Читать онлайн Моя. Я так решил бесплатно

Моя. Я так решил

Глава 1

Однажды, в далекой-далекой галактике…

– И какого хера ты там забыл?

Рожа Егеря, и без того не особо приветливая, с экрана выглядит совершенно монстрячей. Злобный такой небритый зверюга, не помещающийся в камеру. Голос тоже доставляет.

Знал бы его чуть хуже или меньше лет…

Но я знаю этого скота достаточно, чтоб понять, что сейчас он не угрожает, хотя кажется вообще по-другому.

Сейчас он проявляет заботу.

Ага, заботливая сволочь. Он, и приятель его… Забрали у меня единственную подругу, а теперь волнуются. Или вид делают.

Не исключено, что это Мася моя их пнула.

Моя. Что бы там ни придумывали эти утырки.

Я ее с универа знаю, и люблю с универа тоже. Все момента ждал, прикидывал… Лох. Думал, мое от меня не уйдет.

А оно ушло… Она. Ушла. Вернее, ее подло украли два наглых скота. И, мало того, что украли, так еще и в Канаду увезли, не иначе, чтоб подальше от меня была.

Ну и ребенка сделали для закрепления результата. Детей, вернее. Второй пока что в животе, а вот первый… Первый – смешной и дико похожий на Егеря Сашка, мой крестник, между прочим, уже ходит. Пока что пешком под стол, но коньки на него уже напялили. И клюшку, изготовленную по спецзаказу, в руки дали. И он, главное, на ровном полу падающий пока, по льду прям поскользил. И клюшку вполне осознанно ставил, правильно. Гены, чтоб их…

Я это все видел в записи, постоянно перекручивая с довольных до тошноты физиономий моих приятелей на смешную рожицу крестника и радостное, такое красивое лицо его мамы, Насти, которую я всегда буду звать Мася, что бы по этому поводу ни думали два ее мужика.

Да, моя первая любовь срулила не просто так, она пошла с козырей, умудрившись свести с ума сразу двоих. Нет, в том, что она запросто сведет с ума и большее количество мужчин, я вообще никогда не сомневался. Она такая, моя Мася… Но тут произошла накладка. Мужики, вместо того, чтоб драться и выяснять, кто из них доминирующий самец, взяли и договорились. И забрали мою Масю себе.

Скоты, чего уж там.

Дешевое пойло в бокале заканчивается подозрительно быстро, а мозг, отравленный вечным сожалением и воспоминаниями о нашей дружбе с Масей и моих упущенных возможностях, требует еще.

В гребанном шалмане нет официантов, по крайней мере, найти их мне не удалось, потому приходится вставать.

Смотрю в экран, на рожу своего бывшего друга… Верней… Верней, и настоящего друга. Хоть и скота.

– Ты где вообще? – рычит он, и словно мордой пытается вылезти из экрана и осмотреться, оценить, так сказать, обстановку.

– Где-где… – пьяный мозг генерирует рифму, но все же не выдаю ее, – Масю мне дай.

– Она Сашку купает, – отвечает Егерь, – вместе с Котом.

Кот – это, чтоб вы знали, второй участник нашей веселухи. Верней… Третий? Ну да. Их трое. Верней, уже четверо. И скоро пятеро будет… Им хорошо. А я, сука, вне орбиты…

Становится горько. Какой-то латинос, хотя, они тут все латиносы, на одну рожу, толкает в плечо. Что-то говорит по своему. Слышу знакомое «мадре», понимаю, что меня послали. А меня нельзя посылать, когда я немного выпивший, потому что сразу становится грустно, печально даже. А печаль я привык развеивать, чтоб не накапливалась слишком обильно.

Разворачиваюсь и коротко бью кулаком, развеивая русскую печаль по усатой испанской роже.

Отлетает с воплем и соплями, роняя по пути ветхие столики.

Смотрю какое-то время, потирая костяшки и ожидая знаменитой испанской мести. Сейчас бы не помешало… Размяться для разнообразия. Вытрясти из башки мысли тупые.

Но латинос вяло ворочается между обломков столов, и никто особо на его проклятия не реагирует. И мстить мне не торопится. Печально. Но ладно. Пляшем дальше.

– Ты че там творишь? – опять рычит с экрана Егерь.

Черт… А чего это я его не отключил?

Смотрю опять на физиономию, скалюсь:

– Развлекаюсь. Имею право. Холостой, веселый…

– Конь, прекращай там! Ты знаешь, какая преступность в Аргентине? Ты – белый, тебя там разуют прямо в том клоповнике, где ты пьешь!

– Нахер иди, а?

Я добираюсь, наконец, до барной стойки, ору на английском:

– Виски, плиз!

В прошлый раз я тоже заказывал виски и получил невнятную, но забористую хрень. Надеюсь, в этот раз будет не слабее. Меня тянет надраться, когда вижу на экране довольную рожу Егеря или Кота. Каждый раз тянет. И да, я давно перестал с собой бороться в этом вопросе.

Организм требует, значит надо!

Получаю от черномазого в прямом смысле, то есть грязного до черноты, бармена еще выпивки. Прицениваюсь к объему под надоедливый бубнеж Егеря, расписывающий мне, какие неприятности ждут белого парня в Байресе, как местные называют столицу Аргентины, Буэнос-Айрес.

– Тебе-то откуда знать, праведник чертов?

От самого определения Егеря, как праведника, становится тошно. Какой он, ко всем херам, праведник??? Он – скот, и больше ничего…

– Я там был, – нехотя признается Егерь, а я в изумлении отставляю стакан в сторону и пялюсь в экран телефона.

Егерь вообще не похож на искателя приключений. Обычный здоровенный монстрятина, только и умеющий, что противников по ледовому побоищу о борта швырять… И что в нем Мася…

Силой воли заставляю себя не погружаться в привычный бред про упущенные возможности, а тут ничего не попишешь, ради справедливости надо сказать, что сам упустил. Сам. Все думал, что успеется… Это же моя Мася… А она – раз – и уже не моя. Уже чужая Мася. И детей рожает другим мужикам.

– Где? В Вижье?

– Ты в Вижье??? Идиота кусок! – Егерь уже не сдерживается, орет, привлекая ко мне слишком много постороннего внимания, – вали оттуда! Как ты еще живой?

– Да нормально тут, – оглядываюсь с недоумением. Ну слышал я в «Шератоне», где с комфортом разместился сутки назад, о том, что фавелы, простирающиеся прямо перед окнами аж до горизонта, которые в народе называют «Вижья 31» и не обозначают ни на одних картах Байреса, являются самым опасным местом в городе. Да и во всей Аргентине. И что знаменитым бразильским фавелам они дадут прикурить, и не раз.

Слышал, но в тот момент мне было насрать на все. Организм после многочасового перелета еще не адаптировался к местным условиям, а привык я его адаптировать стабильным повышением градуса.

Сначала в этом помог бар «Шератона», но там было слишком благопристойно, и на быстро ужравшегося русского, разодетого в полувоенную форму, смотрели косо. Настолько косо, что кулаки чесались. А недостаточный градус указывал, что скоро я догонюсь и вполне захочу почесать их.

И тогда мой внезапный отпуск в далекую, как можно дальше и от России и от Канады, где сейчас жила моя Мася, страну с теплым климатом и доступными бабами, превратится в экскурсию по местным тюрьмам. А это дело нихера не радостное. За границей с комфортом можно сидеть только в европейских странах. Там тебе и душ, и чистота, и телевизор… Сиди – не хочу. А вот в странах арабских и Латинской Америки – это такое себе приключение. Квест, можно сказать.

Так что я от греха решил прогуляться… И догулял сюда.

До маленького барчика, задымленного не по-европейски, в хлам, с заунывными мелодиями, хриплыми голосами и многообещающими взглядами. Все это вселяло надежду на развлекуху в скором будущем, а сама репутация района гарантировала, что в жандармерию меня никто не сдаст. Нет тут, на территории Вижьи, жандармов. Боятся они сюда ездить. Примерно, как у нас в Южное Бутово ночью. Хотя, любой спальный район провинциального миллионника даст фору и Южному Бутово, и, уж тем более, каким-то аргентинским фавелам… Хотя бы потому, что тут тепло. А у нас в стране – холод сейчас собачий.

Егерь все бубнит, ругает меня, кажется, матерно даже, а я пользуюсь моментом и опрокидываю еще бокал забористого пойла местного производства. Пятый или шестой по счету, он заходит хорошо. Широкой прям дорогой.

Сзади меня шепоток и спешно образующееся пространство.

О, да-а-а…

Предвкушение заставляет губы разъехаться в усмешке. Разворачиваюсь, натягиваю пониже матерчатый козырек кепки полувоенного образца. Знаю, что выгляжу я, несмотря на то, что белый, опасно. Не зря же местные так долго примеривались.

Напротив стоит тот самый придурок, который меня материл по-своему. И которого я за это наказал немного.

Он притащил приятелей, и теперь они группой поддержки маячат позади. Морды у всех уголовные, дегенеративные. Как и моя, наверно, с двухсуточной небритостью и жутким оскалом.

Самое оно, чтоб драться в аргентинских фавелах. Конечно, здесь можно и нож в печень схлопотать… Но с некоторых пор мне на многое похер.

– Конь!!! – телефон с вопящим Егерем не отключаю почему-то. Просто засовываю в боковой карман карго. И вот так, с полуприседа, не распрямляясь, лечу головой вперед, сходу сбивая с ног не только главного обижульку, но и сразу загребая парочку его приятелей. Крик, вопли, мат на испанском, звучащий, как музыка, рычание зверей… зверя. Я рычу, что ли? Да вообще…

Пару раз наугад в свалке всеобщей бью по чему-то мягкому, неожиданно тонко, по-свинячьи верещащему, и отпрыгиваю.

Тело, порядком замученное за последние два года беспробудным пьянством, разбавляемым крохами разврата, все же помнит основные моменты, не подводит.

Разглядываю кучу малу на полу, усмехаюсь и, бормоча назидательно: «Внезапность и натиск, как говорил Суворов…», топаю обратно к стойке.

Приказываю бармену:

– Виски, плиз.

Достаю из кармана телефон. И замираю, разом растеряв всю браваду. Там уже, вместо Егеря, на меня хмуро смотрит… Мася.

Красивая, с красными щеками, распаренная после ванной. За ее спиной ходит полуголый татуированный громила, Кот, второй мой бывший… ой, да хер с ним, настоящий… друг. И еще один мужик Маси. Мимолетно вспоминается скандалище по этому поводу в российских сми. «Разврат! Непотребство!» И подробное смакование личной жизни всех участников необычного для наших широт и менталитета союза.

Хорошо, все же, что они уехали.

В Канаде к этому проще относятся…

Кот таскает на руках голенького годовалого пацана, щекочет его по пузу.

А я неожиданно пьяно залипаю на этой картине. Мася открывает рот, что-то говорит, а я не могу отвести взгляда от своего приятеля с ребенком на руках.

Это мог бы быть я. И ребенок мог бы быть мой.

Маленький, толстенький. Нетвердо еще держащийся на пухлых ножках и предпочитающий везде передвигаться ползком. Вкусно пахнущий.

Это не Кот и не Егерь, а я мог бы его купать, таскать на руках, напяливать малюсенькую хоккейную форму, заказывать хоккейную клюшку… И в еле заметном пока животе Маси мог бы быть мой ребенок. Второй. Девочка, возможно. Похожая на Масю. С ее огромными глазами, тонкими чертами лица, темными волосами. Такая же улыбчивая и смешливая…

Понимание, что все, абсолютно все, сука, в моей жизни могло бы быть, если бы не был самоуверенным дураком, бьет в очередной раз настолько больно, что не могу дышать. Реально задыхаюсь от происходящего.

