Читать онлайн Живи, вкалывай, сдохни. Репортаж с темной стороны Кремниевой долины бесплатно
Corey Pein
Live work work work die: a journey into the savage heart of Silicon Valle
© 2017 by Corey Pein
© ООО «Индивидуум Принт», 2019
* * *
Vom Affen zum Roboter[1]
Современный человек никогда не спрашивает себя, чем ему придется заплатить за свою мощь. Именно этим вопросом мы должны задаваться.
– Жак Эллюль. Технологическое общество, 1954
Введение. Миллиардер или пропал
Самые упертые еретики выходят из наивных верующих. Это мой случай. В детстве я сам научился кодить на пыльном старом Commodore 64. По правде, я должен был стать миллиардером-вундеркиндом еще до второго курса колледжа. Но облажался. Вместо того чтобы, пропуская занятия, придумывать в общаге сайт, который перевернул бы мир, я поддался искушению в лице музыки, книг и девушек. Как недальновиден я был! Как далеко свернул с пути! Мой потенциальный доход резко упал, когда я перестал писать программное обеспечение и начал писать для газет. В последующие годы, когда сдуру выбранная мной профессия стала жертвой цифровой революции, я с завистью смотрел на технарей, победителей, первопроходцев. У них были идеи. У них был кураж. А главное – у них были деньги. Почему я не на их месте?
В 2010 году мы с моей девушкой уволились из газеты и сбежали в Англию, где я открыл свой первый стартап. Это был нишевый новостной сайт[2]. Ревностно следуя примеру тех восторженных «журнисменов»[3], что были до меня, я привел стартап в движение самой дешевой рабочей силой – своей собственной. Через два года работы по двенадцать часов в день издателем, разработчиком, редактором и репортером голова у меня пошла кругом. Я погрузил сайт в спящий режим и вышел на другую работу. Мой первый стартап потерпел неудачу. А значит, потерпел неудачу я. Какие еще могут быть объяснения? Каждый знал, что интернет – это свободная и лишенная трения среда обмена, где все играют на равных, а лучшие идеи неизбежно пробиваются наверх. Эту основополагающую интернет-риторику все повторяли как писание, а под сомнение ставили только чудаки и циники. Конечно, все это чушь собачья, но тогда я этого еще не понимал.
Решив сменить карьеру, я пристрастился к чтению техблогов. Сначала я обращался к ним за помощью в решении мудреных прогерских проблем. Но вскоре это вошло в привычку, и в ложной уверенности, что стану более «продуктивным», я пролистывал все мотивационные статьи и руководства по саморазвитию с этих сайтов, большинство из которых было нацелено на начинающих стартаперов вроде меня. Валяясь в постели с затекшей от держания смартфона рукой, я искал утешения в жизнерадостном потоке обновлений на Hacker News – технарском форуме венчурного фонда и инкубатора стартапов Y Combinator. Площадка казалась более-менее престижной, а комментаторы – осведомленными.
Заголовки вдохновляющих назиданий на Hacker News убеждали меня, что я не одинок: «Лажай быстро, лажай часто и лажай нарочно», «Накосячить быстро – значит… накосячить много» и, самое емкое, «К успеху через провал». Я принял все это близко к сердцу. Свои косяки я переосмыслил как этап развития личности. Дело не ограничилось тем, что я взял себя на поруки. Я не просто сменил карьеру и вскочил на уходящий поезд под названием «Учитесь кодить». Я все больше увязал в показушной идеологии. Как бы я ни гордился тем, что получал новые «ценные» навыки (я могу развернуть приложение на Ruby on Rails! могу управлять виртуальным сервером!), я не осознавал, что превратить эти навыки в источник дохода можно лишь подчинившись экономике цифрового мира, где законы устанавливают гигантские корпорации. Будучи неугомонным владельцем веб-сайта и начинающим журнисменом, я был похож на теленка, возомнившего себя владельцем скотобойни.
В 2012 году я устроился на работу в передовое онлайн-фотоагентство Demotix, которое продавало труд внештатных фотографов новостным изданиям по всему миру. Когда меня назначили главным редактором, в Demotix состояли уже тридцать тысяч фотографов и небольшой штат сотрудников. Офис с открытой планировкой, креслами-мешками и эспрессо-машиной производил впечатление правильного техстартапа. Он был втиснут в лондонское подразделение своего крупнейшего инвестора – Corbis Corporation из Сиэтла, принадлежавшей Биллу Гейтсу.
Как только я пришел туда, Corbis полностью выкупила Demotix. Учредители – которые хотели как лучше, полагаю, – вышли из доли с концами. Нам сказали, что это отличная новость. «Сделка стала гигантским шагом по направлению к нашей цели», – говорилось в официальном заявлении. Далее обещалось, что Corbis сохранит наши «ценности поддержки свободы слова и освещения тем, которым уделяют недостаточно внимания». Я гадал, насколько большим сделает мой редакционный бюджет Гейтсов подарок небес – пяти- или шестизначным?
Горькая правда открылась, когда на встречу прилетел менеджер Corbis из Нью-Йорка. Я прозвал его Трутень. Кичившийся тем, что не читает газет – наших главных клиентов, – он каким-то образом оказался ответственным за «новости, спорт и развлечения». Трутень приветствовал нас презентацией PowerPoint – полагаю, в их сиэтлском гнезде так было принято здороваться. Затем мы по очереди небольшими группками подсаживались к Трутню на двуместные красные диванчики. Гнусно ухмыляясь, он объяснил нам новые реалии. «Corbis заботят две вещи, – сказал он. – Первая – это прибыль. Другая – подрывные инновации. Уверен, Билла особенно интересует вторая часть: подрывные инновации».
Мы молча уставились на него. Я знал, что мои английские коллеги могут так и застыть навсегда в неловкой тишине, но из всего следовало, что Трутень ждет ответа. Раз он поднял денежный вопрос, я объяснил, что многие наши фотографы залезают в долги – не говоря уже о рисках ареста, похищения и смерти, – чтобы попасть в зоны военных действий и отправлять оттуда фотографии нашему маленькому стартапу. С огромными ресурсами Corbis, возможно, мы могли бы обеспечить этих фотографов базовым окладом – скажем, 100 долларов в день? «Этого не будет – никогда», – сказал Трутень. То же самое касалось страховки.
