Читать онлайн Город туманов 3 бесплатно

1.1

Моросивший дождь серебряной россыпью ложился на лобовое стекло, дворники на котором едва успевали его смахивать. До Нового года оставалось чуть больше недели, а город, казалось, пытался поставить какой-то антизимний, а заодно и антипраздничный рекорд, и задавливал улицы таким густым туманом, что, невзирая на многочисленные уличные фонари и подсветки празднично украшенных магазинов, машины едва ползали по дорогам и повсеместно попадали в совсем не праздничные ДТП.

Белый Nissan LEAF на удивление легко скользил сквозь туман, который на самом деле вовсе не был атмосферным явлением, как считали люди, а был остаточным следом чар еще со времен переворота, настолько въевшимся в улицы и подворотни, что в виде тумана он стал неотъемлемой частью не только этого города, но и многих других городов по всему миру.

Машина, круто моргнув синими полицейскими сигналками, сбавила скорость и мягко свернула в арку дома, и, ненадолго осветив фарами двор, остановилась.

Чародейка, благодаря которой туман и был не помехой на дороге, томно взглянула на водителя. Это было уже четвертое свидание, которое они устраивали со старшим лейтенантом Антоном Усовым, надеясь довести его, как любили говорить американцы, до… Да хоть до какой-нибудь базы, но каждый раз что-то шло не так, как было задумано.

Перед первым свиданием… Это, кстати, даже было комично. Короче, полковнику Звягинцеву пошла не в то горло долька апельсина, которой он закусывал в конце тяжелого рабочего дня коньячок, и чародейке, получившей экстренный сигнал по средствам женских криков, долетавших даже в туалет на самом верхнем этаже участка, где она наводила красоту, пришлось бросить все, включая кавалера, ожидавшего ее внизу, и спасать всеми любимого Николая Константиновича от совершенно тупой апельсиновой смерти.

Понятное дело, что коварная долька апельсина с ее помощью вышла со скорость света, но вот коньяк, которым на свою чародейскую голову Гера решила повторно успокоить нервы полковника, заходил медленно, и свидание из-за уважения все к тому же полковнику пришлось окончательно перенести.

Второе свидание сдвинулось лучше, но у одних милейших людей, живших над квартирой старшего лейтенанта, неожиданно прорвало батарею, и ему пришлось срочно мчаться на место происшествия, в то время как самой чародейке отправляться на поступивший ночной вызов на убийство.

Третье свидание после еще одного вызова на убийство вышло достаточно спонтанным, от чего и имело все шансы на успех, но было испорчено Виком, с чего-то решившем, что и Гера, и Антон добровольно подписывались на участие в ежегодной благотворительной акции типа "накорми бомжа", только с более красивым названием.

Накормить они накормили, но настроение было уже не то. И вот ради уже четвертого свидания чародейка, самую малость пребывавшую в раздраженном нетерпении, пошла на беспрецедентные меры.

Нет, она не сняла шляпу. И нет, она не надела нижнее белье. Она надела ботфорты на высоком каблуке, позаимствованные у прекрасных соседок. А еще она надела юбку. Причем, не форменную ментовскую, а красивую такую, черную, с запахом и высокой посадкой, подчеркивавшей талию, но не сильно короткую, а такую, чтобы было немного места для фантазии. И, судя по тому, что вместо ресторана Антон завез ее в укромный дворик, Гера не прогадала, ведь в том укромном дворике, в уютной машине старшего лейтенанта с такими мягкими и приятными на ощупь сидениями ее, наконец-то, ждал секс.

Жаль только, что на пустой желудок, но зато как романтично!

"А пожрать и потом можно будет", – подумала Гера, рассматривая в свете приборной панели повернутое к ней лицо старшего лейтенанта.

Медленно и очень нежно Антон коснулся рукой ее щеки, а в следующую секунду он уже сидел на заднем сидении с удобно устроившейся у него на коленях чародейкой, решившей чуток форсировать события.

В машине как-то сразу стало жарко, и старший лейтенант, охотно отвечавший на ненасытные поцелуи Геры, решил незамедлительно помочь ей избавиться от белой рубашки, в то время как она, будучи также личностью многозадачной, занималась ремнем на его брюках.

"Скорей, скорей!" – мурчала про себя она. – "Кролик заждался!"

Какого именно кролика Гера имела в виду – того, что предположительно жил в ее шляпе, или же того, который напряженно стоял у старшего лейтенанта в штанах, и которого она не очень удачно обозвала именно кроликом (хотя, может, и удачно, с учетом того, какими кролики были любвеобильными и плодовитыми) – судьба, или лучше было сказать злой рок, утаила и от Геры, и от Антона по одной простой причине: рация в машине старшего лейтенанта затрещала простуженным голосом Литвинова.

– У нас 105-й… Кхе-кхе… – прокашлял майор. – Лен… Кхе-кхе… Ленсовета, 12.

Чародейка сдавленно выдохнула и, очень некультурно выругавшись, неохотно отстранилась от Антона, выражение лица которого напоминало то, которое было бы у любого нормального мужика, чей пенис мало того, что обозвали кроликом, да еще и не дали возможности доказать, что в работе он был как минимум львом. Ну, или тигром.

105-м обозначали особо жестокие убийства, и не отреагировать на такой вызов, тем более с учетом того, что за последние полторы недели он был уже не первый, не мог ни явно опечаленный кролик старшего лейтенанта, ни виновница столь странного прозвища, то бишь очень раздраженная и неудовлетворенная чародейка.

По указанному майором адресу находилась Церковь Рождества святого Иоанна Предтечи или, как ее еще называли, Чесменская церковь.

Территория вокруг нее была оцеплена в радиусе 50-ти метров, а сама церковь, выполненная в псевдоготическом стиле, была зловеще окутана туманом, особенно холодный оттенок которому придавали установленные прожекторы, и пока чародейка, громко стуча каблуками, шла к желтой ленте, ее провожали как тихие освистывания, так и недоброжелательные взгляды полицейских и разного рода зевак, собравшихся поблизости места преступления.

Гера, привыкшая и не к такому, не обратила на это внимание. Ее гораздо больше интересовала человеческая голова, насаженная на крест над колокольней.

– Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, и получите дар Святого Духа, – вещала во всеуслышание голова. – Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное.

Литвинов тупо топтался у входа в церковь, то ли ожидая, что голова сама свалится ему в руки, то ли надеясь, что она хотя бы заткнется.

Его откровенно штормило и пошатывало, и вообще майор выглядел не очень: расхлестанный, небритый, румяный, кашляющий, одним словом – заразный.

– Подарочек… кхе-кхе… на католическое… кхе-кхе… рождество, – сипло сказал он, подошедшему к нему Антону, хотя лихорадочный взгляд его был прикован к чародейке.

Гера даже не взглянула на него и молча взмыла вверх. Такой расклад между ними наблюдался с тех пор, как она узнала о похождениях майора в Ростове и в Румынии, и именно это стало одной из причин появления у старшего лейтенанта рации, ведь ко всему прочему Литвинов в припадке сучности (ну, или кобелизма) умудрился похерить свой мобильный, и, так как чародейка игнорила его, посредством рации майор еще больше, чем прежде наседал на Антона.

Геру это не волновало, как и не волновало ее то, что Литвинов болел и с особым дружелюбием заражал всех, кого мог, на что чародейке при каждом удобном и не очень удобном случае жаловался дежурный в их участке, в свою очередь получавший гневные жалобы ото всех жертв, включая начальника районной полиции.

Болезнь Литвинова для чародейки новостью не была, ведь она была одной из первых, кто ощутил ее начальные симптомы. Метка в принципе включала в себя защиту от болезней, но гораздо более серьезных, чем элементарная простуда, и Гера, прикрыв на всякий случай Антона, предпочла не вмешиваться, наивно предположив, что майору хватит мозгов закинуться хотя бы парацетамолом Ан-нет! Он даже и не подумал этого сделать и продолжил свое геройское отмачивание ног и всего прочего, пребывая со своей верной подругой винтовкой то в одной бессмысленной и, главное, абсолютно безрезультатной (не считая, конечно же, простуды) засаде около дома генерала Карташова, то в другой.

– Как дела? – как всегда бодро поинтересовался Карим, энергично щелкая камерой. Так как никто из людей-криминалистов летать не умел, и от предложения Карима помочь им освоить этот несложный трюк криминалисты единогласно отказались, именно чародею-лаборанту и выпала честь собирать улики на крыше колокольни.

– У меня или у него? – с невозмутимым видом уточнила Гера, кивнув на чмокающую синими губами в перерыве между своими изречениями голову. В некоторой степени чародейка находила ее забавной, как и чары, которые были на нее наложены, но в тоже время голова раздражала Геру, так как, во-первых, дико воняла, а во-вторых, именно она простуженным голосом Литвинова испортила ей все планы на вечер.

– У него точно все плохо, – между тем усмехнулся Карим, которого, очевидно, не смущала ни вонь, ни то, что голова вдруг обратила на него свой невидящий взор.

– Покайтесь, – выплюнула она, включив энный повтор, – и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, и получите дар Святого Духа. Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное.

– Я же сказал! – еще шире усмехнулся лаборант.

– Тело нашли? – спросила Гера.

– Ищут.

– Эй! Тут помощь нужна! Человеку плохо! – громко раздалось снизу, но чародейка не обратила на это внимания. Внизу стояла труповозка, куда смело можно было обращаться в подобных случаях.

"Гера, Литвинову плохо", – следом за криками снизу раздался в голове тревожный голос Антона.

Чародейка отвела взгляд от ровного среза головы и лениво взглянула вниз. То, что майору было плохо, причем, по жизни, было широко известным и неоспоримым фактом, который к ней не имел никакого отношения, хотя и отдавал чародейке, связанной с майором не только ментально, но и через метку, в некотором роде физически, аккурат под ложечку.

– Запакуешь?

– Запакую. – Карим оставил камеру висеть на ремне на шее и достал из кармана элегантного твидового пальто большой пакет для улик. – Татьяна Сергеевна небось уже заждалась в морге очередной подарочек, – весело хихикнул он.

Чародейка вздохнула и плавно спустилась вниз. Столпившиеся патрульные расступились перед ней, будто она была какой-то мессией, и торжественно явили ее взору распластавшегося на земле Литвинова, намертво державшего во рту дымящуюся сигарету, которую при всем опыте не смогли вытащить даже милейшие парни из труповозки.

Поправив шляпу, Гера присела на корточки и ладонью коснулась щеки майора. К слову, он был не в отрубе, а просто в состоянии полной температурной флегмы, и на его румяных до невозможности щеках можно было смело жарить яичницу.

Температура была, наверное, за сорок, в растертом манжетам пальто носу жарко булькали сопли, а с правой стороны туловища, облепленного насквозь мокрой от пота рубашкой, явно что-то тоже происходило.

Короче, плох был Литвинов, и сердобольная чародейка в остроконечной шляпе сжалилась над ним.

1.2

Запах вишневых сигарет четко и лаконично размешивал все другие запахи, как ложка сахар в чашке с горячим кофе. Последним, кстати, тоже пахло, и Литвинов непроизвольно сглотнул.

Он понятия не имел, где находился, и на чем таком мягком лежал, но точно знал, что рядом сидела чародейка, а раз она сидела рядом, то все было либо очень хорошо, либо очень плохо.

Второй вариант майору казался более правдоподобным, так как ему на самом деле было очень даже неплохо по сравнению с предыдущим плохо. Разве что, отсутствие рубашки и обуви несколько напрягало майора.

Хладнокровно оценив дырки на носках, Литвинов зачем-то пошевелил пальцами на ногах и перевел взгляд на грациозно сидевшую на стуле чародейку, невозмутимо потягивавшую из одноразового стаканчика кофе.

– Привет… – выдал он, пытаясь придать голосу уверенное звучание. Все-таки, раз Вельма была рядом с ним в столь непростую для него минуту (вероятно, послетемпературного тупняка) и даже смотрела на него, то момент был более чем подходящий для попытки хотя бы сделать вид, что между ними все было в порядке. Однако в горле оказалось суше, чем в пустыне, и его голос, и без того песочный, хрипло ушел метра на два вниз, придав слову вопросительное звучание.

Чародейка шумно втянула воздух. Янтарные вкрапления в ее глазах проступили очень ярко, и к Литвинову подплыла бутылка воды.

Ее молчание, как и фокусы-шпокусы, конечно, были не тем, что он ожидал, но, рассуждая на удивление ясно, Литвинов посчитал это хорошим предзнаменованием. Все-таки тяжело было вот так… с ней… не общаться. В смысле, не то, чтобы он с ней не общался, то есть не пытался общаться после той сочной пощечины, которую от нее получил, но… Короче, можно было бы уже и помириться, что ли.

Спустив ноги с низкой койки, Литвинов сел и, открутив бутылку, начал жадно пить, параллельно осматриваясь. Похоже, что Вельма заботливо притащила его в больницу. Нет бы домой к себе или к нему, а впрочем…

"Хоть не в морг", – констатировал про себя майор, вновь окинув чародейку оценивающим взглядом.

А что это такое на ней было надето? А! Они ж с Усовым все не теряли надежду культурно перепихнуться после официального жратвоприема в каком-нибудь типа ресторане с возмутительно завышенными ценами и не менее возмутительными маленькими порциями!

"Ну, да! Ну, да!" – хмыкнул про себя Литвинов, рискнув предположить, что ни жратвы, ни перепиха у Вельмы не было, ведь она самоотверженно посвятила вечер работе и немножко ему, бедному майору, словившему какую-то очень злую бациллу.

Мда… Удачно угораздило майора заболеть! А все из-за проклятого Карташова, что б его!

Мысль оборвалась и Литвинов, разинув рот, вытаращился на Вельму, успевшую не только допить свой кофе, но и, сексуально цокая каблуками, отчалить со стула по направлению выхода.

– Может, хватит, а? – мгновенно вышел из себя Литвинов, кинув взгляд на пистолет, лежавший вместе с кобурой и одеждой на потертой тумбочке у койки. Честное слово, майор готов был пустить его в ход, лишь бы эта ху*ня закончилась!

Чародейка остановилась и, обернувшись, смерила Литвинова очень нехорошим взглядом с намекающими на неприятности янтарными вкраплениями.

Майора это не испугало и, зажав бутылку так, словно та была гранатой, он встал на ноги и грозно направился к Вельме.

– Хватит уже! – повторил он, остановившись в двух шагах от чародейки, пышущей невинно завуалированной под шляпу угрозой.

– Хватит? – удивленно переспросила Вельма, сверкнув глазами. – Ты знаешь такое слово? Может, знаешь и слово "нет"? – продолжила она. – Или "личное"?

Литвинов насупился и разогнал желваки. Сказать, что ему так уж было стыдно за то, что он сунул свой майорский нос в жизнь Вельмы, причем, вопреки ее желанию, он не мог.

Вообще, вспоминая те свои действия, в смысле поездки в Ростов и Румынию, что в принципе было для Литвинова, человека не очень мобильного, из ряда вон, майор приходил к выводу, что все то было каким-то наваждением, которое он не мог объяснить.

Да, рыть он начал осознанно, но далее… Так ли он управлял всем? Или же кто-то невидимый направлял его, сделав тем самым Литвинова неким инструментом, который должен был просветить Вельму, а когда этого не произошло, все тот же невидимый сделал это сам, сдав майора с его новыми познаниями чародейке?

Впрочем, в данный момент Литвинова это вовсе не волновало, ибо он был зол и твердо намерен положить конец тому неудобству, что доставляло ему поведение Вельмы. И пох*й, что, имея полное право на него злиться, чародейка могла превратить его в козла или в отбивную!

– Перестань! – со всей строгостью, на которую только был способен, приказал Литвинов. – Что сделано – то сделано! Хочешь ты того или нет, но теперь ты знаешь правду! Так что давай…

– Что? – перебила Вельма, вызывающе вздернув подбородок. – Поблагодарить тебя? Попросить сопроводить меня к семье, чтобы поговорить по душам?

– А почему нет? – так же вызывающе кинул ей Литвинов, распаляясь все больше в связи с непробиваемым упрямством чародейки, ну никак не понимавшей, что он не семью ее хотел перетирать, а помириться с ней.

– Почему? – Чародейка сунула руки в карманы не по сезону тонкого плаща. – Дай-ка подумать… – С самым серьезным видом она задумчиво облизала губы, чуть подкрашенные темно-вишневой помадой. – Может быть, я не такая толстокожая, какой меня считают, и не горю желанием услышать, что такое проклятое отродье, как я, не хотели знать? Что я вообще не должна была родиться? Такое тебе в голову не приходило?

При любых других обстоятельствах Литвинова бы глубоко тронула внезапная откровенность Вельмы, причем откровенность по факту, а не с драматичными бабскими соплями, но конкретно в тот момент майор был решительно настроен двигаться дальше по личному минному полю чародейки.

– Нах*й тогда ты это носишь? – спросил он, ткнув пальцем аккурат в то место на груди Вельмы, где из-под белой рубашки выглядывал золотой медальон.

Лицо чародейки осталось опасно неизменным. Она вытащила руку из кармана, и зловеще натянула ниже свою остроконечную шляпу, которую Литвинов ей же и подарил на пару с Усовым. Янтарь в ее глазах зловеще полыхнул, и майор уже приготовился к худшему, но Вельма лишь повернула голову чуть вправо.

– Вик! – негромко позвала она. – Он весь твой!

Дверь тут же открылась, и в комнату спешно вошел старый чародей – тяжелая артиллерия, к которой Вельма не постыдилась прибегнуть, дабы избавить свою дражайшую персону от общества пренеприятнейшего майора, то бишь Литвинова.

– Ай, Олежа! Олежа! – сразу же запричитал Вик. – Ну, как же так, а? – всплеснул он руками. – Вот и что бы ты делал без Герочки?!

– Х*ерочки! – рыкнул Литвинов, гневно запустив бутылкой в то место, где еще секунду назад стояла Вельма.

Вик не дал бутылке упасть и расплескать остатки воды, и с помощью чар отправил ее в безопасное место. По ходу, старого чародея нисколько не задело, что Вельма вот так просто свалила, и он уже вовсю предвкушал, как будет воплощать в жизнь то, ради чего его и позвали.

– Давай, Олежа, одевайся! – Вик засуетился около тумбочки с одеждой Литвинова. – Ты, наверное, голодный! Я тебе супчик сварю!

– Не хочу я супчик! – капризно огрызнулся Литвинов, принимая от Вика свою рубашку, к слову, очень несвежую и плохо пахнувшую.

– Олежа, я не спрашиваю, хочешь ты супчика или нет, – учительским тоном ответил старый чародей и, собрав кобуру и пальто Литвинова, придвинул к нему ботинки. – Тебе, между прочим, еще и аппендицит удалили! А это, мой дорогой, не шутки!

– Что мне удалили? – взревел Литвинов, выкатив глаза и, следуя своей неподражаемой логике, схватился за свое мужское достоинство, то бишь член.

– Аппендицит. Это такая совершенно не нужная гадость, – терпеливо пояснил Вик. – Давай, Олежа, одевайся!

По поводу того самого "что", то бишь аппендицита, Литвинов ревел еще с час, и даже овощной супчик Вика не смог остановить поток его возмущения. Он-то думал, что Вельма его в нормальную больницу притащила, а оказалось, что ей взбрело в голову уложить его на койку подпольной клиники, да еще и отдать его, беззащитного и ох*енно сексуального, в распоряжение мясника Айзека (гея, между прочим), очевидно, вторым именем которого было Удалю Аппендицит и все прочее, что плохо лежит или торчит. А Литвинов, между прочим, был еще молод, и все его лежавшие и торчавшие части были ему и самому нужны, даже если они находились в плохом состоянии!

Неугомонный Вик, принявший близко к сердцу произошедшее с Литвиновым, окопался в его шкафу, где бесстрашно вступил в бой с одеждой. Сам же Литвинов, несмотря на дурное настроение, тоже успел совершить подвиг, и даже не один: он не только тщательно вымылся, побрился и расчесался, но и обрезал ногти на ногах.

Прошлепав босиком на кухню, Литвинов достал из холодильника бутылку водки, а из шкафчика стакан, в котором сидел большой таракан. Вытряхнув последнего в раковину, Литвинов сел за стол и плеснул себе пол стаканчика. Супчик – супчиком, а водка все же была калорийнее.

– Пффф!

Водка, что называется, не пошла и, забрызгав все на расстоянии приличного плевка, Литвинов вытаращился сначала на стакан, а потом на бутылку. Неужели водка пропала? Он же ее только купил!

– Вот сука! – выругался Литвинов, вспомнив вежливую продавщицу, которая втюхнула ему до слез паленую водку. – Бл*дь такая! – буркнул он и потянулся к сигаретам. – Кхееее!

