Читать онлайн Всего лишь тень бесплатно

Karine Giébel

JUSTE UNE OMBRE

* * *

Стефану, за последние шестнадцать лет и за все годы, которые нам еще предстоят

Пролог

Улица длинная. Узкая. Темная и мокрая.

Мне не очень-то тепло в моем пальто. Скорее холодно. Особенно спине.

Прибавляю шаг, торопясь оказаться в своей машине. А чуть позже в своей постели.

Не следовало парковаться так далеко. И столько пить. И так засиживаться.

На самом деле, мне вообще не следовало ходить на эту вечеринку. Сидишь и киснешь, прикидывая, как бездарно уходит минута за минутой. Сколько времени тратится впустую. Лучше бы устроила себе вечер с хорошей книгой или классным парнем. Своим собственным.

Половина фонарей не горит. Темно и поздно. И одиноко.

Звук моих шагов отдается от грязных стен. Я начинаю всерьез мерзнуть. А еще, не знаю почему, мне становится страшно. Легкое, смутное чувство; оно медленно меня душит. Две ледяные руки незаметно сомкнулись на моем горле.

Чего, собственно, я боюсь? Улица пуста, не кинется же на меня мусорный бак!

Ладно, осталось не больше сотни метров. Ну, пары сотен максимум. Пустяки, чего там…

Внезапно я слышу, что кто-то идет за мной. Инстинктивно замираю, потом оборачиваюсь.

Тень, метрах в двадцати позади. Мужчина, кажется. Не успеваю разглядеть, высокий он или низкорослый, толстый или худой. Всего лишь тень, возникшая из ниоткуда. Которая идет за мной по пустой улице, в два часа ночи.

Всего лишь тень…

Я слышу свое сердце. Чувствую его. Странно, как иногда ощущаешь свое сердце. А ведь большую часть времени не обращаешь на него внимания.

Наддаю. Он тоже. Мое сердце тоже.

Мне больше не холодно, и я трезва как стеклышко. Я больше не одна.

Со мной страх. Во мне. Теперь уже от него не отмахнешься.

Еще один быстрый поворот головы: силуэт приблизился. Теперь нас разделяют пять-шесть метров. Можно сказать, всего ничего.

Стараюсь не поддаваться панике.

Просто какой-то тип возвращается домой, как и я сама.

Сворачиваю направо, пускаюсь бегом. На середине улицы оглядываюсь: он исчез. Это не успокаивает меня, а окончательно запугивает. Где он?

Наверняка пошел себе дальше по прямой; ох и посмеялся же он надо мной, увидев, как я запаниковала! Немного замедляю шаг, снова сворачиваю направо. Ну вот, почти пришла!

Наконец выхожу на улицу Поклен, ищу ключ в сумочке. Нащупав его пальцами, чувствую облегчение. Поднимаю глаза, отыскиваю свою машину, послушно стоящую среди прочих. Нажимаю на кнопку, автоматически открывающую дверцы, мне в ответ подмигивают огоньки.

Не больше десяти метров. Не больше пяти. Не больше…

Из подворотни выныривает тень. Мое сердце обрывается и падает в пустоту.

Шок. Сотрясение мозга.

Он огромен. Весь в черном, на голове капюшон.

Я отступаю на шаг – чистый рефлекс. Рот раскрывается в крике, который застревает у меня внутри.

Этой ночью на пустой, грязной улице я умру! Он бросится на меня, пырнет ножом или ударит, задушит, вспорет живот. Изнасилует, убьет.

Я не вижу его лица, такое ощущение, что его у него нет.

Я больше не слышу своего сердца, такое ощущение, что его тоже больше нет.

Передо мной больше нет никакого будущего, такое ощущение, что…

Еще шаг назад. И его шаг вперед.

Господи, я умру. Только не сейчас, только не сегодня. Не здесь, не так!..

Если я побегу, он догонит. Если не буду двигаться, он бросится на меня. Если закричу, он заставит замолчать. Навсегда.

Оцепенев, я просто смотрю на эту тень без лица. Я больше ни о чем не думаю, я больше не я.

Я добыча.

Мне кажется, я вижу, как блестят его глаза в полутьме, словно у хищника в ночи.

Бесконечные секунды мы стоим лицом к лицу. Невыносимое противостояние.

Он у моей машины. Я у стены. Лицом к лицу с собственной смертью.

И вдруг он разворачивается и уходит, медленно растворяясь в сумерках. И, слившись с ними, исчезает.

У меня начинают дрожать ноги, ключ от машины выскальзывает из пальцев. Колени подгибаются, я оседаю на тротуар. Между двух мусорных баков.

Кажется, я описалась.

Вот вроде ты ведешь нормальную жизнь, обычную, даже завидную.

У тебя все как будто бы хорошо складывается, по крайней мере в профессиональном плане, да и в личном, пожалуй, тоже. Зависит от точки зрения.

Тебе удалось устроиться в этом мире, найти в нем свое место.

И вдруг однажды…

Однажды ты оборачиваешься и видишь за собой тень.

Всего лишь тень.

И с того дня она преследует тебя. Неустанно.

И днем и ночью она здесь. Упорная. Решительная. Безжалостная.

Ты не видишь ее по-настоящему. Ты догадываешься о ней, ты ее чувствуешь. Вон там, прямо за спиной.

Иногда ее дыхание касается твоего затылка. Теплое, зловонное.

За тобой идут по улице, за тобой гасят свет.

Твои книги перелистывают, твои простыни сминают, в твои секретные альбомы заглядывают.

За тобой наблюдают даже в самые интимные моменты.

Ты решаешь обратиться в полицию, которая ничего не понимает. И советует проконсультироваться у психиатра.

Ты доверяешься друзьям; сначала они странно на тебя поглядывают. А в конце концов отдаляются от тебя.

Ты их пугаешь.

Ты и сама напугана.

Она все время рядом. Всего лишь тень. Без лица, без имени. Без явной цели.

Может, она сам дьявол? Это невидимое неотступное присутствие, которое отравляет тебе жизнь, пока не делает ее совершенно невыносимой – вплоть до желания покончить со всем разом, бросившись под поезд или с высоты, в надежде, что она не последует за тобой в ад.

Никто тебя не понимает. Никто не может помочь.

Ты одна.

Скорее, ты очень хотела бы остаться одна.

Но тень по-прежнему здесь, всегда здесь. Дышит в спину, в твою жизнь.

Или она только у тебя в голове?..

Ты глотаешь все больше и больше таблеток. Снотворные, чтобы заснуть, когда чувствуешь, как она склоняется над тобой. Наркоту, чтобы вынести дни, когда думаешь только о ней.

Только о ней и ни о чем другом.

Твоя такая отлаженная жизнь разлетается в клочья. Разваливается, медленно, но верно.

Неумолимо.

А тень усмехается у тебя за спиной. По-прежнему и всегда.

Или в твоей голове?..

Когда ты поймешь, станет слишком поздно.

Глава 1

Три часа сна – это мало. Слишком мало.

Подчиниться, несмотря ни на что, варварскому приказу будильника. В душ, подкраситься, причесаться, одеться.

Делать все, как обычно, хотя Хлоя предчувствует, что отныне все навсегда переменится.

А ведь причин вроде нет. Неожиданная встряска среди многих прочих, главное – без последствий.

Откуда же это странное непривычное чувство? Откуда тихий голосок, нашептывающий, что ее жизнь только что переменилась? Навсегда.

Несколько километров на машине по утренним пробкам, и вот наконец нужное здание, колосс среди колоссов. Строгое, внушительное и унылое.

Новый день, который, конечно же, заставит Хлою забыть о ночном страхе. Тень, которая следовала за ней, преследовала. Она сама, прижатая к стене.

Страх, оглушительный. Он еще живет в ее сердце, голове, животе.

Лифт, коридоры, привет, привет. Улыбки, искренние или фальшивые. Улей уже работает, и она вскоре станет его непререкаемой королевой.

Кивнуть Натали, ее верной и преданной секретарше; поприветствовать Пардье, президента, восседающего в просторном кабинете недалеко от ее собственного. Заверить, что все хорошо, все готово для бесконечного плодотворного дня на службе у питающей их компании-спрута.

Сделать вид, что она вовсе не забыла про встречу в четыре часа, судьбоносную для подписания крупного контракта.

Разве я могла забыть? Вот уже несколько недель, как я только об этом и думаю, господин президент!

Скрыть, что ночь была бессонной или почти. Что она так близко видела смерть – и встреча в четыре не имеет ни малейшего значения.

Я описалась всего несколько часов назад. Никто никогда об этом не узнает.

Кроме тени.

* * *

Хлоя толкнула дверь итальянского ресторанчика и поискала глазами Кароль. Здесь их убежище, место, где они разбирают мир по косточкам и складывают заново. Где они плетут заговоры, открывают друг другу душу, иногда не говоря ни слова. Вволю злословят о стольких людях. Просто потехи ради.

– Прости, меня задержали. Пардье рассказывал, что он купил загородный дом где-то в Алье… Мне-то какое дело? Пусть катится в свою хибару, а главное, пусть там и остается! И освободит наконец место!

Кароль от души рассмеялась:

– Немного терпения, дорогая. Ты прекрасно знаешь, что Старик рано или поздно уйдет на покой. И ты усядешься в его кресло.

– Не будь так уверена, – возразила Хлоя, внезапно помрачнев. – В гонке нас двое.

– Ты его любимица, это же очевидно. Так что ты идешь с отрывом.

– У Мартена есть шансы. И он сил не жалеет. Такой жополиз! Если он возьмет верх, я окажусь его подчиненной и не думаю, что сумею это выдержать.

– Значит, уйдешь куда-нибудь, – заключила Кароль. – С твоим-то послужным списком проблем не будет.

Официант принял заказ и исчез со скоростью света, поразительно ловко лавируя между столиками. Хлоя выцедила стакан воды и набралась духу.

– Я должна тебе кое-что рассказать… Этой ночью я такого страха натерпелась, как никогда в жизни! Пошла я на вечеринку, которую устраивала одна клиентка.

– Бертран с тобой?

– Нет, у него были свои дела.

– Ты уверена, что он не ведет двойную жизнь? – не смогла удержаться Кароль. – Частенько у него случаются свои дела, на мой взгляд.

– Мы не живем вместе. И не обязаны всюду ходить как шерочка с машерочкой.

– Конечно, но вы ведь знакомы всего несколько месяцев, вот я и интересуюсь, что это за таинственный прекрасный принц!

Понимая, что ввязывается в тупиковый спор, Кароль дала задний ход.

– Ладно, пошла ты на вечеринку и… как там было?

– Да никак. И тянулось до бесконечности. Я воспользовалась тем, что одна пара собралась домой, и смылась, но было уже два ночи или около того.

Появился официант с салатом, пиццей и бутылкой минеральной воды.

– Приятного аппетита, мадемуазель!

– Он милый, – улыбнулась Кароль. – Мадемуазель… такое теперь нечасто услышишь! Итак, ушла ты в два ночи, а потом?

– На улице за мной увязался какой-то тип…

– Ох ты…

Хлоя замолкла, страх вернулся к ней, как бумеранг.

Помолчав с минуту, она начала подробно рассказывать, что же произошло. У нее было такое чувство, будто она избавляется от груза.

Кароль некоторое время недоуменно подождала продолжения.

– И все? – сказала она наконец. – Он развернулся и исчез?

– Именно. Испарился.

– А ты уверена, что это один и тот же человек? Который шел за тобой и который выскочил из подворотни?

– Да. Весь в черном, на голове капюшон.

– Странно, что он так ничего и не сделал. Мог ведь сумку у тебя вырвать или…

– Убить меня.

– Точно, – мягко кивнула Кароль. – Но все хорошо, что хорошо кончается. Просто скверная встреча, ничего серьезного. А теперь все позади.

– Не знаю. Может, он по-прежнему рядом. И опять следит за мной.

– Ты его сегодня снова видела? – встревоженно спросила Кароль.

– Нет, но… Говорю же, не знаю. Просто ощущение.

– Это у тебя последствие шока, – объяснила Кароль.

И твои проснувшиеся параноидальные наклонности, добавила она, не шевельнув губами.

– С глубоким испугом всегда так: нужно время, чтобы оправиться. Он прилипчивый. Теперь все будет нормально, – пообещала она с улыбкой.

А раз Хлоя продолжала молчать, подруга подбавила убедительности:

– Ты ведь мне веришь, правда? Это же моя профессия… Бороться со страхами – моя профессия!

Хлоя улыбнулась. Забавное определение профессии медсестры.

– Завтра ты и думать про это забудешь. А в следующий раз бери с собой своего телохранителя!

– Ты права.

– Главное, что тот тип не пытался тебя ранить… Ну же, твоя пицца совсем остынет! Не знаю, как у тебя получается все время есть пиццу и не набирать ни грамма!

Какая разница, пицца или что другое… Впечатление, что жуешь кактус.

Завтра ты и думать про это забудешь.

А почему тогда у меня такое чувство, будто это только начало?

* * *

Девять вечера. Наконец-то Хлоя припарковала машину на улице Мулен.

Она хотела пригласить Бертрана на ужин, но сейчас уже слишком поздно, чтобы становиться к плите. Говорят, в жизни нужно знать, чего ты хочешь. А может, главное – знать, что ты можешь…

Принести жизнь в жертву на алтарь успеха. Особенно когда ты женщина. Убедить в своей компетентности, способностях, целеустремленности или же умении держать язык за зубами.

Доказывать все это постоянно, каждый день начиная заново. Ни разу не ослабив бдительность.

Прежде чем подняться по нескольким ступенькам на крыльцо с ощущением, будто она карабкается на гору Ванту[1] в особенно ветреный день, Хлоя забрала из ящика почту.

Наконец-то дома… Кокетливое здание пятидесятых годов, окруженное заросшим высокими деревьями садом. Богатое владение, и она единственный арендатор.

Именно для этого и нужны сверхурочные; не ходить кругами по жалкой квартирке в каком-нибудь вонючем пригороде. Вот только Хлоя проводит больше времени в офисе, чем в своем красивом доме. Но она давно уже изгнала эти крамольные мысли из головы.

В прихожей она бросила почту на мраморную скамеечку, стоящую в тени великолепного японского бонсая. Пошла прямиком в спальню, чтобы оставить там одежду.

В одном белье она растянулась на диване в гостиной и набрала номер Бертрана. Когда он снял трубку, лицо Хлои расслабилось и оживилось. Ничто так не действует на нее, как его голос. Мягкий, но низкий, чувственный, как чуть настойчивая ласка.

– Привет, милый.

– А я уж думал, Старик тебя похитил!

– У нас была важная встреча в четыре и, как всегда, затянулась до бесконечности. Дедуля решил, что это надо отпраздновать! Всем шампанского!

– Ты, наверно, вымоталась?

– Да. А главное, я и ночью мало спала.

– Ну да, пресловутая вечеринка! И как, хорошо прошло?

Тень просочилась в гостиную, бесцеремонно расположившись в центре иранского ковра. Хлоя содрогнулась от головы до пяток, инстинктивно поджала ноги, словно защищаясь.

– Без тебя мне было скучно. Мне тебя не хватало.

– Очень надеюсь! Хочешь, я заеду?

– У меня ничего нет на ужин.

– А я уже поужинал. Но очень хочу десерта…

Хлоя засмеялась, ноги опять распрямились. Тень исчезла. Испарилась, как накануне ночью.

– Дашь мне время принять ванну?

– Полчаса, – прошептал Бертран. – И ни минутой больше.

– Договорились. Тогда вешаю трубку, потому что не могу терять ни минуты!

С плотоядной улыбкой на губах она нажала отбой.

Счастье, что в доме чисто и убрано; Фабьена отлично поработала. Сверхурочные нужны еще и для этого. Чтобы не заморачиваться с уборкой.

Она решила заняться собой, прихорошиться для мужчины, который так изумительно заполнил собой все пустоты ее существования. Или почти все.

Всегда нужно оставлять немного свободного пространства вокруг себя, чтобы дышать и развиваться.

Хлоя не могла бы утверждать, что влюблена в него, но знала, что обрела то равновесие, о котором так давно мечтала. Всегда мечтала, хотя уже побывала замужем.

За монстром.

В гардеробной Хлоя надолго задумалась, глядя на вешалки. Черное короткое платье на тонких бретельках вылетает из шкафа и приземляется на кремовую перину, покрывающую большую кровать.

Хлоя на секунду задерживается у окна, и ее взгляд падает в сад, залитый бледным светом фонаря с соседней улочки. Поднимается легкий ветер, на светлом небе загораются звезды.

И вдруг у нее перехватывает дыхание. Перед самым домом мелькнула тень.

Нет, не просто тень.

Та самая Тень.

Огромный мужчина, весь в черном, с капюшоном на голове, остановился у каменной ограды. Сливаясь с темнотой, пристально смотрит на окно.

Смотрит на Хлою.

Она закричала, невидимая сила оттащила ее назад. Прижавшись спиной к стене, зажимая руками рот, с выпученными глазами, она слушает, как агонизирует ее сердце.

Он там. Он отследил меня досюда. Ему нужна я.

Убить меня, вот чего он хочет.

И тут она вспомнила, что входная дверь не заперта, и кинулась в узкий коридор.

Лишь бы успеть вовремя.

На бегу она наткнулась на мебель, не почувствовав боли от удара. Кинулась на дверь, дважды повернула защелку замка и схватила телефон.

Восемнадцать… Нет, семнадцать! Она больше ничего не помнит, пальцы дрожат.

Пронзительная трель звонка заставила ее выпустить трубку из рук. Застыв, она не может шевельнуться.

Опять звонок.

Семнадцать, да. Этот человек хочет убить меня!

Ее мобильник завибрировал, она схватила его со стола и увидела на экране лицо Бертрана. Спаситель, он лучше, чем целая армия копов!

– Бертран! Где ты? – возопила она.

– Перед твоей дверью. Ты не слышала звонок? Что происходит?

Она снова кинулась ко входу, различила силуэт, искаженный фигурным стеклом. Открыла замок и оказалась нос к носу с мужчиной. Ее мужчиной.

– Добрый вечер, милая.

Он притянул ее к себе, но она съежилась, уклоняясь от объятий и поцелуя.

– Ты никого не видел? Там, в саду… когда зашел.

Голос Бертрана стал чуть холоднее.

– Нет, никого.

Она отстранилась от него, прежде чем запереть дверь на два оборота.

– Перед окном спальни, с другой стороны, прошел какой-то тип!

– Уверяю тебя, я никого не видел, – повторил Бертран.

Он снял куртку, вгляделся в испуганное лицо молодой женщины.

– Уже совсем темно, сама подумай… Тебе наверняка показалось.

– Нет! – резко возразила она.

Взгляд Бертрана помрачнел. Он не ожидал такого тона.

– Найди мне фонарик, я пройдусь вокруг дома, чтобы ты была спокойна.

– Это опасно! Если он там, он может…

– Успокойся. Дай мне фонарик, я все сделаю. Идет?

Она порылась в ящике и нашла карманный фонарь.

– Будь осторожен.

– Не волнуйся, моя красавица. Вернусь через пару минут.

Уходя в темноту, он услышал, как за спиной щелкает замок.

Хлоя подошла к окну в гостиной. Вцепившись в штору и затаив дыхание, посмотрела, как проходит Бертран, следуя за мощным лучом фонаря.

– Я уверена, что видела его… он был там. Я не сумасшедшая, черт побери!

Горло словно петлей перехватило.

Это последствие шока. С глубоким испугом всегда так: нужно время, чтобы оправиться…

Но у меня ведь не бывает галлюцинаций, верно?

Звонок у входа заставил ее вздрогнуть. Она торопливо вышла в прихожую, прижалась ухом к двери.

– Это я. Давай быстрее, я замерз!

Наконец она открыла; Бертран бросился в тепло квартиры.

– Все чисто. Если там кто-то и был, могу тебя уверить, он ушел.

– Спасибо, – сказала она. – Понимаешь, я действительно испугалась.

– Чтобы тебе было спокойнее, полагаю, мне придется провести ночь здесь!

– Честное слово, я его там видела.

– Я тебе верю. Но сейчас он ушел. А потому забудем о нем, ладно?

Забыть о нем… Как бы Хлое хотелось, чтобы у нее получилось. Изгнать из сознания зловещую тень.

Забыть про мишень, вытатуированную у нее на лбу.

Глава 2

Еще не рассвело, но ночь уже посветлела. Да и глаза привыкли.

Он разглядывает ее. Глубоко спящую. Она лежит на животе, одна рука под подушкой, нога подогнута.

Красивая. И еще красивее, когда спит.

Беззащитная. Такой она нравится ему больше всего, такой он ее хочет.

Она отказалась от арсенала воительницы нашего времени. Никаких ракетных батарей в глубине глаз, ни ствола на поясе, ни когтей на кончиках пальцев.

Просто женщина, хрупкая и безоружная. Такой она и вызывает в нем желание.

Он познакомился с ней не так давно. Всего несколько месяцев назад.

А вот внимание на нее обратил гораздо раньше.

Одинокая, потому что не оправилась от травмы предыдущего брака.

Одинокая, потому что слишком занята карьерой, чтобы найти родную душу.

Восхитительная, но такая пугающая для большинства мужчин.

Только не для него. Стать укротителем хищников он мечтал, еще когда был малышом. А потому он любит львиц, тигриц… Хлоя одна из них. Прячет свои слабости под практически идеальной броней.

Непроницаемой, неразрушимой? Ничто и никто таковым не является.

Брешь не разглядеть невооруженным взглядом. Но с хорошим объективом, да под правильным углом все можно различить. Вот он и увидел. Сразу же. И как к ней подобраться, и как подсечь. Как затащить к себе в постель.

Он продолжает смотреть на нее; ее молочно-белая кожа светится в темноте. Длинные светло-каштановые волосы с рыжеватым отливом скрывают повернутое к нему лицо.

Бертран решает разбудить ее. Мягко. Она открывает глаза, вырванная из сна нежным прикосновением к плечу, спине.

– Прости, – шепчет Бертран. – Мне показалось, тебе снится кошмар.

Кошмар, да. Один и тот же, уже давным-давно.

Жуткий крик, тело, которое срывается в пустоту и разбивается у ее ног.

Хлоя прячется в объятиях Бертрана, таких успокоительных.

– Я кричала? – пытается угадать она. – Это я тебя разбудила?

– Нет, я уже не спал.

– Но ведь еще рано, да?

– Да, но… мне показалось, я слышал шум.

Она сжимается, он улыбается в ночи. Ее дыхание учащается, он даже чувствует кожей, как бьется ее сердце. Какое наслаждение.

– Послышалось что-то за домом. Наверняка мне приснилось!

Хлоя садится в кровати, натягивая простыню на похолодевшее от ужаса тело.

– Он там, – бормочет она.

Голос у нее заледеневший, лоб пылает.

– Успокойся. Никого там нет, говорю же. Мне приснилось, вот и все. А может, ветер.

– Нет никакого ветра. Он там!

– Но о ком ты говоришь?

– О том типе, которого я видела вечером в саду! Он шел за мной по улице… вызывай копов!

Бертран зажигает свет, Хлоя зажмуривается.

– Успокойся, прошу тебя… Я осмотрю дом, только чтобы ты так не волновалась.

Она приподнимает веки, спальня пуста. Смотрит, как Бертран влезает в джинсы, невольно отмечает, что выглядит он не только красавцем, но и героем. Какое счастье, что он здесь и позаботится о ней.

– Только не иди с пустыми руками, – умоляет она. – Возьми какое-нибудь оружие!

Он улыбается, чуть насмешливо.

– У тебя пистолет под подушкой, крошка?

