Читать онлайн Бестолковое время суток бесплатно
Книга первая. Шуга
Алексу и Кэти, с благодарностью
Часть I
Всё в мире что-нибудь значит.
+38 в тени
– Баха, что за дрянь тут!
– Лапы убрал! Сейчас разгребу.
– …Антон, это все вещи?
– Не на Луну собрался.
– Ладно, остальное потом… Ну всё, садись, погнали.
– Как долетел?
– Хорошо. Почти.
– Что значит?..
– Пошёл снег, я лёгонько оделся. Околел как собака.
– Отогреешься.
– Отогрелся. Сорок есть?
– Будет больше.
– Хорошо-то как…
– Скучал по Ташкенту?
– Есть маленько.
– Почему один?
– Я, говорит, твоими азиями сыта по горло. Даже провожать не поехала.
– Как была дурой, – так и осталась… Извини.
– Всё в допуске. Привык… Куда едем?
– В Чирчик.
– Далеко?
– Минут сорок не спеша.
– Водоём есть?
– Ну, не водоём. Речка.
– Искупаться бы…
– Не горячись. Вода холодная. Купаться поедем на Бургулюк. У меня там дача.
– Баха это Бахрат?
– Бахрам… Баха, за Дамиром заедем?
– Он дома?
– Ты с ним работаешь, – тебе видней.
– Обойдётся. Вечером появится сам.
– Как скажешь… Дамира помнишь?
– Смутно.
– Вторая рота.
– Я говорю, – смутно.
– Он тебя помнит… Это что такое!
– Нитроглицерин.
– Давно?..
– Года три.
– Не надо было уходить.
– А сам?
– Что сам?
– Тоже ушёл.
– Тоха, мне сколько лет! Училище, плюс боевые. Всё, перед Родиной долг исполнил.
– А Дамир?
– Он в армию из-за меня пошёл. И на гражданку тоже.
– Долго за тобой ходить будет?
– Уже не ходит. В октябре дочка родилась.
– Ты женился?
– Так неплохо. Девок немеряно, только успевай.
– …Оторвут тебе голову, Амир.
– Пусть попробуют. А ты не встревай, лучше на дорогу смотри… Как у тебя с Настей?
– Хреново.
– Не развелись ещё?
– К этому идёт.
– Сколько сынам?
– Коле восемь, Петьке скоро шесть.
– Счастливый папаша.
– Не очень.
– Мамино воспитание?
– Недовоспитание.
– Понятно… Баха, притормози, куплю сигарет … Антон, куришь?
– Трубку.
– Ну ты силён! Может и мне трубочку прикупить…
– А есть где?
– Надо поискать. «Народные промыслы» знаешь?
– Кстати про «Народные промыслы». Я шурину обещал пчак1 привезти.
– Организуем… Одна минута…
– Хорошо устроился… Кондиционер…
– Не то что вы в своём Ленинграде.
– На Питер бочку не кати!
– Шучу я, шучу… Ну всё, добрались… Баха, во сколько ждать?
– Может, дадим человеку отдохнуть с дороги?
– Обойдётся. Я ещё на танцы потащу.
– Начинается… дурак старый.
– Ну ты-то у нас дурак молодой. С нами пойдёшь?
– Разводиться пока не собираюсь… Часа через четыре с женой приедем.
– Тогда не прощаемся.
– Хоп майли.
– Хоп…
– Выпить хочешь?
– Сухого. Или кефира.
– Пойдём на кухню, посидим на теневой… Сейчас фрукты сполосну.
– Амир, не надо из холодильника.
– Ты сказал, майор… Как добрался?
– Ты о чём?..
– Ладно, перейдём к делу.
– Твои друзья в курсе?
– Без них никуда. Ну, и брат, само собой. Дамир тебе понравится. Толковый мужик. Правда не разговаривали полгода. Ну, знаешь, – два взрослых татарина под одной крышей…
– Отец развести не мог?
– Батя умер четыре года назад.
– Я не знал… Соболезную.
– Ну, за встречу!.. То есть за женщин.
– Правильно Бахрам сказал.
– Да что старого узбека слушать… Понимал бы что.
– Баха старый?..
– Ну… сороковник. А чего удивляешься? У него жена вообще как девочка выглядит, а уже трое сыновей!
– Здоров.
– А то!.. Ты бы видел, как любят друг друга… Аж завидки берут.
– Женись.
– Где б такую найти… Кругом… а-а, не хочу… Наливай.
– Так что там про танцы?
– Я слушок пустил, что ко мне из Ленинграда приезжает сослуживец. Старые фото показывал.
– С какой целью?
– Вдвоём гулять веселее.
– Нам будет до веселья?
– Было бы желание… Есть тут одна евреечка, Соня, у неё аж слюнки текли.
– Еврейки не было…
– Нормально. Губы раскатай, – за еврея сойдёшь.
– Не сойду.
– Ладно, потом разберёмся.
– Когда выдвигаемся?
– Вечера прохладные, без куртки или свитера нечего и выползать. Май холодный был, дождливый. Зато урожаи будут хорошие… Числа десятого–пятнадцатого, наверно. Как ночью станет до тридцати – самое время.
– Видно, судьба с твоей Соней знакомиться.
– Имей в виду, – девка с норовом, грубить нельзя.
– Амир…
– Это к слову… Интеллигенция питерская… Сейчас карты принесу.
– …Ничего себе… Откуда?
– Ну-у… при связях можно достать.
– Здорово… Ты посмотри, все тропы!..
– Это ещё ничего. Тебе повезло, что мы с Бобом и Бахой по тем местам ходили. Но карта не помешает.
– Кто это Боб?
– Ким, кореец. Робертом зовут.
– …А это что такое?
– Не знаю. На армейских там вообще ничего не отмечено.
– Кажется, нам туда.
– Ох, опять приключений с тобой искать… Туда – значит туда… Как тебе вообще в голову такой бред мог прийти!
– Не знаю. Стукнуло что-то. Начинал с семейных фотографий. Потом… В год смерти бабушки мы с мамой часто бывали у неё дома. Она знала, что скоро умрёт. Ну, мама отсутствием любопытства не страдает. И пока я по двору носился да голубей гонял, они говорили и говорили. Бабушка… рассказывала про свою жизнь, про отца, про его отчима… Старым евреем его…
– Зачем замуж выходила!
– Дед погиб в финскую, а Исаак вернулся – боевой офицер, на груди бронежилет из орденов да медалей. Красив был, говорят.
– Исаак?
– Ну да.
– А твой отец?..
– Ефимович.
– Может Хаимович?
– Нет, он из обрусевших немцев.
– Понятно… Женихов недобор. Особенно для вдов.
– Правильно понимаешь… Подробности опущу, а схема такая… Отец родился в двадцать седьмом, значит, бабушке было девятнадцать. Так?
– Тебе видней.
– Так… Однажды она проговорилась, что Жорка, то есть мой отец, был у неё пятым ребёнком, – первые четверо – кто умер во младенчестве, кто родился мёртвым.
– Чего-то не срастается.
– Мама то же самое сказала. А потом они как-то и не вспоминали… В день рождения отца она умерла… Да, ещё! Про день рождения! Тут вообще непонятки. В паспорте у него стоит двадцать пятое октября. Ну, в метрики тогда часто ставили дату регистрации, особо не задумывались. Ладно, поехали дальше… Бабушка говорила, что родила Жорку в августе… Следишь?
– Наливаю.
– И говорила, что тогда цвела гречиха.
– А когда она цветёт?
– Не знаю, ни разу не видел. Но точно не в августе. Короче, – нехорошо так говорить об умерших предках, но бабка завралась. Точнее, – правду говорить не хотела, а запоминать свои выдумки уже не было сил… А дальше пошло–поехало. Фотоальбом, батины сослуживцы… Я даже доктора нашёл, который отправлял отца на инвалидность.
– А про Китай?
– Я уже сомневаюсь, что там служил. Пошёл в армию перед самым окончанием Войны, на японском фронте не был. Потом остался на сверхсрочку… Матери так говорил. Однако хорошо знает… знал Среднюю Азию. В основном Тянь–Шань. На Памире бывал. Теперь могу сказать точно.
– Вот и ты по стопам отца.
– В позапрошлом году я восстановился в училище и во время абитуры познакомился с одним профессором. Показал свои работы, он заинтересовался и предложил работу. Нужно было сваять бюст одного партийного деятеля, безвременно, так сказать… Деньги хорошие, я, не раздумывая, рванул на псковщину.
– Антон, подремать не желаешь?
– Не, завалюсь часов в десять, чтоб новый режим установить быстрей.
– Да кто ж тебе, болезный, даст! Гости приедут.
– Досиживать будете без меня, лягу вовремя. И встану тоже. Кто рано встаёт, тому Бог даёт.
– Ты ж в Него не веришь!
– А вдруг Он есть? Уж лучше верить на всякий случай.
– А как быть со службой? Сколько на твоих руках…
– Он меня простит. Потому что на руках есть, а совесть чистая.
– Ладно, человек с чистой совестью, что там во Пскове?
– В Порхове. Есть такой старинный город. Вода там, правда, препоганая, но привыкнуть можно… Познакомился с местным жителем, а он за мной ходит как привязанный. Я ему, – ты чего, мол! И рассказал он, как в тридцатом цыгане украли его младшего брата. Так я на него похож очень. Вот, собственно, и всё на эту тему.
– А отец твой продолжал мутить биографию дальше.
– Вот именно… Потом я вышел на полувоенную часть под названием «Экспедиция».
– Думаешь, – отыщем следы там?
– Надеюсь.
– Слабо верится. В Питере ведь ничего не смог узнать…
– Помнишь, я рассказывал про милиционера, который служил с отцом, и помог мне уйти в армию?
– Что-то припоминаю. Давно было.
– Они служили с пятьдесят первого до шестидесятого года, вместе ушли в милицию.
– Как это?.. служили в армии? Ты говорил, что отец демобилизовался!..
– Ну подумай сам, – где они могли служить после дембеля до милиции!
– Подумал…
– Вот так, брат… Ещё помню, отец часто ездил в командировки, надолго. Даже в Ленинграде не всегда ночевал дома. Я вообще не понимаю, как они с матерью меня родить успели.
– На сегодня с меня хватит. Давай сходим на базар, надо мясо купить для плова, вина домашнего.
– У тебя холодильник забит!
– Это для утоления жажды. А там одна апашка такой наливает мускат! Пальчики оближешь. Собирайся. Заодно и Сонечку покажу. Говорю тебе, – не пожалеешь.
Мужские вопросы
– Эй, татарин–барин, чифирбак на плиту ставь!
– Проснулся, перелётный… Уже заваривается.
– Чего в такую рань встрепенулся?
– Армейская привычка. Днём добираю.
– По такой жаре?
– А похеру. Холодильник открываю, и спать.
– Не жаль технику?
– Надо будет, – новый привезут, без проблем.
– Никогда азиатов не смогу понять.
– И не надо. Живи у себя, приезжай в гости. А мы в твой музей приедем. Приютишь?
– Посмотрю на ваше поведение.
– Как спалось?
– Как заново родился.
– Что снилось?
– Почему спрашиваешь?
– Разговаривал во сне.
– Матом?
– Если бы… я б и не заметил.
– А что было?
– У тебя хотел спросить. Если бы с Сонькой успел познакомить, подумал бы, что с ней воркуешь.
– Да… странный был сон… Лейла, это какой национальности имя?
– Любой. Тюркская группа языков, – имена, слова часто пересекаются, произношение иногда отличается.
– Понятно… Может быть узбечка, татарка…
– Может. Кто это, твоя знакомая?
– Девочка из сна. Потом расскажу.
– Сегодня Адиля с Амиркой от матери приезжают. Посмотришь на маленькую принцессу. Зачем жена, если такая племяшечка, наследница! По-татарски, правда, не говорит.
– По-русски, наверно, тоже.
– Как ты догадался!
– Какое говорить! Ребёнку восемь месяцев.
– Ну хоть что-то должна уже сказать!
– Жениться тебе надо.
– Как ты?.. Отвали… Выпей вина.
– Не рановато для вина?
– Сухое красное, фрукты. Чем недоволен!.. Э-э, надо разбавлять, а то к обеду будешь никакой.
– Что у нас по планам?
– В контору съездить, посмотреть, что к чему. Потом в Дом Культуры. Директор задолжал. Заодно договоримся устроить встречу пионеров с офицером Советской Армии.
– Какие пионеры в июне!
– Э-э, уважаемый, Москва–Питер далеко, а Ташкент рядом. У нас власть меняется медленно. Понял? Заодно денег даст.
– У меня есть…
– Спрячь, не позорься… А лишняя копеечка не помешает. Лучше стол ему красивый сделаю… потом.
– Татарин?
– Узбек. Однако женщин понимает.
– Все вы тут одинаковые.
– Дамир не такой, он правильный. Даже противно. Но не переделаешь уже.
– Отец таким же был?
– Я в отца… Когда на похороны пришли его любовницы, мать сразу зауважали.
– Может, насовсем остаться? Было бы две, нет – три жены…
– Не сможешь. Ты однолюб. Помню, когда от мамы твоей… пришло письмо. Ты не побежал утешаться, хотя на тебя в гарнизоне очередь стояла.
– Сейчас бы утешился.
– Завтра пятница, идём на танцы. Сонечку предупредил.
– Когда!
– Вчера. Пока ты башкой по сторонам вертел, я быстренько организовал. Понравился.
– Вот бешеный татарин…
– От татарина слышу… Ну что, татарская морда, на попятную не пойдёшь?
– Подумать можно?
– Чего думать! Знаешь, сколько у неё ухажёров? И ничего. Дожидается.
– Я уеду, Амир, так нельзя.
– Не переживай, её проблемы.
– А мне! Я ведь тоже буду переживать… скорей всего.
– Ну что ты за мужик!.. Переживёшь.
– Ухажёры не отрихтуют?
– Один будешь болтаться – легко. Со мной не тронут. Из-под земли достану и в землю закопаю. Даже искать никто не будет. Зиндан знаешь? Оттуда можно десять лет весточки родне посылать… Алло… я слушаю… как договаривались… С Робертом вчера переговорили… Да, Бахрам, захвати по дороге лепёшек… две–три, – смотри сам… Ждём.
– Баха?
– Да, скоро приедет.
– А работа?
– Сегодня есть дела поважней… Доставай картинки от дяди Вани, а мы с Бахрамом покажем свои.
– Вчера, кажется, посмотрели.
– Смотрели, да не все. Нашли кое-что ещё.
– Что-нибудь интересное?
– Да уж поинтересней твоего будет… Тебя сам Аллах сюда прислал… Ты в Иисуса веришь?
– Нет, наверно.
– Значит точно Аллах.
– Узнаёшь, Бахрам?
– Вчера мельком глянул.
– Не юли.
– Ну… есть немного…
– Всё?
– Я в совпадения не верю. Ты тоже… Антон, веришь в совпадения?
– Почти.
– Амир, ничего не говорил?
– Давай.
– Антон, помоги снять кальку с карты… Амир, отойди, мешаешь… Сядь лучше и перестань трястись… холодно от тебя…
– …Зачем?
– …Сейчас поймёшь… Ничего не пропустили?..
– У меня не забалуешь.
– Это уж точно… Теперь смотри на эту карту.
– Что это за значки?
– Через год после выхода в запас Амиру предложили внештатную работу в МВД. Делать почти ничего не надо… было… Занимался поиском пропавших без вести.
– Амир?…
– Антон, не та тема, чтобы сочинять.
– Кого-нибудь нашли?
– Да… молодёжь на гулянках, местная алкашня… И всё. Остальные как сквозь землю провалились.
– Чирчик город маленький.
– В том-то всё и дело… Начали с Чирчика, а продолжили Ташкентской областью.
