Ногти

Сборник «Ногти» М Елизарова вначале воспринимается как что-то однонаправленное Сорокину. Просто исходя из треша и хтони без просвета и конца. Хотя, нет, конец есть, почти везде – физический. Смертушка - главная героиня этого автора. Но плохо ли это? Отнюдь. Вся культура, вся религия, все искусство говорят о смерти. Поставновка предельного вопроса – хороший вектор для творчества. Это масштабно. Вообще, Елизаров из бытовой ситуации умеет перепрыгнуть в тексте за грань, через ужас, отвращение, абсурд – за рамки. А в это достойная цель. Кстати, про отвращение и ужас. По Аристотелю именно это необходимо для достижения катарсиса. К хорошо через плохо. У Елизарова момент перехода, некоторой инициации налицо практически в любом рассказе сборника. Это проза, в которой герои устремлен… в смерть( в предельной точке), и в будущее (инициация и переход в иной статус, в другое состояние).
Про стиль уже много писано-говорено, не буду повторяться. Проза эта скорее для мужчин, чем для женщин (ну, хотя бы в силу избытка физиологии и тяжкой, душной плоти. Тонка женская натура такое обычно не очень жалует). Но, если отбросить сексистские предрассудки, переиначу так: это для тех, у кого багаж в философии и культурологии, кто помнит фрезеровскую концепцию умирающего царя и понимает, что инициация – не просто формальное действие, а система обрядов перехода. Для душнил, короче. Или для любителей треша. Если вы ни тот, ни другой, то лучше не надо. Если один из них, то получите удовольствие. А еще про Елизарова лучше Аствацатурова послушать. Он большой поклонник.

Литературное открытие 2011 для меня. Отличный стиль, фаталистично-ироничный взгляд на себя, всех и всё. Бездна специфичного юмора. В моём восприятии книга очень напомнила санаевский "плинтус".
Приятно удивлена, узнав, что Елизаров -"украинский продукт", выходец из моего родного города. И неприятно - прочтя неоднократное мнение, что это - его лучшее произведение. Хотелось бы ещё и выше. Всё же, буду знакомится дальше.

Ногти - когти, кто-то скажет - "фу"! А мне нравится эта повесть. Более того, я считаю
её лучшим текстом Елизарова. Кто-то скажет: "Елизаров - это помесь Сорокина и Пелевина". А я скажу: "да, но в данном тексте это меня меньше всего коробит". Повесть прелестна, как может быть прелестна изящно выточенная безделушка. Умение Елизарова подбирать прилагательные почти что совершенна. В доказательство своих слов я мог бы процитировать несколько потрясающих абзацев из этой повести, но, честно говоря, просто лень искать книгу, вы сами убедитесь в моей правоте, если прочтёте, ну а если не понравится, можете "плюнуть" в меня комментарием.О чём повесть "Ногти"? Кто-то скажет: "идиот, с этого надо было начинать". А я скажу: "с первых страниц меня увлёк не сюжет (странный горбун по фамилии Глостер со своим другом - психом Бахатовым - пытаются найти своё место в мире "нормальных" людей), а стиль письма". О, как я выдал - "стиль письма"! Прям девятнадцатый век. Прям Гоголь какой-то, а не Елизаров. Ну а что? У Елизарова тоже смешно. Хотя...ОЦЕНКА: 3.5 из 5.0

