Читать онлайн Моя мама – ведьма бесплатно
Глава 1. Матери только повод дай…
– Как же он хорош.
– Тинка, ну ты в своем уме? Он же наг. Тварь магическая. Нелюдь проклятущий!
– Праш, ну чего ты! Разве это меняет, что радж просто красавчик? Смотри, какие плечи… А глаза какие! Могучего воина издалека видать.
– Тинка, немедленно прекрати! А если маменька узнает? Рада, скажи ей уже наконец, чтобы перестала.
Раздражающий зудеж прицепившихся ко мне хвостом троюродных сестер стал заоблачно бесячим.
И чего они собственно от меня хотят?
Да просто все. Возможности поплеваться за моей спиной, как и всегда. Хотите? Да не вопрос, выпишу вам отличный повод.
– Хорош, хорош, – отзываюсь я, будто бы даже в прострации. Такой комплимент в адрес нелюдя, пусть даже он и великий змеиный радж Аджит Руадан Тиапшет Махавирский – точно не оставит ведьм нашего ковена равнодушными. Ни старших, ни младших. И конечно же, Золотина и Прасковья все растреплют своей матушке, нынешней старшей ведьме, сглотнув, что именно они и начали этот разговор.
Откуда им знать, что я говорила это совершенно не про великого раджа? Да, он хорош собой, очень хорош, но смотреть на него мне не хочется. Потому что когда смотрю – вспоминаю. То свое сокровенное, что сокрыла внутри, запечатала чарами, замуровала и уничтожила всякие намеки на подходы к баррикадам.
Просто ковену лучше не знать ни об этом, ни о причинах моего внезапного интереса к происходящим столичным стрельбищам. И не подозревать даже. Потому что именно от ковена я и храню свою великую тайну. Именно из-за того, кем являюсь – лишена самого важного, совершенно бесценного…
– А мелкий-то, мелкий… Смотри какой симпатичный змееныш у раджа. Неудивительно, что наша королева присмотрела его как возможного кандидата для договорного брака.
– Он же нелюдь! – возмущается Тинка.
– Как будто нашей Эмире есть до этого дело, – Праша закатывает глаза, – она мужа даже не из дворян взяла. Из чародеев. И тоже нелюдя. Анимага. Так что змееныш им очень даже в тему. Впишется в семью.
Новая причина для пересудов шепотом вызывает у меня только жгучее желание придушить Прасковью не сходя с места.
Мне всего-то и надо – чуть-чуть повернуться…
Но вот что действительно выдаст мою тайну со всеми потрохами – так это такая яркая реакция. Какое мне вообще дело до наследного принца Махавирских лесов, впервые прибывшего в столицу пресветлого Варосса?
Дела мне не должно быть.
Не должно.
А ведь пришла-то на эту площадь я именно ради него. Меня не волнуют стральбища, нет дела ни до удали молодецкой, ни до меткости.
Только до невысокого хрупкого парнишки, сидящего по правую руку от великого раджа.
Тем более, что я гляжу на него и любуюсь, как и свойственно всякой матери – не вижу его недостатков.
Длинноватый нос? Это признак родовитости его отца, между прочим!
Излишняя худоба? Нет в ней ничего излишнего, это первый признак полукровности. От смеси людской и нелюдской крови часто рождаются вот такие вот слегка сказочные, кажущиеся нашему взгляду чуждыми, дети.
Это лишь нам кажется, что что-то в них не так.
Мы просто слишком закостенели.
Не умеем любоваться.
Хотя у меня все-таки это получается. Я, конечно, предвзята, но… Нет, это все-таки объективность.
У сына раджа на диво ясный взгляд, выдающий живой насмешливый ум. Из-под змеиного обруча, обнимающего лоб и позволяющего носителю сохранять человеческую форму тела, торчат непослушные вихры. Такие знакомые – хочется разрыдаться.
Самое обидное, все что мне можно – только смотреть. Не пройтись пальцами по этим растрепанным волосам, не поправить выбившийся из-под белой рубашки серебряный медальон. Не обнять его так, чтобы сразу понял, как я тосковала без него. Нет. Только смотреть. Из толпы явившихся на соревнования по стрельбе из лука зевак. Прикрыв лицо мороком, чтоб, не дай бог, великий радж не узнал, если даже случайно из толпы взглядом выхватит. Даже это – больше, чем мне позволено.
Первый и единственный раз радж Аджит при дипломатическом визите взял в пресветлый Варосс своего наследника.
Не взял бы, если бы знал. Он давал мне зарок, что даже имени моего вспоминать не будет при сыне. И именно я и потребовала Аджита дать мне этот зарок. Зная, что в его глазах это будет значить только одно – я не пожелала его принимать, предав все, что между нами было.
Хорошо, что он не знает. Не знает, что десять лет назад, через два года после нашего разрыва моя мать приняла решение о переезде, в составе всего перебравшегося в столицу ковена, не пожелавшего больше жить так близко к землям нелюдей. Долгий был путь.
Не сказать, правда, что путь тот привел мой ковен к тому, чего они так хотели. Нелюдей и в столице было более чем достаточно. Причем самых разных. Правда до коронации нынешней королевы они так не процветали, но… вот сейчас-то… Думаю, застава Теплые воды, на реке Нелюдинке, и та была меньше заполнена нелюдями, чем Завихрад сейчас. Даже при том, что стояла вплотную к границам Варосса с Махавиром.
– Смотри-ка, смотри-ка, змееныш тоже будет выступать, – удивляется Тина, снова отрывая меня от глухого любования.
И правда, сын раджа быстро и легко сбегает по ступеням королевской ложи, чтобы на стрельбище набросить на плечи синюю куртку, поданную одним из распорядителей.
Вот так новости!
А говорили, что радж отказался от участия в соревнованиях. Впрочем, выйди сейчас великий радж, встань в одну шеренгу с именитыми стрелками-людьми – и его выигрыш списали бы на его нелюдскую природу. А сын раджа – полукровка, это не скрывается, просто потому, что очевидно любому, кто хоть что-то знает о полукровках.
И мальчишка-полукровка, встающий рядом со взрослыми стрелками – да, это более продуманный политический ход. На ребенка не будут так злиться, как на взрослого нелюдя. Да и расстановка сил "юный полукровка – взрослые люди" примерно равна. Опять-таки внешнее обаяние играет свою роль. Сын раджа – очаровательный мальчишка. Его видели только в человеческой форме. Потому и шепотки, расползающиеся по зрительским трибунам, в основном – одобрительные.
– Не побрезговал, радж, позволил наследничку снизойти до чужого народа. Может, и у нелюдей есть что-то человеческое, – склоняясь чисто к моему уху шепчет Тинка. По всей видимости, решила, что раз уж Праша не хочет проявлять терпимость – со мной можно пошептаться.
Пусть.
Лишь бы обзор мне сейчас не заслоняла.
Я даже на цыпочки встаю, чтобы не выпустить из поля зрения худенькую фигурку в синей куртке.
– Удачи, солнышко, – шепчу, складывая пальцы в кармане юбки в знак незримого, не запрещенного благословения, – мама за тебя болеет.
– Смотри, смотри, Тинка, а Рада-то ожила. А говорила, не интересны ей, ни стрелки, ни такие толпы людей.
Все замечает Праша – зоркая и язвительная, костистая заноза, торчащая глубоко в моем бытии. Если бы не она – с той же Тинкой я бы провела время куда как приятнее. А перед Прашей – приходится беречься.
– Ну, извини, сестрица, – насмешливо кривлюсь, – сами меня сюда притащили. Мне и в лавке прекрасно сиделось. Вот прямо сейчас будет ужасно глупо, если я начну зевать и прикладываться к тебе на плечо. Я втянулась. Ты не ожидала?
– Ой все, – Праша отмахивается от меня и отворачивается. Вроде бы – потеряла ко мне интерес, но нет, конечно же нет. Она так демонстративно вытирает пот со лба, вздыхает: – Ах, какая духотища! – и зеленое ворожейное свечение формирует в её пальцах тонкий веер.
На меня Праша самодовольно косится, всем своим видом демонстрируя – хочешь, и тебе наколдую. Только попроси.
Еле удерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Снова смотрю на поле внизу, под трибуной. Нахожу взглядом моего стрелка в синей курточке.
Праша раздраженно фыркает – ей так хотелось оказать мне большое одолжение с покровительским видом.
Ну вот, а я-то думала, что все наши разборки “кто из нас самая ведьмистая ведьма” остались далеко позади, в детстве. А нет. Вроде как двенадцать лет на моем запястье переплетаются змеи “Ведьмина замка” – браслета, перекрывающего доступ к магии, а сестры периодически любят напомнить мне, что вот они-то хорошие, а я – виноватая. Семейное позорище.
Ну ладно, бывает.
Я уже так привыкла к семейной неприязни, что все, кто так баловал меня в детстве, при встрече могут и под ноги плюнуть, что вот к этому приглашению на стрельбищенскую ярмарку отнеслась настороженно. Если бы сама не собиралась – отказалась бы. А так – глупо было бы сказать, что у тебя в лавке куча дел, а потом столкнуться с сестрами на ярмарочной площади. Глупо и рискованно. Ковен непременно озадачился бы вопросом, почему это я так себя веду и чураюсь семьи.
Это ведь только их право – чураться меня, а мое – раскаиваться.
Простите, но сейчас раскаиваться я не буду.
Все мое внимание принадлежит звонкой мальчишеской фигурке, что примеривается к луку, поданному ему все теми же распорядителями.
– Ситар Викрам Тиапшет Махавирский, – герольд соревнований зачитывает имя сына великого раджа с поданного ему листа, – выступает под восемнадцатым номером.
Ситар Викрам…
Длинное имя. Вычурное.
Выбирай я – выбрала бы что-то свое, покороче. Для сына простой ведьмы – не нужно сложных имен. Но для сына великого раджа – каждое имя в длинном списке что-то да значит.
Будь мы возможны, наверняка я бы добавила к этому длинному витиеватому имени какое-нибудь свое. Чтобы были имена для всякой провинции, принадлежащей Махавиру, и одно для меня. То, которое бы и не знал никто другой.
Увы, у меня нет на это прав. И никогда не будет.
Даже это имя сына я должна буду стереть из памяти, превратить его в ничего не значащий факт, чтобы если ковену вдруг когда-нибудь приспичит допросить меня на алтарном камне – чтобы было нечего вырывать из моих мыслей.
И все же тишком, тайком, для себя, на пару часиков, решаю звать сына Виком.
Вик – и сразу же внутри грудной клетки растекается тепло.
Как чужак, новичок и сын разумного правителя, наследник раджа выступает последним. После всех, кто соберет себе сливки внимания толпы, покрасуется, наиграется мускулами.