Это было только затравкой. Corbis, оказалось, совершенно иначе представляла, какими должны быть новости, выражала недовольство тем, что мы слишком много внимания уделяем уличным протестам и заводским пожарам в далеких странах. Это слишком сложно. Слишком мутно. Вместо этого руководство хотело, чтобы наши уличные фотографы гонялись за звездами реалити-шоу на мероприятиях с красными ковровыми дорожками. Кардашьянов много не бывает, по-видимому. Трутень ясно дал понять, что Corbis с радостью продолжит получать новостные снимки боевых действий из Сирии, Мали или какой-нибудь другой жалкой страны, погружающейся в ад, при условии, что мы не будем ни во что ввязываться, когда наши фрилансеры попадут в беду.
Достаточно скоро мы, смиренные наймиты, обнаружили, что Трутень вынашивал тайный план сократить штат вдвое. К слову, он хотел взять на себя мои ключевые обязанности главного редактора, чтобы я отвечал за «комьюнити» или какую-нибудь такую пургу. И я уволился.
Несколько лет спустя Гейтс продал Corbis китайскому дистрибьютору своего главного конкурента, Getty Images. Demotix вдруг заглох, бросив тысячи фрилансеров – многие из которых, опять же, находились в опасном положении – без средств на заданиях и отрезав им доступ к изображениям, загруженным на серверы Corbis. Среди прочего был продан обширный архив исторических фотографий Corbis, включая знаменитое фото «неизвестного бунтаря» с протестов на площади Тяньаньмэнь. Гейтс продал этот культовый символ мужества и инакомыслия компании, которую обязывало подвергнуть снимок цензуре китайское правительство.
Кончив работать на дядю, я несколько дней купался в лучах своей праведности. «Уверен, скоро снова начну писать», – говорил я друзьям. Следующий год я провел, не вылезая из пижамы. Было понятно, что пришло время взять себя в руки и найти, где можно еще накосячить, но где?
Я рассмотрел свои варианты. Можно было еще раз испытать удачу в очередном скороспелом стартапе. Можно вернуться к своей умирающей профессии – печатной прессе. Или опять мыть полы, чем я занимался после колледжа. Что же пошло не так? Что есть такое у Билла Гейтса, чего нет у меня, – не считая миллиардов долларов? Эта мысль в конечном счете привела меня к осознанию, что решение всех моих проблем было простым: следовало стать миллиардером, подобно моему бывшему боссу.
Миллиардерство – вот, бесспорно, самая желанная карьера XXI века с многочисленными преимуществами перед таким востребованным видом занятости, как офисное рабство. А ее трудовые льготы ни с чем не сравнимы! До учреждения в 1901 году U. S. Steel в мире не было ни одной компании-миллиардера, не говоря уже просто о миллиардерах. Никогда столько людей не становилось миллиардерами, как сегодня, – их уже две тысячи и становится все больше, что «группа по мировому благосостоянию» Forbes назвала бешеным скачком вверх. Их влияния не избежал практически ни один аспект геополитической арены, природной среды или человеческого опыта. Самая же горячая фабрика миллиардеров Америки находится в наиболее хайповом и наименее изученном из всех растущих пригородов – Кремниевой долине.
Столица подрывных инноваций и родина героев хайтека, Кремниевая долина искусительной сиреной манит амбициозных, опытных и продвинутых со всего мира. Ее особый подход к накоплению богатства – назовем это «способом Кремниевой долины» – одобрил сам Барак Обама. В ежегодном президентском обращении он пообещал поддержать «всех рискующих и предпринимателей, стремящихся стать следующим Стивом Джобсом».
Ей-богу, почему бы нам всем не войти в этот верхний один процент?
Вопреки тому, что вы слышали, работа на износ по выбранной специальности – наитупейший способ войти в клуб миллиардеров. В Кремниевой долине – этой теплой, зовущей колыбели беспощадного предпринимательства – самые видные в мире менеджеры и IT-специалисты нашли кратчайший путь к сказочным богатствам. Приручив чудодейственную силу интернета, казалось, любой нищий дурак – или дура – может обернуться современным подобием феодального лорда. Ежегодный «Индекс Кремниевой долины» – экономический отчет местного аналитического центра и общественного фонда – в деталях показывает, насколько хорошо идут дела у Кремниевой долины сравнительно с остальной страной. В докладе отмечается, что с 2007 года – прелюдии к мировому экономическому кризису – количество рабочих мест в Кремниевой долине заметно выросло, тогда как в целом Соединенные Штаты в лучшем случае по-прежнему стагнируют. Господствующий класс долины – основатели стартапов, инвесторы, руководители-акционеры, получающие вознаграждение посредники – преуспел больше всех. Устремления компаний, которые когда-то ограничивались железом и софтом, стремительно охватывают такие области, как госуправление, финансы и биология. Честолюбивые выпускники Лиги плюща, некогда стекавшиеся на Уолл-стрит, собирают манатки и двигают на запад. CNBC сообщил, что «все большее число финансистов и выпускников бизнес-школ толпами валят в техиндустрию, забросив карьеры в банках». Забудь о Goldman Sachs. Думай о Google.
Можете не сомневаться: единственный залог долгосрочного выживания в надвигающиеся тощие годы – располагать небывалым материальным благосостоянием Всем будет наплевать, как вы получили свои деньги. С уровнем неравенства, достигшим исторических отметок, выбора вообще нет – либо ты миллиардер, либо пропал. Сейчас вы могли усмехнуться, но совершенно точно пожалеете об упущенных возможностях стать миллиардером, когда роботы займут ваше рабочее место, а вы не сможете позволить себе топливосберегающий автомобиль, который сделал бы экономически целесообразными изнурительные часы извоза для Uber. Кроме того, вы правда хотите работать всю оставшуюся жизнь? Конечно нет. Никто не хочет. Уж точно не я.
Когда я начинал писать книгу, ее рабочим названием было «Как заработать 30 миллиардов долларов способом Кремниевой долины». Моя идея состояла в том, чтобы раскрутить техстартап и стать неприлично богатым, работая над книгой о том, как раскрутить техстартап и стать неприлично богатым – способом Кремниевой долины! Я уже дважды облажался на этом, но еще не пробовал косячить на самом горячем в мире рынке стартапов – в области залива Сан-Франциско. Покинул дом я с самодельными визитками и ворохом сырых идей. Вероятно, самая глупая из них состояла в том, что я мог безопасно прыгнуть ласточкой в высыхавший на глазах детский бассейн, которым была стартап-тусовка Сан-Франциско, не нанеся себе необратимых повреждений. Ждала меня там, ясное дело, не золотая жила и даже не пирит – там был лишь холодный цемент.
