Читать онлайн Заслони меня собой бесплатно
Глава 1
Впервые Ярцев появился у нас месяц назад.
Столик выбрал в глубине зала – у панорамного окна. Подманил меня и сделал заказ: филе сома в сухарях и овощное соте. Мысленно я окрестила его адвокатом. Казалось, так они выглядят: высокий привлекательный мужчина в костюме и с папкой, от которой пахло дорогой кожей.
Окно выходило на парковку: там, как верный конь, его ждал с обеда черный «ягуар».
С тех пор он каждый день приходил на бизнес-ланч, заказывал рыбу, иногда аперитив – под хорошее настроение. Чаевых всегда оставлял много.
Сегодня Ярцев тоже себе не изменил.
– Что будете заказывать? – длинный фирменный фартук обхватывал меня подмышками, как черный саван, и сдавливал грудь. Вопрос прозвучал с придыханием, словно я безнадежно влюблена. Зато этот фартук меня стройнит.
Ярцев поднял голову и тепло улыбнулся.
Симпатичный, с неуловимо-восточной жилкой. Узкое лицо, чисто выбритые щеки, а еще от него приятно пахло. Эта смесь кожи, нагретого дерева и мускуса должна стоить сумасшедшие деньги. Чего еще ждать от человека с «ягуаром»?
Но больше всего мне нравились глаза: из-за голубоватого цвета взгляд казался прозрачным и холодным.
Ярцеву было за сорок, хотя стрижка пыталась исправить впечатление. Каштановые, слегка вьющиеся волосы стрижены по-молодежному, в среднюю длину и уложены в художественном беспорядке. Отдаленно напоминает «укладку» моего мужа, когда он просыпается с похмелья.
Фамилию я узнала так: однажды он попросил поменять приборы. Я сбегала на кухню, вернулась, и пока педантично сервировала стол, у него зазвонил телефон. «Ярцев» – ответил он.
Красивая фамилия.
У моего мужа фамилия Охмелюк. Не муж, а недоразумение.
– Мне как обычно, – он снова улыбнулся.
Улыбка грела, как неожиданный подарок. Мне он нравился, этот Ярцев. Не только из-за чаевых. Он как обещание счастья – окно в другую реальность, где все хорошо.
Никогда не придирался, не грубил. Так ведут себя счастливые люди.
– А вам? – я обернулась к его спутнику, наставив ручку на помятую страницу блокнота.
Он пришел со скучным мужиком лет пятидесяти – раздраженным и каким-то надутым. Серый костюм сидел на нем, как на корове седло из-за поплывшей фигуры.
– Водки грамм двести, – резко сказал он. Голос не вязался с внешностью: твердый, сильный.
Я невозмутимо записала заказ и направилась к кухне. За спиной набирал обороты спор: мужчина возмущался, Ярцев отвечал. Речь звучала уверенно, словно он привык иметь дело с трудными клиентами. Мужик не затихал: «А насчет твоего сына! Это нелегко…»
Значит, у него сын, семья… Глупо было считать, что такой мужчина холост.
А может, никакой Ярцев не адвокат. Взгляд у него безмятежный, будто он познал себя и достиг нирваны. И голос проникновенный: бархатистый, теплый.
Я представила, что он психотерапевт из клиники для богатых. А что, похож. Мне нравилось гадать, примеряя на него разные роли.
Но даже в самых отчаянных мечтах я не представляла нас вместе.
Каждый раз, когда Ярцев заканчивал обед, бросал крупную купюру поверх счета и шел, гордый и прямой, к выходу, а затем садился в свой «ягуар», я понимала, что никогда его не заинтересую. Между нами даже не пропасть, а стеклянная стена – такие мужчины нас не замечают. Это люди из другого мира, но я не расстраиваюсь. Мне не восемнадцать, чтобы верить, что я повторю успех Золушки.
У меня не идеальное сложение, а искусанные губы и лицо поцелованы солнцем: на губах пигментные пятна, на коже россыпь веснушек. Сейчас они бледные, но начиная с мая я никого не обману.
Волосы видели парикмахера прошлым летом, когда подруга уговорила меня на мелирование. Тогда же они выгорели на концах под жарким сочинским солнцем – я работала продавцом на пляже. Парео, очки, шлепанцы: все для растерях и тех, кто покупает в последний момент.
Но я достаточно милая, чтобы улыбаться мне, когда приношу еду и забираю грязную посуду.
Жизнь справедлива по-своему: кому-то Ярцев, а кому-то Охмелюк.
– Рита! – ласково окликнула меня обычно грубая Татьяна Алексеевна, администратор. – Тебя наш зовёт. Срочно!
Толстая и очень важная, она всегда произносила «наш» с особым смыслом, словно сам господь бог обратил на меня внимание. На самом деле, «наш» – это двадцатипятилетний директор Федор. Родители подарили ему кафе, чтобы парню было чем заняться.
Тусовщик Федор выполнял работу руководителя спустя рукава, хотя покомандовать любил и без конца фонтанировал идеями по улучшайзингу. Татьяна Алексеевна перед ним пресмыкалась. То ли в ней играл материнский инстинкт, повелевающий взять под опеку высокорангового птенца, то ли она в принципе подхалимка. Заставляла пресмыкаться и нас, персонал.
– Иду, – вместо кухни, я свернула в офисную часть кафе, отделенную бордово-дымчатым тюлем от остальных помещений.
В коридоре воняло моющими средствами – яблоком и лимоном. Обманом и химией. Татьяна Алексеевна фанатка чистоты, перед сменой у каждой официантки осматривает одежду и фартук. Не дай бог пятно…
Возле кабинета директора я торопливо окинула себя взглядом и толкнула дверь, чувствуя, как щемит сердце.
Надеюсь, меня не уволят. Не помню, чтобы что-то натворила.
В дорого обставленном просторном кабинете не было окон – верхний свет дневных ламп шпарил вовсю. Вместо Федора за рабочим столом сидел незнакомый мужчина, крупный, с большой лобастой головой.
На вид не стар, но щетина словно в мыльной пене от седины. Она же пробилась в темных волосах серебряными нитями. Крупный нос, крупные губы… Рука на столе выглядела лопатообразной. Здоровенный. Рядом с расслабленными пальцами стоял нетронутый бокал «Манхеттена». Чуть-чуть виски, лёд, вишневый сок… Ладно, неважно.
Федор мялся рядом, словно наказанный школьник.
Мне это сразу не понравилось.
Когда я вошла, оказалось, по обе стороны от двери прячутся еще двое мужчин. Помоложе, каких-то блеклых и одинаковых, словно они менеджеры из одного отдела. Не помню, чтобы кого-то из них обслуживала.
– Вызывали? – настороженно спросила я, вытирая ладони об передник.
Может, обокрали кого-то? Точно, здоровяк за столом – потерпевший, а парни на дверях из полиции. Придумав версию, я успокоилась.
– Входите, Рита, – забормотал Федор. – К вам дело.
В центре кабинета прямо на ковре стояло черное пластиковое ведро, полное воды. Наверное, уборщица забыла.
– Убрать, да? – я расслабилась и схватилась за ручку, намереваясь вытащить ведро в коридор.
– Оставьте! – разозлился Федор.
Здоровяк сделал молчаливый знак рукой – махнул пальцем в сторону двери, и молодой директор заткнулся, а затем безропотно вышел.
Мне стало не по себе. В кабинете повисла тяжелая пауза.
Мужчина смотрел вниз, рассматривая столешницу, словно я не заслужила внимания. Палец задумчиво касался ножки бокала.
– Что заказали за седьмым столиком? – низким грудным голосом спросил он.
– Как всегда, – пробормотала я. – Сом в сухарях, соте, стакан минералки. Водку.
Я автоматически взглянула на коктейль. В ярком свете казалось, что вишневый сок светится. Если у Ярцева удачный день, он брал «Манхеттен». Словно вторя мыслям, мужик пододвинул бокал ко мне.
– Отнесите напиток господину Ярцеву. За счет заведения.
Каждое движение было плавным, словно пропитанное вековым спокойствием – мужчина напоминал скалу. И внешне, и внутренне. Наконец он поднял глаза и взглянул на меня впервые за весь разговор.
И эти глаза сказали всё: мертвые и безразличные. Глаза социопата.
– Несите, Рита. Не заставляйте гостя ждать.
Глава 2
Я обернулась на двоицу за спиной, комкая край передника.
Что в бокале, интересно? Снова взглянула на рубиновый напиток, и воображение подсунуло картинку: в бокал вливают яд, а затем убивают Ярцева моими руками.
В зале у нас камеры, а во внутренней части кафе – нет. Если будут восстанавливать мой путь, следователь увидит, как я принимаю заказ, ухожу, а затем возвращаюсь с «Манхеттеном» и предлагаю его Ярцеву.
– Он коктейль не заказывал, – тщательно всё взвесив, возразила я.
– Разве вас это касается? – здоровяк нахмурился, впервые выдав человеческую эмоцию. – Я сказал, отнесите.
Неожиданно я разозлилась. Не надо вмешивать меня в чужие дела! Меня дома муж на диване ждет. И что они сделают в людном кафе, где масса посетителей, персонала и Татьяна Алексеевна?
– Простите, нет, – уверенно сказала я. – Я вас не знаю, и просьбы друзей Федора выполнять не буду. Здесь его отец настоящий хозяин, вот если он скажет…
– Лицо не испорти, – перебил мужчина.
Я ощутила движение сзади, но не успела обернуться. Меня схватили за шею, заломили руки и силой поставили на колени. Туго завязанный длинный фартук совсем сковал движения.
Все произошло так быстро, что я растерялась. Это о моем лице шла речь?
– Что вы себе… – начала я и меня с головой окунули в ведро.
Ледяная вода обожгла кожу, я распахнула глаза, но вокруг была чернота. В панике дернула плечами, пытаясь освободить руки, беззвучно закричала, но только бестолково растратила воздух.
Через секунду меня вытащили. После ледяной воды воздух казался бархатным и горячим. Я испуганно вдохнула и закашлялась. Мокрые волосы облепили щеки, за воротник текло. Шею жгло от боли – за нее меня держали, не давая встать.
– Что вы делаете? – голос стал хриплым. – Отпустите меня!
Мужик за столом безразлично играл с ножкой бокала.
– Госпожа Охмелюк, вы неверно поняли ситуацию, – сказал он. – Сейчас вы вытретесь, возьмете бокал и отнесете, – он снова взглянул мне в глаза, – за седьмой стол.
Я набрала воздуха, намереваясь заорать в голос, но меня снова сунули в ведро, надавив на плечи. Я дернулась, извиваясь, как червяк, попыталась задом-наперед отползти от ведра, но вырваться не сумела.
– Просто отнесите, – закончил он, когда меня отпустили. – Это все, что требуется. Тогда вернетесь к своему дражайшему мужу, любимому брату, насколько я знаю, ваша бабушка недавно скончалась, соболезную. Будет печально, если та же участь постигнет остальную семью.
Какое-то время я просто дышала, пытаясь прийти в себя после ледяного душа.
Никакой он не психотерапевт и не адвокат. Бандит или бизнесмен – обычно с ними пытаются расправиться, но почему моими руками?
– Хотите в живот? От одного удара разрыв селезенки.
– Я отнесу, – тихо, с хрипотцой согласилась я. Кем бы они ни были, а мне с ними не тягаться.
– Вы умная женщина, – заметил здоровяк. – Приведите себя в порядок.
Я поднялась, едва опираясь на дрожащие ноги. Мне предложили полотенце, пока я вытирала волосы, а затем связывала их в кренделёк, чтобы не бросалось в глаза, что они мокрые, все трое наблюдали за мной.
Я убрала с лица раскисшую косметику, подошла к столу, молча забрала бокал и, подстелив салфетку под донышко, понесла в зал.
Один вышел следом.
Как надсмотрщик он двигался в нескольких метрах позади. Вылить это говно и взять новый «Манхеттен» не смогу. Я смотрела под ноги – на линолеум в ярких цветах, лихорадочно ища решение.
Оказавшись в зале, я медленно прошла между столиками. Мой надсмотрщик вышел на крыльцо, закурил, заблокировав выход, и, как волк, следил за каждым шагом. Меня окутала легкая, мелодичная музыка и тихие звуки кафе. За вторым столиком громко захохотала девушка, я вздрогнула.
На слабых ногах я остановилась перед Ярцевым и поставила бокал с краю. Не решилась отдать ему в руки. А край стола – это нейтрально и ненавязчиво.
– Комплимент от бармена…
Сейчас он заметит, что на форме официантки мокрые пятна, тушь размазалась вокруг глаз, а руки трясутся…
– Еще медленнее нельзя? – враждебно буркнул его собеседник. – Где заказ?
– Не готов…
– Я водку заказал! Что вы там готовите?
– Брось, – Ярцев тепло улыбнулся мне. – Спасибо вам.
У меня не осталось причин задерживаться. Отступив, я смотрела, как он берет бокал… И предлагает своему спутнику.
– Попробуй. Тоже неплохо.
Стиснув от ужаса зубы, я смотрела, как хмурый толстяк забирает коктейль, настороженно пробует, а затем залпом выпивает до дна. Пустая посуда оказывается на столе и у меня появляется повод подойти снова.
– Побыстрее, девушка! – пробурчал он, когда я приблизилась. – У меня нет времени ждать… Все не так просто, как ты думаешь, – он вернулся к разговору с Ярцевым, словно я просто тень. – Сын твой опять…
Последние слова я не расслышала, они растаяли в шуме. Да и плевать мне на проблемы Ярцева и его сына: я остановилась между столиками в центре зала, не чувствуя себя в безопасности. Один на крыльце – курит и пялится на меня. Второй у служебного входа – обтирает стенку. Выходы заблокированы. Видели ли они, что коктейль выпил не Ярцев?
Слева меня позвали: кажется, пятый столик требовал счет, кто-то еще с противоположного конца кричал, подзывая официанта. Что за ажиотаж? И тут я поняла: в зале из персонала никого, кроме меня нет. Где девочки, администратор?..
Позади раздался хрип.
Подпрыгнув, я обернулась. Сердце скакало в груди, как сумасшедшее. Происходило то, чего я боялась: спутник Ярцева приподнялся, схватившись за горло рукой. Выглядел он в точности, как человек, подавившийся плохо прожеванным куском. Хотел вдохнуть, но лишь сипел, глаза лезли из орбит, а на красном лице проступила испарина.
Пытаясь найти опору, он схватился за стол, перевернув солонку и приборы. За соседними столиками стало тихо, кто-то вскрикнул, но еще никто не пытался помочь. В таких ситуациях до людей не сразу доходит, что происходит.
– Девушка! – раздался истеричный женский голос. – Да что же вы стоите!
Выкрики адресовались мне.
Ярцев что-то спросил, схватив мужика за руку. Постепенно тот перестал задыхаться, несколько раз кивнул, показывая, что с ним все в порядке. Дыхание медленно выровнялось и даже лицо помидорного цвета посветлело.
Напряжение в зале ослабло: гости возвращались к своим делам, сообразив, что все устаканилось.
– Просто спазм, – долетел до меня голос Ярцева. – Все нормально…
Неожиданно толстяка вырвало кровью на стол.
Густые красные потоки хлынули на пол, словно косорукая официантка перевернула графин с томатным соком. Ярцев отшатнулся, рассматривая забрызганные руки. В зале стало так тихо, что можно было бы услышать перышко, упавшее на пол.
– Что-то мне нехорошо, – пробормотал мужик. – Вызовите врача…
Слова закончились бульканьем, и его вывернуло снова – на этот раз между столиками. Посетители запаниковали: меня окружили вскрики, стук перевернутого стула, кто-то пытался дозваться персонал.
Какой-то парень схватил меня за манжету и дернул.
– Девушка! Девушка, человеку плохо! – но я неотрывно смотрела на мужика, на месте которого должен был оказаться другой.
Он держался за живот где-то в области желудка, полусогнутый, со страдальческим лицом – такое бывает при сильной боли. Закашлялся, словно легкие наполнились кровью, и его вывернуло снова. Капилляры в глазах лопнули, сделав белки красными. На лице проступили четкие гематомы, словно что-то разрывало его изнутри. Он дышал со странными свистящими звуками и уже не мог говорить.