В отличие от Джыграмбы, орочьего охотника, Вик не бьет себя кулаками в грудь. Не приосанивается, когда противники попадают в края мишеней, как это делают в равной степени самовлюбленные эльфийские лучники, Саландиэль и Алатриан. Эти двое вообще убеждены, что все собравшиеся – зря тратят время. Что приз за победу на стрелковом турнире надо отдать одному из них. Предварительно бросив монетку, потому что они, конечно же, абсолютно равны.
Ну, в глаза они, конечно, так говорят. А вот когда расходятся по разным тавернам – так тут же возвещают хулу жестоким богам, за то, что они заставили побрататься “с этим косоглазым недоразумением”.
Эльфы… И ведь эти заносчивые выскочки считают себя высшими созданиями вселенной.
Отборочный тур Вик проходит довольно легко. Играючись. Видно, что он еще расслаблен – даже умудряется несколько раз попасть стрелами в крайнее кольцо мишени. Для того, чтобы пройти отбор этого хватает. Для того, чтобы пристреляться – тоже.
Конечно – я не сомневалась.
Его отца зовут Синей Смертью, потому что именно он в свое время истребил в лесах Махавира все кочевные племена, теснящие нагов. В Теплых Водах ходили байки, что воинское искусство Аджита таково, что как-то раз он отбился от двенадцати искусных мечников и одного сопровождающего их чародея.
Понятно, конечно, что у страха глаза велики. Но я помню шершавые руки великого раджа. Руки, в которых одинаково хорошо было и мне, и его клинкам.
Разумеется, Аджит не дал бы сыну вырасти белоручкой, прячущимся за чужими спинами. Разумеется, наследник великого раджа вырастет великим воином, достойным своего отца.
Что ж, надеюсь, рядом с Виком были те, кто в противовес его требовательному отцу баловали его. Я бы этого для него всей душой хотела.
Весь смак начинается уже во время основных туров. Когда уже мало просто попасть в мишень, нужно вышибить большее количество очков. Когда и те, что на отборочных испытаниях даже в сторону мишени не глядели, начинают примеряться к выстрелу по несколько минут, приноравливаясь к ветру и влажности воздуха.
Тут уже даже дурашливая улыбка сходит с лица сына великого раджа. Он будто сам обращается в стрелу, тонкую, нацеленную в самый центр мишени.
В полуфинале сходятся сильнейшие. Джыграмба – никто и не сомневался, он уже четыре года подряд проигрывал только одному из эльфийской пары названых братьев, Алатриан, умудрившийся рассечь стрелу побратима и тем самым одержавший над ним победу, Борис Каховский – единственный прорвавшийся так высоко человек, неизменно радостно встречаемый на трибунах, и Вик. Мой мальчик. Прекрасный талантливый мальчик, гордилась бы ужасно, имей я право.
Первым выпускают пару Джыграмбы и Каховского, и это на самом деле – интересный расклад. Командор городской немагической стражи первый раз участвует в соревнованиях такого рода, и уже демонстрирует такие блестящие навыки… Прекрасный конкурент орку-охотнику. Так сразу и не скажешь, кто из них окажется метче другого.
Именно в эту секунду где-то под сердцем у меня ощутимо колет созданная тыщу лет назад тревожная чара. И что это значит – я понимаю довольно легко. Чара была конкретная. Та, которая должна была привести меня к нему, если вдруг что-то случится.
Ну вот, случилось. Моему сыну грозит опасность. Вот прямо сию секунду! Вот бы еще понять – откуда она смеет нам грозить!
– Кто-нибудь хочет семечек? Я хочу.
Праша оборачивается на меня и кривится.
– Семечки, фу, ужасно вредно же.
Праша у нас все знает. Конечно же, потому что много читает. Журналов для юных ведьмочек – бессчетное количество.
– Ну, мне замуж не ходить, могу себе позволить, – фыркаю, – Тинка?
– Да, захвати мне горсточку, – лакомка Золотина косится на сестру с виноватым видом. И чего она парится, мне интересно? Ну подумаешь, пышногрудая и широкобедрая. На силе ворожбы это не скажется, да и мужики ей вслед почаще, чем худющей как швабра Праше оборачиваются.
Разумеется, сестрицы не идут со мной. Им не очень хочется проталкиваться к лестнице, спускаться к лотку бакалейщика, торговаться… А потом еще и места на неуклюжей деревянной лавке могут занять, если их оставить без присмотра.
Что ж, на то я и рассчитывала. Компания мне не нужна. Если хоть кто-то из сестер заметит, что я сейчас буду делать – вряд ли ковен обрадуется. Вряд ли после этого позволит мне жить долго и счастливо. Да даже несчастливо, бедно, так, как живу сейчас – и то не позволит. Ковен выразил свою волю по отношению ко мне – не выполнила свой долг, не принесла первенца к семейному алтарю – не смей пользоваться семейной магией.
Откуда же им знать, что я семь лет подбирала руны, для того, чтобы разговорить духов Ведьминого Замка?
А еще два года после вела переговоры, пытаясь сойтись с духами в цене, если я иногда, в исключительных случаях могла прибегнуть к магии.
Цену они, конечно, влупили…
И даже скастить не получилось, змеи не уступили мне ровным счетом ни в чем. А договориться надо было, потому что мать моя уже так близка была к пределу. Хоть и продержалась она больше, чем мы обе с ней ожидали. Только с прошлого года я сама проводила ритуалы, нужные для поддержания моей легенды.
Под сердцем колет все сильнее, тревожнее. Я наконец-то сбегаю к лотку и прячусь от взгляда настойчивой Праши за массивной фигурой торговца. Слава богу, тут еще есть люди, можно будет потом сказать, что ждала свою очередь, а потом – зазевалась, засмотрелась на стрелков.
Поле от трибун отделяет невысокий дощатый заборчик. Попробуй его перескочить – схлопочешь огненный шар под зад. Маги, устанавливавшие защиту, не отличались изящным чувством юмора и оригинальностью мысли.
Ну и пусть, важно, что заборчик реагирует на мысль и намеренье – и никто не мешает мне протиснуться между двумя массивными мужиками и ухватиться руками за край забора. Ботинки снимаю как можно незаметнее.
Так как я отрезана от семейного источника магии, приходится тайком прикладываться к общему. И это на самом деле сложно, я ведь ведьма, а не чародей, привыкший к такой магии с детства. Да и колдую я действительно редко. Не хватало еще поседеть раньше положенного и вызвать ненужные вопросы ковена.
Несколько слишком долгих секунд уходит на то, чтобы ощутить вибрирующее огромное ядро магии под ногами. Говорят, продвинутые чародеи стараются носить ботинки на толстой подошве и плотные перчатки, лишь бы хоть ненадолго не ощущать довлеющей связи с магическим ядром нашего мира.
Мне сейчас нужно как раз противоположное. Установить связь, от рождения мне не положенную.
На запястье наливается жаром тяжелый браслет, две переплетающихся змеи, Ведьмин Замок – знак великого разочарования от моего ковена. У металлических змей вспыхивают алым огнем глаза.
– С-с-соглашение в с-с-силе? – только мне различимым шипением в два голоса спрашивают духи моего браслета.
– Разумеется, – морщусь, потому что все эти вопросы – жуткая формальность. Или я подтвержу свою готовность платить за сделку, или Ведьмин Замок сработает как следует и не даст мне установить связь с ядром.
– Прекрас-с-сно, – маленькие головки, одна зеленая, вторая золотая, раскрывают пасти и вонзают длинные тонкие клычки в кожу на моем запястье. Больно. Дальше будет больнее – они будут пить мою кровь, а вместе с ней и дни моей жизни за каждую секунду связи с источником чар.
Впрочем, плата того стоит.
Еще двенадцать лет назад дала себе слово, что жизнь своего сына я буду сохранять любой ценой. И то, что мне пришлось отказаться от него, отдать его отцу и уйти, уничтожив все, что связывало меня и Аджита – было первым шагом на этом пути.
Отступать сейчас с учетом всех принесенных мной жертв – глупость несусветная.
Связь устанавливается. Неприятная, чуждая мне как ведьме связь. Все-таки между чародеем и ведуном целая пропасть различий в плане разности наших магических энергий.
С другой стороны, нет ничего невозможного. Магия в принципе предназначена для работы с любым соответственно одаренным. Это мы с мамой вычитали в одном талмуде, через кучу рук добытом из библиотеки Университета Стихийной Магии – самого известого Велорского магического заведения. В основном потому, что именно стихийников в нашем мире и было больше всего. И нужда в них не прекращалась, как не заканчивались пожары, засухи и потопы.
Подключаясь впервые к незнакомому мне общему магическому ядру, я в первую секунду ощущаю первобытный ужас. Как? Как с этим справляться? Вот только во вторую секунду чара Материнской Вести буквально стискивает мое сердце ледяной ладонью. Почти что на ухо мне орет:
– Быстрее, ведьма, быстрее!
Пара секунд, и незнакомая мне магическая энергия уже послушно тянется к ладони. Обжигает кожу и дополнительные магические чувства, напоминая, насколько мы разные.
Мне некогда разбираться с её упрямством и уговаривать. Я просто переплетаю заклинание наскоро и бросаю его вперед, на поле.
Не адресуя его Викраму, нет, не могу я так выдать себя. Если Аджит поймет, что я тут – и пришла на стрельбища, как только услышала что радж Махавира придет на них с сыном – он меня найдет. И придушить может ненароком. Отнюдь не из приступа страсти.
Чара моя распахивает для меня новое поле зрения – пространство сплетенных над стрельбищем чар. Бог ты мой, Двуединый, сколько же они здесь наплели. Сразу видно, что точно знали заранее об участии наследника правителя другой страны. Для рядовых стрелков обычно и половину заклятий не тратят. Дорого!
А тут…
Плотная светящаяся сеть, которую чуть только тронешь – она взвоет сотнями голодных голосов, и тут же явится отряд боевых магов, чтобы прихватить тебя под белы рученьки и упечь за решеточку, за попытку спровоцировать межгосударственный конфликт.
Самое странное в открывшейся мне картине – сгусток черноты, висящий в самой высокой точке незримого для простых людей защитного купола чар. И сначала я не понимаю, как эта дрянь умудряется работать, при таком-то количестве сигнальных и выявляющих черномагию плетений. А потом… Да какая разница, как оно работает!
Важно, что оно работает! И ползет по тонким нитям других чар в сторону Викрама. И вряд ли создана она для того, чтобы зажечь над головой моего сына какие-нибудь яркие радуги. Нет. Черномагия никогда не служит для чего-то хорошего. Любое из шестнадцати признанных чермагическими заклятий нацелено только на одно – лишать жизни. Я знаю, конечно. Мой ковен некогда славился именно знанием этих заклинаний. Когда их еще не объявили вне закона – именно к Елагиным ходили за устранением врагов.