Реальная проблема заключалась не в несвоевременности или халтуре, хотя не обошлось без того и другого. Она заключалась в том, что я совершенно запутался. Еду ли я как журналист или как бизнесмен? Я обманывал себя, что смогу исполнить обе роли, не впав в непримиримые противоречия. Как бы не так. Моя журналистская миссия была вдохновлена переполнявшей меня враждебностью к техиндустрии. В конце концов, это она лишила меня средств к существованию, оставив на ужин одни лишь мемы. Это она похитила моих друзей и ежедневно присылала требования о выкупе под названием Facebook, где они уверяли, что все хорошо, с ними чудесно обращаются и превосходно кормят, но меня не проведешь. Технологические гиганты растоптали все, что приносило в этом мире удовольствие. Они не остановятся, пока абсолютно все не сведется к одной хрени: спине за ноутбуком. Между тем предпринимательская миссия требовала внешне чествовать то, что я ненавидел внутренне. Я сам себя загнал в безвыходное положение. Со временем противоречия вымотали меня настолько, что я, свернувшись в позе эмбриона, лежал на продавленном матрасе в снятой на Airbnb конуре среди пустых пивных бутылок и маленьких печальных сувениров из предыдущей жизни.
Моя двойная роль журналиста и бизнесмена также привела к разного рода этическим дилеммам и конфликтам интересов. Эту двусмысленность я раз за разом ставил себе на службу. Например, рэкетиры с техконференций разводят на сотни или тысячи долларов лохов, простаивающих очереди, чтобы вживую послушать аналог «магазина на диване» от ботана статусом чуть повыше. У меня просто не было денег на все эти конференции, но я знал, что как репортер и автор могу бесплатно намутить VIP-проходки, лишь намекнув на возможность публикации. Что и делал при любой возможности. Были и другие случаи, не утруждавшие меня необходимостью распространяться о своей журналистской деятельности. Я регулярно говорил всем, что пишу книгу о технологиях. Но почти никого не просил дать интервью. Я просто исходил из того, что все разговоры идут под запись. И почти никто не просил не цитировать их. Конечно, я никогда не уточнял, какого рода книгу пишу. И был осмотрителен. Мой блокнот больше пролежал в кармане, чем в руках. Однако я же не террорист. Я убежден, что гражданские лица требуют особого отношения. Поэтому когда использовать настоящие имена было несправедливо – моих сожителей, например, – я их выдумывал. Здесь нет «собирательных» персонажей. Все написанное происходило на самом деле, иногда не в таком порядке. Цитаты приводятся с максимальной точностью по моим воспоминаниям и проверяемым источникам. Это журналистика не строгих принципов, но она правдива. Я надеялся получить как можно более подлинный предпринимательский опыт без фальшивого притворства «работы под прикрытием». Оглядываясь назад, я понимаю, что было бы намного проще выдумать себе имя, подделать резюме и броситься во все тяжкие. Но лжец из меня так себе, и весьма вероятно, что моя безумная схема скрывала некую тягу к саморазрушению.
Больше всего в Кремниевой долине в те пьянящие дни 2015 года удивляло, что большинство людей не смеялись мне в лицо, когда я говорил, что планирую в два счета срубить миллиарды долларов на стартапе, о котором никто не слышал. Только там и только тогда такие чудеса были обычным делом – по крайней мере, если вы верили прессе. Взгляните на Uber! Он явился из ниоткуда. Snapchat! Instagram! Facebook! Каждая из этих историй, казалось, подтверждает наш национальный миф: если хорошенько поработать, будут вам молочные реки с кисельными берегами. Это полная херня. 99,99999 % из нас смогут стать миллиардерами исключительно в результате некоего Веймарского экономического катаклизма[4], после которого мы ломанемся с тележками, груженными банкнотами крупного номинала, к опустевшим продуктовым магазинам и будем выстаивать длиннющие очереди, чтобы купить черствый хлеб и мюсли из опилок. Вылетев в Сан-Франциско в 2015 году, я не понимал того, что мне представляется очевидным сегодня: деньки эти могут наступить гораздо быстрее, чем кажется большинству «разумных» людей.
I. Бедные победители
Спустя считанные часы после прибытия в блестящий потребительский рай Сан-Франциско времен экономического бума мне начали впаривать халяву. Халявные закуски, халявное бухло, халявные футболки, халявные цацки, халявное продвижение своего бренда, халявные советы – бери не хочу, все расписано корпоративными лого и подарено в конечном счете некими благотворителями, которые светились крайне редко. По крайней мере, перед нами, смертными. Никто и не ждал, что квазимифическая элита техиндустрии снизойдет до таких, как мы; она обитала в высших сферах с видами на залив и прислугой-роботами. Я принимал халяву за то, чем она и являлась: не просто проявление чьей-то щедрости, а манна небесная, ниспосланная невидимой рукой венчурного капитала.
Первым, что я получил задарма, был ярко-розовый купон, который я выудил из корзины рядом с кассовым аппаратом. Купон даровал бесплатную ознакомительную поездку от второго по популярности городского «приложения для трансфера» Lyft. Фирменная замена гласной показалась мне отвратной (просто Lift оставить было нельзя?), равно как и слишком манерный логотип в форме усов. Однако, как говаривала моя жена, я был чересчур «прижимистым», чтобы из-за эстетических соображений не сэкономить 25 долларов. Поэтому я установил приложение Lyft на телефоне, позволил компании отслеживать геолокационные данные и бог знает что еще и вызвал автомобиль, который должен был довезти меня с багажом к новой берлоге через весь город.
Когда я поднял глаза, у бордюра уже пыхтела тачка. Раньше я никогда не пользовался приложениями типа Lyft, поэтому не думал, что машина нарисуется так быстро. Я несколько минут постоял, бесплодно изучая горизонт. Водительницу это нисколько не раздосадовало. Казалось, она даже рада передышке.
Симона[5] выглядела изнуренной. Ее можно было понять. Она была образцом микропредпринимателя XXI века, чей труд грубо эксплуатируют. Жительница Окленда, она рано вставала, чтобы добраться до центра Сан-Франциско, где две смены водила школьный автобус. Для Lyft она развозила клиентов в обеденный перерыв и после смены до самого сна. Работодателей, для которых Симона была контрактником на полставки, уровень ее усталости за рулем не заботил. Повышения она не ждала. «Хотелось бы уже завязать с Lyft, – поведала она мне. – Я тут просто делаю кого-то другого богатым. А могла бы посвятить это время своей компании».
В Голливуде у всех есть незавершенный сценарий. В Заливе у всех есть техкомпания «почти что серии „A“»[6], работающая в «стелс-режиме» (то есть денег нет, но есть идея, якобы секретная, но на деле только и ждущая признания). «Что у тебя за стартап?» – спросил я. Она не спешила с ответом. Затем осведомилась, не религиозен и не обидчив ли я часом. «Не особо», – заверил я ее.
