Читать онлайн Чей ты родом, откуда ты?.. бесплатно

Образование села Снагость

На торговых путях среднерусской возвышенности возникали города-крепости, защищавшие южные рубежи древней Руси от нападения внешних врагов. Таким форпостом стал город Курск, позже Суджа, Рыльск и другие. В течение нескольких столетий Курск входил в систему обороны русского государства. Здесь создавалось ополчение во времена Отечественной 1812 года. «Огненными буквами» вписана в историю нашей родины грандиозная Курская битва в годы Великой Отечественной войны.

Река Сейм, современное фото

С IX века историческое Посемье (земли по реке Сейм, которая в старину называлась Семь) заселяли славяне. Во времена Древней Руси территория современного Кореневского района была в составе Киевского, Черниговского, Переяславского, Новгород-Северского и Рыльского княжеств. В 1362 году Посемье присоединилось к Великому княжеству Литовскому.

В апреле 1500 г. московский великий князь Иван III принял Новгород-Северского и Рыльского князя Василия Шемячича «в службу и с вотчинами». С этого времени кореневские места стали участком русского порубежья, оплотом борьбы с ногайскими и крымскими татарами, поляками и литовцами.

Река Снагость, современное фото

Между Суджей и Рыльском в реку Сейм впадают реки Крепна и Снагость.

Река Снагость берёт начало в 2 км к юго-западу от села Яблоновка Сумского района. Название реки произошло от древнерусского слова «снага», означавшее успех и удачу. В украинской части река носит название Беловоды. В документах XVII века упоминается сражение рыльских ратников с татарскими близ реки Снагость.

В 1690 году царской грамотой были закреплены права на владение этими землями за братьями Степаном, Филиппом и Василием Кореневыми. Во времена ордынского разорения земли попали под власть Литвы и Польши. Так продолжалось около ста лет, пока ополчение во главе с нижегородским гражданином Козьмой Мининым и князем Дмитрием Пожарским не организовало им отпор. Бежали тогда поляки аж до самого Путивля.

В XVII веке служилые люди получали жалование землей. Казаки, стрельцы, пушкари Белгородского полка, Рыльского гарнизона, Суджанской крепости – Ивановские, Забелины, Кореневы, Лукашевы, Воропановы и Щекины – первыми обживали берега рек Снагость и Крепна и их притоков. Поселение росло и за счет пришлых черкас (так тогда называли малороссийских казаков, обладавших отменными военными качествами и отлично владевших оружием). Поселение стало именоваться Гончарово и к 1693 году в нем было уже более двух десятков дворов и часовня. С возведением (с согласия Рыльской епархии) Ильинского храма с постоянным священником деревню Гончарово переименовали в село Снагость. Независимо от числа жителей, наличие церкви подразумевало другой статус – село. Тогда же, во избежание путаницы, записывалось в писцовых и отказных книгах: «село Снагость, деревня Гончарово тож».

Таким образом, Снагость образовалась ещё до рождения Петра I. Мои родители рассказывали, что когда вскапывали огород, в земле находили польские серебряные монеты 1623 года, некоторые «соплавились в огне в слиток».

В 1654 году произошло воссоединение Украины с Россией. После окончания войны с Польшей Россия вернула свои Смоленские и Северские земли, Левобережная Украина вышла из состава Речи Посполитой. В 1687 году гетманом Левобережный Украины стал Мазепа, и с того времени эти освобождённые территории стали именоваться Малороссией. В 1708 году Курская губерния вошла в состав Киевской. Весь юго-запад Курской и Воронежской губерний говорил по-украински. Малороссийские поселения составляли целые волости, а черкасы свято хранили традиции предков: их шашки висели в красном углу в каждой малороссийской хате. Все население Малороссии слагалась из трёх основных групп: господствующего военного народа – казаков (черкасов), а также украинцев и белорусов.

В борьбе с турками и крымцами союзником Петра I успешно выступил гетман Мазепа. После взятия Азова Пётр I лично вручил ему орден Святого Андрея Первозванного. Мазепа стал вторым в России кавалером Ордена Святого Андрея Первозванного, первым был удостоен этой награды Н. Ф. Головин. Сам Петр I получил этот Орден три года спустя, и был его обладателем седьмым по счету.

Через три года, в 1703 году, царь грамотой пожаловал Мазепе огромные земельные владения на между Рыльском, Льговом, Суджей и Сумами (четыре уезда Курской губернии). Тогда же образовались новые селения: Ивановка, Степановка, Мазеповка (по имени гетмана Ивана Степановича Мазепы), Крупец, Гапоново; значительно расширились Коренево и Снагость.

Портрет гетмана. Из летописи Самуила Величко

Гетман принялся за строительство усадьбы в селе Ивановское. Лучшие московские зодчие возвели каменные палаты и вскоре село стало центром мазеповских владений. Для своего времени это были крупные сооружения, а сейчас они являются исключительно ценными и редкими памятниками гражданского зодчества.

Усадьба в Ивановском может служить одним из примеров развития архитектурно-художественных традиций, выработанных русским и украинским народами.

Палаты Мазепы в селе Ивановском, 1886 г.

Гетман Мазепа был ярый крепостник. Его заклеймила история и как человека с низкой и подлой душой, как изменника и предателя, который предал своего государя и перешел на сторону шведов. Длительная война со шведами закончилась победой русского оружия. Карл XII с Мазепой еле унесли ноги из Малороссии, а русские организовали за ними погоню. На реке Буг, бросив последних солдат, два полководца – шведский король и гетман – бежали в Турцию. На чужбине, не прожив и года, Мазепа умер.

После того, как в 1709 году в Полтавской битве русские войска разгромили Шведов, Пётр I конфисковал все поместья, принадлежащие гетману Мазепе. А земли и поселения Рыльского, Льговского и Путивльского уездов, в том числе, и село Снагость, пожаловал своему сподвижнику – Александру Даниловичу Меньшикову. В 1725 году, после смерти Петра I, Меньшиков оказался в опале и был сослан в Берёзов. Курские имения были переданы первой жене Петра I – царице Евдокии Фёдоровне Лопухиной. После ее смерти некоторое время они находились в казне. По воле царицы Анны Иоанновны они были пожалованы вице-адмиралу флота – графу Η. Φ. Головину. Дочь этого видного придворного была женой принца Голштейн-Бекского, а внучка Екатерина вышла замуж за князя Ивана Сергеевича Барятинского, которому в качестве приданого принесла все Курские имения. Так, село Снагость в 1785 году уже считалось самым знаменитым из всех сел Курской губернии за просторное поселение и бывающие там торги и ярмарки. Снагость тогда входила в Суджанский округ, принадлежавший княгине Барятинской.

