Читать онлайн Бирюкова. Дело о сЛОМанных людях бесплатно
ПРОЛОГ
Посёлок Степной, детский дом-интернат, март 1956 г.
Мартовское солнце нещадно припекало спины двух девчонок лет десяти, взгромоздившихся на подоконник. Пока строгие воспитательницы пьют чай, можно и посачковать – паркет никуда не денется.
Девочки беззаботно болтали ногами и вели непринуждённую детскую беседу, время от времени откусывая от краюхи, что удалось стащить из столовой после обеда.
– Наташ, а ты своих родителей помнишь? – неожиданно спросила курносая девчонка.
– Ты что, Лен? У тебя температуры нет? – Наташа удивлённо посмотрела на подругу и шутливо коснулась ладошкой её лба.
Та увернулась, отталкивая руку:
– Нету у меня никакой температуры! – ёршисто воскликнула Лена.
– Ладно, не обижайся, – неумело извинилась Наташа и обняла подругу за шею. – Я ж знаю, что ты о родителях говорить не хочешь. Прости.
– Не хотела, – смягчилась Лена, – но вот вдруг захотела… Так ты помнишь их?
Наташа задумалась. Вопрос подруги застал девочку врасплох.
Воспоминания накрыли её потоком.
Вот они идут на первомайской демонстрации, а она, Наташа, – ей года четыре – счастливо улыбается и машет незатейливым букетиком.
…они с папой заходят домой после детского садика. Их встречает аромат свежеиспечённых блинов. В печке потрёскивают дрова. Уткнувшись в маму носом, Наташа вдыхает запах. Запах уюта. И нет в мире ничего роднее.
– Наташ? – позвала Лена обеспокоенно.
Наташа вздрогнула и тут же почувствовала, как по щеке, оставляя горячий след, покатилась слеза. Резко отвернувшись, она украдкой смахнула её.
– Наташ?.. – подруга коснулась её плеча.
– Помню, Лен… – сглотнув предательский комок в горле, наконец прошептала девочка.
– Кем они работали? – так же вполголоса спросила Лена.
– Папка – милиционером, а мамка – медсестрой, – ответила Наташа уже увереннее, а потом неожиданно для себя добавила: – Их убили. Когда мне было шесть лет.
Она посмотрела перед собой невидящим взглядом. Ладошки сами собой сжались в кулачки.
– Недавно я поклялась, что обязательно отомщу… – и спохватилась: – А ты своих помнишь, Лен?
– Неа, – глухо отозвалась та. – Даже фотографии не помогли.
И она протянула овальный кулон на золотой цепочке. Наташа открыла его. Внутри оказалось три фотографии.
На первой она без труда узнала саму Лену. Здесь подруге было от силы лет пять.
Со следующей фотографии, с оторванным уголком, улыбалась молодая женщина. Сомнений не возникало, это мама Лены – так они были похожи.
При взгляде на третью Наташа нахмурилась: фотокарточка, с которой серьёзно смотрел молодой мужчина, была перечёркнута крест-накрест. На обороте она прочитала: «Папа».
– Откуда это? – удивилась Наташа.
– Меня ж постоянно таскали к Нин Ванне, – в глазах девочки мелькнули злобные огоньки, и она затараторила, – в последний раз, ну, помнишь, как Вовка Чибисов окно разбил? – подруга кивнула. – Ну её позвали, а я там осталась. В кабинете её. Ну и стала листать свою папку…
Наташа ухмыльнулась. Нина Ивановна Петрова, директор детского дома, перед «воспитательной беседой» доставала папку с личным делом детдомовца и грозила отчислением – сказывался долгий опыт работы в школе. И каждый еле сдерживал улыбку: куда она могла отчислить? К родителям, которых нет? Или к родне, от которой скоро вернут обратно? Смех да и только. Грустный смех.
– …открыла я его, – продолжала Лена, – а там он. А внутри мамка на фотокарточке… Мой он, Наташ. Мой…
– Ах вот почему ты перестала хулиганить? – осенило Наташу.
– Ага! – радостно воскликнула Лена и тут же погрустнела. – Так-то ей незачем моё дело. А мамка моя была… как её… врачом для животных, а отец не знаю. И знать не хочу. Он мамку обманул.
– Это как? – только и нашлась что сказать Наташа.
– А вот так! – почти закричала подруга. – Безотцовщина я. И он за это ответит!
Девочка стыдливо, но при этом гордо зыркнула на подругу. Только Наташа хотела что-то ответить, как дверь одного из кабинетов открылась, оттуда выглянула воспитательница и грубо окликнула их. Вздрогнув, подруги соскочили с подоконника, схватили щётки и принялись старательно натирать полы.
Больше к этому разговору ни Лена, ни Наташа не возвращались. А через несколько месяцев, с разницей в неделю, подруг удочерили.
ГЛАВА 1
Райцентр Гагаринск, июль 1975 г.
«Не зря мне показалось, что в речке вода холоднее обычного… – думала Наталья Николаевна Бирюкова, следователь по особо важным делам, устало поднимаясь по лестнице. – Вот и простыла. Ну ты даёшь, Бирюкова! Только утро, а сил нет. Да ещё этот Ваагн мне на голову… Как будто проблем мало…»
Женщина громко вздохнула и мельком посмотрела через плечо на молодого мужчину, тенью следовавшего за ней.
– Ваагн Ваганович, вы на следствии-то были хоть раз?
– Был, – просто ответил тот, игнорируя язвительный тон вопроса.
– Расскажете? – недоверчиво поинтересовалась Наталья Николаевна.
– М-м… – замешкался молодой человек. – Да… Расскажу. Было это…
«Или?.. – её пронзила внезапная мысль, и Ваагна она уже не слушала. – Или?.. Но как это возможно?»
Ей вдруг вспомнилось, как это было тогда, несколько лет назад – почувствовать в себе, в своём теле новую жизнь. Будто бы за спиной вырастают крылья, и вместе с тем в голове сумятица: «А что дальше? А как?..»
А потом память подбросила день, когда врачи сказали, что она больше не забеременеет.
– …представляете, Наталья Николавна? – когда они преодолевали последние ступени, откуда-то издалека послышался голос Ваагна. И тут женщину повело в сторону.
– С вами всё в порядке?! – мужчина подхватил Бирюкову под локоть.
Наталья Николаевна буркнула в ответ что-то неопределённое и, невнятно поблагодарив, дёрнула дверь нужной квартиры.
Не разуваясь, оба направились в зал. Там стояли трое милиционеров и что-то негромко обсуждали между собой.
– Что тут у нас? – не здороваясь и не обращаясь ни к кому лично, спросила следователь.
– Убийство, – обернулся полноватый мужчина. Затем покосился на молодого человека за её спиной и поспешно добавил: – Наталья Николавна.
– Ах да, – спохватилась та, заметив взгляд мужчины, – это Ваагн Ваганович Абазян, выпускник школы милиции и с сегодняшнего дня наш непосредственный коллега. Ваагн Ваганович, – обратилась она уже к молодому человеку, – это Вячеслав Юрьевич Шутов, наш водитель.
– Можно просто Ваагн, – протянул руку Абазян.
– Шутов, можно просто Шутов, – пожал протянутую руку мужчина.
– С остальными познакомитесь по ходу дела, – она вновь повернулась к водителю и продолжила: – Убийство, говорите? Кого?
– Татьяна Ивановна Ломова, санитарка в больнице, – крикнул из кухни судебный медик.
– Слыхал, гля? – Шутов посмотрел на Абазяна. – Это Парамоныч. В каждой бочке…
– Кто обнаружил? – перебила Наталья Николаевна.
– Сожитель, Тетерин Сергей Алексеевич. Скорее всего, он и убил. Но говорит, что ничего не помнит, что и понятно – с таким-то перегаром, – нарочито официальным тоном доложил Шутов и добавил: – Гля…
– Где он?
– Да в соседней комнате заперли, гля, от греха подальше.
– А убитая, значит, на кухне, – следователь обвела помещение взглядом.
– Так точно.
От увиденного женщина чуть не осела. За свою, пусть и сравнительно недлинную, служебную практику насмотрелась на всякое, но убийство, совершённое с такой жестокостью, видела впервые.
Кровь была везде: на стенах, на столе, на серванте – даже на потолке виднелось несколько небольших пятен. Подавив рвотный позыв, Бирюкова собралась и сделала шаг к трупу.
Тело лежало на полу. Лёгкое платье жертвы, насквозь пропитавшееся кровью, было задрано. Огромная кровяная лужа, растёкшаяся под трупом, почти доходила до дверного проёма. И только сейчас Наталья Николаевна заметила, что наступила в эту лужу. Новая волна тошноты заставила её буквально бегом броситься в туалет.
Мужчины не сговариваясь переглянулись между собой, но промолчали. Повисшую паузу прервал Шутов:
– Мужики, гля, вы идите заканчивайте с осмотром, – и, еле заметно ухмыльнувшись, добавил: – И Ваагна с собой возьмите. У него, гля, сегодня боевое крещение, так сказать.
Он ободряюще похлопал Абазяна по плечу, легонько подталкивая его в сторону кухни.
– А я пойду, гля, Бирюкову проверю.
При виде истерзанного тела убитой Абазян застыл в тупом оцепенении. Брызги крови, труп, Парамоныч, беззвучно открывающий и закрывающий рот, – всё это Ваагн видел словно в замедленной съёмке.
– …Заснул что ли?! – медик тряс его за плечо.
– А? – мотнул головой молодой милиционер.
– Точно, заснул! – хохотнул Парамоныч. – Носилки, говорю, неси. Да Иваныча позови!
– Где? – ещё не придя в себя, выдавил Ваагн и машинально вытащил папиросу.
– Внизу они, внизу.
– Угу, – буркнул Абазян и направился к выходу.
– Гля, да шо ты всё ревёшь, Бирюкова?! – послышался из ванной растерянный голос Шутова, и Ваагн навострил уши. – Да нас с мужиками тоже чуть не вывернуло…
– Я, кажется, беременна… – словно не слыша мужчину, выдохнула женщина.
– Как беременна?.. – ошеломлённо переспросил тот.
– Вот так.
Повисло звенящее молчание. Абазян, казалось, дышал через раз, боясь выдать себя.
– Никто не должен знать, – отрезала следователь. – Пока что.
– Гля… Да я-то не выдам! – отозвался Вячеслав Юрьевич. – А остальным что скажешь?
– Вас же самих чуть не стошнило, – Наталья Николаевна выразительно посмотрела на Шутова. – А чем я от вас отличаюсь? Да, Юрич?
– И не поспоришь, гля!
Абазян ухмыльнулся и одновременно боковым зрением заметил фигуру справа.
– А носилки где? – недоумевающе спросил Парамоныч. – И Иваныч?
– Э-э… м-м-м…
Тут дверь ванной комнаты с размаха открылась и угодила Ваагну в левое плечо.
– Ваагн Ваганович? Простите! – спешно извинилась Бирюкова.
– Ничего-ничего, Наталья Николавна! – косясь на Парамоныча, ответил тот и показал папиросу. – Я это… Покурить.