А когда объявили… О, эти темные времена до сих пор оплакивают всем ковеном. Как было тогда хорошо, сытно…
Черная дрянь похожа на гусеницу. С сотней маленьких парных ножек, с чем-то вроде острия стрелы вместо головы. И без лишней спешки она ползет вперед, и все заклинания, которых оно касается – темнеют и деактивируются. Вот ведь черт! А ведь наверняка эту дрянь вплетали на стадии создания защитного купола. Замаскировали, убедили соседствующие чары, что эта гадость – одна из них. И теперь ни одна нить не реагирует как положено, даже когда теряет силу и угасает.
Вокруг меня галдят и кричат. Только что Алатриан выбил максимальное количество очков. И выступающему после него нажьему принцу придется пять раз рассечь стрелу противника, воткнувшуюся в яблочко, ради только того, чтоб доказать, что он достоин соревноваться со столь великим соперником. Им дадут дополнительные выстрелы.
Все это меня не волнует сейчас. Я лихорадочно соображаю, припоминая, что мама мне рассказывала о черномагии. Наша ветвь никогда не считалась уж очень надежной, но какие-то общие понятия о семейной специализации у нас были. Хотя бы даже и потому, что оставшись без основного промысла, Елагины быстро перепрофилировались из черномагов в специалистов по защите от черномагии. Это было ценно, разумеется.
Черномагия – всегда адресная. В этом и смысл любых заклинаний. Адресная смертносносная магия, которой не нужен никакой повод для возникновения и действия. Ей нужен не кто-нибудь, а мой сын. И судя по тому, как медленно ориентируется “гусеница” – она ориентируется по своим, скудным магическим чувствам. И вправду. Проникнуть из вне было бы сложнее.
Но ведь магическое чутье вот такого вот субъекта силы можно обмануть.
Не всем, но мне-то можно! Я – мать. И точно знаю, что сын Аджита Махавирского – кровь от моей крови, плоть от моей плоти.
Незаметно свешиваю руку за забор, по-прежнему всей своей душой транслируя защитным заклинаниям мирные намерения.
Их сложно обмануть. Но у меня даже в уме нет обманывать. Я никому не наврежу. Только защищу сына. Все!
Зажимаю запястье, в которое впились две змеиные головки моего браслета.
– Всего две капли, – прошу у духов, что сейчас присосались к моей крови и упиваются сладчайшим лакомством ведьмовской жизни. Такое угощение редко достается примитивным духам вроде этих, обрученным ведьмами в запирающий артефакт.
Духи отвечают мне недовольным шипением. Но все-таки соглашаются, позволяют паре капель моей крови вырваться из проколотых тонкими зубами змей и упасть на землю.
Да, вот так!
Быстрыми магическими головастиками проносятся эти капли в траве стрельбища. Сталкиваются друг с другом в трех шагах от моего сына. Формируют, согласно моему приказу его волшебную копию. Пока еще – незримую. И черная дрянь удивленно замирает, удивленно водя острым жалом из стороны в стороны. Ей не под силу определить настоящего. Обе цели кажутся ей одинаковыми. Однако радоваться мне рано. Я еще не победила.
– Ну же, ну же, – шепчу, наблюдая за гусеницей, – давай, крошка, заглатывай мою наживку.
Сомневается, тварь!
А ведь я не могу её атаковать. Я и так рискую, потому что во время любых общественных мероприятий колдовать запрещено. Даже Праша с её веером рискует, но за такую бытовую мелочь никто карать не будет, а вот за то, что ты пользовал магию крови на соревновательном поле – за это может немаленький срок на каторгу прилететь. Ну, я, конечно, не дура, потому и работаю через чародейское ядро, потому что это на выходе исказит тот магический след, по которому меня можно отследить.
Но только попробуй я применить что-то стоящее, что-то действительно сильное, равноценное – меня опознают за несколько секунд.
Сползаю за забор. Теперь он для меня прозрачен как чистейшая вода. Сейчас я начну уплотнять свой морок, чтобы убедить эту зачарованную на кровь смертоносную тварь, что настоящий Викрам – это не тот, который сейчас приноравливается к ветру, сменившему направление.
Я буду уплотнять морок, и его увидят все. В течение пары минут поднимут тревогу и удалят соревнующихся с поля. Начнется шумиха, люди ломанутся к выходам, подальше от опасного колдунства.
Тварь не вырвется за пределы купола чар, не сможет, не зря её так хорошо и качественно проплели в защитную паутину заклинаний. Не зря даже сейчас, когда гусеница отдалилась от точки своего появления, за ней тянется длинная тонкая нить, связывающая её с первоисточником. Как только Викрам покинет купол – я смогу встать и просто выйти вместе со всеми.
Отличный план.
Осталось только реализовать!
Зачерпываю пальцами горсть земли, растираю её между пальцев, тихо-тихо, шепчу заговор. Простейший, примитивный – для того, чтобы усилить морок землей и создать иллюзию пропитанной моей кровью живой плоти. Это чуть ли не первые чары, которым учат юных ведьм моего клана.
Пыль на стрельбище приходит в движение. Вся пыль летит к исходной точке моих чар – двум каплям крови, отправленным почти к центру ровной площадки. Конечно же, это не остается незамеченным. Я слышу первые удивленные выкрики и потихоньку двигаю свой морок ближе к Викраму. Гусенице же плевать на галдеж людей, острый нос нетерпеливо подрагивает. А потом её будто подстегивают. Я буквально вижу, как тварь вздрагивает, почти слышу мерзкий леденящий визг, символизирующий боль.
Интересно, кто это такой спец?
Жаль, конечно, что я не глубокий знаток черномагических чар. С ними в нашем ковене знакомили только испытанных ведьм, годных. Принесших ковену пополнение. А со мной всем все давно понятно. Я – негодная.
Получившая по первое число тварь наконец определяется и приходит в движение. Ползет к моему мороку.
Обрадоваться я не успеваю. Потому что именно в эту секунду меня хватает за шкирку грубая рука в латной перчатке. Ткань рубахи трещит. Меня вздергивают на ноги.
– Ты чего это тут творишь, ведьма? – рявкает стражник, разворачивая меня к себе лицом, – чего за мерзость ворожбанишь?
– Ну что же вы с ума сходите, господин, – мило улыбаюсь, с трудом удерживая концетрацию, на происходящем позади меня, – голова у меня закружилась. Присела на минуточку. Не могу я ворожить. Смотрите.
Показываю браслет. Тыльной стороной, чтобы не заметил впившихся в мою кожу змей. Даже такому дураку будет понятно, что это неспроста.
Впрочем, о том, что Ведьмин Замок можно преодолеть, знают буквально единицы магов в нашем мире. И все кто знает – распространяться не спешат.
– Всех бы вас позамыкать, – хмуро сплевывает стражник мне под ноги, – а то одни сглазы да порчи от вас, отродье вы черномажье.
Ох как здорово. Мне еще и убежденный магоненавистник попался. А я-то думала, что они повывелись в просвещенном Вароссе, разделяющем идеи всеобщего равенства и величия разума.
– И вам хорошего дня, господин, – ласково желаю ему вслед и резко разворачиваюсь обратно. Чертыхаюсь – пока меня отвлекали, морок мой взял и потерял в силе и плотности. Перестал быть для хищной дряни внятной наживкой. И она уже целенаправленно рванула к настоящему Викраму, моему мальчику!
А он-то! Что делает, балбес!
Я точно слышала рожок магической тревоги, я точно вижу, как уже стоят у выхода со стрельбища Алатриан и Джыграмба. Стоят вполоборота, смотрят назад. На одного юного растрепанного балбеса, которому точно в жизни розог мало прописывали!
Тревога?
Опасность?
Какая разница, если у мальчика еще три стрелы на тур, и ему надо уесть соперника.
И он ведь уедает. И первую, и вторую стрелы всаживает точнехонько в яблочко мишени, раскалывая в щепки стрелы Алатриана. Бросается ко второй, падает на колено, даже не подозревает, что сам сократил расстояние между собой и незримой для всех, кроме меня, черной, жаждущей крови твари. И она радостно затрепетала и задрожала всем телом, явно готовясь к броску.
Метится в сердце!
Страх, пронзивший меня – острый и глубокий.
Но не парализующий, наоборот – отшибающий последние остатки осмотрительности.
Испугавшись за сына, я действую грубо и резко – выдираю из земли уже не пыль, а грубый, неотесанный пласт суглинка. Выдираю, бросаю, накрываю им несносного мальчишку как одеялом, запекаю его магическим жаром до каменной твердости.
Тварь, созданная из черной магии, вгрызается в созданный мной камень. Он не может быть ей годной преградой, конечно. Эти твари кости без зубов дробят. Но суть не в этом. Я прицелилась, подгадала, чтобы пара капель моей крови оказались именно напротив сердца Вика. Туда куда целилась тварь. И как только она касается их своим острием-жалом, я уничтожаю заклятие, в мороке иссякает жизнь. Для неразумных тварей это неотличимо от настоящей человеческой смерти.
Кровь – есть, смерть – есть. Миссия выполнена, как сказала бы одна моя очаровательная родственница!
Тварь ликующе верещит и исчезает. А Викрам чертыхается, отряхиваясь от осыпающихся с него градом каменных осколков. К нему уже несется королевская стража и встревоженный нажий радж.
Я промаргиваюсь, оглядываюсь по сторонам – как я и думала, люди, узревшие творящуюся на поле магию, спешат к выходу. О помощи никто не думает – своя шкура дороже. Ну и хорошо. Вон даже бакалейщик бросил свой лоток, и я невозмутимо беру с него кулек семечек. Забиваю мелкую монетку в щель между досками лотка – авось найдет, когда вернется.
Щелкаю змей по головкам ногтем.
– Эй, хватит с вас.
Они нехотя разжимают зубы, я сразу же перестаю ощущать связь с ядром. Пошатываюсь, ощутив резкий упадок сил. Ладно. Лишь бы до дома дойти. А там отлежусь.
Сестер встречаю уже за пределами площади.
– Где ты была, Отрада? – Праша обвиняюще тыкает в мою грудь пальцем. – Ты видела что произошло?
– Кто-то чаровал на змееныша? – с усилием выталкиваю из себя это слово, но для пользы дела – можно. – Видала. Сама в это время у поля у самого стояла.
– Везет, – тихо вздыхает Тинка. По-хорошему вздыхает, значит, гадостей про меня ей Праша наговорить не успела. Хорошо. Значит, и ковен не должен ничего заподозрить.
Будто сглаживаю. Праша подозрительно на меня щурится.