Ярцев отступил от мужчины, как осторожный врач – понял, что уже не помочь. И взглянул на меня, словно впервые заметил по-настоящему, и распознал во мне личность, а не полезного робота, который обслуживает его за обедом.
Он знает, что бокал я принесла ему.
Мужчина повалился на колени, а затем без сознания рухнул ничком – в лужу собственной крови.
Это дало импульс толпе: гости не стали ждать, пока с проблемой разберутся, и повалили к выходу. И я со всей отчетливостью поняла – это мой единственный шанс.
Вместе с толпой я бросилась на улицу и побежала вдоль парковки. Неожиданно меня остановила чья-та рука, схватившая за запястье. Твердая хватка, готовая переломать кости намекала, что сопротивление – плохая идея.
Глава 3
Лицом к лицу я оказалась с тем, кто топил меня в офисе.
На парковке было шумно: перепуганные посетители рассаживались по машинам, орали, и давили кто газ, кто клаксон, пытаясь скорее отъехать.
– Тихо, – он перехватил горло и так сжал пальцами гортань, что в глазах мгновенно потемнело.
Судя по скрипу, открыл дверцу машины и зашвырнул меня на заднее сиденье. Я упала, закашлялась, давясь собственными волосами, которые стегнули по лицу мокрыми прядями. В горле появился ком, и я не могла от него избавиться: будто подавилась болью.
В машину сели трое: один рядом со мной, двое спереди. Машина рванула вверх по улице.
Я привстала, рассматривая парковку ресторана: Ярцев садился в свой «ягуар», гордо и спокойно, словно обед прошел без происшествий. Вдалеке отчетливо звучали сирены.
– Ну и что за выходка, сука? – я получила тяжелую пощечину, от которой отнялось пол-лица. – Тебе сказали Ярцеву отдать, а ты кого напоила?
– Я ни при чем! – перепугалась я. – Ярцев сам отдал коктейль, клянусь! Я не виновата!
Я еще что-то жалко лепетала, пытаясь убедить, что полностью на их стороне. Я видела, что они могут сделать с человеком…
– Едем за город, – больше он ничего не добавил.
За город? Сердце сжалось от страха. Я бросилась к двери, намереваясь распахнуть ее на ходу.
Меня схватили за шиворот и оттолкнули на сиденье, в лицо мгновенно полетел кулак. В левой скуле вспыхнула острая боль, я едва успела зажмуриться и вдохнуть сквозь зубы, как следом прилетел второй удар и свалил меня на сиденье.
В голове шумело, все плыло, и я задыхалась. Меня впервые ударили кулаком в лицо.
Через минуту боль превратилась в тупо пульсирующий ад. Но здоровый организм сделал свое дело: я приходила в себя. Ошметки тумана перед глазами постепенно таяли.
– Давай быстрее, – меня похлопали по напряженному бедру. – Потише найди место. А дернется, я ей еще врежу.
Ощущение на бедре мне не нравилось.
Он так и не убрал руку.
На каждом ухабе расслабленная ладонь подпрыгивала и била меня по выступающей косточке. Скоро машина начала тормозить, а сил подняться не было – я решила притвориться, что в обмороке и лежала с закрытыми глазами.
Можно попробовать убежать. Только фартук сковывает движения – он длинный и туго завязан. Втроем они меня догонят.
Внезапно машина остановилась.
Мужики впереди выбрались из машины первыми – в салон проник теплый летний воздух и тонкие ароматы травы, влажной почвы и леса. Пригород. Конечная остановка.
С улицы долетали голоса – они о чем-то договаривались насчет меня.
Тот, кто остался рядом неожиданно дернул меня за фартук, пролез под него рукой и начал искать застежку джинсов. Позади раздалось сопение и деловитый звон ремня.
Я завозилась, пытаясь встать и испуганно обернулась.
– Да тихо ты, – прошипел он, прижав меня к сиденью. – Еще по морде хочешь?
По морде я не хотела, но и быть изнасилованной тоже.
– Пожалуйста!.. – взмолилась я, перехватив руку, которой он шарил под фартуком. В арсенале у меня были только слова, а судя по жестоким глазам этого парня, это бесполезное оружие.
С той стороны дверь раскрылась и мне зажали рот.
Деваться было некуда, я елозила по сиденью и мычала, тараща глаза на страшное лицо, нависшее надо мной. Ноги мне еще не раздвинули и штаны не сняли, но близко к тому.
– Надо в лес отвести, – решил один из них.
Именно он макал меня головой в ведро. Здесь я смогла рассмотреть всех троих, и главного среди них не оказалось.
– Зачем еще? – пропыхтел тот, что пытался пристроиться на мне сверху.
– Поглубже, но недалеко т тропинок, – продолжил тот озираясь. – Якобы сама пришла. Слезь, мало ли… Экспертиза установит, что трахали.
– Да кто там поймет, – буркнул он. – Все в гематомах будет.
Я тяжело дышала, задыхаясь от страха под его ладонью, и плотно поджав ноги. И не могла поверить, что так обыденно они обсуждают, как сподручнее меня изнасиловать, а потом убить. Как будто не про меня.
Еще с утра все было отлично… Я ждала, что придет Ярцев, улыбнется, закажет своего сома, оставит чаевые… А я пофантазирую о нем, и вечером вернусь домой.
Господи, что происходит? Почему я здесь?!
Меня рывком вытянули из машины, и я кулем упала в траву – ноги не держали. Как будто сковало параличом. Их трое, они будут меня убивать… Все в гематомах, сказали они…
Я заныла, заорала, вывернувшись из-под чужой руки, и тут же получила оплеуху. Шатаясь, привстала – мышцы еще слабые, но готовы к работе. Я рванула с низкого старта, надеясь убежать и спрятаться среди деревьев. В моем наряде получилось не очень – через несколько шагов меня сбили на землю.
– Пошли, – велел тот, что рассуждал, как со мной разобраться.
Мне зажали рот и потащили вглубь леса. Я спотыкалась о валежник, высокая прошлогодняя и сухая трава мешала идти, цепляясь за джинсы, ноги заплетались. Я инстинктивно сжалась, стараясь стать меньше, лицо залили слезы. Ладонь того, что зажал мне рот стала влажной. Он чувствовал, что я плачу, но его это не трогало.
Меня вели к бурелому, и стоило мне замешкаться, как я тут же получила удар по почке. В пояснице вспыхнула боль.
– Нет, – зарыдала я, рассматривая кучу поваленных деревьев, старый валежник, сухие голые кусты. Я знала, зачем мы туда идем.
Я остановилась, спиной упираясь в грудь тому, кто меня вел, но следующий удар заставил меня идти.
Среди веток и кустов меня повалили на еще холодную, сырую землю. Один сел сверху и прижал. Второй заломил руки. Как я ни извивалась, и ни мычала сквозь ладонь третьего, освободиться не удавалось.
В руке мужика появился пузырек из темного стекла – маленький, как для лекарств. Он вытащил пробку и мне запрокинули голову.
– Полегче, чтобы следов не осталось, – сказал он, когда мне сжали челюсти, заставляя открыть рот. – Все должно выглядеть естественно. Отравила человека и сама отравилась со страху.
– Нет! – заорала я, изо всех сил мотая головой. Я поняла, о каких гематомах шла речь. Сейчас я, как и тот несчастный в нашей «Магнолии» начну блевать кровью, а потом сдохну от множественных кровоизлияний. – Помогите!
Отчаянный рывок: я напрягла бедра, упираясь пятками в землю, выгнулась – я пыталась столкнуть того, что меня держал. Сжала ладони, пальцами царапая землю и набирая полные горсти земли.
Огромный мужик пришпилил меня к земле, словно бабочку к листу.
Я сыро, до боли в горле заорала, вырываясь, когда вскрытый пузырек поднесли к открытым губам. Перед глазами стояло лицо Ярцева, его умершего друга, и мне очень, очень хотелось жить.
Глава 4
Пальцы безжалостно сдавили челюсти до боли в желваках.
Вещество – без вкуса и без запаха, полилось в рот. Я набрала побольше воздуха и задержала дыхание, чтобы случайно не сглотнуть. Буду держать во рту, пока не отпустят, а потом сплюну в траву.
Я перестала сопротивляться, надеясь, что удастся перевернуться на бок и незаметно избавиться от яда.
Хватка и впрямь ослабла на руках. В ладонь вложили пузырек и сжали пальцы вокруг. Мне зажали рот и нос, я дернулась, но уже слабее – боялась случайно сглотнуть. Какое-то время боролась, но без воздуха начала терять сознание. Все плыло: нарядная роща, бурелом, лица моих убийц…
За что? – хотелось закричать. Но во рту был яд, который ни в коем случае нельзя…
Я задыхалась и перед тем, как тьма окончательно накрыла меня, непроизвольно сделала глотательное движение.
Но уже стало нестрашно: меня больше здесь не было.
…Я пришла в себя из-за того, что сильно скрутило желудок.
Сначала из темноты появилось первое чувство – беспокойство. Затем последовал мощный спазм. Это была дикая боль, прежде я такой не испытывала. Меня замутило, я торопливо пришла в себя, не понимая, что происходит, где я, и почему так плохо – я торопилась избавиться от боли и тяжести в желудке.
Я привстала и меня стошнило. Сразу же пришло облегчение.
Я огляделась: вроде бы сумерки. Видела я плохо – сквозь кровавый туман. Тело горело огнем от боли. Что со мной? Я умираю?
Меня окружал лес, лесные запахи казались знакомыми, будто я здесь давно. В ушах гудело, словно там качал невидимый насос, сквозь него пробился мощный гудок электрички неподалеку. Где я, черт возьми?
Кто я – помню. Помню имя, семью и мужа, где работаю… Вместе с кафе вспомнилось и остальное: Ярцев, убийство, в котором меня заставили участвовать… Мое собственное убийство.
В животе снова стало больно, я наклонилась и меня безудержно вывернуло.
В полутьме я не видела, чем меня рвет, а боль была такой, словно в траве уже валяется минимум половина моих внутренностей. Справляясь с выкручивающей болью в мышцах и суставах, я села, подогнув ноги под себя.
Фартук больно давил подмышками. Сидеть неудобно, но пока это все, что я могла. В правой руке сильный спазм – натянутые сухожилия и задеревеневшие мышцы предплечья едва удалось расслабить. Из спазмированных скрюченных пальцев выпал темный пузырек…
Яд. Почему я жива? Или вот-вот у меня откажет сердце? Уже темнеет, я долго здесь лежу…
Я поднесла пузырек к глазам, кажется, еще что-то есть внутри. Пробка оказалась в кармане передника, я нащупала ее, заткнула горлышко и сунула в карман. Не знаю, почему тот мужчина умер, а я нет, но это мне еще понадобится, чтобы доказать, что я ни при чем.
Я часто дышала, борясь с болью в желудке и смотрела на черные голые ветки на фоне темно-синего неба. Но если бы пузырек был веской уликой, мне бы его не оставили? Я цеплялась за эти мысли, как за спасательный круг, они отвлекали меня от агонизирующего тела.
Постепенно боль глохла. Теряю чувствительность? Мне еще было плохо, но уже не так, как после пробуждения.
Я поерзала на земле, аккуратно вдыхая, чтобы не тревожить горящие легкие.
– Помогите, – прошептала я пересохшим ртом. Хотела закричать, но слабый шелест это все, на что оказалась способна. – Помогите кто-нибудь, люди…
Мне пришлось отдышаться, как от тяжелой работы, а не нескольких слов. Не знаю, где мне найти силы выбраться отсюда.
Ярцев… Что же натворил этот Ярцев, что его решили убить таким жестоким способом. Кто так убивает? Спецслужбы? Нет, они не любят внимания. Их способ всегда можно списать на смерть при несчастном случае. Бандиты? У них способы простые – пуля в голову или нож в сердце. Что же это за яд такой, что так страшно убивает?
Я снова поерзала и поняла, что дышать стало легче.
– Здесь кто-нибудь есть? – прохрипела я. – Помо…
Закончить не сумела – горло жгло от жажды, и я раскашлялась.
Что же за яд… Вызывает внутренние кровотечения, они говорили, я буду вся в гематомах. Может, он вызывает разрыв органов, только такого яда не существует ведь так?
О ядах я знала немного.
Сделав над собой усилие, я привстала, опираясь на бревно. Работала только одна нога, на нее я и перенесла вес. Тело ломило и выкручивало от боли. Я закрыла глаза, пытаясь пережить свой маленький ад.
Желудок снова подкатил к горлу, но больше не тошнило. Я почувствовала себя лучше и выпрямилась. В лесу стояли уже не сумерки – ночь, небо усеяло звездами, над макушками елей висел задорный молодой месяц.
Я аккуратно дышала, чувствуя, как успокаивается боль. Мне правда становилось легче – это не иллюзия, и не обман. Надо выбираться, пока не поздно.
Дождавшись следующего гудка электрички, я поковыляла на звук, надеясь выйти к станции.
Почему я? Почему меня, обычную официантку, хотели втянуть в убийство? Я этого Ярцева не знаю, обслуживаю за обедом… Не мысли же они мои прочли, как я придумываю ему жизнь и радуюсь каждой улыбке.
Вот теперь точно могу сказать: он не психотерапевт и не адвокат.
Меня вело, но я упрямо хромала вперед, цепляясь за деревья. И задыхалась от одышки, словно легкие работали только на четверть.
У него семья и сын, судя по всему – взрослый и трудный. Наверное, что-то вроде нашего Федора. Не ребенок, а наказание… А жена, скорее всего какая-нибудь гламурная топ-модель. С ногами от ушей и белокурыми локонами, или какие куклы сейчас в моде.
Да, я ей завидовала. Мне-то такой никогда не стать.
У него все отлично и с деньгами, и с жизнью. С Ярцевым порядок, это я по уши в дерьме, когда и так не сладко. Так оно всегда бывает: деньги липнут к деньгам, а беды к бедам.
Я так хочу домой, к мужу – знакомому, привычному, родному. Да, может, он Ярцеву и в подметки не годится, зарабатывает мало и вечно придирается, но сейчас я хотела его видеть больше всего на свете…
А этот Ярцев… Пошел он на хрен.
Глава 5
– Тебя где носило всю ночь?! – Артем начал орать с порога и только потом изменился в лице, заметив, что я, мягко говоря, не в форме. – Ритка, что случилось?
Меня шатало. Я схватилась за косяк и медленно, словно девяностолетняя бабка, вползла в квартиру. Домой я добралась к утру: настенные часы с веселеньким циферблатом в ромашках и пчелках показывали полчетвертого.
Узкое длинное зеркало в прихожей – давно помутневшее и немытое, отражало меня в полный рост. В город я ехала в пустой электричке, а с вокзала шла пешком. Ноги ныли и гудели, как провода под напряжением.
Я совершила стратегическую ошибку, думала, что стоит выйти к людям и мне помогут. Но случайные прохожие от меня шарахались, а полицию я боялась сама. Я – участница убийства, хоть и невольная.
На станции на меня косились, некоторые с любопытством, но никто не подошел.
Теперь, увидев себя в зеркале, я поняла почему.
Меня принимали за опустившуюся нищенку или алкоголичку. На грязную одежду налип лесной мусор, он же запутался в слежавшихся волосах. Лицо отекшее, словно я пропита насквозь, с синяком слева, куда пришлись удары. Вместо глаза осталась щелочка. Лицо и руки испещрены царапинами после прогулки по лесу. Неудивительно, что никто не хотел ко мне подойти и хотя бы поинтересоваться, не нужна ли помощь…
Крови на мне не было, меня тошнило только водой и желчью.
Вместо боли пришла страшная усталость. Измотало в хлам, но физически стало даже лучше – ничего не ныло, не горело, и не резало. Зато спать хотелось так, что я с трудом держалась на ногах. Всю дорогу тянуло где-нибудь прилечь.
Артем крутился рядом. По пустым вытаращенным глазам стало ясно, что он не знает, что делать. Как всегда. Сейчас мне придется его утешать и успокаивать, чтобы бедняжка не расстроился. Я всерьез рассчитывала на его помощь?