– И за носилками, – напомнил судебный медик.
– Да-да, и за носилками!.. И за Иванычем.
– О, «Армения», гля! Губа у тебя не дура, Ваган! – покачал головой Шутов.
– Ваагн…
– Ещё раз прошу прощения, Ваагн Ваганович! – с нажимом на имя сказала следователь и бросила взгляд на Вячеслава Юрьевича.
– Ничего, Наталья Николавна, всё в порядке, – заверил Абазян. – Ну, я пойду.
– Да-да, – в один голос ответили все трое.
«Надо с ним поосторожнее, – пронеслось в голове у Бирюковой. – Но держится очень хорошо!»
А вслух она сказала:
– Ладно, продолжаем работать!
В комнату, где был заперт Тетерин, первым вошёл Шутов, за ним Бирюкова.
Несмотря на скудность обстановки, там было довольно-таки тесно. Напротив двери стоял старый письменный стол, под ним – стул: прежде он был со спинкой, а теперь из его сидения сиротливо торчали два штыря, и задняя левая ножка была короче остальных на пару сантиметров. Сбоку стояла табуретка. На окне, оборванный с одного края, висел тюль, когда-то белый. У стены располагалась железная кровать с замусоленным матрасом не по размеру. На ней лицом к стене лежал мужчина. Тетеря. Тетерин Сергей Алексеевич.
Наталья Николаевна осторожно приблизилась и увидела, что мужчина не спит.
– Там супружница его мёртвая, гля, а он мирно посапывает, – Шутов заговорил так неожиданно, что женщина вздрогнула.
– Не я это, – не меняя позы, ответил Тетеря потухшим голосом.
– Подозреваемый, сядьте, – приказала Бирюкова.
Мужчина медленно повернулся к вошедшим и, приподнявшись на локте, выдал:
– И не надо так кричать, гражданка следовательница.
– Ща я те так крикну, гля! – Шутов было двинулся с места, но следователь знаком попросила его не распаляться.
Кряхтя и ворча себе под нос, Тетерин уселся на край кровати.
– Давайте тогда попробуем начать сначала, – женщина подвинула табуретку ближе и устроилась на ней. – Я – Наталья Николавна Бирюкова, следователь по особо важным делам. Произошло убийство вашей сожительницы, Ломовой Татьяны Ивановны сорок пятого года рождения, совершённое с крайней жестокостью…
– Гражданка следовательница, – в голосе подозреваемого послышались жалостливые нотки. – Это не я. Вот те крест! – Тетеря перекрестился и посетовал: – Мне б похмелиться, голова чугунная, ваще не варит!
– Ну-ну, это мы ещё посмотрим, крест или не крест, – Наталья Николаевна открыла папку с блокнотом. – Для начала представьтесь, пожалуйста.
– Тетерин… Сергей Алексеевич… сорокового года рождения, – было видно, что каждое слово даётся ему с трудом.
– …года рождения, – пробубнила следователь, записывая. – Расскажите, что вы делали вчерашним вечером и минувшей ночью?
– Вчера у меня, это, выходной был, – сбивчиво начал Тетерин. – Ну я, это, и отметил. А шо, имею право! Попробуйте с моё помахать метлой! А Танька, ну то есть Татьяна, на работе была. Она санитарка в больнице, судна из-под лежачих выносит. Ну я без неё и начал. Стопку махнул, вторую… А Таньки-то всё нет. И шо-то так мне стало одиноко, шо прям из горла́ стал пить… А дальше… Не помню, хоть убей, гражданка следовательница! Ну хоть убей!..
– Когда обнаружили труп? – Наталья Николаевна пристально посмотрела на подозреваемого.
– Ну дык утром. Проснулся – во рту сушняк дикий! Еле доковылял до кухни, а там Танька… – Тетеря шмыгнул носом, – Татьяна то есть… вся в кровище лежит. Струхнул я. Думал, шо эта за мной пришла…
– Кто – эта? – перебила женщина.
Мужчина уставился на неё как на умалишённую.
– Белочка, – вздохнул он. – Ну белка.
– Угу, понятно. Что потом?
– Потом? Потом я кинулся вас вызывать. Ну то есть не вас лично, а милицию. Ну вы поняли, – Тетеря испуганно поднял на Бирюкову глаза, а потом еле слышно прошептал: – Это не я, гражданка следовательница. Не я.
– Мы разберёмся, вы или не вы, – строго ответила следователь, а затем обратилась к Шутову: – Вячеслав Юрич, можно уводить подозреваемого. Да, и Абазяна к этому привлеките. А я пока к соседям наведаюсь.
– Так точно, Наталья Николавна!
Он пропустил вперёд Бирюкову и снова запер Тетерина. Абазяна в квартире не было – работали только врачи скорой помощи.
Выйдя на лестничную клетку, водитель отправился искать Ваагна, а Бирюкова постучала к соседям. Тишина. Потом ещё пару раз – никто не открывал. Тогда она постучала в другую дверь. Точно такое же молчание.
И тут в двери оставшейся квартиры лязгнул замок.
ГЛАВА 2
– Нет их дома, милая! На работе они, – со старческой хрипотцой сказала пожилая женщина, явно пенсионерка. – А зачем они тебе средь бела дня понадобилися?
– Бирюкова Наталья Николаевна, следователь по особо важным делам, – представилась та. Старушка ахнула, закрыв рот рукой. – В квартире напротив произошло убийство. Вот хотим опросить жителей дома.
– Добегался чертяка! Говорила же Таньке, что его дружки до худого доведуть!
– Вы ошибаетесь, убита Татьяна Ломова.
– Матерь Божья! – старушка три раза быстро перекрестилась. – Да и она ему под стать была. Вертихвостка, прости, Господи!
– А можно поподробнее? – следователь вся превратилась в слух.
– Да шо ж на пороге-то стоять, проходи, милая! Меня Аграфена Иванна зовуть. Можно просто тёть Груней называть.
Протиснувшись мимо пенсионерки, Бирюкова оказалась в светлой квартирке. Излишеств не было, даже наоборот, обстановка более чем простая, но тут было чисто и уютно.
– Проходи, што ли, в комнату, а я пирожки вытащу – собралася я завтра к своим. Сынок со смены придёть как раз. А знаешь, какая у меня сноха умница? У-у-у… Вну́чек, Стёпка, золотой мальчик, – голос тёть Груни звучал всё отдалённее.
Пока хозяйка хлопотала на кухне, Наталья Николаевна осмотрелась. Над застеленной кушеткой висел ковёр, на котором была изображена погоня стаи волков за двумя смельчаками, попавшими в метель.
«Интересно, уйдут ли?» – подумала женщина про себя, но тут же переключилась на фотографии справа от ковра. На карточках в кривоватых самодельных рамках улыбался курносый мальчик.
– Это Стёпка, – раздался позади голос Аграфены Ивановны. – Вчерась гостил у меня, а я уже соскучилася. Садися за стол, пока пирожки не остыли. Эти вон с капуской, эти – с яблочками.
Старушка бойко раскладывала приборы. Бирюкова хотела помочь, но хозяйка мягко отодвинула её, приглашая сесть на стул.
– Жалко её всё равно, – после непродолжительного молчания сказала Аграфена Ивановна, – хоть и вертихвостка.
– Пофему вейтихвоска? – не прожевав до конца пирожок с капустой, спросила следователь.
– Потому шо меняла мужиков направо и налево, – простодушно ответила тёть Груня, а потом заговорщицки, чуть подавшись вперёд, продолжила: – Да не успеет с одним разойтись, уже другого в дом приведёт. Ладно это! Порой с двумя сразу в койку лезла! Однажды и попалася на этом. Чуть Мишку до тюрьмы не довела.
– Какого Мишку? – удивилась Бирюкова.
– Да Мишку Носа. Носова. Шо там было! Я другого-то и не знала вовсе. Видно, Танька недавно с ним крутилася. А Мишка как-то про то прознал. Ну и пришёл сюды, а они не открывають, скрываются. Ну он грохотал, грохотал. Ушёл. Но ненадолго. Вернулся с топором и давай дверь рубить. А под мухой же. Пока милиция приехала, он сам и успокоился – уснул прям под дверью.
– Да, краем уха слышала, – кивнула Наталья Николаевна.
– Погоди, дальше – больше. Отсидел он пятнадцать суток за хулюганство. Остепенился вроде как, даже бабёнку себе нашёл. Тоньку… Томку… Тьфу! Не разберёшь их. Поженилися. А она, Томка, всё ревновала к Таньке. Бабы поговаривали, что Мишка так и хаживал к Таньке. Ну Тонька и не выдержала, видно, – Аграфена Ивановна сделала глоток чая.
– Это как не выдержала? – успела вставить следователь.
– Дык вот как. Томка вчера приходила. Эт я только сейчас вона поняла, шо это она была. А вчерась вот не поняла. Про Мишку шо-то кричала, – пенсионерка вдруг замолчала, задумавшись о чём-то своём.
– И Татьяна ей открыла?
– Да кто ж знает?! У меня Стёпка проснулся, вскоре и крики её затихли.
ГЛАВА 3
Полуденная жара потихоньку отступала, когда из подъезда дома номер сорок по улице Ленина вышла Бирюкова и быстрым шагом направилась к «бобику», стоящему в тени огромной ивы, единственной во всём дворе.
– Гля, какие люди! – иронично воскликнул Шутов, когда Наталья Николаевна, усевшись на переднее сиденье, спокойно расправила подол юбки. – Ну, Бирю… Тихо! – водитель поднёс палец к губам. – Слышите?!
Все замерли. В воцарившейся тишине живот Абазяна предательски заурчал.
– Слыхали?! – повторил водитель. – Это у Вагана…
– Ваа… – было начал молодой человек, но тут же осёкся.
– …кишка кишке бьёт по башке! – как ни в чём не бывало продолжал мужчина. – А она пропадает где-то!..
– И вовсе не где-то, а у соседки Ломовой, – серьёзно ответила следователь. – И смею вас огорчить, Вячеслав Юрич, но выяснение отношений ваших кишок продолжится ещё некоторое время.
– Да ты издеваешься! – воскликнул Шутов, уже не обращая внимания на присутствие Абазяна. – Гля, да где это видано, шобы мужик с голодным пузом работал?! – а потом демонстративно заглушил «бобик» и скрестил руки на груди. – Никуда не поеду, пока не покормите!
– Товарищ Шутов, по вам театр слезами обливается, – улыбнулась следователь. – Ну ладно, ладно, заедем в столовую, но быстро! А то знаю я ваше «застолье». И сразу на Урицкого, двадцать пять.
– А туда-то зачем? – влез в разговор Абазян, о котором Наталья Николаевна позабыла.
– А там, Ваагн Ваганович, – она повернулась назад, – проживает семья Носовых.
– Они как-то связаны с убийством? – молодой человек сдвинул брови.
– Вы проницательны, Ваагн Ваганович, – с иронией похвалила Бирюкова.
– И как же? – в один голос спросили мужчины.
– Аграфена Ивановна, соседка напротив, утверждает, что Носова вчера приходила к Ломовой выяснять отношения.