– А где так долго была? Где шлялась?
– Когда толчея началась, я в углу отсиделась, чтобы ноги не оттоптали. Я ж не могу колдовать, чтобы от меня подальше держались, – пожимаю плечами невозмутимо.
Нас учили – своим не врать. Но мне поздно думать об этом – я уже двенадцать лет лгу своим. Первой моей ложью стала ложь о смерти первенца. Сколько вранья уже было с той поры – не сосчитать. От еще одной мелкой хуже не будет. Тем более, что Праша в чарах не сильна, на искренность проверять не будет.
Так. Пару минут посверлила меня взглядом и махнула рукой.
– Идемте по домам. Наша матушка наверняка беспокоится!
– Идемте, идемте, – киваю.
Всеми силами стараюсь игнорировать мысль о том, что в последний раз я колдовала очень спешно и слишком сильно. И вот теперь-то меня, вероятно, найдут. И сошлют.
Да плевать, лишь бы ковен про моего сына не узнал.
Глава 2. Ох, уж эти дети…
– Её Величество просит вас хотя бы о короткой аудиенции до того, как мы покинем Варосс, повелитель.
– Я дам ответ позже, Базу, – Аджит Махавирский болезненно морщится. Происходи все случившееся на его землях, и любой, даже самый прикормленный союзник счел бы такое пренебрежение безопасностью гостей – жутким оскорблением. Уехал бы и долго отплевывался от союза с нагами, выбивая себе те или иные торговые преференции.
И сейчас у Аджита в определенном смысле было желание поступить аналогичным образом. Но Варосс все-таки был самым надежным союзником из всех имеющихся человеческих. И Эмира была лояльна к нагам искренне, а не вынужденно.
– С места проведения стрельбища прибыл Первый Чародей. Желает сделать доклад.
– Пусть войдет, – Аджит коротко кивает, и Первый Глашатай с почтительным поклоном скрывается за дверью.
Интересно, сколько чародеев Эмиры трудились над тем, чтобы обратить этот старый королевский, но все-таки человеческий дворец в пригодную для жизни нагов резиденцию?
Аджит видел этот дворец, бывший летний замок отца Эмиры, до переделки. Работы было проделано действительно много.
– Мой повелитель, – Шрест склоняется в низком поклоне чуть ли не от самых дверей. Старик помешан на условностях дворцового этикета и не приближается, пока радж не выдержит церемониальной паузы и не назовет его по имени.
– Подойди, Шрест. Есть ли тебе что сказать о покушении на жизнь моего сына?
Увы, старый маг не ведет за собой никого, кого можно было наречь виновником и прямо сейчас снести ему голову и руки. Только медленно и степенно проходится по полу своим тускловатым бронзовым хвостом
– Мои глаза узрели черную магию, повелитель, – едва-едва скрипит Шрест, не поднимая лица, – мы не ведаем таких чар. Сие происки старых ведьминских ковенов, это их промысел.
Старые ковены ведьм – это старая мигрень. Старая и неприятная. Потому во многом, что из семнадцати крупнейших ковенов Варосса, нелюдей не чурались только три, и то делали они это в основном молча, отваживаясь на какие-то сделки. А остальные… Любой из них мог организовать покушение на нага-полукровку. Увы, Викрам слишком неосторожен. Еще год назад при дворе Кальдонии показывал юным принцессам волшебные свои фокусы. Король Демитрес обещал молчать о чародейских способностях сына раджа – но кто знает, удержал ли он язык за зубами до сих пор. Сплетни о происхождении Викрама все равно ходили самые разные. И не желали униматься.
А когда-то Аджит был глупцом.
Когда-то верил, что любые предубеждения можно победить силой неодолимой страсти.
Какая же это была бескрайняя наивность.
С другой стороны… Даже у величайшей глупости Аджита Махавирского оказались прекрасные плоды. И исходя из этого он уже давно решил, что сожалеть ни о чем не будет.
– Что говорит королевская служба магической защиты? Разве они не должны определить по типу магии, кому из их горожан надоело дышать? По крайней мере, Эмира мне это обещала.
– Королевская служба утверждает, что на стрельбище колдовал не член живущих в столице ковенов.
То ли люди покрывают своих, не желая отдавать его на расправу нелюдям-нагам, то ли и правда не могут найти.
– А что скажешь ты, Шрест? – Аджит прищуривается и двигается ближе к волшебнику, тяжело перекатывая витки хвоста по теплой плитке пола. – Ты, искуснейший из магов при моем дворе. Неужели тебе не под силу покарать того, кто покушался на жизнь моего сына?
– Простите, повелитель, – протяжно стонет старый чародей, склоняясь так низко, что его лоб вот-вот должен коснуться пола, – мои умения ограничены, мои силы – на исходе.
– Это еще почему? – Аджит позволяет себе приподнять бровь. – Куда ты успел потратиться, Шрест?
– На защиту сына повелителя, – еле слышно шелестит старик.
– Так то заклинание, которое воздвигло каменный щит вокруг моего сына и принявшее незримый удар, было твоим, Шрест?
Старый маг кивает, все так же не поднимая головы.
– Простите, господин мой, я слишком слаб, чтобы выполнять твою волю во всем.
– И все же защитить моего сына ты смог, – Аджит перебивает самобичевания придворного мага, – и за это я благодарю Аспес, что ты служишь нам, старый друг. Мы поговорим о твоей награде, когда прибудем в Махавир.
– Я недостоин, повелитель, – пальцы разволновавшегося Шреста сжимаются на магическом посохе с силой.
– Воистину сейчас ты достоин отдыха, и я настаиваю. Немедленно займись этим вопросом.
Все еще рассыпаясь в сожалениях и благодарностях, Шрест отступает к дверям приемной залы.
По его уходу в зале снова появляется Базу.
– Его высочество Ситар Викрам Тиапшет Махавирский прибыл по вашему приказу, мой повелитель.
Что ж, прекрасно. Ведь именно в эту секунду благостное настроение у Аджита исчезает, будто и не было его. То, что нужно, для общения с упрямым наследничком.
Наследничек, нужно сказать, прекрасно понимает, что ничего хорошего его сейчас не ждет.
Физиономия у Викрама – до нельзя мрачная. Золотой змеиный обруч он с головы снял, но при этом человеческий облик и не подумал менять. Так и шел, пиная по пути абсолютно все, что ему попадется под ботинки. Обруч крутит на запястье, как кольцо для трюков.
– Кажется, мы с тобой договаривались. Пока не в Махавире – ты не демонстрируешь всем и каждому, что можешь обходиться и без обруча, – Аджит подается вперед, приближаясь к сыну. Как бы он ни был виноват, но перекрикиваться с ним через весь зал – настроения нет. Это можно оставить и для более серьезных проступков. Хотя… Так сходу, что-то серьезнее очередной безалаберной выходки придумать сложно.
– Не хочу носить эту гадость, – Викрам неприязненно морщится и с размаху швыряет кольцо в первую попавшуюся на его пути вазу, – ты сам его не носишь. Сам знаешь, что от него голова раскалывается.
Ну, на самом деле не поэтому.
А потому что только раз в своей жизни решил изменить истинной своей ипостаси и примерил на некоторое время человечью. С тех пор не видел в этом ни малейшего смысла. Уж кто если не верховный повелитель нагов будет преподносить свою настоящую природу как незыблемое и прекрасное.
И вот это кстати можно озвучить!
– Папа, ну не начинай, я это уже двести раз слышал, – сыночек встряхивает лохматой головой, – ты ведь не за этим меня позвал. Для выволочки. Давай. Я уже настроился.
– Настроился? – Аджит насмешливо приподнимает брови. – Тогда где твой скорбный вид, сын мой? Где глубокое раскаянье своим неприемлемым поведением? Знаешь ли ты, сколько турнирных судей сорвали голоса, пытаясь докричаться до тебя, когда на поле начала твориться вся эта волшебная круговерть? Знаешь, вижу. Ну и где положенное твоей ситуации осознание?
Отпрыск натурально морщит нос, пытаясь то ли разреветься, то ли рожу скорчить. Под конец только смешок издает и разводит руками.
– Прости, отец, но это выше моих сил, – драматично вздыхает он, – давай ты меня просто отругаешь, а я молча послушаю. И сойдемся на том, что мне стыдно. Внутри. Очень глубоко.
В любой другой день Аджит только порадовался бы и остроумию, и смелости выращенного им сына. Но сейчас – хотелось вспомнить, сколько раз его няньки просили всыпать будущему наследнику Махавирского трона две дюжины горячих. Ну, не розгами, так крапивой. Аджит жалел крапивы. Да и отпрыска тоже. И дожалелся!
– Мы не один раз говорили, Викрам, доблести – свое время. Ты несешь ответственность за свою жизнь не только перед собой, и даже не только передо мной. А перед всем нашим народом. Когда меня не станет – ты займешь мой трон.
– Жду, не дождусь, папа, – мрачно вздыхает мальчишка, – только ты это. Не особо с этим торопись.
– Шутишь? – Аджит снова приподнимает бровь, но на этот раз – это уже знак закипающего раздражения. – Ты будто не понимаешь, о чем я тебе говорю.
– Не понимаю, – Викрам мрачнеет, становится похож на молоденького упрямого бычка, – там морок был. Обычный пыльный морок. А все так всполошились, будто громы, молнии и три тысячи чертей по мою невинную душу. Если бы я ушел с поля – тур бы не зачли. И я не смог бы сойтись вничью с этим ушастым. Разве не ты говорил, что победа стоит риска?
– Не эта победа. Не такого риска! – приходится следить, чтобы голос не повысился до откровенного рыка – сейчас живость наследника не только не умиляет, а бесконечно раздражает Аджита.
Аспес всемилостивый, как же мальчишка похож на мать. На эту человеческую ведьму с её чересчур длинным языком. И как раздражает это нежелание слышать вообще хоть что-то. Только себя и слышит.
Вот, снова что-то бубнит с крайне недовольным видом.
– Ну облепило меня глиной. Она ж сразу осколками пошла. Чего вы все так возмущаетесь, будто… А, я уже говорил про чертей, да? Ну, блин, надо другое сравнение придумать, – Викрам сводит брови над переносицей и задумывается.
Да, сегодня разговор точно впрок не пройдет.
– По возвращении ты отправишься в Гарген, к генералу Дихраму.
– К дяде?! – Викрам подскакивает, тут же резко меняясь в лице. – В его гарнизон?
Отец же, подавляя в себе накатившее было сожаление о наложенной страшной каре, кивает.
– Он давно предлагал повторить твой курс военной подготовки. Думаю, шесть месяцев в его школе пойдут на пользу твоей самоуверенности. Возможно, ты даже усвоишь, что некоторые вещи выше твоего разумения, и научишься понимать, где следует проявлять характер, а где – разум.