– Насколько понимаю, у Амира не должно быть доступа к базе данных за пределами Средне–Чирчикского района.
– …Я добился. Покуражились малость, пустили. Никто особо не рассчитывал, что найду что-нибудь.
– Нашёл?
– Слушай Бахрама, я покурю на лоджии.
– …Люди пропадали в самых разных местах. От кинотеатров и чайханы до… даже не знаю чего… Одна женщина вышла к зубному врачу в семь утра. Больше её никто не видел. А дорога максимум пятнадцать минут… Осталась дочка десяти месяцев.
– Баха, меня уже начинает потряхивать как Амира.
– Смотри, Антон… Что-нибудь видишь?
– Подожди… Если представить образно… можно выделить средней ширины дугу… Начинается близ Янгиабада… потом… в сторону Ангрена… и пропадает примерно здесь… Что всё это значит?
– Мы тоже себе такие вопросы задавали, пока ты не появился… Ладно, не буду голову морочить… Представь дугу как часть круга… проведи осевые… Видишь? Количество точек резко уменьшается ближе к центру, полностью пропадают в этом районе.
– Там нет населённых пунктов. Если пропажи были, то зафиксировать их было некому.
– Логично. А как тебе это?
– Не могу объяснить.
– А теперь давай нашу кальку… Скрепки возьми… Ну, что скажешь?
– Бахрам, скажи, что совпадение…
– Сказал бы, честное слово… Амир не позволит, – он увидел сразу.
– Почему вчера молчали!
– Не хотели портить вечер.
– Что же мне теперь с этим делать!..
– Не тебе, Антон, – нам… Твой отец был в этом месте.
– Отца нет шестнадцать лет!
– А место осталось. И люди продолжают пропадать… Амир, хватит дымить!
– …Рассказал?
– Почти.
– …Что ещё я не знаю!
– С прошлого лета мы начали подготовку к походу в те края. Может, и в этом году не собрались бы.
– Почему?
– Сомнения оставались… Не хотелось пыль поднимать на пустом месте.
– Значит, место уже не пустое?
– С твоим приездом… Ты зарядку по утрам делаешь?
– Когда как.
– Делай. Дорога предстоит тяжёлая.
– Соня, тебя проводить можно?
– Что значит! Не пойду же одна в такую темень.
– Ну, вдруг…
– Молчи уж, рассержусь.
– Хочешь из меня верёвочку свить?
– Хочу. И буду. Сам попросишь.
– А если не попрошу?
– Антошенька, я всё знаю. У тебя жена, дети, через месяц–два ты уедешь, и я больше никогда тебя не увижу. Неужели не хочешь чуть-чуть побыть верёвочкой, товарищ майор? Тебе понравится.
– Трудно представить.
– Не надо ничего представлять. Я сделаю сама… Нам сюда.
– Вот мы и пришли.
– Антон, сейчас я пойду домой, а ты пойдёшь к себе. Пока мы ещё здесь…
– …Какой мягкий живот…
– …Ты очень горячий… Ты мне нравишься всё больше… Уходи, Антон, мне пора. Передай Амиру от меня спасибо.
– За что?
– Какой ты у меня глупый, хоть и большой… Амир поймёт.
– Что-то быстро, любовничек.
– Проводил и домой.
– Не приглашала?
– С ума сошёл?
– Да-а, Тоха, серьёзно Сонька за тебя взялась.
– Почему Сонька! Соня, Софья.
– Всё, сползаю с дивана…
– Что тут смешного!
– Видел бы себя со стороны… Пойдём, вина выпьем, кровь горячую охладим.
– Не надо меня охлаждать.
– Надо, Тоха, надо. Не уснёшь ведь… Целовались?
– Ну так… в щёчку.
– В щёчку? Чтоб эта змея просто так отпустила – не поверю!
– Не змея, обыкновенная девчонка.
– Она необыкновенная. Самая необыкновенная из всех, кого я встречал в жизни!.. Знаешь, почему я ни разу к ней не подъезжал? Потому что попасть в её лапки легко, а вырваться будет ой как тяжело.
– Меня сдал с потрохами. Гад ты ползучий, друг называется.
– Верно заметил, – гад я. А двум гадам…
– …как двум татарам. Понял.
– Если понял, давай по стаканчику.
– Запьянею.
– Ты в квартиру вошёл пьяный – глазки вразбег.
– Так уж… Просила передать тебе спасибо.
– Что-то задумала. Только не могу понять, что … Хорош трепаться, пора на боковую.
– Амир, что за мужик там крутился? Шея как у быка, жиденькие усики, смуглый такой, тёмная футболка, на ногах «сланцы».
– Татарин, местная… достопримечательность.
– Имя есть?
– Зовут просто Татарином. Скользкий тип, любит гадить исподтишка. Держись подальше. Никогда не появляется один.
– Спасибо, что предупредил. Я обратил внимание, как в мою сторону поглядывал. Может, дорогу перешёл?
– Ты? Выброси из головы! Ему ничего не светило.
– Злость никуда не делась.
– Поэтому предупреждаю… Ох… в сон тянет… хорошо как… Нет, два спасибо за вечер… многовато будет… и вино… был бы дураком… сам бы за Сонькой… а Тохе… всё равно… пропадать…
– Амир, съезжу в Ташкент. Хочу по городу погулять. Как с транспортом?
– Из Той–Тепе каждые полчаса автобус. Имей в виду, – не вернёшься до семи – в Чирчик потопаешь ногами.
– Долго не буду. Мне трёх–четырёх часов хватит за глаза и за уши.
– Девять… десять… там… обратно… К четырём должен вернуться. Хорошо. Поступим так, – приезжаешь, душ, лёгкий ужин, и едем на дачу. Ласты захватил?
– Я без них только в пределах Питера.
– Отлично! Будет, где понырять–поплавать.
– Тогда в путь.
– До встречи… С Сонькой… Соней как?..
– Нормально.
– На дачу берём?
– Не поедет.
– Ты спроси.
– Не поедет.
– Спрашивал?
– Ну… так… намекнул…
– Дело ваше… Буду ждать.
– Вот это шиш–беш2… Рассказывай, с кем в нарды поиграл.
– Татарин.
– Сколько их было?
– С ним – пять.
– Та-ак… Руки–ноги?..
– Кажется, хрустели.
– Хорошо, что уезжаем.
– Что хорошего…
– Сонька узнает, – кипиш будет по всему городу. А кипиш не нужен. Особенно сейчас.
– Почему сейчас?
– Вот с гор вернёмся – пусть хоть взорвётся всё и сгорит. Но до отъезда ни–ни. Понял почему?
– Ладно…
– Соскочить не мог что ли…
– Зажали. Троих уложил почти сразу, с двумя пришлось пободаться… Татарину досталось больше всех. Крепкий, сволочь.
– Приятное известие. Авторитета поубавится сразу. Шила в мешке не утаишь.
– До милиции дело не дойдёт?
– Какая милиция! Если бы всё доходило – полгорода б судимых было. Нормально. Но Сонька точно узнает.
– Татарин скажет?
– Нет, вы посмотрите на него! Ты с ней танцевал, гулял, разговаривал. Целовался! Она похожа на дуру, умник?
– Я дур не люблю.
– Вопросы есть? Всё, отдыхай. Через час Баха приедет.
– Он тоже на дачу?
– Что ты, что ты! Его жена со мной не пустит! Только туда и обратно.
– Амир, как Соне передать записку?
– На стол положи.
– На какой?
– В комнате. Да и на кухне можно.
– В чьей?
– В моей.
– А как она её найдёт!
– Зайдёт и увидит. Она знает, что мы уезжаем.
– У неё есть ключ?!..
– Ну, а кто по-твоему порядок мне в квартире наводит! Сонька следит. Убирает не сама, конечно. Приводит апашку, и та под её присмотром. Всё как полагается.
– Ты прям баем стал.
– Словечки у тебя какие-то… старорежимные. Живу как умею, вот и всё. Ещё что?
– Нет, ничего… Я подремлю минут пятнадцать.
– Да хоть тридцать, но не больше… Сегодня с Бобом познакомлю. Интересный мужик. И хитрый. Почти как я.
Плов, мускат и остальные
– Мужики, Антон баранину не ест, нам свинина не полагается, – на всякий случай. Как сказал Антон – вдруг Он есть? А твоё хе3 у меня уже вот здесь. Так что делаем куриный.
– Предупредил бы хоть.
– Паниковать отставить! Никаких костей.
– Давайте по паре стаканчиков и на Бургулюк. Ужином потом займёмся.
– Тогда уточним боевое задание: Боб отвечает за специи, с рисом лучше Дамира никто не управится, на мне мясо, Антон будет наблюдателем.
– Давайте по-быстрому…
– Зачем по-быстрому! Полчаса посидим хотя бы, и на водные процедуры. Наш северянин обсох совсем на солнышке. Вишь, как подкоптился!
– Ну, за встречу и за знакомство!
– За встречу.
– И за успех нашей предстоящей экспедиции…
– …Антон, ты чего?.. Не будем о плохом.
– Вот почему так?
– Ничего… Выходим на поиски объекта, который не значится на армейских картах. Что-то там cпрятано. Поэтому расслабляться не будем. Представьте, что нас выдернули из запаса. Представили?.. Выпьем.
– Полковник, не гони.
– …В самом деле, Амир, угомонись. Сейчас заставишь присягу заново принимать.
– Не заставлю… Тоха, ты крещёный?
– Нет.
– Почему?
– Отец матери запретил, а самого не тянет. Как-то так.
– Так ты тут у нас один неправоверный!.. Объясняю как правоверный мусульманин: крещение принимается один раз в жизни. Так и с присягой… Боб, а как ваша религия называется, – бон, кажется?
– Моя религия называется православие.
– Ну дела… Русский нехристь, кореец православный… Куда мир катится…
– Куда, куда… А то сам не знаешь.
– Мы медленно тут живём, сам видишь. А что у вас творится?
– Я не знаю, что происходит. Гайки закручиваются на всю катушку. Облавы на вокзалах, проверки документов. В рабочее время любого могут задержать до выяснения личности. Кинотеатры днём шерстят, – только вьёт!
– Что за хрень собачья!
– Борьба за трудовую дисциплину.
– А с зелёным змием бороться не пробовали?
– Там всё по-прежнему. Даже водка новая появилась.
– Про «Андроповку» знаем.
– Да мне как-то… Я водку не пью.
– Из принципа?
– Невкусная она… Я вот сижу с вами, и так хорошо, – мускат, хорошие люди. Что ещё нужно!
– Действительно, что ещё нужно человеку с чистой совестью!
– Ребята, не обращайте внимание.
– Обиделся, что ли?
– Амир!..
– А что присмурел? Армию вспомнил или семью?
– Не совсем…
– Да, мужики, есть тема! Выпьем за Антона и Софью!
– …Серьёзно?
– Боб, посмотри в мои бесстыжие глаза: я могу издеваться над своим другом?
– Можешь.
– У них с Сонькой серьёзно.
– Да, Антон, даже не знаю, – пожалеть или поздравить.
– А сделаем и так, и эдак!
– За Маркусов!
– …Вы с чинара попадали? Я женатый девять лет!
– Сиди, не ерепенься. Если Сонька вздумает за тебя замуж, – поможем. Она того стоит.
– Совсем запутали.
– Распутывайся, и пойдём на озеро.
– Озеро? Я думал, – река.
– Водохранилище. В наших речках купаются только сумасшедшие.
– Снаряжение достану…
– Вы посмотрите! Даже маску из Ленинграда притараканил!
– …Вот за что Антона всегда уважал, так за подход к экипировке.
– Тряхнём стариной? Кто последний добежит – моет казан после плова.
– Так нечестно! Я дороги не знаю.
– Включи нюх.
– Э-эх!..
– Ты чего осоловевший?
– Переел… Плов могу харчить каждый день, готовить так и не научился. Надо было родиться узбеком.
– Тут своих узбеков хватает, ты у нас один.
– Да брось ты! Скажешь тоже.
– Скажу… Про плов не беспокойся. Соня так его готоВить, – пальчики оближешь.
– …Амир, что ты хотел сказать?
– Да, Боб, ты не в курсе… Знаешь, Антон в восемнадцать лет уже был старлеем.
– Так не бывает.
– Он в армии с шестнадцати лет. Был отличником и так далее. В двадцать шесть ушёл в запас майором….
– Антон, дай тебя потрогать.
– Да ладно вам… так вышло.
– Тогда налили, и приступим к обсуждению.
– Обсуждать нечего. Всё ясно.
– Боб, что тебе ясно?
– Пока на место не прибудем, пока не разберёмся, в каком состоянии тропы…
– Тогда матчасть… Дамир?
– Всё в глубокой заморозке. Адиля сделала в лучшем виде… Антон, в прошлом году ходили на Бабай–таг, повстречали там японскую группу. Вот это называется подход к пропитанию! Высушенные готовые продукты, весят мало, готовятся быстро. А мы половину груза на желудок изводим. На неделю однажды вышли, – так оголодали!
– Будет и на нашей улице праздник… В принципе, неплохо подготовились. Варёный рис берём, орехи–изюм. Жаль, что вместо мёда сгущёнку тащить приходится… Рюкзаки, альпенштоки, палатка, спальники – всё у Бахрама. На мне алкоголь и вооружение.
– …Амир, какое вооружение!
– Спирт, красное вино на случай питья из водоёмов.
– Всё?
– Два карабина, у остальных ТТ. Армейские бинокли.
– Мы на войну собираемся?
– Война идёт, границы не так и далеко. Мне сюрпризы не нужны. Руковожу операцией я?
– Ты старший.
– Договоримся так: любые советы и предложения буду выслушивать предельно внимательно. Но решающее слово моё.
– …Объясните мне, дураку, – почему стране проще было выгнать меня на гражданку вместо того, чтобы создать нормальные условия для службы!
– После драки кулаками не машут.
– …Помнишь, Верещагин в «Белом солнце…» – За державу обидно.
– Мы тебя понимаем. Я, например, знаю, что спеца такого уровня подготовить трудно. А толку! У них свои планы, про которые нам не скажут.
– Какие-то разговоры мутные начинаются. Вам не хватило офицерских пьянок?
– Иногда не хватает.
– Отставить! Моложе от не становимся, только душу теребим.
– Есть отставить, товарищ полковник!
– Иди ты в задницу.
– Сам дурак.
– Закругляемся, а то договоритесь.
– Отбой, мужики, завтра на рыбалку.
– Антон, это что за украшения!
– Мы на даче борьбу устроили. С алкоголем немного промахнулись, – вот, результат на лице.
– Почему только у тебя?
– Амиру досталось по рёбрам.
– Не врёшь?.. Посмотри в глаза.
– Сонь, мне врать смысла нет.
– Маркус, не ври!
– Я врать не умею.
– Я вижу. Как дам добавки за враньё!
– Сонь, больно же…
– Ты обо мне подумал?
– Честно?
– Ещё как честно!
– Только о тебе и думаю… Можно тебя обнять?
– На первый раз прощу, на второй не спущу. Про третий тебе даже подумать будет страшно.
– Сонь, ну, что ты… я в порядке…
– Зато я не в порядке.
– Что с тобой?
– Сердце прыгает как белка… до головокружения… Тоша, что это?
– Что будем делать?
– Ты мужчина, – тебе принимать решение.
– Вернусь из похода – поговорим. Хорошо?
– Хорошо, Тошенька.
– Провожать придёшь?
– Не люблю проводы.
– Мы ненадолго, Сонюшко.
– Как ты меня назвал?
– Сонюшко.
– Меня так никто не называл… Повтори, пожалуйста.
– Сонюшко.
– Ещё.
– Сонюшко.
– Ещё!
– Любовь моя.
– Любовь моя…
– Здравствуй, Лейла.
– Здравствуй, братик.