Смотрю на свою Масю, что-то строго выговаривающую мне, и думаю, настолько тупым я был мудаком. И почему так поздно, непростительно поздно понял, что на самом деле, она не подруга мне, не боевой товарищ… А совсем другое. Совсем…

– Борюсь! Ты меня слушаешь вообще? – возвращает к реальности голос Маси.

– Ты красивая такая, – отвечаю невпопад и тут же прикусываю губу. Не надо опять…

– Конь, – тут же рявкает голос Егеря, – не зарывайся!

Понятно, хоть и вне зоны видимости, но бдит. Они оба, и Егерь, он же Матвей Егерский, он же «Железный человек», тафгай, «Человек-гора» и много других определений, которыми его награждает регулярно канадская пресса, и Кот, он же Ярослав Котов, «Снайпер», «Золотая клюшка» и прочее, прочее, прочее, когда дело касается их женщины, становятся совершенно неуправляемыми ревнивыми придурками. Невыносимыми и подозрительными к любому мужику, появляющемуся на орбите Маси. Не так давно приревновали к массажисту Сашки. Напугали парня до усрачки. Спасло его только то, что геем оказался…

Меня они терпят.

Вынуждены.

Прекрасно знают о моем отношении к их женщине, злятся, ревнуют, бесятся. Но сделать ничего не могут.

В свое время я им нехило помог, хотя, естественно, сделал это не столько для них, сколько для моей Маси.

И вот теперь…

Теперь я у них что-то вроде домашнего питомца. И не нравится, и проблем доставляет много… И никуда не денешь, мы в ответе за тех, кого приручили… Приходится терпеть…

– Тебе идет беременность, – продолжаю я, игнорируя недовольное рычание Егеря, – сказали, кто будет?

– Да, – она светло улыбается, и сердце у меня останавливается от этой улыбки. А еще – от того, как она руку на живот кладет, – мальчик…

– Поздравляю…

– Спасибо, Борь, – серьёзно кивает она и продолжает, – уходи оттуда, пожалуйста. Я переживаю за тебя. Я… Мне будет очень тревожно, если ты… там задержишься…

Вот никого не послушал бы. Любого бы нахер послал. А ее – не могу. Она беременная. Ей нельзя волноваться.

– Хорошо, Мась, – киваю серьезно, – сейчас допью и пойду.

– Спасибо, Борюсь, – улыбается она снова, и у меня перед глазами все плывет.

Отключаюсь, пытаясь проморгаться, не получается…

Черт, похоже, надрался все же…

Затем в голове становится совсем тяжко. Словно в кисель ее опускаю.

И наступает темнота.

В себя прихожу от яркого солнечного света, прицельно бьющего прямо в глаза, и это больно.

Во рту – погано настолько, насколько может быть, если переберешь мерзкого пойла на голодный желудок.

И что-то сильно беспокоит. Кроме тошноты, головной боли и рези в глазах. Эти-то ощущения вполне знакомы, они нихера не беспокоят…

Нет. Что-то еще…

Кто-то меня касается острожно. Трогает. За лицо…

Черт, да чего такое-то?

Кошка, что ли, трется?

Приоткрываю один глаз, голову тут же простреливает дичайшей болью, от которой чуть опять в обморок не грохаюсь.

Но тихий умоляющий голос:

– Не спи, ну пожалуйста… Не спи… – заставляет все же удержаться на поверхности.

С трудом сглатываю горький сухой комок в горле, от которого чуть было не начинает выворачивать проглоченной накануне дрянью.

Но терплю.

Надо же… Я вчера, получается, нажрался все же так, что припер в номер бабу… Надо ее выпроводить. А потом уже с белым другом всласть пообниматься. Это как-то лучше без посторонних делается. Душевнее выходит.

Слепо отмахиваюсь от назойливой руки, а уже понятно, что баба меня гладит по лицу. За каким-то хером. Может, на продолжение ночи надеется? Если да, то я вообще красавчик. Явно что-то смог, несмотря на конскую дозу спиртного…

Переваливаюсь набок, так и не раскрывая глаз. Хриплю:

– Воды дай…

Мне тут же суют под нос стакан. Почему-то железный… Странно, но плевать.

Жадно пью теплую, мерзкую на вкус воду, от которой поднимается муть в животе и глазах.

Нихера себе, я нажрался…

Надеюсь, никого не убил…

Все остальное можно пережить…

Разлепляю чуть ли не пальцами веки, с удивлением смотрю на забранное решеткой окно. Так. Походу, мои выводы неверные в корне.

Я кого-то вчера убил. Иначе, с какого хера в тюряге?

– Эй… – голос раздается сбоку неожиданно. Я как-то позабыл, что тут еще и баба… Откуда, бляха? Разворачиваюсь со скрипом, всем телом, не рискуя вертеть головой, чтоб не вырубиться опять, и замираю, глупо тараща воспаленные глаза.

Похоже, выводы про тюрьму тоже в корне неверные.

Потому что откуда в тюрьме взяться ангелу?

Глава 2

– Ты как?

Ангел, вполне нормально, без акцента, говорящий на русском… Достали меня, значит, ножом вчера все-таки…

Разговаривать бесполезно, да и опасно, если честно. Рот открывать страшно. Чего-то ощущение, что вода, которую только что выпил, там не приживается…

Потому сжимаю губы и киваю. Норм, то есть.

– Ну хорошо… – ангел садится ближе, несмело трогает за лицо, озабоченно хмурит четко очерченные брови, поджимает губы. Тоже красивые. Вообще, ничего такой ангел… Залипательный… Интересно, а они бесполые? Ангелы эти? Ну, в религии вроде так… Если правда, то жаль… Потеря потерь…

И о чем я сейчас думаю, интересно?

Поспешно сворачиваю мысли с ненужного совершенно направления на нужное.

Ангел касается тонкими пальцами лица, и от этого кайфово. Ловлю себя на желании подставиться, словно кот, под ласку.

Нехило шандарахнули меня, похоже…

– Ты, вроде, в порядке… Ничего не сломано… – а осмотр-то очень даже профессиональный…

– Я в больнице?

Ох, бля! Это мой голос, что ли?

Ангел отшатывается и бледнеет еще больше. Оно и неудивительно, таким утробным рыком запоздалых путников на кладбище пугать… Или зомбаков в «Ходячих» озвучивать…

Затыкаюсь, кашляю натужно, пью еще отвратной воды из железной кружки.

Ну давай, Коняшка ты гребанный, приходи в себя уже! Ежу понятно, что не в раю ты! Хоть и с ангелом, которого еще требуется разъяснить, кстати…

Между тем, получаю ответ на свой вопрос:

– Нет.

Информативно.

Ладно, сделаем усилие.

– А где?

– Не знаю.

Очень информативно.

Сажусь, отдуваюсь, с радостью ощущая, как башка перестает кружиться. Да и живот успокаивается. Вроде.

– Воды еще дай.

Ангел ползет к большому грязному ведру, стоящему в углу… камеры? Комнаты? Хлева? Скорее, последнее. Но ладно. Разъясним. На моих глазах зачерпывает кружкой из этого ведра воду и передает мне.

Ладно. Ладно. Не думаем, какие микро и не микроорганизмы водятся в этом ведре в здешнем климате. В конце концов, если чего внутри заведется, современные средства работают на раз… Спросите, откуда знаю? А вот не скажу. Тайна это моя. Тщательно оберегаемая, в глубинах памяти навсегда закопанная. Ну, а если серьезно… Как-то раз, в одной дружественной африканской стране один молодой придурастый военкор, думающий, что он – прямо суперкоммандос… А дальше – то самое. Тайна.

Выпиваю до дна, с удивлением ощущая, что желудок вполне уже смирился со своей участью, а в голове – тоже наступает прояснение. И в глазах.

Осматриваюсь.

Хлев, да, последнее предположение было верным.

Грязища, зарешеченное низкое окно, лавка вдоль стены, на ней то самое ведро. А в другом углу – второе. Вот, похоже, мне и его надо использовать… Но как быть с соседкой?

Разворачиваюсь, разглядываю ангела. И удивленно хмыкаю.

Нихера себе… Ангел.

Не, что-то такое есть, конечно, не зря же с похмелья привиделось. Блонди, с короткими кудряшками, натуральными, по-моему, с огромными глазищами и тонкой шеей.

Лицо красивое, очень. Смотрится… Залипательно, да.

Наряд странный. Футболка серая, свободная, штаны карго серого тоже цвета, висящие на худой заднице мешковато. Кеды. Какие-то феньки на тонких запястьях.

На самом деле, с первого взгляда не отличишь – парень симпатичный или девчонка. Плоская, длинная, может, чуть ниже меня ростом, но в любом случае, для женщины высоковата.

Пока разглядываю, она щурится насмешливо и садится на лавку.

– Если надо в туалет, вот ведро.

Ого. То есть, няшу-скромняшу не будем стоить? Уже хорошо…

Встаю, покачавшись, словно журавль на ветру, ругаюсь сквозь зубы матерно, тоже не сильно заботясь о нежных ушах Ангела. Раз сама предложила воспользоваться ведром, то уж русский народный язык как-нибудь перетерпит.

Потом возвращаюсь обратно, с удивлением ощущая себя вполне живым.

Вот поразительное существо – человек. Мало ему надо для счастья. Попить, стравить давление в организме… Умыться бы еще…

– Эй… – так, с голосом надо что-то делать все же… Или он у меня теперь навсегда такой? Как у актера Ливанова… Бля-а-а-а… Кашляю, пробую еще раз, – эй… – в этот раз выходит неожиданно тонко.

Ангел, спокойно наблюдающая за мной со скамьи, приподнимает бровь, удивляясь метаморфозам моего голоса. Это еще что, малыш, ты не слышала, как дядя Боря умеет петь… Пожалуй, хорошо, что не слышала… Целее нервы будут…

– Та-а-ак… – это слово выходит вполне нормальным, кстати. Может, просто не стоит начинать с гласных букв? – Тебя как зовут?

– Ева…

– Ева… Евита… Эвита… Ты в курсе, что так звали жену президента Аргентины? – с каждым произнесенным словом голос становится все лучше. Практика – наше все, однако.

– Не-е-ет…

Голова внезапно кружится, и я падаю рядом с Эвитой на лавку. Выдыхаю шумно.

Бля, вот всегда я, даже в самой тупой ситуации умудряюсь нести отвлеченную хрень. Мася называет это «словесное недержание на нервной почве»… Судя по тому, что чуть было не начал просветительский блог из истории Аргентины, нервничаю я сильно.

Вовремя торможу себя, просто смотрю искоса на Эвиту и бормочу:

– Потерянное, блять, поколение… Тебе хоть восемнадцать есть?

– Есть, – шмыгает она, а огромные голубые глаза неожиданно наполняются слезами. Прямо, озера Канады… Чтоб она сгорела, сука… Но только после того, как моя Мася вернется обратно к родным березкам. И ко мне. Хрен с ним, пусть с мелкими, я их буду любить… Они же от Маси…

Осознав, что все еще порядком пьян, раз в башке такой бред бредовый крутится, тоскливо вздыхаю. Ладно. Не ко времени уныние. Надо выяснить ситуацию. И из нее выбраться. И доползти до «Шератона». И спать. Ноги моей больше в этих гребанных фавелах…

– Как ты здесь очутилась, Эвита?