– Ай да Аграфена, ай да Ивановна! – Вячеслав Юрьевич уже лихо закладывал в поворот на улицу, где располагалась столовая. – Ишь, как она за тебя, Наталья Николавна, работу сделала!
– Но есть ещё один интересный момент, – проигнорировала подколку та. – Носов-то, оказывается, с Ломовой сожительствовал.
– Действительно интересно, – буркнул Абазян.
– Вот и приехали, – доложил водитель пассажирам, тормозя почти у входа в здание общепита.
Все трое вылезли из «бобика» и, возглавляемые Шутовым, зашли внутрь. В помещении было пусто, не считая двух женщин средних лет, которые, похоже, собирались уйти, и молодого очкарика за столом у окна. Оно и понятно: время-то уже было послеобеденное.
Из оставшегося меню Вячеслав Юрьевич выбрал похлёбку с курицей, макароны с подливой и компот из сухофруктов. Абазян ограничился щавелевыми щами и чаем с булкой. Бирюкова же, отобедовавшая у Аграфены Ивановны, отказалась от всего, сославшись на утреннее несварение. На что Абазян хитро ухмыльнулся в усы, однако его коллеги ничего не заметили.
Наблюдая, как мужчины уплетают обед за обе щеки, Наталья Николаевна почувствовала знакомое муторное состояние. Сославшись на духоту, она быстро вышла на улицу, и, несмотря на раскалённый июльский воздух, ей почти сразу стало лучше.
Пообедав, мужчины нашли Бирюкову на одной из скамеек под раскидистой ивой неподалёку. Довольный Шутов помог ей сесть в машину и даже захлопнул за Ваагном заднюю дверь, после чего, насвистывая весёленькую мелодию, устроился на водительском месте. Уже через минуту «бобик» вёз милиционеров на Урицкого, двадцать пять.
Дом располагался в конце улицы и глядел чисто вымытыми окнами. Двухвостая тропинка, огибавшая небольшие клумбы, тянулась прямо к крыльцу. У высокого порога стояла будка, откуда при виде чужих лениво выползла дворняга. Гавкнула пару раз для солидности и поковыляла обратно в конуру.
– Бесполезная скотина! – беззлобно, как бы извиняясь за собаку, проворчал мужчина лет сорока. Он шёл к дому от заднего двора и, поравнявшись с милиционерами, протянул руку сначала Шутову, затем Абазяну. Бирюковой он просто кивнул: – Чем обязан, товарищи милиционеры?
Мужчина жестом пригласил всех сесть на скамью по другую сторону от порога, в тени поспевшей вишни.
– Бирюкова Наталья Николаевна, следователь по особо важным делам, – представилась Бирюкова, остальные тоже представились. – Михаил Петрович Носов, правильно?
– Да.
– Сегодня ночью в собственной квартире была убита ваша бывшая сожительница Татьяна Ивановна Ломова…
– Я не убивал! – добродушное выражение лица Носова изменилось на удивлённо-испуганное. – Я с двух смен токо пришёл.
– Где работаете?
– Дык на «Смы́чке». Монтёром.
– Ваагн Ваганович, – обратилась следователь к Абазяну, – нужно проверить. «Смычка» в двадцати минутах ходьбы отсюда, сами знаете. Выполнять.
– Принял, – недовольно ответил Ваагн и, развернувшись на каблуках, попетлял по тропинке.
– По имеющимся у нас данным, – Наталья Николаевна снова обратилась к Носову, – вчера в районе, где проживала Ломова, видели вашу супругу. Поэтому у нас к ней несколько вопросов. Она дома?
– Да, – растерянно подтвердил Носов.
В этот момент в сенях хлопнула дверь, заставив всех обернуться.
– Пройдёмте, – хозяин встал со скамьи и первым стал подниматься по ступенькам. За ним – так и не присевшая Бирюкова. Замыкал процессию Шутов, с крёхтом поднявший свой сытый живот.
Миновав сени, все трое оказались в просторной кухне. Дневную жару усиливало тепло, исходившее от печки. На небольшом обеденном столе источал аромат котелок с гречей, сваренной на молоке. Вернее, томлённой в печке. Иначе зачем ещё топить её в такую погоду?
– О, Томка для меня расстаралась! – кивнул Носов в сторону котелка, а потом перевёл взгляд на шторки, которые покачивались над противоположной от входа дверью. – Она, верно, на зады побежала. Видать, скотине кинуть.
Следователь усмехнулась про себя на эту наивность Носа, – а может, и желание выгородить супругу перед ними, милиционерами, – и проследовала за хозяином дома.
«Зады» начинались прямо за дверью: две закутки были пристроены прямо к дому – для тепла зимой. Из овальной расщелины в дальней двери показался пятак, громко хрюкнул и стал принюхиваться. За ним подняли гвалт остальные свиньи. Бирюкова с опаской посмотрела в сторону заку́ток. Шутов слегка толкнул её локтем в бок и подмигнул:
– Гля, никогда шоль порося не видала, Наталья Николавна?
Бирюкова отрицательно покачала головой.
– Ну с почином, как говорится! – хохотнул Шутов в ответ.
Петух, важно вышагивая за одной из куриц, увидел людей, закудахтал что было мочи – и почти сразу получил от хозяина пинок под хвост, после чего без разбора начал носиться по сараю, взбаламутив кур. Подняв немыслимую суету, курицы хаотично забегали, тыкаясь в каждую щель, а некоторые повылетали наружу.
– Кура – тупая птица, – пытаясь перекричать их гомон, виновато объяснил Носов. Когда все трое вышли из сарая-пристройки, он обвёл глазами задний двор. – Так… Нету… Глянем ещё в подвале. Тома! Томка! Ты где?!
Он толкнул дверь подвала и замолчал, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку.
– Ну шо ты здесь забилась? – наконец он смог разглядеть щуплую фигурку супруги между полок с зимними заготовками.
– Да нишо! – передразнила Носова Тома и, взяв первую попавшуюся банку с вареньем, стала подниматься вверх по ступенькам. – Вона варенья гостям решила достать.
Щурясь от солнца, уже не такого яркого, Тома переводила взгляд то на мужа, то на Бирюкову, то на Шутова.
– Носова Тамара Ильинична? – наконец нарушила неловкое молчание Наталья Николаевна.
– Она самая, – Тома почти привыкла к дневному свету и смогла сфокусироваться на следователе.
– У нас есть к вам несколько вопросов. Пройдёмте в дом. Предупреждаю: попытка к побегу может быть расценена как признание в преступлении. Вам понятно?
Тамара молча кивнула. Пропустив вперёд себя хозяев дома, следователь с Вячеславом Юрьевичем проследовали за ними.
Зайдя в кухню, Тома трясущейся рукой молча показала на табуреты вокруг кухонного стола, затем поставила банку с вареньем.
– Тут одной табуретки не хватает – пойду принесу, – и хотела уйти в комнату, но была остановлена строгим голосом Бирюковой:
– Тамара Ильинична, сядьте, – и смерив Носа взглядом, следователь продолжила: – За стулом может сходить и Вячеслав Юрич. Только скажите, где взять?
– Там, – неопределённо махнула рукой Тома, – в комнате большой…
– Итак, – начала Наталья Николаевна, когда Шутов с шумом поставил табурет чуть поодаль от стола и плюхнулся на сиденье, – Тамара Ильинична, вам знакома Ломова Татьяна Ивановна?
– Да, – прошептала Тамара и сверкнула взглядом в сторону Носова.
– По имеющимся у нас данным, вас видели вчера в районе дома, где проживала Ломова. И не только в районе, но и ломящейся с криками в её квартиру. А сегодня сожитель, Тетерин, обнаружил её труп! Как вы это объясните?
– Как, как? – она вновь покосилась на мужа. – Никак.
– Тамара Ильинична, предупреждаю: ваши увиливания ни к чему хорошему не приведут. На вас просто повесят убийство гражданки Ломовой. Так зачем вы приходили к ней?
– Потому шо дура я! – вдруг закричала та. – Дура! А она вертихвостка! А ты… А ты… – она повернулась к Носову, задыхаясь от накативших чувств: – Ты кобель! Вот ты кто! Бабы не зря судачили! Так и бегал к ней!
Тома обессиленно опустилась на стул и, уткнувшись в ладони, беззвучно зарыдала. Ошарашенный Носов, ни слова не говоря, виновато понурил голову. Бирюкова посмотрела на водителя, тот бесшумно поднялся, подошёл к ведру и, зачерпнув ковшом воды, поднёс Носовой. Та, давясь, глотнула пару раз и молча протянула его обратно Шутову.
– Не убивала я её, – спустя пару мгновений наконец произнесла Тома. – Христом богом клянусь! Глаза бы выцарапала. Но не убила… Да и ушла я ни с чем. Не было её дома.
– И куда вы направились после того, как вам никто не открыл?
– Домой… ясное дело, – продолжала всхлипывать Тамара.
– И?..
– Как была, завалилась на кровать. Да так и пролежала без сна до утра. А утром решила этого кобеля порадовать, – Тома кивнула на мужа, так и не поднимавшего головы. – Дура, одно слово. Дурой и останусь.
– А видел ли вас кто-то после прихода домой?
– Не знаю, – Носова смотрела в одну точку и покачивалась, – может, и видели. Соседи всегда всё видят…
– Вячеслав Юрич…
– …Понял, Наталья Николавна.
– Значит, вы продолжали встречи с гражданкой Ломовой? А, Михаил Петрович? – обратилась Бирюкова уже к Носову, когда Шутов вышел из дома.
– Продолжали… – прошептал он и, мельком глянув на Тому, сказал уже громче: – Но я хотел завязать с этим… В смысле с этой… Ты слышишь, Томка?
Тамара гневно зыркнула на Носова, и в этот момент в кухню вошёл Абазян. Все трое глянули на него: Носов с облегчением, Тома – затравленно, следователь – с нетерпением.
– Наталья Николавна, докладываю, – оттарабанил Ваагн, – Носов Михаил Петрович действительно был на двух сменах подряд. Это подтверждено в журнале учёта рабочего времени.
– Спасибо, Ваагн Ваганович! – поблагодарила Бирюкова. – Осталось дождаться Вячеслав Юрича.
Абазян кивнул и, подперев откос плечом, с интересом стал разглядывать свои ботинки. Носов изредка поглядывал на всхлипывавшую Тому. Следователь стала мерить комнату шагами.
Минут через двадцать вернулся Шутов.
На этот раз никто, кроме Натальи Николаевны, не одарил вниманием вошедшего.
– Голяк, – развёл руками Вячеслав Юрьевич на немой вопрос Бирюковой, – соседи не видели Тамару… Ильиничну.
– Тамара Ильинична, – вздохнула следователь, – собирайтесь!
Издав нечеловеческий крик, Тома кинулась на Носова и стала бить его своими по-детски маленькими кулачками. Шутов в пару прыжков оказался рядом, словно пушинку, оттащил сопротивляющуюся Тамару и усадил на стул.
– Тамара Ильинична, – чуть дрогнувшим голосом сказала Бирюкова, – вы задерживаетесь по подозрению в убийстве гражданки Ломовой. Если по ходу следствия обнаружатся новые факты или улики, опровергающие вашу причастность, вы будете немедленно освобождены из-под стражи.
