Читать онлайн Баловень удачи и остальные причастные бесплатно

(или не тематические отвлечения будущего адвоката местной мелкой советской буржу-а-а-зии, перед последним экзаменом летней сессии; в общем, неправильная для чтения книжка)

Книга издается в авторской редакции.

© Борис Каллагов, 2023

© СУПЕР Издательство, 2023

Глава 1

Дом, мой добрый родительский дом

Невероятно ребята, но это факт. Я снова дома. В любезной нашему сердцу и юношеской немедлительности, в домашней родительской обители, где меня растили, учили, воспитывали, наставляли на путь истинный и, кстати, по сей день продолжают наставлять, мои дорогие любезные и любимые старшие. И тому уже вот скоро как двадцать один год. Согласитесь, а это срок, к тому же не малый.

На дворе теперь не жаркое, но уже хорошо пригревающее южное июльское утро, а в приоткрытую балконную дверь большой гостиной комнаты квартиры родителей, где я расположился на угловом развернутом диване, загуливает приятный такой, легкий, обволакивающий утренней свежестью, ветерок, под прохладные волны которого даже не глаз хочется открывать. На часах без малого одиннадцать, а я все еще в горизонтали, лениво потягиваюсь, но уже возвращаюсь к осознанию действительности.

Нет, я, конечно, не берусь утверждать, что уже весь возвернулся в линейное восприятие благостного мира в собственных телесных и духовных кондициях, но если выпадает, то утренняя пробудительная нега заботливого покрова родительского дома очень долго нас не хочет выпускать из своих объятий; хочется чтобы она закончилась не в сию минуту.

Но что-то, даже как-то странно тихо сейчас на просторах родительской жилищной обители; по всей квартире тишина прямо как первозданная. Удивительно просто! Даже такая маленькая девятилетняя назойливая вредность как мой младший родственник, младший брат и тот не подает никаких признаков личного неудовольствия от моего присутствия.

В приватной точности, виной причины моего нынешнего позднего пробуждения являются серьезные обстоятельства, а конкретно то, что заявился я вчера домой только после полуночи, кстати, практически после двухмесячного своего отсутствия. Но ничего предосудительного – все в духе нынешнего времени и сообразно случившимся обстоятельствам.

Вместе с ребятами из нашей университетской группы мы все это время работали в специальном студенческом строительном отряде, в заволжских степях Волгоградской области. Кстати, неплохо работали.

Как результат, я привез оттуда почти шестьсот рублей. А это не только для студента, но и для хорошего инженера сегодня весьма приличные деньги. Пятьсот я вчера сразу же вручил матери (маман или мама – сан как мы с отцом иногда обращаемся к ней), а остальные оставил пока при себе на всякие мелочные потребности.

А мой старший, в смысле батя, когда я вчера передавал в руки мама-сан свой финансовый вклад в укрепление семейного бюджета, на меня только бурчливо смотрел, и как – будто даже с укоризной.

Нет – нет, лучше всё же мама – сан. Так будет надежней!

Вообще-то второй семестр на третьем курсе у нас выдался какой-то суматошный. Я даже не успел заметить, как он пролетел.

Еще перед майскими праздниками комитет комсомола бросил клич на факультете, что срочно набирают специальный студенческий отряд из тридцати человек и практически все пацаны из нашей группы, в том числе, и я, туда записались. Даже сессию нам помогли в ускоренном темпе сдать, так что ы мая мы уже убыли к месту назначения. С одним предметом только вышла заминка. Гончаров Олег Петрович профессор кафедры, отказался у нас принимать экзамен по Советскому гражданскому праву – сокращенно СГП, объявив, что лекционный курс должен быть полностью прочитан, и проведены все практические занятия. А все остальное – это уже сторонние отвлечения. Он вообще-то принципиальный такой товарищ!

Кое – как уговорили его, что мы хорошо подготовимся и сдадим экзамен по его предмету в августе; он согласился, и тут же выдал нам дополнительно темы новых рефератов, хотя мы уже писали курсовые работы в зимнем семестре. Так что такие вот теперь у меня каникулы организовались с сочетанием отдыха и подготовкой к самому серьезному экзамену за этот курс.

Кстати, на дворе у нас нынче одна тысяча девятьсот восемьдесят очень важный год, который называется юбилейным – одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмой!

Понимание надо иметь, политичное — как выражается один мой друг, по этому вопросу; а то у нас некоторые местные придворовые или придворные граждане, и даже личности более крупного масштаба, так сказать деятели городского уровня, относятся к этой теме как-то без вдохновения.

Нет, ребята, а как все-таки здорово дома! Под покровом родительской заботливости. Леность непритворная меня прямо распирает, если можно было провалялся бы так в постели целый день.

С тех пор как я стал студентом, поступив три года назад на юридический факультет бывшего Новоросийского императорского, теперь Одесского государственного университета, я практически не больше одного – двух дней в неделю бываю дома, а случается и не каждую неделю. В общем то расстояние небольшое до нашего города, не больше двухсот километров, но каждый день мотаться туда обратно, занятие не из приятных, с чем согласились и мои родители, а мой младший брат так тот вообще был в превеликой радости. По случаю открывшегося факта, он тут же меня выселил из моих домашних апартаментов, то бишь из моей комнаты, заявив, что «нормальные студенты должны жить там, где учатся».

Ну что тут ему скажешь: такой вот он у меня весь продуманный! Такая вот теперь пошла молодежь! А главное – логика же есть. Так что мне приходится устаиваться на жительство в гостиной, когда бываю в родительском доме.

Кстати город, в котором я родился и живу по сегодня, небольшой такой по себе, но очень ухоженный и приятный; одно время даже имел претензий на статус центра областного значения, но что-то там у наших начальствующих ребят не сложилось в центре или не получилось… Не знаю! В итоге мы остались в значении отдельного городского образования прямого республиканского подчинения. Ну, нет, так нет.

Единственное, точнее самое большое достоинство (типа достопримечательности) которое есть у нашего города – так это то, что он расположился поблизости совсем даже рядом у берега теплого моря; всего каких-нибудь двадцать километров от Черного моря, и потому заслуженно носит свое гордое и вдохновляющее имя Морской.

Нет – нет, никаких модных аналогий или исторических параллелей. Все именно так и есть Морской.

Нельзя не признать, что предшествующие поколения местного населения были люди весьма практические, и потому нашли довольно таки удобное пространство для жизненного обустройства; здесь вам и солнце, и полноводная река рядом, и море теплое совсем близко. Кругом степное раздолье, всегда свежий воздух – что еще надо серьезному человеку для спокойной и уверенной жизни.

Об остальных, достойных внимания примечательностях нашего города я расскажу позже.

И, по-моему, это единственный город в нашей стране, где первомайские и октябрьские парады начинаются на час раньше чем в Москве, и заканчивается ровно без четверти следующего часа проездом по центральной площади перед начальственной трибуной отреставрированного деревянного трамвая довоенной эпохи с малышнёй на открытой платформе.

Почему такая поспешность, я сам долго не понимал, пока старшие придворные люди мне не пояснили значение:

– Всё нормально. Так надо! Парад в Москве начинается в десять, и зачем тогда надо не мешать народу получать дополнительное удовольствие; чтоб сначала посмотреть на наших местных, а потом остальные всесоюзные достижения…, по телевизору.

Нет, ну не скажешь что это так уж глупо или аполитично!

Кстати, говорят сам отец математики, великий эллин Пифагор неоднократно посещавший берега северного Причерноморья в те давние – еще предревние времена чистосердечно признавал, что наши края, тогда здесь располагалось небольшое греческое поселение, весьма приятноственное и удобное место для праведных трудов и полного душевного отдохновения; открытая широкая степь, берег привольной скифской реки, вольный ветер и совсем – совсем близко теплое море.

Море, знаете ли, оно ведь не только расслабляет, даже расхолаживает, но далее: и располагает и предполагает… Особенно теплое.

Так, всё! Думаю для увертюры достаточно.

Первыми кто потревожил мое благостное утреннее предрасположение к жизни, и надо признать довольно смело это сделали, были два дополнительных живых обитателя на родительской жилищной площади, за которых как ни странно мама-сан каждый месяц платит ровно по одному рублю. Оказывается за то чтобы содержать живность в родном отечестве на своей жилплощади каждый месяц надо отдавать державе в качестве налога, ровно по одному рублю за конкретного представителя фауны.

И сейчас, они по очереди, как в разведке – гуськом по одному, аккуратно и не смущаясь, протиснулись в приоткрытую дверь, почти беззвучно обогнули большой стол посередине комнаты и приблизились вплотную к дивану, где ваш покорный слуга старается их не замечать.

Первый, из которых, это кот Кис Негодяйкин. Без всяких стеснений и возможных возражений он одним махом оказался на спинке дивана рядом с моими ногами и начал пристально изучать субъекта столь бесцеремонно оккупировавшего его любимое лежбище.

Ане пограничная, не служебная, не охотничья, и даже не водолазная собака Матвей (Матвей безхвостый или просто Мотик по не строгой семейной классификации; сам размером не больше кепки – что по росту, что в длину), не держит за правило совершать первым опрометчивых шагов, которые не позволили бы чувствовать себя в полной безопасности. Оба эти персонажа любимые члены семьи нашей мама-сан и заслуженные лентяи, которых она раскормила прямо таки до не приличия.

Первым у нас на жилплощади появился Матвей. Зимой это дело было давно; я тогда в девятом классе учился, а Гошка – это тот самый который мой младший родственник, тоже уже все хорошо соображал.

Мать была в служебной командировке в Питере и привезла нам оттуда эту радость. Версия с ее слов прозвучала следующая:

– В последний день в Ленинграде, перед самолетом у нас было свободное время, и мы с Катей (ее подруга из поликлиники, где она работает безопасным доктором – терапевт называется) пошли на выставку собак. И там я увидела его, нашего Мотика: такой красивой мордочки, таких глазок, такой красивой шорсточки там не было больше ни у кого… И я сказала: все, он будет наш! Беру его домой».

Я посмотрел тогда краем глаза на отца (маман никогда раньше никакого интереса в подобной живности не проявляла), а отец на меня и мы поняли, что это безнадежно, непоправимо и надолго. Придется смириться.

– М-да. Удобная вещь – заметил батя. В хозяйстве пригодится. И намордника ему не надо, и шорстка нормательная. Можно будет…

Не знаю, о чем тогда еще подумал мой батя, но ровно через два дня он притащил домой еще одну живность. Точно как маленький комочек, разве чуть больше матерчатого теннисного мячика. Отец достал его из своей зимней перчатки, и вывалил мне прямо в ладони:

– На, займись этим зверем… Отнеси его в поликлинику, пусть там проверят – блохастый он или нет? И справку возьмешь, хотя мне сказали, что он чистый. Порода у него знаешь, какая?

– А что у таких порода бывает? – переспросил я отца

– Бывает. Британская короткошерстая называется.

– Никогда не слышала о такой породе – заметила мать.

– Это очень редкий вид

В общем, мне пришлось два дня подряд после школы ходить с британским короткошерстным в ветеринарную поликлинику пока врач после окончательного осмотра и полагающейся прививки, не выписал мне нужную бумажку.

Мать дома внимательно изучила официальный документ, сама дополнительно осмотрела нового кандидата в члены семейного экипажа, и только после этого всё ему простила, передав нового члена нашего семейного экипажа Гошке на поруки.

И если Матвей на сегодня это просто маленький лентяй, то Кис Негодяйкин (с легкой руки матери – Юлий цезарь, или просто Юлик) вырос до таких бессовестных размеров, что позавидуешь кулинарным талантам нашей мама-сан.