– Я… – она горестно шмыгает носом, – я… По контракту приехала…

– По какому еще, бля, контракту?

Хотя, тут она может не говорить. Стандартная история. Ничего нового не услышу.

Но молчу, даю высказаться. Может, все-таки, что-то цепанет… Ну и про себя тоже интересно выяснить… Как-то же я тут оказался?

– По которому танцовщиц набирают…

Да, ничего нового… Зря надеялся.

– А я как сюда попал?

– Тебя сегодня ночью притащили… Те же люди, что меня… Сюда…

– Что говорили?

– Не знаю… Я не понимаю испанский…

– А как ты контракт подписывала-то?

– Он на русском был…

– Бля.

– Я же не знала! – неожиданно с обидой повышает она голос, – я не думала! Меня… девочка пригласила, мы вместе выступали раньше! На спортивных танцах! Она говорила, что все легально, будут селить вместе, охранять, возить на работу, следить, чтоб никто ничего…

– Ну, практически, и не соврала…

– А они… паспорт… и вообще…

– Ясно. Ну что, Эвита, ждем развития событий тогда? – я усмехаюсь и неожиданно обнимаю ее за костлявые плечи, прижимаю к себе, утешая, – ничего… – глажу по спине, слушая, как она всхлипывает мне в футболку, – ничего… Прорвемся, да? Главное, выяснить, на кой хер им я…

– А я? – хлюпает она носом.

– Ну, а про тебя и так все ясно, Эвита ты глупая…

– Будут… заставлять…

– Будут, – вздыхаю я, – удивительно, что до сих пор не заставили… Или…

Она напрягается в моих руках, потом отрицательно водит носом по футболке.

– Нет… Я кусалась… Они меня назвали… как это… «гатито». И кинули сюда.

– Гатито? Ну, в принципе… Может, и так…

– А что это такое?

– Гатито – это котенок по испански. Значит, покупателя ищут. Который таких «гатито» любит. Или того, кто таким «гатито» когти вырвет…

Она крупно вздрагивает в моих руках, сопит жалобно. А я неожиданно сжимаю тонкие плечи сильнее и понимаю, что ее отсюда заберут только через мой труп. А, значит, с серьезными потерями…

Почему-то именно это ощущение доверчиво жмущейся ко мне Эвиты, дарит блаженное долгожданное спокойствие всему телу.

Нет, я по-прежнему очень усталый, пьяный и охерительно хуево себя ощущающий. Но это все – фон.

Главное, что внутри все спокойно. Так спокойно, как давным-давно не было…

Звук открываемой двери звучит неожиданно жестко.

Эвита вздрагивает в моих руках, а я разворачиваюсь, сразу закрывая ее спиной от взглядов вошедших…

Три мужика, которые заходят в комнату, вообще никак не отличаются от кучи тех, кого я видел еще вчера днем, в фавелах, и вообще, на улицах Байреса.

Только грязнее, наверно. И вонючее. Двое из них в такой же, как и у меня, полувоенной одежде, еще один – в цветной рубашке и золотых зубах.

Они осматривают нас, спокойно переговариваясь, словно скотину на рынке, того и гляди, зубы прикажут показать.

Я особо в испанском не рублю, но слова «мучачас», «клиенте» и «динеро пор аделантадо» вполне понятны.

Эвиту мою продали. И бабки уже получили. Суки.

– Так, Эва, – тихо командую я, – свали в окну.

– Не-е-е… – шепчет она, наоборот, вжимаясь в мою спину и всхлипывая, – я с тобой…

– Пошла! – рычу уже я, – мешаешь!

И встаю, улыбаясь грязным тварям и одновременно отпихивая Эвиту рукой в сторону окна.

– Хола… – здороваюсь я радостно, – комо эстас?

Судя по рожам, парни жутко удивлены, что гринго выспрашивает комо у них эстас. Мне это удивление прям на руку. Легонько качаюсь в сторону пришельцев, ощущаю за спиной движение. Надеюсь, Эвита послушалась меня и сейчас шустрит в район окна.

– Хабле эспаньол? – закономерно интересуются тот, что в рубашке, моими языковыми познаниями.

Ага, скорее всего, этот главный.

Начнем, помолясь?

– Нихуя, – коротко отвечаю ему, все так же радостно улыбаясь, и пока они морщат лбы, пытаясь опознать хорошее русское слово, делаю шаг и резко бью старшего прямо в усатую рожу.

Удар у меня всегда был нормальным, на тренировках хвалили. И усатый урод сполна это ощущает своей харей. Орет и валится на пол. Остальные тоже орут, правда, как-то заторможено, судя по мерзкой вони, нехило так приложились к местной курительной смеси, наркотику, который они тут все пользуют практически круглосуточно, и начинают лапать оружие. А оружия у придурков хватает, правда, не огнестрел, что странно.

Я тоже ору и падаю, в испуге. Аккурат на старшего, нечаянно попадаю ему в горло локтем, вытаскиваю из-за пояса какую-то длинную хуйню, типа мачете, но чуть покороче. Наверно, специальный нож для того, чтоб всяким гринго горло резать.

И… Мне не хватает секунды.

Буквально секунды, вот реально. Просто прихватить хрипящего и красного от нехватки воздуха старшего за горло, напугать двух оставшихся вероятностью быстрой смены командного состава, прикрыться вонючей тушкой, как щитом, и, прихватив Эвиту, свалить отсюда хотя бы на улицу. А там… Война план покажет.

В этот момент я не думаю дальше пары шагов, прекрасно понимая, что другого шанса может и не быть.

Главное сейчас – навести шорох, действуя максимально громко и быстро, а потом, пока все будут орать и бегать, раствориться в бесконечных переулках Вижьи. Договариваться с утырками смысла нет, они уважают только грубую силу. Твари.

Мне не хватает секунды на исполнение моего плана.

Один из сопровождающих главаря оказывается шустрее или менее обкурившимся. Успевает двинуть ногой по моей руке с мачете и отпихнуть от босса.

Я валюсь на бок, пытаясь успеть достать мачете до того, как до меня доберутся. Орет что-то от окна Эва, надеюсь, у нее хватит ума не соваться.

А второй утырок бьет меня ногой в живот, сразу вышибая дух.

Ну а затем уже дело техники.

Привычно закрываю все жизненно важные органы, пока меня лупят ногами, матеря по-испански, скриплю зубами, когда вытаскивают из комнаты Эвиту. Она кричит и плачет, обкладывает тварей вполне рабоче-крестьянским матом, брыкается, но затем затихает. Судя по всему, ее успокаивают оплеухой.

Бессильно закрываю ладонями голову, скручиваюсь в клубок. И пережидаю. Ничего. Не прибьют до смерти. Я им нужен зачем-то. Значит, сейчас накажут и свалят. А я… А я найду выход.

Вскоре твари выдыхаются, и, еще пару раз профилактически съездив мне по ребрам, выходят, с грохотом закрывая дверь.

Лежу пару минут, восстанавливая дыхание, затем начинаю шевелиться… Так… Руки-ноги в норме. Синие, конечно, от ударов, но функционируют, это уже хорошо. Жизненно важные органы не пострадали… Опыт, сука, не пропьешь… Как-то, в одной далекой и очень дружелюбной к белым африканской стране… Да ладно, хер с ним.

Выбирался и из большей жопы, так что сейчас тоже смогу.

Главное, Эвиту вытащить…

Прикидываю, что со времени закрытия двери прошло минут пять-десять. Не должны успеть с ней за это время что-то сделать.

Если я верно понял их грязный испанский, то они нашли любителя на русские кусачие кости.

И этот любитель уже на месте. Эвиту потащат к нему. Но, может, помоют для начала? Или нет? В любом случае, урод этот в здании, а, значит, мне очень сильно нужно выбраться отсюда. Очень, сука, сильно…

И быстро, главное…

Чтоб Эвита не успела напугаться…

Так. Ведро. Пластиковое. И одно, и второе. Блядский век ширпотреба! Ладно, ладно.

Кружу по камере, словно зверь по клетке, взгляд мечется по стенам. Замок на двери обычный, не засов снаружи, просто ключ. И это хорошо, что они такие распиздяи, привыкшие воевать с испуганными туристами и беспомощными бабами. Хорошо.

Ремень даже не отобрали, идиоты. Отлично.

Лучше было бы, если б ведро было железным, тогда отломал бы дужку и в легкую открыл дверь. Но ничего, ремень тоже пойдет. Стаскиваю его, разглядываю язычок. Норм.

Подхожу к двери, прислушиваюсь.

Вроде, никого. Неужели, настолько наивные, что даже не выставили охрану?

Бля, латиносы, что с них возьмешь… Разболтанные до безобразия. Стоял у нас как-то неподалеку натовский гарнизон… А, ладно.

Замок открывается легко, вот только щелчок слишком громкий. Замираю, не делая попыток распахнуть дверь и выйти. Машинально наматываю ремень на кулак.

В башке – полная ясность и гнев. Даже дышать становится легче, а ведь первую минуту после драки думал, что сломали, нахер, ребра. Но нет, обошлось.

За дверью никто не шевелится. Отлично.

Выглядываю осторожненько.

Никого.

Да они ебанулись! Даже как-то обидно…

Разворачиваюсь обратно, фиксирую ремень в кулаке, чтоб не разматывался, а второй рукой прихватываю ведро, которое не так давно использовал по прямому назначению. Пригодится.

Жаль, кепарик мой мягонький, солдатом армии одного из наиболее вероятных противников подаренный, куда-то делся… Он мне был дорог, как память.

Но ничего. Ничего.

Сейчас главное – найти Эвиту. А все остальное… Ну, война план – и так далее.

Наклоняю лицо вниз, сжимаю ведро, иду себе, спокойно, типа, по делам, а сам чутко прислушиваюсь. У них тут такой бардак, что вряд ли Эвиту утащили далеко. Я надеюсь. Потому что, если далеко… сука, могу и не успеть.

Навстречу топают двое местных, одетых, что характерно, тоже практически, как и я: в зеленые карго и майку военного образца.

Наклоняюсь еще ниже, отвожу одну руку, ту, что с ремнем, за спину, а вторую на расслабоне мотаю. Нет, я не думаю, что они меня пропустят, все же, рожа незнакомая. Начнут спрашивать, а я, кроме мучачо и буэнос диас – нихуя не знаю.

Потому надо просто опередить. И сделать это тихо, чтоб больше фора была для поиска Эвиты.

Парочка предсказуемо тормозит, начинает что-то спрашивать.

Я, не вступая в переговоры, резко обдаю из ведра одного из латиносов и, не дожидаясь, пока он прочихается от подарка, бью второго ногой в живот. А затем и первого, уже вполне осознавшего, чем таким едким его угостили, тоже ботинком. По роже. Он как раз удачно склоняется, растирая рожу и матерясь по своему.

В целом, получается быстро, но громко. А значит, надо торопиться. Морщась от брезгливости, обшариваю оба бесчувственных тела и разживаюсь ножами и огнестрелом. Старым, как говно мамонта, револьвером.

Не осматриваю, сую в карман, надеясь, что это дерьмо не разорвется у меня в штанах. А то как-то глупо получится…

Быстро топаю дальше, уже не шифруясь и прислушиваясь к звукам из-за каждой двери. И за одной реально слышу тихий женский вскрик, мужской стон, а затем что-то тяжело падает.

Сука, не успел!

Оглядываюсь, никого нет.

Резко рву ручку двери на себя. Они тут не бронированные нихуя, обычное ржавое железо со свалки. И замки старые.

Этот удается выломать мгновенно.