Знакомство героев книги начинается в палате для умственно отсталых детей дома малютки.
Один появился на свет горбуном, другой с мятым черепом.
Буквально неделю назад прочитала "Белое на черном" Рубена Давида Гонсалеса Гальего о детских домах для инвалидов и мысль, что тема развивается, совсем меня не удивила. Такие совпадения случаются.
Но эта история продолжается наименованием двух случайно названных братьев. На пеленках одного стоял штемпель "Б. Х. Т.", давший фамилию Бахатов, другой получил просто королевскую - Глостер, часто изменяемую сестрами на Клистир. Уже эта унизительная интерпретация вызвала недоумение: издеваться над калеками - зачем? Дальше вообще пошел непонятный юмор, когда каждый из сотрудников старался придумать прибаутку почернее:
- Слышь, для тебя новый массажер придумали, чтоб горб исправить. Знаешь, как называется? - Могила!
- А теперь Горбатый! Я сказал, Горбатый!
- Угадай, как ты будешь называться, если станешь пидарасом? - Пидарас горбатый!
Последняя шутка принадлежала директору интерната.
Я сказала: бррр, но чтение продолжила.Конечно, "Ногти" представляют собой совсем не то произведение, которое обнаруживается за первыми страницами прочитанного. "Ногти" - это страшилка. Небольшая, пересыпанная черным юмором, с мистическими заклинаниями и верной дружбой.
Думаю, она хорошо поможет тем, у кого страсть к обгрызанию ногтей. Если и не отучит от пагубной привычки совсем, то суеверным интересом может сократить ее до одного раза в месяц (плюс приучит к чтению газет).