Не смотря в сторону мужа, Тома неуверенной походкой скрылась за дверью, ведущей в комнату. Спустя пару минут она тихонько вышла и твёрдо, без всяких эмоций проговорила:
– Я готова.
ГЛАВА 4
Следующее утро началось для Бирюковой муторно. Во всех отношениях. Из головы никак не выходила Тамара и её положение. Следователю её было жаль – и как женщину, и как подозреваемую.
В первом случае она просто поставила себя на место Носовой и вздрогнула: ох, как не хотелось, чтобы её Костик, которого она бесконечно любит, самый родной для неё человек, которому доверяет больше, чем себе, вдруг оказался изменщиком. Представлять, как бы она поступила, если бы узнала о его изменах, не хотелось. Да и как это сделать? Невозможно уверенно сказать наперёд, как поведёшь себя в той или иной ситуации…
С другой стороны, достаточный опыт работы следователем подсказывал ей, что Тамара не убивала Ломову. Но доказательств тому пока не было. Пока. Ведь впереди ещё, как минимум, допрос сослуживцев Татьяны.
Но возникал другой вопрос: как она справится со своими служебными обязанностями, если её мутит и сегодня с самого утра? Хотя вчера вечером она почувствовала некоторое облегчение, наивно полагая, что тошнота на ранних сроках беременности бывает не так уж часто. Но откуда ей знать? У приёмных родителей не было близких беременных родственниц, а с самой мамой у них никогда о подобном речь не заходила: говорить об этом стеснялись обе.
Бирюкова усмехнулась: она вспомнила, как по той же самой причине – стеснительности её и Варвары Леонидовны, приёмной мамы – про то, что кровавые пятна на нижнем белье у неё будут появляться каждый месяц, а не пару-тройку раз в жизни, – Наташа узнала от более опытной школьной подружки.
Новый приступ тошноты вывел Наталью Николаевну из воспоминаний, отпустив, однако, уже через пару минут.
«Пожалуй, с этого дня завтраки придётся пропускать, иначе будет хуже, – её мысли постепенно обретали ясность. – Воды достаточно».
Она прошла в кухню и мельком бросила взгляд на остывшую глазунью с салом, так заботливо приготовленную Костиком перед уходом на работу. Тошнота тут же напомнила о себе. Стараясь отогнать даже мысли о всякой еде, Бирюкова сделала пару глотков из стакана и покинула квартиру.
На улице ей стало лучше: даже круглосуточно открытые окна квартиры не давали ощущения свежести – предутренний час скорее приносил с собой некую зябкость, заставляя залезть под простыню.
Первым делом Наталья Николаевна решила опросить коллег убитой Ломовой по терапевтическому отделению райбольницы. Основная дорога туда пролегала через оживлённую трассу и занимала порядка получаса быстрым шагом. Был и другой путь, вдвое быстрее – через полузаброшенный Гагаринский парк. По нему следователь и отправилась.
Каждый раз, следуя козьими тропками парка, Бирюкова невольно задумывалась, что каких-то семьдесят лет назад о запустении и речи не шло. По рассказам местных, раньше здесь на аккуратных участках зеленели редкие растения, а в нижнем пруду даже водилась рыба. Всё это около двух веков тому устроили князья Гагарины, потомки которых, не придя к пониманию с социалистами, вынуждены были эмигрировать, оставив усадьбу и прочие угодья.
Почему власти не сохранили усадьбу, следователь ещё как-то могла понять, но в чём повинен когда-то прекрасный парк – нет. При том, что райцентр даже не переименовали… Впрочем, теперь можно было подумать, что это дань памяти Юрию Алексеевичу.
За этими мыслями следователь не заметила, как дошла до больничного городка, а её состояние улучшилось. Ломова работала санитаркой в терапевтическом отделении, которое располагалось в отдельном здании чуть поодаль на пригорке от основных корпусов больницы. Миновав их, Бирюкова стала подниматься на горку. Почти на самом верху мимо неё промчалась машина скорой помощи. Резко затормозила возле приёмного покоя, из машины тут же выскочил санитар и побежал открывать заднюю дверь. Через мгновение оттуда так же резво выскочили две молодые медсестры.
– Совсем плохая… С сердцем плохо… На свет не реагирует… – доносилось до Натальи Николаевны. Она приостановилась, не доходя до здания пары десятков шагов, не мешая – давая врачам делать своё дело.
Когда каталка скрылась в корпусе терапевтического отделения, а скорая помощь, круто развернувшись, покатилась на очередной вызов, следователь, выждав несколько минут, толкнула входную дверь. В нос шибанул запах, присущий только больницам. Клятая тошнота не замедлила напомнить о себе, но уже не так выраженно. Стараясь дышать через раз, Бирюкова хотела было проскочить сразу на лестницу, как её окликнули:
– Девушка, куда это вы?!
– Эм… м-м… – промычав что-то бессвязное, Наталья Николаевна обернулась.
– Куда-куда?
– Бирюкова Наталья Николаевна, следователь, – наконец она взяла себя в руки. А медработница беззвучно ахнула и всплеснула руками. – Ваша санитарка, Ломова Татьяна Ивановна, убита в ночь на двенадцатое июля. Мне необходимо опросить всех, кто работал с ней в день убийства.
– Танька? Ломова? – женщина тупо смотрела на следователя.
– Да. Так что, как мне их найти?
– Да кому она сдалась-то?.. Хотя она та ещё вертихвостка. Была.
Женщина перекрестилась, а следователь терпеливо ждала, когда та немного осмыслит услышанное.
– Значится, вам нужны все, кто работал одиннадцатого…
– Нинель, – уставшим голосом обратилась к собеседнице Натальи Николаевны вышедшая из-за угла врач. – Приберись в шестой палате, будь друг. Новенькая не сдержалась.
– Хорошо, Надежда Игнатьевна, – Нинель подхватила из комнатки ведро и швабру и напоследок обратилась к Бирюковой: – Вон Надежда Игнатьевна вам подможет.
– Чем помогу? – казалось, врач только сейчас заметила следователя.
Наталья Николаевна объяснила причину своего прихода и Надежде Игнатьевне.
– Да все вроде и на месте, – задумалась Надежда Игнатьевна. – Да, все. Поэтому прям сейчас можно начать разговор. Мой кабинет подойдёт?
Женщина открыла дверь и жестом пригласила следователя войти.
– Да, вполне, спасибо, – та обвела кабинет глазами.
– Ну и отлично. А отсутствие Таньки в эти два дня меня не удивило, – врач устало села на стул. – Она часто уходила в загул, причём не только по пьянке. А потом возвращалась как ни в чём не бывало. По первости я старалась закрывать на это глаза, потому что… Потому что несчастная она. Как баба. Была.
Следователь вопросительно посмотрела на Надежду Игнатьевну.
– Сама она никогда не говорила о своей прошлой жизни, – врач уставилась в окно. – Но, сами понимаете, городишко у нас маленький – слухи разлетаются тут же. Поговаривали, что она аборт сделала. Неудачный. Да и с бывшим супругом не особо-то счастье своё нашла. – Надежда Игнатьевна перевела взгляд на Бирюкову: – А после того Танька опускаться стала… Понимаете, Наталья Николавна, я с ней очень много беседовала: и поддерживала, и ругала, и грозила увольнением… Всё без толку! Она сама не хотела что-то менять. Сломанный человек. Но тут работа, понимаете? Я не имею никаких прав держать здесь таких работников… Ну да земля ей пухом. Отмучилась.
Повисло молчание.
– Что ж, – подытожила врач, – сейчас позову работников.
Она покинула кабинет, оставив следователя спокойно готовиться к допросу.
Уже через пару минут в дверь постучали. В кабинет бесшумно вошла молоденькая медсестра – и застыла в полуметре от стола. Испуганно оглядываясь по сторонам, она теребила свой халат трясущимися руками.
– Здравствуйте. Наталья Николаевна Бирюкова, – Бирюкова поднялась и, подойдя вплотную к девушке, с улыбкой протянула ей руку. – Не надо меня бояться.
– Лариса, – дрожащим голосом ответила медсестра.
– Не надо меня бояться, Лариса. Я просто задам несколько вопросов о работе и всё. Садитесь, пожалуйста!
Следователь кивнула на стул, а сама села напротив.
– Итак, приступим…
Разговор вышел недолгим. Ничего странного и необычного в тот день, когда была убита Ломова, Лариса не заметила. День как день. Да и в больнице она только месяц: некогда и незачем ей следить за кем-то.
Как и Лариса, остальные работники отвечали, что ничего-де не знают и никого не видели. А что Татьяна ушла с работы раньше времени, никого не удивило.
Последней к Бирюковой зашла Нинель.
– А-а-а, Нинель, – устало проговорила Наталья Николаевна, мысленно не надеясь, что и та сможет сказать ей что-то важное. – Проходите.
Женщина молча села: она держалась ровно – её нервное напряжение выдавало лишь то, что она постоянно оттягивала вниз подол своего халата.
– Нинель, скажите, вы не заметили позавчера в поведении Ломовой чего-то странного или подозрительного? – следователь положила руки на стол и скрестила пальцы между собой.
– Да нет… – задумалась уборщица. – Вроде Танька и Танька… Хотя…
Бирюкова насторожилась.
– Она какая-то радостная ходила с самого утра. А потом… Наверно, перед самым полдником пришла ко мне то ли шуганая, то ли сердитая и давай просить прикрыть её.
– А вы? – не удержалась Наталья Николаевна.
– Ну, а я не стерпела – работы уйма, ещё она со своими постоянными просьбами – и сострила, мол, к кому она сегодня побежит: к мужику или бутылке… – уборщица испуганно-виновато посмотрела на Бирюкову и залилась краской.
– Продолжайте, Нинель, не бойтесь.
– Ну а что продолжать? Та мимо ушей пропустила и давай дальше упрашивать. Аж разревелась почти. Зло так. Ну я от греха подальше согласилась – она и усвистела переодеваться.
– И всё?
– Всё.
– Эх, – вздохнула следователь. – Спасибо, Нинель. Больше не смею вас задерживать.
Женщина кивнула и не спеша пошла к выходу, но у двери остановилась.
– Наталья Николавна, – спохватилась уборщица и обернулась, – вот я дура, а! Я ж видела мельком Таньку. В окошко. И уходила она не одна, а с какой-то бабою. Дородной такой. Танька рядом с ней шо чинарик.
– Уходила с женщиной… – записала Бирюкова. – А лица её не видели? Может, ещё что заметили?
– Да какой там! Они уж далёко были… Нет. Больше ничего.
– Угу, хорошо, – задумалась Наталья Николаевна, – спасибо вам, Нинель.
Как только закрылась дверь, следователь подошла к окну и уставилась на жужжащую муху, что раз за разом билась о стекло.