Пока машина медленно пересекала район Тендерлойн – под автострадами, мимо оживленных лагерей бездомных и освещающих сумерки горящих мусорок, – Симона рассказала мне о своей компании. Называлась она Racy Ladeez – «Игривые дамочки». Разработку сайта Симона оплатила из своего кармана. Это был каталог секс-игрушек с подробными инструкциями для новичков и… «демонстрациями». Само собой, меня это заинтриговало. Однако я так и не понял, какой фишкой Симона собиралась покорить насыщенный рынок секс-товаров – за исключением, быть может, того, что чернокожим женщинам из рабочего класса вроде нее удобнее заказывать дилдо онлайн, чем изучать витрины в секс-шопах в центре города, где полно белых яппи. Хоть в бизнес-плане Симоны и могли зиять дырки, то же самое не помешало тысячам гораздо более глупых стартапов привлечь крупные инвестиции. И уж точно я не мог осуждать ее за энтузиазм. «Я в курсе, что могу стать малышкой на миллион!» – сказала она, когда мы припарковались. Я пожелал ей удачи, помахал на прощанье и стал изучать окрестности.
Среди бетонной паутины возвышающихся хайвеев и серых складов сияла новая многоэтажка. Где-то внутри и был мой новый дом. Я донес сумки до входной двери, на которой была любопытная надпись. «ЖИВИ/ВКАЛЫВАЙ», – гласила она. Быть может, она указывала на прогрессивное и многофункциональное градостроительное зонирование или нечто вроде того. Но скорее это напоминало заповедь. Живи, вкалывай. Чем еще можно заниматься до самой смерти, кроме работы? Или, возможно, надпись предлагала выбор. Можешь жить, а можешь вкалывать.
Это место, прозванное мною Хатой Хакеров, было лучшим вариантом, который удалось найти с ходу. Как и большинство новоприбывших в Залив, я положился на приложение для краткосрочной аренды Airbnb. Жилье стоило 85 долларов за ночь – меньше, чем в среднем по рынку, но все равно больше, чем я мог себе позволить. С другой стороны, находилось оно в месте, которое маклеры по недвижимости называли СоМа[7], – модном районе, как нельзя более подходящем для моих журналистских и предпринимательских целей. Некогда дешевый промышленный район, теперь он стал прибежищем стартапов, размещавшихся в лофтах в индустриальном стиле, хотя нищих и бездомных отсюда выпроводили еще не всех. В объявлении Хаты Хакеров на Airbnb предпочтение недвусмысленно отдавалось технарям: «Приветствуются мотивированные и серьезные предприниматели, готовые расширить сеть знакомств». Прекрасно. И самое лучшее: «Двухъярусных кроватей нет». Я сказал хозяевам, Броуди и Майку, что был основателем и разработчиком стартапа в «зачаточной стадии». Этого, а также моего улыбающегося фото в профиле и полной предоплаты, хватило, чтобы получить согласие. Броуди и Майк не были владельцами. Я все пробил. Закладной владел парень из Европы, который бо́льшую часть времени, судя по всему, серфил на курортах, а техбизнесом занимался в качестве хобби, как принято среди скучающих аристократов. Правовой статус этого договора аренды был, скажем прямо, смутным.
Я нажал кнопку звонка напротив квартиры, помеченной как «КВАРТИРАНТЫ». Сразу же ответил какой-то мужик. Он явно ждал меня. Через некоторое время дверь открылась, и я увидел своего нового соседа – долговязого новозеландца Лиама. Мы проехали три этажа на лифте и попали в тихий коридор с бежевым ковром. «Соседей встречал?» – спросил я. «Еще никого не видал, – сказал он. – В 14-й квартире однажды ночью была тусовка. Мы постучались, но нам никто не открыл». Нашей была квартира 16. Первым делом я отметил горку мужской обуви у входа. Дальше все обстояло получше. Внутри Хата Хакеров была современнее и просторнее, чем могло показаться снаружи. Помещение занимало три этажа – простенький нижний уровень мог использоваться как комната отдыха или качалка, студия на первом этаже включала кухню, гостиную и столовую, а нависающую над всем этим спальню спроектировали как своего рода внутренний балкон. Между полами из темного дерева и шестиметровыми потолками возвышались эффектные окна. Из мебели был обеденный стол со встроенными скамьями и модульный диван во всю ширину гостиной. Неплохо! «Что с ключами?» – спросил я.
«Ключ один», – сказал Лиам.
«Один ключ? – сказал я. – На всех?»
С другого конца комнаты раздался голос: «У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы сообщить Airbnb, что место не соответствует рекламному описанию». Ох. Что здесь еще не так?
Лиам показал мне настенный светильник в коридоре, куда прятали ключ от внутренней двери. Чтобы дотянуться до него, требовались длинные руки или прыжок. Вследствие предположительно незаконных условий аренды и очевидной скупости наших airbnb-хозяев пришлось освоить и другие уловки. По словам Лиама, Хакеры из Хаты никогда не пользовались парадной дверью. Это слишком бросалось в глаза. Я спустился с Лиамом в гараж на цокольном этаже и вышел с обратной стороны здания. Он показал, как дотянуться сквозь решетку до крошечного сейфа, где лежал ключ от внешней двери. Делать это лучше было, пока никто не видит.
Я вернулся наверх, чтобы познакомиться с соседями по квартире. Я не собирался уделять слишком много времени знакомству, коль скоро все мы были хайтек-бродягами без корней, с временными отношениями и статусом, который мог быть пересмотрен в любой момент. Мою комнату можно было забронировать всего на две недели. Как только я подключусь к вайфаю, пора будет искать следующее место с новой меблировкой, новой расстановкой шкафов, к которой придется привыкать, новыми паролями, которые придется запоминать, и новыми соседями, которых опять придется узнавать и забывать.
У окна, за единственным нормальным столом: Радж, мускулистый кодер с напускным мачизмом. Это он кричал через всю комнату. Так он пытался быть полезным. Посреди дивана, сгорбившийся над ноутбуком и излучающий нервозность: Арун, тощий студент из Бангалора, заканчивающий Дартмутский колледж.