Он обнаглел до того, что даже во время мартовских чувственных кошачьих игр, когда все приличные коты сами бегут на улицу, этого и пинками не выгонишь. Мать его сама относит во двор на детскую площадку, и там он со взыскательностью работорговца подбирает себе лучшую подружку, или вообще посылает всех куда подальше и бежит обратно домой впереди матери, чтобы устроиться на свое коронное место на кухне прямо на подоконнике и выполнять почетную миссию первого семейного дегустатора.

Матери он сильно начал нравится, когда она заметила, что Юлик может оказывать благотворное воздействие на человеческий организм. Однажды она пришла домой очень уставшая после работы (был большой прием пациентов и еще погода в городе как перед штормом), села в кресло. От боли голова гудела и шея изнывала. Так этот тип каким-то чудом всё понял, забрался на спинку кресла и как теплый шарф обвился вокруг ее шеи. Буквально через минуту все боли и тяжести в суставах у матери прекратились, и она чуть ли не расцеловала этого зверя. Понятно, что теперь он в пределах юрисдикции нашей жилищной площади пользуется абсолютной неприкосновенностью.

Но вернемся к моей нынешней горизонтально ленной позиции. Не прошло и трех минут после первых любопытствующих, как в двери гостиной комнаты просунулась не менее любопытствующая рожица моего младшего брата:

– Жень. Жень ты спишь?

– Угу – пробурчал я в ответ.

– Можно я войду?

– Нет!

– Я уже.

– Кто бы сомневался. Вон твои агенты меня уже минут десять караулят.

Естественно я еще не успел хорошенько потянуться всем телом, как Гошка уже сидел на краю дивана и, изобразив на фотографии образа лица горделивую озабоченность задачей момента, приступил к решению собственно ему интересных вопросов.

– Жень, ты как? скромный такой, типа сопереживающий вопрос.

– Нормально. А что так тихо в квартире? Где наши?

– На базар поехали – покупки делать всякие, мясо там, зелень, фрукты всякие. Сегодня у нас гости будут, мама сказала ужин для тебя

– Какой еще ужин…? А почему для меня?

– Не знаю. Мама сказала, чтобы все было супер. Гости придут.

– Этого еще не хватало. Подвинься, дай – ка я встану. Придумают тоже…

– Жень, а Жень, а ты мне подаришь свою военную куртку?

– Какую это?

– Вон ту с нашивками и значками, на стуле.

– Нет, Георгий Борисович это особая куртка. Нашего студенческого строительного отряда. Личная вещь – понимаешь. А нашивки и значки это за отлично выполненную работу.

– А поносить? Прикинь, как будет классно, когда я выйду во двор…

– Поносить могу дать. Но только в квартире.

– Ну, Жень…, что тебе жалко?

– Не нуди. Про тебя тоже не забыл.

– А что ты мне привёз?

– Как ты просил… Солдатскую флягу для воды с чехлом и мой личный котелок с ложкой.

– Ух, ты! Покажи.

– И еще – что мама просила для тебя: набор красок для рисования.

Этот мелкий деятель вряд ли бы успокоился, если бы я в тот же час не достал из сумки ему подарки. Кстати, насчет первого и второго у него не было никаких стеснений, как и у сопровождающих лиц. Они уже торжествующе изучали со всех сторон приобретенную собственность, а что касательно красиво упакованного и сверкающего набора красок, то могу твердо заверить, что этот предмет у них особого интереса не вызвал.

Это мама-сан как-то посетила замечательная идея, подвинуть младшего сыночка поближе к искусству. Со старшим – ей как-то не удалось, время моего воспитания слишком быстро у них с отцом пролетело, и теперь она решила всю родительскую заботу по части эстетического воспитания, или воспитания чувства прекрасного обратить на младшего отпрыска. Благое, кстати намерение: у Гошки, говорят, неплохо получается его «малевания». Но если честно признаться – без особого творческого энтузиазма или вдохновения с его стороны. Терпит малый – куда деваться, потому как если мама-сан сказала:

– Так надо!

Значит тут без вариантов. Гошка это уже хорошо понимает.

– А что нового у нас во дворе, что слышно? – спросил я снова брата

– Ничего. Все нормально. Все по старому. Тимурика только родители в деревню отправили.

Тимурик это его друг и одноклассник, который живет с родителями под нами, на втором этаже.

– Это хорошо. Это очень даже правильно – заметил я, попутно залезая в свою любимую домашнюю «спортивку» и более раскрыв балконную дверь. Тебе бы тоже не мешало на пару недель в деревне проветриться.

– Зачем это? Я не хочу. Я не поеду

– Мало ли?! Хочу, не хочу. И что, больше ничего такого не случилось во дворе?

– Неа, все на месте. Никто никуда… А, еще это…, дядя Лёша. Наш милиционер, участковый. Его больше нет.

– Как это нет? Не понял: что значит нет?!

– Он больше не наш участковый. Папа сказал, что его повысили куда-то, наверх, начальником. В управление какое-то, самое главное…

– Интересно. Нечего себе! Очень даже интересно – подумал я вслух.

Неожиданное известие, почти проблема! И кстати, из серьезных. Дядя Лёша, точнее Алексей Петрович был уважаемым человеком в нашем дворе; серьезный товарищ и много чего полезного сделал для его обитателей. Возможно, признаюсь, и на выбор моей будущей профессии юриста он оказал не малое влияние. Знающий он вообще-то человек был во многих делах по жизни, и понятно, что в большом авторитете в наших краях. Без него в нашем дворе многие порядки могут измениться и не в лучшую сторону; так сказать, нарушится разумный ход вещей и течения законов правильной жизни — как он сам мне не раз говорил.

Ладно, пора приводить себя в порядок и обозначиться на милом моему сердцу пространстве юношеских привязанностей. Но разве этот мелкий хитрован, который сейчас изучает доставшийся ему раритет, позволит мне закрыть за собой дверь в ванную комнату, чтоб упустить возможность и не поклянчить у меня еще что-то при случившемся удачном расположений звезд:

– Жень, а ты мне не дашь три рубля?

– Чего?

– Три рубля, Жень. Понимаешь, мне очень надо

– Больше ничего тебе не надо: а деньги в копилке ты уже потратил?

– Нет, это на новый велик. Это потом. А сейчас мне очень надо.

– Зачем?

– Ну, очень надо, Жень.

– Зачем, говорю?

– Ты ни кому не скажешь (заговорщицки посмотрев на меня)?

– Попробую.

– Честное слово!

– Сказал же нет.

– Дину я хочу пригласить в «Лакомку».

– А, вот оно как!

Нормальный ход! Ну как вам это нравится, а?! Вот тип! От горшка всего три сантиметра, а уже и подружку себе завел, и на свидание к ней ходит, и в кафе – мороженое ее водит. И понятно, что опять за мой счет.

Кстати, подружку свою он обхаживает с первого класса, тем более что она с родителями мало того что живет в нашем доме, в нашем подъезде, так еще и на одной лестничной клетке – дверь напротив. Единственно в школе у него вышла промашка, она на год позже пошла учиться. Но он и тут поспевает… С него станется.

– Жень, ну чё?

– Ничего Георгий Борисович. Рано тебе еще по кафешкам ходить.

– Тебе жалко, да?!

– Ага, очень. У матери попроси

«Обвиняемый» тут же оценив ситуационный риск, уточнил:

– А два можно?

– Почему не двадцать…? Сразу бы хватило и на новый велик.

– А можно так?

– У матери да, у меня нет.

– Ну, Жень…, ну что тебе жалко?

– Не нуди.

– Ну, хоть рубль, в долг.

– Гоша, давай мы сделаем так: я дам тебе три рубля, но при одном условии. Те три недели, что я буду дома, ты меня никак не кантуешь. Понял?! И стараешься вообще мне на глаза не попадаться. В неделю рубль – для тебя это хорошие деньги. Если задержусь больше – тебе еще будет два рубля.

– Задержись. Я согласен!

Кто бы сомневался, мелкий вымогатель! Но вольности особой ему давать нельзя:

– Всё! Наводишь здесь порядок. Я в ванную.

– Жень-Жень, а можно я телевизор посмотрю; там сейчас мультик будет про конька – горбунка.

– Тебе мать какое на сегодня домашнее задание дала?

– Читать Пушкина, сказку… Жень можно, а? Я только мультик посмотрю и потом сразу буду читать.

– Значит так: пока я ванной ты смотришь свой мультик. Я только вышел – ты уже сидишь с книжкой и громко вслух читаешь. Без вариантов!

– Ага.

После этой легковесной фразы Гошка подбежал к телеку, со знанием дела включил нужный канал, и удобно устроившись на моем диване со своими друзьями – не пограничной собакой Матвеем и Кисом Негодяйкиным, приступил к процессу.

Кстати, эти два постояльца на нашей домашней жилплощади тоже имеют свойство уважать «муфики».

Когда я после освежительных и взбадривающих процедур вернулся в гостиную, то был приятно удивлен. Гошка, удобно устроившись в кресле, бубнил для своих слушателей:

Оказалось, мультик закончился всего минут пять назад, а Гошка умеет, если это к его выгоде, постоять за словом.

Итак, наверно мне пора представиться, чтобы любезный читатель ни на минуту не засомневался в совершенном нашем к нему почтении.

Звать величать сего товарища Евгении Борисович Багаев – студент в окончательной фазе 3 курса юридического факультета. В конце августе, как я уже говорил, точнее двадцать шестого числа нам предстоит сдать последний экзамен за семестр по курсу Советского гражданского права и с рефератом к нему, а в общественном придворовом или придворном статусе я значусь, кстати, не без подачи моего персонального родителя, как адвокат мелкой местной советской буржу-а-а-зии!

Глаза карие, волосы темные, чуть вьющиеся, не толстый, рост – «два без четверти».

«Два без четверти» – это не положение стрелок на часах – так меня обозначает мой персональный младший родственник, с которым вы только что имели удовольствие познакомиться. В чем суть своего метода, пусть он изложит сам:

– Ну как, очень просто! Метр – это четыре раза по двадцать пять сантиметров. Правильно? Правильно! Четыре четверти – как в школе. У Женьки – всего сто семьдесят пять… Вот и получается у него в метрах – два без четверти.

Ну, вот не прибить его, а? Этого хитромудрого жмурика тире математика?!

По остальным биологическим параметрам я тоже нормальный брюнет, не толстый, не тонкий и еще играю за баскетбольную команду факультета.

А почему адвокат мелкой местной советской буржуазии — подробнее поясню позже; но ответственность за столь сомнительное определение моей общественной значимости во дворе лежит еще и на нашем домуправе Кеше.

Честное слово, я ему никогда ничего плохого не сделал и даже не обзывал его закрепившимся за ним псевдонимом; и скажу больше – я, наверное, один из немногих кто полностью знает его имя отчество – Константин Егорович, и даже фамилию. Вы спросите – а причем же здесь тогда его псевдоним Кеша, это ведь производное от знаменитого Иннокентий.

Всё просто. Как только, года четыре назад, он проявился на нашей перспективе в качестве руководителя полезной управляющей организации, расположившейся в подвале нашего дома, он тут же повесил на двери своего кабинета табличку с надписью: «Начальник К. Е. Шацкий».

Ну и естественно, что уже первые посетители, побывавшие у него на приеме, тут же сократили содержание служебной вывески на дверях кабинета до псевдоромантической, и получилось: «Начальник КЕШа», или просто «Кеша».

Впоследствии это так и закрепилось за ним в придводном обществе. Так что с моей стороны здесь никакого подвоха, хотя он считает иначе.

