Читать онлайн Тело, еда, секс и тревога: Что беспокоит современную женщину. Исследование клинического психолога бесплатно

Почему нам важно, как выглядят другие люди? Почему мы судим о них не только по одежке, но и по тому, что находится под ней? Почему мы критично относимся не только к чужим телам, но и к своему собственному? Откуда берется ненависть к телу и что за ней стоит? И где проходит граница нормы и патологии, когда речь идет о непринятии своей внешности? Столетиями человек относился к телу как к инструменту для решения определенных задач: тело было орудием производства и оружием на войне, «сосудом» для вынашивания детей. Но XX век с его революциями (в том числе и ментальными) – заставил человечество переосмыслить многие вещи. Люди стали думать не только о том, что может их тело, но и о том, как оно выглядит.

Новые времена сотворили из тела новую религию и крепко привязали к нему мораль. «Что такое хорошо и что такое плохо» оценивается сегодня с оглядкой на то, как потом будет выглядеть тело: сахар – плохо, он может увеличить тело, а бег – хорошо, он дает телу шанс уменьшиться, к тому же в обществе к такому увлечению относятся с одобрением. Век потребления принес людям изобилие, а в придачу его побочный эффект – огромную боязнь полноты, избыточности тела. Проблема лишнего веса перекочевала из медицины в общественно-политическую сферу: то и дело кто-то из политиков обещает нам разработать национальную программу борьбы с ожирением и одержать над ним полную победу на всех фронтах. Раньше так грозили одолеть врага.

Как писал Николай Михайлович Карамзин, «ничто не ново под луной», и сама идея материального идола жива столько, сколько существует человечество. По мудрому замечанию Антония Сурожского, «тело можно бы назвать видимым образом невидимого»[1], и первую главу этой книги я начну с небольшого религиозного экскурса.

Глава 1

Грехопадение, или Как тело стало проекцией стыда. Тело и стыд с начала времен

Можно как угодно относиться к религии, но глупо отрицать ее влияние на людей и их отношения с миром. Написаны тысячи работ о «боге в голове человека», то есть о неких встроенных психических процессах, которые в той или иной степени проявляются в каждом из нас. Психологи называют это религиозными архетипами, нейробиологи – важным эволюционным этапом в истории человечества, а религиозные люди – «приемником для сигналов Бога». В зависимости от своих религиозно-философских взглядов вы можете очень по-разному ответить на вопрос: «Зачем это существует в моей голове?», но факт наличия у нас этого «программного обеспечения» очевиден. Что из этого следует? По закону логики «встроенная программа» будет работать с имеющимся материалом, даже с самым примитивным. Ей будут нужны идеи, цели, смыслы. Любая система взглядов может стать новой религией: коммунизм с его стремлением создать общественную собственность на средства производства, фашизм с идеей создания высшей расы. И, как бы странно это ни звучало, – диетическая культура с ее ритуалами, моделями-иконами, жесткими табу и наказанием ослушавшихся: если ты ел после шести, тебя ждет расплата в виде лишних килограммов и ты обязан искупить их в спортзале.

У «диетического» мира много общего с системой секты. К примеру, ритуалы – 20 приседаний, 10 отжиманий и 5 скручиваний – примерно как епитимья на 50 поклонов меняют самоощущение и на какое-то время снимают чувство вины. Здесь есть магические объекты (еда), помогающие или мешающие достижению просветления, то есть сакрального похудения. «Девочки, толстеют ли от клубники? А то так хочется», – спрашивают участницы интернет-форумов в надежде на индульгенцию. Авторитетные гуру, хранительницы Великого Культа Худобы, непреклонны: можно только чуть-чуть, и то если у вас нет грехов в виде складок в разных местах тела.

Список табу бесконечен: не ешьте после 18:00, углеводы – только на завтрак, на ужин можно лишь белок. Нарушишь запрет – станешь грязной грешницей (начинаются «контрольные взвешивания» по несколько раз в день: «Сильно ли я нагрешила?»). Чувство вины трансформируется в ощущение себя «жирной», а попытка избавиться от него – это бесконечные ритуалы отжиманий, приседаний, пробежек по лестницам.

Сегодня тело должно свидетельствовать о том, что его хозяин искупил грехопадение: он страдал, голодал, изводил себя тренировками, отказывал себе в радостях земных, и кубики пресса, которые не стыдно предъявить миру, явное тому доказательство. Культ служения телу становится новой религией, и эта идея не нова, ее уже не раз описали в англоязычной литературе[2].