От первой же затяжки в груди будто бомба взорвалась, и Литвинов исключительно усилием воли не дал бронхам (а то и легким) вылететь изо рта. Тут-то до него и дошло, где была зарыта собака.

– Она это специально сделала! – рычал он, истерично вышагивая по кухне взад-вперед. – Чтобы извести меня, бл*дь! Окончательно!

Резко свернув по направлению к коридору, который вел в комнату, Литвинов, вне себя от ярости, схватился за открытую припотолочную кладовку, и начал подтягиваться. Причем, хорошо так подтягиваться. Более того, до этого он успел неплохо поотжиматься, а еще ему необъяснимым образом хотелось бегать. Ну, в смысле, как на тренировке. Можно было даже и с грузом прожитых лет.

Вик, сидевший за столом, посмотрел на Литвинова с неким одобрением: пить не мог, курить тоже, зато спортом начал заниматься. Чем не повод был для одобрения?

– Олежа, – миролюбиво начал старый чародей, отложив в сторону пару новейших носков, которые он героически нашел в шкафу, – это наверняка временный побочный эф…

– Специально! – перебил Литвинов, не столько сексуально напрягая мышцы, сколько смешно дергая ногами. – Специально! – повторил он. – Я это знаю! Она мне так мстит! – с чувством выплюнул Литвинов в заключение своей гневной тирады.

– Олежа! Ну будь справедлив! – Вик решил зайти с другой стороны. – Ты ведь и правда поступил нехорошо. Герочка просила и тебя, и Антона не делать…

– Ага! – снова перебил его Литвинов. – Вот только Усову сиськи ее достались, а мне аппендицит!

Он спрыгнул на пол и подошел к столу. Где-то в глубине души Литвинов знал, что Вельма не сделала ему ничего дурного, по крайней мере, намерено, но курить-то хотелось страшно.

– Олежа, вам надо помириться! – Вик разложил носки на столе и выразительно посмотрел на Литвинова. – Будь мужчиной и изв…

– Думал об этом! – в третий раз перебил Литвинов, оперевшись руками на стол. – Но если я ее за волосы схвачу, она ж меня точно кончит! – с самым серьезным видом добавил он.

Вик открыл рот, чтобы, видимо, прояснить Литвинову некоторые моменты, которые тот не дал ему высказать, но передумал и обреченно вздохнул. В конце концов, если в свои почти сорок один Литвинов считал, что примирение с женщиной предполагало таскание ее за волосы, то кем таким был старый чародей в свои слегка за шестьдесят, чтобы с ним спорить!?

– Мужчиной… Мужчиной… – озадаченно пробормотал Литвинов, глазами пожирая пачку сигарет. – Вик, а у тебя деньги есть?

1.3

Казалось, темнота опустилась на город так давно, что была уже глубокая ночь, и чародейка очень удивилась, обнаружив на наручных часах с треснувшим циферблатом подползавшую только к семи стрелку.

На кухне дотушивалась кислая капуста, а в холодильнике томился свеженький винегрет, но после лечения майора, которое она провела совершенно осознанно и добровольно, у Геры не было никакого аппетита. И, время от времени икая его токсинами, она просто смотрела в окно на затянутое туманом здание городского вокзала. Хорошо, что Айзек согласился заняться аппендицитом, а то Гере было бы совсем скверно, ведь все, что так или иначе относилось к Литвинову, имело поразительное свойство вызывать не только икоту, но и тошноту.

В принципе у Геры был выбор: она могла избавить себя от икоты и не пропитываться у себя дома запахом тушившейся капусты, а нежиться в объятиях Антона, но сыпавшая библейскими проповедями голова, не говоря уже про Литвинова, порядком притупила желания чародейки, и она не стала даже возвращаться на место преступления, где старший лейтенант оставался курировать поиски тела той самой головы.

Икнув особо сильно, Гера убрала руку от медальона, который непроизвольно теребила, и перевела взгляд от окна на свою шляпу, энергично шевелившую исправленным после боевого помятия кончиком.

Такой способностью, а именно подавать сигналы, когда поблизости намечалось чаровмешательство, Гера наградила шляпу недавно, чтобы разгрузить себя в плане прибавившихся обязанностей по защите всяких сомнительных личностей и отслеживанию потенциальных угроз в режиме 24/7.

Кончик шляпы описал настойчивый круг, и чародейка ослабила защитное поле, пропустив незамысловатую вазу, расписанную детской рукой, с пышным букетом ромашек.

Считать содержавшееся в них послание для Геры не составило труда и, выгнув бровь, она задумчиво прислушалась к характерным бухающим звукам в подъезде, доносившимся сквозь входную дверь даже в комнату.

– Открой дверь? Серьезно? – Чародейка прислонилась к дверному проему и скрестила руки на груди. – Это все, на что хватило твоей фантазии?

Литвинов, очевидно, стараниями Вика, вылизанный, как любимый котеночек, да еще и им же доставленный точно по адресу, разве что, без подарочного бантика, мужественно выпятил грудь вперед.

– Я еще пахлаву принес, – прямо с гордостью сказал он и потряс фирменным бумажным пакетом с некоторых пор любимой Герой кондитерской "Восточные сладости", на которую ее навела Микка, и которую майор умудрился запомнить.

Чародейка смерила прямо образцового Литвинова с его новой аурой покорности задумчивым взглядом. Откровенно говоря, его поступок, в смысле его приключения в Ростове и в Румынии, произвели на нее сильное впечатление.

Катаясь по вечерам в полупустых вагонах метро, Гера обдумывала его открытия, с переменным успехом пытаясь унять злость. И нет, злило чародейку вовсе не то, что она узнала из воспоминаний Литвинова, и не то, что он пошел против ее воли, а злил чародейку сам Литвинов, мужик крутой во всех смыслах, но не нашедший в себе смелости, чтобы все самому ей рассказать, просто посадив за стол и плеснув в стаканчик водки.

Собственно, отсутствие водки и честности со стороны Литвинова, к которому Гера смогла проникнуться крепкими дружескими чувствами, причем, взаимными, и стало решающими аргументами в пользу того, что происходило между ними с тех пор. И если бы майору не стало плохо, Гера, невзирая на нытье Вика, мусолила бы Литвинова и дальше, но Его Величество Аппендицит привел свои аргументы, и лед в сердце добрейшей чародейки тронулся. Все-таки майор был хорошим человеком и не имел в мыслях ничего дурного.

Отступив, Гера без лишних слов пропустила своего незваного гостя в коридор. Литвинов вошел и занял неуверенную позу, немного глупо держа в руках бумажный пакет из кондитерки. Аура его по-прежнему прогнозировала покорность, на которую намекал и бурчавший желудок майора.

Вик, наверняка, накормил его своим фирменным овощным супчиком, но с вероятностью в сто процентов вечно голодный Литвинов тем самым супчиком уже пописял, и не исключено, что у дома чародейки.

Впрочем, отчасти Гера наговаривала на майора в плане вечного голода. Когда он болел, то вообще практически ничего не ел, и Вик до такой степени наседал на нее своими жалостливыми "Олежа из-за тебя голодает!", что чародейка почти начала в это верить.

Тут, правда, стоило отметить, что не последнюю роль также сыграли и некоторые вещи, которые Гера видела в воспоминаниях Литвинова о войне, но то уже была история не для вечера примирения.

– Есть хочешь? – спросила чародейка, рассматривая здоровый румянец на щеках майора. Не зря все-таки ей икалось: токсинов она вытянула с него столько, что ему можно было брить яйца и смело отправлять в детский сад на радость няничкам.

– Хочу, – скромненько ответил Литвинов.

Ел он с аппетитом, если не сказать жадно, и Гера, отщипывая пахлаву, с интересом ожидала дальнейшего развития событий, ведь по мере насыщения аура майора приобретала все более и более решительные оттенки.

– Извини.

Гера ополоснула руки после сладкой пахлавы и, взяв полотенце, повернулась к Литвинову. Рядом с ним стояла чашка с чаем, который он сделал себе по сверхсекретной армейской методике: сначала раздавил ложкой лимон с сахаром, потом кинул пакетик с чаем и только потом залил кипятком.

– Я не должен был делать то, что сделал, – добавил он и кратко заключил: Я козел.

Чародейка отложила полотенце и, подкурив сигарету, пробежала по Литвинову очередным задумчивым взглядом. Будь у нее шоколадная медалька, она бы съела ее, а фольгу отдала бы майору за то, что, скрепя зубами от недостатка никотина, он с непоколебимым видом чистосердечно признал, что был козлом.

Однако, какой бы петух не клюнул его в мошонку, вынудив тем самым мало того, что попереться в Ростов, так еще и попереться в Румынию, было одно большое, жирное "но", которое Гера не могла не принять во внимание: кто-то очень сильно подсобил майору в его внезапной одержимости раскопать ее прошлое.

Сделав глубокую затяжку, Гера села за стол и протянула Литвинову свою сигарету.

– Ты же понимаешь, что тебя вели за ручку? – На стол перед Литвиновым опустилась та самая фотография, которая в свое время очень "порадовала" чародейку в баре. – Что каждый твой шаг, – продолжила она, – каждый сантиметр пути, который ты прошел, был продуман не тобой?

Даже если бы Гера не получила анонимное фото и, нарушив, к слову, свой личный кодекс, не побывала в голове Литвинова, а узнала бы обо всем напрямую от него, она бы ни за что не поверила в то, что на ее майора свалилось мегавезение, и что в кротчайшие сроки он раскрыл дело более двадцатилетней давности, отыскав его исток не где-то там на районе, а в другой стране.

Кто-то вел Литвинова. Причем, с помощью чар. И этот же кто-то, не получив желанного результата, в смысле не дождавшись, чтобы майор сам рассказал о своих находках Гере, снова взял все в свои руки и подкинул чародейке обновленную фотографию из той партии, что также анонимно ранее попала к ней в руки. И вот это Геру нешуточно беспокоило.

Если кто-то посмел управлять Литвиновым, то ничего хорошего это в принципе сулить не могло. Достаточно было вспомнить Антона, из которого Гера лично извлекла капсулу с жидкими чарами, которые попали в него в обход ее метки.

Литвинов жадно вцепился в сигарету и, пару раз кашлянув, запыхтел, как новенький паровоз.

– Приходило в голову, – пыхнул он, удовлетворительно прищурив глаза.

Чародейка подкурила другую сигарету и пододвинула к себе фотографию. Чары из нее давно выветрились, но сама фигура Литвинова казалась Гере окутанной теми чарами, что сопровождали его в Румынии, будто фотограф намеренно запечатлил их для нее.

"Гера, ты где?" – прозвучало в голове. – "Ты с Олегом?"

"Да, малыш", – мысленно ответила чародейка, посмотрев на Литвинова. – "Что у тебя?"

"Мы нашли тело".

1.4

К счастью или, к сожалению, для промерзших патрульных тело, чья голова до недавнего времени атмосферно украшала колокольню церкви, обнаружилось на соседствующем с ней кладбище.

Возможно, это произошло бы раньше, но туман, собственно, как и страх, существенно стопорили поиски на каждом шаге, и только благодаря усердию старшего лейтенанта Усова, мечтавшего как можно скорее порадовать чародейку, поиски тела не были отложены на утро.

С удовольствием кусая фильтр дымящейся сигареты, Литвинов грел руки в карманах чистейшего бежевого пальто и плелся за Вельмой, кидая грозные взгляды на патрульных, не скрывавших свою зависть в связи с его цветущим внешним видом, в то время как сами они готовы были последовать его недавнему примеру и свалиться в лужу от той самой заразы, которой майор их и наградил.

"Слабаки!" – позлорадствовал про себя Литвинов, стрельнув глазами на чародейку, как и всегда сравшую на мнение окружающих.

Не то, чтобы сам Литвинов не срал на то, что думали окружающие, но то, как это делала Вельма, доставляло ему особое удовольствие, тем более в свете того, что они с ней помирились. Ну… Вроде как.

– Как заново родился! – с улыбкой поприветствовал майора Усов, проводив прошедшую мимо него чародейку влюбленным взглядом.

– Твоими молитвами, – буркнул Литвинов, ни сколечко не клюнув на доброжелательность старшего лейтенанта.

По его личному мнению Усов был только рад тому, что Вельма не общалась с майором и, соответственно, не рад, что она начала общаться.

Литвинов даже не исключал, что голодный в сексуальном смысле мозг Усова обвинял его, то есть майора, в преднамеренном заражении и последующим "кхе-кхе-кхе" с целью разжалобить молодую чародейку, славившуюся в узких кругах своей добротой и отзывчивостью даже к таким козлам, каким был Литвинов.

Тут, конечно, майор утрировал, причем, сильно, но к мягкому комплементу со стороны своего старшего лейтенанта все равно отнесся отнюдь не со слезами радости в связи с их крепнувшей дружбой.

Перекатив сигарету на другую сторону рта, Литвинов прищурил левый глаз и, наконец, уделил свое внимание телу, которое уже вовсю вытянув шею через едва заметную желтую ленту осматривала Вельма. Это очень ему не понравилось. В смысле тело, чья голова и так порядком задолбала его своими тупыми речами про грехи.

– Пожалуйста, скажи, что убийца нормальный чародей! – став рядом с чародейкой, чуть ли не взмолился майор. Ему хватило одного взгляда на тело, чтобы почувствовать неизбежно приближавшиеся к его горлу челюсти начальства.

– Что нормального может быть в чародее, который такое делает? – резонно отметил Усов. Как и чародейка, он не пересекал желтую ленту, чтобы не затоптать улики, а вот Литвинов так и норовил влезть туда, как свинья в огород.

– Чувство юмора, – мрачно ответила Вельма, с непроницаемым видом рассматривая под ярким светом прожектора обезглавленное тело священника с вываленным членом, красноречиво покрытым губной помадой красного цвета.

Опустевший участок с сонными дежурными, едва ли начавшими украшать любимое КПП еще советской мишурой, выглядел уныло, и только из-за двери 311-го кабинета с особой энергией бил яркий свет трудолюбивых умов и никогда не спящей буквы закона.

Вращая в руках зажигалку, Литвинов наблюдал за склонившейся над его столом чародейкой. Ее, в отличие от распустившего слюни Усова, пялившегося исключительно на ее зад, интересовали материалы дела последнего убийства, но за неимением на тот момент таковых, она сосредоточенно перебирала предыдущих два убийства, которые с вероятностью в 99% собирались стать глухарями.

Литвинова же в свою очередь интересовала грудь чародейки. Не в смысле сиськи, а выглядывавший из-под рубашки медальон, будто так и дразнивший майора некой загадкой.

В лучших традициях характера Литвинова, его радость по поводу примирения с Вельмой быстро отошла на второй план, и в майоре уверенно начала просыпаться подозрительность. Уж больно легко все прошло с ней. Слишком легко.

В тот вечер, когда Вельма обо всем узнала, она ударила его так, что у майора часа два пекло щеку и еще и глаз дергало. Далее были ее мастерские выкидоны с молчанием и редкими фразами "да, майор", "нет, майор". Теперь же перед ним была добрая версия чародейки, не только не бросившей его подыхать в луже, но и накормившей так вкусно, что Литвинов буквально со слезами на глазах думал про пачку пельменей, лежавшую у него дома в морозилке.

Подкурив сигарету, Литвинов перевел взгляд на лицо Вельмы и мысленно вернулся к ее словам в госпитале. Она выдала себя. Выдала, что думала о том, что выяснил Литвинов про ее семью.

Впрочем, майора бы куда больше обеспокоило, если бы Вельма об этом не думала, но все же что-то в ее поведении было не таким, как обычно. Причем, уже какое-то время.

Литвинов выпустил дым через нос и скользнул оценивающим взглядом по Усову.

Неее… Дело было не в нем.

Вик? А причем тут вообще был Вик?!

Хотя… Старый чародей умел зудеть, но все же нет.

Может, дело было в Карташове? Если у него и были какие-то мстительные планы, то внезапное покушение на него переиграло все.

С другой стороны, Карташов был чародеем, и преград для него не существовало, так что он мог что-то делать. Например, слать Вельме трупы котят или щенят. Птенцов замерзших, может.

Литвинов до боли сжал челюсти. Если бы тогда на крыше он выстрелил лучше и убил бы Карташова, то вопрос безопасности Вельмы вообще не стоял бы ни на какой повестке.

Впрочем, вариант с генералом майор также откинул. Если бы тот что-то делал, чародейка реагировала бы незамедлительно, а уж об этом бы точно знал или Вик, или Усов, или вообще весь разнесенный ею город, и, значит, знал бы и Литвинов.

Майор задумчиво затянулся. А может, дело было в той х*йне, что осталась в ней после морока? Литвинов вспомнил, как шевелились синии линии, оставленные мороком на ее теле и непроизвольно подался вперед, прямо неприлично уставившись на чародейку.

– Что? – спросила Вельма, заметив его взгляд.

– Где? – на автомате выдал Литвинов.

Чародейка чуть прищурила глаза, задумчиво втянув носом дым, которым ее щедро окутывала сигарета майора, и у него возникло внезапное чувство, будто Вельма видела его насквозь.

– Есть… кхе… мысли? – Литвинов кивнул на папки и отодвинулся, скрипнув удивительно живучем креслом, только лишь благодаря чуду до сих пор не рассыпавшемуся под ним.

Чародейка вздохнула и вновь опустила взгляд на нераскрытые убийства автомеханика и сотрудника ботанического сада. Она лично подтвердила присутствие следов чар на местах преступлений, а также на телах, но за неимением хоть каких-то улик даже ее хваленая интуиция не позволила делам пойти дальше стола майора, в чем полковник Звягинцев, прекрасно информированный о том, что между Литвиновым и Вельмой произошла ссора, преспокойно обвинил самого Литвинова. В смысле, и в ссоре, и в отсутствии продвижений по делам.

Вельма приоткрыла губы, но звонок телефона не дал ей ответить. Литвинов уже даже не пытался отыскать свой смартфон и с раздражением посмотрел на Усова, принимавшего теперь большую часть звонков, так как рации типа той, что верой и правдой ныне служила майору, были далеко не у всех звений правоохранительной системы.

– Тело благополучно воссоединилось с головой, – окончив разговор, поведал Усов. – С ними пока работает Карим, так что результаты предварительного осмотра будут только утром, а результаты полного вскрытия к вечеру.

Литвинов очень недружелюбным взглядом смерил старшего лейтенанта, разве что не выпрыгивавшего из штанов от радости, что работать было не с чем и можно было вернуться к соблазнению чародейки.

Может, где-то в глубине души майору и хотелось подгадить мечтателю Усову планы, но, увы и ах, работать реально было не с чем, и Литвинову пришлось смириться с тем, что кому-то ночью будет хорошо, но точно не ему.

Едва получив разрешение уйти, выраженное сухим кивком майора, Усов засуетился вокруг чародейки, открыто поощрявшей его поведение.

"Видать, и у самой зудит", – подумал Литвинов и отвел от нее взгляд.

– Подкинуть тебя домой? – любезно справился Усов.

– Нет, – буркнул Литвинов, сделав вид, что не заметил взгляда Вельмы и вообще вдруг озаботился своей кобурой с любимым Макаром.

Докапываться, почему нет, Усов не стал, впрочем, как и чародейка, сделавшая свои выводы, и вместе они такие счастливые типа и вдохновленные предстоявшем трахом направились к выходу.

"Олег!" – Литвинов вскинул взгляд на остановившуюся в дверях Вельму. – "Ты мне, кстати, должен еще одно извинение", – мысленно добавила она, коварно сверкнув глазами.

После того, как закрылась дверь кабинета, майор еще с минуты две, наверное, просидел с видом глубокой задумчивости и, только когда сигарета обожгла ему пальцы, он пришел в себя.

Сходив в автомат за кофе, Литвинов сделал несколько глотков и, подкурив новую сигарету, улегся на диван, на котором так любила тусоваться Вельма.

Ловко она так его подловила, решив воспользоваться поцелуем, который сама и организовала, чтобы легче было влезть ему в голову!

"Ладно! Извинюсь!" – недолго думая, решил Литвинов.

Вик занял ему две тысячи, четыре сотни из которых ушли на сладости и сигареты. Букет ромашек Литвинову по-дружески организовали бесплатно, так что майор до ожидаемой со дня на день зарплаты, мог позволить себе купить чародейке какую-нибудь мелочь типа мягкой игрушки.

И нет, не потому, что его вдруг накрыло чувство вины, что он не устоял перед ее губами, а просто чтобы уже окончательно поставить точку в той истории, а также чтобы спокойно продолжить заниматься не менее важными делами. Например, устранением Карташова. И под устранением Литвинов имел в виду именно устранение. Смерть, короче.