Мои самые ближние родственники – в смысле родители, люди, в общем-то положительные, серьезные и ответственные. Прежде всего, маман, или «мама-сан».

Она работает в первой городской поликлинике терапевтом, и я слышал от многих людей, что она очень хороший врач. И судя по тому, что у нас еще и на дому бывает прием местных нуждающихся граждан – тому свидетельство. А это приятно!

Теперь батя, мой отец. Он тоже человек весь положительный и «сурьезный» по выражению моего младшего брата, так как работает начальником цеха на местном машиностроительном заводе и постоянно переживает за свой план. Не успевает прийти домой, как сразу хватается за телефон, и тут же начинает раздавать указания своим помощникам по рабочим вопросам. Это минимум часа как на два, до программы «Время»; до ее окончания кантовать его опасно. Остаются только выходные. Но и тут он успевает по работе, особенно в субботу.

И только в воскресенье он выгоняет из гаража свой «жигуленок», модель номер два волжской копии «Фиата», и везет маман по всем важным, намеченным ею за неделю городским продовольственным и промтоварным точкам, также по гостям и ее подругам. Эти вояжи ему явно не доставляют назначенного удовольствия от выходного дня, и теперь я, кажется, начинаю понимать, почему он настоятельно стал меня просить хотя бы через неделю по воскресеньям бывать дома, особенно после того, как позапрошлой осенью я получил водительские права. Нетрудно догадаться, что за этим кроется, но у меня, к сожалению, не всегда получается пропускать внеаудиторные дополнительные занятия по дисциплинам курса.

Нет, ну это конечно все хорошо… Но день-то сегодня какой выдался на дворе! Просто чудо! Кстати, и не очень жарко. В эту пору июль у нас обычно бывает несносен.

Я выступил на балкон, окинул глазом вольнолюбивые просторы нашего утопающего в зелени двора; у меня сразу словно крылья выросли. Как все-таки здесь замечательно: свободно, легко, и даже немного волнительно.

Да ребята: вот тут я вырос, ходил в школу, окончил ее, учиться дальше пошел, вон наше футбольное поле, летняя киноплощадка, стол наших старших для доминошных баталий и иных застолий, беседки. Вроде бы ты уже одной ногой во взрослой жизни, а другой еще в нашем дворе, который как дает о себе знать и не отпускает.

– Евгений – слышу прямо под собой знакомый голос. Евгений, добрый день. Здравствуйте!

Ну, вот началось. И полетать в воспоминаниях не дали! Только разошелся…

Прямо под нашим балконом, как по заказу, уже проявился всепогодный и неистребимый друг нашей семьи, постоянный партнер моего отца по домашним шахматам, нардам, и другим отвлекательным азартным играм и тоже жилец нашего дома, нашего подъезда, но с первого этажа Осип Никифорович Кудря – Необачный.

Да-да, именно так – товарищ Осип Никифорович Кудря – Необачный.

Фамилия ему такая выпала для жизни – тоже бывает; не каждому кстати, случается. А ему вот получилось: личное, официально разрешенное, прямо как по паспорту.

Но можно и более почитательно: Великий Нео. Ему очень нравится, когда я его так называю. Правда, кроме меня его редко кто так возносит, но с этим он тоже мирится.

Откуда ему такая фамилия досталась, он и сам не знает, или притворяется, что не знает:

– А что тут такого, я не понимаю?! Значит – фамилию Мамин-Сибиряк можно, Новиков – Прибой – тоже, Петров – Водкин – да, Катин-Ярцев – тоже хорошо, даже Панкратов – Черный разрешается, а Кудря – Необачный, чем хуже других? Чем плохая фамилия?

Он говорит, что его фамилия это украинская ветвь от старинной дворянской румынской фамилии. И самое интересное, что ему никто не возражает по случаю, даже Алексей Петрович, наш бывший участковый.

А мой батя еще имеет свойство при случае приукрасить его придворный статус загадочным заграничным словом эффенди. В его устах в сражении за шахматным столом оно звучит эффектно и еще более почитательнее:

– Ваш ход, эффенди, уважаемый Осип Никифырч!

Кстати, титулом эффенди Осип Никифоровича наградил наш сосед, моряк Валерка Арцибашев, когда года два назад отдыхал у родителей, после очередного рейса. Говорят, эфенди — считается почетным званием в Турции (по секрету скажу: местные во дворе за глаза его называют – тот еще Жмурик, или совсем по простому – Пузенчик).

Меня Осип Никифорович особенно начал доставать всякими практическими юридическими вопросами с той поры, как я начал изучать основы правоведения в университете.

Великий Нео – человек знаменитый не только в окрестностях нашего двора, но даже можно сказать во всесоюзном масштабе.

Обществу он себя представляет как Осип Никифорович, хотя по паспорту, я сам видел, он Иосиф Никифорович. Такое имя ему дали при официальном рождении ровно в тридцатом году нашего столетия, еще до начала Великой Отечественной войны, в честь известного политического деятеля своей эпохи. Но он теперь почему-то стесняется носить это имя и всегда представляется Осипом.

По профессиональному статусу и общественной полезности у него за плечами много талантов. Он и журналист – общественник, и писатель – сатирик, литературный критик и театральный режиссер; сюда же художник – авангардист и лектор городского просветительского общества «Знание».

Но прежде – по своему прямому производственному назначению и основному месту работы – он штатный политинформатор нашего ЖЭКа и редактор органа его стенной печати под новомодным прогрессивным клише: «Прожектор перестройки».

Да, есть у нас теперь и такое; Начальник Кеша придумал, это его затея со стенгазетой. Так он решил внести свой вклад в политику Гласности нового московского «партийного султана». Последнее определение тоже от Великого Нео.

Надо признать, что многие почтенные граждане нашего двора и другие расслабленные личности с некоторых пор начали настороженно и даже с опаской поглядывать на Осипа Никифоровича и на те материалы, которые он публикует в придворном органе стенной печати, отдавая при этом должное смелой храбрости и журналистскому таланту редактора стенгазеты. По крайней мере, после дня выхода очередного номера «Прожектора…» с конструктивной критикой в адрес отдельных несознательных граждан и других вольноопределяющихся членов придворного общества, его редактор по несколько дней не высовывает носа из собственной квартиры, или вообще куда-то пропадает со двора до минования опасности.

Да, чуть не забыл, Осип Никифорович еще и неколебимый борец за чистоту и благозвучие «великого и могучего…» в разговорном жанре. Особенно это касается словосочетаний и терминов, начинающихся на классические русские гласные «е» и «ё».

Не могу утверждать, что на этом поприще у него наблюдаются значительные успехи, но все же его критика на некоторых членов придворного общества иногда воздействует, что лишний раз подтверждает – Великий Нео на нашей территории личность заметная, полезная и не случайная.

И естественно не последнее действующее лиц в нашем повествовании.

Супруга у него имеется, собственная, тоже на нашей территории, у Осипа Никифоровича: Ирэна Бориславовна называется, личная. Очень даже оригинального содержания дама – как сейчас выражаются в телевизоре; неопределенного рода занятий (я вообще не помню, чтобы она когда-то где-то работала), неяркой внешности, но заметных масштабов фигуры, и уже с официально оформленной пенсией, при сомнительной австро-венгерской девичьей фамилии Финкельсвист. Во дворе говорят, что для Великого Нео она очень даже полезная женщина по всем случаям в жизни, и судя по неописанной еще живописцами красоте и размерам ее габаритной массы, и с пропиской на его личной квартирной жилищной площади – без нее он никуда!

Не в пример своему супругу (кстати, она тоже не любительница поговорить на все темы обустройства жизненных удовольствий в «подлунном мире») – к нам она, по – соседски, перестала заглядывать больше года назад, после того как наша мама-сан откровенно и строго высказала ей во дворе свое мнение по поводу качества содержания ее личной домашней живности – маленькой худющей породистой собачонки по имени Чарлик:

– А где это ваша высокопородистая «чихалка»? Вы что, ее совсем не кормите? Что она у вас такая вся, какая – то?

Собачонка ее и вправду, сколько ее помню, постоянно радует окружающий мир сопливостью простуженного организма и каким-то худосочным обшарпанным видом. Не в пример двум нашим домашним высокопородистым лентяям, которые даже Гошку уже перестали бояться.

Осип Никифорович говорит про свою супругу, что он специально ее себе вывез из под дальнего приволжского города имени Фридриха Энгельса, что в Саратовской области, где он имел личное удовольствие проходить военную службу в рядах славных Советских вооруженных сил дирижером полкового оркестра.

– Так ты что, еще и музыкант Осип Никифырч? – спросил его как-то мой старший. – Никогда не слышал, чтоб ты играл на музыкальных инструментах.

– Я и не говорю, что умею играть – прозвучало в ответ

– А как же ты служил в оркестре? Там же ноты надо знать, репетиций всякие, военные марши… Ноты ты хоть знаешь?

– Нет, конечно. А зачем?

– Как это зачем?

– Да ерунда это всё. Там главное чтобы музыканты сами все знали. Они играют что надо, а ты себе стой спокойно и маши им в такт. Вот и все… вся мудрость. Дирижеру не обязательно ноты знать. Музыканты сами должны все делать. Они делают своё дело, а ты своё.

– М-да… служба наверно там у вас была не из легких.

– Можно и так сказать. Но я не сильно устал за три года службы в армии.

Помню, я, как приехал в полк, так меня там сразу встретили с распростертыми объятиями. Командир полка как увидел меня – лихой стильный парень в ярких «кучерях», первый красавец среди новых бойцов. Рост – почти средний, с кепкой; фигура тоже – почти олимпийская, загорелый брюнет в желтой рубашке и синих джинсовых шортах, с цветущей улыбкой ироничного джентльмена, и при модной бабочке под вторым подбородком. Он как увидел меня, так сразу же набросился с комплиментами на своего помощника:

– Что это…кто?! Что это такое?!

– Призывник Осип Никифорович Кудря – Необачный, отрапортовал я ему вместе помощника.

– Что?! Какой еще…?

У полковника прямо дыхание перехватило от той радости, что такой смелый и мужественный парень будет служить в его полку, и он опять по – дружески окликнул помощника:

– Что это… что это такое, я вас спрашиваю? Откуда вы его…

– Не знаю, товарищ полковник. Музыкант, наверное.

– Музыкант… вы что, музыкант?

И тут я возьми и ляпни полковнику, не подумавши, твердым испуганным голосом:

– Да! – хотя никогда до этого ни на чем не играл и ни одной ноты знал.

– В оркестр его! Слышите меня. Немедленно в оркестр! Или еще куда подальше. Но чтобы я его больше никогда не видел!

Так с легкой руки полковника я попал в полковой оркестр; но там ребятам я все объяснил, и они меня простили. Даже дирижером поставили, правда, запасным. Первый мне так и говорил, когда оставлял вместо себя с оркестром:

– Стой и молчи, когда они будут играть, ничего не делай. Старайся в такт музыки руками… и всё! И я старался. Кстати, у меня неплохо получалось. К концу службы я даже название всех семи нот выучил. Вот так я и прослужил подпольным дирижером полкового оркестра. Правда, поправился сильно за время службы. Там я и познакомился со своей будущей… и вот теперь выдерживаю ее – как хорошее вино, почти тридцать лет.

Говорят, у них есть дочка, живет где-то в Болгарии, она такая взрослая, что Осип Никифорович о ней узнал только на третий год совместной жизни, но я ее сам никогда не видел. Супруга его – неизменный и постоянный член женского клуба, или клуб – компании Б2.