В полутьме вижу, как Эвита стоит на коленях и бьет ножом по неподвижно лежащему здоровенному мужику.

Движение у нее такое, жесткое, отточенное, я бы сказал.

Но, может, мне кажется, потому что она оглядывается на грохот, видит меня и роняет нож. Осматривает свои руки, затем лежащего перед ней мужика.

И шепчет:

– Убила… Я его убила…

Так, понятно, девка в трансе.

И работу за меня сделала, молоток. Вот что значит, славянка. Хер прижмешь, если не захочет.

Но времени для гордости за нацию нет, потому широко шагаю к Эвите, подхватываю ее за локти, поднимаю.

Она смотрит на меня безумными огромными глазами, и все шепчет: «Убила, убила, убила…».

Глава 3

Привожу Эвиту в чувство потрясыванием и легким шлепком по щеке. Поражённо замолкает, застывает в моих руках, приоткрыв пухлые губы. На них кровь, судя по всему, этот урод до нее все же успел добраться, прежде чем получил перо в живот. Надо бы проверить, живой или нет, но времени не хватает.

Вытираю с нижней губы кровь большим пальцем, хриплю:

– В порядке?

– Нет.

– Идти можешь?

– Да.

– Валим.

Она кивает, топает к двери, а я, не удержавшись, мародерствую.

Что было усвоено в первую очередь в далекой африканской стране, где любого белого принимали за захватчика, так это то, что на мертвецах может быть много чего нужного и интересного. Правда, на неопознанных мертвецах чаще всего бывают замаскированные взрывные устройства, но тут-то все опознанные. Потому быстро шмонаю, попутно прислушиваясь к нарастающему шуму, запихиваю все добро, без разбора, в карман. Кроме мобилы. Мобила – мой главный враг, спутники, суки, и над Аргентиной летают тоже.

За время моего мародерства Эва умудряется не только дойти до двери, но и привести себя в порядок. Разорванную до пояса майку вяжет узлом, и я не удерживаюсь, моргаю на ее впалый гладкий живот с аккуратной впадинкой пупка. Белая-белая кожа…

Так, тормози, Борюсик, тормози… Дело прежде всего. А потом… Потом и на животик можно будет глянуть попристальней.

На полу валяется широкополая мужская шляпа. Да, такой бред тут еще таскают.

Подхватываю, пялю на Эвиту. Особо не поможет, но хоть чуть-чуть… Я бы ей футболку свою тоже отдал, но полуголый гринго привлечет куда больше внимания, чем белокурая славянка. Ну, или равнозначно получится.

Так что, имеем то, что имеем.

Приоткрываю дверь. Слушаю. Гул голосов слева, как раз в той стороне я побезобразничал немного.

Значит, нам направо.

– Погнали, Эвита, – киваю девчонке, – и шустро. По сторонам не смотришь, только перед собой и вниз. Голову опускаешь. Поняла?

– Да… Но…

– Никаких но, блять! Валим!

– Но тут… могут быть еще девчонки… Я приехала с группой целой… И они все думали, что танцевать будут.

– Ну дуры, значит, как и ты. Но тебе повезло встретить меня. Валим.

– Нет!

Так… Только этого дерьма мне и не хватало. Времени в обрез, надо убираться, а у меня тут Робин Гуд в шляпе.

Разворачиваюсь к упрямо поджавшей губы девчонке, хватаю за плечи, чуть склоняюсь. Все же, хорошо, что она такая высокая. Удобно.

– Так, слушай сюда. – Шиплю ей в лицо, злобно скалясь и постоянно слизывая с лопнувшей от удара губы кровищу, – я не смогу спасти всех. Я – не хренов Рембо! Сейчас мы уйдем отсюда. А, когда выберемся из этой сраной Вижьи, я подниму на ноги всех, кого смогу, а смогу я многих, и мы вернемся сюда. Слышишь?

– Их к тому времени…

– Найдем, значит. Все. Обещаю. Поняла?

– Да.

– Веришь?

– Да.

– Валим.

Кивает, опуская глаза.

Все, отлично. Бунт на корабле подавлен, можно выдвигаться. Если, блять, получится…

Опять выглядываю в коридор. Звуки удаляются. Похоже, меня ищут в другом коридоре. Мудаки. Но мне это так на руку!

Выбегаю, тяну Эву за собой, потом отпускаю ее пальцы, но постоянно ощущаю позади присутствие.

Надо двигаться шустро, но тихо.

Здание странное. С кучей непонятных коридоров, закоулков, два раза мы напарываемся на тупички. Похоже, раньше тут была школа, или что-то вроде того. Часть комнат раскрыта, заброшена. Валяются сломанные деревянные столы и стулья, явно подготовленные на дрова для мангала.

Они тут мангалы любят. На улице прям жарят здоровенными такими шматами мяса.

Мяса хочется… Блять, когда я ел в последний раз?

Еще в России?

А Эвита?

Успел с ней что-то сделать этот урод? Внешне вроде в норме, футболка только порвана. И под ней белья нет. Когда успел заметить, хрен его знает… Но успел. И грудь, маленькую, белую-белую… И сосок выглядывал, нежно розовый… И губы у нее тоже нежно розовые… И внизу, наверно…

Так, стоп!

Налево, налево еще.

Какая-то бабка. Смотрит на нас, молчит, курит.

– Моя бабушка курит трубку, бля… – бормочу я, спешно обходя старуху, даже не сделавшую попытки нас задержать, спросить о чем-то… Походу, тоже под кайфом… Сюр какой-то дикий тут происходит. Нахера меня сюда занесло?

Наконец, через пять поворотов краем глаза замечаю распахнутое настежь окно без решетки и пру туда.

Выглядываю. Первый этаж. Внизу – выжженный солнцем асфальт.

Жарища, блять…

Смотрю на Эву, она натянула шляпу пониже, и, если б не узкая женская талия и общая хрупкость, сошла бы за парня… Может, отдать ей свою футболку?

Потом, если что.

Киваю на окно, выпрыгиваю первый. Подаю ей руку, помогая спуститься, ловлю в объятия. Мгновение, чтоб ощутить теплую нежную кожу талии, легкое дыхание на шее.

И все. Бегом прочь. Теперь самое главное, не нарваться на бандитов. Вообще ни на кого не нарваться, потому что здесь все, так или иначе, друг друга знают. И мы для них – не люди, а всего лишь кошельки.

Хорошо, что сейчас, похоже, сиеста, а это – самое важное время дня для местных. И вряд ли на улицах будет много народу.

Споро топаем по мощеной булыжником улице вниз, я нихрена не ориентируюсь, не понимаю, в какой стороне выход отсюда.

Наверняка, их здесь несколько. Но знаю я только один, и он неподалеку от вокзала Ретиро, а там, чуть дальше и гостиница, к которой я остановился, «Шератон».

Надо где-то тормознуть, перевести дух, тем более, что от быстрого шага начинают гореть ребра. Отбили их все же, не прошли даром веселые мгновения наедине с двумя тварями в камере.

Поглядываю на Эвиту. Дисциплинированно топает за мной, по сторонам не смотрит. Тем более, что и смотреть-то особо не на что.

Фавелы – это только название романтичное, а вот сама суть – пиздец какая стремная.

Разномастные домики, выкрашенные в веселые цвета, все, как один, недострой, потому что вечно строятся вторые, третьи, четвертые, а то и пятые этажи. Тупо – на первых живут, а на вторых-третьих – леса из говна и палок. И никого, кстати, вопросы фундамента, архитектуры и прочего бреда не волнуют. Сложится такой домик под напором обстоятельств и времени, похоронит под своими руинами хозяев и жильцов, на его месте новый построят. Или вообще оставят все, как есть, чудовищной дырой посреди других жилых домов.

И вот что характерно, место это находится прямо посреди богатейших районов города. Словно чирей на жопе у красотки. И нет его ни в одних путеводителях, ни на одной карте. Сюда не ездят жандармы и полиция, здесь, по идее, нет соцслужб. Я слышал, что тут все же имеется церковь, школа и даже стадион, но вообще не представляю тех подвижников, что тут решатся работать.

Над вонючими разномастными домиками стоит дневное марево. Жарища. Сиеста.

Нам везет.

На улице – только кое-где в тенечке играет черноголовая малышня, а взрослых – никого.

Сворачиваю раз, другой, третий, стараясь не думать, просто действовать наобум, полагаясь на интуицию.

И, когда натыкаемся на ветхий пикапчик, уныло стоящий возле местной лавки, из тех, что торгуют всем на свете, понимаю, что вот оно – везение. Из Вижьи нам на своих двоих никак, просто потому, что я тупо не представляю, в каком направлении двигаться, и запросто могу зарулить вообще не туда. В дома, даже и выглядящие заброшенными, прятаться не рискну, там будут искать в первую очередь.

А пикапчик сто процентов поедет и, судя по тому, что мотор не заглушен даже, скоро.

Стреляю взглядом по сторонам, потом на Эвиту:

– Так, сначала я, как только подбегаю, ты – за мной сразу. И внутрь шустренько.

Кивает, кусает губы, вопросов не задает. Идеальная баба.

Вокруг пусто, мы успеваем забраться внутрь и спрятаться за какими-то ящиками с продуктами, прежде чем пикап трогается.

Первые пару минут сижу в напряге, по привычке сжимая в кулаке ремень. Рядом еле слышно дышит Эвита. Она прижимается ко мне боком, тоже напряженная, как струна.

И только минут через пять, ничего, кроме мерного шума мотора не слыша, позволяю себе выдохнуть. И, синхронно со мной, выдыхает Эва.

Утыкается лбом мне в плечо, я утешающе обнимаю за худые костлявые плечи, глажу по спине. Мы еще не выбрались, еще ничего не понятно. Но уже положение определенно лучше, чем было. Определенно.

Интересно, как долго машина будет гонять по Вижье? Может, нам имеет смысл соскочить?

Но окон в кузове нет, посмотреть, в какую сторону мы движемся, невозможно.

Едем, мерно покачиваясь и обнимаясь, я все еще машинально глажу Эвиту, а через пару минут понимаю, что она как-то… Обмякла, что ли?

Отстраняюсь, смотрю на нее.

Глаза закрыты, лицо спокойное. Губы, перемазанные кровью, чуть приоткрыты. Спит? Охереть, психика.

Хотя…

Я же не знаю, сколько времени она провела там, у этих тварей. И сколько не спала. Может тут, на контрасте, организм почувствовал себя в безопасности и отрубился?

В любом случае, пока ее можно не будить, пусть подремлет. Силы нам еще понадобятся, когда из машины выходить будем. И к «Шератону» топать. Да и там… У меня ни документов, ни карт… Веселье еще только предстоит…

Пусть отдохнет девочка.

Не удерживаюсь, мягко трогаю ее губы пальцем, хочу оттереть запекшуюся кровь. Эвита облизывает нижнюю острым кончиком языка, морщится во сне.

Я тут же перестаю докучать и укладываю ее голову себе на плечо, устраиваю поудобней.

И сам прикрываю глаза.

Наверно, как раз сейчас надо подумать, как я вообще оказался в такой срани? Надо да… Подумать…

Глава 4

– Эй! Эй! – взволнованный голос мгновенно вырывает из забыться, подпрыгиваю, грюкаюсь башкой о ящик, да так, что искры из глаз летят!

– Тихо! Тихо, ты что? – на меня наваливается буквально тонкое тело, ладонь зажимает рот.

Ошалело впираюсь в большие голубые глаза, сейчас выглядящие на редкость напуганными и растерянными.