И никакие флешки, которыми в свое время была озабочена Вельма, никакие взорванные госпитали, никакое подполье, никакие мотивы, связи и прочее значения не имели. Карташов был угрозой для чародейки и для всех тех, кто был ей дорог, поэтому задача для Литвинова была предельно простой: уничтожить.

Как? Вопрос был хорошим, ответ на который Литвинов в компании винтовки с полной пулями-красавицами с жидкими чарами а-ля от Вика обоймой, безуспешно искал в течении не одной ночи, проведенной на ледяном чердаке высотки, расположенной через один дом от того, в котором жил Карташов, ни разу даже, сука, не появившийся в окне.

Покушение на генерала подняло много шумихи: СМИ наперебой сыпали известиями о его мучительной кончине от рук чародеев, но МВД быстро взяло ситуацию под контроль, оперативно изъяв все видео, включая любительское. На местные каналы было оказано нужное давление и уже на следующее утро ведущие новостей со стеклянными глазами и наигранным ужасом в голосах грамотно вещали о вопиющей выходке чародеев-радикалов, жертвами которой стало несколько приближенных к генералу служащих, а те его подчиненные, что лишь пострадали, охотно рассказывали о мужестве генерала, бесстрашно спасавшего других, в то время как он сам был ранен.

Примечательно, что ни одна скотобаза в погонах, включая отдел внутренних расследований, в котором работало больше всего любителей теорий заговоров, не провела параллель с тем, что подобное чародейское облако, которое самым подлым образом атаковало генерала поздним вечером, ранее уже шалило в городе и почти отправило на тот свет одного оперативника, причем, чародея, а точнее – чародейку.

И вот на этом самом месте, в смысле, загадочном чародейском облаке и начиналось то, что активно взрывало мозг Литвинова, наличие которого очень многие ошибочно ставили под сомнение, считая майора грубым и тупым дуболомом.

– Облако… – пробормотал Литвинов, пуская дым в потолок.

Чародейское облако, поглотившее в тот вечер дом генерала, было не чем иным, как мороком. Доказать это майор не мог, но чутье, опираясь на единственные кадры происходившего в тот вечер, которые успели показать СМИ, подсказывало, что он не ошибался.

Вик, единственный, с кем Литвинов в то время мог консультироваться по этому вопросу, не мог подтвердить, что это был морок, хотя так же, как и Литвинов, видел тот экстренный выпуск новостей. Он говорил, что чар было много и по одному внешнему виду определить их, как правило, было невозможно.

Тем не менее, Литвинов стоял на своем и всячески подбивал старого чародея обсудить этот момент с неразговарившей тогда с майором Вельмой, загадочным образом связанной с мороком, часть которого мало того, что осталась в ней, так еще и весьма активно отреагировала на происходившее в тот вечер, ползая под кожей на ее руке и будто желая поздороваться со старшим братом.

Этот факт, который Литвинов видел собственными глазами, очень даже намекал на то, что тот морок, в захват которого в свое время попала чародейка, и тот морок, который атаковал Карташова, был делом рук одного и того же лица, и при любых других обстоятельствах Литвинов бы уперся в стену, ломая голову над тем, кем же было то самое лицо, которое, очевидно, было чародеем, но… Но! Литвинов не безосновательно считал, что никакого покушения на Карташова не было, что на самом деле генерал сам и выпустил тот морок (возможно, даже случайно в порыве гнева), и что тот морок, который чуть не убил Вельму (к слову, сразу после того, как она убила типа любимицу генерала Октавию), также был выпущен им.

Генералу и чародею по совместительству не составило бы труда организовать сброс вызова на их отдел, как в свое время поступил Лавлинский, сбросивший на них дело Самойловой.

Доказать эту теорию Литвинов также не мог, но в принципе он и не хотел что-либо доказывать, он просто хотел, чтобы Карташов сдох, причем, желательно от рук майора. И ног тоже, ибо Литвинов по собственному опыту знал, что лежачих били.

Еще одним очень важным моментом оставался конверт, подброшенный Вельме. Исходя из слов чародейки о том, что Литвинова при помощи чар буквально доставили к ее семье, а также то, что одна фотография из конверта, на которой изначально была только церковь, появилась у Вельмы уже с Литвиновым на ней, указывало на то, что тот, кто подбросил конверт и поспособствовал находкам майора, был одним лицом, то есть чародеем, который по неведомым майору причинам очень хотел, чтобы Вельма узнала правду о своем прошлом.

1.5

Чародейка не спеша прошлась по комнате. У Антона она была всего один раз, и его двухкомнатная квартира в новеньком доме оставила у нее приятное впечатление. Сейчас же ее обстановка совершенно не интересовала Геру и, скользнув взглядом по направлению спальни, она повернулась к Антону.

У нее было много разных мужчин и много разных женщин, и каждый первый раз, особенно, когда желание зашкаливало, был по-своему волнительным, ведь ожидания так часто не совпадали с реальностью.

Аура Антона трепыхала, как флаг на ветру, и тепло его тела чародейка ощущала даже на расстоянии. Это возбуждало Геру, но особых сексуальных подвигов от старшего лейтенанта она не ждала. Не потому, что она считала, что доставить удовольствие могли только мужчины постарше, которые, как правило, ее и привлекали, или же женщины, которые не понаслышке знали обо всех тонкостях эрогенных зон и стимулирующих оргазм прикосновений, а потому, что это просто было видно невооруженным взглядом.

По этой причине Гера и не торопилась, подбирая наиболее грамотный подход к получению оргазма. Иначе было никак, ведь она любила идти до конца, и оставлять желания неудовлетворенными было совершенно не в ее стиле.

Чародейка сняла плащ и положила его на черный кожаный диван, стоявший позади нее. Антон в неком подобии транса повторил за ней и снял курточку. Правда, бросил он ее прямо на пол, но не суть.

Игриво сверкнув глазами, Гера взялась за юбку. Тут уже и она не стала замарачиваться и, сбросив ее с себя, просто оттолкнула ногой. Антон облизнулся, ощупывая взглядом едва прикрытый белой рубашкой лобок чародейки, но, не зная, за что хвататься – за свитер шоколадного цвета или за ремень на элегантных брюках – рассеянно забегал руками где-то между ними.

Чародейка облегчила ему выбор, отдав предпочтение свитеру, который просто вдруг исчез с торса старшего лейтенанта. Похвастаться суперкубиками на прессе Антон не мог, но бицухи, как и грудные мышцы, у него были что надо, и теперь уже настал черед чародейки облизнуться.

Поманив к себе Антона, Гера избавилась от своей рубашки. Шляпу, конечно же, она оставила. Ну, на тот случай, если вдруг без должного присмотра из шляпы надумает в самый ответственный момент выпрыгнуть кролик и испортить тем самым все веселье. Нет, нет, нет! Шляпа, кролик и ботфорты надежно остались при чародейке!

Антон остановился ровно на том месте, с которого соски чародейки наилучшим образом упирались в него, а рукам было максимально удобно лечь ей на талию. Он жадно впился в губы Геры и его руки быстро переместились с ее талии на ягодицы, но чародейка только чуть-чуть побаловала его и, отстранившись, присела на диван. Ее попка мгновенно прилипла к кожаной обивке, но Гера не обратила на это внимание и опытно взялась за расстегивание ремня старшего лейтенанта.

Освободив из плена брюк и сексуально обтягивающих боксеров возбужденный член, Гера без промедления взяла его в рот. Минет делать она любила, и член старшего лейтенанта с обоюдным удовольствием заходил то за щеку, то глубоко в глотку, то просто нежился ее губами. Однако в данной ситуации чародейка преследовала не только цель получить удовольствие самой и при этом не обделить удовольствием Антона, но и также снять с него лишнее напряжение, вызванное слишком длительным желанием, чтобы далее можно было уже и спокойно трахаться.

Извержение произошло четко по плану, и, сглотнув сперму, Гера немного пососала яички тяжело дышавшего Антона, смотревшего на нее так, словно это был его первый в жизни минет, причем, шикарный до слез.

Впрочем, отчасти это так и было, ведь у старшего лейтенанта прежде не было чародеек, тем более таких, как Гера.

Довольно причмокнув, она откинулась на спинку дивана и широко развела ноги. С нее прилично натекло на диван, но это ее не беспокоило. На то диван и был кожаный, чтобы подобные мелочи без особых усилий удалялись с него самой обычной влажной тряпкой. К тому же по плану у чародейки было еще много разных выделений и не только на диван.

Убедившись, что Антон заворожено, смотрел туда, куда нужно было, Гера без стыда начала поглаживать свой клитор. Это было приятно. Очень. И так она могла делать до наступления оргазма, но цель Геры была не в этом. В смысле, в оргазме, разумеется, но только в том, который она хотела получить благодаря Антону, для которого и проводились все ее действия: чародейка показывала ему, что она хотела и как хотела.

Будто снова впав в некий транс, Антон опустился на колени. Наклонившись, он обхватил руками грудь чародейки и по очереди попробовал на вкус ее соски, ставшие от возбуждения твердыми.

Чародейка прикрыла глаза, ускорив движения по клитору, а тут и язычок старшего лейтенанта подоспел. Дразниться и играть было не в стиле Антона, и он сразу же принялся за работу. Последняя, к слову, быстро принесла свои плоды, и Гера несдержанно застонала, получая долгожданный оргазм, за которым последовал еще один, только уже благодаря трению члена Антона.

Далее разгоряченная парочка, избавившись от остатков элементов гардероба, включая даже шляпу чародейки, плюнувшей на всяких кроликов, переместилась в спальню и продолжила заниматься сексом. Правда, оргазм Геру больше не посетил, но она не стала на этом заострять и, выдавив из старшего лейтенанта предел его возможностей, довольно уснула в его объятиях.

Проснувшись около четырех утра, чародейка несколько минут рассматривала спавшего Антона. Вообще, она несколько удивила саму себя, потратив столько усилий на него. Малыш, конечно, был милым, и очень нравился ей, но обычно Гера избегала такого, и когда хотела потрахаться, то просто трахалась, а не получив удовлетворения, шла трахаться с другим или другой. А тут она и терпеливой была, и внимательной, и снисходительной. Может, даже и самую малость планку понизила.

"Наверное, старею", – констатировала Гера, нежно припав губами к щеке Антона.

Осторожно, чтобы не разбудить его, чародейка вылезла из-под одеяла и, собрав свои вещи, телепортировалась к себе домой. Приняв душ и надев более повседневную одежду, Гера наспех съела оставшуюся от Литвинова пахлаву и телепортировалась в восточный район города.

Туман недружелюбно зашипел, но чародейка не обратила на него внимания и, подкурив сигарету, не спеша прошла квартал. У еще закрытой булочной, обещавшей накормить всех и каждого настоящей французской выпечкой, чародейка остановилась и устремила взгляд на темные окна старинного дома, в котором по блату жил генерал Максимилиан Карташов.

Литвинов промерзал и пинал х*и в обнимку с винтовкой на чердаке одного из рядом стоявших домов, а она складировала окурки и бумажки от барбарисок здесь, у ни х*я не французской булочной.

Прислонившись к стене, Гера достала барбариску, настраиваясь на уже ставшее привычным сканирование. От Вика она знала, что Литвинов считал, что на самом деле никакого покушения на генерала не было: что Карташов, вероятно, в порыве гнева выпустил не что иное, как морок, сгубивший нескольких его подчиненных и еще нескольких покалечивший.

Более того Литвинов подозревал, что тот морок, который чуть не убил саму Геру (к слову, сразу после того, как она убила типа любимицу генерала Октавию), также был выпущен им.

В принципе это было логично, несмотря даже на то, что майор судил о тех чарах, что были в доме генерала, исключительно по краткому видео, показанному по новостям, которое впоследствии было изъято, как и многое другое, и намертво законсервировано где-то под грифом "Х", но… Но! Логика была той еще дрянью и порой выдавала отнюдь не логичные результаты. Хотя в одном все же Литвинов был прав: это был морок. Однако Карташов не имел к нему никакого отношения.

Гера прибыла на место практически сразу, как увидела экстренный выпуск новостей. Держась в тени и на безопасном расстоянии, она изучала малиновые чары ярости, разрывавшие под алым куполом красного кода, созданного чародейским спецназом, попавших в их захват людей на части. Помочь им было невозможно, и все просто ждали, когда крики жертв стихнут, а чары начнут слабеть.

Чародейка этого не ждала, и ее совершенно не интересовало в тот момент, был ли среди в агонии кричавших генерал. Ее интересовало, откуда морок пришел.

К сожалению, определить это было не так просто, ведь, во-первых, купол создавал ощутимые помехи в радиусе полутора километров, а во-вторых, даже если бы не было купола, чтобы взять след морока, к нему нужно было подойти поближе, чего, конечно же, Гера сделать не могла. Поэтому чародейке оставалось только ждать и надеяться, что ей откроется больше, чем остальным прибывшим на место происшествия чародеям.

Как и в тот вечер, Гера отодвинула рукав плаща и посмотрела на свою руку, на которой сейчас едва ли были заметны следы от морока, с которым в голубятне она познакомилась более, чем близко.

Тот морок, что чуть не убил ее, имел ту же структуру, что и атаковавший Карташова, но генералу он не принадлежал однозначно. Гера имела краткое удовольствие лицезреть его чародейское излучение в день пресс-конференции, когда вскрылось, что он и был счастливым обладателем пули от Литвинова, но она точно могла сказать, что ментальный фон был совершенно иным, и приписывать морок Карташову было бы такой же ошибкой, как и утверждать, что яблоня плодоносила клубникой.

Так вот и возник вопрос: почему? Почему морок неизвестного происхождения, в смысле, неизвестно чей, чуть не убивший Геру, что по ее мнению было случайным стечением обстоятельств, оказался у дома Карташова?

Видимых связей, включая географические, в двух происшествиях не было, поэтому было важно определить, откуда морок пришел. Ну, или на худой конец, хотя бы проследить часть его пути, но, попав к дому генерала только спустя сутки, Гера пришла к выводу, что никакого пути не было: морок бы выпущен непосредственно у дома Карташова, то есть абсолютно осознанно и намеренно.

Гера поправила рукав и, перекатив барбариску за другую щеку, вернула взгляд на темные окна. То, что морок, чей бы он не был, целенаправленно был спущен на генерала, ее не волновало. Она и сама фактически оказалась в ситуации, требовавшей в целях безопасности себя самой и своих близких устранить Карташова. И в принципе Гера могла бы даже за попытку и "спасибо" сказать таинственному чародею, явно имевшему зуб на генерала, да еще и отметить, что совершенно не держала зла за то, что сама чуть кони не двинула. Однако не опять, а снова было "но": часть того морока, причем, вполне живого, была в ней, что как бы связывало ее с тем чародеем. И вот это уже Геру волновало.

– Привет, Арчи!

Парадемон вынырнул из тени и по-собачьи взвизгнул, обвиваясь вокруг ног чародейки, уловившей его типа тайное присутствие еще на кладбище, когда она осматривала обезглавленное тело священника, один вид которого поверг Литвинова в состояние полного сопротивления предстоящего вазелинового напора начальства.

Черт! Бедному полковнику Звягинцеву придется неслабо обновить свой словарный запас, а вместе с тем и коньячный, чтобы выдержать тот же напор, только от другого начальства, не говоря уже о том, чтобы скрыть от прессы вызывающий факт сексуального контакта служителя церкви. Пока не подтвержденного, конечно же, сексуального контакта, но в любом случае вызывающего, что в свою очередь сулило чародейке, как минимум хорошую мигрень.

Арчи передислоцировался Гере на плечо и тихонько взвизгнул. Чародейка погладила ближайший клок чистейшей тьмы, из которой состоял парадемон, вероятно, по приказу Абросимова присматривавший за ней. Ничего милого в этом не было, ведь Гера была лучшим активом чародея, успешно выдававшего себя за человека много лет: она была наживкой.

Гера не утруждала себя попытками вникнуть в суть личной войны Абросимова, как и не искала причин нелюбви к ней Карташова. В то, что все дело было в Октавии, которую она убила, Гера не верила потому, что генерал ни в одной из возможных реальностей не мог произвести впечатление того, кто мог любить, быть привязанным, преданным или хоть что-то в этом роде.

По ее мнению все было гораздо проще: она нарушила какой-то очень важный план Карташова, частью которого была Октавия. Вот и все. И пока Литвинов только собирался сделать предложение руки и сердца своей любимой винтовке, а генерал, х*й знает как не задетый особо мороком, героем отсиживался дома, Гера продумывала план убийства, мягко говоря, идущего в разрез со всеми ее принципами.

– Знаю, – тихо ответила чародейка после повторного, более настойчивого повизгивания Арчи. Чары парадемона проникали глубже, но даже они не засекали активности в доме, кроме самого обычного человеческого сна.

Это вовсе не означало, что Карташов действительно мирно спал без всякой защиты чарами. Защита, конечно же, была, хотя и не из чар. Гера предполагала, что комната генерала была обшита высокачественным свинцом, что, скорее всего, и позволило ему избежать действия морока, сосредоточившегося на тех, кто сразу попался ему на пути, то есть охране генерала, сон которой она с Арчи и улавливала сейчас.

Однако подтвердить присутствие свинца Гера не могла, да и не стремилась, так как вечно там сидеть Карташов все равно не мог. Так что рано или поздно они встретятся. Ну, а далее… Далее будет видно, останется она здесь, или же пойдет дальше своей дорогой.

1.6

Литвинов сонно поерзал по дивану. Он так и уснул, кровожадно и методично рисуя в уме сцены убийства ненавистного ему генерала, и родная кобура с Макаром подло надавила ему ребра. Однако в целом Литвинов недурно-таки выспался. И это на выдавшем все виды диване, который, очевидно, не зря он не дал выбросить Вику, когда тот только пришел в отдел.

Старый чародей тогда все причитал по этому поводу, да сам незаметно прикипел к дивану. Сидя на нем, он часто потом говорил о своих планах после выхода на пенсию. Хотелось, видите ли, ему то ли мир повидать, то ли свою первую любовь отыскать, но Вик, тем не менее, все еще был здесь, что лишь доказывало простой жизненный факт: мечты окрыляли, но корни серой повседневности были сильнее, как и лень.

Со свойственной ему непосредственностью, Литвинов почесал пах, блаженно принюхиваясь к странному аромату кофе, которого в прокуренном лично им кабинете просто не могло быть.

Зевнув во весь рот с нечищеными зубами, Литвинов открыл глаза. Сначала ему показалось, что он снова был в госпитале, ведь над ним стояла чародейка, но тут же Литвинов вспомнил, что, во-первых, быть в госпитале снова у него совершенно не было причин. В смысле, он был здоров как бык. Во-вторых, если бы он даже и был в госпитале, то чародейка вряд ли выглядела бы такой довольной. Ну… Разве что она сама его туда и отправила, что тоже было маловероятным, ведь они с ней помирились. Вроде.

Часто заморгав, Литвинов смерил Вельму понимающим взглядом. Видать, малыш Усов неплохо вдул ей, вот она и сверкала вся, и даже стаканчиком кофе для своего старого майора разжилась.

– Только посмей испортить мне настроение! – пригрозила ему Вельма, по-прежнему сверкая, но при этом строго изогнув брови.

– И тебе доброе утро! – несколько обиженно выдавил Литвинов, в планах которого вот вообще не было портить кому бы то не было настроение. По крайней мере, намеренно и пока кто-нибудь не испортил настроение ему.

Вельма вернула брови в обычное положение и протянула ему стаканчик с кофе, который только благодаря ее стараниям оставался горячим. Подозрительно хмыкнув что-то, понятное только ей, она прошла к окну.

– Отдай!

Литвинов в недоумении замер со стаканчиком у рта. Это она ему говорила или окну?

– Отдай! – повторила чародейка чуть настойчивее.

Омерзительное растение, успевшее заработать себе репутацию хищника, бесстрашно позарившегося на усы полковника Звягинцева, вильнуло колючими побегами, как целка-патриотка, и х*й знает откуда выплюнула чародейке в руки…

– Бл*дь! Мой телефон! – не сдержал эмоций Литвинов, мысленно поставив растение вторым номером после Карташова в своем дедлисте.

– Вещи, Олег, – Вельма открыла ящик стола и, достав зарядное устройство, поставила телефон на зарядку, – должны иметь место, а не валяться где попало, – поучительно сказала она.

Литвинов смерил чародейку своим фирменным угрюмым взглядом и демонстративно громко отпил кофе. Она была моложе его почти в два раза, но при этом смела поучать так, будто в два раза была старше, но майор не стал ввязываться в перепалку, хотя и очень хотел. Надуется еще и снова не будет с ним разговаривать.