Викрам – не из тех мальчишек, кто будет выть и умолять о помиловании. Нет. В этом он как раз удался в Аджита – гордый и самолюбивый, до умопомрачения. Поэтому он сжимает кулаки, стискивает зубы, но натягивает на лицо самую презрительную из всех имеющихся в его арсенале рож.
– Это все, повелитель?
Когда не надо – он вспоминает об официальных, давно устаревших правилах этикета. И именно в такие минуты Аджит и может понять, что сын на него действительно зол.
На самом деле – гарнизон Дихрама действительно суровое испытание. Как и сам младший, троюродный брат раджа. Аджит и сам не особенно любит его компанию, но Дихрам верен, а значит – ему хотя бы можно доверить жизнь сына. Лишь бы ведьмы унялись, как только он покинет их клятую землю.
– Иди, – радж кивает сыну, отпуская его, – и благодари Аспес, что Шресту хватило сил отразить направленное на тебя заклинание.
Викрам останавливается на третьем шаге, оборачивается.
– Что-то хочешь мне сказать, сын? – теоретически, Аджит даже мог бы рассмотреть идею помилования, но для этого Викраму надо было бы действительно покаяться и осознать проступок.
А он – конечно же, даже не думает.
– Нет, повелитель, – дерзко чеканит мальчишка, – я иду собирать вещи. Надеюсь, этим я своей жизнью не рискую?
– Еще пара минут такой беседы – и рисковать ты будешь только целостностью того места, на котором ты сидишь обычно, – произносит отец, позволяя себе недовольство.
Нужно отдать Викраму должное – после озвученной угрозы он и не подумал ускорить шаг. Вышел все той же неторопливой, почти степенной походкой.
В какой-то момент Аджиту мерещится, что сын будто бы даже что-то в кармане синей куртки стискивает, но обыскивать его повода не находится.
***
Ночь после стрельбищ оказывается темной, душной, полной мучительных кошмаров. Я не ожидала ничего иного – начать колдовать после двенадцати лет строжайшего воздержания да еще и используя столько силы за раз – все равно что после долгой голодовки внезапно взять и сожрать жареного порося. Всего. За раз. Вместе с забитыми в его нутро яблоками.
Да и не впрок мне идет чародейская магия. Будто слабящего зелья выдула. Да не ложку, как положено по рецепту, а весь большой бутылек. Все-таки не зря нас издавна разделяют – слишком разные мы…
И все же от осознания содеянного меня лихорадит. Я смогла. Смогла преодолеть силу Ведьмина Замка!
Да – заплатила свою цену.
Уже вытолкав себя из постели и расчесываясь, нахожу на расческе один серебряный волос. Почти час торчу у темного зеркала в умывальне, выискивая его братишек, но нет. Волос пока единственный.
Для ведьмы – и одного его многовато, но я отношусь к этому спокойно. Если один седой волос – цена жизни моего сына, пусть. Не жалко. Я уже говорила Праше – мне замуж не ходить.
И дело не в том, что дурна собой, характер скверный да по хозяйству не умею ничего.
Умею. Лавку свою держу, в травах разбираюсь, знахарство травяное ведаю лучше всех в городе. Конечно, характер мог быть и получше, но все-таки – не злая карга, кости на головы прохожих не выкидываю. Про внешность и говорить особо нечего – сама себя не склонна называть красавицей, а мужики периодически порывались. Они, конечно, народ такой… Если выпьют сверх меры – и кикимору до потери сознания зацеловать могут.
Нет, дело не лично во мне, конечно.
А в том, кто я есть.
Ведьма, отвергнутая собственным ковеном. Лишенная магии.
Такую не возьмут в жены без оглядки, только после уговоров, делая одолжение, да и то – не любой. Один из десяти мужчин. Такой, у кого плоховато с выбором.
А я – девочка гордая. Я сама на такие варианты не согласна. Я сама выбирать хочу. И чтобы не быть мужику обузой, бесполезной колодкой на шее, той, из-за которой и ему придется привыкнуть к косым взглядам моих ковенных родственничков, да и плевкам в спину – чего уж там.
Ковен у меня злопамятный. И двадцать лет спустя ничего мне не забудет. И пусть даже двадцать старших ведьм сменятся.
Знаю, что глупо так себя вести. Матушка еще пока жива была – не один раз мне кости перемыла, что носом верчу.
– Нашла бы себе простого мужика, Рада, – ворчала она бывало, когда спина от моих растираний переставала ныть, – нарожала бы мне хоть каких внучат. Все не прозябали бы одни, в темном доме, не глотали б пыль этих твоих бесконечных чародейских книжек.
– Будут дети, когда будет время, – я обещала, обещала, но сама понимала тогда, что не соберусь. Уж слишком больно было даже думать о ком-то, когда мой первенец, мой светлоглазый малыш растет где-то там без меня. И больше всего на свете я хотела только одного – выплатить виру ковену, чтобы сняли с моей руки клятый Ведьмин Замок, и хоть пешком уйти в Махавир. Туда, где меня не ждут, где меня даже на порог не пустят, но там хотя бы можно будет что-то услышать. Увидеть хоть по праздникам, хоть краем глаза…
Мама продолжала ворчать. Пока и её не прибрала к себе Холодная Странница. Тот год тяжелым оказался. И трат оказалось много, собранная сумма на выкуп растеклась на похоронные нужды почти целиком. Да и я сама осталась без маминой помощи – пришлось на страх и риск осваивать вот эту вот чародейскую энергию, чтобы четыре раза в год по всем ведьминым дням проводить один и тот же ритуал.
Ритуал, из-за которого на родословном древе моего ковена не проявлялась бы тоненькая веточка от моей ветви.
Они не должны были знать. Вскройся моя ложь – ох, сколько бы меня ждало неприятностей. Это не говоря о том, что ковен ни за что не позволит жить и дышать ведуну-полукровке, рожденному от страстной связи с “нелюдем проклятущим”. Меня убьют, Викрама – убьют, любой ценой, лишь бы не допустить, чтобы магия нашей семьи текла в жилах магической твари.
Увы, но именно так и будут называть моего сына как только об этом узнают.
Свое утро я пытаюсь провести абсолютно как обычно. Покупаю молоко в четырех дворах от дома, слушаю сплетни про случившееся на стрельбище, убеждаюсь, что мне вслед никто не тыкает пальцем. Ну, не больше чем обычно, если честно. Точно нет причин считать, что городская магическая стража занимается моим розыском.
Если бы они нашли мои магические следы – наверное, уже бы нашли.
Вроде как надо успокоиться, а я умудряюсь не только сумку себе собрать на неделю в тюремной башне, но и в лавке все вылизать, травы перебрать и пирог испечь. С мясом и сонными травами. Ну… А вдруг согласятся чаю попить стражнички?
Дурацкая мысль, конечно. Вряд ли. У них таких умниц – каждая третья, поди, сбежать норовит.
И все же пирог допекаю. Не придут за мной – распродам вместо сонного зелья. На него стабильный спрос, при том, что на вкус оно – жутко горькое. Мой пирог же – напротив, пряный, душистый, с идеально подобранными травками, которые убирают горечь. С руками оторвут, куда они от меня денутся, мои дорогие беспокойные клиенты.
Когда звякает колокольчик у двери, уже ближе к вечеру – я заставляю себя не вздрогнуть. Спокойно разгибаюсь от рабочего стола, отставляю ступку, в которой растирала череду.
Разворачиваюсь к двери. Холодею.
Кажется, я узнала бы его, даже если бы не видела раньше.
И неважно на самом деле, что через всю лавку вьется в воздухе прямо ко мне алая тонкая нить. Вьется не откуда-нибудь, из его руки, точнее – от черного каменного осколка в тонкой мальчишеской ладони. От одного из тех осколков, на которые раскололась та скорлупа, которой я его прикрывала, создавая для черномагической дряни фальшивую цель.
И он тут… С ней в пальцах.
– Здравствуйте, – Ситар Викрам Тиапшет Махавирский склоняет голову набок, разглядывая меня своими нахальными, и боже – такими ясными глазами, – вы – моя мама?
Честно говоря, такого быстрого разоблачения я не ожидала!
Как он здесь очутился? Где его отец?
Может, я умом рехнулась от тоски?
Да вроде не должна так резко…
И что мне ему сказать? Что он дверью ошибся?
Держу пари, он так закатит глаза, как я сама когда-то. Причем сестрицы мои в тринадцать-четырнадцать этим страдали, а я – с десяти лет была уверена, что лучше всех все знаю.
Ну как тут можно ошибиться, когда кровная нить моих чар через всю лавку ко мне вьется.
– Это ведь вы чаровали, – мальчик подходит вперед, протягивая вперед осколок расколотой его защиты, – я на неё своей кровью капнул и шестнадцать слов поиска нашептал.
Строго говоря – тут не было нужды в объяснениях. Все было прекрасно понятно и так. Только родич и смог бы протянуть линию крови между останком чар.
Самое смешное, никто его не учил. По крайней мере – никаких знающих ведунов рядом не было. Все сам, все сам. Ох, молодо, зелено. Помню я свои молодые денечки. Сколько чар было тогда сплетено на коленке, сколько шишек набито, сколько ожогов маслом мазано…
– Там, на стрельбище, у меня вот тут кололо, – Викрам тем временем не перестает объяснять, касается груди в районе сердца, – так бывает, когда папа беспокоится. Но потом вы начали колдовать, и я понял, что это не он за меня волнуется. Папа так не умеет. Он крутой, высший жрец Аспес, но он не ведает чар. Мама – должна уметь. Все говорят, что я ведьмин сын. Да я и сам знаю. Все знают, что наги не умеют ворожить. Только если мама или папа – умеют. И если они были из людей. Хоть один. А я – могу.
– Сделай одолжение, не тараторь так быстро, – тихо прошу, откладывая в сторону ступку. Пока я все это слушала – волхарец до мучной пыли перетерла, хоть булки теперь из него пеки – для настоев-то уже не годится.
– Так вы моя мама, да?
Боже, как лихорадочно у него блестят глаза. С какой надеждой он на меня смотрит. А я – вкус своей крови чувствую. До крови язык прокусила.
– Не повторяй это в третий раз, малыш, – тихо прошу я, – потому что вопрос, заданный колдуном колдуну трижды…
– Привлекает внимание духов, да, знаю, – он так нетерпеливо встряхивает головой… Глаз не отвести. Моя внутренняя ненасмотревшаяся наседка любуется каждым вихром, торчащим из-под капюшона.