Управляющие графа Η. Φ. Головина размещали всех пришлых черкасов в своих владениях, в селах и деревнях: Снагость, Гапонове, Толстый луг, Ивановское, Коренево, Обуховка и Любимовка. Только в Снагости проживали более двух с половиной тысяч малороссов, которые привнесли свои обычаи и нравы. Жили в белых избах, носили опрятную одежду, были склонны к ремёслам, среди них были хорошие кузнецы и портные, сапожники и столяры, кожевники, ткачи, музыканты. Выращивали хлеба, излишки продавали. Говорили на своем наречии – малороссийском, отличном от российского.

В Курском округе были известны: Великая Коренная ярмарка, ярмарки во Льговском районе. Знаменитые ярмарки, принадлежащие княгине Барятинской, проходили в Суджанском районе, в селе Снагость. (В Снагости 20 июля (2 августа) также проводилась Ильинская ярмарка). В Ивановском был отменный конный завод и хороший господский дом, принадлежащий княгине Барятинской.

Удобное географическое положение на водных (река Сейм) и сухопутных торговых путях содействовало развитию торговли. В 1860-х через территорию Кореневского района только из Суджи в Рыльск ежегодно проезжало до 20 тысяч подвод с солью, рыбой, маслом и другими товарами.

Великие люди способны на великую доброту…

Мигель де Сервантес

Итак, в 1767 году Снагость обрела себе хозяев из старейшего рода Рюриковичей – князей Барятинских. Игорь Рюрикович и Святая Ольга, Святослав Храбрый и крестивший Русь Владимир, Ярослав Мудрый и не покорившийся монголам Святой Михаил Черниговский – древние предки князей Барятинских. Род Барятинских имел свое влияние в Боярской думе и несколько столетий играл немаловажную роль в судьбе страны.

Имение князей Барятинских в административном отношении было разделено на четыре удела (или волости): Ивановский, Снагостской, Крупецкой и Ковенский. Каждый удел был образован из нескольких сел и деревень, в каждом уделе находилось большое село, по его названию именовался и удел. Каждым уделом управлял особый частный управитель (управляющий).

Восемнадцатилетний Иван Сергеевич Барятинский состоял ординарцем у императрицы Елизаветы Петровны и храбро сражался в семилетней войне. В 23 года князь получил звание полковника, в 35 лет стал послом в Париже, где снискал себе авторитет грамотного политика, тонкого дипломата. В то время он управлял курскими имениями.

Портрет Ивана Сергеевича Барятинского

Три представителя династии Барятинских нашли отражение в архивных документах Курской области по ревизским сказкам: Иван Сергеевич и его супруга Екатерина Петровна Голштейн-Бекская, их сын Иван Иванович и его жена Мария Фёдоровна, а также Александр Иванович – сын Ивана Ивановича. (С 1718 года в России были введены «ревизские сказки» – учёт населения и Указ сената «О подаче ревизских сказок», «О взыскании за утайку душ».) Вот пример Ревизской сказки:

«1795 года июля 23-го дня вотчина её светлости святыя Екатерины кавалера рождённой принцессы Екатерины Петровны Голштейн Бек, супруги его Сиятельства, господина генерал-поручика и разных орденов князя Ивана Сергеевича Барятинского Курского наместничества Суджанской округи, выборной атаман Демьян Дмитриев сын Шломин дал сию сказку о положенных в ниже писанном госпожи моей с показанием из того числа разными случаями убылых по самой истине без всякой утайки; а буде кем впредь облечен являюсь или по свидетельству найдется, что кого-либо утаил, то повинен положенному по указу, штрафу без всякого милосердия». Далее перечисляются все жители села Снагость: фамилии взрослых, детей, умерших: «Итого мужского пола состояло – 1329, убыло – 329, налицо – 1531; душ женского пола состояло – 1396, убыло – 617, налицо – 1719 душ. Всего населения – 3250 душ».

У Сергея Ивановича было два сына Иван и Федор. Младший сын Фёдор Сергеевич был особой, приближенной к императрице Екатерине II. Офицеры Алексей и Григорий Орловы, унтер-офицер Григорий Потёмкин и поручик князь Фёдор Барятинский возглавили дворцовый переворот 1762 г. Они, собственно, и посадили Екатерину на престол. Пётр III, нелюбимый муж Екатерины II, после шестимесячного правления был низложен и посажен под домашний арест. Спустя шесть дней Екатерина II получила записку с пьяными каракулями Алексея Орлова. В записке говорилось: «Матушка готов идти на смерть, но не знаю, как беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Государыня, свершилось беда. Он заспорил за столом с князем Фёдором; не успели мы разнять, а его уже не стало…»

Ротари Пьетро Антонио. Портрет Екатерины Петровны Голштейн-Бек, позже княгини Барятинской. Середина XVIII века

После смерти Екатерины II император Павел Петрович (сын Петра III и Екатерины II) приказал вскрыть могилу отца и перезахоронить его. Екатерину II и Петра III погребли в Петропавловском соборе вместе, как умерших в один день. Император заставил Алексея Орлова и Федора Барятинского идти за гробом их жертвы. По возвращению с похорон Алексею Орлову вручили царский подарок – золотую усыпанную бриллиантами табакерку, на которой вместо портрета императора красовалась виселица. Федор Барятинский получил отставку и был удален со двора.

По Екатерининскому губернскому делению граница Малороссии прошла по Снагостской округе и отделила деревню Апанасовка не только от села Снагость, но и от вновь образованной Курской губернии и Великороссии. Деревня оказалась в Мирапольском округе Харьковского наместничества. В то же время, Снагость и Апанасовка составляли как бы одно целое.

Священник Снагостской Ильинской церкви уговорил помещиков поставить ещё один храм – Рождество-Богородицкий. Он добился в епархии разрешения на строительство и аргументировал это тем, что «село Снагость по душенаселению превосходит город, и более двух с половиной тысяч его прихожан причащаться не успевают». (В 1719 году в России было 316 городов, из которых 30 имели более 4000 жителей.)

С появлением Рождество-Богородицкой церкви село Снагость стало неким духовным и торговым центром в округе. В шести верстах располагались деревни Ивановское (позже Обуховка) и Гапоново, в четырёх – деревня Бяхово, в трёх – Апанасовка. Жители Апанасовки, Бяхово, Вишнёвки еженедельно посещали воскресную службу в Снагости, добираясь в село «кто пехом, а кто на лошадях».

