Читать онлайн И жили они долго (#1 «Среди нас») бесплатно

Приборная панель сообщила, что за окном больше тридцати пяти градусов тепла. Типичное для августа пекло в Ростовской области. Старенькая «Лада» мамы гудела, сопротивляясь на скорости потокам ветра. В салоне тихо играла какая-то музыка, но из-за бушующих в салоне дуновений казалось невозможным разобрать слова. Непослушные пряди били по лицу и плечам. Сколько ни пытайся заправить за ухо – бесполезно. Все резинки, как назло, я убрала в чемодан. Вот же дура! Знала ведь, что до аэропорта путь неблизкий, а на улице стоит такая жара.

Сегодня я «возвращаюсь к истокам», если это можно так назвать. Железная птица за несколько часов отнесёт меня в Новосибирск, и после непродолжительной дороги в поезде, я окажусь в месте, где родилась семнадцать лет назад – в Ксертони. В этом непримечательном городке дожди идут чаще, чем где-либо ещё в России, а если верить интернету, то солнечных дней здесь и вовсе меньше месяца в год. Окружённый в кольцо из гор и лесных чащ он существовал самобытно, словно был одним на планете. Из мнимой изоляции, лишённой ощутимого тепла и света, мама сбежала со мной, когда мне было всего несколько месяцев от роду. В Ксертони же я маялась каждое лето по целому месяцу, когда ещё была жива бабка по отцовской линии, но в четырнадцать лет я наконец заявила, что с меня хватит сажания картошки на даче, где нет ни одного сверстника. Костя легко сдался, и поэтому последние три года планировал отпуск ближе к осени, и мы вместе отправлялись в Турцию.

И вот теперь я сама отправляю себя в ссылку, да не куда-нибудь, а именно в Ксертонь. Это решение далось мне тяжело. Не буду скрывать, я была просто в ужасе, потому что ненавидела город всей душой.

Ростов же казался мне прекрасным местом, где дороги, за редким исключением, ровные, а палящее солнце приятно облизывало кожу. Жизнь кипела здесь круглосуточно, в то время как в Ксертони всё закрывалось хорошо, если в шесть вечера.

– Ася, – уже перед посадкой мама осторожно потянула меня за край рукава, призывая остановиться, – Тебе не обязательно переезжать.

Я заглянула в зеркальное отражение идеальной копии собственных глаз. Только в отличие от моих, мамины были подчёркнуты пучком тонких морщин в уголках от частых улыбок. Первое, что я всегда вспоминаю, думая о Марии – это задорный звон её смеха. Я была точной копией этой женщины с тёмно-карими глазами и каштанового цвета волосами, вот только её жизнерадостность и легкомыслие не унаследовала.

Во взгляде матери легко улавливалась невысказанная мольба, от которой внутри у меня всё сжималось. Как я могу бросить такую нежную, сердечную женщину, которая сама была словно маленький ребёнок? Правда теперь груз опеки упал на плечи нового мужа мамы. Теперь Сашке следить, чтобы коммуналка была оплачена вовремя, в холодильнике к ужину нашлась еда, а в баке машины – бензин.

– Всё нормально, мам. Так будет лучше для всех. Тем более, я сама хочу пожить в Ксертони.

За последнее время я повторяла эту ложь так часто, что уже почти поверила в неё сама. Врать я никогда не умела, но неделя самоубеждений сделала слова более правдоподобными. Во всяком случае, мама купилась.

– Передавай привет Косте.

– Да, конечно, – я раскрыла объятия, и мама тут же в них погрузилась. От неё пахло земляничной жвачкой, летом и корицей. Запахи, ассоциирующие у меня с домом и теплом.

– Скоро мы снова увидимся, – уверяла она, – Возвращайся домой, когда захочешь. Я вернусь, как только тебе понадоблюсь, вот увидишь. Мигом.

Из мамы тоже никудышная лгунья. В её широко распахнутых глазах легко читались все эмоции: бросить Сашку посреди череды из матчей выше её сил. Именно поэтому я должна уехать, чтобы не заставлять беспокойное сердце Марии выбирать между чувством долга и любовью. В конце концов, а почти выросла и скоро закончу школу. Мама же не становится моложе и хорошо, если кто-то всегда будет рядом с ней, когда я поступлю в институт.

Ещё с минуты мы стояли, державшись за руки, пока по громкоговорителю не объявили открытие гейта. В последний раз мама коротко обняла меня, и я отправилась на посадку чувствуя, что она провожает меня взглядом до самых дверей.