– Что с тобой? – повторил он. – Авария? Клиент избил?
– Дай отдышаться, – прохрипела я, опираясь на тумбу.
В этой тумбе мы хранил обувь и всякие мелочи по уходу за ней. Старая, облезлая, кажется, она досталась от какой-то родственницы Артема, когда мы съехались.
Любимый топтался вокруг, беспомощно глядя на меня. От этого взгляда, за которым не было ни решимости, ни способности что-то взять на себя, уж тем более, проблемы жены, меня снова затошнило.
– Чайник поставь, – попросила я, чтобы куда-нибудь сплавить мужа.
Артем ушел на кухню и загремел посудой. Я услышала, как он торопливо набирает чайник из-под крана, деятельный и полный энтузиазма. Пока не задашь направление, он даже с дивана не встанет.
Я впервые подумала, что он, в сущности, еще ребенок – большой ребенок, не привыкший решать даже свои проблемы.
С трудом разогнувшись, я потащилась на кухню. Умылась прямо над раковиной, полной грязной посуды. Артем обещал помыть, но, конечно, этого не сделал. Он сам стоял над плитой, словно так чайник закипит быстрее. Сложил руки на груди, и недовольно смотрел на меня. Ну да, жена не должна доставлять проблем, даже если ее пытались убить.
– Рита, в чем дело? – уже спокойно и без паники спросил он, наблюдая, как жадно я пью воду. – Что случилось?
Я закрутила кран, вытирая мокрые губы. Понятия не имею, что рассказывать и с чего начать. Кран тек, так что думала я под надоедливую капель.
– Рита…
Желудок решил за меня. Стремглав я бросилась в туалет и склонилась над унитазом. Когда меня вырвало, стало легче, но живот сводило от судорог.
– Рита! – я почувствовала, как надо мной завис Артем. – Так ты пьяная, что ли?
Вместо беспокойства в голосе появилось раздражение.
– Почему ты в униформе? Вы бухали в кафе?
– Я не пьяная! – сорванным голосом заорала я. От обвинений стало обидно и противно. Если человеку плохо – сразу пьяный.
– А я, кажется, понял, что произошло! – разозлился он. – Напилась, и тебя на улице ограбили!..
А я думала, что это я фантазерка. Но мой муж, как выяснилось, тоже любит домысливать за других.
– Я не пьяная! – снова заорала я, борясь с болью в животе и головокружением.
Артем раздраженно фыркнул и ушел на кухню к засвистевшему чайнику.
Наконец-то я осталась одна. С облегчением закрыла глаза и привалилась к стене, прячась между унитазом и раковиной. Я прислушивалась к себе: потихоньку организм успокаивался и снова тянуло в сон.
– Нет, ну ты точно бухая!
Я открыла глаза. Артем возвышался надо мной, как возмущенный бог-громовержец – по крайней мере, лицо было полно праведного гнева. Раньше мне Артем нравился… А потом я заметила, что, когда его нет дома, мне лучше. И настроение хорошее, когда меня окружают другие люди.
– Помоги встать, – заплетающимся языком выговорила я.
Тело совсем перестало слушаться. Я протянула руку, надеясь, что Артем поможет подняться.
– Давай сама! – презрительно бросил он и вышел из ванной. Наказывает за то, что, как он думает, я пьяна.
Я с трудом выбралась из угла и побрела в комнату. Траектория больше напоминала «змейку» у начинающего и оттого старательного водителя. Развязав непослушными пальцами тугой узел фартука, я сбросила его на пол и повалилась в постель, не раздеваясь.
Уснула я мгновенно, провалившись в темноту.
К сожалению, ненадолго.
– Ритка!
Артем настойчиво хлопал мне по лицу.
Я оторвала щеку от подушки – ту самую, пострадавшую и отекшую, и непонимающе уставилась на лохматого мужа, пытаясь сфокусировать взгляд на его лице, а мысли – на словах. Чего ему надо?
…В магазин сходить? Или на смену пора?
– Я не понял… – долетел его голос. – Что за мужик…
– Какой мужик? – выпалила я, резко садясь. Меня снова охватила дрожь.
Паника стихла через несколько секунд. Будь они здесь, Артем сам бы перепугался, а не возмущенно оттопыривал губу.
– Кто такой, я спрашиваю? – повторил он.
– Не знаю… – забормотала я. Сейчас мне нужны дельные идеи, а не сцены ревности.
Я встала, ощущая себя лучше. На улице было раннее утро – цветное и веселое, как бывает только в начале лета. Свежий ветер трепал через форточку занавеской из тюля. Пахло цветущими лилиями… Не помню, чтобы во дворе были лилии. У нас бедный дворик, даже ромашки никто не высаживает: всем лень и жалко денег. Наверное, от соседей тянет.
Тело было отдохнувшим, движения безболезненными – я встала, ожидая кошмара в мышцах, но была готова порхать, как балерина.
В ванной я выкрутила воду и оценила состояние лица… Еще не радует, но лучше, чем вчера. Отек немного спал, хотя синяк проступил четче. И самое главное – сегодня я видела свой глаз. Веко потихоньку приходило в норму.
Я торопливо умылась и почистила зубы. Неплохо бы еще помыться, чтобы не распугать всех на улице. Артем появился в проходе, когда я вычесывала из спутанных волос лесной сор.
– Ритка! Кто это такой, я спрашиваю?
– Кто? – уточнила я, не переставая взмахивать расческой.
– С шести утра звонит мужик, спрашивает тебя, возвращалась домой или нет.
Я остановилась, прижав расческу к груди.
– Он представился? – с обмирающим сердцем спросила я.
– Да…
– Ярцев? – выпалила я.
– Что еще за Ярцев? – Артем сложил на груди руки. – Так, рассказывай. Где ты мужиков нахватала, как сучка блох?
– Мне не до этого, Артем! – заорала я. – На меня напали вчера, быстро говори, кто звонил!
– Я не понял, почему ты на меня голос повышаешь? – прищурился он очень знакомо и с вызовом. Так смотрит перед тем, как начать скандал.
Я отмахнулась и бросилась мимо, в комнату. С ним каши не сваришь. Бросая в дорожную сумку нехитрые пожитки, я выпалила:
– Я пока у бабушки поживу… Я хотела сказать…
– Да понял я, что ты хотела! – огрызнулся он. – Почему там?
– Долго объяснять! – я застегнула молнию, и обернулась. – Я тебя умоляю, хоть раз в жизни будь нормальным человеком и скажи, кто звонил?
– Да не знаю я, – вяло огрызнулся Артем, стремительно теряя ко мне интерес. Ему малоинтересно все, из чего не сделаешь скандал. – Менеджер ваш или еще кто, откуда мне знать! Это ты уже сама разбирайся!
Он скрылся в кухне, а я пошла в ванную. Следовало быстро помыться, просушиться и делать отсюда ноги. Артем мне не поможет, а мне хотелось укрыться в тихом месте: надежном и вечном, как отчий дом.
Где меня никто не достанет: ни Ярцев, ни убийцы.
Глава 6
Мылась я практически на время.
С меня текла грязная, местами кровавая вода, но грязи было больше. Из волос я вычесала сухие веточки, травинки и старые листья. Вымыла волосы, просушила и они пушистой шалью укрыли плечи.
Это был звонок от менеджера или мои убийцы поняли, что я выжила? Я не собиралась встречаться ни с кем из них.
Я надела черные джинсы, ярко-желтую футболку с аппликацией на всю грудь. Она изображала подсолнухи, среди которых пряталось солнце, и взглянула в зеркало. Лицо всех цветов радуги привлечет ко мне внимание. Я нацепила темные очки. Лучше не стало.
На выручку пришла косметичка: я аккуратно замазала самые густые синяки специальным карандашом, он предназначался для маскировки дефектов и синяков под глазами, но и на щеке сойдет. Затем нанесла тон и в финале припудрила все это дело.
Густой слой косметики сделал лицо неживым, а маскировал слабо – все равно видно, что прячу следы побоев. Ну и пусть. Лучше, чем без, значит оставляю.
По привычке я взяла в коридоре обувь на каблуке, но передумала в пользу кроссовок.
– Уезжаешь? – недовольно спросил Артем, выглянув в коридор.
– Ненадолго, – как можно беспечнее сказала я. – Поживу пару дней, пока все не утрясется… У нас кафе вчера ограбили. Ужас, что было! А тебе, наверное, наш звонил, беспокоился. Видишь, как отделали!..
Я несла и несла этот бред, торопливо шнуруя кроссовки. Тон был легким, с лицом я не справилась, но Артем и стал приставать с расспросами. Поверить – это так просто. Не нужно ни с чем разбираться, а можно снова водрузить себя на диван.
– Честно, я у брата поживу, – сказала я, стараясь заранее придушить бред ревности на корню. Раньше бы не получилось, но сегодня Артем благосклонно буркнул:
– Я позвоню, – и ушел к себе.
Его одно могло заставить заткнуться – он понял, что у меня беда. А у него планы поинтереснее, чем решение моих проблем, которыми вполне может заняться мой брат…
Я забросила сумку на плечо, взяла ветровку, и крикнула:
– Пока!
Он не ответил.
Пригородная электричка была наполнена пенсионерками и дачниками. Я умудрилась сесть у окна, меня никто не замечал. Синяки и стоящие в глазах слезы никого не волновали. Вон, рассада в рост пошла… А этот сорт, говорят, хороший. Разговоры вспыхивали вокруг то здесь, то там. Я погрузилась в свои мысли, не обращая внимания на зудящих дачников.
Потом попыталась представить в этой обстановке Ярцева, будто он, держась за поручень обсуждает какая рассада нынче уродилась… Не выдержала, засмеялась и прикрылась рукой. Нет, Ярцев в пригородных электричках не бывает, это факт. «Ягуар» ему не простит.
Скоро пришлось сделать пересадку.
Неожиданно мне стало не по себе в толпе на солнечном маленьком перроне. Я вдруг осталась одна на пустом пятачке среди полей. Широкая дорогая вела к дачным участкам – они виднелись вдали, но все равно не по себе.
Некстати стало хуже – снова ныло все тело, словно меня пропустили через мясорубку. Я с трудом дождалась следующей и снова тряслась в электричке. Тело крутило и ломало, словно после вчерашнего похмелья. Я устало привалилась к окну, рассматривая поля, перемежающиеся лесопосадками.
Моя бабушка прожила в селе всю жизнь.
Я выросла с ней, мама была слишком занята тем, что устраивала личную жизнь. Родила она меня рано, как говорят, «принесла в подоле». За что ей огромное спасибо, конечно, но материнскими чувствами она ко мне не прониклась. Работала в Москве, оставив меня бабушке, вышла замуж, строила карьеру. Иногда приезжала с подарками и врала, что вот подрасту – она заберет меня к себе. Рассказывала, как мы будем счастливы, как вместе пойдем в зоопарк. Много чего рассказывала. Не знаю, кто придумал, что детям лучше врать, чем расстраивать правдой, но я бы этого мудака придушила. Потому что ждала. Ждала, что вот еще чуть-чуть и мама заберет меня, просто ей мешают обстоятельства и всякие недобрые люди. А потом я выросла. Я ее не виню. Ей тогда было меньше, чем мне сейчас.
Отца своего я ни разу не видела.
Дед умер пять лет назад, за ним ушла бабушка – недавно. От семьи остался только брат… На самом деле никакой он мне не брат, конечно. Так, троюродный, но выросли мы вместе. У его родителей оказалась такая же проблема: они долго скандалили, разводились, мирились, ездили на заработки, платили огромные долги, в общем, им было не до Юрки. Сначала его подбрасывали на месяц-другой, потом он пропадал у нас все лето, а потом его забыли забрать и он пошел со мной в одну школу. Так мы оказались братом и сестрой.
Поступать поехала в город – очень мне хотелось туда вырваться. Поступила в педагогический на ин-яз, на втором курсе познакомилась с Артемом, вышла замуж… Он меня сразу увлек, интересный, масса планов на жизнь, активный… Артем казался перспективным парнем.
А потом с нами что-то произошло. У Артема не пошел первый проект, у меня случился первый выкидыш… Затем снова неудача – и у него, и у меня. Нужны были деньги на обследования, Артем все чаще начал говорить о моей неполноценности, особенно, когда я уговаривала его самого обследоваться… Он был уверен, что с ним все в порядке, это я болею, а моя врач настаивала, чтобы вытолкнула на обследования мужа. От отчаяния я выбивалась из сил.
Третий проект Артема тоже провалился, он впал в апатию и лег на диван, а я разозлилась, махнула рукой на все – мужа, неспособность выносить и проблемы со здоровьем, неудачную карьеру и пошла работать в «Магнолию». До этого каждые летние каникулы я отчаянно искала подработку, не гнушаясь ничем, и подумала, а что я теряю? В ресторане хорошие чаевые…
Иногда я оглядывалась по сторонам и ужасалась – на что я трачу жизнь? На Артема и работу официанткой? Не об этом я мечтала, когда мчалась, полная надежд, поступать в город. А потом оглядывалась еще раз и понимала – все так живут. У меня еще ничего… Артем хоть сильно не пьет и деньги не проигрывает – слишком ленив для азартных игр.
В общем, я уехала… А Юрка остался. И после смерти бабушки он все еще жил в ее доме: латал крышу, копал огород, ухаживал за живностью. Именно туда я и направлялась. В родовое гнездо, где, как мне казалось, меня защитят, поймут и утешат. А куда еще? Не к маме же… Я видела в «одноклассниках» ее страничку: у нее родилась дочь, судя по фото, зацелованная. Любимая. У нее были золотистые кудри, носик кнопкой, и огромные добрые глаза. Я на детских фото совсем другая: вся какая-то черная, диковатая и неприветливая. Бабушка смеялась и говорила, что это, потому что я выросла в лесу.
Лучше к Юрке.
Электричка замедлила ход и пейзаж в окне «побежал» медленней. Его можно было рассмотреть и им насладиться: полями, подступающими к самым путям, красивым лесом. Заскрипел тормоз, я встала и забросила сумку на плечо.
Юрик встретил меня на перроне, подобрал сумку и приобнял меня, радостно хлопая по спине. Он так радуется не потому, что меня любит. Когда я приезжаю, он сваливает на меня работу по дому и уход за скотиной.
Правда от «скотины» почти ничего не осталось. Бабушка держала корову, птицу… О былом хозяйстве напоминали десяток кур и пожилая овчарка Ирма.
– Че кислая? – Юрка рассмотрел просвечивающую синеву сквозь слой грима на щеке и нахмурился. – Это кто тебя? Муж?
– Дома расскажу, – вздохнула я и спустилась по деревянному настилу к тропинке, ведущей к селу. Идти через лес недолго – полчаса от силы. Летом мне ужасно нравились эти прогулки – в лесу приятно пахнет, прохладно, и умиротворяюще шумит листва, если ветрено.
А рядом со станцией пахло шпалами и навозом.
Я понятия не имела, что рассказать? Правду? Ложь?
Я приехала за помощью, как бросаются к родным, не в силах справиться с проблемой самостоятельно, но не представляла, чем Юра поможет. Он простой парень. Хороший, но простой.
С Ярцевым можно даже не сравнивать.
Глава 7
Через лес мы вышли к сельской главной улице.
По ней, вспылив до небес, промчались синие раздолбанные жигули. Даже на вид им было не меньше тридцати. Тут «ягуар» днем с огнем не сыщешь.
Задыхаясь от пыли, мы пошли к нашему дому.
Юрка шагал бодро, как ходят люди, привыкшие к настоящим расстояниям, а я еле плелась. Меня еще мутило после вчерашнего. По дороге заглянули в сельский магазин. Купили пельмени и бутылку недорогого вина – другого здесь не водилось.
– Отметим приезд, – пояснил Юрка.
Я пожала плечами: пить не хотелось, но чуть-чуть можно.
Он отворил калитку, и я с удовольствием заметила, что бабушкин цветник все еще жив. Дом у нас просторный, но одноэтажный. Дед много им занимался: сам перебрал пол, сложил камин в гостиной, почти вся мебель сделана его руками… У меня появилось чувство, что я вернулась домой. Даже дорожная сумка на плече перестала казаться тяжелой.