О писателяхПисателей можно поделить на две группы (помимо всех остальных групп, на которые можно поделить писателей) — писатели, работающие с Эросом, и писатели, работающие с Танатосом. Все помнят изыскания Зигмунда Яковлевича на эту тему, про два основных стремления человека, и каждый писатель пытается оседлать тот либо иной базовый мотив читателя. Творчество Михаила Елизарова в рамках данного сборника мне было интересно ни сюжетами (в половине рассказов сюжета и нет), ни литературными приемами (с ними тоже все достаточно скромно), а именно какой-то зашкаливающей танатоцентричностью. Когда-то давным-давно писатели все-таки стеснялись признавать, что их интересует только секс/трупы. Ну понятно, что Пушкин писал про секс, а Горький писал про трупы, тут никто особо не спорит, но все-таки объявить об этом в открытую ни Пушкин, ни Горький не могли. Михаил Елизаров твердо заявляет — в магазине им.Елизарова продается только смерть. Секс там тоже будет, но внутри все-равно будет смерть. Об этой удивительной, и самой примечательной особенности творческого метода Михаила мы еще скажем, просто без этого понимания невозможно внятно рассказать о творчестве Елизарова.СюжетыРовно в традициях завода по производству АК-47, который переделали в завод по производству мясорубок, после чего мясорубки начали стрелять очередями, Михаил сюжет всех своих рассказов либо сводит к теме смерти, либо строит сразу вокруг данного прекрасного события.Возьмем первый рассказ Ногти— пересказом заниматься не буду, и так уже все его пересказали: седьмая вода на киселе магического реализма, два умственноотсталых без умственной отсталости (автор, вероятно, побоялся не вытянуть тему с настоящими умственноотсталыми, поэтому они у него полностью нормальные) оказываются в окружающем мире, но у них есть джокер на пальцах. Уже здесь становится понятно, что куда бы мы не свернули — выход будет один. Даже тема эроса и зачатия новой жизни по Елизарову это пролог к неминуемой смерти (если у автора вообще мелькает где-то секс, можете быть уверены, что он приведет к смерти, иначе никак) — секс с Настенькой, в следующем кадре Настенька поехала на тот свет. Ну а дальше столь любимая магическая игра колодец-собака с ногтями. Меня тема ногтей не особо впечатлила, у самого приколов на эту тему достаточно, но могу допустить, что многие впечатлительные что-то там смогли испытать (завидую таким людям). Ближе к середине рассказа автор понял, что магия ногтей выходит уже за все возможные рамки, и следующим шагом надо будет Глостера баллотировать уже в Президенты (возможно, для этого бы пришлось задействовать ногти на ногах), после чего сюжет был коряво скомкан. Больше всего это напоминало зажатие кнопки генерации дыма/тумана на театральной сцене, чтоб все спокойно могли свалить и закрыть занавес. Как концепт неплохо, но будем честны, концовки у повествушки просто нет. Это ключевой рассказ в данном сборнике, остальные по разным причинам будут пожиже.Голубь Семен Григоренко (по понятным причинам я не буду описывать каждый рассказ, выберу пяток тех, что смогу вспомнить спустя сутки после прочтения) даже понятно откуда появился. А появился он из фильма Очень страшное кино 2. Там был попугай-матершинник, который все кричал что «Попочка будет драть в попочку твою маму». Идея посветить ему небольшой рассказ не такая ужасная, но автор категорически ничего не смог придумать, кроме столь любимой ему темы Смерти, ну еще слегка Тютчева. За идею ставлю 4, за реализацию — 3 с двумя минусами.Сифилис. На этой стадии структура рассказов Елизарова уже понятна даже не самому сообразительному читателю — секс обернется смертью. В романе чувствуются вполне себе явственные Булгаковские-Лавкрафтовские нотки (кстати, по многим рассказам заметно, что автор находился под впечатлением от того или иного писателя). Ввиду того, что станция у Михаила одна, а в другие места рельсы не ведут, уже становится понятно, куда приедет локомотив — другое дело, что в самом рассказе есть пара неплохих сюжетных поворотов. Мне рассказ больше понравился своим, повторюсь, Булгаковско-Лавкрафтовским духом, чем сюжетом или исполнением — сложно исполнить что-то такое, когда ответы на все уравнения автора давным-давно выписаны им же.Район назывался Панфиловкой... — здесь уже видны уши Стивена Кинга. То же душное лето, то же подростковое насилие, но уже с советским колоритом. Советский колорит, собственно, выражается во вполне себе явственном презрении к физическому труду ни ради чего.И хотя начало и конец рассказа будто очень грубо склеены монтажной лентой, рассказ больше понравился, чем нет. Советский космос он такой — светлое будущее это Жопа Труда. Иногда, конечно, это плохо сочетается с той же совдеповской ностальгией, присущей автору, но кого, собственно, вообще смущает противоречивость в постсоветской литературе?Госпиталь— вероятно, один из тех самых примеров, когда писатель почти вышел за рамки навязанной самим себе схемы. Тема солдатства как полностью пропитанная смертью для автора тоже является родной, и у него не возникает постоянного желания «разрешить» свой аккорд в намоленную тональность. Правда после определенного периода автор стал понимать, что сюжет в целом никуда не ведет, и попытался добавить остроты. Добавил как умел, в результате чего опять свалился в свою любимую тему. Даже секс — в контексте рассказа секс превратился в противоестественный гомосексуальный контакт по принуждению, что влечет за собой полную социальную смерть, а после уже и физическую — выступил в абсолютно типичном для автора ключе. Разумеется, рассказ тоже оборван, ибо что там уже дальше то сделаешь, после такого нагнетания? Автор полирнул это привязкой к развалу СССР, хотя как по мне, достаточно натянуто вышло — Прищепина же не демократы привезли на летающей тарелке.Гумус. Попытка автора в «светлую» смерть. То, что «смерть» для автора не конец, а некий элемент космоса, собственно, уже полностью понятно. Автор, однако, попытался как-то продлить эту тему «за» смерть, что можно расценивать за попытку выйти за рамки стандартного творческого инструментарий. Получилось ли? Ну как шишка в жопе (без прочтения рассказа шутка не выкупается, не пытайтесь). Автор опять же чувствуется себя не в своей тарелке, если выбросить его из привычной стихии, поэтому рассказ становится смазанным. Но у него есть важная вещь — он дает вполне неплохое послевкусие от сборника в целом, ибо последний.Творческий методКак вы наверняка уже заметили — творческий метод у автора достаточно скудный. Я посмотрел, смог ли он развить себя, пересилить свой подход и расшириться как писатель? Нацбест, роман Земля , про кладбище. Да вашу ж мать. Возможно, в Земле автору таки удалось выжать из сюжета Смерти нечто большее, чем 50 страничек (роман, вроде как, на 800), не читал — сказать не могу. Но за 15 (или сколько там, 20 лет) творческой работы хотелось бы увидеть какую-то эволюцию. Подозреваю, её там нет — ну да черт бы с ней. Прочитаю, может быть, потом когда-нибудь.Если мы воспримем творческий метод как кашу, то почти сразу обнаружим, что ложка то скребет по дну кастрюли почти сразу — приемов у автора примерно 1,5. Это не значит, что это плохо — у многих и того нет, но просто сборник рассказов это своеобразная палитра писателя. Он говорит «и так могу, и эдак могу». А получается все тот же АК-47. Поэтому в данном конкретном случае Елизаров интересен ни как писатель-новатор, а как писатель-стабилизатор. Очередное сравнение с Лавкрафтом— очень однотонный писатель, который быстро приедается. Спросите, кто быстро не приедается? Да все быстро приедаются, ибо построить полноценную книгу на нескольких приемах очень сложно, а на одном — получатся очередные Ногти.По ощущениям, оценил бы сборник на 3,3. Округляем до 3,5. А 3.5 округляем до 4 — вот такой я ловкий математик. Некоторые рассказы (пресловутые Ногти, Госпиталь, Сифилис) вполне даже ничего. Охарактеризовал бы как «бедненько, но чистенько».А в заключении предлагаю послушать песню Михаила Елизарова. Угадаете, про что она?02:45