– Мы остановились… И стоим… Давно! Что-то там…

Киваю, давая понять, что все усвоил, и Эвита убирает ладонь с моих губ.

А я моргаю, приходя в себя. И параллельно от себя же охуевая.

То есть, я уснул.

Позорно вырубился, как долбоеб-первогодок в армии, которого после семидневных мучений наконец-то загнали в казарму и дали поспать пару часов.

Это просто… Ну, это пиздец, че такое. Даже слов приличных не находится. Да и не надо. Потом себя назову по-всякому, когда будет минутка посвободней на пострадать.

А пока…

Аккуратно отстраняю от себя Эвиту, прикладываю палец к губам и мягко ползу к выходу, попутно прислушиваясь к происходящему снаружи. Там, кстати, явно чего-то происходит, потому что слышится сочный испанский мат, причем, сразу на два голоса.

Дуэтом, блять, поют…

Надо, пожалуй, выбираться…

Голоса слышатся от кабины, не стоит ждать, пока они переместятся к задней двери пикапчика.

Мотнув головой Эвите, чтоб не тормозила и ползла за мной, аккуратно нажимаю на ручку, чуть приоткрываю и, переждав мгновение, высовываюсь наружу. Ну и охереваю сразу же, не без этого.

Потому что мы не в городе. То есть, абсолютно. Ни намека на строения, только дорога, хорошая, асфальтированная, прям на зависть русским дорогостроителям, и совсем неподалеку эта гребанная дорога уходит за резкий поворот.

Голоса затихают, потом слышатся хлопки двери.

Так, надо быстрее сваливать, вообще непонятно, в какие дебри нас этот Сусанин завез, и как выбираться будем.

Торопливо распахиваю дверь и выкатываюсь наружу, тут же разворачиваюсь, ловлю Эвиту, и мы вместе дружно бежим прочь от машины, причем, строго по прямой до резкого поворота, чтоб оставаться в слепой зоне водителя.

И уже там, за поворотом, услышав чавкающий выхлоп машины, тормозим и, тяжело дыша, тупо таращимся друг на друга.

– Мы, вообще, где? – отдышавшись, задает сакраментальный вопрос Эвита.

– Хер. Его. Знает. – Так же коротко и логично отвечаю я и оглядываюсь, – в джунглях, мать их за ногу.

– Это я понимаю… Но как далеко от Буэнос-Айреса?

– Хер. Его… Ну, ты поняла… Пошли-ка, с дороги прочь, а то мало ли, кто тут ездит…

Она кивает, поправляет нелепую шляпу, натягивая ее пониже на нос, и первая идет в сторону обочины, прямо за которой начинается густой тропический лес.

А это, чтоб вы понимали, вообще не русские березки. Тут даже подлеска нет – влажная зелень сплошной стеной, крики птиц на разные лады и странное уханье совсем неподалеку, больше похожее на вопли удавленника.

Майка сразу мокнет и на спине, и на груди, но снять ее нельзя, потому что нет ничего опаснее незнакомого тропического леса.

Тут на каждом дереве такая адская срань может сидеть, от которой будешь всю жизнь лечиться и не вылечишься.

Тропический лес – это практически то же самое, что и какая-нибудь африканская дружелюбная саванна, где воды некипяченой хлебнешь глоток, а через неделю у тебя в животе метровые черви будут свадьбы справлять…

Потому я прекрасно осознаю, что нам, так или иначе, придется возвращаться на дорогу. И топать по асфальту. Только понять бы для начала, в каком направлении?

Прикидываю, может, забраться на дерево повыше, да глянуть, что тут рядом есть, но потом смотрю на уставшую и измученную Эвиту и решаю немного отдохнуть. В любом случае, далеко уходить нет смысла, лучше чуть-чуть перевести дух, а потом думать, в какую сторону топать.

Нахожу относительно милый участок тропиков, по крайней мере, тут можно даже присесть, сажусь и хлопаю рядом с собой, приглашая Эвиту присоединиться.

Она падает неподалеку, опирается о мое плечо своим. Уже вполне привычно. По-свойски так.

Пару минут тупо сидим и молчим, пытаясь осознать произошедшее в полной мере.

Мы были в откровенной жопе. Но выбрались. Куда-то. Не факт, что тоже не в жопу, но, по крайней мере, пока что свободны. Пока что.

– Ну, что будем делать? – нарушает наше обоюдное тяжелое молчание Эвита.

Нетерпеливая, как и все бабы.

– Тебя когда должны начать искать? – спрашиваю я первое, что приходит в голову.

– Не будут меня искать, – тихо отвечает Эва, – некому.

– Ни родных, ни друзей?

– Нет.

– И никто не знает, что ты подписала контракт?

– Нет.

Понятно. Интересно, ее сразу с такой установкой вербовали, чтоб сирота, без связей, или это просто она такая везучая?

Ну да ладно.

Надеюсь, что я, несмотря на общую сволочность моих приятелей, все же уже в розыске.

Припоминаю, что вроде как Егерь мне мозг сушил ровно в минуту перед тем, как я отключился.

Телефон у меня забрали, а значит, я сейчас вне зоны доступа.

Вряд ли Егерь или Кот ломанутся сюда, все же, Мася беременная, да и Сашка там тоже… Но то, что будут тормошить все службы, которые ответствены за нахождение туристов здесь, это точно. Правда, я не как турист приехал, по заданию от журнала «Спортстайл», снимать репортаж о местной футбольной команде, главных звездах сезона. Но, есть ощущение, что просто подальше сплавили, чтоб не отсвечивал своей вечно пьяной харей на местных тусовках. Сейчас почему-то богема не в моде, все на зоже, все на стиле, все в моменте… Мать их…

Поймав себя на внутреннем стариковском брюзжании, резко торможу процесс.

Это все тоже потом.

А сейчас прикинуть, сколько времени меня уже ищут.

Скорее всего, с сегодняшнего утра. Ночь еще Егерь мог потерпеть, но утром его точно Мася двинула по тупой башке и заставила поднять тревогу.

Если меня ищут, хотя это надо знать аргентинскую полицию, чтоб понимать, что никому я нахер не сдался, долболобы еще те, но все же… Вполне вероятно, что те, кто хотел за меня бабки, обычные грабители-вымогатели, уже притихли, как мыши под веником.

И не будут наводить шухер… И на Эвиту плюнут, скорее всего… Не настолько лакомый кусок, чтоб за ней… Хотя…

– А ты не девственница? – уточняю на всякий случай. Если девственница, и ее везли сюда под личный заказ, то…

– Нет, – хмыкает она, сжав губы, отчего начинает казаться гораздо старше, чем я подумал сначала. Лет на двадцать пять примерно.

Моргаю, и взрослое жесткое выражение исчезает с ее лица, и опять передо мной – нежная девочка с наивно хлопающими ресничками. Интересная ты мадам, Эвита…

Я раньше никогда не бывал в Аргентине и про джунгли знаю мало. Зато с логикой вроде порядок. Ну, раньше был, по крайней мере… Хотя, исходя из истории с Масей… Но ладно, не будем о грустном.

Часов у меня нет, но солнце еще высоко. Сиеста кончилась, конечно, и сейчас, навскидку, примерно около пяти вечера. А это значит что? А это значит, что я – тупое существо, нихера не рубящее обстановку.

Потому что от Байреса, со всеми прикидками и накидками, мы отъехали, получается, километров на сто. Ну, плюс минус. И получается, что никаких джунглей тут быть не должно. Пампасы – вполне вероятно. А вот до джунглей еще лететь надо пару часиков, а не на разболтанном пикапе чехлить.

Мы где-то в пригороде. Вполне вероятно, в парке каком-нибудь национальном, на которые так богата эта страна.

И, значит, опасности заблудиться нет. И умереть от голода и жажды. Надо просто идти в любом направлении по асфальтированной дороге, и будет нам счастье.

Мысль эта озаряет меня мгновенной вспышкой, и удержать облегченный выдох не удается.

Только теперь понимаю, насколько сильно напрягала ситуация остаться в диких джунглях, полных неведомой хрени, с нежной блондинкой на руках.

Прямо пипец, как напрягала. Аж сжималось все внутри, причем настолько, что даже мысли какие-то бешеные в башке носились, и постоянно мелькал образ Индианы, мать его, Джонса… Как он, кстати, так успешно лазил по джунглям в своем прикиде? Мне в футболке-то жарко до охерения…

Смотрю на устало привалившуюся ко мне Эвиту, отмечая, что ее нежная кожа уже покрылась красными пятнами от солнца. Блонди, говорят, к ультрафиолету чувствительные…

Еще немного – и сгорит, нахрен, моя спутница.

Хорошо, хоть шляпу не потеряла.

По уму, надо бы пересидеть тут и двигаться в полутьме, по холодку, но меня откровенно пугает идея остаться в незнакомом месте ночью.

Вроде как пришел к нужным выводам, и понятно, что селение близко, какое-нибудь… Но все равно страшно. Не, не Индиана я нихера…

И пить хочется. Дико просто. И башка опять болеть начинает.

Эвита, словно услышав мои мысли, сухо сглатывает, я отслеживаю движение ее горла, моргаю…

И шевелюсь.

Она вскидывается, отодвигается, я встаю, подаю ей руку.

– Пошли, Эвита.

– Куда?

– Куда-нибудь. Тут, наверняка, селение какое-нибудь близко.

– Почему ты так думаешь? – удивленно округляет глазки.

– Есть причины, – мне не то, что туману напустить охота, просто рассказывать о своих соображениях лучше в пути, отвлекая от все возрастающей жажды и ее, и себя.

Мы выбираемся из кустов на асфальт, топаем по дороге.

Я объясняю Эве свои вычисления, она спокойно кивает, соглашаясь.

– Да, я тоже думаю, что мы где-то неподалеку от населенного пункта…

Мы идем немного под уклон, вниз, потому довольно легко.

Кошусь на Эвиту. Щеки, несмотря на поля шляпы, красные.

– Надвинь пониже, – советую, а затем останавливаюсь и корректирую посадку так, как считаю правильным. – Вот…

Почему-то ладони остаются лежать на плечах, ощущаю пальцами их тонкость и хрупкость какую-то, что ли…

Эвита приподнимает подбородок смотрит на меня удивленно и немного настороженно.

Хорошо, что она такая высокая… Есть свой кайф – смотреть женщине в глаза, не наклоняясь…

Вижу, как от пересушенности немного шелушится кожа, а от глаз разбегаются лучики морщинок. Еле заметные, но они есть…

– Сколько тебе лет, Эвита? – тихо спрашиваю ее и аккуратно тяну на себя, поближе.

Она вся как-то сжимается и губы смыкает, в уголках образуются складки… Как я мог решить, что ей восемнадцать? Нет, в полумраке, да в моем состоянии… Мог, конечно, мог.

Но теперь-то вижу, что моя спутница старше. Намного. Возможно, моя ровесница… Или чуть младше.

А если так, то о каком контракте может идти речь? Она не выглядит настолько тупой, чтоб не читать испанскую версию. Или английскую. И вообще, не выглядит способной вот так, на шару, приехать в чужую страну по такому сомнительному поводу.

Я бы понял это, будь Эвита малолеткой… Там да, запросто… А тут…

Отсюда неутешительный вывод: меня наебывают. Причем, с самого начала знакомства.

Обидно.

Почему бабы такие сложные?

Почему не могут все сразу, честно, без всяких подходов с подскоками?

Та же Мася…

Так, стоп. Про Масю не думать.

У меня сейчас имеется проблема понасущнее.

