Читать онлайн Боль, возведенная в квадрат бесплатно

Глава 1. Махровая мазохистка

– Третий год устраиваю новогодний корпоратив – и в третий раз готов признать тебя королевой бала, – пробасил широкоплечий бритоголовый мужчина, приближаясь ко мне метровыми шагами. Было впечатление, что шагнул он непосредственно из девяностых, только вместо бордового пиджака на плечи накинул, не застегивая, плюшевый полушубок, отороченный белым искусственным мехом – костюм Деда Мороза. Сама я о том, как одевались в девяностые, знала лишь по рассказам мамы, так как сама появилась на свет как раз в день распада СССР, то есть 26 декабря 1991 года. А вот Михаил Борисович Дубинин – удостоивший меня вниманием босс моего гражданского мужа – в девяностые был уже в сознательном возрасте, и именно тогда начал помогать отцу наживать состояние, которое позже и унаследовал. Сейчас ему было под пятьдесят, хоть и выглядел он лет на пять-десять моложе – видно было, что следит за своим драгоценным здоровьем и регулярно посещает спортзал.

– Кто ты, красавица? Чья ты жена? У меня ты не работаешь – я б тебя запомнил, – нетрезвым голосом пробасил Дубинин.

– Я пришла с Артемом Кривошеиным, – ответила я.

– И как зовут супругу Темыча? – не отставал Михаил Борисович.

– Роза, – вздохнув, назвалась я. Имя свое я не любила: услышав его, мало кто из мужчин удерживался от банальных комплиментов. Дубинин не стал исключением.

– Как бы я хотел, чтобы этот цветок рос в моем саду – я бы сорвал его первым, – широко улыбнулся Михаил Борисович, довольный своей шуткой.

Я сдержано улыбнулась в ответ.

– Выпьем за знакомство, – предложил Дубинин, протягивая мне фужер с шампанским. В левой руке у него был широкий квадратный бокал, на дне которого плескался, вероятно, виски, чуть разбавленный подтаявшим льдом.

Я приняла фужер и позволила хозяину бала со мной чокнутся, после чего пригубила напиток и уже собиралась поставить бокал на поднос проходящего мимо официанта, но Дубинин остановил меня:

– Пей до дна, а то обижусь, – и подтолкнул мою руку с бокалом ко рту. От неожиданности я дернулась, вскинув руку, и облилась.

– Пардон, мадам! – извинился Михаил Борисович, поспешно начав вытирать мою грудь ладонью.

– Что Вы себе позволяете?! – я возмущенно оттолкнула руку Дубинина, отскочив назад. Маневр оказался неудачным: острый металлический каблук скользнул по плитке, и я начала падать навзничь. По счастью, Михаил Борисович, несмотря на нетрезвое состояние, проявил чудеса ловкости, успев меня подхватить на лету и рывком прижать к себе. Я вспыхнула, ощутив его эрекцию.

– Хочу забрать тебя к себе в оранжерею, поедешь? – выдохнул мне в лицо, душа парами алкоголя, Темин работодатель.

– Что Вы себе позволяете?! – повторила я недавнюю фразу и задергалась в крепких объятьях.

– Не хочешь?! – удивился Дубинин. – Ну, как хочешь, – неожиданно он отпустил меня. – Найду себе другой цветочек. Вызови Лилю! – велел Михаил Борисович маячившему за его спиной верзиле и направился к выходу.

– Что ты сказала Борисычу? На хрена разозлила? – неожиданно подлетевший со спины Тема больно схватил меня за плечо. – Знаешь, что он со мной теперь сделает, сучка?!

– Он меня снять на ночь пытался, я отказала, – пояснила я, поведя плечом в надежде сбросить причиняющую мне боль руку. – Он не обиделся вообще-то.

– Это он-то не обиделся? Плохо ты его знаешь! – прошипел муж.

– Можно оставить выяснение отношений до дома? – шепотом попросила я. – Люди же смотрят!

– Тогда едем домой! – Артем наконец-то отпустил мое плечо и направился к выходу. Я засеменила за ним, с ужасом осознав, что, поскользнувшись, похоже, сломала каблук у единственной парадной пары туфель, служащей мне верой и правдой уже третий год.

Олежка был у мамы, и там же должен был остаться ночевать, так что защитить меня от гнева мужа никто не мог. Я не сомневалась, что ответить мне придется за все: и за то, что Темин босс обратил не меня внимание, и за то, что не была с ним приветлива, и за сломанный каблук, и за испорченный вечер. Только не ожидала, что руки муж начнет распускать еще в кафе. Мы в фойе были одни, и мой несчастный каблук, когда я принимала у мужа свой пуховик, все-таки окончательно сломался, и я чуть не упала.

– Напилась все-таки, сучка, – бросил мне муж несправедливый упрек и ударил по щеке, причем довольно ощутимо. Из глаз у меня брызнули слезы. Неожиданно стеклянная дверь, ведущая на улицу, отворилась, и в кафе ввалился недавно покинувший его Дубинин. Не дожидаясь объяснений, он дернул Артема за шиворот, и когда тот развернулся, ударил его в челюсть, чуть не отправив в нокаут.

– За что, босс? – обиженно спросил Артем, поднимаясь и ощупывая подбородок.

– За рукоприкладство! – пояснил Дубинин.

– Так мы с Розочкой только играем так, в БДСМ, ей нравится, – тут же придумал себе оправдание мой муж.

– Это правда? – Дубинин смотрел на меня, удивленно подняв брови.

– Да, я мазохистка, махровая, – подтвердила я, сообразив, что несогласие с мужем обойдется мне дороже.

– Тогда пардон, мадам, сожалею, что помешал вашим играм, – хохотнул Дубинин, разведя руками, и размашистой походкой двинулся в обеденный зал.

– Больно? – сочувственно спросила я Тему. – Посмотреть, что там у тебя?

– Этого еще не хватало. Одевайся и выходи, вызывай такси, – велел мне Артем, сунув в руки свою дубленку и направляясь к уборной. Я, прихрамывая, поковыляла к выходу – выполнять поручение мужа.

«А почему бы мне не попробовать получать удовольствие от избиения? – подумала я, дожидаясь Тему на улице. – Почему бы и вправду не представить себя мазохисткой? Вдруг, мне понравится боль, и я наконец-то перестану чувствовать себя настолько несчастной? Вполне счастливой из-за состояния Олежки почувствовать себя я, конечно, все равно не смогу, но хоть немного мое восприятие собственной жизни станет лучше. Не зря же мудрецы говорят, что нужно менять отношение к тому, чего нельзя изменить. В моем случае это домашнее насилие, которое с этого вечера превратится в БДСМ-игру».

Глава 2. Поделом мне!

Однако бить меня в этот вечер Артем почему-то не стал, а отвез к маме. А на следующий день привез наши с Олежкой вещи, сообщив, что наш гражданский брак станет браком выходного дня. Но я и за это Теме была благодарна. Так радовалась, что он не сказал, что нам совсем надо расстаться, а согласился поддерживать отношения, навещать сына и помогать нам материально!

О себе я не думала: секс с Артемом давно меня уже не удовлетворял, и его я, кажется, тоже уже не заводила. Так что выходных нам с ним вполне хватало. Хотя, признаться, теперь я стала Тему ревновать неизвестно к кому, высказывать иногда ему претензии по этому поводу и получать за это заслуженное наказание.

Наказывал меня Артем кулаками, иногда и пинками, изредка – ремнем. Порой даже казалось, что прихожу к нему по субботам не для секса, а для экзекуции. Но и это я была готова терпеть ради Олежки. Надо же было Теме спустить пар? Надо. И если ему для этого требовалось поколотить меня – так уж и быть. Тем более что до потери сознания Артем меня почти никогда не избивал, переломов и других серьезных травм мне ненаносил, а боль – боль можно было и перетерпеть. Физическая боль – не самое страшное, что может быть в жизни.

Гостевой брак лучше гражданского был еще и тем, что теперь я могла ненадолго оставлять Олежку на попечение мамы, подрабатывая. Только вот найти работу на неполный день, да еще и со скользящим графиком, у меня никак не получалось. На целый же день Олежку я оставить не могла: ему требовалась постоянная реабилитация, а мама была уже не в том возрасте, чтобы с этим справиться.