Михаил Елизаров привлёк меня своей книгой Земля , которую я хочу прочитать. Это получилось из-за отзыва на книгу от Полины Парс? Она очень здорово рассказала об этой книги. Мне захотелось прочитать вообще всё у этого автора, потому что я увидел его интервью у Дмитрия Пучкова, в которой Елизаров понравился своей патриотической натурой. Но пока я прочитал у него только 2 книги малой прозы. Первой была Мы вышли покурить на 17 лет (сборник) , а второй стала эта книга. Обе были очень интересны.Первый одноимённый рассказ в книге самый большой тут. Он сам состоит из коротких эпизодов из жизни мальчика с физическим дефектом в виде горба. Эпизоды эти складываются в общую историю.Тут есть ещё три довольно больших рассказа, остальные рассказы поменьше и много совсем маленьких, но практически все оказались тоже интересными, правда во многих из них, если не во всех, довольно много матерных слов, но они кажутся использованными к месту.

Мы жалуемся на свои облезлые хрущёвки, на низкие зарплаты, на высокие цены и вечные семейные дрязги. А где-то далеко-далеко, за пределами нашего такого невыносимого быта живут дети-инвалиды. От них отказались родители. Про них забыло общество. Вся их жизнь - тюремного вида интернаты и издёвки врачей. Их смерть - радостная новость для санитаров. Их можно избить, изнасиловать, заморить голодом - никто и не заметит.
Няньки, бывало, так и кричали: "Слышь, для тебя новый массажер придумали, чтоб горб исправить. Знаешь, как называется?" Я отвечал: "Нет", а они: "Могила!" - и смеялись до колик.
Это история двух интернатовских "братьев" - горбуна и мальчика с изуродованной головой. Всё детство они провели с даунами и аутистами. О том, что такое деньги, работа, семья знают лишь по наслышке. Попав в наш мир, они теряются, хоть и обладают недюженными талантами.Но есть место за пределами и нашего и ихнего мира - там стоит тёмный колодец и огромная лающая собака гремит цепью. И, если правильно провести ритуал со своими ногтями, можно туда попасть и узнать будущее. Главное - следить, чтобы собака не сорвалась с цепи.