Стоило оказаться во дворе, как овчарка Ирма заскулила, припадая к земле и подбежала, виляя всем телом. Я погладила жестковатую шерсть, потрепала уши. Она старая, и на цепи мы ее не держим.
– Я тоже скучала, – сказала я, почесывая мохнатую шею.
По мощеной тропинке я пошла к крыльцу. Булыжники, которыми мостики двор мы собирали сами. Я шагнула на скрипнувшее крыльцо, толкнула дверь: в доме чистота! Намытый пол из янтарных от лака досок. Солнце заливало прихожую с кухни, показалось, что я очутилась в настоящей янтарной комнате – стены прихожей дед тоже обшил лакированными дощечками.
– Вот и дома! – сказал Юрка. – Тапки возьми.
Но мне хотелось пройти босиком по теплому полу. На кухне я разложила покупки, с удовольствием щурясь на солнце, бившее сквозь «вафельные» занавески в маках. Такое умиротворение встречается только в деревне летом.
Но когда я вспомнила о пузырьке, лежавшем в кармане джинсов, настроение испортилось. Я извлекла флакон, посмотрела на свет – на дне еще был яд и немало…
– Ритка! – позвал брат из глубины дома.
Я нашла его в гостиной. Припав перед камином, Юрка пытался раздуть огонь. Усмехнулась, и сложила руки на груди, злорадно наблюдая за его мытарствами.
– А раньше с первого раза, – укорила я.
– Тяги никакой! – ругнулся он.
Посреди гостиной стоял круглый стол, уже накрытый скатертью.
Раньше мы всей семьей садились за него на праздники – с мамой и с родителями Юрки, если они приезжали. Я так любила те посиделки. Теперь мы вдвоем… Но камин все равно будет разведен, стол накрыт – кто-то должен продолжить семейную традицию.
Бабушка все мечтала: вот Риточка замуж выйдет, Юрочка женится, детишек родите… Только у меня выкидыш за выкидышем, а Юрка – он никому не нужен. Вроде все на месте: руки, голова, не пьет… А девушкам не нравится. Дед говорил, это потому, что он лопух.
Я вздохнула и пошла за бабушкиными тарелками. Отсчитала нужное количество и сервировала стол. Раскладывая приборы, я заметила, что делаю это тщательно и с особым выражением лица, которое бывает у официантов. Профдеформация подкралась незаметно…
Я сварила пельмени, нарезала салат из огородной зелени, огурцов и покупных помидоров, а Юрка открыл вино и развел камин. Скоро стемнеет, а по вечерам в деревне прохладно.
Мы сели за стол – все, как прежде! Огонь трещит, вкусно пахнет дымом. Здесь тоже был янтарный пол, над камином висела кабанья голова – дедов трофей. Бил дичь он чаще, но к таксидермисту обращался всего пару раз. Еще у нас была голова оленя, но испортилась и ее пришлось выбросить.
На стенах висели дедушкины ружья, одно принадлежало Юрику – дед подарил ему на шестнадцатилетие, пояснив, что наш участковый Семеныч не должен об этом знать.
Мелкашка была моей, но я ею не пользовалась, разок стрельнув зайца по дедовому наущению.
На одной из стен обнаружилась «проплешина» в коллекции.
– А где дедов «вепрь»?
– Да так, – отмахнулся Юрка. – Снял, только воров привлекает. Дорогое же.
Я глотнула вина и навалилась на пельмени. Уже забыла, когда ела в последний раз: кажется, вчера утром.
– Что с лицом-то? – кивнул Юрка.
– На меня напали.
Юрик сцепил мосластые пальцы под подбородком. Широкий рот – почти как у клоуна, дернулся.
– Это кто такой смелый на мою сеструху напасть? Что случилось, Ритка? Рассказывай.
Я уставилась в тарелку и сглотнула. На меня не просто напали – пытались убить, но вывалить это во время семейных посиделок я не могу. Все равно, что неожиданно для всех насыпать кучу конского навоза на новогодний стол.
– Даже не знаю… Соли не принесешь? – выкрутилась я, выгадав еще секундочку.
Юрка ушел на кухню, а я опустила глаза, напряженно размышляя, что делать. Тот тип из кабинета Федора угрожал моей семье. Сочувствовал насчет бабушки и намекал, что остальные тоже не бессмертные.
Может соврать?.. Юрка мог защитить меня от хулиганов. Но от тех людей, с которыми я столкнулась, он меня не защитит – посмотрим правде в глаза. Попытается и, скорее всего, погибнет.
Вот Ярцеву я бы сказала сразу.
– Ты что, болеешь? – неожиданно спросил Юрка.
Я подняла голову и вопросительно уставилась на него. Дыхание перехватило – он держал флакончик с ядом, который я забыла на кухне.
– Отдай сейчас же! – не владея собой, закричала я и на подгибающихся ногах бросилась к нему. Брат растерянно смотрел, как меня трясет.
Я забрала флакон и спрятала в передний карман джинсов.
– Не трогай, – пряча глаза, попросила я.
– Что за капли? – спросил он. – Что случилось?
– Это… мое, – ответила я, не зная, что соврать. Надо сказать, что они гинекологические и он отстанет. Мужчины терпеть не могут эти темы, а что болею – он знает, просто без подробностей.
Юрка растерянно меня рассматривал:
– Ну… – смутился он. – Тебя же не изнасиловали, да?
Почти угадал, но преуменьшил масштаб проблем.
Что я могла ответить? Попытались?
– Все нормально, – твердо сказала я. – Мне надо поспать, я прошлой ночью почти глаз не сомкнула. А утром я все расскажу.
Я проснулась от собачьего лая – соседская псина не умолкала. Покрутилась, надеясь вновь уснуть, но на новом месте я всегда плохо сплю, словно принцесса на горошине.
Я села в пышной кровати, отдернула занавеску. Ночь была светлой и лунной, из приоткрытого окна тянуло свежестью. Закутавшись в бабушкин халат, я вышла на крыльцо и села на прохладную деревянную ступеньку. Ночь дышала природой и звезд столько, сколько в городе не увидишь.
Из темноты ко мне вышла Ирма и ткнулась в колени холодным носом.
– Тоже не спится? – пробормотала я, обхватив ладонями мохнатую морду. – По бабушке скучаешь? – совсем тихо спросила я, чтобы Юрка не услышал, если не спит. – А у меня муж мудак, – призналась я. – Хорошо тебе, мужика раз в год видишь и то недолго.
Ирма встряхнулась и улеглась у ног. Теплая шерсть и опадающий бок овчарки возвращал меня в детство, где все было хорошо. Ирме двенадцать, а тогда все были живы, и оптимистично смотрели в будущее.
Бабушка думала, что я удачно выйду замуж и буду приезжать с внуками, многого добьюсь в городе. Она научила меня шить. Вышивать мне даже нравилось, но где взять время этим заниматься? После смены приползаешь домой с отечными ногами, быстро готовишь на завтра обед дражайшей половине, стираешь униформу, моешься и падаешь спать… Я где-то себя потеряла, на пути из этого дома в то светлое будущее, что мне пророчили и в которое я уезжала.
Кажется, после третьего выкидыша.
Самую главную бабушкину мечту я выполнить не сумела.
В первый раз кровь пришла через две недели после задержки. Перепуганная, я понеслась к врачу, и только там узнала, что ничем не поможешь.
– Так бывает, – сочувственно сказала участковый гинеколог, быстро записывая что-то в карту. На меня она не смотрела – за дверью ее ждал десяток пациенток. – Попьете витамины, пролечитесь, и через три месяца пытаться!
Она ободряюще улыбнулась, выписала названия препаратов и направление на платное УЗИ.
Так бывает. Естественный отбор и все такое: скорее всего, с эмбрионом было что-то не так. По статистике с выкидышем сталкивается чуть ли не каждая вторая… Я поняла, что все куда хуже, когда скинула в третий раз – на том же сроке.
Артем намекнул, что видно я чем-то болею. Когда я принесла известие от врача, что ему надо бросить пить и курить, пропить витамины, и сдать кое-какие анализы, он перепугался еще больше.
– В тебе дело, – уверенно заявил он. – Что со мной может быть не так? Ты же беременеешь. А дальше моя работа заканчивается и начинается твоя!
После пятого я перестала пытаться.
Нужны были дорогие обследования, поддержка родных, а Артем вел себя так, словно ребенок нужен только мне. Подруга, заметив заплаканные глаза, сказала: «А что ты пытаешься доказать и кому? Ты молодая, отдохни, подзаработай, подлечись». И я погрузилась в работу. В конце концов, не я первая, не я последняя. Я хотя бы могу забеременеть, а кто-то и этого лишен…
Я тяжело вздохнула и вновь достала флакончик, рассматривая в лунном свете.
Темное стекло, ни одной надписи. Почему же я жива, если убийцы были уверены, что со мной все будет кончено? Я такая зараза, что меня и яды не берут? Всем сорвала планы… Обычно меня хлебом не корми, дай что-нибудь нафантазировать, но сейчас в голову ничего не шло.
Кто они такие и станут ли искать? Спряталась я не очень надежно – если захотят, найдут, но почему-то чувствовала себя здесь в безопасности. Не хочу уходить из собственного дома. Абсурд, но здесь возникало ощущение, что все будет хорошо.
Завтра нужно обдумать все на свежую голову. Я похлопала Ирму по спине и вернулась в дом. Утро началось очень по-деревенски – меня разбудило кукареканье.
Во дворе я привела себя в порядок – вода в рукомойнике оказалась прохладной и приятной. Дальше по плану были кофе и завтрак. Заглянув в курятник, я набрала пяток свежих яиц, и вчерашний салат еще остался…
Меня так увлекли житейские дела, что я забыла обо всем. Вымыла яйца и поставила их вариться. Мысли о Ярцеве я блокировала – слишком страшно было думать о случившимся.
– Ритка! – на кухне появился Юрка и завис над кастрюлей, потирая руки. – О, яички! Всмятку?
Всмятку он любит с детства. Я пожала плечами и выключила газ – всмятку, так всмятку. Гренок добавить, молока, овощей и получится прекрасный деревенский завтрак.
– Вечером шашлыки сделаем, – сообщил он, собирая на стол. – Ты не против? Я мясо поставил…
Я снова пожала плечами. Похоже, пытается меня порадовать – шашлыки я любила, пока бабушка была жива. А после ее смерти – не очень.
После завтрака брат собрался на работу, а я решила пройтись. Несмотря на лес, летом тут людно – вряд ли мне что-то угрожает.
С главной сельской улицы я свернула в сторону леса. Для ягод и грибов рано, но, может, соберу немного трав. Я углубилась в лес, а затем вышла на опушку – по пути ничего интересного не попалось, хотя я прошла половину пути до станции. Придется возвращаться ни с чем… Я вышла на проселочную дорогу и побрела обратно. Воздухом подышу – он здесь хороший, мягкий, сосновый, такой, что само дышится.
В терпкий запах можжевельника вкралось что-то постороннее – словно бы пахло бензином… А еще остывшим двигателем и холодным металлом. Так бывает на природе – любой посторонний запах выходит на главный план.
Я обошла кусты и наткнулась на широченный, низкий багажник между можжевельных кустов. Ауди «ТТ», не слишком новая и обтертая. Спортивку загнали наискосок – торопились, бампер и капот утопали в пышных ветках.
Салон пустой, и судя по всему, давно здесь стоит.
Наверняка ведь это за мной… Кто еще станет прятать авто? Но у Ярцева другая машина, и у моих убийц тоже.
На всякий случай записала номер машины, и вернулась домой.
Брата я дожидалась, не выходя со двора. Меня одолевал страх: убежище я выбрала ненадежное, меня просто влекло домой…
Когда пришел Юрик и расстегнул пыльную форму почтальона, сразу стало спокойнее. Мне по-детски не хотелось уходить из дома, где, как кажется, заслонят и спасут от беды.
– Ну что, шашлыки? – улыбнулся он.
Я с облегчением кивнула и начала сервировать стол. Шашлык его дело, с меня только нарезать салат и расставить тарелки.
– Юра, если скажем, мне надо пробить кое-кого, – начала я, улучив момент. – Узнать, что за человек или машину по номеру пробить, то к кому можно обратиться? Ты кого-нибудь знаешь? – я так сильно стиснула нож, пахнущий свежим зеленым луком и укропом, что чуть не порезалась.
Брат как раз склонился над раковиной, чтобы умыться и застыл, рассматривая меня. Я сделала извиняющее лицо, всем видом показывая – проблемы, братишка. Он плеснул в лицо водой, и не торопясь, вытерся полотенцем.
– Так, дорогая, – решил он. – Давай-ка рассказывай, что случилось.
Глава 8
Я долго не могла подобрать слова и смотрела в миску с накрошенными ранними огурцами и ядреной редиской.
Как раз сейчас я резала перья зеленого лука, а Юрка нырнул по локоть в кастрюлю с шашлыком и ждал ответ. Такая уютная картина – мне очень не хотелось портить момент, я скучала по этим семейным сценам.
– Меня преследуют какие-то люди, – призналась я. – Из-за клиента, который ходит в наше кафе. Я его обслуживаю.
– И что хотят? – кивнул Юра. – Ты от них тут прячешься?
– Ага, – скривилась я, признаваться было неловко, тем более «преследуют» звучит не так пугающе, как «пытались убить». – Не знаю, что им надо… Подкараулили, избили… Юрка, так ты знаешь человека, кто пробьет данные или нет?
– Поищем, – серьезно кивнул он. – Не дрейфь, сеструха. Давай, салат режь, я сейчас вернусь.
Он ополоснул руки, испачканные соком замоченного мяса, обтер полотенцем и скрылся в гостиной. Я услышала, что он кому-то звонит и на сердце отлегло. Сейчас найдет кого-нибудь… Юрка общительный парень, у него полно друзей-знакомых.
– Женька Дорофеев, – сообщил он, когда вернулся и с чистой совестью начал нанизывать куски баранины на шампур. – Ты его не помнишь, я с ним дружил, когда у мамки жил. Ты пару раз его видела.
– Не помню, – пожала я плечами.
– Скажешь – от меня. В органах он сейчас, – без перехода пояснил он. – Я тебе номер записал, на столе лежит. Созвонитесь, когда в городе будешь.
На душе потихоньку легчало. Закончили мы приготовления в хорошем настроении. Развели во дворе мангал, я осталась дожидаться, пока прогорят угли, а Юрка ушел в дом и чем-то гремел на кухне.
Смотреть на обугленные раскаленные дрова, словно изнутри пухнувшие жаром так умиротворяюще… Чтобы чувствовать себе при деле, я заглянула в курятник и собрала яйца – шесть штук, еще теплые, в курином помете. Ополоснула их в уличном рукомойнике и собралась идти в дом, как вдруг услышала шорох.
– Рита! – через забор мне махнула соседка «справа».
Румяная, всегда в отличном настроении она предпочитала просторные спортивные костюмы, а волосы стригла по городской моде – в дерзкое каре. Клубника у нее всегда была отличная – еще с детства помню.
Я подошла, прижимая к себе яйца, чтобы не растерять по дороге.
– Лидия Михайловна, – поприветствовала я.
– А к тебе гости приезжали! – обрадовалась она за меня.
– Гости?
Пальцы сжались и одно из яиц лопнуло, окрасив ладонь ярким желтком. Соседка ничего не заметила.
– Парень, хороший такой! Молодой! – закивала она. – Подъезжал тебя спрашивал, когда вас не было.
Видно, это случилось, когда Юрка был на почте, а я шарахалась по лесу.
– А как выглядел?
Ремарка «молодой» ничего не значит. Ей и Ярцев молодой, если учесть, сколько соседке лет.
Она с энтузиазмом описала: темноволосый мужчина с голубыми глазами. «Совсем мальчик. Краси-и-вый». Сначала я подумала на Ярцева, кроме него я голубоглазых мужчин не знала, но когда соседка упомянула татуировки на руках, отринула эту версию. Я не видела Ярцева голым, но это молодежная мода. Да и не подходили к его стилю тату.