– Откуда ты знаешь, что я брат?
– Ты же знаешь, что я тебе сестра.
– Куда сегодня пойдём?
– На Кара–сай4.
– У нас тоже есть Чёрная речка.
– Далеко отсюда?
– В Ленинграде.
– Там красиво?
– Иногда бывает красиво… очень. Нева, «Аврора», Зимний Дворец. Много красивого.
– Когда вырасту, – обязательно поеду в Ленинград.
– Лейла, держись за меня.
– Тоша, не бойся, не упаду. Я каждый день по таким камням бегаю. Никогда не оступаюсь.
– Я иногда падаю.
– Тоша, я здесь выросла… Мне нравится смотреть, как дикие козы по горам скачут. Такая красота!.. В Ленинграде есть козы?
– Нет там никаких коз. Только кошки да собаки5.
– Жаль. А горы?
– И гор нет.
– Как может быть красиво, если нет гор!
– У нас есть Карельский перешеек. Там очень красиво.
– Там есть горы?
– Нет, там много лесов.
– Разве может быть много лесов?
– У нас может. Приедешь в гости, – такие леса тебе покажу! В них даже заблудиться можно… Что ты смеёшься!
– Весёлый ты, Тошенька. Как это в лесу можно заблудиться!
– Не веришь?
– Не верю!..
– Лейла, догоню и стукну!.. Ты чего?..
– Ты не можешь меня стукнуть. Ведь ты мне брат. А брат не может обижать сестрёнку.
– Прости, сестричка, больше не буду… Всё равно в лесу можно заблудиться. Вот.
– Хорошо, Тоша, верю. А ты… заблуждался… заблудился хоть раз?
– Нет, конечно! Мама далеко не пускает.
– Хорошо тебе.
– А твоя мама?
– Спроси что-нибудь другое.
– Почему?.. у тебя нет мамы?
– Тоша, мне пора. Приходи завтра. Ты так редко приходишь. Я по тебе скучаю.
– Приду, сестричка. Обещаю.
– Антон… Антон…
– Что случилось?
– Четыре часа, пора вставать.
– Опять этот сон.
– Какой?
– С девочкой Лейлой.
– Ты чокнутый. По штатному расписанию Соню полагается во сне видеть.
– Не понимаю… это вообще не имеет ко мне никакого отношения.
– Ты умом не тронулся?
– Иди ты… Ладно, встаю. Во сколько выходим?
– Через полчаса. Проходной автобус из Ташкента в Ангрен. Там двадцать минут на местном, и мы в предгорье.
– А до Ангрена сколько?
– Сколько есть – всё наше.
– Через две минуты буду готов.
– Слышь, майор, возьми ТТ. Если увижу, что форму не растерял, – поменяешься с Дамиром. Стрелок из него никакой.
– А второй карабин?
– Боб с Бахрамом по очереди.
– …Я удивляюсь, – как мужиков жёны отпускают! Ну, со мной всё ясно. А они?
– С тобой тоже не ясно.
– У меня-то без проблем. Когда своей сообщил, так даже не покривилась.
– Ты про Соню?
– Та-ак…
– Что так? Я же вижу, что с вами творится!.. А горы это святое. Жёны знают, не спорят.
– И что мне теперь?
– Майор, теперь обуваешься в сорок четвёртый. Остальное потом.
– Как быть, Амир?
– У кого решил совета спросить, у холостого по жизни татарина? Не смеши.
– В голове как в барабане.
– Уедешь домой, решишь свои вопросы, вернёшься и увезёшь Соню с собой. Думаю, – свадьбу сыграем здесь.
– Без меня меня женили.
– Антон, я ведь не думал, что так получится.
– Да ладно уж, чего там рассуждать… Знаешь, даже в глаза жене смотреть не стыдно будет.
– Ну вот, а советы спрашиваешь… У меня просьба.
– Ну?..
– Соньке ничего не обещай, пока не разрулишь. Договорились?
– Понял. Не подведу.
– …Попрыгай… Молодец, упаковка профессиональная. Ну, с Богом!
– Или с Аллахом.
Люди и звери
– Амир, уже близко…
– Откуда ты знаешь?
– Воздух… запах… снег…
– А северянин не дурак. Что я говорил, а?..
– …Готовимся к десантированию?
– Спешить некуда, в Ангрене все десантируются.
– Ничего не забыли?
– А если забыли, вернёмся что ли?
– Может, лишнего прихватили.
– …Шведские спички.
– Что?
– Взял спички… шведские.
– Баха, голова. Вот за что и держим… Мужики, знаете, какое прозвище было у северянина в части?.. Амба.
– Что это значит!
– Боб, объясни нашему узбеку.
– Амбой в Приморье называют уссурийского тигра.
– Так что значит это слово!
– Капец.
– А-а, я думал от слова амбал.
– …Сначала был Амбалом. Потом переименовали. Было за что.
– …Нашли тему для трёпа…
– Нечего стесняться, не красна девица.
– Давайте шевелиться.
– Сейчас за поворотом большая площадь, объедем кругом, и мы на месте.
– Ну-с, товарищи офицеры, растрясём жирок!
– Далеко отсюда до Ташкента?
– По прямой больше семидесяти километров.
– Совсем другой климат.
– Ещё не другой. Вот поднимемся на тысячу, тогда будет другой.
– …Амир, а если переправа разрушена?
– Тогда вдоль сая до следующей… На левом берегу потеряем уйму времени. Проще соорудить канатку… Да не гони волну, Бахрам, через десять минут увидим, тогда и решать будем.
– …Какие десять! Отсюда вижу, – брёвна на месте.
– «Спасибо за добрую весть… в минуты обид и сомнений…»6.
– …На стихи потянуло!
– Люблю горы. Да ты на себя посмотри – глаза как у хищника!
– …Молодость…
– Эх, майор, армия была жизнью. Вот из таких должны получаться генералы.
– Поезд ушёл.
– Привал. Предлагаю сухой обед с чаем. Дамир, Боб, действуйте… Теперь, Антон, смотри сюда. Мужикам не впервой, а тебе полезно знать… До восьми вечера мы должны успеть на уровень три тысячи. Там заночуем. С утра до высоты двадцать минут хода, может тридцать, но это мелочь. Главное, сегодня уложиться до восьми… А вот с высоты у нас два варианта: либо упрощаем задачу для экономии сил и прём через перевал. И теряем по времени дневной переход. Это не шутки. Либо вдоль хребта. Тропы будем искать только по карте… Попадаем в точку Икс. Там где-то должна быть вспомогательная дорога. Либо замаскированная, либо с запрещающими знаками. Зная наглость тыловиков, предполагаю второе. Помня слово «Экспедиция», могу предположить всё, что угодно. Вплоть до морской пехоты… Майор, ты помнишь форму, которую твой отец носил до работы в милиции?
– У него формы не было даже в шкафу.
– Значит, расслабляться нельзя. Что ж, я к этому готов. А ты?
– Теперь уже не уверен.
– Что случилось за последние два часа?
– Со вчерашнего вечера…
– Соня?
– Да.
– Антошенька–Тоша, дыши… дыши! Не оставляй свою сестрёнку! Ты же у меня один братик! Анто-ошенька-а… миленьки-ий… ну пожалуйста… я тебе верю! Я верю, что в твоём лесу можно заблудиться! Только не бросай меня одну!.. Я по тебе буду скуча-ать…
– Ну ты дал, Тоха…
– Что случилось?
– Ты скажи, что с тобой случилось. Думали, – Амбе настала амба.
– Меня кто-нибудь укусил?
– Не знаю, кто и куда тебя кусал, ты минуты три–четыре не подавал признаков жизни. Ни дыхания, ни пульса. Хорошо, я вовремя проснулся. Как разбудил кто.
– Может, разбудил. Или разбудила.
– Ты о чём?
– Опять этот сон.
– Ну чего уставились! Воскресших покойников не видели? Готовим завтрак, и штурмуем три с половиной тысячи. Выполнять.
– От ледника ничего не осталось. Дождями размыло. В этом есть плюс. Если пойдём вдоль сая, – воды будет мало, переправы проще.
– Открыл Америку. Амбе скажи.
– Амба спец по ледникам и рекам. Тут я буду молчать… Амба, что скажешь?
– Дай карту… Смотри сюда. Видишь тропу? Судя по всему – очень старая и надёжная.
– По ней двинем.
– Суть в другом. Она должна идти вдоль высохшего русла. Если я прав, у нас увеличиваются возможности для манёвра.
– Что из этого?
– Мы же не хотим, чтоб нас встречали Гимном Советского Союза!
– Не в этот раз.
– Теперь надо напрячь сухожилия. У нас восемь часов на пятнадцать километров.
– Амба, ты рехнулся! Мы не мальчики.
– Придётся. К объекту надо выйти до рассвета. Хотя бы за полчаса. Значит, лагерь будет у них под носом.
– Слушай, я в армии такие задачи не выполнял.
– Полковник, это шанс.
– Согласен. Маршрут ведём по очереди.
– Это дело… Ну что, мужики, берегите ноги.
– Привал!.. Ты даёшь, Амба… Что думаешь делать дальше?
– Идём с опережением минут на сорок–пятьдесят. Соображаешь?
– Уже нет.
– Выйдем чуть южнее, на юго–запад от дороги, заляжем на теневой… Смотри… Видишь?
– Шлагбаум.
– Не боятся…
– Кого им бояться… Дорога из ниоткуда в никуда, посередине аппендикс… Будем вскрывать.
– Только бы собак не было.
– Боб, ты собачкам гостинцы приготовил?
– Обижаешь, полковник.
– Ну что, Амба, нравится команда?
– Нравится… Передохнули? Последний бросок, и разбиваем лагерь.
– Повторяю установку: никаких свистящих–взрывных. Если непонятно – переспросить. Огня не зажигать, не курить. Вопросы есть?.. Двинулись…
– Амба, прикрой Дамира… Высоту не терять… Баха, за мной.
– …Командир, я таких шевронов не видел.
– Тут не только шевроны. Бункер как на командном пункте.
– Будем брать?
– Шутки в сторону. Мы не в Афгане.
– В карауле азиатов нет.
– Я обратил внимание. Твоя версия, Амба?
– Внутри обслуга и спецы. Спецы национальности не имеют.
– В нашем случае обслуга тоже.
– Амир, зря мы в этот блудень вписались.
– Заткнись, Амба, решаю теперь я… Не дрейфь, дождётся тебя Сонька… Боб?..
– Чисто, собак нет.
– Ничего не боятся… Амба, Шейха помнишь?
– Ещё бы!
– …Вы о чём?
– Да был у нас барбос один, кавказец… Потом расскажу… Дамир, твоя дорога, в прямом эфире. Амба дублирует меня. Баха, Боб – прикрываете. Вопросы есть?
– Принято.
– Замерли… ждём.
– Брат, дорога…
– Вижу… Нам бы двоих ещё на ту высотку…
– Облезешь и неровно обрастёшь.
– Не хами старшему по званию.
– Амир… этого не может быть…
– Боже мой…
– Раз – лежать, и два – тихо!..
– Это Советский Союз?..
– Что тут творится…
– Как перед расстрелом.
– Тебе-то откуда знать!..
– В кино видел.
– Понял теперь, где такое кино снимают?
– Не могу поверить… как страшный сон.
– Придётся… Ждём.
– Командир, выезжает.
– Баха, глянь посадку.
– Загрузка тонны две, не меньше.
– Что они могут вывозить…
– Амир, я знаю, что.
– Говори.
– То же, что и привозили.
– Что ты сказал?..
– Трупы.
– Вот вам ответы.
– Я бы так не думал.
– Амба, здесь думаю я.
– Ты принимаешь решение. Мы задачу выполнили?
– В этот раз. Думаю, что я сюда ещё вернусь. С вами или без вас.
– Только попробуй без нас!
– Тихо…
– …Бинокли…
– Что?
– Убрать бинокли!
– Солнце со спины.
– Я не про блики. Вижу снайпера.
– Все убрали!.. Быстро!.. Баха, объявляю благодарность без занесения в список «посмертно».
– Спасибо, командир, для себя стараюсь.
– Старайся, старайся, тебя сыновья дома ждут.
– Ты заткнёшься, татарин бешеный?
– Скажите Амбе, чтобы перестал хрюкать.
– …Придурки, нас обнаружить могут в любой момент.
– Может поспим?
– Только не храпеть. Баха, ты понял?
– Понял, командир. Сколько у нас времени?
– …Через два часа сумерки. Сразу уходим. Сегодня эта кура нам яичко не снесёт.
Чаткальский хребет
– Самоё тяжёлое позади. Завтра со свежими силами за четыре–пять часов будем в долине. Оттуда до трассы меньше часа.
– Полтора.
– Что?
– Вымотались. Посмотри на Амбу.
– Антон, ты как?
– Жив
– Думай о чём-нибудь хорошем.
– Только о ней и думаю…
– Отдохни, ребята управятся. Всё-таки опыта больше.
– Неудобно как-то.
– Не пори чушь, одна команда.
– Молчу.
– …Брат, подтягивайся к огоньку… Спирт наливать?
– Теперь можно… Ну что, отряд, за удачу!
– Не чокаемся.
– Боб, ты как? Пару часов отстоять сможешь?
– Тоже видел?
– Шатун какой-то безмозглый. Не хотелось бы убивать. Однако ужином тоже быть не с руки.
– Спи, командир. Через два часа сменишь.
– Всем стоять!.. Командир, посмотри.
– …Что тут… та-ак… Какие же тупые… Так наследить.
– Вопрос, – если они, то где наследили мы?
– Где угодно. Мы исходили из того, что не ждут.
– Но как!
– СБ сработала. Наверно периферийное патрулирование у них всё-таки есть. Но мы не обнаружили. Расслабились.
– Значит, кто-то похитрей нас.
– Ничего не значит. Просто оказались более предусмотрительными, чем думали мы. Надо их обыграть.
– Мы даже не знаем, против кого играем.
– Знаем, знаем… Амба, подь сюда. След видишь?
– И не один.
– Что ты сказал?
– Посмотри дальше. Почти не прятались. Шли напролом.
– Есть соображения?
– Полно.
– Мы слушаем.
– Смотри сюда… Пройти вдоль сая не можем по определению. Либо забираться вверх и рисковать своими головами, либо переправы. Переправы все пересчитаны. Нас могут ждать на переправах, на подъёмах… Даже не так. На переправах ждут растяжки. На подъёмах стрелки. Замешкаемся на разминировании – становимся мишенью. Лезем вверх – тут мы вообще беспомощны как щенки. Мой вариант – тысячу назад и далее по хребту.
– Опять…
– Дамир, у тебя дочка. Не забыл?
– …Амба, а почему тёпленькими не взяли, как думаешь?
– Думаю, что команда из внешней службы.
– Тогда как оказались перед нами?
– Вот поэтому так и думаю. Скорей всего команда не одна. Ждут на возможных путях отхода. По два–три человека, оружие с оптикой, уверены в себе. Но не знают наших возможностей.
– А какие возможности при таком раскладе!
– Повторяю, – хребет. Другого выхода не вижу… Командир, кто из вас проходил Чаткал?
– Только я, лет двадцать назад. Ты хоть понимаешь?..
– Самое главное, что ты понимаешь. Что не зря сюда пришли. И ещё… Я с тобой согласен, – вернёмся. Это надо остановить.
– Пятнадцать минут!
– Покурим?
– А стоит? Посмотри наверх.
– Пожалуй, ты прав. Покурю перед сном.
– Вместе покурим.
– Эх, жаль, не знаем, где сидят. Послать бы гостинцев сверху. Даже испугаться бы не успели.
– Гусей дразнить… Не исключено, что перестраховка. Там наследили, так хоть уйдём по-джентльменски.
– Представляю их рожи.
– В следующий раз умнее будем.