«Вот и я, как ты, – женщина мысленно обратилась к насекомому, – тоже бьюсь, бьюсь… Хотя нет, кое-что прояснилось. Щупленькая Тамара совершенно не подходит под описание «дородной бабы». Но и тут же неточно. Эта самая баба могла быть только приманкой. Знакомой приманкой, очень хорошо знакомой…»
За этими мыслями она не заметила, как вернулась Надежда Игнатьевна. Тоже подойдя к окну и не глядя на Бирюкову, она проговорила:
– Надеюсь, мы смогли вам хоть чем-то помочь.
Следователь вздрогнула, но тут же взяла себя в руки:
– Да. Да, спасибо!
– Время почти обед, – врач посмотрела на свои аккуратные наручные часы, – есть не захотели?
И только сейчас Наталья Николаевна осознала, что правда голодна.
– Не откажусь! – она смущённо улыбнулась.
– Тогда пойдёмте! – Надежда Игнатьевна улыбнулась в ответ.
Такого вкусного обеда Бирюкова ещё никогда не ела: то ли её новое положение было тому причиной, то ли она действительно настолько проголодалась, а может, местная повариха готовила от души – в любом случае, запомнится надолго. Горячий рассольник обжигал губы, но приятно согревал изнутри, хотя на улице стояла жара, и недостатка тепла не было. Греча с подливой, казалось, была приготовлена как-то по-особенному – невозможно было оторваться. Венчал это пиршество сладкий, уже чуть тёплый, чай с булкой. Наевшись до отвала, Наталья Николаевна поблагодарила поваров и, попрощавшись, направилась в отдел.
ГЛАВА 5
Районный отдел милиции находился в другом от райбольницы конце города и занимал новенькое двухэтажное здание. Старое же здание – приспособленный для этого одноэтажный домишко – снесли, как и ещё несколько таких домов. А на их месте полным ходом шло строительство целого микрорайона. Дом, где Бирюковой и её мужу пару лет назад дали квартиру, располагался буквально по соседству. Она никак не могла нарадоваться, что ей, соне, с утра теперь можно было поспать на полчаса больше – общежитие, в котором они жили до этого, располагалось почти на окраине города, в частном секторе.
Но в прошлом году её радости пришёл конец: дождливым апрельским утром Фёдор Алексеевич Долгов, непосредственный начальник Натальи Николаевны, сообщил, что отдел переезжает. Добираться теперь до работы, конечно, уже не через весь город, а только через половину, но всё же.
Заодно начальник огорошил Бирюкову и тем, что его переводят в область. А она теперь будет вместо него.
Нет, Наталья Николаевна, разумеется, порадовалась за Фёдора Алексеевича, но занимать такую должность было ответственно и страшно одновременно. И до сих пор, спустя больше года, нет-нет да и накатывала неуверенность, отчего буквально опускались руки. В такие минуты она вспоминала о своей детской клятве: найти убийц своих родителей. Тут же каким-то волшебным образом будто превращалась в монолит и, собрав волю в кулак, упорно работала.
Но сегодня это не помогало. Руки, казалось, опустились ещё ниже: прошло двадцать три года с момента смерти родителей и шесть лет, как молодой выпускницей она перешагнула порог отдела милиции города Гагаринска. А никаких зацепок так и не нашлось.
– Здравия желаю, Наталья Николавна! – отчеканил дежурный, когда следователь почти прошла мимо, не заметив.
– А-а-а, Ваня, – рассеянно ответила Бирюкова, – добрый день!
Она повернулась, чтобы идти в свой кабинет, но резко остановилась.
– Ваня, – задумчиво попросила женщина, – а глянь-ка, откуда Ломова родом.
– Ща, Наталья Николавна, это мы мигом! – дежурный достал из сейфа дело и, пролистав пару листов, отрапортовал: – Да из деревни она, Наталья Николавна. Из Орлика.
Орлик… Орлик! Какая интересная штука – память. Она порой подкидывает неожиданные воспоминания в самые, казалось бы, не связанные с ними моменты…
Тёплый вечер августа. Даже уже ближе к ночи. Маленькая Наташа готовится ко сну. И тут в дверь три раза стучат.
– Папка! – девочка несётся встречать отца с работы: сон как рукой сняло.
– Здравствуй, милая! – папа приподнимает дочку и чмокает в щёчку.
– Здравствуй, – к ним подходит мама. Наташа не замечает взволнованности в её голосе. – Ну? Как?
– Как-как? – отвечает тот, не поворачиваясь. – Дядя оказался непослушным. Да, Наталь?!
– Пап, ты его теперь в угол поставишь? – девочка широко раскрывает глаза.
– И в угол тоже. Но для начала надо за этим дядей съездить.
– Когда? – сухо спрашивает мама.
– Па, а куда? Можно я с тобой? – опережает папу Наташа.
– Наталь, ну мы же с тобой договаривались, что маме без тебя не справиться. Так? Да и недалеко этот дядя живёт. Помнишь Орлик?
– Да, – дочка обиженно поджала нижнюю губку.
– Ну вот, – неумело подбадривает папа. – Давай договоримся: в следующий раз я возьму тебя с собой?
– Договори-и-и-лись.
– А сейчас бегом спать!..
Кто бы мог тогда подумать, что поездок больше не будет? Через месяц родителей убили…
«Орлик. Вот она, зацепка! – ошеломлённо подумала Бирюкова. – Срочно туда!»
– Моя бабуля оттуда, – не поднимая головы, с восторженной радостью в голосе сообщил Ваня. А потом грустно добавил: – Была.
– А? Бабуля? – машинально повторила женщина, выныривая из воспоминаний.
– Ну да, – кивнул дежурный, – как и убитая.
– Интересное совпадение. Спасибо, Ваня! – следователь двинулась в сторону кабинета.
– А, Наталья Николавна! – дежурный стукнул себя по лбу. – Вот я голова дубовая! Вас же Николай Николаич искал!
– Николай Николаич? Сейчас зайду.
ГЛАВА 6
Николай Николаевич Морозов, начальник районного отдела милиции, никогда бы не назвал себя трусливым, но предстоящий разговор со следователем по особо важным делам вызывал в нём какой-то внутренний мандраж.
Он в который раз мерил свой кабинет шагами, прокручивая в голове заранее приготовленные слова, когда в дверь постучали. Не успел Николай Николаевич ответить, как она открылась, и в узком проёме показалась белокурая голова Бирюковой.
– Николай Николаич, искали?
– Д-да, пр-рхд-ди, – протараторил начальник заикаясь, – садись.
– Николай Николаич… – не успев сесть, начала разговор та.
– Наталья Николавна… – одновременно с ней обратился Морозов.
Оба умолкли.
– Давай ты сначала, – утирая пот со лба, уступил мужчина.
– Спасибо. Николай Николаич, мне нужно срочно ехать в Орлик! Я сейчас была в больнице. Ну где работала санитаркой Ломова. Так вот врач сказала мне, что у неё, в смысле у Ломовой, что-то произошло с бывшим супругом, после чего она дошла до ручки. Вот. Сдаётся мне, именно там, в смысле в Орлике, кроется причина убийства. Поэтому мне надо срочно ехать туда! – скороговоркой доложила следователь.
– Стоп-стоп-стоп! – Морозов тряхнул головой. – Погоди ты! Не спеши! И вообще я хотел поговорить с тобой именно о работе.
– Да что здесь говорить? – удивлённо уставилась Наталья Николаевна. – Я хоть бы и завтра готова ехать!
– Нет. Завтра туда поедет… Как его?.. Новенький…
– Абазян, – внутри у Бирюковой всё рухнуло.
– Да, точно, Абазян! – воскликнул Николай Николаевич. – А ты, милая моя, переводись на более спокойную работу.
С полминуты следователь буравила начальника взглядом.
– И не смотри на меня так! – Морозов отвёл глаза.
– Как?! – вскочила Наталья Николаевна, так что стул с грохотом упал. – По какой причине вы переводите меня на другую работу?! А?!
– Сама знаешь, по какой, – как можно дружелюбнее ответил начальник. – И это, волноваться тебе тоже не положено.
– Хочу и буду волноваться! – распалялась женщина. – И объясните, наконец, по какой причине вы так решили!
От избытка эмоций она часто дышала, лицо её раскраснелось, а из глаз были готовы политься слёзы.
– Я жду.
– Наталья Николавна… Наташ, – Морозов набрался смелости и посмотрел Бирюковой в глаза. – Ты же… Ты же… Словом, ты же скоро матерью станешь!
То напряжение, что висело в воздухе, уступило место облегчению с одной стороны и удивлению, смешанному со ступором, с другой.
– Откуда… В смысле с чего вы это взяли? – нарушила молчание Наталья Николаевна.
– С чего… – начальник обошёл стол и, поравнявшись с коллегой, придвинул стул. – Садись.
Бирюкова послушно села.
– Так с чего я это взял? А с того, что вон по утрам тебе плохо. Опять же вон настроение меняется… Реагируешь на всё, аки… В общем, неспокойно.
– Ясно, – как можно равнодушнее ответила следователь.
«Ну Абазян! Ну Ваган!.. Или как его там?! Ваагн… Ну я тебе!..» – от досады и злости она просто не могла подобрать слова, которые выразили бы всё её презрение к поступку новенького. Кое-как совладав с эмоциями, Наталья Николаевна голосом, не терпящим возражений, выдала:
– Вы как хотите, Николай Николаич, но в Орлик я всё равно поеду!
– О-о-о-ох, – схватился за голову Морозов. – Бирюкова, ну откуда ты взялась такая?! Упёртая аки баран! М? Заботишься о ней, переживаешь! А она – всё равно поеду.
– Да, поеду, – та была непреклонна.
– Да на кой ляд тебе сдался этот Орлик? – устало спросил мужчина.
– Да на тот, – Бирюкова посмотрела в глаза начальнику, – что там – зацепка, чтобы найти убийц моих родителей.
Повисла пауза. Оба не моргая сверлили друг друга взглядами. Воздух буквально был пропитан женским упрямством и решительностью и мужским пониманием и заботой.
– Ты уверена? – наконец сдался Морозов, и напряжение, достигнув пика, ослабло.
– Да. Почти, – взгляд Бирюковой был полон благодарности.
– Что ж, – потёр лоб мужчина, – едь.
– Спасибо, Николай Николаич!..
– Но, – начальник поднял указательный палец, – с Абазяном. Точка.
– Так точно. С Абазяном.
Наталья Николаевна поднялась и направилась было к выходу, как её окликнул Морозов.
– И это, Наталь, сегодня чтобы духу твоего тут больше не было. И завтра.
– Но…
– И завтра. Поедете послезавтра. И не обольщайся: дело не в тебе. Надо ж и документы вам подготовить. Всё, свободна.
– Спасибо вам, Николай Николаич!
Наталья Николаевна аккуратно закрыла за собой дверь и медленно пошла в сторону кабинета в другом конце коридора. Прежде чем выполнить приказ начальства и уйти домой, ей нужно было забрать кое-какие бумаги по делу Ломовой – не желала терять времени даром. Однако тут она увидела Ваагна, неспешно идущего из архива. «Ну держись! Я тебе покажу, как со мной связываться!» – вскипела Бирюкова.
– Ваагн Ваганович!
– А, Наталья Николавна, – ехидненько улыбнулся Абазян, – что-то случилось?
