Читать онлайн Мы никогда друг друга не любили бесплатно

Мы никогда друг друга не любили

Глава первая

Виктор

Я – не положительный герой. Это уж точно.

Во многом из-за того, что среди тех, чей поздний подростковый возраст пришелся на девяностые, положительных мало. Мы зубами выгрызали себе место под солнцем. Мы бились насмерть, плевали на закон, с легкостью отбрасывали моральные ценности. И творили историю. Не романтизируйте эту фразу, история бывает разной, но чаще всего – кровавой. Мы творили именно такую, и я этим не горжусь, но и не вижу смысла стыдливо замалчивать, делая вид, будто состояние и бизнес у меня появились как в сказке из инстаграма: путем упорной работы и веры в себя.

А еще я любил одну женщину. А сейчас ненавижу ее дочь.

Свою жену.

Вот поэтому я и не герой.

Я не могу на нее смотреть, ведь она – копия матери. Те же каштановые мягкие кудри, те же губы, и даже шрам, черт подери, на том же месте возле верхней губы – чистое совпадение, но какое-то магическое. Та же точеная фигурка, большие глаза и высокие скулы. Эти скулы как дорогая специя к изысканному блюду: мне чудится в  облике жены нечто восточное.  Кажется, среди ее пра-пра и вправду затерялся кто-то с необычной для наших мест внешностью. Ее это не портит. Выделяет из массы однотипных тюнингованных девиц, это несомненно, но точно не портит.

Но я все равно не могу на нее смотреть. Слишком злит, слишком больно, как будто внутри кто-то проворачивает раскаленный прут. Надя, моя любовь, мое наваждение и проклятье. Мы познакомились, когда мне было двадцать, а ей едва исполнилось восемнадцать. Красивая история: невинная дочурка дипломата, студентка-переводчица и парень-бандит, которого одновременно и боялись и хотели ее подружки. Мы влюбились до потери пульса, до грязного секса в подъездах, до общей мечты уехать к морю.

К морю не получилось. Однажды я пришел, а Нади нет. Просто нет, и все.

– Нет ее, уехала, – буркнул новый владелец здоровенной пафосной квартиры в паре шагов от Невского.

– Куда? – тупо спросил я, до конца не осознавая смысла его слов.

– Понятия не имею. Уехали и все. А квартиру продали.

Вот так закончилась любовь всей моей жизни. Никакой эпичной развязки, никакой перестрелки, никакой трагичной беременности. Думаю, родители Нади просто узнали, что дочь связалась с детдомовцем-отморозком, вот и спешно увезли ее подальше. Я пытался ее найти, видит бог, пытался. Мы даже влезли в канцелярию универа, чтобы выяснить, куда она перевелась, но в те времена с документами царил такой хаос, что родителям Нади даже не нужно было прятать следы, это успешно делали за них раздолбайство и нищета. Всем было плевать.

Стало вскоре и мне.

Она умерла – так я решил для себя. Девяностые прошли, а с ними и бурная юность. Из Витого я превратился в Виктора Викторовича, из бандита – в бизнесмена, олигарха и политика. С политикой, правда, не сложилось, зато появились связи и строительная компания «Остров Девелопмент» прочно укрепила позиции.

«Она умерла», – повторял себе каждый раз, когда заводил интрижку с очередной моделькой.

«Она умерла», – произносил это вслух, сидя перед камином в загородном доме.

«Она умерла», – смотрел на ее могилу во сне.

Нади не существовало, она была призраком, воспоминанием. Разъедающим душу, изматывающим. Порой хотелось выть от того, что я больше не в силах чувствовать хоть вполовину так же ярко, как тогда, с ней. А порой я смеялся сам над собой, потому что если бы кто-то сказал моему окружению, что Виктор Островский страдает по студентке из юности, то это приняли бы за дурацкую шутку.

Иногда – это были самые сладкие мгновения – мне казалось, что я ее забыл.

Но однажды…

Пять лет назад я окунулся в кошмар наяву, хотя поначалу этого даже не понял. Что это было? Вечеринка? Какая-то конференция? Я смутно помню, но помню одно: организатором выступал Леонид Рогачев, довольно серьезная в наших кругах фигура. До этой встречи мы не пересекались, но были друг о друге наслышаны. Я надеялся заручиться его поддержкой для выхода на иностранные рынки, и до поры до времени все шло прекрасно.

А потом я надрался. Вместе с другом мы напились до зеленых чертей, и в самом этом факте не было ничего предосудительного: не мы одни, на такие сборища едут в том числе и до этого. Весь загородный отель гудел и пьяненько подпевал песням из бара. Но только я, уползая к себе в номер, встретил призрака.

Она, Надя, растерянно стояла посреди коридора, и хлопала себя по карманам. Это совершенно точно был призрак, ведь за восемнадцать лет женщина просто обязана измениться! Я изменился, из юнца превратился в мужчину, заимел несколько шрамов и все чаще плевал на отрастающую щетину, а она осталась такой же, как была.

В светлом платьице, босая, Надя стояла почти возле самой двери моего номера и морщила нос – верный признак того, что собиралась заплакать.

– Ну вот, я, кажется, ключ потеряла… – хныкнула она.

До меня даже не дошел смысл ее слов, пьяный мозг пришел к единственному верному выводу: это очередной сон. Еще одно наваждение, холодные руки потерянной любви дотянулись и сомкнулись у меня на горле. Еще никогда она не являлась мне во сне живой.

Я протянул руку, коснулся ее щеки пальцем – и Надя отшатнулась, будто не узнала меня и даже испугалась. Но она должна была узнать. Большие серые глаза смотрели прямиком из прошлого, и словно не было этих двадцать лет. Словно я не вытравил ее из сердца алкоголем, доступными девушками и спортом. Словно я не выгрыз себе это чертово место под солнцем, я стоял перед ней, чувствуя себя тем парнем, который в миг растеряв всю крутость, стоял возле ее дома и пытался осознать простую истину.

«Нади больше нет».

Я помню ее губы, в которые впился поцелуем.

Помню руки, хрупкие запястья, которые сумел обхватить одной ладонью.

Помню пьянящий запах ее духов и бархатистую кожу.

Помню ее в своих руках, помню, как сорвало крышу от ее близости.

Горло словно сдавила невидимая рука, я так и не решился произнести ее имя, боясь, что сон закончится. Потребует расплату похмельем, а я совершенно не готов отпустить свою девочку.

Я помню, как проваливался в темный омут глубже и глубже, помню ощущение ее волос между пальцами. Помню грозу за окном.

Помню, как клялся себе, что больше не отпущу ее, даже если для этого придется остаться во сне навсегда.

Но совсем не помню, как она сопротивлялась, плакала и умоляла меня остановиться.

Совсем.

Зато хорошо помню все, что было после. Конечно, девчонка побежала к отцу, едва я в пьяной горячке отключился. Конечно, ее отец едва не пристрелил меня на месте, но знаете, что самое смешное? Я искренне считал, что времена, когда сильные мира сего жертвовали всем ради наживы, давно прошли, но оказывается прошлое не готово отпускать ни страну, ни ее детей.

Леонид Рогачев предложил мне выбор.

– Женишься. Если залетела – рожаете ребенка и для всех играете счастливую семью. Мне скандалы не нужны, и позор тоже.

Я не мог смотреть на девчонку, которая сидела в соседнем кресле, опустив голову, но кожей чувствовал ее страх и обиду. И внутри даже что-то шевелилось. Что-то, похожее на жалость или сожаление, хотя эти чувства, как я думал, давно умерли вместе со способностью к эмпатии. Эта девушка, лишь похожая на мою Надю, еще не понимала, как в угоду выгоде можно принести в жертву собственную дочь.

Леонид Рогачев и Надя поженились буквально через год после ее переезда. Между ними не было особой любви, но была дружба, а это для брака – уже фундамент. Две влиятельные семьи объединились, и в одной из них выдохнули: беспризорный мальчишка был забыт. Буквально сразу Надя забеременела, а вскоре супруги узнали, что ждут девочку.

– Надька хотела красивое имя. Она вообще жила мечтами. Книжками всякими. Сказала, хочу назвать дочь Авророй. Как богиню утренней зари. Назову Авророй, и мы уедем жить к морю. Мы тогда с ней жутко поругались. Какое море? Работа, бабло с неба не сыплется, только отвернешься – уже сожрали. Это ты думаешь, что после девяностых стало проще. А я тебе, Виктор, так скажу: никуда твои девяностые и не уходили. Да и что это за имя? Аврора! Как ее в школе дразнить будут?! Крейсером?!

Все это рассказывал Леонид уже перед смертью, когда я спросил, как надо ненавидеть дочь, чтобы выдать ее за меня.

– Сказал, будет Машкой. А на следующий день Надюшу увезли на скорой. Дочка родилась недоношенная, а Наденьку не спасли. И ты знаешь, я на нее смотрел… на жену, на дочку в кувезе. И понял, какой я был дурак. Я думал, что если дам дочери имя, которое Надя хотела, хоть немного искуплю вину. Но она росла, становилась ее копией и…

Он устало махнул рукой и отвернулся. Я смотрел на человека, с которым мы любили одну женщину, и понимал, что оба ненавидим ее дочь. Это открытие потрясло меня так же, как осознание, что ночь с Надей не была сном. Что вместо нее в моей постели была Аврора, и что с этого момента вся жизнь пошла наперекосяк.

– Причина развода?

Я стряхиваю оцепенение, возвращаясь в реальность, и смотрю на бумаги в руках сотрудницы ЗАГСа.

– Не все семьи счастливы, – слышу голос жены. – Мы поняли, что не подходим друг другу…

Аврора

В руках этой женщины, сотрудницы ЗАГСа, мое будущее. Больше всего я боюсь, что придется отвечать на вопрос «Причина развода?», и отвечать честно. Потому что никто не осуждает женщин так, как другие женщины. Мои нервы натянуты, как струна. Если сейчас, спустя пять лет, я вновь услышу «сама виновата», то, наверное, совершу непоправимую ошибку.

То ли дело будущий бывший муж. Виктор Островский совершенно спокоен по одной простой причине: ему плевать. Он и пришел сюда лишь потому что я пригрозила в поисках заработка на свободную жизнь пойти по телеканалам с откровениями бывшей жены олигарха.

– Причина развода? – спрашивает женщина.

Она, наверное, должна убеждать нас не рубить сгоряча. Или ей просто любопытно.

– Не все семьи счастливы, – улыбаюсь я.  – Мы поняли, что не подходим друг другу. У нас совершенно разные взгляды на жизнь.

– Имущество?

– Разделили полюбовно, вот соглашение.

– Дети?

– Детей нет.

Если бы эта женщина в мантии знала, что мы делили постель лишь единожды, и с тех пор в моей жизни не было ни одного мужчины, она бы немедленно шлепнула печать «Свободна!». Ну или как вообще принято разводить.

Долгая минута – регистратор перебирает документы. Она кажется мне вечностью.

– Свидетельство заберете через месяц, придет уведомление.

Я удивленно моргаю. Наверное, я ожидала чего-то другого. За пять лет я так часто думала о разводе, что реальность не дотянула до ожиданий.

– Что, думала, зазвучит торжественная музыка, и вынесут торт? – фыркает муж.

Бывший.

Бывший муж.

Мне нужно выпить.

Мы выходим из ЗАГСа по привычке, вместе, но самое главное, что он сейчас сядет в свою машину, а я… я попробую добраться на метро. Мне только предстоит найти жилье, понять, как и где я смогу заработать на жизнь, а еще распорядиться деньгами, которые достанутся мне после развода. Они небольшие, но даже их можно использовать, чтобы выжить.

Островский не удостаивает меня напоследок даже взглядом, быстро идет к машине – и внедорожник срывается с места. Накрапывает легкий дождь, а я стою на ступеньках и пытаюсь осознать себя в новом мире.

В мире, где красавицу больше ничто не связывает с чудовищем.

– Когда я съехала от родителей, то в первые дни меня накрыло эйфорией, – делилась как-то подруга. – Я стояла перед океаном свободы! Можно было есть, что захочу, пить, курить на кухне, ложиться спать под утро. Потом, конечно, я пришла к овсяночке по утрам и отбою как в пионерлагере – в девять. Но до сих пор помню этот восторг открывшихся возможностей. После развода ты почувствуешь то же самое.

Она оказалась права. Я стояла на ступеньках ЗАГСа и хотела смеяться в голос. Не то чтобы кто-то запрещал мне гулять, развлекаться и ходить туда, куда хочется. Просто тень Виктора Островского, страх перед ним не давали расправить плечи.

Когда он проходил по коридору, я опускала глаза и тенью старалась прошмыгнуть мимо.

Вслушивалась в звуки внизу прежде, чем спуститься к завтраку.

Делала вид, что сплю, если он ужинал дома. Хотя это случалось редко.

Иногда у мужа появлялись постоянные девушки, и я выдыхала, но кошмары о том, что однажды он вспомнит о законной жене и потребует постель, преследовали меня пять лет. Наконец-то они закончились, теперь Виктор Островский ко мне точно не прикоснется.

***

Я иду в ближайшую кофейню и теряюсь, стоя перед витриной ярких пирожных. Никогда не была в таких кафешках. Папа предпочитал заведения гораздо выше уровнем, а экономка виртуозно готовила любые десерты. Если я хотела эклер – я получала его к ужину, если хотела немедленно – его привозили из ресторана. Милые студенческие кофейни прошли мимо меня.

А зря. Здесь довольно уютно: нежно-розовые стены с постерами, живые цветы на столиках. Я выбираю лавандовый тарт с капучино и сажусь в углу, возле окна, чтобы можно было любоваться живописной улочкой.

Пока несут заказ, открываю чат с девчонками.

«Ауууу!»

«Ты все? Чего молчишь?! Как дела?!»

Девочки волнуются. Они – мой мотиватор и якорь. Мы ни разу не виделись в реальности, но именно эти две девчонки поддерживали меня с тех пор, когда стало ясно, что отцу осталось недолго. Помогли справиться с его смертью, поддержали решение о разводе и вместе со мной переживали подготовку к нему.