В метрической книге Рождество-Борогородской церкви в 1892 году был зарегистрирован брак Пантелея Андреевича Загорулькина и Ольги Антоньевна Андрияшиной – моих дедушки и бабушки. Обоим было по 20 лет. А в 1905 году – рождение Дарьи Андреевны Андрияшиной (5 марта 1905 года) – моей мамы.

Ближайший родственник помещиков Лукашовых Пафнутий был настоятелем Рыльского Николаевского монастыря. По просьбе снагостской родни он добился того, что епархия выдала разрешение на строительство в Снагости еще одной церкви, третьей – Николаевской. Лукашовы на «свой приход» денег не пожалели – фундамент заложили каменный под церковь и колокольню. Но саму церковь и колокольню построили деревянные. Был построен также отдельный дом для приходской школы. Афанасий Лукашов влез в долги, заложив часть своей земли и деревню Апанасовку помещику Михаилу Щекину. Церковь находилась напротив кладбища, рядом с домом Андрияшиных Александра и Веры от нашего дома на расстоянии 500–700 метров. В метрической книге Николаевской церкви имеется запись регистрации брака: Андрея Ивановича Андрияшина и Марфы Григорьевны Серединой (1893 год) – моих дедушки и бабушки. В момент регистрации им было по 18 лет. Также имеется запись о регистрации рождения Загорулькина Александра Пантелеевича – моего отца (5 августа 1897 года) и его братьев: Тимофея, Сергея, Марка; сестер: Агафьи, Анны и Веры.

Сын Ивана Сергеевича Барятинского – Иван, родившийся в 1767 году, впоследствии тоже стал дипломатом. Он жил в Англии, усвоил все тамошние обычаи и порядки и решил усовершенствовать по английскому образцу сельское хозяйство в Курских имениях. После смерти отца в 1811 году он оставил дипломатическую службу и вернулся в Россию, где занимался строительством своей новой усадьбы Марьино. (Иван Иванович был дважды женат и обе его жены имели имя Мария, поэтому так и названа усадьба.)

Федор Степанович Рокотов. Портрет Ивана Ивановича Барятинского

Князь создал усадьбу, ни в чем не уступавшую блестящим образцам дворцово-паркового искусства Петербурга и Москвы. Дворец пользовался большой известностью в России. Число комнат в нем исчислялась сотнями, а в них хранились настоящие богатства. Князь обладал утонченным вкусом; он украшал свой дом оригинальными произведениями знаменитейших мастеров живописи и скульптуры. При дворце состояли сотни обойщиков, слесарей, столяров, каретников, штукатуров, лепщиков, живописцев, позолотчиков, резчиков и садовников. В парке было множество оранжерей, зверинец, поэтические «кошары», носящие имена дочерей князя. Каждая дочь имела в своем заведении сад, поэтический домик, где находились несколько коров самый высокой породы и все принадлежности для ведения молочного хозяйства. В Марьино поступали редчайшие произведения искусства отечественных и зарубежных художников и скульпторов. Имелся крепостной оркестр, который состоял из 50 музыкантов. Был постоянный театр, в котором игрались пьесы на русском и французском языках. Несмотря на 200-летнее существование, дворцово-парковый ансамбль сохранил отчётливый черты своей эпохи.

В настоящее время от Дворцово-паркового ансамбля Марьино остался только трёхэтажный дворец, выполненный в высоком архитектурно-художественном вкусе. В полном виде его можно представить только на картине неизвестного художника, которая находится в Курском областном краеведческом музее.

В годы советской власти в Марьино находился санаторий ЦК КПСС, а сейчас там располагается Дом отдыха Администрации Президента Российской Федерации.

Дворцово -парковый ансамбль Марьино, картина неизвестного художника

Иван Иванович, управляя именем, ввёл в нём устройство, доходившее до совершенства. О нём шла слава как о знаменитом агрономе. В центральной усадьбе села Ивановское крестьяне настолько преуспевали в хозяйстве, что жили богаче многих уездных помещиков и управляющих. Князь нанимал толковых людей, поощрял земледельцев. Сам пахал и учил пахать семилетнего сына Александра, для чего было велено «смастерить под малый рост барчука специальную соху». Земледельческие новшества коснулись и Снагостской волости. Для распашки целины, по распоряжению князя, управляющий выделял коней, добротные сохи и освобождал на два года крестьянина от оброка с нови.

Село Ивановское – столица владений князей Барятинских с церквями, училищами, больницами и фабриками, где было возведено потом и Марино, было благоприятным центром для всей Курской губернии. Каждый, кто хотел заказать хороший экипаж, прочную мебель, кто имел надобность в мастеровых для отделки дома или желал украсить свои комнаты ценными цветами, а сад – деревьями и кустарниками, имел надобность в слесарях, обойщиках или кому нужно было приобрести какого-нибудь теленка, барана возвышенной породы, ехал в Ивановское, с уверенностью найти там все желаемое.

Отношения крестьян с Иваном Ивановичем были установлены на самых разумных началах, которых распорядители не желали касаться, не будучи в состоянии придумать ничего лучшего.

Как уже упоминалось, в Снагости были три церкви и из оставшихся к тому времени двух были: деревянная церковь Николаевская, сгоревшая впоследствии, и Рождество-Богородицкая, которая со временем потребовала серьезного ремонта. При ремонте ее купол рухнул и придавил насмерть семь человек, о чем в метрической книге была сделана особая запись о погибших. Для строительства нового Рождество-Богородицкого храма княгиня Мария Фёдоровна пожаловала огромные деньги. Задумали строить каменный храм с высоченный колокольней, с отдельными зданиями – крестильным и для приходской школы. Фасад должен был быть с тремя колоннадами (по шести колонн в каждой), а колокольня – в четыре яруса. По высоте она уступала только одной церкви в губернии – Успенскому храму в Рыльске. Строительство вели мастеровые князя из села Ивановского, каменщики и пособники из Снагости и Апанасовки.

В 1834 году в селе Снагость состоялось торжественное освящение Рождество-Богородицкой церкви. Когда возводили колоннады, у чужаков, заехавших в село, челюсть отвисла. Находясь на высоте строящегося четвёртого яруса колокольни, каменщик Трофим Белоусов спросил у напарника, указывая в даль: «Не разумею, шо-ось там за громадное село»? Когда до них дошло, оба охнули: «Цэ ж Рыльск!» С колокольни церкви невооруженным глазом был виден город Рыльск, находящийся от Снагости на расстоянии 30 верст.