– Прийти-то придём. А дальше? Один хрен отходы перекроют. Это ещё винтокрылых не было.
– Есть идея. Вернёмся домой, – расскажу. Проще пареной репы.
– Поверю на слово.
– Не пожалеешь… Давай спать.
– Холод собачий.
– Первый раз в жизни на такой высоте спать придётся.
– Амба, харчи на исходе. Воды по поллитра.
– Командир, вечером будем в посёлке, не пропадём.
– Ладно, спи.
– Братик, я так волновались.
– Что ты, сестрёнка! У меня всё хорошо.
– Тебя искали плохие люди. Меня спрашивали.
– А при чём здесь ты!
– Мама просила позаботиться о тебе.
– У тебя хорошая мама, добрая.
– Мы очень её любим.
– Кто это мы?
– Мы это мы… Ты дойдёшь, Тошенька, только не заблудись в своём лесу. Я буду по тебе скучать.
– Лейла… Лейла!.. Лейла-а…
– Сколько до долины?
– В таком темпе не больше часа. Переправа, и минут сорок до посёлка.
– Амба, ты гений.
– …Не перехвалите. Ему ещё от Соньки нагоняй получать.
– За что?
– За то, что заставил волноваться.
– Осторожно… Амба, держись!.. Дамир…
– Сейчас кину… Антон, лови.
– Всё нормально, закрепился… Блин, как же я так…
– Сейчас второй конец дам, всё под контролем.
– …Баха, ты чего?..
– Антон, берегись!
– Да что ж вы!.. Ну, всё, дождались гостинца от Чаткала…
– Амба, ты как?
– Хреново Амбе. Нога…
– Что с ногой?
– Похоже на перелом.
– Я спускаюсь…
– Лучше Дамир, он легче и пожилистей тебя.
– Ты дразниться вздумал?
– Делай, что говорю, полковник. Вспомни, как тебе в семьдесят пятом руку разбило.
– Дамир, давай вниз, на тебя надежда.
– …Амир, бросай третий конец, станок7 вытащишь.
– Держи, Антон.
– Спасибо… Сейчас перехвачу альпеншток… Порядок… Страховка… Амир, я готов к транспорту.
– Так, мужики, напряглись… Потихонечку рыбку вынимаем дорогую.
– Про Дамира не забудьте.
– Брат, ты как?
– Тяните.
– …Так, что тут у нас?
– У вас проблема. Проблему зовут Амба.
– Заткнись. Силком сюда никого не тащили… Сейчас будет больно.
– …О, ё-о!..
– Ясно. Мужики, нужен материал для шины. Смещения нет, – уже хорошо.
– И что вы будете со мной делать?
– Антон, амба только правой ноге. Дотащим до посёлка как миленького.
– А потом?
– Завтра утром Баха приедет за тобой на машине.
– Давайте, доктора, шинуйте мою ногу.
– Сделаем как новенькую… Мне амба…
– А у тебя что случилось!
– Сонька сожрёт… живьём… без соли.
– Умора!..
– Чего ржёшь, сволочь! Я не при делах!
– Расскажи ей.
– Антон, ну ты ведь подтвердишь, что я не виноват, а?
– Степень подтверждения будет прямо пропорциональна степени моего вознаграждения.
– Сука… Ладно, не обижу.
– Спасибо, брат.
– Да какой ты брат! Я правоверный, ты нехристь.
– Вот возьму, да покрещусь.
– Покрестишься – тогда и говорить будем… Брат… Скажет тоже.
– Бабушка, в посёлке есть какой-нибудь целитель?
– В конце улицы… Что с ним?
– Нога сломана.
– Идите, идите, он поможет… Да не туда, в другую сторону. Керим–ака зовут.
– Спасибо, бабушка.
– …Последние сто метров… Как ты достал, Амба, со своей ластой…
– Терпи, брат, терпи.
– Ещё братом назовёшь, – брошу посреди дороги.
– Соне пожалуюсь.
– Вот сволочь питерская.
– А ты сволочь татарская.
– Свалился на мою голову.
– Свалился на мою ногу.
– Заткнись.
– Сам… Ну, вот и пришли.
– Кто пришёл, а кто приехал…
– Хозяин, есть кто дома?
– Чем помочь, путники дорогие?
– Товарищ сломал ногу. Вы могли бы приютить до утра? Мы приедем на машине и заберём… Керим–ака, мы отблагодарим.
– Несите во двор… Осторожно… снимите обувь… Доченька, принеси воду!
– Мы сами…
– Сейчас напою вас чаем.
– Нам срочно нужно в Ангрен, на ташкентский автобус.
– Ничего страшного, успеете… На шоссе найдёте попутную машину, домчит до Ангрена быстрей ветра.
– Отец, где можно совершить омовение? Мы вторые сутки источников не видели. А на переправе останавливаться не стали из-за Амбы… Антона.
– Значит, его зовут Антон… Герда, доченька, познакомься с гостем. Антон… Судя по опухоли, докторов среди вас.
– Какие мы доктора… Камень сорвался, перебило кость.
– Если осколков нет, – через две недели сможет прилично ходить. А через месяц и танцевать.
– …Танцев мне не хватает, ну просто капец как не хватает.
– …Амба, с тобой не разговаривают.
– Да уж, пользуетесь моей беспомощностью.
– Керим–ака, у вашей дочки редкое имя для узбечки.
– Внученька она мне. Узбечка наполовину, – мама была русская.
– Была?
– Погибла в горах, – попала в оползень. Тринадцать лет уже прошло.
– Жаль… Такая девушка, без мамы…
– Пережили уж, старшая сестра замуж вышла за хорошего человека. Иногда в гости приезжает. Может, вы знаете? Она в Андижане живёт.
– Мы из Чирчика. Антон из Ленинграда.
– То-то смотрю, – на местного не похож.
– Отец, помогите, хороший человек, клянусь Аллахом!
– Не клянись. Я вижу… Пусть хороший человек поспит, а мы с вами к дастархану8… Доченька, налей дорогим гостям чая.
– Ну что же ты, братец, сестрёнку плакать заставил!..
– Лейла, я не виноват, никто не виноват. Чаткал рассердился.
– Антошенька, теперь всё будет хорошо, можешь спать спокойно.
– Спасибо, сестричка… Ты уже уходишь?
– Мне пора, братец.
– Мы ещё увидимся?
– Возможно.
– Куда ты торопишься!
– Мне замуж пора.
– Разве маленькие девочки выходят замуж?
– Ты не волнуйся, меня ждёт муж и маленькая дочка. Прощай.
– Так ты Антон, значит…
– Антон… Маркус.
– Я знаю. Ты сын Георгия и Таисии. Твоя мама умерла двадцать четыре года назад. А Георгий?.. почему не приехал сам?
– Отец умер, когда мне было пятнадцать лет.
– Плохо… плохо… Хуже, чем я думал… Что ж, тебе нести крест этот.
– Керим–ака, последние дни только и слышу, какой я нехристь. Теперь вы загадками заговорили.
– У каждого свой крест. У мусульман тоже. Ваш Бог, наш пророк Иса умер на Кресте в страшных муках на горе Голгофе.
– Давайте прекратим разговор. Мне он совершенно не нравится.
– Ты сказал, майор.
– Откуда Вы знаете!
– Аллах велик! Нужно лишь иногда прислушиваться к тому, что Он говорит людям. Сейчас Он только что сказал, что Антону по прозванию Амба нужен хороший крепкий сон. Отдыхай. Завтра за тобой приедет твоя судьба.
Поцелуй для двоих
– Керим–ака, как я рада вас видеть, здравствуйте!
– Здравствуй, доченька. Позволь на тебя полюбоваться.
– А Герда?.. где Герда?.. Герда!.. Ой, как повзрослела!..
– Сонечка… красавица… Дедушка, посмотри, какая Соня стала!
– Подружка, тебе не говорили, что ты красивее меня?
– Да что ты, Соня, что ты!
– Керим–ака!..
– Пойду от вас, свиристелки бесхвостые.
– Керим–ака, где мой ненаглядный валяется? Живой?
– Живой, нас переживёт… Доченька, проводи Соню в дом.
– Как он тебе, – понравился?.. Вижу, понравился. Ой, подружка, не посмотрю на сестру–заступницу.
– Соня, я ничего такого…
– Шучу я, не обижайся. Нечасто в дом приносят молодых людей с переломанными ногами.
– Спит… Пойдём, чаем напою.
– Только пиалу. Нас машина ждёт … Бахрам, что стоишь как неродной, присоединяйся… Ну чего уставился! Это Герда.
– Мы знакомы…
– Ещё бы!.. Руки сполосни. Лепёшку хочешь? У Герды всегда в доме свежие лепёшки.
– Почему ты не сказала, что вы…
– Ты мозги свои на леднике отморозил? Я же не знала, куда отправляетесь! Иди уж, недотёпа… Хороший мужик, а такой!.. Да ну их всех… Сестра давно приезжала?
– Ой, Сонюшко!..
– Что ты сказала?
– Я сказала… ой…
– Прости, я перебила.
– Дочка, у неё родилась дочка!
– Как я рада! Дай ещё раз обниму, за сестру… Когда?
– Месяц.
– Месяц, говоришь?.. Хм…
– Что-то случилось?
– Нет, это я так… Как назвали?
– Как маму, Любовь.
– Красивое имя. А как свою дочку называть будешь?
– Сонечка, какая дочка! У меня жениха нет.
– Ничего, моя хорошая, замуж выйду, и твою судьбу устроим. Ты мне веришь?
– А когда собираешься замуж?
– Как только, так сразу. Года не пройдёт!
– За кого?
– У вас в доме дрыхнет!
– …Уже не дрыхну.
– Ой… Тоша…
– Так, при ребёнке слёзы отставить.
– Тошка, гад, я из-за тебя чуть не умерла!.. Прости, Тошенька, я так боялась…
– Привет, Бахрам. Как добрались?
– Ехали как по кладбищу.
– …Ну что ты такое говоришь! Нашёл сравнение, умник.
– Допивайте свой чай, да пора уж и с хозяевами прощаться.
– …Соня, ты к нам ещё приедешь?
– Теперь вы к нам… ко мне. А потом снова я. Передавай привет сестричке.
– Обязательно передам.
– Антон, просыпайся, приехали.
– Бахрам, пусть он спит. Пойдём.
– Зачем?
– Тебя не спросили.
– Собирай всё, что под руку попадётся. Лишнее потом Амир заберёт.
– Что ты делаешь!
– Переселяю к себе. Надоело.
– Что надоело!
– Надоело ждать, надоело одной спать, надоело бояться, как бы с ним что не случилось. На вас с Амиром надежды никакой. То подерётся, то ногу сломает. Он что, хуже всех? Почему с вами ничего не происходит!.. Отойди… сама.
– Что собираешься делать? Он же скоро уедет!
– Что-нибудь придумаю. Во всяком случае, на больничном отсидит от и до. А я буду за ним ухаживать.
– Ну приехали!
– Ещё не приехали. Неси вещи в машину, двери закрою… Бахрам, не зли меня. Скажи спасибо, что вчера вам рожи всем не расцарапала.
– Спасибо.
– А ты думал!..
– Антошенька, с добрым утром.
– Где мы…
– Не узнаёшь?
– Это… твой дом!
– Проснулся!.. Давай, милый, потихонечку, ножку побережём… И потопали–потопали… Не спеши, торопиться некуда.
– Реактивный самолёт.
– Что?
– Соня – реактивный самолёт.
– С вами, мужиками, только так и надо. Только… так…
– Сонь, что с тобой…
– Часа… без тебя, дурака, прожить не могу… Ну как ты не понимаешь, дурья твоя башка!..
– Я здесь. Меньше месяца не пробуду, а может и больше. Как скажут доктора. А потом что-нибудь произойдёт. Надеюсь.
– Обними меня… Я никому тебя не отдам… я буду любить тебя до самой смерти.
– Так уж и до самой! В жизни всякое случается.
– Ты только забери меня отсюда. Я хочу в Россию. Не обязательно в Ленинград. Мы можем купить маленький домик на берегу реки, я буду воспитывать детей, заниматься хозяйством. Знаешь, какая я умелая! Ты вторую такую и за деньги не найдёшь.
– А как же мама, Керим–ака с девочками?
– Мама устроена, я ей не нужна. Захочет внуков понянчить – приедет в гости. Только в гости. В доме должна быть одна хозяйка. А сестрички… У Лейлы семья, а Герду к тебе на выстрел не подпущу, пока замуж не выйдет.
– Лейла… Имя знакомое.
– Что тебе до неё! Она тоже говорила про какого-то Антона. Но вы же не одни на белом свете.
– Конечно… Успокойся, всё будет хорошо. Я живой, здоровый.
– Здоровый, как же. А это что?
– Несчастный случай.
– Последний раз. Тошенька, ты слышишь? Чтоб это было в последний раз.
– Я хочу тебя поцеловать.
– Только не сильно, тушь потечёт.
– Тушь?..
– Я могу заплакать… от счастья.
– Ой, ребята! Проходите. Сейчас Тошика позову.
– …Кого она, сказала, позовёт?..
– Я догадываюсь.
– Амир, Тоха здесь устроился лучше, чем у тебя.
– Не жаловался.
– На тебя пожалуешься… Чем так пахнет?
– Бараньим пловом.
– Ты говорил, он баранину не ест!
– Сонька сусликов приготовит, – от куры не отличишь.
– Чудны дела Твои Господи…
– Боб, давай без Евангелиев сегодня. Тут семья такая странная образуется. Он нехристь, она иудейка.
– …Мужики, рад вас видеть.
– Соня, можно тебя спросить?
– Роберт, ну что за политес!
– Ты в Бога веришь?
– Верю. Другим могу посоветовать. Только кто женщину слушает у нас…
– А какого вероисповедания?
– Православные мы. В пятом поколении.
– …Амир, с тебя пиво.
– …Ребята, что-то разговоры какие-то мутные… Садитесь за стол. Сегодня дежурное блюдо – Тошика любимый плов. Я начинаю думать, что меня любит меньше, чем проклятый плов.
– …Плов совсем даже не проклятый, а благословенный. Накладывайте, не стесняйтесь.
– Антон, тебе.
– Что это?
– Открывай!
– …Ничего себе!.. Соня, посмотри, что ребята купили!
– Только этого ножа в доме не хватало! Убери сейчас же.
– …Сонь, это подарок для шурина Антона. Он хотел сам купить. Мы решили опередить.
– Простить вас, что ли? Или не прощать…
– Сонечка, сколько можно дуться! Всё хорошо закончилось.
– Так бы и дала тебе, Амирка, по голове.
– Не забывай, кто тебя с Антоном познакомил.
– Так. Начинается. И как долго собираешься напоминать?.. до самой смерти?
– …Сончик…
– А тебя, милый мой Тошик, не спрашивала… Что хохочете!
– Я так и знал, что этим кончится! Так и знал.
– Я ещё не начинала.
– Верю! Знаешь, – тебе верю… Сонечка, пощади, больше не будем, честное слово!
– …Соня, плов ещё остался?
– Один порядочный мужчина нашёлся, – добавки попросил. Даже спасибо не сказали.
– Мы сказали!
– А чего хором-то! Женились бы скорей, что ли. Управы на вас нет. Посмотрите на Бахрама, – ладненький, шёлковый как халат.
– Если каждый день утюгом приглаживать, – любой шёлковым станет.
– Доберусь я до вас.
– Антона воспитывай.
– …Да, про воспитание. Вы что-нибудь решили?
– Мне надо закончить Муху. Это не обсуждается. Не только потому, что много сил туда вложено. Я за следующий курс экстерном сдал половину экзаменов. И у меня появилась протекция. Очень скоро могут принять в Союз. А это в нашей работе очень много значит. Без дела не останусь никогда.