***

Четыре часа перелёта от Ростова-на-Дону до Новосибирска, ещё два на пригородном поезде до станции «Большая Торана». Ни перелёт, ни тряска в поезде не беспокоили меня так сильно, как перспектива провести час наедине в машине с Костей. Предметом наших извечных споров было то, что я почти никогда не называла его папой.

Первые годы детства мы не виделись. Мама растила меня вместе с бабушкой, перебиваясь на двух работах, пока однажды на пороге не объявился отец. До сих пор не понимаю, как ему удалось тогда нас разыскать в чужом городе. Мария думала, что всё дело в связях: хороший полицейский ими быстро обрастает, а со стремительно проносящейся карьерной лестницей Костей знакомые множились, как пирожки из печки. В тот день мама с папой несколько часов проговорили на кухне, шепчась за закрытой дверью. Пару раз я на цыпочках прокрадывалась по коридору, чтобы подслушать, но едва мне удавалось прикоснуться ухом к двери, как, откуда не возьмись, появлялась бабушка. Словно провинившегося котёнка, она отгоняла маленькую меня от двери и вскоре я оставила попытки, вернувшись к просмотру мультиков.

Когда родители появились в комнате, лица их были серьёзны. Мама и папа расселись по обе стороны от меня. Мы много говорили в тот день, но я едва ли запомнила слова. Наиболее ярко в памяти запечатлелся момент, когда Костя, не находя подходящих фраз, пытался на пальцах объяснить, что он – мой отец, избегая объяснений «откуда берутся дети». С тех пор я и начала проводить в Ксертони несколько недель в год, чтобы получше узнать отца.

Я прокручивала это воспоминание в голове, повторяя про себя это странное слово «папа». Пробовала каждую букву, стараясь в подходящий момент поздороваться с Костей и как ни в чём не бывало выпалить дежурную фразу, надеясь сделать ему приятно. В конце концов, нам предстояло жить бок о бок до новогодних каникул и важно начать с позитивной ноты, чтобы не испортить друг другу ближайшие полгода.

Однако планы, насколько бы продуманными они ни были, часто противоречат нашим желаниям. Перрон оказался ниже моих ожиданий. Схватившись обеими руками за ручку чемодана, я попыталась его приподнять и охнула от тяжести. Завалившись набок от неожиданности, я еле удержала равновесие, найдя опору у ближайшей стены. Позади неожиданно скопилась толпа недовольных людей. Одни из них цокали языками, другие недовольно вздыхали, тихо приговаривая ругательства, но никто не помогал. Они просто стояли и смотрели на мои отчаянные попытки спустить неподъёмный кирпич с милой фиолетовой ленточкой на рукояти. Бессилие раздражало, уходящее время – ещё больше. Я не могла представить, через сколько вновь закроются двери и поезд отправится дальше. Пробовала обхватить чемодан и так, и эдак, но упрямый кирпич казался таким же неповоротливым, как и его хозяйка. Непослушные пряди упали на лицо, закрывая обзор. Становилось жарко. Хотелось хорошенько пнуть чёртов чемодан и смотреть, как он летит камнем вниз. Я была готова уже отправить его в полёт, как услышала знакомый голос:

– Ася! Ася, брось. Я спущу.

Я разогнулась и увидела отца.

– Спасибо, Костя.

С момента нашей последней встречи он почти не изменился. Тёмно-синяя полицейская форма подчёркивала широкие плечи и подтянутый торс. Неизменные чёрные как смоль усы красовались ровной полоской над верхней губой. Сильный и проворным, отец лёгким движением спустил багаж на платформу, после чего подал мне руку. Я осторожно вложила свою ладонь, принимая помощь. Позади раздался смешок от которого лицо моё обдало жаром. Костя выглядел достаточно молодо, несмотря на прокрадывающуюся в висках седину. Довольно часто нас принимали за парочку влюблённых, а не за отца и дочь. Я ненавидела косые взгляды, которыми нас одаривали на улице. Каждый раз было ужасно стыдно, когда это происходило. Поскорей бы мы доехали до Ксертони, где каждый проходимец знает отца в лицо.

Во всей этой ситуации Костя проявил исключительное благородство: он широко улыбнулся ожидающим людям и даже помог им тоже спустить сумки, в то время как я, наверняка заливавшаяся краской, стояла рядом, опустив взгляд. Он был таким во всём.

Когда я решила обсудить с отцом идею о переезде, он, вопреки моим ожиданиям, охотно согласился. Мне было трудно представить, что мужчина, столько лет носивший знание холостяка, будет готов принять дочь на полгода. Костя же наоборот, по-настоящему обрадовался, и уже записал меня в местную школу. Даже собирался подарить машину к выпуску в надежде, что Ксертонь завладеет сердцем дочери и та решит поступить в местный институт.