К тому же наш с Олежкой переезд в отчий дом мама восприняла, мягко говоря, без особой радости. У моего сынишки был детский церебральный паралич, и сам мальчик ходил плохо. Так что он нуждался в постоянном внимании, и ему нужно было помогать буквально во всем. Слава богу, он, хоть и заговорил позже большинства сверстников, дикцию имел вполне сносную – наверное, благодаря тому, что мы с ним занимались с хорошим логопедом, разумеется, за дополнительную плату. И вообще денег на реабилитацию Олежки уходила прорва, но и этого было мало. Нам мало было бесплатных курсов – занятия со специалистами и массаж нужны были постоянные. Но это уже нам было не по карману, так что приходилось довольствоваться помощью от государства, а массаж я кое-как выучилась делать сама (Артем оплатил обучение).

Проживала же мама в однокомнатной квартире. Помню, как она радовалась, когда я познакомилась с Артемом и спустя время объявила, что переезжаю к нему. Вдвоем в однушке нам с ней было тесновато. Теперь же я вернулась, и не одна, а с сыном инвалидом. Нас стало трое, да еще занимала место инвалидная коляска.

Мама, честно говоря, повела себя по отношению к нам не очень хорошо, как будто бы мы с Олежкой ей чужие. Это не удивительно: внука она своего видела лишь по несколько раз в год, навещая нас у Артема преимущественно по праздникам. Возить же к ней в гости мальчика-инвалида мне было тяжеловато, так что мы тоже не досаждали маме своими визитами. Лишь два-три раза в год я устраивала нам с Темой праздники, отправляя Олежку на пару дней к бабушке.

Встретила она нас не радушно, а в штыки, сразу предупредив, что помощи от нее мы не дождемся. И на самом деле не помогала. Даже когда нужно было отвезти Олежку в центр, я сначала спускала с четвертого этажа инвалидную коляску, потом на руках относила вниз сынишку. Поднимала и Олежку, и коляску тоже сама. Лифта же в нашем доме, довольно старом, не было.

На судьбу я не жаловалась, на маму и Артема не обижалась, понимая, что не каждый в состоянии нести груз забот о беспомощном ребенке и постоянно смотреть на его страдания. У меня самой сердце постоянно сжималось от боли, и на душе было горько-прегорько. Мы делали все возможное, чтобы Олежка адаптировался и смог вести нормальную жизнь, но надежда на то, что все у него будет хорошо, таяла с каждым днем. Оставалась слабая надежда на операцию, но ее делали только после шести лет, а Олежке было всего пять с половиной. У нас был еще год, чтобы накопить на нее деньги. Хотя, признаться, шансов накопить было немного. Работал-то в нашей семье только Артем, а на нем висели не только мы с Олежкой, но еще и кредит, который он взял лет десять назад на покупку квартиры. Он и автомобиль-то из-за нас с сыном не мог поменять, и каждая поломка его старенького BMV отражалась на нас: оскорблениями и побоями. Сына он, по счастью, руками не трогал – ранил лишь морально, обзывая уродом и калекой, а меня поколачивал прилично. Наверное, я заслужила это, родив ему неполноценного ребенка, и говорила себе во время избиения, что виновата во всем сама. Для меня это было словно искуплением вины: чем больше доставалось моему телу, тем меньше болела душа. Но это длилось недолго: как только я чуть приходила в себя после избиение, душевная боль накатывала с новой силой, буквально душа меня, ломая во мне стержень, который, кажется, был во мне когда-то. Когда-то раньше, до того, как я попала в зависимость от Артема.

Впервые Тема избил меня, когда я сообщила ему о том, что через полгода он станет папой. Это произошло через десять месяцев после нашего знакомства и через три месяца после того, как мы съехались. Взбесила его не моя беременность, а то, что я скрывала ее до тех пор, пока не станет поздно делать аборт. И в этом он был прав – я на самом деле дотянула до этого срока намеренно, чтобы он не заставил меня прервать беременность. Надеялась, что женится на мне, узнав о том, что неизбежно станет папой, и смирится с этим. Он раскусил меня – и наказал. И это еще хорошо, что не выгнал после моего поступка. Жениться, правда, не женился, но остался моим гражданским мужем и Олежку записал на себя, официально признав своим сыном. Все-таки мне повезло, что мне попался порядочный мужчина, к тому же красавчик, и у моего сынишки есть папа, настоящий, который не отказался от него даже после того, как мальчику поставили страшный диагноз. Все потому, что Тема любил нас с Олежкой, пусть и не проявлял своих чувств и нередко на нас срывался, все чаще находя поводы меня наказать: то ужин вчерашний, то в квартире плохо прибрано, то рубашка не наглажена. Но и в этом он был прав: я же не работала, дома сидела, могла бы и получше за домашним хозяйством следить.

И мама моя то же самое мне сказала, когда я раз пожаловалась ей на Артема. Так что мне нужно было за него держаться крепче, а я вот допустила, что гражданский брак превратился в гостевой. И Тема стал отдаляться. Наверное, чувствовала я это, вот и ревновала. Но печальнее всего было то, что Артем не только ко мне, но и к Олегу охладел, даже стал поднимать вопрос о том, что занятия с платным логопедом можно и прекратить – мол, Олежка и так уже говорит понятно.

Так что мне нужен был свой источник дохода, хоть маленький-премаленький. Но с моим математическим образованием я никому не была нужна, тем более на неполный рабочий день или удаленку. Попыталась дать объявление, что помогаю выполнять контрольные, но никто по нему не звонил. А деньги были нужны не только на логопеда, но и на операцию. Я понимала, что шансов накопить на нее у меня нет, и Артем не поможет. Даже достигнутый прогресс в реабилитации Олежки мог сойти на нет, если не продолжить начатое. Я была в отчаянии. Думала о своей проблеме днем, не могла забыть о ней и ночью: засыпала плохо, и снились мне преимущественно кошмары, в которых с сыном что-нибудь случалось, а я не могла помочь и молча смотрела, как он мучается.

Ситуация изменилась неожиданно в марте, уже после Международного женского дня, с которым Тема меня поздравил лишь по телефону.

Глава 3. Сомнительное предложение

В ближайшую после 8 Марта субботу я, как сложилось, пришла в гости к Артему.

– А у меня для себя сюрприз! – с порога обрадовал меня любовник.

– Сюрприз?! – просияла я. – Мне закрыть глаза?

– Не надо ничего закрывать. Сюрприз в том, что я нашел тебе подходящую работу. Получать будешь почти как я, при этом, считай, ничего не делая! – радостно сообщил Артем.

– Только я на полный день не могу – мне Олежку на реабилитацию возить регулярно надо, – напомнила я, насторожившись. Интуиция подсказывала мне, что легкого хлеба не бывает, и если мне хотят положить хороший оклад, то и требования будут серьезные.

– День будет ненормированным. Я рассказал Борисычу про Олега, так что он готов тебя отпускать с ним на процедуры, когда надо и сколько надо! – огорошил меня Тема.

– Борисыч? Ты у себя в конторе работу мне нашел? – удивилась я. Раньше Артем был категорически против того, чтобы мы трудились в одном коллективе.

– Не в конторе, а у Борисыча дома: он решил, что ему нужна домоправительница и что ты ему подходишь, так что ты не раздевайся даже – сейчас повезу тебя к шефу условия обговаривать.

Я растерянно начала напяливать на себя куртку, которую только-только успела снять. Предложение мне не нравилось, но перечить Артему я боялась. Решила, что лучше покапризничаю, обговаривая условия с Дубининым, чтобы в итоге он сам передумал брать меня на работу.

Впрочем, обсудить с Артемом мою будущую работу мне все же пришлось – дорогой он сам поднял эту тему.

– Не вздумай отказаться от предложения, – предупредил меня гражданский муж.

– Даже если оно покажется мне неприемлемым? – уточнила я.

– Ты на себя в зеркало давно смотрела? – хмыкнул Артем. – Да кто ж тебе неприемлемое предложение сделает? Разве что с большого перепоя. Но ты не трясись: Борисыч не алкаш, только раз в году, наверное, и напивается – на Новый год. Ну, может еще по каким большим праздникам. А так почти не пьет. У него другие причуды.

Артем резко замолчал, будто язык прикусил. И это заставило меня заволноваться.

– Какие причуды? – спросила робко: знала, что Тема терпеть не может, когда я задаю вопросы, особенно если он в это время за рулем.

– Забудь, – кратко ответил Тема. Но тут мы остановились на светофоре, и я поспешила воспользоваться поводом, чтобы подналечь с расспросами.

– Какие причуды у Дубинина, Тем? Я ж все равно узнаю, если работать у него буду. Может, лучше сразу меня предупредить, что б я по незнанию не учудила чего-нибудь, что ему не понравится? А то сделаю что-нибудь не так, он меня и уволит тут же или вообще на работу не возьмет, – заныла я.

