Читать онлайн Продать королеву бесплатно
Глава 1
– Вы слышали? Говорят, жених умер прямо во время свадебного банкета.
– Да. Белое платье невесты сменилось на черный вдовий наряд всего за каких-то полчаса. Рекордно короткий срок.
Сдержанное покашливание скрыло смешок. На похоронах положено вести себя достойно, особенно если это дорогие и пафосные похороны очень богатого пожилого мужчины.
Тихие речи легким гулом висели в зале. В пантеоне царила солидно-торжественная атмосфера, но сквозь официоз просачивалось простое человеческое любопытство. Чужое горе вообще вызывает любопытство, а тут явственно пахло скандалом. Слишком уж большая разница в возрасте была между невестой и женихом, и слишком недолго невеста пробыла замужем.
У безумно дорогого белого гроба на всеобщем обозрении, как на плахе, сидела молодая вдова, принимала соболезнования. Полукругом горели белые ароматизированные свечи. Ее застывшая поза, отрешенный вид, строгое черное платье в пол и густая вуаль полностью соответствовали месту и образу. Но женщина ощущала себя чужеродным пятном в этом хорошо отрежиссированном действе. Словно на ней стояло некое неуловимое клеймо непринадлежности к Кругу.
Родственники покойного Ильи Балкина, партнеры по клубу, по бизнесу, гости, знакомые все по очереди подходили, чтобы проститься. Говорили вполголоса, стараясь не смотреть в глаза. Солидные, дорого одетые, уверенные в себе богатые мужчины. Привыкшие к достатку, холеные, увешанные драгоценностями женщины. Роскошное убранство, негромкая классическая музыка, венки, море цветов.
Мирослава отчетливо понимала, что и ее покойный муж тоже всего лишь часть действа. Сейчас отыграет свою роль – а потом его зароют в землю. И больше она никогда его не увидит. Как же это произошло…
Память силилась поймать подвох, выискивала подробности, но все было до обидного просто. Илья Владимирович произносил тост, выпил бокал шампанского, а потом внезапно схватился за сердце. И все. Его не стало. Она не успела даже испугаться.
А до того было три года, два из которых они прожили вместе. И за эти три года было много такого, о чем Мирослава вспоминала со слезами благодарности и теплотой. Однако было и то, чего она никак не могла понять. Например, зачем Илье Владимировичу понадобилось устраивать свадьбу. Ей с самого начала казалось, ни к чему хорошему это не приведет. Семья Балкиных сразу же ее возненавидела. Как же, охотница за деньгами старика…
Дались им всем эти деньги. Ее простое человеческое горе и боль утраты здесь ни в ком не находили понимания. Потому что в том кругу, где вращалась семья ее покойного Ильи Владимировича, другие ценности и другие мерки.
Негромкий металлический скрежет по мраморным плитам пола заставил вздрогнуть, отрывая ее от горестных раздумий. Отодвинув стул в сторону, вплотную рядом с ней встал сын и наследник покойного Вадим Балкин. Мирослава непроизвольно сжалась. Очень жаль, что она пропустила его появление и не успела подготовиться.
Тридцатитрехлетний успешный бизнесмен, жесткий, уверенный в себе, холодный и властный мужчина стоял у гроба отца, всем своим видом как бы иллюстрируя известную фразу:
«Король умер. Да здравствует король».
Кому-то Вадим мог бы показаться красивым и фантастически притягательным, но только не вдове. У вдовы он вызывал дрожь и неприятие.
Вадим едва слышно заговорил, не глядя на вдову. Со стороны могло бы показаться, что он утешает ее, но речи пасынка (странно называть так мужчину, который на несколько лет старше ее самой), были далеки от утешения.
– Думаешь, окрутила старика, и теперь получишь все? Нет, Мирочка.
Мирочка в его устах резало слух. Так называл ее Илья Владимирович. И никакого права на это не было у его сына. Но тому было плевать, он продолжал говорить:
– Придется отработать. Или ты раздвинешь ножки и ляжешь под меня, или я выброшу тебя на улицу без гроша в кармане. Так что подумай Мирочка, хорошо подумай.
В этот момент безумно хотелось встать и плюнуть в его застывшее, жесткое лицо, прикрытое скорбной маской. Лицемерие. Эти оскорбительные домогательства начались, когда еще Илья Владимирович был жив. Богатый, привыкший к вседозволенности, его сын всегда вел с ней себя так, словно ему что-то должны. Наверное, переспать с женщиной отца ему необходимо для галочки.
Мирослава пыталась понять, зачем ему все это теперь? Кому и что он хотел доказать теперь, когда отец мертв?!
– Спасибо, за лестное предложение Вадим Ильич, – проговорила она, стиснув зубы. – Я уж лучше на улицу пойду.
Она настояла, чтобы в брачном договоре был зафиксирован ее отказ от состояния мужа. Но Илья Владимирович все-таки сделал по-своему. Оставил ей деньги по завещанию. Зачем только он это сделал, зачем?.. Сумма оказалась значительной, Мирослава подозревала, что именно из-за этого Вадим теперь и бесился, капая ядом.
– Ты же не думаешь, что я тебя вот так просто с деньгами на улицу отпущу? Деньги не должны уходить из семьи, – издевательски рассмеялся, но скорбная маска даже не дрогнула. – Или ты соглашаешься по-хорошему, или будет по плохому. Поверь, я сделаю так, чтобы у тебя под ногами земля горела. Вот тогда ты сама приползешь на коленях и будешь умолять, а я еще подумаю, как с тобой поступить.
Все это говорилось с каменным лицом, словно он ничего, кроме белого гроба, в этом зале не видит. На самом деле все его внимание было приковано к худенькой темноволосой женщине с большими влажными серыми глазами. К вдове его отца. Казалось, он улавливал малейшие движения и оттенки чувств, даже не глядя в ее сторону.
А Мирослава смотрела на жену Вадима Альбину. Та стояла немного в отдалении, разговаривала с группкой женщин, среди которых была и ее мать. Время от времени обе бросали на Миру холодные нечитаемые взгляды. В такие моменты она ощущала себя бактерией под микроскопом. Оставалось только гадать, что именно Альбине известно о домогательствах мужа.
Закрыла глаза, собирая последние силы. Ей бы только отсидеть похороны, а там…
– Вадим Ильич, мне не нужны никакие деньги. Я напишу отказ от наследства. Дайте мне только спокойно оплакать мужа, и больше вы меня никогда не увидите.
Но тот словно ничего не слышал, вернее, слышал только то, что хотел слышать.
– Оплакать? Любовь до гроба в буквальном смысле? – беззвучный смех сочился сарказмом. – Кому ты грузишь, все в этом зале знают, что ты спала с отцом ради денег. Иначе что делать молодой красивой бабе с семидесятилетним стариком?
У Мирославы встал ком в горле от обиды:
– Вы не знаете о нас, ничего не знаете о нашей с ним жизни, – еле выговорила она, задетая за живое. – Мне было хорошо с ним. Он делал меня счастливой!
Горькие слезы брызнули из глаз, хорошо еще, вдовам на похоронах не возбраняется плакать.
– Хорошо?! С ним?! – зло прошипел Вадим. – Не надо лицемерия, Мирочка! С ним, говоришь, было хорошо? Я сделаю тебе так хорошо, что ты отца напрочь забудешь!
Она поразилась, сколько злости и глумливого презрения было в этих словах, в косом взгляде, которым он ее смерил. Внезапное понимание открыло ей простую истину.
– Вадим Ильч, за что вы так ненавидели отца? – слова сорвались сами.
И тут скорбная маска треснула, явив на миг истинное лицо Вадима Балкина. Он в первый раз за все время повернулся к ней лицом и прорычал:
– Не твое дело, подстилка!
Мира аж отдернулась от неожиданности. Она готова была провалиться сквозь землю. Казалось, его слова слышали все в этом зале. А его черты вдруг хищно заострились, он произнес вкрадчивым шепотом голодного тигра:
– У тебя время подумать до завтра и принять мои условия.
Жаркой волной откуда-то из груди поднялся протест. Она вспомнила главное и выпрямилась. Это ее жизнь и ей стыдиться нечего, перед собой она права. Плевать на всех, Илья Владимирович звал ее Мирочка, она здесь ради него.
Заметив неладное, в их сторону пошла Альбина. Ее сосредоточенный взгляд сначала впился в мужа, а потом перешел на Миру. Вадим собирался еще что-то сказать, однако при виде Альбины отвернулся и замолчал.
Странное поведение Вадима Балкина видели многие. Но слова его услышала только жена.
***
– Мирослава, вам плохо? Может быть, врача? Успокоительное?
Негромкий голос Альбины чеканил слова, холодный взгляд не подразумевал никакой заботы, скорее недвусмысленно намекал, что излишняя экспрессия чувств неуместна. Но Мирослава была несказанно благодарна Альбине, потому что та давала ей передышку.
Мире хотелось бы выкрикнуть:
– Заберите вашего мужа и оставьте меня в покое. Все вы!
Но она покачала головой, прикрыв глаза, и тихо, но твердо сказала:
– Нет, спасибо. Все хорошо, благодарю вас. Мне ничего не нужно.
– Ну как знаете, – ответила Альбина, поворачиваясь к мужу.
Посмотрела на гроб, едва заметно скривив губы, проговорила:
– От запаха этих свечей и цветов у меня уже разболелась голова. Надеюсь, вы меня простите, если я отойду? Вадим, можно тебя на два слова?
И, не дожидаясь ответа, пошла в сторону выхода. Вадим нехотя отошел с ней, раздраженный и сумрачный. Отойдя на приличное расстояние и встав так, чтобы быть у всех на виду, женщина осмотрелась, нет ли вокруг лишних ушей.
Все это время Альбина зорко наблюдала за поведением вдовы, но еще внимательнее за собственным мужем.
– Как прошел разговор? – спросила, не обращая внимания на его недовольство. – Что она сказала? Напишет отказ в твою пользу?
Вадим повел себя странно. Бросил на нее резкий взгляд, как-то вдруг ощетинившись и отгородившись внутренне. Ответил уклончиво:
– Я еще не договорился.
И отвернулся, пряча глаза. Альбина прищурилась, очень не понравилось ей выражение лица супруга. Она может, и не слышала всего, что говорилось между ними, но язык тела и недвусмысленный мужской интерес к молодой вдове, который муж сейчас пытался скрыть, прекрасно выдавал мысли.
Да он же просто хочет заполучить отцовскую подстилку себе…
Альбина с самого начала замечала, что муж проявляет открытую неприязнь к сожительнице свекра. А когда Илья Владимирович, выжив из ума на старости лет, решил жениться на этой молодой особе, Вадим чуть ядом не изошел от злости.
Когда вскрылось завещание, был скандал. И все же, Альбина нутром чуяла, что дело тут не только и не столько в деньгах. Жены всегда чувствуют такое. Слишком уж рьяно Вадим старался оскорбить и унизить невесту отца. Слишком много ненависти. За этим скрывался самый настоящий голод самца.
Зря она доверила мужчине такие важные переговоры. Говорят же, хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам.
Перевела разговор на процедурные вопросы, потому что кто-то в семье должен заниматься процедурными вопросами, стала обсуждать какие-то детали. Вадим слушал внимательно. Но чего стоило то внимание, когда к вдове, сидевшей у гроба его отца, выражать соболезнования подошел одинокий мужчина?! Он впился взглядом в обоих и мгновенно подобрался, лицо превратилось в жесткую, злую маску.
– Извини, мне нужно присутствовать, – проговорил, не глядя на жену, и двинулся туда.
Шел медленно, нарочито спокойно. Альбину перекосило, слишком уж Вадим походил в тот момент на хищника, обозначавшего перед соперником свои границы.
***
Рядом с вдовой стоял Макс Петричевский. Неприятно было увидеть здесь своего конкурента, с которым они сначала соперничали в бизнесе, а потом стремление к первенству переросло в то, что при любом удобном случае мерились кошельками и инструментами, кто круче и кто дальше плюнет. Сейчас Вадиму приходилось сдерживаться, чтобы не вспылить.
А все потому, что Макс совсем недавно развелся.
Мысль сработала как сигнальный фонарь в мозгу, немедленно высвечивая цепочку размышлений. Теперь, когда Мирослава внезапно осталась весьма и весьма обеспеченной вдовой…
Нельзя допустить, чтобы вдовушка выскочила замуж раньше, чем подпишет отказ от наследства!
Но помимо денежных соображений были и другие. Мужчиной двигали глубинные, куда более мощные мотивы. Сама мысль, что к ней прикоснется кто-то, кроме него, приводила Вадима в бешенство.
Значит, она не выйдет замуж, даже если ради этого придется запереть ее в подвал и запугать до икоты. При мысли о подвале он пришел в странное возбуждение.
На Мирославе было прямое черное платье. Длинное с рукавами, закрывавшими запястья, и небольшими боковыми разрезами по низу юбки. Очень строгое и начисто лишенное всякого эротизма. Изящные черные лодочки на ногах. Черная полупрозрачная вуаль скрывала пол лица, оставляя открытыми губы и подбородок.
Устав сидеть в одной позе, она слегка отставила ногу в сторону, в разрез стало видно щиколотку в тонком черном чулке. И все это в целом почему-то показалось Вадиму до крайности развратным. Он сам не понимал, на что так реагирует, в этом зале не было женщины, одетой более скромно.
Смотрел, как Макс наклоняется, что-то тихо говорит, пожимает ей руку, и его скручивало от злости. Поэтому и рукопожатие с Петричесвким вышло несколько силовым и резким. Макс чуть заметно вскинул брови в изумлении, но Вадим уже овладел собой. Несколько слов соболезнования, и тот отошел к толпе родственников и знакомых, а Вадим остался рядом с вдовой.