И именно поэтому я хочу напомнить вам первый библейский сюжет. Ветхий Завет – книга образов, метафор и архетипов, где каждое слово имеет многоуровневое значение (с чем связаны трудности перевода с древнееврейского на современные, более техничные языки), – поможет нам начать разговор о психологии сформировавшейся связки тела и стыда. Итак, библейский текст говорит нам о последствии грехопадения Адама и Евы: «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Бытие 3:7). Чего же они устыдились на самом деле? Что такое увидели, чего не замечали раньше? И почему именно постыдными стали их тела?

Красота – в глазах смотрящего, но, чтобы увидеть красоту, смотреть он должен с любовью. Только полюбивший человек может найти необычайную красоту в том, кто еще вчера был для него всего лишь одним из семи миллиардов жителей Земли. То, что до грехопадения (то есть разъединения с источником любви – Богом) было в избытке, становится дефицитом. Теперь любовь другого человека надо заслужить, имея определенные качества, и даже родственная связь больше не гарантия любви – вспомним, сколько в мире семейного насилия. Врожденная потребность быть любимым у нас никуда не делась, но удовлетворить ее теперь непросто.

«По замечательному слову Иоанна Лествичника, любовь не знает стыда. Действительно, близкие люди не стыдятся своей наготы. И, напротив, там, где появляется потребность в одеждах, в препоясаниях, это уже некая отчужденность людей друг от друга проявляет себя. Уже с этой страницы Библии начинается путь в тот тупик, где Сартр скажет: ад – это другой. Другой, который всегда рядом со мной и смотрит на меня. После этого "грехопадения" они делают себе препоясания из листьев»[3].

Адам и Ева, существа, созданные из двух миров – духовного и материального, вдруг остались только с миром материальным и, кроме него, ничего не способны были видеть и воспринимать. И тело, которое раньше не было причиной стыда, приняло на себя удар, ибо Адам и Ева потеряли способность незамутненного восприятия причинно-следственных связей, происходящих внутри них. Они ощутили свои границы и всю трагедию отчуждения от единства с Богом. Их желание прикрыть наготу – попытка избавиться от этих нахлынувших чувств через манипуляции с материальным. Быть может, так и зародился механизм психологической защиты, который сегодня принято называть «проекцией». В двух словах, этот механизм заключается в том, что человек ищет проблему вдали от ее истинного источника.

Что такое проекция?

За концептуальной фразой-метафорой: «Я чувствую себя толстой» – скрываются совершенно разные ощущения, но попробуйте понять, что именно вы чувствуете: уязвимость; потерю контроля; тревогу о том, чему невозможно подобрать слова; отвращение к себе… Вес почувствовать нельзя, а эмоции – можно.

Психологический механизм проекции как одно из «встроенных» свойств нашей психики известен многим, однако стоит напомнить, зачем он существует и как функционирует. Механизм проекции работает примерно как проектор для диафильмов из нашего детства: заряженный пленкой, он испускает в пространство лучи, которые встречают материальный объект и показывают на нем свою внутреннюю картинку. И кажется, будто этот объект-экран показывает картинку, но ведь, если сдвинуть его, изображение пропадет.

Потребность в амулетах, которые оберегали бы нас от собственных страхов, – вечное свойство человеческой психики. Дети (и взрослые) берут с собой в кровать плюшевые игрушки – это средство избавления от ночной тревоги. В Гватемале родители дают ребенку маленькую корзинку, в которой лежат куколки, сделанные из дерева и ткани. Перед сном ребенок рассказывает одной из кукол о какой-то своей тревоге, а затем кладет ее под подушку. Ночью родители вынимают куклу из-под подушки и прячут ее, а ребенок думает, что игрушка забрала его страхи и унесла далеко-далеко.