– Ладно, скажу, – подумав, решился Тема. – От баб он требует полного послушания, а если кто ему перечит, то и наподдать может. Садист он, короче. Жену свою, говорят, насмерть забил. Так что ты ему не дерзи лучше, и вообще во всем соглашайся. Ясно?

– Так я ж не в любовницы к нему наниматься еду, а в домоправительницы, – махнула я рукой. – Мне до его извращений дела нет. Или он прислугу тоже поколачивает?

– Чего не знаю – того не знаю, – буркнул Артем, трогаясь. – Но ты лучше свое место знай, не выступай, покорись ему.

– Во всем покориться?! Что бы он ни потребовал?! – вспылила я. – Я если он минет потребует или ноги ему помыть на ночь – тоже выполнять?!

– Я тебя предупредил, – процедил Артем, никак не прокомментировав мою реплику насчет минета и омовения ног будущего работодателя.

– Выходит, ты меня продал ему, да? В секс-рабство?! – у меня все внутри кипело от возмущения.

– Да причем тут секс! – вспылил и Тема. – Ерунды не выдумывай!

– Ну, просто в рабство, – поправилась я, тут же сдувшись.

– Я тебе работу нашел, а ты еще права качаешь, это вместо благодарности. Сучка! – процедил Артем.

Я зажмурилась и вжалась в кресло: привыкла уже, что после того как мне прилетало это оскорбление, прилетал и удар кулаком либо пощечина. Но сейчас Тема меня не тронул – не рискнул отвлечься от дороги.

Остальную часть пути мы промолчали.

Обсудить мои должностные обязанности и условия труда Михаил Борисович предложил мне наедине, для чего пригласил в кабинет, велев Артему подождать меня в холле. Предложив мне присесть, поинтересовался, как много супруг рассказал мне о том, что мне предстоит делать. Ответила, что сказал только, что мне предлагают место домоправительницы, но я понятия не имею, что может входить в мои обязанности.

– Опыта работы домоправительницей или кем-то еще подобным у меня нет, – предупредила я Дубинина, решившись пренебречь предупреждения Артема, точнее, его угрозами. – И хозяйка я, если честно, тоже так себе: то посуду не сразу вымою, то рубашку погладить забуду, то хлеб со стола не уберу. Короче, постоянно косячу. Когда мы с Темой вместе жили, ни дня без косяка не обходилось – приходилось ему меня наказывать. Он Вам не рассказывал случайно?

– Я его случайно не расспрашивал, но с твоих слов понял, что ты капризуля – нарочно на наказания нарываешься, – усмехнулся Дубинин. – А разве сейчас вы не вместе живете?

– Временно, по семейным обстоятельствам, – протараторила я, сообразив, что наболтала лишнего.

– Подробности выпытывать смысла нет? – поинтересовался Дубинин, пронзая меня пытливым взглядом.

– Подробности не могу рассказать, – пискнула я. – Не люблю выносить сор из избы.

– Ладно, тогда перейдем к делу, – предложил Дубинин. – У меня в доме работают трое: Маргарита Павловна готовит еду, покупает продукты, Зоя убирает, стирает и гладит, а Седой следит за садом, снег разгребает и дорожки метет. Мне надо, чтоб ты контролировала их расходы, следила за тем, чтоб не халтурили, ну и еще по мелочам: завтрак, там, разогреть, если Рита еще не пришла, за одеждой проследить, галстук завязать и тому подобное. Хочу в любое время суток чувствовать, что в доме есть женщина. Старею, наверно: одиноко стало по утрам и вечерам.

– И все? – уж было вздохнула я облегченно, но уточнила на всякий случай: – А договор у нас будет?

– А как же без него? – усмехнулся Дубинин. – Я вот даже проект договора для тебя подготовил, можешь ознакомиться.

Михаил Борисович положил передо мной файл с бумагами. Я вынула листки, бегло пробежала глазами пункты договора. Не заметив ничего, что противоречило бы сказанному Дубининым, согласно кивнула:

– Договор меня устраивает. Но хотела еще уточнить об оплате моего труда и условиях. Артем не говорил, что у нас больной сын, и что его нужно регулярно возить на обследования, процедуры?

– Говорил, – кивнул Дубинин. – У тебя с сыном будет общая комната на первом этаже, спальные места разгородим ширмой. Там отдельный санузел. К вашему переезду его переоборудуют, чтоб Олегу было удобно. И пандусы сделают при входе в дом. Так что вам здесь даже комфортнее будет, чем дома. Разумеется, на процедуры буду отпускать вас. Только предупреждай, когда и как долго будешь отсутствовать. Договорились? Оклад – сто тысяч в месяц, Артему я говорил.

Я кивнула, так как возразить мне было не на что: условия мне предлагались, можно сказать, идеальные. Я даже забыла про уникальные свойства бесплатного сыра и потеряла бдительность.

– Тогда осталось подписать договор! – Михаил Борисович довольно потер руки и подмахнул бумаги. Потом показал, где нужно поставить подпись мне, и я оставила свои автографы.

После чего работодатель сообщил мне, что приступить к выполнению своих обязанностей я должна 1 апреля, переехать к нему – 30 марта. Мы обменялись телефонными номерами, Дубинин любезно поцеловал мне руку и проводил к Артему.

Отвечая на расспросы мужа, я успокоила его, что мы с Дубининым обо всем договорились и перечить будущему шефу мне не пришлось, так как никаких недоразумений между нами не возникло. И я не наврала: разговор прошел гладко, и все оказалось проще, чем я ожидала. Даже слишком просто, гладко и легко. Подозрительно гладко. Подозрение, что я что-то упустила, какую-то важную мелочь, пришло с запозданием. Но предчувствие было, что упущение было значимым. Меня накрыла тихая паника, будто я не трудовой договор подписала, а смертный приговор, причем не кому-то, а себе самой. Но с Артемом своими опасениями я делиться, разумеется, не стала: не рассчитывала встретить понимание.

Глава 4. Сучка

На этот раз свидание с Артемом у меня прошло лучше, чем обычно. Он даже не ударил меня ни разу, а во время секса впервые за много лет назвал ласково – Рыжулей.

Волосы у меня были не совсем рыжими, скорее – каштановыми, но все же с рыжим оттенком. И вообще они были единственным в моей внешности, чем я мгла гордиться. Густые, волнистые, длиной почти до середины спины, да еще и столь необычного яркого оттенка, они, несомненно, привлекали ко мне внимание. В детстве меня из-за них дразнили, в старших классах выбирали Королевой Осени, в студенческие годы парни делали комплименты, а девушки завидовали.

Наверное, на них я в свое время и подцепила Артема, потому что больше мне мужчин подцеплять было не на что. Хотя не знаю, как он у меня их разглядел: распускала я свои локоны редко, обычно носила пучок или низкий хвост, чтобы не казаться чересчур вульгарной.

Мама с детства мне твердила, что из-за своей рыжей шевелюры я выгляжу вызывающе, и если видела, что я вышла на улицу, не собрав волосы в хвост, да еще и накрасившись, нарядившись, то непременно называла шлюхой и сетовала, что я вся уродилась в отца, который был тем еще кобелиной.

Кстати, больше ничего об отце, кроме как о его кобелиных наклонностях, я не знала. Разумеется, не считая его фамилии и имени, записанных в моем свидетельстве о рождении. Расспрашивать маму о нем было бесполезно. Я даже не смогла выпытать, были ли они расписаны с моим отцом официально, или же я была внебрачным ребенком, знает ли отец о том, что у него есть дочь. Да я даже не была уверена, что мой папа жив!

Полагаю, что он, как и я, был рыжим: с маминой стороны у нас в роду рыжеволосых не было.

Впрочем, судьбой отца я больше интересовалась в детстве, немного в юности, теперь же мне это было безразлично: все-таки мне уже тридцатник стукнул – взрослая девочка со взрослыми заботами, благополучно выросшая без отцовского внимания. Когда-то оно мне было нужно, теперь – нет. Я в состоянии позаботиться о себе сама, а главным мужчиной в моей жизни давно уже стал Артем – отец моего ребенка.

Влюбилась я в него, можно сказать, с первого взгляда, когда он пришел в лавку сувениров, приколов и головоломок, где я работала продавцом, присмотреть какой-нибудь забавный презент для своего шефа. Стройный шатен с ослепительной улыбкой и необычными, такими же, как и у меня, зелеными глазами с порога окинул меня изучающим взглядом, будто приценивался не к товарам, а ко мне. А у меня по спине пробежали мурашки, и стыдно стало и за старушечью прическу, и за бледный макияж, и за серую бесформенную тунику, которая мне совершенно не шла.