– Доброе утро!

Литвинов отвел взгляд от Вельмы и снова отпил свой кофе, даже и не подумав отвечать вошедшему в кабинет Усову, который разве что слепому не показался бы оттраханным на все сто.

А он еще думал, что Вельма светилась. Ни х*я! Это старший лейтенант светился, как новогодняя елка. Хоть в горшок сади да детям на праздник отправляй. Пускай радуются.

Усов между тем нисколько не обиделся на молчание майора и просто протянул ему небольшой бумажный пакет с двумя пончиками внутри.

"Заботливый какой!" – про себя съязвил Литвинов, но слюну сглотнул. Жрать то хотелось.

– Ты кушай, кушай, Олег! – муркнула Вельма, осваиваясь за его столом. – На нас внимания не обращай! Мы всего лишь пришли поработать! – вовсе ни на что не намекая, добавила она.

"А может не дотыкал ее?" – угрюмо подумал Литвинов, искоса взглянув на Усова.

Впрочем, это не было проблемой майора. Если в чем-то Вельма и была права, так это в том, что надо было поработать. Исходя из этого, Литвинов развернул бумажный пакет и с чувством впился зубами в сочный пончик. Чем не работа?

– Надо попасть в морг, – сказала чародейка, ловко перебегая пальчиками с одной кнопки клавиатуры на другую.

– В свое время все туда попадем, – чавкнул Литвинов, чье настроение начало балансировать между нормальным и дурным. Причина у этого, кстати, была вполне естественной: майору давило на клапан.

– Я позвоню. – Усов схватился за телефон.

– А я пойду отолью.

Чародейка брезгливо сморщила нос, но Литвинов даже бровью не дернул. Поставив стаканчик с недопитым кофе на пол, он взял из бумажного пакета второй пончик и торопливо потащился в туалет.

– Товарищ полковник! – отчеканил майор, встретив Звягинцева в том же туалете.

Не ответив на приветствие, полковник смерил Литвинова очень странным взглядом.

– Вот так, майор, – он кивнул на пончик, – приходит старость.

– Не понял…

– Когда жрешь, сидя на толчке, – пояснил Звягинцев, сам державший под мышкой газету.

– Так точно… – глубокомысленно выдал Литвинов. Что-то он не понял, что хотел этим сказать полковник: чтобы он отдал пончик ему?

Звягинцев пошевелил усами и, сделав только ему известные выводы, удалился из туалета, оставив майора тет-а-тет с его пончиком.

Литвинов пожал плечами и, сунув в рот пончик, зашел в кабинку. Пока струя мирно полировала толчок, майор строил планы на вечер. Нет, не как бы себе даму найти, а как попасть в магазин и купить пару-тройку жизненно необходимых вещей. Например, рыльно-мыльные принадлежности.

Он часто ходил небритым, но отращивать бороду отнюдь не собирался. Лезвия у него еще были, а вот пена для бритья закончилась. А еще ему нужны были носки и зубная щетка, само собой к ней зубная паста, еще туалетная бумага и что-то еще, но то уже по месту будет видно.

"Можно и водочки", – подумал Литвинов, дожевывая перед зеркалом пончик.

Умывшись кое-как, майор пошел обратно в кабинет, но у двери, из-за которой лился смех чародейки, остановился.

– Вот же бл*дь! – выругался он себе под нос. Вот за что ему была та парочка, а? За что? А за то, что сквозь пальцы смотрел на внеуставные щенячьи приставания одного своего старшего лейтенанта к другому старшему лейтенанту! Карма, мать ее так, в действии!

По честному дав Усову две минуты, Литвинов решил-таки вломиться. В конце концов, это был его кабинет, и он, как начальник, находил возмутительным то, что ему в принципе приходилось задумываться, а можно ли ему вообще войти.

Вообще-то, на самом деле Литвинов решил вломиться потому, что после смеха Вельмы услышал голос Вика, но то была не суть.

– Вик, тебе делать не фиг? – вместо вежливого приветствия выдал майор. Старый чародей, давно привыкший к манерам Литвинова, расцвел улыбкой и принялся суетиться вокруг него.

– Олежа! Ну, смотри, какой ты помятый! – Вик оценивающе посмотрел на майорскую шевелюру, торчавшую после ночи в разные стороны, но более-менее прилизанную водой. – Надо бы тебя подстричь! – Вик попытался поправить ему волосы, но Литвинов увернулся.

– О! Как это мило! – насмешливо проворковала Вельма, катаясь в своей дурацкой шляпе на кресле майора.

– Займи рот сигаретой! – буркнул Литвинов, сердито посмотрев на Вика, невольно ставшего причиной того, что чародейка стала на верный путь порчи его, то есть майора, настроения.

– Боже! Вы опять ругаетесь! – всплеснул руками Вик.

– Мы не ругаемся, – засмеявшись, ответила ему Вельма. – Мы в морг собираемся.

– О! Я с вами! – Старый чародей, вмиг позабыв про помятость Литвинова, деловито принялся осматривать свой идеальный костюм в клеточку, дополненный белой рубашкой, жилеткой и страшно старомодной бабочкой. – У Танюши сегодня день рождения! Надо ее поздравить!

Литвинов сунул руки в карманы и обменялся достаточно кислым взглядом с Усовым. У последнего с главным судмедэкспертом была своя любопытная история, а у майора своя, причем, вполне положительная, но поздравления и все прилагавшиеся к ним любезности, а после водка и поцелуи… Это даже для душки Усова было слишком. Тем более, что он теперь был писюн, то есть мужик, занятой. В смысле, чародейкой.

– Надо, надо, мальчики! – заметив "энтузиазм" своих бывших коллег, настоятельно сказал Вик. – Невежливо будет! К тому же у Герочки скоро тоже именины, вот и потренируетесь!

Упоминание приближавшихся именин по ходу подпортило Вельме желание подтрунивать над Литвиновым, и она достаточно жестко телепортировала его и Усова, который сто пудов уже обдумывал что-то тошнотворно приятное для ее дня рождения, к зданию судебно-криминалистической экспертизы, окутанное сраным туманом.

Татьяна Сергеевна, пухлая женщина лет пятидесяти, к которой великолепная четверка пожаловала в кабинет, расплылась в улыбке.

– Виктор! Ну зачем? – смутилась она, принимая от старого чародея шикарнейший букет белоснежных лилий.

– Как зачем? – Вик зарделся и поправил свою бабочку. – Ради поцелуя разумеется!

– Старый развратник! – засмеялась Татьяна Сергеевна и чмокнула Вика в щеку.

– Слабенько, Танюша! Слабенько! – шутливо посетовал старый чародей.

– Еще не вечер! – хохотнула она и подмигнула Усову.

– Провоцируйте! Провоцируйте! – не хуже лилий в букете расцвел старший лейтенант, купивший по дороге торт, что, с учетом габаритов именинницы, по мнению Литвинова было явной ошибкой.

Впрочем, главное, чтобы именинница была довольна, а она была довольна.

Чародейка обошлась без купленных наспех подарков и неуместных поцелуев, и просто прошептала что-то седмедэксперту на ухо. Татьяна Сергеевна зачарованно округлила глаза и рот, а когда чародейка отстранилась, они обменялись такими взглядами, что Литвинову невольно стало страшно любопытно, что же такого прошептала Вельма, кстати, к его удивлению не оживившая в морге все трупы, чтобы те спели песенку "С днем рождения тебя!", а то и станцевали еще.

– Знаешь, за что я тебя люблю? – проворковала судмедэскперт.

– За что? – игриво спросила Вельма, стоявшая с ней в обнимку.

– За честность, – ответила Татьяна Сергеевна.

Вик захихикал, а судмедэсперт обратила свой взор на скромно стоявшего в сторонке майора.

– Я ж ваш лучший подарок, теть Тань, – просто, но со вкусом сказал Литвинов, само собой не тративший денег на всякий хлам, включая цветы, которые вообще были на вес золота. Ему ведь еще предстояло купить какой-нибудь хлам Вельме, так что уж извините. – Но целовать не буду, – на всякий случай добавил майор.

– Та боже сохрани, Литвинов! – под взрывной смех чародейки поспешила отмахнуться Татьяна Сергеевна с таким видом, будто и правда поверила в то, что майор собрался ее целовать. – Мне своих болячек, что ли, мало?!

– Тю! Та я… – хотел возмутиться Литвинов, но тут заржал еще и Усов. И даже Вик, извинительно качая головой, захихикал, как подросток подшофе (в состоянии легкого опьянения – прим. автора).

– Ладно, милые мои! – Татьяна Сергеевна кивнула вопросительно заглянувшей в кабинет Эле. – Давайте теперь я вам сделаю подарки! Правда, я сильно сомневаюсь, что они вам понравятся!

В манипуляционной комнате, где непосредственно и проводились вскрытия, стоял тошнотворный сладковатый запах. На своей памяти Литвинов еще не разу не ощущал его в подобных местах, и ни грамулька съеденных им пончиков не шевельнулась у него в желудке.

Вельма, вилявшей походной вырвавшаяся вперед, спокойно миновала вскрытое тело какого-то бедолаги, над которым корпел еще один бедолага, только живой, и остановилась у стола с телом толстого мужчины.

– А где голова? – спросила она, с жадностью присущей следователю рассматривая тело толстяка.

– Карим все еще с ней развлекается, – ответила Татьяна Сергеевна, занявшая на пару с Виком место по другую сторону стола.

Литвинов, теребивший в кармане пальто пачку сигарет, раздраженно покосился на Усова, преданно пристроившегося возле чародейки. Вообще-то, там хотел стать он. В смысле, не возле чародейки, а с той стороны стола, а так ему пришлось выбирать между стороной, демонстрировавшей половые органы, и стороной с отсутствующей головой.

Разумеется, Литвинов выбрал последнюю и с хладнокровным видом посмотрел на ровный срез, успевший прилично потемнеть.

– Причина смерти, думаю, очевидна, – отметил майор.

– Спешишь с выводами, – возразила Татьяна Сергеевна. – Голова была отделена от тела посмертно. Думаю, что этого божьего раба задушили, причем в самый ответственный момент. – Судмедэксперт кивнула на половые органы, красноречиво окрашенные красной губной помадой.

Припомнив все подробности обнаружения тела, Литвинов нахмурился и потер шею, которую кусало как горло черной вязаной водолазки, так и прежнее предчувствие клешней начальства.

– Все верно, – усмехнулась Татьяна Сергеевна, будто прочитав его мысли. – Личность подтвердилась. – Скользнувшая в манипуляционную вместе со всеми Эля любезно подала ей папку. – Знакомьтесь: отец Димитрий. – Татьяна Сергеевна – Он же Сергей Павлович Лисичкин, 63-го года рождения, уроженец Самарской области, а точнее – города Жигулевск. Последние семь лет служитель Церкови Рождества святого Иоанна Предтечи. В обход правил был объявлен в розыск утром где-то за час до вашего прихода, так как не явился на службу и не был обнаружен в своей комнате. Короче, – судмедэксперт протянула папку Вельме, – не мне вам рассказывать, как церковники умеют добиваться своего.

– Х*йня! – выругался Литвинов, взъерошив волосы. Худшего дела перед праздниками, когда было принято под елкой заливаться всеми алкогольными напитками разом и просить у х*евого бородатого деда хоть минутку покоя, было не придумать.

– Что еще можете сказать? – спросила Вельма, чей взгляд принял приблизительно такое выражение, какое могло быть только при встрече с тем самым х*евым бородатым дедом, очевидно, чем-то ей в детстве не угодившем.

– Поститься отец Димитрий не любил, – ответила Татьяна Сергеевна, неодобрительно посмотрев на тело.

– Очевидно, – вставил Усов, тот еще поклонник всяких смузи из брокколи.

– Выпить, думаю, он тоже был горазд, – усмехнулась Татьяна Сергеевна, – но это сможет подтвердить или же опровергнуть анализ крови, содержимое желудка и состояние печени нашего батюшки. – Судмедэксперт потерла руки в предвкушении.

Литвинов задумался и как-то по-новому взглянул на труп: когда-нибудь и он окажется на его месте. В смысле, в морге на таком же самом столе, и его печень будет рассказывать патологоанатому обо всех прожитых годах и бутылках.

Чародейка странно посмотрела на Литвинова, и майор, кашлянув, вернулся к реальному трупу.

– Ну, а с карандашом что? – Майор кивнул на потроха батюшки, и Татьяна Сергеевна расплылась в многообещающей улыбке.

– Литвинов! Побойся Бога! Ну какой же это карандаш?! – Она сместилась влево и чуть ли не обласкала взглядом член трупа. – Как для его возраста пенис в очень даже хорошем состоянии! – проворковала она, натягивая резиновые перчатки, которые подала ей Эля.

Судмедэксперт с самым радостным видом обхватила пенис и не без усилий в связи с трупным окоченением приподняла его, чтобы взять мазки поданым следом за перчатками специальным набором.

Вот тут вдруг как-то Литвинову, чья поразительная фантазия сопроводила сей процесс немыслимым скрипом, стало как-то не по себе, и он обменялся выразительным взглядом с Усовым, чья не менее поразительная фантазия, видимо, устроила ему такое же звуковое шоу, что и майору.

Даже Вик не остался равнодушным к действиям своей любимицы Татьяны Сергеевны и с видом "меня здесь нет" принялся рассматривать рукав своего пиджака. Вельма же по ходу нашла это забавным и улыбнулась.

– Красивый цвет, – отметила она.

– Очень! – подтвердила Татьяна Сергеевна, рассматривая красный оттенок помады, удивительно послушно легший на ватный конец палочки. – А блестки какие на одежде батюшки… Зашататься можно!

Литвинов искоса кинул вопросительный взгляд на Усова, но последний лишь вытаращил глаза и неоднозначно поводил бровями.

– А по существу что-то есть? – начал кипятиться майор.

То пенисы выворачивали, то какие-то цвета и блестки обсуждали… Как это могло помочь в расследовании, Литвинов не понимал. Такими темпами на их отделе повиснет еще один тупейший глухарь, и полковник, спавший и видевший х*евого бородатого деда, вручавшего ему свободный от звонков начальства денек, сожрет свой галстук, прежде задушив им Литвинова.

Впрочем, Татьяну Сергеевну это не волновало, и вот прямо по существу она послала майора в лабораторию, по дороге в которую Вик не отказал себе в удовольствии продолбать Литвинову мозг на предмет отсутствие такта.

– Думаешь, это все, что у него отсутствует? – поддела Вельма, уверенно вернувшись к своей старой тактике выбесивания майора.

– Слышишь, ты… – Литвинов резко вытащил из кармана руку и, эффектно взмахнув пальто, угрожающе ткнул в чародейку пальцем.

– Не слышу! – муркнула Вельма, с гадкой улыбкой закидывая в рот барбариску. Вильнув своей шикарной задницей, она юркнула в лабораторию. – Привет, Карим! Какие новости? Есть, чем меня порадовать? – спросила Вельма, остановившись у круглого аквариума, в котором уже едва шевелила губами голова священника.

– Зависит от того, что тебя радует, – усмехнулся чародей-лаборант, приглушив громкость офигенского старого касетного магнитофона, ревущего одну из его любимых песен "Highway to Hell" (песня группы AC/DC, 1979 год – прим. автора).

– А можно по существу! – фактически не прекращая кипятиться, вставил Литвинов. Он вообще еще хотел курить и жрать, а не выслушивать новую порцию помадок-блесток и прочих радостей новоиспеченного трупа, удручавшего майора по самые гланды.

Карим поправил очки и странно посмотрел на Вельму.

– На срезе четко видны остатки чар, – начал он. – Лезвие, которым голову отделили от тела было призрачным.

– Это как? – спросил Усов.

– Это вот так. – Чародейка вытянула руку в сторону и сжала появившуюся в ней косу с горящим серпом.

– Типа да, – подтвердил Карим.

– Татьяна Сергеевна сказала, что голову отделили от тела уже после смерти, перед этим задушив священника, – сказал Усов.

– Именно так, – снова подтвердил Карим.

– С чего такая уверенность? – спросил Литвинов.

– Было бы иначе, – чародей-лаборант кивнул на голову, – он не смог бы говорить.

Вельма перестала играться своей косой и посмотрела на Карима. В принципе и ей, и Литвинову, и Усову было очевидно, что голова священника, отделенная от тела, могла задрачивать всех своими проповедями лишь благодаря чарам, но что-то в словах лаборанта насторожило чародейку.

– Поясни! – вместо нее требовательно сказал Литвинов, предчувствуя, что ответ ему не понравится, как и Вельме.

Карим медлил с ответом, неоднозначно переводя взгляд с майора на Вельму, с Вельмы на Усова, и обратно по кругу.

– Ну! – гаркнул Литвинов.

– Похоже, что священника накормили "Единорогом".

2.1

В закусочной было тепло, а тонкий аромат каких-то специй приятно щекотал нос. Литвинов хоть и находился, мягко говоря, не в духе, но салат со странным названием "Перепелиное гнездо" уплетал с завидным аппетитом. Так уж повелось, что на пустой желудок майору думалось плохо, а подумать ему было о чем. Например, о чародейке, энергично мешавшей свой кофе, но при этом задумчиво смотревшей в окно.

Карим считал, что священника душили, пока тот не потерял сознание, после чего ему дали наркотик, залили водичкой, вероятно, немного подождали и тогда уже задушили окончательно. По крайней мере, об этом свидетельствовали найденные лаборантом во рту священника следы нерастворенных слюной компонентов, входивших в состав славно известного "Единорога", загнавшего в свое время на тот свет не одного человека.

Окончательно подтвердить присутствие наркотика в составе преступления должно было вскрытие с тщательным изучением содержимого желудка, а также не менее тщательное исследование мозга покойного, так как "Единорог", действовавший достаточно быстро, оставлял в мозгу характерные поражения определенных участков.

У Литвинова и не покидавшего его дурного предчувствия не было сомнений в том, что употребление священником наркотика подтвердится. Однако Вельма, едва они вышли за пределы лаборатории и вишневый дым сигареты проник в ее легкие, поставила под сомнение связь между действием "Единорога" и тем, что отрубленная голова разговаривала.

– Так и будешь молчать? – Литвинов задавил салат и, протерев рот салфеткой, кинул ее на стол.

Вельма отвлеклась от втыкания в окно и, переключив свое бесценное внимание на майора, поднесла стаканчик с кофе к губам.

– Я тебе уже сказала, что "Единорог" так не работает, – сказала она, слизав с нижней губы капельку кофе.

– Раньше так не работал, – поправил ее Литвинов, взявшись за свой стаканчик. – Рецепт можно было изменить.

– Согласен, – вставил Усов, осторожно посмотрев на чародейку. – Если убийство было продуманным, то убийца мог состряпать таблетки с нужными ему чарами. Ну… Чтобы голова после смерти разговаривала. Такие ведь чары, в смысле, как в таблетках, отследить невозможно.

– На идеальное убийство не катит, – подумав, сказал Литвинов. – Если убийца хотел скрыть, что он чародей, то на фиг было голову отрубать той хренью?

– Тут как раз все ясно, как и с тем, что голова была на колокольне, – сказал Вик, грея сухие руки об стаканчик с чаем. – Убийца хотел привлечь внимание.

– Или передать послание, – добавила Вельма.

– Какое? – спросил Усов, обменявшись нехорошим взглядом с Литвиновым.

– Что это только начало, – ответил Вик, в свою очередь, обменявшись взглядом с чародейкой.

Литвинов прикусил край стаканчика, в который раз проклиная свою обосратую кем-то очень добрым карму. Мало того, что чародеи только что буквально накаркали серийника, причем тоже чародей, так еще и всплыл наркотик. Переделан он был кем-то, как предполагал Усов, или же нет, пыль со старых дел уже начинала подниматься. И все это перед праздниками, мать их так.

Допив кофе, майор поставил стаканчик вверх дном на тарелку. Все это было не к добру, и Литвинов не мог не подумать про Карташова. В недалеком прошлом генерал уже подмешивал свой яд в расследования их отдела. Что если и в этот раз имела место его многоходовка? Карташов ведь явно был не настолько крутым, чтобы самому убить Вельму, но вот использовать чужие руки ему было привычно, так что расследование вполне могло обернуться для нее очередным покушением на ее жизнь.

Чародейка, наверное, почувствовала что-то или же углядела некие оттенки в ауре майора, и посмотрела на Литвинова взглядом, предполагающим готовность принципиально спорить до его полного нервного срыва. Не то, чтобы к нервным срывам майор был склонен, но у Вельмы с ее п*здец каким независимым характером были все шансы склонить Литвинова и не к такому.