Так далеко загадывать мне не хотелось несмотря на выпускной класс. Я много и прилежно училась, да и никогда не имела проблем с учителями. Проще говоря, характеристика по выпуску у меня должна быть превосходной, как и аттестат. Не золотая медаль, но без троек. Оставалась только наконец решить: кем же я хочу быть?

Это задача казалась мне непосильной. Вот как в семнадцать лет можно точно знать, кем хочешь быть всю оставшуюся жизнь? Я восхищалась подругами-одноклассницами, что остались в обжигающе жарком Ростове. Уж они то знали, чего хотели от жизни. Некоторые из них были твёрдо намерены отучиться на врачей, другие на юристов, считая, что это всегда будет востребовано. Мне же предстояло определиться до февраля – именно до этого времени можно записаться на ЕГЭ по нужным к поступлению предметам.

По дороге к дому Костя не умеючи пытался меня разговорить, чтобы в машине не нависала неловкая тишина. Мы оба не были болтливы, к тому же понятия не имели, о чём друг с другой разговаривать.

– И всё-таки снова в Ксертонь, да? Я всегда думал, что тебе, как и Марии, здесь не нравится.

– Так и есть, – я лишь пожала плечами и продолжила смотреть в окно на проносящийся мимо лесной пейзаж, – Я подумала, что так будет лучше для всех. В конце концов, я здесь родилась. Можно попробовать дать этому городу ещё один шанс.

– А ещё можно попробовать звать меня «папа», – в тоне его голоса прослеживался лёгкий смешок.

Костя так часто поправлял меня, когда я звала отца по имени, что сомнений не оставалось – его задевала эта тема, однако поделать с собой я ничего не могла.

– Можно и попробовать, – только и выдавила я из себя в ответ, не разделяя его веселья.

– Что-что? Не расслышал? Здесь, кажется, чего-то не хватает?

– Можно и попробовать, па-па.

Отец радостно засмеялся и ободряюще похлопал меня по плечу, как бы говоря «всё у нас с тобой будет нормально», но я не была настолько же уверена.

Мне было грустно осознавать, что вся привычная жизнь осталась там, в Ростове. Хотелось помолчать и просто позволить себе это чувство. К счастью, по радио заиграла любимая песня отца. Кажется, это была группа «Би-2». Подпевая, Костя прибавил громкость. Я невольно прониклась к ритму песни и начала в такт притаптывать ногой. Всю оставшуюся дорогу мы ехали молча, а музыки кое-как помогла совладать с моим настроением. К концу дороги я подпевала вместе с отцом задорную песню Чечериной, начиная думать, что возможно Костя прав – всё у нас будет нормально.

Почти через час мы проехали дорожную табличку с надписью «Ксертонь» и вот уже на третьем повороте после въезда в город, машина свернула в наш посёлок городского типа – «Буград». Не глядя, Костя петлял по дворам, где едва ли могли разъехаться встречные машины из-за припаркованных и тут и там авто соседей. Вскоре мы пробрались по серому лабиринту к заветному длинному дома, что местные прозвали «Ель» из-за его пятнистой окраски из всех оттенков зелёного. Трёхэтажный дом растянулся на три подъезда, в одном из которых и находила квартира Кости.

Выйдя из машины, я пошла к багажнику, желая достать чемодан, но едва за ним потянулась, как услышала бормотание Кости, строго-настрого запрещающего мне это делать. Не имея ничего против, я пошла в сторону подъезда и на мгновение застыла, пытаясь вспомнить код от входной двери. С третьей попытки у меня получилось и, к счастью, Костя был слишком увлечён вознёй с чемоданом, чтобы стать свидетелем этого позора – ну как можно забыть код от родного дома?

Что меня удивляло в квартире отца, так это её опрятность. Четырёхкомнатная квартира с большим общим залом не вписывалась в моё представление о холостяцкой жизни. Она больше подходила большому, шумному семейству, наполняющего окружающие стены звонким смехом и суетой по выходным. Насколько я знала, после мамы у Кости не было ни с кем серьёзных отношений. Во всяком случае, отец ни с кем меня не знакомил, да и в доме никогда не наблюдалось незнакомых женских вещей, закрепляя эту идею в моей голове. Светлая, практичная квартира с объединённой через барную стойку кухней с залом, где всегда царил порядок, могла бы намекнуть на присутствие хозяйки, но на деле она твердила лишь на отсутствие кого-либо живого большую часть времени в квартире. О том, что владелец дома Костя, говорила лишь уставленная фотографиями антресоль, на которых стоял плотный ряд кадров с путешествий и трофеев после рыбалки.