– Ну? – тороплю с ответом, сильнее сжимая плечи, – тебе же не восемнадцать, так?

– Так.

Голос спокойный, немного насмешливый даже. Как и взгляд, впрочем. Удивительно, как я раньше-то?.. Дебил… Все, что сейчас происходит, заслуживаю, однозначно.

– А какого хера врала?

– Я не врала тебе. Ты спросил, есть ли мне восемнадцать. Я сказала, что есть…

Эвита жмет плечами, пробуя высвободиться, но я не пускаю. Смотрю пристально и замечаю злые, дерзкие искры в глазах… А ведь такую малышку изображала, надо же…

– Ладно, да, права. А почему потом… Прикидывалась?

– Когда? – Эвита отвечает на мой испытующий взгляд вполне спокойно, уверенно, – я не врала тебе совершенно. Я сюда приехала по контракту, думала, накопить денег на квартиру в родном городе…

– Каком? – тут главное прервать поток вранья уточняющими вопросами. Если человек даже и стройную легенду придумал, всегда можно понять, что сочиняет, по маленькой растерянности, мелькающей во взгляде.

– Пенза…

– Хороший город… – не отвожу взгляда, усмехаюсь, – я там был. Слушай, а если спрошу сейчас что-то про Пензу, ответишь? А?

Она сжимает губы, наверно, собираясь надерзить, но нашу перепалку прерывает гудок машины…

Глава 5

– Я и не думала, что тут может быть… такое, – Эвита задумчиво осматривается, аккуратно присаживается на деревянный стильный лежак.

Я киваю. Да, тоже не думал.

Дом Родриго, конечно, впечатляет. Сам Родриго – нихера, а вот дом – очень даже.

Машина Родриго тоже, кстати, впечатляет.

Здоровенный эскалейт, по-моему, бронированный даже, промчался мимо нас, уставившихся друг на друга на дороге, неистово сигналя. А затем притормозил и сдал назад.

Я к тому времени уже вовсю щупал ствол в кармане, ругаясь про себя на тупость.

Судя по внешнему виду, машина могла быть набита отборными головорезами, которым появление на трассе белокожей длинноногой чикиты запросто покажется подарком небес.

И потому, когда опустилось вниз стекло и показалась улыбчивая усатая рожа мужика средних лет, я прямо выдохнул.

– Эй, вы заблудились? – разговаривал он на английском, смотрел исключительно на Эвиту.

– Да, – неожиданно ответила она тоже на английском, – мы туристы… Отстали от группы…

– Англичане?

– Нет, русские.

– О! Россия! Я люблю Россию! Меня зовут Родриго, садитесь, доброшу до Саранди.

И мы сели, не стали отказываться.

Правда, про Саранди я знал только то, что это – родина «Арсенала», очень крутого футбольного клуба, но в любом случае, лучше туда, чем посреди леса.

По дороге мы разговорились, Родриго, оказавшийся каким-то местным чиновником, я, правда, так и не вкурил, каким, что-то связанное с «адуаной», чем бы эта «адуана» не являлась, был открытым и казался своим парнем.

При этом поглядывал на Эвиту, особенно на ее голые живот и плечи.

Мне эти взгляды пиздец как не нравились, но приходилось терпеть. А Эвита, зараза такая, почуяв мужской интерес Родриго, тут же врубила невинную испуганную девушку, хлопала ресничками, неловко улыбалась и смотрела на водителя, небрежно красующегося за рулем мощного джипа, с вниманием и поощрением.

Я, в очередной раз убедившись, что все бабы – стервы, поймал себя на легком психозе, но анализировать его желания не было. Мне не особо хотелось ковыряться в том, по какой причине я совершенно чужую бабу, странную, кстати, очень бабу, вот так… ревную? Бешусь? Все сразу?

В итоге, непонятно каким образом, по приезде в Саранди, оказавшимся неплохим таким поселком, чистым, с просторными улицами и современными домами, мы вышли не у департамента полиции, как планировали, а у просторного дома Родриго.

Тут я, признаться, слегка подохренел, потому что дом этот – бетонная низкая громадина с плоской крышей и панорамными окнами вместо стен, такими, что здание насквозь просматривалось, был на редкость красивым.

Удивительно, раньше я не понимал, как может быть красивой бетонная коробка. Но тут сочетание стекла, пространства и серого камня сработало только в плюс. Наверно, у них здесь крутые архитекторы…

Дом, с одной стороны отгороженный от тихой улицы забором, встретил широкой въездной зоной и простором.

Родриго пригласил располагаться, посетовал, что сейчас никого нет, он живет «соло, комплетаменте соло»… И взгляд при этом говорящий на Эвиту опять устремил, сучара бархатная.

Вообще, его ухватки записного ловеласа стали не только раздражать, но и бесить. Хотя… Они сразу меня бесили…

А еще он пообещал связаться с департаментом по туризму и передать наши данные… Я подумал, что надо бы в посольство лучше, но туризм – тоже нормально.

Главное, чтоб не обратно в Вижью.

Родриго, несмотря на мое неизменное раздражение, был вежлив и гостеприимен. Пригласил остаться в доме, пока за нами не приедут представители департамента, а он в нашу честь вечером устроит асадо.

Асадо – это такое местное барбекю, для него в каждом доме даже площадка специальная имеется.

Мы не особо хотели праздновать и веселиться, как положено на асадо. Я вот лично – только жрать и спать, но отказаться не могли.

Мужик помог. Просто затормозил на дороге, и теперь, несмотря на масляные взгляды на Эву, был дружелюбен и приятен даже… И моя чуйка насчет него молчала, кстати…

Вроде, и странное такое поведение, а в реале – чего только не бывает. И такое – тоже не редкость.

За время моих командировок, я уже успел убедиться, что местные в большинстве своем очень приветливые, если, конечно, ты не носишь погоны. Просто туристам, заблудившимся людям, они готовы помочь в большинстве случаев.

Да чего говорить, и в России так же. Стоит отъехать от МКАД, как сразу другая вселенная…

Чем больше я анализировал произошедшее с нами, тем чаще приходило на ум слово: «случайность». Тупая случайность.

Нет, в варианте Эвы – закономерность, которой не должно быть, учитывая те звоночки, что проявлялись в моей башке, стоило немного дать себе труд подумать. Но ее я еще выясню, конечно.

А вот я чисто по своей тупости под замес попал. Просто не надо было переться в аргентинские фавелы, светить часами, телефоном и баблом. Нарывался, нарывался – и нарвался.

На счастье Эвы.

Так что, несмотря на ее работу ножом, нас не должны прямо искать. Ее, скорее всего, просто продали еще в агентстве, так часто делают. Хотя, в последнее время уже под более благовидными предлогами. И реальными. Например, точно знаю, в Испанию девчонок наших отправляют по нормальным, легальным контрактам танцевать в местных клубах. И, неофициально, со всеми проговаривают необходимость дополнительных услуг. Если дама отказывается, с ней просто не заключают контракт. Никому сложности не нужны, на самом деле.

Конечно, это не касается черного рынка и продажи, например, несовершеннолетних, но тут-то Эва никак на несовершеннолетнюю не тянет. И какого хера ее просто так продали… Странно…

Что-то в этой истории не вязалось, не билось никак, но башка гудела и отказывалась думать.

А потому я пошел в душ, который был в отведенной нам комнате на втором этаже. Дом все же оказался двухэтажным, просто второй этаж искусно маскировался здоровенными потолками и вторым светом.

Прикольная архитектура.

Эва, успевшая до меня принять душ, дождалась в комнате, и мы вместе пошли вниз.

И вот теперь сидим на деревянном шезлонге и смотрим на озеро, явно искусственного происхождения, которое раскинулось позади дома.

– Ты правильно сделал, когда сказал ему, что мы вместе, – спокойно говорит Эва, любуясь закатом. Красивым таким, нерусским.

– Я тоже так думаю, – киваю я, радуясь, что она все же не дура, как я сгоряча решил, и реально оценивает ситуацию.

– Ты… Тебе некому позвонить, предупредить, что ты тут?

– Есть кому, – отвечаю я, – но я нихрена не помню телефонов, понимаешь? Надо выход в сеть, чтоб на профиле отписаться. Сейчас Родриго выйдет, попрошу…

– Думаешь, почему помогает? – вопросы Эва задает правильные. И это еще сильнее тревожит.

Она вообще… Тревожит.

После душа, переодевшись в что-то воздушное из предложенного Родриго, как он сказал, от «экс эспосас» оставшееся, она опять стала похожа на нежную невинную нимфетку. И мне это категорически не нравится.

Нет, понятное дело, что сама Эва мне нравится, и я бы не отказался… Да ни от чего не отказался бы.

Но вот эта странная пестрая хрень на ней только нервничать заставляет. Слишком уж она в ней… Залипательная.

Сам я надел свои карго и чистую футболку. Ствол, собранные ножи и бабки распределил по карманам. Если придется уходить, то не просто так…

– Не знаю, Эвита, – вздыхаю я, – в принципе, аргентинцы – приветливые… Ну, это нам с тобой с самого начала чуть-чуть не свезло. А вообще… Они гостеприимные, любят европейцев… Может, просто решил помочь…

– Адуана – это такое название таможни, – неожиданно говорит Эвита, и, в ответ на мой вопросительный взгляд пожимает плечами, – я слышала это слово на границе… Спросила у сопровождающего…

– Как вообще все произошло? – я не упускаю случая цепануть за ниточку, – по порядку расскажи.

А сам думаю, чем нам может грозить общение с таможенником… Мне-то ничем, а Эвите?

Хотя, даже если и вышлют из станы, то и хер с ним. С радостью свалим. Главное, чтоб мужик порезанный не всплыл…

Глава 6

У нее – красивые глаза… Когда не строит из себя наивняшку. Такие… Светлые и глубокие.

Сложные. Выдающие непростую натуру.

Родриго этого не видит, весь расплылся маслом по своей круглой, вымощенной камнем площадке для асадо.

Она ему улыбается, опускает черные ресницы. Прикольно, ресницы и брови у нее черные, а волосы – светлые.

Пушистым одуваном вокруг головы, словно нимб… Странное впечатление вообще от нее, непонятное.

Вроде как, понимаю, что пиздит, понимаю, что вообще, может, ни слова правды не сказала за все время, что мы вместе тут робинзонадой занимаемся… А все равно вместе с настороженностью – азарт первооткрывателя. Хочется ее ближе рассмотреть. Просто понять, что она такое. Кто она на самом деле…

Смотрю на худые костлявые плечи, острые ключицы, ямочка между ними… Платье это дурацкое, цветастое… Улыбка смущенная. Она в основном разговаривает с Родриго, а на меня поглядывает, когда думает, что я не вижу.

Между нами – открытый огонь.

В Аргентине вообще очень любят готовить на открытом огне, в парках полно площадок для барбекю, в каждом уважающем себя доме во дворе есть вот такая, или похожая на такую, площадка для асадо.

Когда приходят гости, или просто настроение, хозяева разжигают открытый огонь и рядом готовят мясо, овощи, а еще поют и, бывает, даже пляшут.

Сегодня в гостях у Родриго мы.

Я сижу с одной стороны очага, пью розовое патеро, про которое Родриго обронил, что оно «семейное», то есть, сделано его родственниками, живущими в Тукумане, перевариваю жареное мясо и недавний разговор с Котом и смотрю, как горячий аргентинец окучивает белокурую славянку.

И, если я хоть что-то успел понять в Эве, так это то, что старания Родриго бессмысленны. Тем более, что он в любом случае блюдет этикет, и, поскольку думает, что мы – вместе, просто галантно ухаживает за красивой женщиной.