Она кидается к шкафу, что-то достает оттуда и протягивает ему. Он таращит глаза.

– Это еще что такое?

– Это… Это зонтик.

Он разражается хохотом и мягко ее отстраняет.

– Я и так вижу, что зонтик! Лучше дай мне самому разобраться.

Сначала он поднимает шторы и оглядывает сад позади дома. Потом идет в коридор, ведущий в гостиную. Хлое не хочется оставаться одной в спальне, и она решает пойти за ним.

Переходя из комнаты в комнату, Бертран повсюду зажигает свет. Проверяет шкафы, обследует каждый уголок, бросает взгляд на другую часть сада.

– Видишь, – говорит он наконец, – никого, кроме нас, здесь нет.

Хлою это вроде бы не убеждает.

– Мне очень жаль, – говорит он, обнимая ее, – это я виноват. Лучше бы я промолчал… А что за история с типом, который шел за тобой на улице?

– Когда я возвращалась с той вечеринки… Я припарковалась далеко и… Какой-то мужчина меня преследовал, я побежала и думала, что оторвалась. Но он ждал меня у машины.

– Он тебя?..

– Нет. Он ничего не сказал и ничего не сделал. В какой-то момент он просто ушел.

– Интересно, – подчеркнуто тянет Бертран. – Но тебе не следовало идти к машине одной, это и впрямь неосторожно!

Кажется, он злится, Хлоя утыкается лбом ему в плечо.

– Что, на той вечеринке не нашлось ни одного мужика, способного проводить тебя до машины? Ты хоть понимаешь? Счастье, что он тебя не тронул!

– Да… Вчера вечером мне показалось, что это он здесь бродит.

– Я думаю, из-за страха, которого ты натерпелась накануне, тебе и мерещится всякое.

– Вот и Кароль так сказала.

– Если я правильно понял, Кароль ты все рассказала, а мне нет?

– Я не хотела тебя беспокоить, – жалко оправдывается Хлоя.

– Беспокоить меня? Ну ты даешь!

Он берет ее лицо в ладони, смотрит прямо в глаза:

– Ты доверяешь мне или нет?.. Тогда ты должна рассказывать мне такие вещи, хорошо?

– Хорошо.

Наконец он улыбается. Такая чудесная улыбка. Она врачует раны, отгоняет кошмары.

Он целует ее, медленно притискивает к стене.

– Спать мне больше не хочется, – шепчет он. – А тебе?

– И мне тоже! Как же мне повезло, что я тебя встретила, – добавляет она, пока его рука скользит под пеньюар.

– Нет, это я чертов везунчик!

Они тихонько хихикают, пеньюар падает на пол.

Чертов везунчик, да.

Глава 3

Она опаздывает. Ну и что?

В скором времени она возглавит эту контору. Кто тут такой безголовый, чтобы сделать ей замечание?

Пока Хлоя движется к своему кабинету, служащие, которых принято называть сотрудниками, уважительно ее приветствуют. Падают ниц перед ликом императрицы, раболепные и безропотные. Фальшивые улыбки, покорные взгляды.

Хлоя это обожает. С каждым днем наслаждается чуть больше. Невероятно, как же быстро приобретаешь вкус к власти.

Когда Хлоя станет хозяйкой, она наведет тут порядок. По ее подсчетам, это будет где-то весной, идеальное время для генеральной уборки. Многие соберут свои манатки и отправятся за пособием по безработице.

Потерял работу? Вперед, на биржу труда, на другой край социальной географии, на ее Северный полюс. И готовься к долгому и изнурительному переходу по ледяной пустыне без собак и саней. Зато с кучей пингвинов.

Открывая дверь своего кабинета, она улыбается при мысли о коротком, но упоительном списке лиц обоего пола, которым предстоит собирать вещички, отправляясь в те безрадостные земли.

Едва она успевает снять пальто, как, даже не постучав у входа в ее просторную обитель, появляется Натали:

– Добрый день, Хлоя!

Не так давно секретарша решила, что может называть ее по имени. Еще немного, и она перейдет на «ты» и начнет звучно хлопать Хлою по спине. Самое время поставить ее на место.

То есть в самый низ лестницы.

– Добрый день, – отвечает Хлоя.

– Будильник сломался?

Хлоя наконец удостаивает ее взглядом. И даже смотрит прямо в глаза.

– Простите? – говорит она ледяным тоном.

Помощница судорожно пытается найти правильные слова. Главное – не допустить два ляпа подряд.

– Я подумала, что… Обычно вы приходите раньше, вот я и сказала себе…

Хлоя подходит ближе с хищной улыбкой на великолепно очерченных губах.

– Вы укоряете меня за опоздание, я правильно расслышала?

– Нет, конечно же нет! – лепечет секретарша. – Я просто подумала, не случилось ли чего, я беспокоилась!

– Вы принимаете себя за мою мать?

Натали решает просто молчать. Что бы она ни сказала, ее так и так распнут у позорного столба.

– Я не мелкий служащий нижнего звена, – спокойно добавляет Хлоя. – Я прихожу тогда, когда считаю нужным. Не так ли?

Еще немного, и Натали уронит папку, которую жалко прижимает к себе.

– Разумеется, – бормочет она. – Вам не нужно оправдываться.

– Именно. Вы собирались сказать мне что-то интересное?

– Месье Пардье хотел бы вас видеть.

– Отлично. Большое спасибо, Натали.

Секретарша спасается бегством, на губах Хлои снова появляется улыбка. На этот раз насмешливая. Возможно, эта клуша тоже уйдет с караваном на полюс. Она еще не решила. Натали не семи пядей во лбу, но Хлоя признает за ней определенную полезность.

Она вешает пальто и направляется в кабинет Пардье. Старик на телефоне, но делает ей знак зайти и сесть.

Хлоя садится нога на ногу, юбка слегка приподнимается. Ничего неподобающего, но Дедуля не упускает и толики этого зрелища. Хотя Хлоя подозревает, что с некоторого времени ему только и осталось, что радовать глаз. Некоторые стареют быстрее и хуже других, природа несправедлива…

Наконец Пардье вешает трубку и улыбается. Улыбка ласковая, отеческая.

– Как дела, Хлоя?

– Спасибо, хорошо. Я опоздала, простите.

– Не имеет значения, малышка. Вы отлично поработали вчера. И были великолепны.

Она в свою очередь улыбается, обволакивая его сладким взором. Он вылезает из кресла и идет закрыть дверь кабинета, которая обычно остается открытой. Значит, наступил важный момент. Возможно, решающий.

– Я решил уйти с поста, – заявляет он. – На этот раз я даже назначил дату.

Хлоя старательно напускает на лицо озабоченную мину. Не зря же она девчонкой ходила в театральный кружок.

– Вы и вправду хотите нас покинуть?

– Я хочу отдохнуть и воспользоваться временем, которое мне осталось! Вы же знаете, мне уже шестьдесят восемь. Время летит так быстро…

Выглядит он намного старше. Даже ее собственный дед, которому за восемьдесят, кажется по сравнению с ним молодым человеком. Но сейчас неподходящий момент, чтобы говорить ему, как недолго он будет наслаждаться своей позолоченной отставкой.

– Вам никогда не дашь столько, – заверяет Хлоя. – Я вам это уже говорила. Кстати, вы должны перед уходом поделиться со мной секретом вашей вечной молодости.

– Работа, девочка… Работа.

Если в этом причина твоего раннего одряхления, мне лучше бросить работу как можно скорее!

– Я понимаю, что вам хочется заняться чем-то другим, – продолжает молодая женщина, – но что с нами будет без вас?

– Вы прекрасно справитесь! Тем более что меня заменит кое-кто вполне достойный.

Сердце Хлои сжимается. Долгожданный момент наконец-то настал. Но окажется ли именно она тем самым вполне достойным?

Пардье смотрит на нее с загадочной улыбкой, безжалостно продлевая тревожное ожидание.

– Конечно, я должен обсудить это с правлением, но свой выбор я уже сделал и полагаю, они ко мне прислушаются… Что вы скажете о том, чтобы занять мое место, Хлоя?

Жаркая волна окатывает молодую женщину; ей хочется закричать, завопить, сорваться со стула и подпрыгнуть до потолка. Может, даже поцеловать Старика.

И все же она ограничивается сдержанной улыбкой попавшей в затруднительное положение девочки.

– Ну… Я глубоко тронута и польщена. И немного удивлена тоже. А еще, не буду от вас ничего скрывать, слегка встревожена!

– Бросьте, малышка, я же не случайно вас выбрал…

– Надеюсь, я окажусь достойна. И для меня будет предметом великой гордости унаследовать ваше место.

– Я очень рад.

– А они не подумают, что я еще слишком молода?

– Они ценят вас по достоинству, и я объясню им, что, на мой взгляд, вы более всех способны принять эстафету. Я практически уверен, что они одобрят мое решение.

Это «практически» на слух Хлои звучит фальшиво.

– Спасибо вам. Большое спасибо.

– Вы это заслужили, Хлоя. У вас на руках все козыри. Харизма, ум, работоспособность, командный дух, знания, культура… И не будем забывать про несгибаемую волю и редкое мужество.

Она позволяет себе смущенную улыбочку, даже пытается покраснеть. Он берет ее руку в свою.

Годы труда наконец-то вознаграждены. Годы угодничества, но в рамках. Годы лести, но без перебора. Вечера и дни, оторванные от собственного отдыха и занятий.

Но все это ради того, чтобы совершить подвиг. Стать калифом на месте калифа всего в тридцать семь лет.

Да, подвиг.

Она думает о Филиппе Мартене, втором заместителе генерального. Он лопнет с досады. И никогда не оклемается, это точно! Чтобы у него из-под носа увели место, и кто – женщина, моложе его и с меньшим опытом… Верх унижения.

– Разумеется, все это пока что должно остаться между нами, – добавляет Пардье. – Если правление согласится со мной, я оглашу хорошую новость месяца через два. А до того времени прошу не показывать, что вы в курсе.

– Я буду тщательно за этим следить. Но как, по-вашему, отреагирует Филипп? Он дольше меня здесь работает и…

– Филипп подчинится моему решению, – довольно жестко прерывает ее Старик. – В любом случае у него не будет выхода. Если он не сумеет принять это, найдем ему замену.

– Надеюсь, компании не придется с ним расставаться. Он очень ценен для всех нас.

– Я также на это надеюсь, – кивает Пардье. – Должен признаться, я довольно долго колебался, выбирая между вами двумя. Но мне кажется, ему кое-чего не хватает. Чего-то, что помогает при многих обстоятельствах… Между прочим, грозного оружия!

– Чего же? – нетерпеливо спрашивает Хлоя.

– Обаяния, конечно.

Глава 4

У него сумасшедший взгляд.

Гипнотический. Такой пугающий.

Глаза у него темно-карие. Просто темно-карие. Чистый цвет, без всяких оттенков.

Взгляд такой глубокий, что стоит в него погрузиться, и возникает ощущение, будто падаешь в неизвестность или в бесконечность.

Бездонный – вот верное слово.

То, что этот взгляд скрывает, выражает, вызывает дурноту. То, что он внушает, прячет, раскрывает. Обещает и провоцирует.

Он молчит; вот уже много минут, как он не произнес ни единого слова.

Сидит на этой допотопной кухне. Лицом к женщине, ей не больше тридцати. Коротенькая тесная маечка чудовищного розового цвета обтягивает силиконовую грудь и открывает пупок, не удавшийся еще при рождении; белые узкие брюки чуть просвечивают. Дешевые побрякушки и лак на ногтях под цвет майки. Пирсинг в правой ноздре, в левой брови, в языке. Обесцвеченные льняные волосы. Кричащий макияж.

Вульгарная – вот верное слово.

Он смотрит на нее, она с трудом терпит его взгляд. Его пресловутый взгляд.

Непереносимый.

На губах у него легкая улыбка, почти незаметная. Похоже, он над ней насмехается. Или задумал что-то недоброе. Она проводит рукой по затекшему затылку, заодно хоть на несколько мгновений отворачивает голову.

Ощущение, что этот намек на улыбку судит ее, а взгляд выносит приговор.

Он не двигается, и вроде у него даже ничего не затекло. Каменная глыба, совершенно невозмутимая.

Он ворвался к ней силой, не оставив ей выбора. Заставил сесть туда, где она и сидит, задал вопрос. Один-единственный.

Он ждет ответа и, похоже, готов целую вечность торчать напротив нее.

– Хватит на меня так пялиться! – внезапно кричит она.

– А что? Тебе не нравится, когда на тебя смотрят? Я-то думал, ты это любишь.

– Мне не нравится, когда ты на меня смотришь! Ты псих, что за дела!

– Потому что я смотрю в глаза?

– Приперся, не говоришь, не шевелишься, почти не дышишь! Ты какой-то сраный робот или что? Кто знает, может, ты вообще не коп!.. Ну да, твоя карточка чистая липа! Убирайся, или я позову настоящих копов!

Она в истерике, он неподвижен, как статуя. Он не отвечает, как если бы и так сказал слишком много. Как если бы не хотел тратить слова. Ограничивается тем, что достает из кармана свою полицейскую карточку и подталкивает ее к ней. Она разглядывает фотографию и машинально читает:

– Майор Александр Гомес… Видала я в заднице таких майоров!

По-прежнему неподвижный, он продолжает ее разглядывать, может, хочет залезть ей в череп, чтобы прочитать, что у нее в мозгах. Вот только найдется ли там хоть несколько любопытных страниц, которые стоит пробежать, или только поразительная череда пустых ячеек?

Она начинает ерзать на стуле, словно ей в стринги подсыпали чесоточного порошка. Нога отбивает какой-то ритм, пальцы вцепляются друг в друга.

Корабль дал течь, скоро затонет. Можно сказать, с неизбежностью. Гомес улыбается чуть искренней, надо же расширить пробоину.

– Тебе не стоит так налегать на кофе, – говорит он. – А главное, на кокс.

– А пошел ты, козел! – выплевывает она, жутко кривя губы.

Она не успевает ни среагировать, ни испугаться. Он уже стоит над ней, срывает ее со стула и прижимает к стене. Ее ноги не касаются пола. Надо заметить, он высокий. И силища у него просто жуткая.

Она больше не дышит, загипнотизированная сумасшедшими глазами, по-прежнему уставленными в самую глубь ее собственных.

– Не оскорбляй меня, иначе я разворочу тебе морду, поняла?

Он говорит спокойно, не повышая голоса. Она прикидывает, как бы защититься. Колеблется, прежде чем ответить.

Он этого не сделает, конечно же! Он не имеет права. Он блефует.

– Отпусти меня, паршивый сраный коп!

Он подчиняется, она удивлена, что снова стоит на ногах. И еще больше удивляется, получив удар по лицу. Пощечина, которая больше похожа на удар кулака. Она остается стоять, отчасти чудом, бросает на него ошеломленный взгляд.

Оказывается, он не блефовал.

Второй удар, еще сильнее первого. Она падает.

– Хватит, ты сдурел! – стонет она.

– Я тебя предупреждал, – отвечает он просто. – Ты должна слушать, что тебе говорят.

– Блин… У тебя совсем крыша съехала…

Она пытается подняться, когда он хватает ее за майку и одним махом усаживает обратно на стул. Из носа у нее идет кровь, она утирается ладонью.

– Я на тебя жалобу подам! – не очень убедительно грозит она.

На секунду замолкает, продолжая вытирать капающую из левой ноздри кровь куском бумажного полотенца, который валялся на столе.

– Черт, ты же натуральный псих…

– Если верить слухам, то да. А потому лучше бы тебе ответить на мой вопрос. Иначе кто знает, что я способен с тобой сотворить…

– Я тебя не боюсь! – заверяет она. – Он куда опаснее тебя!

– Вряд ли. Но если так и есть, у тебя не будет случая это проверить.

Она снова поднимает на него глаза, пытаясь найти объяснение этой загадочной фразе.

– Или ты мне скажешь то, что я хочу знать, и я законопачу этого подонка так, что ты не увидишь его долгие годы, или ты и дальше будешь тратить мое время, и я просто от тебя избавлюсь.

Она начинает смеяться. У нее сдают нервы.

– Ты что, вытащишь ствол и прикончишь меня, вот так запросто? – бросает она. – Кончай бредить, ищейка!

– Нет, я, разумеется, не стану использовать свое служебное оружие. Кухонный нож вполне подойдет, уверяю тебя. Никто не знает, что я здесь, никому и в голову не придет меня заподозрить. В любом случае всем на тебя плевать. Можешь хоть сейчас сдохнуть, никто и не почешется.

Зрачки молодой женщины расширяются. Она замечает, что с самого прихода он так ни разу и не снял кожаные перчатки. Ни отпечатков, ни следов.

У нее пересыхает во рту, сердце идет вразнос. Он по-прежнему спокойно смотрит на нее.

– И тебя ведь есть кухонный нож, правда?

– …

– Отлично. Ну, что ты решила?

– Ты блефуешь!

– Никогда. Терпеть не могу играть, всегда проигрываю.

Он встает, открывает один из ящиков. Она следит за ним, слишком ошарашенная, чтобы реагировать.

– Дерьмовый прикуп, – ухмыляется он, помахивая спичечным коробком. – Хотя… Уходя, я могу подпалить эту гнилую хибару. Это замедлит опознание твоего трупа.

Он запихивает коробок в карман джинсов, открывает второй ящик.

– Бинго!

Она видит, как поблескивает лезвие, и наконец приходит в себя. Кидается к выходу, он перехватывает ее почти у входной двери.

Она вопит, он рукой зажимает ей рот.

Она отбивается, он приставляет нож к ее горлу.

– Ну, что ты решила? – шепчет он ей на ухо. – Напоминаю, в набор предлагаемых вариантов бегство не входит. Или ты говоришь, или сдохнешь.

Она продолжает вопить под кляпом.

– Кончай так дергаться, а то я ведь могу случайно тебя придушить, даже не узнав, готова ли ты сотрудничать! Глупо получится, правда?.. Обычно я стараюсь избегать накладок. Ненавижу возиться с бумагами.

Он чуть надавливает на рукоять ножа, она перестает размахивать руками. Он убирает руку, она больше не кричит.

Он знает, что взял верх. Страх лучший союзник, пусть даже лично он с ним не знаком.

– Я не знаю, где он! – стонет она.

Последнее трепыхание перед глубоким погружением в чудесные воды признания.

– Жаль. В таком случае мне от тебя никакой пользы. Бай-бай…

– Нет, стой! Я скажу… Стой же, черт!

Она плачет, он вздыхает. Первый признак нетерпения с тех пор, как он вошел.

– Слушаю тебя.

– Он в…

Она переводит дыхание, чувствует, как лезвие чуть сильнее надавливает на горло.

– Где?

– У него квартира в Девяносто четвертом[2]. В Кретее, улица де ля Фратерните… Дом двадцать девять.

– Один живет?

– Да… Да!

Он грубо отталкивает ее. Она натыкается на стул, растягивается на ковре.

– Если ты соврала, я вернусь. Если скажешь хоть слово кому бы то ни было о нашей милой беседе, я тоже вернусь. Понятно?

– Да… Я сказала все, что знаю!

– Отлично. Благодарю за сотрудничество с правоохранительными органами, мадемуазель.

Прежде чем покинуть дом, он бросает кухонный нож в ее сторону. Оружие приземляется на диван в нескольких сантиметрах от ее лица; она съеживается на полу.

– Надо больше тренироваться! – констатирует коп с улыбкой. – Знаешь, я ведь не шутил… тебе действительно пора завязывать с коксом! Всего доброго, дорогуша.

Глава 5

Они сидели за столиком на крытой террасе их любимого кафе, расположенного на полдороге между башней, где работает Хлоя, и фабрикой Кароль. Другими словами, больницей.

Им нравилось тут встречаться, когда на обед не хватало времени. Иногда всего на четверть часика.

Газовый нагреватель гарантировал тропическую температуру на двух квадратных метрах льдины. Чай, кофе со сливками. И на губах Хлои улыбка, которую никак не согнать. Улыбка триумфа. Кароль посмотрела на нее со смесью нежности и зависти.

– Ты паришь, да?

– На седьмом небе, дорогая!

– Рада за тебя. И горжусь тоже. Но я знала, что у тебя получится.

– Генеральный директор! Представляешь?

Кароль отпила глоточек чая, решила добавить сахара, но в последний момент удержалась. Вредно для фигуры.

– В любом случае тебе придется ходить по струнке до самого Судного дня.

– Это точно, не в моих интересах наделать глупостей. Так близко к цели, я себе никогда не прощу.

Хлоя больше не улыбалась. Как если бы она только сейчас осознала, что ее мечта совсем близко. Только руку протяни. Но птичка может и упорхнуть в последний момент.

Мимо террасы прошел мужчина, его взгляд задержался на двух молодых женщинах.

Нет, только на Хлое, Кароль научилась больше не строить себе иллюзий. Когда они вместе, она становится невидимой, прозрачной. Хлоя вбирает в себя весь свет, все внимание. Она занимает все пространство, оставляя всем прочим на пропитание лишь крошки.

Так было всегда. И не только потому, что она очень красива. Скорее потому, что от нее исходит нечто особенное. Ни с чем не сравнимая аура, убийственное очарование, невероятная сила. Само ее существование притягивало взгляды, она не могла пройти незамеченной, раствориться в толпе прочих смертных. Она наделена чем-то уникальным. Редким. Чем Кароль всегда мечтала обладать.

Феноменальной силой притяжения.

А ей бы так хотелось, чтобы этот мужчина ее заметил. Просто чтобы почувствовать, что ты есть. Но он ее даже не увидел, слишком поглощенный Хлоей.

Когда им было по шестнадцать лет, все уже так и обстояло. Хлоя Бошан, блестящая ученица, сверходаренная. Забавная, средоточие ума и изящества. Преуспевающая в математике не меньше, чем в спорте.

Идеальная, завершенная, цветущая.

Хлоя, будущий генеральный директор французского филиала маркетингового и рекламного холдинга.

Хлоя, которая встретила прекрасного принца, едва оправившись после неудачной любовной истории, которая любую другую на долгие годы обрекла бы на монашеское существование.

Хлоя, предмет желания всех мужчин.

Хлоя, Хлоя, Хлоя… Центр вселенной, пылающее солнце, вокруг которого вращаются жалкие сателлиты.

Да, я всего лишь сателлит Хлои. Жалкая планетка, погруженная в ее тень. Она богиня, я ничтожная жрица. Другими словами, никто.

– О чем ты думаешь? – спросила Хлоя, допивая свой кофе.

– О тебе, – ответила Кароль. – О тебе, моя дорогая…

* * *

В дверях кабинета возникла хитрая мордочка Натали.

– Простите, я хотела бы сверить список ваших встреч.

– Заходите, – ответила Хлоя. – Садитесь.

Помощница послушно уселась и раскрыла ежедневник своей непосредственной начальницы.

Да, нет. Отложить, отменить, подтвердить.

Мысли Хлои витали далеко. Уютно устроившись в корзине монгольфьера, она оглядывала мир с небес. Волшебно. Упоительно. Пьяняще.

Остальные, копошащиеся у нее под ногами, всего лишь крошечные насекомые. Не имеющие значения.

Она даже не удивлялась тому, что поднялась так высоко. И так быстро. Поступив в эту контору всего семь лет назад на должность креативного директора, сейчас она готова достичь высшей ступени лестницы. Просто потому, что она лучшая и у нее стальные нервы и воля.

Просто потому, что она Хлоя Бошан и перед ней никто не устоит.