– Х*йня, бл*дь! – выругался он, уставившись в потолок закусочной.

– Олежа! – ожидаемо укорил его Вик.

– Да что там Олежа! – отмахнулся Литвинов и резко встал из-за стола.

Он только сейчас вспомнил еще про больничный счет Вельмы, который был оплачен х*й знает кем. Но это было так… Всего лишь еще одним скромным фактом для полного комплекта предстоящих ох*ительных дней, обязательно готовящих еще какое-нибудь дерьмо лично для майора.

– Ладно… – Майор выдохнул и провел по непослушным волосам. По ходу ему действительно не помешало бы подстричься, а то волосы спереди скоро можно будет жевать. – Дуй в участок, – сказал он Усову. – Прощупай батюшку от и до. Наркоту пока не трогай, – подумав, добавил майор. – С ней мы разберемся, как будут готовы результаты вскрытия и анализов.

Старший лейтенант кивнул и полез в карман кожанки, чтобы любезно расплатиться за всех. При этом он типа украдкой посмотрел на прекрасную Вельму, наивно полагая, что она отправится с ним, но майору, уверенно впавшему теперь уже в стабильно дурное настроение, было так наплевать на желания своего подчиненного, что приличными словами было не передать.

– Мы с тобой, – Литвинов уперся тяжелым взглядом в чародейку, допившую, наконец, свой кофе и шуршавшую барбариской, – вернемся на место убийства.

Усов недовольно сверкнул глазами в сторону майора, но разумно предпочел промолчать, тем более, что Вик вызвался его подбросить в участок, ведь старший лейтенант после ночи любви с чародейкой был без машины.

Сонные патрульные радостно встречали наряд утренней смены как раз, когда майор с чародейкой телепортировались к кладбищу. Все, на что смелых стражей правопорядка хватило ночью после обнаружения тела священника, так это запереться в машинах и молиться, чтобы не обмочить штаны от страха, пока они охраняли место преступления, в то время как криминалисты, порядочно подхрабренные дешевым коньяком, старательно добавленным в кофе их братьями из труповозки, вплоть до утра занимались сбором х*й знает каких улик у церкви, где была обнаружена голова.

Сейчас же они, то есть криминалисты, так же сонно ползали по кладбищу и с завистью поглядывали на сматывавших удочки ночных патрульных. Вельме же, лихо рассекавшей сраный туман, которым, как и ночью, была устлана аллея кладбища, традиционно доставались недружелюбные взгляды, на которые она как обычно с блеском и шиком срала.

Майор не спеша и, главное, аккуратно брел за ней с сигаретой в зубах. Это она могла не беспокоиться про грязь и лужи, а ему как-то неожиданно понравилось быть чистым.

– Бл*дь! – выругался Литвинов, вступив в лужу.

"Под ноги не пробовал смотреть?" – раздался в голове насмешливый голос Вельмы.

Литвинов по-собачьи тряхнул шевелюрой, успевшей набрать миллион микроскопических капель дождя, и кинул убийственный взгляд в спину вилявшей задницей чародейки, продолжавшей, не смотря на его вынужденную остановку, свой славный путь.

Тряхнув еще и той самой ногой, которая попала в лужу, но благодаря все той же чародейке, вмиг высохшей, Литвинов перекатил сигарету в другую сторону рта и угрюмо потащился следом.

Рассеянное освещение типичного ненастного дня вечно серого и туманного города придавало старому воинскому кладбищу особенную атмосферу и, минуя местами едва различимые в тумане могилы ветеранов суворовских, Кутузовских и других походов русской армии, а также защитников Ленинграда в годы Великой Отечественной войны, Литвинов очень даже понимал энтузиазм криминалистов, ползавших у места обнаружения тела с растерянным видом, ведь в тумане не было видно даже желтую полицейскую ленту, и вероятность затоптать что-то важное была весьма высока, а получать нагоняй за это не хотелось никому.

– На х*й пошли отсюда! – рыкнул майор, чей достаточно неприятный тембр голоса прилично обогнал Вельму, дабы достигнуть ушей бесполезных криминалистов.

К слову, стоило отдать им должное: они, во-первых, с первого раза поняли, что грубая форма пойти на три буквы предназначалась им, а во-вторых, отвалили сразу, тем самым сэкономив майору добрую порцию воздуха для повтора.

Чародейка тут же плавно взмыла в воздух, потянув за собой туман. Литвинов беспрепятственно прошел еще два шага и деловито нырнул под желтую ленту, дабы с наилучшего ракурса лицезреть место преступления, прямо спешившего теперь в отсутствие тумана раскрыть все детали убийства, а то и преподнести сразу подозреваемого. Вот, что значило, когда они с чародейкой были на одной волне и могли слаженно работать.

– Следов волочения не видно, – отметила Вельма, грациозно приземлившись на ближайший памятник, в то время как туман лакомился чародейской косточкой, которую они ему оставила подальше от места преступления.

– Если убийца чародей, то на х*й ему было волочить священника? – резонно возразил Литвинов, рассматривая место, на котором лежало тело, а точнее могилу какого-то солдата, чье имя давно было стерто погодой и временем.

Власти все грозились провести работы по реставрации и благоустройству Чесменского воинского кладбища, даже деньги как-то выделяли из местного бюджета, да собственные карманы оказались более нуждающимися, чем какие-то герои давно забытых человеческих войн. Если бы не осмысленный на грани безумия факт того, что последняя война, удачно названная переворотом, была с чародеями, то есть не людьми, то и о ней бы не вспоминали, а мемориалов и тем более не ставили бы.

Между тем, следов волочения, как и сказала чародейка, вокруг могилы и правда видно не было, однако присутствовали различные вмятины и следы обуви.

Литвинов, только сейчас заметивший, что парил над землей, загасил сигарету в пустой пачке.

– Железная шпилька. Сантиметров двенадцать, не меньше. – Перелетев по воздуху, Вельма опустилась на другой памятник и взглядом проследила до разбитой плитки аллеи, где характерные дырки от каблуков, разумеется, не имелись. – На таких долго не походишь. – Она перевела взгляд на далеко уходившую в туман аллею. – Прекрасная дева с красной помадой должна работать где-то недалеко.

Литвинов хмуро посмотрел на Вельму и спрятал в карман пачку со все еще дымящимся окурком. Как же ему не нравились эти дырки, не говоря уже об упомянутой чародейкой помаде.

Вообще, если так уж было подумать, то майор был согласен с предположением Вика. В смысле, что убийца хотел привлечь внимание. Чародеи издавна славились своей нелюбовью к религии и вот то, что Литвинов наблюдал ночью, очень даже смахивало на акт циничного пренебрежения человеческими святынями. Не то, чтобы сами люди те святыни так уж ценили и берегли, но сам факт.

– А как чародейка ты что-нибудь можешь сказать?

Вельма закурила и порхнула обратно на первый памятник. Янтарные вкрапления в ее глазах вспыхнули достаточно ярко, окрасив своим светом сигаретный дым и даже поля ее дурацкой шляпы.

– Здесь определенно что-то есть.

– А конкретней? – буркнул Литвинов, параллельно вспомнив, как во время их самого первого расследования Вельма сказала что-то подобное, и как его это тогда выбесило.

– Ну, это чары, – ответила Вельма. – Но какие-то они… – Чародейка красиво вытянула губы, подбирая подходящее слово. – Рваные, – наконец, определилась она.

– Как это рваные?

Литвинов, чувствуя себя несколько странно в связи с тем, что его ноги не касались земли, подошел к чародейке. Его сигареты закончились, а он как-то не накурился, и, как в старые добрые времена, майор сунул руку в карман плаща Вельмы и вытащил из него пачку.

Сигарета едва коснулась его губ, как ее кончик весело вспыхнул и вишневый дым, очень даже полюбившийся Литвинову, уже смешивался с дымом от сигареты чародейки.

– Как под наркотой? – уточнил майор.

– Возможно, – без всякого выражения ответила Вельма, подозрительно сопротивлявшаяся факту присутствия в деле "Единорога".

Сделав глубокую затяжку, чародейка не спеша выпустила дым. Он поплыл к вмятине на могиле, оставленной отнюдь не худым телом священника, и, став неоново-зеленым, нырнул в грязь, подсветив четкий вход лезвия, отрубившего голову священнику.

– Сильный удар, – отметил Литвинов.

– В нем самый сильный конденсат, – сказала чародейка. Зеленый дым поднатужился и вытолкнул из грязи несколько зерен кирпичного цвета. – Много ярости, – задумчиво протянула она, рассматривая свой улов.

– Я думал ярость малиновая, – сказал Литвинов, вспомнив морок.

– Тут дело не в цвете, – пояснила Вельма. – Цвет вообще очень относительный. Вот ты, например, часто желтый. В смысле аура твоя желтая. Значит, ты уставший, но также может значить, что ты раздражен, или что у тебя похмелье.

– А это не одно и то же? – с сомнением спросил майор.

– Не всегда, – усмехнулась Вельма. – Но здесь четко ощущается ярость. Это я тебе как чародейка говорю, – добавила она, взглянув чистым янтарем на Литвинова.

– Долго еще? – крикнул из-за ленты один из криминалистов. – Мы, вообще-то, здесь всю ночь провели, и домой хотим!

– А я хочу трахнуть Снегурочку! – не отрывая взгляда, притянутого чародейкой, крикнул в ответ Литвинов.

– Как это банально! – скучающе вздохнула Вельма, погасив янтарь. Зерна, извлеченные ею из грязи, погрузились в шар и повисли над вмятиной от тела. – Пусть валят домой, – сказала она, вновь посмотрев на могилу. – Я хочу, чтобы здесь поработал Карим.

Литвинов настороженно пробежал по чародейке взглядом. Это только ему показалось, что она что-то недоговаривала? Или же это была элементарная предосторожность в связи с вызывающим убийством священника, которое так или иначе привлекало внимание и по умолчанию призывало как никогда избегать любых, даже незначительных ошибок в расследовании? Особенно если было еще учитывать присутствие наркотиков, которые должны были храниться под семью печатями на полицейском складе.

– На х*й проваливайте домой! – крикнул криминалистам майор, нетипично для себя повинуясь воле Вельмы. – И вызовите кто-нибудь Карима!

2.2

Вопреки многолетней привычке вешать пальто на спинку расшатанного кресла, Литвинов с какого-то перепуга решил оставить его на диване. И все бы ничего, но что-то в том пальто воняло. Причем воняло настолько дико, что чародейке реально становилось дурно.

– Порадовать, короче, нечем, – заключил Антон, озвучив тоже, что они уже слышали от судмедэксперта. – Машину Лисичкин не водил, банковские счета не имел. Телефон, если и был, то вряд ли был оформлен на него. Соответственно, распечатки звонков без ордера, который нам фиг дадут, мы не получим, как и медицинскую карту. Родственников, кстати, живых у него нет. Так что… – Он скользнул взглядом по тупо смотревшему в потолок Литвинову. – Надо договориться о встрече в церкви.

Гера потерла переносицу и ощупала карманы плаща в поисках сигарет. Суток не прошло, как голова священника, призывавшая всех покаяться, повисла на цепи на ее собственной шее, а у нее уже был мозоль не хуже, чем у майора, чья аура об этом прямо кричала.

Что-то в этом деле… теле, да и голове, чародейке не нравилось. Это поначалу ей речь головы, насаженной на крест колокольни, показалась забавной, как и сама голова, но далее… Далее, если так уж было вдуматься в жест дерзкой демонстрации той самой головы, в ее слова… Пахло дурно, короче. Может, и не посланием, как предположили они с Виком, но определенно далеко идущим дерьмом. А еще эти чары…

Геру они настораживали, причем гораздо больше, чем пока еще не подтвержденный на сто процентов факт присутствия "Единорога", что по ее мнению мало на что влияло. Что-то в тех чарах было неестественным и хаотичным.

Голову призрачным орудием, которое, кстати, еще предстояло видово установить, отрубили уверенно, но вот некоторые следы были стерты наоборот неуверенно, будто тот, кто это делал, терялся в своих действиях, а то и в своих мыслях.

Еще настораживало само присутствие тех следов: их было слишком много. Может, чародей самокопировался? В принципе такое могло быть. Одна копия душила священника до нужного момента, вторая давала наркоту, третья могла стоять на шухере. Хотя… Какой на фиг шухер? Это же было кладбище! Кто мог помешать убийце? Мертвец? Призрак?

Нет, не сходилось. Но и на групповое убийство тоже вроде не тянуло. Хотя… Зависело от мотива.

"Бл*дь!" – выругалась про себя Гера, само собой не обнаружив в карманах своих сигарет.

Сжав волю в кулак, чародейка обшарила карманы соседствующего с ней пальто майора, но и там своих сигарет не нашла. Зато ей открылась тайна дикой вони и, скомкав пачку с окурком, Гера отправила ее на мусорку, расположенную аж на улице. Пускай там воняет.

Встав с дивана, чародейка проследовала к столу майора, очевидно, спионерившего ее сигареты еще на кладбище.

– Это может занять несколько дней, – проводив ее взглядом, сказал Вик. – А то и неделю. Священнослужители не шибко-то и любят чужаков на своей территории. – Старый чародей со знанием дела покачал головой. – И, кстати, еще не факт, что Танюша успеет сделать вскрытие. Они очень быстро подсуетились и надавили, куда следует, чтобы объявить своего священника в розыск. Еще быстрее они подсуетятся, чтобы не допустить сделать вскрытие человеку не из круга доверенных. Тем более с учетом того, в каком виде было обнаружено тело. Поднимут вой, Танюшу признают некомпетентной и все: пиши – пропало! Вас тоже могут отстранить, а дело передать кому-нибудь другому.

– А то и вообще замять, – проследовав за ходом мыслей Вика, добавил Антон, наблюдая за Герой, развернувшей целую спецоперацию в карманах брюк майора.

– Не будем мы никуда звонить и ни о чем договариваться, – сказал Литвинов, одарив чародейку хмурым взглядом. – Дурачков включим и так пойдем. Пока мы в своем праве, а там будет, как будет.

– Согласна, – поддержала майора Гера, откопав в его кармане свои сигареты. Закурив, она хотела спрятать пачку, но чудо Литвинов выразительно открыл рот, наверное, изображая рыбу, которой не хватало воздуха.

– А тело? Вдруг они и, правда, его заберут? – спросил Антон.

– Пусть берут, – ответила Гера. Передумав отчитывать Литвинова за наглость, она сунула ему в рот сигарету и даже подкурила ему. – Нам оно, скорее всего, бесполезно. В крайнем случае, я легко до него доберусь.

Вик неодобрительно посмотрел на нее, но спорить не стал. Антон и тем более не стал спорить, и просто уткнулся в монитор. Литвинов же пока только раздумывал над этим, и чародейка открыла окно.

– Темнишь ты что-то. – Майор зажал сигарету в зубах и, поправив кобуру, стал рядом. Взгляд его был обращен в окно, но аура красноречиво указывала на то, что он сам что-то темнил, что было очень мило, но текущего дела не касалось.

– Мне не нравятся чары, – прямо призналась Гера.

– Это я и так понял, – сказал Литвинов, сбив пепел на напоминавшее коноплю растение, подаренное чародейке в честь ее возвращения на работу отделом нравов, или, как его еще называли, отделом наркош. – Что еще?

Про себя Гера усмехнулась и, повернувшись к майору, также мысленно вручила ему очередную фольгу от шоколадной медальки за феноменальную подозрительность, высосанную из пальца.

Впрочем, подозрительность, как и паранойя, были весьма полезными качествами, особенно в той профессии, которой и чародейка, и майор зарабатывали себе на жизнь. Однако Гера не спешила с выводами, и Литвинова ждало разочарование.

– Я голодная. – В отличие от своего майора после посещения Татьяны Сергеевны и Карима она выпила всего лишь кофе, и ее пустой желудок туго принимал не только информацию, но и любимые барбариски.

Литвинов тоже повернулся к ней и смерил своим фирменным тяжелым взглядом, не переставая при этом кусать ни в чем не повинный фильтр сигареты. Аура его перекатывала все оттенки подозрений, и чародейка, с энтузиазмом ввязавшаяся в очередную зрительную дуэль, приготовилась падать в обморок под впечатлением качественных скачков фантазии майора в плане приписывания ей всяких интриг.

– Знаешь, Герочка, я что-то тоже проголодался. – Вик с несчастным видом пригладил седую копну волос, из-за тянувшего через окно сырого ветра никак не желавшую лежать, как надо. – Давайте пообедаем вместе, да я, наверное, пойду домой, чтобы вам не мешать работать.

Яство под дивным названием "Перепелиное гнездо" успело просесть сто раз, и Литвинов с полчаса поражал публику ближайшей к участку забегаловки своими скотосвинскими манерами, и еще минут пятнадцать поражал лично чародейку, обходя все в том же районе их участка каждый киоск в поисках сигарет.

Причем, проблема была не в том, что тех сигарет, что курил майор, не было. Проблема была в том, что не было сдачи с двух пачек, а три пачки Литвинов брать принципиально не хотел, как и жвачку с зажигалкой на сдачу.

С горем пополам отработав-таки положенную сдачу, Литвинов с чистой совестью распрощался с Виком и отдался в руки чародейки, телепортировавшей его и Антона к уныло стоявшей в тумане церкви.

Гера задумчиво пробежала взглядом облупленные скульптуры "Веры" и "Надежды", симметрично расположенные над входом. Во времена войны, вошедшей в историю как переворот, многие люди искали убежища в подобных местах, искренне веруя, что стены храмов и церквей могли их защитить. Стоило ли говорить, что под завалами, которые находились за безопасной чертой города, по сей день лежали останки тех, которых не спасла от чародеев ни вера, ни сам Бог.

– Стоять! – Литвинов прихватил ничего не подозревавшую чародейку за край плаща и потянул, как за поводок.

Мда… Ненадолго же хватило доброй песенки Литвинова! Героем-то он был, конечно, но совместительству и жутким хамом!

– Опять руки распускаешь? – глянув через плечо, вкрадчиво справилась Гера. Пожалев свой плащ, она не стала вырываться, но невидимая рука исключительно ради выравнивания баланса вырвала у майора сигарету прямо изо рта.

Убийственный взгляд с обещанием отомстить за сигарету опалил чародейке затылок, но Литвинов сдержал порыв праведного гнева, хотя и не выпустил ее плащ.

– Без ху*ни! – процедил он почти чародейке на ухо.

– Олег! – муркнула Гера, подмигнув Антону, чей праведный гнев в связи с распусканием рук майора омрачал ясную голубизну его глаз. – Ну какая…

– Без ху*ни! – перебив ее, грозно повторил Литвинов. – Никаких упоминаний членов, – принялся перечислять он, – красивых помад или блесток, – с особой мужской интонацией подчеркнул майор. – Просто молча делаешь свою работу. Ясно?

– И какую же это работу, не подскажешь? – язвительно уточнила Гера.

– Незаметную чародейскую! – с расстановкой произнес Литвинов и выпустил ее плащ.

По-мужски сдержав слезы над сгинувшей в тумане сигаретой, майор взмахнул пальто и, обогнув Геру, храбро дернул дверь церкви.

По большому счету он был прав, но чародейка, имевшая свою историю, связанную с религией, просто не могла обещать майору, что будет паинькой.

2.3

Туман будто на зло Литвинову прилип к Вельме и следом за ней проскользнул в церковь. Времена, когда она носила обычную шляпу вместо вызывающей остроконечной, а Усов в силу смазливости еще даже до ее прихода в отдел принимался за чародея, канули в лета, и монашки с перекошенными лицами спешно начали креститься, шарахаясь от Вельмы в разные стороны.

– Шалом! – с очаровательной улыбкой поприветствовала их чародейка, приподняв при этом шляпу.

Она сто пудов знала, что вместо шляпы у нее на голове должен был быть платок, а вместо черных джинсов с металлическими заклепками по бокам – юбка, но именно их отсутствие и прибавляло чародейке особенного настроения, принятого наивным Усовым за хорошее.

А как же иначе? Чародейка же провела ночь с ним! Как же после его пенисных тыков туда-сюда она могла быть в ином настроении?

Однако Литвинов, дитя проницательности и глубокого цинизма, стянул губы в тонкую линию и разогнал желваки, ведь старший лейтенант откровенно был дураком, которому, вероятно, уже после сорока светила Виагра: у его любимой Вельмы было не хорошее настроение, а наоборот – прилично дурное. И, на его месте, Литвинов бы не фантазировал о второй ночи с чародейкой, а держал бы кулачки за то, чтобы то самое прилично дурное настроение не поспособствовало по прибытию их в участок очень хорошей порции вазелина с обязательным жестким массажем анального отверстия а-ля от Звягинцева, сто пудов державшего руку на пульсе текущего расследования.