– Так что, так и будешь приезжать на каникулы?
– В начале июня прилетаю за Соней. Либо женимся здесь, либо в Ленинграде, – для меня совершенно непринципиально. Первое время будем жить у мамы. А потом что-нибудь найдём. Мама, конечно, расстроится. Я уже написал, послал фотографии…
– Хоть бы спросил, дурачок. Выбрал самые плохие.
– Это ты дурочка. Вы обязательно подружитесь. Обещаю.
– Ладно, не сержусь. Всё равно хотела выбросить.
– Сонька!..
– Тошик… мы не одни…
– …Намёк поняли… Боб!..
– Иди, Бобик, иди. Попейте пивка, остудите плов в желудках. Пока–пока!
– Тоша, нам осталось меньше трёх недель. Чего мы ждём?
– Знаешь, в своей жизни я принял одно единственное мужское решение. И до сих пор о нём жалею. Всё остальное только следствие обстоятельств, обязательств, порядочности.
– Тош, благодаря тебе от меня наконец-то отстали. Ты знаешь, какая у меня была репутация.
– Меня здесь не было.
– Амир ничего не рассказывал?
– Рассказывал. Что ты отзывчивая, умная, своенравная, упорная. Никому не даёшь спуску. А так же чуткая и очень добрая.
– И всё?
– Да.
– Значит, Амир лучше, чем я думала. Или…
– Или?..
– …слишком хорошо меня знает.
– Это что-нибудь меняет?
– Да. Прямо сегодня.
– Ты меня пугаешь, Соня.
– Не пугайся. Сегодня у нас будет настоящий семейный ужин. И за столом будут только двое. Муж со своей любимой женой. И жена со своим любимым и единственным в жизни мужчиной. Только не говори мне, что ты на это не надеялся. Не поверю.
– Всё, мужики, до следующего года. Не забывайте. Я вас теперь точно никогда не забуду… Подождите Соню в машине.
– До скорого, Амба, не пропадай. Будем ждать.
– Тош, прости, что не могу ничем обрадовать, – не получилось.
– Сонечка, малышка, у нас будет столько времени!
– Ты не сердишься?
– Прошу, не переживай.
– Я женщина, мне хочется ребёнка.
– Через полтора года будет.
– Тош… ты это… постарайся пореже… изменять.
– Какая ты глупенькая! От любимой жены никто не гуляет!.. Ты не веришь, что любимая?
– Ох…
– Я никогда в жизни не писал писем. Сначала было незачем, потом нельзя, потом некому. Я хочу разрушить это правило. Поможешь?
– Помогу.
– Я буду писать каждую неделю. Если получится, то и чаще. Не дожидайся ответов на свои письма. Захочешь поговорить, – просто пиши.
– Я помогу… я буду… с тобой… говорить… до самой смерти…
– Прощай, любовь моя… Сонюшко.
– Скажи ещё раз.
– Сонюшко.
– Ещё!..
– Любовь моя…
– Любовь моя…
Часть II
Cветлой памяти С. В. И.
Я помню, всё было как будто сейчас…
У иконы свеча – в отражении факел.
Осень
– Сонюшко, милая, здравствуй!
– Здравствуй, муж мой!
– Извини, что долго не писал, – первая неделя была просто сумасшедшая.
– Не извиняйся, родной. Чем был занят?
– Два дня расспрашивала мама. Начала издалека-далёка.
– Ты прилетел издалека. В самолёте не тошнило?.. нога не болела?
– Всё было чудесно. Четыре часа проспал как младенец.
– Бахрам развёз нас по домам… Сначала ребята просили составить им компанию, – за твой отъезд. Но я отказалась, решила побыть одной. Сидела, смотрела на часы. Считала каждую минуточку, которая приближает тебя к дому.
– Меня встретили Виталик и мама. Он отвёз домой, и мы до полудня проговорили.
– Тоша, так нельзя! Во сколько вы приехали?
– В три часа ночи уже сели пить чай из пиалушек, которые ты подарила. Мама немножко поплакала. Виталик порывался лететь в Ташкент, чтобы познакомиться с Амиром и Робертом.
– Я думала, только азиаты ненормальные. Оказывается, северяне такие же.
– Мы разные. И одинаковые тоже. Я понял это в последний приезд. Когда познакомился с Бахой (обними от меня всю семью), с Керимом–акой. Когда встретил тебя.
– Встретил и сбежал, как подлый трус. Прости, я так пошутила для поднятия тонуса.
– Я понимаю. Иногда для тонуса такие вытворяю вещи – сам диву даюсь!
– Надеюсь, ничего плохого?
– При случае как-нибудь напишу. Посмеёшься надо мной.
– Представляю, как развлекаешься.
– Сонюшко, это не развлечения! Ты изменила всю мою жизнь.
– Что в мужчине можно изменить!
– Очень много. Ты помогла увидеть самого себя.
– Разве я зеркало?
– Самое прекрасное зеркало в мире!
– Когда я впервые посмотрела в твои глаза, – увидела в них своё отражение. И сердце подступило к самой гортани, лишив меня дара речи.
– Жаль, что не сразу понял… Прости дорогая, пора. Выберу время – напишу.
– Спасибо, родной. Пусть твои письма будут короткими, как школьные записки. Но самый любимый звук для меня теперь – это стук почтальона в дверь. Знаешь, мне письма приносят прямо в квартиру. Целую. Твоя Соня.
– Здравствуй, муж мой!
– Доброе утро, солнышко!
– Вчера у меня был праздник.
– Мне повезло меньше, – будни не располагают к веселью. А что ты праздновала?
– Приезжала Лейла с дочкой. Муж привёз не только их, но и мою маму.
– Как это возможно!
– Прости, Тошик, я не успела тебе сказать. Наши мамы были знакомы много лет. Они жили по соседству, в Андижане. А с Лейлой мы учились в одной школе.
– Вот откуда ты хорошо знаешь сестричек!
– А ещё приезжали Керим–ака и Герда. Мы смеялись и веселились до упаду.
– Как себя чувствует маленькая Любанька?
– Ты помнишь, как её зовут? Какой ты у меня внимательный! Люба такая хохотушка!
– Чем вы ещё занимались?
– Мама и Лейла расспрашивали про тебя, перебивая друг друга. А ведь они совсем тебя не знают. Только Керим–ака тихо посмеивался в усы. Наверно он знает что-то такое, чего я не знаю.
– Может быть. А какая она, Лейла?
– А какой он, Антон, – спросила меня Лейла. Что вас связывает?
– Конечно ничего! Но если ты так их любишь, – почему бы не посмотреть на них твоими глазами!
– Лейла красивая.
– Это всё, что ты можешь про неё сказать!
– Разве мужчин интересует что-то ещё?
– Не обижай мужчин. Некоторые находят своих женщин за четыре тысячи километров от своего дома.
– Прости, родной. Я не имела в виду тебя.
– Конечно, прощаю! Иначе кто меня тогда простит.
– Она действительно красивая. Но не такой красотой как у Герды. В ней есть что-то особенное. Может потому, что она мама. А может, в вас есть что-то неуловимо общее. Иногда мне кажется, что поэтому я тебя выбрала. И когда я смотрю на неё, то вспоминаю тебя. Как будто ты близко–близко, рядом, на расстоянии вытянутой руки.
– Хорошо, что есть такая подруга. Буду рад познакомиться с ней и её семьёй.
– Бобик напечатал фотографии, которые вы делали. И теперь вся квартира украшена твоими глазами. Поначалу всем казалось, что я схожу с ума. Откуда же им знать, что я уже сошла. Мой ум – теперь это твой ум, любимый мой.
– Моё сердце – теперь твоё сердце, любовь моя. Твой Тошик (мама улыбается, – так меня никто ещё не называл)
– Здравствуй, ласточка моя черноглазая!
– Здравствуй, сокол мой ненаглядный. Я не глупо сказала?
– Даже если глупо, – я этого не заметил.
– Невнимательный какой… Что ты кушаешь, дорогой?
– Научил маму готовить плов. Правда она баранину не ест. Но это не беда.
– Тебе нравится, как она готовит?
– Нравится. Но плов лучше тебя никто готовить не умеет.
– Герда учится в институте. Ой, прости, я ведь не писала, что она студентка. Уже второкурсница.
– А где она живёт?
– У дальних родственников.
– Это хорошо. Что ещё нового?
– Амир зачастил в Ташкент. Зная твоего друга, могу подумать одно, – он решил наконец-то остепениться и найти своё семейное счастье.
– Это было бы здорово! Хотя трудно представить его мужем, а тем более отцом.
– Мне тоже трудно, и немного весело. Он стал таким неуклюжим, – то отвечает невпопад, то глупо улыбается.
– Тогда точно влюбился.
– Я тоже так подумала. Сейчас у меня появилась задача, – хочу посмотреть на его подругу.
– Спроси у Бахрама или у Роберта.
– Бахрам на вопросы не отвечает, а хитрый кореец говорит, – мол, помолись, и всё пройдёт. И это называются друзья!
– Придётся потерпеть до поры до времени. Не сможет же он скрывать свою любушку до самой свадьбы!
– Приезжал Керим–ака. Привёз тебе в подарок Коран. Сказал, что в Ленинграде такой не купишь, а тебе может пригодиться. Я не стала возражать, зная твоё отношение к религии и вере. На следующей неделе я вышлю его бандеролью.
– Спасибо. Конечно, нельзя в одночасье стать верующим человеком. Особенно если тридцать один год прожил вне церкви, какой бы она ни была. Я обязательно почитаю.
– Я тоже приготовила кое-что для тебя. Но пересылать пока не хочу. Лучше отдам при нашей встрече. Или подарю в день свадьбы.
– Я не стал любопытствовать, но попросил об этом маму. Ещё она спрашивает, – есть ли у вас или в Ташкенте возможность приобрести православную литературу. В Ленинграде это серьёзная проблема. Я не вдавался в подробности. Вопрос пока стоит только так.
– Ну вот, не успела поделиться, как уже придётся раскрыть семейную тайну. Тошик, я купила Новый Завет и учебник по церковно–славянскому языку. Помня твою любовь к литературе и интерес к языкам, думаю, что ты сможешь правильно меня понять.
– Радость моя, от тебя принять смогу всё, что угодно! А такой подарок тем более. Пожалуйста, вышли книги при удобном случае.
– С радостью это сделаю.
– Мама отбирает у меня авторучку. Хочет передать тебе привет и материнское благословение.
– Тошенька, обними её и поцелуй от меня. И тебя обнимаю, мой свет, и целую. Твоя Соня.
– Тошенька, родненький, прости, что долго не отвечала на твои письма. Надеюсь, ты не очень волновался. Я просто не могла.
– Что случилось, Сонюшко?
– У нас горе. Умерла женщина, которая приходила помогать Амиру в доме. Она была очень старенькая. Однажды заснула и не проснулась.
– Жаль, очень жаль. Я хорошо её помню.
– К тому же она оказалась совсем–совсем одинокой. Ни детей, ни родственников. Амир организовал похороны по мусульманскому обычаю. К моему удивлению на кладбище было много народа.
– Плохо, когда проводить в последний путь не находится никого из родных. Но ей, надеюсь, было уже всё равно.
– В свободное время я помогаю одиноким старикам. Меня очень хорошо привечают. Оказывается, – тебя знают здесь и вспоминают добрым словом. Когда ты успел так прославиться?
– Для меня это такая же загадка, как и для тебя.
– А ещё говорят, что Керим–ака твой друг. Вот это вообще выше моего разумения! Ты был в его доме всего несколько часов. Да и то в полусонном состоянии.
– Спроси у него сама. Возможно, он чего-то не договаривает.
– Тошенька, я могу тебе похвастаться?
– Ну как я запрещу моей малышке эту слабость! Конечно, солнышко!
– До твоего приезда мне не давали прохода разные прохвосты. А сейчас они обходят меня стороной, завидев только лишь издалека. И женщины кланяются при встрече. Некоторые стараются сделать это первыми. Иногда становится стыдно, особенно если это пожилая женщина.
– Радость моя, любовь и уважение не имеют возраста.
– Ты плохо знаешь азиатские обычаи, Тоша.
– Ты права, тут мне возразить нечем. Но между нами восемь лет разницы. Разве ты её ощущаешь?
– Тошик, о чём ты! Ты для меня самый молодой, самый красивый, самый умный, самый талантливый!
– Как прекрасно быть самым-самым! И всё благодаря тебе, любовь моя. Обнимаю и целую крепко-крепко. Твой Антон
Зима
– Здравствуй, Сонюшко, ясное солнышко!
– Здравствуй, Тошенька, ветер мой северный!
– У меня счастливая пора. Идёт подготовка к экзаменам, – я по обычаю сдаю досрочно. Да помимо основной работы мне предлагают заказ.
– Что заказали?
– Нужно сделать три скульптуры на выставку.
– Разве выставочные работы оплачиваются?
– Мой профессор сказал по секрету, что будут оценивать. Уже есть предполагаемый покупатель.
– Я рада за тебя, что всё хорошо. А в чём ещё счастье от напряжённой работы?
– У меня остаётся мало времени, чтобы тосковать по тебе.
– Хитренький какой, потосковать не хочет. Неужели это неприятно?
– Ты знаешь, – я слабый душой человек. С тобою рядом, любовь моя, я всё вынесу. Но как не хочется порой возвращаться в дом, где никто не ждёт.
– А твоя мама! Она тебя дожидается.
– Мама всегда мама, даже такая как моя. Но и она считает недели до твоего приезда в наш дом. Ты не была ещё здесь, а тебя уже всем не хватает.
– Потерпи, родное сердце, немного осталось.
– Что делать, приходится… Чем жива, моя дорогая?
– Мы неспешно живём. Я работаю рядом с женой Бахрама, в детском саду.
– Как там Амир без твоего присмотра!
– Амир наконец-то добился своего, – перешёл на работу в городскую администрацию.
– К нему раньше прислушивались, а нынче совсем большим человеком стал!
– И очень вовремя. Приболел наш Баха, и Амир устроил его в хорошую больницу. Правда, наши хорошие больницы хуже ваших плохих. Но хоть что-то.
– Может просто зимняя хандра. У нас такое часто бывает.
– Только не вздумай хандрить, мой свет, я сразу почувствую.
– Как ты можешь почувствовать на таком расстоянии!
– Разве для сердца важны расстояния? Иногда я закрываю глаза и вижу тебя, идущего по мокрой набережной под тяжёлым свинцовым небом. И мне становится зябко и неуютно.
– Прости, родная. Но в нашем городе действительно бывает не только зябко, но и промозгло. Не только неуютно, а невмоготу тоскливо. Потому что та, которой посвящаешь свою жизнь, находится так далеко.
– На самом деле я близко. И не потому, что это всего лишь четыре часа полёта, нет. Когда я вечерами сижу за рукодельем, то представляю, как ты только что вышел. Или наше расставание в аэропорту, которое было всего лишь вчера. Или тёплый летний вечер, когда ты первый раз пригласил меня на танец.
– Я помню тот вечер. Он не был тёплым. На тебе была лёгкая шерстяная кофточка, волосы скручены в тугую косу и обвиты бусами изумрудного цвета.
– Ты помнишь, любимый мой! Я плачу от счастья.
– Солнышко, позволь мне утереть твои слёзы. Только возьми платочек и проведи им по глазам. Я рядом, не плачь, дорогая, я с тобой.
– Уже не плачу, не плачу, не плачу. Я по тебе скучаю, муж мой. Целую. Твоя Соня
– Здравствуй, жемчуг моего сердца!
– Здравствуй, косточка моя виноградная!
– Подели со мною тяготы свои.
– Скоро выставка, я в трудах. С утра до позднего вечера.
– Ты думал обо мне?
– Я про тебя не забывал никогда.