Потому что ей удалось скрыть от всех глаз свои бреши, а ведь они глубоки. Можно сказать, они гигантски велики. Но ей удалось возвести укрепления, которые выстоят под любыми пулями. Выстоят против чего угодно.

Рассеянно слушая пронзительный голосок Натали, она улыбнулась. И даже не услышала стука в дверь, так что ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что перед ее столом стоит Филипп Мартен.

Натали мгновенно исчезает, Хлоя улыбается коллеге. Противнику. Побитому всего за несколько раундов и еще не знающему, что он в нокауте.

Какое наслаждение.

– Я хотел бы вместе обсудить проект, – говорит он, выкладывая на стол пухлое досье. – Мне важно твое мнение.

– С удовольствием. Если я могу тебе помочь…

Хлоя разглядывает его руки. Ей всегда казалось, что у него безобразные руки. Чуть раздутые пальцы, слишком выступающие вены. Досадно, потому что, вообще-то, он не урод. По правде говоря, он очарователен. Достойно выглядит на свой полтинник. Следит за собой, это видно. Он всегда очень любил себя, и не ей ставить ему это в вину; как минимум, что-то у них общее.

Она едва слушает, что он рассказывает, до странности сосредоточившись на нем самом. На его лице, на расстегнутом воротничке рубашки от Диора. Она представляет себе момент, когда он узнает… И удивлена, что у нее слегка сжимается сердце, таких эмоций она от себя не ожидала. Никогда не думала, что будет сочувствовать печальной судьбе Филиппа Мартена, нудного коллеги, мужчины, который никогда не делал ей подарков и всегда тянул одеяло на себя.

Я победила, он проиграл. Таковы правила игры. И нечего его жалеть. Он просто станет моим заместителем. Моим служащим. Моей вещью.

– Ты иногда об этом задумываешься? – внезапно спрашивает она.

Мартен притормозил в своих скучных объяснениях и смотрит на нее, не понимая.

– О том моменте, когда Пардье уйдет, – уточняет Хлоя со странной улыбочкой.

Вопрос застает его врасплох, и он не сразу находит, что ответить.

– Да, конечно, – говорит он наконец. – Но почему ты меня об этом спрашиваешь?

– Мне кажется, из тебя получился бы отличный президент.

Искренне удивленный комплиментом, он растерянно молчит.

– Да, думаю, ты был бы идеально на месте, – продолжает Хлоя.

– Спасибо. Но Пардье еще не ушел!

– Точно. Но мне кажется, это не за горами.

Он вопросительно на нее смотрит, задержавшись на ее пухлых губах.

– Женская интуиция! – возглашает Хлоя с обезоруживающей улыбкой.

Она всегда обожала повеселиться. Особенно с легкой добычей. Хотя у Мартена всегда что-нибудь припасено в рукаве. Она научилась опасаться его.

Никогда не доверять никому и ничему в этом мире. Только так можно уберечься от многих провалов. Уберечься от подводных камней и не разбиться на них.

Она снова сосредоточивается на Мартене, который продолжает путаться в утомительных пояснениях.

Предстоящие недели обещают быть особенно забавными.

Заставить его поверить, что выбран именно он. Успокоить, войти в доверие. Загипнотизировать прекрасным танцем живота, чтобы он не заметил надвигающегося урагана.

И в долгожданный момент нанести смертельный удар.

Убаюканная низким голосом Филиппа, Хлоя опять расположилась в корзине своего монгольфьера. Высоко-высоко надо всем и всеми, она плывет в ослепительном искрящемся свете.

И ни одно облачко не омрачает картину.

* * *

– Смотрели матч вчера вечером? – спрашивает лейтенант Лаваль.

Гомес оглядывает его с легкой улыбкой:

– Нет. У меня было занятие поинтересней.

– Какое?

– Не могу тебе рассказать.

– Почему? – удивляется Лаваль.

– Ты только недавно достиг совершеннолетия, а некоторые сцены могут задеть чувствительность юных зрителей.

– Иногда вы настоящий мудак, – говорит Лаваль, пожимая плечами.

– Только иногда? Ты меня успокоил. Спасибо, Пацан.

– Все равно, матч был просто супер! ПСЖ…[3]

– Я знаю, кто выиграл, – вздыхает Гомес. – Даже счет знаю. Только глухой не в курсе… Заметь, иногда я был бы не против оглохнуть! Потому что в толк не возьму, как можно сходить с ума из-за банды дебилов, играющих в мячик.

– Вы редкий зануда, и не иногда, а постоянно!

Гомес хмыкает и кладет руку на плечо коллеги:

– Ты раскусил меня в два счета, браво! Станешь отличным копом, когда подрастешь.

Они сидят в неприметной машине без опознавательных знаков, припаркованной на улице де ля Фратерните в Кретее.

– Можете наконец сказать, чего мы здесь торчим? – спрашивает Лаваль.

– Сидим в засаде.

– Ну да, это я понял. Но кого именно мы сторожим?

– Сам увидишь, когда он соблаговолит высунуться из дома! И ты не будешь разочарован, можешь мне поверить.

– Что делать, вы же шеф…

– Именно, Пацан. А потому не смыкай глаз и разбуди меня, если у дома двадцать девять покажется высокий шатен с длинными волосами и совершенно мерзкой харей.

Гомес опускает спинку своего сиденья, складывает руки на груди и закрывает глаза.

– Вы собираетесь спать в такое время?

Но майор уже заснул или делает вид; его молодой коллега возводит глаза к небу. Работать с Александром Гомесом – постоянный геморрой, причем каждый день достающий тебя по-новому. Никогда не знаешь, как он отреагирует и во что втянет свою команду. В какое дерьмо или в какую потрясающую операцию.

Он человек-загадка и, безусловно, останется ею до самой смерти. И вряд ли эта смерть приключится с ним в кровати, в жутком и мирном домике для престарелых.

Слишком загадочен, чтобы кто-то считал, что знает его.

Слишком невыносим, чтобы кто-то действительно ценил его по достоинству.

Слишком умен, чтобы его можно было совсем отвергнуть.

Слишком смел, чтобы им тайком не восхищались.

Слишком свиреп, чтобы кто-то осмелился столкнуться с ним лоб в лоб.

* * *

Ночь, холод. Уже очень поздно.

Они хохочут во все горло.

Пока Бертран страстно обнимает ее, Хлоя ищет в сумочке ключ от дома. Слегка навеселе, она с трудом координирует свои движения.

– Ну, ты наконец откроешь? – торопит ее Бертран. – Может, не стоит заниматься этим на крыльце… Я не хочу оказаться в участке за непристойное поведение!

Хлоя по-прежнему весела, пьяная от алкоголя, гордости и желания.

Он красив, умен, забавен. И он мой.

Наконец она нашаривает связку ключей, пытается попасть в замок. Бертран берет ее руку в свою и направляет в верную сторону. Они заходят, кидаются друг на друга. Бертран ногой захлопывает дверь, пока Хлоя стаскивает с него пиджак.

– Осторожней, дорогая, я заплатил за него пять сотен евро!

– Я куплю их тебе столько, сколько пожелаешь, – отвечает она, принимаясь за рубашку.

– Ты становишься опасной, когда выпьешь!

– Я куплю тебе их десятки, сотни, если захочешь!

– Ты что, принимаешь меня за жиголо?

– Я заработаю для тебя кучу денег! – продолжает веселиться Хлоя. – У тебя будет бешеный успех. Но делиться я не желаю… Если ты меня обманешь, я выцарапаю тебе глаза!

Он отрывает ее от пола, она обхватывает его шею. Он несет ее в гостиную, она все смеется и смеется. Он кладет ее на ковер и тоже начинает ее раздевать. Только он действует лаской.

Всегда только лаской.

Вдруг Хлоя обрывает смех. На лбу возникает морщинка.

Она смотрит в какую-то точку у него за спиной, поэтому Бертран оборачивается, но не замечает ничего необычного. Бросив его посреди гостиной, она направляется к роскошному комоду орехового дерева и рассматривает три фотографии в рамках, висящие прямо над ним.

– Что случилось? – тревожится Бертран. – Можно подумать, ты впервые видишь эти фото!

– Они не на месте. Та, которая сейчас справа, обычно слева, и наоборот. Это Фабьена, которая у меня убирает. Наверняка она вытирала пыль и случайно перевесила.

Бертран кладет руки ей на бедра, губами прикасается к затылку.

– Твоя история с рамками очень увлекательна, но у нас есть занятия поинтересней.

Он вздыхает, когда она снова отстраняется. Она поднимается на цыпочки, перевешивает фотографии.

– Видишь, на этом снимке мой отец и я, когда мне было двенадцать. Я его обожаю…

– Твоего отца?

– Нет. Снимок.

Она улыбается при виде его шокированной физиономии. Потом начинает откровенно хохотать.

– Ты непредсказуема, – признает Бертран.

Он гладит ее лицо, запускает руку в волосы.

– Ты никогда не рассказывала мне о своих родителях, – добавляет он.

Она нежно улыбается ему:

– Ты хочешь все обо мне знать?

Бертран кивает.

– А вот я ничего о тебе не знаю, – шепчет Хлоя.

Абсолютно ничего. Откуда ты появился и куда направляешься. Кто ты на самом деле. Что было у тебя в жизни и на что ты надеешься в будущем. Я не знаю, какие у тебя мечты и какие кошмары.

Абсолютно ничего, кроме того, что у тебя самые потрясающие глаза, какие только я когда-либо видела. И что ты становишься самым сильным наркотиком, который я когда-либо пробовала.

* * *

– Может, хватит уже, а? – с надеждой предложил Лаваль.

Гомес посмотрел на улицу, неподвижный, невозмутимый. Несокрушимая статуя.

– Бери такси и возвращайся домой, – уступил он. – Малыши в твоем возрасте должны ложиться пораньше.

– Тот, кого вы ждете, наверное сбежал на Сейшелы…

Лаваль зевнул, едва не вывернув себе челюсть.

– Скажите хоть, кого мы ждем уже целую вечность, это придаст мне мужества.

– Лучше тебе этого не знать. Еще обделаешься.

– Спорим?

– Приятель Башкима.

– Башкима? Но откуда вы узнали, где его искать?

– Я не говорил, что нашел Башкима. Только след одного типа, который может на него вывести… Секи разницу.

– А кто его сдал?

– Одна девица, которая решила, что у меня прекрасные глаза и сексуальная манера метать нож.

– Чего?

– Не парься, Пацан. Главное, добраться до верха цепочки.

– Поверить не могу… Если он его приятель, то и Башким может здесь появиться!

– Мечтать не вредно, – буркнул Гомес. – Этот выродок наверняка сидит себе спокойненько на своей сраной родине… Красивая страна Албания. Бывал там?

– Нет. Но если Башким может появиться, нужно вызывать армейских на подмогу. Этот тип полный псих!

– Я тоже, – напомнил майор. – И несомненно больший, чем он, потому что рискую своей шкурой за две тысячи пятьсот евро в месяц.

У Лаваля сна больше ни в одном глазу. Он с беспокойством посмотрел на дверь дома двадцать девять, опасаясь заметить человека, которого ждал здесь весь день, сам того не зная.

Лишь бы он не пришел. Ни он, ни его приятель.

– Что, испугался? – предположил Гомес.

Лаваль на своем сиденье вдруг начал дергаться во все стороны.

– Такую дичь вдвоем не возьмешь. Слишком опасно. Этот тип реальная крутяшка! Он вооружен до зубов…

– А у тебя что под курткой? Погремушка?.. Повторяю, там не сам Башким засел, а только его кореш. И потом, пока что мы должны только приклеиться к нему. Чтобы он привел нас к говнюку рангом повыше. И так далее по цепочке. Или я должен учить тебя азам?

– Вы с ума спятили, вот же черт…

Гомес уставился на него своим леденящим взглядом.

– А теперь заткнись, ладно? Если ты сдрейфил, катись отсюда. Если нет, закрой пасть и открой уши.

Лаваль замер. В конечном счете Гомес производил куда более устрашающее впечатление, чем Томор Башким.

– Я хочу повязать эту сволочь, слышишь? Вот уже много месяцев я ищу, как его прищучить, и сейчас вышел на след. И никому его не уступлю. Я выбрал тебя в помощники, потому что доверяю тебе. Но если ты не на высоте, если я ошибся, можешь убираться. Ясно?

– Ясно, – пробормотал Лаваль. – Я остаюсь, все в порядке.

– Отлично. Можешь поспать, если хочешь. Твоя очередь.

* * *

Красные цифры исчезли с экрана будильника.

Хлоя схватила с прикроватной тумбочки мобильник и обрадовалась, увидев, что вставать еще рано. Всего-то четыре часа двенадцать минут.

Она снова пристроила голову на плечо Бертрана, который крепко спал, и приготовилась вернуться в объятия Морфея. Но другое желание, все более неотступное, мешало ей.

Она неохотно поднялась, стараясь не разбудить любовника, и босиком пошла в ванную. Благодаря отсутствию света ей не придется разглядывать в зеркале свою физиономию. После вчерашней пьянки зрелище должно быть ужасное…

Она облегчила мочевой пузырь и решила выпить большой стакан холодной воды. Услышала шум за спиной и вздрогнула.

– Что ты делаешь? – спросил Бертран.

– Пить захотелось. Но электричества нет. Наверняка отключение.

– А на улице свет горит… Где счетчик?

– В гараже.

– Я схожу, ступай в постель. Этот дом похож на холодильник!

Он наспех одевается, пока она забирается под одеяло в ожидании возвращения своего мужчины. Укладывает разламывающуюся голову на подушку, успевает только услышать, как открывается и закрывается входная дверь, и проваливается в сон.

* * *

Глубокая тишина. Даже слишком глубокая.

Хлоя вытягивает левую руку, замечает, что Бертрана рядом нет.

Отключение электричества, счетчик… На экране мобильника четыре сорок пять.

Он ушел четверть часа назад.

– Бертран?

Тишина трагическим эхом откликается на ее призыв.

– Дорогой?

Она зовет громче, по-прежнему не получая ответа. Начинает дрожать, пытается зажечь лампу у изголовья.

Он не вернулся, электричество тоже.

Она должна пойти посмотреть, что происходит. Но навалившийся страх не выпускает ее из глубины холодной постели. Перед глазами медленно вырисовывается Тень. Еще чернее темноты.

– Бертран, да отзовись же, черт!

Она орет во весь голос. Теперь у нее стучат зубы, и не только потому, что отопление отключено.

Успокойся. Наверняка он просто не может найти поломку, вот и все.

Но страх способен подвигнуть на многое, но не на рациональные поступки.

Хлоя собирает в кулак все свое мужество, чтобы вылезти из кровати, словно покидает надежное убежище, отправляясь во враждебный мир.

Босиком, в одном пеньюаре, она медленно двигается по коридору.

– Бертран? Ты здесь?

У входа она еще раз тупо пытается зажечь люстру. Старается унять спазмы, от которых клацают зубы, и проклинает себя в тишине.

Я смешна.

На крыльце свет с улицы немного ее успокаивает. Но только немного.

– Бертран?

Легкий ветер насмешливо окутывает ее, и она окончательно леденеет. Делает шаг назад, влезает в туфли.

На какую-то секунду представляет, как она выглядит ранним утром на крыльце собственного дома, в белом пеньюаре и черных туфлях. Но сейчас ей и без того есть что себе представлять.

Мертвый Бертран. Убитый Тенью.

Она сбегает по ступеням, сворачивает налево к гаражу. Угадывает распахнутую дверь, за ней черная дыра.

Застыв на пороге, чутко вслушивается в тишину.

– Дорогой?

Ни малейшего шума, только ветер в ветвях и мощный мотор, рычащий на соседней улице. Она отваживается сделать пару шагов внутрь пустого гаража; ее машина осталась на подземном паркинге агентства.

Она глубоко дышит, холодный воздух обжигает легкие. Голос у нее в голове становится все убедительнее.

Вернись, пока еще есть время!

Готовая бежать, она разворачивается. И оказывается нос к носу со своим кошмаром.

Огромный мужчина, весь в черном, с капюшоном на голове.

Хлоя издает жуткий вопль, подается назад. Нога подворачивается, она теряет равновесие. Голова натыкается на что-то твердое, удар очень силен.

Дыхание прерывается, жаркая волна пробегает по телу, взрываясь в мозгу.

Она приоткрывает веки, различает склонившуюся над ней Тень.

Ей хочется заговорить, спросить, где Бертран.

Что вы с ним сделали? Что вы сделаете со мной?

Но ни одного слова не срывается с губ, хотя они открыты.

Мужчина совсем рядом с ней. Ей кажется, что она различает нижнюю часть его лица. Ей кажется, что он улыбается.

А потом…

* * *

Оранжевая мигалка отражается во внутреннем зеркале заднего вида. Время мусорщиков. Время отправляться спать, это уж точно.

Машина заворчала, но в конце концов тронулась с места. Лаваль судорожно просыпается, на какой-то момент забыв, что он не в кровати.

– Вы его видели?

– Нет, – отвечает майор. – Я подброшу тебя домой.

Лаваль зевает, его глаза слипаются.

– Что вы собираетесь делать?

– Дрыхнуть без задних ног.

– Нет, я хочу сказать, с этим типом.

– Он подождет, не соскучится!

– Не сомневаюсь, – вздыхает Лаваль. – Черт, как поясница ноет…

– Попросишь жену сделать хороший маленький массаж.

– Вот только я не женат, – напоминает молодой лейтенант.

Два в дымину пьяных мужика, спотыкаясь, бредут вдоль тротуара, Гомес их объезжает. Скоро он будет дома, в своем довольно запущенном жилище. Но по крайней мере, рядом с ней. Он знает, что живительный сон ему не светит. Сколько месяцев он напрасно его дожидается.

Рассвет не за горами, но никакого облегчения он не принесет.

Это особый момент между ночью и днем. Между двумя такими разными мирами.

Час, когда тени выходят из тьмы.

Глава 6

Прежде чем поднялся занавес, ею овладела боль, на выходе из этого странного сна, вернее, кошмара. Где кишели крики и ухмылялись тени. И раскаленная кочерга, которая расколола ей череп от уха до уха.

За закрытыми веками она угадывает свет. А еще голос. Он возвращает ее к жизни.

Тень, падение.

– Ну же, открой глаза, дорогая…

Он еще здесь, лучше я продолжу притворяться мертвой.

Но голос становится властным, заставляя ее выйти из кулис.

– Очнись!

Наконец она подчиняется и видит встревоженное лицо Бертрана. Воспоминания становятся отчетливыми, она начинает дрожать. Понимает, что лежит в собственной постели.

– Что случилось? – с трудом шепчет она.

– Не знаю, – признается Бертран. – Думаю, ты упала и ударилась головой.

– Он ушел?

– Кто?

Внезапно ее охватывает страх. Хлоя каменеет с головы до пят.

– Он там!

– Успокойся… Кто там?

– Тот тип, я его видела в гараже!

– Успокойся, прошу тебя. Ты упала, вот и все. Это я виноват.

Бертран помогает ей сесть, подкладывает под спину две подушки. Она поворачивает голову к мигающему будильнику, чувствует острую боль в плече.

– Сколько времени?

– Десять минут шестого. Я вызвал врача, он будет с минуты на минуту.

– Я не хочу врача, говорю же, я его видела!

– Пожалуйста, постарайся успокоиться. Кроме нас с тобой, здесь никого нет.

Он берет ее руку в свои и крепко сжимает.

– Где ты был? – неожиданно спрашивает она. – Я не видела, как ты вернулся, я вышла и…

– Знаю, прости меня. В тот момент, когда я поднял дверь гаража, я услышал, как на улице с визгом затормозила машина, а потом звук удара. Вот я и вышел посмотреть, не случилось ли что-то серьезное… Парень слегка навеселе въехал в машину, которая шла перед ним.

– Кто-нибудь пострадал?

– Нет, только железо помялось, – объясняет Бертран, продолжая держать руку Хлои. – Но ни у одного из них не было при себе бланков протокола, они попросили дать им хоть один, и мне пришлось вернуться сюда за ключами от машины. Я думал, ты уснула и не будешь волноваться из-за моего отсутствия. Дал им протокол, пошел обратно и, заходя в ворота, услышал, как ты кричишь. Кинулся к тебе и нашел без сознания. Представить не можешь, как я перепугался.

– Я видела его.

Бертран вздыхает:

– Кого именно ты видела?

– Высокого типа, одетого в черное. Я испугалась, потеряла равновесие и упала.

– Ты накручиваешь себя, Хлоя. С того дня, как тот мерзавец пошел за тобой на улице, ты все время боишься. И он мерещится тебе повсюду. Это нормально, но все же…

– Ничего мне не примерещилось!

– Если бы в гараже кто-нибудь был, я бы его там застал. Я бы обязательно с ним столкнулся! Я пришел меньше чем через полминуты после того, как ты закричала. Никого не было, могу тебе поклясться.

Их прерывает звонок, Бертран уходит. Хлоя закрывает глаза, стараясь успокоиться.

Он тебе мерещится повсюду… Если бы там кто-нибудь был, я бы обязательно с ним столкнулся.

Может, я схожу с ума?

Бертран возвращается с женщиной, которая выглядит на все свои утомленные пятьдесят.

– Вот и доктор, дорогая.

– Здравствуйте, мадам… Итак, что у нас случилось?

Бертран вкратце описывает ситуацию. Отключение электричества, падение в гараже. Он сознательно опускает детали, излагая только главное.

Врач начинает методичный осмотр. Просит Хлою встать, заставляет проделать определенные движения, задает кучу вопросов.

– Серьезной травмы я не вижу. Но при ушибах головы лучше проявить осторожность. Советую вам поехать в больницу, чтобы провести дополнительные обследования.

– Не имеет смысла.

– Будь благоразумна, дорогая, – уговаривает Бертран.

– Со мной все в порядке, и я не хочу провести пять часов в отделении скорой помощи, чтобы мне это подтвердили!

Бертран снова раздраженно вздыхает, обменивается огорченным взглядом с терапевтом.

– Хорошо, как хотите, мадам. Я же не могу вас заставить поехать. Но если появится тошнота или головные боли, немедленно вызывайте «скорую», ладно? А завтра, если возможно, отдыхайте.

– Ладно, – неохотно уступает Хлоя. – Сколько я вам должна?

* * *

Они двинулись на юг, к дому Лаваля; скромное небольшое здание, приткнувшееся между жилыми домами вдоль берегов Сены и злачными заведениями вдоль берегов неизвестно чего.

Хотя нет, вдоль автострады идут железнодорожные пути. И полная безнадега вокруг.

– Приехали, Пацан. Доброй ночи.

Лейтенант Лаваль надеялся хоть на спасибо за все бесконечные часы в неудавшейся засаде. Но от Гомеса благодарности не дождешься.

– Доброй ночи, до завтра.

– Можешь не приходить с утра, – добавляет Гомес.

Лаваль удивлен. Надо же, он все-таки получил благодарность.

– Поспи немного, – продолжил майор. – Ты и впрямь дерьмово выглядишь.

– Вы всегда найдете, что сказать приятного, это так бодрит!

Лейтенант хлопнул дверцей, Гомес сразу же тронулся с места. Вместо удовольствия от ночи добротного сна его, без сомнения, ждет удовольствие от хорошего душа.

Он едет быстро, намного превышая скорость. Не то чтобы он действительно торопился домой.

Снова увидеть ее – это счастье. Но и пытка тоже.

Он едет быстро просто потому, что любит скорость. Любит бросать вызов судьбе.

Вот если бы шина лопнула и я оказалась в кювете. А еще лучше умерла бы на месте. Я хочу смерти, а не агонии. Жизнь сама по себе долгая агония, и ничего больше. Форсированный марш к фатальному исходу.