– Знаешь, потому что ты большой молодец, – киваю, – и нам не нужно привлекать внимание духов-хранителей моего ковена. Просто поверь. Так же тебе придется понять, что я на твой вопрос отвечать не буду. Это не должно звучать вслух.
А вот это его обижает. До темнеющих глаз, до дерзко вскинутого подбородка.
– Где твой отец? – спрашиваю до того, как мне успели объявить войну. – Почему ты не с ним? Почему ты вообще один пришел? Сыну раджа положена охрана.
– А я их задурил, – насмешливо фыркает это несносное создание, – я им морок на крови колданул, три капли крови, пятнадцать минут возни. Все они уверены, что я вошел вслед за отцом в портал. Рассеется морок только к ужину.
– В портал? – я чуть за голову не хватаюсь от удивления и ужаса. – Твой отец покинул Завихград?
– Ага, – Викрам кивает, запихивая руки в карманы, – не, он спохватится, конечно. К вечеру. Велит Шресту послать зов вашей городской портальщице. Только вряд ли старикан раньше утра оклемается. Уж больно истощенный он со вчера.
– Ты не можешь оставаться в Завихграде без отца, – тихо выдыхаю, вцепляясь пальцами в край стола, – не можешь.
И дело даже не в том, что сын раджа – это в принципе яркая персона для нашего скромного города. Его присутствие в моей скромной лавке обязательно привлечет внимание. Но дело, конечно же, не в этом.
Наги не владеют человеческой магией, разумеется. Зато обладают мощнейшим сопротивлением к ней. Заклинание, созданное моей матерью и поддерживаемое мной, скрывающее существование Викрама, строилось во многом на крови его отца. Который должен был быть рядом с сыном. Ближе, чем я.
А вот сейчас… Это условие не соблюдается…
– Ну, ты же меня не выгонишь на улицу, – заявляет несносный нахаленок, – я ребенок. Один в большом городе обязательно пропаду. Разбойники меня поймают, чтобы с папы выкуп стрясти. Уши мне отрежут, чтобы его запугать. Ты меня не бросишь. А папа не придет за мной раньше, чем завтра. Так что…
– Цыц… – встряхиваю головой, – а не то я сама сейчас твои уши оторву. Мне надо подумать.
Кажется, убедительно получается. По крайней мере язык Викрам прикусывает. Таращится на меня выжидающе. С затаенным превосходством. Уверен, что все предусмотрел, кажется.
Ладно.
С места я шагаю быстро, сумку, припасенную для возможного ареста, вешаю на плечо, а потом прихватываю мальчишку за плечо.
– Идем, – подталкиваю к двери.
– Куда? – он вздрагивает, явно удивленный. – Папы нет в городе. Если ты хочешь проверить
– Я верю, что его нет, – киваю, останавливаясь у зеркала, рядом с дверью. Ныряю за него ладонью, вытягиваю из тайной ниши мешочек. В том мешочке – заначка для выкупа, по медянке собирала. На простеньких травяных сборах не так уж много заработаешь. А еще – там жемчужина. Круглая и яркая, размером с крупный орех. Подарок от одной моей хорошей родственницы. Подарок, который точно не соответствует оказанной мной услуге, но дары не отвергают. Другое дело, что отвергнутой ковеном ведьме даже такой жемчужины для выкупа маловато будет. Заплатить ведь надо не только за право начать свой путь с ковенными знаниями, но и за снятие Ведьмина Замка.
Немного подумав, ботинки оставляю на пороге. Гулять по ночам – это даже в столице дело рисковое. Гулять по ночам в компании сына я осмелюсь, только если у меня будет за пазухой запасной план. Возможность колдовать на такую вполне тянет. Даже если ноги замерзнут, не беда. По росе босиком полезно гулять.
– Так куда мы идем? – тараторит Викрам, когда я его вытаскиваю из лавки и запираю за собой дверь.
– В гости, милый, в гости, – отвечаю уклончиво.
Надеюсь, что Марьяна еще не легла спать. Без неё я Викрама к отцу до утра не отправлю. А это – мягко говоря, мой единственный шанс оставить наше с мамой заклинание целым и невредимым.
Глава 3. Тайны становятся явью. Хобби у них такое
Конечно, я бы хотела дойти тихо и спокойно, желательно – вообще молча, потому что болтовня ночью – лучший способ привлечь внимание. Не нечисти, так городской стражи. С учетом того, что сейчас стража на взводе из-за срыва турнира по стрельбе – мне бы не хотелось им попадаться. Еще не дай бог слепок магии сделают, да начнут сверять…
Увы, у меня очень разговорчивый попутчик.
– А почему ты босиком идешь? Может, мне тоже надо? – на мои босые ноги таращится с живым непосредственным интересом.
Ой, милый, я и так уже поняла, что ты у папы волшебный самородок вырос. Морок он наворожил. На крови. Убедительный, чтоб тебя, а это значит – вполне себе телесный. Прашка бы все локти искусала от таких вот достижений. У неё и сейчас с плотностью чар проблемы возникают.
Веер-то наколдовать – без проблем. А вот собственные копии у неё просвечивают.
– Тебе не надо, – качаю головой, – застудишь ноги, простынешь, сопли потекут, девчонкам нравиться не будешь.
– О, отличная идея, – мальчишка останавливается и склоняется к ботинкам, чтобы из расшнуровать, – а то совсем запарили. На всех приемах ходят за мной, и с каждой надо танцевать. А они не умеют.
Срочно приходится придумывать другой повод.
– Твой отец оторвет мне голову, если ты заболеешь, – говорю очень серьезно. Как ни крути, но именно вот этот серьезный тон со мной и срабатывал в его возрасте.
– Не оторвет, – не очень уверенно возражает мне Викрам, – ты же моя мама.
– Мы с твоим отцом плохо разошлись, когда я ему тебя отдала, – произношу очень тихо и прихватив острый мальчишеский локоток, увлекаю его вдоль по улице, – и для него сейчас будет достаточно малого повода.
Некоторое время, слава Праматери Иссини, он шагает молча. Правда не очень охотно – мне приходится прикладывать усилие, я буквально тащу своего сына на буксире. Что довольно тяжко, учитывая, что ему совсем не три годика.
А ведь до дома Марьяны идти довольно далеко. И как назло, мне по дороге ни одного кэба не попадается. Ну да, сейчас ни один кэбщик свою лошадь из стойла не выпустит. Голодным вурдалакам слаще нет лакомства, чем свежая конина.
– Почему ты меня отдала? – вдруг спрашивает Викрам. Господи, вот ведь чертенок. Нельзя такие вещи вот так спрашивать. Для таких разговоров нужна прорва чая на успокоительных травах, теплый огонь и…
Да ладно, нет разницы, даже в самых роскошных условиях у меня было бы ровно так же холодно в груди.
– Твой отец наверняка разъяснял тебе мои причины, – говорю тихо, стараясь не замедляться. Хотелось бы добраться до Марьяны поскорее. Чем ближе полуночный час – тем хуже находиться на улицах. А я ведь не одна – с ребенком.
– Он сказал, я был тебе не нужен, – произносит Викрам, и в его голосе впервые за вечер я не слышу ни единой нотки того радостного любопытства, с которым он со мной говорил, – он сказал, что звал тебя замуж, а ты не пошла. И меня ему отдала, потому что не любила совсем.
Больно все это слышать.
С одной стороны – уходя от Аджита, я все ему разрешила. Любыми словами меня оскорблять, любыми хулами проклинать. Лишь бы наш с ним сын даже не думал ко мне приближаться. Лишь бы его рождение так и осталось тайной для моего ковена.
Но одно дело – догадываться об этом всем. Надеяться на благородство змеиного раджа. В конце концов… Между нами настоящее было. Мы оба это знали. Но…
Было, да сплыло. Хвостом вильнуло, закончилось.
И слова, что Аджит произнес для нашего с ним сына – был не нужен, не любила, ушла и бросила.
– Отвечай, это правда была? – а в голосе Вика слышится ярость и боль. Он даже останавливается, вырывая у меня из пальцев свою руку. – Никуда с тобой не пойду, пока не ответишь.
Ох, Праматерь, ну зачем ты меня за язык дернула с этим распроклятым “отдала”? Взяла и задела больное его место, меньше всего желая ранить.
А сейчас – мягко говоря, и не время, и не место для семейных разборок.
Только за шиворот маленького ведьмака хватать и за собой волочь – это даже дура-мать делать не будет. Потому что я и так знаю, что он умеет неплохо чаровать. Вывернется из рук моих ужем, драпанет куда-нибудь в переулок. А я – мало того, что ответить ему смогу не так быстро, так еще и внимание городской магической стражи точно привлеку. Следы на поле – они затерты. Но уж на свежий образец моей искаженной магии они, поди, прискачут.
Поэтому надо как-то словами это все утрясти.
– Послушай, Вик, – первый раз называю сына по имени, – мы не можем сейчас стоять. Мы должны добраться до моей родственницы. Она поможет мне открыть портал в Махавир.
– И ты от меня опять избавишься? – мальчишка едко кривит губы. – Нет уж. Я не для того сбегал, чтобы ты меня отцу вернула. Я с тобой поговорить хотел. Твою правду услышать.
– Я все тебе расскажу, – прижимаю ладонь к сердцу, – поклясться тебе могу. Хочешь – с тобой зайду в портал и…
– Отец ни за что не допустит, чтобы ты со мной говорила, – Викрам качает головой. Обиженный такой, взъерошенный. Так обнять хочется – но нельзя ведь, нельзя…
– Говори сейчас, – Вик разошелся, даже ногой на меня топает, – папы нет. Он не помешает. Говори!
Ох, малыш. Как бы я хотела. Только не стоит тебе знать, что должны были сделать старшие мои сестры с моим ребенком, рожденным от нелюдя. Нам с тобой был бы предначертан один только черный и очень короткий путь. И себя мне было не жалко, я и живу-то только ради того, чтобы о существовании моего сына ковен никогда не узнал. Ну, по крайней мере – до двадцати лет Викрама. До тех пор, пока ковен мой не потеряет последнее право назвать его своей кровью.
– Мы стоим на земле моего ковена, малыш, – произношу негромко, – ковена, который за триста лет своего существования испачкал руки в крови нелюдей. Да-да, милый, нелюдь – это как ты. В земле этого города лежит алтарный камень моего ковена. В этом воздухе спят их духи. Я не зря не отвечаю на твои вопросы здесь. Здесь – нельзя.
– А мне плевать, – только глазами мне и отвечает. Ладно, попробуем иначе.
– Посмотри, – поднимаю запястье, задирая рукав. Обнажаю Ведьмин Замок, ненавистный браслет из двух змей, обвивающих мою руку, – знаешь, что это?
– Блокиратор, – тихо отвечает мальчишка, – папа как-то мне его надевал. Когда я княжне Скерсее в крем для лица веснушчатый настой намешал.