На дальнем конце дивана, с наушниками в ушах: Юрий из Норвегии. «Юрий наполовину русский, наполовину араб. Бухает каждый день», – сказал Радж. Юрий сурово кивнул. Единственный, кто сидел за кухонным столом: Диего. Как и другие, он занимался софтом, но его отличительной внеслужебной страстью было «аппаратное ускорение». В иные времена его назвали бы просто энтузиастом-радиолюбителем или скромным завсегдатаем магазинов электроники Radio Shack. Диего был не без странностей. Я бы не удивился, если обнаружилось бы, что пары от паяльника как-то повлияли на его сознание. Частично так оно и оказалось.
Я попросил Лиама показать мою комнату. Его лицо вытянулось, после чего он жестом позвал за собой на нижний уровень квартиры. Спустившись, я чертыхнулся. В «моей» комнате стояло пять коек. Я думал, что снял личное пространство. «Я тоже так думал, – сказал Лиам. – Объявление было расплывчатым». Я перепроверил. В перечне особо подчеркивалось, что «нет двухъярусных кроватей», а в самом низу самым мелким шрифтом действительно предупреждали об «общей комнате». «Подлецы», – согласился Юрий. Приближалось время обеда, я поднялся на кухню на главном этаже. «А есть в чем вскипятить воду?» – спросил я. «Нет. Чувствуй себя как дома», – сказал Диего.
Иммигранты или дети иммигрантов, Хакеры из Хаты уже привыкли к тому, что их повсюду надували. К тому же они были слишком заняты, чтобы поднимать кипиш. Они не переставали работать, даже когда бухали. И всегда брали работу домой. Возомнив себя начинающими предпринимателями, они на самом деле были рабочими-мигрантами с MacBook Pro. Как и тысячи других техработников, родившиеся за рубежом въехали по «специализированным» рабочим визам H-1B, действительным при условии продолжающейся трудовой занятости. Как и у меня, у всех была идея стартапа. Но в отличие от меня, они имели профессиональную подготовку, исключительно востребованные навыки и возможность заработать в один прекрасный день на прожиточный минимум.
Я плюхнулся на диванную подушку. Какое-то время все молча стучали по клавишам. Затем Радж встал и уставился на меня. «У нас тут типа общаги», – сказал он. Это я уже понял. За два часа я услышал две шутки про изнасилование. «Сейчас будем тебя наказывать», – продолжал он. Я смерил его взглядом. Он был покрупнее, но если бы я врезал первым, с размаху, в нос, то, быть может, избежал бы задуманного им унизительного ритуала. Поднявшийся с нижнего этажа Лиам встал рядом с Раджем. «Ты куришь?» – спросил Лиам. «Что?» – сказал я.
«Ответ правильный», – сказал Радж. Совместное раскуривание косяка на крыше оказалось не самым страшным наказанием. Мы болтали о компах и наслаждались видом солнца, садящегося в залив, которого, правда, особо не было видно. С одной стороны вид загораживали полицейское управление, окружная тюрьма и частные конторы, вносившие залог за освобождение арестованных. С другой – транспортная развязка, под которой ночью возникали брезентовые покрывала и картонные подстилки, исчезавшие днем. «Туда не ходи», – сказал Лиам.
Кто-то предложил заказать пиццу. Ближайшие рестораны, обслуживающие полицейских и адвокатов, были закрыты на обед. «Здесь никто не живет, – сказал Юрий, – кроме нас».
Я только начинал знакомиться с бесконечным солипсизмом моей новой тусовки. В этом мире набирать лайки в соцсетях было важнее, чем поближе узнавать людей, с которыми вы делите ванную, а достижение жизненных целей рассматривалось как кульминация простого, воспроизводимого процесса, вроде следования инструкции на обратной стороне коробки макарон с сыром. Мы были взрослыми мужиками, которые жили как грызуны в клетке: жмешь один рычаг для доставки пищи, другой для мимолетных развлечений – все по первому требованию. Airbnb и Foodpanda питали плоть, Netflix и Lifehacker – душу.
Не то чтобы у моих технарей совсем не было индивидуальности. Юрий, например, абсолютно точно был мразью. Но все равно мне нравился. Я позвал Юрия составить мне компанию на вечеринке в честь «девушек-разработчиков». Он решил, что у меня есть какие-то инсайдерские знакомства, после чего я стал выглядеть в его глазах прошаренным, хотя вечеринку, как и всю прочую городскую халяву, открыто анонсировали в сети. Сайты Eventbrite и Meetup.com помогали мне расширять социальную жизнь и сокращать расходы. Юрий был благодарен за приглашение. Он предложил вызвать Uber, хотя тусовка была в полутора километрах от нас. Я уломал его пройтись пешком. Как я и предполагал, мы без каких-либо неприятностей миновали стоянки бездомных, окружавшие Хату Хакеров. Вопреки местным поверьям, там жили нищеброды, а не людоеды.
Местом встречи была мрачная высотка в стиле ар-деко будто бы из Готэм-Сити – старый небоскреб PacBell, возведенный для калифорнийского подразделения национальной телефонной компании во времена ее расцвета. Теперь крупнейшим арендатором здания был Yelp – сайт, позволявший полуграмотным анонимам размещать критические отзывы на магазины, больницы, рестораны, бары и другие местные учреждения. Так себе чтиво, в котором преобладал тон мелкого недовольства, но в каком-то смысле ради этого все и затевалось. Yelp зарабатывает деньги, связываясь с владельцами компаний из обзоров и продавая рекламу. По словам предпринимателей, иногда агенты (вынужденные кровь из носу выполнять план) в обмен на ежемесячное размещение рекламы стоимостью несколько тысяч долларов в год обещали «скрывать» отрицательные отзывы на их заведения и положительные на конкурентов. Основанный в 2004 году, за десять лет Yelp достиг годовой выручки в 370 миллионов долларов. Некоторые компании обвиняли Yelp в «вымогательстве». Однако в судебных процессах Yelp торжествовал. Издание Vanity Fair включило руководство Yelp в список «нового истеблишмента». Исполнительный директор Джереми Стопплмен, которому едва перевалило за сорок, лично пожертвовал 125 тысяч долларов Демократической партии и ее кандидатам. Поэтому, когда в 2013 году Yelp переехал в новый головной офис, ленточку разрезала конгрессвумен Нэнси Пелоси из Пасифик-Хайтс – нарочито богатого района Сан-Франциско. Пелоси превозносила Yelp как «модель хорошего бизнеса» и образец «социальных и экономических двигателей, которые приводят в движение американскую мечту» – мечту, «основанную на вере в будущее, вере в дух предпринимательства, вере в инновации, вере в технологии и, главное, вере в сообщество, потому что Yelp – это и есть сообщество». А самое классное в Yelp было то, что, в отличие от местных газет, которые Стопплмен со своими коллегами-технократами помог выдавить с рынка, Yelp не субсидировал небольшую армию журналистов, донимавших политиков вроде Пелоси неудобными вопросами о взаимоотношениях с партийными донорами или писавших честные, компетентные обзоры ресторанов.