Мы приходим в мир не по своему желанию и идем к смерти, хотя мы ее не выбирали. Нет смысла накручивать лишнего.

Он прикурил сигарету, опустил окно. Легкий поворот руля. Совсем легкий, пустяковый.

Стена или опора моста, на полном ходу. Блестящий финал.

Александр колеблется.

Я не имею права, я нужен ей.

Классное алиби для идеального преступника.

Классное алиби для воображаемого преступления. Эта нехватка мужества, эта ежедневная трусость.

Никто не может быть незаменимым, и уж тем более я. Убить ее и сразу же убить себя.

Руль держит направление, нога не так тяжело давит на педаль.

Слишком поздно, машина БПП[4] села ему на хвост. Гомес улыбается, бросает окурок и снова давит на газ. Придется устроить ребятам прогулку и поучить их водить тачку.

Он сворачивает направо с таким заносом, что половина резины сгорает зараз. Молодняк из спецгруппы все еще держится далеко позади, так что Гомесу приходится притормозить. Чтобы не слишком от них отрываться и не выиграть партию слишком быстро. Так редко удается развлечься…

Эти лузеры включили сирену, лишь бы разбудить добропорядочных людей раньше времени.

Еще раз направо и сразу налево. Ну вот, он от них ушел. Рекорд побит: меньше чем за четыре минуты!

– Game over[5], парни!

Он снова прикуривает сигарету и начинает тихо смеяться в одиночку. Как последний дурак.

Через несколько секунд они получат идентификацию его номера. Если только им удалось подобраться достаточно близко, чтобы его считать. И с изумлением обнаружат, что преследовали машину копа из соседнего департамента. В тот момент, когда Гомес выезжает в нужном направлении, чтобы добраться до своей квартиры, он пересекается с другой полицейской машиной. Их «рено» совершает головокружительный разворот, чтобы пуститься за ним в погоню.

Но Гомес устал. У него нет желания поразвлечься и с этими тоже. Тем более что бак у него почти пуст.

Он паркует свой «пежо» у тротуара и выключает мотор. Коллеги останавливаются сразу за ним и медлят несколько секунд, прежде чем выйти из машины.

– Бросайте нам ключи и положите руки на руль!

Гомес уже видит свое тело, изрешеченное представителями французской полиции в результате оглушительной накладки.

Заманчиво.

Но они способны промазать и всадить ему пулю не в то место.

Куда менее заманчиво.

А потому он выбрасывает ключ в открытое окно и прилежно кладет руки на руль. Вместо того чтобы погибнуть героем, он еще немного повеселится.

Один из полицейских открывает дверцу, пока другой держит Александра на мушке.

– Выходи! – орет первый.

– Никаких резких движений! – выкрикивает второй.

– Спокойно, ребята. Расслабьтесь. Я готов сотрудничать.

Третий деятель тоже выходит из машины и присоединяется к остальным. Женщина, очень молодая. Гомес удивлен; не так много женщин приписано к этой бригаде.

– А ну вылезай, придурок!

Гомес едва успевает сделать движение, как двое полицейских силой вытаскивают его из салона и укладывают на землю.

По-мужски.

На него надевают наручники, по ходу дела он получает хитрый удар по ребрам, потом его грубо ставят на ноги. Заметив на их форме эмблему белоголового орла, Гомес понимает, что имеет дело с девяносто первой бригадой.

Он оказывается нос к носу с начальником этой группы ночных уборщиков. Бригадир, низенький и коренастый, с бандитской физиономией, начинает его обыскивать. Замирает, когда его рука ложится на пистолет, просто заткнутый сзади за пояс джинсов Гомеса.

– Он вооружен!

– Ну и что? – замечает Гомес. – Вы тоже вооружены. Почему мне нельзя?

– Заткнись, придурок! Где твои документы?

– Наверно, я совершенно некстати забыл их дома.

– Вот досада, а, придурок!

– Я восхищен богатством вашего словарного запаса, господа. Придурок занимает в нем почетное место!

Бригадир, в силу явной нехватки аргументов, врезает Гомесу прямой под дых, тот сгибается пополам.

– Откуда у тебя ствол?

Александр переводит дух, прежде чем заканючить:

– Это не мое, месье! Мамой клянусь, это одного кореша! Он мне одолжил, хотел, чтобы я отвез его кузену, месье!

– Тебя ждет паршивая ночка! – предрекает бригадир. – Ты несся по городу со скоростью около ста тридцати, при тебе ствол, у тебя нет документов, и я уверен, что мы найдем кое-что интересное, когда осмотрим твою машину!

– Ладно, поиграли, и будет, – резко обрывает его Гомес. – Вы снимете с меня наручники, вернете ключи от тачки, ствол, и рассыплетесь в извинениях, идет?

Два копа ржут; третья, молодая женщина, очевидно, более осторожная, сохраняет нейтралитет.

– Ничего ты не получишь, придурок!

– Предпочитаю, чтобы ты называл меня по имени: Александр Гомес. Майор Александр Гомес, Судебная полиция, бригада девяносто четыре. Придурок – это только для близких.

Забавная тишина следует за официальным представлением.

– Бумаги в кармане дверцы, – уточняет Гомес.

Девица достает профессиональную карточку и протягивает ее шефу. Бригадир зеленеет, Гомесу даже кажется, что его штаны сейчас сползут на землю.

– Я провожу внутреннее расследование относительно действий Бригады противодействия преступности, – продолжает он неторопливо. – Мне поручено выяснить, как обращаются с подозреваемыми, которые не оказывают никакого сопротивления, как в моем случае. Выяснить, например, не называют ли их на «ты», не оскорбляют ли, или, может быть, даже бьют.

– Но…

– Я знаю, обычно это работа Генеральной инспекции, но нашим кузенам из внутренних расследований не хватает духу, чтобы взяться за дело. Чтобы их обзывали придурками или били по печени, им это не по душе. Вот мне и поручили грязную работенку… Кстати, чего ждете вы, чтобы снять с меня браслеты?

Полицейский с ключом взглядом испрашивает разрешения начальства. Бригадир кивает, и Гомес возвращает себе свободу движений.

– Большое спасибо. А теперь я могу получить обратно свое оружие? Оно мне как любимая игрушка, понимаете ли… Меня будут мучить жуткие кошмары, если не положу его под подушку.

Бригадир протягивает ему пистолет, Гомес бросает его на пассажирское сиденье своего «пежо».

– А не пора ли нам познакомиться поближе? Я запишу ваши фамилии, имена и звания. Ну же, я вас слушаю! Сначала дама…

– Это просто отвратительно! – осмеливается сказать самый молодой.

– Ты прав, парень, но приказ есть приказ, – вздыхает Гомес.

Бригадир берет слово:

– Послушайте, майор, это недоразумение…

Гомес прикуривает «Мальборо», наслаждаясь их вытянутыми физиономиями.

– Ну же, расслабьтесь, девочки: это шутка! Тут скрытая камера, вон, за деревом! Это для новогоднего концерта в префектуре!.. Давайте, улыбнитесь, я же сказал, что вас снимают!

Переминаясь перед ним, они уже не знают, как себя вести, несмотря на всю непристойность розыгрыша. Они по-мудацки вопросительно переглядываются, и Гомесу внезапно становится их жалко. Он уже подумывает прекратить их мучения, но именно в этот момент бригадир начинает тявкать, как шавка:

– Не знаю, что за игру вы тут затеяли, майор, но нам есть чем заняться, кроме как выслушивать ваш пьяный бред!

Гомес хватает его за ворот форменной куртки и прижимает к машине.

– А ты меня послушай, придурок: ты накосячил по полной, и я сделаю так, чтобы ты жалел об этом всю оставшуюся жизнь! Ты и представить себе не можешь, на кого наехал! И я не выпил ни капли алкоголя, в отличие от тебя.

– Я не пил! – защищается бригадир.

– А твое вонючее дыхание подсказывает мне прямо противоположное!

Приземистого коротышку словно парализовало под этим жутким взглядом.

– Вы должны были сразу сказать, что вы из наших! Я не мог догадаться!

– Отнюдь, ты был обязан, это называется чутьем, придурок!

– Вы просто с ума сошли, так нельзя…

– Твоя взяла! Имеешь право вернуться завтра вечером на финальную партию. По всему видно, что ты у нас чемпион. Уверен, что ты сорвешь главный приз!

Женщина-полицейский тихонько прыскает, Гомес выпускает бригадира, который машинально подносит руку к саднящему горлу.

– Короче, не то чтобы я с вами скучал, но после тяжелого дня борьбы с преступностью мне хотелось бы домой. Так что я вас оставляю, можете и дальше играть в классики.

Он подходит к молодой женщине, та делает шаг назад. Он берет ее руку, прикасается к ней поцелуем и подмигивает.

– Примите извинения за эту маленькую забавную сценку, мадемуазель. Если назовете ваше имя, я пообещаю никогда больше так не поступать.

– Валентина.

– Чудесно. Доброй ночи, Валентина. И никогда не позволяйте этим двум мачо давить на вас, договорились?

– Договорились, майор.

Она слегка растерянно улыбается, пока Гомес садится в машину, ставит на крышу мигалку и резко берет с места.

Ошеломленная троица смотрит на удаляющийся автомобиль. В конце улицы он уже несется на скорости далеко за сто.

– Этот тип действительно спятил, – бормочет Валентина.

Я все время думаю о тебе.
Это сильнее меня, сильнее всего.
Я выбрал тебя в безликой толпе.
Избрал своей музой, своим источником вдохновения.
Для тебя я придумаю тысячу и одну пытку, и каждая будет верхом изысканности.
Обещаю тебе.
Для тебя я принесу жертвы, одну за другой. Человеческие жертвы, разумеется.
Я разрушу все препятствия, воздвигнутые между нами.
Я не разочарую тебя.
Обещаю.
Для тебя я совершу невозможное.
Ничто не устоит передо мной.
А главное – не устоишь и ты.
Конечно, ты будешь защищаться со всем мужеством, которое я в тебе распознал, и с присущим тебе умом.
Конечно, ты будешь бороться до конца, я ни секунды в этом не сомневаюсь.
Но в конце концов ты смиришься с очевидностью и сложишь оружие к моим ногам.
Я преобразую тебя, вылеплю то, что задумал.
Я сдеру с тебя оболочку, оставлю освежеванной. Голой.
Я буду разрушать тебя медленно, день за днем, кусочек за кусочком.
Я тебя перестрою, деталь за деталью.
Ты станешь моим самым прекрасным произведением искусства, моим величайшим успехом.
Моей самой прекрасной бойней.
Моим шедевром, я тебе обещаю.

Глава 7

– Хватит тебе валять дурака, Алекс.

Гомес выдержал взгляд комиссара Маяра без малейших признаков раскаяния. Следует заметить, что они были знакомы уже больше пятнадцати лет, и Маяр давно уже опустил руки. Попытки контролировать Гомеса – чистая утопия. С тем же успехом можно попробовать остановить стадо буйволов, за которым гонится стая гиен.

Поэтому дивизионный комиссар довольствовался тем, что по возможности ограничивал ущерб. Заметал пыль под ковер.

– Если я стану паинькой, ты помрешь со скуки, – провокационно заявил Гомес.

– Скорее, я почувствую себя в отпуске! Потому что нет ничего забавного в том, чтобы в девять утра получить список твоих ночных похождений.

– Да ладно тебе, расслабься, старина! – засмеялся Гомес, прикуривая сигарету.

– Не кури в моем кабинете, черт! – рявкнул Маяр.

Гомес открыл окно, сделал пару затяжек и выкинул окурок.

– Если вспомнить, почем сейчас сигареты…

– Ну так бросай курить.

– И сдохнуть девяностолетним старцем? Нет уж, спасибо!

– Тебе действительно пора в психушку, Алекс.

– Скажешь тоже, меня ни одна клиника не берет! Я уже просился, но, похоже, они меня боятся до чертиков.

– Чего ты привязался к этой бригаде? – со вздохом спросил Маяр.

– Нечего было меня доставать. Еду себе спокойно…

– Ты ехал сто тридцать по Большому Парижу[6]. Достаточная причина, на мой взгляд. Мигалка не для собак придумана.

– Ну и что? Я даже ни одного старикана не задавил! В такое время они все уже давно сопят по койкам. Я бы очень хотел посодействовать спасению нашей пенсионной системы, но дедули не должны быть такими домоседами.

– Должен напомнить, что тебе платят за то, чтобы ты нагонял страху на плохих парней, а не на копов. Копы – это твоя семья, понимаешь. Та команда, за которую ты играешь. Или, по крайней мере, за которую ты должен играть…

– Мне платят, ты уверен? – удивился Гомес. – Учитывая состояние моих финансов, мне казалось, что я доброволец Армии спасения.

– Парни из твоей ночной истории подали жалобу, и это тоже повиснет у меня на шее.

– У тебя крепкий хребет, уж я-то знаю. И потом, я здорово повеселился, честное слово! С ними была одна малышка. Валентиной зовут. Ты должен перетащить ее к нам, в Судебную. Потому что она умеет управляться с тачкой.

– Правда?

– А главное, такая аппетитненькая! – признался Александр.

Маяр закатил глаза и закрыл окно своего кабинета.

– А на самом деле можешь мне сказать, что ты делал на улицах этой ночью?

– Любовался звездами. Ну до чего красивые, эти звезды.

Маяр скрестил руки и ждал.

– Я очень увлекся астрономией, – заверил Гомес.

– Говори, что ты делал, или за твои ночные выкрутасы я отдам тебя на съедение, откроем внутреннее расследование.

– Ты никогда так со мной не поступишь, брат.

– Я тебе не брат, а непосредственное начальство.

Гомес вылез из кресла, в котором расположился.

– Нет, ты не только мое непосредственное начальство. Главное, ты мой друг.

Пойманный врасплох Маяр сжал челюсти. Гомес положил ему руку на плечо:

– Спасибо, я в долгу не останусь.

Прежде чем выйти, он обернулся с настораживающей улыбкой на губах.

– Можешь мне поверить. Я принесу тебе отборную дичь. Одну из тех, за которые ты получишь красивую медальку и сможешь в старости на нее любоваться.

Майор закрыл за собой дверь, дивизионный снова тяжело вздохнул. Ему было совершенно ясно, что в один прекрасный день ему придется дорого заплатить за неизменную поддержку, которую он оказывает Гомесу.

Его другу, верно. И его лучшей ищейке тоже. Камикадзе невыполнимых миссий.

Человеку, которых прячет свое хроническое отчаяние под карнавальной маской. То буйной, то гротескной. То ужасающей.

Часто ужасающей.

Человеку, который уж точно обладает чем-то необычайным, чему Маяр всегда завидовал.

Свирепой волей к свободе.

* * *

– Ты звонила на работу? – спрашивает Бертран.

– Да. Сказала, что сегодня утром не приду.

– Я тоже позвоню боссу. Лучше мне остаться с тобой.

Он отпивает глоток кофе, берется за мобильник. Хлоя слушает, как он рассказывает выдуманную историю своему патрону. С каждым днем она находит его все привлекательней. Как если бы каждая проведенная с ней ночь добавляла ему очарования. Ей нравится думать, что это она делает его красивее, что он расцветает от соприкосновения с ней. Что она тоже для него вроде наркотика. Только с положительным эффектом, разумеется.

– Как ты себя чувствуешь? – беспокоится Бертран.

– Нормально, – заверяет Хлоя.

Он берет ее за руку, она избегает его магнетического, но невероятно нежного взгляда.

– Ты правда думаешь, что у меня галлюцинации?

– Скажем, ты очень испугалась в тот день, и это вызывает странные проявления… думаю, тебе нужно обратиться за помощью.

– Хочешь отправить меня к психиатру, да? – говорит Хлоя, поднимая голову.

– Тебе было бы полезно поговорить об этом со специалистом.

– Я не сумасшедшая!

– Перестань, Хлоя. Не начинай по новой, пожалуйста. Я никогда не думал, что ты сумасшедшая. Ничего подобного. Но ты перенесла травму и…

– Не было у меня никакой травмы! – взвивается Хлоя. – Я испугалась, вот и все. Для травмы мне требуется нечто большее!

Бертран выпускает ее руку, выходит из-за стола.

– Я пошел, – говорит он просто.

Хлоя колеблется, в конце концов перехватывает его у двери.

– Не уходи! – приказывает она.

– Мне не нравится, когда ты говоришь со мной в таком тоне. Лучше я вернусь к себе.

Хлоя обвивает руками его шею:

– Не уходи, пожалуйста. Останься со мной.

Он не отвечает, по всей видимости не желая идти у нее на поводу.

– Я вся на нервах, – добавляет Хлоя. – Прости меня. Я отпросилась на это утро, и ты тоже, будет глупо, если мы разойдемся каждый в свой угол, верно?

Она снимает с него пальто, он не сопротивляется. Взяв его за руку, она приводит его обратно на кухню. Он послушно садится, но молчит. Наверно, чувствует себя задетым.

Превратившись в милую девчушку, Хлоя делает ему новый кофе.

– Прости меня, – повторяет она, – думаю, мне неприятно говорить об этом, потому что… Потому что мне стыдно так реагировать, всего бояться. Видеть повсюду этого типа.

– От стыда никакого толка не будет. А вот поговорить, напротив…

– И речи быть не может, – прерывает его Хлоя, не повышая голоса. – Я возьму себя в руки, все пройдет.

Она целует его, он тает, как снег под солнцем.

– Голова больше не болит? – интересуется он.

– Нет. Только синяк на плече. Ничего серьезного.

Она убирает со стола, он не сводит с нее глаз.

– А ты приняла таблетки? – внезапно спрашивает он.

– Нет, забыла…

Хлоя открывает ящик над раковиной, достает флакон с желатиновыми капсулами, глотает две, запивая большим стаканом воды.

– А что это за лекарство, которое ты пьешь каждое утро?

Он впервые задает ей вопрос. В легком затруднении Хлоя пожимает плечами:

– Небольшие проблемы с сердцем, ничего серьезного. Это для профилактики.

– Ничего серьезного, уверена?

Она склоняется к его лицу, шепчет:

– У меня ведь каменное сердце, не забывай.

Бертран улыбается:

– Я геолог, дорогая. Не забывай. Исследование скал – моя профессия. От самых хрупких до самых твердых – ни одна передо мной не устоит.

* * *

Держа в руке стаканчик остывшего кофе, Гомес открыл дверь в кабинет своей бригады.

– Здравствуйте, шеф! – бросил Лаваль.

– А тебе разве не положено дрыхнуть сегодня утром?

– Положено, но мне так вас не хватало. Я не смог устоять перед желанием оказаться к вам поближе.

Гомес спрятал улыбку, приканчивая свое мерзкое пойло.

– Где остальные?

– В соседнем баре, наверное, – ответил Лаваль.

– У тебя пять минут, чтобы привести их сюда.

– Я не муди.

– Ты не кто?!

– Не пастушья собака.

– Однако иногда, когда ты на меня смотришь, впечатление у меня именно такое, – не остался в долгу Гомес.

– Это потому, что в моем взгляде светится все восхищение, которое я к вам испытываю, шеф.

– Кончай свои клоунские штучки и приведи сюда эту банду олухов, которую мне втюхали вместо команды.

Ровно в тот момент, когда Гомес заканчивал свою тираду, в помещение вошли трое мужчин.

– Привет, патрон. Банда олухов по вашему приказанию явилась!

Они пожали друг другу руки, капитан Вийяр первым.

– Ну, – начал Вийяр, – похоже, ты поимел сегодня ночью группу из девяносто первой бригады?

– Я всего лишь провел бесплатный урок пилотажа, – ответил Гомес. – Зато они теперь могут не ходить на стажировку по скоростному вождению! И хватит об этом.

– Во всяком случае, в конторе с утра только об этом и говорят! – донес до него текущую информацию Вийяр.

– Правда? Я наконец понял, почему в домах больше нет консьержей: они все перебрались сюда… Может, все-таки возьмемся за работу?

* * *

Пардье не дал себе труда постучать, прежде чем зайти в кабинет. Филипп Мартен поднял нос от своих папок и улыбнулся президенту.

– Мне надо с вами поговорить, Филипп.

Старик тщательно прикрыл за собой дверь, прежде чем усесться напротив своего сотрудника.

– Я хотел бы знать, что вы думаете о Хлое, – сразу перешел он к делу.

Мартен был удивлен и не сумел этого скрыть.

– В каком смысле? – спросил он, чтобы выиграть время.

– Во всех смыслах.

Филипп машинально расслабил узел галстука. Пардье внимательно оглядел его своими маленькими насмешливыми глазками. На лице, разрушенном течением лет, молодые, почти детские глаза. Взгляд, никогда не менявшийся в зависимости от настроения. Невычислимый.

Мартен наконец решился:

– Она умная девушка и очень талантливая.

– А еще?

– Она труженица, никогда не жалеет своего времени.

– Выкладывайте, Филипп! – велел Пардье с легким смешком.

Мартен поудобнее устроился в кресле.

– Лучше скажите мне, что вы желаете услышать!

– Какое чувство, настоящее чувство вызывает у вас мадемуазель Хлоя. Что вы действительно о ней думаете, без околичностей.

– Я восхищаюсь ею, – признался Мартен. – Она одарена, у нее богатое воображение. У нее всегда наготове решение, меткое замечание. Она блистательна. Она никогда не сдается. Мне редко встречались люди с такой силой воли.

– Продолжайте, – подбодрил Пардье.

Мартен заколебался, по-прежнему не зная, к чему клонит Старик.

– Я восхищаюсь ею, да, – повторил он. – Но… не хотел бы я быть на ее месте, потому что она наверняка испытывает мучительные ощущения.

– Вы полагаете?

– Я уверен. Честолюбие пожирает ее, отдаляет от всех остальных. Она никому не доверяет… Думаю, она боится провала.

– Как и все мы, верно?

– Конечно. Но у Хлои это болезненное. Единственное, что идет в счет. Очень боюсь, что рано или поздно она сломается из-за того, что всегда хочет держать руку на пульсе. Всегда быть безукоризненной… лучшей во всем.

Он замолчал, Пардье продолжал его разглядывать.

– Спасибо, Филипп.

– Да не за что. А к чему такие вопросы?

– Чтобы проверить, правильный ли я сделал выбор.

Горло Мартена сжалось. Галстук он уже расслабил, больше ему ничего не оставалось.

– Правильный выбор?

– Вы прекрасно знаете, о чем я говорю, – продолжил Пардье. – О том или той, кто сменит меня во главе агентства.

– Вы уже кого-нибудь выбрали?.. Это Хлоя, не так ли?

– Нет. Это вы, Филипп.

Мартен выдержал удар.

– Почему вы молчите? – спросил Пардье.

– Я… Я удивлен, простите меня. Откровенно говоря, я думал, вы выберете Хлою.

– Я долго колебался между вами двумя, признаю. Но в конечном счете сомнения отпали. И допрос, который вы только что прошли, только укрепляет меня в моем выборе, сделанном очень давно. Что я ценю в вас, Филипп, и что сделает вас великолепным руководителем, так это вашу человечность. Вы умеете различать достоинства других, умеете их признавать. А значит, сумеете и использовать их. Хлоя слишком зациклена на себе, чтобы видеть тех, кто ее окружает. Вы абсолютно правы: все остальные для нее лишь потенциальные враги или в лучшем случае рабы, инструменты. Остается идти по их головам, чтобы взобраться повыше. Все выше и выше… Я никогда не передам дело своей жизни в ее руки.

– Она этого не перенесет, – вдруг с уверенностью сказал Мартен.

