Читать онлайн Игла бесплатно

Посвящается начинающему писателю и таланту во всем –

моей подруге Алене Медведевой. Спасибо за то,

что подсказала идею для этой книги,

и не затягивай с собственными

публикациями!

Никогда не видьтесь после расставания с теми, которых

когда-то любили. Это нехорошие встречи,

все равно как с покойником.

Максим Горький, «Старуха Изергиль»

1

Он остановился в коридоре. Куда бы Леня ни направлялся – на кухню за бутербродом или в гостиную за ноутбуком, – забыл дорогу к тому и к другому, увидев за приоткрытой дверью спальни Марину, читающую на подоконнике.

За окном хлестал дождь; на сливочных щеках молодой девушки дрожали темные блики. Марина завернулась в кокон из пледа, так что только круглые плечи, гладкие руки и ее сосредоточенное, низко склоненное над книгой лицо выглядывали из него. Тесненные кружевом лямки черного бельевого топа приподнимались над ее ключицами, отмеряя каждый вдох и выдох. Она кусала пухлую губу своего небольшого, миловидного рта, пока карие глаза поедали строчку за строчкой.

Леня привалился щекой к дверной раме. Сердце у него расшевелилось, и спокойствие, необходимое для работы, исчезло. Аппетита и того как не бывало вовсе. Он был пленен, но пленником был сытым и окрыленным своей несвободой.

Марина кожей ощутила его взгляд и подняла голову. Еще секунду увлеченные романом глаза не могли видеть Леню, но как только мысль в них рассеялась, на ее устах появилась улыбка. Леня сделал к ней осторожный шаг, словно немо спрашивая, не помешает ли он, и Марина с готовностью отложила книгу. Она сладко потянулась, показав из-под пледа ступни. Пальцы со светло-розовыми ноготками напряглись и расслабились, будто кошачьи лапки.

– Марина.

– М-м?

– Ты выйдешь за меня замуж?

Она театрально почесала в затылке. Драгоценный камень на золотом колечке мягко прочертил прядь ее темных волос.

– Наверное, придется. Поздно отзывать приглашения на свадьбу, если только вся партия не потерялась на почте еще полгода назад.

Леня так весело, таким юношей улыбнулся невесте, что она не выдержала накала собственной паршивой актерской игры. Он пересек комнату и поймал книгу, свалившуюся с ног хохочущей девушки.

Отсмеявшись, Марина сонно обвила его шею руками. От Лени пахло одеколоном, чистой кожей и свежевыглаженным бельем. Она перебирала пальцами его льняные волосы, исследовала глубину серых глаз, все ближе привлекая к себе. Леня взялся за подоконник и накрыл ее уста своими. Скоро нежный поцелуй перешел в страстный, и пятачок стекла у головы Марины помутнел от их прерывистого дыхания.

К скорому торжеству у молодых было почти все готово. Выездная регистрация спланирована и обговорена до мельчайших подробностей, банкетный зал – зарезервирован, а кондитеры уже отливали украшения для трехэтажного торта. Голова у жениха и невесты болела теперь о малом: повторить танец, украсить зал, внести финальные правки в меню и….

– Как с поиском свидетеля? – спросила Марина, когда распался их поцелуй. Леня сел ей в ноги, обнял колени девушки и положил на них голову. – Может, попросишь кого-то из наших коллег?

«Наших» – было сказано громко, и Марина тут же раскаялась за свои слова. Они работали дизайнерами в отделе маркетинга центра оказания услуг продвижения для бизнесов, но Леня не был штатным сотрудником. Не более раза в месяц он посещал головной офис, чтобы предоставить отчет о проделанной работе, высидеть час на плановом собрании и забрать домой пачку новых поручений. Следующий месяц он работал над ними параллельно с другими проектами – и все повторялось по кругу.

Несмотря на то, что Леня был фрилансером и имел договоренности с несколькими, зачастую конкурирующими организациями, на работе у Марины он был на хорошем счету. Но по-настоящему подружиться с кем-то из штатных работяг у него не было ни времени, ни особенного желания.

– Ну уж нет, – насупился Леня, – не могу представить, что кто-то из этих повезет меня и мою невесту к звездам. Довольно и того, что половина отдела маркетинга приглашена в ресторан. Будем намазывать их сладкие речи на хлеб вместо масла.

– Лень, послушай, мы можем просто отказаться от этой затеи, – быстро предложила она, пока он не успел ничего возразить. – Оля не обидится, если мы пересмотрим необходимость свидетелей. Это же просто старые традиции, сейчас вообще мало кто заморачивается на этот счет.

– А вот я очень хочу заморочиться.

– Осталась всего неделя…

– Восемь дней, – бодро вскинул палец он, но, увидев выражение лица невесты, стушевался.