– Никогда это очень и очень много. Смогу ли я чем искупить твоё никогда?
– Верь мне, верь в меня, в нас – вот твоё искупление, жена моя, любовь моя.
– Уж мне ли не верить! Но порой становится страшно.
– Чего ты боишься, родная! Что я тебя брошу?
– Что ты, Тошенька, мне такое и не приснится даже. Но обманывать не стану. Однажды приснилось. Но лишь однажды.
– Прости меня, Сонюшко.
– Ты не властен над снами, тем более моими.
– Наверно это был день, когда я вспоминал тебя накануне ночи. Тяжёлый был день.
– Я не виню тебя, Тошик, но прошу.
– Всё сделаю, что в моих силах. Но я начал зачеркивать на календаре прошедшие дни.
– Я так делаю давно уже.
– И вижу, – незачёркнутых становится всё меньше.
– У Герды каникулы, и она приезжала ко мне в гости. Мы всю ночь проговорили с ней, обнявшись, в нашей комнате. Горели свечи, и мы почти не пили твоё любимое вино.
– Я не забуду внимание и заботу, когда был в доме её дедушки.
– Оказывается, она и не была в тебя влюблена ничуть.
– Разве ты могла в этом сомневаться?
– Тогда могла. Я готова была с тебя пылинки сдувать. И если потребовалось бы, то и Герде не поздоровилось бы.
– Попроси у неё прощения. Она не виновата, что она ещё маленькая и глупенькая.
– Она уже не маленькая. Скажу тебе по секрету, – она нашла, кажется, своего суженного. Но кто, – не говорит. Только опускает глаза и смущается.
– Значит, у неё всё будет хорошо.
– У нас будет лучше.
– Никто не должен отказывать кому-нибудь в его праве на счастье.
– Я не отказываю, нет. Но о любви сильней моей я могу только в книгах прочесть. Потому что в жизни так не бывает.
– Спасибо тебе, радость моя ясноглазая, ничего слаще для меня не было в моей жизни. И наверно не будет.
– Будет, муж мой, приезжай поскорей.
– Тороплю дни и ночи, не трачу время на пустое хождение из угла в угол загнанным волком. Лишь бы день поскорее закончить, ночь без сна, – это если мне повезёт. А когда не везёт – я плачу, просыпаюсь, – и подушка вся мокрая, от слёз.
– Невозможное сделать возможным. День проходит, и ночь настаёт. Я купаюсь в любви, одеваюсь в неё, укрываюсь холодною ночью. И когда засыпаю, – мне любовь колыбельную песню поёт.
– Спи спокойно, родная, не мучай себя неизвестностью. Нам немного осталось в разлуке, чуть-чуть. Вот январь уже на исходе, в Ленинграде морозные ночи. Как ты там!
– Мне тепла твоего не хватает, любимый. Укрываюсь чем можно, но порой до костей пробирает кладбищенский холод. Мне становится страшно, как будто весна не настанет, не распустятся маки, и вишня не зацветёт. А потом всё проходит, – мой милый частичку тепла мне прислал из далёкого севера. И я засыпаю.
– Спи, моя дорогая. Я покой твой стеречь не устану. Верь мне, – я не заставлю страдать мою нежную, самую верную. И любимую. Твой Антон
– Свет мой, Сонюшко, здравствуй!
– Здравствуй, милый!
– Обнимаю колени твои. Сколько вынести в тяжкой разлуке! Я плохого был мнения о себе. Для тебя я готов даже гору свернуть, если ей вдруг захочется время или пространство меж нами воздвигнуть.
– Дорогой мой, любимый, оставь их в покое, и они нас тревожить не станут.
– Я во снах пролетал облаками, и сквозь редкий туман видел дом, и тебя в этом доме.
– Видел? Разве такое бывает!
– Я поверить готов в чудеса, что описаны были. Что со мной происходит – не поверил бы, если бы кто рассказал!
– Говорят, что когда человек начинает летать, это значит, – растёт он. Пожалей ты малышку свою. Я и так снизу вверх любовалась тобою!
– Как мне радостно видеть в тебе, что не разучилась шутить, веселиться, смеяться. Будь почаще с людьми, кто поможет тебе разогнать грусть твою. Я могу только небо расчистить над вашими головами. Мне кажется, – я это смогу.
– То-то думаю, света прибавилось снова! И улыбки на лицах людей. А детишки, так те просто землю не чуют! Так и носятся. И кричат, и смеются. Хорошо, что с детьми наконец-то работаю. Это будущее. Мне помогает работа понять, как своих мы поднимем, и радоваться будем веселью. Ты помнишь, мой Тошик, про речку? На берегу будет лодка причалена, в лодочке этой кататься мы будем. Сначала вдвоём. А потом будем первенца нашего на прогулках в пелёнках катать. Разреши мне поплакать, я женщина слабая.
– Будь по-твоему, не возражаю. Ты прижмёшься к груди моей, я обниму, убаюкаю и улыбку твою сохраню в своём сердце, любимая.
– Как светло и покойно мне чувствовать рядом тебя, и тепло твоих рук на плечах.
– Огрубели руки мои от работы, прости дорогая. Но в тепле моих рук недостатка не будет. Я готов целовать их за то, что они обнимали тебя.
– Утром рано, едва приподнявшись с постели, одеваю рубашку твою, что осталась нечаянно в доме. Одеваю её как на праздник. Изучила все складочки, перешила все пуговки. Запах оставила. Твой, родной мой, любимый, единственный. Не покидай меня, я умоляю тебя.
– Даже думать забудь, и не смей говорить. На кого я могу променять черноглазую птичку мою! Эти пёрышки, клювик. А крылышки!
– Ты добился того, что хотел. Я смутилась, а ведь не должна бы. Муж мой, ласковый, хоть и далёкий. Истомилась супруга твоя в ожиданьи. Жду. Целую. Целую. Целую. Навеки твоя. Соня
Весна
– Поклон мой низкий, свет мой, здравствуй!
– Любимая моя, я вновь с тобою, здравствуй! Мне каждый час за письменным столом короче кажется минут, что были мы с тобой.
– Мой почтальон опять мне весточку принёс, и сердце радостно трепещет. Когда же я увижу вновь тебя, любимый мой, единственный.
– Уже весна, и хоть не видно зелени пока, но воздух стал плотнее. Люди оживляются в предчувствии великих перемен, которые несёт с собой грядущая весна.
– Мы утопаем в зелени, долина зацвела. И аромат такой, что голова кружится как летним вечером, когда впервые ты меня поцеловал.
– Читаю эти строки, перечитываю вновь и вновь, пытаюсь вспомнить взгляд твой нежный, и дом такой гостеприимный…
– Не гость ты в нём, – хозяин! И ключ к нему ты прячешь в сердце, которое я отдала тебе, мой дорогой.
– Что может быть дороже дара твоего! Твои прикосновенья к моему израненному сердцу.
– Спасибо, мой любимый, мой родной, мой северный орёл, мой снежный барс тянь-шаньский.
– Тигрёнком ласковым хотел бы лечь, где коврик был – там буду я.
– От меха твоего моим ступням щекотно станет. Уж лучше гребнем расчешу его и умащу восточным ароматом.
– Мне блеск твоих волос перекрывает солнце, когда я вижу как во сне тебя с улыбкой лёгкой на устах, мой свет в оконце.
– Лучинушка моя, мне свет не мил, цветы не радуют, вино не веселит. И даже близкие друзья не помогают, – они бессильны. Один лишь ты развеять можешь грусть мою, печаль. Я жду, я жду, я ночи провожу в беспамятстве. Моя советчица-подружка тихо плачет. Клянёт тебя, – что с глупой взять!
– Прости её, и может Бог твой нас простит за то, что мы пренебрегли мгновеньем, принимая важное для нас решенье. Я был глупцом, я должен был забрать тебя с собою. Быть может, ты приедешь? Мама будет рада. А про меня и говорить не стоит.
– Ну почему ж не говорить! Уж говорить-то я горазда. Помнишь, милый?
– Ещё бы мне не помнить, радость, мне ль не знать.
– Мне б голос твой услышать, милый. Но боюсь, что разрыдаюсь как девчонка. И так уж прорыдала все платки, – не успевают сохнуть. А тут ещё одна беда…
– Что случилось?!..
– Я не хотела говорить, Амир мне не советовал.
– Я требую, – скажи.
– Потеря за потерей, – Баха умер. Скоропостижно, – рак.
– О Боже мой!.. А сыновья?
– Что сыновья! Их люди не оставят. Да и родни у них довольно. А вот жена его… Молю ко Господу, чтоб не пришлось такое пережить! Быть мертвецом среди живых… нет горше доли.
– Родная, милая жена моя, ну что со мной случится! Керим-ака сказал, что на роду мне предстоит в глубокой старости кончину встретить, в покое и любви.
– Дай Бог, дай Бог, я буду верить. Я верю. Правда! Я даже улыбаться начала. Какой ты умный у меня, любимый. Пойду Амирке фруктов подарю… Хотя какие фрукты! Только лишь варенье с джемом.
– Амир наш обойдётся, пусть его подружки кормят.
– Ой, подружка… Я в шоке. Ну почти что в шоке. Сестричка Лейлы, Герда.
– Что ты говоришь! Не может быть! Он старше раза в два.
– А вот, – судьба. Влюбилась с первой встречи. А он совсем уж голову сложил. Ну прям как ты. Но рада я, хоть и годится в дочки. Он будет на руках её носить и не обидит никогда.
– Да, правда, верю. Уж как бы не ругал его, но уваженья моего он не растратил.
– Играют свадьбу через две недели.
– Как же так, дождаться бы могли, когда приеду.
– Не ругайся, милый, так им лучше. Не всем же тосковать в разлуке, не каждый выдержит такое.
– Права, любовь моя, погорячился, больше не сорвусь.
– Ты поругал бы хоть меня.
– Зачем?.. за что?
– Я буду думать, как суров мой муж, но справедлив.
– Наверно к старости суровым буду. Сейчас я не могу, я не имею права. Мне мама помогает своим участием и пониманьем. А ты одна, и поделиться не с кем.
– С тобой делюсь, и сердце тает мягким воском, которым лепишь ты.
– Я сделал твой портрет. Кто видел – в восхищеньи. Стоит на полочке, где рядом Спас Нерукотворный, любимая икона мамы.
– Ты привезёшь мне показать?
– Хочу, чтоб ты приехала сама. Недолго уж осталось. Две недели. И мы с тобой. Навек. Лишь смерть нас разлучит, любовь моя. Я твой. Антон
На краю
Мне бы услышать однажды:
«Милый, – свежие фрукты
и вино для утоления жажды».
– Здравствуй, Амир.
– Здравствуй. Садись, пора ехать.
– …Марат.
– Антон… Амир, поговорим?
– Не здесь… не сейчас.
– Как скажешь.
– Вещи оставь в машине… Подожди… выпей вина.
– Зачем?
– Легче будет.
– Может и будет…
– …Вот здесь у входа стоял КамАЗ с работающим двигателем. Соня вышла из подъезда, и, чтобы не рисковать понапрасну, стала обходить его сзади… Водитель в это время садился в кабину с другой стороны, видеть её не мог…
– Дальше.
– Прости… Она… почти прошла… там осталось-то – полтора шага… В это время он резко дёрнулся и поехал назад. От удара… Соня потеряла сознание и упала… Потом… началось страшное… Сначала наехал на ноги, потом на тело, а потом… голова. Я не знаю, что она чувствовала, и чувствовала ли… никто ничего не слышал… Пока не вышла соседка и не начала кричать на весь квартал.
– …Господи… Господи… Господи… за что… за что… неужели я хуже всех… ну почему её, Господи, это же я во всём виноват!.. Возьми меня, Господи…
– Антон… Ты не виноват. Никто не виноват. Это судьба.
– Да зачем такая судьба! Мою судьбу похоронили в закрытом гробу!..
– Антон, всё кончилось…
– Она сдержала слово… Она любила меня до самой смерти… Боже мой… Водитель?..
– Ищем.
– Кто он?
– Русский.
– Ищи, Амир, найдите мне его… прошу… ради Сони…
– Найдём, даю слово… Антон, вот ключи, поднимись в её… в вашу квартиру, – все там.
– Кто?
– Моя жена с сестрой, её мама, Регина Анатольевна, и Керим–ака. Иди. Вечером заеду с вещами.
– Я не смогу там оставаться.
– Значит, будешь жить у меня.
– А Герда?
– Видно будет. Сейчас не время для условностей. Решим на месте… Иди, тебя ждут.
– Это я.
– Регина Анатольевна.
– …Лейла.
– Что вы хотите! Чтобы я вас утешил? Или вы меня утешать собрались? Зачем всё это?!..
– Антон…
– Керим–ака, не помогайте мне терять к вам уважение.
– Речь не об этом…
– Назовите причину, по которой я должен с вами говорить… Вы стоите передо мной живые и здоровые, а Сони нет! Я больше никогда её не увижу. Вы это понимаете?!..
– Антон, прошу…
– Что прошу?
– Мы пришли в ваш дом…
– Ах в наш! В мой, значит!.. Прекрасно. Вон отсюда! Все! Сейчас!..
– …Остановись, брат, ты пожалеешь потом о своих словах.
– Лейла… Лейла?.. ты сказала, – брат?!..
– Оставьте нас, и не сердитесь. Нам нужно поговорить наедине.
– Сядь и успокойся. Я буду молчать, пока сам не начнёшь со мной разговаривать.
– Я так до самой смерти могу просидеть… ох… Господи…
– Поплачь, братик, поплачь, легче станет. Поверь, – я тоже наплакалась вволю.
– А ты-то что?
– Сонечка была мне самой близкой подругой. Да и мама моя… мне было десять лет, когда её убили.
– Ты говоришь, – убили? А разве не оползень?!
– Официальная версия. Мы никому не рассказываем, что случилось на самом деле. Даже Герда не знает.
– А кто это мы, в таком случае!
– Я, Керим–ака. Теперь ты.
– …Ты приходила ко мне в сновидениях… маленькой девочкой.
– Правда?.. когда?
– В прошлом году. До того, как мы с Соней… прости… я… не могу в это поверить… Умом всё понимаю, а… Боже…
– У нас много времени.
– И что?
– Вставай, пойдём на кладбище.
– Я не могу.
– Пойдёшь. Лучше сразу…
– Ты поверил, что я тебе сестра?
– Да. Сам не понимаю, как получилось.
– …Сильный человек был наш отец. Поэтому ты сразу меня узнал. И Соня это чувствовала.
– А как ты?..
– Я знала, что в Ленинграде где-то у меня старший брат. Но не надеялась увидеть. Да и не смогла бы сама. Твою фамилию… фамилию папы я узнала только после смерти Сони.
– От кого?
– Керим–ака.
– Теперь всё сходится… Что ж, сестрёнка, пойдём, это мой крест… Вот скажи мне, зачем людям такой Бог, который отнимает у них самое дорогое! Как мне в Него верить!
– Большой, а глупый… Нога не болит?
– Я уже забыл, что такое боль… Если бы…
– Пойдём. По дороге кое-что расскажу.
– Я хочу знать всё. Кое-что меня уже не устраивает.
– Остальное расскажет Керим–ака… Он долго ждал этого часа.
– Керим–ака?.. опять?!.. Да что он за человек!
– Он был близким другом папы. Потерпи, скоро всё узнаешь.
– …«София Викторовна Ицыкович. 19.01.1961 – 02.06.1985… От любящего и скорбящего мужа»… Кто?..
– Амир… За полгода постарел на десять лет. Держится благодаря Герде… Он Соню любил как сестру.
– Зачем было врать…
– Характер такой. Ничего прямо не говорит.
– Эх, татарин…
– Давай присядем… Поплачь, Тошенька, поплачь, братик.