Что это такое, потом поясню, а пока…

– Здравствуйте Осип Никифырч! – отвечаю я своему блистательному другу. – Выглядите – на все сто.

– Да ну, что вы! Вы я смотрю, здорово загорели. В командировке, я слышал, были… Далеко?

– Не близко. В строй отряде работали с ребятами, в степи… Солнца там хватало. Вы то как сами тут, Осип Никифырч? Как здоровье?

– Ох, не спрашивайте Евгений. В этой жизни… в наше время… чего только не происходит. А вообще мне надо поговорить с вами об одном важном деле… вы когда сможете?

– Давайте по позжее. Через час, или даже полтора.

– Очень хорошо. Замечательно. Буду вас ждать у себя в беседке. Вы должны мне помочь с оформлением одного дела.

– Хорошо, я подойду.

Примерно в заявленное время я зашел в закрытую деревянную беседку, которую обустроили наши старшие еще лет пять назад, «для собственного душевного отдохновения и свободного времени провождения». Правда рядом они поставили себе еще и добротный по всем размерам стол, с длинными боковыми лавочками из крепкого дерева (там всё по уму!), и тоже чтобы «для удобства употребления его прямых функциональных значений: «доменное производство», шахматы, шашки и все остальные официальные и сомнительные запальные страстишки».

Это когда погода на дворе способствует. А когда погодный режим немного начинает сквозить или дело близится к дождю – они все перебираются под крышу офиса Великого Нео и там продолжают свои расслабляющие запальные страстишки.

Я переступил порог резиденции Осип Никифоровича и услышал:

– А, Евгений, вы? Проходите, садитесь, пожалуйста. Я вам сейчас всё объясню.

К этому времени он уже разложил перед собой несколько городских газет последних недель и шариковой ручкой аккуратно выписывал с одной из них что-то в тетрадь.

– Устраивайтесь поудобнее, я сейчас..

Минуту другую спустя он изложил мне суть очередной назревшей для него злободневной проблемы и как всегда особой государственной важности.

– Вот посмотрите, за последний месяц я уже два раза писал предложение в нашу городскую газету в рубрику: «Больше хороших товаров населению». А они там ни сном, ни духом; даже пальцем не пошевельнули. Никакого ответа

– А по какому вопросу вы им писали?

– По «Малютке». По нашей «Малютке». Полезная вещь. Небольшая такая, очень компактная и удобная стиральная машина – людям всем очень нравится. Почему же нельзя у нас, на предприятиях города наладить их выпуск? Можно даже на нашем Авторемонтном заводе организовать, где кстати, ваш папа работает начальником цеха. Так вот я решил и считаю правильно – написать письмо наверх, в Москву, в столицу. Иначе наши, местные и пальцем не пошевелят.

– А кому вы собираетесь в Москву писать, в министерство?

– Зачем в министерство? Прямо ему… самому!

– Кому самому?

– Самому Михал Сергеевичу, лично. Нашему Главному; нашему освободителю. Я только ему доверяю. Пусть он там их всех пропесочит. Это что за такое отношение к перестройке, к нуждам трудящихся.

Если откровенно, то меня несколько смутили азарт и адресат, которому хотел отправить Осип Никифорович свое послание, но чувствуя внутренне напряжение старого и проверенного бойца за свободную личность и полное удовлетворение материальных потребностей граждан нашего двора, а может быть даже всего Советского Союза, я предложил более приземленную версию для его инициативы:

– А почему вы не хотите в местный горком написать – это тоже серьезная организация. Там ее рассмотрят и…

– Я же не партийный.

– Ну и что?! Заявления беспартийных там тоже рассматривают, тем более, если дело серьезное. А вы пока из Москвы получите ответ – неизвестно, сколько времени уйдет. А оно, кстати, может сначала в горком прийти; пока его там рассмотрят, изучат, примут какое-то решение…

– Может и такое…

– А если они ещё и обиду на вас затаят… наше городское начальство. Понимаете меня?

– Да, понимаю. Вопросы, конечно, будут, но я же…

– А что это у нас тут за тайное совещание, хотелось бы нам знать, уважаемые… – услышал я за спиной знакомый голос. – Не успел приехать, а уже инструкций раздаешь своему другу – как ему удачно прожить сегодняшний день.

Я повернулся и увидел при входе в беседке двух своих улыбающихся старинных друзей и в некотором роде даже старших наставников: Виктора Тягунского и Юру Творогова. Правда, во дворе у нас их чаще называют Тягунчик и Сметана; это их очень древние «придворные» псевдонимы, за которые они по – моему давно ни на кого не обижаются.

Мы пожали друг другу руки и даже обнялись. Виктор своей солидной мускулистой массой даже испытал мои нынешние весовые характеристики

– Что ты совсем не поправился в этом своем стройотряде, – заметил он. Там что вас не кормили?

– Нормально кормили. Даже очень. Работы, правда, было много.

– Ну и как?

– Ничего… Заработал пару копеек.

– Вот это молодца… Вот это по нашему.

– Мы в курсе – сказал стоявший рядом Юрий. – На вечер имеем приглашение от бати по случаю возвращения сына с первого трудового подвига. Он прям весь такой… цветущий и довольный.

– Ну а чё..?! Сын мужиком становится – нормально!

– А здесь у тебя что? – продолжил Юра. За что тебя, Осип Никифырч припахал?

– Осип Никифырч имеет интересное производственное предложение и хочет сразу в Москву писать, самому главному, жаловаться, что его предложение здесь не хотят рассматривать, на него не обращают внимание.

А я предлагаю сначала в горком написать, что рассмотрели здесь.

В это время к входной двери офиса Великого Нео с шиком подкатывает новенькая двадцать четвертая Волга с шашечками на передней двери, и из нее проявиляется цветущее лицо еще одного моего старшего товарища и друга Игоря Шатова.

– Бонна сейра, барбосез! – это у него манерность такая. Надо! Чтобы в нашем дворе и без манерности в стиле?!

– Собрание больше трёх – продолжил он – значит, во дворе что-то намечается. Привет Жека! С возвращением! Рад видеть. Дай я тебя обниму. Выглядишь – супер! Красава! Нет, серьезно, а чё вы здесь? Что-то собрались замутить?

– «Товарищ Есип лично пишут письмо московскому султану», почти как отрапортовал ему Тягунчик. Типа жалобу на нашу тяжкую жизнь и на происки местного начальства, а Жека ему, как всегда, помогает петицию состряпать. Местные партийцы опять не дают ходу новой умной идее нашего Есипа. Ну а мы здесь, как всегда, в качестве моральной поддержки, или задержки…

– Жека, ну ты даешь! Не успел приехать, а уже письма пишешь для министра пропаганды.

– А чего? Нормальный ход, заметил Юра Творогов. Жека сейчас в авторитете, вот его друг и бегает к нему для консультации, по-соседски… Он же ему не откажет.

– Да нет, Осип Никифырч только спросил мое мнение…. Кстати, предложение, очень даже нормальное. Маленькие стиральные машины – вещь нужная в каждом доме.

Смею заверить, что с последними сказанными мною словами, все новоприбывшие согласились и возможно даже были единодушны. Хотя я не буду утверждать, что межличностные отношения моих друзей к моему соседу и круглосуточному другу нашей семьи Осипу Никифоровичу всегда ровные и понимающие. Я бы их даже назвал противоречивыми.

С Тягунчиком и Сметаной у Осипа Никифоровича мировоззренческие расхождения. По крайней мере, он сам так о них заявляет. Но на самом деле они просто иногда по – дружески над ним подшучивают.

– Так я не понял, товарищ Есип типа самый мудрый — это классический выпад Тягунчика в сторону автора полезных общественных начинаний. Вы можете, наконец, чистосердечно признаться – какого вы есть верного национального исповедания? Одни говорят – вы хохол, другие – кацап, третьи – что вы даже венгр. Ганс, например, говорит что вы замаскированный антипартийный чех, а Яник тот вообще вас импортным румуном обзывает.

В последнее время опять стало модным говорить, даже по телевизору, о всяческих там церковных чудесах, дальновидных пророчествах и других модерновых святостях; в том числе и на высоком начальственном уровне. А Осип Никифорович такие ветра очень тонко улавливает, и как штатный работник идеологического фронта в нашем дворе – почему у нас его еще называют министром пропаганды – от тут же начинает продвигать подобные веяния в массы, среди жильцов, в жизнь, так сказать. Правда получается у него не всегда удачно.

К примеру, Сметане он недавно, почти полчаса, пока тот регулировал карбюратор своего старенького «Москвича», красочно рассказывал о легендарных похождениях ветхозаветного иерусалимского кумира, и не добившись особого интереса к предложенной теме, под конец смело у него спросил:

– Юрий Сергеич, а как ты лично сам относишься к святой церкви?

– Как только – так сразу!

– То есть?

– Как только вот здесь, вот этом самом месте, вместо моей старенькой развалюхи нарисуется новая двадцать четвертая «Волга» – так сразу! Моментательно! Даже глазом не успеешь моргнуть!

Да и Тягунчик к его приставаниям тоже имеет примерно такой же приземленный отзыв:

– А чё… уже было указание сверху переходить на новую волну?

– Может быть.

– Понимаю. Ну, тогда запиши и меня; запиши, что я тоже верующий. В душе. Душевно верующий! Имею право, понимаешь? Так чё… может, сегодня заглянем к Фурункулу перед закрытием?! (это уже другая тема в продолжение и в полголоса) Мне такую настойку из деревни передали… Обсудим так сказать ваш сурьезный политичный момент. Кстати, Осип Никифырч, а что это вы так резко решили поменять свои политичные идеи? Чё… разочаровались в вашем любимом освободителе?

– Любите вы меня ставить в умозрительно сложные ситуаций, Виктор Михайлович.

– Так ждать вас или как?

– Догадайтесь с трех раз, как вы сами говорите.

Зато с Гансом, в смысле с Игорем Шатовым у Осипа Никифоровича в этом плане практически никаких разногласий, ну разве что какие-то там мелочи финансового свойства; которые тот четко выказывает:

– Уважаемый и дорогой наш товарищ Есип фон Никифоре! Обещаю вам лично и даже гарантирую. Слышите меня – гарантирую! Триста целковых каждую неделю в моем кармане, и я готов всё свое свободное время хоть до полуночи слушать все ваши хитромудрые байки и остальные умственные упражнения о приключениях твоего нового друга – загадочного студента фокусника Инсуса. Я слышал, он опять у вас в моде. Нормательный чудак, замечу я тебе; лично я против него ничего не имею.

И про церкву твою, кстати… я тоже ничего не имею против. Мы туда, даже ходили пару раз с Азиком. Классное место! Мне понравилось; но с одним минусом.

– С каким?

– Там нет буфета.

Гансом Игоря Шатова в нашем придворном обществе называют давно, говорят еще со школы; а придумал ему такое второе имя его школьный друг Тягунчик. Хотя по какой причине – если честно, я не знаю, да и на немца наш Игорек совсем не похож, больше на могола; но псевдоним за ним все равно держится по сей день.

Кстати все трое моих старших товарища, а они действительно все старше меня, и намного, выпускники одного и того же года и одной той же школы, которую, впрочем, и я сам осилил ровно три года назад, и в которой мой младший, уже преодолел вторую планку.

После школы все они вместе пошли учиться в местный автодорожный техникум, по окончанию которого все довольно – таки неплохо пристроились: Тягунчик завотделом в магазине автозапчастей, Сметана завгаром на Гормолзаводе – тоже не слабая должность, а Ганс – механиком в гараже таксопарка. Ну и подрабатывает иногда, когда выпадает возможность: к примеру, как сегодня – сам в качестве таксиста. Машина же всегда при нем.