– Нет-нет, ничего, – наигранно мило улыбнулась она в ответ. – Я только хотела сказать, что мы с вами в Орлик едем послезавтра.
– Как м… то есть послезавтра? Почему не завтра?
Молодой милиционер продолжал улыбаться, а в глазах мелькнула едва уловимая злость. Наталья Николаевна сделала вид, что не обратила на это внимания, но мысленно сделала пометку: этот юнец не так прост, как кажется.
– Приказ начальника. А приказы, как вам известно, не обсуждаются. И ещё. Вам на завтра есть работёнка: допросить соседей Ломовой. Помните, тех, кого дома не было? Если их опять не будет, то узнайте, где работают, и сходите к ним. Всё, выполнять.
– Есть выполнять, – всё так же ехидно ответил Абазян.
Он развернулся и по-прежнему неспешно пошёл по своим делам. Бирюкова дождалась, когда он скроется за дверью, и почти бегом направилась к выходу, остановясь у стола дежурного.
– Ваня, скажи, где Шутов?
– Дык известно где, – со смешком ответил дежурный, – в столовке.
– Спасибо тебе, Ваня, – поблагодарила следователь, а про себя подумала: «И правда, где ещё может быть Шутов в это время? Ох, Бирюкова! Вот ты балда!»
Но не успела она обругать себя словами покрепче, как столкнулась с водителем в дверях.
– А-а-а, Вячеслав Юрич, вы-то мне и нужны!
– На кой?.. – растерялся Шутов.
– А пойдёмте расскажу, – женщина взяла его за локоть и почти потащила обратно на улицу. Когда они вышли, Наталья Николаевна, обернувшись как бы невзначай, убедилась, что поблизости никого нет, но шага не сбавила.
– Гля, Бирюкова, да шо ты хочешь?! – не выдержал Вячеслав Юрьевич.
Следователь ещё раз оглянулась и наконец выдала:
– Завтра мы едем в Орлик!
– А туда-то с какого рожна?
– А вот с какого… – Бирюкова потянула Шутова за угол здания, и дальнейший их разговор утонул в шуме города.
– Завтра, значит… Ну поедем… – сказал себе под нос Абазян, стоя в кабинете у открытого окна.
ГЛАВА 7
Село Орлик, июль 1975 г.
Раннее июльское солнце едва касалось своими первыми лучами самых верхушек деревьев. Но спасительная прохлада короткой летней ночи уже потихоньку отдавала права наступающей дневной жаре. Тишину предутреннего часа то там, то тут нарушали только крики петухов.
Однако Анна Прохоровна Ломова не замечала всего этого волшебства и красоты летнего рассвета. Все её мысли были о сыне и невестке. Вернее, о том, что уже третий год они никак не могли подарить ей внучка или внучку. Спеша домой из города, где гостила у сестры, Анна Прохоровна машинально обходила разросшиеся деревца.
От насущных дум её отвлёк шмель. Он летал вокруг женщины, то приближаясь, то удаляясь. Не выдержав назойливости насекомого, она попыталась отогнать его авоськой, но подвернула ногу на скользкой от росы траве и чуть было не упала всем своим грузным телом.
Восстановив равновесие, женщина присела на поваленное дерево и потёрла стопу. Мало-помалу боль утихла, оставив неприятное ощущение.
«Чёртов шмель! – ругнулась про себя Анна Прохоровна. – Хоть ничего не сломала – и то хорошо!» Мысленно послав ему ещё пару ласковых, она хотела было продолжить путь, как вдруг услышала чей-то громкий шёпот и, вся обратившись в слух, сделала десяток осторожных шагов туда, откуда раздавались голоса. Чуть отодвинула закрывающую обзор ветку и обомлела.
Полубоком с приспущенными штанами стоял Валерка Лом, её родной сын. Спустя несколько мгновений до неё наконец дошло: телодвижения, что он сейчас совершал, отнюдь не похожи на «хождение по-маленькому». И тогда взгляд Ломовой опустился чуть ниже вправо.
Там, полусогнувшись и схватившись за ветки молодой берёзы, стояла женщина. Из-под задранной юбки то пропадало, то появлялось белое бедро. С каждым телодвижением стоны, прерываемые короткими ненужными фразами, становились всё громче, а оцепенение Анны Прохоровны испарялось. Она подобрала первую попавшуюся палку, и, не помня себя от нахлынувшего гнева, кинулась на любовников.
– Срамота-то какая! Да шо ж вы творите, ироды! – эхом неслось по окрестностям. – Господи, подарил сына-кобелюку! Да я вам!..
Не разбирая, куда стегает, женщина ругалась на чём свет стоит. Валерка, путаясь в штанах и едва не падая на землю, как мог, уворачивался от ударов. Любовница, в которой Анна Прохоровна узнала Нинку Мохову, тупо смотрела на происходящее, пока тоже не получила звездюлей.
Справившись наконец с брюками, Лом бросился успокаивать мать и с лёгкостью скрутил её. Ломова пыталась освободиться из крепких рук сына, но он держал её железной хваткой.
– Пусти! – сквозь зубы прошипела Анна Прохоровна.
– Шоб ты опять нас отлупила? – Валерка сильнее обхватил её. – Нет уж.
– А ну, пусти немедленно! – не унималась та.
– Нинка, ша отсюдова! – прикрикнул Лом на Мохову. – Давай, давай!
Горе-любовница, потирая ноющие места, зыркнула на женщину, и, не проронив ни слова, побежала прочь, на ходу поправляя юбку.
– Беги, беги, сучка! – доносилось ей вслед. – Увижу – отхожу так, шо забудешь, как по мужикам чужим прыгать!
– Ма, да успокойся ты! – Лом развернул мать к себе лицом и отвесил пощёчину. – Как деть, ей-богу!
– Мать, и ударить?! Да я тебя сейчас! – Анна Прохоровна занесла палку над головой. – Мало того что распутник, дак ещё и на мать руку подымает!
Валерка не успел увернуться, и удар пришёлся по правому плечу.
– А сама-то где пропадала?! Возвращаешься токо утром! – следующий замах застыл в воздухе.
– Я-то? – переспросила женщина.
– Агась.
– Знаешь же, что гостила у тёть Зины.
– Но вернуться-то должна была ещё с вечера… – сощурился Лом.
– Ну засиделись… – замялась женщина. – Пропустили по рюмашке…
– Ага, помню я эти ваши «по рюмашке»!
– Ну… с кем не бывает? – развела руками та.
– Вот и у меня…
– Я тебе дам «и у меня»! Ты жопу с пальцем не путай!
– Ладно-ладно, ма, прости дурака, – Валерка слегка приобнял мать. – Больше так не буду. Давай токо Ларке ни-ни?
Анна Прохоровна дёрнула плечом. Сколько этих «ни-ни» уже было? Сначала Таньке. Сейчас вот Ларке. А этому шельме хоть кол на голове, да и не только на голове, чеши! Чисто по-женски Ломова понимала своих невесток. Но материнское сердце постоянно находило оправдания сыну. Тем более что и сама она была не прочь пококетничать с каким-нибудь мужичком.
– Ни-ни, – вздохнула женщина.
– Вот и ладненько, – Лом подтолкнул Анну Прохоровну к тропинке. – Тогда пошли домой, а то жрать стрась как хотца!
Всю дорогу до дома сын как ни в чём не бывало пересказывал матери деревенские сплетни. Та как могла поддерживала разговор, со страхом осознавая, что уже к вечеру, если не раньше, судачить будут и о них. Но она утешалась тем, что было ранее утро: все только-только просыпались и, скорее всего, ещё не вышли на работу.
– Ма, – Валерка приостановился у калитки, – ни-ни?
– Угу, – вздохнула женщина.
– Шо ни-ни? – раздалось у них за спиной.
Припухшие от переживаний глаза молодой женщины сверлили то Валерку, то Анну Прохоровну.
«Нет, всё-таки Ларка слишком худосочна. То ли дело Нинка: есть за что подержаться! – невпопад подумалось Лому. – Хороша, чертовка! Хоть и уступает Ларке. Дык мне и незачем любоваться-то. Мне б другие свои дела сделать…»
– Дык… – смешалась Ломова – наверное, впервые в жизни не найдя быстрого ответа, и беспомощно посмотрела на сына.
Тот встретился взглядом с матерью и выдал пулемётной очередью:
– Матери говорю «ни-ни»! А то повадилась с тёть Зиной по стопочке-другой пропускать. А мы тут, между прочим, волнуемся! Я вон уж в райцентр за тобой пошёл!
– Мне? – Анна Прохоровна огорошенно уставилась на Валерку. – За мной?
– Ну а за кем? – тот незаметно подмигнул матери. – У-у-у-у… Ма, ты это, после дойки проспись шо ли.
– Будет тебе, Валер! – вступилась за свекровь Лара. – Пошли в дом – я, пока вас ждала, оладушков запекла.
«Это-то и держит меня подле тебя, – подумал про неё Лом, идя чуть поодаль. – Ну и не перечишь мне, покладистая. От Нинки и бегать бы не стал: сразу взашей прогнал бы со двора. И сварливая не в меру, и жрать не станешь, шо стряпает!»
Аромат свежеиспечённых картофельных оладушков встретил уже в сенях. В отличие от сына и невестки, Анна Прохоровна была не так уж голодна. Но из уважения к Ларисе всё-таки съела пару штучек и ушла к себе переодеваться. Молодые решили тоже не рассиживаться. Перехватывая на ходу, Валерка не переставая отпускал скабрезные шуточки. Лара, вытирая посуду, улыбалась дурачествам мужа. Последняя ложка выскользнула и, пару раз отскочив от пола, завалилась под стол. Когда женщина наклонилась поднять её, Лом подошёл сзади и грубо сжал ягодицу жены.
От неожиданности та дёрнулась и пребольно ударилась головой о стол. Решительно оттолкнув руку мужа, медленно разогнулась и попятилась к выходу из кухни.
– Валер, ты чего?! – оробело прошептала она, украдкой ощупывая ушибленное место.
Проигнорировав этот вопрос, мужчина прижал жену к себе так, что у неё перехватило дыхание, и начал страстно целовать шею.
– Тш-ш, – выдохнул он, чуть касаясь ушка, и приподнял над полом. – Я быстро…
Не успел он сделать и шага, как из комнаты крикнула Анна Прохоровна:
– Вы всё? А то опоздаем.
Воспользовавшись тем, что муж на секунду отвлёкся, Лара со всей силы его оттолкнула, едва устояв на ногах, и чуть дрожащим голосом ответила:
– Да! Да, мы всё, ма! Правда, Валер?!
– Да. Всё, – но, проходя мимо, вполголоса бросил: – Да не всё.
Не дожидаясь женщин и не попрощавшись с ними, Лом отправился на работу в одиночестве. А у Ларисы со свекровью разговор не клеился. Они разошлись по своим местам на летней дойке в полном молчании.
ГЛАВА 8
Райцентр Гагаринск, июль 1975 г.