Взгляд его против воли все время тянулся к видневшемуся в разрезе крохотному кусочку ноги. Мирослава немедленно подобралась, словно почувствовала, и мужчина вдруг испытал острое разочарование, оттого что его лишили некоего запретного зрелища.
– Не успела похоронить одного мужа, уже клеишь следующего?!
Едкое, оскорбительное замечание не удостоилось ответа. Наверное, ответ и не был нужен, потому что Вадим продолжал, чувствуя непреодолимое желание наказать ее, унизить, поставить на место. За все. За все те чувства, что благодаря ей испытывал.
– Мне кажется, ты не поняла, Мирочка. Веди себя прилично, здесь не…
– Идите вы… – не выдержала Мирослава.
– Это ты туда скоро пойдешь, – прошипел он в ответ.
– Осталось всего каких-то несколько минут, – жестко сказала она, выпрямляясь на стуле. – Сделайте одолжение, проведите их молча.
Слова вертелись на языке, много слов, но Вадим действительно замолчал.
Черт побери! Это же, в конце концов, отцовские похороны.
Скорее бы уж все закончилось!
***
Церемония приблизилась к логическому концу, уже начали вынос. Альбина заняла свое место немного в отдалении. Сейчас все ее мысли занимала ситуация с завещанием, по которому вдова свекра получала приличную долю наследства.
Вообще-то, Альбина постаралась навести справке об этой особе сразу, как только та появилась в жизни Балкина старшего. Из того, что удалось узнать, Мирослава была одинокой. Родители умерли, братьев-сестер нет, имелись дальние родственники где-то в другом городе, отношений не поддерживали. В прошлом неудачный бездетный брак, к Илье Владимировичу она прибилась после развода.
То, что Мирослава одинокая, значительно облегчало задачу. Альбина сожалела только об одном, что не взяла инициативу в этом вопросе на себя.
– Дочь, – неожиданно услышала она. – Мне кажется, с этим надо что-то делать.
Обернулась, чувствуя замешательство, оттого что погрузившись в размышления, не заметила появления матери. Но одновременно внезапное облегчение. Ответила в тон своим мыслям:
– Да мама, мы и делаем. Я уверена, она подпишет отказ, – Альбина поморщилась. – Но, думаю, что-то отстегнуть все-таки придется.
– Нет, милая, я имела в виду другое, – проговорила та, искоса поглядывая в сторону Вадима.
Альбину словно кипятком ошпарили. Отвратительная смесь досады и ревности перевернулась в груди. Неужели ЭТО так заметно? Неужели это так заметно не только ей?
– Я могла бы помочь, – негромко обронила мать.
Гроб уже подняли, чтобы вынести, процессия стала понемногу покидать зал. Альбина долгим взглядом посмотрела на мать и проговорила:
– Позже.
Глава 2
Дорога по кладбищу до могилы занимала не больше двадцати минут. Роскошный катафалк должен был двигаться медленно, провозя человека в белом гробу по земному пути в последний раз. К чему торопиться, жизнь все равно уже отлетела, прощаться надо не спеша.
После того короткого обмена фразами у отцовского гроба Вадим как будто осекся или устал. Неожиданный отпор вдовы, обычно вежливой и немногословной, четко обозначил границы, давая понять, что ее нежелание конфликтовать отнюдь не слабость. Это было скорее долготерпением королевы, потому что именно так он и воспринял ее последние слова. Как приказ.
Потому и шел рядом с вдовой, но на шаг позади.
К нему приблизилась жена, разговаривать сейчас с Альбиной не было ни желания, ни сил. Впрочем, разговаривать и не пришлось. Альбина молчала.
Гроб с телом покойного погрузили в катафалк, по традиции ближайшие люди должны были проделать этот путь рядом с ним. Ближайшие – это получалось вдова и сын? Вадим протянул Мирославе руку, помогая ей подняться в машину. На глазах у многочисленных свидетелей жест выглядел обычным проявлением вежливости.
Руку она приняла, однако, усевшись рядом с гробом Ильи Владимировича, послала Вадиму красноречивый взгляд, лучше всяких слов говоривший, что его присутствие неуместно.
И Вадим отступил. Не стал садиться в машину, отправив жену и тещу, проделал весь путь по дорожкам кладбища пешком.
Что творилось в душе мрачного мужчины, одиноко идущего среди процессии, двигавшейся к могиле, о чем думал он в то короткое время, что оставалось, пока не зароют в землю гроб?
Что не будет больше человека, которого ненавидел всей душой?
За то, что тот когда-то развелся с матерью? За то, что всю жизнь старался превзойти старика, а тот каким-то образом умудрялся оставаться впереди во всем? Даже в том, что на старости лет посмел наплевать на условности и выбрать себе женщину по сердцу? Была ли это просто ревность, проклятый эдипов комплекс, как говорил его психолог?
Неважно. Сейчас он хотел подмять под себя абсолютно все. Все, что принадлежало отцу. И прежде всего – получить его женщину в свою постель.
Или мужчина думал о том, что в глубине сердца он всегда любил отца, даже когда ненавидел. Болезненно хотел добиться от него признания и любви?
Катафалк остановился. Приехали.
Открыли двери, он протянул руку, помогая Мирославе выйти. На секунду дольше положенного остался рядом, поддерживая за спину, прежде чем вдова отстранилась и пошла вперед, а он пошел следом.
***
Мужчине не было видно пронизывающего взгляда, которым смотрела на них жена. Глаза у Альбины были бледно зеленые, прозрачные. Красивые глаза красивой женщины. Когда она злилась, глаза темнели, напоминая морскую воду. Сейчас они казались океанской бездной, за гладкой поверхностью которой прячутся чудовища.
Она отчетливо понимала то, о чем муж и сам пока не догадывался. Быстро же власть, которую эта женщина имела над отцом, распространилась на сына! Если не вмешаться, эти двое вот-вот превратятся в противоестественную пару.
И какое место в таком случае останется ей? Вопрос ответа не требовал.
Обменявшись взглядами с матерью, Альбина вышла из машины и встала рядом с вдовой.
***
– Мирочка, что вы там написали, прочтите мне, пожалуйста, я без очков. Вы простите старику, что я вас так называю?
– Конечно, Илья Владимирович. Но при одном условии. Вы будете в точности соблюдать мои указания.
– Мммм, ну как скажете, Мирочка. Так что вы там указали?
Лукавством светились его глаза старого ловеласа и хищника, когда он на нее смотрел. И человеческим теплом.
Илья Владимирович проходил курс реабилитационной терапии в клинике, а Мирослава как раз недавно устроилась туда работать. Красивую двадцатишестилетнюю женщину-терапевта взяли в клинику без излишних сомнений и проволочек. Не потому, что она была хорошим специалистом, скорее из-за бытующего во всех больницах мира суеверия, будто если лечит молодая красивая женщина, то пациент мужского пола всегда быстрее идет на поправку.
Так оно и вышло. Илья Владимирович при виде красивой докторши постоянно был в тонусе. Но неизвестно, кто из них тогда кого вылечил. То ли она его больное сердце, то ли он своим теплом и пониманием смог собрать ее разбитое по кусочкам.
Возможно, в жизни Илья Балкин был жестким, безжалостным дельцом. Возможно. Иначе не сколотил бы огромного состояния. Но с ней он был добрым, мягким и мудрым мужчиной. Он дарил ей тепло и понимание, не требуя ничего взамен. И она ожила, как оживает растоптанный цветок, поднялась, потянулась к жизни.
Они были счастливы вместе, живя в своем мире, где было неважно, сколько кому лет и у кого сколько денег. Он создал для нее такой мир. Всех почему-то интересовало, был ли у них секс. Странные люди, кого это касалось? У них были тепло и нежность. А ей и не нужна была страсть, страсти было слишком много в неудачном первом замужестве, на всю жизнь в душе шрамы остались.
Но главным было совсем не это.
«Мирочка»
Его голос звучал в ушах, перекрывая глухой стук, с которым сыпались на гроб комья земли. Она сама бросила первую горсть.
«Мирочка…»
Слезы текли, не останавливаясь. Мира отошла чуть в сторону, не желая смотреть, как все исчезнет под землей. Она уже простилась, но если не видеть последнего мига, он навсегда останется в безвременье незавершенным.
– Мирослава, – услышала рядом с собой.
Перед ней стояли Альбина и ее мать, София Степановна.
– Я бы хотела пригласить вас к себе, – проговорила София Степановна. – Думаю, сейчас вам будет одиноко возвращаться в пустой дом?
– Спасибо. Со мной все в порядке. Альбина, вы что-то хотели сказать?
– Нам надо поговорить. Но, конечно, не здесь, – сделала та неопределенный жест, указывая на кладбище.
– Думаю, вы хотите говорить по поводу завещания? – Мира набрала в грудь воздуха.
– Вы правы. Но речь не только об этом.
– О чем здесь речь? – негромкий голос Вадима прозвучал неожиданно и слишком резко.
Женщины обернулись. Как получилось, что он подошел незаметно?
– Завтра в десять часов я бы хотела встретиться с вами у адвоката, – спокойно проговорила Мирослава, глядя ему в глаза.
– Хорошо, – не ей одной послышался металлический скрежет в его голосе.
Поворачиваясь к жене, коротко приказал сквозь зубы:
– Альбина, жди меня в машине.
Та как-то шумно выдохнула, но ушла незамедлительно. Вадим перевел стальной взгляд на тещу:
– Вас проводить, София Степановна?
Однако смутить эту даму было непросто.
– Нет, спасибо, Вадик, – женщина вскинула бровь. – Мы с Мирославой еще немного побеседуем, если ты не против.
– Разумеется.
Мужчина кивнул, сверкнув глазами на вдову, резко развернулся и ушел. София Степановна нахмурилась, глядя зятю вслед. Проговорила:
– Мирослава, вы не обижайтесь на Вадика. Он так тяжело переживает смерть отца. Сами понимаете, мужчины, они же все в себе. Никаких слабостей, прячут эмоции, а потом вот…
Много чего могла бы сказать Мирослава в ответ, однако предпочла промолчать. Ей было неприятно и тоскливо, и вовсе не хотелось дольше тут оставаться. Но только она хотела попрощаться и уйти, как женщина заговорила снова.
– Давайте немного пройдемся, не возражаете, если я провожу вас до машины? – и, не дожидаясь ответа, доверительно взяла ее под локоть.
Вырываться было глупо. София Степановна продолжала говорить, приноравливаясь к ее шагу:
– Вы выглядите усталой. Знаете, я могла бы вам посоветовать хороший частный санаторий. Моя старинная подруга владеет клиникой пластической хирургии в Швейцарии, санаторий тоже принадлежит ей, там пациенты проходят реабилитацию.
Ее речь напоминала Мирославе протекающий кран, когда капли монотонно капают, вдалбливаясь в мозг. Хотелось сказать, что она и сама в реабилитационной клинике работает, но от усталости и эмоционального выгорания не осталось сил лишний раз открывать рот. Та все расхваливала красоты и обслуживание, под конец сказала кое-что, зацепившееся в сознании:
– Там очень уединенно и нет нежелательных посетителей. Если надумаете, я могу все утроить. А заодно и пластику. Ну, если вдруг захочется что-то в себе изменить…
Вид у Софии Степановны был в тот момент доброжелательный и даже заговорщический.
– Спасибо большое. Я подумаю, – ответила Мира.
– Подумайте и соглашайтесь, – проговорила та на прощание.
За разговором они незаметно добрались до стоянки. Дальше Мирослава шла одна, в задумчивости не обращая ни на что внимания. У машины остановилась, достать ключи. Подумалось вдруг, что реабилитация ей действительно не помешала бы. Может быть. Но это как-то потом.
А пока ей хотелось немного побыть одной в их квартире. Поднялась, внутри было тихо, прошла в гостиную, снимая по дороге вуаль. Там, в их доме, пока еще оставалось очень много Ильи Владимировича, так, будто он вовсе и не уходил.
Села на диван, откинув голову на спинку, и закрыла глаза. Неожиданный звук открывающейся двери заставил ее нервно вздрогнуть. Почудилось? Нет, не почудилось, потому что в коридоре слышались тяжелые шаги, это было жутковато и более чем странно. Увидев посетителя, она резко вскочила на ноги:
– Вы?!
Ответа не последовало. Вадим молча прошел в гостиную, остановился в центре. На нем все тот же черный костюм, что и похоронах. Руки в карманах, на хмуром лице застыло жесткое выражение.
– Что вы здесь делаете? Как вы вошли?
– Через дверь. У меня есть ключи. Не забывай, что квартира принадлежала моему отцу.
Мира была неприятно поражена его появлением, но куда неприятнее оказалась новость, что у него есть ключи от ее дома. Придется срочно съезжать. Она зажмурилась с досады, что даже эту малость, немного побыть одной в их доме, ей не оставили.
Голос Вадима прозвучал резко:
– О чем ты разговаривала с моей тещей?
– Это вас не касается.
– Ошибаешься, Мирочка, меня касается все!
Он внезапно оказался рядом, челюсти сжаты так, что четко обозначились желваки.
– Отойдите от меня.
Мужчина словно не слышал, медленно вытащил руки из карманов, чуть склонил голову набок, злые прищуренные глаза скользили по ее лицу, фигуре.
– Ты подумала над тем, что я сказал?
Правая рука мужчины медленно поднялась, пальцы задержались у ее подбородка, не касаясь.