Отец много времени проводил за ловлей рыбы. Он рассказывал, что Обь полна водных тварей и только ленивый может уйти с пустыми руками. Я ленивой не была, однако, во время немногочисленных попыток отца привить мне любовь к его хобби, лукошко оставалось пустым. Рыбалка, как вид спорта, казалась мне чуждой.

Впрочем, как и любой другой спорт, требующий ловкости или координации, чем я от природы никогда не могла похвастаться, заваливая сдачу нормативов на уроках физкультуры. Одно дело сидеть несколько часов подряд с книгой в руках, чувствуя её прекрасный, уникальный аромат. Окунаться с головой в захватывающую историю, что будоражит порой не только воображение, но и сердце. Чем больше я увлекалась чтением, тем больше хотела связать с литературой свою жизнь, но стоило мне едва поднять эту тему, как Костя в один голос с мамой, начинали меня убеждать, что это не прибыльно и времени не стоит. Хотя бы в чём-то родители были солидарны.

Дальняя комната в квартире была заперта на ключ и предназначалась мне в те редкие визиты, что я здесь оказывалась. Даже когда я зареклась вновь сюда возвращаться, отец не стал её переделывать под другие нужды и это казалось одновременно как милым, так и довольно грустным. Получается, он был не готов расстаться с мыслью, что ноги моей не будет больше в этом дома. Продолжал надеяться и, вот, его труды оправдались самым неожиданным способом.

Отпирая дверь, он протянул мне ключ и пропустил вперёд, бегло рассказывая:

– Я обновил краску на стенах к твоему приезду и установил антимоскитную сетку. Уже, конечно, конец августа, но не обманывайся: если захочешь проветрить, лучше не включать свет, тем самым привлекая мелких насекомых. От всяких мотыльков она, конечно, защитит, но вот комары, – Костя поморщился, – Эти засранцы куда хочешь протиснуться.

Мне было смешно слышать ругательства от отца, и я улыбнулась, вежливо оставляя смех при себе. Обводя комнату взглядом, создавалось впечатление, будто я никогда её не покидала. Стены после повторной покраски стали чуть более яркого, сиреневого цвета. В остальном, всё было по-старому. На окне висели всё тот же полупрозрачный тюль с витиеватым кружевом, а на подоконнике стояли неизменные кактусы – единственные растения, что я просто неспособна убить.

Над рабочим столом возвышалась полка с любимыми книгами из детства: виднелись потёртые корешки томов «Хроник Нарнии», «Артемиса Фаула» и «Алисы в Стране Чудес». Даже повзрослев, я нежной любовью любила эти истории, вспоминая, как ночами под одеялом, вооружившись фонариком, пыталась расшифровать код снизу страниц, чтобы узнать, о чём же говорилось в «Коде вечности»?

Костя ретировался, позволив мне немного передохнуть с дороги, разобрать вещи. Я была ему за это благодарна и немедленно приступила к распаковке чемодана, чтобы и дальше не увязать в потоке воспоминаний.

***

Едва я закончила раскладывать вещи, как по квартире раздался звонок. В зале послышались тяжёлые шаги Кости и вскоре дом наполнился ещё двумя мужскими голосами. Я отчётливо улавливала приветливую интонацию и звонкий смех, но едва ли могла разобрать слова. Взяв в руки телефон, я открыла браузер, сверила расписание спортивных программ и посмотрела на время.

«Ну конечно, матч Премьер-Лиги», с горестью подумала я, понимая, что ради меня Костя вряд ли стал менять привычный порядок вещей. Помимо рыбалки и лихой езды, отец также любил смотреть футбол, а потому часто приглашал друзей и коллег вместе посмотреть матч. Не зря же он купил целый домашний кинотеатр в зал?

– Ася! У нас гости, выходи поздороваться, – крикнул Костя и я быстро поправила волосы, используя вместо зеркала выключенный экран телефона.

Скользнув за дверь, я быстро прошла через коридор в зал и увидела крупного мужчину в инвалидном кресле. Длинные чёрные волосы ниспадали на плечи, закрывая шею. На голове красовалась белая кепка с изображением волка команды Тамбова. Клетчатая рубашка в тон клетке была надета нараспашку, а под ней виднелась просто серая футболка, едва скрывающая за счёт своего цвета складку на животе. Лицо мужчины носило отпечаток времени, в виде тонких узоров морщин. Наиболее яркими из них казались то, что тянулись из уголков глаз: смотря на меня, губы растянулись в искренней улыбке:

– Ася! – мужчина раскрыл объятия в ожидании.

– Здравствуйте, дядя Дима, – я наклонилась и на мгновение сердечно обняла старого знакомца радуясь, что он всё такой же жизнерадостный, – Как ваши дела?