Мы с Юрием стояли у массивных дверей небоскреба и глазели на впечатляющий вестибюль со стенами из черного мрамора и затейливо расписанным потолком в духе китайских гобеленов. У нас была проблема. На тусовку пришло больше народа, чем могло вместиться. Юрий беззаботно пожал плечами перед непреклонным охранником, который, к моему удивлению, пригласил нас жестом к позолоченному лифту. Кнопок в нем не было. Я впервые столкнулся с «умным лифтом» – коварным устройством, которое обеспечивало дополнительную линию защиты от сброда снаружи, будь то изворотливые халявщики вроде нас или рестораторы, доведенные до белого каления дебильными отзывами на Yelp.
Двери открылись, и мы увидели толпу напившихся пива студенток в однотипных футболках, неподвижно окружавших стойку диджея. Онлайн-радио Pandora, которое, похоже, задалось целью выдавить с рынка музыкантов, по иронии судьбы прислало живого человека сопровождать приглушенным аккомпанементом фоновый ритм околорабочей болтовни. Над толпой сияло имя великого спонсора: Yelp.
Как и анонсировали, «девчонок» было больше, чем на обычных техмероприятиях, хоть они и группировались по небольшим обособленным компашкам. Я поговорил с имевшей, очевидно, самые благие намерения организатором о насилии, насмешках, неприятии и снисходительности, с которыми сталкиваются женщины в технических профессиях и которым призвана противодействовать эта вечеринка – вместе с другими, более масштабными усилиями. Я не мог искренне ответить, что делаю все для исправления ситуации, поскольку привел с собой компаньона, которого интересовало только то, с кем бы перепихнуться. Большой неуклюжий блондин на костылях проковылял сквозь круг женщин в корпоративных футболках к диджейской стойке, схватил микрофон и начал кошмарно читать рэп. Пора двигать дальше.
Я зигзагами пробрался через расфуфыренную толпу, на каждом шагу замечая на лицах причудливую смесь наслаждения и напряжения. В чем был смысл подобных сборищ? В налаживании контактов, конечно. Получить работу получше, затем еще лучше, и так до тех пор, пока не заработаешь свои «да-пошел-ты-деньги», которые позволят наконец сказать: «Да пошел ты, босс, я ухожу». У каждого было свое представление о величине этой суммы, но все сходились на том, что ее должно было хватить, чтобы больше никогда не работать и не посещать эти псевдотусовки. Большинство посетителей, похоже, работали на Yelp и, будучи далеки от накопления «да-пошел-ты-денег», были вынуждены ошиваться здесь. Но кое-что еще привело сюда всех этих людей – тревога, переполнявшая их в незнакомых местах.
Жизнь за пределами пузыря стартапов была пугающей и непредсказуемой. Внутри него было безопаснее. В техмире Залива «веселье» было обязаловкой, а опьянение всячески поощрялось. Скажем, в баре Yelp наливали три вида первоклассного крафтового пива, разное вино и крепкое спиртное. Это было не разовое предложение ради столь почетных гостей, как мы, а постоянный ассортимент бара. Обычно открытый только для сотрудников, Yelp Café имел идеальный пятизвездочный рейтинг… на самом Yelp. Как написал один комментатор, «по ходу, я вообще уже не покину офис!». Ну как бы да, – на то и расчет.
«В крупных компаниях такое встречается сплошь и рядом, – сказал Юрий. – В GitHub бар на каждом этаже, а еще потайная комната с редкими вискарями. Безумие какое-то». (Наш сосед Арун утверждал, что был в этой комнате, но ему запретили фотографировать.) От этого и вправду малость отдавало безумием – раздавать неограниченную еду и выпивку любому зашедшему с улицы. Я снова наполнил пластиковый стаканчик крепким элем и захватил нам обоим тарелку спринг-роллов с арахисовым соусом. Мы с Юрием глянули друг на друга, затем на толпу. Это была какофоническая ярмарка гиковского расточительства, бушевавшая высоко над городом всю ночь напролет – вернее, до девяти вечера, ведь утром всем на работу.
«Как думаешь, так оно все и будет? Или это пузырь?» – спросил я Юрия. Он проглотил спринг-ролл. «Возможно», – ответил он. Лишь позже я пойму, сколь серьезную тему затронул, однако уже тогда было очевидно, что не меня одного заботило, когда и как придет конец этим легким деньгам, как пришел внезапно пузырю доткомов пятнадцатью годами ранее. «Но этот пузырь отличается от того, что был в 2000 году, – продолжил Юрий. – У этих компаний есть клиенты и прибыль». И правда, всего за неделю до вечеринки Yelp впервые отчитался о чистой годовой прибыли – после двух лет убытков на фондовом рынке и еще восьми лет в качестве крупного, быстрорастущего, однако нерентабельного стартапа. Так что отчасти Юрий был прав. Но лишь отчасти. Прибыль была нестабильна, поскольку нестабильны были пользователи – особенно пользователи Yelp. Через несколько месяцев после тусовки акции Yelp обвалятся со своего пика на 75 процентов, что некоторые инвесторы даже назовут «смертельным штопором». (На данный момент курс акций отскочил, но далек от восстановления.) Легко пришло, легко ушло. «Кажись, пора вливаться», – сказал Юрий. Мы разошлись. Я поболтал со стоявшим в одиночку у пивных кранов смуглым чуваком. «И зачем только я всегда платил за выпивку – даже не знаю!» – сказал он. Оно и видно. Я попрощался с коллегой-халявщиком, потому что мое внимание привлек человек такой внешности, что я был просто обязан познакомиться. Он производил впечатление недокормленного участника «Евровидения», которого занесло сюда с рейва, начавшегося еще в конце девяностых. Гвоздем его прикида был ободок на голове с пушистыми белыми кроличьими робоушами, которые вертелись, казалось, как им вздумается. Он стоял в противоположном углу и истошно вопил на компанию женщин. Я подошел и попробовал вникнуть в то, что он несет, но, как ни старался, так и не разобрал его акцента. Пока мы общались, кроличьи уши, будто почуяв мое замешательство, вытянулись в моем направлении. Когда я догнал Юрия, он сказал, что уже встречал кролика-киборга на другой тусовке. «У него стартап по замене визитных карточек одноразовыми личными ссылками. Это будет следующий LinkedIn», – объяснил Юрий. Все мои знакомые ненавидели LinkedIn – сайт для резюме, который за кражу пользовательских контактов и рассылку спама по украденным адресам сравнивали с компьютерным вирусом. Тем не менее невидимая рука капитала оценила эту сетевую чуму в 25 миллиардов долларов. И вот перед нами якобы основатель следующего LinkedIn.