– Что Вам предложить? – спросила, не узнав свой осипший голос.

– Необычное и прикольное. Что-нибудь пикантное для большого босса, у которого все есть. Вот это у вас что? Подушка-антистресс? – Посетитель ткнул в малиновую подушку в форме накаченных женских губ, как у русалки.

– Нет, это под попу на автомобильное сиденье, – пояснила я, смущаясь. – Когда на нее садятся, издается такой звук, будто газы выходят. Не думаю, чтоб это кому-то понравилось: глупо и банально.

От покупки подушки-пердушки и других пошлых презентов я Артема отговорила, посоветовав что-нибудь более интеллектуальное типа вечного маятника, диска Эйлера, звезды Александера, профессорского кубика-рубика, мегаминска или другой головоломки. В итоге Артем раскошелился на сувенирные шашки-стопочки с деревянной доской.

Потешаясь вместе с покупателем над приколами, исследуя головоломки и представляя, смеясь, как босс напивается, играя с кем-то в шашки-алкашки, я расслабилась и забыла о том, что неважно выгляжу. Настолько раскуражилась, что даже сняла заколку с волос, и локоны рассыпались по моим плечам.

– Я кое-что и для себя присмотрел, – заметил Артем, расплачиваясь.

– Что же? – сердце у меня замерло – я почувствовала, что в словах покупателя имеется двойной смысл.

– Тебя, – нагло улыбнувшись, заявил мужчина. – Хочу назначить тебе свидание, Рыжуля. Придешь?

Я молча кивнула – от радости у меня перехватило дыхание, и голос пропал.

Артем сказал, что будет ждать меня после окончания моего трудового дня, который уже подходил к концу, в пиццерии на третьем этаже ближайшего супермаркета. Обещание он сдержал, и наше свидание состоялось. Причем закончилось оно, несмотря на мою невинность, в Теминой постели.

– А ты, оказывается, тоже была с сюрпризом, – хмыкнул Артем после секса.

– Извини, что не предупредила, что ты будешь первым, – потупила я глаза и пообещала: – Белье я постираю.

– Да ладно с ним, с бельем, – засмеялся Артем. – Предупредить, конечно, надо было, но я не в обиде. Просто аккуратнее действовал бы. Сильно больно было?

– Да нет, – честно призналась я, – совсем чуть-чуть.

Мне повезло: половой член у Темы был небольшим, так что дефлорация на самом деле прошла почти бескровно и безболезненно. Хотя, может, просто болевой порог у меня высокий, не знаю.

Сильно ли переживала мама по поводу того, что я не пришла ночевать – не знаю, но думаю, что вряд ли (она даже не позвонила). Увиделись мы с ней лишь на следующий день, когда я пришла с работы. По маминой реакции я поняла, что она сразу догадалась, что я уже не девочка.

– Отец кабель, дочь – сучка, – что еще я могла ожидать?! – презрительно бросила она мне, стоило только войти в комнату. Больше напрямую в тот вечер она меня не оскорбляла, но себе под нос ворчала, что наградил черт ее дочерью-шлюхой, и как ей перед собой и людьми за меня стыдно. Было там что-то и про то, что я дите в подоле принесу, сопьюсь, пойду по рукам, попаду в публичный дом и вообще плохо кончу.

Эта песня не была нова, и меня мало волновала. Несмотря на мамино недовольство, я чувствовала себя счастливой. Только боялась, что Артему я окажусь не нужна, и что он не позвонит, как обещал.

Но он позвонил, и наши встречи стали регулярными. Тут даже мама успокоилась и перестала называть меня шлюхой. Считала, что я вытащила счастливый билет, каким-то чудом умудрившись отдаться порядочному мужчине, который не бросил меня после первого раза. К тому же у него было свое жилье, из-за чего мама считала Артема отличной партией.

Поначалу я оставалась у Темы ненадолго: выпивали с ним по бокалу вина, занимались сексом, и я уезжала домой. Но иногда любимый оставлял меня у себя на ночь, и это заряжало меня положительной энергией чуть ли не на неделю. Казалось, что он ко мне начал привязываться, и у меня появился шанс стать его невестой, а потом и женой. Но все возвращалось на круги своя.

Впрочем, оставлять у себя на ночь Артем стал меня постепенно чаще и чаще, а в один прекрасный день даже предложил задержаться у него на все мои выходные (у него как раз был отпуск). Спустя месяц я к нему совсем переехала.

Однако радоваться было рано. Как к жене, даже гражданской, Артем ко мне не относился. Скорее, я была для него доступной подругой, одной из многих. Только переселившись к Теме, я узнала, что он был бабником. Когда приблизительно через месяц после того, как мы с ним съехались, он не ночевал дома и не отвечал на звонки, а потом пришел с губной помадой на рубашке, я учинила скандал. Артем тоже психанул, но тогда меня не тронул, лишь указал на дверь. Сказал, что у нас свободные отношения, и если меня что-то не устраивает, меня никто не держит. А еще указал на тот факт, что и без того слишком много для меня делает: из-за меня не может водить телочек к себе. Так что я должна его благодарить, а не права качать.

Терять Артема мне не хотелось, и мне пришлось принять его условия. Проанализировав ситуацию, пришла к выводу, что я перед другими девицами уже имею преимущество: живу вместе с Темой. Мне нужно было лишь не сдать, а укрепить свои позиции. Главное, нужно быть набраться терпения и составить хороший план.

Родился он у меня, как ни странно, не сразу. Вероятно, из-за того, что мало мыльных опер смотрела, а то бы быстрей сообразила. И если б не откровение Артема в его день рождения, когда он перебрал и не нашел другой жилетки, кроме меня, то, может, вообще не сообразила бы, как его привязать к себе. Но тут благодаря пьяным излияниям я узнала, что Тема жил без отца, очень тяжело это переживал и больше всего на свете боялся, что его дети повторят его судьбу. Он бы на все пошел, чтоб его детей не дразнили безотцовщиной.

На следующий день я перестала принимать противозачаточные таблетки. Залетела почти сразу. Задержка меня обрадовала, и уже через пару дней после нее я поспешила сделать тест на беременность. Даже расплакалась на радостях, увидев две полоски.

Только с Темой своей радостью я делиться не спешила – боялась, что он отправит меня на аборт. Чтобы он ни о чем не догадался, я даже продолжала вести прежний образ жизни: иногда выпивала, раз даже покурила с Темой травку. Токсикоза у меня не было, долго ласкать меня мой сожитель не любил, так что никаких изменений в моем организме не замечал. Так что я успешно скрывала беременность, пока, по моим подсчетам, не наступил 12-недельный срок. Тогда пошла в консультацию, пошла небольшое обследование и получила справку, подтверждающую мои предположения.

Эту справку я и предъявила Теме вечером с подчеркнуто торжественным и лживо-радостным видом.

– Поздравляю, Темка: через полгода ты станешь папой! – сказала я, помахивая перед лицом любимого заветной бумажкой.

Он выхватил справку и смял, даже не прочитав, что там написано. Его скулы заходили, глаза потемнели, кулаки сжались.

– Сучка! – услышала я полный ненависти голос и почти тут же почувствовала сильную боль в левой скуле. От неожиданности упала.

– Привязать меня к себе решила? Сучка! И как раз тогда, когда я нормальную бабу себе нашел!? – как-то не по-мужски высоко и визгливо завопил Артем, пиная меня ногами. Первый удар пришелся по животу, но я быстро успела принять позу эмбриона и, тихо всхлипывая, приняла еще несколько ударов по рукам, ягодицам и ногам.

Тема ушел, хлопнув дверью, и не появлялся почти неделю. Этого времени мне хватило, чтобы прийти в себя, внушить себе, что избиение было нормальной реакцией на мой подлый поступок, и даже порадоваться тому, что все обошлось, считай, малой кровью.

Глава 5. Наказание

Вернувшись, Артем сообщил мне о своем решении: ребенка признает, от участия в воспитании и содержании его отказываться не будет, но на мне не женится – никогда и ни при каких условиях. Более того, как только наш будущий ребенок пойдет в садик, и я смогу выйти на работу, мне придется от Артема съехать, освободив его и дав возможность устраивать личную жизнь по его усмотрению. Мне оставалось лишь поблагодарить гражданского мужа за великодушие. Реально ведь: не каждый согласится несколько лет терпеть в своей квартире нелюбимую или даже ненавистную женщину, да еще и содержать ее.

В запасе у меня было три-четыре года, и я молилась о том, чтобы остаться с Артемом как можно на более долгое время, найти способ привязать его к себе как можно крепче. И молитва моя была услышана, только не уверена, что Богом: Олежке (так мы назвали сына) не было и года, когда нам сообщили, что у него подозрение на ДЦП. Назначили массаж, какие-то таблетки, дополнительные обследования.