Оставив в собственном распоряжении Осипа Никифоровича, (Тягунчик почти повысил на него голос, высвобождая меня из его компании, заявив, что если у него в голове рождается очередная умственная мысль, пусть сначала спросит у своей мадамы – собственной супруги, разрешает она ему писать куда-то по этому поводу или нет, а потом уже бегай к Жеке за консультацией) – наш квартет выдвинулся вдоль знаменитого рыцарского стола «бурных вечерних страстей», и далее поближе к углу здания нашего дома, где с торца расположился местный Универсальный магазин, а прямо напротив синяя деревянная будка старейшего жителя нашего двора Якова Михайловича Френкеля (товарища Фурункула или просто Яника – на придворном диалекте), где последний делает свой вековечный бизнес на детях, взрослых лентяях, газировке и разбавленных сиропах.

Но до назначенной цели мы не успели добраться, так как перед самым поворотом за угол здания, где с левой стороны расположилась мужская парикмахерская, выскочила еще одна известная в нашем дворе яркая личность – знаменитый местный мужской парикмахер и рассказчик собственно лично изобретенных историй – Фима Люкин. К месту, это еще один темпераментный компаньон моих старших друзей.

Беглец явно был в глубокой душевной растерянности и в его глазах читался страх:

– Ой, мама! Спасите, спасите меня. Заступитесь! Он меня убьет! Точно убьет – и вихрем пролетел мимо нас за угол дома.

Секунды спустя за беглецом из дверей парикмахерской появился преследователь – личность также немало известная в нашем дворе и его окрестностях: мужчина серьезный, положительный, очень даже солидных размеров и весьма популярная у лучшей половины человечества нашего двора – это сто процентов. В правей руке он сжимал свернутый номер журнала «Смена», а левой посылал во след нашему Ефимию недвусмысленные угрозы:

– Я тебе отрежу… я тебе отрежу, негодяй! Ну, уродец! Ну, балбес.

Ну, попадись мне только!

Да, это как раз тот случай. Догнать нашего Фиму в таком разе когда ему «угрожает сама угроза»?!

Солидный мужчина оказался коллегой Ганса по работе, бывший иностранный моряк, а теперь самый дисциплинированный шофер в местном таксопарке Африкан Силыч Тунисов. Солидный такой дядька во всех отношениях, а усы у него как собственная гордость. Правда, сейчас они выглядели несколько странно. Я бы даже сказал, искривленно.

И действительно, в этой – то особенности и крылась причина открывшейся перед нами сцены, где по стилю жанра присутствовали:

В общем, полный джентльменский набор невнимательности местного цирюльника к своим служебным обязанностям. Иными словами, когда наш знаменитый придворный парикмахер выравнивал усы Африкану Силычу, он как всегда засмотрелся через окно на проходившую мимо заведения его душевную слабость и красавицу морячку Симу, жену Валерика Арцибашева, и нечаянно отхватил большую половину правого крыла пышных усов клиента. Тот как увидел свой испорченный портрет, так больно треснул Фиме по шее, что последний сразу же бросился наутек из собственного заведения. Остальное мы уже наблюдали в качестве свидетелей, и дальнейшее развитие событий тоже происходило при нашем непосредственном участии и последующем восстановлении «статуса кво».

Здесь, кстати, надо отдать должное Гансу. Он успокоил коллегу, я же говорил, что они еще и друзья по работе, внимательно выслушал его, с искренним сочувствием и пониманием ситуации. И даже вернул сослуживца обратно в заведение парикмахерской. Мы же с Тягунчиком и Сметаной в свою очередь тоже водворили виновника торжества обратно на рабочее место, хотя если честно – он немало сопротивлялся, пока Юрик не пригрозил ему еще большими неприятностями, чем последний себе представлял. Неизвестность всегда пугает людей, может быть даже больше чем страх перед наказанием за содеянное.

«Страх, всё-таки, великий двигатель прогресса».

Но мы заставили его перебороть этот страх, тем более знаем, как Фима имеет работать если захочет, или если поставить рядом хорошего смотрителя.

И сегодня он совершил чудо.

Фима так изящно подравнял оба крыла пышных усов Тунисову, что ему даже самому понравилось, не говоря уже о клиенте; получилось почти как настоящее произведение искусства.

Кстати очень даже презентабельно, оригинально получилось. Африкан Силыч по завершению процесса уже не взирал грозно исподлобья на виновника собственных неприятностей и даже сказал Фиме на прощание – «до свидание».

– Фу ты, облегченно вздохнул Фима, когда за клиентом закрылась дверь – ну и день у меня сегодня… Кошмар! Кошмар и сплошные нервы. И никакого прихода за целый день, одни убытки и претензии. И еще вот с этим… верзилой Африканским. Еле отвязался.

– Мог бы Витосу и спасибо сказать за то, что он вырвал тебя из лап Африкан Силыча – заметил Сметана

– Я и говорю спасибо вам всем, что не допустили библейского «избиения младенца».

– Младенец это ты, надо понимать.

– Ох, как бы я хотел посмотреть, как он тебя гоняет по двору, сказал Тягунчик. Погоня, крики, битва…. Многосерийный фильм, как про Штирлица: «Африкан Силыч и месть». Разговоров бы сколько было, больше чем на месяц.

– Ну, хватит, хватит. Вам бы только поиздеваться над человеком…, а тут такие дела.

– Мы вообще-то к тебе по делу шли, определил ситуацию цели Ганс. А ты нас своими приключениями кормишь. Видишь, Жека приехал с дальних краев: наш правильный защитник, будущий адвокат. Домой он вернулся.

– Ну, вижу. И что? Я с ним еще перед входом поздоровался.

– А ты в курсе, что он почти два месяца трудился в тяжелых степных условиях на благо отечества. А там ни телевизора, ни теплой постели, ни горячей воды, не говоря уже о парикмахерской и таком хорошем парикмульхере как ты.

– Если я правильно понял, ты хочешь чтобы я ему сделал фирменную прическу…, и за бесплатно.

– Ты такой весь сообразительный, Фима. А куда ты интересно, соображал, когда чуть не повредил красоту Африкан Силыча?

– А можно без грубости, а? Сказал же – сделаю, значит сделаю. Сделаю Жеке классный пейзаж.

– Вот это как – то по нашему – сказал Виктор. – Это правильно. Сделай из Жеки красавца и потом пойдем, послушаем новые записи Стёпы. Говорят, он вчера такие распевы выдавал на весь двор, и опять свои, модняцкие – собственного сочинения; а сегодня же еще и среда – фильм потом посмотрим.

Пока мастер занят своим благословенным делом в отношении вашего покорного слуги, я тоже попробую потрудиться над созданием благообразности его портрета в общественном значении.

По возрасту он ровесник моих старших товарищей, именно тех, которые сейчас сидят здесь же в зале и придирчиво наблюдают за его работой. Фима появился в нашем дворе года четыре назад и сразу покорил местное население, мужское сообщество качеством своей работы, как – никак мужской мастер, а женскую половину – стилем в летней одежде: короткие застиранные джинсы в туфлях на босу ногу и синяя тельняшка безрукавка как у десантников на белоснежную рубашку на выпуск.

В этом что-то было, но что? Но не сразу наши люди это поняли. Фима пришел на новое рабочее место вместо покинувшего нас старого мастера – Семен Петровича. Тот переехал в Киев по требованию дочери, так возраст ему был очень почтенный (по-моему он даже был старше Яника), и естественно она пожелала за ним присматривать.

В наших краях Фима оказался благодаря протекции собственной супруги Дорика, которая тоже не так давно пристроилась в нашем дворе, в большом угловом магазине, заведующей одним из отделов.

Дама она несговорчивая, темпераментная, с беспокойным характером и не могла допустить, чтобы ее новый муж был где-то там, на стороне, в другом конце города, совершал трудовой подвиг без ее присмотра. Фима таки симпатичный малый, чего не скажешь о ней.

В парикмахерской у Фимы два кресла, но с напарницей они работают через день, так как клиентуры местной не так уж много, тем более сейчас, летом. Но он на жизнь не жалуется, так как прекрасно знает, что нет никакого смысла на нее жаловаться:

Все претензий к зеркалу, а оно перед вами!

Особенно много людей набивается в каморку Фимы зимой, или в другую промозглую, совсем уже осенне – весеннюю невзгоду. Это сейчас летом все мужественное население собирается возле своего базисного культового стола и там до часу ночи, под «лампочку Ильича» (кстати, подарок от Великого Нео), полируют его пластиковое покрытие костяшками домино, а при неустойчивых погодных режимах почти все активисты рыцарского стола набиваются в конторку Фимы. Там есть несколько низкорослых журнальных столиков, они их соединяют друг с другом и у них на месте организуется процесс.

Женская же часть общества, особенно некоторые из особо продвинутых дам, постоянно собираются в своей цирюльне, что расположилась тоже во дворе, что с торца второго здания рядом с нашим домом. Понятно, что тем для разговора на этих посиделовках не счесть, и Фима здесь тоже всегда имеет, что сказать обществу в целом и каждой личности в отдельности. А когда на него нападает вдохновение – он окунается в страницы будущих мемуаров.

Вот, к примеру, несколько строк из будущих глав:

– Моя первая теща была инопланетянка…Ей богу, клянусь вам. Честное слово, нет, не вру. Натуральная! Какие только страдания неодолимой силы не вынес мой персонально биоритмический организм в исторический момент проживания с ней и с ее неземной красотой… Вроде мы как с ней на одной планете прибывали, даже на одной жилищной площади жили, рядом: рядом с ней, с ее дочкой, её собачкой, с ее мигренями – давлениями, а общались так, будто мы с разных планет, даже с разных галактик. Точнее вообще не общались – только мимика и грубые жесты. (Ну, как какой-то там простой парикмахер может быть мужем ее принцессы?!)

Почти год я такое терпел, и вы думаете, она хоть раз со мной заговорила? Целыми днями сидит дома, ни черта не делает и накручивает против меня свою прынцессу. В конце концов, я не выдержал и сказал своей, что снял квартиру и пойдем жить отдельно. Та отказалась. Так я понял, что теща добилась успеха, и ушел сам. Честно.

– А второй раз? Что у тебя вышло со второй?

– Ничего не вышло. Абсолютно. Я просто вовремя вышел из игры, когда узнал, что муж моей будущей тещи работает начальником городской тюрьмы. Там мне сразу намекнули, еще до загса, что за любые отклонения от норм советской семейной морали наказание будет неотвратимым, строгим и продолжительным. Меня тогда захватил такой ужас, что пришлось срочно спрятаться в другом городе под крылышком подруги детства Дориан Михайловны. И вот теперь я при ней; наконец, в полном семейном комплекте и при всех удовольствиях своей души по этой жизни.

«И кстати моя правильная фамилия не Дюкин, а Лукин. Это в паспортном столе меня перепутали; там сидела одна красотуля и так на меня засмотрелась своими личными мыслями, когда я менял паспорт в двадцать пять лет, что вместо «у» она прописала мне букву «ю» в документе. Я сразу не обратил внимание, а когда заметил перед новым годом, что в документе у меня ошибка – кстати, это заметил не я, а моя первая увидела, то пошел обратно в заведение. Но там, в кабинете уже сидела совсем другая невпечатлительная мадама, которая тут же обругала меня за невнимательность и халатное отношение к документу, но переписывать все равно ничего не стала, так как бланки паспортов для таких серьезных граждан, как я, на этот год закончились».