«Все ок», – пишу я. – «Прошло без проблем. Сели, подтвердили заявление, подписали, сказали приходить через месяц».

«Ну это всегда так. Развод – дело недолгое, но они обязаны давать время на примирение».

«Упаси боже». – Меня передергивает даже от абстрактной мысли о примирении с Островским.

Да и о каком примирении речь? Мы даже не ссорились. Просто он ненавидел меня за вынужденный брак, а я его – за встречу в загородном отеле, которая разделила жизнь на «до» и «после».

«Девочки, я предлагаю это отметить и наконец-то встретиться в реале!».

Мое сердце начинает биться чаще. Я очень, ОЧЕНЬ хочу сходить куда-нибудь с новыми подругами. Я хочу, черт возьми, начать жить!

«Ава? Ты как?».

«Я ЗА! Только девочки, мне жить негде и нечего надеть… я собиралась сегодня подыскать квартиру, а на следующей неделе отправить за вещами курьера. Вы не знаете какой-нибудь недорогой отель? Тысяч за 7 максимум?».

«Недорогой. Ха-ха-ха. 7 тысяч. Недорогой – это 700 рублей. А за 7 предлагаю «Элит-Эдеа-Хотел». Там внизу же есть ночной клуб, можно будет там и бухнуть.»

Я быстро смотрю предложенный Ритой отель, выбираю стандартный номер и бронирую. Душа поет от приятного предвкушения праздника. И, хотя я до дрожи не люблю отели, стоит признать, что вариант с охраняемой гостиницей куда лучше непонятно какой квартиры. Мне нужна передышка.

«А какое-нибудь платье я тебе привезу», – пишет Инна. – «Нефиг тратиться на одноразовую шмотку. Тебе теперь, Аврора-в-замужестве-Островская, надо экономить».

– Ваш эклер и капучино, – улыбается миловидная официантка.

Лаванда и кофе.

Дождь и свобода.

Надежда на светлое будущее и… вера в то, что темное прошлое прошлым и останется.

Уже через час я стою посреди небольшого, но чистого номера, смотрю в окно, на оживленную улицу, неспешно тяну прохладную воду. Скоро приедут девчонки, мы наконец-то познакомимся в реальности, нарядимся, сделаем друг другу прически – и отправимся в клуб. Я никогда не бывала в таких местах, но уже успела погуглить и… выглядит волнительно. Пожалуй, мое настроение сегодня – именно танцевать и пробовать коктейли.

Но я все же немного волнуюсь перед встречей, поэтому купила бутылку шампанского. И как универсальное успокоительное, и как благодарность девочкам за поддержку. Когда они – яркая рыжеволосая Инна и не менее яркая, «тюнингованная» с ног до головы, Рита с шумным смехом поднимаются в номер – бутылка становится главным героем.

– Так, моя дорогая, – Рита осматривает меня с ног до головы, – конечно, первым делом снимаешь жилье и налаживаешь быт. А вот потом начинаешь брать от жизни все. Записываешь? Запоминай! Сделаешь мелирование и ботокс волос, потом подкачаешь губки, отрастишь коготки, сменишь гардероб и возьмешь себе путевку в Турцию. Там подцепишь симпатичного красавчика, как из фильма «365 дней»…

– Он итальянец, – вставляет Инна, занятая открытием бутылки.

– Да хоть монгол! Главное, горяч и после бурной ночи никогда в жизни не найдет улицу Орджоникидзе. Он это даже не выговорит, а значит, Ава в безопасности. Только не давай ему свой инстаграм.

– У меня нет инстаграма, – тихо говорю я.

– Тогда это тоже запиши. Завести инстаграм и выкладывать туда красивые фоточки. Чтобы бывший сдох от злости!

– Я бы предпочла, чтобы он не вспоминал о моем существовании.

– Тогда тем более надо сделать инстаграм! И заблокировать его там!

Я не знаю, есть ли у Островского инстаграм, но сильно в этом сомневаюсь. Хотя Риту вряд ли это интересует, она болтает без умолку. Отчасти их напор и энергия меня пугают, но это то, что сейчас нужно. Веселая компания и новые впечатления. Правда, на фоне ярких девчонок, я кажусь себе серой мышкой с большими испуганными глазищами.

Это же подтверждает Рита:

– И как ты, будучи женой олигарха, умудряешься выглядеть, как отличница приходской школы?!

С громким хлопком Инна открывает шампанское. Я невольно вздрагиваю, но тут же смеюсь. У нас нет бокалов, я даже не думала, что их нужно купить. Поэтому мы с Ритой пьем из отельных кружек, а Инна – прямо из горла. Пена попадает подруге в нос, и она смеется и кашляет одновременно.

– Ну, за новую жизнь Авроры! – провозглашает Рита.

Инна добавляет:

– Жизнь без бывшего мужа!

Глава вторая

Виктор

Лобби-бар отеля в семь часов вечера уже наполняется посетителями. В основном это парочки, но встречаются и командировочные одиночки, высматривающие свободных раскрепощенных девиц. Я бы на их месте спустился в цоколь, в ночной клуб, там шансы снять кого-нибудь выше. Хотя клуб еще, пожалуй, закрыт.

– Островский!

Старый друг ничуть не изменился, только татуировок стало еще больше.  Когда-то мы хорошо дружили, практически считали друг друга братьями, но судьба развела в разные стороны. Его – в сторону Европы,  где осталась семья, а я остался в России. И хотя формально я был женат, назваться семьянином мог только в фантастическом приступе белой горячки.

– Какими судьбами? – спрашиваю, садясь за столик. – Глеб Каренин и отель? Ты же их ненавидишь.

– Конкретно этот я хочу купить. Поэтому для начала разведываю обстановку.

– А ты не сидишь на месте. Есть бизнес, в который твоя семья не запустила лапы?

– А то, – усмехается Глеб, прихлебывая ром, – твой.

– И не надейся.

– Ладно, ладно, расслабь булки, я шучу. Как дела? Как здоровьице?

Официант приносит комплементарный аперитив и, хоть делать этого и не стоит, я  с наслаждением глотаю пряный ром на голодный желудок. Выпить хочется с самого утра, наконец-то по телу разливается приятное тепло.

– Островский, у тебя все нормально? Выглядишь, как будто вернулся с похорон.

– Почти, – усмехаюсь я. – С развода.

– Ого. Разошлись? А чего так? Не выдержала свободных отношений или случайно узнала, что они у вас свободные?

– Да не знаю. – Пожимаю плечами. – Мы никогда друг друга не любили. Брак по расчету и все такое. Я женился на бизнесе ее отца. Ему надо было кому-то передать дело, сам понимаешь, девчонку жалко – сожрут. Да и Рогачев столько вложил в дело, что одна мысль о его развале могла его убить. А дочурка не унаследовала ни хватки, ни мозгов. Такая себе серая мышка с абсолютным отсутствием таланта к чему-либо. Там длинная история…

Я оценивающе смотрю на Глеба прикидывая, что можно ему рассказать, а что не стоит. Но потом вспоминаю, сколько лет мы были друзьями, и ощущаю абсолютное отсутствие желания врать и прикидываться.

Глеб терпеливо ждет. Он любит длинные истории.

– Короче, когда дочурке Рогачева было восемнадцать, я нажрался и трахнул ее. Она нажаловалась отцу, а тот не захотел скандала. Точнее как, мы к тому времени уже почти заключили сделку, и я когда сидел с ним в переговорной, прямо видел в глазах борьбу бобра с ослом. Или отомстить за рыдающую деточку и похерить кучу бабла, или сделать вид, что все по плану – и породниться. В общем, Рогачев сказал ей, что она сама виновата и нехер крутить жопой перед пьяным мужиком , и если не хочет, чтобы ее опозорили на всю страну – пусть выходит замуж.

Глеб смотрит с недоверием, а я продолжаю:

– Повезло, что она была совершеннолетняя. И неспособная открывать рот. Я, если честно, даже не помню, пересекались ли мы в доме хоть однажды. Беспроблемная деваха, сидела себе в комнате, как мышка, тратила отцовские денежки на всякую фигню. А с Рогачевым мы неплохо сработались. Правда, год назад женушка объявила, что хочет развода. И тут же Рогачев слег с сердцем. Жена быстро сообразила, что весть о разводе и дележе имущества папа не переживет и прокрутила фарш назад, но-о-о…

Я усмехаюсь, вспоминая огромные глаза Авроры – я тогда чуть ли не впервые в них посмотрел.

Прочитал там много нового о себе.

– Ну?! – Глеб залпом замахивает еще один стакан.

– Рогачев умер и зачитали его завещание. Оно ей не понравилось.

– Да ладно…

– Тесть все оставил мне. Ей только всякие побрякушки и все остальное. Компания, недвига – все отошло мне и, как ты понимаешь, при разводе не делится. Тогда у Авроры снесло крышу, она потребовала развод и раздел имущества. Я пригрозил оставить ее с голой жопой на морозе, ибо делится не только бабло, но и кредиты, поэтому сошлись на полюбовном соглашении. Она получила четыре миллиона, я не стал вешать на нее свои половые трудности в бизнесе. Вот сегодня отдали заявление.

– Ох-ре-неть. Слушай. Ну ты-то в шоколаде, а чего Рогачев дочь оставил без бабла и квартиры?

Я отвечаю не сразу. Нас с отцом бывшей жены связывают пять лет совместного бизнеса. За такое время невозможно не изучить человека, его страхи и сожаления. Но мы никогда не касались личного. Я панически боялся разговоров о Наде, а Рогачев не любил вспоминать прошлое. Впрочем, кое-что иногда всплывало…

– Мне кажется, он ненавидел ее за смерть жены. И жену ненавидел за то, что так и не полюбила его. Такой знаешь обозленный мужик, у которого не сложилась личная жизнь. Красавица-жена, обязанная обожать его, презирала. Умерла, оставив с ребенком, который ему был не нужен. Да и сам ребенок, мало того, что напоминал о матери, так еще и вырос абсолютно бездарным и унылым существом. Как-то раз тесть бросил фразу… знаешь, дословно не воспроизведу, что-то вроде «Единственная польза от нее – привела нормального мужика».

– Слушай, жалко так-то. Ну нахуй такого папашу.

– Жалко, – соглашаюсь я.

Но на самом деле не чувствую ни жалости, ни каких-либо теплых чувств по отношению к бывшей.  Она совсем не заслуживает ненависти, потому что не выбирала быть похожей на мать, и, отдавая себе в этом отчет, я ни разу не позволил себе обойтись с ней грубо, предпочитая по большей части игнорировать. Но и делать вид, будто мое большое доброе сердце сжимается от жалости к нелюбимой всеми серой мышке, я тоже не намерен.

Аврора Рогачева теперь в прошлом. Как и ее мать.

– Значит, тебя можно поздравить, – задумчиво произносит Глеб. – Ты теперь, Островский, свободный человек! Как оно, в статусе холостяка? Можно пить, курить, трахать баб и не ночевать дома.

– Как будто раньше это было запрещено, – хмыкаю я.

– Тогда предлагаю, во-первых, тост. А во-вторых, оттянуться за встречу. Ща допьем бутылочку и спустимся вниз. Посмотрим шоу и шоты.

– Каренин, по-моему, я уже стар для шоу и шотов. А ты вообще помолвлен. Не боишься, что невеста что-нибудь открутит?

– Моя? – Каренин довольно ржет. – Я не уверен, что она вообще в курсе, за что у мужика можно подержаться. Поэтому пусть не жалуется. Благодаря легкомысленным женщинам моя любовь к невесте остается чистой и непорочной.

В отличие от меня, Каренин ни по какой любви из прошлого не страдает. Он вообще не склонен к самокопанию. Берет от жизни все, что захочет и всех, кого захочет. Мы из разных миров, но нас связывает нечто куда более важное, чем моральные принципы. Как-то повелось, что у каждого они свои.

– Уломал, пошли, – легко соглашаюсь я, потому что из альтернатив только унылый вечер дома наедине с работой. – Но сначала что-нибудь сожрем. Для шоу я, может, и не стар, но клубного меню моя поджелудочная точно не выдержит.

Алкоголь, громкая музыка, полуголые танцовщицы – не совсем мой способ проводить досуг, но, надо признать, общая атмосфера действует как легкий наркотик. Мы одними из первых снимаем вип-ложу. Народу, несмотря на ранний час, прилично, клуб считается одним из неплохих и недешевых. Каренин планомерно накачивается алкоголем, но, к счастью, приятель способен контролировать себя даже с такими промилле в крови, при которых нормальные люди уже впадают в кому. А я лениво потягиваю виски и размышляю, хочется ли мне сегодня секса.

День выдался суматошный, но завтра относительно свободно и, пожалуй, я не против поразвлечься. Осталось найти того, кто организует жаркую ночь без последствий и разговоров.

– Каренин, – кричу я, пытаясь быть громче, чем музыка, – знаешь, кто здесь за баб отвечает?

Жестом Каренин показывает куда-то в сторону технических помещений. Шоу набирает обороты, и разговаривать уже почти невозможно.

– Пошли к управляющему. Нормальный мужик. Найдет самую лучшую.

Мне не надо лучшую. Я уже знаю, какую хочу.

В коридоре тихо и безлюдно. Весь персонал в зале, клуб, кажется, набит битком. Мы с Карениным проходим мимо одинаковых дверей без табличек и, наконец, останавливаемся перед самой последней.

– Артемьев, ты тут? – Глеб стучит, получает «войдите», и мы оказываемся в небольшом темном кабинете, заваленном бумагами.

– Глеб Кириллович! – сияет управляющий. – Добро пожаловать! А что же вы не позвонили?

– А инспекция будущего владельца. Тайный покупатель, хожу по всем вашим богадельням и думаю: оставить или гнать к чертовой матери?

Управляющий бледнеет, пытается что-то лепетать, но Глеб жестом заставляет его умолкнуть.