– Я жду.
Он давил на нее, плотная, почти осязаемая волна силы, исходившая от него, заставляла подчиниться, признать его власть и принять. Но волевой стержень внутри позволял ей держаться ровно:
– Завтра в десять встреча у адвоката. Я напишу отказ от наследства в вашу пользу, – Мирослава поморщилась, вспомнив еще об одном. – Да. И квартиру эту я освобожу.
Он негромко рассмеялся, очень нехорошо рассмеялся, а потом вдруг изменился в лице.
– Нет, Мирочка! Не получится. За те полгода, что твой отказ войдет в силу, много чего может поменяться. Вдруг ты изменишь решение, или выйдешь замуж? – голос понизился до свистящего шепота. – А может быть, ты уже нашла себе нового мужика? Потому такая смелая?
Внезапно он ухватил ее за подбородок, заставляя смотреть в глаза:
– О чем ты говорила с Петричевским? Что он предлагал тебе? Хочешь свалить к нему?
Мирослава задохнулась от обиды и возмущения, рот приоткрылся, ловя воздух. И в ту же секунду он коснулся ее губ большим пальцем, чуть проталкивая его внутрь. Миру затрясло, от неожиданности пропал голос.
А он продолжал шептать:
– Твой отказ ничего не меняет, мои условия останутся прежними. Ты. Подо мной.
Вадим, казалось, ушел в себя, водя пальцем по ее губам, глаза подернусь пьяной дымкой.
– Что вам нужно?! – выкрикнула Мира отдергиваясь. – Я же готова отдать все хоть сегодня же!
– Все. Мне нужно все, Мирочка, – также внезапно отстраняясь, жестко проговорил Вадим, развернулся и пошел на выход.
У самых дверей гостиной коротко бросил через плечо, как отрубил:
– Завтра.
Мирослава слышала, как закрылась входная дверь. В каком-то оцепенении опустилась на диван. Как он может?! Неужели ему не стыдно? Перед покойным отцом, перед Альбиной?
Нет смысла разбираться в его душе. Надо что-то делать.
Резко поднялась, понимая, что времени очень мало.
Илья Владимирович оставил ей контакты на случай крайней необходимости, вот сейчас такой случай и настал. Отыскав среди прочих записей телефон личного адвоката покойного мужа, позвонила и попросила о личной встрече.
Адвокат Гершин откликнулся на просьбу сразу. Выразил согласие приехать немедленно и оформить отказ от наследства, а также все бумаги, дающие право представлять ее интересы. Потом он добавил еще кое-что, показавшееся Мирославе странным, но в тот момент, занятая мыслью поскорее покончить с этим, она не обратила внимания.
– Илья Владимирович оставил дополнительные указания на случай, если возникнет ситуация, о которой мы сейчас говорим. Мирослава Леонидовна, – он достал из кармана продолговатую коробочку и протянул ей. – Это вам, велено передать.
– Кем велено? – напряглась Мира.
Теперь уже все казалось подозрительным.
– Вашим покойным супругом. Он оставил специальное указание передать вам этот подарок, в случае, если вы откажетесь от той доли наследства, что положена вам по завещанию.
У Мирославы сжалось сердце. Даже оттуда, из-за смертной черты он защищал ее.
– Что это? – спросила, принимая коробочку.
– Не знаю, Мирослава Леонидовна. Это подарок. Ну вот и все. Всего вам доброго, – стал прощаться Гершин.
– Игорь Наумович, – проговорила Мира. – Меня не будет ближайшие полгода…
– Не извольте беспокоить. Как связаться со мной, вам известно?
– Да, конечно, – ответила та.
– Вот и хорошо, – ответил старый адвокат, и глаза его как-то странно блеснули, весело, бодро и молодо, как перед хорошей дракой. – Желаю вам удачно отдохнуть, Мирослава Леонидовна.
Гершин ушел, когда было около восьми вечера. Мирослава посмотрела на часы. Неплохо. Оперативно справились. Теперь еще один звонок.
***
В припаркованном недалеко от подъезда неприметном автомобиле с тонированными стеклами сидели две женщины, пристально наблюдали за домом Мирославы Леонидовны Волгиной, а также за всеми, кто посещал ее в этот вечер.
Видели они и Вадима Балкина, и приехавшего вслед за ним адвоката покойного Ильи Балкина Игоря Гершина. Более того, крохотный липкий плевочек, усиленный заклинанием слежения, что София Степановна незаметно оставила на платье Мирославы во время непринужденной беседы на кладбище, позволил услышать все, о чем там говорилось.
Занятия прикладной магией были тайным хобби Софии Степановны, а талант к этому с давних пор передавался в семье по женской линии. Правда, не все могли унаследовать ведьмовской дар. У дочери его, к сожалению, не было.
Из дома Мирославы только что вышел адвокат. София Степановна проводила взглядом его отъехавшую машину и повернулась к дочери. Хотелось ее ободрить. Альбина была в ярости, слишком тяжело переварить то, что они не так давно слышали.
– Так вот как…! Не договорился, значит?!
– Ты так реагируешь, будто это его первая шлюха. Были до нее, будут и после. Гораздо важнее другое.
– Да, ты права, были и будут, – зло фыркнула женщина, опуская ресницы.
Потому что это больно. Это действительно больно, когда от ревности темнеет в глазах.
– Ты не понимаешь, мама… – она задыхалась, слова давались с трудом. – Таким я его еще никогда не видела. Он просто одержим ею. Мне кажется, она что-то сделала, как-то присушила покойного папашу, а теперь взялась за моего Вадима.
Мать смотрела на нее с сочувствием. Для потомственной ведьмы было ясно, что обычного приворота, о котором говорит дочь, здесь нет, тут присутствует нечто похуже.
И да, если не вмешаться сейчас, потом будет поздно.
– Ну… В общем и целом итоги можно считать положительными, – примирительно проговорила София Степановна, поглядывая через окно на машину дочери, укрытую в переулке.
– Что тут может быть положительного?! Мой муж помешался на ней!
– Положительное я вижу в том, что эта женщина подписала отказ от доли наследства. А еще лучше, что она собирается уехать. Полгода большой срок, за это время Вадим ее забудет.
Правда, в голове Софии Степановны мелькало подозрение, что не забудет, и вообще, одержимого мужчину вряд ли что-то остановит.
Альбина неожиданно оскалилась, сжав кулаки.
Хочу, чтобы ее не было! – сдавленно прошипела сквозь зубы. – Чтобы она исчезла навсегда!
– Девочка моя…
– Мама! – она подалась вперед. – Я хочу заказать ее! Отказ она подписала, теперь в ней нет нужды.
София Степановна внимательно посмотрела на дочь, хмыкнула и назидательно проговорила:
– Глупо платить за то, что можно выгодно продать.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего такого, о чем тебе надо знать. Немедленно отправляйся домой. И постарайся не выглядеть такой мегерой. Он ни о чем не должен догадаться.
Поморщилась, мотнув головой в сторону двери:
– Все, уезжай. И быстро. А мне еще нужно кое-что сделать.
Глядя, как машина дочери отъезжает, София Владимировна достала из сумочки телефон. Набрала зарубежный номер.
– Эмма? Селиму еще нужен товар?
На том конце ответили положительно.
– Тогда пришли двоих. Да, средний. И поскорее, чтобы через двадцать минут были. Записывай, – и стала диктовать адрес.
Судя по тому, что София Степановна слышала из телефонных переговоров в квартире, следовало поторопиться.
***
Когда Игорь Наумович ушел, она позвонила сотруднице, с которой поддерживала хорошие отношения и попросила ее помочь. У той была дача – развалюха где-то в дальней пригородной деревне. Подруга должна была купить билет на пригородный автобус и оставить в камере хранения. Для начала Мирослава собиралась исчезнуть, а дальше видно будет.
Коробочка с последним подарком Ильи Владимировича так и лежала на журнальном столике. Мира все не решалась ее открыть. Потом все-таки прикоснулась дрожащими пальцами, открыла. Там лежал браслет. Простой на вид, но стильный и видно, что очень дорогой.
Улыбнулась, надела его на запястье. В первый момент браслет как будто обжег кожу, прозрачные драгоценные камешки мигнули переливчатым огнем, а застежка защелкнулась сама. Будто только по какому-то сигналу. Камни просияли еще раз, но теперь браслет уже не жег, он просто уютно обхватывал руку.
Мирослава пожала плечами, погладила браслет пальцами, подумав, что никогда не расстанется последним подарком мужа. Сумка с вещами была собрана. Подруга перезвонила, сказала, что все готово. Предупредила, что дача не стерильна. Это означало, все паутиной заросло, требуется генеральная уборка. Но так это как раз Мирославу не пугало, в жизни есть вещи куда страшнее уборки.
Осмотрелась еще раз. Проверила все краны. Оставалось присесть на дорожку. Телефон… Телефон и симку она собиралась выбросить по дороге.
Пора. Мирослава вышла из дома.
Уже подошла к машине, и… И темнота.
Глава 3
Утром следующего дня все заинтересованные лица должны были собраться вместе в офисе адвоката. Вадим с женой появились первыми. Альбина может и хотела бы, чтобы сейчас тут присутствовала ее мать, но София Степановна сказала, что это чисто семейное дело. Ее присутствие вряд ли понравится зятю, а услышать все, что нужно, она и так услышит. Выглядели Балкины хмуро, вели себя отчужденно и неразговорчиво.
Вадим вчера появился только под утро. Альбина не спала, ждала его. Объяснять ничего не стал, вообще говорить с ней не стал. Молча пошел и завалился спать. Ей оставалось только гадать, где проболтался муженек большую часть ночи. Впрочем, чего гадать?
Сцен она, разумеется, устраивать не стала, но и пребывать в хорошем настроении тоже не получалось. В другое время, может, и наплевала бы на все, но сейчас женщина была не в состоянии закрыть на все глаза и безмятежно улыбаться.
Вадим был мрачен и полон раздиравших его чувств. Непривычный коктейль бродил в крови, вызывая и агрессию, и томление, и жаркое предвкушение. Потому что он, кажется, загнал свою добычу. Все, принадлежавшее отцу, теперь его. И Мирослава. Эти мысли вызывали неконтролируемое возбуждение, заставляли крепче сжимать челюсти. Потому что пока желаемое не осуществится, пока она не окажется в его власти, нетерпение так и будет сжигать его на медленном огне.
До десяти часов оставалось каких-то несколько минут, а Мирослава не появилась, и Вадим невольно занервничал. Без одной минуты десять в помещение вошел человек, которого он не ожидал и не хотел здесь увидеть. Адвокат покойного отца Игорь Наумович Гершин.
Вадим прекрасно знал старого крючкотворца. Услышав, что Гершин представляет здесь интересы вдовы, а ее самой не будет, Балкин скрипнул зубами. За эту проделку Мирослава ответит десятикратно.
Однако встреча заинтересованных сторон началась. Гершин представил все документы, в том числе отказ вдовы Ильи Владимировича Балкина в пользу его сына Вадима Балкина. Пока обсуждались процедурные вопросы и прочие формальности, Гершин искоса посматривал на сына и наследника.
А вот когда процедура уже была завершена, тогда-то и началось основное действо.
– Как адвокат покойного Ильи Владимировича Балкина, – проговорил Гершин. – Довожу до сведения наследника, что завещатель оставил особые указания. Вступают они в силу с момента подписания его вдовой отказа от положенной ей доли наследства.
– Что? Какого черта? – прошептал не сдержавшись Вадим. – Что еще за особые условия?
– Волеизъявление завещателя свободно от необходимости согласования с кем-либо содержания своего завещания или информирования любых лиц и организаций, – сухо проговорил Гершин.
Потом, не обращая внимания на замешательство окружающих, извлек из объемистого портфеля два экземпляра документов. Один передал адвокату, другой Вадиму Балкину.
Вадим напрягся. Он был уверен, что эти особые указания очередная пакость со стороны отца. Пакость, на которые тот всегда был горазд. Пока он собирался с духом, чтобы просмотреть свой экземпляр, адвокат покойного извлек из портфеля еще одну вещь и протянул Вадиму со словами:
– Велено передать лично вам в руки.
Это был конверт.
***
Логично предположить, что в конверте может быть письмо. Но Вадиму в тот момент безобидная бумажка показалась пострашнее бомбы.
– Прочтите, пожалуйста, я должен убедиться, что до вас дошли эти сведения, – монотонный голос Гершина бил по нервам.
– Вслух? – не совсем понял Вадим, сжимая в пальцах письмо отца.
– Нет, по условиям завещателя мне достаточно убедиться, что вы с письмом покойного ознакомлены.
– Вы знакомы с содержанием? – спросил Вадим, которому ситуация нравилась все меньше и меньше.
– Частично, – уклончиво ответил старый адвокат. – Вскрывайте конверт, Вадим Ильич.
Вадиму ощущал холодную досаду и почему-то безотчетный страх. Но вызов принят. Он вскрыл конверт и начал читать, с первых же слов понимая, что отец его опять уделал. Да как еще уделал…
"Мой дорогой сын!
Если ты читаешь эти строки, значит, ты все-таки поел дерьмо, как я и предполагал. Хочешь получить все и сразу? У тебя будет шанс.
Не надо было трогать Мирославу, жадный ты мальчишка. Я не хочу знать, что заставило ее отказаться от той доли наследства, что я ей завещал, пусть это будет на твоей совести.
Я оставил моей жене прощальный подарок. После его активации все мои средства автоматически переводятся на особый счет, доступ к которому может получить только она, либо тот, кому она пожелает передать это право. Добровольно.