Индустрия красоты успешно продает людям чувство уверенности в себе, создавая баночки, содержимое которых дает надежду обрести контроль над временем

У женщин есть амулеты против страха старения – всевозможные косметические средства. И хотя пусть многие из них действуют как плацебо, с психологической точки зрения в этом нет ничего плохого: ведь чем больше вы контактируете с нелюбимой частью тела, чем больше заботитесь о ней, втирая крем, тем больше принимаете ее. Индустрия красоты успешно продает людям чувство уверенности в себе, создавая баночки, содержимое которых дает надежду обрести контроль над временем. Материальный объект в материальном мире необходим для того, чтобы лучи нашего внутреннего «проектора» остановились на нем и перестали терзать душу непонятными тревогами. Даже фотография (материальный объект) любимого человека, по которому мы скучаем, помогает справляться с эмоциями лучше, чем нематериальные мысли о нем. Материальные вещи понятны в обращении, их легко контролировать, и именно поэтому на них так ловко проецируются чувства, которые есть нечто неосязаемое и справляться с которыми мы иногда просто не умеем. Это свойство человеческой психики известно с начал времен[4]. Но через тело-объект мы можем передавать и любовь, формировать любовь к себе и ощущение любви к телу: «Формирование образа тела также находится под влиянием качества прикосновений, которые получает маленький ребенок. Вайс (Weiss, 1990) сделал обзор литературы о взаимосвязи между тактильным опытом и развитием восприятия тела. Он цитирует исследования, утверждающие, что, если к младенцу не прикасаются и не держат достаточно на руках в раннем возрасте, у него может сформироваться нарушенный образ тела. ‹…› Как показывают эти обширные изыскания, существуют поразительные доказательства в пользу важности прикосновения во взаимодействии родителей со своими детьми. Прикосновение является частью первичного словаря правого полушария»[5].

Не поэтому ли так сильно проявляется нелюбовь к телу, бесконечные к нему придирки и недовольство им у людей, чье детство прошло без родительской любви или в токсичной парадигме «не бери на руки, а то потом не слезет». Но, как точно пишет Людмила Петрановская в своей книге «Тайная опора»[6], лишь удовлетворенная потребность в любви на определенном этапе развития «отпускает» человека. И девочка, которую любили и обнимали родители, не будет готова, став женщиной, душу дьяволу продать за эпизодическую искру нежности партнера по неизмеримо высокой цене – от насилия до алкоголизма. То, что не находит удовлетворения в свое время, надолго остается открытой раной, замутняющей трезвое восприятие людей и событий. Сначала человек проходит идентификацию в семье, затем в группе, а потом у противоположного пола, и на всех этих этапах он ищет любовь. И чем сильнее была неудача на предыдущем уровне, тем больше он будет возлагать надежды на последующий. Если ни семья, ни группа не дали любви, понимания и приятия, человек будет ожидать слишком многого от межличностных отношений – такова «программа» нашей психики.

Это только кажется, что можно жить абсолютным атеистом, посмеиваясь над отсталыми людишками с их бессмысленными ритуалами. Но потребность в религии идет в комплекте с психикой. Когда вы покупаете ноутбук, там уже установлена операционная система, а если вы родились человеком, то получаете при рождении предустановленный набор «религиозных» потребностей той или иной степени выраженности.

Вы можете не исповедовать традиционные религии и не соблюдать, например, пост. Но психические процессы запустят в вашем сознании потребность в трансформации и очищении и, как следствие, приведут вас к диетам, детоксу, клизмам и сбросу «жира».

Такой подход, в отличие от религиозных обрядов, не утолит духовного голода, он лишь на время прикроет проблему. Ведь источник «грязи», как мы уже выяснили, таится вовсе не в теле, а совсем в других «местах» – в чувствах и продуктах работы подсознания.

Маркетологи прекрасно знают об этой особенности психики (еще бы, ведь в индустрии красоты миллионы долларов тратятся на исследования психологии потребителя!) и успешно продают детокс-программы и процедуры в спа-комплексах, дающие «ощущение чистоты».

Сегодня недовольство собой относится не к поступкам, когда мы обижаем ближнего своего или проходим мимо страждущего, и не к психогигиене. Оно относится к складкам, морщинам и «неправильному» отложению подкожного жира. Грех теперь не оскоромиться в пост, а питаться углеводами после шести вечера. В Средние века придумывали способы «чистого» секса: в темноте, в ночной рубашке, в определенной позе с минимальным телесным контактом, исключительно ради зачатия детей. А сегодня люди боятся «испачкаться» об еду: «Десерт обязательно должен быть без сахара, этот кусок лишь ради здоровья, и никто не узнает, если я съем его».