Попадая в Снагость, все дивились на величественный сельский храм с огромной колоннадой. По числу церковных престолов, высокой колокольни, фигурным пилястрам и карнизам, оконным венчикам и прочим архитектурным изыскам, храм был под стать любому столичному. Привлечённые великолепием церкви, приезжие обязательно в нее заходили и не меньше поражались внутренним убранством. Дубовые полы под лаком, на которые ступать было боязно; золоченые врата, роскошный иконостас, хоры второго яруса, вмещавшие не менее 100 человек, золоченые паникадила на сотни свечей. Все задавали один и тот же вопрос: «Кто строил сей храм и на какие деньги?» Не без гордости снагощане отвечали: «Всем миром строили, а гроши жаловали НАШИ князья Барятинские. Покойный Иван Иванович, Царство ему небесное, его жинка Мария Фёдоровна, дай Бог ей здравия».

Княгиня Мария Фёдоровна Барятинская, урожд. Келлер (1793–1858) с сыном Владимиром (1817–1875)

Как же жили подданные Барятинских? Подданные малороссияне князей Барятинских никогда не бедствовали. Все принадлежавшие князьям села и деревни были богатыми и, по сравнению, с другими соседями слыли зажиточными. Малороссы Барятинских ΧVIII-ΧIΧ вв. имели даже собственных работников, проживавших в дворах и числившихся за ними по ревизским сказкам. Так, в селе Снагость Рыльского уезда у подданного Марии Фёдоровны, некоего Крикунова (по девятой ревизии) во дворе числилась четверо работников с семьями. Это были, своего рода, «крепостные у крепостных». Или другой пример. У одного из подданых князя Барятинского со двора украли семерых, его собственных коней. И немаловажно было, у кого, – у подданного самих Барятинских! На ноги была поставлена полиция трех губерний: двоих коней отыскали в Харькове, двух в сумах и всех вернули подданному князя!

В 1852 году один подвыпивший заезжий офицер забавы ради слегка побил двух крестьян из деревни Апанасовка – Мину Клименкова и Никиту Белоусова. По рапорту даже не урядника, а сотского деревни, земский суд возбудил дело: офицера задержали в Рыльске и предали суду. Вскоре он воочию убедился, что крестьян барятинских обижать нельзя.

Иван Иванович Барятинский на собственные средства строил больницы и школы для крестьян, церкви и богадельни, покупал табуны коней и раздавал их малоимущим, строго следя за тем, чтобы люди в его землях не знали нужды. Барятинские построили и заселили в Курской губернии десятки новых селений, украшенных красавицами-церквями, которые становились настоящими культурными центрами с больницами и гостиницами, магазинами и торговыми рядами.

Жена Ивана Васильевича – Мария Фёдоровна – на свои деньги содержала и строила дома для сирот, приюты и богадельни для солдатских вдов, занималась широкой благотворительной деятельностью. В школах Барятинских и в наше время продолжают учиться дети.

В 1825 году император Александр I задумал длительную поездку по России. В начале осени он посетил Курскую губернию, а 10 сентября остановился в имени Барятинских – Марьино. Он выразил свои соболезнования овдовевшей три месяца назад княгине Марии Фёдоровне. Император осмотрел имение и восхитился дворцом, повторяя, что никак не ожидал увидеть в провинции подобного великолепия. Поразила императора и то, насколько зажиточно жили крестьяне в княжеских владениях. О безбедном их существовании говорило всё: чистые улицы, дворы, хаты, сытые стада коров и овец, табуны коней и обилие домашней птицы, огромные скирды хлеба, да и сами одежды, которые носили люди Барятинских.

Управляющий имением в Снагости докладывал о наличии дворов, о количестве женского и мужского населения. В Ревизской сказке от 26 июля 1834 г. указано, что «в селе Снагость Рыльского уезда Курской губернии было: 575 дворов, мужского пола – 1439 душ, женского пола – 1435 душ». В Ревизской сказке от 15 мая 1858 года говорится, что «всего было в селе Снагость Рыльского уезда Курской губернии: дворов 269, мужского пола – 1049 душ, женского пола- 1145 душ».

Неплохо жили малороссияне и в других местах. Так, жители слободы Ракитной Грайворонского уезда Курской губернии арендовали у своего владельца – князя Юсупова 1459 десятин степной земли. В слободе Ольшанке Новооскольского уезда Курской губернии, принадлежавшей князю Трубецкому, наравне с земледелием и скотоводством, занимались дублением кож и шитьем сапог. В середине XIX века в Ольшанке 45 дворов подданных малороссов Трубецкого имели собственный купеческий капитал. 10 из них – от 10000 до 30000 руб.

Следующий потомок князей Барятинских – князь Александр Иванович – сын Ивана Ивановича и Марии Фёдоровны. Князь Иван Иванович при жизни уделял особое внимание воспитанию сына. С малых лет он приучал его к труду, к земледелию и наукам. Он пророчил ему карьеру учёного агронома, оставив немало записок и распоряжений:

«Я желаю, чтобы сын был обучен на восьмом году латинскому, греческому, славянскому. Надо обучать его механике, изучать рисовальное искусство и арифметику. Нужно возбудить в нём охоту к физике, химии и земледелию. Пусть занимается агрономическими опытами. Мне хочется, чтобы он умел работать скобелью, топором и плугом; искусно точил; мог измерять землю, умел плавать, носить тяжести, ездить верхом, прыгать, стрелять.

Россия есть большой великан. Особам, по своему происхождению, богатству и воспитанию отличным, довлеет преимущество служить и поддерживать государство». И подпись: «Сего 27 ноября 1815 г., село Ивановское, князь Иван Иванович Барятинский».

Вопреки желаниям отца и матушки, князь пошёл учиться не в Московский университет, а в Петербургскую школу гвардейских подпрапорщиков и юнкеров, таким образом, избрав себе карьеру военного. В это же время в школу поступил Михаил Юрьевич Лермонтов. Князь и поэт подружились. Весной 1835 г. девятнадцатилетний Александр Барятинский прибыл на Кавказ и включился в баталии с горцами. Современник писал: «Храбрость его не имела границ: спокойная, самоуверенная, это была чисто русская беззаветная храбрость». Через полгода он получил тяжелые ранения и был награждён золотой саблей «За храбрость». Позже Барятинский, Лермонтов и Трубецкой также храбро сражались на поле брани и все были представлены к наградам.

Война с горцами Дагестана продолжалось около 50 лет (1817–1864). Полковник Барятинский в то время командовал авангардным батальоном. Для своих солдат князь закупил экипировку и вооружение в Бельгии на собственные деньги. За восемь лет Барятинский вырос от командира батальона – до начальника штаба русских войск на Кавказе. Вскоре князь Барятинский был назначен Кавказским наместником с неограниченной властью.