– Я его двенадцать лет ношу, малыш, – киваю, – и вчера колдовала очень сложным, обходным путем. Тебя защищала. Как думаешь, это потому было, что я тебя не люблю? Ведь о чарах моих никто не знал. Даже ты мог не почуять.
– Я почуял, – бурчит Викрам все так же насупленно.
– Потому, что ты большой молодец, милый, – улыбаюсь нетерпеливо, – поэтому просто поверь мне на слово. Нам нужно отвести тебя к отцу. Потому что ко мне никаких добрых бабушек не прилагается. Мы с тобой найдем способ поговорить. Я тебе письмо напишу, если не получится. Волшебное. Только для тебя. И папа твой не сможет помешать его получить. Только давай уже пойдем. Нам нужно как можно скорее увести тебя из Завихграда.
Он сходит с места сначала нехотя. Идет за мной молча, но постепенно – прибавляет шаг, и уже тащить его за мной вроде как и не надо.
Вот и чудно!
– А как ты блокиратор обошла? – тихохонько спрашивает мальчишка. – Можешь меня научить.
Я задумываюсь.
С одной стороны – материнский инстинкт требует обдумать этот запрос. Передо мной явно не самый послушный мальчик в мире. Давать ему такие секреты, да еще и точно зная, что за контракты с духами платят дорого – опрометчиво.
С другой стороны – лично я эти знания не бесплатно получила. И точно знаю, что при случае они мне жизнь спасут. И по уму, кто как не мать должна обучать юного ведьмака жизнеспасительным трюкам?
– Отрада? – громкий оклик, будто обухом по голове меня прикладывает. – Отрада, ты ли это?
Мда, честно говоря, хуже этого голоса мне сейчас и представить сложно.
Зарина Елагина, мать Праши, нынешняя старшая ведьма моего ковена. На дух меня не переваривает. Нелюдей терпеть не может.
Идет ко мне навстречу с другого конца улицы. И бежать уже просто некуда. И некуда.
– Стой молча, – таким особым, едва слышным, но при этом – прекрасно различимым, шипением обращаюсь к Викраму. Сама как можно незаметнее, сдвигаюсь так, чтобы прикрыть его своим боком.
Не люблю надеяться на авось, но все, на что я могу сейчас надеяться – это на то, что в потемках Зарина не заметит внешних признаков полукровки.
Тем более, что идет она явно от тетки Тианы, банками в сумке бряцает. Даже если мое заклинание и развалилось, и Викрам теперь виден на гобелене с родословным древом – Зарине для того, чтобы это узнать, нужно дойти до дома и зайти в алтарную.
И потом, не могут чары так быстро развалиться. Не настолько они нестабильные, чтобы не выдержать пару часов. Иначе я на стрельбище даже не подумала бы идти.
– Ты чего это так поздно гуляешь? – Зарина наконец доходит до меня и подозрительно на меня смотрит. Сколько бы мне ни было лет, я так и останусь для неё вечно виноватой. Не повзрослевшей. Ну, оно и понятно, ведьма считается состоявшейся, когда ковен надевает семейную печать на её первенца. Я своего по официальной информации – не сберегла, не сохранила. Соответственно – и доверия не достойна.
И потому должна как девчонка отчитываться, если вдруг в поздний час меня заметят вне дома.
– Вот, – чуть отклоняюсь, чтобы Зарина увидела стоящего за моей спиной мальчишку, – пришел ко мне в лавку без родителей. Веду теперь к папаше. Хочу сказать ему пару ласковых насчет того, что мальчишку в такое позднее время одного отпускает.
Самое смешное – не соврала ни словом. Викрам и правду пришел ко мне в лавку без родителей. Я ведь в лавке уже была!
И со всем остальным та же история. Филигранное искусство полуправды пришлось осваивать на лету. Старшие ведьмы постоянно окружали себя чарами искренности, которые сообщали тут же, стоило в их присутствии кому-нибудь соврать.
– Сама-то как обратно пойдешь? – Зарина обеспокоенно хмурится. – Скоро вурдалачий час, тебе с Замком по улице ходить опасно.
– К Марьяне зайти хотела, – снова честно говорю, – она или чудо-дверь откроет, или просто переночевать разрешит.
– Зря ты вообще с ней водишься, – Зарина недовольно кривится.
Марьяна ди Бухе – наша дальняя родственница, правнучка давно откупившейся от ковена Елагиных ведьмы, особенно ковену не нравилась. И много чего играло против неё – редкий, удивительной силы дар открывать порталы, происхождение – она явилась из другого мира, да и красавчик-вампир, лихо взявший её в оборот и в жены заодно, тоже портил Марьяне карму. На мой вкус, тете Зарине стоило бы ей спасибо сказать. Если бы не Марьяна – ходить бы нам всем под главенством Софик Елагиной – вот где настоящая холера скрывалась, на самом деле.
Зарина-то хоть и не любила меня, так хоть не плевала под ноги при моем приближении. А вот Софик…
Ну, да слава богу, на каторге дорогая Софик, за запрещенную черномагию. Репутация семьи, конечно, пострадала, но не сказать, что у Елагиных она была белоснежная.
– Хотела сказать. Собери для Ясмины травы для зелья поиска судьбы. Кровоточник, сладостраст, ты сама должна знать.
Меня, конечно, не волнует отсутствие слова “пожалуйста”. Я из провинившихся, со мной не церемонится вообще никто.
– Она решилась на ритуал? – спрашиваю, ощущаю, как кувыркается в желудке что-то холодное. Последней решившейся на этот шаг была я. Ну и… Ковен после этого семерых юных ведьм настойчиво отговаривал. Слишком уж рисковый ритуал, так просто можно напортачить и не исполнить свой долг перед семьей.
– Коза упрямая, – Зарина недовольно морщится, – пятеро старших её уговаривали, твоей судьбой убедить пытались, а она – уперлась. Хочу и все. Идти же против такой твердой воли – нельзя. Наши духи и так возбуждены в последнее время. Травы завтра занеси. Только тарьян-траву не надо. Её пусть сама ищет.
Ну конечно. Тарьян-трава – гарантирует удачный расклад ритуала. И считается, что её эффект можно легко испортить человеку с тяжелой кармой. Ну, как у меня, то есть.
– Я поняла, – киваю, – занесу, конечно. Тетя Зара, мы пойдем. Парню спать уже пора, а нам еще пилить да пилить.
– Идите, – Зарина милостиво кивает, отпуская меня, – к Марьяне пойдешь – постарайся у неё не ночевать. У неё там шалман настоящий. Змеелюдов уже принимала. Гиенолаков. Вампир этот её… Приличной ведьме в такой компании лучше не спать. Поналипнет всякого…
Надо будет Джулиану передать, что от него может поналипнуть. И Марьяне предложить у него блох поискать. Вот она посмеется.
– Хорошо, я дверь попрошу, – снова киваю, – ночевать буду у себя. Травы соберу для Яси.
– Добро.
Мы наконец расходимся. Пальцы так и зудят, требуют сложиться в щепоть благодарности Иссини. Пронесло, силами великой Матери!
– Отрада, – тетка окликает меня, и двух шагов не успеваю шагнуть, – погоди. Оберег возьми ночной. У тебя ведь нет наверняка.
– Да не надо, – пытаюсь возразить, но Зарина уже закапывается в сумку в поисках непрошенного дара.
– Ну как не надо, сама сказала ведь, что далеко идти! А у нас тут что ни подворотня – ворье да нелюди, – качает головой Зарина, – а ты сглазить их не можешь.
А я тишком, как можно незаметнее, подталкиваю Вика вперед себя. С глаз долой, и с сердца вон.
А Зарина все копается и копается в сумке.
–Господи, ну наконец-то, – в настроении мы с ней совпадаем. Когда овальный медальон из запеченной красной глины, испещренный рунами, появляется на свет – я уже приплясывать готова от нетерпения.
– Сама чаровала, – не без гордости комментирует Зарина, – ворью глаза отведет, нелюдь – слепит и пугает с дюжины шагов.
Мать моя, Иссинь! Только не это!
– Держи, – пока я в ужасе соображаю, что делать и куда бежать от нежданного блага Зарина размахивается и кидает амулет мне. Экономит время. Ну да…
Я шарахаюсь в сторону, закрывая Викрама спиной от вполне ожидаемой вспышки ледяного ведьминского света.
Бесполезно. Вик вскрикивает, закрывая глаза ладонью.
А тетка – и без того удивленная неожиданным срабатыванием амулета, ахает.
– Нелюдь, Рада! – и конечно, заносит руку для немедленного заклинания.
Хорошая ведьма – та, которая колдует быстрее, чем успевает осознать мысль в своей голове. Иначе просто нельзя, не добьешься ты успеха, когда у тебя есть семь мгновений, чтобы добыть корень светлынь-травы или приложить заковыристым проклятием ступившего на твою тень грабителя.
Если твои инстинкты не развиты в достаточной мере – лучше не называйся ведьмой.
Зарина – старшая ведьма. И на своем веку не одну нелюдь повидала, не одну – к праотцам отправила. Её инстинкт самосохранения – не требует никакого оспаривания.
А я…
А что я?
У меня свои инстинкты. Материнские!
Практически наверняка знаю, чем Зарина будет бить нелюдя. Мавьим капканом – это заклинанием всегда считалось верным средством в драке с любым нелюдем. Практически универсальное – оно не задевало только те виды магических существ, в которых не текло ни капли человеческой крови, не сохранялось ни единого следа человеческой души.
Только я представляю, как может Мавий капкан ударить по хрупкому мальчишескому телу нага-полукровки. Сколько костей будет поломано. Сколько боли хлебнет мой сын.
И… Нет… Ни за что я этого не допущу.
В этот раз мне не приходится будить змей-духов браслета. Я просто выбрасываю свою руку вперед. выхватывая из воздуха несколько волшебных нитей, чтобы одним только усилием воли переплести их в защитную чару “Лунного зеркала”. Только после ощущаю, как снова болезненно тянет кожу на запястье – это в подзажившие ранки снова впились тонкие иголочки змеиных зубов.
Лунное зеркало – хорошая чара. У нее такое сложное плетение, что ни одно из заклинаний, направленных против нелюдей, не имеет возможностей сквозь него продраться. Это заклинание без наставника узнать нельзя.
– Отрада… – Зарина в ужасе смотрит на меня, кажется, еще чуть-чуть – и прямо здесь седеть начнет, – ты что творишь, девочка? Ты каким духам душу продала, чтобы с Замком на руке колдовать?
Не буду комментировать, что как раз душа духам браслета была без надобности. Время жизни – да. Поглощая её энергию, они становились ближе к времени своего освобождения.