– Ладно, засунь в жопу свое лопотание, не до тебя. Будь другом, Артемьев, найди пару девочек посговорчивее и посимпатичнее. Только нормальных, понял? За приватный танец рыженькой заплачу по тарифу приватного минета. А приятелю чтоб самую ебабельную нашел. И без комплексов.

– Конечно, Глеб Кириллович. Дайте мне несколько минут. У вашего друга есть какие-то… пожелания?

– Шатенку. Невысокую. Стройную. Давай без гигантских сисек и надутых губ. Найди там самую натуральную, хз, остались они вообще на этом свете…

Аврора

– Девочки, в этом платье я похожа на девицу легкого поведения!

– Не выдумывай, ты похожа на шикарную девицу! – отмахивается Рита.

Я нервно одергиваю короткое блестящее платье, испытывая огромное желание сбежать из клуба как можно дальше. Из зеркала в холле на меня смотрит нечто странное вместо привычной Авроры. Нет, в мечтах я надеялась, что буду выглядеть иначе: ярче, красивее, так, как умеют многие девушки двадцати с лишним лет. Мне хотелось и потанцевать, и покрасоваться. Но, кажется, мир тусовок и клубной музыки – не совсем мое.

Платье очень короткое, оно открывает не только коленки, но и почти не скрывает бедра. Верх довольно скромный, даже, я бы сказала, офисный, разве что отсутствие рукавов немного напрягает. А вот низ… он буквально усыпан серебристым бисером. Кокетливая бахрома щекочет голые ноги. Мне кажется, я неуклюже ковыляю в туфлях на огромных шпильках, но Инна ободряюще кивает:

– Ты круто выглядишь! Только прекрати все время одергивать платье и распрями плечи!

– Не знаю… вон, смотри, есть девчонки и в джинсах… я не умею носить платья!

– Ну ты и зануда, – морщится подруга. – В джинсах нормальные бабы не веселятся. Их снимать сложно.

– Идемте вон туда, – Инна тащит нас к дальнему диванчику, – прямо напротив вип-ложи. Вдруг попадется симпатичный миллионер?

У меня едва не вырывается «кто угодно, только не миллионер!», но я прикусываю язык. Надо относиться ко всему проще. Надо относиться проще! Мы только потанцуем, пофоткаемся, выпьем – и домой. Это не страшно, это делают все девчонки моего возраста.

– Извините, девушки, – к нам подходит официант, – это депозитный столик. Чтобы его занять, нужно внести двенадцать тысяч рублей. Могу я попросить вашу карту или наличные?

Лица подруг расстроено вытягиваются.

– У меня налом столько не-е-ет, – тянет Рита. – А через СберОнлайн по телефону можно перевести?

– К сожалению, нет. – Официант качает головой.

– Придется толпиться у бара, – вздыхает Инна.

Я судорожно оглядываюсь на толпу у барной стойки. От мысли, что придется всю ночь простоять там в ожидании свободного стула, прошибает холодный пот, и я быстро лезу в сумочку за карточкой.

– Вот, возьмите. Мы берем столик.

– Что желаете выпить для начала? Может, наш фирменный коктейль?

– А несите! – заливисто хохочет Рита.

– Завтра с утра все тебе вернем, – кивает Инна. – Как хорошо, девчонки! Как давно я не отдыхала! Так, Рита, ты – на страже бухла, а мы с Авой идем танцевать. Потом поменяемся.

Инна совсем бесстрашная. Она тащит меня в самую гущу толпы, где в мешанине ярких фигур сложно рассмотреть какого-то конкретного. Музыка такая громкая, что я чувствую ее вибрацию всем телом. Мы танцуем – хотя это больше напоминает ритмичные подпрыгивания – дурачимся и наслаждаемся моментом. Шампанское во мне легко настраивает на нужный лад. Ноги гудят уже спустя две песни, но, к счастью, мы возвращаемся за столик, где Рита уже пробует коктейль и выбирает закуски.

– Девочки, на двенадцать тысяч мы здесь ужремся в дрова!

– У нас есть отличный повод!

Чтобы слышать друг друга, приходится кричать. Мне кажется, на тосты Инны и Риты сбежится весь клуб, но здесь каждый занят собой и своей компанией. К нам лишь изредка подходят подвыпившие парни, но, встречая небрежный жест рукой от Риты, быстро пропадают. Охрана, к счастью, бдит, чтобы никто не наглел, и быстро выпроваживает дебоширов.

Коктейли сменяют один за другим. Они яркие, вкусные, и с каждым новым бокалом мне все легче и легче. Я почти не чувствую обиду на отца за то, что зять оказался роднее дочери. Я почти не чувствую злости на бывшего мужа. Я просто полна решимости жить, брать от жизни все, что было недоступно раньше. Выкарабкаться, стать независимой и самостоятельной. Назло всем, кто считал меня тенью фикуса в огромном доме.

– За то, чтобы больше никогда не видеть бывших!

Этот тост я с удовольствием поддерживаю.

– За новую любовь!

Мысленно добавляю «не в ближайшее время».

– За то, чтобы тебе, Ава, встретился мужик, который будет тебя гобовторить… ой, то есть боговторить… нет, боготворить, во!

Между очередным заходом на коктейли к нам снова подходит парень. На этот раз он не пьян (ну или по сравнению с нами не пьян – я уже не очень понимаю, в каком состоянии окружающий мир), вполне симпатичен и довольно дорого одет. Ко всеобщему удивлению, парень обращается ко мне:

– Привет, может, потанцуем, познакомимся?

Рита и Инна делают круглые глаза и хором кивают, но у меня от мысли, что придется выйти на танцпол, к горлу подкатывают «Дайкири», «Космополитан», «Секс на пляже», «Текила санрайз» и еще парочка коктейлей.

– Прости, я не танцую. А вот подружки – крутые!

Рита и Инна тотчас перестают корчить мне злые рожи и начинают улыбаться парню.

– Да не вопрос, девчонки, айда веселиться, сейчас я вас с другом познакомлю, почиллим с нами в вип-зоне.

Вожделенные диванчики на втором этаже, куда пускают только самых обеспеченных гостей, для Риты и Инны как лакомый кусочек. Кажется, они вмиг забывают, что я с ними. Сначала я надеюсь, что они вернутся, но вскоре начинаю жалеть, что не пошла с ними. Ни одна не отвечает в чате и не берет трубку, а мне неуютно среди стремительно накидывающейся алкоголем толпы. Что я должна сделать? Уйти, никого не предупредив? Разыскать их?

– Как можно быть  такой беспомощной? – стону я.

Интуиция подсказывает, что девчонки не вернутся, и мне немного обидно. Наверное, так правильно: отрываться, не думая ни о чем, знакомиться с парнями. Но я не хотела оставаться одна, а теперь, несмотря на толпу вокруг, чувствую себя еще более одиноко, чем в номере отеля.

В зале душно, яркие вспышки света слепят, а от музыки и выпитых коктейлей кружится голова. Я чувствую не просто желание, но необходимость умыться, поэтому поднимаюсь, пошатываясь, и бреду к туалетам. Там, к счастью, свободно, и я долго плещу в лицо ледяной водой. Приходится признать: я пьяная. До такой степени, что единственное желание, на котором может сосредоточиться мозг, это добраться до постели и отрубиться.

Как же хорошо, что я остановилась в этом же отеле! Всего лишь подняться в лобби, прошмыгнуть мимо охраны и ресепшена, сгорая от стыда, и на лифте подняться к себе. А там: чистые простыни, прохладный номер, вид на ночной город и здоровый сон. Ну и новый день, само собой. Хочется верить, но уже не получается надеяться, что без похмелья.

Девчонкам напишу смски и продублирую все в чат – решаю я и медленно, чтобы ненароком не поскользнуться на плитке, бреду по коридору к выходу.

Вот только это кажется совсем не выход, и ровно в тот же момент, когда я с ужасом понимаю, что заблудилась, из-за какой-то двери выбегает взмыленный мужчина в костюме.

– Извините, я немного заблудилась…

Я пытаюсь говорить ровно и трезво, но это слабо получается. Щеки заливает краска.

– О, – хмыкает мужик, оглядывая мое платье, – точно заблудилась. Похоже, тебя я и ищу. Зовут как?

– Аврора…

Он фыркает и закатывает глаза.

– Ну и псевдонимчик. Любите вы пыль в глаза пускать. Пошли, покажу, куда идти. Ты что, напилась?

– Я… простите, я в первый раз и немного не рассчитала…

– Да ладно теперь уж. Там тоже не трезвенник.

Мой пьяный мозг не способен думать, и почему-то я решаю, что этот мужчина – охранник, задолбавшийся выводить пьяных заблудившихся гостей. Наверняка не я одна здесь такая хорошенькая. А вот глупая, полагаю, все же единственная.

Пока мы идем куда-то мимо однотипных дверей, я пытаюсь нащупать в сумочке ключ-карту от номера, но практически в полной темноте, еще и на ходу, это сделать сложно. Когда мой сопровождающий останавливается, я от неожиданности едва на него не налетаю. Ага! Карточка попадается под руку, но при первом же взгляде я понимаю, что это лишь кредитка.

Так, в то время как я копаюсь в недрах сумочки, меня бережно, но настойчиво подталкивают к двери, а потом она закрывается. И это точно не выход.

Это комната с отвратительным, режущим глаза, неоновым светом и огромной круглой кроватью, над которой на массивных цепях нависает странная конструкция, более уместная в музее средневековых пыток, нежели… где? В номере отеля?

От яркого света и музыки, чуть менее громкой и ритмичной, чем в зале, но какой-то гипнотической, снова кружится голова. Чтобы не упасть, я пытаюсь опереться на стенку, но вдруг чувствую под пальцами горячую кожу, рельефную мужскую грудь и несколько ударов сильного сердца.

Прежде, чем я успеваю что-то сказать или рассмотреть человека, в чей номер я по ошибке завалилась, он притягивает меня к себе. Стальные пальцы смыкаются на плече, а свободной рукой мужчина откидывает волосы с моей шеи и прикасается губами. Горячий, совсем не нежный поцелуй-укус прямо в особенно чувствительном месте на загривке, от которого по коже идут мурашки.

Только вовсе не от наслаждения. Я настолько не ожидала подобного, что цепенею, снова возвращаясь в события пятилетней давности. Как будто кошмар вернулся, в несколько раз более реалистичный, чем обычно. У этого кошмара есть запах, который я узнаю в любом парфюмерном магазине среди тысяч ароматов в воздухе.

– Отпустите меня… – наконец способность хоть как-то двигаться и говорить возвращается.

Но то ли мужчина не слышит, то ли не пытается услышать. Он собирает мои волосы в руку, заставляя прогнуться в талии. В поисках опоры я до боли впиваюсь ногтями в стену. Рука проходится по моим бедрам, к краю платья, поднимая его, обнажая горящую огнем кожу. Я пытаюсь вырваться, но каждое движение отдается болью: незнакомец слишком крепко держит волосы.

Он толкает меня к постели, разворачивает, своей тяжестью вынуждая опуститься на холодный (он кажется мне ледяным) матрас. От ужаса я забываю, как дышать, но зато вспоминаю, как бороться. Тогда, в восемнадцать, я не умела сопротивляться. Я могла лишь ждать, когда Островский закончит и выпустить меня из личного ада. Тогда мне было что терять – я так думала.

И сейчас я не сражаюсь с подвыпившим мужиком в вип-комнате ночного клуба. Я возвращаю долг бывшему мужу, его образу из страшных снов. Мне уже нечего терять, меня предал единственный человек, которого я называла семьей – мой отец. Злость на него придает силы. А знание, что ни одна живая душа не всплакнет об Авроре Островской, если эту битву я проиграю, толкает идти до конца.

Поэтому я сопротивляюсь, как дикая кошка. Пускаю в ход ногти, зубы. Во мне почти нет силы, но все же удержать меня – задача не из легких. Впрочем, мужчина ошеломлен лишь поначалу, довольно быстро он фиксирует меня на постели, навалившись всем весом, сжав запястья у меня над головой.

Тогда я просто кричу.

Так, как должна была кричать тогда, но не смогла, лишившись голоса и… свободы на долгие пять лет.

Очередная вспышка света озаряет лицо мужчины. Мне кажется, он даже похож на Виктора, и на секунду я почти верю в то, что это какой-то изощренный ночной кошмар ошалевшего от дозы алкоголя сознания.

А потом я слышу знакомый голос, с легкой хрипотцой, с нотками металла:

– Какого хрена ты здесь делаешь?!

Глава третья

Виктор

Я бы подумал, что свихнулся, если бы не очень четкое ощущение реальности.

Ненавижу шлюх.

Не в том смысле, что испытываю к ним какие-то негативные эмоции, осуждаю или порицаю, просто трахать не люблю. Продажные девицы – отдельно, я – отдельно. Хотя жизнь научила, что любая принципиальная скромница может стать продажной, вопрос в цене. По большей части я предпочитаю хотя бы иллюзию взаимного влечения, эдакий ритуал маскировки платного секса под ухаживания. Но иногда нет ни времени, ни сил на флирт. Только острое желание самой обычной физической разрядки.

Поэтому реакция тела на девицу, явившуюся в номер, откровенно удивляет. До сих пор я считал, что желание не способно вспыхнуть от одного вида каштановых кудрей или стройных ножек, обтянутых дешевым блестящим платьем. Но едва она вошла, я понял, что хочу.

У нее, черт возьми, даже запах был возбуждающим!

А потом наваждение пропало. Вместо хорошего оргазма создание с кудрями подарило мне несколько царапин, следы зубов на руке и, кажется, новую фобию. Интересно, как называется боязнь проституток? Бабочкафобия? Шлюхофобия? Путанофобия? Надо будет загуглить.

Я смотрю на нее, продолжая сжимать тонкие запястья, чувствую почти болезненную неудовлетворенность и все жду, что проснусь. Ибо последняя девушка, которую я ожидаю обнаружить в своей постели – это бывшая жена.