«Ты так думаешь?» – спросил я. Парня с кроличьими ушами было нелегко представить во главе компании стоимостью 25 миллиардов. «Нет», – сказал Юрий.
Мы оглядели свежую партию любопытных тусовщиков, внимавших эпатажному предпринимателю и пялившихся на его головной убор. «Но кто знает? – сказал Юрий. – Иногда может повезти и парню с кроличьими ушками».
Отчаявшимся стартаперам чудачество служило не столько спасительной соломинкой, сколько необходимым знаком отличия. Все технари выглядели так, словно сошли с конвейера, и каждый, кто выделялся хоть чуть-чуть, мгновенно запоминался. Программисты, дизайнеры, разработчики и вереницы остальных интернет-аборигенов тысячами бежали из своих персональных пыльных котлов[8] в Сан-Франциско, край 13-процентного посткризисного роста занятости – и халявы! Они одевались одинаково, говорили одинаково, питались одинаково и думали одинаково. Спустя некоторое время у меня появилась собственная классификация технарей (в большинстве своем это были парни). По моим прикидкам, они делились на три основных типа: клоуны, трутни и быки.
Не все клоуны были столь своеобразны, как г-н Кроличьи Ушки. В среде, проникнутой социальной тревожностью, хватало уже мало-мальской отзывчивости. Как-то вечером, бесцельно слоняясь на фуршете перед техконференцией, я заприметил шумного пухлощекого молодого человека, к которому были прикованы все взгляды за одним из столиков. Звали его Эдриан. Эдриан выделялся не своими идеями. Совсем наоборот. Он был соучредителем стартапа, впаривавшего купоны местных компаний. Компании, в свою очередь, башляли долю с продаж по купонам стартапу Эдриана. Это достаточно продуманная бизнес-модель, однако она уже была задействована – в этом случае известным стартапом Groupon. Сложно укорять подражателей вроде Эдриана, учитывая, насколько богатыми Groupon сделал своих создателей. В 2011 году IPO этой техкомпании стало крупнейшим после Google. Но в течение года Groupon вылетел в трубу, так как инвесторы прознали о сомнительных методах бухучета. Его кичливый основатель Эндрю Мейсон и ранние инвесторы вышли из доли, получив огромные выплаты еще до IPO. Взявший Groupon за образец Эдриан поведал мне, что поднял около четырех миллионов долларов за несколько инвестиционных раундов. Упорство важно, утверждал он. Вкус же – незаменим. «Столько народа пытается быть в тренде, – сказал он. – Надо выделяться!» Эдриан выделялся ярко-синей рубашкой и кричаще-желтой кобурой на поясе, будто бы снятой с лего-человечка. Кобура была достаточно большой, чтобы вмещать громадный iPhone 6 Plus, который Эдриан с готовностью демонстрировал. Он был ходячим воплощением буффонады продавца подержанных автомобилей – и это работало!
Второй тип технарей искренне верил, что сорвать куш позволят их трудолюбие и самоотдача. Это были трутни. Почти все постояльцы Хакерской Хаты были трутнями. Каждый имел таинственный «сайд-проект» – стартап на стадии разработки, который обязательно был либо слишком нескладным, чтобы рассказать о нем, либо слишком технически сложным, чтобы его запомнить. Трутни, казалось, обречены оставаться шестерками до самого конца, всю жизнь мечтая о своем звездном часе в качестве Большого Босса. Однажды вечером на техтусовке мне повстречался неуклюжий великовозрастный эстонец с неприятным запахом изо рта. Его стартапом была мобильная ролевая игра, предлагавшая игрокам окунуться в захватывающий мир создания стартапов и привлечения венчурного капитала. Сдается мне, это был предпринимательский аналог дебютного романа о чаяниях молодых писателей из Бруклина. И не менее захватывающий!
Когда наступал творческий кризис, трутни маскировали его упорством. В светлое время суток они облепляли незанятые розетки, как мотыльки лампочку. Одно из моих привычных рабочих мест славилось призовым столом с массивной столешницей, стоявшим прямо у окна и розетки. Его часто занимал встававший спозаранку пацан из Эссекса, этого оклеветанного края прибрежных отмелей и спреев для загара к северо-востоку от Лондона. Краем уха я слышал, как он делает один холодный звонок за другим, впаривая свой стартап. Его звали Тоби, и мне он говорил, что «само собой» предпочитает Сан-Франциско Эссексу: «Там первым делом спрашивают: „Ты откуда и в какую школу ходил?“ Другое дело здесь: „Что у вас за идея и чем вы занимаетесь?“» Чем же занимался Тоби? Он попытался объяснить. Насколько я понял, его стартап как-то связан с записью детей в летние лагеря. Это определенно было его высшей целью – в чем бы она ни заключалась.
Если отложить все это в сторону, возникало впечатление, будто роль трутня только играет ему на руку. У него был завидный выход на венчурный капитал – еще одного британца, эмигрировавшего, чтобы устроиться в фонд Sequoia Capital, являющийся одним из крупнейших игроков рынка. А кроме этого, у Тоби были уже запущенные проекты. На его фоне я чувствовал себя лоботрясом. Такими темпами Тоби станет первым в мире миллиардером, разбогатевшим на записи в летние лагеря по интернету, прежде чем я разберусь, где поймать автобус[9].
По крайней мере, трутни были тихонями. Самыми невыносимыми представителями техтусовки были те, кто излучал наибольшую уверенность, что им суждено стать следующим Марком Цукербергом. Они представляли собой последний тип – быков. Быки были сильно пьющими качками, всегда выглядевшими на 25 лет независимо от возраста. Большинство были белыми, но в Хате Хакеров быковал индус Радж. Подражая властному мачизму своих накокаиненных авторитетов из финансового сектора, быки были полны решимости преодолеть застарелый ярлык компьютерного нерда как жеманного евнуха.
Будучи в глубине души неуверенными в себе, быки редко ходили по одному. Однажды я потягивал чай на скамейке рядом с ватагой косивших под технарей простачков, которые расселись, широко раздвинув ноги, и выпендривались своими недавними собеседованиями. Накачанный чувак в бейсболке рассказывал, что недавно получил предложение от кабельной сети на позицию веб-разработчика. Но он планировал тянуть с ответом как можно дольше в ожидании предложения пожирнее из компании покруче. Другой парень обходил один стартап за другим. Здоровяк подкинул ему непрошеный совет: мысли позитивно. Чеши языком. «Чтоб энтузиазм в каждом слове был», – сказал он. Годный совет, ништяк, братан.