Только около четырёх часов пополудни Бирюкова вышла с работы. Солнце пекло нещадно: даже редкие островки тени на пути не приносили облегчения. Завидев на горизонте спасительную жёлтую бочку, Наталья вдруг поняла, чего ей хотелось уже пару часов как: пить.
Осушив поллитровый стакан кваса в несколько глотков, она купила ещё один, а также бутыль на окрошку. Окрошку, так горячо любимую Костиком. Ах, да! Ещё же Костик! Женщина чуть не выронила авоську от внезапно накатившей усталости и стыда. Ведь во всей этой истории с Татьяной Ломовой, Абазяном и Орликом она даже не задумалась, как расскажет о предстоящей командировке мужу. И как он к этому отнесётся.
Наталья Николаевна поплелась домой, уже не замечая ни жары, ни тени деревьев, ни прохожих, которых к концу рабочего дня становилось всё больше. В голове беспорядочно проносились мысли о том, как начать разговор с мужем. Аргументы в пользу скоропалительного решения казались детским лепетом. Костя не был в восторге от выбранной ею профессии с самого их знакомства. Женщина даже улыбнулась, вспомнив, как оно произошло…
Был морозный январский вечер. Бирюкова ждала на центральной площади Гагаринска свою подружку Людку Степанцову, с которой договорилась пойти на предпоследний сеанс в кинотеатр.
– Эй, Маринка, здоро́во! – молодой человек, глядя на неё, радостно замахал рукой.
Сделав как можно более непринуждённый вид, Наталья обернулась: любопытно же, кому адресовано столь тёплое и простое обращение. Но там никого не было.
– Маринка, ты что нос отвернула? Не узнала, что ли? – в пару шагов незнакомец оказался рядом и легонько толкнул в плечо. И тут же схлопотал за свою наглость: в мгновение ока Бирюкова заломила ему руку за спину.
– Эй, ты чего это!
– Это ты чего?! – девушка ослабила хватку, молодой человек выпрямился и, прищурившись, стал её рассматривать.
– Да ты не Маринка! – через секунду произнёс он, и лицо, красное от мороза, покраснело ещё сильнее. – Прости… те!
– Ну слава богу, разобрался! – Наталья смерила его взглядом. – Не смею вас более задерживать.
Парень крякнул что-то неопределённое и отошёл к зданию ДК, изредка поглядывая на Наташу – которая делала вид, что ничего не замечает.
Ежеминутно сверяясь с наручными часами, девушка совсем потеряла терпение. Она посмотрела по сторонам, убедилась, что подруги не видно, и побрела с площади. Вскоре позади захрустел снег под чьими-то торопливыми шагами.
– Предупреждаю: если вы задумали глупости, то так просто не отделаетесь! – не останавливаясь, бросила Бирюкова через плечо.
– Да я это… – с досадой изумился молодой человек. – Я извиниться хотел!
– Тогда извиняйтесь! – девушка наконец развернулась к нему.
– Извини… те. Я правда спутал те… вас со своей одноклассницей! Маринкой, – и, просияв улыбкой, представился: – Меня, кстати, Костей зовут.
Бирюкова тоже еле сдержала улыбку.
– А меня Наташей! – и звонко рассмеялась.
В тот вечер ни один, ни другая больше не чувствовали мороза, не думали о времени, а о кино и вовсе позабыли. Они гуляли допоздна, а через пару дней Костя свалился с температурой. Наталья пришла ухаживать за больным, да так и осталась…
– Привет, Костик! – Наталья Николаевна обняла супруга и нежно поцеловала.
– Привет, Натусь, – удивлённо поздоровался Костя. – Я думал, ты ещё на работе. А тут такая приятная неожиданность!
Бирюкова мило улыбнулась и ещё раз поцеловала мужа.
– И не одна, – она посмотрела снизу вверх и лукаво прищурилась.
– Ах ты плутишка! – он хотел зажать её в объятиях, но та проворно вывернулась и отбежала.
– Руки! Мыть! – наигранно командным голосом приказала она и указала на дверь ванной.
Мужчина отдал честь и немедленно выполнил приказ.
– Так, что за новая неожиданность меня ждёт? – потирая руки, он уселся за стол.
– А вот чего, – Наталья поставила перед мужем тарелку.
– Окрошка! – по-детски радостно воскликнул тот и чмокнул супругу в щёку. – Спасибо, Натуль!
– А больше никаких сюрпризов не припасла? – довольно отвалившись после добавки, спросил Костя.
Бирюкова помедлила и, заливаясь краской, тихонько произнесла:
– Кажется, ты скоро станешь папкой…
Костя сорвался с места. Табуретка упала так, что у неё отвалилась ножка, а он подхватил жену и закружил по тесной кухоньке.
– Сумасшедший! – захохотала женщина. – Прекращай! Поставь меня обратно!
Сделав ещё пару оборотов, мужчина остановился, но на пол вернул её не сразу, а только спустя пару мгновений. Он продолжал обнимать Наталью, зарывшись в волосах и шепча слова счастья. Она тихонько шмыгнула носом, и только тогда Костя выпустил её из объятий. Аккуратно вытерев ей слёзы, снова прижал к себе и стал покачивать, будто убаюкивая.
– Тш-ш-ш… Натулечка моя, я с тобой… А знаешь, я тоже вот сейчас задумался, и мне тоже стало страшновато: а вдруг не справлюсь? Ну с ролью бати. Но знаешь, справлюсь, ведь у меня есть ты. А у тебя есть я…
Слова мужа действовали словно успокоительное: плечи Бирюковой перестали подрагивать, а всхлипывания делались всё реже. Наконец она подняла на мужа глаза, ставшие ещё зеленее, – будто слёзы смыли с них налёт печали и всего плохого, что пришлось увидеть за последние дни, – внимательно посмотрела на Костю, мысленно собираясь с духом, и наконец прошептала:
– Мне не страшно, Костик. Особенно с тобой. С тобой я под надёжной защитой. Просто… просто я не знаю, как сказать тебе, что завтра я уезжаю в деревню… Там…
– Куда ты уезжаешь? – нет, муж не вспылил, не закричал – от неожиданности и двойственности ситуации он не знал, как реагировать.
– В деревню. В Орлик, – стала объяснять Наталья. – Мне нужно, Костик. Там…
– Ладно о себе не думаешь, не говоря уже обо мне, ты о ребёнке подумала? – начал закипать мужчина. – Ты о нём подумала? А?
– Подумала, – Бирюкова отвела взгляд. – Мне нужно.
– Да что ты заладила – «мне нужно»?! Что тебе нужно? – почти заорал Костя. – В очередной раз потерять ребёнка?!
– Не кричи, прошу тебя, – она подняла на него глаза, полные слёз, просьбы и любви. – Погоди, не перебивай! Там… Там я смогу пролить свет на гибель моих родителей…
Муж хотел было что-то ответить, но вместо этого отступил назад и тяжело осел на другой табурет, обхватив голову руками. Наталья подошла к супругу, осторожно, словно боясь, что он оттолкнёт её, обняла за плечи и поцеловала в макушку. Он не оттолкнул, нет, – более того, обнял в ответ. С облегчением вздохнув про себя – самое тяжёлое позади, – будто чужим голосом она проговорила:
– И я поеду не одна. Со мной отправляют Абазяна. Помнишь, я о нём рассказывала?
– Помню, – примирительно буркнул Костя.
– Ну и Шутов будет периодически приезжать, – Бирюкова перевела дух, после чего продолжила: – А я к тебе. Ну раз в два дня, например…
– Наташ, обещай мне беречь себя, – муж пропустил эти подробности мимо ушей.
– Обещ…
– И, – прервал он её на полуслове, – обещай мне, что после этого своего Орлика ты угомонишься. И работу будешь брать менее опасную.
– Обещаю… Кость, я…
– Наташ, – перебил он снова, – я ж люблю тебя! И хочу, чтобы ты никогда, слышишь, никогда больше не страдала! – он крепче прижал её к себе. – Дурёха моя неспокойная, неужели ты забыла?..
Нет, она не забыла. То, что Бирюкова пережила два года назад, не пожелаешь и врагу. Её беременность проходила хорошо, даже слишком. До того майского дня, который разделил их с Костей жизнь на до и после…
Поначалу Наталья не придала значения небольшим выделениям с сукровицей и спокойно легла спать. Ночью проснулась от острой боли в животе, на нижнем белье были не просто пятна крови – кровь буквально лилась. Как назло, муж был в тот день на смене. Женщина, теряя сознание, еле доползла до соседки и кое-как жестами попыталась объяснить причину ночного визита. Та спросонку никак не могла понять её, но, увидев огромные пятна крови на ночнушке, спотыкаясь, бросилась к телефону и вызвала скорую.
Врачи приехали достаточно быстро, но время, упущенное с вечера, сыграло против них. Бирюкову еле спасли, а двойняшки, мальчик и девочка, умерли.
Наталья Николаевна держалась стойко, но только перед людьми и даже перед мужем, тихо рыдая в подушку чёрными бессонными ночами. А Костя знал, он всё знал. Знал он и свою Наталью. Поэтому не показывал вида, бережно и осторожно заботясь о ней в простых, но самых важных мелочах.
– Пойдём спать, – не дожидаясь ответа, сказал Костя. – Уже поздно, нам нужно выспаться.
– Спокойной ночи, Костик, – прошептала Бирюкова, наконец найдя удобное положение на кровати.
– Спокойной ночи, Натуль.
Мужчина нежно приобнял жену так, что ладонь оказалась на её животе. Сморгнув подкатившую слезу, Наталья лишь сделала вид, что заснула. Не шёл сон и к Косте. Воспоминания, что, казалось, похоронены временем, всколыхнули души и страхом поселились в сердцах…
ГЛАВА 9
Село Орлик, июль 1975 г.
– Мамочка, а ты когда приедешь? – курносая девочка лет шести силилась помочь матери вынести дорожный чемодан за калитку.
– Не знаю, Манюнь, – нервно отмахнулась женщина. – Дай я сама донесу, ты мне только мешаешь. Вон как рука оттянута.
– Но я же твоя помощница, мамочка, – девчонка не выпускала ручку чемодана, стараясь поспевать за быстрыми шагами матери.
– Помощница, да, – немного смягчилась та, – но багаж тяжёлый, а тропинка узкая – вдвоём нести неудобно. Так что отпусти.
– Хорошо, мамочка, – подчинилась Манюня.
– Вот и умница, – с холодком в голосе, но мирно похвалила женщина и чуть потрепала дочь свободной рукой по спутанным пшеничным волосам.
«Совсем не похожа на отца, – подумалось женщине. – Скорее в нашу породу пошла. Оно и к лучшему».
Перехватив чемодан в левую руку, мать Манюни двинулась по тропинке, а девочка семенила следом.
– Так, всё, Манюнь, иди домой, дальше я одна, – то, что дочь буквально везде следовала за ней хвостом, не просто надоело женщине за эту неделюв родном доме, нет. Выводило её из себя!
– Но я хотела проводить тебя до конца улицы, мамочка, – уголки губ девочки поползли вниз. – Можно? Ну пожалуйста!
– Нет! – рявкнула женщина. – И сколько тебе повторять: не называй меня мамочкой! Мама. Просто мама! Неужели так трудно запомнить?