– Всё ещё танцую, – Дмитрий игриво подмигнул и коротко осмотрел меня с головы до ног, – И когда ты успела так вырасти? Ещё вчера копалась в песке у нас на даче и тут на тебе – взрослая женщина.

Костя, убирающий в этот момент подушки с дивана, услышав последнюю фразу, бросил их на пол и недовольно вмешался в разговор:

– И ничего не взрослая. Вот институт закончит, тогда ещё посмотрим.

– А вот твой старик ничуть не меняется.

Я рассмеялась вместе с дядей, понимая, насколько тот прав. Отец начал бухтеть себе под нос что-то нечленораздельное, пытаясь оправдаться, когда из-за спины послышался новый голос:

– Дядь Кость, пиво в холодильник?

– Денис, оставь пару банок на сейчас, а остальное убирай.

«Денис?» – имя показалось знакомым, и я обернулась, чтобы рассмотреть говорящего. У дяди Димы было много детей, но я общалась с ними только совсем в раннем возрасте. После того как Дмитрий попал в аварию, мы перестали с отцом приезжать к ним в гости. Насколько я знала, они никогда не теряли связь, однако дяде стало сложно продолжать присматривать теперь за оравой детей.

Передо мной оказался хрупкий, чуть смуглый юноша, со вздёрнутым носом и россыпью недозревших прыщей. Юношеский пух пока не преобразился в аккуратную мужскую щетину, а тело парня скрывал просторный балахон на молнии с принтом неизвестной мне рок-группы. Волосы у Дениса оказались того же цвета и длины, что и у отца, вот только в отличие от первого, сбивались в просаленные пряди. Да уж, он не был даже отдалённо похож на героя моих любимых романов. Впрочем, чего ещё ждать от современных мальчишек, которым интересны видеоигры да мемы из интернета?

Я встретилась с Денисом взглядом и на мгновение мне показалось, что он хотел что-то сказать, но запнулся. Парень рассматривал моё лицо, словно старался изучить кожу до мельчайших деталей. Я почувствовала, как от смущения начало жечь щёки и отвела взгляд. В неловкую паузу вмешался дядя:

– Ну что вы стоите, как чужие? Всё детство, значит, вместе козни дядьке строили, а теперь стоят, потупив взгляд.

Костя оказался более чутким и оценил обстановку лучше, а потому похлопал дядю по плечу, прерывая:

– Да они не помнят друг друга, смотри как оба изменились. Это отеческими глазами, они что в памперсах, что в пубертате выглядят одинаково. Тем более Ася же ещё и постарше Дениса на пару лет. Сколько тебе, напомни?

– Пятнадцать, – парень произнёс эту цифру с такой гордостью, будто за неё полагалась медаль.

– Ага, правильно помню, – отец начал представлять нас друг другу, – Ася, это Денис, вы играли в детстве у дяди Димы на даче. Денис, это моя дочь Ася. В детстве у неё были волосы посветлее и щёки побольше.

За «щёки побольше» я шлёпнула отца по ноге, ухваченной с журнального столика тряпкой, чтобы неповадно было обсуждать мой вес. Это непредусмотрительное движение развязало в зале настоящую бойню: едва я шлёпнула отца, как тот снял с дяди Димы кепку и козырьком щёлкнул меня по лбу. В ответ я ухватила за лежащую на полу диванную подушку и, хотела кинуть его в сторону Кости, вот только кидала я так же плохо, как и держала баланс, так что она отлетела в сына дяди. Он ждать ответа не заставил и запустил её в меня обратно. Мы играли так, словно снова были детьми, к которым родители приехали в лагерь на каникулы, звонко смеясь.

Веселье кончилось, когда дядя посмотрел на настенные часы и охнул:

– Матч! Матч уже начался!

Все мужчины быстро расселись на диване и включили телевизор, внимательно следя за игрой. Мне же футбол был совсем неинтересен, поэтому я отправилась на кухню, чтобы нарезать бутерброды и себе, и гостям. В холодильнике я быстро нашла докторскую колбасу и кусок сыра. Сделав каждому по три бутерброда и уничтожив тем самым весь имеющийся в доме хлеб, я вернулась в зал, где была встреченная радостным улюлюканьем, словно охотник, вернувшись к племени с добычей. Костя подвинулся, освобождая мне место, и я с удовольствием поела вместе с ними и в какой-то момент даже начала смотреть игру, пусть и мало что в ней понимая.

Мужчины кричали, называя фамилии игроков и советуя, что те должны сделать в следующий момент. Размахивали руками и выли, когда в ворота их команды забивали гол. Я почти молча наблюдала за отцом, слушая его пояснения к игре, но так ничего и не поняло. Но если честно, мне по-настоящему понравился этот вечер. Поэтому, когда гости ушли, я забыла обо всех тревогах и в хорошем настроении легла спать, позабыв о том, что завтра предстоит то ещё испытание – первый день в новой школе.