Федор? Я в упор не могла вспомнить, какого цвета глаза у нашего директора.
– А какая машина? – спросила я, вспомнил «ауди» в можжевельнике.
– Коричневая, – с готовностью сообщила соседка.
На марку рассчитывать глупо, но цвет – уже много. Коричневый – цвет для машины редкий, и та «ауди» была с шоколадным отливом.
Я сделала вид, что все в порядке, хотя настроение испортилось. Под предлогом, что мне нужно отнести яйца, я сбежала в кухню. Яйца сунула в холодильник и отмыла руки от желтка.
Я не знала никого, подходящего под описание – тем более с татуировками, и на спортивной «ауди». Пальцы слегка дрожали – то ли от ледяной воды, то ли от известий.
Кто это, черт возьми?!
– Рита!
Юрка спросил, как там угли и унесся во двор, оставив меня наедине с невеселыми мыслями. Пока он дома, мне спокойнее, хотя если так разобраться, то это психологический обман. Чем Юрка поможет, вознамерься нас убить всерьез? Но из-за этого чувства спокойствия на душе я и не хотела уезжать. Куда мне ехать? Последнее убежище…
Я вытерла руки, в гостиной собрала посуду – есть мы решили на свежем воздухе. Внимание привлекла записка на столе – обещанный друг Юрки, я сложила бумажку и убрала в карман, по соседству с пузырьком.
Вспомнив про него, я с тихим звяканьем поставила тарелки на стол. Вытащила флакончик, посмотрела на свет, словно он мог рассказать мне свои тайны.
Это вещество в пузырьке – веская улика. Можно отнести в полицию, отдать, они сделают анализ… Только убийцы оставили пузырек с остатками яда мне, пытаясь инсценировать самоубийство. Они не боялись, что вещество установят.
Я не понимала, какой у них был план, и не понимала, что теперь делать.
Может быть, найти Ярцева, рассказать все, как есть? Он должен знать своих врагов, разберется, кто хотел его убить. Если их арестуют, то мне ничего не будет грозить.
Да, хороший план. Жаль только, нереализуемый. Я не знала, где искать Ярцева. Что я вообще о нем знаю: фамилию, марку и цвет машины… не так уж мало, если разобраться. Надо только придумать, как воспользоваться этими знаниями.
Хуже другое. Он видел, что тот бокал принесла я. Он все понял.
Ярцев так на меня смотрел в том кафе, словно хотел сожрать. Если разумный человек, то не поверит ни одному слову и сразу сдаст в полицию. Следовало искать другой выход.
– Ритка! Да где ты пропадаешь!.. – донеслось со двора.
Я постаралась беззаботно улыбнуться – хотя бы через силу, собрала тарелки и понесла во двор. Непонятно во что влипла сама и втравила брата…
Ужин удался на славу.
Как следует посидев, я решила признаться и рассказала про «ауди». Очень хотелось проверить, на месте ли она, но на ночь глядя даже вдвоем с Юркой страшновато идти.
– А, пошли! – вдруг сказал он.
В гостиной брат снял со стены ружье, пошарил в ящике комода и добыл горсть патронов. К лесу мы шли молча, я все больше смотрела под ноги и нервничала, а Юрка вел себя как ни в чем ни бывало, даже насвистывал на ходу… Он не воспринимает опасность всерьез, с отчаянием поняла я. Для него это все – понарошку.
Он еще не понял, как крупно мы можем влипнуть.
«Ауди» оказалась на месте, похоже, за все это время к ней никто не прикасался. Где же хозяин?
Юрка рассмотрел салон через окна и задумчиво хмыкнул.
– Рит, ну стоит машина, и? – неожиданно спросил он. – С чего ты взяла, что по твою душу?
– Тетя Зина сказала, что на этой машине меня спрашивали, – тихо злясь, напомнила я.
– А ты тетю Зину не знаешь, да? Она еще не то скажет… Забыла, как она на полном серьезе рассказывала, как к ней покойный муж приходил? Она придумает, а потом сама поверит.
– Машина в кустах, согласись, странно! – я показала на «ауди» в можжевельнике. – Зачем ее здесь ставить? Ее прятали!
– Да, странно, – нехотя согласился Юрка. – Надо участковому сказать… Ты тут побудь, я пойду ружье закину и Семеныча найду.
Не успела я опомниться, как брат зашагал обратно к селу, оставив меня на пыльной дороге. Сначала я хотела броситься следом, но лес, еще солнечный и веселый, был полон звуков, вдалеке гудела электричка, я слышала гомон людей – со станции шли пассажиры. Ничего не случится… Скоро брат вернется с участковым, и мы разберемся, что к чему.
Глава 9
От машины я отошла довольно далеко. Из-за деревьев потихоньку подбирались сумерки – в лесу темнеет рано, а мне хотелось солнышка. Я дошла до железной дороги и побрела вдоль путей.
Если что, телефон с собой – Юрка позвонит.
Почему-то на природе мне стало лучше. Раньше не замечала за собой умиротворения от лютиков и лепестков, хотя село любила. В городе я вечно на взводе. Я дышала запахом шпал, дегтя, смолы, и полевых трав. Поле покачивало головками цветов, а сверху его накрыло, как купол, прозрачное светло-голубое небо.
В кармане зазвонил телефон, нарушив идиллию. Наверняка, Юрка с участковым вернулись к машине.
Я взглянула на номер и мысленно застонала – это был Артем. Очень вовремя. Сейчас начнется… Что именно – варианта два: либо скандал за то, что уехала, либо извинения и уговоры вернуться.
– Привет, – вздохнула я.
– Слушай, Рит…
При первых звуках неуверенного голоса я насторожилась. Голос плавал, муж мялся. У него не получается сформулировать мысль?
– Тут один парень приходил, тебя спрашивал…
– Что за парень? – напряглась я. – Как выглядит? С татуировками?
– Нет… Высокий, худой и видно, что при деньгах… Что ему от тебя надо?
Раз без тату – это кто-то новый? Или мой муж просто их не заметил? На него вообще нельзя положиться: он ничего не видит, не слышит, не помнит, ему все неинтересно…
– Ты у меня спрашиваешь? – разозлилась я. – Я даже не знаю, кто это! Старый или молодой?
– Лет двадцать.
Я тихо выдохнула: это не Ярцев. И те, кто пытался меня убить, тоже были старше. Я хлопнула себя по лбу от внезапной догадки.
– А его не Федор зовут, он не представлялся? – вдруг наш юный директор беспокоился обо мне.
Татуировок у него нет, но Федор при мне не раздевался и короткий рукав не носил. Мог набить, в конце концов, это сейчас модно. Только вот «тэтэшки» у него нет, хотя ничего не мешает одолжить спортивку у друзей.
– Он не сказал! Ритка! Мне что-то не нравится это… Откуда у тебя столько знакомых при бабках? Я ему сказал, что ты к брату уехала.
– Сказал? – опешила я. – Вот так просто взял и сказал незнакомому парню, где меня найти?
Этот дурак с ума сошел? Во-первых, глупо рассказывать незнакомцам о местонахождении своих родных! Во-вторых, мой ревнивый муж просто не мог сказать молодому и богатому парню, где я!
– Он сказал, что с твоей работы, – пояснил муж. – То ли администратор, то ли менеджер, кто вас разберет…
– Так это все-таки Федор? – я злилась на его непонятливость. Неужели так трудно спросить имя, чтобы я не гадала. Можно позвонить в кафе, спросить… Нет, слишком опасно и страшно. – Артем! Умоляю, если еще кто-то придет, никому не говори, где я!
Я отключила телефон, борясь с непослушными пальцами. И что теперь делать? Неизвестно, кому он все выложил. Единственный способ все выяснить – позвонить Федору и узнать, не он ли это был.
С другой стороны я уже убедилась, что Федор трус и сдаст меня в два счета. Придется уезжать из села, только брата предупредить надо.
Какое-то животное чутье вдруг погнало меня из дома. Мне плотно сели на хвост и все чего я добьюсь, если буду упорствовать – выведу на свое логово врагов и рискну жизнью близких.
Но к мужу возвращаться нельзя, а больше в городе пойти не к кому.
Я поспешила обратно, но рядом с «ауди» никого не нашла. Сельская улица была тихой и пустой – уже вечерело, люди сидели по домам. Чувствуя себя неуютно, я добралась до дома и толкнула калитку.
– Юрка! – крикнула я и остановилась, как вкопанная.
Перед крыльцом, растянувшись, словно в прыжке, лежала Ирма. Остекленевшие глаза и криво обнаженные стертые клыки в посмертном оскале… Она мертва.
– Ирма, – я подошла и опустилась на колени, провела по собачьему боку.
Под колкой пыльной шерстью кожа была холодной, как резина. На загривке мех стоял дыбом. Морда в кровавых хлопьях пены. Отравили? Но соседи Ирму любят и травить ее некому, кроме тех, кто хотел проникнуть в дом.
– Юра, – тихо позвала я, надеясь, что он откликнется.
Я выпрямилась, положив руки на колени, и вытянула шею пытаясь рассмотреть что-нибудь в окнах. В кухонном почудилось движение, но это «вафельная» занавеска гуляла на сквозняке.
Я вскочила и бросилась вон со двора. Участковый жил неподалеку и отлично нас знал – дружил с дедом. Но дома Семеныча не оказалось. Я долго колотила в дверь, его мелкая трусливая дворняжка забилась в будку и ворчала оттуда.
На шум выглянула соседка:
– Ты чего так стучишь? – она козырьком приложила руку ко лбу, закрываясь от тусклого закатного солнца. – Случилось что?
– Ирму убили, – пробормотала я.
– Собаку? – не поняла она. – А Семеныч тебе зачем?
Она с любопытством рассматривала меня через невысокий забор. С ее точки зрения убитая собака – не повод ломиться в дом участкового. Я же не могла сказать – за мной охотятся.
– Юрка заходил, не знаете?
– Не видала, – со значением протянула она.
Под бдительным соседкиным взглядом я вернулась к нашей калитке.
Во дворе ничего не изменилось. Распластанная Ирма лежала поперек дорожки, закрывая путь к крыльцу. Я осмотрелась внимательнее: взрытая земля, утварь вперемешку, словно Ирма крутилась, не разбирая дороги – уже умирающая?
Я перешагнула ее и поднялась на скрипучее крыльцо. Отполированные резные перила казались гладкими от лака. Прислушалась и приоткрыла дверь. Спасибо Юре, петли отлично смазаны…
Он сам лежал в глубине прихожей. Просто очертания, словно брошенные в углу тряпки.
– Юра, – тихо позвала я.
В доме было прохладно и очень тихо. Слышно, как жужжат мухи и бьются в стекло. Из моей прихожей тянуло кровью, и я поняла, откуда здесь столько мух – они роились над телом моего брата.
Глава 10
Ноги меня не держали, я повалилась на колени, цепляясь за дверь.
Брат лежал полубоком, зажав ружье под собой. Он смотрел такими же глазами, что и Ирма – стеклянными и огромными, словно удивился, близко увидев смерть. Лицо, шея, клетчатая рубашка в крови, словно в фильмах ужасов. Я смотрела и не верила, что это мой брат.
– Хозяйка! – раздалось с улицы. – Есть кто? Кто кричал?..
При появлении участкового я совсем расклеилась. Следующие пятнадцать минут я давала показания и пыталась примириться с реальностью. Раскисать нельзя: в коридоре роилась полиция и мне нужно решить, что говорить.
– Ну, Рита, рассказывай, – негромко сказал участковый, садясь за стол напротив.
Я упомянула про «ауди» в кустах можжевельника, но промолчала о яде. Тянуло открыться давно знакомому человеку, но что-то меня держало. Целиком история выглядела бредом сумасшедшего.
Но мой брат мертв – и это не бред.
– Виктор Семенович, – пробормотала я, набравшись смелости.
– Что, Ритонька? – ласково спросил он, заполняя какие-то бумажки на столе.
До меня вдруг дошло, что за нашим семейным столом осталась я и участковый, оформляющий убийство моего брата. Тело из коридора убрали – повезли на экспертизу, как пояснил сосед.
– Пожалуйста, выслушайте меня…
Еле выталкивая слова, я рассказала о происшествии в кафе. Семеныч слушал без тени на лице, даже когда я призналась в убийстве случайного гостя коктейлем «Манхеттен»…
Только хмыкнул и вернулся к протоколу – Семеныч мне не верил.
– Риточка, не нервничай, – миролюбиво посоветовал участковый. – Разберемся.
– Почему вы мне не верите… – пролепетала я. – Позвоните в кафе! Там человек погиб, его рвало кровью! Уверена, Юрку тоже убили они!
– Рита, я понял, – сосед тяжело вздохнул, словно собирался сказать что-то неприятное. – Успокойся. Человек может подавил, может сердце не выдержало, кто его знает. Ты уверена, что его кровью рвало? А не томатным соком? Ты девочка впечатлительная, могла неправильно понять…
– Виктор Семенович! – возмутилась я.
– Экспертизы еще не было, но Рита… Поверь моему опыту, Юрку зверь убил, не человек. Медведь скорее, рысь, кто еще у нас водится…
– А Ирму? – я с вызовом вскинула брови. – Она отравлена.
– Задушили ее. Много ли ей надо… Медведи на запах еды идут, вы вчера готовили, так? Вот он и пришел, ребята говорили, видели медведей здесь пару раз. Мы разберемся, Рита. Доверься. А ружья я заберу, – без перехода сказал участковый. – «Вепрь» где?
– Не знаю, – пробормотала я. – Юрка сказал, снял. Куда дел не в курсе, я же в городе живу.
Я начала оправдываться, словно обязана следить за чужим оружием.
– Все, понял, – закивал Семеныч. – Не волнуйся, решим. Ты что думаешь делать?
Я пожала плечами.
– В город вернусь, – я пододвинула связку ключей. – Присмотрите за домом, ладно? И похороните Ирму.
Он кивнул и подтолкнул ко мне протокол.
– Подпиши.
На том мы и расстались. Семеныч лучше держаться своей версии, а мне своей. Потому что стану следующей, если буду беспечна.
Я побросала вещи обратно в наполовину разобранную сумку, взяла телефон – и свой, и Юркин. Проверила пузырек – он был на месте, и отправилась на станцию.
В электричке, следующей в город, я села у окна и прижалась к холодному стеклу. Вокруг галдели уставшие дачники, и всем было плевать, что сегодня из нашей большой и дружной семьи я осталась одна.
Нет, если еще где-то мама… Отец, которого я не видела. Их я ощущала дальними родственниками, которые приезжают раз в пять лет, и ты их почти не знаешь. Это не семья. А мимо отца я пройду, не узнав, если встречу на улице.
Я возвращалась в город, но не знала, что мне там делать. Негде жить, не на кого положиться. Очень хотелось верить, что меня не ищут. Лучше бы они считали, что убили меня в той роще. Если бы мой муж держал язык за зубами, может быть, Юрка остался жив. А может и нет.
Я достала записку брата. Мне обещали помощь. Хотя бы узнаю, кому принадлежала коричневая «ауди», и кто такой, черт возьми, этот Ярцев.
Он интересовал меня больше всего.
Когда я оказалась на перроне, свободная на все четыре стороны, уже окончательно стемнело. Впереди ночь, а мне негде остановиться. Я рассматривала пассажиров и встречающих, как бродяжка, которой некуда пойти – с тоской, и надеждой.
Но я не симпатичный щенок, меня не подберет добрый дядька.
Я забросила сумку на плечо и побрела по вокзалу, испытывая смутную зависть к тем, кому есть куда пойти и на кого опереться. Пока семья с тобой, кажется, что это навсегда. А когда теряешь близких, холод одиночества начинает медленно жрать душу и конца этому нет.
На бульваре я выбрала уединенную скамейку и присела, намереваясь позвонить. Задерживаться не стоит: одинокая девушка привлекает внимание. Компания у входа в метро заинтересовалась мной сразу, как только я приземлилась на скамью.
Я набрала номер друга Юры, стараясь выглядеть мрачной и собранной, чтобы у парней не возникло желания со мной познакомиться.