Приведу цитату из книги Януша и Станислава Талалажей «Самые невероятные в мире – секс, ритуалы, обычаи»:

У некоторых народностей Африки до сих пор бытует поверье, что половые сношения оскверняют тех, кто ими занимается. Более того, оскверняются не только партнеры, но и «невинные люди», которые могут находиться в непосредственной близости от главных виновников. Этим, например, отличается народность бечуана, обитающая в Южной Африке. Человек, имевший недавно половое сношение, не имеет права посещать больных, ибо производимый им оскверняющий эффект может оказаться настолько интенсивным, что пациент рискует никогда не выздороветь. Наиболее опасная стадия такого осквернения имеет место, когда больной слышит голос человека, недавно совершившего половой акт. В силу этой причины все, кто ухаживают за больными, должны обязательно воздерживаться от половых сношений до тех пор, пока их подопечные окончательно не оправятся. Страх осквернения через секс настолько велик, что после полового акта участники его приступают к особым ритуалам очищения.

Голод – сексуальный или физиологический – способен разбудить в человеке зверя. Страх перед властью этого зверя и ощущение его мощи никогда не давали людям покоя. Философы разных эпох размышляли над тем, как укротить и подчинить внутреннего монстра, только вот только клетка-запрет не самый эффективный инструмент для этого.

Но только ли древняя проблема проекции стыда на материальное тело лежит в основе того, что миллионы женщин по всему миру живут в бесконечном телесном стыде вне зависимости от того, как они выглядят, сколько весят и сколько едят? На мой взгляд, это лишь основание пирамиды[7].

Глава 2

Тело как социальный лифт для женщины

В 2009 году на конференции, посвященной расстройствам пищевого поведения, одна из ведущих специалистов по расстройствам пищевого поведения, Маргери Ганс (Margery T. Gans), посвятившая много лет изучению анорексии и булимии, выступила с докладом[8] о возникновении в современном обществе «худого идеала женщины».

Речь в докладе в первую очередь шла о социальном статусе, причем не женщины, а мужчины. «Идеал худобы» западного мира берет свое начало из концепции, что женщина – собственность и символ статуса мужчины. В XVII веке идеалом была мягкая, округлая, пухленькая женщина[9], потому что лишь богачки могли есть продукты из дорогих муки и масла, вести сидячий образ жизни и не работать на полях под палящим солнцем. Это позволяло им иметь формы, которые воспевал Рубенс, и белую кожу. Вплоть до начала XX века загар считался главным признаком низкого происхождения. Аристократки прятались под зонтиками, в тени, чтобы иметь светящуюся, словно фарфор, кожу. Неудивительно, что княжну Волконскую не хотели пускать в Дворянское собрание после того, как однажды на пляже она подставила солнцу оголенные руки и ноги. При дворе испанской королевы Изабеллы провинившихся фрейлин принуждали загорать, чтобы те потом не могли появиться в обществе. А если хотите подробно почитать об обряде пищевого насилия (раскармливания девочек с раннего возраста) и методах приведения тела к идеалам «полноты», наберите в интернет-поисковике «гаваж Мавритания». Гаваж как традиция появился в Мавритании, когда многие зажиточные семьи держали рабов. Мужчины были в основном заняты физическим трудом, что позволяло им оставаться худыми, а женщины двигались мало, потому что заботы о детях и доме лежали на прислуге. Считалось, что крупная женщина может дать здоровое потомство – на этом в первую очередь и основывалась их привлекательность.

Гаваж существует в Мавритании до сих пор. Как и во многих традициях насилия над женщинами, роль главных «инквизиторов» играют бабушки и матери, которые заставляют девочек переедать «ради их счастливого будущего». Мужчины почти не участвуют в этом процессе. Мавритания – страна закрытая, поэтому трудно оценить масштабы проблемы, однако некоторая статистика все же существует. В 2001 году американская исследовательская фирма Measure DHS провела исследование и установила, что около 22 % мавританских женщин в детстве кормили насильно. У половины этих женщин развито ожирение или избыточный вес, многие страдают диабетом, заболеваниями сердечно-сосудистой системы и желудочно-кишечного тракта. Местные власти отмечают, что некоторые женщины настолько тучны, что с трудом могут двигаться. В ходе исследования, в котором принимало участие семь тысяч взрослых женщин, 15 % из них заявили, что в детстве из-за переедания у них появлялись растяжки на коже. Каждая пятая призналась, что ей ломали большие пальцы ног, чтобы заставить есть. Каждая третья сожалела о том, что ей приходилось переедать. Многие рассказывали о проблемах со здоровьем, о том, что им больно ходить. Избыточный вес осложнял им течение беременности[10]. Нужно понимать, что процедура насильственного кормления мучительна. Девочкам массируют кожу на животе, чтобы в него помещалось как можно больше пищи, если ребенка вырвет от переедания, то он все равно должен будет съесть все положенное. Как и любые практики приведения тела к социальным стандартам, гаваж мало считается с тем, чего хочет тело. Важно, чего общество ждет от тела.