Во дворе у Фимы и моих старших друзей есть еще и некоторые другие, я бы их назвал – особенными, друзья – приятели; индивидуумы, или деятели так сказать с модными специфическими наклонностями. И замечу что эти граждане, также как мои друзья, давно обрели популярность своими похождения не только в пределах окрестностей нашего двора, но и значительно дальше. Несколько позже я представлю их в более ярком свете, но пока обозначу лишь контурно.

Первый из них из компании особенных друзей Фимы, действительно большой оригинал, человек при официальной должности продавец цветочков, всяких других полезных растений и свежих саженцев в магазине Горзелентреста под фирменной вывеской «ОАЗИС».

Строго по документу он Азис Мхитрян, правда, в придворном обществе он более известен как Азик кучерявый (по причине полного отсутствия на его голове привлекательной растительности), или просто Азик; это тот самый, что сопровождал Ганса при посещении в культового учреждения. Второй активист из этой же серий – тоже личность весьма известная на нашей перспективе – местный придворный сапожник и модный культурист Сим-Симыч, официально Семен Семеныч Бормотов.

Следующим оригиналом значится Гиви – канцелярист — крупный специалист в сфере торговли школьными товарами, учебными пособиями и другими принадлежностями, официальный статус, заведующий отделом в магазине «Канцтовары» и при последних паспортных данных – Гиви Трёпович Кац.

Далее в присутствии оригиналов значатся – Стёпа Шинделла, наш местный музыкальный талант и заведующий летней дворовой киноплощадкой по первой штатной должности и всегда с ним рядом Леопольд Пельсинов (Лёпа пельсинец — на местном жаргоне) очень своеобразный, очень организованный, очень культурный, а теперь еще и очень грустный человек. Женился, говорят, второй раз, но теперь очень удачно. Ну и последние кто попадает в число нескучных оригиналов – это два непримиримых политичных конкурента Фимы за первенство на информационно – пропагандистском поле придворного общества – Яник Фурункул и министр пропаганды двора Осип Никифорович.

Когда мы вчетвером покинули полезное заведение Фимы, под гордой национальной вывеской «ПЕРУКАРНЯ», во дворе уже было не столь жарко и из репродуктора на весь двор были слышны мягкие мелодий известных музыкальных композиций, что означало приготовление общественного настроения нашего двора к вечернему отдохновению и приятному времяпровождению после жаркого летнего дня. Тем более что вечером Стёпа покажет придворному обществу еще и расслабляющую комедию кино.

А пока звучит одна из его любимых хулиганских музыкальных зарисовок, под гитару в собственном исполнении (Ганс его, кстати, научил делать свои записи песен на магнитофон), и которая во дворе тоже многим кому нравится. Слышится:

Да, это он, его голос. Знаменитый полупрокуренный, полухриплый и немного томный голос нашего местного музыкального таланта – сочинителя и исполнителя музыкальных композиций как собственных, так и известных авторов: Степан Маркович Шинделла собственной персоной.

Или, как его еще некоторые определяют во дворе – Зитор Компо, и который по штатной должности состоит одновременно и директором и киномехаником летнего клуба (летника) и еще оккупировал должность руководителя художественной самодеятельности – тоже при нашем ЖЭКе. Есть, оказывается, у Кэши и такая кадровая единица в штате сотрудников. В общем Зитор Компо умеет и успевает везде. Творческая личность – что тут попишешь! А там где творчество, там обязательно что-нибудь да творят, или по крайней мере вытворяют; и понятно, что иногда даже полезные дела делают.

Глава 2

Двор, в котором нас любят, но не всегда понимают (или те, которых и черт не берет)

По секрету вам скажу, утро в нашем дворе всегда начинается с музыкального комплимента от Степана Марковича – то бишь от Зитора Компо; и всегда не позднее девяти часов, начала его рабочего дня. Так у нас повелось еще с древнейших времен; по крайней мере, сколько я себя помню.

Сегодня он первым номером поставил знаменитую «общеукрепляющую» и «утром отрезвляющую» песню Высоцкого, которая, многим у нас нравится:

Вещь, конечно, бодрящая даже очень, но мне почему-то на диване еще хочется поваляться. Тем более я теперь вроде как на каникулах…

А повествование наше берет, как я уже говорил, свое историческое начало, не в столь еще отдалившемся, двадцатом, или как выражается всепогодный друг нашего семейства Осип Никифорович – «двадцатистом» веке; точнее в замечательном его срединном месяце – июле одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года нынешнего летоисчисления. И это, помнится, случилось ровно вчера утром и ровно в одиннадцать часов семь минут по местному астрономическому времени.

Ребята, а ведь действительно – дома то здорово как! Утром проснулся на своем любимом широкополосном диване, рядом за окном лето и легкие волны утренней прохлады, которые мягко обволакивают тело через открытую балконную дверь; сознание в полудреме и еще в полной беззаботице.

Да уж, что может быть лучше вдохновляющего удобства домашнего уюта, теплоты, и заботливости родительского дома! А если бы вы знали, какой замечательный и ни с каким другим не сравнимый у нас дворик на нашей местности организовался.

По политичной «сурьезности» державного значения — как выражается тот же Осип Никифорович – у нас сегодня последние тринадцать лет нынешнего тысячелетия, и мы вместе с ними и со всей страной продвигаемся к замечательной дате – «70-летию Великого Октября».

Об этом, по крайней мере, ежедневно рассказывают народу практически все официальные средства массовой дезинформации общественного мнения. И передовые рубрики всех читаемых современных, в том числе и местных газет, которые наш батя приносит домой, так и начинаются: «Навстречу 70-летию Великого Октября!»

Придворный министр пропаганды – эффенди Осип Никифорович, естественно, первый, кто не отстает от понимания задачи момента на современном этапе развития советского общества; в конце концов, это его еще и прямая служебная обязанность как штатного сотрудника Жэка. И понятно, что главный информационный агент мировой прессы в нашем дворе – орган стенной печати «Прожектор перестройки» строго держит, под его чутким руководством, курс генеральной линии.

Правда, я не стану утверждать, что все уважаемые граждане и гражданки на нашей территории столь доверительны к современной прессе и другим источникам официальной информации, и видимо потому во дворе у нас, специально, или по воле какого другого важного значения образовались и активно действуют еще два дополнительных информационных агентства.

Одно из них, его можно назвать первым – зимний вариант, как я уже говорил, в холодные два-три месяца года прячется в заведении Фимы Люкина под сомнительно интригующей вывеской «ПЕРУКАРНЯ».

Кстати, прошу не путать: «перекарня» это не общественная курилка, а место где действительно стригут и за деньги; парикмахерская называется. «Перукарня» – это сейчас так по-модному, по заграничному. Слово есть такое – иностранческое. Так правильно!

И второй – летний вариант, большей частью квартируется за столом мирных рыцарских баталий или тут же рядом, в резиденции Осипа Никифоровича, которую он заботливо обустроил в беседке прямо напротив нашего подъезда, буквально в десяти метрах от стола смелых рыцарских баталий.

Резиденция Великого Нео имеет известное преимущество в последнем случае, потому как уважаемые граждане нашего двора здесь могут собираться не только в летний период, например, прячась от дождя, но и в осенне-весенний периоды, которые в наших краях весьма продолжительны. Тем более как Осип Никифоровичи здесь озаботился, организовав освещение своей резиденции посредством стоваттной «лампочки Ильича». Классно греет, между прочим, комарам какая отрада!

Соответственно, главным комментатором правды жизни в нашем дворе (если более авторитетные рыцари некруглого стола предоставляют ему право слова) до конца октября, а может быть и дальше, остается Осип Никифорович. В его задачу (кстати, как штатный работник ЖЭКа, он ежемесячно получает пол ставки, а это где-то около семидесяти рублей, и еще полставки, примерно столько же, ему перепадает как редактору местной стенной печати здесь же); так вот, в его прямую служебную обязанность входит доведение до понимания придворного общества сути происходящих как в мире, так и в нашей стране событий, не говоря уже о происшествиях в окрестностях нашего двора, имеющих практическое, жизненное и будущное значение.

Отсутствием оригинальности в трактовке фактов и аргументов он не страдает, это даже покруче бывает, чем публикаций в нашей местной городской газете «Звезда Причерноморья», которую мой батя, по-моему, из вредности, обзывает «Причерноморский брехунец».

Особую прелесть в нынешнем информационном потоке составляют термины, привнесенные в современный политический лексикон нынешним московским султаном, популярность которого резко пошла вниз не только после введения бездарного позапрошлогоднего сухого закона, но и событий, связанных с Чернобыльской аварией, принесших стольких бед.

И если наши граждане раньше хоть как-то реагировали на залихватские «перебудова» – перестройка в переводе, «ускорение», «консенсус», «плюрализм» и тому подобные пассажи из арсенала современного политического словоблудия, то в последнее время общество весьма подозрительно начало относиться к модернистским заклинаниям нынешнего московского престолоблюстителя, что создает дополнительные трудности в работе штатных политинформаторов нашего двора. А иногда звучат и угрозы в их адрес.

Однажды, Осипу Никифоровичу пришлось даже спасаться бегством после нелицеприятных выражений и откровенно агрессивных выпадов в свой адрес от постоянных членов клуб – компании Б2, встретивших в штыки его очередные пропагандистские происки по теме: наш дорогой и глубоко уважаемый освободитель Михал Сергеич…

Кстати, авторитет первого советского партийного чиновника современной эпохи в нашем дворе и «освободителя» национального жульнического предпринимательства товарища Горбачева сильно упал и практически надломился в глазах и самого Осипа Никифоровича, после того, как именно в день его личной 55-ой годовщины со дня рождения, тот объявил войну с алкоголизмом.

Это было обидно, честное слово! Обидно до грубости и грубых слов.

А по всем остальным манерам и стильным приключениям двор у нас просто замечательный; замечательный во всех отношениях: скучать здесь никому не приходится, да и вряд ли получится. А всё почему? А всё потому, что именно здесь, на нашей местности обитают самые проверенные (проверенные по жизни) и самые не впечатлительные граждане Великой и прекрасной страны, с их самородной жизненной энергией, умением находить выход из самых тупиковых ситуаций, а еще смелости посмеяться над самими собой, когда надо, и над собственными ошибками тоже.

Мы, конечно, со многими из них познакомимся дальше, а пока было бы, наверное, уместно – лично я так думаю, с высоты линии крыла полета птицы окинуть взором пространство территории нашего двора, и обозначить на нем основные, или самые пользительные для членов придворного общества места и присутствия; то есть те, которые причиняют им наибольшие удобства, и не приносят особого вреда всему остальному прогрессивному человечеству.

В отсутствии у меня талантов к живописи ниже я попытался с помощью линейки и карандаша представить наиболее значимые объекты жизнеобеспечения интересов членов придворного общества, но поверьте, я вряд ли смог передать даже половины тех красот и красок местного колорита которыми бывает наполнен наш двор, особенно сейчас летом.

Итак, по географическому положению основная улица нашего двора называется Радостная и она соорентирована строго на запад, как показано на рисунке. На этой улице расположились два главных дома наших жильцов (Д.2 и Д.4) и чуть дальше гаражи для их колесных друзей.

Другую сторону двора образуют улица Тенистая и расположившийся вдоль продолговатый пятиэтажный дом – на рисунке Д.90.