Ничего не говорю. Оступаю на шаг назад, нашариваю свободной рукой плечо Викрама. Нахожу. В мою ладонь тут же вцепляются холодные пальцы Вика. Он еще не видит, ведьмин огонь слепит на добрую четверть часа.
Молчи. Только молчи, малыш. Потому что один раз меня мамой назовешь – и нам с тобой обоим большой и могучий придет трындец.
– Он тебя околдовал, что ли? – Зарина щурится, а вокруг её пальцев медленно сгущается облачная синева. – Девочка, как же ты влипла.
Конечно, хочется рассмеяться на это. Но я не буду принимать опрометчивых решений. Мягко говоря – я в заднице.
Мне нужно защитить сына, да так, чтобы Зарина не поняла, зачем я это делаю. Не уловила мой личный интерес. Поэтому пусть думает, что меня околдовали. В принципе, нечисть, перерожденная из человечьих душ, тоже считающаяся нелюдью, такое умеет.
Второй удар Зарина наносит вдумчивей. Вычерпывает силу ночной тьмы вокруг себя и пытается накрыть уже нас обоих. Звездное марево – заклинание, парализующее на несколько часов любую цель на обозначенной площади. И конечно, Марева бы хватило, чтобы вывести из строя и меня, и почти беспомощного Вика, вот только это заклинание легко узнать на стадии его создания.
Три точечных корректирующих цель удара я наношу быстро и резко. Мне не нужны лишние движения. Матушка любила бить меня именно Маревом на любых боевых тренировках. Если я умудрялась попасть в нужные слабые точки заклятия в двух ударах из трех и смещала поле поражения в сторону от себя – это был не зачет. Зачетом для мамы считались три попадания из трех. Когда заклинание выворачивалось наизнанку и падало на того, кто его создал.
Когда Зарина замирает, я даже не сразу верю, что сработало. Я попала, конечно, это я видела по тому, что в нужных местах вспыхнули все нужные узлы плетения. Но неужто мне хватило силы? Что-то с чем-то, на самом деле! Столько лет нормально не колдовала – и обряд поддержки заклинания совсем не в счет. У меня были мамины расчеты и инструкции, я все делала строго по ним. Без самодеятельности.
И тем не менее – Зарина стоит на месте. Не моргает, не движется, даже дыхание поддерживается на том минимальном уровне, что необходимо для жизни.
Только на дне глаз старой ведьмы теплятся две яркие искры – знак того, что разум её ясен и занят созданием контр-заклятия.
– Бежим, бежим, – я сгребаю Вика за рукав и срываюсь с места. Понимаю, что бежать вслепую – и страшно, и неприятно, но что уж делать. Зарине не понадобится много времени, чтобы освободиться. И чем быстрее мы окажемся как можно дальше от старой ведьмы – тем лучше для нас.
Давно я так не бегала, как бегу сейчас. Так, что набитая до отвала сумка бьет по боку, в самом боку колет сильно и резко, а рука, которой я тащу за собой Викрама, гудит и кажется – вот-вот из плеча вырвется.
– Отрада!!!
И ведь даже десяти минут не прошло, как воздух вокруг меня вскипает этим яростным ведьминым ревом. Я дергаю Вика в сторону, ныряю в темный узенький проулок.
Я, конечно, и так неслась не по прямой, петляла и сворачивала везде, где могла. Вот только и так понятно, что до Марьяны я сейчас не добегу – далековато будет. Нужно приготовиться ко второму акту боя с Зариной, а он таким простым, как первый, уже не будет.
За моей спиной Вик дышит тяжело, трет глаза, пытается казаться молодцом. Малыш. Даже не пискнул ведь, когда я волокла его за собой.
– Иди сюда, мой хороший, – подтягиваю его к себе, касаюсь век пальцами, проговариваю целительный наговор. Мелкая магическая трата, за это духи много не возьмут. Вик моргает как сова, свыкаясь с темнотой места, где мы скрываемся.
– Мы сбежали от той злой тетки, да, мам? – смотрит на меня с такой надеждой, что даже жаль расстраивать.
Мне и не приходится. Пока я качаю головой, воздух снова начинает вибрировать от злого, требовательного вопля старшей ведьмы моего ковена.
– Отрада! Дрянная ты девчонка. Иди сюда!
Закусываю губу, потому что ощущаю – кожу под Ведьминым Замком начинает жечь. Защитные чары, наложенные на браслет, не предусматривают неповиновения. И конечно же, Зарина их пробудила. Может – она сама, может – её дух-хранитель возмутился моим непослушанием. Плевать. Перетерплю.
Оглядываюсь. На мою беду – я просчиталась. И вместо проходного переулка залетела в тупичок. Здесь живописненько, колодец, яблоня, дверь синяя в дом ведет. Но мне от той двери толку нет. Чую уже ночной наговорной контур, проведенный под порогом. О, и “Тишь, тишь, тишина” в ленту чар вплели. Хоть колдуй, хоть дрянью ори – хозяева даже не услышат. То есть даже если Зарина тут меня на части порежет – никто не отреагирует.
– Мама… – голос Вика в первый раз с момента нашего знакомства звучит жалобно, – та тетка, она меня убить хочет?
– Ну, не преувеличивай, милый, пока – только меня, – ласково улыбаюсь, – только сделай одолжение – пока мы не сбежим, не произноси слова на букву “эм”. Нельзя, чтобы Зарина его услышала, милый, понимаешь?
Он бледный и напуганный, но головой кивает. Хорошо. Дело за малым, ага – выкрутиться. Всего-то.
Злая ведьма – ведьма практически с гарантией жесткая. Я не дура, не самообманываюсь. Старшие ведьмы – они не просто потому старшие, что на тридцать лет раньше меня родились. Нет. У Зарины огромный опыт, она в молодости ходила вместе с охотничьими отрядами на нечисть и считалась одной из двадцати самых опасных колдуний Завихграда.
Она прекрасно справится с задачей выбить из меня и дух, и дурь, и все, что покажется Зарине лишним.
Но все-таки, не могу же я сложить лапки и капитулировать, да? Я же тоже не пальцем деланная. Это ведь я была семейным самородком двадцать первых лет своей жизни. Это я, в конце концов, способ колдовать с Замком на руке нашла.
Пока я пытаюсь сообразить, что делать и как быть, под сердцем что-то озабоченно екает. Непривычно так. И я сначала дергаюсь, опасаясь, что где-то успела проглядеть Зарину, и она уже пытается оторвать Вику голову. А потом понимаю – нет, екала не совсем та связь, что уведомляет меня об опасности сыну. Екала совершенно неожиданно связь матери-ведьмы. Не ощущала её раньше, по одной только причине – он не колдовал со мной рядом. А тут вдруг начал. Причем совершенно неосознанно, кажется, даже не замечая. Просто вцепился длинными пальцами в ручку чужой двери, будто надеясь, что с той стороны её откроют. А под дверью вдруг совершенно неожиданно вдруг начало светиться чем-то белым.
Если бы сама такое уже не видела – не поверила бы ни в жизнь, что это действительно происходит.
Но я видела уже и…
Ну, строго говоря, не сказать, что это невозможно. У Елагиных периодически рождались портальщики, одна только Марьяна с её умением открыть портал где угодно и куда угодно, чего стоила. А полукровки – они в принципе частенько очень одарены, это все знают. Даже больше одарены, чем допустимо, потому смешанные браки и запрещены для ведьм.
Нельзя ведь нелюдям такую силу давать, они и без того без меры одарены – так говорят.
Я слышу, как сильнее стонет воздух, как сильней натягиваются магические жилы, требующие от меня оставаться на месте. Но сейчас на месте меня даже черт не удержит.
Я бросаюсь к Вику и сгребаю его за ладонь. Нет, не приказываю ему повторить то, что он делал раньше – я совершенно точно чую, что ему и сил не хватит, и понимания тоже. Только скажи, что он делает – и он растеряется, и этот тонкий росточек спрячется снова под землю.
А вот если я сама перехвачу эту слабую чару своей рукой, своей силы налью под корень, и одной только лихорадочной мыслью прикажу открыть для меня путь… Куда? Да неважно куда, лишь бы от Завихграда подальше.
Я бы наверное продумала пункт назначения получше, поточнее, поближе к Аджиту, но в эту минуту над нашими головами раздается торжествующий рев. Зарина не стоит даже, висит в воздухе над входом в переулок, и весь её силуэт окутан зловещим зеленым свечением. Понятия не имею, что это за чары – и даже узнавать не хочу.
Все происходит разом – Зарина падает на нас, и зеленое марево вместе с ней, даже слегка вперед неё. И я – толкаю дверь, чужую, и в то же время – уже и нашу. Дверь дома остается неподвижной, а дверь пути – распахивается для меня и Вика. Принимает нас. И захлопывается перед самым носом жаждущей мой крови Зарины. Очень вовремя. Еще чуть-чуть, и не сносить бы мне головы. Да и за целость рук и ног моего сына я бы тоже не поручилась.
Глава 4. Лучший отдых – смена обстановки.
В первую минуту в новом месте я почти задыхаюсь от паники. Это не Ахаридж, малахитовая столица Махавира. И вот это жаль, честно говоря, было бы гораздо проще, если бы чудо-дверь сразу вынесла нас куда надо.
Темнота вокруг нас мягкая, густая, теплая. Пахнет люцерной и горетравником, теплой смолой и влажными лишайниками. Первые секунд пять я стою и привыкаю – бог ты мой, даже не думала, что я настолько избалованная горожанка, что убери фонари – и обычная лесная ночь уже кажется такой темной, хоть глаз выколи.
Лесная?
Да, лесная. Вокруг нас совершенно точно высокие стволы деревьев. Над нами, в их кронах величественно ветер шумит. А в стороне я точно разбираю бодрое журчание.
– Мама, где мы? – Вик нашаривает мою ладонь и крепче её сжимает.
Хороший вопрос. И как я хочу иметь на него ответ!
Для начала задираю голову, приучая глаза к ночной темноте и попутно заставляя себя разглядеть в черной хляби над головой маленькие белые искорки.
Сита, Ашена, Хайти… Эту звездную триаду нельзя рассмотреть из Завихграда, он сильно западнее расположен. А вот рядом с Махавиром – можно.
Я даже помню, как один прекрасный мужчина рассказывал одной юной ведьме легенду об этих трех ярких звездах, прозванных нагами сестрами Аспес, их змеиной богини.
Что ж, уже хорошо, что даже интуитивно я бросила выходной конец тропы примерно куда нужно, но хорошо бы это получше понять.
– Пойдем, дойдем до ручья, малыш, – произношу я, сжимая пальцы на плече Вика, – не знаю как тебе, но мне точно надо умыться.