Заметь, мой нетерпеливый жадный мальчик, Мирослава ничего не знает. Можешь не пытаться давить на нее или как-то угрожать ее жизни. Если она умрет, счет аннулируется в пользу государства.
Твой любящий отец.
P.S. Удачи тебе, попробуй хоть что-нибудь в жизни получить по-хорошему"
Некоторое время потребовалось, чтобы прийти в себя. Удержать лицо, овладеть собой и обрести способность говорить спокойно. Вадим оттянул узел галстука, сухо спросил, не глядя на Гершина:
– Вы в курсе, о чем здесь идет речь?
– Я уже сказал. Частично.
– Что он имел в виду?! Черт побери! – рыкнул Вадим, сдержаться не получалось.
Уел его отец! Уел! Старая сволочь! Мать его так…
– Я знаю, что речь идет о прощальном подарке. Этот предмет является ключом с кодами доступа и одновременно биологическим маяком, по которому можно отследить состояние и перемещения объекта. Маяк активирован. Больше мне ничего не известно.
Вадиму казалось, что у него начинают расти клыки и когти, до того хотелось вцепиться старому садисту в глотку. Но садист был мертв и покоился в своем гробу на кладбище, а Гершин сидел напротив и с каменным лицом говорил бесившие его вещи. Адвокат Вадима внимательно перечитывал пакет документов.
Они были так заняты, что не сразу заметили, как Альбина сползла в обморок. Отреагировали, только когда тело со стуком упало на пол.
***
В офисе адвоката временно воцарился хаос, далекий от той деловой атмосферы, с которой начиналась встреча. Пока супругу Балкина приводили в чувство, Гершин извинился и ушел.
Обрушившаяся на голову Вадима новость не сразу улеглась в мозгу. Нюансы всплывали постепенно, он все еще не осознал полностью масштаба катастрофы. Сейчас нужно было просто действовать, иначе мысли будут разъедать сознание и он начнет в ярости кидаться на всех. Необходимость четко действовать всегда дисциплинировала его.
Усилиями адвоката Альбина вскоре пришла в себя, но выглядела она при этом испуганно и растерянно. И вела себя непонятно, чем зародила у Вадима невольные странные мысли. Мужчина обратил внимание, что хищные зеленые глаза его жены отчего-то глядели на него совсем не так стервозно, как обычно. Что-то в поведении Альбины не вязалось…
Но в тот момент Балкин не стал тратить время и додумывать. Как только жене стало лучше, тут же отправил ее домой, а сам стал вызванивать Мирославу. Однако электронный голос говорил одно и то же – абонент вне зоны действия сети. После нескольких неудачных попыток взбешенный Вадим помчался к ней домой. Не найдя дома, пытался узнать на работе, но она и там не появлялась.
Под конец, изнервничавшись и изойдя злостью, поехал в офис к Гершину. Разминулся. Бросился вдогонку. Нагнал, когда тот уже выходил. Вадим к тому времени уже был на взводе, потому остановив старика у самых дверей, довольно ощутимо тряхнул, когда хватал за локоть.
– Не так быстро, господин Гершин, – прошипел, едва сдерживаясь.
Герщин повернулся, спокойно и свысока взглянул сначала на руку, сжимавшую его локоть, потом спросил, не повышая голоса:
– Вы что-то хотели, молодой человек?
Каким бы ни был Важим Балкин напористым и жестким в делах, хорошее воспитание у него имелось. Правда, в последнее время он редко вспоминал о нем. Но теперь старый соратник его мертвого отца в очередной раз напомнил ему об этом.
– Простите, Игорь Наумович. Я не могу дозвониться до Мирославы. Дома ее тоже нет. Вы не знаете, где она?
– Не знаю, молодой человек. Вчера она говорила, что собирается отдохнуть. Съездить в санаторий, кажется. А может быть, куда-то еще. Я не помню.
Вот в то, что старый крючкотворец что-то не помнит, Вадим не верил ни секунды. Просто не хочет говорить… Значит, она просила.
«Мирочка! Что я с тобой сделаю, когда найду, Мирочка-а-а…»
Он смотрел в глаза старому адвокату, а мысль работала, со страшной скоростью перебирая варианты. Все мелочи, все, что…
О чем они говорили с его тещей? Он уже отошел, кажется, краем уха уловил тогда что-то про отдых. Связав это со словами Гершина, понял, что надо срочно увидеться с Софией Степановной.
– Молодой человек, у вас есть еще вопросы?
Он так ушел в свои размышления, что забыл о Гершине.
– Да, конечно, – пробормотал Вадим, потом словно опомнился, взглянул на него пристально и с какой-то жаждой. – Игорь Наумович, вы говорили, что биологический маяк можно отследить?
– Можно, – сухо ответил тот. – А вы не предполагали, Вадим Ильич, что женщине просто требуется немного уединения? Неужели так трудно уважать чужие желания?
Трудно! Потому что от этой неопределенности Вадима захлестывала безотчетная тревога. Ему надо было точно знать, где она. Контролировать!
Но по виду Гершина было понятно, что большего сейчас от него все равно не добиться, и потому Вадим отступил. Но только на этот раз.
– Я посещу вас завтра, – жестко произнес он, мгновенно подбираясь и становясь самим собой.
– Хорошо, жду вас завтра, – сухо проговорил тот. – А сейчас я хотел бы уйти.
Несколько секунд Вадим смотрел старику вслед. Ему было тревожно. Потом достал телефон и набрал номер тещи.
***
Темнота.
Смутное воспоминание, как ее толкнули в спину, потом схватили в охапку. Мирослава не успела понять, что произошло. Не успела даже вскрикнуть, просто не стало ни дыхания, ни мыслей. Словно выключили свет в голове.
Сколько времени прошло так, тоже неизвестно, просто сквозь то небытие, в котором она очутилась, моментами просачивались смутно слышимые обрывки фраз.
… Что там, посмотри…
… Приходит в себя…
… Рано, бл…
… Дай ей вдохнуть еще…
А потом темнота наваливалась снова, но за то короткое время незначительного просветления от беспамятства Мирослава понимала, что ее куда-то везут. Это что же, похищение? Мысль ворочалась вяло, с трудом оценивая ситуацию.
Беспомощность. Полная уязвимость. Голова раскалывается.
Может быть, ее уже убили, а это просто снится?
В этом сне были какие-то перемещения, временами Мирослава снова слышала обрывки фраз. Один раз ей даже показалось, что она слышит свист турбин. Самолет? А может быть, в ушах завывал ветер? Может, то был звук вечности, в которой она тонула?
Мирослава не знала. Неизвестно, что ждет там, в вечности, за смертной чертой. Стало досадно и по-детски обидно, она-то надеялась, что встретит там Илью Владимировича, сознаваясь себе, что представляла эту встречу. Но кто знает, как происходят эти встречи, и происходят ли они вообще? Вдруг люди просто фантазируют, а на деле есть только разрывающая боль в голове да эта темнота, иногда сменявшаяся белесыми проблесками сознания?
Но шум, казавшийся ей потусторонним, все усиливался. И голоса стали слышаться отчетливее. Только теперь они говорили непонятно.
Какой-то восточный язык…
Надо же, и на том свете говорят на разных языках…
Но не успела она додумать, как ее грубо тряхнуло, яркий свет резанул сквозь закрытые веки. Голоса стали еще громче. Как будто ругались.
Неожиданный сильный шлепок по лицу привел Мирославу в полное замешательство. Она беззвучно застонала, пытаясь открыть глаза, но сил хватило лишь чуть шевельнуть ресницы. Снова яркий свет. Да что ж такое, у нее же нет сил даже поморщиться.
Кажется, ее наконец оставили в покое. Теперь голоса слышались боку. Вот и хорошо. Вот и пусть ее не трогают.
Но именно в этот момент ее схватили и поволокли снова. Это означало, что она все-таки жива. Значит, похищение.
Поволокли ее туда, откуда слышался шум турбин. Забросили в объемный ящик. Дальше опять возня. Голоса приблизились. Ее стали бесцеремонно тормошить.
Мирослава была врачом, запах спирта узнала даже в полубессознательном состоянии. А когда стали стягивать жгутом руку, поняла, сейчас ей будут делать инъекцию.
Вместе с вернувшейся чувствительностью пришел страх. Стало жутко, хотелось заплакать, крикнуть, вырваться. Но не то что бороться, она шевелиться не могла. Вкололи что-то внутривенно, и свет после этого снова померк.
***
Селим ждал товар. Вечером его предупредила мадам Эмма, что будет груз из России. По своему каналу ему не раз приходилось доставлять подобный груз. Дальнейшая судьба груза зависела от его ценности. Судя по тому, что передал мадам Эмме партнер из России, ориентировочная ценность данного экземпляра средняя. Впрочем, поставка внеплановая, ему все равно предстояло определиться, куда товар пристроить.
Утром товар был доставлен. Самолет загнали в ангар, когда ящик вскрыли, Селим испытал внезапное удовольствие и специфический "мурашек" – предчувствие хорошей сделки. По первому впечатлению опытный работорговец определил ценность гораздо выше средней, похоже, это был первосортный товар. Редкая удача. Даже непроизвольно потер руки.
Однако не стал спешить радоваться и делать выводы. Маловероятно, чтобы по цене кошки ему подсунули тигра, не первый день он в этом бизнесе. Значит, есть какой-то изъян.
О да!!! А изъян был. Да какой изъян, просто огромный! Селим наконец-то узрел браслет-маяк на руке этой женщины. Его чуть инсульт на месте не хватил.
Позабыв родной язык, сначала орал на отборном русском матерном. Потом спешно кинулся звонить Эмме. Потом, истерически вопя что-то нечленораздельное, заметался по ангару.
Все потому, что Селиму уже приходилось в жизни видеть такой маяк. Как только этот браслетик защелкивается, идет отсчет и включается отслеживание, все его передвижения пишутся. И снять красивую штучку с руки дамочки невозможно, отключить невозможно. Уничтожить маяк, спрятать, сжечь невозможно.
Это означало, что в самое ближайшее время к ним наведается команда чистильщиков, и если ЭТО найдут… а ЭТО непременно найдут, жить ему недолго. Можно уже сейчас примеривать себе гроб, а еще лучше сразу повеситься.
Оставалось последнее средство.
Глава 4
Телефон разрывался. София Степановна в ужасе и прострации смотрела на дисплей, высвечивался вызов от зятя. Ее накрывало тихой истерикой, потому что делать что-то надо, а сделать ничего нельзя! Уже нельзя.
Противно представить, что с ней будет, Вадим, когда узнает о ее роли в этом. А и отмолчаться не выйдет, иначе они с Альбиной по миру пойдут. Что ей тогда останется?! Открыть маленькую конторку где-нибудь в вонючей дыре и приворотные зелья да рецепты слежения за мужем продавать?!
Экстрасенсорные способности Софии Степановны были не слишком велики, не умела она грозу вызывать или цунами останавливать. Имелся определенный дар внушения, и хорошо получались зелья. С таким талантом она сумела удачно выйти замуж за видного бизнесмена, правда, тот прожил не слишком долго. То ли регулярное употребление приворотного зелья подточило здоровье, то ли тайная страсть к игре сказалась. После его смерти им с Альбиной перешли кое-какие деньги, но их оказалось вовсе не так много, как София Степановна рассчитывала.
Пришлось залезть в долги, но она продолжила вести жизнь на широкую ногу, рассчитывая поправить положение за счет удачного замужества дочери. И действительно, с замужеством Альбины им повезло.
Вадим Балкин подходил по всем статьям. Единственный ребенок в семье. Богат, одинок и свободен, родители в разводе, свекровь уже умерла. Молодой, красивый и богатый мужчина, не обретенный никакими довесками – счастье и деньги в чистом виде! И женился он на Альбине сам, без всякого приворота.
Однако после свадьбы выяснилось, что его недостатки полностью перекрывают достоинства. С женой он считался мало, отводя ей в своей жизни место парадного дивана, какие ставят для красоты в гостиной. Дорого, пафосно и одиноко. Альбина первое время пыталась его любить, но с ее властным и ревнивым характером было тяжело терпеть подобное отношение. Любовь постепенно переросла в непонятную смесь ревности и ненависти, но влечение и жажда богатства остались.
Совсем неприятным для тещи, оказалось обнаружить, что на него не действовали зелья. Вадим был невнушаем, невоспитуем. Властный, агрессивный и жесткий мужчина на дух не выносил добрых советов мудрой женщины, теще оставалась только осторожная тонкая дипломатия.
Потому София Степановна старалась дистанцироваться и поддерживать с зятем ровные прохладные отношения. Женщина она была опытная и неробкая, но моментами зять откровенно пугал. А теперь он пугал ее до полусмерти.
Телефон затрезвонил снова. Нетрудно догадаться, что сейчас разъяренный зять примчится сюда к ней. И… София Степановна закрыла глаза.
Впору самой к Селиму отправляться.
Начиная со вчерашнего вечера, когда она сбагрила Эмме вдовушку Мирославу, сидела на нервах. Пока товар не дойдет до получателя, может произойти масса разнообразных случайностей, вечно то кирпичи на голову падают, то бензин кончается в самый неподходящий момент. Но на этот раз не было никаких накладок, и доставили на удивление быстро. Селим товар принял, оставалось только деньги получить!
И тут такой удар.
Она спокойно попивала утренний кофе, лежа в ванне, переговаривалась с Эммой и одновременно слушала, что там, в адвокатской конторе происходит. Альбина включила диктофон. Все-таки слежение заклинанием занятие энергозатратное, зачем тратить силы, когда можно обойтись гаджетом.