От Артема я предварительный диагноз решила скрыть, чтоб не пугать раньше времени. Подумала, что не поздно будет сказать, когда диагноз подтвердится (если он вообще подтвердится). Но это было лишь небольшой отсрочкой. Признаться пришлось. И тогда Артем избил меня второй раз, причем намного сильней, чем в первый – в буквальном смысле до потери сознания. Он вбил себе в голову, что я нарочно сделала все для того, чтобы наш сын оказался больным: и пила, и травку курила во время беременности, и не сразу сказала о подозрении на ДЦП, чтобы Артем не подсуетился и не нашел способ излечить сына на начальной стадии, пока болезнь не была запущена. Зачем мне нужно было уродовать нашего сына? Ответ у Артема на этот вопрос был: чтобы связать его по рукам и ногам, лишить будущего и заставить заботиться о больном ребенке, а заодно и обо мне. Я в глазах моего гражданского мужа была хищницей, пираньей и, конечно же, сучкой.

Самое страшное было в том, что Артем попал в яблочко: я на самом деле мечтала привязать его к себе любым способом (или почти любым, потому что сознательно сына в жертву я бы, конечно, не принесла). Выходило, что это я вымолила у Небес, чтоб мой сын стал инвалидом, как будто-бы заплатила его страданиями за свое призрачное счастье. Я даже поверила в то, что подсознательно нарочно вредила Олежке, когда он был еще в утробе, ведя нетрезвый образ жизни. Так вот и вышло, что Артем вбил мне в голову, что в инвалидности Олежки виновата я, и я стала молиться о том, чтобы Бог смилостивился и перестал бы наказывать меня через сына, а лучше б напрямую. Потому и побои, которые с этого дня стали регулярными, я воспринимала как знак того, что моя молитва услышана. Я даже радовалась, когда Артем избивал меня слишком сильно, веря в то, что этим самым уменьшаю страдания Олежки, зарабатываю для него возможность исцеления.

Только вот прощения все не было и не было: Артем становился все угрюмее и раздражительнее, избивал меня все чаще и все более изощренно, а Олежке лучше не становилось. Голова у него работала нормально, и с помощью логопеда он смог даже говорить настолько четко, что неспециалист и не догадался бы, что у него ДЦП. Моторика рук тоже была неплохой: рисовал Олежка сносно, и врачи утверждали, что он сможет нормально писать, разве что почерк у него будет корявым. Но вот ходить сам мальчик не мог, и виновата в этом была я: если б вовремя забила тревогу, и мальчик бы с рождения получал хороший массаж, может, и ходил бы. Об этом мне сказал Артем, обсудив состояние Олега с каким-то своим знакомым доктором, и у меня не было оснований ему не верить.

Артем продолжал меня наказывать за все подряд, избивая уже без зазрения совести. Это даже стало нашей семейной традицией. Нельзя было заранее догадаться, что вызовет гнев у моего гражданского мужа, но повод всегда находился. Кажется, я сама пыталась дать его, намеренно вредя Артему какой-нибудь мелочью. Фантазия у меня была просто фантастической – я постоянно выдумывала новую пакость: то суп пересолю, то добавлю в рагу грибы, которые Артем не переваривал, то подсуну ему заплесневелый хлеб, то спрячу зубную щетку.

Но регулярные избиения казались мне слишком маленьким наказанием. Чтобы замолить грех и задобрить небеса, я наказывала себя сама: не разрешала себе есть сладкое, не позволяла покупать себе новые вещи, пользоваться косметикой (разве что на выход), запретила себе общение со знакомыми и бывшими подругами, гулять себе разрешала только с сыном, возя его по двору и ближайшему скверу на инвалидной коляске. Правда, эти прогулки не доставляли ему удовольствия: он завидовал детям, которые могут бегать, играть, ездить на самокате. Только Олежка не завидовал им по-черному, нет: он, как будто заразившись от меня, считал, что он плохой, никчемный и просто не заслуживает ничего лучшего. Отчасти эти мысли сыну внушил Артем: сын мог слышать, как отец называет его калекой, обузой и никчемным, наказывая меня, и решить, что тоже заслуживает наказания. Хорошо еще, что Олег не видел, как Артем меня бьет: у нас была двухкомнатная квартира, и сын почти все время находился в своей комнате, мы даже есть ему туда приносили. Дело в том, что Артем требовал, чтоб ему не травили душу, демонстрируя уродство его наследника, напоминая о его отцовском горе. Я и старалась не напоминать. Но разве о таком забудешь? Я помнила денно и нощно.

Глава 6. Пикантное приложение

Вернувшись домой после приятно проведенных выходных, я почти сразу же сделала то, что не решилась сделать при Артеме: вынула из сумочки договор и, закрывшись в ванной, чтобы не подсматривала мама, начала его изучать. В кабинете у Дубинина я слишком волновалась, чтобы вчитаться в него, а предчувствие, что я допустила промашку, подписав этот документ, меня все еще не оставляло.

В чем подвох, я поняла, перечитав договор лишь в третий раз. Один из пунктов его гласил, что я должны «выполнять и другие поручения работодателя и оказывать ему иные услуги согласно Приложению». Самого же Приложения не было, и я не помнила, чтобы вообще его видела и подписывала. Разумеется, пресловутое Приложение могло содержать скучный список мелких дел вроде тех, пример которых приводил мне Михаил Борисович при нашей личной беседе: завязать галстук, подогреть еду. Скорее всего, так оно и было. Но что, если там было не все пристойно? Ясное дело, Дубинин не вписал бы в официальный документ минет и другие интимные услуги, не внес бы требование о выполнении его поручения криминального характера. Но какой-то подвох в Приложении мог быть. Не случайно же Дубинин сразу меня с ним не познакомил! Или все же случайно? Вообще-то, он и сам мог запамятовать.

Свиданье на следующие выходные Артем отменил, а я уже настроилась хоть на полдня вырваться из дома. И тут у меня мелькнула шальная мысль: позвонить Дубинину по поводу Приложения. Почти уверена была, что он предложит мне по этому поводу встретиться. Рассчитывала, что встречу он назначит в каком-нибудь нейтральном месте, например, в кафе или даже ресторане, где я уже сто лет не была. Правда, туфелек, подходящих для выхода, у меня теперь не было, но я решила, что можно пойти и в сапожках, пусть старых, но вполне еще симпатичных.

Звонку моему Дубинин был удивлен, но рад. Объяснил, что Приложение к моменту подписания договора еще не было готово, потому он и не предложил мне с ним ознакомиться и подписать. Планировал сделать это, когда я уже перееду к нему в дом.

– Я бы хотела заранее знать, что будет в Приложении. Не хотелось бы съезжать в день приезда, если какой-то из пунктов меня не устроит, – призналась я.

– Что ж, – немного подумав, согласился Михаил Борисович, – придется пораньше подготовить. До вечера потерпишь?

– Потерплю, – согласилась я.

– Тогда приезжай часам в восьми, обсудим. Адрес вышлю эсэмэской, такси оплачу. Или ты сама за рулем?

– Я не за рулем, но такси оплачивать не надо, – возразила я. – К Вам ехать не хочу, пока мы обо всем не договорились, да и Тема может это не так растолковать. Давайте лучше в каком-нибудь публичном месте пересечемся.

– Уверена? – в голосе Дубинина мне послышалась усмешка, но я не придала этому значения.

– Уверена! – заявила смело.

– Тогда пришлю адрес кафе, где буду тебя ждать, – сообщил сухо.

– В восемь? – уточнила я.

– В восемь, – подтвердил и сбросил связь. Почти тут же пришло сообщение с адресом дорогого ресторана.

«В таком заведении не то что в моих сапогах, но и в моем платье стыдно появляться», – подумала я, сообразив, как мне показалось, какой смысл вкладывал Дубинин в свой вопрос: «Уверена?».

Но теперь уже идти на попятный было поздно, и я начала приводить себя в порядок. Планировала не только нарядиться, но и сделать прическу, маникюр, макияж (своими, разумеется, силами).

Тщательные сборы не были пропущены мамой без внимания.

– У вас с Темой дата, что ли, какая? – спросила меня, не скрывая любопытства.

– Нет, с чего ты взяла? – прикинулась я непонимающей. Надеялась, что удастся избежать дальнейших расспросов и не придется признаваться, что встречаюсь я не с гражданским мужем.

– Деньги лишние у вас, смотрю, завелись! – не отставала мама.