Как будто мироздание издевается, услужливо восстанавливая в памяти ночь, которая напрочь стерта. Будто мне суждено увидеть ее огромные испуганные глаза и застывшее на лице выражение обреченной решимости.

– Не-не-не, я второй раз на эту хрень не поведусь! – вырывается у меня.

Аврора снова пытается вырваться, но я пока не уверен, что готов ее отпустить. Она что, пьяна?

Черт, а почему я-то готов рвать и метать из-за того, что желанным лакомством оказалась именно эта девчонка?

Накатывает злость. На нее, за то, что ведет себя, как малолетняя оторва. На себя за то, что не могу успокоиться. Член каменный, сердце все еще не успокоило ритм, а ее запах все еще пьянит сильнее виски.

Блядь.

– Вставай! – рычу я и за шкирку, как котенка, поднимаю ее на ноги.

Твою мать, да она еле соображает!

– Это ж как надо было нахуяриться, чтобы оказаться под незнакомым мужиком!

Хотя я знакомый, но вряд ли она целенаправленно шла отблагодарить меня за четыре лимона отступных. Хотя было бы неплохо…

– Леха, подгони машину, – звоню водителю. – Да, домой. Через минуту на паркинге.

Эта идиотка едва держится на ногах, но все пытается что-то вякать. Я поклялся больше не пересекаться с бывшей женой, но сейчас не имею никакого желания выяснять, где она теперь живет. Жаль, что оставить ее здесь, чтоб половина клуба поимела – неуважение к ее отцу, который сделал меня тем, кто я сейчас.

Но как же она получит у меня утром!

В машине пыл Авроры утихает. Полагаю, исключительно потому что быстрая езда и пьянка – несовместимые для вестибулярного аппарата понятия. От меня не укрывается, как она вжимается в угол машины, и внутри даже шевелится что-то, очень отдаленно похожее на жалость. Мне пиздец как интересно, что она забыла в вип-комнате, что-то подсказывает, что вряд ли ее там ждал пылкий любовник – разгоряченная и готовая на все пьяненькая девочка бы так отчаянно не сопротивлялась. Даже любопытно, какие-такие обстоятельства привели Аврору-катастрофу в мои лапы.

Я злюсь. Хочу убедить себя, что на нее, но в итоге признаю, что все же на себя. За то, что не сдержался, за то, что захотел. И самое главное: за то, что все еще хочу. Я так старательно избегал ее все годы совместной жизни, что почти убедил себя: схожесть с Надей совсем не трогает. Я всего лишь допустил досадную ошибку, поддался эмоциям и тоске, но на самом деле при виде Авроры внутри ничего не отзывается. В это было легко поверить, и с разводом я даже выдохнул. А сейчас приходится признать: отзывается.

Так отзывается, что часть меня жалеет, что не трахнул ее ни разу за годы совместной жизни.

Откат от всплеска эмоций и выброса адреналина накрывает Аврору в лифте. Ей уже давно не хорошо, а плохо, и сейчас станет еще хуже, но у меня нет желания заботливо держать ей хвостик, пока она блюет. Пусть скажет спасибо, что я привел ее к себе, а не отправил прокапываться в наркологию. Как быстро мой принцип “никогда не приводить баб в квартиру” оказался отодвинут в сторону.

Я купил этот пентхаус, едва Аврора заикнулась о разводе. Всегда мечтал о таком жилье: лаконичном, минималистичном, напичканном снизу доверху техникой. Почти космический корабль на пятьдесят пятом этаже. Скоростной лифт несет нас на самый верх и, надо думать, не добавляет Авроре приятных ощущений. Даже у меня закладывает уши, как при взлете.

Бывшая прислоняется лбом к дверям лифта и едва слышно бормочет:

– Холодная стена-а-а…

Меня совсем некстати разбирает смех. Она и вправду что ли нажралась впервые?

– Стена холодная. И дви-и-ижется?!

– Это называется лифт! – Я уже не могу не ржать.

Вытаскиваю ее из лифта и прислоняю к стенке, как ковер в рулоне, в ожидании пока замок считает мой отпечаток и отключит сигнализацию. Охрана наверняка развлекается, наблюдая за камерами.

Один существенный минус: в квартире только одна спальня. Я сделал себе кабинет, спортзал, даже небольшой бассейн с видом на город, но совершенно не планировал селить туда гостей. Несколько минут я размышляю, что мне дороже: диван в гостиной или кровать в спальне, но в итоге прихожу к выводу, что лучше эту звезду закрыть в отдельной комнате.

Аврора растягивается на кровати, едва я ее к ней подвожу. Достаю из шкафа чистую рубашку и бросаю рядом с ней.

– Переоденься и спи.

Она пытается что-то сказать, но от резкой смены ориентации в пространстве голова наверняка адски кружится, поэтому вместо возражений и протестов получается жалобный стон, который я истолковываю по-своему.

– Минералка на тумбочке. Утром побеседуем.

Мне надо выпить. Я бы не отказался допиться до того же состояния, что и Аврора. Чтобы упасть на диван и тут же отключиться. Чтобы голове было приятно и легко, и в нее не лезли идиотские мысли.

Но я не могу позволить себе нажраться. Во-первых, завтра неплохо бы поработать, а во-вторых воспитательные беседы о вреде алкоголя плохо заходят с похмелья. Но я все же не отказываю себе в стакане виски. Кажется, что охлажденные камни падают в стакан непозволительно громко. Я замираю, вслушиваясь в звуки из спальни. Это злит, плевать, проснется бывшая жена или нет! Она почти в алкогольной коме, ее и танк не разбудит.

Очнись, Островский. Ты пять лет ходил мимо нее, не удостаивая взглядом, что изменилось сейчас? Она все еще дочь Нади, еще живое напоминание, что ты потерял. Что мог бы иметь, если бы…

Если бы что? Был из приличной семьи, а не из детского дома? Не был бандитом? Не сдался так легко и нашел бы Надю?

Тогда Аврора могла бы быть моей дочерью.

Поддавшись порыву и прихватив стакан, я бреду в спальню. Открывшаяся картина одновременно возбуждает и удивляет. Аврора переоделась в мою рубашку и спит, свернувшись клубком прямо поверх покрывала, смяв руками подушку. Рубашка закрывает бедра до середины, оставляя простор фантазии – и она несется вскачь. Я взглядом провожу по ее коже, краю белой хлопковой ткани, чувствуя, что не могу больше сопротивляться тому, что хочу ее. Все, на что хватает выдержки – это не трогать, не прикасаться. Она сейчас не способна провести ночь с мужчиной, а мне остро не хватает отклика.

Представляя, как Аврора выгибается подо мной и сладко стонет, я готов кончить.

– Ты даже не представляешь, как тебе сегодня повезло. Нам обоим повезло.

Она вряд ли меня слышит, но собственный голос немного снижает накал.

– Ты могла быть моей дочерью. Не представляешь, что происходило после той ночи. Не знаешь, что я взял у тебя волосы на анализ и целую неделю жил с мыслью, что если ты – моя, то, наверное, жить с этим я не смогу. А потом пришел результат, и тогда Надя умерла в моем сознании окончательно. Я смотрел на тебя, и понимал, что ее нет. Что все, что осталось от девушки, которую я любил – до боли похожая на нее девчонка.

Нам надо навсегда расстаться. Для обоих присутствие другого в жизненном пространстве – как лить на свежую рану соляной раствор. Судьба любит насмешки, скажи мне кто, что мы с Авророй встретимся спустя половину суток после развода в вип-номере ночного клуба, я бы долго и с удовольствием смеялся.

– Правда в том, что я не положительный герой, дорогая бывшая супруга. Завтра ты выйдешь из моего дома – и навсегда исчезнешь, но если хоть однажды мироздание сведет нас снова, если вопреки всему мы встретимся снова, не жди от меня понимания. Я вообще не привык отказываться от желаний.

Сумасшедший день. Противно ноет голова, но вряд ли от алкоголя. Я ставлю опустевший стакан на прикроватный столик, но вместо того, чтобы уйти, зачем-то опускаюсь с краю.

Мне адски лень идти на диван, он неудобный, а запасной подушки и одеяла в доме не водилось отродясь. И я разрешаю себе прежде, чем пытаться кое-как проспать пару часов до рассвета. Выспаться сегодня не получится точно.

Конечно, я сам не замечаю, как засыпаю. Сначала мысли сменяются каким-то бредом, и я понимаю, что это практически сны, но вытащить себя из этого состояния не получается. А затем я проваливаюсь в глубокий сон – на этот раз окончательно и до утра.

У меня на ладони сидит маленькая нахохлившаяся птичка. Я понятия не имею, какое у нее название, но у нее яркие золотистые перышки и блестящие бусинки-глаза.

Холодно.

Ледяной ветер пробирает до костей, обжигает морозом легкие. Я поднимаю руку, чтобы отправить птицу в небо – и она превращается в черную точку на фоне ослепительной белизны.

– Зачем отпустил, Вить? – говорит кто-то рядом.

Я резко оборачиваюсь и вижу Надю.

Время не пощадило ее, но оставило такой же красивой. Жадно всматриваясь в ее лицо, я одновременно пытаюсь запомнить его и не просыпаться.

– Замерзнет ведь… – Надя щурится от яркого солнца. – Жалко.

Аврора

Как же мне плохо.

Я залпом выпила пол литровую бутылку минералки и, кажется, поняла, что такое настоящее наслаждение. Но оно быстро закончилось, и я постыдно думаю, что готова отдать все на свете за еще один глоток воды.

Осматриваюсь. Я вовсе не в своем номере, как подумалось поначалу. Может, у кого-то из девчонок? Довольно минималистичная, но стильная и дорогая обстановка. Нет, не у девчонок.

Голова адски кружится. Поначалу кажется, что я не могу толком ходить, меня шатает при любой смене позы, но спустя пару минут немного отпускает. Сердце бьется быстрее, чем нужно, от этого слегка тревожно.

Да, похмелье – это совсем не весело.

Как же я напилась!

Первый блин самостоятельной жизни вышел комом, я никогда еще так не напивалась и больше не планирую.

Я подхожу к окну, распахиваю шторы и едва не ахаю: открывается сумасшедший вид на город! Должно быть, это этаж так… пятидесятый, не меньше, ведь стандартные девятиэтажки внизу смотрятся совсем крошечными, будто игрушечными.

Я знаю этот район, он безумно дорогой! Если это отель, как я оказалась в нем? А если нет, то где я?

В поисках ответов я бреду в ванную, где долго умываюсь холодной водой. Мне ужасно плохо. Больше всего на свете я мечтаю лечь в постель и страдать, пока похмелье не пройдет, но сначала надо выяснить, где я и с кем. Выключив воду я смотрю в стакан для зубных щеток, и вижу там одну. А рядом – бритву, и я знаю только одного человека, который так их хранит.

Нет.

Нет, нет, нет!

Этого не может быть, но…

Метнувшись в комнату, я обшариваю шкаф.

Рубашки, футболки – все пахнет Виктором Островским. Я изучила его запах, он частенько являлся во сне (и пусть говорят, что во снах не бывает завтраков).

Я и сама в его рубашке. Чувствую себя почти голой, но во фривольном платьице с бисерной бахромой точно не буду лучше. Наконец нахожу компромисс: надеваю сначала платье, а поверх – рубашку.

Воспоминания медленно возвращаются. Я помню, как мы с девочками пришли в клуб, как заказывали коктейли, как они бросили меня, как по дороге из туалета я встретила какого-то мужика…

– Господи, второй такой неудачницы нет на свете!

Бывший муж меня, пьяную, притащил домой и уложил спать! Хорошо же отметила развод, чуть не переспала с ненавистным мужчиной.

Интересно, почему в этот раз он остановился?

Хотя нет. Плевать! Плевать, почему Островский остановился и зачем привез меня к себе.

Смотрю на часы: десять, значит, бывший муж должен быть на работе.

Быстро выскользну из дома и никогда больше не вспомню об этом позорном пробуждении!

Сумочка здесь же, валяется на полу. Телефон разряжен, такси не вызвать, но у меня есть мелочь, хватит на проезд. Только бы поскорее убраться отсюда!

Я так расстроена, что даже не рассматриваю обстановку и виды. Стараясь ступать бесшумно, тенью скользить к входной двери…

… которая заперта.

На первый взгляд нет ни замка, ни защелки, только сенсорная панель. По идее, квартира открывается ключ-картой, но в обозримом пространстве ее нет.

– Ну что, богиня зари и текилы, болит головка?

Черт.

Ну да, конечно. Не упустит шанс поиздеваться.

– Открой дверь, я хочу домой.

– Сначала ты мне расскажешь, какая дорога приключений привела тебя вчера в мою постель, а потом я, может быть, тебя выпущу. А может, и нет, потому что деньги уплачены, а отрабатывать ты их отказалась.

– Иди к черту со своими деньгами, я тебе не проститутка!

Островский сидит за барной стойкой. Бодрый, свежий, веселый.

Злая, голодная и больная, я его сейчас особенно ненавижу.

– Тогда рассказывай. На вот, чайку попей. Похмелье не отпустит, зато хороший чай попьешь, партнер привез из Китая.

– Иди ты со своим чаем, – устало говорю я.

Но хоть за годы брака мы почти не общались, я хорошо знаю Островского: он не отстанет. Этот мужчина способен раздраконить даже мертвого методичным и спокойным повторением вопроса.

– Давай, поведай мне секрет своего успеха на поприще путан.

Весело ему. А мне хочется лечь на холодный мрамор, кажется, будто там станет легче.

– Просто заблудилась.

– Да ты что? По глазам вижу, врешь. Пока не расскажешь, не выйдешь.

– Не вру. Заблудилась, встретила какого-то мужика, он спросил, как меня зовут, а потом притащил в номер.

– И все? Он по счастливому совпадению ждал проститутку по имени Аврора? Как-то складно у тебя выходит…

– Ну… – Я чувствую, как краснею. – Он решил, что это псевдоним.