– Привет! – внезапно раздалось в трубке, и я вздрогнула.
Я звонила с телефона брата.
– Это его сестра, – промямлила я. – Рита… Произошло несчастье…
Как сумела, объяснила, что Юра погиб. Компания у входа в метро потеряла ко мне интерес, наверное, услышали слово «убийство».
– Перед смертью Юра обещал, что вы поможете, – закончила я. – Мне очень нужна помощь… Я только приехала и мне некуда пойти.
– Конечно, – засуетился он. – Вы где? Сейчас подъеду.
Я объяснила, где нахожусь и отключилась. Компания из пятерых парней снова меня рассматривала.
Лучше зайти в ближайший магазин и дождаться там. Неподалеку светились огромные витрины, нарядные манекены – женские, мужские и детские, подсказывали, что это магазин семейного формата. Когда от подозрительной компании отделился один из парней – самого свирепого вида, я заторопилась.
Покручивая на пальце связку ключей, он вразвалочку двинулся за мной. Я юркнула в открытые двери, надеясь избавиться от неприятного «хвоста». И с колотящимся сердцем встала у окна: парень подумал-подумал и вернулся к друзьям.
Чтобы не смущать продавцов, я просмотрела стойку с платьями.
Красный, оранжевый, голубой, все в цветах или с яркими картинками. Одежда мне нужна, а я где-то слышала, что если хочешь отвлечь внимание от лица – купи пару темных очков, надень что-то яркое и никто тебя не узнает.
Я выбрала самое яркое, что нашлось: розовое платье с рисунком женского гламурного профиля. Цену просили божескую, я примерила его прямо поверх своей одежды – платье прекрасно тянулось, и рассчиталась на кассе.
Заодно купила красный платок – хочешь, носи на голове, хочешь на шее. К платью он не подходил, но я спрячу под ним волосы. Не очень приметные: русые с белыми прядями, но лучше не рисковать. В городе за мной охота.
Телефон зазвонил, когда я забирала сдачу.
Я перекинула пакет в левую руку, ссыпала мелочь в задний карман и ответила: Женя, как он попросил его называть, ждал меня у входа в метро.
Которая меня вспугнула, уже куда-то пропала. Напротив лестницы стоял и улыбался смутно знакомый парень.
– Рита? – спросил он, когда я неуверенно подошла, нервно сжимая пакет с покупками. – Помнишь меня?
…Конечно, я его вспомнила. Лопоухого мальчишку в нашем общем с братом детстве. Время от времени он гостил у нас на летних каникулах, но был старше меня и мы не пересекались. Им со мной, мелкотой, было скучно.
– Привет, – ошеломленно сказала я.
Он стал другим: худощавый, но с развитыми плечами, словно часть времени с удовольствием проводил в спортзале. Широкие скулы, крупный подбородок, стрижка простая – иначе по уставу, наверное, не положено. Одет он был в гражданское: джинсы, футболку с логотипом незнакомой команды, и выглядел так обыденно. Совсем не похож на опера.
Не Ярцев, конечно. Но и не мой Охмелюк.
Женька с усмешкой наблюдал за мной.
– Вымахала, – покачал он головой и помрачнел. – Ну, что поехали? Юрку помянуть надо, земля ему пухом.
Машина у него оказалась вполне приличной – зеленый «рено» из недорогих. Я устроилась рядом, пристегнулась. Женька без умолку болтал, я узнала кучу новостей о незнакомых людях.
Да, мы были знакомы, но не близко и что он за человек, сказать не могу. И никто не в курсе, что я села в его машину на ночь глядя и еду непонятно куда.
– Переночуешь у меня, – сказал он, словно прочтя мысли. – Бабушку Нину жалко, но слава богу, не дожила она до Юркиной смерти.
Бабушка Нина – это моя бабушка. При ее упоминании я расслабилась и дала себя увезти в темноту по незнакомому маршруту. В конце концов, это друг моего брата. Что может случиться?
Глава 11
Женя жил в двухкомнатной малосемейке. В подъезде панельного дома несло плесенью и старьем. Лифт не работал, а узкие лестничные пролеты заставлены всяким хламом.
На пятом этаже он отпер обшитую дерматином дверь и пригласил в квартиру. Внутри оказалось не так плохо, как я боялась: относительно свежий ремонт, красивые светильники. Кухня обставлена мебелью из сетевого магазина.
Я уселась за темный полированный стол. Стул был удобным, хоть и с металлической спинкой. Женька полез в холодильник, бросил на стол батон «докторской» колбасы, пачку майонеза. Еще ни один мужчина не предложил мне бутерброд с салатом и зеленью.
– Давай? – он предложил пива, но я отказалась. – За Юрку, – он залпом прикончил полбутылки.
Я вдруг остро почувствовала, что нахожусь в замкнутой квартире с незнакомым парнем и, возможно, он сейчас напьется. А после последних событий как-то не тянуло доверять людям.
– Рассказывай, в чем дело, – он потрепал мою руку, сжатую в нервный кулак.
– Меня преследуют какие-то люди. Я у брата пряталась… – я опустила глаза. Женька ждал продолжения, а я боялась – еще помню, как отреагировал Семеныч на мои откровения. – В общем, я хочу узнать про человека. Кто он, чем занимается. Его фамилия Ярцев… И про машину, коричневая Ауди «ТТ».
Я переписала номер на салфетку и пододвинула к нему.
– Его машина? – уточнил Женька.
– Не знаю.
– Так, а имя-отчество, год рождения?
– Ездит на черном «ягуаре». Это все, что знаю.
– Он тебя преследует? – он прочел записку и убрал в бумажник. – Успокойся, завтра все выясню.
– Так быстро? – удивилась я.
– А чего тянуть? – он мрачно глотнул пива. – Так что с Юркой случилось?
– Участковый сказал, задрал медведь, – пробормотала я, чувствуя себя так, словно говорю не о своем брате, а о ком-то чужом.
Я до сих пор не могла поверить в его смерть, словно это страшный сон. Будто скоро я проснусь и все исчезнет. Каждый раз, когда я его вспоминала, внутри возникал вакуум, и я не понимала, какими чувствами его заполнить.
Мы немного посидели и, сославшись на сильную усталость, я попросилась спать. Женька ничего не смог предложить, кроме кресла-кровати в маленькой комнате.
В этой постели я ворочалась полночи. От подушки пахло сыростью. Я смотрела в потолок: по нему плавал свет автомобильных фар. От городского шума, долетавшего из приоткрытого окна, было так тоскливо, что хотелось выть. Пульс болезненно бился в висках: я вспоминала Юрку и его нелепую смерть, сделавшую меня полностью одинокой. Воспоминания причиняли боль, будущее внушало страх и я начала искать, на что отвлечься.
Бабушка, муж, Ирма – все вызывало сожаления. Ярцев…
Интересно, что он сейчас делает? Я представила, что засыпает тоже – где, в какой постели, с кем? – и постепенно сама провалилась в тревожный, поверхностный сон.
Утро выдалось веселым и ярким, как стакан свежевыжатого морковного сока. На кухне я раздвинула шторы, впуская свет в пыльное пространство. Утро не дало бодрости, но я через силу привела себя в порядок.
В квартире я была одна и чувствовала себя свободно – Женька ушел. Следовало решить, что делать дальше.
Он внушал уверенность, но я еще не поняла, насколько могу ему доверять. Зато смогу воспользоваться его связями, а еще он мог меня спрятать. Проверять многочисленных знакомых Юрки вряд ли кто-то будет. Или я ошибаюсь?
Подумала, не позвонить ли мужу, но нет. Во-первых, он в любом случае на меня наорет. Во-вторых, помочь не сможет, а нервы помотает.
Я посмотрела новости, но ничего о происшествии в кафе не нашла. О Юрке тоже молчок. Мы слишком мелкие сошки, чтобы говорить о нас даже по местным каналам. В комнате я обнаружила компьютер, но постеснялась включать без разрешения.
Женька вернулся около семи вечера – с бутылкой пива. Я засомневалась, а действительно ли он служит в органах? Юрка что-то такое говорил, но я так и не увидела ни одного подтверждения и пьет слишком много.
– Интересные у тебя знакомства, – задумчиво сказал он, глотнув темного нефильтрованного, и уселся напротив.
Сердце прыгнуло в груди. Вид у него был растерянным, опер погрузился в себя, будто пытался разгадать сложную, интересную задачку.
– Только ты ошиблась, – вдруг сказал он. – Машина, коричневая «тэтэшка» тоже принадлежит Ярцеву, – Женя продолжил, прежде чем я задала вопросы. – Только не старшему, а младшему. Машина оформлена на Константина Ярцева, его сына.
– Ты уверен? – переспросила я.
Получается, его сын искал меня в селе, возможно, следил за домом – зачем?
– Еще как, – подтвердил Женька. – Сын сейчас в розыске. Несколько дней как пропал без вести.
Я напряженно слушала, еще не зная, как относиться к новостям.
– Теперь о папане… Ярослав Ярцев, сорок два, не женат. Интересный человек, – многозначительно хмыкнул опер. – Официально держит издание, газету. Аккуратно платит налоги. Фактически уровень жизни уровню доходов не соответствует. Газета выпускается раз в квартал, тираж огромный, распространяется бесплатно, а рекламодателей негусто… Понимаешь, что это?
– Что? – уточнила я.
– Криминал.
– Да ну, – я вспомнила глаза Ярцева – чистые и безмятежные, как небо. У криминальных дельцов таких глаз не бывает. Я поймала себя, что вновь начала домысливать. – Уклонение от налогов? Многие скрывают реальный доход, почему сразу криминал?
– Тоже так подумал, – согласился Женька. – Потом посмотрел, что за газета у него, сколько рекламы… Она убыточная. Где ж он деньги на свой «ягуар» взял? Завтра присмотрюсь к нему… Послежу.
– Зачем? – не поняла я.
– Ты говоришь он хороший, – пожал Женька плечами и заржал. – А за хорошим человеком почему не последить? – он глотнул пива и задумался. – Ритусь, а что он от тебя хочет?
Ненавижу, когда меня называют «Ритусями» и прочими формами издевательства над именем.
– Не знаю… – буркнула я, закрывшись. – Прилип… Что парни от девушек хотят?
Брякнула и сама пожалела. Женька осмотрел меня, хмыкнул и выражение его лица мне не понравилось. По правде, от его взгляда стало жутко. Оценивает, как кусок мяса.
– Ну, вот и выясним, – заключил он. – Пригляжусь, что за человек…
– Не надо,– испугалась я.
– Не дрейфь. Не мальчика учишь, – усмехнулся он и продолжил. – Сам Ярцев из Волгограда. Переехал лет десять назад, сначала работал в редакции, затем путь проследить не удалось… Ребенок зарегистрирован один, женат не был. Алименты официально не выплачивал. Сыну девятнадцать, учится на платном отделении Дипломатического Вуза по специальности «Международное право»…
Я присвистнула. Да, на такое образование убыточной газетой не заработаешь… Или неизвестная мама вложилась в парня?
– А кто мать? – заинтересовалась я.
– Завтра уточню.
Пока в истории не было ничего, что могло подсказать направление куда двигаться.
– А враги у него есть? Конкуренты?
– Конкуренты, конечно, – Женька глотнул пива. – Но все удачливее Ярцева… А что за враги?
– Любые, – пожала я плечами, не готовая рассказать правду.
– Глубже копать надо. Мутный этот Ярцев, если смотреть по тому, что знаю – врагов нет… Какие враги с таким «бизнесом». Если смотреть шире и пораскинуть мозгами, откуда у бизнесмена с убытками дорогая тачка, нет кредитов и счет в банке, то варианты появляются, правда?
Говорил он с неясной злостью. Моя настойчивость его раздражала или я потихоньку превращаюсь в обузу? Сначала сестре старого приятеля он обрадовался, а наутро понял, что проблем от нее много…
Я вспомнила свои сомнения о его должности и обтекаемо спросила:
– А твоей службе это не помешает?
– Какая служба, ты что, – он сморщился, словно вопрос его насмешил. – Я давно в частный сектор ушел. Денег больше, проблем меньше.
Он тяжело вздохнул, точно ему взгрустнулось и прикончил бутылку до донышка. Глаза уже были мутными. Пьет он немало, а жить в одной квартире с малознакомым мужиком, любящим заложить за воротник, небезопасно. Тем более, я начала его напрягать…
Но сегодня идти мне некуда.
Я легла у себя, напряженно слушая, как Женька шарахается в глубине квартиры. А утром Женька, явно мучась с похмелья, мрачно сообщил, что займется Ярцевым вплотную, вернется поздно и там «будем решать».
Что именно мы «решим» я уточнять не стала.
Проводила его, выпила кофе и твердо решила заняться своей жизнью.
Не люблю быть в тягость.
Глава 12
Любой путь начинается с маленького шага.
Я вышла из квартиры, захлопнув дверь – Женька оставил мне запасные ключи. Мне нужен был ближайший кафетерий: дрянной кофе и бесплатный вай-фай.
Я взяла эспрессо и булочку с корицей средней паршивости. У нас в «Магнолии» их пекли несравнимо лучше. На мне было розовое яркое платье, белые сандалии и среди обычных посетителей – студентов и молодежи, я не выделялась.
Столик на двоих у окна, который я заняла, напоминал маленький круглый грибок, а дизайнерский якобы эргономичный стул оказался неудобным. Солнце било прямо в глаза. Но я с трудом урвала это место – в кафе битком, так что пересаживаться не стану.
Нужно снять квартиру. Немного денег есть, но что потом? Мне нужна работа, уверенность и что убийцы не идут по пятам, иначе как жить дальше?
Но вместо объявлений о найме, я решила почитать про Ярцева.
Ничего нового не узнала – основы Женька уже рассказал. Зато нашла его фото и на какое-то время зависла.
Снимок был с рабочего сайта – портрет крупным планом, но все равно получилось неплохо. С плотоядным видом Ярцев смотрел в камеру своими бесподобными глазами. Теперь во взгляде мерещились холод и сталь. Он улыбался, но едва заметно – как будто слегка растянул губы, чтобы придать лицу безобидное выражение.
Слышала, на восприятие внешности влияет то, что вы об этом человеке знаете. И теперь Ярцев не казался милым, а его улыбка перестала быть подарком.
– …Девушка, занято?
Я подняла глаза. Студент с заткнутыми наушниками ушами, стоял над столиком с дымящимся стаканом кофе и пирожком. Я неопределенно буркнула «да», и он уселся напротив. Сначала меня смущало соседство, но парень погрузился в телефон и в мой экран не подглядывал.
Я вернулась к фото Ярцева.
Красивый. Старше моего придурка, а выглядит лучше.
Повинуясь шестому чувству, я поискала его сына и на меня посыпалась информация. Он был зарегистрирован почти во всех соцсетях. Я нашла фото «тэтэшки» и это оказалась не единственная его машина, дальше пошли клубные снимки, отдых и девушки, девушки, девушки… Ничего интересного. Обычные страницы молодого мажора, которому некуда девать время и деньги.
Он был похож на отца, очень.
Те же голубые глаза, вьющиеся каштановые волосы, смуглая кожа. У обоих восточный тип лица. Красивый порочный рот, прямой нос – с такой внешностью он мог стать моделью. И вместе с тем, впечатление производил отталкивающее. Ярцев-старший куда приятнее.
Я поискала заметки об инциденте в кафе и быстро нашла. Но малоконкретные и обтекаемые: в кафе умер человек, ведется следствие. «Магнолию» закрыли.
А ведь это странно. Настораживало, что номер я не меняла, а никто из полиции не звонил. Я там работала и должна проходить минимум свидетелем. Если вспомнить, что злополучный бокал отнесла я, то мне должны позвонить первой, а то и арестовать.
Обо мне как будто забыли.
Очень хотелось позвонить девочкам или вредной администраторше, да хоть Федору! – но я не торопилась. Я даже мужу боялась звонить. Интуитивно мне хотелось вести себя тихо и не высовываться.