"Сраная, бл*дь, шляпа!" – выругался про себя Литвинов, кинув убийственный взгляд на тот самый предмет гардероба Вельмы, мало того, что дерзко выступавший меткой дьявола в святых стенах церкви, так еще и при крошечном участии Усова подаренной лично им. – "Убери ее на х*й!" – в приказном тоне мысленно передал майор чародейке, явно решившей нажить себе неприятностей.

Впрочем, майор сам был виноват, ведь говоря чародейке "Без х*йни!", он как-то выпустил из вида шляпу, да и вообще внешний вид Вельмы целиком.

Чародейка между тем оглянулась и, пакостно сверкнув глазами, коснулась пальцем кончика носа. Игриво так! Чуть еще усмехнувшись, чтобы побольше позлить Литвинова, но шляпа, тем не менее, начала преобразовываться в миленький платочек. Убогий, правда, но для церкви в самый раз.

Внутреннее убранство Чесменской церкви, как и в принципе любой другой отличалось строгостью и простотой. Майор передернул плечами, обводя взглядом местную публику. Он носил крестик столько, сколько себя помнил, меняя в течение лет только цепочку, но назвать при этом себя верующим, или таким уж знатоком религиозных тонкостей Литвинов не мог.

Покойная бабушка, собственно, и подарившая ему крестик, учила его всякому, но в силу юности все ее учения, влетавшие в одно ухо, тут же вылетали через другое. Ну, а после переворота, во время которого Литвинов всякого ужаса повидал, так и вообще все полюса веры сместились на столько, на сколько это вообще было возможно. И, если бы он не сросся с крестиком, причем так, что вообще забыл о нем, то Литвинов давно бы перестал его носить.

"Та п*здец!" – вспыхнул Литвинов, заметив, что один из прихожан снимал преображение Вельмы в пай девочку на телефон.

Заметила ли чародейка сей момент, или же нет, осталось для майора неизвестным, как и то, собиралась ли она следом за шляпой преобразовать свои крутые джинсы в юбку, и к превеликому сожалению в данный момент он сам не мог затолкать тот телефон прихожанину в глотку, ибо к ним уже семенил настоятель: мужик, к слову, отнюдь не мелкий, как и его мертвый священник.

– Вон! Вон отсюда, шваль такая! – загромыхал настоятель, едва ли не сбив своим пузом Усова с ног.

– Как некультурно! – Вельма, будто ожидавшая подобного, скривила губы в полуусмешке. Убогий платочек с ее прелестной головы сдулся, снова уступив место остроконечной шляпе. – А главное, как не по-христиански! – предосудительно добавила она, сверкнув янтарными вкраплениями.

– Выбирайте выражения! – грозно пукнул Усов, храбро шагнув вперед.

Литвинов же, который и сам бы не постеснялся реально пукнуть в святых стенах церкви, придержал вспыхнувший и в нем праведный гнев в связи с оскорблением чародейки, между прочим, оперативника при исполнении, и полез за ксивой. Ситуацию она спасти не могла, но была вероятность, что заткнуть рот настоятелю, к тому же попавшему в кадр все того же прихожанина с телефоном, очень даже могла.

Настоятель со всей набожностью побагровел и шаркнул ногой, как бык перед нападением.

– Спецотдел. – Литвинов вовремя ткнул ему ксиву. – Мы расследуем убийство вашего священника, – намеренно громко сказал он.

Среди прихожан, услышавших майора, поднялся тревожный шепот. Они начали креститься и испуганно переглядываться между собой.

Настоятель это заметил и в его глазах вспыхнул злобный огонек, ведь он оказался в весьма затруднительном положении: с одной стороны, ему кровь из носа нужно было облить чародейку дерьмом, с другой – на своем примере доказать своим дражайшим прихожанам, что сие действие совершалось исключительно во имя Господа, нашептавшего настоятелю обратить с помощью дерьма грешную душу чародейки… Куда или во что – Литвинов не знал, но точно куда-то и во что-то, короче, что чародейке было на х*й не нужно.

"Мама! Роди меня обратно!" – про себя констатировал майор, пряча ксиву, наделенную не абы каким оказывается волшебством.

– Еще вопросы есть? – вслух сказал он настоятелю, все еще решавшему сложнейшую дилемму. – У нас вот есть!

– Все вопросы к нашему адвокату, – додумав-таки в верном направлении, заупокойным голосом выдал настоятель и указал на дверь.

– Шикарный был план, – без всякого выражения отметила Вельма, подкуривая на улице сигарету.

Фактически она озвучила то, что думал не только сам Литвинов, но и по ходу Усов, тыкавший пальчиками свой новейший iphone, дабы выяснить, о каком адвокате говорил настоятель. Впрочем, то, что майор был согласен с чародейкой и, вообще-то, все еще взбешен тем, что ее оскорбили, вовсе не означало, что добрая порция гнева не приходилась и на саму Вельму.

– Надо было не вы*боваться! – рыкнул Литвинов, смерив чародейку угрюмым взглядом.

– Даже если бы мы пошли вдвоем, нас бы все равно погнали, – снова встал на защиту Вельмы старший лейтенант, отвлекшись от телефона. – Пропись "спецотдел" в наших удостоверениях это бы обеспечила по любому, – добавил он.

Литвинов пропустил мимо ушей аргумент Усова, хотя старший лейтенант и тут был прав, ведь спецотделы по закону включали в себя чародеев, которым, как их спецотдел в полном составе смог убедиться, в церкви были не рады.

Вельма же, в свою очередь, пропустила мимо ушей слова самого Литвинова и, даже не подумав хотя бы сделать вид, что ей было стыдно за свои провокационные действия, с надменным видом выпустила пышное кольцо ароматного вишневого дыма, мол, не благодарите, что промолчала про члены, помады и блестки. Это был бы фурор, бл*дь! Да похлеще, чем если бы из ее шляпы вылез кролик и насрал бы настоятелю в карман! Или вообще, упаси Господи, на голову!

Тряхнув головой, Литвинов с чувством сплюнул в туман. Мысли о личном кролике Вельмы нагнали на него аппетит, но нужно было возвращаться в участок. Само дело об убийстве, увы, себя не раскроет, а пожрать можно будет и в участке, предварительно заказав что-нибудь.

Дежурный сержант на КПП лениво цеплял советский дождик, который его коллега (а также коллега до его коллеги) не удосужился повесить раньше, ограничившись лишь парой облезших шаров, криво повешенных над стопкой серых бланков для оформления того, что никто и никогда на памяти Литвинова не оформлял.

– Майор Литвинов!

Литвинов, витавший где-то между кроликом (тушеным, разумеется) и трупом священника, не обратил внимания на то, что его кто-то звал и не прошел дальше первого гадюшного туалета, расположенного сразу за КПП, лишь потому, что чародейка, вилявшая задом впереди него, вдруг резко остановилась.

Литвинов, в которого в свою очередь впилялся Усов, разумеется, пытавшийся его обогнать, дабы быть рядом с чародейкой, неохотно повернул голову в сторону ободранных стульев, приблизительно его ровесников. Честное слово, в их участке не было ни одной новой вещи! Ну, или хотя бы не сломанной!

– О! Олег Иванович! – Дежурный спрыгнул с еще одного ободранного стула и высунул голову в окошко. – К вам посетитель! – Дежурный засунулся обратно и принялся лихо листать журнал. – Эмм… Ряжский… Эмм…

– Валентин Петрович, – закончил за дежурного незваный посетитель в дорогой темной одежде и с кожаным портфелем.

Литвинов потер подбородок, успевший покрыться легкой щетиной, и смерил худощавого мужчину оценивающим взглядом. Необъяснимо, хотя и ожидаемо, он ему не понравился. Майору ведь вообще никто не нравился, и лишь избранным удавалось пробить его железный купол.

– Я адвокат, – между тем продолжил Ряжский, скользнув взглядом по Вельме. – Меня нанял…

– Да я понял, – перебил Литвинов, также обратив взгляд, только мысленный, на чародейку.

В принципе не чувствительный ко всякой фигне, майор мог смело поставить себе зачет, а то и подать заявку на какую-нибудь медаль, ибо ему открылось абсолютно неизведанное: майор ощутил… Точно он не понял, что, но что-то. В смысле от чародейки. Она что-то делала, и отчего-то Литвинов был уверен, что это было чем-то большим, чем штатное сканирование.

"Что за х*й?" – мысленно спросил он.

Чародейка не ответила, и затягивавшаяся пауза на ряду со взглядом адвоката, снова обращенного на Литвинова, стала раздражающей, но еще большим минусом в копилку Ряжского стало то, что именно он посмел ее нарушить.

– Я постараюсь ответить на ваши вопросы касательно отца Димитрия, но вряд ли на все. К сожалению, я также вынужден уведомить вас, – его взгляд вновь метнулся к Вельме, а рука с длинными пальцами в кожаных перчатках с глянцевым отливом ловко юркнула в портфель, откуда достала какой-то лист, – что настоятелем Мефодием была подана официальная жалоба.

– На каком основании? – подал голос умничка Усов, так гордившийся своим высшим юридическим образованием.

– Здесь все написано, – сухо ответил Ряжский, небрежно передав лист подошедшему к нему старшему лейтенанту. – Так у вас есть вопросы? – справился он. – Простите, а то я спешу, – тут же добавил адвокат, не обращая внимание на явно читавшего по слогам Усова.

Литвинов, так и не дождавшийся ответа от чародейки, с четким осознанием того, что в свете жалобы на Вельму его день стал существеннее дерьмовее, жестом пригласил адвоката следовать за ними.

Ряжский устроился на диване, и майор, занявший свое место за столом, откровенно не знал, что с ним было делать. В смысле, на какие вопросы адвокат мог ответить? Да ни на какие! Однако кое-кто его мнение не разделял.

– Чай или кофе? – очень вежливо справилась у адвоката Вельма.

– А есть у вас чай с мелиссой? – заинтересовался Ряжский.

Чародейка изящно обвела пальцем одну из откровенно сто лет не мытых чашек и по кабинету быстро распространился аромат мелисы.

– Благодарю, – расцвел Ряжский, принимая плывущую к нему чашку.

– Как давно вы представляете интересы церкви? – спросила Вельма, сделав себе кофе.

Литвинов, чьи мысли теперь были очень далеки от любых кроликов, поправил кобуру на плечах и закурил. Раз уж Вельма, х*й знает по каким причинам, взялась подлизывать адвокату, то, может, что-то и могло выгореть.

– Последние… ммм… – Ряжский задумался. – Лет двенадцать.

Чародейка пристроилась за столом Усова, который тот ей уступил.

– Отец Димитрий был проблемным? – с непроницаемым видом спросила Вельма.

– Отец Димитрий был… – Ряжский закинул ногу на ногу и отпил чая. – Обычным. – Адвокат улыбнулся. – Самым обычным, – добавил он.

– То есть грешным? – уточнила Вельма. Ее стройные ноги давно были в такой же позиции, что и у адвоката, и она грациозно покачивалась на кресле Усова, что только укрепило уверенность Литвинова в том, что она что-то делала. В смысле, пускала чары.

– Настолько близко я с ним знаком не был, – уклончиво ответил адвокат, догадавшись, что она имела в виду обстоятельства, при которых был обнаружен труп священника. – Но официальных жалоб на него не поступало.

– А не официальных? – спросил Усов.

– Настоятель Мефодий о подобных меня не уведомлял, – ответил Ряжский.

– Много вообще в церкви прихожан? – спросила Вельма.

– Не буду врать: лучшие ее дни, как и многих других церквей, давно позади, но постоянных сотни три будет.

– Три сотни? – присвистнула Вельма. – А говорите лучшие дни позади! – как-то игриво укорила она.

– Поверьте, я знаю, о чем говорю, – мягко улыбнулся Ряжский, поскрипывая кожаными перчатками, которые не снял.

Литвинов тихонько фыркнул и, прищурив глаза, перевел взгляд с вдруг игривой Вельмы на адвоката, ставшего ее очередной жертвой, и уже, наверное, фантазировавшего, как уложит ее в постель.

Чисто из любопытства: если бы не Усов, тоже почуявший неладное, чародейка и с адвокатом бы потрахалась, как в свое время с Лавлинским? Между ними явно произошел некий контакт, хотя по скромному мнению майора Лавлинский все же был симпатичнее Ряжского. Правда, проигрывал молодому старшему лейтенанту, но то не суть.

Невидимая рука (предположительно принадлежавшая Вельме) ощутимо, если не сказать п*здец больно, потянула Литвинова за левое ухо. Майор скрипнул стулом и, угрюмо прикусив фильтр сигареты, попытался отбиться.

"Руки не распускай!" – мысленно рыкнул он, само собой не поймав невидимую руку чародейки, но зато погладив свое пострадавшее ухо.

– Мы хотим осмотреть комнату батюшки, – уже вслух сказал Литвинов.

– Это исключено, – ответил Ряжский, взглянув на майора. Причем, и во взгляде, и в интонации четко проступила буква закона, которую адвокат в интересах церкви, разумеется, был готов вывернуть наизнанку, лишь бы не впустить посторонних в комнату священника, да в церковь в целом.

– А что с телом? – спросил Усов.

– Тело можете вскрывать, – великодушно ответил Ряжский. – Я об этом уже распорядился.

– Какая щедрость! – не сдержался Литвинов, укрепившись в мнении, что церковь охотнее пустит под нож десяток своих слушек, чем даст нормально работать над делом об убийстве их священника. Причем, убийства не человеком, а чародеем, что было очень странно.

– Не принимайте близко к сердцу, – как ни в чем не бывало, ответил Ряжский, поднимаясь с дивана. – В комнате отца Димитрия вы все равно ничего не найдете. Используйте лучше время и силы на более результативные действия. Всего доброго, господа. И спасибо за чай. – Адвокат оставил чашку на диване и, подарив чародейке улыбку, был таков.

– Какого х*я это было? – сразу же напустился на Вельму Литвинов, скомкав жалобу, переданную ему Усовым. Что б он ее суку в глаза не видел! В смысле жалобу, а не чародейку.

– Брось, Олег! – отмахнулась Вельма. Развернувшись в кресле Усова, она достала сигареты и закурила. – Ты же не думал, что все будет так просто?!

– Ты чародейка или кто? Могла бы и…

– Могла бы! – перебила Вельма. – Но, что бы я не узнала, мы не смогли бы пришить это к делу! Не в этот раз, Олег! Да и вряд ли я бы вообще что-то нашла, – добавила она, мистически погружаясь в дым сигарету. – Нужно искать девочку, – задумчиво протянула чародейка, высматривая что-то в потолке. – Ту, чья помада на пенисе священника. Она последняя видела его живым. И она же, вероятно, видела убийцу.

Литвинов, которого снова охватили не абы какие подозрения, обменялся взглядом с Усовым, как обычно готовым прийти на помощь чародейке во всем, чтобы ее дурная голова не задумала.

– Она сама может быть убийцей, – резонно возразил Литвинов. – Или быть уже такой же дохлой, как и священник.

– Вряд ли, – снова задумчиво протянула Вельма, переместив взгляд на чашку, с которой пил адвокат.

– Звучит как план, – оживился Усов.

– Вот ты планом (имеется в виду план – наркотическое вещество, слэнговое название марихуаны – прим. автора) и займись! – Усов в непонятке выгнул брови. Не с того поколения он был, чтобы такое знать. И высшее образование ему в этом помочь, увы, не могло. – Подергай своих телок-метелок, – раздраженно сказал Литвинов. – Может, кто, что слышал про склад наркош.

– Дурная работа, – прокомментировала Вельма.

– К самим наркошам не суйся, – продолжил Литвинов, без всякого стыда пропустив ее слова мимо ушей.

Да, присутствие именно "Единорога" в организме священника было не подтверждено, да и в случае его подтверждения сей факт вовсе не указывал на кражу со склада, ведь в принципе так уж весь наркотик, включая улицы, изъять было невозможно. Плюс существовали дубликаты, то есть подделки, но все же попытать удачу талантами Усова, в смысле, умением флиртовать со всякими полезными телками в разных отделах и ведомствах, стоило. Вдруг что-то всплывет. Ну, а если нет, то по крайней мере влюбленная физиономия старшего лейтенанта не будет мозолить майору как левый глаз, так и правый.

– Лады! – Воодушевленный тем, что будет работать с Вельмой, Усов подал ей руку, но вместо ответного жеста получил ключи от машины, которую чародейка телепортировала к участку.

– Мне кое-что надо сделать.

Усов на секунду-другую скис, но быстро взял себя в руки.

– Окей. Тогда до вечера? – Его уверенная интонация взвизгнула шинами и бесконтрольно скатилась в вопросительную, где и заглохла.

– Ага! – Вельма встала и, поправив шляпу, кинула на Усова весьма выразительный взгляд, после чего исчезла.

Наверное, она ему что-то сказала мысленно, от чего Усов прямо-таки расцвел новыми оттенками любви, от чего, в свою очередь, чуть не блеванул Литвинов, но к его счастью старший лейтенант быстро свалил, забрав с собой все вышеупомянутые оттенки.

Литвинов откинулся на спинку расшатанного кресла и заложил руки за голову. Надо было работать, а работать было не с чем. Майор пробежал взглядом две папки с предыдущими убийствами, по которым тоже не было сдвигов. Оба тела так и были не востребованы для погребения и все еще лежали в морге, а сам Литвинов из-за гавканья полковника не мог выписать разрешение на погребение за счет бюджета. Времени, правда, для этого прошло маловато, но все же с тех тел было мало проку, а продвижек в расследованиях так и не появилось.

"А теперь еще и священник повис", – невесело подумал майор. Ох, чуял он, что это дело ему особенно аукнется!

Сдвинув папки подальше от глаз, Литвинов полез в свой любимый нижний ящик, в котором со времен ссоры с Вельмой снова появилась бутылка. Не водки, правда, а коньяка, но тоже ничего было.

Взяв чашку Вельмы, Литвинов допил остатки ее кофе и плеснул немного коньяка. В том самом ящике, в котором пряталась бутылка, также лежали их с Усовым наработки по мороку. В свое время они побывали у Вельмы дома, после чего девственно непрочитанными ею снова вернулись в отдел.

Закурив, Литвинов разложил их перед собой. Его косые и кривые каракули перемешивались на забрызганных кофе листах бумаги с аккуратным почерком Усова, кратко указывая имена жертв, места обнаружения тел, а также номера дел. Некоторые из них были старыми, некоторые – более свежими, и все они в принципе подходили под морок, но проблема была в том, что их было слишком много.

Листая записи с начала, Литвинов, откровенно говоря, засомневался, что чародейка что-то смогла бы найти в них. Может, разве что, в тех, что были посвежее, в смысле, трупов, похороненных хотя бы за последний год или два, которые она могла, например, по-тихому извлечь из могил, понюхать там… Ну, или как-то еще прощупать на предмет чар, оставшихся в них. Она же говорила, что сильные чары, а морок был из разряда именно таких, оставляли следы. Значит, что-то можно было выудить.

С другой стороны, нужно ли было это делать, если Литвинов и так знал, кто выпускал смертоносный морок?

Не поленившись развернуться, Литвинов сбил пепел в ненавистное ему растение, сожравшее его телефон. Выпив коньяк одним глотком, майор плеснул себе еще и перекинул сразу несколько листов, особенно внимательно остановившись на последнем.

– Ах, ты ж бл*дь… – неожиданно выдохнул он.

2.4

Чародейка неторопливо перешла дорогу с тыльной стороны участка, куда не выходили окна 311-го кабинета, и, обогнув здание бывшего общежития, нырнула в шашлычную. Еще каких-то полчаса назад, Гера бы раз сто сглотнула слюну, попав в плен сногсшибательных запахов, витавших в шашлычной, но после чародейского вторжения в ее мысли, она испытывала только нарастающую мигрень.

– Примите мои искренние извинения, – сказал Ряжский, когда Гера села к нему за стол. – Я не хотел вторгаться в ваше личное пространство, но ваша защита не оставила мне выбора.

Гера чуть приподняла шляпу, предательски натиравшую ей лоб, и смерила адвоката, стильно одетого во все черное, более чем оценивающим взглядом.

Еще в церкви чародейка почувствовала некие волны, которые, собственно, и не дали ей вовремя преобразиться в подобающий вид убогой скромницы, но тогда Гера не придала этому значения, а зря, ведь эти же волны настигли ее и в участке, где совсем не скромно потарабанили в дверь, то бишь в голову.

– Попробуйте шашлык, – как ни в чем не бывало, продолжил Ряжский. Ему как раз подали порцию энного, и ему просто нетерпелось предложить его Гере. – Он просто восхитителен!