Островский вдруг от души смеется.

Я совсем не понимаю, что смешного в том, что меня приняли за девочку легкого поведения. Не он испугался до полусмерти и не он едва не пережил еще один кошмар наяву.

– Знаешь, твой отец боялся, что из-за имени тебя будут дразнить крейсером, а надо было бояться, что проституткой.

– Хватит издеваться! Может, мне тебе в ноги кинуться за то, что не стал насиловать?!

– Обойдусь устной благодарностью, – все еще хихикая, говорит Виктор.

– Открой уже дверь, я хочу домой, у меня дела!

– Не забудь, что в четверг нужно забрать вещи. Приезжай лично, напиши расписку, что претензий нет.

Мы вместе идем к выходу, и я размышляю о том, что претензий у меня море. Но ни одну из них не стерпит бумага: они слишком личные для нее.

У дверей Островский прикладывает палец к датчику и, когда тот сменяет цвет с красного на зеленый, я с облегчением берусь за ручку.

Свобода!

Пальцем Виктор вдруг прикасается к синяку на запястье. Я никак не ожидаю этого прикосновения, и вздрагиваю, словно от удара током.

– Это я? – спрашивает он.

"А есть разница?", – думаю я, но почему-то молчу.

– Нет. Это от браслета, я ударилась.

Тогда он молча отходит – и я выскальзываю на площадку, к лифтам. Место касания будто горит, а к симптомам похмелья примешивается озноб. Мало приятного.

К счастью, дорога до отеля проходит без приключений, хотя парочку заинтересованных взглядов я все же ловлю. Уж очень провокационно смотрятся белая мужская рубашка и короткое блестящее платье.

Больше всего на свете я хочу принять душ, лечь в постель и остаток дня проваляться, потягивая холодную минералку.

Общаться с Ритой и Инной не хочется. Я злюсь на то, что они бросили меня и совсем не хочу рассказывать, чем закончился вечер. Я вообще хочу скорее все забыть.

После душа я нехотя включаю телефон. Удивительно, но наш с девочками чат молчит, а вот еще одна знакомая написала с просьбой перезвонить, что я и делаю прежде, чем предаться страданиями.

– Аврора, привет, это Лиана. Ты спрашивала риэлтора, который может подыскать тебе квартиру, я нашла контакты. Куда удобно сбросить?

– Давай в телеграм, спасибо огромное!

Лиана знает кучу полезных людей: юристов, фотографов, писателей. Я занималась с ней математикой на первом курсе. Мне грозил "неуд", и пришлось нанять репетитора. С тех пор мы иногда общались, и сейчас она – единственный, кто сможет помочь устроиться после развода.

– Еще знаешь, есть предложение поехать в небольшой отельчик на пляже в выходные. Маленькие домики и все такое. Не хочешь с нами? Развеешься, отвлечешься от перемен.

– Да я тут уже отвлеклась вообще-то…

С другой стороны в домиках на пляже сто процентов не будет Островского. Я смогу выдохнуть и привести мысли в порядок.

– Согласна, – говорю я, не давая себе шансов передумать. – Но не раньше пятницы. В четверг у меня раздел имущества.

А вот после можно отметить свободу как положено. И как мне больше нравится, все же пьянки и клубы – совсем не мое.

Ну а потом просто жить дальше.

Глава четвертая

Виктор

В четверг я рассчитывал быстро разобраться с делами и поприсутствовать на вывозе бывшей женой вещей. Зная ее несостоятельность в бытовых вопросах и любовь к странным решениям, я не сомневался: что-нибудь обязательно произойдет. Либо она решит, что рояль в гостиной дорог ей как память и будет круто поставить его в хрущевке, либо дурочка заблудится в трех чемоданах.

Но с утра началась какая-то хрень. Сначала во всем офисе вырубили электричество, пришлось три часа ждать мастера. А потом вовсе началась какая-то дичь: меня завалило спамом. Несколько первых писем не прошли через фильтр, но вскоре их стало столько, что работа оказалась парализована. Пришлось докопаться до айтишников и потребовать решить вопрос. Однако эти рукожопы, прокопавшись еще час, добились ровно одного: вместе с почтой подозрительная ссылка стала приходить мне в мессенджерах и смс.

Поняв, что поработать не получится,  предварительно вырубив все телефоны и гаджеты, я поехал в дом, где уже копошилась бывшая жена.

По правде говоря, мне наплевать, что она заберет из дома. Я вообще собираюсь его продавать. До работы ездить далеко и неудобно, одному такая махина не нужна, а содержание обходится в копеечку. Но хотелось бы, чтоб Аврора оставила не голые стены. Да и вообще… я долго не признаюсь, что хочу снова увидеть ее после встречи в клубе. Понятия не имею, нахрена, просто хочу. Для этого я даже придумал мерзкую расписку об отсутствии претензий. Мол, имущество разделили честно, разошлись мирно.

Порой я ловлю себя на мысли, что после развода превратился в шестиклассника, которому еще интересно дергать девочек за косички. Аврору очень забавно дергать. Немного стыдно, потому что жестоко, но забавно.

Так что в отсутствие работы я сижу в гостиной за барной стойкой, пью кофе и наблюдаю, как бывшая носится туда-сюда, упаковывая вещи в коробки. Ее явно нервирует мое присутствие, причем это совсем не тот страх, с которым она жила, это явное смущение и стыд за пьяные приключения пару дней назад. И это тоже весело.

А еще она будто посвежела. Ну или я до сих пор ни разу толком на нее не смотрел. Да и сейчас, объективно говоря, не стоит. Когда бывшая нагибается, чтобы уложить в коробку какую-то хрень, я с интересом рассматриваю упругую задницу, обтянутую джинсами. Черт, момент, когда она окажется в чьей-нибудь койке – дело времени, причем ближайшего. Сейчас девчонка распробует свободу, и понесется.

Хотя мне-то какое дело?

Чтобы отвлечься и не довести самого себя до естественной реакции организма на симпатичную задницу, я снова пытаюсь залезть в телефон в надежде, что айтишники справились с вирусом, и никакие ссылки больше не угрожают моему личному виртуальному пространству. Но все становится только хуже, и это уже начинает бесить.

– Коротков! – звоню начальнику службы безопасности. – Если через час эта хрень будет продолжаться, всех нахрен лишу премии! А если не разберетесь до завтра – поувольняю за несоответствие, ясно?! Почему я, блядь, должен сидеть без связи из-за этого спама?!

– Виктор Викторович, вам бы глянуть… тут… немного нестандартная ситуация, довольно личная… мы можем остановить поток сообщений, но ссылка… вы бы открыли, посмотрели.

– Чего?! Коротков, ты в своем уме? Я должен с личного телефона открывать странные ссылки? С телефона, где у меня контакты, банк-клиенты, я все правильно понял? Мне кажется, до завтра ждать не стоит, займемся твоей квалификацией сегодня…

– Виктор Викторович, вы вправе принять любое решение, в том числе и о моем увольнении, однако я рекомендую все же посмотреть ссылку и проконсультироваться с юристами. Мы со своей стороны остановим поток спама к завтрашнему утру, ссылки проверены на безопасность, к тому же мы дополнительно установили несколько приложений для защиты.

С юристами? Я хмурюсь. А вот это уже начинает напрягать. Но прежде, чем я принимаю какое-либо решение, чувствую рядом присутствие. И тонкий флер духов. И взгляд еще: настороженный, опасливый, но упрямый.

– Чего тебе?

Поднимаю голову, чтобы посмотреть на Аврору и едва не вздрагиваю: она все же безумно похожа на мать. Только, пожалуй, красивее – все же двадцать лет назад индустрия красоты сильно отставала в вопросах превращения симпатичных девушек в роскошных.

– Здесь написано, что мне достается еще машина. Я ее хочу.

Я действительно составил список того, что передаю бывшей жене после развода. Правда, я не помню в этом списке машин, но могу предположить, как она туда попала: список составлял помощник по моему заданию, поэтому он просто внес все, что покупалось на имя Авроры. Кажется, отец что-то там ей дарил.

– У тебя прав нет.

– Есть.

Я удивленно моргаю. У нее есть права? Не помню, чтобы она училась в автошколе.

– Странно, что ты вообще помнишь, как меня зовут, – парирует бывшая, и я понимаю, что сказал это вслух.

– Покажи права.

– Я не обязана отчитываться!

– Тогда получишь машину по частям, чтобы гарантированно не собрала столбы по дороге.

Стиснув зубы и закатив глаза, Аврора достает из кошелька права и с хлопком – аж кофе в чашке едва не выплескивается – кладет на поверхность.

Что ж, у нее действительно есть права. И ей принадлежит опель.

– Ну, как хочешь.

Пожав плечами, я иду к ящику с ключами и не без труда нахожу ключи от опеля. Машины в гараже надо будет тоже перебрать и продать к херам. Половина остались от тестя, некоторые я покупал для покатушек с мужиками, а некоторые даже записаны на фирму, и стоит их вернуть, пока не пришлось посадить самого себя за растрату.

– Не въебись там ни во что, – предупреждаю, отдавая ключи бывшей.

– Разберусь!

Она как ежик. Необходимость – первая за пять лет, кстати – общаться со мной вызывает у Авроры некотролируемую бессильную злость. Я попаду в ад за то, что дразню девчонку, которая меня боится. Хотя, думаю, в аду длинный список причин для Островских.

Она снова зарывается в коробки, а мое внимание привлекает содержимое мусорного пакета. Рядом с ним стоит небольшой контейнер с фотографиями. Понятия не имею, где они стояли. Некоторые очень симпатичные: тесть запрещал дочери выкладывать в соцсети непрофессиональные фото. Он вообще щепетильно относился к публичности. Дочь дипломата не имела права быть неидеальной. Но на парочке Аврора выглядит счастливой и совсем юной. Поддавшись порыву, я беру из контейнера одну фотографию.

– Сколько тебе здесь? И где это?

Она хмуро косится, определенно недовольная тем, что я влез в ее тщательно организованный порядок.

– Через полгода после… кхм… свадьбы. На Мальдивах.

А, да, в свадебное путешествие Аврора Островская отправилась одна. И, надо думать, это принесло ей облегчение. Но какая же она юная на фотке. Неужели действительно была такой? Я не помню.

– Брось в мусорный мешок.

– Ты же хотела забрать.

– Я передумала. Плохая фотосессия. Мне не хотелось фотографироваться.

Пожав плечами, я бросаю рамку в мусор, и тут замечаю там же другие фото.

Аврора с отцом в Праге. Аврора с отцом на ее выпускном. Аврора с отцом на каком-то приеме. Аврора с отцом в саду, склонились над мангалом и со смехом пытаются выловить упавшую в угли сосиску. Маленькая Аврора на руках у отца под большой красивой новогодней елью. Портрет Рогачева-старшего: официальный, наверняка сделанный для какого-то ведомства или доски почета.

Вот как. Девчонка выбросила все фотки отца.

– Не хочешь помочь?

Она видела, что я рассматривал мусор, и теперь смотрит с вызовом. Мол, «Ну, давай, скажи что-нибудь! Нападай!».

– Чем тебе помочь, деточка? – усмехаюсь я. – Выбрать фотки, которые я хочу оставить себе, чтобы одинокими вечерами на них дрочить?

Она краснеет и стискивает зубы, но делает вид, будто не слышит.

– Коробки отнести в машину.

– А давай ты машину к дому подгонишь, а я их отнесу. Не имею никакого желания бегать по лестнице в гараж с твоими баулами. Давай-давай, бери свой опель и гони его прямо к крыльцу. И багажник открой.

Мне даже интересно. Я более чем уверен, что Аврора ни разу не садилась за руль с тех пор, как получила права, поэтому сейчас ей страшно и совсем не хочется вести машину. Но она ее уже выпросила, и сдаваться нельзя. Упрямая девица. Сейчас будет интересно.

Конечно, она разворачивается на каблуках – копна каштановых кудрей, небрежно стянутая в пучок и заколотая карандашом, рассыпается по плечам и спине. Аврора уходит в гараж, а я сажусь обратно за барную стойку, одним глотком допиваю остывший кофе и все-таки достаю телефон, чтобы проверить, что там за ссылка и зачем мне юристы. Жизненный опыт подсказывает, что если тебе советуют нанять юриста – отделаться легко не выйдет. Но у меня даже идей нет, от чего я должен отделаться.

Ссылка грузится долго. Я даже начинаю сомневаться в том, что Коротков не мог переметнуться к конкурентам и заняться промышленным шпионажем, но когда наконец загружается страница, я понимаю, что попал на обычный сайт с какими-то блогами. Судя по всему, не очень популярный, но в целом активный.

«Обычно здесь принято представляться, но я расскажу о себе в конце, когда закончу рассказ. Я обязательно дам вам полную информацию о действующих лицах, не стану вечно скрывать их за псевдонимами и стыдливыми заглавными буквами. Но прежде напишу всю историю, потому что иначе мне просто не позволят ее закончить. Вы скоро поймете, почему…».

Хрень какая-то. Очередное юное дарование решило пиариться агрессивными методами, и что-то пошло не так? Хотя Коротков, конечно, не идиот. Вряд ли он надеется, что я подам в суд за незаконную рекламную рассылку.

Но прежде, чем я перехожу на страницу «Читать дальше», я слышу громкое, звонкое, четкое «БДЫСЬ!» из гаража.

– Только бы не шевроле, – вырывается у меня.

Шевроле. Да чтоб тебя.

В гараже картина маслом: слегка пыльный опель мордой подпирает мирно припаркованный шевроле, а Аврора лежит на руле, опустив голову. Сначала я даже пугаюсь, думая, что она ударилась головой, но потом понимаю, что все же скорость была не такая, чтобы пострадать. Да и бывшая, как хорошая девочка, пристегнулась.

Неторопливо подхожу к ее машине и стучу в стекло.