Но я не купилась – не стала отвечать, лишь пожала плечами.

– Куда собрались-то, надолго? – мама решила спросить более прямо. Можно было бы, конечно, сказать ей, что это не ее дело, но она на это могла бы отказаться сидеть с Олегом, найдя и для себя «секретные дела» (был уже прецедент). Пришлось признаваться, что я не с Темой отдыхать иду, а на встречу с потенциальным работодателем.

– С потенциальным работодателем? – усмехнулась мама. – Вот оно как теперь называется! Шлюха! – констатировала она.

– Ты что угодно перевернешь! – обиделась я. – Живой пример того, что каждый по себе других судит.

Мама расхохоталась мне в лицо и сообщила мне, что я дура, ведь если Тема узнает о моей «подработке», то нас с Олегом бросит.

Пришлось оправдываться, объясняя, что речь идет не о подработке, а об официальном трудоустройстве, и что работу эту мне нашел сам Артем.

– А Олега куда денешь? На меня бросишь? Не выйдет! – заволновалась мама, переключившись с моего непристойного поведения на вопрос, который касался ее лично.

– Не брошу, буду с собой на работу его брать, – успокоила я маму. – Вот об этом сейчас и буду с работодателем договариваться, – наврала. – Надеюсь уговорить.

– Что-то не верю я тебе, странно все это как-то, – засомневалась мама, но на всякий случай решила меня на встречу отпустить и даже разрешила попользоваться ее парфюмом, так как последние капли своего я использовала под Новый год, а на новый денег не было.

Дубинин встречал меня у входа. Увидела я его первой, так как он высматривал меня на стоянке такси, а я пришла со стороны метро: денег на такси у меня не было. Дубинина же, которого природа наградила высоким ростом и соответствующей комплекцией, не заметить было невозможно.

– Добрый вечер, Михаил Борисович! – окликнула я его, приближаясь.

Он обернулся, окинул меня удивленным взглядом, но остался ли доволен моим видом, мне не сообщил. Подумала, что я его разочаровала, так как в противном случае он сделал бы мне комплемент. Но он льстить мне не стал, а лишь кивнул в знак приветствия и распахнул передо мной дверь.

Заговорил он лишь после того, как мы, оставив одежду в гардеробе, прошли в зал и остановились у заранее заказанного Дубининым столика.

– Надеюсь, не пожалеешь, что решила встретиться для обсуждения Приложения в публичном месте, а не у меня в кабинете, – шепнул он мне интригующе, отодвигая передо мной стул.

Подошел официант, и передо мной легло меню в кожаном переплете. Изучить я его не успела.

– Я закажу на свой вкус, – невежливо сообщил Дубинин и бросил официанту: – Мне, как обычно, даме то же самое.

Официант понимающе кивнул и тут же испарился.

– У нас есть минут десять или пятнадцать, – произнес Михаил Борисович, открывая кожаный портфель и извлекая из нее дешевую пластиковую папку с файлами. – Можешь ознакомиться с Приложением. Сразу скажу, что можешь отказаться от него – договор все равно останется в силе, но только без дополнительных услуг и поручений. Но и без дополнительного вознаграждения тогда. А оно будет заключаться в оплате операции Олегу и последующего восстановительного лечения. Полгода твоей прилежной службы по полной программе – и я оплачиваю операцию. А потом плачу за восстановление, при условии, что ты продолжаешь мне служить по-прежнему с полной самоотдачей.

– А если я откажусь не от всего списка, а от части пунктов? – уточнила зачем-то я, даже не успев открыть папку.

– Список не обсуждается. Его нужно принять целиком или целиком отклонить, – коварно усмехнулся искуситель. Улыбка у него была поистине дьявольской: опасной, вызывающей дрожь и в то же время ослепительно-манящей.

Предисловие мне не понравилось, так что руки у меня, когда я притянула к себе папку, предательски задрожали. Я уже сообразила, что условия в Приложении будут прописаны особые, но не могла предположить, что они окажутся настолько пикантными.

Список был поделен на три раздела. В первом были собраны бытовые услуги и поручения, во втором – личные, в третьем – интимные. Подогрев завтраков и подобная ерунда была в первом из разделов. Завязывание галстуков, провожание на работу с поцелуем в щеку, совместный просмотр телевизора, сопровождение в клубы, другие развлекательные заведения, на отдельные приемы и деловые встречи попали во второй раздел. Создалось впечатление, что этим мне навязывается роль спутницы жизни – вероятно, моему работодателю не хватало женского внимания и я, в общем-то, согласилась бы ему его дать. Если б не третий раздел – самый короткий, говорящий лишь об оказании услуг и выполнении поручений интимного характера без их перечисления. Дойдя до него, я вспыхнула, быстро долистала до конца документа и вернулась к его началу. Только тут мой взгляд остановился на самом важном первом пункте.

Да, самым важным и ужасным было то, что все три раздела предварялись пунктом о том, что я принимаю на себя роль нижней Дубинина, обязуясь поддерживать эту игру по первому его требованию и действую согласно какому-то специально под меня составленному Протоколу. Завершалось Приложение, кстати, пунктами, согласно которым я согласна на наказания в соответствии с тем же самым загадочным Протоколом и полностью лишаюсь вознаграждения, отказавшись от оказания интимных услуг ранее чем через полгода.

Уже после беглого просмотра документа у меня по спине побежали мурашки и, кажется, зашевелились волосы на голове. Нормальная женщина на моем месте наверняка возмутилась бы, покинула ресторан и отказалась бы иметь с Дубининым какое-либо дело. Но я поступила иначе, точно была больной на всю голову: я начала уточнять условия.

– Я должна только играть роль нижней или быть нижней? – спросила я так тихо, что сама еле себя расслышала.

– Это одно и то же, – был дан мне ответ. – Ты будешь нижней только во время сессий, то есть БДСМ-игр. В остальное время сможешь быть самой собой и вести себя так, как посчитаешь нужным.

– А как быть, если Вы захотите «поиграть» прилюдно? – спросила я, замирая. Мой голос дрожал, ломался, скрипел и срывался. Не знаю даже, как разобрал мой вопрос Дубинин, но он дал на него довольно четкий и подробный ответ.

– Тогда ты будешь должна включиться в игру прилюдно. Но возникновение у меня такого желания маловероятно – я не люблю выставлять свою интимную жизнь напоказ. Если потребую от тебя подчинения на людях, значит, у меня будет веская причина так поступить. Игнорировать мое требование будет нельзя. Впрочем, у тебя будет три стоп-слова, то есть возможность трижды остановить меня. И могу пообещать, что на глазах Олега служить мне я тебя не заставлю – я не извращенец.

«То есть БДСМ – это, по его мнению, не извращение», – усмехнулась я про себя и не заметила, как насмешливая улыбка расцвета на моем лице, выдав мои циничные мысли.

У Дубинина поднялась бровь, и на лице появилось выражение, как будто он хотел воскликнуть: «Ух ты!» – но в последний момент почему-то передумал.

– Еще вопросы будут? – спросил меня вместо этого и поторопил: – Формулируй поскорей, а то скоро нам принесут ужин.

Я подождала, когда официант разольет нам красное вино и отойдет от столика, потом только спросила:

– О каком протоколе идет речь и где он? Без него трудно понять, что именно от меня требуется.

– Обычный протокол взаимодействия нижней и топа, – удивленно посмотрел на меня Дубинин. – Позы, наказания, стоп-слова – рамки игры, так сказать. Разве вы с Артемом такой не принимали?

– Мы просто обговорили основные моменты, – соврала я, сглотнув.

– А мы все моменты обговорим точно и подробно, – пояснил Дубинин.

– Обговорим? – уцепилась я за соломинку. – То есть у меня будет право голоса? Вы согласитесь учесть мое мнение и изменить протокол, если что?

– Разумеется, но в рамках разумного, – обнадежил меня Михаил Борисович. – Все это детали. Главное, что ты принципиальных возражений не имеешь. Думал, начнешь истерить, а ты меня приятно удивила. Прям зауважал. А по протоколу договоримся – даже не сомневаюсь. Тебе как махровой мазохистке мои предложения понравятся. Правда, я не махровый садист, но ради тебя готов расширить свои пределы.

– Ага, – выдавила я из себя, шокированная настолько, что растеряла весь словарный запас. С запозданием до меня дошло, что на оказание интимных услуг работодателю я, выходит, как бы согласилась, раз уже обсуждаю с ним детали.

«Сука! Шлюха!», – обозвала себя, мысленно надавав себе по щекам так, что они реально загорелись. Или это была краска стыда?