Сначала все было очень хорошо, просто отлично. Все шло по плану. До того момента, пока не всплыли особые указания папаши. Не зря он никогда ей не нравился, как чуяла, что от старого черта надо ждать беды!
А потом началась дикая карусель. От неожиданности София Степановна забарахталась в воде и чуть не захлебнулась кофеем. Хорошо еще, телефон не выронила. Всполошенные звонки сыпались со всех сторон. Пулей выскочила из ванны, мечась в одном тапке, пытаясь одновременно кричать в трубку и попасть в рукав халата.
Хорошо еще, что жила одна. Приходящая прислуга два раза в неделю, и больше никаких посторонних. Женщина так и пробегала в халате, натянутом на одно плечо и криво подвязанном под грудью.
Эмма орала, что она ее подставила. Селим визжал, как свинья недорезанная.
Чем это всем им грозит, София Степановна имела полное представление. Но все опасности и угрозы меркли перед самым ужасным – снова остаться без средств. Ибо нет ничего страшнее бедности.
Короче говоря, вышло так, что у старой хозяйки элитного закордонного «санатория» мадам Эммы и немолодой аккуратной ведьмы Софии нервишки оказались покрепче, ибо дамы привыкли приземляться на все четыре лапы, даже падая на спину, а вот Селим спаниковал.
Но. Но. Но.
По зрелом размышлении София Степановна кое-как сварила всю эту кашу в голове. Было сложно связать концы, но не невозможно. Надо просто правильно подать информацию.
Звонков больше не было, значит, скоро заявится ее зять собственной персоной. Ей следовало наконец нормально одеться и подготовиться к встрече. Женщина поднялась с дивана, взгляд упал на зеркало. Ведьма чертыхнулась, ну и вид… полуголая, на груди кофейные потеки. Как после хорошей ночки, что она иногда позволяла себе в Эммином «санатории».
Мелькнула мысль, а не попытаться ли спровоцировать Вадима на секс, а потом шантажировать, мужчины в ярости бывают несдержанны. Но эту идею она отмела сразу, как дохлую.
Пошла одеваться, напившись перед тем своего лучшего успокоительного.
И вовремя. Потому что пожаловал Вадим.
***
Вадим ехал к теще, гнал, как сумасшедший. С собой не брал ни охрану, ни водителя, дело не для посторонних ушей. Дикое напряжение и тревога сжирали его.
Как будто мало собственных опасений, так ему в дороге еще позвонил адвокат отца. Старый монстр все-таки внял и поинтересовался, где может быть Мира. Вот тут-то и обнаружилось неладное. Гершин заволновался сам и счел своим долгом сообщить ему. Вадим пришел в ужас.
Оказалось, что сигнал с маяка Мирославы в какой-то определенный момент резко изменился, будто стал невероятно далеким, и теперь его местонахождение не отслеживалось. Сигнал был, но такой нитевидно слабый. Это означало, что Мирослава жива. Но где она?! Черт бы ее побрал!
– Где ты? Где? – твердил про он себя, сжимая зубы. – Найду – убью! Если рядом с тобой какой-нибудь мужик – убью! Где ты, Мира?! Где?!!! Мирочка, убью… Только найдись, Мирочка-а-а…
Кое-как добрался. Сейчас мужчина был на таком взводе, что не открой ему теща дверь, попросту разнес бы весь дом к чертовой матери.
***
Вошедший в дом Вадим был поистине страшен. Лицо злое, желваки ходили по скулам, а взгляд дикий, пронизывающий, в зрачках – будто горящие угли.
– Господи помоги… – подумала про себя ведьма.
А вслух сказала, стараясь сохранять спокойствие:
– Здравствуй, Вадик. Слушай, ты…
Но зять не был расположен вести светские разговоры. Она и охнуть не успела, как тот схватил ее за грудки и притиснул к стенке:
– О чем ты говорила с Мирославой?! – прошипел ей в лицо.
– Кк-к-когда?
– Вчера. На кладбище, – он продолжал цедить слова, а София Степановна видела, что зятек-то едва сдерживается от ярости.
– Я… предложила ей съездить отдохнуть…
– Где?! – заорал Вадим, тряхнув ее еще сильнее.
– У подруги! – пискнула перепуганная ведьма.
– Адрес. Говори!
– Подожди… Вадик… дело в том, что Мирослава выбрала другой…
– Какой другой?!
– Ту-тур… Экстремальный туризм. Есть ф-фирма… Я дам адрес, все дам… сейчас… Ты только отпусти, хорошо?
София Степановна говорила, а самой казалось, зять ее сейчас попросту не слышит. Сейчас загрызет в ярости, или задушит. Но он отпустил.
Дрожащими руками нашла в записной книжке нужную информацию, вырвала листок и протянула ему. И визитку с юридическим адресом и реквизитами туристической фирмы господина Селима Хаята.
Взяв это все, Вадим еще больше почернел лицом, сжал в кулаке. Потом развернулся и пошел к выходу.
«Чисто мавр… Отелло…» – мелькнуло в мозгу у Софии Степановны, а от облегчения, что гроза, кажется, миновала, подкосились ноги.
– Узнаю, что ты и Альбина как-то причастны, – остановившись у самых входных дверей, тихо и угрожающе проговорил. – Зарою обоих. Понятно?
И ушел. А София Степановна сползла на пол, растекшись, как кисель. Понимая, передышка, которую она получила, временная. Но. Время важный фактор.
***
Вообще-то, работорговля была нелегальной частью бизнеса, а легально фирма господина Селима Хайата занималась организацией экстремальных туров и развлечений. За очень большие деньги клиентам предоставлялись самые разнообразные услуги, в числе которых было и такое немыслимое тайное удовольствие, как перемещение в один из соседних миров. Это требовало от Селима огромных затрат энергии, но зато и стоило оно клиенту не меньше, чем космическое путешествие.
Среди наследства, полученного им от прадеда – скромного расхитителя гробниц, имелся некий древний артефакт. То был белый мраморный саркофаг, по виду напоминавший египетский. Долгое время большой каменный ящик с притертой крышкой стоял во дворе и использовался как ларь для барахла и инструментов. Пока Селим, будучи мальчишкой, не открыл по чистой случайности его уникальные свойства.
Артефакт мог работать как телепортационная камера или лифт, перемещая в измерении. Возможно, у Селима был особый дар, или тот саркофаг, как пещера Али-Бабы воспринимал только одного хозяина, но кроме него этот трюк никто повторить не смог. И потому мальчику никто не поверил. Но саркофаг с тех пор стал его собственностью.
Сейчас, схватив в охапку женщину, эту бомбу замедленного действия, которую ему подсунули, Селим помчался в свой тайник, где саркофаг хранился в бронированной комнате. Время поджимало страшно, он так торопился избавиться от паленого товара, что был готов напрячься и вытерпеть что угодно.
***
Для Мирославы происходившее в тот момент воспринималось каким-то непрерывным затяжным прыжком. Наверное, это ей снилось, потому что иначе как кошмаром назвать было невозможно. Или она все-таки умерла?
Муть накатывалась приливами, плавала в голове, непостижимые картины разных миров сменялись постоянно. А этот странный толстый чернявый мужчина в сползшей набок арафатке, так похожий и одновременно не похожий на черта, таскал ее за собой. Она слышала, как тот причитал и ругался. Не понимала слов, но общий смысл был ясен – чернявый черт что-то судорожно искал.
Трезво оценить ситуацию не получалось. Перед этим ее накачали наркотиками, и через призму замутненного сознания происходящее воспринималось искаженно. Силы таяли, в конце концов, Мирослава лишилась чувств окончательно. Но перед этим успела услышать крик облегчения, видимо, мужик, таскавший ее за собой, наконец нашел то, что искал.
А потом был сильный толчок, словно ее со всего размаху вбросили во что-то вязкое. И ее снова накрыло темнотой.
Глава 5
Сбросив груз, Селим мгновенно вернулся обратно. Выполз из своего саркофага с закрытыми глазами, мокрый как мышь, полумертвый от изнеможения. Вывалился на пол, натужно дыша, стараясь успокоить колотившееся сердце и расшатанные нервы. До сих пор трясло как в лихорадке.
Потом медленно попытался сесть, приподнимая тело на дрожащих от слабости руках. Не сразу, но удалось. Он привалился спиной к каменному ящику, откинул голову, плотно, со стуком припечатываясь к его прохладной поверхности, и расхохотался. Сначала беззвучно, еле слышно, а потом все громче и громче. Под конец он хохотал во всю глотку, не в силах остановиться.
Истерика. Реакция на стресс пошла. Неважно, в этот момент Селим был счастлив.
Ему удалось! Теперь эту женщину никто не найдет!
То, что он провернул сегодня, можно было назвать прорывом. Такого не удавалось еще никогда. Обычно, когда он брал с собой богатого клиента, они наблюдали за жизнью в другом мире, оставаясь незримыми. Нечто, напоминавшее прозрачную мембрану, стояло непреодолимой стеной, не позволяя проникнуть внутрь другого мира.
Когда-то в детстве Селим пытался пролезть сквозь прозрачную границу, но безуспешно. А потом, повзрослев, прекратил попытки, хорошо понимая, что обратно может не вернуться, а дома у него бизнес. А бизнес не ждет.
Это удалось только один-единственный раз. Он тестировал саркофаг после того как устроил внутри небольшие усовершенствования для удобства богатых клиентов. Тем было не очень комфортно на голом каменном дне ящика. А некоторые богатые извращенцы и вовсе умудрялись протащить с собой любимого домашнего питомца.
Селим взял тогда с собой кошку.
В тот раз его вынесло в какой-то пещере, прямо перед глазами по каменной стене густой серебристой завесой стекал водопад. А кошка вдруг вырвалась, оцарапав его, спрыгнула наземь и исчезла в том водопаде.
И невидимая стена между мирами ее не остановила!
Первой мыслью было кинуться вслед, но потом подумал, а зачем? Махнул рукой, черт с ней, с кошкой. И вернулся. Но место и мир тот на всякий случай запомнил. Теперь вот, пригодилось.
Истерический смех наконец прекратился, мужчина удовлетворенно похлопал рукой по стенке саркофага, и кое-как встал. Сперва на карачки, а потом, держась за каменный борт, поднялся на ноги и оглядел себя.
Одежда почему-то была мокрая и липла к телу. Ощупал себя, кажется, даже похудел килограмма на два. Это же надо так вспотеть… Неожиданно, но не так уж плохо. Усмехнулся. Руки уже почти не дрожали.
Он повернулся, собираясь накрыть саркофаг крышкой, запереть хранилище и напиться от счастья. Хоть господь и не позволяет, но ради такого случая… Селим был уверен, что ему простится этот маленький грех. Однако, заглянув внутрь, бедняга обмер. На дне лежало мокрое тело женщины. Голое тело той же самой женщины. Уже и лужа натекла на красивую бархатную обивку.
Но как?!! Он же собственноручно ее выбросил?!!
Дикий вопль вырвался из его глотки, а глаза непроизвольно зажмурились, в тайной надежде, что ему это кажется, открыть глаза – и все исчезнет. Не исчезло. В первый момент Селим впал в отчаяние, ощупывая женщину, а потом понял две вещи. Первое – на ее руке нет браслета, и второе – женщина мертва. То есть?!…
От женщины избавиться не вышло, но удалось избавиться от браслета?!
Сквозь панику просочились здравые мысли. Если браслета нет, а женщина мертва… Пфффф! Да у него все получилось!
Снова затопило облегчением, но уже без смеховой истерики.
Мужчина заозирался по сторонам, мучительно соображая, куда деть тело. На полу валялось серое армейское одеяло, в котором он принес ее сюда. Завернул в него труп, потом кряхтя взвалил на плечо. Подумал было, что надо бы убрать мокрую обивку, потом плюнул на все, задвинул крышку саркофага на место и поспешно выбежал из хранилища.
А снаружи уже ночь. И это очень хорошо. Его тайник хоть и находился в уединенном месте, но все равно, такие дела лучше делать под покровом темноты.
Этот день был худшим в жизни Селима.
Сначала в дикой запарке и нервотрепке метаться по мирам, искать одно единственное место, где он мог сбросить паленый товар, а потом еще собственноручно закапывать в песок неожиданные отходы эксперимента.
Глубокой ночью все было закончено. Тело надежно спрятано, зарытое в песок посреди пустыни, браслет – маяк где-то у чертовой матери в другом мире. Пусть теперь кто-нибудь попробует связать их воедино!
Можно вздохнуть спокойно. Но очень осторожно.
Селим собирался свернуть свои дела и на какое-то время исчезнуть. На этот раз бизнес подождет.
***
В свое время Селиму случайно удалось найти место перехода в мир, практически идентичный земному. И когда он, желая избавиться от проблемы, забросил в серебристый поток бесчувственную Мирославу, с другой стороны некто точно так же втолкнул в него другую женщину. А перед тем оглушил, предполагая, что та захлебнется и утонет в бурном потоке, стекавшем по каменной стене пещеры.
Каждый посчитал, что дело сделано, и поскорее скрылся. Откуда им было знать, что в их планы вмешается случай, а может, то была судьба? Можно называть это как угодно, но планы оно значительно подкорректировало.
Вышло так, что в момент открытия портала эти две женщины столкнулись. С одной стороны Мирослава, с другой – королева Аламора леди Линевра. Только Линевра действительно умерла в момент перехода, а Мирослава хоть и была без сознания, накачанная наркотиками, но выжила и приняла в себя часть души Линевры. Сознание, не выдержав перегрузки, отключило память, в которой смешалось прошлое обеих женщин.