Любопытство – опасная черта. Узнаю я, кто пытался меня убить, чем это поможет, когда они попытаются снова? Лучше спрятаться, а на передовой пусть побудет Женька. Он бывший мент, мужик. Шансы, что меня через него найдут – мизерные, а разузнать он сможет много.
Я просмотрела объявления и сделала несколько звонков. В двух местах меня пригласили на собеседование. Еще на одну ночь придется остаться в гостях, но завтра я найду работу и смогу позволить себе жилье.
Домой вернулась под вечер: в городе я чувствовала себя в безопасности, суета отвлекала от плохих мыслей и воспоминаний о брате.
Женьки еще не было, и я вздохнула с облегчением – боялась, что он вновь набирается на кухне… Нет, точно нужно сваливать. Днем я успокоилась и его соседство казалось не таким пугающим, но к вечеру тревога разыгралась. Не хочу жить в одной квартире неизвестно с кем.
На обратном пути я забежала в магазин и теперь плюхнула сумку на кухонный стол. Достала пакет с шампиньонами, рассматривая шляпки – несколько показались порченными. На ужин я собиралась приготовить мясо с грибами.
Меня отвлек телефон.
– Да? – осторожно ответила я, испугавшись незнакомого номера.
На кухне пахло грибами и холодным потом – от страха меня бросило в испарину.
– Ритонька?
Сердце на октаву прыгнуло вверх. Звонил участковый и по тону я поняла, что новости плохие. О моем брате.
– Рита, я по поводу Юры… Заключение не готово, но предварительное мнение сказали. Он погиб из-за нападения животного, – сосед говорил тем самым тоном, каким сообщают о смерти близких. – Но это был не медведь…
Я услышала в прихожей тихий поворот ключа – скрип, затем щелчок. Женька вернулся. Вовремя и надеюсь, без пива. Отметила это краем сознания и сосредоточилась на словах участкового:
– Точно не установили, но эксперт сказал, похоже на крупное кошачье…
– Кошачье? – я нахмурилась. – Это что такое? Рысь?
– Рысь бы в дом не полезла. Есть подозрение, что из частного зоопарка сбежал зверь, неподалеку как раз поселок для богатых.
«Рядом» – это он преувеличил. Километрах в пятидесяти, но кто знает, может для «крупного кошачьего» это рукой подать. Элитный район. Я видела те дома, больше на дворцы похожи. У таких и личный зоопарк может оказаться.
– Ружье я так и не нашел.
– Юрка говорил, спрятал… – заметила я, вспомнив «вепрь» дедушки.
Спрятал так, что при обысках найти не могут? Кто-то его унес, но кто?
Пульс бился в горле, словно я переволновалась. Я до сих пор не могла успокоиться после его слов про «кошачье». Не могло же оно утащить оружие.
– Еще, Рита… Пробил машину, о которой ты говорила. Это машина Константина Ярцева.
Я облегченно выдохнула: это я уже знаю, Женька быстрее добыл информацию.
– …Это друг шефа, который твоим кафе заведует. Шеф твой в бега подался, Ярцев пропал без вести. И насчет кафе ты была права, – он тяжело вздохнул. – Человек погиб от обширного внутреннего кровотечения. Ты сказала, что-то ему подлили. Ты можешь подойти завтра и дать показания? Я со следователем поговорил, он примет.
Я растерялась, не понимая, хорошо это или плохо. Мне очень не нравился его голос. Слишком, слишком напряженный. Как будто смерть брата – еще не самое страшное, что меня ждет.
– Ладно, – пробормотала я.
– Я позвоню, – закончил сосед. – Береги себя, девочка. Не нравится мне это.
– До свидания…
Зря думала плохо про деда – сначала мне казалось, он что-то скрывает и не рвется помогать, но сейчас он был искренним. Может и стоило ему довериться с самого начала. Я автоматически продолжила разбирать покупки. Сосед сказал: наш директор Федор в бегах, сын Ярцева – пропал без вести. Что происходит?..
Но мне стало легче: завтра я пойду к следователю, отдам флакон, который прячу в кармане платья и все без утайки расскажу. И все закончится. Они разберутся, я верю.
– Звонили насчет брата! – сказала я, вспомнив про Женьку.
Тот не откликнулся.
В прихожей было тихо: ни шума, ни возни, даже половица не скрипнула, хотя под его топотом пол обычно ходил ходуном.
Возникло ощущение, что ко мне подкрадываются сзади. По спине пробежали мурашки: шею, лопатки и позвоночник кололо, словно иглами. Будь у меня шерсть на загривке, она бы встала дыбом.
Интуиция или шестое чувство предупреждали: обернись.
Я резко развернулась и покупки посыпались из рук: на пороге кухни стоял Ярцев и пристально смотрел на меня.
Глава 13
Я смотрела и не верила.
Наверное, так чувствуют себя люди, столкнувшись с привидением где-нибудь в спальне или в ванной – неверие, шок, оторопь.
Из-за полумрака лицо частично скрыли тени, и я не сразу разобрала, кто это – отец или сын. Все это время он стоял там и слушал мой разговор с соседом.
Ярцев вышел на свет и безмятежно сказал:
– Привет.
Он улыбнулся и показалось, что сейчас он продолжит: мне как обычно… Сом в сухарях, соте и «Манхеттен» … Поскорее, Рита, нет времени ждать. Наваждение исчезло, оставив послевкусие легкого безумия.
Выглядел он, как всегда: спокойный, дружелюбный. Черный костюм, белая рубашка, будто он дорогой телохранитель или только вернулся с похорон. Руки свободно держали ремень, оттопырив металлическую пряжку.
Я отступила, опираясь ладонями на стол позади. У меня перехватило дыхание. Вопреки фактам я надеялась, что морок растает. Я никак не могла поверить, что он здесь.
Ярцев стоял на пороге и терпеливо ждал, пока я приду в себя.
– Рита, – произнес он, пробуя на вкус звуки, словно ему нравилось мое имя. – Ри-и-та.
Слова лились плавно, словно горло у него смазано жиром. Мягкий говор, бархатистый тон – все обман. Голос Ярцева – плюш, натянутый на стальную конструкцию.
Я съежилась, как загнанная в угол кошка. Бежать некуда, он заблокировал единственный выход.
– Я тебя чем-то обидел? – мягко спросил Ярцев. – Мало оставлял чаевых?
Меня заставили… Я не виновата…
Но под взглядом голубых глаз слова вяли в уме, не успевая обрести силу.
Мой жалкий лепет казался неубедительным даже мне. Он не поверит – я вижу это в глазах, позе, серьезном выражении лица – он не за ответами пришел. Не знаю, зачем, но не за ними.
– Где Женька? – выдавила я, ощущая каждый миллиметр сухого, как пустыня Сахара, горла.
Ярцев улыбнулся и приподнял руку. В пальцах болталась Женькина связка ключей. Сердце как будто провалилось в пропасть… Он хотел проследить за Ярцевым. Неужели попался?
– Что вы с ним сделали? – пробормотала я.
– Я? – он как будто удивился. – Ничего. Он сам отдал ключи.
– Где он?
Край стола чувствительно упирался в поясницу, отступить я не могла. Разве что забраться сверху.
– Кто он тебе? – Ярцев неожиданно усмехнулся. – Любовник?
– Друг… – выдавила я и он рассмеялся.
– Не беспокойся, с ним все в порядке, – Ярцев продолжал неуловимо-оскорбительно улыбаться. – Он пришел ко мне и спросил, зачем я тебя ищу. За некую сумму он предложил сказать, где ты и передал ключи. Мы будем одни до утра, Рита.
– Нет… – меня охватило напряжение, сильное, до трясучки. – Не верю.
Он не мог так поступить… Губы задрожали, а на глаза навернулись слезы. За Женьку почему-то стало стыдно. Обжигающий стыд предательства. Оставалось надеяться, что не слишком дешевого.
С меня как будто разом сорвали оболочку. Все слои: уверенность, чувство безопасности, поддержка. Я осталась стоять голой и уязвимой перед лицом опасности. Одна. Беззащитная.
Ярцев приблизился почти вплотную.
Он не должен был казаться страшным: высокий поджарый мужчина приятной внешности. И туалетная вода «теплая» – нагретое дерево, мускус… Но я боялась поднять глаза и взглянуть ему в лицо.
У него причин меня жалеть. Я пыталась его убить.
Я рассматривала линию пуговиц на его рубашке, чтобы собраться с мыслями. Мне нужно его убедить, что я не виновата.
– Тот коктейль… «Манхеттен», – прошептала я. – Меня заставили вам принести. Я не хотела.
– Допустим, – кивнул он. – Что было в бокале?
– Мне отдали готовый коктейль, – глаза я так и не подняла, рассматривая мерно поднимающуюся в дыхании грудь Ярцева. – Я не знаю.
– Ты врешь, – уверенно сказал он. – Не ври мне, Рита.
О чем он? Неужели знает о пузырьке в кармане? Исключено, Женьке я его не показывала. Я видела его нижнюю часть лица – гладко выбритый подбородок и чувственные губы. Но чтобы понять, о чем он думает, нужно взглянуть ему в глаза. Я слишком этого боялась.
Ярцев отступил на шаг, оглядывая кухню. Сунул руки в карманы брюк, всем видом показывая – времени у нас много.
– Клянусь, – выдохнула я. – Я не лгу. Я ничего не хотела плохого. У меня даже мотива не было!.. Прошу, пожалуйста…
Голос сорвался, и я умолкла под его заинтересованным взглядом.
– Кто дал тебе бокал?
– Я не знаю, – я подробно описала внешность здоровяка, который мучил меня в кабинете Федора. Кстати, Федор. – Они знакомы с нашим директором.
Ярцев улыбнулся.
Эта теплая шикарная улыбка – мягкая, нежная, могла предназначаться для самых близких. Но сейчас в ней был сарказм. Он мне не верил.
Неужели то, что я рассказываю слишком невероятно, что мне не верит никто – ни знакомые, ни незнакомые!
В чем моя ошибка?
Ярцев ногой отшвырнул покупки, разбросанные по полу, и вытащил стул в центр кухни. Силой усадил меня туда. Толкнул, надавил на плечи – и заставил сесть. Я фактически упала, больно ударившись позвоночником об металлическую спинку.
Его лицо осталось непроницаемым. Это начало пугать: я не понимала, злится он или нет, и не могла выбрать линию поведения. Я совсем его не понимала!
– Ты знаешь, кто я? – Ярцев аккуратно присел на корточки, не отрывая от меня взгляда.
Он словно хотел признаться в любви, сделать предложение или что-то настолько же важное. Внимательные, считывающие глаза заоблачного цвета ловили каждую эмоцию.
– Рита, – тихо и мрачно сказал он. – Вчера погиб мой единственный сын, тебе придется сказать правду.
– Погиб? – растерянно переспросила я.
Вроде бы, он пропал без вести. Вокруг происходило что-то, чего я не понимала.
Секунду Ярцев изучал мое испуганное лицо и наклонился ближе, длинные пальцы легли на коленку.
В каждом жесте сквозило спокойствие. До меня дошло, почему оно так напрягало. Это движение животного, которое крадется к жертве. Спокойствием оно кажется только людям, а на самом деле – неторопливость хищника перед решающим броском.
– Это жестокий мир, девочка. Если ты думаешь иначе, значит, никто не хотел от тебя чего-то настолько сильно, чтобы раздробить тебе кости. Я сделаю это, если не расскажешь мне правды.
Его голос остался плавным. Ничего необычного. Всё, как всегда.
– Я ничего не знаю! – разрыдалась я от груза непонятных обвинений. – Что вы от меня хотите? Я не видела вашего сына, не трогайте меня!
Я вспомнила тех ребят, что топили меня, как котенка, в офисе Федора. Никакой он не адвокат. И Ярцев, и мои убийцы – одного поля ягоды. Он ничем не лучше.
– Не трогайте, – заныла я. – Прошу…
Безмятежность в его глазах начала казаться безумием.
– Рита, – со вкусом повторил он.
Я молила, чтобы кто-нибудь пришел: соседка за солью, предатель Женька, кто угодно, кто избавит меня от этой компании. Боже, а он мне так нравился, что я им бредила когда-то! Какой дурой я была!
– Рита, – еще раз протянул Ярцев, хрипло и с удовольствием, словно дегустировал. – Я ведь тебя допрошу.
По спине пробежал холодок.
Я ему верила: глядя в эти по-детски открытые глаза, нисколько не сомневалась, что он будет пытать меня, если нужно.
Пальцы еле заметно сжались на моем колене, и он поднялся.
Я слушала, как Ярцев ходит по кухне за спиной, но смотрела перед собой. Кожа на затылке напряглась, шея покрылась мурашками. Я чувствовала его присутствие, как чувствуют статическое электричество.
Пальцы легли на плечо, мягко, как прикосновение матери. Обманчиво-нежное движение расслабляло. Что же, те, кто не знал материнской ласки, за таковую примут даже вкрадчивость.
Ярцев наклонился к уху и локон, выбившийся из дорогой укладки, защекотал мне висок. Он тепло дышал – так нежно, что я закрыла глаза. Шепот пробрал до самого нутра:
– Что случилось с моим сыном?
– Не знаю, – я сглотнула, не открывая глаз.
Меня окутал запах его парфюма: теплый, густой и очень сексуальный. Мускус, дерево, и что-то еще… Ярцев выпрямился, но аромат остался на коже.
– Ты его убила, – сказал он. – В том доме жили ты и твой брат. Только ты могла застрелить сына. Признай это и, может быть, я тебя не убью.
Глава 14
Сил не было даже молиться.
Ярцев ходил вокруг и пол поскрипывал под его легкими шагами.
Меня трясло, но я пыталась успокоиться. Нужно взять себя в руки, чтобы спасти себя. Он не торопился и не переживал, что нас побеспокоят. Женька не придет. У меня еще целые кости, но кто знает, надолго ли. Думай, Рита. Думай, как его убедить.
Нервные окончания умирали, оставляя внутри апатию. Подобный штиль я видела в глаза Ярцева. Не спокойствие это было, а мертвая тишина в сердце.
Я чувствовала отчетливую угрозу, исходящую от него и обернулась, взглянув исподлобья. Не знаю, чего я вдруг надумала дерзить.
– Я не знаю, что произошло в доме, – отрезала я. – Когда пришла… брат уже погиб. Вашего сына я не видела, господин Ярцев, ни живого, ни мертвого.
Голубые глаза под густыми бровями вдруг наполнились интересом. Ярцев что-то решил насчет меня. Обошел и теперь снова стоял передо мной.
Я поерзала на стуле, нервно потирая кисти рук. Напуганная, но отчаянная, я агрессивно смотрела ему в глаза. Мне нечего было терять.
Он расслабленно держал руки в карманах, и действовал на нервы. Эта невозмутимость бесила – прямо престарелая модель на фотосессии. Я так и не поняла Ярцева. Но одно точно могу сказать: он не собирался мирно уладить конфликт. Мне нужно действовать решительно. Я должна справиться. Обязана!
Ярцев присел на корточки и вновь положил руку мне на колени.
– Меня саму пытались убить, – призналась я, облизав пересохшие губы. Голос был еле слышным, шелестящим, на другой я не была способна. – Отвезли в лес и…
Я осеклась и опустила глаза. Теперь я смотрела на его руку: на красивые музыкальные пальцы. Маникюр тоже хороший: ногти аккуратно острижены и под ними чисто.
Признаваться нельзя. Если скажу, что мне влили это вещество в горло, то он поймет, что я знаю больше, чем пытаюсь показать. Я ведь только что сказала: коктейль отдали готовым. Так откуда мне знать, что там было?
Лучше молчать. Безопаснее.
– Продолжай, – велел он и мягко положил руку под подбородок. Задрал голову, придирчиво рассматривая лицо, словно дотошный скульптор свое лучшее творение. – Ну? Не хитри, Рита.
Я тяжело дышала, умоляюще глядя ему в глаза.
Ярцев хмыкнул и отпустил.
Он обошел меня, открыл дверцу холодильника, и с презрением рассмотрел содержимое. Достал банку газировки, шумно вскрыл и глотнул, запрокинув голову.
Кажется, собирается передохнуть. Ярцев расстегнул рукава рубашки, словно манжеты жали, ослабил пуговицу у горла и вернулся на исходную позицию – ко мне лицом.