– Открывай, Сова, Винни-Пух пришел, – мерзеньким, но очень довольным голосом говорю я. – Накаталась? Знаешь, у меня пару лет назад была девушка. Она въехала мне в зад на своем «логане». У красотки не было страховки, и еще полгода она отрабатывала ремонт моей машины в постели.

– Фу! – морщится Аврора. – Это мерзко!

– Она была совсем не против.

– Ой, для тебя это разнообразие, да?

Сейчас я ее в багажнике куда-нибудь увезу, честное слово!

– Ты что, закончила курсы сарказма? Выходи, давай! Хватит, накаталась!

– Машина моя! Она застрахована! Сейчас оформим ДТП и страховая все выплатит!

Меня разбирает смех, когда я представляю, как гаишники будут оформлять ДТП в моем же гараже. Но при всей забавности картинки, такие развлечения совсем не входят в планы. Поэтому я открываю водительскую дверь и силой вытаскиваю Аврору оттуда. Когда наклоняюсь, чтобы расстегнуть ремень, слышу ее прерывистое дыхание. Испугалась.

– Хрен тебе. Продам машину, оплачу ремонт ни в чем не повинного шевроле и разницу закину на счет. Хочешь убиться на дороге – сделай это на машине, на которую насосешь сама, ясно?

Она задыхается от возмущения и пытается залепить мне пощечину, но я перехватываю тонкое запястье. Аврора пугается и отшатывается, едва не падая обратно в салон. Мне приходится придержать ее за талию – и мы еще ближе.

– Хватит строить из себя оскорбленную аристократку. Ты сама полезла в гараж, не имея водительского стажа вообще. Ты сама не разобралась в кнопочках и въехала в чужую машину. Ты и только ты принимала это решение – и вот они, последствия. Скажи спасибо, что на лбу не красуется шишка, а сиськи не исполосовало ремнем. Права качать будешь, когда сделаешь или скажешь что-то умное. А сейчас иди наверх и вызывай такси.

Аврора высвобождает руку из моих пальцев, и я чувствую сожаление. У нее нежная прохладная кожа.

– Да. Сделать что-то умное – прекрасный совет. Как хорошо, что теперь для этого мне не надо спрашивать твое разрешение.

Она уносится со скоростью ветра, об Авроре напоминают лишь еще помнящие прикосновение пальцы и мигающая аварийкой машина.

– Прости, дружище, – я хлопаю по капоту шевроле. – Ребенок учится. Что поделать?

Я так увлечен новой стычкой с Авророй, что напрочь забываю о ссылке и ее содержимом. Всякий спам в таком количестве сыпется на нас ежедневно, что порой в этом потоке теряются крупицы нужной и важной информации.

Теряются, обрастают массой и… сминают все на своем пути.

Аврора

На меня надвигается буря. Но я еще об этом не знаю.

Весь четверг я перевозила вещи, пока что в арендованный склад, а в пятницу собираюсь с друзьями на уикэнд. Мы с Лианой сидим в моем номере, пьем кофе. Я собираюсь, а подруга просматривает варианты квартир, которые скидывает риэлтор.

– Не кидай вещи в сумку с такой силой, пробьешь дно, придется ехать с пакетиком, – советует подруга.

Но я в бешенстве.

– Четыре миллиона! Я думала, за эту цену можно купить хоть что-то!

– Хоть что-то – можно.

– Ага, хоть что-то, хоть где-то! Я должна жить на окраине, по соседству с городской свалкой, по мнению Островского?! Или лучше с окнами на кладбище?! И романтично, и соседи тихие, да?!

– Я бы пожила возле кладбища… – задумчиво говорит Лиана. – Книжку бы написала. Да муж не придет в восторг.

– Во-о-от! А мой еще поржет и похлопает. Мудак!

– Ого. Я думала, у вас полное равнодушие и уныние.

– Было. Пока он не начал надо мной издеваться.

Я сажусь на кровать и устало тянусь к чашке. Лиана не знает ничего о моем браке, а я боюсь рассказывать. Те немногие близкие, что знали о нашем знакомстве с Виктором, в основном смотрели с осуждением. По первости я много делилась, но после фразы подруги «Ну и зачем ты на меня все это вывалила? Рогачева, не надо сливать на меня свой негатив, так друзья не поступают» перестала. А было и классическое «сама виновата» и «ну и ладно, зато какого мужика отхватила, раз тебе не нужен, мне отдай!». Постепенно желание плакать в жилетку испарилось само собой.

Сейчас мне кажется, что я – мышка, с которой играет огромный и страшный кот. Бояться его я устала, а дать отпор не получается. И если кот в ближайшее время не наиграется, то мышка может умереть от страха.

– Вот неплохой вариант. Три восемьсот, с предчистовой отделкой.

– А ремонт я на какие деньги сделаю?

– А машина? Ты же сказала, бывший продаст машину и отдаст деньги тебе. Давай глянем, сколько стоит опель?

– Во-первых, он еще отремонтирует шевроле, в который я въехала. Так что непонятно, сколько там останется. А во-вторых… – Я машу рукой. – Кто его знает, Островского.

Опускаюсь на постель, и вдруг в голову приходит отличная идея.

– Смотри другие города.

– Что? – Лиана удивленно отрывается от ноутбука.

– Меня ничего здесь не держит. Отца больше нет, имущества не осталось, развод дадут через месяц. Я могу уехать! В город, где подешевле жилье!

– А работа?

– А работа мне нигде не светит, у меня диплом политолога. Если я куплю однокомнатную квартиру где-нибудь в более-менее крупном, но не таком дорогом, городе, то останутся деньги на первое время. Я закончу разные курсы типа маникюра, наращивания ресниц, бровей и усов – и, думаю, смогу найти работу. Или даже открыть небольшой авторский кабинет. Это самый реальный вариант для меня.

Подумав некоторое время, Лиана соглашается, а я выдыхаю. Отсутствие жилья и четкого плана камнем лежало на душе. Страх перед неспособностью жить самостоятельно притупил даже страх перед бывшим мужем. Теперь дышится чуть легче.

– Слушай, а Островский не будет против, если ты уедешь из города? – спрашивает Лиана.

– Я не собираюсь его спрашивать. Это не его дело!

Мне определенно будет легче жить и дышать, если я уеду. Причем не только от бывшего мужа, но и от воспоминаний об отце. Начну новую жизнь с чистого листа, вдохну полной грудью и, возможно, даже заведу первые отношения. Не сразу, когда освоюсь и немного уверенней буду стоять на ногах.

– Все! – решительно объявляет Лиана. – Займемся этим после выходных. Андрюха уже приехал, поэтому погнали! Нас ждут два дня у моря, в уединенной бухте, в комфортабельном шестиместном шале.

– Ты точно уверена, что я вам не помешаю? – в очередной раз спрашиваю я.

Но Лиана только отмахивается.

– Будем не только мы, но и Архиповы. Спален как раз три, одна тебе – даже не придется ни с кем толкаться локтями в кровати. Мы едем просто потому что обломились путевки, я же говорила, кто-то выкупил шале и не приехал. Они никого не нашли на эти даты, и владелец предложил Андрею свозить меня, а там все пошло по цепочке. Поэтому расслабься и получай удовольствие, уж там-то твой Островский не будет капать тебе на нервы. Разве что пригребет на веслах в ночи…

Я фыркаю, представив Виктора, усиленно гребущего по направлению к пляжным домикам, чтобы сказать мне очередную гадость.

Внизу нас уже ждут две машины. Одну из них поведет Андрей, муж Лианы, очень приятный, хотя и молчаливый мужчина. Во второй Архиповы – Олеся и Влад. Я знаю их только по рассказам, но Олеся мне нравится, она выглядит веселой. А Влад слишком быстро скрывается в машине, и я не успеваю толком понять, что он за человек. Мне достается место на пассажирском сидении, рядом с кучей кофров, сумок и коробок.

– Это фотооборудование, – поясняет Лиана. – Кое-кто не успел доделать проект, поэтому у нас еще в багажнике целая коробка с реквизитом.

– Ехать часа четыре, – говорит Андрей, – поэтому если устанешь, пересадим тебя к Архиповым, там можно поспать на заднем сидении.

Но меньше всего на свете мне хочется спать. Я с интересом смотрю на проносящиеся мимо деревья, на маленькие городки и деревушки. В наушниках играет любимая музыка, и мне легко и спокойно. Я знаю, как жить дальше, свободна, еду отдыхать с друзьями и могу ничего не бояться.

Вообще на нашем море довольно прохладно, это не Греция и не Италия, но в жаркие месяцы холодная вода становится спасительной. Уже несколько недель стоит теплая погода, вода у берега наверняка прогрелась хотя бы для того, чтобы просто окунуться. Я очень на это надеюсь. Я не была на море уже несколько лет, и с удовольствием слетала бы к берегам Средиземного, но тратить на такие глупости крохи, доставшиеся после развода, глупо. Остается только мечтать.

Местечко, куда мы приезжаем, очень уединенное. Десяток домиков расположен вдали от цивилизации, в укромной бухточке на закрытой территории. Здесь только шумное море, лес, холодный песок и совершенно невероятные шале с панорамным остеклением. Окна выходят прямо на пляж, а во время прилива вода даже касается нижних ступеней.

– Сначала здесь была частная застройка, – поясняет Лиана. – Был дом и прилегающая территория. Потом владелец выбил у властей разрешение на строительство эко-отеля. Дом снесли, появились эти домики. Мы часто здесь бываем, а вообще мы с мужем можно сказать познакомились в этой бухте. Любим поностальгировать.

– Мазохисты! – весело откликается Олеся, только вышедшая из машины – они подъезжают чуть позже.

Мне достается самая маленькая, но очень уютная спальня. В ней большая кровать, столик и кресло у окна, чтобы можно было пить кофе с видом на море, и джакузи в спальне с видом на лес. Мы договариваемся немного отдохнуть, а вечером встретиться на веранде, чтобы пожарить шашлыки и выпить вина в честь начала уикэнда. Поэтому я не отказываю себе в удовольствии понежиться в ванне, немного подремать и, проснувшись, спуститься на первый этаж – там я видела кофемашину и конфеты. До ужина еще долго, а желудок настойчиво требует что-то съесть.

Когда я, сжимая дымящуюся чашку, выхожу на веранду, краем глаза даже вижу соседа – его шале довольно близко, при желании даже можно перемахнуть через перила и оказаться на чужом балконе. Глупо было бы надеяться, что мы здесь одни, но я все же чувствую легкое разочарование.

– Добрый вечер, – вежливо здороваюсь я.

– Ну, привет, любимая супруга.

Это похоже на дурной сон или плохой фильм о невероятных совпадениях, но… на соседней веранде, закинув ноги на стол, сидит никто иной как Виктор Островский.

Глава пятая

Виктор

Несмотря на то, что я безумно зол, просто в ярости, я все равно веселюсь, наблюдая за лицом Авроры. Кажется, она сейчас уверует в проклятия, злой рок и карму одновременно, потому что – тут я с ней согласен – сложно ожидать, что в уединенном отеле у моря по соседству с тобой окажется бывший муж.

Но я, конечно, здесь не случайно.

Просто здесь очень удобно убить бывшую, закопать тело и сказать, что его унесло течением.

Аврора отшатывается, но я успеваю подскочить и схватить ее за руку.

– Нет уж, милая моя, сейчас мы побеседуем!

– Отпусти! Я буду кричать!

Я, не выпуская ее руки, перемахиваю через низкие перила, оказываюсь на ее балконе, и без лишних слов перекидываю девчонку через плечо. Она и вправду пытается что-то прокричать, но от неожиданности лишается голоса и несколько секунд просто возмущенно сипит. Мне хватает этого времени, чтобы затащить в домик и даже аккуратно посадить на диван. Потом я запираю дверь на ключ и надежно прячу его в карман.

Попался котенок.

Глазища огромные, как будто не понимала, к чему приведет ее выходка. Как же я зол!

– Знаешь, моя дорогая, мстить мне надо было сразу же. А то жила пять лет за мой счет, изображала страдающую покорность. Папашку боялась? А теперь решила оторваться?!

Я подхожу ближе. Аврора нервно сглатывает и забирается на диван с ногами. На самом деле то, как она сейчас напугана – очень нехороший симптом, но я слишком разъярен, чтобы остатки человечности внутри зашевелились.

– Мы с тобой договаривались о чем, Аврора? Что мы расходимся и забываем о друг дружкином существовании. А ты что делаешь? Взыграла запоздалая жажда справедливости? Или обиделась, что мало получила? Решила выбить с меня побольше? Так ты выбрала не тот метод, милая моя, я не ведусь на шантаж.

– Да о чем ты говоришь?! Что я сделала?! Господи, отойди от меня, иначе я начну так орать, что сюда сбежится весь отель!

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Более того, ты очень постаралась, чтобы я это нашел, так ведь? Вряд ли у тебя хватило бы мозгов сделать все самой, но четыре ляма открывают много возможностей, да?

– Ты псих! Я понятия не имею, о чем речь, я ничего не сделала! Забрала свои вещи и пытаюсь найти хоть какую-то конуру на те крохи, которые ты мне бросил!

– Так в этом все дело? Мало денег? Ну и сколько тебе надо для счастья? Хочешь поторговаться? Давай я тебе тоже назначу цену в том случае, если ты продолжишь свою писанину?

– К-к-какую писанину? Что ты…

Не выдержав, я бросаю ей планшет с открытой страницей блядского блога, который все же пробился через тысячи фильтров спама и догнал меня в ночи. Я вспомнил о нем только когда Аврора вместе с вещами уехала, вечером, а когда дочитал до конца, расхреначил с психу зеркало над камином.

– Вслух читай! – приказываю я. – С выражением! Ты же этого добивалась, хотела поделиться с миром трагедией. Давай для начала поделишься ею со злодеем. Вдруг его проймет?

– Обычно здесь принято представляться, но я расскажу о себе в конце, когда закончу рассказ. Я обязательно дам вам полную информацию о действующих лицах… – читает Аврора.