Тыльную сторону нашего двора закрывает частный сектор, огороды которого подступают буквально за несколько метров к спортивной площадке и летнему кинотеатру. Всё остальное как по схеме, единственно, что должен уточнить: главный «военный» мужской объект за номером 14 – (где каждый вечер, а по выходным дням с обеда, собираются рыцари не круглого стола) – стол «рыцарских баталий» с освещением от Осипа Никифоровича; объект Б1 – мужская беседка на случай непогоды, резиденция и пропагандистский центр Великого Нео тоже с освещением; объект Б2 (офис клуб – компании «сомнительных красоток возлебальзаковского возраста») – совещательный центр самой несговорчивой и неуступчивой части населения нашего двора (кстати, пропагандистские происки Великого Нео там очень не популярны), далее объект Б3 – запасная резиденция Осипа Никифоровича – на всякий случай, удачно расположившаяся в тени прохлады каштанов и акаций; в светлое время его занимают люди почтенных возрастных категорий, а по вечерам он в распоряжений подрастающего поколения. Я себя таким уже не считаю; явный переросток.

По формату жизненно важные объекты нашего двора расположились примерно по следующему реглану:

№ 1 – мужская парикмахерская (цирюльня имени Фимы Люкина)

№ 2 – женский салон красоты (по – простому, женский отдел парикмахерской, куда мужественная половина нашего двора и носа не сует, потому как запахи оттуда излучаются одурманивающие).

№ 3 – большой универсальный магазин (тут вопросов нет, там за директора, типа исполняющего обязанности старается Андрюхона – очковая змея по фамилии Антипов (тот еще тип и не только по фамилии) и еще супруга Фимы Дориан Михайловна (Дорик у местных) – говорят, его зам. Официально – она заведующая одного из отделов, но естественно, имеющая виды на карьерный рост. Кстати, должность директора там тоже вакантная уже почти целый год после того, как наш уважаемый участковый дядя Леша привлек бывшую директрису к ответственности и та хорошо отделалась только условным сроком.

№ 4 – исконное драгоценное наследственное заведение Яков Михайловича Френкеля (Яника Фурункула), под фирменным клише «СОКИ – ВОДЫ». Тут без вариантов, всё как в том старинном фильме: «Губит людей не пиво – губит людей вода!». Но товарища Фурункула эта тема «совсем не щекотит», только вдохновляет.

№ 5 – опорный пункт милиции (место пребывания правоблюстителя порядка в нашем дворе; до недавнего времени на эти два окна первого этажа многие граждане поглядывали с опаской, но как только дядя Леша покинул этот пост, я смотрю во дворе начались большие послабления общественных нравов и правопорядка).

№ 6 – доска объявлений и место стенной печати ЖЭКа.

№ 7 – детская площадка с теннисным столом, качелями и песочницей.

№ 8 – наше футбольное поле.

№ 9 – банный цех, работает только зимнее время, но боюсь, что прошедшая зима была последней в его трудовой биографии, так как боевой актив клуб – компании Б2 категорически возражает против его функционирования в нашем дворе и, боюсь, они Кешу продавят принять такое решение, хотя там доход для нашего ЖЭКа имеется.

№ 10 – пункт приема стеклотары, ответственный теперь за это дело товарищ Попудренко Трофим, и малых больше он не грабит.

№ 11 – дворницкая нашего ЖЭКа (резиденция тети Вали, интересная такая дама, я вам замечу).

№ 12 – летний кинотеатр (культурно – развлекательное заведение с ретранслятором на крыше будки киномеханика).

№ 13 – полезная фирма товарища Семен Семеныча Бормотова (Сим Симыча).

№ 14 – большой стол «заседаний и умственных рыцарских турниров».

№ 15 – контора ЖЭКа нашего двора (в подвале нашего дома).

№ 16 – красивая цветочная клумба, которой все у нас, любуются (говорят, произведение товарища Василия, мужа Валентины).

Но вернемся к официозу, Анатолий Иванович, батя моего друга и одноклассника Мишки Гречко, председательствующий нынче за рыцарским столом неприкрытых эмоций, под хлесткий призывный тон костяшек домино вроде как бы предоставил слово нашему пропагандисту:

– Так что там нового на сегодня пишут в мировой прессе, Осип Никифырч? Какие есть у вас приятные сообщения для наших граждан?

Информация это сила, а информация о наших людях – это супсрсила!

(из будущих мемуаров министра пропаганды нашего двора Великого Нео).

И кто с этим поспорит?!

Последнее словно его окрылило, потому, как такие вольготности для изложения официальных политичных настроений ему достаются не часто.

– Вот, читаю прямо с первого листа… Называется: «В Варшаве прошел десятый съезд ПОРП».

– Кого? – переспросил один из игравших на взмахе троечного дупля.

– ПОРП это польская объединенная рабочая партия.

– Понято. Слыхали про таких.

– Там выступил с речью наш Михал Сергеич; вот тут про это написано.

Статья называется: «Да здравствует социалистическая Польша!».

А второй странице тоже есть статья – называется «Теплые встречи с рабочими Варшавы». И еще: речь эМ. эС. Горбачева.

– А что – то более приятного или полезного нет в твоей газете?

– Есть, почему же нет. Это наша, местная… Вот тут есть статья: «Почему теряет популярность продукция нашей швейной фабрики?». Интересная, между прочим. Тут вопрос касается больших размеров: пишут, что мало одежды начиная с 54, 56 размеров и так далее. А такие размеры должны составлять не менее пятой части ассортимента.

– Да, заметил Анатолий Иванович, если посмотреть на комплекцию некоторых наших граждан, в том числе и красавиц, то можно смело говорить, что там должна быть не пятая, а минимум как четвертая часть этого ассортимента.

– Тут еще про ваш завод – переключился Осип Никифорович, на сидевшего рядом с Анатолием Ивановичем, нашего соседа по лестничной клетке – дядя Рому.

Мой старший тоже, кстати, на том же заводе работает.

– Пишут: почему «Авторемонтный» не наладит у себя выпуск пяти литровых кастрюль для населения. В продаже их совсем мало – негде купить. А вещь полезная в хозяйстве.

– Не думаю, что это трудно будет… – заметил дядя Рома. – Если их действительно надо в большом количестве.

– И еще, продолжал Осип Никифорович, почему бы не наладить промышленности нашего города выпуск пластмассовых крышек для унитазов.

– Что…? – переспросил Анатолий Иванович.

– … пластмассовых крышек для унитазов. Спекулянты сдирают с людей по двенадцать рублей за эту ерунду.

– Вот это точно полезная вещь, заметил сидевший напротив дяди Ромы Тягунчик. – Слышь, Данилыч, а чего бы вам и вправду такое дело не замутить на заводе? Спрос бы точно был.

– Кому они надо, ответил дядя Рома – тот пусть и делает. У нас и своей работы хватает.

– А в вашей газете, Осип Никифырч, ничего больше интересного не пишут? – спросил Тягунчик. Так чтоб для нас, для простых людей.

– Есть – ответил Осип Никифорович. – Вот тут на последней странице, объявление про футбол.

– Кто играет?

– Двадцать шестого, наша футбольная команда принимает на своем поле киевский СКА. Матч второй лиги, начало в пять часов.

– О… вот это да! Это интересно. Надо будет пойти, посмотреть.

– А Паша Мышкис выйдет на поле, или как всегда – в запасе?

– Чё ему там делать? Что он, дурной?

– Если наш Пашуня выйдет на поле, тогда точно – проигрыш будет за нами.

– А что он вообще еще на поле выходит? Я в этом году ни разу его на поле не видел.

– Выйдет-выйдет. В этот раз выйдет – он мне сам говорил. Точно! Будет играть.

– Тогда надо сходить, посмотреть на нашего футболёра Пашку.

– А он не разучился еще бить по мячу?

– Чего это…? У него даже попадания бывают. По мячу.

Вообще-то Паша Мышкис, о котором сейчас вели речь за «рыцарским столом» потому как хорошо устроиться в жизни – крупный специалист; в том смысле, как это делать играючи – используя футбольную карьеру. Сколько я себя помню, столько наш Паша играет в городской команде, то есть работает там футболистом. Говорят, в свое время его даже приглашали в киевское Динамо, но он туда не согласился. Там ведь Лобановский тренером, а он говорят, заставляет сильно напрягаться своих футболёров, а в нашей городской команде можно не особенно утомлять свой организмус. Здесь и квартиру себе шикарную оторвал в девяностом доме, местный футбольный клуб ему поспособствовал, и волжанку новую, двадцать четвертую, прикупил на спортивные доходы и жену сюда же вместе с тещей и двумя дочурками перетащил. Тещу он так раскормил, что та теперь в его машину только боком протискивается. В общем, парень старается на своем месте и на все финансовые возможности местного спортивного клуба. Не отстает от своих друзей ровесников. Он вместе с Гансом и Тягунчиком в одной школе учился, практически в одно и то же время.

За комплиментами в адрес местной футбольной знаменитости мужественное общество целиком погрузилось в страсти, разгоравшиеся на игровом столе. И пока этот процесс практически полностью захватил их внимание, я попробую в ближнем свете представить замечательные таланты моих друзей и еще некоторых нескучных представителей придворного общества.

Первым, понятно в этом списке здесь значится всепогодный друг нашего семейства и партнер моего отца по шахматам, нардам и всем остальным домашним политичным сомнениям, самолично придворный министр пропаганды, эфенди Осип Никифорович, товарищ Кудря – Необачный.

Хотя некоторые вредные граждане придворного общества и имеют свойство коверкать вторую часть его фамилии, случается иногда, но все же – человек он действительно не бесталанный, беспокойный и масштабный. Масштабный по всем своим замыслам, целям, надеждам, и неистребимый, как он сам выражается, интеллектуал. Плюс сюда же свободный художник – авангардист с личным творческим кредо: неприкрытый реализм и демократический символизм (это тоже его слова). Любимое творческое занятие, по собственному утверждению:

«сеять сомнения и свергать авторитеты!»

Кстати, это именно он в последнее время запутал всех во дворе новым авторским новаторским толкованием известных версий библейского сюжета:

– Во-первых, кто и кому первый преподнес вот то самое райское яблочко? Это очень большой вопрос. Ева Адаму или наоборот. Я лично утверждаю и настаиваю, что все это были происки Евы, за которые мы расплачиваемся по сегодняшний день. И второе: Что это за неразумение такое в жизни, а? Как это можно, чтобы весной когда организм постоянно все требует, подряд сорок дней ничего не есть, не пить: ни сладкого и ни мучного… ни даже мяса?

В общем, мой батя – по случаю очередных умственных происков нашего соседа, иногда бывает прав:

– «Опасный тип. К власти таких подпускать нельзя!»

По мнению Тягунчика фигура Осипа Никифоровича почти идеальная; «предначертанная свыше – полный оригинал». Вылитый герой из мультика про «мужчину в полном расцвете сил» и его физических размеров. Метр шестьдесят три во все стороны: что вверх, что в стороны. Но, по мнению нашей мамы – сан он:

«не молодой, не яркий, не талантливый и не спортивный!

Зато «эмоциональный и всегда полезный;

И еще можно добавить – «амбициозный».

Не то, что некоторые.

– А чё, нормательный чудак, подвигает его Сметана. Цветет и пахнет!

И всегда в «шоколаде»; любитель пожить и хорошо пожить. Имеет право!

Великий Нео большой любитель не трудных кроссвордов, жареных говяжьих отбивных, Очаковского пива под тараньку, новомодных шпикачек (сардельки такие), которые по его личному мнению «имеют очень даже завлекательные свойства», и еще красивых женских ножек, натуральных (не зря же он просиживает часами в своей резиденции с открытым круговым обзором).

Особое значение в собственном рационе питания он придает искусно приготовленной ухе из рыбьих голов, которых считает весьма полезным питательным веществом для серых клеточек головного мозга. В последнем я правда искренне сомневаюсь, потому как наблюдаю поведение автора идеи не последний год и не первый день.