– Знаю. Она уйдет из агентства, наймется к конкуренту. Для нас это потеря, из-за всех качеств, которыми она обладает и которые вы только что упомянули. Но я принял решение. И оно окончательное.

– Когда вы собираетесь объявить о нем?

– Я говорил с Хлоей. И заставил ее поверить, что выбрана будет она.

Мартен побледнел до синевы.

– Вы считаете меня чудовищем, не так ли?

Филипп даже не думал отрицать.

– На вашем месте Хлоя ответила бы мне понимающей улыбкой!

– Вы себе представляете, каким для нее это будет ударом?

– Да. Но мне нужно, чтобы она продолжала работать до официального объявления, а не тратила все свое время на поиски подходящего места где-то еще. Для меня на первом месте интересы дела. И я рассчитываю на вас, чтобы она до самого конца продолжала верить, что счастливая избранница именно она.

Мартен колебался. Но под взглядом Старика сдался.

– Хорошо, я буду молчать.

– Я жду от вас большего, чем молчание, Филипп. Вы не должны ничего показать. Могу я на вас рассчитывать?

– Можете.

– Отлично.

Старик встал, подошел к двери. Но прежде, чем выйти, обернулся.

– На самом-то деле… вы ведь мне не сказали, довольны ли вы тем, что станете моим преемником. Так как?

– Дайте мне время осознать, месье.

Пардье откланялся с улыбкой на губах.

Филипп подошел к окну кабинета и долгое время стоял там. Обуревающие его сомнения мешали ему радоваться.

Возможно, Пардье выбрал его.

Возможно, нет.

Он начинал лучше узнавать этого старого лиса. Способного на все.

Способного врать не краснея. Способного столкнуть лбами двух преемников, чтобы оценить их и вынести суждение на финишной прямой.

В любом случае следует подстраховаться, чтобы порвать финишную ленточку первым. Что-то вроде финального испытания, где все дозволено.

Все.

Глава 8

Они опоздают. Но Хлоя не решается попросить Бертрана прибавить скорость. Он с самого утра немного напряжен. Она, кстати, тоже. Поэтому она сдерживается.

Уже почти час дня, а они едва въехали в Париж. Хлоя смотрит, как течет Сена, под серым небом изображая хамелеона.

– Ты уверена, что Кароль не смутит, если я к вам присоединюсь?

– Конечно нет, – заверяет она. – Кароль будет очень рада.

– Ты расскажешь ей про сегодняшнее утро?

– Не знаю.

– Вообще-то, не стоит на ночь оставлять гараж открытым. Особенно когда меня с тобой нет. Пусть внутри красть нечего, это не слишком осмотрительно.

Сосредоточившись на дороге, Бертран не видит, как страх снова выплескивается в светлые зрачки. Смесь янтаря и нефрита. Две сияющие искристые драгоценности.

– А что, ночью он был открыт? – выдавливает она.

– Ну да. Я напрасно десять минут искал ключи!

Руки Хлои начинают дрожать, она зажимает их между коленями. От ее уверенности в себе мало что осталось. При этом она твердо знает: когда они отправились спать, замок был заперт на два оборота.

* * *

Присутствие Бертрана вызывает у нее неловкость. Они так мало знакомы… Однако Кароль напускает на себя радостный вид, просит принести еще один прибор.

Хлоя, сделав заказ, удаляется в туалет. Кароль оказывается наедине с Бертраном, который смотрит на нее с легкой улыбкой.

– Я не хотел приезжать, – говорит он без всякого вступления. – Но Хлоя настояла. Я знаю, что вы бы предпочли маленький девичник, но постараюсь не быть лишним.

– Вовсе нет. Ты же знаешь, мы часто видимся. Так что у нас полно времени, чтобы поделиться своими секретами!

Молодая женщина какое-то мгновение разглядывает в окно проходящих по тротуару людей. Словно это может представлять интерес. Потом с робкой улыбкой снова поворачивается к Бертрану.

Почему этот мужчина вызывает у нее такую неловкость? Бесполезно играть с собой в прятки: ее неудержимо тянет к нему, и она боится, что он поймет это по ее лицу.

– По-прежнему в одиночестве? – внезапно спрашивает Бертран.

Вот сволочь.

– Да, – отвечает Кароль.

Он берет из корзинки кусочек хлеба, она следит за каждым его движением. У него красивые руки, сногсшибательные зеленые глаза, улыбка, словно позаимствованная у тающей в тысячах километров отсюда льдины.

– Одиночество имеет свои плюсы, – продолжает Бертран.

– Ты прав! – отвечает Кароль, изо всех сил скрывая желание залепить ему пощечину.

Или поцеловать, на выбор.

– И я отлично ими пользуюсь, кстати! – добавляет она, стараясь казаться искренней.

Улыбочка в уголках губ Бертрана становится шире. Час от часу не легче.

Иногда стоит помолчать, чтобы не углубляться.

– Что это Хлоя там застряла?

– Наверное, подкрашивается и поправляет прическу! – посмеивается Бертран. – Хотя ничего такого ей не нужно, чтобы оставаться самой красивой женщиной на свете.

Красивее меня, до чего же деликатно с твоей стороны это уточнить.

Кароль комкает пальцами розовую бумажную салфетку, проводит рукой по своим черным волосам, стянутым в простой конский хвост. Знала бы, обязательно их распустила.

– Похоже, ты похудела! – гнет свое Бертран. – Или нет?

Лицо Кароль невольно напрягается.

– Не думаю. Скорее наоборот.

Сколько еще он будет ее мучить? Хоть бы перестал разглядывать со своим насмешливым видом…

– Во всяком случае, ты великолепна.

Внезапно ее одолевают сомнения. Он искренен? Конечно нет!

Однако Кароль не знает точно. Ее сердце подпрыгивает, руки буквально изничтожают салфетку.

– Очень мило, что ты это сказал! – бросает она с нервным смешком.

– Я действительно так думаю.

Именно этот момент Хлоя выбирает для своего выхода на сцену, подруга молча проклинает ее.

– Ты неважно выглядишь, – наконец замечает Кароль. – Что-то не так?

– Плохо спала, – уклончиво отвечает Хлоя.

Кароль хмурится, оборачивается к Бертрану. Тогда он принимается излагать всю историю в подробностях, не забыв про галлюцинацию Хлои, а та испепеляет его взглядом.

– Ничего мне не привиделось! – говорит она, едва сдерживая гнев. – Я правда видела этого типа.

– Только не начинай сначала! – просит Бертран снисходительным тоном.

– Бертран прав, – вмешивается Кароль. – Это просто страх, ничего больше.

– И страх открыл дверь гаража? – не может удержаться Хлоя.

– Ты просто забыла ее запереть, вот и все, – отвечает Бертран.

– Нет. Я уверена.

– Бертран прав…

– Перестань твердить Бертран прав! – вскидывается Хлоя. – Я пока что знаю, что делаю!

Сама того не осознавая, она перешла на крик. Люди за соседним столиком насмешливо поглядывают на нее. Бертран берет ее руку и сжимает чуть сильнее обычного. Она морщится от боли.

– Успокойся, – приказывает он. – Немедленно прекрати. Того типа не существует, и тебе следует это признать и послушать нас.

Хлоя пытается высвободить руку, но пальцы Бертрана сжимаются крепче. Впервые он позволяет себе резкий жест по отношению к ней. Да еще в присутствии Кароль.

– Будь он там этой ночью, я бы его увидел. Без вариантов.

– Он мог спрятаться в гараже, была темная ночь! – возражает Хлоя.

Она чувствует, что сейчас заплачет, пытается сдержаться. Кароль молчит, прикидывая, в какую мышиную норку забиться.

– Я пришел через несколько секунд после того, как ты закричала, тут же щелкнул переключателем и зажег свет. Его там не было. Его никогда там не было. Только в твоей голове. Можешь ты в конце концов мне поверить, черт?

– А кто тогда вырубил электричество?

– Никто.

Он ни на секунду не повысил голос. Но взгляд у него жесткий, а голос решительный. Он отпускает ее руку, их разделяет глубокое молчание. Кароль решает как можно быстрее прервать его.

– Послушай, Хлоя, я думаю, Бертран дело говорит. Тебе показалось, что этот человек там был. Потому что тебя преследовали на улице, потому что ты ужасно испугалась и…

Она не успевает закончить фразу; Хлоя покидает их, не сказав ни слова. Кароль хочет пойти за ней, но Бертран ее удерживает.

– Оставь ее, – говорит он. – Она вернется, когда успокоится.

Кароль колеблется, но в конце концов подчиняется.

– Ты наверняка прав…

Идеальный предлог, чтобы не признаться себе, что она предпочитает остаться рядом с этим мужчиной, чем идти утешать подругу.

Ее лучшую подругу.

* * *

Во всех кабинетах темно, в коридорах пусто. Но Хлоя еще на месте.

Однако ей так и не удалось поработать во второй половине дня.

Он должен был позвонить, попросить прощения, прийти к ней. Но не подавал никаких признаков жизни.

А вот Кароль попыталась с ней связаться и в конце концов оставила сбивчивое сообщение на автоответчике.

Она беспокоится за меня, но не верит… Действительно ли она мне подруга?

Хлоя пытается сопротивляться сумятице, воцарившейся в ее голове. Но с каждым часом ей становится все хуже. Она не знает, что ее больше пугает: оказаться жертвой галлюцинаций или преследования незнакомцем.

Ни малейшего следа проникновения в гараж, это следует признать. Но конечно же, существуют способы открыть двери, не взламывая их.

Этой ночью она будет одна. Она не будет звать Бертрана – она слишком горда, чтобы признаться ему, что умирает от страха. А если тот незнакомец существует, если он сумел проникнуть в гараж, что помешает ему залезть в дом?

Перед ее глазами мелькают картины одна ужасней другой. Все, что он может с ней учинить.

Нет, Хлоя, нет. Они наверняка правы, ты все себе навыдумывала. Тебе страшно, и ты бредишь.

Из окна кабинета она смотрит, как на Тринадцатый округ Парижа опускается обычный вечер. Толчея у входа в метро, люди идут за покупками или ловят такси.

Вот они, конечно же, не чувствуют себя преследуемыми. Они, конечно же, не будут бояться этой ночью ни темноты, ни теней.

Она оборачивается, сдавленно вскрикивает.

– Извини, – говорит Мартен. – Я тебя испугал, мне очень жаль. Ты еще не собираешься домой?

– Да, уже иду, – отвечает она, наводя подобие порядка на рабочем столе. – А ты?

– Только закончил. Тогда до завтра.

– До свидания, Филипп.

Он исчезает в коридорах, она внезапно жалеет, что не пошла вместе с ним.

Страх. Опять, по-прежнему. Одной выйти из башни, одной пойти к машине, припаркованной на подземной стоянке.

Она торопливо натягивает пальто, блокирует паролем компьютер, хватает сумку. И почти бегом пускается к лифтам. Если немного повезет… Но везение не на ее стороне, двери закрываются слишком быстро.

Теперь на этаже никого нет.

Глава 9

Двери лифта открываются. Паркинг пустой и плохо освещенный, как и положено.

Идеальная ловушка.

Этот хам Мартен мог бы и подождать меня!

Хлоя быстро оглядывает стоянку, не решаясь выйти из лифта. Потом сосредоточивается и твердым, не знающим колебаний и жалости голосом приказывает себе:

– Не будь смешной! Ты уже не девчонка.

В результате она покидает временное убежище, отваживаясь выйти на открытое пространство. Челюсти сведены до боли, которой она не чувствует, кулаки сжаты, шаг слишком быстрый.

Ее седан уже виден, дистанционный пульт давно в руке. Поворачивает голову, осматривается вокруг, не замечает ничего подозрительного.

Она садится в «мерседес», тут же запирает дверцы. Положив руки на руль, переводит дыхание, прежде чем тронуться с места. Достает из бардачка свой бейджик и наконец выезжает с паркинга.

Вот, у нее получилось. Не так уж было сложно. Все дело в силе воли.

Прокладывая путь сквозь плотный поток машин, она пытается расслабиться. Классическая музыка, обогрев на двадцать четыре градуса. В этом роскошном пузыре она чувствует себя в безопасности. Но рано или поздно из него придется выйти. На мгновение она задумывается, не провести ли ночь в гостинице.

Проезжая мимо «Меркурия»[7], она колеблется.

– Исключено. Неужели я поддамся панике!

Мне не следовало днем уходить из ресторана. Я должна была позвонить Бертрану и извиниться. Попросить побыть со мной этой ночью. Умолять даже.

– Умолять его?.. Что я за ничтожество!

Пока она стоит на светофоре, перед ее глазами возникает лицо Кристофа.

Страсть ее жизни?.. Страх ее жизни. Ненависть ее жизни.

Пять лет, проведенные рядом с ним. И в качестве жалкого эпилога – месяц в больнице для нее и два месяца в тюрьме для него.

Кристоф. Высокий, внушительный. Как Тень.

Она закрывает глаза, не видит, как светофор переключается на зеленый. Разъяренные гудки возвращают ее на землю. Она побывала в аду.

Это он. Это Кристоф. Он вернулся, он хочет покончить со мной. Отомстить, убить.

Ему всегда нравилось терроризировать меня, нравилось, когда я в его власти.

Она замечает, что плачет горючими слезами.

– Ты вернулся, говнюк! Хочешь заполучить мою шкуру, да?

Она вопит в пустоту. Никто ее не слышит. Никто ее не понимает. Она одна, до ужаса одна.

Нет. С ней страх. Въевшийся в саму ее плоть. Он течет в ее венах, бьется в висках, делает влажными лоб и руки. Он живет там, у нее внутри.

Уже очень давно.

* * *

Обычно она торопится домой. А этим вечером она ехала медленно. И даже сделала несколько лишних крюков.

Улица пуста. Все сидят по домам. Каждый за себя.

Хлоя оглядывает привычную обстановку, превратившуюся во враждебные джунгли. Где каждое дерево идеальное укрытие для возможного хищника, готового кинуться на нее.

Она достает мобильник, ищет Бертрана в контактах. Признаться ему, сказать, что умирает от страха, умолять приехать.

Долгие минуты она колеблется, увязнув в собственных противоречиях.

Не будь такой гордячкой, черт тебя побери!

Не доставляй ему такого удовольствия.

Или же… Позвонить Кароль. Она точно приедет.

– Я веду себя просто нелепо, в конце-то концов. Этого типа не существует, у меня бред.

Позвонить Каро означает воплотить эту тень в жизнь. Не звонить означает признать, что ей все приснилось. Точнее, приснился кошмар.

Она должна разрешить эту дилемму. Позже. А сейчас нужно просто вернуться домой. Сделать нечто обычное, вдруг ставшее опасной миссией.

Противостоять своим страхам, своим демонам. Призвать свое мужество, сколько его осталось.

Заходя в сад, она думает, что следовало бы поставить ворота. А то не участок, а проходной двор. Но никакие ворота не помешают перелезть через низенькую стенку, которая служит оградой.

Может, сторожевую собаку? Огромную, способную разорвать любого незваного гостя.

Проблема в том, что Хлоя всегда боялась собак. Настоящая фобия.

Она оглядывается вокруг, бросает взгляд назад. Еще несколько метров, и она в безопасности.

А вдруг он ждет внутри, удобно устроившись на диване?

Едва она ставит ногу на первую ступень крыльца, из тени появляется мужчина.

– Это я, не пугайся.

Хлоя на мгновение прикрывает глаза, снова открывает их, глядя на лицо Бертрана. Она не находит слов, такое облегчение вызывает в ней его присутствие. И однако, нечто холодное, словно сквозняк, окатывает ее с головы до пят. А следом желание вцепиться зубами в эту знакомую плоть.

Главное, не показать, до какой степени мне хорошо от одного звука его голоса. Я победила, он не может без меня обойтись. Так оно и должно продолжаться.

– Я приехал посмотреть, как ты.

– Нормально, – сухо отвечает она.

– Тем лучше… Может, нам стоит поговорить, а?

– Как хочешь, – говорит она, открывая дверь. – Но предупреждаю, я устала.

– Я могу уйти, если тебе так будет лучше.

– Заходи, раз уж пришел.

В прихожей она бросает ключи, туфли, сумку. Все это под взглядом Бертрана. Он идет следом за ней в гостиную, где она наливает себе мартини; ему она ничего не предлагает, даже присесть.

Продолжая свою маленькую игру, она невозмутимо проверяет каждую комнату в доме. Воспользоваться тем, что он здесь. А потом выставить его вон. Если только он не станет умолять о прощении, конечно. Желательно на коленях.

Она возвращается в гостиную, проходит мимо Бертрана, стоящего посреди комнаты. По-прежнему не обращает на него никакого внимания.

Скоро он поймет. Ее нельзя безнаказанно называть сумасшедшей. Он должен был броситься за ней на улицу, когда она ушла. Рассыпаться в извинениях. Или, по крайней мере, позвонить потом раз двадцать.

Она включает телевизор, Бертран не двигается с места. Он не сводит с нее глаз, до странности потемневших и превратившихся в два дула оружия, заряженного полной обоймой.

В энный раз она проходит, едва не задев его, но не прикасаясь. Его ладонь смыкается на ее руке, она проливает половину своего мартини на ковер.

– Если ты не хотела меня видеть, следовало сказать.

Наконец она смотрит на него. Вернее, мерит взглядом. С надменной, почти презрительной улыбкой.

– Отпусти меня, – велит она. – Немедленно.

Он грубо притягивает ее к себе, отбирает стакан и ставит его на комод.

– Что за игры ты затеяла?

– Я вышла из возраста игр.

– Я тоже. Поэтому прекрати.

Он отпускает ее, снимает пальто, швыряет его на диван.

– Можешь не располагаться, – бросает она. – Потому что здесь ты спать не будешь.

Он обхватывает ее за плечи, притискивает к стене. Она наконец-то замечает, что у него лицо, которое ей незнакомо. И пугающий взгляд.

Но она немного опоздала.

Ее уносит на несколько лет назад. Когда мужчина терроризировал ее. Когда она жила с врагом, с убийцей.

Она пытается оттолкнуть его, он снова прижимает ее к стене.

– Прекрати немедленно… Или я вызову копов!

Он начинает смеяться. И этот смех тоже ей незнаком. Она содрогается, пытается унять бешено забившееся сердце.

– Послушай, Хлоя, ты же рада, что я приехал, потому что умираешь от страха.

– Ты бредишь.

– Я? Нет… Ты счастлива меня видеть, но изо всех сил пытаешься этого не показать. Ты слишком гордая.

Он прижимается к ней, держа в объятиях, которых она не выбирала. Однако она чувствует, что было бы опасно снова его отталкивать.

– Ты что думаешь? – шепчет он. – Что я буду умолять тебя позволить мне остаться здесь на ночь?

– Тогда зачем ты приехал?

– Чтобы посмотреть, все ли у тебя в порядке, я же сказал.

– Посмотрел? Теперь можешь убираться.

– Не говори со мной так. Никогда не говори со мной так.

– Говорю как хочу.

Он отрицательно качает головой. Она медленно задыхается.

– Вон из моего дома! Катись!

Она переходит на крик – верный признак, что страх заставил ее потерять контроль.

– Знаешь, – добавляет Бертран, – я тебе не верный мопс. И не ручная собачка, и не сторожевой пес. Тебе и правда не помешало бы научиться проявлять внимание и уважение к другим… Ко мне, в частности.

Он запустил руку ей под юбку, ее охватывает жаркая волна.

– Я не хочу, – говорит она, понижая тон.

– Хочешь… Ты боишься остаться одна, потому что тебе страшно, и ты хотела бы, чтобы я остался, только не желаешь этого признавать. Ну же, давай, скажи!

Она протягивает левую руку, хватает стакан, где остался практически один лед, и выплескивает ему прямо в лицо. Он отступает, утирается. Они испепеляют друг друга взглядом в не предвещающем ничего доброго молчании.

– Хочешь ударить меня? – бросает она вызов. – Давай.

– Ты меня с кем-то путаешь, Хло. Наверняка с твоим бывшим.

Ее лицо покрывается трупной бледностью; Бертран улыбается, довольный произведенным эффектом.

– Ну да, я в курсе, сама видишь…

Кароль, разумеется. Которая не знает, что такое умение хранить чужие секреты. Она мне за это заплатит.

– Я не такой недоумок, как он, – добавляет Бертран, подбирая свое пальто. – Ты же не думаешь, что я загремлю из-за тебя в тюрьму?

Он неторопливо направляется к выходу.

– Если сегодня ночью услышишь шум, не трудись мне звонить. Или если электричество отключится. Думаю, я буду занят. Доброй ночи, Хлоя.

Когда хлопает дверь, она вздрагивает. Ее губы начинают дрожать, она сползает по стене, пока не оказывается на полу.

– Сволочь!

Мне тебя уже не хватает. И все равно я ни о чем не жалею.

* * *

Гомес валяется на диване с книгой в руке. Один из редких романов Чандлера[8], который он еще не читал.

Сегодня вечером никаких засад. В сущности, торопиться ему некуда. Вернется туда в другой день, в другую ночь. Рано или поздно доберется до Башкима. Этого первостатейного мерзавца, грязной твари, которую следовало бы пропустить через дробилку в мусоровозе. Он бы с удовольствием всадил ему пару пуль в сердце, но это означало бы сделать подарок, которого тот не заслуживает. Тюрьма куда лучше. Тем более что этот тип точно получит пожизненное. Если не случится что-то непредвиденное. Вроде одной из судейских крыс, которые сводят на нет месяцы работы.

– Алекс!

Гомес кладет книгу на низенький столик и слезает с дивана.

– Иду, – отвечает он, направляясь в глубину квартиры.

Он заходит в самую дальнюю комнату, зажигает свет.

– Что с тобой, дорогая?

Женщина на постели, превращенной в медицинскую кровать, смотрит в потолок. У нее настолько опустошенное лицо, что невозможно определить ее возраст. Она чудовищно худа, вокруг глаз темные фиолетовые тени, а сами глаза непомерно запали в орбиты.

Она ужасна. И в то же время красива.

Особая волнующая красота.

Красота тех, кто страдает.

– Почему ты не спишь? – мягко спрашивает Александр.

– Мне больно.

Он садится в кресло рядом с ней. Можно подумать, они в больничной палате. Бортик вдоль кровати, консоль, капельницы. Вот уже шесть лет, как квартира превратилась в больницу.

Потом в место умирания.

Он берет ее руку в свою и сжимает, но не слишком сильно. Иначе останется синяк.

– Я уже дал тебе все лекарства, – напоминает он.

– Если бы ты знал, как мне больно!

Слезы текут по ее впалым щекам. Он не выносит, когда она плачет. Такое ощущение, что из его собственной кожи сочится кислота.

– Не волнуйся, прошу тебя. Я посмотрю, что можно сделать… Сейчас вернусь.

Едва он переступает порог комнаты, как стоны возобновляются с новой силой. Он торопливо идет в кухню. Там открывает ящик, доверху заполненный коробками с лекарствами, и находит морфин.

Он уже превысил максимальную дозу. А что потом?

Он готовит инъекцию, а стоны в глубине квартиры сменяются криками.

Однажды он ее убьет. Сам того не желая. А может, и желая.

Потому что он больше не может видеть, как она страдает. Потому что она умоляет его об этом каждый день. Без слов, только глазами.

Потому что он готов отправиться в тюрьму за это преступление.

Потому что любовь, конечно же, такой и бывает.

* * *

Так и не набравшись мужества отправиться в постель, она решила не спать до раннего утра.

Вытянувшись на диване перед телевизором с приглушенным звуком, Хлоя смотрит в пустоту.

Весь свет включен, телефон лежит рядом. Как и бутылка виски, открытая после ухода Бертрана.