– Отлично! – обрадовался Дубинин. – Протокол составим после твоего переезда ко мне, тогда же подпишем соглашение. А сейчас можно и отметить нашу договоренность.

Я растерянно улыбнулась, закрывая папку и возвращая ее работодателю.

– Шампанского принеси, – попросил Дубинин официанта, который как раз появился возле нашего стола и начал расставлять тарелки с закусками.

Закуски были нестандартными, точнее традиционными, ведь такие сейчас не пользуются популярностью: селедочка с лучком, маринованные огурчики, телятина, запеченная с грибами, и жареная картошка. Я ожидала, что ужин будет более легким, современным и изысканным. К тому же понятия не имела, чем из этого меню лучше закусить шампанское, которым официант уже наполнял высокие бокалы.

Заметив мою растерянность, Дубинин кивнул на селедку:

– Под шампанское – то, что надо, только без лука лучше.

Я воспользовалась его советом и была приятно удивлена: оказалось и впрямь то, что надо – мне понравилось даже больше, чем с бутербродами с икрой. Это было первое открытие для моих органов чувств, сделанное благодаря Дубинину. Тогда я еще даже не подозревала, сколько меня ждет с ним неизведанного, щекочущего нервы, переворачивающего мое мировосприятие и ощущение себя.

Шампанское быстро вскружило мне голову, и я испытала незнакомое мне чувство куража. И мне даже в голову не пришло отказаться от танца с Дубининым, когда он пригласил меня на танго. И это несмотря на то, что исполнять этот танец я не умела, как и другие бальные. Стоит ли удивляться, что почти сразу я отдавила партнеру ноги, а еще через мгновенье осталась без каблука.

– Что за привычка лишать меня обуви! Что ты за медведь такой! Фу! – в отчаянии воскликнула я, обиженно оттолкнув Михаила Борисовича, который, откровенно говоря, не сильно был виноват в печальной участи, постигшей мои нарядные туфли и единственные демисезонные сапоги.

– Тебе повезло, что ты еще не работаешь на меня, иначе пришлось бы тебя наказать, – процедил мне в ухо Дубинин, резко дернув к себе и подняв над полом. – Уважительного отношения я требуют даже вне игры!

– Простите, – испуганно пропищала я. – Учту на будущее.

– Прощаю, – смилостивился Михаил Борисович, но вместо того, чтобы поставить меня на пол, закинул на плечо и понес к выходу. Я парочку раз дернулась, но активно сопротивляться не решилась: энергетика Дубинина подавляла меня. Когда мое тело оказалось так тесно прижато к его, я будто потеряла волю, но это меня, как ни странно, не напугало. Наоборот, я почувствовала себя спокойно, как будто играла в салки и, убегая, спряталась в домике. Висела на плече этого великана и блаженно улыбалась, не заботясь о том, что обо мне подумают.

Верзила, которого я уже видела с Дубининым на новогоднем корпоративе, открыл нам машину, потом забрал нашу одежду в гардеробе и сел за руль. Ехали молча. Михаил Борисович усадил меня на заднее сиденье, сам сел впереди, так что дорогой не приставал: я даже задремала немного. Только когда автомобиль остановился перед маминым домом, встрепенулась, пытаясь вспомнить, когда успела назвать Дубинину свой адрес. Он сам распахнул передо мной дверь и поинтересовался:

– Сама дойдешь?

– Дойду, – кивнула, вылезая из салона и кое-как натягивая на себя верхнюю одежду.

– Компенсация за обувь, – показал мне пачку пятитысячных купюр Дубинин и запихал в карман моего видавшего виды пальтишко.

– Спасибо, – прошептала я, подавив приступ гордыни, и, неуверенно улыбнувшись, похромала к подъезду.

Слышала, как за спиной хлопнула дверца и автомобиль стронулся с места.

Деньги пересчитала в подъезде: 85 тысяч рублей. В принципе, на замену сапожек и туфель хватало. Да что там скромничать: новая обувь у меня обещала быть значительно лучше старой, можно было даже позволить себе брендовую. Мелькнула мысль потратить деньги на что-нибудь более нужное, приобретя туфельки и сапожки эконом-класса, но что-то мне подсказало, что нецелевое использование средств мой новый работодатель не одобрит. Решила, что все же лучше потратить деньги именно на то, на что они были даны.

Глава 7. Шлюха

К утру алкоголь выветрился, кураж прошел, от радостного настроения не осталось и следа. Вместе с легким похмельем пришло тяжелое осознание того, что я на самом деле шлюха – мама оказалась права, заметив во мне сексуальную распущенность, когда я была еще подростком. Стыдно было слов нет как. Щеки горели так, будто о моем вчерашнем разговоре с Дубининым известно каждому, как будто бы мама читает мои мысли и знает, как низко пала ее дочь. Руки дрожали не столько от похмелья, сколько от нервного напряжения. Да меня дрожь от него колотила!

Вообще-то, ничего непоправимого пока не произошло: я не только не переспала с Дубининым, я даже не успела подписать это чертово Приложение. А устная договоренность – это не документ, я еще могла отозвать свое согласие.

Попыталась успокоить себя этим, решив, что после переезда скажу Михаилу Борисовичу, что решила отказаться от дополнительных услуг, ограничившись выполнением основных обязанностей. Ведь он же сказал, что отказ от принятия Приложения не отменяет договора, и он все равно примет меня домоправительницей.

«Неловко, конечно, выйдет, но лучше пережить мимолетный стыд, отказываясь от своих слов, чем позже гореть в аду за разврат», – подумала я и представила, как я буду объяснять Дубинину, почему вдруг передумала. И будто наяву услышала наш разговор, в ходе которого работодатель уточнил, действительно ли я хочу отказаться от дополнительного вознаграждения.

«Что, операция Олегу уже не нужна?» – прозвучал в моей голове низкий голос. Операция была необходима, и я четко осознала, что ради сына готова на все, а не то что стать секс-рабыней Дубинина. К тому же мужчина он был видный и, что уж себе врать, сексуально привлекательный, и я хотела его даже сильнее, чем когда-то Артема, страсть к которому во мне давно уже угасла.

Мысли о возможном отказе от оказания Дубинину дополнительных услуг любого характера я заставила себя выбросить из головы раз и навсегда. Если ради выздоровления сына мне нужно стать шлюхой – стану шлюхой. Нужно будет заплатить своим телом – заплачу. К тому же выносить боль и унижение ради Олежки я уже привыкла. Выносила побои Артема – вынесу и пытки извращенца Дубинина. Даже если боль будет несравнимо большей – вынесу. Лишь бы только не забил до смерти, как, говорят, забил свою жену. Но, даже зная об этом чудовищном преступлении Дубинина, я была готова рискнуть. Рискнуть не только телом, но и жизнью. Если небесам было угодно запросить за здоровье Олежки мою жизнь, я была готова заплатить даже ею.

Вечером неожиданно позвонил Артем.

– Не успела на работу устроиться, а уже хвостом перед Борисычем крутишь? – процедил он в трубку без приветствий и предисловий. – Что, трахнул он тебя? Понравилось?

– Ты не так все понял, это была деловая встреча, – попыталась я оправдаться, но голос мой (сама это слышала) звучал неуверенно.

– Какие у вас могли быть дела? Вы же уже все обговорили и договор подписали, – не поверил мне муж. – И какие это дела заставили тебя напиться и повиснуть у шефа на шее?

Голос Артема звучал зло, в нем не было сомнения или иронии. Нужно было, наверное, сразу сказать ему о том, что я обнаружила отсутствие Приложения к договору. Тогда было б проще объяснить, зачем я встречалась с Дубининым. Но и тогда пришлось бы врать, что инициатором встречи был сам работодатель, и умалчивать о третьем, а лучше и о втором разделе документа. Теперь же я даже заикнуться о наличии пикантного Приложения не решилась – боялась, что Артем догадается, что я что-то недоговариваю и выбьет из меня правду кулаками. А узнав правду, тут же нас с Олежкой бросит окончательно и бесповоротно, а мальчику был нужен отец.

– Мы обсуждали переоборудование комнаты, в которой будем жить с Олегом, – пришел в голову повод.

– Не ври! – рявкнул Артем. – Ремонт давно уже завершен!

– Да, но Михаил Борисович хотел, чтобы я сама оценила результат, – нашлась я. – Показал мне фотографии.

– А, вот что там была за папка! – буркнул Артем. – Считай, что на этот раз тебе повезло. Но если узнаю, что наврала – не спущу. С шлюхой и Дубининской подстилкой жить не стану, ты меня поняла?

– Поняла, – тихо согласилась я.

Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Я затеяла опасную игру. Только теперь осознала, что если пикантные подробности моей работы станут известны Артему, Олежек останется без отца. Дилемма была непростой, но все же здоровье и возможность ходить, посчитала я, лучше, чем отец, которого видишь лишь по выходным, даже реже. Так что своего решения стать шлюхой Дубинина я не изменила.

Правда, мама, подслушавшая разговор, мне не поверила и высказала все, что обо мне думает:

– Что, все-таки решила мужа за нос поводить? Всегда знала, что ты шлюха – вся в отца-кабеля! Смотри: доиграешься!

Я решила не унижаться, оправдываясь. Молча пожала плечами и, отложив телефон, понесла в комнату ужин для Олега, хотя можно было бы предложить ему дойти до стола самому: опираясь на стены и мебель либо на ходунки, мальчик мог передвигаться. Мамина квартира была мала и захламлена, да и Олежкина коляска занимала чуть ли не третью часть кухни. В квартире Артема было чуть свободнее, но теперь, чуяло мое сердце, нам с Олегом возвращение туда уже не светило.

Я собиралась позвонить Дубинину 30 марта, чтобы договориться о времени переезда, но он позвонил мне сам уже 29-го числа. Сказал, что будет ждать меня завтра, встретит сам, и что ради помощи нам с сыном в переезде дал Кривошеину отгул.

– Мы приедем, – согласилась я не оттягивать неизбежное. – Только если вдруг не окажется, что на назначенное время нет свободных машин для перевозки колясочников – мы же думали, что позже переедем, заранее не заказали, а по будням на спецтранспорт высокий спрос.

– Хм, об этом я как-то не подумал, – непривычным извиняющимся тоном произнес Дубинин. – Но вопрос решаем – будет вам спецтакси. Главное, вещи до десяти часов соберите. Успеете?

– Конечно, успеем – вещей у нас немного, – призналась я.

Потом позвонила Артему. С ним Дубинин, по счастью, успел переговорить раньше, иначе недовольства по поводу того, что шеф решает какие-то вопросы со мной напрямую, через его голову, было бы не избежать. Мой гражданский муж, честно говоря, был закомплексованным человеком: ему все время казалось, что его ни во что не ставят и недостаточно ценят и на работе, и в семье. Он постоянно пенял нам с Олегом, что мы неблагодарные твари, напоминая о том, что без него были бы совершенно беспомощными.

Устроил Дубинин все наилучшим образом, и в полдень мы были уже у него. Мы с Олежкой приехали на специально оборудованном такси, Артем – на своем автомобиле с нашими скудными пожитками.

Приятно удивил пандус при входе. А комната, которую нам с Олегом предоставили, вообще была шикарной: просторной, с двумя окнами. Спальные места были разделены перегородкой. Возле каждой кровати были тумбочки. Обстановка включала в себя также книжный и платяной шкафы, длинный письменный стол, к которому можно было легко подъехать на инвалидном кресле, тумбу с телевизором, небольшой диванчик перед ней и кадку с фикусом в углу. Из комнаты был вход в просторную ванную с удобным для Олега санузлом и душевой кабиной. Сынишка был в восторге, даже пошутил: «Я попал в сказку, или мне снится?».

Дубинин приветливо улыбнулся ему, представившись дядей Мишей, и предложил располагаться в комнате, как ему будет удобно. После чего позвал меня в холл – знакомиться с персоналом.

Маргарита Павловна Семенова была женщиной лет пятидесяти пяти. Выглядела она строгой, но глаза у нее были проницательными и совсем не злыми. Мне показалось, что до моего появления в доме главной над обслуживающим персоналом была она, и ее расходы контролировал сам Дубинин. Вряд ли нововведения пришлись ей по вкусу, но вида она не подавала, и ненависти к своей персоне я в ней не почувствовала.

А вот Зоя смотрела на меня с плохо скрываемой неприязнью, как на личного врага. В причинах этой ненависти мне предстояло разобраться позднее, но догадка была: возможно, яркая девица лет двадцати пяти метила на мое место, но обломалась. Я сделала вид, что не заметила враждебности, и, изобразив приветливую улыбку, сделала комплимент необычному розовому цвету ее волос. Дубинин, похоже, подумал, что я иронизирую, и открыто усмехнулся.

Сергей Вадимович Седой был примерно ровесником Дубинина. Смотрел он на меня оценивающе, как член жюри на конкурсе красоты. Видимых изъянов во мне он, похоже, не нашел, так как даже протянул руку для пожатия и сказал, что рад знакомству и уверен, что работать под моим началом будет сплошным удовольствием.

Водителя Дубинин обещал представить мне позже, но сказал, что мы с ним уже несколько раз пересекались и зовут его Сергеем.

– Зоя покажет Розе Дмитриевне дом, остальные могут вернуться к своей работе! – этими словами Дубинин закончил церемонию знакомства. И тут как раз у него зазвонил телефон. Принимая вызов, Михаил Борисович удалился в одну из комнат, плотно закрыв за собой дверь (позже я узнала, что это комната была кабинетом).

– Для шлюх экскурсию мне проводить еще не приходилось, – громким шепотом бросила Зоя Маргарите Павловне. Собеседница строго зыркнула на молодую коллегу, но ничего не ответила – вслух приструнивать ее не стала, хотя, как мне показалось, порыв такой у нее и возник.

Артем все это время скромно стоял в углу, но Зоину реплику, кажется, расслышал. Посмотрел на меня со злобой и презрением, как будто у него были основания верить горничной. Жестом подозвал меня к себе: вероятно, хотел сообщить, что обо мне думает и повторить угрозы, высказанные ранее. Я подойти к мужу я не успела: вернулся Дубинин. Он сходу сообщил мне, что обедают в его доме в час, если от него не поступает иного распоряжения, и что в это время будет ждать нас с Олегом в столовой. Артему на обед остаться предложено не было.

– Свободен, Кривошеин! – бросил Михаил Борисович моему мужу, как генерал рядовому, зазевавшемуся на плацу.

Артем за что-то поблагодарил шефа и выскользнул наружу.

Глава 8. На новом месте

Обедали мы втроем: как выяснилось, остальные ели отдельно, уже в два часа. Так что мы с Олегом оказались как бы на особом положении: Дубинин нас выделил, будто мы были членами его семьи и имели в этом доме более высокий статус.

Зою это бесило, и она смотрела на меня, не скрывая злобы, зависти и обиды. Хотя ее я, вроде, потеснила не сильно. Даже работы у нее с моим появлением в доме у нее могло убавиться, так как я сразу сказала, что в своей комнате убираться буду сама, и следить за тем, чтобы одежда Дубинина вовремя попадала в химчистку, тоже. Готова даже была взять на себя покупку химии, отпаривание одежды и глажку. Но девушка все равно дулась, как будто я отняла у нее любимую игрушку.

А вот Маргарита Павловна, у которой как раз был повод для обиды, восприняла все как должное. Вела со мной вежливо и сдержано, а раз мне даже показалось, что поймала на себе ее сочувственный взгляд. А ведь ей теперь придется готовить на две порции больше! Эта женщина вызвала у меня симпатию и доверие. Подумала, что если мне нужно будет обсудить порядки в доме и уточнить что-то про предпочтения и привычки Дубинина, можно будет обратиться к ней.

В целом, если не считать Зои, в доме Дубинина меня приняли хорошо, и я позволила себе немного расслабиться. Осмелела настолько, что на самого работодателя набросилась с уточнениями и вопросами.

– Михаил Борисович, а ужин во сколько в Вашем доме подают? – поинтересовалась я, отвезя Олега в нашу комнату и вернувшись в холл. Дубинин как раз собирался куда-то уходить, и я поймала его почти на пороге.

– Ужинаю я, когда придется – Рита оставляет еду в контейнерах. Рабочий день у нее длится с девяти до шестнадцати часов, в воскресенье она отдыхает. У Зои такой же график. У Седого рабочий день ненормированный – приходит и уходит, когда считает нужным. Пусть так и остается: он не злоупотребляет своими правами и с обязанностями отлично справляется, ответственный человек, – проинформировал меня Дубинин, не рассердившись за задержку.

Сдержанность Михаила Борисовича меня успокоила и окрылила – я осмелилась задать еще один вопрос, который волновал меня куда сильнее первого:

– Во сколько Вы вернетесь?

Дубинин удивленно поднял брови и недовольно буркнул:

– Вздумала меня контролировать?

– Что Вы! – поспешила я объясниться. – Я просто хотела узнать, будет ли у нас время обсудить тот самый документ…

– А, вот что, – рассмеялся Михаил Борисович, расслабившись. – Будет!