Осип Никифорович еще не пенсионер (писсионэр — по его личному выражению), за что он сильно переживает и даже нервничает, потому как в известной мере это лишает его очень важных личных жизненных удобств. Таких, например, как дополнительный ежемесячный стабильный доход, бесплатный проезд в городском общественном транспорте и на пригородной электричке, ежегодный бесплатный санаторий и еще некоторых других приятных удовольствий.

А так как его дражайшая половина пользуется всеми этими свойствами современного общества уже почти два года, то он испытывает определенный дискомфорт по случаю и даже в разрезе собственно озвученной версии:

«Наша сознательная жизнь это путешествие из страны Пионерия в страну Пенсионерия».

У Осипа Никифоровича во дворе давно сложилась собственная команда почитателей и единомышленников, если конечно, их так можно называть; по крайней мере, о них можно говорить, как о постоянных членах его клуба.

К таковым, прежде всего, относится его близкий друг Афанасий Боков, ремонтник обуви Сим Симыч он же Сёма Бормотов, долгожитель двора и его личный идейный оппонент Яник Фурункул, тот, который дядя Яша Френкель. Ну и далее – все остальные активисты придворного общества третьего года эпохи перестройки, о которых я уже упоминал: Азик кучерявый, Гиви Кац, Стёпа Шинделла тире Зитор Компо, музыкант из городского оркестра Симптом Палыч и его коллеги – штатные сотрудники ЖЭКа: товарищи Попенченко, Попунренко и товарищ Гробокопатель; сюда же и отец Василий – муж дворничихи тети Вали.

Колоритная компания, я вам замечу! Не скучная по крайней мере.

Кстати, отец Василий никакой не церковный деятель. Просто борода у него всегда очень аккуратная, красивая и смотрится очень представительски; поэтому его и называют отцом Василием. Очень начитанный, образованный, интеллигентный и приятный человек.

Особое место среди близких по духу друзей Осип Никифоровича в придворном обществе занимает Симптом Палыч (так у нас его называют практически все старшие во дворе), мужчина, который по официальному статусу значится как Семен Палыч Курнев, и который со своей не худышкой супругой – Мартой и с тремя ее тоже не худенькими дочурками имеет жительство в последнем подъезде девяностого дома по улице Тенистой, и которого я раньше, если честно немного побаивался.

Он музыкант. В смысле не такой как Стёпа Шинделла – любитель самоучка, а такой – настоящий; который и ноты знает, и сам умеет по ним играть. Он очень даже скромный по масштабам комплектации собственной фигуры. Так тоже бывает: если жена сильно удалась вширь, то мужчина бывает полезно чтобы больше в кость.

Симптом Палыч работает музыкантом в городском оркестре, а так как денежное удовольствие там не слишком значительное, он еще подрабатывает учителем пения в нашей школе. Трудно конечно, но старается человек, а меня с моими друзьями Мишкой и Санькой он просто доставал со своим хоровым пением. Оказалось, что у нас, в девятом классе, вдруг ни с того, ни с сего, обнаружились какие-то вокальные данные для хорового пения, и он нас по нескольку раз в неделю заставлял ходить в актовый зал и там принимать участие в репетиции школьного хора. И сорваться у нас никак не получалось: он специально приходил за нами в класс за десять минут до окончания последнего урока и забирал нас на пение. А если у нас получалось хоть как-то улизнуть, так он сразу, прямо в тот же день сообщал нашим старшим, и лично мне приходилось потом выслушивать получасовой монолог от маман о значении эстетического воспитании в формирования личности молодого человека. Перебивать ее – боже меня упаси; даже батя не рискует. Лучше слушай и молчи. Молчи и думай о чем-то хорошем, ну или хотя бы о том вкусном ужине, который как раз должен поспеть к завершению монолога. Батю моего школьные проблемы сына как-то мало волновали.

Кстати, Симптом Палыч, как уважаемый музыкант из оркестра и учитель пения в школе более известен придворному обществу своей классической фразой:

«Я не понял, а где мой чайник со свистком?»

Она так закрепилась за ним сразу по факту события, что он по сей день гуляет с ней по двору.

А истории там случилась простая, но суетливая: в прошлом году, весной дело было. Семен Палыч купил в нашем магазине лотерейный билет и честно выиграл по нему замечательный и очень полезный в наше время предмет – чайник со свистком. Дефицитная, кстати, вещь. На радостях он побежал на почту, а там ему в ответ: мол, извините, дорогой товарищ, чайников больше нет.

– Кончились! Возьмите деньги – пять с полтиной.

Раздосадованный, он двинулся домой и по дороге повстречался с Афанасием Боковым, известным местным баламутом и карьерным неудачником (говорят, коммунисты его нагнали недавно из своих рядов после внеочередной проверки его работы службой ОБХСС).

Семен Палыч изложил ему версию обиды: мол, кругом несправедливость, придирки и всякое такое неуважение к простым людям. А чайник, как известно, вещь не только хорошая, но и полезная в доме, и он «больше чем уверен, что работники почты присвоили его себе, а ему дали просто отдали деньги и будь здоров! Чтоб не возмущался.

Продолжение протестной дискуссии имело место быть, в полезном для таких случаев месте, в резиденции Яника Фурункула под многоградусную согревательную газированную водичку с сиропом (так у нас тоже случается – для своих, разумеется); и было столь вдохновляющим, что Симптом Палыч набравшись смелой храбрости, вторично выдвинулся в почтовое отделение, благо оно всего лишь на противоположной стороне нашей улицы, защищать свои личные гражданские права и вернуть причитавшееся имущество.

Однако выпад оказался неудачным, так как работники почты быстро оценили состояние просителя и в ответ на его громкоголосые претензий и заявления, пригрозили вызвать наряд милиции, вследствие чего нашему герою пришлось отступить. И весь вечер потом от него во дворе только и слышали:

«Нет, я не понял – а где мой чайник со свистком?!»

А на следующий день эта формула стала настолько популярна в придворном обществе, что ее помнят по сей день:

«Я не понял, а где мой чайник со свистком??»

Личным и круглосуточным идейным критиком по смыслу и обустройству правильной жизни у Осипа Никифоровича, как я уже говорил, состоит долгожитель и почти что талисман нашего двора Яков Михайлович Френкель. По придворному реглану – Яник Фурункул безобидный, всегда приятный, улыбчивый седой старик, пристроивший себя на всепогодную службу в будке прохладительных напитков под красноречивой вывеской «СОКИ-ВОДЫ», прямо напротив универмага с торца нашего дома (объект на карте под номером четыре). По слухам, именно за ним числится авторство смелой крамольной идеи:

«Телевизор я больше не смотрю: так не только зрение портят, но и вкус!»

С квартетом «Если я не мужчина, то и Волга не река» — (так мой батя обзывает компанию моих старших друзей: Тягунчика, Сметану, Ганса и Фиму Люкина) – Яков Михайлович на дружеской ноге; мне даже кажется у них там «варятся» какие-то личные новомодные бизнес движения (сейчас такое время, что говорят, сам московский султан дал разрешение процессу), и это при том, что он зачастую позволяют им себя критиковать. Здесь особо вредничают Фима Люкин и Сметана:

– Наш Яник умный и выдержанный как его мандариновый сироп, заявляет последний. – Он охранял свою будку еще до революции девятьсот пятого года. И это притом, что он уже как лет тридцать состоит на полном государственном пенсионе.

– Ну и что? Пенсион – хрустальная мечта моего детства, и заметьте сбывшаяся. Сто двадцать рублей это ежемесячная компенсация моего потерянного здоровья в борьбе с суровой действительностью нашей эпохи

– Нет, вы только на него посмотрите, продолжает Юра. – Ему уже скоро стольник, а он еще имеет такие свойства.

– Какие свойства, какие свойства? Что… что он может без нас? – не унимается Фима Дюкин. Мусьё Фурункул, мы имеем до вас летаргический вопрос: когда вы, наконец, нас покинете? На ваше почетное служебное место уже выстроилась целая очередь.

– Я бы вас попросил, молодой человек быть более элегантным в вашем красноречии, и пожалуйста, без хамства.

– Ты что тоже хочешь занять его должность в будке?

– А чего нет. Приличное место. Как выйду на пенсион – можно будет подумать.

Особо крепкая дружба завязалась у Осипа Никифоровича с моими домашними старшими после аварии, которая с ним приключилась несколько лет тому, летом, кстати, дело было когда, его персональная супруга, после просмотра детективных сериалов про Шерлока Ливанова и доктора Соломина принялась обучать своего выдающегося Осипа Никифоровича аглицким манерам. И если с аристократическими выкрутасами по поводу чайной церемонии как-то еще ладилось:

– Tea, sir, короткими глотками, пожалуйста.(tea – чай, по ихнему; т-и-и! – понимать надо. И не хлюпать и не сопеть носом!) – то вот с классической британской невозмутимостью по поводу попадания столовым ножом в оболочку куриного яйца родилась серьезная проблема – настоящая авария; прям до крови. Первые две попытки попадания в вершину яйца оказались удачными, но яйцо почему-то не разбивалось, и тогда наш герой со всего размаху нанес в третий удар по заданной цели.

Результат оказался столь неожиданным, что большой и указательный пальцы левой руки тут же омылись кровью, и Осип Никифорович, ругаясь, заикаясь от боли и облизывая пальцы, прибежал к моей матери на перевязку. Правда, мой старший, хотя и помогал активно супруге в оказании скорой медицинской помощи пострадавшему, но про этот обидный случай ничего мужественному обществу во дворе не рассказал; но народ всё равно всё узнал, и говорят из уст самого Великого Нео, когда он уже снял повязки с пальцев.

Нельзя также не признать, что внеочередная модная идея Осипа Никифоровича относительно чистоты родного языка хоть и не отличалась особой новизной, но была признана общественно полезной.

Суть ее состояла в том, чтобы заставить местную, прежде всего мужественную публику добиться сокращения извлечения из собственных гортанных возможностей словосочетаний, начинающиеся на гласные «е», «ё», и близких им по форме. Справедливости к месту надо признать, что на этом поприще у него оказались не только сторонники (в смысле сочувствующие), но и активные сподвижники.

Ну, и теперь о научных достижениях моего друга. А чего, нет?!

«Мужчину в 55 лет должны постигать выдающиеся мысли.

И не только, кстати, великие мысли, но и новые чувства».

Правда я здесь не буду рассказывать о том, как Осин Никифорович прошлой весной чуть не залетел со своей секретной душевной пассией из стольного града Киева Армильдой Канкавой, с которой одна из бдительных членов клуб – компании Б2 заметила его в городском ресторане. Говорят, эта красотка, хотя тоже не худышка и тоже не вчерашнего дня рождения, числится в столице известной, самой модной и продвинутой поэтессой (тоже творческая натура, как и наш Великий Нео), сама пишет прозу, сценарии к фильмам и часто читает по телевизору свои лиричные стихи. И когда в прошлом году была в наших краях, они повстречались на творческом вечере в редакции городской газеты, и потом он долго гулял с ней по городу и водил в самый модный ресторан с послесловием…

Пришлось моему бате лично заступаться за неукротимого друга нашего семейства, объявив разволновавшимся членам клуб – компании, что в ресторане был не он, а один из его сотрудников, внешне очень похожий на Осипа Никифоровича, который, оказывается, состоял ее дальним родственником, и тоже был на том же творческом вечере в редакции, и потом пригласил ее в ресторан. Кстати, сам он тоже там был, вместе, несколькими еще сотрудниками.