Летом 1842 года управитель Снагостского уезда собрал всех старост крестьянских общин и предупредил, чтобы в деревнях был идеальный порядок, потому как скоро прибудет из Петербурга с проверкой управляющий делами Александра Ивановича Барятинского. В день приезда ревизора созвали сельский сход, перед которым и предстал совсем не грозный инспектор. Добродушно улыбаясь, он передал всем крестьянам поклон от князя Александра Ивановича и с достоинством поклонился собравшимся, чем вызвал довольные улыбки. Его сразу же обступили попы и дьяконы двух снаготских церквей, и вместе с ними управитель повёл ревизора в контору экономии. Позже стараниями ревизора была нарезана целина и образована, среди других, деревня Троицкая.

После тяжелых сражений Барятинскому удалось сломить сопротивление горцев и пленить грозного и непобедимого Шамиля. Император лично благодарил князя, отметив его заслуги в победоносном окончании войны. Он был удостоен высшей награды страны – Ордена Святого Андрея Первозванного и произведён в генерал-адьютанты. В сентябре 1859 г. во всех владенческих селениях князя, в том числе, и в селе Снагость собирали сход, где управляющий зачитывал Указ о награждении императором князя Александра Ивановича Барятинского.

В послевоенные годы у Александра Ивановича хозяйственная деятельность стояла далеко не на первом месте. Главный задачей он считал устройство своих фамильных дел. Постоянно жил в Санкт-Петербурге и только изредка навещал свое имение, а когда приезжал, то оставался надолго. Все помещиков приглашали его к себе в гости. На одном из таких обедов побывал губернатор Курской губернии – Устинович.

Умер Барятинский в Женеве. Погребли князя в родовой усыпальнице Покровской церкви села Ивановское. На его похоронах присутствовала императорская свита во главе с будущим императором Александром III.

Современник в журнале «Русская сторона» (1880 г.) писал: «С князем Александром Барятинским ушел исчезающий уже теперь тип русского барина, в лучшем значении этого слова: рыцарски великодушный, деликатный, любезный, щедрый, с замечательным природным умом и проницательностью, умением узнавать людей и давать им соответствующие назначения; умением награждать и привлекать людей к делу без малейшей жестокости. Напротив, мягкий снисходительный во всём и везде, от наружности манер – до служебных и частных отношений. Аристократ самой чистой воды».

На основании неполных данных ревизских сказок, поступивших в адрес князей Барятинских, наибольшее количество дворов (575) было в 1834 году, а наибольшее количество жителей – в 1795 году (3250 чел.).

Будни и праздники малороссиян

Работали наши предки от зари до зари. В воскресный день отдыхали, т. к. работать в этот день считалось таким же грехом, как и трудиться в церковные праздники.

Председатель Историко-родословного общества Курской городской общественной организации Евгений Семёнович Карпук пишет: «Я много рылся в архивах и библиотеках, собирал по крупицам информацию о жизни крестьян того времени, не написанную в наши дни, а изложенную современниками той эпохи… Советская история так переврала крестьянский быт имперской России, оправдывая тем самым нищенское существование колхозной деревни, что мы сейчас имеем о нём ложное представление. Мы обеднели в смысле утраты замечательных русских традиций и обрядов».

Малороссия. В деревне. Старинная открытка

Так, например, женитьба в XIX веке была не обрядом, а грандиозным спектаклем, в котором, помимо гостей и зрителей, участвовало не менее 30 персон только в качестве официальных «должностных лиц»! У каждого из них была своя роль, свои права и обязанности. Сегодня мы знаем только двоих свидетелей (по-старому – поручителей), а раньше их было четверо. Имена поручителей обязательно вносились метрические книги церквей. Утверждать, что гуляли свадьбу три дня, значит не сказать ничего. Три дня были только частью пика гуляния. Первый день – в доме жениха, второй – в доме невесты, третий – совместный, в доме жениха. Медовый месяц был отдыхом только для жениха, а у молодой жены – работа согласно календарному году.

Пасху встречали торжественно и радостно, в деревне – это был особенно большой праздник. В четверг на Страстной неделе – последние приготовления. В ночь на Светлое Христово Воскресение к церквям Снагости сходились жители Апанасовки, Бяхово, заполняя всю церковную площадь и ближайшие дворы. Всю ночь молились перед иконами. Когда заканчивалась заутреня, крестьяне встречали первую зорьку на церковном дворе и затем расходились до обедни отдохнуть. В Снагости собирались в экономии. В Ивановском сам князь Барятинский подносил каждому дворовому рюмку водки, «троекратно христосовался в губу» со всеми подданными, зашедшими его поздравить. Супруга князя принимала от каждой хозяйки крашеные яйца, которые тут же раздавала крестьянским детям. Исстари велось, что никто из знатных дворян не смел нарушить праздничного сближения господ с народом. Особое внимание уделялось Святой неделе. Устраивались деревенские забавы, гуляния и посиделки. В Снагости, в центре села, на площади перед церковью регулярно проводилась ярмарка. Улица, прилегающая к площади, и сейчас называется Базарной.

В Курск на Коренную ярмарку, известную во всей России, съезжались с товарами не только из Курской, но и из соседних – Воронежской, Орловской, Харьковской, Черниговской губерний, а также дальних – Полтавской, Киевской, Волынской, из центральных – Московской, Владимирской, Тульской, Калужской и даже Поволжских областей. Площадь Коренной ярмарки составляла 64 десятин земли (примерно 70 га), а торговая площадь вмещала 10000 человек. Здесь было здание Городской думы, около 600 торговых помещений, 58 гостиниц, постоялые дворы, ипподром, рестораны, цирковые балаганы и пр. (Н. В. Гоголь описал Коренную ярмарку в своей поэме «Мёртвые души».)

Однажды была попытка подорвать квартиру управляющего Бурсиана Отто Августовича. В селе Троицком он притеснял крестьян непосильными штрафами. На самом деле, мужики просто хотели попугать его. По результатам расследования из архивных документов, телеграфировали в Курск из Коренева: «В селе Снагость Рыльского уезда, в имении князя Александра Владимировича Барятинского, в экономическом доме, где я живу, от заложенной под фундамент динамитной мины в 04:30 утра произошёл взрыв, которым повреждена стена, пол и потолок. Взрыв очевидно произведён с покушением на жизнь». В губернской канцелярии тотчас же завели особое дело…

После праздничных гуляний приступали к работе. Крестьянская община делила пахотную землю на три поля. Первое – озимое – засевалось рожью и пшеницей; на втором – яровом – сеяли овес, ячмень, горох, гречиху, яровую пшеницу, лён и картофель; третье поле отдыхало под паром. После двух собранных с него урожаев оно служило пастбищем для скота.