– На кого вы на самом деле работаете? – спросили Гера, даже не взглянув на шашлык. Она бы с большей готовностью повелась бы на обещания Литвинова бросить пить, курить, матюгаться и лезть в драки, чем поверила бы, что адвокат в деле об убийстве священника оказался чародеем типа случайно. И по херу, что по его собственному утверждению он представлял интересы церкви двенадцать лет, что, кстати, в данный момент по просьбе Геры самым тщательным образом проверял Антон.

– Вы знаете ответ, – улыбнулся адвокат, будто Гера выдала какую-то шутку. – Хотя лично мне больше нравится называть это партнерством, – добавил он, погрузив кусочек шашлыка в рот. – Ммм… Бесподобно! – причмокнул он.

– То есть партнерство с Абросимовым подтолкнуло вас вписать мое имя в жалобу еще до того, как я переступила порог церкви? – Чародейка выразительно выгнула бровь.

– Как и сказал ваш коллега, даже если бы вы соответствовали всем правилам приличия и вошли в церковь вообще старухой, настоятель все равно спустил бы на вас всех собак. Ваша работа в отделе ведь не является тайной, и имя ваше не засекречено.

– Вы еще и подслушивать умеете! – язвительно усмехнулась Гера. – Красота! Может, мне стоит подать жалобу на вас?!

– Вы, кстати, можете обратиться в профсоюз по поводу жалобы от настоятеля, мол, что это дискриминация, на что, конечно же, всем плевать, но…

– Вы просили, – жестко перебила Гера, – сохранить ваш секрет и не говорить моим коллегам, кто вы. Я так и сделала. Вы просили встретиться с вами, и я и здесь пошла вам на встречу. Так чего вы хотите? Кроме как поведать мне занимательную историю о том, как чародей записался в друзья к церковникам. Они, кстати, знают кто вы? – не без издевки спросила чародейка.

– А! Вот и первые признаки шантажа! – Дожевывая шашлык, Ряжский довольно потер ладони. – Прав был Теодор: вы, Гертруда, легких путей не ищите!

– Легкие пути обречены, – сказала чародейка, начиная раздражаться. У нее были дела и поважнее, чем слушать какой-то пустой треп. Например, все же побывать в комнате священника. – И все же вы не ответили: чего вы хотите?

– Что-то назревает, Гертруда, – загробно понизив голос, сказал посерьезневший Ряжский.

– Ого! – очень натурально выкатила глаза чародейка. – Да вам бы книги писать! Ну знаете: о женском, о футболе…

Ряжский улыбнулся и отодвинул от себя шашлык.

– Вы же заметили, что настоятель не особо проявил заинтересованность в раскрытие дела? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Уверен, что заметили. А знаете почему? – Ряжский положил локти на стол и подался вперед. – Потому что в убийстве замешаны чары, о чем ему известно. Только за последний месяц трижды собирался Поместный собор2, а послезавтра должен состояться Архиерейский собор3.

– К чему вы клоните? – перебила чародейка.

– Приближается годовщина, – нисколько не обидевшись, ответил Ряжский. – Убийство священника чародеем тот самый венец, которого так ждала церковь. Прибавьте сюда происшествие с генералом, и вы получите идеальную формулу законного, если не сказать священного, беспредела.

Гера потерла переносицу и, сдвинув обратно на лоб шляпу, посмотрела в окно. Годовщина начала переворота, о которой говорил Ряжский, и правда приближалась. И так уж сложилось исторически, что, несмотря на то, что всем уже давно было насрать на жертв переворота, каждый год в тех или иных городах происходили провокации. В основном их, конечно же, устраивали бравые ребята из рядов очистителей, но исходя из слов Ряжского, церковь, имевшая свой зуб на чародеев, собиралась благословить горящий факел очистителей.

В принципе ничего нового в этом не было, однако упоминание Ряжским генерала прямо намекало на его интерес в предстоящих делишках. Как жертва чар Карташов мог поддержать церковь вполне официально и даже под овации своих овец в погонах, что было бы даже эффектно, если бы не одно "но": следы очистителей вели к генералу – влиятельному чародею, успешно выдавшему себя за человека.

Следы те, правда, всплывшие во время расследования убийства домохозяйки-шпионки, были мутноватыми и само собой доказать что-либо не представлялось возможным, но для чародейки и ее отдела, принявшего во время того расследования на себя весь удар, доказательства были не нужны. И да, учитывая все это, праздники предстояли еще те.

– Вижу, вы уже составили правильную картинку не столь далекого будущего, – отметил Ряжский, вырвав Геру из задумчивости. – Нашего любимого генерала туда определили? – Чародейка перевела на адвоката взгляд. – Вижу, что определили. Это очень хорошо, ведь кто предупрежден, тот вооружен.

– По сути, – Гера приняла свой обычный равнодушный вид, – вы загрузили меня флудом4, а заявления о том, что что-то назревает встречается в "желтой" прессе минимум раз в неделю, так что придержите коней, господин Ряжский. С одними только бомбами-вонючками предсказателем, достойным памятника, вам не быть. Приходите, когда у вас будут факты. Где меня найти вы знаете.

Чародейка вышла из шашлычной и, приподняв воротник не по сезону легкого плаща, пошла прочь. Ряжский, конечно же, догадался, что его слова ее обеспокоили, но если бы Гера каждый раз в подобных ситуациях говорила "Да! Вы правы как никогда!" она бы как минимум перестала себя уважать.

Дойдя до какого-то перекрестка, чародейка закурила. Теребить Антона раньше времени она не хотела и, скрыв лицо под тенью шляпы, телепортировалась к церкви. Тут, конечно, работало чистое упрямство, ведь на самом деле Гера не считала, что в комнате священника можно было что-то найти, но с другой стороны, как следователь-оперативник она не могла не проверить.

Накинув чары невидимости, от которых по телу то и дело пробегали ледяные мурашки, Гера методично исследовала не только комнату убитого священника, но и каждый угол за ее пределами. Как она и ожидала, результата не было: ей не удалось отыскать даже порножурнала с потертыми страницами, не говоря уже про мобильный телефон. Зато мигрень стала еще сильнее, чему виной были не только ее собственные чары невидимости, но и остаточные следы чар Ряжского.

Подставив лицо мелким каплям дождя, Гера сделала несколько глубоких вдохов и, сверившись с наручными часами с потрескавшимся циферблатом, пошла по направлению к кладбищу.

Вообще выбор места для встречи с последующим сексом был более чем странным. Впрочем, чародейка не осуждала священника. В конце концов, у каждого были свои предпочтения. Однако вопросы все же вызывала сама встреча: она была оговорена заранее, или же кладбище стало конечной точкой встречи с прелестной ночной бабочкой, пойманной в божий сачок заранее и в другом месте?

В принципе, Гера допускала, что Литвинов мог оказаться прав, и девушка действительно была уже мертва, но вот в том, что она и была убийцей, чародейка не верила. Ну, а тело, так или иначе, могло что-то поведать. Главное было его найти. Или же ее, в смысле, живую девушку – свидетеля, куда получше трупа.

Еще раз сверившись с часами, чародейка свернула на аллею, но к месту убийства не пошла, а просто остановилась и повернулась лицом к затуманенной улице. Что-то подсказывало Гере, что священник не первый раз встречался с проституткой. Значит, девушка (или даже девушки) должна была работать неподалеку. Проблема заключалась в том, что рабочее время таких девушек еще не наступило. Хотя… Девочку можно было снять и днем, но для этого нужно было знать, где прелестные создания по примеру вампиров прятались от дневного света.

– Черт! – выругалась чародейка.

В третий раз сверившись с наручными часами, Гера стала перед выбором: самостоятельно искать девушку, то бишь шариться по всем закуткам района и сто процентов не попасть на скромное празднование в морге, или же запустить примитивные чары поиска, оттолкнувшись при этом от более чем подходящих для этого следов шпилек, и отправить следом патрульных, что вообще было целиком и полностью по их части?

Чары можно было даже и не использовать. Под покровом темноты вечно серого города туманов, лишенного злым роком всяких красок, священник мог легко попасть на кладбище незамеченным, чтобы встретиться с прелестной ночной бабочкой, но вот последняя вряд ли так уж могла пройти незамеченной. Девушку на шпильке с красной помадой кто-то должен был видеть.

Остановив выбор на чарах поиска и патрульных, Гера благополучно отчалила на шопинг, единственной целью которого была скупка алкоголя.

Выбор был не из простых, а время бежало быстро, но, тем не менее, чародейке удалось явиться в морг аж на целых пятнадцать минут раньше и не с пустыми руками.

– Колоритный наборчик получился! – Татьяна Сергеевна заворожено осмотрела разношерстные бутылки, аккуратно расставленные на одном из столов для вскрытия. На соседнем столе продуманно покоился достойный выбор закусок и, разумеется, сигарет.

– Чувствую, утром будет очень плохо, – сказала Эля.

– Если мы доживем до утра, – заметил Антон. Литвинова тоже хотели позвать, но Вик, хранитель майорской чистоты после лечебных процедур Геры, категорически запретил звать Литвинова и вообще использовать при нем слово алкоголь. С этим спорить никто не стал, и порция майора плавно перешла к старшему лейтенанту.

– А я-то думал, Антоша, что ты оптимист, – в свою очередь, заметил старый чародей, в котором ни с того, ни с сего предпразднично пробудилась склонность к шалостям.

– Скажу вам как сотрудник морга, – Татьяна Сергеевна храбро выступила вперед, – после смерти мы окажемся в хороших руках. Завтра дежурит Яблонский, а у него золотые руки.

– С такой-то фамилией… – пробормотал Антон.

Гера, чья мигрень почти отцепилась от нее на улице, засмеялась, и великая пьянка в морге началась.

К десяти вечера кампания была уже хорошо поддатой. Кроме, разве что, Вика, который тайно был рекордсменом в смешивании дорогого ликера, дешевого вина и баночного пива средней паршивости. Черт, даже у Геры уже прилично так двоилось в глазах. А какие шикарные мысли ее посещали!

Оперевшись на локоть на одном из столов для вскрытия, Гера неуверенным движением поднесла к губам сигарету и перевела взгляд с Антона на Элю. Она бы с удовольствием раскатала на языке соски-горошинки рыжей девушки и проникла бы в нее пальцами, а после языком, но прежде отсосав у старшего лейтенанта. Потом, когда все тот же старший лейтенант возбудился бы, глядя на ее сексуальные игры с Элей, чародейка бы оседлала его и прыгала бы на нем до упада. Ну, а после…

Гера сморщила нос и неохотно повернула голову со съехавшей на бок шляпой в сторону грохота.

– Кто… вот это тут… оставил? – еле ворочая языком, выдала Татьяна Сергеевна. Решив лихо взять поворот к закускам, она снесла и стол с ними, и табуретку под ним, на которой лежали какие-то папки. Последние, разумеется, упали, и из них посыпались фотографии, которые Татьяна Сергеевна, рискуя и самой оказаться на полу, попыталась собрать.

– Ай, Танюша! – весело причмокнул Вик и поспешил судмеэксперту на помощь.

– Может, пойдем домой? – промямлил Антон, пристроившись к чародейке бочком.

Гера отдала ему сигарету и, спрыгнув со стола, хмуро склонилась над рассыпанными фотографиями.

– Почему я их не видела? – требовательно спросила она, разом выдохнув весь выпитый ею алкоголь.

– Шшш… Ччч… Что? – не поняла Татьяна Сергеевна, глядя откровенно сквозь чародейку.

Гера не стала ничего объяснять и чарами вскрыла все морозильные камеры. Две из них содержали нужные ей трупы, и она по очереди осмотрела их.

– Твою ж… мать! – выругалась она.

3.1

Спертый воздух 311-го кабинета, за окном которого было утро, вяло вращался вокруг полковника Звягинцева, теребившего свой галстук с таким видом, будто никак не мог решить – снять его или же задушиться им.

Новости, принесенные чародейкой, застали его у туалета, где он собирался уединиться со свеженькой газеткой, и по мере ее рассказа, а также страшного перегара его рыжие усы кисли буквально на глазах.

– Значит так… – наконец выдохнул полковник, заставив тем самым свои усы подпрыгнуть. – Десять… Двадцать раз все проверить и перепроверить, и пока убедительные доказательства не лягут мне на стол в красивой папочке, чтобы я не слышал про серийного убийцу. Всем ясно?

– А если он убьет снова? – из-под низко опущенной шляпы спросила чародейка.

Пальцы полковника особенно сильно впились в узел галстука, а глаза выдавились из орбит, давая понять, что Гере лучше было держать свой перегар при себе.

Так и не ответив, полковник кинул взгляд на Литвинова, эффектно стоявшего возле окна, и поспешил удалиться из кабинета, не забыв при этом хлопнуть дверью, ознаменовав таким образом начало еще одного х*евого дня.

Гера, в голове которой и так гремело и бахало, причем, за двоих (за себя и за Антона), поморщилась из-под шляпы.

– Ну, что? – Литвинов вытащил руки из карманов и с мрачным видом закурил. – Довольны, что накаркали? – Он выпустил дым через нос, по очереди одарив тяжелым взглядом чародеев.

– Каркают вороны, Олежа, – с некой строгостью в голосе возразил Вик, – а у нас теперь есть факты.

В отличие от Геры, мучившейся мигренью со вчерашнего дня, старый чародей был в норме, хотя и просидел с ней и Антоном практически до рассвета, разбирая так неожиданно всплывшие детали двух убийств.

– Ну и где эти факты были раньше? – поинтересовался Литвинов, саркастично изогнув брови.

– Спроси в морге, – хмуро ответил ему Антон. – Это их вина, что мы не получили вовремя…

– А я спрошу! – повысив голос, перебил его Литвинов. – Я…

– Олег! Ну, хватит! – Чародейка помассировала висок. Литвинов на удивление серьезно воспринял новости про возможного серийного убийцу-чародея, в смысле, без матов и прочего, но его пренеприятнейший тембр голоса просто изводил Геру. – Есть – как есть! Чего уже теперь стонать?!

Тут Литвинов снова удивил чародейку и, отвернувшись к окну, не стал ни стал спорить, ни снова стонать, хотя, откровенно говоря, стонать было из-за чего.

Во-первых, в городе по ходу нарисовался серийник, а во-вторых, отдел мог даже и не узнать об этом до совершения еще одного убийства – предположительно третьего по счету. А все почему? Да все потому, что некая особа, имя которой было Эля, которой было поручено внести все результаты в базу данных, не только не сделала этого, но и не передала их лично в отдел, расследовавший на тот момент два убийства.

Что послужило причиной или же причинами столь безобразной халатности Гера не стала разбираться и еще ночью в достаточно грубой форме попросила Элю, пытавшуюся что-то объяснить сквозь слезы, заткнуть рот, что та и сделала, еще больше заливаясь слезами. Однако факт оставался фактом: три последних убийства явно были связанны. И если первое могло быть случайным или же совершенным в состоянии аффекта, второе – возможным совпадением, то третье… Третье убийство было уже закономерностью, причем спланированной. И все, может, ничего было, если бы не присутствие чар.

– О, Вик! – Гера с чувством обхватила теплую руку старого чародей, заботливо приложенную к ее щеке. – Я говорила, что люблю тебя? – Чары, так мягко проникавшие в чародейку, делали свое дело на "ура", и Гера ощущала, как буквально рождалась заново.

Вообще-то, она и сама уже собиралась сразиться со своим упрямством и самостоятельно прогнать мигрень, заодно поставив мозги на правильную волну, но то как это сделал Вик… Ммм… Красотааа…

Антон, сидевший на подлокотнике дивана, засмеялся. Его Гера еще в морге более менее вправила в рабочее состояние, как и Татьяну Сергеевну. А вот Литвинов, судя по всему, снова ночевавший в кабинете участка, счастливые стоны чародейки вовсе не нашел милыми и, пнув свое дышавшее на ладан кресло, вышел из кабинета.

– Ну и какая муха его на этот раз укусила? – заметил Антон, в принципе не так уж и удивившись поведению майора.

– Кто ж его знает… – пробормотал Вик, встревожено посмотрев на дверь, которой Литвинов хлопнул не хуже полковника.

Гера, из-за мигрени откровенно и постыдно прогавкавшая ауру Литвинова, озадаченно пробежала взглядом стол майора, над которым угасали остатки его непримиримой позиции против всего и всех. Муха, не муха, но все же отчасти недополучение отчетов из морга было и на совести чародейки, слишком положившейся на работу системы.

Благодарно похлопав Вика по руке, Гера отправилась за Литвиновым. Долго искать ей не пришлось: отчаянные звуки, доносившиеся со второго этажа, выдали его местоположение раньше, чем она закрыла за собой дверь кабинета.

Спустившись по лестнице, Гера остановилась у перил и с присущим ей непроницаемым видом стала наблюдать за неравным боем между автоматом с кофе, вооруженным нервоубивающим отверстием для банкнот, и Литвиновым, вооруженным убивающим всех и вся пистолетом.

Последний, к счастью для автомата с кофе, находился в кобуре на плечах, но, к несчастью все для того же автомата, упрямство майора не сдавало свои позиции и при помощи ног пинало устройство.

– Может, тебе помочь? – выбрав удачный момент между пинками, любезно справилась чародейка. В конце концов, ее предложение было обусловлено не только помощью майору, но также и помощью автомату, в котором она сама частенько брала кофе, и, соответственно, который она хотела сохранить.

Литвинов шумно выдохнул и, мотнув блондинистой гривой на кшталт льва, повернулся к чародейке. Мда… В ауре его явно было что-то, кроме злости, вызванной резкой сменой курса расследования, да еще и умноженного на три.

Конечно, по поводу значения некоторых оттенков ауры можно было спорить и спорить, но для Геры, достаточно обтершейся с Литвиновым, чтобы не соблазняться софистикой, было очевидно, что майора выедала не только перспектива охоты на серийного убийцу-чародея.

Литвинов грубо заправил волосы, судя по всему, не имея никакого желания отвечать чародейке и, пнув на последок автомат, молча пошел обратно в кабинет, пиная еще и перила лестницы.

С минуту Гера постояла и, поколдовав над автоматом, тоже вернулась в кабинет с четырьмя стаканчиками кофе. Было бы еще не плохо поесть что-нибудь, но этим уже занимался Антон, оформляя онлайн-заказ доставки еды, в то время как Литвинов в пух и прах разносил по телефону ухо какого-то криминалиста.

Гера молча поставила перед майором предназначавшийся для него стаканчик с кофе и приоткрыла окно. День предстоял быть сложным, но она не теряла надежду на осуществление своих планов на вечер. Убийцы – убийцами, морок – мороком, генерал – генералом, а новогодние праздники никто не отменял, и Гера собиралась к ним тщательно подготовиться. Ну, или хотя бы попытаться.

Еду доставили быстро, и настроение Литвинова немного улучшилось. Отправив по электронке составленную по всем правилам жалобу на Элю, он откинулся на своем расшатанном кресле и закурил.

– Значит, что мы имеем?

– Ты вообще не слушал, что я говорила, да? – возмутилась чародейка, сидевшая за столом Антона, в то время как сам старший лейтенант скромно жался позади и ел стоя.

Литвинов ответил чародейке своим фирменным тяжелым взглядом, немного приподняв брови, мол, я все еще жду ответа.

– Три трупа, – ответил Антон вместо Геры, уже по традиции вступившей с майором в зрительную дуэль. – Это по факту. Предположительно их может быть больше.

Взгляд Литвинова вспыхнул и, сдав все позиции чародейке, метнулся к старшему лейтенанту, но тот лишь пожал плечами. В городе туманов трупов было много и, если было поискать, то вполне можно было найти еще несколько подходящих под профиль их убийцы-чародея.

– Первая жертва, – продолжила Гера, закинув в рот вилку с оливье, – сотрудник ботанического сада, где он и был найден, – невнятно проговорила она. Папка на столе, что лежала перед ней, открылась, шурша листами. Не то, чтобы Гера не помнила детали убийства, которые каких-то минут пятнадцать назад рассказывала полковнику, но специально для Литвинова она готова была слово в слово прочитать вслух все, что содержал дополненный ныне отчет. – Пятьдесят шесть лет. Причина смерти сердечный приступ. Вторая жертва автомеханик… – Гера сделала глоток кофе. – Также был обнаружен мертвым на месте работы. Двадцать девять лет. Причина смерти обширное кровоизлияние в мозг. Третья жертва священник. Найден на кладбище. Пятьдесят девять лет. Причина смерти удушение.

– Скажи еще, что на всех трех трупах были следы чар, – ядовито перебил Литвинов, чья аура снова начала беситься.