– …Спасибо… Пойдём потихоньку.
– Ты как?
– Пусто. Больно и пусто.
– Надо жить… Если бы такое случилась с тобой, – Соня бы руки на себя наложила. А это неправильно.
– Расскажи про отца.
– …Последний раз он приезжал в шестидесятом году. А в шестьдесят первом родилась я. Теперь понятно?
– А как же моя мама?
– Он любил её, но странной любовью. Жалел, что ли.
– Подожди, моя мама умерла за год до этого. Спустя полгода отец женился во второй раз.
– Вот как? Я не знала. Да это уже и не важно, его нет. Сколько лет назад?
– В шестьдесят восьмом, вскоре после моего пятнадцатилетия.
– Мама пережила на три года. Герде было пять, малышка ещё совсем. Она не плакала, – сразу не поняла даже, что мамы больше нет.
– Я понимаю. Когда умерла моя мама, я тоже не плакал, совсем. Только молчал всё время.
– Сейчас только не молчи, прошу тебя. И не оставайся один. Рядом должен кто-нибудь находиться. Могу пожить с тобой некоторое время, пока вы не уйдёте в горы.
– Какие горы!
– Антон, вы должны это сделать.
– Лейла, о чём ты!
– Наши родители познакомились на работе, в месте под названием «Экспедиция». Ты что-нибудь слышал об этом?
– Да, немного.
– Ну вот и хорошо… Ещё до твоего рождения мама вместе с твоим… с нашим отцом начали вывозить копии документов. Точнее, копии в основном делала мама, а вывозил отец. Как – одному Богу ведомо. Даже Керим–ака не знал, – на всякий случай.
– А каким местом здесь Керим–ака!..
– Он был начальником и другом нашего отца… Всё переплелось–позапуталось… Тебе расплетать. Отец уже ничем помочь не сможет.
– А что я могу сделать один!
– Во-первых, не один. У тебя есть друзья…
– Одного уже нет.
– Амир подыщет достойную замену. Да и не пошёл бы Бахрам в этот раз. У него сыновья, а риск очень велик.
– У Амира жена.
– Для Амира теперь это дело чести его семьи.
– Ты веришь, что мы это остановим?
– Вы сможете. У вас есть Керим–ака. И лучше него помощника в этом деле не найдёте. Он там знает всё.
– Проходи, это твой дом, здесь всё, каждый уголок напоминает о тебе. Соня окружила тобой всю себя, чтобы не завыть от одиночества и тоски… без тебя.
– Сестра, прошу, потерпи немного, не произноси её имени.
– Хорошо, я понимаю… Есть будешь?
– Кусок в горло не полезет.
– Тогда я разбавлю вина.
– Спасибо… А помнишь!.. А, да, сон-то был мой.
– Помню. Ты водил меня по Карельскому перешейку, показывал разные деревья, травы. А я рассказывала тебе про горы, какие они бывают высокие и красивые. Что ночное небо точь-в-точь как в сказке «Волшебная лампа Аладдина». Помнишь такой фильм?
– Конечно! Я действительно не мог поверить, что небо может быть таким…
– Вот видишь, сны бывают на двоих.
– Да, почти… Налей мне ещё… Где будешь укладываться?
– На полу.
– Ложись в кровать, я не смогу в ней спать. Уж лучше устроюсь на полу сам.
– Как скажешь брат, ты здесь хозяин.
– Давай поговорим немного.
– …Я никогда не забывала, что ты есть. Я не знала, как тебя найти, но верила, что когда-нибудь мы встретимся. Жаль, что встреча получилась нерадостная… Тоша… Дождь!..
– Что?..
– Небеса оплакивают нашу Сонечку.
– Лейла, не рви мне сердце на части, прошу, сил же нет никаких!..
– Прости, родной, прости… не хотела… вырвалось.
– Я пойду на кухню, выпью вина. А ты спи. Если встанешь раньше меня, – не стесняйся. Проснусь – значит выспался. Договорились?
– Хорошо, братец, я так и сделаю.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи…
Обратный отсчёт
– Ну что, Маратик, вздрогнули?
– Как скажешь, майор.
– Не называй так.
– Амба?
– И здесь Амир постарался…
– Может себе позволить.
– С какой стати?
– Я многим ему обязан.
– В Чирчике есть люди, которые ему не должны?
– Я ничего не должен, – если ты об этом.
– А что?
– Неинтересно.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать пять.
– Хороший возраст. Правда я в двадцать пять… Ладно, проехали… Машина Амира?
– Исполкомовская.
– Понятно. Что охраняем, то и имеем.
– Норма жизни.
– Что-то лицо мне твоё кажется знакомым.
– Возможно, знал моего брата.
– Как зовут?
– Равиль.
– Нет, не знаю.
– В городе называют Татарином.
– Ах вот в чём дело!..
– Амба… разрешишь?.. Так вот… Я совсем не брат.
– Заметно.
– Иронизируешь?
– Нет. Что произошло?
– Происходило… Хулиганка… потом воровство… потом зона.
– А ты как соскочил?
– Ушёл в армию…
– Так взял и ушёл?
– Не брали по зрению… Извини, сейчас перестроюсь… С местными врачами договорился, в Ташкенте было ещё проще.
– Однако!..
– Зато попал в полк к командиру. Он из меня человека сделал.
– Какое дело полковнику до рядового!
– Сержанта… после учебки… Что ж ты, ишак карабахский, вытворяешь!.. Уроды… понакупали прав, а ездить не научились…
– …Значит, тебе повезло…
– Примерно так… Ты правда с ним служил?
– Всё время. Он меня за собой как ягнёнка таскал.
– А говоришь, – повезло. Это тебе повезло.
– Может быть… Сразу обратно?
– У меня в Ангрене дела. Наши дела.
– Какие ваши?
– Наши, Амба, наши.
– Амир припахал?
– Командир предложил – я согласился. Скучно.
– От скуки?!..
– Не только. Я не знаю что там, но то, что услышал… В общем, – я с вами… Не бойся, майор, не подведу. Амир скажет.
– Ты не называешь его Амир–ака?
– Иногда хочется… Побьёт. У него рука тяжёлая. Все знают.
– Когда обратно?
– Когда надо будет – тогда и обратно.
– А если заночуем?
– Как скажешь, майор, я на службе.
– Я подремлю.
– Это хорошо.
– Что хорошо?
– От дороги отвлекаться не буду.
"Амиркина школа…"
– Проходи, сынок. Рад видеть… Марат, к обеду всё приготовлено, осталось только с огнём повозиться.
– Всё сделаю, Керим–ка!
– …Нда-а… весь в отца. Пойдём, выпьем чая да поговорим. У тебя вопросов много, а ответы от Лейлы ты не все получил.
– Она добрая…
– Я знаю… У неё были хорошие родители.
– Сколько семей было у моего отца, хорошего человека?
– Не горячись. Ты многого не знаешь.
– Поверю вам, но хочется фактов. Или хотя бы версий.
– Это я предоставлю в большом количестве.
– Марат у вас вместо денщика?
– Денщик, самый настоящий. Или адъютант. Как тебе больше нравится.
– За заслуги перед отечеством?
– Может быть и так… Голоден?
– Как сказать…
– Маратик, принеси нам баклажаны с орехами и курагу!
– …Керим–ака!.. Ну это уж слишком…
– В любой службе, сынок, есть хорошее свойство. Человек служит не за страх, а за совесть. А вот если совести нет, то и службы нет, есть прислуга и каторжный труд.
– Вы были начальником моего отца. Ведь так?
– И другом, сынок, тоже.
– Работали в органах?
– Да… Твой отец пришёл лейтенантом. Я тогда руководил отделом.
– То, что мы видели за перевалом – вы этим руководили?
– Да.
– Отец был к этому причастен?
– И твоя мать, и мать Лейлы. Мы там работали.
– Так что же там такое!
– Генетическая лаборатория.
– Но ведь это люди! Наши люди!..
– Знаешь, сынок, тебе легко судить. Сейчас середина восьмидесятых, в стране происходит непонятно что. А тогда всё казалось предельно ясным. И мы были в погонах.
– И моя мама?.. что она там делала?
– Твоя мама страдала бесплодием.
– Ну, здравствуйте! А кто же меня родил?
– Правильный вопрос.
– А правильный ответ?
– Лейла тебе родная сестра.
– Это я знаю. Так что с мамой?
– У вас одна мать.
– Та-ак… Лейла знает?
– Пока нет. Думаю, что ей лучше не знать.
– Выходит, что Герда тоже моя сестра?
– Да. Но у вас с Гердой разные отцы. В шестьдесят пятом ваша мама вышла замуж, а через год родилась Герда.
– Послушайте, Керим–ака, может, хватит меня сказками кормить, а? За несколько дней со мной столько произошло – уму непостижимо!
– Сядь… Не нужно на меня голос повышать… Была имитация беременности, жена твоего отца получила сына. А Любови сообщили, что ребёнок умер. Правду она узнала спустя несколько лет.
– …Никогда не мог найти с ним общего языка.
– Сколько тебе лет?
– Скоро тридцать два.
– Совсем молодой… Я в тридцать два стал генералом.
– Вы?..
– Если бы ты остался в армии, закончил Академию, то неизвестно, что с тобой было бы сейчас. Амир о тебе очень хорошо отзывался.
– Вы давно знакомы?
– С того дня, как он принёс тебя в мой дом.
– Слава Богу, хоть здесь понятно!
– А что тебе непонятно?
– Ну, например… эта «Экспедиция»… Она давно там?
– Очень давно, около пятидесяти лет. Её построили до войны. Кроме основного бункера, который вы видели, есть вспомогательные точки. Но они не автономные кроме функции наблюдения за периметром.
– Они нас и засекли.
– Скорей всего.
– Кто же нас встречал на этой стороне хребта?
– Твоё предположение было верным. Это так называемый внешний периметр, – помимо внутреннего и среднего. Тогда они не смогли просчитать вашу сумасбродность. Переход по хребту до сих пор считался невозможным.
– Однако Амир по нему проходил!
– Верно. Но это была секретная операция, о переходе никому не было известно.
– Повезло…
– Я говорил – судьба.
– …Не могу себе простить, что позволил Соне здесь остаться.
– Не будем об этом. Я понимаю, – ты не можешь смириться, что её потерял. Но придётся. Не забыть, но смириться. Как смирился твой отец.
– А ему кто мешал! Не уезжал бы, и жили бы долго и счастливо.
– Экий ты умный! Не зря тебя Амирка приметил. А теперь выслушай меня… Твой отец был человеком подневольным, таким же как я. Руководство не означает власть. У него был выбор: остаться с твоей матерью или воспитывать тебя. Он принёс в жертву свою любовь, чтобы не расставаться… не расстаться с тобой до самой смерти.
– Красивая версия. А насколько она близка к правде?
– Что ты заладил… правда да правда… Нет никакой правды. Есть события и наше к ним отношение. Всё!
– Сын с отцом, дочка с мамой… Странно всё как-то.
– Не забывай, какие это были годы… Давайте, поедим, а потом я тебе кое-что покажу.
– Хочу сразу сказать, – задача трудная, невероятно трудная. Даже если вернётся только один, – можно сказать, что она выполнена.
– Один это кто?
– Вы мне оба дороги, – твоя мама была мне как дочь… У тебя в Питере связи.
– Питер далеко.
– Не в том дело, что далеко отсюда, а в том, что близко к Москве. И просто портовый город.
– Не вижу связи.
– …Вот. Это документы, которые собирали твои родители долгие годы. Собирали, рискуя собственной жизнью. А может и жизнью своих детей. Они должны попасть в надёжные руки, если вы не остановите это здесь и сейчас.
– Если не остановим, – значит уже некому.
– Кто-то должен вернуться. Лучше, чтобы ты… Марат, не обижайся, но от Антона в этом деле будет больше пользы.
– Керим–ака…
– Спасибо, Марат… Теперь пройдёмся по узловым точкам.
– Ничего, что мы без Амира?
– Он в курсе всего, даже больше. Мы не сидели сложа руки.
– Мне, собственно, тогда и знать не надо.
– Руководить операцией будешь ты. Амир отвечает за всё остальное. Но решения принимать тебе.
– С какой такой стати!
– У него нет стратегического мышления. Хотя в оперативной обстановке он лучший.
– У меня, значит, оно есть!
– Поэтому я показываю, – что для вас придумал… Узнаёшь?
– Ещё бы!.. У меня даже идея возникла одна… Видите ущелье?
– Я его не только на карте видел.
– Мы могли бы уйти по нему. Оно наверняка не рассматривается в качестве варианта отхода.
– По нему вы никуда не уйдёте. По сложности это хуже Чаткала. Но самое плохое будет потом. Пути назад отрезаны, а вперёд вы не дойдёте. Просто умрёте от голода и жажды.
– Мы могли бы сделать это в два этапа.
– Так, продолжай…
– Первый – провиант в ущелье на максимально возможное расстояние. Второй – завершающий.
– Не пойдёт. Я могу предположить, что вас даже искать не будут. Обнаружат следы отхода и взорвут скалы.
– Что вы предлагаете?
– Два этапа, – начал ты правильно. Обрати внимание на эту ниточку в полутора километрах от ущелья.
– Что это?
– Это ваш шанс.
– Но нам нет смысла идти этим путём, – лишних полтора–два дневных перехода, плюс ещё сутки.
– Нет, сынок, туда вы пойдёте старой дорогой, а обратно здесь, где никто ждать не будет. У вас будет фора больше часа. За это время вы просто растворитесь в скалах, если не наследите как в прошлый раз.
– Пять километров, в полном снаряжении, со станками… Откуда фора?
– Пойдёте налегке. И не пойдёте, а поедете. Машину в ущелье, и через десять минут уходите с дороги. Понял?
– Машина!.. Как же я сразу не догадался! Осталось только рассчитать время.
– Вот и рассчитаете.
Рассветный полдень
– Всем встать! Поприветствуем командира.
– Амир…
– …Кто не знает, – Антон, он же северянин, он же Амба. Повторить?
– Два раза.
– Отлично… А теперь, Антон, слушай и запоминай… Боба и Марата не представляю. Снайпер и второй номер… Василий, Вася Савушкин.
– Я Амба? Да рядом с ним я дворняжкой выгляжу!
– Ничего, мы ему прозвище соответствующее подберём… Казим… Казимир Войцеховский, подрывник… И – звезда нашего кордебалета – Мишель Виджасингх. Поставщик, спонсор, подрывник.
– У меня на языке вертится вопрос. Даже не один… Где ты их насобирал?
– Казим украинец, Мишель приехал из Индии, Пондишери.
– Фамилия мне понятна, а вот имя…
– …Штат Пондишери – бывшая французская колония.
– А как здесь появился!
– О, это очень длинная история. Я учился в Ленинграде.
– Вот нелёгкая сюда занесла…
– В отличие от тебя, командир, я здесь по долгу службы. Скажи спасибо человеку, с которым ты разговаривал два дня назад.
– Опять Керим–ака…
– Очень мудрый человек. И очень хитрый, если ты меня понимаешь. Почти как Змей.
– Кто?!..
– Полковник.
– Амир, я тебя поздравляю.
– …Иди ты…
– Мишель, значит, ты спонсор. Что это за слово?
– Контрабанда… Когда посмотришь, что доставил – поймёшь.
– Хорошо… Амир, когда смотрины?
– Хоть сейчас. Завтра во второй половине дня выдвигаемся в сторону Ангрена на двух машинах. В этот раз никаких автобусов.
– Где возьмём вторую?
– Вторую поведёт Владислав, муж Лейлы. Я не стал его сегодня дёргать, – он с нами не пойдёт.
– Хорошо… Вам известно, по какому принципу собиралась команда?
– Антон, все знают. У Мишеля двое детей.
– …Дочка Миллисент и сын Чандра.