Умение вешать лапшу на уши значило куда больше, чем навыки программирования, дизайнерский вкус или тонкое чутье на рыночный спрос. Несмотря на то что так они компенсировали очевидную нехватку талантов или обаяния, в каком-то смысле быки были умнее и трутней, и клоунов, ибо их подход требовал не столько работы, сколько бравады. Наиболее амбициозным быкам это давало значительное преимущество – свободное время.
Забавнее всего быки выглядели, когда сами себя загоняли болтовней в тупик, в чем я довольно скоро убедился во время еженощной охоты за халявой в окрестностях района Марина, где разговорился с коренастым стартапером, любившим позировать для фотографий с сигарой в одной руке и стаканом виски в другой. Его стартап был фотослужбой для медиакомпаний. По воле случая я работал в аналогичной службе, поэтому спросил, почему некоторые стартапы взлетают, а иные идут ко дну. Он ухмыльнулся. «По ходу, ты совсем недавно в Долине, – сказал он. – Иначе задавал бы вопросы посложнее». Я подтвердил, что провел тут меньше недели, и поинтересовался, как долго здесь он. «Шесть недель», – ответил стартапер. Убеленный сединами ветеран, кто бы только мог подумать!
Время от времени в тусовку попадал тот, кто выбивался из всех категорий и был не просто клоуном, трутнем или быком, но подлинным, выходившим за любые пределы оригиналом. Именно такого я встретил тем вечером, когда мой календарь развлечений, обслуживавший по первому же требованию, привел меня к большому каменному зданию на Маркет-стрит. На первом этаже размещались два элитных магазина одежды. Над ними было несколько этажей офисных помещений премиум-класса, два из которых были арендованы организатором сегодняшней вечеринки, NerdWallet. Я слышал об этом сервисе впервые, как и большинство остальных гостей, встреченных мною наверху. Для нас это был лишь очередной безразмерный офис какого-то стартапа с отличным видом из окна, настольным футболом и бесплатным баром.
Конечно, по счетам приходилось платить. Наше присутствие удостоверяло существование этого предприятия и молчаливо подтверждало права NerdWallet потреблять все эти ресурсы и занимать такую площадь. Позариться на предлагаемую здесь халяву означало дать согласие на использование своего образа в онлайн-маркетинге. Гостей поощряли постить фотки, цитаты и сплетни с тусовки в Twitter, Instagram и вообще куда угодно, лишь бы с уникальным хэштегом. Такова была общепринятая практика стартапов: от души потчевать алкоголем гостей, вербуя их в качестве агентов сарафанного радио. По туманным причинам к организации собственной приветственной вечеринки NerdWallet привлек еще один мутный стартап под названием Muck Rack, продававший контакты журналистов маркетологам. Я так и не понял, как это произошло, но именно Muck Rack перетянул на себя все внимание посредством дурацкого хэштега мероприятия #MuckedUp. Организаторы подлили масла в огонь, установив в помещении проектор, выводивший на стены все твиты с хэштегом. Лишь единицы воспользовались этой возможностью по назначению. Зато диверсант извне угнал хэштег вечеринки, запостив его вместе со ссылкой на книгу «Токсичные отходы полезны вам: ложь, гребаная ложь и индустрия пиара»[10]. Каждые несколько минут на стенах красовалась провокационная обложка – суровый полутораметровый приговор всем собравшимся. Позже я связался с виновником, признавшимся, что хотел лишь устроить срач, как издревле повелось в твиттере. Он даже не догадывался, что рассчитанный на мгновение троллинг обратился назойливой отповедью собравшимся медийным краснобаям, но пришел в восторг от такого результата. Большинство же сделало вид, что ничего не произошло.
«Я особенно рад, что сегодня среди нас журналисты и пиар-менеджеры, – сказал один из организаторов, 21-летний ветеран пиара, взяв микрофон для приветственного слова в честь нового праздничного настроения, царившего между некогда враждовавшими профессиями. – Лучшие отношения – это симбиотические отношения. Нам нравится, когда мы вам нравимся. Наслаждайтесь коктейлями».
Позорно? Спору нет. Но как я, стоя с халявным бухлом и тарелкой закусок в руках, мог судить? Я проворно увернулся от беседы со скучающим техрепортером Bloomberg News лишь затем, чтобы нечаянно угодить в лапы представителю сельскохозяйственной промышленности, желавшему поведать мне абсолютно все о пластике. Так и пытают писателей, забредших в мир технологий. Вернуться отсюда в целости и сохранности невозможно – после того как ваши мозги растолкли в пюре новомодным жаргоном. Меня быстро утомили дешевые понты и липовый энтузиазм. Я искал более циничной компании, но удовлетворили бы меня сейчас хотя бы несколько честных слов.
Я ретировался к подоконнику, где в одиночестве сидел мужчина средних лет – спиной к улице, плечи опущены, взгляд в телефон. Хотя он ограничивался тем, что прихлебывал пиво и молча наблюдал за происходящим со стороны, его было невозможно не заметить. Он казался выше всего этого. Говорили, мол, крупнейшим состоянием в Кремниевой долине обладают самые неопрятные с виду люди. Согласно этому правилу, мужик мог быть миллиардером уровня Давоса. У его ног валялся потрепанный рюкзак. Джинсы полиняли, клетчатая рубашка наводила уныние. Из-под бейсболки выбивались густые черные кудри. Настроение у меня было так себе, однако нечто в этом человеке заставляло меня чувствовать себя более коммуникабельным. Я присел рядом. Чтобы завязать беседу, я спросил, что у него за смартфон. Какая-то незнакомая модель. «Это? Обамафон», – сказал он. У него был хриплый голос заядлого курильщика. «Что еще за Обамафон?» – спросил я. «Дают такой, если получаешь государственные пособия», – объяснил он.
Я понимал, что кудрявый мужчина чем-то отличался от всех. Он пожал мне руку и улыбнулся, наградив меня благодушным взглядом налитых кровью глаз. «Меня зовут Лоуренс[11]. Я много дую», – сказал он.
Той ночью его привело на вечеринку счастливое совпадение соседства и любопытства. Как и я, он наткнулся на приглашение в сети. «Многие крупные игроки не любят афишировать свои инвестиции. Я просто хотел посмотреть, что это за чуваки, – сказал он. – Сам понимаешь, недвижимость здесь элитная. Я живу в пяти кварталах отсюда».