– Хорошо, мамо… мама, – прошептала Манюня, еле сдерживая слёзы.
– Так, мне тут ещё слёз не хватало!
– Я… – от переживаний девочка стала заикаться. – Я… я не пл… плачу, мама.
– Надеюсь. Так, всё, я пошла, иначе опоздаю на автобус! Слушайся бабушку, поняла?
– Да, мама, – не поднимая глаз, ответила Манюня.
Даже не обняв дочь на прощание и не сказав больше ни слова, женщина опять подхватила чемодан и, немного петляя от его веса, направилась в сторону стоянки – так деревенские называли гаражи, где базировалась техника от тракторов до комбайнов. Там собирался и народ, чтобы ехать в райцентр по делам.
Женщина ни разу не обернулась. Она просто знала, чувствовала спиной, что тут дочь не послушалась её. В сердце кольнуло и почти сразу отпустило, оставив странную горечь. Или тоску? Нет, она не тосковала по дочке. Стыд? А за что – Манюня сыта и одета. Но как бы то ни было, это Его ребёнок…
Женщина зацепилась за эту мысль, как за спасательный круг. Одно за другим, словно волны, на неё стали накатывать воспоминания о страстных ночах прошедшей недели, проведённых в Его объятиях. Скоро Он поговорит с этой «неаппетитной», как сам выражался, Ларкой, и они будут вместе. А пока ей ненадолго надо исчезнуть из этого гадюшника.
«Но тогда нам придётся взять к себе и Манюню… – мысли беспардонно вернули её к дочери, но щемящего чувства, сковавшего грудь, уже не было. На его место пришла решимость и холодный расчёт: – А Манюня пусть живёт с моей матерью. В деревне ей лучше будет».
– Нинок снова ищет приключенья на задок! – дружный мужской гогот вырвал Мохову из размышлений.
Когда смех чуть утих, тот же мужик продолжил:
– Нин, а Нин, пойдём со мной! Я тебе такии приключения покажу, шо мама не горюй!
– Вась, иди с собой приключения смотри – тебе, так-то, привычнее, – не осталась в долгу Мохова, после чего последовал новый, более громкий хохот, а Вася, залившись краской, плюнул под ноги Нине и пошёл к своему комбайну.
– Ну Нинка! Во, видали, остра-то на язык! Как она Ваську! – слышалось среди нахохотавшихся мужиков, тоже расходящихся по комбайнам-машинам.
Через несколько минут деревенский автобус плёлся по дороге в райцентр, увозя Мохову из Орлика.
…Манюня не пошла домой, как сказала ей мама. Она смотрела ей вслед, пока та не скрылась за поворотом. Но и даже потом не посмела сдвинуться с места, мысленно пытаясь прикинуть своим детским умом, через сколько мама будет на стоянке. Манюня запретила себе плакать, ведь мамочка этого не любит. Хотя ком в горле предательски перехватывал дыхание, грозясь вот-вот вылиться горькими слезами нелюбимого, ненужного ребёнка.
– Эй, Мань! А, Мань! – раздался за спиной голос одного из соседских мальчишек – Антона Орлова, – не в меру задиристого и драчливого. – Што молчишь, а? Оглохла?!
Мальчик возник перед ней.
– Оглохла, я спрашиваю?!
– Слышь, убогая, к тебе обращаются! – рядом нарисовался второй, Игорь Мухин. Он подобострастно смотрел на Антона, ожидая одобрения.
– Убогая! – выдавливая смех, воскликнул тот. – Убогая!.. Да ещё и врушка!
– Это почему? – Мухин перестал наигранно посмеиваться.
– А вот потому! Батя-то её, – он ткнул пальцем в Манюню, – оказывается, жив-здоров!
– Умолкни, дурак! – почти закричала девочка. – Мой папка лётчиком был! А самолёт разбился! Понял?!
– Ой-ёй-ёй, у кого это тут голос прорезался, а, Игорёк?! – хохотнул Антон, зло сверкая глазами. – Сказки тебе рассказывают, убогая!
– А вот и не сказки! – Маня сорвалась на писк. – У меня даже фуражка его есть!
– А вот и сказки! – передразнил Орлов. – Дядь Валера Ломов твой батя, поняла?! Убогая…
– Неправда! – разрыдалась Манюня, сжимая кулачки. – Перестаньте!
– Убогая! Убогая! – неслось с обеих сторон.
Девочка размахнулась, чтобы влепить оплеуху Антону, но тот увернулся, и она слегка задела по носу Мухина.
– Да я тебя! – Игорь дёрнулся, чтобы дать сдачи, но Орлов остановил его.
– Настолько убогая, что драться не умеешь! Правильно тебя мать бросила!
Это было выше силёнок Манюни: растолкав мальчишек, она помчалась прочь от их вранья, их издевательств, прочь от дома доброй, но такой мягкой бабули. Она бежала и бежала, пока не споткнулась и не упала среди ржаного поля. Слёзы обжигали больше, чем кровоточащие ссадины на коленках, да и не чувствовала она этого. Боль внутренняя разрывала её на части. За что ей это всё? Почему мама не забирает её с собой? Почему приезжает так редко? А когда приезжает, почему не приласкает и не поцелует, как Анькина мама? Да просто почему не скажет ей доброе ласковое слово? Она ведь так старается! Ещё и эти двое. Почему они задирают именно её? Почему, почему, почему?.. Незаметно для себя за этими бесконечными вопросами, не находящими ответов, Манюня, свернувшись клубочком, уснула.
ГЛАВА 10
Сельмаг Орлика был тем местом, где собирались и передавались друг другу «по секрету» и «больше никому» главные новости деревни – проще говоря, сплетни. Анна Прохоровна пошла туда сегодня не по надобности, а больше чтобы краем уха послушать, судачат ли чего бабы, да и мужики тоже (они порой даже поболе) об утренней их своре, слышал ли кто вообще.
Как назло, сегодня в сельмаге никого не было – только Пронька, продавщица, сидела за прилавком и лениво обмахивалась газетой. Анна Прохоровна и так и сяк пыталась разговорить её, но та отвечала односложно, всем видом показывая – мол, что пристала? Купив несколько буханок чёрного и пару белого, женщина не спеша побрела домой. Но не успела отойти от магазина, как на горизонте замаячила толпа, которая шла ей навстречу. Судя по бурному обсуждению и активной жестикуляции, случилось что-то действительно из ряда вон.
Между Анной Прохоровной и сельчанами оставалось ещё не меньше десятка шагов, когда Елизавета Говорова взволнованно, почти крича, спросила:
– Нюр, ты Манюню не видала?
– Не, бабы, не видала. А што случилось-то?
– Шо-шо. Манюня пропала. Петровна уж с ног сбилась её искать. Ну а мы ей в подмогу.
– Дык как она могла пропасть-то? – никак не могла взять в толк Анна Прохоровна. – Она детка вроде послушная, со двора без спроса ни ногой…
– Да знаем мы! – перебила Елизавета Ивановна. – Вот и кинулись искать немедля! Да ещё и Нинка вдруг сорвалась в город…
– Так, бабы, погодите, а где её видели последний раз? – начала соображать Ломова.
– Так Петька, водитель наш на аутобусе…
– Да не Нинку!
– Аа, Маньку-то. Манька Нинку провожала до дороги, а Петровна что-то стряпала – не вышла. А когда хватилася, по улице пацанята мимо проходили. Мухинский да Орловых.
– А их спрашивали?
– Нет. Или да? – допытывалась Елизавета Ивановна. Бабы только пожимали плечами.
– Дык спросить надо! – Анна Прохоровна развела руки, делая тем самым знак идти обратно.
Почти всю дорогу молчали, изредка переговариваясь шёпотом на сторонние темы. Подойдя к нужным домам, решили для экономии времени разделиться: часть с Анной Прохоровной отправились к Мухиным, остальные с Елизаветой Ивановной – к Орловым.
Оба пацана оказались дома – пережидали самую духоту. И оба перетрухнули при виде толпы взрослых.
Орлов, поняв, что от него хотят, рассказал, что Манюня, когда они с Игорем шли по улице, промчалась мимо них на ржаное поле. Увидев, что взрослые ему верят, он расслабился и к концу своего рассказа обнаглел настолько, что даже позволил себе отпустить крепкое словцо в адрес девочки. Однако лёгкий подзатыльник от тёть Лизы вернул его с небес на землю.
Мухин же дрожал как осиновый лист, но сообщил то же, что и друг, только путался, кто в каком направлении шёл. Однако оба, не сговариваясь, промолчали, что задирали девчонку.
Минут через десять, с разницей в пару минут, бабы вернулись на дорогу.
– Так, бабоньки, рожь у нас нынче где посажена? – утирая платком пот со лба, спросила Елизавета Ивановна.
– Как где? – опередила всех Матвевна. – На выезде из деревни. За Полевой.
– Тогда опять надобно разделиться, – кивнула Матвевне Анна Прохоровна. – Матвевна, Тимофевна, бегите, собирайте всех для подмоги – поле-то немаленькое. А мы начнём.
Не встретив возражения, так и поступили. Минут через пятнадцать часть сельчанок во главе с Ломовой и Говоровой дошла до поля и, не теряя времени, стала прочёсывать его в разных направлениях. Постепенно подтягивались другие жители Орлика – кто один, кто по двое. Чуть ли не последними пришли Матвевна с Тимофевной.
И тут все повернули головы на звук милицейской сирены. Она взвыла ещё пару раз и умолкла. Остановился и автомобиль. С пассажирской стороны почти тут же вышла молодая светловолосая женщина. А водитель, поправляя рубашку, появился чуть погодя. Бирюкова и Шутов.
– Уже и за милицией съездили? – удивилась Ломова, подходя поближе к скоплению сельчан.
– Съездили? Кто? – Наталья Николаевна обвела непонимающим взглядом толпу местных.
– Как хто? Наши. У нас девчонка пропала. Манюня, – ответила Елизавета Ивановна.
– И вы решили искать её здесь?
– Да, мальчишки соседские уверяют, что она сюда помчалася.
– Тогда, – следователь вся собралась и заговорила громче, обращаясь ко всем сразу, – надо искать не как попало, а отойти на равные расстояния друг от друга и идти через всё поле насквозь.
Сельчане одобрили её идею и растянулись вдоль поля на более-менее одинаковом расстоянии друг от друга. Последней к своему месту подошла Анна Прохоровна, когда большинство жителей Орлика с милиционерами уже выдвинулось вперёд.
Однако она не столько искала, сколько поглядывала то на Шутова, то на Бирюкову.
«И шо это милицию к нам принесло? Никто ж за ними не ездил», – раздумывала женщина, когда взгляд выцепил на земле что-то… или кого-то, и Ломова остановилась. Там лежала Манюня. Женщина наклонилась к девочке: жива!
– Манечка, проснись! – Анна Прохоровна села на колени рядом с ней и приподняла. – Маня!
– Нет… – пробормотала полусонная девочка, – мой папа не дядь Валера…
– Маня, какой дядь Валера? – растерялась Ломова и слегка похлопала ребёнка по щёчкам. – Очнись!