Она очень убедительно хмурится и делает вид, что не понимает, о чем речь. А я стараюсь не замечать, что у нее дрожат руки. Я вообще не хочу ее слушать и верить ей, я адски зол, потому что никак не ожидал удара. А самое мерзкое, что у бывшей все может получиться. Такие обвинения, возможно, не повлияют на бизнес в России, но на Западе могут аукнуться большими потерями.

И она это знает, а потому дублирует рассказ на английском.

– Пять лет я замужем за мужчиной, которого боюсь. Я запираю дверь спальни на ночь, а утром вслушиваюсь в звуки внизу, чтобы выйти после его ухода. Возвращаясь с учебы, я стараюсь прошмыгнуть в комнату как можно тише, чтобы муж не вспомнил о моем существовании. Я почти не вижу его дома, но каждую ночь – в кошмарах.

Она отставляет планшет в сторону, обрывая на полуслове и смотрит снизу вверх своими огромными глазищами. Я прочитал запись от начала и до конца, наверное, тысячу раз, но, черт подери, как же странно слышать это ее голосом.

Я думал, мы прекрасно не замечали друг друга все годы брака, делая вид, будто даже не знакомы. Она серьезно запиралась на ночь?

– Чего не дочитала-то? Там очень подробное описание нашего знакомства. Кстати, спасибо за подробности, а то я нихрена не помню.

– Это не я.

Аврора говорит так тихо, что мне не сразу удается ее расслышать.

– Ага, интернет-барабашки. Подслушали, как ты ноешь подружке, и теперь плагиатят наш прекрасный роман. Так?

– Я… не знаю… я никому не рассказывала то, что здесь написано.

– Да неужели? Только… – Я беру планшет, сверяясь с цифрами. – Двум сотням тысяч посетителей блога. Аврора, на что ты надеешься? Что уничтожишь меня? Да, пожалуй. Ты не боишься, что  я успею раньше? Если ты так меня боялась, когда мы поженились, почему вдруг перестала бояться сейчас?

– Я! Этого! Не! Писала!

Она вскакивает с дивана, с неожиданной – и откуда только взялась! – силой отпихивая меня.

– Ага, это я написал! Днем он суровый мужик, а ночью курит, пьет холодный кофе, плачет и пишет грустные блоги, блядь!

– Еще раз тебе говорю, я понятия не имею, чей это блог! Может, и твой! Ты ведь не гнушаешься использовать любые методы, чтобы показать мне мое место, да?! Тебе просто нужен повод!

– Мне нужен повод?! То есть это я нахуярился в дрова и полез в твою койку?! То есть это я взял машину и въехал в твою?!

– Нет! Зато ты очень умело присвоил все деньги моего отца!

– А ты решила в ответ поделиться этим со всем миром, пожаловаться и подзаработать на рекламе и интервью?!

– Поделиться?! Пожаловаться?!

Аврора срывается на крик. На раскрасневшиеся щеки проливаются две дорожки слез. Меня бьет током. Надя плакала так же. Ее глаза мгновенно наполнялись слезами, казалось, она вообще не способна контролировать это и порой сама удивлялась слезам.

– Для чего делиться?! Чтобы снова услышать, что я сама виновата?! Чтобы мне снова сказали, что я не так вела себя?! Не так была одета?! Не то сказала, недостаточно твердо сказала «нет», или что вы там придумываете, чтобы получить то, что хотите?! Чем я должна по-твоему поделиться?! Тем, как умело захапала богатого мужика?! Это же мне говорили! Хоть кто-то поверил мне?! Хоть кто-то допустил мысль, что я не шантажировала тебя заявлением, чтобы получить твою фамилию?! Хоть кто-то сказал «Как жаль тебя, Аврора»?! Нет! Все, что я слышала, когда пыталась поделиться, это знаешь, что?! ТЫ. САМА. ВИНОВАТА. Думаешь, я бы повторила это на многомиллионную аудиторию?!

Она хватает планшет и бросает мне.

– Почитай! Почитай комменты! Я это написала?!

До комментариев я не долистал, на самом деле я даже не видел эту вкладку, будучи слишком зол на бывшую за текст. Но открыв новую страницу, вижу самый заплюсованный комментарий: «Очередная тупая пизда пять лет сидела на Мальдивах, а как кормушка уплыла из рук, приобщилась к Me Too в поисках хайпа».

«А зачем шататься по странным отелям в чем мать родила? Может, надо скромнее одеваться?».

«Ага, а замуж все-таки вышла. Не хотела бы, не дала, а то как сидеть замужем за олигархом, так «счастливая жена и мамочка», а как поработать как белые люди – так «помогите, насилуют!».

– Там тебя еще красавчиком называют на второй странице. И просят поделиться.

Но вот что интересно: среди всей этой вакханалии интернет-троллей и просто мразей всех форм и видов куча комментариев поддержки. Есть даже несколько довольно разумных юридических советов. Тысячи всевозможных контактов психологов и телефонов доверия. Сотни оскорблений меня.

Но Аврора их будто не видит.

Она тяжело дышит и пытается вытереть слезы, но они нескончаемым потоком все текут и текут. Я хотел бы ей не верить, но Аврора не актриса. Она не умеет врать, она никогда не умела сражаться, и даже если ее кто-нибудь надоумил создать этот блог, она уже тысячу раз пожалела. Пожалуй, я перегнул палку и напугал ее сильнее, чем стоило.

– Убери это… – вдруг жалобно говорит она.

Аврора никогда ни о чем меня не просила так. Не умоляла.

– Я знаю, ты можешь. Убери. Пожалуйста, сделай, чтобы этого блога не было… Они расскажут имена. Я же… все узнают. Что я буду делать?

Не могу так больше. Прости, Надя, я клялся не прикасаться к твоей дочери, но я не могу. Я пытаюсь ее ненавидеть, но получается только хуже. Правда в том, что я уже причинил ей боль и, в сущности, нет никакой разницы, что будет дальше.

А дальше я притягиваю ее к себе и запускаю руку в мягкие кудри, чтобы прикоснуться к влажным от слез губам и поцелуем поймать тихий испуганный всхлип.

Я никогда ее не целовал. По крайней мере, не помню этого. У нас не было торжественной регистрации, никто не просил жениха поцеловать невесту и не кричал «горько!» за праздничным столом. И я даже не знал, что можно почувствовать, всего лишь поцеловав ее. Всего лишь сломав слабое сопротивление, прижав к себе и раздвинув губы языком.

Аврора словно никогда не целовалась, и мне подумалось, что так оно и было. Пока я трахал девиц всех мастей, она запиралась в комнате на ночь. Ей было не до поцелуев.

А сейчас она или боится настолько, что не может пошевелиться, или чувствует то же, что и я: нереальное, сносящее крышу, желание. Ее запах сводит с ума, из приоткрытого окна доносится шум моря, и я не могу остановиться. В первый раз следует целовать иначе. Нежнее, осторожнее.

Но я так не умею.

Спускаюсь на шею, пальцами обводя ключицу. Слышу тихий стон Авроры и понимаю, что не могу остановиться. Должен, но не могу. Влечение к ней злит, но бороться с  ним бесполезно. Кажется, я хочу ее с той ночи в клубе, но, возможно, захотел намного раньше.

Ее рука слабо бьет меня в плечо, и я перехватываю запястье, стараясь не задеть синяк. Глажу тонкую нежную кожу. Простая ласка вызывает у Авроры почти что панический страх – его хорошо видно в глазах. Она смотрит, как напуганный зверек, но почему-то не двигается с места. Кожа на шее краснеет, завтра останутся следы. Губы припухли и блестят от влаги. Безумно хочу снова к ним склониться. А потом не выпускать ее из спальни остаток вечера и всю ночь, пока она не перестанет сопротивляться и не начнет повторять мое имя, перемежая его стонами.

Перед глазами вдруг встает совсем другая картина. И совсем другая Аврора. И ощущение ее рук, которые я вжимаю в мягкое покрывало постели.

Вздрогнув, я отступаю на шаг, с сожалением выпуская бывшую жену из объятий.

– Ты не сопротивлялась, да? Тогда, пять лет назад. Ты не сопротивлялась, и я даже не понял, что тебе страшно. Я все думал: как я мог забыть? Почему ты не остановила меня?

Она со всей силы дает мне пощечину и обхватывает себя руками. Аврору бьет мелкая дрожь, только совсем непонятно: из-за нашего поцелуя или потому что я напомнил о страшной ночи.

– Ты обещал! Ты обещал, что ко мне не прикоснешься больше! Никогда так не делай! Никогда!

Она несется к двери, отчаянно дергает ее и, поняв, что та заперта, лихорадочно осматривается, словно собираясь найти что-то, чтобы разбить стекло. Прежде, чем мой домик превратится в поле боевых действий, я отпираю дверь, потому что удерживать Аврору здесь дальше нет смысла. Я верю, что не она писала блог, и мне надо как следует поразмыслить над тем, кто подобрался к нам так близко, что рискует уничтожить обоих.

И еще немного остыть. Мне нужен холодный душ. А еще лучше горячий душ и капелька фантазии, потому что если я не сброшу напряжение, то просто сдохну, раз за разом вспоминая вкус ее губ и ощущение бьющейся венки на шее, которую завтра она будет стыдливо прикрывать шарфиком.

От Авроры остается только соленый запах моря, легкий летний ветерок и чувство полного опустошения. Я без сил прислоняюсь лбом к холодному стеклу и вдруг понимаю, что не спал больше суток. Как только прочел эту запись, так и не смог заснуть. Бесился, пил, бил посуду. Потом отслеживал телефон Авроры и несся сюда, как только не улетел в какой-нибудь кювет. Но теперь силы кончились.

Неохота идти наверх, в спальню, поэтому  я ложусь на диван в гостиной и на миг закрываю глаза. Всего на миг, чтобы немного отдохнуть, а потом – искать, искать и еще раз искать. Мой бизнес зависит от того, смогу ли я уничтожить блог и все его упоминания в сети, но еще это нужно сделать для Авроры. В ее глазах было что-то пугающее, и я совсем не хочу знать, как на ней отразится публичное раскрытие нашей истории. Она верит, что я смогу помочь, а я даже не знаю, получится ли. Интернет – то немногое, над чем моя власть ограничена.

Хотя порой кажется я не хозяин даже собственным желаниям.

Кручу между пальцев кольцо. С бриллиантом, как у взрослых. Думаю, Надя знает, что я добыл деньги на него не совсем законным способом, но ей должно быть плевать. Я отчаянно хотел подарить что-то, соответствующее ей. Наивный идиот, я верил, что если ее семья увидит такой подарок, то отнесется ко мне благосклоннее.

Я так и не успел его ей отдать.

– Можно я заберу это?

Поднимаю глаза. Судьба вновь подарила мне встречу с этой новой Надей: такой, какой она была бы, останься жива. Мы могли бы встретиться вновь, уже взрослыми. Интересно, вспыхнула бы та же страсть, что была у нас в юности? Или та, что я испытываю к ее дочери?

Надя бы точно убила меня, узнав, как я мучаю Аврору.

– Оставь мне, – хрипло прошу я. – Оставь на память. Я храню его, чтобы тебя помнить.

Она задумчиво улыбается и все же забирает у меня кольцо, а вместе с ним, кажется, и половину души.

– Я подарю тебе что-то другое. На память. И ты меня никогда не забудешь.

Когда отбирают душу становится тяжело дышать.

Меня будит стук в дверь. Сначала я не понимаю, что происходит и где я нахожусь, а потом сознание включается, и я иду открывать. По правде говоря, это или обслуживание номеров или остывшая Аврора. Но мир снова меня удивляет: на пороге светленькая подружка, с которой бывшая жена приехала на отпуск.

Уже стемнело. Луну скрыли низкие свинцовые северные тучи.

– Здравствуйте, извините, пожалуйста, я ваша соседка, Лиана. У вас нет лишнего фонаря в машине?

– Есть, а что случилось?

– Моя подруга куда-то пропала, мы пойдем ее поищем, а фонарики на телефонах слишком слабые.

– Что?! Аврора не вернулась домой?!

Аврора

Губы соленые и холодные, как и руки. Зачем я умывалась морской водой? Завтра лицо облезет и будет выглядеть так, словно я всю жизнь считала слово «косметолог» матерным.

Но я лукавлю: хорошо знаю, зачем. Я хотела стереть вкус его губ, избавиться от ощущения горящей кожи. Но не так-то просто избавиться от перевернутой и перемолотой души. Я не знаю, почему сижу за камнями, у самой кромки воды, не в силах оторвать взгляд от розовых рассветных красок. Но знаю, почему испытываю к себе отвращение.

Потому что было не противно.

Страшно, неожиданно, но не противно.  Островский удивительным образом поймал момент, когда я на секунду поверила, что он не враг, что у него можно просить защиты. И словно пробрался за барьер, который я так тщательно строила.

Теперь у меня нет безопасного места. И я могу закрыться на тысячу замков, но внутри себя крепость не выстрою.

– Так и думал, что ты найдешься на рассвете, – слышу я откуда-то со стороны леса. – Ты же богиня зари.

– Ты серьезно настроен довести меня до ручки, да? Неужели сложно уйти? Почему тебе так нравится издеваться?

Виктор с удивительной ловкостью по камням добирается до моего убежища, чтобы усесться рядом, достать из кармана куртки сигареты и закурить.

– Видишь ли, в чем беда, мне несложно уйти, но твои друзья в шаге от того, чтобы звонить в МЧС. Они почему-то уверены, что ты пошла плавать и утонула. Так что если не вернемся через полчаса, спасатели начнут прочесывать дно. Тебе впаяют штраф за ложный вызов, и не хватит на новый айфон.

– Я оставила Лиане сообщение.

– Что ж, или она – тупая истеричка, или сообщение не дошло до адресата.

Вот черт. Я ведь довольно долго здесь сижу… а еще забыла телефон и даже не могу посмотреть, отправилось ли сообщение. Идиотка! Могла бы дождаться двух галочек, но я даже не глянула, в истерике выбросив опостылевший кусок пластика. Здесь частенько пропадает интернет, и вот – я повела себя как свинья.