Мое знакомство с творчеством Михаила Елизарова состоялось совсем недавно и оставило приятное впечатление. После прочтения повести "Ногти" это впечатление закрепилось.
Речь идет о двух ребятах-уродах - горбуне Александре Глостере и Бахатове с изуродованной головой. Они воспитанники интерната для слабоумных детей и детей-инвалидов, брошенных родителями. Елизаров погружает нас в мрачный и жестокий мир интернатной жизни неполноценных детей. А затем выводит Глостера и Бахатова в не менее мрачный и жестокий мир "нормальных" людей. Знаете, эту книгу не стоит читать читать тем, кто не верит в современную литературу. Или тем, кто не терпит грязи, мата, непристойностей, всего, что именуется чернухой или трэшем, на страницах литературного произведения. Это повесть для тех читателей, кто не боится взглянуть в лицо нашей реальности и признать, что в ней полно грязи, мата, непристойностей, чернухи и трэша. Если мы не будем этого замечать, если будем гадливо отводить свои взгляды, дебилы, олигофрены, горбуны и прочие уроды не перестанут рождаться. Жестокость к таким детям не прекратится, насилие не исчезнет.Система ухода за инвалидами не менее увечна, чем ее подопечные. Отсутствие малейшего желания помочь воспитанникам, увидеть в них людей с пускай слабым, но пытливым умом, наносит этим поврежденным личностям еще больше травм:
Но мы смогли научиться читать и писать, у меня иногда появлялись трудности с арифметикой, у Бахатова с гуманитарными дисциплинами, однако я подчеркиваю: мы были нормальными. Специально мне и Бахатову завхоз доставал учебники, подготовленные министерством образования для школ в Средней Азии на русском языке. Дебильные буквари-раскраски не утоляли наш умственный голод. Я с благодарностью вспоминаю аспирантов мединститута, чьи работы каким-то образом касались вопросов педагогики для слабоумных. За полтора года, что они тренировались на нас, мы освоили письмо, читали из специальных книжек, а потом рассказывали, что поняли. И это было очень интересно. Потом аспирантов сменили обыкновенные учителя. Уроки литературы превратились в чтение вслух сказок, урок языка в малевание палочек и крючочков. Учителя-мужчины выпивали с Игнатом Борисовичем и весь урок сидели безмолвные у окна.Это произведение прекрасно иллюстрирует, насколько размыты грани нормальности. Ведь как показательно, что внутри уродливого горбуна живет талантливейший музыкант, в то время как в интернате нянечки, призванные своей профессией сострадать и помогать, позволяют себе бессердечные шутки над инвалидами:
С рождения меня сопровождал сонм обидных поговорок и прибауток. Няньки, бывало, так и кричали: "Слышь, для тебя новый массажер придумали, чтоб горб исправить. Знаешь, как называется?" Я отвечал: "Нет", а они: "Могила!" - и смеялись до колик. На медосмотр, в столовую, на прогулку меня звали, искусственно огрубляя голос под Владимира Высоцкого: "А теперь Горбатый! Я сказал, Горбатый!" - если я мешкал.А меценат Тоболевский, лицемерный патриот и играющий на объектив камеры благодетель и филантроп (интереснейший персонаж, кстати) не выдерживает никаких сравнений с замкнутым Бахатовым, готовым постоянно проводить опаснейший ритуал со своими ногтями ради благополучия своего единственного друга.
Елизаров не спекулирует на сочувствии к инвалидам, он заставляет пожалеть "нормальных", которые и не замечают своих уродств. Моральное уродство бывает пострашнее любого физического увечья. Эта простая мысль под пером Елизарова играет своеобразными и оригинальными красками. Само название повести - "Ногти" - интригует, содержит в себе что-то таинственное, притягательное, при этом не лишенное ощущения брезгливости. Манера повествования саркастичная и ироничная, местами смешная. Но это страшный, зловещий смех. Язык Елизарова меня снова порадовал. У него удивительное умение подбирать необычные, но невероятно описательные эпитеты:
Охранник Тоболевского оставался египетски нем.Тоболевский источал пряничную, с глазурью энергию.Конечно же, я имел представление, как играть на пианино - видел по телевизору композитора Раймонда Паулса. Он точно окунал руки в клавиатуру, а потом выполаскивал их из стороны в сторону. Получалось очень красиво.По отзывам Елизарова часто сравнивают с Сорокиным и Пелевиным. Сорокина не читала, но если выбирать между Пелевиным и Елизаровым, то мне однозначно ближе и понятнее Елизаров. Хотя и мрачнее. А еще замечаю сходство с Дмитрием Липскеровым, есть у них что-то общее в атмосфере.

РазочарованиеПервый рассказ, действительно, шокирующий. Фантазия извращенного ума.Читаемо, но послевкусие крайне неприятное. После следующих двух коротких рассказов с извращенными извращениями и изобилием мата выбросила книгу. Читать такое просто противно. Сожалею о потраченных деньгах и времени.