Все земли для сева справедливо делились между крестьянами и были разными по качеству. Весной приступали к вспашке и посеву, в июне начинался сенокос. Работали, начиная с рассвета, пока трава росистее, и солнце ещё не печёт. Зерновые жали серпами или косами. С весны и до осени, от зари до зари мужики и бабы пахали, сеяли, косили, жали, молотили; неимоверным трудом стремясь обеспечить достойное существование своим семьям: «Кто с барыша и коника прикупит, а кто и пару, а кто и телушек, овец, поросят…»

Мой род

Несмотря на свой тогда юный возраст, я помню многое. Что же осталось от когда-то богатого зажиточного имения в селе Снагость? После Великой Отечественной войны еще были церковь, крестильня, управление (экономия), здание земской школы, амбар с постройками. Во время войны колокольня была взорвана, церковь повредили незначительно. Районные власти решили церковь не восстанавливать. Я не знаю, когда и как сносили купол церкви, но помню ее без купола, высотой несколько десятков метров. Один смельчак, мой одноклассник Ковалев Анатолий, залезал наверх и бегал по периметру церкви, ему дали прозвище «Толя-козел». Церковь медленно и долго (кладка была очень прочной) разбиралась сельчанами по кирпичику для колхозных нужд – ферм и сараев. Приблизительно в семидесятых годах на месте церкви построили правление колхоза, а сейчас там находится сельсовет.

Здание Крестильни (в ней крестили меня и брата Василия) в разные времена использовали под правление колхоза, сельсовета. В настоящее время в этом здании находится библиотека села Снагость. Администрация Снагостского уезда – экономия Князей Барятинских находилась почти рядом с церковью. Территория экономии составляла площадь в несколько гектар и была обнесена высоким двухметровым кирпичным забором. На территории находились контора и ряд кирпичных строений. В послевоенные годы там располагалась МТС (машинно-тракторная станция) и стоянка машин. Позже обветшавшую контору население разобрало для своих нужд, как и высокий кирпичный забор. Помню, когда забор ещё стоял на месте, ребята загнали туда заблудшего лося. Он с большим трудом перепрыгнул через него, ударился о землю и долго лежал, тяжело дыша. Потом пришел в себя и убежал в лес.

В земской школе в послевоенные годы была начальная школа-четырёхлетка, потом там находился музей села Снагость, а сейчас здание разбирается по кирпичикам. Двухэтажный кирпичный амбар и его постройки до настоящего времени используются для хранения зерна.

В Снагости была хорошая больница старой постройки, потом ее закрыли и возвели небольшое новое здание. Ранее в больнице лечились не только снагощане, но и жители других деревень, а сейчас в больнице нет даже врача, только фельдшер.

До войны и во время войны село было в относительно хорошем состоянии. Нужды населения в питании обеспечивали три ветряные мельницы (ветряки), где мололи муку, а также две маслобойни, производившие масло из подсолнухов и одна крупорушка, где обдирали зерно: просо и ячмень. После войны в пятидесятых годах зерно мололи в колхозе при помощи двигателя, а население, в основном, использовало примитивные домашние мельницы. Это была круглая деревянная болванка (50–70 мм в диаметре), на которую закреплялась перфорированная круглая тёрка, а сверху устанавливалась круглая полая металлическая тертушка. Вся эта установка крепилась на скамейке. Сверху в зазор засыпалось зерно, верхняя полая тертушка приводилась в движение двумя людьми, а снизу через щели сыпалась мука. При необходимости заготовки муки в большом количестве (1–2 ведра), отправлялись к одному хозяину-умельцу Малееву Ивану Григорьевичу, который смастерил мельницу с каменными жерновами. Приводилась эта установка в движении уже четырьмя людьми. За помол хозяин брал небольшую плату – кружку зерна.

До войны в Снагости было пять хуторов: Иваницкий, Ланцов, Жабичий, Красный и Бурый; 13 улиц: Ранчжёга, Староселье, Репяховка, Поповка, Калоша, Дуровка, Базарная, Красная, Зелёная, Прилипка, Расштаньки, Сухая и Средняя (позже Молодежная).

В настоящее время от пяти хуторов остались жалкие остатки – сохранились только Красный и Ланцов хутора. Зелёной улицы вообще не стало, а на оставшихся улицах стоят редкие дома. Многие престарелые жители перебрались в город к своим детям. Коренного населения осталось очень мало, а количество жителей пополняется за счёт приезжих армян, туркмен и других национальностей. До войны и во время оккупации, когда я ходил с бабушкой в церковь, хаты стояли одна возле другой, были сплошные заборы и палисадники. У каждого дома имелись крытые ворота и скамеечки. В непогоду, дождь или жару, можно было остановиться под крышей ворот или посидеть на скамейке.

Колхозная система управления сельским хозяйством была всегда убыточной. Колхозники не получали ни денег, ни натуры. После смерти Сталина жизнь села стала лучше: за работу платили зерном и ставили трудодни. Впервые колхозникам назначили пенсию 12 руб. 50 коп. в 1956 году, в 1962 году повысили до 28 руб. 50 коп., а с 1965 года пенсия стала зависеть от заработка.

По данным районной газеты «Голос района» (13 июля 2004 г.), первое укрупнение колхозов в районе произошло 22 октября 1950 г. – из 90 колхозов сделали 27. Второе укрупнение произошло 23 октября 1956 г. – из 27 колхозов осталось 19. Последнее укрупнение состоялось 24 октября 1967 г. – стало 14 колхозов и два совхоза.

Сколько было населения в селе Снагость перед войной, неизвестно. После войны и до 1967 года в Снагости было четыре колхоза: имени М. И. Калина, имени XVII Партсъезда, имени XX Парт-съезда и «Передовик». В 1967 году все колхозы объединили в один – Колхоз имени Калинина. В 1999 году все колхозы распались и организовалось ЗАО «Южная», а к Снагости присоединили рабочий люд деревни Гапоново.

В настоящее время (в 2021 году) в Снагости трудоспособного населения – 327 человек, а всего проживает 571, дворов – 424. Некоторые работают в деревне Гапоново, в доме инвалидов и в районном посёлке Коренево. Зарплата – очень низкая 7-12 тыс. руб. Многие трудятся вахтовым методом в Москве. Население Снагости это пенсионеры и иммигранты из Ближнего зарубежья. В Гапоново (Красно-Октябрьское) проживает 196 человек, трудоспособного населения – 88 человек, а дворов – 89.

История рода. Мои дальние предки

Все мы – русские люди – дети наших предков, наша жизнь, – есть продукт их жизни. Не зная жизни своих предков, мы не поймем и своей собственной, не поймем, как мы дожили до жизни такой.