Ирония судьбы, а может быть, случай, но женщины оказались похожи.
***
Было темно, непонятно… А потом сквозь густой мрак забрезжил бледный свет, и стали потихоньку пробиваться звуки.
Шжжжж… шжжжж… шж…
Тихое жужжание, шелест. Негромкое шуршание одежды. Легкий стук, будто поставили что-то керамическое. Кувшин, или кружку.
Странные звуки вторгались в сон. Она вслушивалась уже некоторое время, тщетно заставляя себя проснуться. Тело было непослушным, каким-то дискомфортным и ватным. Каким-то… словно одежда с чужого плеча. Хотелось напрячься, сделать хоть какое-то, хоть маленькое движение, чтобы доказать самой себе, что она жива. Но тело не двигалось.
Да и мысли плававшие, как умирающие мухи в клейстере, были странными. Потому что она не могла понять, где она, что происходит. Вспомнить, что было раньше, никак не удавалось, память раздваивалась и ускользала. И что хуже всего, никак не получалось вспомнить свое имя. Как так?
Наконец титаническим усилием удалось издать полувздох-полустон и шевельнуть головой.
Тихое жужжание тут же прервалось, короткий стук дерева о каменный пол, и она услышала:
– Миледи, миледи! Эрвиг, беги скорее, скажи лорду Балфору, что миледи очнулась!
Негромкий голос был молодой, звенящий волнением. Девушка.
Но речь? Она почему-то была уверена, что речь ей незнакома, но непонятно каким образом, понимала… Что происходит?
– Миледи, – дрожал девичий голосок. – Очнитесь, миледи Линевра. Очнитесь, ваше величество!
– Пить, – еле слышно прошептала через силу.
Она говорит на этом странном языке? Кто она? Линевра? Линевра… Миледи?
– Сию секунду ваше величество, как же вы нас напугали!
Ложка коснулась ее пересохших губ, смочила. Снова и снова. А голос продолжал шептать:
– Вот так, потихонечку, приоткройте рот… Вот, по капельке…
Вдруг голос отдалился, стул скрипнул, видимо, девушка резко встала и отошла. Странная тишина настала, и воздух как будто загустел. Шаги в тишине. Два шага по полу. Девичий голос прозвучал робко:
– Милорд, ее величество очнулась.
Последовало молчание, потом незнакомый голос произнес:
– Хорошо. Докладывать мне о малейших изменениях состояния королевы.
Шаги прозвучали снова, мужчина ушел.
Какая-то неправильность была во всем. Ей так казалось. Почему он назвал ее королевой? Она королева? Так странно… Она ничего не помнила о себе.
– Эрвиг, передай, чтобы принесли горячей воды, в горячей воде миледи скорее придет в себя, – опять голос девушки.
– Да, леди Одри, сейчас, – послышался приглушенный мужской голос.
Через некоторое время раздались шаги, много. Звук воды, льющейся в большую металлическую посуду. Наконец удалось разлепить глаза и пошевелиться. Тут же подбежала та девушка, чей голос она слышала, Одри.
Засуетилась:
– Миледи, давайте я вам помогу! Сейчас, устроим вас поудобнее, пока наполняют ванну.
Улыбчивая голубоглазая плотненькая девушка. Но она ее… не помнила? Не совсем так… что-то смутное начало всплывать в сознании. Одежда выглядела непривычной, она это знала. Но почему не помнила.
Звук льющейся воды казался пугающим. Она даже поежилась от неприятного ощущения опасности.
А эта девушка, Одри говорила, помогая устроиться на подушках:
– Миледи Линевра, мы так испугались, когда вы вошли в грот священного источника и долго не появлялись. Я ждала-ждала вас снаружи, а потом думаю, так нельзя! Может быть, миледи плохо, может, оступилась, надо помочь. Крикнула Эрвига, и мы вошли. А там вы… Но Эрвиг ничего не видел! Я сразу вас покрывалом укутала, а Эрвиг вас вынес.
От переполнявших ее эмоций Одри даже задохнулась, на глазах выступили слезы. Покачав головой, прошептала:
– Миледи Линевра… такое горе… Но главное, что вы живы.
Горе? Да, наверное… Но она не помнила.
– Какое горе, Одри? – голос прозвучал хрипло, еле слышно.
– Вы не помните? Государь, ваш супруг король Гордиан, он мертв.
– Нет. Я… не помню. Ничего не помню…
Одри смотрела несколько секунд сосредоточенным взглядом, потом со смесью сострадания и бодрого участия проговорила:
– Ничего, ваше величество. Я буду вам все рассказывать, и вы обязательно вспомните.
– Спасибо тебе, Одри, – прошептала та, которую называли королевой.
Две служанки помогли подняться, под руки отвели в ванну и опустили в ароматную горячую воду.
– Осторожнее. Все, теперь идите. Когда понадобитесь миледи, я позову, – скомандовала Одри.
В горячей воде было хорошо, приятно. Тело расслабилось, помогая сознанию начать принимать действительность. Значит, она Линевра. Вдова.
Вдовствующая королева? Получается, что так. Но разве не у гроба супруга ее место? Спросила, пытаясь понять:
– Скажи, если мой супруг мертв? Как я оказалась в этом гроте? Зачем?
– Миледи, так положено. Вы обязательно должны были омыться в священном источнике. За три года брака у вас не было детей, но вдруг после смерти государя Гордиана вы остались в тягости? Так надо, чтобы обезопасить наследника.
Вот значит как… Она слушала, что говорит Одри, все это было важно, чтобы вспомнить. А взгляд все цеплялся за браслет на левой руке. И почему-то казалось, что с этим браслетом связано самое важное для нее. Единственно важное.
Леди Одри тоже смотрела на королеву Линевру, очень внимательно. Она не зря постаралась сразу же удалить всю прислугу. Как ее личная камеристка и, может быть, единственная близкая подруга, она не могла заметить некоторых странностей и отличий. Но объяснений у Одри не было, впрочем, даже если бы они были, они бы ни за что не стала ничего озвучивать.
***
Из дома тещи Вадим Балкин поехал прямо к Гершину. Ибо не телефонный разговор то, что он собирался ему сообщить. А главное, просить держать все сведения втайне от всех, в том числе и от его адвоката. В создавшейся ситуации Вадим не видел другого выхода.
Жесткие непредвиденные обстоятельства заставили его пересмотреть все, в том числе приоритеты и круг доверия. Вот и получалось, что старый отцов адвокат, которого он привык считать врагом, в настоящий момент был единственным человеком, посвященным в его планы.
Что и говорить, Вадим болезненно переживал возможную потерю отцовских денег, но куда больше его сейчас волновало, куда исчезла Мирослава, и что с ней. Инстинктивное чувство, что она в беде, не давало покоя. Кто бы сказал ему раньше, что он так будет сходить с ума из-за женщины, разве он поверил бы в это? А сейчас какой-то дикий, животный страх потерять ее вытеснял все остальные чувства.
Адвокат отца вполне разделял его опасения и предоставил всяческую поддержку. В тот же день они пробили по каналам Гершина гражданина Иордании господина Селима Хаята, вместе с его туристической фирмой и всеми счетами. Явными и тайными.
Дальше Вадиму предстояло действовать самому. В Иорданию он вылетел на частном самолете той же ночью.
Глава 6
После горячей ванны стало значительно легче. Она уже могла самостоятельно сидеть и ходить по комнате, да и в голове прояснилось. Одри велела принести еды. Пока прислуга накрывала стол, пока носили подносы с кухни, королева всматривалась в происходящее и силилась вспомнить, но что-то важное все время ускользало.
Начиная с самого простого. Одежда. С одной стороны, она была на сто процентов уверена, что никогда в жизни не носила этих кошмарных тяжеленных многослойных платьев, не говоря уже о белье. Белье повергло ее в ступор. С другой – оно почему-то казалось привычным. И то же самое с обстановкой.
Стол был накрыт на одну персону. Поскольку всем уверенно руководила Одри, королева не вмешивалась, ей сначала надо было понять, что к чему, и осмотреться. Сделать выводы, и только потом высказывать что-то.
Видя ее задумчивую погруженность в себя, камеристка проговорила:
– Миледи, вам надо поесть. Это придаст сил.
Несколько тарелок с едой, на одной был большой кусок вареного мяса, на других сыр, хлеб и фрукты. И еще глубокая посуда, нечто среднее между миской и пиалой, в посуде непрозрачная густая жидкость. И никаких приборов, кроме двух небольших кинжалов.
Королева наморщилась. Чувствуя себя беспомощной, обвела взглядом комнату. Служанки стояли по стеночке, опустив голову, но королева постоянно ощущала на себе любопытные взгляды украдкой. Камеристка, казалось, поняла ее состояние и отреагировала по-своему.
– Выйдите, вы мешаете ее величеству, – проговорила Одри, выпроваживая прислугу.
Когда комната опустела, она еще раз взглянула в сторону двери, и настоятельно посоветовала:
– Миледи, выпейте суп, а потом съешьте оленину, это полезно.
Выпить бульон? Не хотелось это пить, она взглянула на мясо. Заметив ее взгляд, Одри стала нарезать мясо тонкими ломтиками и выкладывать на плоскую тарелку.
– А мне не дадут вилку?
На лице Одри мелькнуло искреннее удивление, но быстро исчезло. Королева поняла, что спросила что-то не то. Ну не дают вилку и ладно. Можно поесть и с ножа. Тем более что рядом лежал маленький кинжальчик. Но откуда эта мысль про вилку? Эта уверенность, что надо есть вилкой? А еще королева могла поклясться, что никогда не пила суп, она ела его ложкой.
И вообще, она была уверена, что раньше спала и ела совсем не в этом месте. Там все выглядело совсем иначе. В голове вдруг встала картинка, как она держит в руках блестящие металлические приборы – нож и вилку, и режет ими мясо. А потом перед мысленным взором промелькнули картинки до странности родного интерьера. И интерьер тот так разительно отличался от…
– Одри, где я?
У Одри сначала открылся рот. Закрылся, промелькнул странный взгляд, она облизала губы. А потом заговорила:
– Вы пока что в своих покоях. Миледи Линевра, давайте вы будете есть, а я рассказывать все с самого начала.
Короткий рассказ содержал очень важные и интересные сведения. Оказалось, что Линевра стала королевой три года назад. Его величество Гордиан король Аламора, проезжая мимо одного постоялого двора, захотел напиться. Воды ему вынесла женщина. Сорокалетний король, недавно овдовевший в третий раз, искал себе жену. Многие вельможи рассчитывали выдать за него своих дочерей, соседи, присылали портреты принцесс. Но женился Гордиан на той женщине с постоялого двора. На Линевре.
Короче говоря, это был неравный брак, и в свое время вызвал недовольство знати, а также множество сплетен среди простого народа.
Суметь бы еще эти сведения осмыслить и приложить к себе! Потому что Одри рассказывала, а у королевы все больше всплывали в памяти совершенно другие воспоминания о прошедших трех годах.
Получалось, она с постоялого двора? Понятно, что ее тут не любят. Не всю жизнь во дворце жила… Это многое объясняет. Значит, она работала горничной или на кухне?
Но слово работа почему-то вызывало другие ассоциации. Ей представлялось помещение с керамогранитным полом, с покрытой блестящим кафелем стеной, большая белая раковина на стене и белые халаты на вешалке. У другой стены стеклянные шкафчики, а в них лекарства и блестящие медицинские инструменты.
Полный диссонанс с тем, что видят глаза.
Откуда эти воспоминания? Откуда ей известны все слова, эти понятия? Эти белые халаты до колена?! Если на ней сейчас тяжелое фиолетовое платье, декольтированное, многослойное, с волочащимся по полу длинным шлейфом?! Но почему-то и платье воспринималось достаточно органично. Выходит, его она тоже носила?
Кстати, о платье. Если она вдова, то почему не черное?
– Одри, а почему я в фиолетовом, почему не в черном?
Камеристка, похоже, перестала удивляться. Легко вздохнула сказав:
– Фиолетовый цвет – цвет траура королев, миледи. Вы вдовствующая королева.
Вот как. Она вдруг поняла, что нужно непременно увидеть тело мужа. Это поможет ей вспомнить. И почему она не у тела мужа, если вдова?
Ах да, священный источник…
Но где гроб с телом-то? Ей срочно нужно туда.
– Одри, где гроб с телом моего мужа, государя…
– Тело его величества Гордиана в часовне. Уже пятый день.
– Проводи меня туда, пожалуйста.
Та поморщилась, словно она просила что-то неприятное, но склонилась в поклоне:
– Да миледи, – и пошла к двери. Позвала:
– Эрвиг! Передай лорду Балфору, пусть пришлет сопровождение ее величества!
– Зачем сопровождение?
– Вы под стражей, миледи.
А вот и первый звоночек!
– Почему под стражей?
– Но миледи… В течение месяца после смерти государя вы будете находиться под стражей, чтобы удостовериться, вдруг вы в положении и носите наследника. В течение этого времени к вам в покои не будет допущен ни один мужчина.
– А Эрвиг? – она помнила, как тот вошел в комнату.
– Эрвиг не мужчина.
– А лорд Балфор? Я слышала его голос.
– Лорд Балфор – Протектор. Он… – видя непонимание на лице королевы, Одри просто сказала, – До выяснения вопроса с наследником, вы находитесь под его покровительством. Он глава королевского Совета.
Ответ показался странным, но королева не стала уточнять, все как-нибудь разъяснится. Она попросила:
– Пока пришлют сопровождение, можно мне чашечку кофе?