– Поверьте мне, – прошептала я. – Я не трогала вашего сына. Это не я.
Почему он упорствует? Я не похожа на девушку, способную с одного выстрела хладнокровно завалить человека, а он все равно не верил. Меня обожгло догадкой: у него улики. Иначе откуда эта уверенность?
– Я могу доказать, – прошептала я и Ярцев насторожился.
– Говори, – кивнул он.
– Вы сказали, его застрелили… Но я не слышала выстрела, и никто не слышал. Если бы в нашем доме стреляли, туда бы сбежались все соседи. Расспросите их, если не верите мне.
Ярцев прищурился. Впервые за все время он поверил мне хоть чуть-чуть.
– Интересно, – вдруг пробормотал он, резко поставил банку на стол и отошел к окну. Он бродил за спиной и о чем-то думал, а я ждала, чем все закончится.
Даже Ярцев не станет настаивать, что я могла врукопашную убить молодого мужчину. А ведь я права и он это знает: если бы стреляли, это бы услышали все. Нет, Юрка погиб тихо и его сын тоже, если был там.
Я выдохнула и прикрыла глаза. Может и пронесет.
– Кто твои родители? – неожиданно спросил он.
Я нахмурилась: вопрос меня насторожил.
– А разве вы не выяснили обо мне все?
У нас с мамой разные фамилии, а отца я вообще не знаю. Если он думает, что я сдам маму – пусть выкусит.
– Ничего про себя не знаешь, Рита?
– У меня никого нет, – ответила я. И это была полная правда. – Пожалуйста, отпустите меня. Я поняла, что случилось и я здесь ни при чем…
Я рассказала всё, как есть – с самого начала. Как не хотела приносить бокал, как меня заставляли. Подробно вспомнила разговор в кабинете директора. Произошедшее в зале Ярцев видел собственными глазами.
Я добавила, как меня похитили с парковки, увезли в лес и попытались убить… Только как – не сказала. Чувствую, этой информацией не стоит делиться.
Окончила рассказ тем, как поехала к брату. Его сын выслеживал меня и отправился следом, где и погиб – только, как и от чьей руки, непонятно. Я ведь знаю, что непричастна. Главное, чтобы и Ярцев поверил тоже.
Я по глазам видела, что Ярцев сомневается.
– Это правда, – прошептала я, когда в голубых глазах вновь появился лед. – Те люди из кафе… Они могли убить вашего сына, и моего брата. Я бы не смогла выстрелить в человека, поверьте…
– Рита, – в его устах мое имя звучало волнующе. – В чем-то врешь. Я чувствую.
– Я не лгу! – заорала я, измучившись от его обвинений. – Не лгу, понятно?!
Я попыталась встать, и он прижал меня обратно к стулу.
– Дорогая, ты влезла в нехорошее дело. Оказалась замешана в убийстве моего единственного отпрыска. Пыталась убить меня. Этого достаточно, чтобы я вырвал тебе глотку, понимаешь?
Я промолчала, рассматривая голубые глаза и влажные, после того, как он пил, губы.
– Ты мне нужна до того момента, пока я не выясню все из других источников. Чего ты мне не рассказала, Рита? Не тяни. Иначе я сломаю тебе пальцы.
Он как будто не слышал меня.
Как-то Ярцев уловил, что я утаила про флакончик в кармане платья.
Он не верит, и я не знаю, как его переубедить.
В глазах не было сомнений моей вины. Сердце уже билось в горле. Главное молчать, несмотря на этот пронзительный взгляд. Не выдать себя.
Но он был таким жестким, что я чуть не сдалась.
На мое счастье у Ярцева зазвонил телефон. Бросив на меня еще один холодный взгляд, он ответил:
– Ярцев, – а затем внимательно выслушал. – Отлично.
Он вышел в коридор, словно ему нужно было чем-то себя занять во время разговора. Я настороженно слушала, как поскрипывает пол и вытянула шею, стараясь не упускать его из виду.
Когда Ярцев скрылся в темном коридоре, я наклонилась к столу, быстро доставая пузырек. Ногтями подковырнула крышку и вывернула половину остатков в банку газировки.
Когда Ярцев вошел в кухню, я подавленно сидела на стуле, пряча лицо за ладонями и сквозь щели между пальцами наблюдала за ним.
Ярцев вновь присел передо мной на корточки.
Я смотрела на него сквозь пальцы: мы были вровень, он даже ниже, чем я и стало ясно, зачем он это делает – чтобы не терять зрительный контакт. Похоже, он пытается разобраться, лгу я или нет по глазам.
На всякий случай я зажмурилась.
– В твоем доме нашли его кровь, дорогая Рита. И ты в чем-то лжешь. Правду или я выполню обещание.
Он погладил мои напряженные пальцы, которыми я изо всех сил вцепилась в колени. Гладил приятно – от кистей до кончиков ногтей. Нежно, словно был влюблен в мои руки.
Щекотно и почти приятно, если забыть, что он обещал их сломать.
– Я рассказала все, что знаю! – я не выдержала напряжения и по щекам снова потекли слезы. – Я не трогала вашего сына!
Я захлебнулась дыханием и затихла, рыдая в ладонь.
– Ты в чем-то врешь, – заключил он и поднялся.
Он взял банку и застыл. Давай, пей.
Выпей все, перед тем, как раздробить мне кости.
Я смотрела в пол, чтобы случайным взглядом не выдать себя.
Ярцев запрокинул голову, по кадыку я видела, как он глотает.
Яд без запаха и вкуса – по себе знаю, он даже не понял, что с напитком что-то не так. Осталось только дождаться, но с первой жертвой в кафе все началось быстро.
Да, он умрет плохой смертью, зато выживу я.
Глава 15
Ярцев допил и смял банку.
Она полетела в мусорное ведро, а он по-прежнему ходил вокруг, не спуская с меня глаз. Точно акула, которая кружит, сужая радиус, чтобы внимательнее рассмотреть жертву.
Ничего не происходило… А вдруг вообще не подействует?
– Я все скажу, – я покорно опустила голову, чтобы потянуть время. – Только не причиняйте боль, пожалуйста…
Я отдам этот чертов флакон, лишь бы Ярцев меня не трогал. Пальцы ломило при одном воспоминании, что он обещал с ними сделать.
– Давай, я жду, – из-за спины ответил он и кашлянул.
Звук получился удивленным – Ярцев сам не ожидал, что раскашляется.
Я без разрешения вскочила на ноги и обернулась, пятясь. Не хотела я на это смотреть… Но так всегда бывает: чем ужаснее картина, тем труднее отвернуться.
Я ждала, что его вырвет кровью – так же страшно, как того мужчину в кафе. Но Ярцев стоял, опираясь на подоконник и смотрел в пол, часто сглатывая, будто его тошнит.
Я не видела лица… И отлично. Он согнулся, словно сдерживал боль внутри, пальцы побелели. Дыхание стало частым и глубоким, а затем он перестал дышать – как я, когда меня скрутило спазмом.
В то же мгновение его вырвало, но не кровью – только выпитым и желчью.
Ярцев разогнулся, оборачиваясь и пол чуть не уплыл из-под ног. Я пятилась, пытаясь справиться с головокружением, пока меня не остановила стена позади. Она же не позволила мне упасть: лопаясь, с Ярцева заживо сползала кожа.
Скулы, носогубные складки, лоб – все взрезано, вскрыто, будто кто-то провел скальпелем изнутри. Из порезов сочились блестящая слизь и сукровица, но крови не было. Яркие глаза на испачканном грязно-буром лице казались демоническими, но абсолютно ясными.
Ярцев смотрел на меня в упор: он все понял.
– Ну ты, сука, – захрипел он сквозь приступ кашля.
Красивое скульптурное лицо поехало. Слизь и сукровица капали на белый воротник и ниже – почти до самого пояса. Волосы слиплись, превратившись из стильной укладки в обвислые пряди и облепив череп.
Через распахнутую сверху рубашку я видела ключицу и часть груди. На шее вздулась крупная вена, под кожей что-то двигалось – что-то, похожее на крупных червяков. Кость, кажется, треснула, словно у него там перелом со смещением. Ярцев был похож на человека, сбитого машиной…
– Сука, – повторил Ярцев сквозь мучительный стон. – Я это остановить не могу!
Последние слова он прорычал, задыхаясь.
Когда он открыл рот, стало видно изменившиеся зубы – крупные клыки снизу и сверху. Это выглядело жутко. Жутко и завораживающе.
Я почувствовала, что не могу дышать – задыхаюсь от страха, спиной прижимаясь к стене. Я будто попала в дурной сон: ни двинуться, ни закричать. Смотрела расширенными глазами на нечто, недавно бывшее мужчиной мечты, и не понимала, что с ним творится.
Тело мне отказало: ноги стали непослушными, и я медленно съезжала по стене вниз.
Я думала, Ярцев умрет. Он не только не умер, он стал страшнее, чем был до этого.
Он решительно пошел ко мне. Я попыталась сгрести ноги в кучу, цепляясь за стену и снизу вверх глядя, как приближается этот монстр. Он схватил меня за волосы и рывком поднял. Лицо искажено болью, тело изуродовано – только глаза Ярцева остались прежними. В них стоял лед.
– Куда собралась? – прохрипел он и притянул меня к себе.
Мои руки попали под распахнутый пиджак – как будто угодили в таз, полный змей. Кожа двигалась волнами, словно под ней что-то ползало. Я рефлекторно поджала руки и впечаталась в него телом. Ярцев был горячим. Животом я чувствовала движение его мышц, испуганно дернулась, но он перехватил меня за шею. Мне хотелось кричать, но я не могла выдавить ни звука.
На кисти, которой он меня держал, лопнула кожа – прямо вдоль фаланг. Вместо крови из ран потекла сукровичная слизь, капая на меня. Рука менялась, я видела боковым зрением, но не могла отвести взгляда от его измученного лица.
Я дернулась еще раз, едва справляясь с растущей паникой и когда поняла, что не вырвусь, завизжала.
– Ну как, теперь нравлюсь? – сипло, изменившимся голосом спросил Ярцев.
Он тяжело и часто дышал, как дышат при изнуряющей боли. Бока раздувались так сильно, что это было заметно.
Я молчала, ртом хватая воздух. Мне хотелось по-детски сказать: я больше не буду. Не буду!..
Я не знаю, почему его кожа лопается, как на перезревшей дыне и свисает лохмотьями. Не знаю, почему плоть в открытых ранах – это сухие, чистые и плотные мышцы, которые двигаются, явно причиняя страдания. Знаю только, что в том, что происходит, виновата я.
И теперь он убьет меня за это.
– Пожалуйста, – слабо выдавила я.
По щекам струились слезы, которых я почти не ощущала. Я была готова умолять, только бы он меня не трогал.
Ярцев резко толкнул меня к стене, прижал, не давая уйти и закатал рукав рубашки. Кожа трескалась вдоль предплечья, в котором двигались мышцы, дрожащие от перенапряжения.
– Это ты хотела увидеть? – голос стал ниже, и тоже дрожал, словно Ярцев прилагал усилия для контроля над собой. – Ради этого опоила?
Я хотела убить его, а не заставить разваливаться на части. Но его совсем не удивили метаморфозы с собственным телом.
– Как я тебе, Рита? – он снова пробовал мое имя на вкус. – Не нравлюсь? Думаешь, я не видел, как ты на меня смотрела? Не понял, что ты в меня втрескалась? Хочешь меня теперь?
Нервы окончательно сдали, когда у него лопнула щека, обнажая зубной ряд.
– Молись, чтобы я остановился, дура.
Ярцев опустил голову, болезненно глядя в пол. И я увидела, как меняется десна, обнажая крупные и кривые – нечеловеческие зубы. Затем щека наполнилась слизью – она поступала откуда-то из-под кожи.
Лицо стало напряженным, словно он чем-то подавился. Покрылось красными пятнами и испариной. Я испугалась, что сейчас его начнет рвать, но Ярцев выдохнул и вновь глубоко вдохнул.
Согнулся, хватаясь за солнечное сплетение. Звуки, которые он издавал, были похожи на полукашель, полусип.
– Я не хотела! – крикнула я. – Простите!
Он нашел меня взглядом – щека лопнула до самой губы, будто ему разрезали рот. Он попытался что-то сказать, но, видно, это затронуло и язык – вместо слов он издал нечленораздельное мычание. Вроде бы речь человеческая, но ничего не разобрать, словно рот набит чем-то.
Ярцев замолчал, оперся жуткой рукой на стену над моим плечом. Задержал дыхание, взгляд стал отрешенным – Ярцев изучал свои ощущения.
Я больше не могла это выносить, меня охватил дикий ужас. Я заперта с человеком, зверем, чудовищем. Он не умирал, он разваливался на части.
Это стало последней каплей. Заорав сырым, сорванным голосом, я рванула из кухни. Адреналин вернул мне силы действовать. Бежала я, как паникующий человек: спотыкаясь, падая, цепляясь за стены и углы.
Ярцев догнал меня в коридоре, схватил за талию и толкнул. Под его весом я свалилась на пол и сразу же попыталась из-под него выползти. Меня он пугал и как мужчина, и как истекающее слизью черт знает что, которое двигалось и хрипело вопреки здравому смыслу.
– Рита…
Существо, бывшее когда-то мужчиной моей мечты, оказалось не слишком тяжелым, но жилистым и очень сильным. Он навалился сверху, пачкая меня слизью. Почувствовав теплое липкое прикосновение, я завизжала и начала вырываться. Пиналась, пыталась выползти из-под него, била по плечам и шее открытыми ладонями.
Он сгорбился надо мной и прижал к полу. Спина, и особенно выступающие позвонки ныли после борьбы.
– Рита, – Ярцев жарко дышал в ухо, перехватив мои запястья. Я обреченно расслабила шею и уронила голову, пытаясь собраться с силами перед новым рывком.
По потолку плыли тени с улицы, отражались яркие огни с дороги и свет проезжающих автомобилей. Такая обыденность: обычный вечер, квартира друга, знакомый город. И существо, которое копошилось надо мной. Ярцев, гипотетической жене которого я завидовала. Теперь понимаю, почему оно неженато.
– Рита…
Я захныкала, чувствуя, как сжимаются сильные пальцы на моих запястьях. Ярцев заломил руки мне за голову и приподнялся, глядя в глаза. Только они остались нетронутыми на обезображенном лице – они, и еще взгляд. Он был осмысленным и не таким болезненным, как минуту назад.
Несмотря на нездоровое дыхание, Ярцев улыбнулся. Не вопреки боли, а свободно, словно она угасала.
Я не могла справиться с собой, меня трясло. Сделала еще одну слабую попытку шевельнуться, и Ярцев склонился надо мной.
– Не двигайся, – липкое ощущение на запястьях чуть не заставило снова кричать. – Не отталкивай.
– Отпустите, – заныла я.
Из моего положения он казался высоким – и жутким. Он меня не отпустит, мольбы ни к чему. Лучше заткнуться и хотя бы вести себя достойно.
– Ты не понимаешь, что со мной? – спросил он. – Не знаешь, кто я?
Слизь пачкала одежду, кожу на открытых участках, но я терпела. Хуже, что он прижался ко мне бедрами. Пока не слишком настойчиво, но в слишком двусмысленной позе мы оказались. Ему это нравилось. Я больше не могла выносить взгляд голубых глаз на обезображенном лице и отвернулась, щекой прижавшись к полу.
Инстинктивно затихла: я все равно ничего не сделаю.
Несколько секунд тянулись как вечность. Его дыхание было единственным звуком, оно раздуло волоски на виске, когда Ярцев наклонился к моему лицу. Не знаю, что он хотел. На лестничной площадке за дверью раздалась возня, и я резко открыла глаза.
Соседи вернулись домой?
– Помогите! – заорала я. – На меня напали, позвоните в полицию!
Я старалась орать погромче, надеясь, что меня не бросят в беде. Но была готова ко всему – и к удару кулаком, чтобы оборвать крик. И к тому, что соседи сделают вид, что ничего не слышат. Кому нужны чужие проблемы?