***

Густой туман – вот что я увидела, выглянув с утра в окно. Пасмурное небо нависало над домами, как и в детстве. Я грустно вздохнула, смотря на молочную дымку, стелящуюся между домов и понимая, что к такому виду мне ещё предстоит привыкнуть.

Несмотря на размер квартиры Кости полноценная ванная комната тут была только одна. К удаче отец встал раньше и к моему выходу из комнаты уже суетился на кухне, готовя завтрак. Коротко поздоровавшись, я поспешила в ванную, борясь с соблазном прямо сейчас сесть за стол: по всей квартире разливался аромат свежезаваренного кофе, румяных тостов и поджаристой яичницы. Мой любимый набор.

Наспех умыв лицо и расчесав непослушные пряди, я собрала волосы в высокий, немного небрежный хвост, чтобы волосы со стороны не казались совсем уж прилизанными. Несколько коротких прядей выбились и были отправлены в ссылку – то есть, за ухо.

Прошмыгнув после ванны в свою комнату, я сменила любимую пижаму с оленями на одежду, более подходящую для школы. К счастью, в филиале старшей школы Ксертони не было никакой формы. Разве только синие джинсы запрещали носить, но у меня отродясь таких в гардеробе не водилось. Раскрыв дверцы шкафа, я заглянула внутри, пытаясь вспомнить, что из одежды вообще с собой взяла. Большего всего в моём гардеробе преобладали «лесные» цвета, как звала их мама: то есть все оттенки зелёного, коричневого и чёрного, с редкими находками белого цвета на самых дальних вешалках. Немного подумав, мой выбор пал на суженые книзу чёрные джинсы и тёмно-зелёную кофту с V-образным вырезом, которую я решила надеть поверх белой майки на тонких бретельках. Не представляя, как сильно топят в местной школе, одеть вниз что-то лёгкое казалась мне более, чем просто осмотрительный. Смешно факт, но случалось, что в нашей школе в Ростове по ошибке отопление включали даже в мае. Чего я могу ожидать от Ксертони в начале сентября, оставалось загадкой, поэтому лучше триста раз подстраховаться, чем позже причитать и страдать.

Я вернулась на кухню, когда Костя уже раскладывал яичницу по тарелкам. На столе было уже накрыто, не хватало только столовых приборов. Поочерёдно открывая выдвижные ящики, я пыталась вспомнить, где лежали вилки. Память меня подвела, поэтому обнаружить желаемое удалось лишь случайным образом, у самого близкого к раковине ящика. Выудив из него пару ножей и вилок, я прихватила со столешницы сахарницу и поставила всё на стол.

Ели мы с отцом молча, но с аппетитом. Мне не хватало простой, домашней стряпни, которой очень редко готовила мама. Не то чтобы Мария не умела готовить, скорее просто не любила. С ранних лет я училась готовить себе сама и неплохо в этом преуспела. Однако пока сам суетишься у плиты, будто впитываешь все приятные запахи и заранее ими пресыщаешь. Из-за этого, когда садишься есть стряпню собственного приготовления, она словно теряет половину вкуса. Ни одна яичница в мире не может быть вкуснее той, что с любовью приготовил Костя.

Тишину в зале нарушал монотонный голос ведущей программы новостей. Даже полчашки кофе спустя, мне не удалось прогнать сон до конца, отчего я едва различала слова. Только после видеоряда с кадрами разрушенных домов и горящих машин стало ясно – произошла трагедия. Диктор же беспристрастно произносила заготовленную кем-то другим речь. Её глаза казались стеклянными и пустыми. Ничего не выражая, они смотрели в камеру, словно трагедия о которых женщина вещала с экрана на всю страну, не имела никакого значения. Кусок яичницы встал комом в горле от одной лишь мысли, что можно оставаться равнодушным, в то время как мир рассыпается по частям и собрать его никто не в силах.

***

Костя любезно подвёз меня до школы. Путь был не близким, но, к моему удивлению, трасса оказалась почти пуста несмотря на ранний час, словно никто в этом городе не спешил на работу. Придерживаясь скоростного режима отец, вёл машину, держа руль непринуждённой хваткой. Смотря на него, казалось, что нет ничего более естественного, чем управлять автомобилем, но я понимала, как обманчиво это чувство. Один раз мама выехала со мной в поле и предложила поменяться местами, желая показать, как водить машину. Мария почему-то считала, что она, как мать, просто обязана сделать это, а не профессиональный инструктор. Позднее я подумала, что у мамы просто не было средств, чтобы его нанять.

