или выбить из-под крыльев тёплый воздушный поток, после чего гордые орлы и ястребы с возмущённым клёкотом начинали быстро работать ими, вновь набирая высоту. Любил он и пошуметь кронами деревьев на рассвете, будя еще спящих летунов, зовя их поиграть в этот новый прекрасный день. Затем он вырос и вместе с другими взрослыми ветрами начал облетать вокруг планеты, гоняя облака и принося дожди туда, где они были нужны. Но, даже став взрослым, он не забыл про свою любимую игру.

Сейчас они проносились над морем, и он видел накатывающиеся на берег волны, рождающие пенные брызги, корабли с белыми парусами, которые так забавно гонять по морской глади, скалы, с мелкими букашками, копошащимися над ними. Вот одна из них сорвалась вниз, и ему неожиданно сильно захотелось поиграть с этой букашкой, как раньше с птицами, подтолкнуть её вперёд, выровняв неправильный полёт…

– Судьба, – хрипло выдохнул Рико в звенящей тишине, после того как до их слуха донёсся звук упавшего в воду тела. Рэм не видел, как это произошло, так как позорно закрыл глаза, ушёл в себя, в свою собственную маленькую сказку про ветер и волны. Она была для него такой реальной, что он первые несколько мгновений пытался понять, что произошло. На берегу стояла полная тишина. Все смотрели, как мальчишки плывут к берегу. Мальчишки? Двое мальчишек плывут к берегу!

– Что, – Рэм хрипло откашлялся, – что произошло?

– Ты разве не видел? – удивленно глянув на друга, тихо спросил Рико.

– Нет, – кажется он немного покраснел, – я закрыл глаза.

– Понятно. Вячек неудачно оттолкнулся от скалы, наверное, камешек попал под ногу. Он летел прямо на камни, но где-то на полпути вниз его как будто что-то толкнуло в спину, и он попал, – Рико рассказывал и сам до сих пор не верил в произошедшее. – Попал прямо в Око!

– Но так же не бывает.

– Борис говорит, что если очень верить в чудо, то оно обязательно произойдёт. Наверное, очень много ребят здесь захотели, чтобы так случилось, – тут на его лице мелькнула какая-то мысль, и он серьёзно посмотрел на товарища. – Или среди них оказался один, который действительно мог что-то изменить.

Судьба

Пока Рэм и Рико медленно шли с пляжа, мальчишки обступили ошалевшего от случившегося Вячека. Они будто пытались прикоснуться к тому чуду, которому стали свидетелями. Да, это было чудо, но, похоже, помог ему произойти именно он – Рэм. Верить и дальше в случайность происходящих вокруг него невозможных событий было глупо. Особенно после всего того, что рассказал Борис. Когда эта простая мысль дошла до разума юного акробата, ему одновременно стало очень страшно и как-то легко. Его мир встал с ног на голову, и в нем не осталось практически никаких опор. Так какой смысл бояться, если ты уже летишь с обрыва? Самое время было научиться летать.

Всё то, что ему говорили раньше и во что он сам свято верил, оказалось неправдой. Будущее, в одночасье переставшее быть определённым, пугало и манило своей полной неизвестностью. Да и мало кто в пятнадцать лет боится чего-то по-настоящему – в этом возрасте все бессмертны. И ещё он понял, что Борис рассказал не всё.

В цирковом лагере директор цирка появился ближе к вечеру. Мрачный и усталый. Глянул на Рэма пристально и тут же оказался в полной власти возникшего из ниоткуда Ешко. Хозяйственные дела – лагерь пора было готовить к зимовке – заняли примерно два часа его времени, которое Рэм провёл, бесцельно слоняясь между фургонов, погружённый в свои мысли. Они то поднимали его к самым облакам, то вновь опускали на землю, когда он вспоминал про Законы, ищеек Надзорного департамента и Тёмные Башни.

– Ты хотел со мной о чем-то поговорить? – неслышно подошедший Борис, положил руку на плечо. Рэм вздрогнул.

– Я… я хочу научиться управлять своим даром, – тихо, но твёрдо ответил он.

– Пойдём, – Борис развернул его в сторону моря и пошёл впереди.

Уже стемнело. На низкое южное небо высыпали мириады звёзд. Они шли сквозь высокую траву к холму, возвышавшемуся неподалеку от тропинки, которая вела вниз в Тихую бухту. Громко стрекотали кузнечики, замолкая при их приближении. От остывающей земли поднимался тёплый воздух, пахнувший мёдом.

– Хорошо, – Борис огляделся вокруг, – здесь никто не помешает нашему разговору. Рассказывай, что случилось.

Мы взобрались на вершину небольшого холма и сели прямо на еще хранящую дневное тепло землю. Снизу доносился размеренный рокот волн.