П. Н. Буцинский

Мы, русские, едва ли помним дедов, а уж о прадедах остаются только предания. А надо ли их помнить?.. Мы должны знать имя своего прадеда, в седьмом колене. Спрашивается, зачем? А затем, что мы в равной степени обязаны ему своим появлением на свет также, как и отцу. Мы должны отдать дань памяти своим родителям. Составленное родословие или родословная – роспись родовой фамилии, где упомянуты и перечислены все наши предки, – это дань памяти им всем. И это гораздо серьезнее, чем дорогие монументальные надгробия. Составленную родословную необходимо передавать своим потомкам, и они будут благодарны, независимо от того, были ли наши предки дворянского или другого сословия. Все имеют право на православное погребение – князь, граф, купец, дьячок и крестьянин. Все покоятся на кладбище и часто на одном. Крестьяне, к примеру, в царской России составляли 70–80 процентов всего населения.

Мой дед в первом поколении (по родословной – всего их 8 поколений) – Загорулькин Павел, 1725 года рождения. Его жена Ирина Ивановна – 1732 года рождения. Жили они в селе Гапоново, находящимся в трех километрах от села Снагость. У них было три сына и три дочери. Всего в родословной, по справке Историко-родословного общества города Курска, потомков до 8 поколения – 208 персон. В 1848 году мой дед в третьем поколении – Федор Данилович Загорулькин приехал из села Гапоново на постоянное жительство в Снагость (подробную родословную потомков Загорулькина Павла – 8 поколений и 208 персон – см. Приложение 1).

По линии моей мамы – Андрияшиной Дарьи Андреевны родословная начинается в первом поколении с Дениса Андрияшина, 1715 года рождения (родословную его потомков – 8 поколений 153 персоны – см. Приложение 2).

Родители моего отца: мой дед – Загорулькин Пантелей Андреевич, 1871 года рождения, родился в селе Снагость. Есть предположение, что он происходит из казаков. Дед мой был запасным унтер-офицером. О нем я знаю очень мало. Помню, что вспоминали родители: он был заядлым охотником, рыбаком, имел свою лодку. В молодости служил на Кавказе (со слов моего родного дяди Тимы). Как рассказывал мой отец, дед поел много груш, пошел на речку (там он ремонтировал лодку, которую поднимал и переворачивал). После ему стало очень плохо – заворот кишок. Его срочно увезли в Рыльск, в больницу, где он и скончался. Там отец его и хоронил.

Моя бабушка Ольга Антоновна, 1871 года рождения. Обвенчались они с моим дедушкой – Загорулькиным Пантелеем Андреевичем в Рождество-Богородской церкви 2 февраля 1892 года, обоим было по 18 лет. Ее я помню хорошо, она была моей нянькой, везде водила меня за собой. Рассказывали, несет меня по саду, а я ручонками вишни хватаю. Бабушка была очень добрая и заботливая. Часто бабушка ходила в церковь и брала меня с собой. А мы с ребятами бегали наверху, на хорах, играли в прятки.

Во время войны, в 1943 году, когда немцы сожгли наш родной дом, мы все жили в подвале у дяди Тимы. А Ольгу Антоновну взяла к себе тетя Гаша (сестра моего отца). Бабушка тогда заболела тифом и умерла. После войны мы даже не нашли ее могилы.

Родители моей мамы: мой дедушка Андрияшин Андрей Иванович (есть предположение, что он тоже происходил из казаков), 1874 года рождения, был пограничным урядником (младший офицер у казаков). Дедушка умер накануне войны в 1940 году. Я его помню плохо. Дедушка был профессиональным портным. Шил дубленки, кожухи и тулупы. Для того времени был достаточно грамотным. Мог выполнять на счетах все арифметические действия и даже действия с процентами. До революции он тоже, как и дед по отцовской линии, служил на Кавказе. С ним находилась там вся семья – его дочери: старшая дочь Фёкла, средняя (моя мама) Дарья и младшая Надежда, которая родилась в Эриванской области (Ереванской области). По рассказам моей двоюродной сестры Солодухиной Александры Андреевны (дочери тети Фёклы), дедушка на Кавказе был большим начальником, русский офицер, начальник контрразведки Кавказской группы войск России, знал все языки кавказских народов. Тетя Фекла училась в армянской школе, тоже хорошо знала армянский язык.

Когда в Снагости бригада армян строила дорогу, она разговаривала с рабочими свободно на армянском языке. О том, что дедушка вместе с семьей проходил службу на Кавказе никто никогда не упоминал. Мы все – дети и внуки – ничего об этом не знали. Вот только после смерти всех родственников, находящихся когда-то на Кавказе, мы племянники (7 человек) начали интересоваться и кое-что узнали.

По рассказам тети Нади, дедушка во время репрессий сидел в тюрьме г. Рыльска, но недолго. Видимо, следствием было установлено, что ничего плохого он не сделал, а просто достойно и с честью выполнял свой воинский долг, отстаивая рубежи нашей Родины. Моя мать и тетя Феклуша никогда не упоминали о своей прошлой жизни на Кавказе. Это было строгое табу. Потом все мы поняли, что это делалось в наших интересах, чтобы на нашей жизни, работе, учебе и карьере это не сказалось.

Моя бабушка Андрияшина Марфа Григорьевна (1874–1965), урожденная Середина, была родом из деревни Апанасовка (родословная Серединых – см. Приложение 3). Прожила она 91 год. Работала на селе, была отличной хозяйкой, великой труженицей. Не прекращала работать до самой смерти. В глубокой старости ослепла.

Мои родители и близкие родственники

К родителям относиться нужно так, как ты желал бы, чтобы твои дети относились к тебе.

Исократ (436–398 до н. э.)

Мой отец – Александр Пантелеееич Загорулькин прожил 86 лет (05.08.1897-15.03.1983).

Александр Пантелеевич Загорулькин

По его рассказам, с самого раннего детства работал: был в прислугах (работниках) у священника. Отец вспоминал, когда приехали дети священника на каникулы, матушка спросила у своего мужа, чем их можно накормить, а был Великий Пост. Священник ответил, что нужно давать им больше мясных и молочных продуктов, чтобы у них хорошо работали мозги. Отец сделал вывод: «Значит, детям священника можно есть скоромное, а нам нельзя?..»

Работал отец на сахарном заводе в Сумской области. Купил пальто из английского сукна с каракулевым воротником, хромовые сапоги, но на моей памяти, никогда ничего этого не надевал и не носил. Большая часть его жизни была посвящена работе в колхозе: был по наряду прицепщиком на тракторе во время вспашки земли на посевных. Работа прицепщика заключалась в поднятии плугов на ходу при поворотах и разворотах трактора. Вся трудность заключалась в том, что он сидел позади плугов и борон, где стояла густая беспросветная пыль. И так сутками. Приходил домой отец весь в пыли и грязи. Отец перепахал несметное количество гектаров земли. А помыться можно было только в речке (в весенне-летнее время) или в корыте с подогретой водой.