Эва тоже пьет патеро, ест мясо и смущенно улыбается. По другую сторону от нее сидит племянник Родриго, Луис, тоже чернявый и сладкий, как патока.

Он не разговаривает практически, просто смотрит на Эву.

И тоже мне не нравится.

Хотя, прекрасно понимаю, что ничего опасного нет… Но не нравится.

Хорошо, что завтра уже можно будет отсюда свалить…

Кот, увидев меня на экране сегодня, сначала выдохнул, а затем минуты три радостно материл. И обещал, что Егерь еще и жопу надерет, когда приедет.

Оказывается, он вылетел еще сегодня утром, когда Мася не смогла до меня дозвониться, а ее мужики подняли все русское посольство на мои поиски.

Они даже запрос в жандармерию отправили, чтоб те Вижью прошерстили! Тут я в осадок выпал, конечно. И Родриго, которому я потом объяснил ситуацию, тоже.

Он по своим каналам пробил информацию по нам, естественно, выяснил, что мы оба приехали по туристической визе, хотя Эве озвучивали рабочую.

Но туристическая дешевле, естественно, заморачиваться не стали.

И, кстати, в Вижье тоже никто никакого шмона наводить не кинулся. Они не самоубийцы все же.

Как обычно это бывает, когда не хотят делать лишних телодвижений, а здесь вообще их не любят делать, главный девиз – «релайяте дисфрута» (то есть, расслабься и получай удовольствие). И потому больше чем уверен, что в жандармерии запрос приняли и сейчас готовят спасательную операцию… С перерывом на обед и сиесту, само собой…

В который раз думаю, как нам охренительно повезло с Родриго…

Он, вообще-то, чаще остается ночевать в своей квартире в городе, но раз в неделю ездит сюда… И вот поехал, а тут два потерянных европейца посреди дороги…

Эва смущённо смеется неуклюжим английским оборотам Родриго, пьет патеро…

А я вспоминаю ее рассказ.

И опять ловлю себя на ощущении неправильности. Не бьется. Вот не бьется.

Вроде, все логично, все верно. И работа, и контракт, и ее дурость вкупе с наивностью…

Но дьявол в деталях…

А детали…

Морщинки у глаз четкие.

Взгляд неожиданно жесткий и умный.

Удар ножом, рука не дрожала.

Никакой паники, никаких соплей… Только для поддержания образа…

Со мной неразговорчива… Просто еще раз историю пересказала, только с подробностями, типа особенностей прохождения таможни, и как паспорт отдала сдуру… И как ее заперли в темной комнате и говорили на испанском, а она не знает этот язык («Адуана – так называют таможню», – всплывает тут же в голове. Сумела вычленить, несмотря на незнание языка… Испуганная… Растерянная…).

Не бьется…

Она улыбается, опять смотрит на меня через огонь. И блики его, живого, яркого, отражаются в зрачках.

Не ангел она. Дьяволенок. Завораживает…

Женщина-загадка…

Такую разгадывать сладко и страшновато… Хрен его знает, что там, за этими чистыми озерами…

Ничего, вот Егерь приедет, разберемся…

В любом случае, обратно в Россию вместе полетим.

Завтра Родриго обещал отвезти в Байрес, к «Шератону».

Туда и Егерь приедет… Ему наверняка уже сообщили, что я нашелся. И, очень сильно надеюсь, что он подуспокоится за время полета. А то Егерь в ярости – не то зрелище, которое мне нужно после всех этих встрясок…

Вспоминаю здоровенную фигуру приятеля и его зверскую рожу, которую дико боятся противники по льду и почему-то так сильно любит Мася, и ежусь… Я не из пугливых, но этот полудурок… Достаточно посмотреть хоть раз, как он на льду всех к бортам сметает, чтоб понять, не стоит на пути задерживаться… Сначала снесет, а потом разбираться будет.

Луис громко смеется, что-то говорит на ушко Эве.

Сука.

Она улыбается и опять смотрит на меня через огонь.

– Нам пора, – говорю спокойно, обращаясь к Родриго, – завтра рано выезжать… Мой друг уже должен будет приехать, а он… Немного нетерпеливый.

– О, конечно! – Родриго тут же подхватывается, – подает руку Эвите, чтоб помочь подняться, – Эвита… Вы прекрасны…

– Спасибо, – она улыбается, а затем мягко высвобождает руку.

Подходит ко мне и спокойно переплетает свои пальцы с моими, заглядывает в глаза:

– Пойдем?

И я, в шоке от сладкого прикосновения ее горячей ладони и от огня, который таится в дерзкой глубине зрачков, не могу ничего сказать. Только киваю.

Она идет, утягивая меня за собой.

И я не сопротивляюсь.

За спиной слышу короткое ругательство Луиса и завистливый выдох Родриго:

– Счастливчик…

Глава 7

Ночь в Аргентине похожа на патоку. Она душная, сладкая, тянется и тянется, оставляя после себя сладкий привкус.

В такую ночь мозги просто отрубаются, не функционируют совершенно.

Да и не нужны они, мозги.

Руки нужны, чтоб держать, гладить, прижимать крепче. Губы – чтоб целовать, скользить жадно и ненасытно по горячей и мокрой коже, один аромат которой сводит с ума, будоражит до сбитого сердцебиения.

И глаза тоже нужны. Потому что, хоть и тьма полная, а все равно – словно свечение в этой тьме от капель влаги на волосах коротких, на коже нежной…

Я – дурак, дурак, дурак… Наверно, не надо было так. Не надо было бросаться, очертя голову, в пропасть. Идиотское умение мыслить образами, словно душещипательную статью пишешь для женского журнала. Приходилось когда-то халтурить, да. И всегда писал и охеревал, как этот бред мало того, что читают, так еще и верят…

А сейчас… Сейчас понимаю. Потому что не придумано других слов для описания того, что происходит между нами.

Ну вот как назвать нежную кожу, если она – реально нежная? Как охарактеризовать шепот тихий-тихий в ночи, если он реально – сводящий с ума?

Никак. Не придумано таких слов. А описать хочется. Просто, чтоб в памяти утвердить еще раз. Чтоб навсегда выбить в мозгу.

– Ты всегда такой? – она смотрит своими светлыми глазами, нежными, ангельскими. И сейчас они – темные.

– Какой? – голос хрипит, послушно снижаясь до шепота. Она не хочет громко. Я подчиняюсь.

– Такой… Нерешительный…

– Нет.

Усмехаюсь ее определению себя. Нерешительным меня назвать сложно. Хотя… С Масей вот…

Но про Масю почему-то непривычно не хочется думать. Погружаться. А еще – не болит. Тоже непривычно.

Так странно это ощущение, так ново, что недоверчиво кручу головой, внезапно чувствуя себя летящим, легким таким.

Словно сидел все это время в башке здоровенный гвоздь. Сидел, сидел… И что бы я ни делал, а он там был. Мешал… чувствовать. Радоваться. Жить.

А сейчас – раз! – и нет его! Просто нет!

Все остальное – не изменилось. Ночь аргентинская, патока черная. Женщина – на контрасте с ночью – алебастрово-светлая, высокая, хрупкая, статуэтка в полумраке. Неоднозначность ситуации, наша недоговорённость, ощущение странности происходящего, нереальности, сна.

Все это – на месте.

А вот тоски, обиды застарелой, жуткой от того, что привычна мне стала… Их нет.

– Нет, – еще раз повторяю Эвите свой вполне осознанный, однозначный ответ.

И шагаю к ней.

Подхватываю на руки, опускаю на кровать.

За окнами – огромными, панорамными, оставляющими ощущение незавершенности, беззащитности – чернота.

Где-то там Родриго со своим племянником.

Они завидуют мне.

Называют счастливчиком.

А я? Я тоже так думаю?

Изучаю белую кожу женщины, спокойно смотрящей на меня снизу, ее точеные черты лица, губы, нежные, пухлые…

И понимаю, что им есть, чему завидовать. Я – реально счастливчик.

Какого хера так долго этого не осознавал?

– Поцелуй меня, – тихо просит Эва, – у нас так мало времени осталось…

Почему мало? У нас вся ночь впереди! И не только ночь!

Мне хочется ей это все сказать, но решаю плотно пообщаться утром, а пока в самом деле не терять времени. Нашего с ней времени.

Наклоняюсь и целую, наконец, мягкие, чуть дрогнувшие под моим напором губы.

И становится не по себе от внезапно нахлынувшего ощущения… Черт, опять, как в женском журнале… Но нет других слов. Ощущение предопределенности у меня. Судьбы, если хотите.

Я всего лишь целую ее, мою случайную спутницу, а в голове уже черти что творится.

Словно она – моя. Полностью моя. Сделана для меня. Ждала только меня. И дальше будет тоже только со мной. Никак по-другому. И, наверно, это даже не мое решение. Как и эта ночь, собственно, тоже не мое решение.

Но и не требуется. Никуда не деться уже.

Я погружаюсь. На дно. И ее поцелуй заменяет мне дыхание.

Эва обхватывает меня тонкими руками, стонет тихо и как-то жалобно в губы, а затем, когда я не выдерживаю и пытаюсь потрогать ртом каждый сантиметр ее тела, еще и шепчет что-то. Откидывается навзничь, гладит меня, позволяет раздевать, стягивать это идиотское платье, позволяет раздвигать тонкие, длинные до охерения, гладкие ноги, жадно прикусывать кромку белья, чтоб вниз его, чтоб не мешало ничего! Она пахнет возбуждением. Это самый сладкий запах на свете, бля! Самый вкусный! Никаких клубник, манго, свежести и прочего бреда! Самый охуительный, одуряющий, сводящий с ума!

Не могу тормознуть, не думаю о том, нравится ей так или нет.

Мне – хочется, мне – нравится.

И я целую ее, вылизываю жадно, не умея надышаться, напиться ее сладостью.

– Боже, боже, боже…

Эва без остановки что-то шепчет, руки ее то раскидываются по белому полотну простыни, то стараются достать мои волосы, зарыться тонкими пальцами, словно прося остановиться, или приказывая продолжить.

Когда она неожиданно хрипло вскрикивает и выгибается, я даже не понимаю, что происходит, настолько не в себе. Настолько сошел с ума.

Машинально придерживаю за бедра, прижимаюсь, с наслаждением ловя все отблески кайфа, а затем скольжу вверх, чтоб насладиться безумием и растерянностью в темных, как сама аргентинская ночь, глазах.

– Нет, – опять повторяю свой ответ на ее единственный вопрос, заданный в самом начале этой ночи, – не-е-ет.

Последнее длинное «не-е-ет» у меня получается синхронно с таким же длинным движением. В нее. В тесноту, влажность. Сладкую и утягивающую. Я еще не на дне, оказывается. Я погружаюсь. Тону. Умираю. Воскресаю. Опять умираю. Каждое движение в ней синхронизируется с безумным выражением в глазах. И нет. Это не секс. Я знаю. Я умею отличить. Теперь умею. Научился.

Это – блядское погружение. Это – с головой. Это – с сердцем. Это – со всем.

– Еще… – ее губы еле двигаются, и получается выдыхать тоже синхронно с моими, набирающими силу и жесткость движениями, – еще, еще, еще…

– Да, – отвечаю и прижимаюсь к распахнутому рту, чтоб сделать погружение окончательным.

И чтоб не одному мне перестало хватать воздуха. Не буду один тонуть. Только с ней.