Хотелось взбодриться.
Лицо Одри приняло озабоченное выражение, однако лоб девушки быстро разгладился, она прочистила горло и сказала:
– Можно, миледи. Объясните мне, что это, чтобы я могла объяснить на кухне…
– Спасибо, Одри, не надо, – проговорила королева.
Понятно, кофе здесь не пьют… А где пьют кофе? Она совершенно точно знала, что любит кофе. И он любил тоже. Он? Кто ОН?
Тем временем снаружи послышался приглушенный топот ног, а после раздался стук в дверь, доложили, что лорд Балфор ожидает ее величество, чтобы сопроводить в часовню. Королева и камеристка вышли из покоев в широкий каменный коридор, освещенный факелами.
Мрачно, неуютно, холодно. Королева поежилась.
Снаружи стояла восьмерка стражников с обнаженными мечами. Впереди пожилой, богато одетый вельможа. Вид у него был неприязненный и надменный, понятно, что к королеве из низов он относился без особой любви. Одри присела в реверансе. Тот едва заметно кивнул в ответ и отступил в сторону, а восьмерка стражников перестроилась так, что две женщины оказались взяты в коробку.
Балфор скомандовал:
– Сопроводить ее величество в часовню и ждать, пока она изволит вернуться.
Посчитав миссию выполненной, лорд удалился, его место занял тот, кого, как предположила королева, звали Эрвиг. Процессия двинулась по длинному коридору, в котором изредка встречались двери, и ни разу не попалось ни одного окна.
Но стоило завернуть за угол, дорогу им перегородила группа вооруженных людей. Вперед выступил молодой мужчина. Судя по одежде – вельможа.
– Стоять, – проговорил сквозь зубы.
Процессия замерла на месте, как вкопанная. Молодой мужчина подошел ближе, презрительно прищурив водянистые голубые глаза.
– Куда? – спросил у Эрвига.
– Ее величество пожелала отправиться часовню, к гробу супруга.
Негромкий язвительный смех прозвучал в тишине.
– Супруга? Пусть идет.
Вооруженные люди расступились, и процессия двинулась дальше. Но когда проходили мимо, он неожиданно шагнул вперед, оказавшись прямо напротив, и впился в нее взглядом. Королева похолодела. Но мужчина уже отвернулся и пошел в другую сторону.
– Кто это? – спросила она у Одри.
– Это принц Джонах, младший брат короля Гордиана, вашего покойного супруга.
Дальше до самой часовни королева молчала, и без того на нее стражники косились. Вызывающее неприязненное поведение принца Джонаха вызвало странное ощущение дежавю, будто нечто подобное уже было когда-то. Рядом молча шла камеристка, временами пристально на нее поглядывая.
Много вопросов.
Много вопросов, которые она собиралась задать Одри. Но это после возвращения. Сейчас ей необходимо увидеть человека, который был ее мужем. Это поможет вспомнить.
***
Часовня примыкала к зданию, которое показалось ей огромным, мрачным и бесконечным, через небольшой внутренний дворик. Стража, а вместе с ней и Одри остались ждать в небольшом холле, которым заканчивался коридор. Во внутренний двор королева прошла одна.
Удивление, как это ее оставили одну, быстро сменилось пониманием. Достаточно было бросить взгляд по сторонам. Часовня располагалась не на земле, как это можно было бы предположить, а на верхнем уровне замка, выстроенного на скале. Небольшая площадка, огороженная парапетом с зубцами, обрывалась над пропастью. Отвесные стены уходили вниз, врастая в каменное основание. Место незнакомое, оно вызывало в душе странные ассоциации.
Снаружи было ветрено, резким порывом бросило в лицо несколько капель дождя и взметнуло полы накидки. Дверь часовни отворилась, оттуда вышел человек в просторных белых одеждах и странном головном уборе. Он придержал дверь и сделал приглашающий жест.
Небольшое здание часовни. Серый камень, стрельчатые окна, портальные двери, наличники украшены затейливой резьбой. На барабане островерхого конического купола узкие окна. Свет сквозь них пробивался снопом и падал прямо на…
Вот оно. Вот сейчас она увидит и все вспомнит.
В самой середине, прямо под куполом на широком каменном постаменте стоял покрытый белым вышитым покрывалом гроб, в котором покоилось тело ее мужа. Королева остановилась на несколько секунд, успокоить сердце, колотившееся в горле. Разжала судорожно сжатые кулаки и вытерла ладони о платье.
Там лежал человек, которого она любила? Если он женился на ней, женщине с постоялого двора, наплевав на все условности и мнение окружающих, значит, у них была любовь. Большая любовь. Просто не могло быть иначе.
В гробу лежал мужчина лет сорока. Темные волосы до плеч обрамляли суровое восковое лицо. Губы плотно сжаты. Король Гордиан. Ее покойный супруг.
ЭТОГО человека она не знала.
Но сама ситуация, нечто всколыхнулось в памяти, отразилось болью в сердце. Глухие звуки земли, сыплющейся на крышку гроба, Голос, звучавший в ушах.
"Мирочка…"
Из глаз потекли слезы.
Почему это имя шептал голос, если ее зовут Линевра? Почему она помнит, как земля сыпалась на гроб, если тело ее супруга все еще лежит в часовне?
Рука потянулась, расправить крохотную морщинку на покрывале. Шаги позади. Подошел священник.
– Скажите… когда состоятся похороны? – с трудом заставила себя выдавить.
Тот ответил, чуть помедлив:
– Тело государя будет помещено в усыпальницу после того, как приедет его высочество Рихарт герцог Гентский, старший из принцев, братьев его величества. Его высочество Рихарт возглавит королевский Совет и станет регентом, если у короля Гордиана будет сын и наследник, – косой взгляд в ее сторону. – Если же Богу не угодно было дать его величеству Гордиану сына, то принц Рихарт станет новым королем Аламора.
– Спасибо, – проговорила королева, поняв наконец, зачем нужен был тот месяц.
И как она сразу не догадалась…
Какая судьба ждет ее через месяц, если она не ждет ребенка? О себе спрашивать не стала. Интересовало другое, как они собираются хранить тело короля, судя по всему, похороны состоятся еще не скоро. Но и это не стала озвучивать, собираясь расспросить обо всем камеристку.
– Я бы хотела прийти завтра и провести день у гроба государя.
Ей тут лучше думалось, всплывали по крупицам воспоминания. Но сейчас королева очень устала, хотелось доползти до своих покоев и прилечь. Множество вопросов терзало, она собиралась задать их Одри. не стоит смущать священника излишним любопытством и провалами в памяти. И без того ее не слишком любят.
– Хорошо, ваше величество, – поклонился тот. – Мы будем ждать вас завтра. Я распоряжусь поставить для вас стул.
В часовне царила мертвая тишина, выйдя за дверь, королева поразилась, как разгулялась непогода. Несколько десятков шагов, что ей предстояло сделать в открытом внутреннем дворе, давались с трудом. Приходилось пригибаться, тяжелое платье тащило ее к парапету, раздуваясь как парус, а дождь теперь хлестал холодными струями. Она бы промокла насквозь, но из дверей холла навстречу ей выскочили Одри и тот, кого звали Эрвигом, укрыли королеву плащом и быстро завели внутрь.
Путь назад по каменным коридорам казался уже не таким бесконечным. Наконец показалась дверь в ее покои, и королева смогла уйти к себе. Она слышала, как Одри отпустила стражу, как велела Эрвигу остаться у двери наружных покоев. Дождавшись, чтобы камеристка вошла и затворила за собой дверь, спросила то, что интересовало в первую очередь:
– Одри, отчего умер мой муж?
– Несчастный случай на охоте, миледи. Короля задрал кабан. Конь оступился и…
Одри замолчала, опуская глаза.
На охоте. Несчастный случай?
Судя по напряжению, которым тут, кажется, даже воздух пропитан, его невозможно было не почувствовать, все словно затаились в засаде. Это походило на замаскированное убийство. Конечно, случиться могло все. И конь мог оступиться, и король неудачно упасть прямо вепрю под ноги. Но.
У королевы было плохо с памятью, но не с интуицией.
Камеристка молчала, по-прежнему глядя куда-то в угол. После похода в часовню, после того, как королева кое-то уяснила, ей нужны были сведения о братьях короля. С одним из них она уже столкнулась. Принц Джонах показался крайне неприятным типом.
Одри рассказала, не скупясь на комментарии и личные соображения.
У Гордиана было два брата. Средний брат, тридцатитрехлетний Рихарт герцог Гентский, моложе короля на десять лет. Отношения со старшим братом всегда были ровно-неприязненные из-за строптивого и неуживчивого характера Рихарта. К тому же, тот с детства бредил военной славой, и герцогство Гентское добыл себе сам еще в молодости. А достигнув зрелого возраста, перенес свой взор на восток, где и погряз в бесконечных войнах. Принца Рихарта не было в Аламоре уже больше семи лет.
Как поняла королева, Рихарт выстроил свою жизнь сам, и Аламор в этой жизни занимал не самое важное место. Однако именно он являлся сейчас старшим в роду и должен был возглавить государство.
Младший Джонах постоянно жил при дворе. Изнеженный молодой принц не интересовался войной или политикой, он предпочитал развлечения, но при этом тайно грезил властью. Однако между ним и властью досадной помехой стояли сначала отец, а потом старшие братья. И прозрачные голубые глаза Джонаха отслеживали любую возможность, которая могла приблизить его к заветной цели. Принцу недавно исполнилось двадцать пять, он достиг зрелости, а главное, вызрели его амбиции.
Рихарта она еще не видела, а Джонах показался королеве опасным. Достаточно опасным, чтобы…
И все же, какие бы выводы ни напрашивались, их делать рано.
Чтобы как-то восстановить картину хотя бы последних дней, спросила:
– А что случилось со мной? Там, у священного источника.
В задумчивости она неосознанно теребила пальцами браслет на левом запястье. Браслет необычный. Эта вещь никак не сочеталась ни с той одеждой, что они носили, ни с украшениями или деталями интерьера. Вещь была странная, словно из другой эпохи. Словно не принадлежала этому миру.
Одри скользнула взглядом по браслету и сказала:
– Мы нашли вас голую в купели у водопада. Вы были без чувств. Удивительно, как вы не утонули, миледи.
Тут она замялась, как бы раздумывая, стоит ли продолжать.
– Что-то еще?
– Право не знаю, миледи… Но когда вы входили к источнику, этого браслета на вас не было. Я хорошо помню, потому что сама снимала с вас все.
Еще звоночек?!
Королева замерла в странном трепете, что-то мелькнуло в памяти на границе сознания. Мелькнуло и погасло. Ясно одно, нужно побывать там еще раз.
Но это позже, весь завтрашний день она собиралась провести в часовне.
***
Усталость сморила королеву, она заснула рано.
Снились холодные щупальца страха, что тянулись к ней из темноты, она видела себя в какой-то пещере, свет факелов, мелькнувшая за спиной тень… Но тяжелые, липкие сны, в которых ее заливало ужасом от ощущения чужого присутствия, от неведомой смертельной опасности за спиной, сменялись странными картинами, в которых присутствовал мужчина. Она не видела лица, но слышала голос. Голос требовал, давил, дрожал от ярости:
"Не успела похоронить одного мужа, уже клеишь следующего?!"
Голос сочился злобой, грозил, обещал:
"Я сделаю тебе так хорошо, что ты отца напрочь забудешь!"
Почему она не видела лица… Она силилась вспомнить его имя. А мужчина говорил снова и снова. Зло, издевательски, страстно:
"Твой отказ ничего не меняет, мои условия останутся прежними. Ты. Подо мной. Мирочка-а-а…"
"Мирочка… Убью! Мирочка…"
Голос звучал не так, как ей слышалось в часовне, но звал он ее.
"Мирочка!.."
Что же это такое, кто он? Почему завет ее, не отпускает? Надо вспомнить.
Вспомнить…
***
Королева спала крепко, но ее что-то мучило во сне. Одри долго бодрствовала у ее постели со своим извечным веретеном. За это пристрастие ее частенько уничижительно называли пряхой. Однако за этим занятием девушке лучше всего думалось. А подумать было над чем. Да и пряжу она пряла непростую.
Пряха из древнего рода Остейр была белой ведьмой. Не каждое поколение женщин этого рода наследовало тайный дар – умение прясть нити судьбы. Свое умение они держали в строжайшем секрете. Потому что слишком много желающих найдется изменить судьбу. Особенно среди сильных и безжалостных мира сего. И тогда жизнь пряхи превратится в ад, потому что нельзя спрясть судьбу по заказу.
Когда король Гордиан привел молодую королеву Линевру, девятнадцатилетнюю женщину, которую встретил на постоялом дворе, никто из придворных дам не хотел становиться камеристкой простолюдинки. Король просто приказал, и леди Одри подчинилась.
Но ей любопытно было, что же в молодой женщине такого, что король вмиг потерял голову. Тогда-то она и спряла ее первую нить. На удивление, нить вышла двойная. Странную двойную судьбу сулила королеве эта нить. И еще пряха поняла, что их судьбы каким-то образом связаны.
А после того как та побывала у священного источника, нить снова изменилась, к тому же королеву окутывал мощнейший магический шлейф. Одри не могла определить его природу и терялась в догадках, полагая, что нужно дать время. Когда к той вернется память, многое разъяснится. Ибо неспроста это все, ох неспроста.
Да и в королевстве творятся вещи непонятные.