В середине XIX века набрала обороты Великая индустриальная революция. Ручного труда и людей, занятых им, стало заметно меньше, появился и окреп средний класс. Тогда для мужчины было престижным иметь хрупкую жену: маленькая, худенькая, она порхала по дому, словно птаха, и просто физически не могла работать, даже если бы захотела. Своей внешностью женщина подчеркивала, что ее муж в состоянии один содержать семью. Конечно, здесь прослеживается прямое противоречие идее женского предназначения: ведь не худышка, а полнокровная, здоровая, сильная женщина способна зачать, выносить, родить и выкормить многочисленное потомство. Но к тому времени полным ходом шло развитие не только промышленности, но и медицины. Она стала более доступной, детская смертность упала: женщине больше не нужно было рожать по 10–15 детей. Развитые же государства делали ставку не на количество населения, а на его качество. Значительно увеличился период обучения детей, что легло дополнительным финансовым бременем на родителей – теперь поставить на ноги всех своих отпрысков могли единицы. Впрочем, со временем рождаемость падала, потому что женщине «позволили» рожать меньше. Ей больше не требовалось демонстрировать свою стать и безупречное физическое здоровье.

Отношение мужчины к женщине как к товару можно встретить в истории разных стран. Например, в России такая традиция существовала не только по отношению барина к своим крепостным, но и внутри крестьянской общины: «Если "девичья пора" заканчивалась, а замужество так и не предвиделось, то девушка рисковала остаться без мужа – "погибнуть", "пропасть". Затянувшееся девичество рассматривалось как время остановки роста – "сидения", "переспевания". Девушку сравнивали с коробочкой мака, которая никак не может рассыпаться на зернышки, называли ее "засидкой" (словно залежалый и портящийся товар), "надолбой". В разных местностях возраст, с которого девушка считалась "засидкой", определялся по-разному: например, в южнорусских областях девушке полагалось вступить в брак до 18 лет, в центральных и среднерусских областях, на большей части территории Русского Севера – до 22‒23 лет, в отдельных северных районах до 25‒27 лет. Но повсюду отношение к девушке-"засидке" было резко неодобрительным, ведь она не смогла или не захотела вовремя выполнить свой долг перед Богом и людьми. Община, осуждая "засидку", была заинтересована в продолжении "крестьянского рода-племени" и старалась помочь ей покончить с девичеством, выдать замуж "хоть за вдовца, хоть за проезжего молодца". В некоторых селах вплоть до середины XIX века сохранялся древний обычай возить "засидевшуюся" девушку по селу на санках или в корыте, останавливаясь перед домами, где жили парни, с криками: "Поспела, поспела!" или "Кому нужна надолба?"[11]».

В Англии существовала традиция продажи жены, потому что развестись по взаимному согласию в привычном нам смысле было почти невозможно. Муж надевал на шею, руку или талию жены поводок, приводил ее на аукцион и отдавал тому, кто предлагал самую высокую цену. Обычай сохранился вплоть до начала XX века, и, хотя он не имел под собой правовых основ, местные власти часто закрывали глаза на эти дикие аукционы: слишком устойчивым было отношение к женщине как к товару. Интересно, что в Библии подчеркивается изначальное, задуманное Богом равенство мужчины и женщины: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему… И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Бытие 1:26-27). Бог творит мужчину и женщину равными, и лишь после грехопадения нарушился изначальный ход событий. Пришествие в мир Христа ознаменовано восстановлением изначального Божьего замысла, в том числе и равенства полов. Но даже христианскому миру понадобятся столетия, чтобы женщина перестала восприниматься мужчиной как товар. Нельзя сказать, что сегодня мы преодолели эту проблему.