Эва переплетается со мной руками, ногами, обхватывает, тянется, обвивает, как белая, гибкая лоза – темный камень, опутывает собой, мы сливаемся в одно, и ощущение такое, что теперь всегда так будет.

Движения становятся неторопливыми, я сознательно замедляюсь, потому что хочется тянуть этот момент, хочется его переживать снова и снова…

Хотя, у нас впереди вся ночь. И вся жизнь. Эва еще не в курсе просто, но я уже все решил.

– Пожалуйста… Пожалуйста… – она не выдерживает первой, сходя с ума от моей мучительной медлительности, нетерпеливая какая…

Перехватываю ее беспокойные руки, укладываю жестко над головой, приподнимаюсь, невольно усмехаясь от жажды и паники в темных глазах:

– Нет… – это будет теперь моим любимым словом, – нет…

Она прикрывает веки, вздрагивая всем телом в такт моим движениям, так сладко, так отзывчиво, что хочется мучить ее дольше и дольше. Уже за один этот вопрос о нерешительности с женщинами…

И за ее мнимую уверенность, что это она здесь ведет, что это она – управляет.

Не ведет. Не управляет. Все будет так, как я решил.

И кончит она только тогда, когда я захочу.

Когда я решу.

Резко выхожу, под негодующе-жалобный стон, становлюсь на колени и переворачиваю ее на живот, падаю сверху, заставляя уложить ладони на спинку кровати и сомкнуть покрепче.

– Полетели, Эвита, – шепчу ей, врезаясь в податливое тело уже под другим углом, и это изменение положения дает долгожданную разрядку.

Эву трясет, выгибает, она стонет жалобно и протяжно, но рук не убирает от спинки кровати, наоборот, сжимает сильнее, словно понимая, что еще не все. Еще далеко не все.

Я же нерешительный… Не решил пока, сколько раз позволю ей кончить.

Набираю скорость, придерживая за гладкие бедра и наслаждаясь роскошными видом сзади, провожу пальцами по выступающим позвонкам. Охеренная.

Голову дурманит от кайфа, наклоняюсь, нахожу пальцами клитор, надавливаю…

– Кончай, Эвита, – приказываю тихо, и она подчиняется.

Умираю от ощущения частых, сладких сокращений, глажу, глажу ее…

Самая крутая ночь в моей жизни. Аргентинская патока.

Эва стонет опять, держится за спинку кровати, ритмично бьющейся о стену…

И ее белые тонкие пальцы, судорожно вцепившиеся в темное дерево – шикарная финальная нота.

Наклоняюсь опять, сжимаю небольшую, острую грудь, вытаскивая из Эвы еще один долгий-долгий стон… И кончаю. Словно умираю.

Падаю на мокрое от возбуждения тело, жадно вдыхаю наши перемешавшиеся ароматы.

Кайф… Какой кайф…

Теперь попить.

И еще разок.

Сползаю с Эвы, напоследок сладко лизнув тонкую линию позвонков у шеи, подхватываю бутылку воды у кровати, жадно пью, потом протягиваю своей любовнице.

Она уже перевернулась и лежит на спине, оглушенно глядя в потолок.

– Боже… Боже… Ты – монстр…

– Пить будешь, Эвита?

– Да. И спать.

– Нет, у меня еще планы на тебя.

– Не-е-ет…

– Да.

Утром мне в глаза светит беспощадное аргентинское солнце. Матерюсь спросонья, щурюсь, шаря по кровати.

Моя Эвита, измотанная долгим-долгим сексом, должна еще спать без задних ног.

Сейчас встану, сгоняю на разведку насчет пожрать.

А потом вернусь и еще раз ее трахну.

Уже при свете дня.

Закреплю результат.

Ну а потом можно и в дорогу… Интересно, она где в столице живет? Надеюсь, ей понравится в Домодедово?

Постель огорчает холодом и пустотой.

Поворачиваюсь на бок, оглядываюсь.

Не понял…

Эвы нигде нет.

Одежды ее нет.

Сажусь резко на кровати, еще раз оглядываясь. Точно нет. Мое все лежит. А ее…

Так, а это что?

Глава 8

– Она уехала еще пару часов назад, амиго, – пожимает плечами Родриго, и я едва сдерживаюсь, чтоб не двинуть ему по сладкой усатой роже.

– Ничего не сказала? Как она вообще?.. А деньги?

– Нет, она грустная такая была… Эй, амиго, вы поругались? Я предлагал остаться, позавтракать, но она торопилась. Я ей вызвал такси со своей карты до Байреса прямо.

– Адрес есть?

– Да, – он протягивает мне телефон с картой.

Смотрю, скриплю зубами бессильно.

Карман жжет глупая записулька, которую нашел утром на кровати.

«Спасибо за помощь, прощай».

Очень, сука, информативно. А еще на редкость душевно.

Самое оно после первой ночи безудержного секса. Хотелось бы сказать «любви», но после такого выверта как-то… язык не поворачивается.

Ощущение, что меня поимели.

Черт, вот теперь-то я начинаю понимать баб, которые жалуются на исчезающих утром бесследно мужиков. Да что там говорить, я и сам такой… Бывало.

Нет, если что-то не понравилось ночью, можно же было сказать? Я бы исправился! Принял, сука, во внимание!

Что за дебильная бабская привычка вечно молчать и думать, что мужик должен сам догадаться? Залезть в голову и все-все понять?

Хотя… Что ей могло не понравиться? Мало кончила? Много секса? Что? Что, блять?

И, опять же, вспоминаю свои эмоции в похожей ситуации. Хотелось мне объяснять бабе, с которой провел ночь, что с ней не так? Нет, мне хотелось тупо побыстрее свалить…

Но в любом случае, здесь ситуация слегка другая!

Мы вместе и жопы выбрались!

И я, между прочим, ее задницу спас!

Наверно, заслужил хотя бы объяснений…

Осознав, что погружаюсь опять в самокопание вместо того, чтоб оперативно решать проблему, я злобно скалюсь, напрягая этим Родриго.

– Эй, амиго, не расстраивайся так, помиритесь. Пошли лучше мате попьем, как раз приготовили…

Но мне сейчас не до местного травяного напитка, который принято пить при температуре плавящегося металла и никак иначе. У меня как волосы дыбом встали с самого пробуждения, так и стоят до сих пор.

И в башке полный раздрай.

Так всегда бывает, когда резкая смена температур.

Еще секунду назад ты – в диком кайфе и расслабоне, а через мгновение – в таком же диком стрессе, словно в прорубь прыгнул зимой. И это, скажу я вам, нифига не бодрит! Наоборот, башку выключает.

Потому что ничем иным я не могу объяснить то, что уже пятнадцать минут бездействую, слушая пространные рассуждения Родриго о коварстве женщин, вместо того, чтоб мчаться по направлению Байреса, искать свою блудную Эвиту.

Ох, и накажу я ее, когда найду!

Найти бы вот только…

– Амиго, ты не волнуйся, она еще не доехала, а я сейчас перекушу и отвезу тебя, – спокойно предлагает Родриго.

– Зачем тебе это?

Вопрос этот не то, чтоб меня тревожит, меня вообще сейчас мало что тревожит, кроме внезапно взбрыкнувшей непонятно из-за чего Эвиты, но привычка вычленять основное и сразу прояснять моменты – никуда не девается.

– Пойдем, амиго, – Родриго усмехается, приглашает меня в дом, – у меня машина – зверь, за три часа домчим, пока она на своем такси будет тащиться. Возможно, даже раньше нее к месту приедем. Но мне нужно мате. Я вчера перебрал чуть-чуть. Проклятый Луис… Вечно в проблемы влезает…

– Зачем?

– Просто… Не могу объяснить, амиго, это м-м-м… не могу по-английски… Считай это чутьем. Просто желанием помочь, перемешанным с чутьем. Мы тут привыкли доверять своим внутренним ощущениям. Я увидел вас на дороге и заинтересовался. Потом поговорил и захотел помочь. Я верю в то, что добрые дела возвращаются. И мне тоже все вернется. И добро, и зло.

– Сложно, наверно, при такой должности с такими понятиями?

– Не сложнее, чем прочим. А должность у меня… не самая высокая. Может, именно поэтому.

Я усилием воли заставляю себя выдохнуть и зайти вместе с Родриго в дом.

Луиса за столом нет, Родриго про него вообще больше не говорит, судя по всему, племяш вчера приезжал за какой-то помощью. Получил ее и свалил. И Родриго этому не рад.

Мы пьем обжигающий мате, верней, это хозяин дома пьет. А я, один раз хлебнув через металлическую трубочку, намертво обжигаю себе язык и небо и после этого только сижу, терпеливо ожидая, пока Родриго поест и приведет себя в чувство.

Сейчас у меня крайне зависимое положение. Один я до Байреса доберусь, конечно, но это будет долго. Эвита к тому времени может опять попасть в беду. Что она вообще собралась делать, одна, в огромном и не особенно безопасном городе, без денег и документов, вообще не представляю.

Закрадывается, конечно, мыслишка, уже даже не мыслишка, а прямо мысль, что те звоночки, которые звенели все время, пока мы с ней были вместе… Что они неспроста. И Эва – вообще не та, за кого себя выдает… Но я их старательно глушу. Не потому, что люблю голову в песок, нет. Просто…

В первом случае есть шанс, что я ее найду. И этот шанс – не маленький.

Пусть она просто взбрыкнет из-за того, что что-то не понравилось, что-то пошло не так… Тогда мне нужно будет всего лишь ее переубедить. А это – не особо сложно. Решаемо.

А вот если второй случай… То тут я выгляжу однозначным лохом, и даже это не самое тупое.

Самое тупое – что вообще непонятно, как искать. С какой стороны подходить к вопросу. Мотивов-то не знаю.

– Поехали, амиго, – командует Родриго, и я понимаю, что опять погрузился в просчитывание ситуации, немного отключаясь от реальности. Теряю хватку, да. – Мы встретим твою белецца прямо у конечного адреса.

Поднимаюсь, топаю за ним.

Встретим, обязательно.

И вопросы мои… Вот тогда их и задам.

В другое время я бы, наверно, даже наслаждался видами пригорода Байреса, слишком уж все сочно и зелено. Мы мчим по очень ровной, идеальной настолько, что зависть берет, а еще хочется нашим коммунальщикам и дорожникам здоровенного пенделя выписать, дороге, с очень приличной скоростью.

Она не ощущается в машине, просто дома и деревья мелькают слишком уж часто.

Родриго, не иначе, подключившийся с помощью своего зверского напитка к астралу, рулит небрежно, спокойно так. И рассказывает мне про окружающие места, про настоящие гасиенды, наследие предков, которые сохранились до сих пор, про новые архитектурные тренды, оказывается, прославившие Аргентину на мировом пространстве. Он этим увлекается, похоже, очень уж живой рассказ, прям с подробностями, деталями. Которые, впрочем, от меня ускользают.

Я слушаю вполуха, скалясь понимающе, когда ощущаю, что от меня этого ждут.

И нетерпеливо поглядываю на движущуюся по экрану точку. Современные технологии… Слава им!

Моя Эвита едет еще. И да, вполне возможно, мы ее встретим у конечной точки маршрута.

Практически, девяносто пять процентов. Если пробок не будет.

– Без пробок доберемся, амиго, – читает мои мысли Родриго, – уже время прошло. Все должно рассосаться.

– Спасибо тебе еще раз, – не могу опять не поблагодарить я, понимая, что Родриго сегодня не собирался в город и теперь едет только из-за меня. – Я возмещу все затраты. И за такси Эвы – тоже.

Читать далее