Никогда больше я не испытывала такого страха, как вмиг, когда моя нога отпустила педаль сцепления и машина рывком дёрнулась вперёд, а после чего и вовсе заглохла. Мне тряхнуло так неожиданно, что затылком я ударилась о спинку кресла и вскрикнула. Вслед за мной испугалась и мама, машинально дёрнув вверх ручной тормоз. Так закончился, едва не успев начавшись, мой водительский опыт. В тот день я зареклась, что никогда больше не сяду за руль. Не все люди рождены для этого. Да и на месте пассажира куда больше привилегий. Сидишь себе, наслаждаешься лесным пейзажем, проносящимся изумрудным вихрем за окном. Никакой ответственности, никакого контроля, никакого стресса – сплошное удовольствие. Ещё и музыку выбираешь, если водитель не против. Красота, а не жизнь.

Мой мнимый прагматизм разбился о голос Кости:

– Нужно будет подумать, как быть с другой половиной недели – начал отец, – Я смогу подвозить тебя до школы каждый день в ближайшее время. График дежурств сейчас не стабилен, люди потихоньку возвращаются с отпусков, и даже у нас в городе растёт преступность. Во всём виноват клятый сезон картофеля: фуры мотаются туда-сюда, прикрывая под клубнями всякую контрабанду, а мы как трюфельные свиньи её вылавливаем. Случается, пропадают девушки.

Отец обернулся и серьёзно посмотрел на меня, произнося последнюю фразу, словно проверяя, слушаю ли я. Удостоверившись, что моим вниманием полностью владеет он, а не проносящиеся за окном сосны, он продолжил, вновь смотря на дорогу:

– Темнеет сейчас рано. Вечером тебя заберёт Артём, мой коллега. У него такая синяя четырка, быстро разыщешь на парковке. Сегодня постараюсь привезти тебе велосипед. Пока совсем не похолодало – самое то. Вон там, видишь, – он указал пальцем в сторону дороги, не снимая руку с руля, – Чуть ниже уровня дороги идёт ещё одна небольшая, ближе к лесу, асфальтированная. Вот по ней прямиком доедешь до дома. Нужно будет только свернуть у указателя…

– … на Буград. – закончила я за отца, догадавшись. – Если что кого-нибудь из одноклассников спрошу дорогу. Наверняка кто-то живёт поблизости.

Костя пожал плечами.

– Очень может быть, да. Я, честно говоря, не в курсе, кто будет в твоём классе, но ребята всякие, конечно, есть в школе, – отец слегка свёл брови, что не ускользнуло от моего внимания, но лишь на мгновение, – В любом случае ты с кем-нибудь поладишь.

Оптимизма у Кости хватало на двоих. Мне бы хотелось поддаться его настроению, вот только трепет в груди с каждым километром лишь нарастал, перед лицом неизвестности. Мысль о том, что едва ли в маленьком городе кто-то задумает обижать дочь полицейского, в какой-то степени, успокаивала, но недостаточно для того, чтобы я поверила в себя.

В конце концов, я здесь всего лишь на полгода и могу прожить это время без друзей, правда?

***

На подъезде к школе образовалась пробка. Машины медленно тянулись к входу, где родители высаживали учеников и затем отправлялись по собственным делам. Я предложила Косте высадить меня ещё на повороте, но он отказался: так просто отцу было уже не выехать из этой очереди, да и на улице шёл мелкий дождь, больше напоминающий пыль, так что мне пришлось смириться.

Настала наша очередь. У входа, разбившись на небольшие компании, стояли, общаясь, такие же старшеклассники. Нехотя я выбралась из уютной кабины автомобиля и мысленно помолилась всем известным мне богам, приговаривая: «Не споткнись». Сделав глубокий вдох и придав лицу бесстрастное выражение, я зашагала по мощённой камнем дорожке и вскоре оказалась под навесом здания. Быстро взбежав по лестнице, я обернулась и поняла, что никто на меня даже не посмотрел. Миссия пройти незамеченной в потоке прошла успешно.

Я толкнула от себя деревянную дверь с витражной вставкой и оказалась в просторной рекреации, залитой тёплым светом от ажурных ламп, развешанных по обоим стенам. Справа от входа стоял небольшой стол, за которым сидела щуплая женщина в сиреневом костюме с мелкую кислотно-жёлтую клетку. При виде её одежды собственная показалась мне неуместно тусклой. На кончике носа дежурного учителя, почти спадая, ютились очки с круглыми линзами, как у «мальчика, который выжил». Преподавательница уткнулась в бумаги, разложенные на столе, словно изображая активную умственную деятельность. Была ли она на самом деле таковой, мне оставалось только догадываться.