Не спать, иначе он придет. Не спать, иначе он меня убьет. Или еще того хуже.

Чего он от меня хочет? Кто он?

Она пробует приладить Тени лицо. Он высокий, но она не сумела бы с точностью определить его рост. А мужчин ростом от метра восьмидесяти до метра девяносто она знает немало. Кристоф, Мартен… Бертран.

Она наливает себе еще порцию виски, медленно сползая в опьянение.

Или это я становлюсь параноиком. Сумасшедшей. Больной, чокнутой.

Какой из двух вариантов хуже? Если ее реально преследует какой-то мужчина, она может убежать на другой край планеты. Если враг в ней самой, она может хоть на Луну улететь, это ничего не изменит.

Нет, правда, она не может сказать, что ее пугает больше. А потому старается найти третий вариант, более успокоительный.

Они правы. Это последствие испуга, все пройдет. Через несколько дней я перестану видеть эту тень, не буду слышать подозрительных шумов. Все вернется в нормальное русло.

– И я стану главой агентства!

Она начинает смеяться, делает еще глоток односолодового. Лицо искажается гримасой. Чтобы забыться, ей бы следовало выбрать напиток полегче.

– И Бертран вернется к моим ногам!

Мгновением позже она заливается слезами. Берет мобильник, набирает его номер. Долго слушает гудки, потом включается автоответчик. Она жмет отбой, позволяет себе еще один глоток.

– Ну же, ответь!

Пробует еще раз. Теперь автоответчик включается после второго гудка. Вызов отклонен.

Здравствуйте, вы позвонили на телефон Бертрана…

Этот изумительный голос. Он согревает ее изнутри сильнее, чем питье двенадцатилетней выдержки.

– Бертран, это я… Я только хотела сказать тебе… Просто сказать тебе, что…

Ее глаза устремлены в пространство, слова путаются. И что она собирается ему сказать? Я люблю тебя? Абсурд. Любовь – это слабость, которая может дорого обойтись. Она должна оставаться в тайне, в ней никогда нельзя признаваться.

– Просто сказать тебе, чтобы ты катился к черту! – в результате кричит она.

Дает отбой и разражается рыданьями. Ее пальцы разжимаются, мобильник падает на ковер. Она плачет долго, под крылом своего одиночества. Благословенное одиночество, которое позволяет дать волю всему накопившемуся.

Всему, что приходится скрывать под прочной броней. Под улыбками и благопристойными манерами. Под глиняной маской.

Всему, что она прячет уже так давно.

С тех пор, как ложь стала ее убежищем, ее религией.

Только наедине с собой она может рыдать, вопить, пока не сорвет голос. Проклинать всю землю, тех, кто ее ранил, тех, кто даже и не пытался. Тех, кто воспользовался ею, когда такое еще было возможно. Пока она не вооружилась до зубов.

* * *

Наконец она заснула. Гомес смотрит на нее, сидя в кресле рядом с кроватью. Морфин разгладил ее черты, смягчил лицо. Вернув отчасти ее природную красоту.

Станет ли она такой, когда уйдет в смерть? Александр надеется. Это и есть его последняя надежда.

Он еще не знает когда.

Иногда он молится, чтобы это случилось. Иногда воет от страха, что это случится.

В любом случае ему будет так ее не хватать.

Он стал рабом умирающей, хотя за ним оставалось право ее бросить. Передоверить белым халатам. Но проще вонзить себе нож в сердце, потому что он не может без нее обойтись.

Он медленно засыпает. Его рука лежит на ее руке. Он готов уйти вместе с ней.

Ему снится ее лицо. Настоящее лицо, до болезни. Ее ушедшая улыбка. Ее забытый смех. Ему снится, что он дает ей то, чего она от него ждет. Воскрешение. Освобождение.

Смерть.

В нескольких километрах оттуда, в богатых кварталах, Хлоя тоже медленно переплывает на другую сторону. Стоит ей пересечь границу, как она погружается в кошмар.

Ее кошмар.

Один и тот же на протяжении многих лет.

Начинается он как сон. Детский смех…

Потом страшный вопль, тело падает в пустоту и разбивается у ее ног.

Вздрогнув, Хлоя снова открывает глаза. Несколько секунд спустя, скорчившись на диване, она медленно погружается в глубокую кому.

Тень у ее изголовья.

Глава 10

– Это что за мусор?

Она не повышала голос. Но взгляд у нее хуже любого оскорбления.

Перед ней Матье Ферро, новый креативный директор, принимает удар, не дрогнув.

– А в чем проблема? – спрашивает он после паузы.

Она чуть ли не в лицо ему швыряет документ, который накануне он оставил у нее на столе.

– Проблема? – повторяет Хлоя со свирепой улыбкой. – Полагаю, это вы сами.

Матье тупо уставился на подготовленный его командой проект рекламной кампании, потом поднял глаза на Хлою. Еще и двух месяцев не прошло, как его взяли на работу, а это уже не первая его стычка с пресловутой фурией. Но то, как она позволяет себе с ним разговаривать, недопустимо. Он делает глубокий вдох, как учил преподаватель йоги.

– Возможно, имеет смысл обсудить это вместе? – предлагает он. – Вы могли бы…

– Тут и говорить не о чем, – обрывает его Хлоя. – Кроме как о том, что у вас нет и тени таланта. Я хочу получить новое предложение не позднее сегодняшнего дня. Вам платят не за то, чтобы вы целыми днями пили кофе. Шевелитесь.

Подчиняясь Хлое, он встает, отчасти чтобы показать, что он на голову ее выше. Что ни на секунду ее не смущает.

– Скажите, по крайней мере, что вам не понравилось в моем проекте!

– Все. Это никуда не годится. Слоган устарелый, картинки дебильные! Клиенты рассмеются нам в лицо, а потом отправятся к конкуренту. У вас времени до шестнадцати часов. Потом я предложу президенту вас уволить.

Она отворачивается, оставляя своего подчиненного в полной прострации. Закрывается в своем логове, отпивает глоток кофе, приготовленного Натали. Слишком горький, просто пить невозможно; преследующая ее тошнота только усиливается.

– Не умеет даже кофе нормальный приготовить! Я определенно работаю с кучей бездарей!

У Хлои такое ощущение, что она превратилась в вулкан. Маленькая порка, которую она устроила новичку, только слегка успокоила ее.

Можно ли наконец потушить огонь, прежде чем он выжжет ее изнутри?

Она смотрит на мобильник, который не показывает ни одного нового звонка, кроме посланий от Кароль, на которые она не ответила.

Стоя у окна, Хлоя пытается пересилить серое небо и свои сомнения. Она не должна была так вести себя с Бертраном. Но ей и в голову не пришло, что от него можно ждать подобной реакции. Он выглядел таким влюбленным… Таким зависимым.

Мне же казалось, что он весь мой.

В конце концов она посылает сообщение Кароль, предлагая вместе пообедать. Краткое, чтобы не показать, как та нужна ей. Скорее, как бы оказывая той милость. Нажимает на отправку в тот момент, когда в ее кабинет входит Филипп Мартен. Без стука.

Внутреннее напряжение подскакивает еще на градус.

– Хлоя, что произошло с Матье?

– С чего такой вопрос? Он что, пошел плакать тебе в жилетку?

Лицо Филиппа застывает.

– Ты здесь не для того, чтобы терроризировать сотрудников, как мне кажется.

– Я терроризировала этого бедолагу? Да как бы я посмела?!

– Перестань! – велит Филипп. – Кажется, ты ему угрожала?

Хлоя допивает свой кофе с ощущением, что в горло попала кислотная смесь.

– Я всего лишь попросила его грамотно выполнять свою работу. Это создало тебе проблему?

– Не говори со мной таким тоном…

– Иначе ты скажешь, что я и тебя терроризирую?

– Нет, но ты меня достала.

Мартен никогда не бывает груб, значит он действительно на нервах.

– Я видел проект, не так уж он плох. Одно дело, если бы ты попросила пересмотреть кое-какие позиции. Кстати, это было бы правильно. Конечно, проект далеко не идеален. Но угрожать увольнением – дело другое. В любом случае это не тебе решать.

– Мне будет достаточно обратиться с такой просьбой к Пардье, – замечает Хлоя. – Смысл тот же.

– О да, это правда! Я и забыл, как он во всем тебя слушает!

– Больше, чем ты думаешь.

Мартен улыбается, устраивается без приглашения на одном из стульев.

– Ты не должна вымещать свое раздражение на других, – добавляет он. – Мы не можем каждый месяц менять креативного директора. Должен напомнить, ты не так давно избавилась от предыдущего.

– Вот уж невелика потеря.

– Все имеют право на ошибку. Дай ему время проявить себя в деле.

– Мужская солидарность – это так трогательно! – усмехается Хлоя.

– Ничего общего. Парень ждал от тебя совета, а не публичной казни.

– Совета? В таком случае мне проще сделать все самой. Но должна предупредить, что работы у меня выше головы.

– У меня тоже. Здесь работы полно у всех… Ты должна быть более снисходительна.

– Как ты был по отношению ко мне, когда я только поступила? – иронизирует Хлоя.

– Я уже не помню, – отговаривается Мартен. – Столько времени прошло… Может, у тебя сейчас личные проблемы? Мне кажется, ты на редкость невыносима. Еще больше обычного.

У ошарашенной Хлои отвисает челюсть. Как он смеет?

– Если хочешь об этом поговорить, – продолжает Мартен, – я в твоем распоряжении.

– Ты себя принимаешь за моего психиатра?

– Твой психиатр? Бедняга… Мне его искренне жаль! – бросает он.

Хлоя готова взорваться, а вот Мартен, кажется, забавляется.

– Уйди отсюда.

Он подходит к ней, к окну. На взгляд Хлои, он чересчур близко, но ей некуда деваться, кроме как перепрыгнуть через письменный стол.

– Смени свое поведение, – тихо говорит он. – Это дружеский совет… Сейчас ты всех настраиваешь против себя. Могу предположить, что у тебя есть причины для плохого настроения, но наша личная жизнь не должна влиять на работу.

Она отворачивается, глядя в окно и сдерживая слезы. Слезы ярости. Мартен кладет ей руку на плечо, она цепенеет с головы до пят.

– Возьми несколько дней отпуска, если у тебя что-то не ладится.

– У меня все просто отлично. Ступай, мне нужно работать.

Он наконец уходит, Хлоя закрывает глаза. Еще один протянул ей руку, а она плюнула ему в лицо. Простая привычка. Или даже девиз. Никогда не протягивать руку, чтобы тебе ее не переломали. Никогда не принимать протянутой руки, чтобы не быть никому обязанной.

Чувствуя, что не в силах снова погрузиться в досье, она продолжает смотреть в окно, словно загипнотизированная тяжелым небом и разлитой печалью. И тут она замечает какое-то поблескивание за стеклами квартиры в башне напротив.

Бинокль, вне всяких сомнений.

* * *

Кароль прохаживается, кутаясь в пальто. Хлоя опаздывает.

Она не может меня продинамить. Сообщение от нее было таким холодным…

После двадцати лет дружбы не поссорятся же они из-за такого пустяка!

Входная дверь распахивается, появляется Хлоя. Не такая сияющая, как обычно, но по-прежнему элегантная. Длинное пальто и берет из серого сукна, черные юбка и сапоги.

Какое-то мгновение они друг друга разглядывают, Кароль берет инициативу на себя.

– Привет, дорогая. Я так рада, что мы вместе пообедаем.

Хлоя отвечает не сразу, от нее веет холодом, как никогда. После нескольких секунд невыносимого молчания она наконец улыбается.

– Я тоже, – говорит она.

Кароль с облегчением ее целует.

– Ты получила мои сообщения?

– Да, спасибо. Но у меня не было времени ответить. Столько всего накопилось.

Подруга проглатывает обиду.

– Я так и подумала. Надеюсь, ничего серьезного… К итальянцу?

– К итальянцу, – подтверждает Хлоя. – Поедем на автобусе?

Они пускаются в дорогу, и Кароль замечает, что Хлоя все время оглядывается. Ничего не прошло.

– Ты виделась с Бертраном?

– Да, вчера вечером. Я выставила его вон, – уточняет Хлоя резким тоном.

– Вот черт… может, тебе следовало…

– Не указывай, что мне делать, пожалуйста.

Воспользовавшись коротким затишьем в потоке дорожного движения, они переходят на другую сторону бульвара. И вдруг Хлоя застывает прямо посередине проезжей части. Мужчина в черной толстовке с капюшоном. Засунув руки в карманы и опустив голову, он идет прямо на нее.

Хлоя перестает дышать, приступ паники душит ее. Мужчина задевает ее, не подняв головы, их плечи соприкасаются. Ее будто бьет мощный электрический разряд.

– Хлоя! – отчаянно кричит Кароль.

Визг тормозов проникает в мозг остолбеневшей молодой женщины. Машина остановилась в нескольких сантиметрах от нее. Гудок заставляет ее вздрогнуть, ругань водителя едва до нее долетает. Кароль подбегает к ней, посылает примирительный жест разъяренному шоферу, потом доводит Хлою до тротуара.

– Что на тебя нашло? Может, угробиться хочешь?

Хлоя оборачивается, человек в черном исчез. Но страх остался.

Отныне он ее больше не покинет.

* * *

– Тех, кто носит черные толстовки с капюшонами, ты встретишь в Париже десятками, – настойчиво повторяет Кароль.

Она берет руку Хлои в свою, успокаивающе ей улыбается.

– Ты должна взять себя в руки, Хлоя. Мне кажется, тебе не помешали бы несколько дней отпуска.

– Я действительно в опасности. Кто-то подглядывает за мной, следит… Я не выдумываю!

– Но послушай, кому это нужно? И зачем?

– Не знаю… Это… Это может быть Кристоф.

Кароль на несколько секунд замолкает.

– Он уже давно не показывался, и не думаю, что он вдруг вернулся, чтобы… Чтобы что, на самом-то деле?

– Чтобы отомстить!

– Звучит неправдоподобно. Он знает, чем рискует, если снова приблизится к тебе. И мне кажется, он не горит желанием возвращаться в тюрьму.

– Он сумасшедший! – орет Хлоя.

Несколько лиц оборачиваются в их сторону, она понижает голос.

– Он сумасшедший, – повторяет она.

– Нет, Хлоя. Он не сумасшедший.

– Ты его защищаешь?

– Вовсе нет. Но быть сумасшедшим – это совсем другое. Он вспыльчивый, буйный, но не чокнутый.

– Тогда кто? – спрашивает Хлоя со слезами в голосе. – Кто?

– Не знаю, – тихо говорит Кароль. – Но… Послушай, я не хочу, чтобы ты убежала, как вчера, я хочу тебе помочь. Ты же знаешь это, правда?

Хлоя разглядывает висящую на стене отвратительную мазню. До сегодняшнего дня она ее не замечала. Как можно иметь такой плохой вкус?

– Я знаю, ты всячески гонишь эту мысль, но я искренне думаю, что тебе все мерещится.

– Не будем больше об этом говорить, – резко обрывает ее Хлоя.

– Наоборот, давай поговорим! Мы должны об этом говорить!

– Нет. По-моему, бесполезно. Давай на этом остановимся.

Между ними повисает долгое молчание, официант подходит убрать со стола. Хлоя удаляется в туалет, возвращается через десять долгих минут.

– Мне очень жаль, – говорит она. – Я надоедаю тебе своими историями.

– Нет, – заверяет ее Кароль. – Я беспокоюсь, вот и все.

– Может, ты и права, я уже ни в чем не уверена. Поговорим о чем-нибудь другом. Расскажи о себе.

Кароль улыбается и откидывается на стуле.

– Обо мне?

– Ну да. Разве тебе нечего рассказать?

Подруга пожимает плечами, напускает на себя таинственный вид.

– Ты кого-то встретила?

– Почему ты спрашиваешь? – удивляется Кароль.

– Не знаю… Что-то такое у тебя в глазах!

Кароль смеется, Хлоя пристально на нее смотрит, готовая вытрясти признание.

– Так ты кого-то встретила или нет?

– Ты помнишь Квентина?

Хлоя хмурит брови, роется в памяти.

– Ты однажды видела его у меня, на вечеринке перед сочельником. Он медбрат. Высокий шатен, лет сорока. Длинные волосы.

Наконец Хлое удается совместить лицо и имя. Она смутно вспоминает довольно молчаливого типа, вообще-то ничем не примечательного. Если только не путает его с кем-то другим.

– Мы уже довольно давно знакомы, а тут несколько раз встречались с глазу на глаз. Он пригласил меня выпить кофе, потом в ресторан… Думаю, я ему нравлюсь.

– Женат? – предполагает Хлоя.

– Собирается разводиться, – немедленно уточняет Кароль.

– Так все женатые мужики говорят! А как своего добьются, сразу и думать забывают о разводе.

Кароль пожимает плечами, ее сердце болезненно сжимается.

– Не важно, – заверяет она.

– Он тебе нравится, если я правильно поняла! – улыбается Хлоя. – Очень за тебя рада.

– Как он тебе? – спрашивает Кароль.

– Надо еще раз на него посмотреть. Признаюсь, я не обратила на него особого внимания.

Кароль проглатывает пилюлю, запивая стаканом газированной воды.

– И когда ты думаешь перейти с ним к делам серьезным? – продолжает Хлоя.

– Не знаю. Он вроде бы не торопится.

– Что, еще бывают мужики, которые неделями ухаживают? Не верю! Организуй что-нибудь и пригласи меня. Так я смогу хоть разглядеть его, этого редкого джентльмена!

* * *

Прислонившись к своему «пежо», Гомес прикурил «Мальборо». Ему немного тревожно.

Вдруг он заметил ее: она вышла из участка.

– Валентина!

Молодая женщина повернула голову, на мгновение застыла. Он подошел: уверенной походкой и с уверенной улыбкой.

– Добрый вечер, Валентина. Я вас ждал.

– Но… Откуда вы знаете, во сколько я…

– Навел справки. Мне сказали, что сегодня вы заканчиваете в пять. Я хотел еще раз извиниться за тот вечер.

– Очень мило. Но… мне это показалось скорее забавным! – призналась молодая женщина.

– Тем лучше. На самом деле в мой план по принесению извинений входит приглашение на ужин.

Она все еще не могла прийти в себя. Инстинктивно перевела взгляд на левую руку Александра. А точнее, на его безымянный палец. Классическое обручальное кольцо. И явно старое.

– Да, я женат, – подтвердил Гомес. – Но я говорил о приглашении в ресторан, а не в гостиницу.

Валентина покраснела, бросила взгляд на дверь комиссариата.

– Ну, так что насчет ужина?

– Не знаю.

– Как это? Вам хочется провести со мной вечер или нет?

У нее на губах мелькнула робкая неуверенная улыбка.

– В какой вечер вы свободны на этой неделе? – спросил Гомес.

– Завтра.

– Подходит. Я заеду за вами в восемь часов.

Она продиктовала свой адрес, по-прежнему чувствуя себя неловко. Он взял ее руку, поцеловал и направился к машине.

– Подождите! – окликнула его Валентина. – Куда мы пойдем?

– Еще не знаю. А что?

– Мне нужно знать, как одеться.

Он развеселился, она косо на него глянула.

– Напоминаю, Валентина, я коп.

– Ну и что?

– А то, что и зарплата у меня как у копа. В любом случае вы будете великолепны, я совершенно уверен.

Глава 11

Она клялась себе подождать, не желая первой уступать в этом поединке. Но риск потерять его был еще тяжелее, чем капитуляция. Хлоя нажимает на кнопку звонка и ждет.

– Да?

– Это я.

От нескончаемого молчания, последовавшего за этой фразой, ей становится совсем нехорошо. И все же звук открываемой двери дает понять, что она может войти. Первая победа.

Она заходит в холл, начинает подниматься на четвертый этаж. Тихонько стучит два раза, снова ждет. Бертран не торопится ей открывать. На нем только джинсы, голый торс, босые ноги. Скрестив руки, он прислоняется к косяку.

Начало непростое.

– Добрый вечер.

Голос у него ледяной, взгляд недвусмысленный. Хлоя жалеет, что пришла, подумывает сбежать. Гордость берет верх, приказывая не уклоняться от столкновения. Она выигрывала битвы и потруднее. Но извинения она умеет только принимать. И то…

– Добрый вечер, я могу войти? Я бы хотела с тобой поговорить.

– Если для того, чтобы велеть мне убираться к черту, то можешь не трудиться. Я получил сообщение.

Нестерпимый цинизм ясно читается в его зеленых глазах. Она бы предпочла увидеть в них гнев. Он хочет поиграть с ней, это очевидно. И не расположен облегчать ей задачу.

– Я хотела бы сказать нечто более приятное, но больше и минуты не буду стоять у тебя на пороге, – предупреждает Хлоя.

Он наконец отстраняется, жестом приглашает ее войти. Вторая победа.

Хлоя проходит в просторную квартиру, всегда тщательно убранную, снимает пальто.

– Можешь не располагаться, – иронизирует Бертран. – Потому что ты не будешь здесь спать!

Не отводя от него глаз, она снимает пиджак, вешает на спинку кресла.

– Я по натуре оптимистка, – отвечает она, подражая его саркастической усмешке.

Продолжая смотреть ему в глаза, она с расчетливой медлительностью расстегивает пуговицы блузки. Прислонясь к стене, Бертран любуется зрелищем. Она слегка приподнимает юбку и, прежде чем подойти и прижаться к нему, позволяет кружевным трусикам скользнуть на пол.

– Я думал, ты хотела поговорить, – напоминает Бертран.

– Я передумала. Мы ведь можем поговорить и после. Если у тебя еще силы останутся…

Она пытается поцеловать его, он отворачивает голову. Она не позволяет себе сдаться, мягко его обнимает. Он притворяется, что холоден как лед, но Хлоя достаточно близко к нему, чтобы понять, что ее маленький фокус с раздеванием дал предполагаемый эффект.

Он скоро сдастся. Она никогда не проигрывает, что бы ни случилось.

Она целует его в шею, начинает расстегивать ремень джинсов. Внезапно он хватает ее за плечи, притискивает к стене так резко, что у нее вырывается вскрик.

– Проси прощения, – приказывает он.

– Я просто выпила! Не будем делать из этого целую историю, ладно?

– Проси прощения, – повторяет он. – Или уходи из моего дома.

Она думала, что все пройдет легче. Что ей удастся избежать этого. Но нельзя допустить, чтобы ее сейчас выставили вон. Худшее из оскорблений. Он должен поддаться, должен снова принадлежать ей. Она не позволит себя бросить. Не позволит себе проиграть.

Потому что он ей нужен, она не перенесет его отсутствия.

Именно в этот момент она это осознает. Вовремя.

– Мне очень жаль, – шепчет она. – Я не думала, что говорила…

– И все?

Ее сердце сжимается, слой вечного льда, который скрывает радужки ее глаз, трескается, чтобы открыть их природный цвет.

– Я ни в коем случае не должна была так с тобой разговаривать.

Он по-прежнему не слагает оружие. Но она чувствует, что приближается к цели. Осталось подняться только на одну последнюю ступеньку. Или спуститься, учитывая обстоятельства.

– Мне очень тебя не хватает… Прости меня, пожалуйста.

Он смотрит на нее с удовлетворением, которое ей кажется совершенно нестерпимым.

Я победила, убеждает себя Хлоя.

Победа с горьким привкусом.

Вот уж не думала, что придет день, когда она ему в этом признается. Однако такова простая истина. Откуда же тогда чувство, будто она опустилась на самое дно?