В годы Великой Отечественной войны отец по состоянию здоровья работал в трудовой армии. Это была заготовка леса и другие тяжелые работы для фронта. Я не видел его вплоть до окончания войны. После войны занялись строительством хаты из бревен, взятых из разобранных блиндажей. До войны в нашем селе крыши в хатах были крыты соломой, за исключением нескольких. Отец был классным специалистом по покрытию крыш соломой.

После войны среди населения была сплошная беднота. Нормальной еды не было, не хватало одежды и обуви. Большинство мужчин не вернулось с фронта, а те, кто вернулись долго не прожили. Помню, как приходили к отцу вдовы с малолетними детьми, становились на колени и просили подремонтировать крышу, потому что вся комната стоит в ведрах и тазах, в которые сбегает вода через дыры в крыше. Отец всегда помогал, когда в колхозе работать было нельзя из-за непогоды. Он не знал, к кому идти в первую очередь. Желающих с такими просьбами было очень много. Самое главное, за такую работу он ничего не брал. Да и с кого было брать-то? Малые дети, денег нет вообще. Мама его постоянно ругала, упрекая в том, что даже на штаны себе не заработал. (Одежда от работы с соломой очень быстро изнашивалась.)

Иногда он говорил, заплатите, что есть («сколько дасте»), а что давать, ведь ничего не было. В колхозе отец работал постоянно, круглый год, не имел ни выходных, ни праздников. Выход на работу оценивался трудоднями, которые отмечались палочками. Налоги были натуральные и денежные. Особенно мне запомнились облигации займа. Помню, как ходила по селу бригада в составе представителя из района, председателя колхоза и других активистов. Они заставляли подписаться на очередную сумму – 300-400 рублей. Эта делегация заходила по нескольку раз в каждую хату, так как многие хозяева закрывали дом и уходили, кто куда, пока делегация не скроется с глаз. Натуральный налог включал в себя: 100–150 л молока, 100 яиц, 40 кг зерна, выращенного на своем огороде. А если держишь поросенка, надо было сдать шкуру после его убоя. Отец проработал в колхозе до 70 лет, пока не отказали ноги. Он никогда ничем не болел, за исключением кашля или насморка, которые случались от простуды.

Досок и другого материала для заборов не было, и отец плел плетни для огораживания двора. Для этого, он пешком ходил в лес (2,5 км), нелегально рубил дубовые колья и на плечах приносил домой. Затем он заготавливал на речке лозу, приносил домой, и плел плетни, предварительно установив колья на расстоянии 30–40 см один от другого и заплетал туда лозу. Даже потолок в сенцах был плетеный, затем заштукатуренный и побеленный, т. к. доски нигде не продавались.

Моя мама – Дарья Андреевна Загорулькина, урожденная Андрияшина, прожила долгую и трудную жизнь (15.03.1905 – 14.01.2001). На ее молодые годы выпала революция 1917 года, коллективизация, голодные годы, а затем, Великая Отечественная война и тяжелые послевоенные годы…

Дарья Андреевна Загорулькина

Мама успешно закончила четыре класса церковно-приходской земской школы. Свободно читала на церковнославянском языке. Во время ее учебы большое внимание уделялось математике, письму, этике и культуре. Мама обладала хорошей физической силой, умела всё делать по хозяйству, выполняла даже мужскую работу. Тогда урожай зерновых косили мужчины, а женщины жали серпом, вязали снопы. Снопы (по 12 штук) складывали в кресты (колосья во внутрь, корневища-наружу). После этого снопы обмолачивались цепами. Это делала и моя мама.

Часто маму приглашали зажиточные люди молотить рожь, пшеницу, ячмень, просо. Снопы раскладывались в два ряда колосьями во внутрь, и 5–7 человек обмолачивали их. В компании был ведущий, который начинал и заканчивал молотить. Все остальные должны были в такт ведущему следовать. Мама выполняла как раз роль ведущей. Она должна была цепом перевернуть сноп и продолжать работу. За этот труд хорошо кормили и платили. Молотила она и после войны дома, во дворе, просо, ячмень, пшеницу, коноплю.

Ежедневно мама вставала в 4–5 утра, доила корову, отправляла ее в стадо, растапливала русскую печь и готовила на весь день нам еду. После этого она уходила на работу в колхоз. Летом работала в колхозе ежедневно, без выходных и праздников. Возвращалась домой вечером, доила корову, занималась по хозяйству и только ужинали мы вместе. Поздней осенью, зимой и ранней весной мама занималась ткачеством полотна, шитьем и вязанием. Таким образом не было ей отдыха круглый год.

Я очень любил свою маму. Однажды, когда я еще учился в начальной школе, мама сильно заболела. Болела она недолго, но я очень переживал за нее, боялся потерять. Маленький, я не представлял себе жизни без нее. Но, слава Богу, организм ее победил болезнь, и я был очень рад ее выздоровлению.

Очень тяжелые времена пережили мои родители во время войны. После того, как немцы отступили и сожгли наше село, некоторое время мы жили на улице Сухой в уцелевшем доме; затем нас эвакуировали в село Любимовка, потом дальше, в деревню Порешня (Поречное) Суджанского района. Когда боевые действия в Снагости прекратились и село освободили от немцев, мы вернулись на пепелище. Жить было негде, перешли жить к дяде Тиме. Поселились в подвале его дома. В подвале была печка, но все равно было очень холодно. В тот время началась страшная засуха и голод. Наши родители сохранили нам с братом жизнь.

Все улицы, все огороды были изрыты траншеями, ходами сообщения и блиндажами. С недогоревших хат бревна были сняты и уложены в блиндажи в несколько ярусов. На огороде, вдоль речки стояли проволочные заграждения в два ряда, а бурьян и сорняки – выше человеческого роста. Поля были заминированы, на огородах валялись неразорвавшиеся мины и снаряды. Расплодилось огромное количество полевых мышей! В этой обстановке нашей маме надо было оградить нас с братом от взрывчатки. Некоторые наши сверстники и дети постарше погибали или были покалечены. Всем детям тогда хотелось разрядить мину, а ребята постарше из неразорвавшихся мин извлекали тол и глушили им рыбу в речке.

Люди ходили только по проложенным дорогая и тропам. Помню, до железнодорожного разъезда было полтора-два километра, тропа вела туда одна, а по сторонам стояли штабелями обесточенные мины, разминированные саперами.