Чародейка медленно дожевала оливье и откинулась на спинку кресла. По большей части она глубоко уважала майора за стойкость перед всеми ударами судьбы и, несмотря на козлиный характер и грубые манеры, преданность тем, кого он считал друзьями, но, честное слово, раздражал он ее не меньше. Особенно, когда бесился, а бесился Литвинов практически всегда.

– В чем твоя проблема?

– Где факты?

– Я же сказала…

– Что ты сказала? – вновь перебил Литвинов, скрипнув креслом. – Что на каждом из них было послание? Так знаешь, на заборах тоже много чего есть! Может, это тоже какие-нибудь послания? Инопланетян, например!

– Тебе принципиально со мной спорить, да? – прохладно заметила Гера, подавив сильнейшее желание послать майора на х*й.

– А тебе принципиально заваривать кашу? – вопросом на вопрос ответил Литвинов. – Ты была на всех местах убийств. Была? Была! Ты сказала, что чары присутствовали. Сказала? Сказала! А знаешь, чего ты не сказала? Что они имеют что-то общее! Какой отсюда вывод?

Чародейка сузила глаза, всерьез размышляя, не надеть ли на морду майора остатки ее оливье. Хотя, он в принципе был отчасти прав, но Гера чувствовала, что она была права, и что те надписи, что были оставлены на трупах, были не совпадениями и отнюдь не фигней. По факту, правда, только на одном трупе, а в остальных случаях просто рядом и завуалировано, и чары действительно не были похожи на разных местах убийств, но тем не менее четкая линия одного убийцы прослеживалась. Гера была в этом уверена.

Выдохнув гнев, чародейка сдержанно допила свой кофе и закурила. В конце концов, какого хера она тратила нервные клетки? Вот всплывет еще один трупик, вероятно даже разговаривающий похлеще священника, вот тогда Литвинов и все остальные неверующие запоют, как соловьи, и побегут к ней, мол, ты ж была права!

– Гера права, – уверенно вступил в разговор Антон, чье недовольство поведением майора ощутимо давило на ментальную связь.

– Ох*енно! – отметил Литвинов, пренебрежительно взглянув на него. – Так идите и расследуйте! Развивайте свою теорию и ищите доказательства!

3.2

Виляя упрямой задницей, Вельма ушла в сопровождении своего верного хвостика, то бишь Усова, и Литвинов молниеносно подскочил со своего кресла.

– Вик!

Старый чародей, в коем-то веке не встревавший в уже ставшие традиционными терки между Литвиновым и молодой чародейкой, вопросительно посмотрел на майора с дивана. Он как бы собирался тоже свалить, но Литвинов как раз собирался этого не допустить.

– Мне нужна помощь!

– Конечно, Олежа! – с готовностью отозвался Вик. – У тебя что-то болит? Выглядишь ты не очень, – на свой страх и риск добавил он, рассматривая майора.

Литвинов пропустил отнюдь не лестный отзыв о себе мимо ушей и нервно взъерошил волосы, не зная с чего начать. Он соврал Вельме. В то, что вырисовывалась серия убийств, он охотно поверил, ведь едва услышав ее рассказ, его ментовское чутье, подкованное военным опытом, забило тревогу также, как и у Вельмы, но… НО! Гораздо больше его чутье било тревогу в связи с теми находками, которые он под коньячок чисто случайно обнаружил в их с Усовым наработках по мороку.

Сколько раз он просматривал их! Сколько раз! И только сейчас заметил, что некоторые предполагаемые жертвы морока были связанны с Вельмой.

– Олежа? – неуверенно протянул старый чародей, видавший Литвинова в самых разных состояниях, но, по ходу, не в таких.

– Сделай мне карту!

Литвинов рванул обратно к своему столу и, выудив наработки по мороку, которые еще и умудрился слегка подмочить коньяком, принялся перечислять адреса. Ничего не понимавший Вик послушно наносил их на созданную чарами карту.

– Так… – Литвинов отложил бумаги и, сунув в рот сигарету, подошел к их совместному творению. – Подсвети адреса, – скомандовал он. На карте тут же вместо простых точек появились названия улиц.

– Олежа, я не понимаю…

Литвинов достал из кармана брюк зажигалку и подкурил сигарету, которую успел не только обслюнявить, но и покусать.

– Смотри! – Литвинов ткнул пальцем в один из адресов. – Здесь находиться "Восточные сладости". Не совсем… В смысле, за углом и чуть пройти… Ну ты понял! Здесь… – Литвинов переместил палец правее, – Центральная больница. Там на задворках целых два трупа было. Или три? – спросил он сам у себя. – Неважно! А вот здесь… – Литвинов снова переместил палец. – Это место ты должен знать. Там труп бомжа был обнаружен еще в октябре.

– Это же район, где живет…

– Вот! – на эмоциях перебил Литвинов, пыхнув сигаретой. – Вот именно! Все эти места Гера посещала. Тут она живет, – принялся перечислять он, – в больнице она тоже была, как ты помнишь, то есть лежала… Из кондитерки той она вообще не вылазит, а вот здесь… – Литвинов снова ткнул пальцем в карту. – Здесь Гера кофе покупает, когда в приют идет, а здесь… А что у нас здесь? – Литвинов нахмурился, запутавшись в собственных мыслях.

– Олежа… – осторожно начал Вик, не без опасений поглядывая на Литвинова. – Я все равно не понимаю. Ты хочешь сказать, что все эти трупы… Это Гера? Она их убила? Она выпускала морок, от которого и сама чуть не погибла?

– Конечно, нет! – прорычал Литвинов. Оставив тщетные попытки разобраться в мешанине мыслей, он резко повернулся к старому чародею, проявлявшему не абы какую, по мнению Литвинова, тупость. – Я хочу сказать, что он идет за ней. Как тень. Понимаешь? Он следит за ней, срывается и убивает. Вот, что я хочу сказать! – И, будто в подтверждение его слов, пепел с сигареты упал на пол.

– Олежа! – Вик положил сухую руку на плечо возбужденного майора и заглянул ему в глаза ну точно, как психотерапевт. – Я скажу тебе то, – мягко произнес он увещивающе-успокоительным голосом, – что ты часто говорил Гере: ты тыкаешь пальцем в небо.

– Х*й в том небе плавал, Вик! – дернулся Литвинов, сбросив руку старого чародея, и уже в который раз ткнул в карту. – Ты посмотри на карту! Мы можем нанести на нее все остальные трупы для сравнения, но я тебе и так скажу: как только Гера появилась в городе, начался всплеск! Со дня ее приезда и по сей день семнадцать трупов! И все рядом с ней! – на повышенных тонах заключил Литвинов.

Вик с сомнением посмотрел на карту, перебирая сухими пальцами.

– Ты же был уверен, что за мороком стоит Карташов, – резонно заметил старый чародей, решив зайти с другой стороны.

Сигарета, истлевшая до самого фильтра, обожгла Литвинову пальцы, и он бросил ее на пол, и притоптал ногой.

– Был, – ответил он Вику. – Получается… Я ошибся. – Литвинов устало пожал плечами. Сколько он просидел над заметками, майор сказать не мог, но он не выспался. От волнения у него трещала голова, а пустой желудок крутил ребра, как только хотел. Тут еще этот серийник, что б его.

– И только в этом ошибся? – уточнил старый чародей, весьма выразительно посмотрев на Литвинова.

– Вик, вот давай на секундочку представим, что я прав, – сказал Литвинов, проигнорировав вопрос с явным намеком. – Ты поможешь мне?

Старый чародей стер с морщинистого лица несерьезное выражение и озадаченно посмотрел на карту.

– Тебе нужна Гера, – подумав, покачал он головой.

– Пусть работает пока над серийником, – ответил Литвинов, потерев глаза. – Так ты поможешь? – с отчаянной надеждой спросил Литвинов.

Вик развернулся к нему и очень вдумчиво посмотрел майору в глаза.

– Конечно, Олежа, я помогу, – согласился старый чародей, то ли правда поверив ему, то ли просто пожалев его, одинокого воина на грани нервного срыва. – Но ты же понимаешь, что долго скрывать это от Геры не получится. У тебя уже был отрицательный опыт, и ты должен понимать, что лимит ее доверия к тебе не резиновый.

– Я и не собирался скрывать. – Литвинов втянул шею в плечи и засунул руки в карманы, выдав тем самым себя с головой. Говорить Вельме о его находках, по его мнению, было… Нет, не самоубийством, но чем-то близким. Тем более, что она явно утром что-то заподозрила.

Да и привлекать чародейку было реально опасно. Морок угрожал ей и майор небезосновательно считал, что Вельму в принципе нужно было держать от всего, что было связанным с мороком, как можно дальше.

Вик склонил голову на бок и снова посмотрел на Литвинова этаким выразительным взглядом, мол, аха, так я тебе и поверил.

– Пока не будет фактов, – поспешил оправдаться Литвинов, чувствуя себя совсем глупо, – я говорить ничего не буду, – соврал он.

– Ладно! – Вик благоразумно сделал вид, что повелся. – С чего тогда начнем?

Литвинов задумчиво взъерошил шевелюру.

– Как насчет завтрака?

– Трупы ничего не дадут, – вслух размышлял старый чародей, без особого труда догадавшись, что у Литвинова вообще не было плана.

В забегаловке недалеко от центральной больницы, прикипевшей майору еще со времен, когда Вельма лежала в БИТе, было уютно и тепло, но Литвинов непроизвольно поежился. Перед ним стояла пустая тарелка из-под "ленивых" вареников и чашка с горячим кофе, но холод и сырость туманных улиц будто пробрались в нему под пальто и отказались выходить.

Едва они с Виком покинули участок, эмоциональное возбуждение и сопутствующая ему энергия покинули Литвинова, и он с прискорбием вынужден был признать, что плана у него не было. Более того, он вообще не представлял, что и как следовало делать, ведь даже для чародеев морок был понятием тонким и достаточно редким.

Наивно было полагать, что Вик мог помочь, но Литвинову больше не было к кому обратиться. Лея, подруга Вельмы, могла бы помочь больше, ведь она уже сталкивались с мороком в приюте, но по той же причине Лея не подходила, как и бывший любовник Вельмы Платон, нынче известный как Коновал. Но даже если бы кто-то из них согласился реально помочь, не рассказывая ни о чем Вельме, вряд ли они бы предложили план эффективнее, чем ждать нового убийства, чтобы тогда идти по горячим следам.

Однако идти куда? И что дальше? Морок был идеальным средством для убийства, но именно средством, производным от чародея: чародея, которому приглянулась Вельма. Ну, или на бульдозере переехала ему дорогу или, например, ногу, что было вполне в ее стиле. Но как? В смысле, когда она успела? И где? Вот прямо на вокзале, когда сошла на перрон в день своего приезда в город?

А может, Литвинову вообще все это мерещилось? Карташов был реальным, но морок, якобы преследовавший чародейку… Может, это было уже слишком? Может, внезапно возникшее сильное желание защитить Вельму от всего мира играло с майором, являя ему то, чего на самом деле не было?

– Можно осмотреть улики, – продолжал размышлять Вик, откусив кусочек рогалика с повидлом. – На одежде должны быть хоть какие-то следы. Ты же помнишь, что одежду Герочки с неделю исследовал тот мальчик. Карим который. – Вик одобрительно улыбнулся, погружаясь в какие-то "левые" воспоминания. – Талантливый чародей…

Литвинов абстрагировался от полившейся голосом старого чародея оды и, согревая руки об чашку с кофе, посмотрел в окно, за которым по-прежнему хозяйничал туман. На несколько секунд перед глазами майора вспыхнули сцены из прошлого: чародейка, охваченная малиновым облаком в голубятне; снова она, но только у него дома с шевелившимися под кожей на руке прожилками.

Нет. Литвинову все это не мерещилось. В смысле морок, преследовавший Вельму. Это было. Литвинов это чувствовал.

Может быть, тогда в голубятне это и было чистым совпадением, случайностью из ряда вон, и Вельма вовсе не была целью, но в любом случае мороку, выпускаемому таинственным чародеем, который мог оказаться куда опаснее Карташова, было не место в городе и тем более рядом с Вельмой.

"По одному за раз", – мрачно подумал Литвинов, сжимая чашку. – "По одному за раз".

3.3

Антон сосредоточено листал телефон, сидя на низкой табуретке. Чародейка же, низко надвинув шляпу, не спеша расхаживала среди растений. Одного взгляда на обманчиво вежливого контролера ей было достаточно, чтобы придержать руку старшего лейтенанта, тянувшуюся в карман за ксивой, и просто накинуть на них чары невидимости, чтобы не терять время на дурные манеры и всяких зевак в виде многочисленных посетителей сада.

Отпустив излучение от себя подальше, Гера внимательно осматривала каждый лист растения и ощупывала каждый сантиметр помещения на всех ментальных уровнях.

Спустя полторы недели на месте убийства по-прежнему улавливались следы чар, но определить их характер и природу Гера не могла. Чем глубже она проникала в них, тем больше у нее складывалось впечатление, что те чары существовали сами по себе, чем в некотором смысле напоминали морок. Вот только морок был порождением чувств, а эти чары не имели оттенков вообще. Они просто были и все.

Чародейка упрямо вздохнула и, взлетев, зависла под самым куполом. Внизу материализовался труп: рот открыт, брови сведены, руки на груди будто рвали грязную рабочую рубашку. Так его нашли, и таким же его видела Гера. Фотографии же со вскрытия явили ей несколько иную картину: 1Ин 3:4.

Патологоанатомом чернильная надпись была принята за обычную старую татуировку на груди. В отчете даже было высказано предположение, что она была тюремной, но подтверждений этому не было обнаружено. В смысле, убитый в тюрьме не сидел и вообще не имел никакого криминального прошлого даже в разрезе штрафов за превышение скорости или перехода дороги в неположенном месте.

Однако именно эта надпись и была теми чарами, которые Гера уловила на теле еще непосредственно на месте убийства, то есть в ботаническом саду. В виде надписи они проявились не сразу, а только когда тело достигло определенной низкой температуры, что произошло в морге, где было гораздо холоднее, чем во влажной и душной секции с какими-то тропическими растениями.

И все бы ничего, но проявившаяся надпись была Первым посланием Иоана, а точнее: главой 3-й, стихом 4-м.

– Всякий, делающий грех, делает и беззаконие; и грех есть беззаконие.

Именно с этого священник, приходивший к ним в приют, начинал свои беседы с юными чародеями. Поэтому Гера, слышавшая это тысячи раз, и узнала ее.

И снова все бы обошлось, ведь идиотов с нездоровой тягой к религии, при этом без всякой веры, было полно, но на втором трупе, фотография которого также любезно вывалилась из папки на пол прямо перед Герой, тоже была надпись чарами, которая также проявилась только в морге.

Тупость ли, или же некомпетентность Эли, мало того, что напрямую виновной в том, что отдел не получил полные отчеты ни в физическом, ни в электронном виде, так еще и проводившей предварительный осмотр обоих трупов, снова определила надпись, кстати, тоже на груди, как татуировку.

"Ибо умерший освободился от греха".

Таким было послание Апостола Павла к римлянам в главе 6-й, стихе 7-м.

Тут-то чародейку и пробило: голова священника ведь тоже несла подобную околесицу про грехи. И это не было совпадением.

Три трупа. Три не связанных между собой человека. Присутствие чар.

"Дело дрянь!" – подумала Гера и спустилась вниз.

– Нашла что-нибудь? – Антон кинул взгляд на приближавшуюся к секции группу людей и поднялся на ноги.

– Нет, – ответила Гера. – А ты?

– Здесь очень плохой сигнал интернета. – Антон виновато потряс телефоном. – Я смог пробиться только в почту. Вскрытие священника окончено. И что-то пришло от Карима, но сигнал выбило, и я не успел прочитать что именно.

– Туда мы потом заскочим. Я хочу сейчас посмотреть автомастерскую. Может, потом еще раз кладбище.

– Хорошо. – Антон, спрятав телефон, притянул чародейку и себе. Сдвинув ее шляпу и освободив шею от волос и воротника плаща, он нежно прошелся губами по ее шее.

Чародейке стало щекотно, и она улыбнулась. Люди, как раз хлынувшие в секцию, проходили сквозь них. Губы Антона поднялись выше и сочно приложились к щеке, настойчиво давая понять, куда они собирались приложиться далее.

Гера в принципе была не против, но неожиданно поймала на себе взгляд ребенка, что было невозможно, ведь они с Антоном были не только невидимыми, но и неосязаемыми.

Возможно, ребенок был чародеем и ощущал распространявшееся от Геры излучение, но едва она моргнула, как ребенок, будто потеряв интерес, вцепился в ближайший лист растения. Его мамаша тут же подняла жуткий вой, ведь за подобное поведение грозил приличный штраф.

Чем все закончится, Гера ждать не стала и, слившись в поцелуе с Антоном, просто телепортировала их к автомастерской. Чужие "цветы жизни" были не ее заботой в отличие от трех нераскрытых убийств, предположительно совершенных серийным убийцей-чародеем.

Запах моторного масла прибавил поцелую колорита, но вот под ногами что-то противно захрустело, будто напоминая, что секс на капоте машины, к которому мог привести поцелуй, лучше было отложить на другой, более поздний капот.

Если в ботаническом саду все было убрано буквально через два дня, то в автомастерской, которой частично владел убитый, все было так, как оставили после себя криминалисты. Партнер убитого забрал только дорогой инструмент и, уходя, даже не потрудился закрыть на замок дверь. Впрочем, владелец отнюдь не бюджетного минивена, который в вечер убийства ремонтировал убитый, вообще, по ходу, не спешил забрать свою собственность, и машина так и стояла на месте.

Гера обошла минивен и заглянула в салон, считывая остаточные следы чар. В обоих случаях, то есть и в ботаническом саду, и в автомастерской, следов незаконного проникновения не было обнаружено. Чародей, конечно, мог пройти сквозь стены, но подобных следов тоже не было обнаружено.

Первых два убийства не производили впечатление таких уж спланированных в отличие, например, от убийства священника. И кроме посланий, оставленных на жертвах, связи между ними не было. Даже чары имели некоторые отличия, хотя и накладывались в первых двух случаях одинаково.

С другой стороны, они были слишком мелкими и несерьезными, чтобы однозначно судить о принадлежности одному или же двум разным чародеям.

– Та же песня? – спросил Антон.

– Похоже на то, – ответила Гера, осматривая потолок. Как и в ботаническом саду, в автомастерской зацепок не было.

– А чары не могли быть наложены кем-то другим? – поинтересовался старший лейтенант. – В смысле, не убийцей?

– Хочешь сказать, что кто-то просто шастает по городу в поисках свежих трупов и по приколу накладывает на них чары? – Гера задумчиво посмотрела на наведенные на бетонном полу контуры тела.

– Почему нет? – Антон пожал плечами. – Как сказал бы наш майор: не всех больных война убила, многих покалечила, – усмехнувшись, добавил он.

Гера тоже усмехнулась. Мда… Майор умел высказываться красиво, и в принципе не так уж это высказывание было далеко от истины, но версия старшего лейтенанта определенно была из области версий типа Дед Мороз на самом деле был Бабой Морозихой. Тут надо было щупать и щупать, чтобы убедиться.

– Надо копать глубже, – подумав, сказала Гера и присела на корточки, всматриваясь в трещины в бетоне. Они уходили под минивен и бежали дальше до стойки с оставшимся мелким инструментом.

Чародейка развернула правую руку ладонью вверх и к ней устремились крошечные синие камушки.

– Что это? – Антон присел на корточки напротив, всматриваясь в находку.

– Бисер, – задумчиво протянула Гера. Янтарные вкрапления в ее глазах становились то ярче, то совсем погасали. Однако бисер был самым обычным и не содержал никаких признаков чар.

– Думаешь, это принадлежало убийце? – спросил Антон.

– Не знаю. – Гера достала из кармана небольшой пакетик для улик и ссыпала в него бисер. Что-то в нем чародейку цепляло, но пока разбираться с этим она не планировала. Нужно было искать проститутку, обслуживавшую священника. Живая или мертвая она могла поведать многое.

На кладбище Антон приподнял желтую полицейскую ленту, пропуская чародейку вперед. В его кармане настойчиво вибрировал телефон, но старший лейтенант с завидным упорством делал вид, что это не замечал не только он, но и Гера.

Впрочем, чародейке и правда был по барабану его телефон. На данном этапе она, к радости Литвинова и полковника Звягинцева, не могла предоставить ни один железный факт в подтверждение своих подозрений по поводу появившегося в городе серийного убийцы-чародея. Отсутствие улик разыгрывало с Герой интуитивно-логическую партию, но ум оперативника требовал чего-то физического.