В XXI веке тело все еще остается социальным маркером: богатые женщины могут позволить себе дорогую качественную еду, а не дешевый фастфуд и свободное время для сна, у них есть персональный тренер, косметолог, они ходят в солярий и ездят в жаркие страны в разгар зимы (загар теперь признак финансового достатка). Критерии «идеального тела» осталась теми же: на первом месте – социальный статус, а вовсе не фертильность или здоровье. Возможно, люди путают причинно-следственную связь. Ведь это не фотомодель Твигги задала моду на худобу – она стала иконой, потому что пришло ее время. А худые женщины были всегда, просто их не воспринимали как моделей и идеалы красоты. Долгое время стройность была признаком нищеты или болезни: девица могла быть худенькой в том случае, если ее недокармливали отец с матерью, – значит, семья совсем бедная, а это плохо для будущих родственников со стороны жениха.

Мягкость живота преступна – он должен быть в кубиках-доспехах и демонстрировать силу воли и крепость духа

Интересно, что сегодня женское освобождение от зависимой роли, борьба за равноправие и получение мужских привилегий ведется опять-таки и на телесном фронте: образ мощной, «мышечной» женщины, которая, не покладая штанги, работает в спортзале над своим телом, становится укором для «жирных» и «плоских» – тех, кто снова не подходит под идеал времени. Мягкость живота преступна – он должен быть в кубиках-доспехах и демонстрировать силу воли и крепость духа. Борьба с жиром, который провозглашен главным врагом женщин, ведется без оглядки на здоровье: ведь когда используется образ войны[12], все средства становятся хороши и утраченные жизни никто не считает. Так ведь?

Один из «гениальных» маркетинговых ходов для увеличения продаж косметики – медикализация стандартов красоты, то есть когда ты не просто некрасивый, а «больной», если не соответствуешь определенным стандартам. Еще лет 40 назад некоторые косметические средства стали продаваться только в аптеках, чтобы внушить покупателю: это не просто баночка с кремом, а лекарство. Изначально медицина занималась процессами, угрожающими жизни. Однако собственная внешность интересует женщин гораздо больше, чем, например, ежегодный профилактический осмотр у гинеколога. И сегодня одна из самых денежных отраслей медицины – эстетическая медицина, которая изначально была направлена на восстановление после травм, ожогов, врожденных дефектов внешности, угрожающих жизни, а теперь в основном занимается уменьшением одних частей тела и увеличением других.

Целлюлит, как и растяжки, не представляет опасности для здоровья и возникал у женщин во все времена. Это показатель естественного течения жизни и нормальный процесс: так тело реагирует на происходящие с ним возрастные изменения. Жир и «объемы» не всегда были женскими врагами и уж тем более не считались уродством. И лишь недавно женщины объявили им войну. В своей книге «История красоты» французский историк Жорж Вигарелло (Georges Vigarello) подчеркивает, что «история с целлюлитом берет начало от… традиции тщательной оценки [тела], которая сегодня более, чем когда-либо, пытается бороться с несовершенствами и разрушением тела».

Достаточно пройтись по картинным галереям и посмотреть на женские образы прошлых эпох, чтобы заметить эту эволюцию. Например, в мадридском музее Прадо на картине Рубенса «Три грации» вы обнаружите обилие «апельсиновой корки» на телах прекрасных героинь. Этот шедевр живописи был создан в XVII веке и отражает идеал красоты тех времен.

Кстати, само слово «целлюлит» возникло относительно недавно: во Франции в конце XIX века. Первое его появление датируется 1873 годом – во французском словаре Littré&Robi «целлюлит» описывается как «воспалительный процесс в клетках ткани или между слоями тканей». «Но в те времена врачи использовали этот термин для описания совсем других процессов, нежели сейчас», – отмечает Розелла Джиджи (Rossella Ghigi), профессор Университета Болоньи. Около 15 лет назад она написала работу по истории целлюлита – одну из немногих на эту тему[13].

Между двумя мировыми войнами во французских СМИ увеличилось число публикаций на тему целлюлита. Парижские салоны красоты стали активно предлагать средства от этой «проблемы», а на страницах женских журналов появились советы экспертов и письма читателей, озабоченных проблемой целлюлита. По словам Джиджи, которая проанализировала журналы о моде тех времен, «это было безумство, подпитываемое как врачами, так и читателями. До появления в печати первой статьи о целлюлите никто не интересовался, как от него избавиться».