Бертран наконец капитулирует, он весь ее. Или наоборот, она больше не знает. Пустота, которую он оставил за собой, медленно заполняется. Восхитительно. У нее ощущение, что она возвращается к жизни, снова дышит.

Не говоря ни слова, он овладевает покорной и страстной жертвой.

Это прекрасно и в то же время болезненно. Как и сами извинения в конечном счете.

* * *

Гомес медленно поднимается по лестнице, волоча за собой невидимую гирю. Добравшись до третьего этажа, сталкивается с соседкой, всегда очень опрятной пожилой дамой.

– Добрый вечер, месье!

Гомес терпеть ее не может. Она любезна, ненавязчива. И однако, он ее не выносит. Без малейшей причины. Единственно из-за ее пожилого возраста. Возраста, которого никогда не достигнет Софи.

И все же он отвечает ей простой улыбкой, идет к себе и обнаруживает сидящую в гостиной и листающую глянцевый журнал Мартину. Он выкладывает провизию, которую купил в ближайшем магазине, подходит к ней пожать руку.

– Как прошел день?

– Бывало и хуже. С утра она была не очень в форме, но все наладилось.

– Вы сможете завтра вечером остаться попозже?

– Конечно, – соглашается сиделка. – Без проблем.

Александр провожает ее и какое-то время стоит перед закрытой дверью, словно подумывая сбежать или готовясь к тяжелой битве.

В сущности, той же, что и обычно.

Наконец он снимает куртку, кладет служебное оружие на стол в гостиной. Заходит на цыпочках в комнату, но, стоит ему приблизиться, Софи открывает глаза. Улыбается ему, протягивает руку. Он медленно целует ее в лоб.

– Привет, красавица моя… как себя чувствуешь?

– Нормально. А ты?

– Полный порядок.

Он устраивается в кресле, не выпуская ее руки, холодной как смерть. Уже.

– Есть хочешь?.. Что тебе приготовить?

Она на мгновение задумывается, потом выбирает спагетти с маслом.

– Сейчас займусь, – говорит Александр. – Только сначала ополоснусь в душе.

– Я никуда не спешу… Знаешь, у меня полно времени!

Она смеется, он снова ее целует. Держится, пока не оказывается в ванной, и начинает скулить. Стоя неподвижно под струями слишком горячей воды, на протяжении долгих минут он дает себе волю. Он плачет, как испуганный ребенок, не зная, по чему или по кому.

По себе, конечно. По человеку, который скоро станет вдовцом. В сорок два года.

Он не знает, как ему это удается. Жить с тем, во что она превратилась.

Он не знает, как ему это удастся. Жить без нее.

Наконец он вылезает из душа, надевает майку и старые джинсы. Пока готовит ужин, рассеянно слушает новости по радио. Он все еще плачет без остановки, сам того не замечая. Простая привычка.

Ставит тарелки на поднос и, прежде чем вернуться в спальню, утирает слезы.

– Мадам, кушать подано!

Помогает Софи сесть; усилие вызывает у нее гримасу и жестокий приступ кашля. Но как только кашель проходит, к ней возвращается улыбка.

– Мне тебя не хватало сегодня, – говорит она.

– Только сегодня?

Она снова смеется и подмигивает ему:

– Приятного аппетита, любовь моя.

Они принимаются за еду, глядя друг другу в глаза. Александр рассказывает, как прошел день, придумывая более-менее смешные истории. Хотя ее не проведешь, она сознает, насколько неблагодарная у него работа. Но сегодня вечером она охотно улыбается. Мартина наверняка не пожалела морфина.

Он уносит поднос, готовит ей чай.

– Дашь мне местечко? – клянчит он.

Он вытягивается рядом, обнимает ее. Кровать и правда слишком узкая. Никому еще не пришло в голову изготовить хотя бы полуторную медицинскую кровать. Как если бы болезнь запрещала любовь.

– Завтра вечером я вернусь очень поздно, – предупреждает он.

– Засада?

– Нет.

На лице Софи появляется бесконечно грустная улыбка. Она еще теснее прижимается к нему, вдыхает его легкий запах. Желание взрывается у нее в голове. Только в голове.

Остальное мертво.

– Как ее зовут?

– Валентина.

– Мило… Сколько лет?

– Не знаю. Но точно меньше тридцати.

Какое-то время они молчат. Софи гладит его лицо, задерживая руку на губах.

– Не заставляй ее слишком страдать, – наконец говорит она. – Ведь она здесь ни при чем.

* * *

Они так в результате и не поговорили. Да и смысла не было. Разве что раздуть едва покрывшиеся пеплом угли и испортить свое взрывное воссоединение.

Хлоя лежала на боку, повернувшись лицом к тому, кого едва не потеряла. Но кого сумела покорить вновь. Смотрела и смотрела, не отводя глаз.

Ей хорошо. Ну, почти.

Остается Тень. Со всех сторон. Совсем близко. Тьма распахнула мощные челюсти и выплюнула своего пророка. Он пришел за ней, чтобы силой отвести в ад, она в этом уверена.

Потому что ее место в чистилище, она в этом уверена.

Хочет ли он убить ее? Или только внушить ужас? Каковы бы ни были его намерения, она не поддастся. Будет бороться, как делала это всегда.

Она пристраивает голову на плечо Бертрана, тот не просыпается.

Ей хорошо. Ну, почти.

Ей только хочется, чтобы быстрее наступил день и прогнал Тень, которая неотрывно смотрит на нее, стоя у изножья кровати.

Боль [б`ол’] ж (от древнеиндийского bhal – мучить, умерщвлять) Ощущение физического страдания. // Чувство горя, нравственное страдание.
Ты поймешь, что означает это слово, мой ангел.
Чистое страдание. Кристальное, как твои глаза.
Без надежды и избавления. Безысходное.
А главное, бесконечное.
Ты считаешь себя сильной, думаешь, ничто перед тобой не устоит и ничто не остановит.
Ты считаешь себя непобедимой.
Но это я такой.
Не ты.
Утвердившись на своем пьедестале, ты думаешь, что правишь миром.
Падение будет внезапным, когда ты окажешься у моих ног.
Ты командуешь, я научу тебя подчиняться.
Ты презираешь, я научу тебя уважению.
Ты бросаешь вызов, я научу тебя страху.
Ты манипулируешь людьми, я сделаю из тебя добычу.
Мою добычу.
Ты доминируешь, я сделаю из тебя рабыню.
Мою рабыню.
Ты судишь, я тебя уже приговорил.
Не забывай, я тебя выбрал. Среди стольких других.
Никогда не забывай почему.
Ты хочешь жить?
Умри в молчании, мой ангел.

Глава 12

Хлоя смотрит на часы, допивает кофе и начинает убирать со стола.

– Оставь, – говорит Бертран. – Иди, а то опоздаешь.

Она присаживается к нему на колени, целует.

– Я правильно сделала, что пришла, да?

– Я не жалуюсь, – улыбается Бертран. – И мне кажется, нам нужно почаще ссориться. Ради удовольствия потом мириться!

– Перестань!.. Ладно, мне пора. К тому же я должна еще заехать домой переодеться.

– Прими заодно свои таблетки.

Она смотрит на него с удивлением:

– Ты действительно боишься, что я заболею?

– Было бы жаль, если бы твое сердце проявило хоть малейшую слабость… верно?

* * *

– Вы смотрели матч, патрон?

Гомес отложил газету и поднял глаза на Лаваля, который изображает улыбку нахального постреленка.

– Ты разве не видишь, что я занят? Лучше оставь меня в покое, ладно?

– Это было грандиозно, верно? – не сдавался Лаваль, присаживаясь на письменный стол майора.

– У меня нет телевизора, – вздохнул Гомес.

Лейтенант вытаращил глаза, как если бы обнаружил, что напротив него сидит кроманьонец.

– Вы что, смеетесь надо мной, такого быть не может!

– Очень даже может. И закон пока что не запрещает… Не знаю, сколько это продлится, вот и пользуюсь.

– Но что вы тогда делаете по вечерам?

Александр с откровенно сокрушенным видом вскинул на него глаза.

– Найди себе женщину, – посоветовал он, снова погружаясь в газету. – Она тебе покажет кой-какие штуки, сам поймешь.

– Ну конечно! Теперь я понимаю, почему по утрам у вас всегда измученный вид! Если все вечера вы…

– У тебя есть что-нибудь стоящее мне сказать? – прервал его Гомес.

– В следующую субботу мы устраиваем вечеринку. Вся команда, у Вийяра.

– Хорошо вам повеселиться.

– Вы тоже приглашены, – уточнил лейтенант.

Майор сдался и сложил газету.

– Чего тебе надо, в конце-то концов?

– Я поспорил, что уговорю вас прийти. На двести евро.

– Сдурел!

– Ну же, патрон… Я весь перед вами как на ладони, не валяйте дурака!

Гомес ухмыльнулся:

– Ладно, я приду. Если поделим пятьдесят на пятьдесят.

– Гениально! Я знал, что могу на вас положиться. Разумеется, спутницы жизни тоже приглашены. Наконец-то мы познакомимся с вашей очаровательной супругой!

Гомес удержал на лице улыбку. Безупречный фасад, несмотря на боль, сдавившую горло.

– Можешь даже не рассчитывать. Неужели ты думаешь, что она захочет терять вечер, проведя его с олухами вроде тебя?

– Честно говоря, мы поспорили, что мне удастся заманить вас, вас и вашу жену. Так что сделайте это ради меня, пожалуйста!

– Сожалею, ты залетел на двести евро.

– Вийяр предупредил меня, что это будет трудно, – простонал Лаваль. – Он с вами работает уже три года и даже фотографии ее не видел!

– Кончай свои выкрутасы, – приказал Гомес.

– Почему вы так ее от нас прячете? Боитесь, что ее кто-нибудь уведет, да?

Пацан хихикнул, Гомес окинул его взглядом с головы до ног.

– Ты и правда думаешь, что она может меня бросить ради недоумка вроде тебя? Проснись!

Тут на сцене появился Вийяр. По другую сторону тонкой перегородки он не упустил ни слова из их беседы.

– Я же говорил, что ничего не выйдет. Уверен, он держит ее под замком!

– Отстаньте, парни, – выдохнул Гомес. – Возвращайтесь в свою песочницу и играйте там.

Но Лаваль не желал уступать.

– Нам действительно хочется познакомиться с той, кто терпит вас уже двадцать лет. На самом деле мы хотели выдать ей в субботу медаль!

– За мужество! – внес свою лепту Вийяр.

Пока его люди развлекались, Гомес оставался невозмутимым. Идеально скрывая, что они терзали ему сердце маникюрными щипчиками.

* * *

Хлоя бегом взлетела по ступенькам крыльца.

Вечный бег. Быть всегда вовремя, эффективной. Безупречной.

И остановилась как вкопанная, заинтригованная темной полосой на белой двери. Отслеживая ее взглядом, она наконец заметила труп. Черная птица, мертвая, на коврике.

Птицы не разбиваются о двери. На худой конец, о стекла… Это не случайность, а совершенно точное присутствие. И присутствие полного извращенца.

– Ты приходил…

На смену страху быстро пришел гнев.

– Думаешь запугать меня, сволочь?

Она прокричала это в пустоту. Глаза уже застилали слезы ярости.

– Чего тебе надо, в конце-то концов?

На другой стороне улицы сосед прекратил надраивать свою и без того уже сверкающую машину и посмотрел на женщину, орущую на крыльце. Не стоит вести себя так, чтобы обитатели квартала считали ее психопаткой; Хлоя сделала глубокий вдох, пытаясь обрести подобие спокойствия.

Внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на несчастное пернатое, она осторожно зашла внутрь. Нужно будет обзавестись оружием. И срочно.

Она схватила зонтик с металлическим наконечником, тщательно прочесала весь дом. Ничего подозрительного.

Как бы этот псих мог забраться внутрь, не взломав дверь?

Она больше ни в чем не уверена.

Оружие и дополнительный замок. Список покупок удлиняется.

В кухне она достала большой пакет для заморозки и латексные перчатки. С гримасой отвращения подцепила птицу кончиками пальцев, сунула в пакет и тщательно запечатала его, прежде чем убрать в холодильник в гараже.

Вещественное доказательство.

Потом стала вытирать кровь, которой измазана ее красивая дверь.

– Грязный псих!

Закончив работу, она почувствовала острую потребность принять душ, хотя уже сделала это у Бертрана.

В спешке выбрала в гардеробной брючный костюм, блузку, наконец-то добралась до машины. Часы на приборной панели укоризненно свидетельствовали, что она припозднилась. Тут она вспомнила, что в десять у нее встреча с Пардье и важным клиентом.

– О господи!

На первом же светофоре она схватила мобильник, набрала номер президента.

– Добрый день, господин президент, это Хлоя. Боюсь, я немного опоздаю.

– Это печально.

Светофор переключился на зеленый, Хлоя тронулась с места.

– У меня были кое-какие проблемы этим утром… Но я сделаю все возможное, буду в десять пятнадцать!

– Полагаюсь на вас.

Нажав отбой, она заметила на обочине копов. Тип в форме сделал ей знак съехать с дороги. Судьба против нее. День обещал быть на редкость дерьмовым.

– Национальная полиция, мадам. Выключите мотор, пожалуйста.

– Послушайте, я опаздываю и…

– Выключите мотор, – повторяет полицейский, повышая голос. – И будьте любезны предъявить документы на машину.

Прежде чем перейти к правам, коп рассматривает серую карточку, зеленую карточку.

– Я тороплюсь, – сухо напоминает Хлоя.

– Вы говорили по телефону за рулем. Штраф тридцать пять евро, и с ваших прав будут списаны два балла.

Хлоя пробует пустить в ход мягкость и очарование. Улыбка и обольстительный взгляд.

– Мне правда очень жаль. Я говорила всего полминуты, только позвонила своему боссу предупредить, что опоздаю на встречу.

Коп улыбается в ответ, слегка наклоняется.

– За рулем звонить по телефону запрещено, мадам.

– Да, но…

– Вы знаете, что означает слово запрещено?

– Ладно, я рада, что вы проявили такое понимание! Только быстрее, я спешу.

Разумеется, этой фразы говорить не следовало. Полицейский составляет протокол с особой тщательностью. Через десять минут Хлоя выходит из машины. И из себя.

– Вы это нарочно? Я же сказала, что опаздываю!

Другой коп, наверняка офицер, подходит ближе.

– Мы всего лишь выполняем свои обязанности, мадам. А вам лучше держать себя в руках.

– Вам за это столько платят? За то, что вы мешаете людям ехать на работу?

Полицейский, ухмыляясь, продолжает писать со скоростью приготовишки. Разве что кончик языка не высунул.

– Нам платят, и не так уж щедро, за исполнение закона, – отвечает офицер. – Если вы так спешили, следовало соблюдать правила дорожного движения. Это позволило бы вам сэкономить тридцать пять евро и минимум четверть часа.

– Козел! – бормочет Хлоя.

– Простите?

Она смотрит в сторону, опираясь на свой «мерседес».

– Не могли бы вы повторить? – настаивает офицер.

– А я ничего не говорила, – улыбается Хлоя. – Вам, наверно, голоса мерещатся, господин полицейский.

– Хотите, чтобы вам добавили в протокол оскорбление сотрудника полиции?

– Я хочу только поехать на работу. С вашего позволения, разумеется. Но вы, конечно, можете не торопиться.

Наконец жандарм выдает ей штрафную квитанцию. Хлоя плюхается в машину и срывается с места.

Для Пардье опоздание является смертным грехом. Ей следует немедленно придумать железобетонное алиби.

На часах уже было десять сорок, когда Хлоя зашла в большой зал заседаний. Все взгляды устремились на нее, как бывает всякий раз, когда она появляется в любом помещении. Вооружившись покаянной улыбкой, она заняла место рядом с генеральным.

– Здравствуйте, господа, прошу извинить меня за опоздание.

– Мы ждали только тебя, – язвительно уточнил Филипп Мартен.

– Мне правда очень жаль, – добавила Хлоя, глядя ему прямо в глаза. – Но не каждый день представляется случай спасти чью-то жизнь.

Повисла тишина, все смотрели ей в рот.

– Мне пришлось делать массаж сердца пожилой даме, которой стало плохо. Я подумала, что это стоит получаса опоздания… Разве нет?

Мартен остался сидеть с открытым ртом, на губах Пардье появилась легкая улыбка.

– Ну что ж, раз наша героиня наконец прибыла, мы можем начинать.

Реклама – это в первую очередь вопрос воображения.

* * *

Гомес притормозил, проверяя название улицы. Жилой район Эври, ряды домов, имеющих раздражающую склонность походить друг на друга. Лучше не возвращаться домой вдрызг пьяным, а то еще перепутаешь хибары и окажешься в койке у соседа.

В самой середине этой грустной коллекции кукольных домиков располагается тот, где живет Валентина.

Майор заметил молодую женщину, которая уже ждала его на тротуаре.

– Добрый вечер, Валентина! Устраивайтесь…

Она села и глянула на него в явном замешательстве.

– Вы ослепительны. Этот наряд идет вам куда больше, чем форма.

– Невелика хитрость.

– И то верно. Поехали?

Она кивнула, и он тронулся с места.

– Расслабьтесь! Я вас не съем.

– Я несъедобная.

Гомес разразился смехом. Воспользовался остановкой на светофоре, чтобы посмотреть ей в глаза:

– Хотя вы очень аппетитная.

Валентина невольно покраснела, но тут же нашлась:

– Ядовитые растения всегда выглядят аппетитно.

Он прикурил сигарету и опустил стекло.

– Надеюсь, вам это не мешает?

– Мешает.

– Тем хуже!

– Галантный мужчина выбросил бы сигарету.

– Нет, – заверил Гомес. – Галантный мужчина спросил бы у вас разрешения, прежде чем закурить. В любом случае я не галантен.

– Спасибо за предупреждение, майор!

– Зовите меня Александр, пожалуйста. Не то я буду звать вас блюстительницей порядка.

– Ладно, Александр. Куда мы едем?

– Я знаю один приятный ресторанчик на берегу Марны. Устраивает?

Машина развернулась в сторону Парижа, долгое время они молчали.

– Почему вы приняли мое приглашение? – неожиданно спросил Александр.

– Честно говоря, сама не понимаю.

– Может, потому, что находите меня неотразимым?

Она повернула к нему голову, едва сдерживая смех.

– Наверняка поэтому, на самом-то деле.

– Во всяком случае… я нахожу вас неотразимой.

– Я так и поняла. Но вам лучше смотреть на дорогу. Если я вылечу через лобовое стекло, то стану куда менее неотразимой.

Александр снова засмеялся. Он не думал, что она такая колючка, и был приятно удивлен.

– А где, как предполагается, вы сейчас? – поинтересовалась молодая женщина.

– Простите?

– По мнению вашей жены, – уточнила Валентина.

– С вами.

– Вы смеетесь надо мной, да?

– Никоим образом. Я сказал ей, что у меня свидание с молодой женщиной, которую зовут Валентина. Кстати, она нашла, что у вас красивое имя.

– И она не ревнует?

– Ревнует, конечно.

Валентина немного растерялась.

– Вы меня дурачите. Она думает, что вы на работе.

– Вы не обязаны мне верить. Но заверяю вас, она прекрасно знает, чем я сейчас занимаюсь.

– Очень хорошо… И чем же вы сейчас занимаетесь?

Он заметил свободное место, выполнил идеальный маневр и припарковался.

– Вы не ответили на мой вопрос, Александр, – продолжала настаивать Валентина.

Гомес обошел машину, чтобы открыть ей дверцу.

– Я веду в ресторан одно растение, ядовитое, несъедобное, но до крайности очаровательное!

– И вам не страшно? – развеселилась Валентина, тоже вылезая из машины.

– У меня иммунитет, мадемуазель!

Подхватив ее под руку, он предложил пройти к ресторану.

– И я проголодался.

* * *

Хлоя навела относительный порядок на своем столе, надела пальто, взяла сумку.

– Вы еще здесь?

Она вздрогнула; в кабинет, как всегда неслышно, проник Пардье.

– Я как раз уходила, – уточняет Хлоя.

– Уделите мне несколько минут?

Он садится, она тоже, бросив незаметный взгляд на часы.

Не такой уж незаметный.

– Я вас надолго не задержу, – обещает Пардье.

– Нет проблем, – заверяет молодая женщина.

Он смотрит на нее несколько секунд, ей становится не по себе.

– Браво, по поводу сегодняшнего утра, – говорит он наконец. – Извинения за опоздание на встречу… Отличный ход, ничего не скажешь!

– Я подумала, что их нужно удивить, – улыбается Хлоя.

– Узнаю вас. А в чем настоящая причина?

– Было бы долго объяснять.

– И меня это не касается. Однако сейчас не время меня разочаровывать.

Горло Хлои сжимается.

– Ваше опоздание пришлось не ко времени, но худшее не в этом…

Старик выдерживает небольшую паузу, исключительно чтобы усилить напряжение.

– Вы не сумели правильно подготовить сегодняшнюю встречу.

– Нет, я…

– Дайте мне закончить, если можно.

Она замолкает, губы ее кривятся.

– Вы не сумели правильно подготовить сегодняшнюю встречу, и мы едва не упустили важный контракт. К счастью, Мартен оказался на высоте. Не так ли?

– Это верно, я допустила одну или две оплошности, но…

– Не позволяйте себе расслабляться сейчас. Если вас по-прежнему привлекает мое место, разумеется.

– Обещаю, что такое больше не повторится, – торопливо заверяет она.

– Я и не сомневался, – вставая, заключает Дедуля. – Желаю вам приятного вечера, малышка. И больше никогда меня не разочаровывайте.

Хлоя еще долго сидит в своем кресле. В нокауте.

* * *

Гомес останавливает машину перед домом, не выключая мотора.

– Вот вы и дома, Валентина.

Молодая женщина снова похожа на робкую школьницу. А ведь весь вечер она пряталась за ширмой нахальства и дерзости.

Но наступает решающий момент, когда исчезает все наносное. Она ждет, что он возьмет ее руки, поцелует. Сама она никогда не осмелится. Хотя для начала он должен заглушить мотор.

Она колеблется, выходить ли из машины, не может на это решиться.

– И вы не попросите пригласить вас выпить по последнему стаканчику? – спрашивает она, словно извиняясь за такую смелость.

Она с простодушной улыбкой смотрит на него своими оленьими глазами.

– Нет.

Ее улыбка испаряется, для нее это удар. Такой же жестокий, как если бы он дал ей пощечину.

Александр смотрит на дорогу, положив руки на руль. А ведь он был так уверен в себе. Знал, что́ хотел найти, вернее, украсть, когда приглашал ее провести с ним вечер. Он хотел успокоиться, конечно же. Удостовериться, что он не только будущий вдовец, но еще и привлекательный мужчина. Хотел утолить свою жажду, свой голод. Забыть свое горе. Забыть…

Вот только думает он лишь о ней. По-прежнему и всегда.

Вот только Валентина слишком уязвима, чтобы удовлетворять его постыдные желания. Она достойна лучшего, чем послужить простым паллиативом его боли.

– Не обижайтесь на меня, Валентина. Прошу вас. Мне очень жаль, но я не могу.

– Это из-за вашей жены?

Он молча кивает.

– Я думала, что она в курсе! – грустно улыбается Валентина.

– И это правда. Она даже сама подтолкнула меня встретиться с вами сегодня вечером.

– Вы ее больше не любите, да?

– Она умирает. И мы любим друг друга как в первый день.

Второй удар. Еще более сильный, чем первый.

Теперь уже Александр смотрит на свое обручальное кольцо. От каждого слова все больше саднит сердце.