Островский задумчиво рассматривает небо, курит и молчит, будто ждет от меня каких-то оправданий или извинений. Но я так устала, что не способна говорить. Болит горло, в глаза будто насыпали песка, а еще немного ноет нога – я приложилась ею, когда лезла по камням.

– Это что такое?

Виктор хмурится, замечая у меня в руке упаковку таблеток. Я пытаюсь спрятать ее в карман и отвернуться, но разве можно ему вообще сопротивляться? Это бессмысленное занятие.

– ****зопам, – читает название. – По рецепту?

– По рецепту, – бурчу я.

– Сколько выпила?

– Одну!

– Врешь?

– Вот еще! Из-за каждой скотины рисковать здоровьем. Чем я, по-твоему, их запивала? Дождевой водой? Из моря полакала?

Островский посмеивается, но возвращает мне блистер. Я рада, что выпила успокоительное до того, как он пришел, и теперь могу быть относительно нормальной: огрызаться, шутить, внятно отвечать на вопросы. Не хочу, чтобы он видел меня такой, какой я могу быть, когда становится совсем невыносимо.

– Я не буду обещать, что удалю блог. Но буду пробовать. И надеюсь, ты будешь мне помогать, по крайней мере информацией. Давай-ка на секундочку ты забудешь о наших отношениях и моем сволочизме, и сделаешь вот что. Если это ты, если блог твой, и ты просто испугалась, то скажи мне сейчас. Я больше не причиню тебе боль. Но ты сделаешь это сама, если побоишься сказать.

– Это не я. Но…

– Но?

Я засовываю руки в карманы толстовки, и там сжимаю острый блистер с таблетками. Кажется, до крови – во всяком случае боль отрезвляет.

– Это делает кто-то, кто очень хорошо знает меня. И… этот человек может рассказать то, о чем ты не знаешь. О чем никто не знает.

О чем я поклялась молчать, особенно в присутствии отца. А теперь придется признаться, иначе за меня это сделает аноним.

– Слушаю.

Островский выглядит холодным, равнодушным и спокойным, но мне совсем не становится легче.

– Папа боялся, что я забеременею. Что внебрачный ребенок станет позорным пятном на его репутации дипломата. У нас же была образцовая семья.

– Ты что, сделала аборт?

Я качаю головой, и от ряби на поверхности воды она начинает кружиться.

– Не знаю. Через два дня я купила таблетку экстренной контрацепции и выпила. Я даже не знаю… папа потом настаивал, чтобы мы завели ребенка. И я не могла ему сказать, а… а в больнице сказала. Сказала, что он разрушил мою жизнь, что если я и была беременна, то бесконечно рада, что избавилась от этого, что едва брошу горсть земли на крышку его гроба, подам на развод, что он не имел права ненавидеть меня всю жизнь и наказывать за то, что осталась жива, что я не убивала маму!

Я чувствую, как меня снова накрывает, и срываюсь с места. Здесь некуда бежать, только карабкаться по камням, но на это у меня нет сил, поэтому я оказываюсь по щиколотку в воде, не удерживаюсь и падаю, промочив джинсы и кроссовки. Ночью вода дико холодная, она больно щиплет кожу, но в то же время немного приводит в себя. Отряхиваюсь и ищу мель, чтобы вернуться к камням. И как я теперь вернусь в дом? Кроссовки ужасно скользят.

– Он умер через неделю после этого разговора, но я больше не заходила. Может, кто-то слышал наш разговор… и тогда все это обязательно окажется в интернете. Интересно, что тогда обо мне напишут?

– Хорошо, что мы не завели ребенка, – задумчиво говорит Островский. – Идем, иначе простынешь.

Он протягивает руку, на которую я смотрю с ужасом и недоверием. Прикоснуться к Виктору, вот так запросто, подобно тому, чтобы вырвать наживую больной зуб. Я стою в ледяной воде, чувствуя, как немеют ноги, и не могу заставить себя пошевелиться. Принять помощь чудовища, от которого очень долго пряталась за хлипким замком не замечая, как сама превращаюсь в монстра, неспособного на любовь и сострадание.

– Ты не была беременна. Я не могу иметь детей.

Он врет, я знаю. Пять минут назад он спрашивал, не делала ли я аборт, поэтому он врет. Но мне становится немного легче. Достаточно для того, чтобы вложить онемевшую руку в горячую грубую ладонь.

***

Мы выбираемся наверх, туда, где начинается лес. У меня в кроссовках противно хлюпает вода, идти довольно тяжело. К счастью, несмотря на ночь, на улице довольно тепло, и я могу снять мокрую толстовку. Жаль, нельзя снять джинсы, они тоже противно прилипают к коже. Уже почти светло: в это время ночь длится едва ли час. Пожалуй, рассвет над морем с его мягкими красками и нежным рассеянным светом заслуживает особого внимания, но я могу думать лишь о том, что Виктор рядом.

– Стой, – говорит он, – дай сюда.

Прежде, чем я успеваю сообразить и начать отбиваться, он поднимает меня на руки с такой легкостью, словно каждый день привык таскать взрослых девиц.

– Я могу идти сама!

– Ага.

Естественно, ему плевать на мое мнение, а я слишком устала, чтобы спорить. Некоторое время я пытаюсь держать спину ровно и лишний раз к нему не прикасаться, но не выдерживаю напряжения и с облегчением прислоняюсь к его груди. Меня вновь окутывает аромат терпкого мужского парфюма – и губы, было успокоившиеся, начинают гореть.

– А теперь, когда ты не отвлекаешься на то, чтобы не убиться в мокрой обуви, слушай, как мы поступим. Не перебивай и не спорь. Во-первых, уйми свою ненависть и прекрати на меня шипеть, по крайней мере, на людях. Если кто-то за тобой приглядывает, то может и фоткать, и записывать видео. Соображаешь? Наш загадочный автор может творить не только литературно, но и наполнять блог визуальным контентом. Поэтому никаких скандалов на публике. А еще я проверю всех твоих друзей и знакомых, особенно эту активную Лиану.

– Она ни при чем!

– Не сомневаюсь, что ты в это веришь. Однако хочу убедиться сам. Не лезь мне под руку, понятно?

– Да, – угрюмо бурчу я.

Мне совсем не улыбается, чтобы Виктор Островский лез в мою жизнь своими лапами, но страх, что все вскроется и в блоге появятся наши имена сильнее ненависти, страха и обиды.

– Чудненько. А еще ты не будешь заходить на тот сайт. Ни для того, чтобы прочитать записи, ни для комментов. Забудь о его существовании.

– А если появится что-то новенькое?

– Я с тобой любезно поделюсь. Я серьезно, мои айтишники будут отслеживать твой трафик…

– Что?! Нет!

Я не хочу снова оказаться в зависимости от Островского! Я не хочу, чтобы его люди лазили в моих мессенджерах, соцсетях, истории! Не хочу, чтобы ему докладывали, что я гуглю и какие статьи читаю.

– Да я как бы не спрашиваю у тебя разрешения, а уведомляю. Если тебе интересно, я и так за тобой слежу, я же не через хрустальный шар определил, что ты едешь сюда.

Я теряю дар речи. А вместе с ним приобретаю дикое, почти неконтролируемое желание зубами вцепиться в шею сволочи. Тем более, что она очень близко, можно во всех деталях рассмотреть напрягшиеся мышцы и небольшой шрам, которого я до сих пор не видела. Хотя я и в глаза-то ему смотрела всего пару раз с момента регистрации.

– Ненавижу тебя!

– Не сомневаюсь. Так вот, не лезь в эту клоаку. Тот, кто ведет блог, может тебя засечь и использовать это в своих целях. Не хватало мне еще слива твоих эротических фоток.

– У меня нет эротических фоток!

– Скучно живешь, – хмыкает Островский.

Мы сворачиваем на облагороженную тропинку, ведущую к отелю, и я понимаю, что как ни старалась, далеко все же не ушла. Слишком быстро выдохлась и забилась в первый попавшийся укромный уголок.

Не знаю, что я должна чувствовать, возвращаясь в отель на руках у бывшего мужа, но я чувствую облегчение.  Я никому не рассказывала о последнем разговоре с отцом и, пожалуй, Виктор – последняя кандидатура, которая пришла бы мне в голову, чтобы выговориться. Но ему оказалось рассказать проще. И он не сделал того, чего я боялась от окружающих: не осудил.

– И еще кое-что. Пока я не прибью эту мразь, влезшую в мое (ну и твое по совместительству) прошлое, ты будешь жить у меня.

– ЧТО?!

Я так громко восклицаю, что Островский от неожиданности едва не роняет меня прямо в мокрую от росы траву.

– Нет! Я не буду с тобой жить!

– А где ты будешь? В отеле? Куда может войти кто угодно? Или снимешь квартиру? Где ты собираешься жить, Аврора, зная, что кто-то наблюдает за тобой, ловит каждое твое слово, чтобы выкатить очередную статейку? Башня из стекла и бетона, где ради пропуска надо разве что не жопу изнутри показать, отлично подходит.

– Я не могу с тобой жить, – тихо говорю я в надежде, что Виктор, который протягивал мне руку, чтобы помочь выбраться из холода, вернется и поймет.

– Придется.

Мы подходим к домику. Внутри горит свет и видно фигуры: кажется, мои не спят. Мне снова стыдно за то, что сбежала и никого не предупредила. Да я бы убила, если бы кто-то так сделал!

Вдруг становится смешно: мы останавливаемся возле двери, как будто вернулись со свидания и теперь прощаемся. В кино на этом месте обычно следует или поцелуй или жутко неловкое «пока». Но мы не в кино. Я мечтаю как можно скорее оказаться внутри, в тепле и вдали от Островского. Единственное, что этому мешает: сам Островский, сжимающий мое плечо и не дающий уйти.

– Я не превращусь в принца. Не стану зализывать твои раны и вытаскивать тебя из ямы. У нас есть общая проблема и, решив ее, мы расстанемся, как и планировали.

Его голос ниже обычного, с легкой хрипотцой. А темп речи размеренный и чересчур медленный, будто слова даются Островскому с трудом. Я чувствую ком в горле. Заговорить получается не сразу.

– Я миллион раз задавала себе тот же самый вопрос. Почему я даже не попыталась тебя остановить тогда. Пыталась найти какие-то причины. Логику. Даже где-то вычитала подобный совет, о том, что лучше лишиться девственности, а не жизни. Но правда в том, что я просто испугалась. Не нашла в себе сил бороться. И, наверное, действительно виновата сама…

Я всхлипываю, не сдержавшись, и Островский делает то, чего я меньше всего от него ожидаю: привлекает меня к себе, заключая в объятия. Я слышу и чувствую, как бьется его сердце, замираю и даже дышу через раз. Мне кажется, никто и никогда меня так не обнимал. Разве что бабушка в далеком детстве.

– Нет. Не виновата. Но платишь все равно ты. Это несправедливо, но это жизнь, котенок. Учись ее жить.

Открывается дверь домика, Виктор разжимает руки, и я резко отшатываюсь, поспешно вытирая слезы. Лиана с облегчением выдыхает и кидается мне на шею с возгласом «Убью!». Она так крепко меня обнимает, что, кажется, вот-вот задушит. А когда чуть успокаивается, и я оказываюсь на свободе, Островского уже нет на крыльце: перемахнул через перила и скрылся в своем домике.

Опять перепахав мне всю душу.

Глава шестая

Виктор

Остаток ночи она мне снится. Аврора.

И хотелось бы сказать, что это милые, трогательные сны с глубоким смыслом и теплым чувством, но нет. Это те самые сны, после которых просыпаешься с каменным стояком и весь день чувствуешь себя неудовлетворенным.

Разные сны начинаются одинаково: я обнимаю ее на крыльце домика, а она жмется, как котенок. Потом я ее целую, а потом беру во все места, позы и локации. Просыпаясь, я помню на ощупь ее гладкую кожу, помню, как вхожу в нее, тугую и горячую, помню стоны, крики, исцарапанную спину и затуманенные удовольствием глаза.

Даже поддаюсь иллюзии и в ванной осматриваю плечи, но следов ногтей на них, конечно, нет.

Мой утренний душ проходит под фантазию о том, как она сидит на коленях в огромной ванне, под горячими струями воды, губками обхватывая мой член. Увы, рука не сравнится с минетом от женщины, которой ты одержим, но после разрядки хоть немного, но легче. Я стараюсь не думать, снится мне Аврора или это некий образ Нади, я вообще не хочу думать обо всем этом. Мне и так хватает геморроя с блогом. Но фантазии никак не выходят из головы.

На веранде накрывают завтрак, я просил подать его как можно раньше и на улицу. В окно я вижу, как шустро снует туда-сюда горничная, а когда она заканчивает, я набрасываю куртку и выхожу, чтобы выпить кофе, пока тот не остыл.

И вижу ежика.

Ну то есть это Аврора, конечно, но больше всего она напоминает надутого недовольного ежа. Закутанная в одеяло с ног до головы, взъерошенная, сонная. Она, кажется, так и не спала этой ночью. Интересно, из-за блога или нашего поцелуя?

В сравнении с ней я неприлично доволен жизнью. Аврора делает вид, будто меня не замечает, но я нет-нет да ловлю ее взгляды в сторону моих тарелок. Ее друзья, похоже, любят поспать и завтрак заказали позже. Бывшая довольствуется кофе.

Я стараюсь не думать о том, что завтра привезу ее к себе. Придется отдать единственную спальню, я совершенно не готов делать ремонт ради пары недель, которые могут потребоваться, чтобы погасить скандал из-за блога. Авроре придется пережить некоторое количество неприятных дней, потому что вряд ли она вдруг в один миг перестанет меня бояться.

– А можно мне отдохнуть до воскресенья без твоего присутствия? – вдруг спрашивает она. – Ты ведь приехал, чтобы разобраться с якобы моим творчеством. Раз оно не мое, можно мне глоток свободы?

Читать далее