Рэм рассказал.

– Начнём с того, что это было очень глупо, – начал Борис и испытывающее посмотрел на него. – Но есть здесь и моя вина: не думал я, что твой дар начнёт раскрываться так быстро и так… странно. Тем более, что, как мне показалось при прошлом нашем разговоре, тебя не сильно вдохновила перспектива учиться им управлять.

– А если бы вам, которому всю жизнь говорили «это чёрное», вдруг заявили, что нет, «это белое», вы бы сразу согласились и принялись считать по-другому? – огрызнулся юный акробат. – Да и не собирался я ничего делать, просто так получилось.

– И как, – с невесёлой улыбкой спросил он, – понравилось?

– Мне, – Рэм запнулся, подбирая слова, – мне до сих пор немного не по себе от того, что я могу сделать, и я не знаю, как отнесутся к этому окружающие. Но, – он посмотрел в глаза Бориса, – я ни капельки не жалею о том, что сделал сегодня. Если это действительно я помог тому мальчику, то вновь сделал бы то же самое. Если моя сила может помогать людям, то я хочу научиться ею управлять.

– Хорошо, что я в тебе не ошибся, – он серьёзно выслушал слова мальчика, затем немного помолчал. – Ты всё сделал правильно, но проблема в том, что, спасая одного человека, ты мог погубить нескольких.

– Как так? – не понял тот.

– Как ты уже понял, я рассказал тебе не всё. Наверное, это моя вина, но кто же знал, что ты способен на такое? – Борис покачал головой в такт своим мыслям и тихо продолжил. – Как ты знаешь, на таких, как мы, идёт охота, и за три сотни лет охотники очень хорошо научились выслеживать своих жертв. Дело в том, что применение дара, особенно дара сильного, рождает эхо, и есть люди, которые умеют его слышать.

– Законники? – вырвалось у Рэма, а по спине пробежал озноб. Мысль о том, что кто-то мог «услышать», что он сегодня сделал, и направить по следу охотников, вновь всколыхнула все его страхи. Если Рэма найдут в цирке и отправят в Тёмные башни, то Борису, укрывавшему преступника, тоже не поздоровится, а может, и всем остальным. Что он наделал?

– Нет, они вступают в игру позже, когда добычу нужно загонять, но сейчас мы поговорим о другом, – Борис посмотрел на его побелевшее лицо и понял ход моих мыслей. – Да расслабься ты, на этот раз нам повезло. Уж не знаю как, но эха от твоего дара не было, и с этим ещё предстоит разобраться. Я сам узнал обо всём совершенно случайно. – Он помолчал и неожиданно спросил: – Почему ты хочешь научиться управлять даром?

Рэм задумался, собирался с мыслями. Его все еще била нервная дрожь, но страх уже отпустил.

– Сегодня я спас человека и, наверное, могу спасти больше, – он помолчал. – Ещё я не хочу бояться, я хочу стать сильнее, чем они.

Борис пристально посмотрел ему в глаза, затем кивнул.

– Я помогу тебе и с первым и со вторым, но для начала ты должен понять, кто такие эти «они», кто наш враг. Для этого нужно начать с истории, но предупреждаю: она будет сильно отличаться от той, что преподают в гимназиях. – Борис сорвал травинку и прикусил её зубами. Стрекотали цикады. – Три столетия назад наша страна, как ты знаешь, называлась Межгорьем, и тогда она находилась на грани выживания. Постоянные войны с соседями, непрекращающиеся конфликты внутри страны, шайки разбойников, ставших хозяевами дорог и фактически отрезавших города друг от друга. Продажные чиновники, заботящиеся только о своей мошне, повальная бедность и голод. Об этом в гимназии не врут. Страна действительно распадалась на части, и оставалось совсем немного до полного краха, когда решили вмешаться Сказочники. Для простоты назовём их самыми сильными волшебниками того времени, хотя они были чем-то большим и всегда помогали простым людям: лечили, защищали, когда могли, учили. Единственное табу, которое они никогда не нарушали, – это вмешательство в дела правителей. Они считали, что свою судьбу люди должны были выбирать сами и сами же нести ответственность за этот выбор. Чаша терпения Сказочников переполнилась, когда от голода и эпидемий начали умирать целые села, а потом и города. Точечными методами ничего исправить уже не получалось – даже их сил не хватало на то, чтобы накормить и вылечить целую страну. Сказочников было не так много, и они просто не успевали помогать, зло было повсюду. Тем более что остальным людям силы не было никакого дела до простых людей. Тогда Сказочники со всей страны собрались на Большой совет, чтобы решить, что делать дальше. Он проходил на берегу реки Быстрянки и впоследствии получил название Камышовый.