Учительница подняла голову, едва мне стоило подойти к столу:

– Чем могу помочь?

– Доброе утро. Я Анастасия Черная, – сообщила я, и женщина тут же поправила очки на переносице, после чего одарила меня изучающий взглядом от макушки до кончиков пальцев. Новенькая в маленьком городке, да ещё и дочь местного полицейского, от которого когда-то давно сбежала жена. Кто бы сомневался, что я стану предметом для сплетен?

– Ах, ну конечно, – отозвалась женщина и выудила из стопки опасно накренившихся бумаг на краю стола лист с еженедельной таблицей, – Вот твоё расписание, класс 11А. На обороте распечатана карта школы.

Она проговорила все предметы целиком вслух, а затем маркером разметила на карте маршруты, после чего вручила мне карточку, в которой должен был расписаться каждый учитель. После уроков мне следовало принести её обратно на место дежурного преподавателя. Ответив на мои немногочисленные вопросы, женщина улыбнулась и выразила надежду в конце разговора, что мне понравится в Ксертони. Я постаралась улыбнуться в ответ, как можно естественнее, но собственное отражение в очках преподавателя доказывало обратное.

***

До звонка оставалось пятнадцать минут. Я вышла на улицу, желая подышать свежим воздухом и немного остыть. Волнение не отступало, однако холодный утренний воздух помог развеять мысли. Присев на ближайший бордюр, подальше от компаний из других учеников, я уткнулась в карту, стараясь выучить маршруты на день. В школе оказалось четыре крыла и на некоторые занятия предстояло пробираться через всё здание. На третьем этаже обнаружился сквозной переход, благодаря которому, чтобы пройти из первого сектора в последний, не приходилось спускаться в рекреацию. Это могло прилично сэкономить время с учётом, что я не перепутаю какой-нибудь поворот и не заблужусь вовсе. Достав из сумки с учебниками апельсиновый сок, я промочила горло и вернулась внутрь, стараясь дойти до кабинета без помощи карты. С приближением к заветной двери моё дыхание настолько участилось, что я очутилась на грани гипервентиляции. Попытавшись задержать дыхание, я переступила порог класса, примкнув к двум другим ученикам в безразмерных дождевиках, надеясь остаться незамеченной. Они остановились у двери и повесили куртки на длинном ряду из крючков. Видимо, в Ксертони дождевик был вещью первой необходимости и использовался регулярно.

Оказалось, я прошла за двумя девушками. Одна из них оказалась блондинкой с тонкой фарфоровой кожей, сквозь которую просвечивались линии вен даже на висках, вторая оказалась тоже бледной, но с пепельно-русыми волосами. По крайней мере цветом кожи в классе я не буду выделяться – ростовское солнце едва ли меня жаловало.

Я подошла к столу учителя, на котором красовалась начищенная табличка с надписью «Георгий Васильевич Радчинский». Преподаватель оказался рослым мужчиной с дряблым вторым подбородком и клиновидной лысиной, начинающейся от висков. Получив обходной лист, он посмотрел на мою фамилию и вытаращился так, что я почувствовала, как густо краснею. К счастью, свободное место оставалось только на задней парте. Глазеть на меня, сидящую так далеко, одноклассникам было непросто, но они всё же умудрялись поворачиваться поглазеть, как только учитель начинал писать на доске. Пол-урока я не поднимала взгляда с выданного списка литературы. Он оказался стандартным: Булгаков, Пастернак, Солженицын, Куприн, Горький. Всё это я уже давно прочитала. Открытие было приятным и, в то же время, скучным. Мысленно я пожалела, что не стала брать с собой старые конспекты и сочинения. Интересно, если я попрошу маму отправить тетради мне по почте, она согласится? В голове обыгрывая спор с Марией и придумывая аргументы, почему сдача старых работ не может считаться мухлежом, я не заметила, как закончился первый урок.

Прозвучал гнусавый звонок и все ученики, как один, принялись собираться рюкзаки и сумки. Я помедлила, не спеша столкнуться с кем-нибудь в проходе, как заметила движение в мою сторону. Нескладный парень, с ниспадающей чёрной чёлкой на глаза и россыпью прыщей на подбородке, шёл прямиком к задним партам.

– Ты Настя Черная?

С виду он казался чрезмерно доброжелательным, как мэр маленького городка с телевизионного экрана.

– Ася, – поправила я. Ученики, собирающие вещи с близстояших парт, разом обернулись, обратившись в слух.

– Следующий урок у нашего класса – ОБЖ с Мазепиным в четвёртом крыле. Знаешь дорогу?