Постепенно наступила ночь. Бушевавшая за стенами замка непогода успокоилась, сквозь плотную облачность проглянула ущербная луна и маленький кусочек неба со звездами. Одри постояла немного у окна и ушла к себе в комнату.
Примерно через полчаса, когда в покоях королевы все уже крепко спали, бесшумно отъехал в сторону стенной шкаф, открывая потайной ход. Судя по тому, что механизм работал бесшумно, его регулярно смазывали. Из него вышел человек, подошел к постели спящей. Некоторое время смотрел на нее. Вдруг снаружи раздался шорох и легкий металлический стук. Телохранитель королевы Эрвиг, спавший у двери, заворочался во сне. Человек вскинул голову на звук и немедленно исчез. Шкаф вернулся на место, закрывая потайной ход.
В спальню королевы вошла проснувшаяся Одри, но никого постороннего там уже не было. Легкий шлейф чужого присутствия, но никакого магического следа, потому что старинный потайной ход работал на чистой механике. В королевстве, где магическими способностями обладают многие, это важная предосторожность.
***
– Милорд, вам не следовало действовать так явно. Надо было доверить все мне.
Негромкий голос говорил мягко и убедительно. Однако слушатель не был склонен поддаваться убеждению.
– Мне нужно было убедиться лично. Я и так доверялся тебе слишком часто, – недовольно проговорил он.
– И ваше доверие всегда оправдывалось, милорд…
– Не всегда.
– Но милорд, один-единственный случай не может перечеркнуть многолетнюю верную службу. Моя преданность вам…
Судя по всему, тот, кого называли милордом, так не думал, потому что прищурился и ядовито произнес:
– А может быть, ты решил, что покровительство Рихарта предпочтительнее и специально все подстроил? Как знать, не предаешь ли ты меня сию минуту?
– Милорд, как вы можете такое думать?! – в голосе зазвучали искренняя обида и замешательство. – Я уже тридцать лет служу интересам семьи…
– НЕ НАДО имен! – прошипел милорд, озираясь по сторонам, потом проговорил с нажимом. – Делай что хочешь, а свою ошибку должен исправить.
– Да, милорд, – отвечал тот и склонился, складывая руки на груди. – Но не извольте беспокоиться. Она пуста.
– Откуда такие сведения?
Тот неуловимо усмехнулся знающей улыбкой и сказал:
– Я все-таки немного маг.
– Все равно ее надо убрать. И проследи за вторым. Он слишком много интереса проявил, сам знаешь к кому. Мальчишка должен правильно жениться, а он упрямится.
– Думаю, он прислушается к советам, – ответ прозвучал серьезно и сосредоточенно.
И милорд, ядовито рассмеявшись, добавил:
– Хотя, глядя на его друзей и то, чем они занимаются, я сомневаюсь, что он вообще женится. Но сделать это ему все равно рано или поздно придется. Если хочет…
В это время из дальнего конца коридора послышался отдаленный шум шагов и бряцание оружия, это ночная стража делала почасовой обход. Собеседники немедленно разошлись. Один скрылся в потайную дверь, а другой направился к выходу на верхний уровень.
Время шло, ночь почти подошла к концу.
Но в разных мирах время текло по-разному.
Глава 7
По-разному текло время в разных мирах. Медленно, тягуче-опасно там, где теперь была Мирослава, и, суматошно спотыкаясь, бежало здесь, в нашем мире земном. Хотя, возможно, время неслось вскачь, потому что дико суетились и спешили люди? Ведь люди сами задают темп своей жизни.
Альбина, как пришла в себя и уехала из офиса адвоката, так с мужем больше не виделась. В тот момент, в ее нервном состоянии это было к лучшему. Потому что, узнай Вадим обо всем, прибил бы ее точно. Возможно, даже не в переносном смысле. Она давно убедилась, что мужчина, доставшийся ей в мужья, далеко не плюшевый зайчик. Он жесткий и черствый, как заплесневелый сухарь, и опасный как акула.
Может быть, муж мог бы простить ей интриги с устранением бабы, которую метил себе в любовницы. Тут всегда можно отговориться ревностью, да и вообще, правами жены. Какими бы мужчины циниками ни были, а некоторые правила игры все-таки соблюдают. Но в деле были замешаны огромные папашины деньги!
Огромные! Будь они неладны…
Убивают за гораздо меньшие деньги.
С другой стороны, ее душила злоба на покойного свекра. Так подставить всех! Так она и знала, что старый садист постарается все свои бабки в гроб с собой уволочь. Всегда его ненавидела!
При этом женщине не приходила в голову мысль, что во всем происходящем виновата, прежде всего, она сама.
Часа через два страх поутих, а муж так и не появился и не позвонил, она занервничала и начала пытаться его вызванивать. Тот просто все время сбрасывал вызов. Это было оскорбительно и вызывало все большую тревогу.
Во второй половине дня позвонила мать и заикаясь намеками сообщила, что настал полный п…ц, и она через полчаса вылетает в Софию, а потом сразу отбилась, со странными словами:
– Не знаю, когда увидимся.
Альбина не успела даже спросить, какая София? Почему так срочно? Что ее мать собиралась делать в Болгарии?
Встал один-единственный вопрос, а что теперь делать ей?! Думала она недолго. Всегда есть горящие туры куда-нибудь. Хоть на Бали, хоть в Барселону, хоть в Доминикану. Доминикана показалась ей привлекательнее, а потому тем же вечером Альбина улетела в Пунта Кана. Не оглядываясь, оставляя за собой клубок проблем, главное подальше. А там видно будет.
***
Сложнее всех пришлось Вадиму. Все хоть и делалось максимально быстро, но далеко не так быстро, как ему хотелось. Как нужно было. От постоянной тревоги разрывало грудь, сначала мужчина рычал и кидался на всех, однако потом бесцельная агрессия сменилось глухим молчаливым напряжением, которое сковало его как стальной панцирь.
Но этот панцирь поддерживал, за ним он мог прятать свои настоящие чувства. Вадим понимал, что нельзя давать себе волю, ему нужно действовать быстро, холодно и решительно. И неважно, что там внутри все горит и трясется от страха, что задавленный внутри зверь мечется и рычит, скулит, шепчет:
"Где ты?! Найдись, Мира! Мирочка…"
Вадим Балкин был мужчиной. Жестким, опытным в делах, мог идти до конца и дальше, за край. Столько, сколько было нужно. Очень здорово и оперативно помог адвокат отца. Такие связи, в таких разнообразных кругах, Вадим был поражен. Гершин только усмехнулся, мол, они с его покойным отцом не такое могли. После его слов сын пришел к выводу, что никогда не знал отца. И дал себе слово пообщаться с Гершинын поближе.
Но это все после. Все. Вся жизнь будет после, сначала он найдет ее.
А сейчас нужно было прежде всего найти того, кому принадлежала туристическая фирма. Этого Селима Хайата. Разумеется, по адресу, данному тещей, его не оказалось. Но фирма существовала.
Селима взяли в аэропорту Джидды. Опять-таки с помощью Гершина, подсказал простой и элегантный способ. Сработал элементарный фактор человеческой жадности. Чтобы не поднимать шум, и не привлекать внимание властей саудитов, у него сначала аккуратно вытащили бумажник, пользуясь тем, что тот дико нервничал и только на табло с указанием времени вылета и поглядывал.
А потом дали объявление по аэропорту. Найден бумажник, обратиться к господину Азизу Заки. Означенный господин Заки ожидает владельца бумажника на парковке. Селим клюнул, поплелся на парковку за своими деньгами.
Только рядом с автомобилем господина Заки, вручившим ему бумажник, внезапно возникла тройка очень вежливых людей, повадкой напоминавших волков. Господина Хайата во мгновение ока деликатно упаковали в автомобиль, где его ожидал мрачный русский, по виду которого сразу стало ясно, что самый страшный волк здесь он.
И тут Селим понял, что попал.
Но, надо отдать ему должное, в панику впадать не стал. Теперь в этом уже не было смысла. Чего переживать, когда худшее уже случилось?
А потому он просто включил на полную катушку личное обаяние турагента, что-что, а рекламировать услуги он умел. И ушел в глухую словесную защиту, в надежде, что клиент увязнет и оставит его в покое.
Да, обращалась дама из России. Да, предоставил сведения, полный прейскурант. Хотите ознакомиться? Нет? Да, обещала подумать и перезвонить. И не перезвонила. Наверное, решила, что дорого. Но зато у нас гарантии! А возможно, обратилась к левым конкурентам. О, не все имеют лицензию, у нас еще полно мошенников, предоставляющих гражданам сомнительные услуги. Договариваются задешево, а потом все равно приходится платить втрое больше…
Он бы еще долго растекался, но Вадим негромко бросил:
– Эти конкуренты?
И просто положил перед Селимом весьма красноречивые фотографии, на которых было запечатлены те двое, что похитили и доставили к нему женщину. Видимо, их нашли по горячим следам и разобрались.
Он осекся, замерев на полуслове.
– Что ж ты замолчал, рассказывай, я слушаю.
Селиму вдруг стало так тоскливо при мысли, что отвертеться не удастся. И очень-очень страшно, потому что в глазах русского и без того читался приговор, а что же будет, когда придется выложить ужасную правду?
Как сказать, что женщина мертва??!
– Господин… я не знаю, как обращаться… – начал он, кося по сторонам в поисках спасения.
– Без имен, – сухо отрезал русский, едва заметно дернув щекой.
– Господин, я расскажу, что знаю. Но… – тут Селиму пришла в голову удачная идея. – Это я могу тебе сказать только наедине.
Нужна была небольшая передышка, чтобы успеть выстроить правдообразную легенду. И он ее получил. Но теперь еще требовалось удалить лишних свидетелей. Эта троица вежливых людоедов за спиной заставляла Селима трястись, постоянно ожидая, что вот сейчас ему свернут шею. Оказаться наедине с тем русским тоже было страшно, но он хотя мог его видеть, это хоть как-то успокаивало.
Однако передышка подошла к концу. По знаку русского все трое вышли. И вот теперь надо было что-то говорить, потому что этот страшный мужчина ждал.
– Господин, – начал он.
– Я уже это слышал.
– Да-да, я могу сказать, кто посоветовал женщине этих конкурентов, – тут он даже приободрился, потому что в глазах русского зажглось внимание.
И снова разлился жалобами, как ужасно бессовестно перебивают клиентов эти конкуренты. По лицу мужчины понял, что у того терпение на исходе. Пришлось выдать маленький кусочек правды.
Но русский отреагировал странно. Стоило услышать имя Софии Степановны, как он ощерился тигром. Селим и дернуться не успел, как тот одной рукой схватил его горло, резко притиснув к столу, а второй приставил к затылку пистолет.
– Это я уже знаю. Говори то, чего я не знаю!
Селим чуть не умер на месте, разом вспомнив маму и всех святых. Холодное дуло больно вдавливалось в его жирный загривок, и рука у русского не дрожала. Было очень страшно сказать правду, но и не сказать еще хуже.
– Господин! Не надо! Не надо! Я скажу! Скажу! Только отпусти! – завизжал он, подергиваясь в жестоких руках.
Пистолет убрали.
– Слушаю.
– Господин, – Селим не сдержался, заплакал от жалости к себя, постанывая и подвывая. – Господин, женщина мертва…
***
…Женщина мертва…
В первый момент Вадим думал, что ослышался.
Потом мысль просочилась в сознание, как сквозь воду.
Вернее, это он вдруг почувствовал, что из него выдавили воздух и обрушили тонны воды, словно он на дне океана и не может вздохнуть. И вода постепенно замерзала, вмораживая его в гигантскую ледяную глыбу.
Откуда-то со стороны услышал свой голос:
– Как. Мертва?
– Да господин, – жирный слизняк кивал как болванчик и трясся, размазывая пот по физиономии.
Вадим на автопилоте вытащил телефон и набрал номер Гершина. Спросил мертвым голосом:
– Маяк работает?
Тот ответил, что работает, так же, без изменений. Вадим ничего не понимал. Как она могла умереть? Как она… Мирочка…
Маяк работает.
Ледяная глыба не знала, о чем думает сейчас, о том, что со смертью женщины заблокируются счета, или о том, что женщина ускользнула от него.
Ледяная глыба была им. Мужчине по имени Вадим было все равно, даже если сейчас обрушится мир, ему нужно было просто найти ее. Живую. Или мертвую.
Мыслительный аппарат продолжал работать, пробиваясь сквозь бездну отчаяния.
– Когда она умерла?
Селим назвал примерное время. Получалось, тогда…
– Где тело?
Селим честно хотел сказать, что не знает. Но ледяной взгляд чудовища давил, под таким взглядом невозможно утаить правду.
– Я покажу, господин, – обреченно проговорил он, и, понимая, что надо хоть как-то подстраховаться, уточнил. – Но только тебе. Больше никого.
Вадиму в его теперешнем состоянии было все равно, один он поедет с этим слизняком, или с сотней людей. Миру не вернешь.
Через несколько минут они с Селимом выехали на место.
***
Добираться туда было несколько часов. Русский гнал, как сумасшедший, Селим иногда взглядывал на него, преодолевая страх, но видел только каменный профиль с застывшим на нем непонятным выражением. За все время этот кошмарный человек не издал ни звука и не пошевелился. Только пальцы на руле время от времени сжимались, до предела натягивая кожу на костяшках.
Постепенно наступила ночь. Тайник, где хранился его драгоценный саркофаг, был в уединенном месте среди пустыни. Ориентиры к нему никогда не сказали бы стороннему наблюдателю, что тут может быть подземное сооружение. Но Селим все равно переживал, что его главный секрет может быть раскрыт.