– Какого хрена!..
– Командир, я на службе. Моё начальство заинтересовано в этой операции. Учимся, так сказать, где можем.
– Дурдом… Где снаряжение?
– На исполкомовском складе.
– Ну Амир… ты даёшь…
– Спокойно, в него кроме меня и Марата доступа никому нет. Оттуда будем загружаться.
– Дело ваше…
– Василь, возьми ключи и дуйте с Казимом ко мне. В машине всем не уместиться.
– Считай, что мы там.
– Поехали?..
– Самое основное, без чего наша экскурсия не будет иметь смысла, – Си-четые 9, тридцать килограммов.
– Ничего себе…
– Дальше… радиоуправляемые взрыватели. Не американские конечно, но вполне надёжные. Мы провели выборочную проверку… Теперь смотри… Компактные рюкзаки с поясным креплением как у станков. Вместимость – пять кг Си-четыре и сухой паёк на двое суток.
– К чему это излишество?
– От станков избавимся за пару километров до последней стоянки. Дальше налегке.
– Умно… Меня интересуют стволы.
– …Мишель, покажи.
– ВСС «Винторез». Последняя советская разработка. Этой винтовки даже на вооружении нет. Оцените… Коллиматорный и ночной прицелы, с пятиста метров пробивает двухмиллиметровую сталь. Без снаряжения меньше трёх килограммов. Магазины по двадцать патронов, заряжаются прямо из обоймы… Идём дальше… Пистолет Стечкина… Основное преимущество – в магазине те же двадцать патронов. Надеюсь, – не пригодятся. Но должны быть у каждого.
– Мне с пистолетом на амбразуры! Ты что, смеёшься?
– Командир, у меня дети. Иди сюда… Так называемый «Вал». Из той же серии, что и ВСС, но более практичный в ближнем бою. Ну и конечно без снайперских наворотов. Прицельность, соответственно, ниже. Но вам она не нужна. Зато в отличие от винтовки стреляет очередями. Глушитель как у «Винтореза».
– Какая скорость у «Винтореза»?
– Неплохая, я бы даже сказал. Меньше секунды.
– Как ты всё добыл!
– Керим–ака. Я помог со средствами. Американские доллары даже у вас двери открывают.
– Жму руку.
– Спасибо, командир. Я говорил, – у меня дети.
– Мишель, как будем уходить, если станки бросаем?
– Думал, ты забыл… Вот это просто шедевр! Я всегда буду восхищаться русской смекалкой… и русскими женщинами… Складной станок, разработка Амира и Василия. Объём шестьдесят, полезный литров сорок. Нам больше не надо. Рамы изготовлены там же в Туле, совершенно бесплатно. Шили здесь.
– У меня просто нет слов.
– Есть ещё один сюрприз, по питанию. Надеюсь, останешься доволен. В этот раз никакой картошки и тушёнки–сгущёнки.
– Всё. Ты меня убил.
– Для себя стараюсь, командир.
– Не знаю, как тебя и благодарить.
– Приведи нас обратно живыми.
– Слава, Слав, побереги себя.
– …Сестра, не волнуйся, – переночует и на свежую голову домой.
– Тоша, дай тебя поцеловать на прощанье.
– Я вернусь, обещаю. Я ещё дочку вашу не видел. Привет Любаньке от дядьки передавай… Всё, Лейла, мы в пути.
– Антон, когда за вами?
– Две недели твои. Приедешь раньше, – тоже неплохо, нам ждать не придётся.
– Приеду.
– Лейла будет волноваться.
– За меня-то? Я в поле не иду. Со стариком шиш–беш погоняем.
– Если не любишь проигрывать – лучше не садись.
– Мне нравится сам процесс.
– Поиграем?
– С удовольствием. Наберём винища – и вперёд, часа на три–четыре.
– Ага. Пока не упадём.
– Точно. Ох и влетит нам от жены.
– Пусть влетает, я согласен. Помню, как-то Соня… Извини…
– Я понимаю.
– Влад, давай лучше помолчим, потому что нихрена ты не понимаешь. И лучше бы тебе никогда этого не понять.
– Прости…
– Знакомая переправа…
– Туда на двоих, обратно на одной.
– Не думал, что так тяжко будет это видеть.
– Почему?
– Я… сюда провожала Соня, отсюда ждала Соня… Я с каждым шагом произносил её имя… Господи… сколько же ещё… Амир, мне некуда возвращаться. И незачем. Не хочу. Что будет – то будет.
– Есть куда, Амба. Я не хотел говорить до выхода в горы. Мы нашли водителя.
– Когда?!
– В тот же день.
– Почему?!..
– Чтоб у тебя был стимул.
– Где он сейчас, в милиции?
– До милиции дело доводить не будем. Решим сами.
– А если не вернёмся?
– Тогда закончит Дамир.
– Спасибо, брат. Я никогда этого не забуду.
– Брат, говоришь? Пусть буду брат.
– И даже не поспоришь?
– А лень мне что-то… Орлы, две минуты на сборы!
– Участок с виду простой. Десять градусов, тягун, троп никаких. Люди там отродясь не ходили. Ни кустов, ни воды. Сложность четыре–пять. Потом относительно легче. Небольшие перепады. Туда идём – не оглядываемся. На обратном пути, то есть второй раз, – придётся включить обзор триста шестьдесят градусов. Местность открытая, спрятаться негде. В общем-то, если нас обнаружат, то прятаться будет уже бесполезно. Два часа такого удовольствия, не меньше.
– Амир, если всё пойдёт по плану, – здесь искать будут в последнюю очередь. К этому времени будем на подходе к долине.
– …А если не по плану?
– По любому прорываться. Тут придётся полагаться только на удачу.
– …Сложный участок от плато до шоссе, примерно половина пути. По карте не понять. Предполагаемая сложность два, не меньше.
– Заши-ибись.
– У нас будет фора. Мы пройдём два раза, туда и обратно. Примечайте всё, что может оказаться полезным.
– И бесполезным тоже. Всяко быват.
– Верно… Задача ясна?.. Тогда вперёд. Следующий привал через два часа.
– С возвращением, сынки!
– Спасибо, Керим–ака.
– Как вы?
– Лучше бывает только в кино.
– …Антон, что с глазами?
– Не знаю, пыль, наверно.
– Пыль, говоришь? Вы не в пустыне были… Марат, галазолин командиру, быстро!.. Сейчас закапаем, пройдёт… Это солнце… Марат, поезжай в Ангрен. Нужны солнцезащитные очки… Так нельзя.
– …Да знаю я, Керим–ака. Думал, – обойдётся.
– Эх, молодёжь, совсем головой не думаете.
– Не рассчитали маленько. Я виноват.
– Зятю твоему надо выговор сделать. Уж ему-то непростительно.
– Нельзя всего предусмотреть.
– Вы обязаны. Понял?
– Понял… Спасибо.
– Иди в сад, будем ужинать.
– Итак, ребята, слушайте внимательно. Это последняя дневная стоянка. Значит, никаких инструкций и обсуждений больше не будет. Всё, что скажу, вы уже слышали. Но, повторяю, больше никаких разговоров, – только команды и сигналы… Машина выходит ровно через час после прибытия. Прошу учесть психологический момент: после закрытия створов охрана расслабляется. В это время производим закладку. На всё полчаса, не больше.
– Командир, в запасе будет ещё минут пятнадцать до исходной.
– Не будет. У них тоже часы есть. Эти минуты нам будут нужны для выхода на позиции. Перед выездом машины караул начинает смотреть во все глаза. Следовательно, никакой движухи быть не должно. Понятно?
– Да, командир.
– Если закладка пройдёт тихо, ты, Боб, выходишь сюда. Угол градусов пятнадцать. Больше нельзя, – уменьшится возможность для второго выстрела. Марат и Казим по обе стороны дороги дальше на сто пятьдесят. Если у Роберта не получится, – машину придётся гасить любым способом… Мишель, на тебе фейерверк.
– Не подведу.
– После въезда машины поставь на снаряжение час пятнадцать. Это их отвлечёт. Тогда у нас появится дополнительная фора. Правда, лучше на неё не рассчитывать. Хотя я бы купился на раз–два. Опять же… начнут гореть спальники, – могут догадаться.
– Пусть догадываются. Когда шарахнет, им не до них будет.
– В СБ не дураки служат.
– Если в прошлом году вас прошляпили, то и сейчас уйдём.
– …Командир, вы Чаткал по верху прошли?
– Было дело.
– Детям расскажу.
– Если до пенсии доживёшь. Понял?
– Да уж…
– Ну братцы, с Богом…
Ледяное солнце
– Антон, скажи, девочка Лейла больше не снится?
– А почему ты спрашиваешь?
– Ну, она как бы тебе помогала.
– Хорошее выражение… как бы… Помогала, говоришь?
– Помнишь, как тебя у ледника скрючило? Это ведь она меня разбудила.
– Xорошо… А может и плохо…
– Что значит, – плохо!..
– Тихо ты, не ори…
– Так почему?
– Сейчас бы я Соне снился, а не она мне.
– Часто?
– Каждую ночь… Берёт за руку и зовёт… Просыпаюсь от ощущения, что схожу с ума от горя… Сил уже никаких не осталось.
– Терпи, брат, и смирись.
– Брат, говоришь?.. Спасибо.
– …Командир, машина…
– Всё, Амир, бери бразды в свои лапы. Я прикрываю.
– Боб, как у вас?
– Тихо. Снайперов нет.
– Значит, в прошлый раз нам просто не повезло.
– Думаю, командир, у них был очень важный груз. Мы оказались не вовремя.
– Похоже… После отмашки Мишеля и Казима сразу выдвигайтесь.
– Сделаю, командир.
– Мы с Василём прикроем. Амир пока остаётся на той стороне. Готовность двадцать минут. Я пошёл.
– Чисто сработано. Боб, ты молодец!
– Как эта штука называется, «Винторез»? Очень душевная приблуда.
– Ещё бы… Мишель, что там?
– Кажется, поняли, что машина остановилась.
– Выпускай джинна, пусть погреются.
– С превеликим удовольствием… Ну что, солдатики… Ба–бах!..
– Марат, следи за одометром. До ущелья шесть с половиной… Амир, что в кузове?
– Два двухсотых и металлические сундуки.
– Что за сундуки?
– Не знаю. Алюминиевые.
– Ясно… Сколько?
– Почти приехали… меньше километра.
– Хвоста нет… Вот! Оно… Стоп! Выгружаемся.
– …Марат, разворачивайся… Приготовьтесь, придётся подтолкнуть… Осторожненько, не уроните… Пошла, родимая…
– Ух ты… Аж до центра земли.
– Если вертолёта не будет – ни за что не найдут… Отряд, внимание! Маленький спурт до тропы на полтора километра. У нас пять минут. Отдохнём после. Вперёд!
– Поджилки трясутся…
– Как в детстве в войнушку поиграли.
– Десять лет в армии ничего подобного не было.
– Ну, двинем?
– Подожди… Что это?
– Наши рюкзачки рванули. Вот сейчас будет копоти.
– Тогда самое время… Командуй.
– Тихо… транспорт.
– Далеко?
– За ущельем.
– Ждём. Если не остановится, – значит, пронесло.
– Две минуты… минута… сейчас… Всё, Амир, теперь домой.
– Антон, ты как?..
– Да, Керим–ака. Прощаемся.
– Жаль, очень жаль.
– Я слабый человек и совсем не гибкий. Если принимаю решение, то иду до конца.
– Ты ведь не будешь всю жизнь нести в себе эту боль!
– Неизвестно. Но возвращаться, чтобы пережить всё заново – извини, отец. Мне не вынести.
– Что ж, твоё право. Никому не пожелаю. Сам прошёл… Прощай.
– Прощайте.
– Амир, заходи, открыто!
– Как ты узнал, что я!
– А кто ещё…
– Антон… успокойся… Готов?
– А ты?
– Все на месте.
– Поехали. Надо с этим покончить.
– Сюда… Дамир, выводи.
– Хорошо, голубчик… Свяжите ему ноги… на землю… Вытащи кляп.
– Антон…
– Всё под контролем, Амир… Ну что ж, давай знакомиться. Ты меня знаешь? Меня зовут Антон, я был мужем той женщины.
– Я не виноват! Я не виноват!..
– Я знаю. Сигаретку хочешь?
– Н-не откажусь.
– Как зовут?
– Сергей.
– Красивое имя… Сергей, я знаю, что ты не виноват. Но понимаешь, какая штука, я любил свою жену. И она меня любила. Мы хотели жить вместе, родить детей. А теперь ничего не будет. Ты понимаешь, Сергей?
– Понимаю. Но я не виноват.
– Я слышал… И что нам теперь, а?.. простить тебя?
– Простите, пожалуйста, я всё для вас…
– Знаешь, после смерти жены мне уже ничего не надо. Что-нибудь ещё?
– Простите Христа ради!..
– Беда… Опять не повезло. Я в Бога не верю. Совсем. Представляешь? Так что умри, тварь, как умерла она… Дамир, заводи каток!
– Простите!.. Пощадите!..
– Покричи… я хочу, чтобы ты покричал… послушаю… Прости, Сонюшко, любовь моя, я по-другому не смог…
– Спасибо, что привезли дочку… Дайте на неё посмотреть… Любанька… Любаша… Любовь… Какое имя…
– Тоша, прощаемся?
– Да, сестра… Прости за всё.
– За что!
– Не знаю. Соня так часто говорила… Православный обычай, что ли…
– Тош, тебя здесь никогда не забудут. Знай это.
– Я вас тоже буду помнить всегда…
– Ты будешь отвечать на письма?
– Нет, конечно. Не люблю писать.
– Я нашла стопку в вашей квартире… твоих писем.
– Поступай с ними, как посчитаешь нужным. И квартира не моя. Всё, прощай, родная… Прощай, Влад.
– Может, ещё увидимся.
– Может быть. В другой жизни.
Шуга – скопления рыхлого губчатого льда в водной толще или на поверхности водоема. Образуется главным образом из кристалликов глубинного льда (внутриводного и донного). Возникает до ледостава преимущественно на горных и порожистых реках. (Б.С.Э.)
Книга вторая
. Крест-накрест
Мои волосы пали на пол
в белые кольца выспренних фраз.
Я помню, всё было как будто сейчас…
У иконы свеча – в отражении факел.
Пролог
– Женечка… мы с папой решили с тобой посоветоваться.
– Мама, я ведь маленькая!
– Вырастешь большая. И сестричка твоя вырастет. Так как мы её назовём?
– Я думала, у неё имя есть.
– Что ты, доченька! Имена даются после рождения.
– Меня тоже называли?
– Конечно, доча. Папа очень хотел, чтобы тебе нравилось имя.
– Мама, а как мы узнаем, что сестричке имя понравится?
– Мы выберем такое, что обязательно понравится. Мы хотели назвать её Антониной. Красивое имя, правда?
– Красивое. А как будет ласковое?
– Тоня. Можно будет называть Тошей.
– Мама, ну это же для мальчиков! У нас уже есть Тоша.
– И девочки бывают Тошами.
– Мамуля, девочки не могут быть Тошами.
– Ну почему же, доченька!
– Мам, я буду их путать. Давай выберем другое.
– Хорошо… Татьяна.
– А ласковое?
– Таня, Танюша… Нюша.
– Ой, мамочка, я тоже это люблю! Пусть будет Нюша… Нюшенька… Так можно?
– Можно, дочура, можно. Ну так что, назовём Таней?
– Мама, а сестричка узнает, что это мы так её назвали?
– Конечно!
– Спасибо, мамуля.
– За что?
– За то, что меня назвали Женей.
То ли север, то ли юг
– Марин, мы в магазин.
– Ребёнка зачем?
– Прогуляется.
– Полина, ты хочешь гулять?
– Мам, мы недолго.