Возьмем, например, ежемесячный журнал Votre Beauté, созданный в 1933 году Эжен Шуэллер, основательницей L'Oréal (сегодня это одна из крупнейших косметических компаний, владеющая такими брендами, как Maybelline, Lancôme и Kiehl's). В феврале 1933 года издание опубликовало большую статью о целлюлите, подписанную «Dr. Debec». В ней целлюлит описывался как смесь «воды, токсинов, жиров и продуктов распада, которые образуют неполезный состав для организма». Доктор утверждал, что целлюлит – вид инфекции, с которой физические упражнения справиться не могут. Читатели сразу же забросали редактора тревожными письмами. В одном из них был вопрос о природе этой «болезни». Ответ последовал следующий: «Целлюлит разрушает тело. Это смесь воды и веществ, которая больше похожа на мочу, чем на кровь или воду… Целлюлит может быть вызван разными вещами, например слишком тугим поясом на бедрах, который мешает циркуляции крови».

«Целлюлит – новый вид жира, от которого вы еще не избавились»

Долгое время тема целлюлита оставалась актуальной лишь во Франции, но потом распространилась по всему миру, в первую очередь в США. Опять же по архивам глянцевых журналов мы можем проследить, как работала пропаганда. 15 апреля 1968 года американский Vogue выходит с выносом на обложке: «Целлюлит – новый вид жира, от которого вы еще не избавились». В своем бестселлере «Миф о красоте» американская писательница Наоми Вульф[14] замечает, что с этой обложки началась тенденция говорить о взрослом женском теле как о «состоянии»: тело немолодой женщины с его естественными процессами изменения в объемах и пропорциях объявляется не просто некрасивым, а больным. Здоровым может быть лишь то, что молодо выглядит, а все, что выдает возраст, – источник стыда и тревоги, и люди были готовы отдать многое, чтобы откупиться от этих чувств.

Вскоре концепция целлюлита, словно бумеранг, вернулась в Старый Свет. По словам Розеллы Джиджи, термину «целлюлит» понадобилось совсем мало времени, чтобы укорениться в английском сознании: «В 1986 году в энциклопедии Britannica был лишь термин cellulitis, который определялся как "воспаление". Двадцать лет спустя в ней присутствует лишь термин cellulite, который определяется как "жировые отложения"».

За период с марта 2014 по февраль 2015 года только во Франции было продано около миллиона банок антицеллюлитного крема на 22,8 млн евро (по данным агентства IMS Health Pharmatrend). В 2015 году в США продажи антицеллюлитных средств потянули на 18 млрд долларов – на 7 % больше, чем в 2014 году. При этом на рынке постоянно появляются новые «волшебные» средства и процедуры, обещающие избавить женщин от целлюлита раз и навсегда, например чудо-присоски или сеансы криолиполиза, во время которых жировые клетки охлаждаются, что приводит к их гибели. Как выяснилось, этот нехирургический метод липосакции может обернуться поражением тканей, инфекцией и аллергическими реакциями. Поэтому в апреле 2011 года французский минздрав запретил на территории своей страны использование пяти подобных техник заморозки.

В рамках сотрудничества с компанией LPG Systems биолог Макс Лафонтен тестировал аппарат Cellu M6, который установлен во многих салонах красоты и предназначен для «чудодейственного» антицеллюлитного массажа. Лафонтен доказал, что жировая ткань лишь реагирует на процедуру. Как только «лечение» прекращается, потревоженная жировая ткань возвращается на место. Пытаться избавиться от целлюлита – то же самое, что бежать по эскалатору против его движения: это забирает всю энергию, а результата не дает[15].

В это трудно поверить, но чуть больше ста лет назад растительность на женском теле еще не была ужасной проблемой – до тех пор, пока реклама не стала утверждать, что это «отвратительно». С появлением в 1915 году женской бритвы был введен новый эталон красоты – гладкая кожа без волос. А отказ от эпиляции фактически означал неприятие обществом. «В чем здесь противоречие, что плохого в бритье и депиляции?» – возможно, спросите вы. Но речь идет не о том, чтобы не удалять волосы в каких бы то ни было местах, если они доставляют дискомфорт. Дело в узких стандартах социально одобряемого внешнего вида женщины. Для мужчин приемлема любая форма растительности или ее отсутствие как на теле, так и на лице. Но не для женщин[16]