– А ведь мы провели вроде бы неплохой вечер, верно? И вот я все испортил…

– Не говорите так, Александр.

В салоне воцаряется пронзительная тишина.

– Ты замечательная, Валентина, – вдруг добавляет Гомес. – И я не хочу использовать тебя. Я причиню тебе боль, и я этого не хочу. А сейчас уходи.

Она подносит руку к его лицу. Он останавливает ее, прежде чем она успевает к нему прикоснуться.

– Мы могли бы просто поговорить, – предлагает она.

Она искренна, он видит это по ее глазам. Она еще чудеснее, чем он себе представлял.

– Чтобы я рассказывал тебе о своих мучениях? Ты этого не заслуживаешь… Или чтобы я внушал жалость? Я этого не заслуживаю. Уходи, говорю же.

– Ей повезло, что у нее есть ты. Что она любима тобой.

Он чувствует, как невидимая рука сжимает его шею.

Валентина царапает несколько слов на бумажном носовом платке, оставляет его на приборной доске. Хлопает дверцей, он ждет, пока она зайдет в ворота, прежде чем тронуться с места. Тут же прикуривает сигарету и включает радио.

В конце улицы он останавливается прямо посреди дороги. Жестокая боль скручивает его внутренности. И слезы не приходят, чтобы принести облегчение. В любом случае ничто не может принести ему облегчение. Разве что уйти с ней.

Он берет бумажный платок, включает свет в салоне. Номер мобильника и несколько слов. Если я буду тебе нужна.

* * *

После отповеди, полученной от Пардье, она прямиком поехала домой. Надеялась, что Бертран уже ждет ее там. Но никто ее не ждал. Кроме ее бесценного одиночества. И страха перед Тенью.

Она, конечно же, позвонила ему. Партия в покер с друзьями. Она сделала вид, что не обиделась. В конце концов, они же свободные люди.

Ее бесценная свобода.

Поскольку есть ей не хотелось, она отправилась в кровать. И стала ждать сна. Умоляя его прийти и успокоить ее. Хоть на несколько часов стереть все вопросы.

Но он тоже не пришел. И теперь с открытыми глазами, при зажженном свете, она ищет.

Кто. Почему.

Мотив, виновного. Решение.

Стоит сомкнуть веки, и птица, предвестница беды, начинает биться о стены комнаты, испуская зловещие крики.

Стоит потушить свет, и Тень скалится у изножья кровати. И ее каменное сердце из последних сил пульсирует во всеобщем распаде.

* * *

Мартина заснула в гостиной. Александр не слишком ласково будит ее.

– Хотите, я вас отвезу? – предлагает он.

– Нет, спасибо, – отвечает сиделка, надевая пальто. – Я на машине.

– Отлично. И спасибо, что задержались.

Она исчезает, Александр встает под душ и остается там долгие минуты. Хотя никаких грехов смывать не должен.

Отодвинув занавеску, он застывает в изумлении. Софи здесь, сидит на маленьком табурете, костыли рядом.

– Зачем же ты встала? – спрашивает он, хватая полотенце.

С грустной улыбкой она смотрит, как он наспех вытирается.

– Я ждала тебя.

Он прижимает ее к себе, немножко слишком сильно. Словно хочет удушить.

– Не надо тебе вставать, – с мягким укором говорит он. – Ты могла упасть.

– Я делаю что хочу. И я уже падала… В твои объятия, давным-давно.

Он берет ее лицо в свои руки, целует.

– Хороший был вечер? – спрашивает она.

Видит, как напрягаются мускулы его шеи.

– Да, – говорит он.

– Ты спал с ней?

Софи не знает, надеется она услышать «да» или «нет». Но знает, что лгать он не будет. С тех пор как у них образовался любовный треугольник со смертью, ложь была изгнана из обихода.

– Нет.

– Хоть поцеловал, по крайней мере?

– Перестань, прошу тебя.

Он помогает ей вернуться в спальню, садится на край постели.

– Алекс, мне будет еще тяжелее, если…

– Замолчи, – велит он.

– Нет, я не буду молчать!

Голос у нее мягкий, но решительный.

– Ты молод, ты должен пообещать мне, что начнешь новую жизнь с другой женщиной.

Он закрывает глаза, старается взять себя в руки.

– Алекс, для меня это важно.

Это важно для меня. Знать, что у тебя будет какая-то опора. Что ты не последуешь за мной. Что ты останешься на поверхности, пока я буду погружаться в ничто.

– Я не могу…

Вдруг он бьет ногой по креслу.

– Я не могу! – орет он.

– Успокойся, – умоляет жена.

На этот раз он потерял контроль. Испуская дикие крики, он осыпает ударами стены, мебель. Софи удается подняться, она подходит к торнадо, которое разносит комнату.

– Алекс, успокойся, прошу тебя!

Она не должна его трогать, иначе может отлететь на ковер.

– Любовь моя, пожалуйста…

Наконец он в долю секунды перестает буйствовать. В изнеможении. Дальше будет еще хуже, Софи знает. На плаву его удерживал гнев.

Она садится на кровать, он рушится к ее ногам. Она запускает руку в его волосы, а он начинает плакать, уткнувшись лбом в колени жены.

– Я запрещаю тебе об этом думать, – шепчет она. – Ты не можешь так поступить со мной, Алекс.

Глава 13

Гроб светлого дерева с позолоченным крестом в центре. Который медленно опускается в бездонную дыру.

Гомес резко просыпается, его глаза ищут Софи. Она улыбается ему, он успокаивается. Еще один день, когда она будет здесь.

Вот уже два часа она ждет, когда Александр очнется от беспокойного сна. Два часа, в течение которых она сдерживала боль и в очередной раз задавалась вопросом, как ее муж выдерживает эти мучительно дискомфортные ночи. Сложившись пополам в кресле, под одним только пледом. И как находит потом силы идти работать и делать вид, что ничего особенного не происходит.

Он мог бы спать в соседней спальне, их бывшей общей спальне. Он мог бы заменить кресло раскладушкой. Но нет, он предпочитает терпеть эту пытку, как если бы стремился страдать в унисон с ней.

Он бы стерпел муки ада, чтобы не отходить от меня…

Она протягивает правую руку, ей удается погладить ладонь Александра.

– Привет, красавица моя. Хорошо спала?

– Да.

Он потягивается и целует ее. Бросив взгляд на будильник, видит, что уже восемь, и выходит из комнаты.

Машинально включает радио и ставит чайник. Из кухонного ящика начинает доставать коробки с лекарствами. Дозы он знает наизусть, мог бы действовать с закрытыми глазами. Кстати, это вряд ли что-либо изменило бы. Отдельный вопрос, нужны ли вообще эти снадобья. Кроме морфина, конечно.

В голове мелькает мысль о Валентине, он представляет ее спящей. Эгоистично надеется, что он снится ей. Еще одна легкая боль, растворенная в потопе мучений, которые он терпит так давно.

Возвращается к жене, помогает ей сесть в кровати, ставит перед ней завтрак, в основном состоящий из разноцветных капсул.

– Моя дневная порция, – вздыхает Софи.

– Приятного аппетита, дорогая! – усмехается Александр.

Он проглатывает свой кофе и ничего больше.

– А есть ты не будешь? – удивляется она.

– Что-то не хочется. Я… Прости меня за вчерашнее. Мне не следовало так выходить из себя.

– Ты делаешь что можешь.

Она гладит его по небритой щеке.

– Это я виновата, – говорит она. – Но мне нужно знать, что ты не останешься один. А главное, что ты не сделаешь такой глупости – не уйдешь за мной.

Горло Гомеса разбухает так, что он больше не может дышать.

– Я знаю, ты не любишь, когда я об этом говорю, но мне необходимо, чтобы ты мне пообещал, Алекс.

– А может, мне пока бросить работу? – говорит он.

Хорошая попытка уклониться.

– Поговорю с Маером, попрошу годовой отпуск. Тогда я смогу больше времени проводить с тобой.

Они оба знают: у них не осталось этого года.

– Ты должен выбираться из дома, Алекс. Должен видеть и делать что-то другое.

Говорить ей трудно, она переводит дыхание.

– Я не хочу, чтобы ты ходил здесь кругами и смотрел, как я агонизирую. Это было бы ужасно. И для тебя, и для меня. И потом, я знаю, что ты любишь свою работу.

– Мы это еще обсудим, – говорит он, вставая. – Мне пора собираться.

Она слышит, как он закрывается в ванной, как жужжит бритва, как льется вода. Поворачивает голову к окну. Небо, пусть и хмурое, притягивает ее, как свет бабочку. Цепляясь за кронштейн, закрепленный над ее головой, она начинает с того, что садится на край кровати.

Ей нет еще и сорока. Будет через несколько месяцев, если она доживет.

Ухватив костыли, она начинает сползать, пока ноги не касаются пола. Тогда с искаженным лицом, и без того опустошенным болезнью, она опирается на палки.

Этой проклятой болезнью. Неизлечимой, но уничтожающей ее не торопясь. Кусочек за кусочком.

Она бы предпочла нечто молниеносное. Предпочла бы, чтобы Александр не видел ее бродящим трупом. Чтобы он сохранил о ней другое воспоминание.

Но выбирать не приходится.

Во всяком случае, не такие вещи.

Наконец она добирается до окна, распахивает его настежь и закрывает глаза. Свежий ветер ласкает кожу, ей видится, как она там, снаружи, на северном пляже. Как она бежит, и ноги вязнут в мокром песке. Как она может еще бегать, плавать. Жить, а не выживать.

Жить без борьбы. Без страданий.

Если бы ей повезло… Она сражается, только чтобы не умереть слишком быстро, борясь с неизбежным. Глупо, наверно, но это и называется инстинктом выживания.

Александр возвращается в комнату, одетый и свежевыбритый.

– Давай-ка ты ляжешь…

– Нет, все в порядке… Мне захотелось подышать воздухом.

– Я пошел, – говорит он, целуя ее. – До вечера, моя красавица.

– Ты мне так ничего и не пообещал, – напоминает Софи.

– Обещал, – говорит он, глядя на свое обручальное кольцо. – Быть твоим до самой смерти.

– Обещай, – приказывает Софи.

– Никогда.

Несмотря на слезы, которые заволакивают ее усталые глаза, он не уступает. Только снова целует ее и обнимает, прежде чем выйти из квартиры.

В прихожей сталкивается с Мартиной, которая пришла на смену.

– Хорошенько позаботьтесь о моей жене, – бормочет Гомес.

* * *

Хлоя пришла на работу одна из первых. Следует отметить, что она не спала ни секунды. Но совершенно не ощущала усталости. Больше того, чувствовала себя в полной форме.

Натали еще не было, и она решила сама приготовить кофе. Сидя в маленькой кухне на этаже, она разглядывала белую стену. Поверх которой представляла себе гроб.

Тот самый гроб, который обнаружила сегодня утром на капоте своей машины, нарисованный на тонком слое пыли. Симпатичный подарок, чтобы с удовольствием начать день.

Этот псих хочет моей смерти… Или он просто меня терроризирует. Но я не поддамся. Он поймет, что совершил ошибку, напав на меня.

Она перебрала возможных подозреваемых. В энный раз. Бывший муж на верхней ступеньке подиума. Но Хлоя начала сомневаться. Несмотря на капюшон, несмотря на темноту, разве можно не узнать мужчину, которого любила? Мужчину, которого проклинала так, что желала ему смерти?

Ответа у Хлои нет.

Внезапно у Кристофа появились два серьезных аутсайдера.

Последний креативный директор, которого Хлоя донимала и унижала, пока он не выбросил белый флаг. Бенжамин. Этот тупица Бенжи… Полное ничтожество. Медлительный и неэффективный.

Скажем, он не мог угнаться за Хлоей. И ей претила его внешность.

Во всяком случае, она действовала во благо компании. Ничего личного. Хотя свое удовольствие она получила, нельзя отрицать. Ни сожалеть.

А может, Натали? Она все время думала, что это мужчина, а не женщина. Однако… Секретарша ее ненавидит, она в этом уверена. И ее это развлекает.

Но не сегодня утром.

Нет, Натали духу не хватит. И воображения тоже.

А вот Мартен… Он крепкий орешек. А главное, у него серьезный мотив свести ее с ума. Заставить совершить промах. Заставить упасть за кулисами, чтобы в нужный момент она не смогла появиться на сцене.

А если он понял, что Старик сделал свой выбор, и решил пойти ва-банк? Вчера утром он, похоже, был счастлив, что она опоздала и во время встречи оказалась не на высоте…

Она налила себе чашку кофе и ушла с кухни. Направляясь к себе, прошла мимо кабинета Филиппа. Постояла в нерешительности, убедилась, что никто ее не видит. В результате зашла и тихонько прикрыла за собой дверь. Сердце зачастило, у нее появилось ощущение, что она совершает нечто запретное. Рыться в кабинете коллеги, в сущности, не преступление… Всего лишь бестактность.

Да и что она может здесь найти? Черную толстовку с капюшоном? Смешно! Мартен не стал бы сам делать грязную работу, он не из тех, кто марает руки. Он скорее кого-то наймет.

Она садится в кресло соперника, поворачивается справа налево, пытаясь прикинуть, где он мог бы спрятать что-то компрометирующее. Пробует открыть ящики, они не заперты. Это еще не значит, что ему нечего скрывать.

Начинает внимательно изучать их содержимое. Досье, которые она знает наизусть, канцелярские принадлежности… Ни одной личной вещи, кроме фотографии прелестной жены и их дочери. Рядом с рамкой обтрепанная книга, наверняка читанная-перечитанная. Хлоя несколько секунд разглядывает название.

Манипуляции.

Пролистывая ее, понимает, что автор объясняет, кто такие манипуляторы и каковы их методы. Настоящее практическое руководство, как их распознавать и избегать.

Или подражать им.

Она кладет книгу на место, оглядывает стол. Множество заметок на клейких листочках. Не забыть сделать, клиенты, которым надо позвонить…

Приподняв календарь, который служит бюваром, она обнаруживает еще один приклеенный листок, упрятанный поглубже. Имя и фамилия ничего ей не говорят. Как и номер мобильника.

Она торопливо переписывает данные на клочок бумаги и прячет его в карман. Пора смываться.

Хлоя приводит все в порядок, забирает свою чашку с кофе. Открывая дверь, сталкивается нос к носу с Филиппом и едва не отлетает назад.

Он смотрит на нее с удивлением, которое быстро сменяется гневом.

– Хлоя… ты сегодня ранняя пташка, надо же! Могу ли я узнать, что ты делаешь в моем кабинете?

– Искала одно нужное мне досье.

– И нашла? – спрашивает он, глядя на ее пустые руки. – Если тебе что-то надо, достаточно попросить.

Ее мысли несутся со скоростью света, сердце не желает успокаиваться.

– Досье Барбье.

– Оно в архиве. Должен напомнить, что у меня здесь не архив. Пока еще… А теперь выйди из моего кабинета.

– А почему тебя так смущает, что я зашла? – пускается в контратаку Хлоя. – Тебе есть что скрывать?

– Ни в малейшей степени. Но ты только время теряешь.

– Я… теряю время? О чем ты?

– Ты не найдешь ответа на свой вопрос, роясь в моих вещах. Если хочешь узнать свое будущее, обратись лучше к гадалке! – бросает он, захлопывая дверь у нее перед носом.

* * *

Гомес хлопает Лаваля по плечу:

– До завтра, дрочилушка.

– До завтра, патрон. И приятного вечера!

– Тебе тоже. Поцелуй от меня свой телевизор.

– Очень смешно! – бурчит лейтенант.

Гомес не едет сразу домой. Учитывая плотность движения, он ставит на крышу мигалку, включает сирену и мчится через весь город.

Он наконец нашел то, что искал уже несколько недель. То, что доставит удовольствие Софи. Ее бесценная улыбка… Он в очередной раз думает о том моменте, когда она угаснет, когда смерть заставит застыть ее черты. И освободит наконец от боли.

Паркует машину перед маленькой, довольно унылой лавкой. Старые книги.

Внутри ни одного клиента, интересно, как книготорговец умудряется сводить концы с концами.

– Добрый вечер, я Гомес.

– А, да, я вас ждал!

Хозяин берет том, лежащий рядом с кассой, и кладет его перед майором:

– Вот то, что вы искали.

Гомес блаженно улыбается. Книга, которой не найти давным-давно, которую никогда не переиздавали. Софи прочла этот роман в молодости, и он произвел на нее огромное впечатление. Роман, который она хотела непременно перечитать до того, как…

Книжка выглядит не ахти, но у Гомеса ощущение, что он держит в руках бесценное сокровище. Он платит, просит сделать подарочную упаковку и возвращается в машину. Кладет пакет на пассажирское сиденье и снова включает сирену.

Глава 14

Александр бегом поднимается по лестнице. Ему не терпится преподнести свой подарок, и он уверен в том, какой эффект воспоследует. Он ведь обещал, что раздобудет ей этот роман. А он всегда держит слово.

Он находит Мартину в гостиной, та листает один из дурацких глянцевых журналов о знаменитостях, которые, похоже, просто обожает.

– Здравствуйте, месье. Говорите потише, она спит.

– Ладно, – шепчет Александр. – Как прошел день?

Мартина пожимает плечами:

– Понадобился морфин. Она мучилась.

Улыбка Гомеса испаряется.

– Но потом ей вроде бы стало лучше. Я недавно к ней заходила, она глубоко спала. Постарайтесь не будить ее.

– Хорошо. Доброго вам вечера.

Он провожает ее до двери, пожимает руку:

– До завтра.

Немного раздосадованный тем, что не может сразу отдать подарок, он решает положить его на прикроватный столик, чтобы она нашла его, когда проснется. На цыпочках заходит в ее комнату. Горит ночник.

Мягкий свет обволакивает лицо Софи. Она мертва.

Ее открытые глаза смотрят в потолок.

– Привет, красавица. Я думал, ты спишь… У меня для тебя сюрприз!

Глава 15

Еще несколько километров, и Хлоя будет дома. А еще полтора часа, и Бертран сожмет ее в своих объятиях. Он должен заехать в восемь, чтобы отвести ее в ресторан.

Потребность в нем становится опасной. Но у нее нет ни сил, ни даже желания противостоять этому притяжению. И к черту цену, которую придется заплатить.

Потому что заплатить неизбежно придется.

Стоя в пробках, Хлоя продолжает размышлять. Она занималась поисками всю первую половину дня, но имя на листочке не принадлежало ни одному из клиентов компании.

Это он, я уверена. Это Мартен. Не знаю, каким образом, но он в курсе того, что Пардье назначит меня своей преемницей, и старается от меня избавиться. И теперь он знает, что я его подозреваю. Это может заставить его уняться или же…

«Мерседес» наконец покидает автостраду, чтобы въехать в город. Этим вечером движение особенно плотное. А потому Хлоя решает выбрать обходной маршрут, по берегу Марны. Чуть длиннее, зато свободнее. Хоть теперь она может включить приличную скорость.

Какая-то машина неожиданно приклеивается сзади, Хлою неприятно слепят ее фары.

– Твои фары, болван! – орет она, наклоняя внутреннее зеркало заднего вида.

Светофор переключается на красный, она останавливается. Фары по-прежнему позади.

– Ну что за козел этот мужик!

Она трогается с места, сворачивает направо, чтобы срезать путь, попадает в лабиринт узких улочек с небольшими домами по обеим сторонам. Фары не отстают.

Хлоя начинает потеть. Холодные капли катятся по затылку.

Это он. Без сомнения.

Она прибавляет скорость, он тоже.

Она поворачивает налево, он тоже.

– Черт! Черт…

Фары слепят ее настолько, что ей не удается рассмотреть марку и цвет машины. Единственное, что она угадывает: это внедорожник или фургон, учитывая высоту огней.

Рисунок на капоте, сделанный этой ночью… Способ предупредить, что ее машина превратится в гроб?

– Спокойно! – бормочет она. – Только спокойно…

Она внезапно тормозит, останавливая свой седан на обочине. Готовая в любой момент рвануть с места. С надеждой, что тот обгонит ее и исчезнет. Но он, конечно же, останавливается в метре позади.

Хлоя проверяет, что все дверцы заблокированы, вытаскивает из сумки мобильник.

Вызвать копов. Скорее.

Удар бросает ее вперед, телефон выпадает из рук. Ее преследователь уперся своим бампером в бампер ее «мерседеса». Хлоя ищет телефон, но он все не попадается под руку. Тот жмет на газ, «мерседес» начинает двигаться, хотя Хлоя не снимает ногу с тормоза.

Она включает первую скорость, вихрем летит вперед. Руки у нее дрожат.

Преследователь очень быстро нагоняет ее.

В полной панике, Хлоя уже не знает, куда едет. Сворачивает налево, проскакивает указатель, даже его не заметив.

Тупик.

* * *

Он застыл у кровати.

Стоит. Никакой реакции. Такой же неподвижный, как она.

Не считая того, что он дышит.

Наверно, это больнее всего.

Все оставшиеся годы.

Дышать без нее.

* * *

Удар по тормозам.

Проезда нет.

Фары позади приближаются опасно, но медленно.

Хлоя больше ничего не соображает. В голове все мельтешит слишком быстро, ужас парализует мозг.

Бросить машину, перепрыгнуть через изгородь и спрятаться у кого-нибудь? Или подождать?

Выйти означает рискнуть, покинув убежище. Ждать означает рискнуть, что он придет за ней.

Она опять пытается отыскать мобильник, но он завалился под сиденье. Чтобы достать его, нужно выйти из машины.

Выпрямившись, она видит, что другая машина остановилась метрах в десяти.

Он придет. Чтобы силой вытащить ее из машины. Осыпать ударами, убить. Или еще что-нибудь похуже.

Сердце готово вырваться из груди и разбиться о лобовое стекло.

Дверца открывается, он выходит. Не отводя глаз от зеркала заднего вида, Хлоя затаила дыхание. Что он будет делать?

Видно ей плохо, из-за фар.

Только тень.

Мужчина, без сомнения. Высокий, одежда темная, голова покрыта. И идет к ней.

Сделать правильный выбор. Быстрее.

Хлоя начинает давить на клаксон, не отнимая от него руки. Тень застывает.

В саду напротив зажигается свет, на пороге дома появляется мужчина. Несколько секунд спустя то же самое делает его сосед.

Хлоя продолжает давить на клаксон.

– Ну же, вылезайте из дома! – рычит она. – Помогите мне!

Незнакомец возвращается в свою машину. Дает задний ход и исчезает.

Хлоя снимает руку с гудка. Она начинает дышать, а потом разражается слезами.

Разбуженные жители возвращаются по домам – их наконец-то оставили в покое.

* * *

Хлоя сидит на диване. Руки зажаты между коленями, лицо свело от напряжения, правая нога слегка подрагивает. Бертран смотрит на нее, стоя у окна.

– Тебе лучше?

Она отрицательно мотает головой.

– Раз ты не хочешь идти в ресторан, я приготовлю что-нибудь поесть, – предлагает он.

– Нет… В холодильнике пусто. У меня не было времени… К тому же я не голодна.

Бертран встает на колени рядом с ней, берет ее руки. Ледяные.

– Постарайся расслабиться.

1 Гора на юге Франции, в Провансе.

2 Имеется в виду департамент № 94, Южный округ Парижа.

3 Парижский футбольный клуб «Пари Сен-Жермен».

4 Бригада противодействия преступности.

5 Игра окончена (англ.).

6 Аналогично Большой Москве – Париж и его пригороды.

7 Сетевая гостиница среднего уровня.

8 Рэймонд Чандлер (1888–1959) – американский писатель, один из основателей жанра «крутого детектива».

Вход для пользователей

Меню