Леня сцепил руки между колен, натянуто улыбнулся и рассеянно пожал плечом. Наружность его, обычно светлая и энергичная, вдруг сделалась истомленной долго не разрешающейся проблемой. Марина вдохнула, но выдохнуть также свободно не решилась. До того момента, как у них встал вопрос о свидетелях и их надобности, ни Марина, ни сам Леня не подозревали о том, насколько щекотливой для жениха будет тема дружбы.

Леня учился в школе без особого рвения. С горем пополам высидел до девятого класса, а когда перешел в десятый, на него вдруг что-то нашло.

– Я почувствовал, как тесно стало ногам под партой, – рассказывал он однажды Марине – и еще много раз по ее же просьбе. – Так странно было. Колени упирались в стол, а зад как следует не умещался на стуле. Тогда я понял, что вырос, а ни к чему дельному не стремлюсь. Стало за себя обидно, и вот… Так я занялся саморазвитием.

Леня не подал документы в университет и крепко разругался с родителями на этой почве, но продолжал настаивать на своем. У него был план, который он вынашивал весь одиннадцатый класс вместо того, чтобы перебирать варианты заданий ЕГЭ.

– Услышал когда-то на уроке литературы, что Рэй Брэдбери получил образование в библиотеке, – продолжал с улыбкой Леня. – Подумал, что это и впрямь не такая уж плохая идея.

Вот только родители такой альтернативы вузовскому образованию не поддержали. Они уговаривали, ругались, снова уговаривали сына получить любую подтвержденную дипломом специальность, но переубедить Леню, если тот твердо решал что-то для себя, не удавалось еще никому. Он получил абонемент в публичную библиотеку и, обложившись книгами, безвылазно проводил в ней дни.

Около полугода беспорядочного поглощения информации понадобилось Лене, чтобы выработать системность своих занятий. Он научился отличать пустые книги от полезных, определил, какая литература адаптирует его в обществе наилучшим образом и составил эдакий план уроков, который включал в себя не более двух предметов за день, а на сладкое – поход в музей, театр или на открытую лекцию. Там он не столько внимал рассказам лекторов обо всем на свете, сколько учился прилюдно задавать вопросы и затевать обсуждения в конце встречи.

Какие-то дни Леня отводил под изучение экономики и психологии, какие-то – под историю и предпринимательство, другие же – под политологию и искусство. Особой его фишкой было совмещать предметы таким образом, чтобы в один день мозг не сталкивался с двумя похожими сферами, и на таком контрасте с одинаковым вниманием усваивал тот и другой материал.

Скоро родители поняли, что без решительных действий Леню в университет и даже паршивый техникум загнать не получится, а потому прибегнули к крайним мерам. Бледные, но решительные мать с отцом поставили сына перед выбором: либо он подает документы в высшее учебное заведение на следующий же год, либо его полностью лишают финансовой поддержки.

– Отказаться от меня – лучшее, что могли сделать родители, – признавался Леня Марине. Рассказывая об этом, он избегал смотреть ей в глаза, ибо боялся, что лопнет от гордости, если будет слишком долго упиваться ее восхищением. – Ничто так не способствует прогрессу, как безвыходное положение, и сам я не осмелился бы себя в него загнать. Родители же и не думали сжалиться надо мной, за что я благодарен им до сих пор. Из дома, конечно, не выгнали, но на карманные расходы я перестал получать в тот же день, и когда понял, что такими темпами не смогу обеспечить себя даже деньгами на проезд до библиотеки, шестеренки у меня завертелись по-настоящему. Я пошел набивать шишки – устроился грузчиком по первому же попавшемуся на глаза объявлению.

Оплату ему обещали ежедневную, и пусть Леню с порога обсчитали рублей на триста, он, вчерашний школьник с надорванными мышцами, увидел в своих руках кровно заработанные деньги. Первая тысяча рублей заполнила пустоту в его кошельке – только тысяча, так как еще пятьсот ушло на этот самый кошелек, – и стан Лени выпрямился, больше уже не сгибаясь никогда.

С тех пор Леня прожил под одной крышей с тяготившимися его успехами родителями всего около месяца. Желание как можно скорее перебраться в собственные четыре стены толкали Леню увеличивать число отработанных часов, однако он силой останавливал себя и брал на неделе три выходных.

– Я был тогда худощавым, нескладным, и чувствовал, что непременно надорвусь рано или поздно, – признавал Леня. – Старался все-таки дать себе время восстановиться, да и в библиотеке не сиделось спокойно после тяжелого рабочего дня. Надо было и дальше упражнять мозги, иначе из грузчиков я бы так и не выбился. Однако и эта работа, помимо какой-никакой независимости, преподала мне важный урок. И даже не один.

Леня научился ценить тяжкий физический труд и поклялся до скончания жизни не отзываться дурно о простых рабочих – любое занятие, на его взгляд, было куда благороднее безделья. Но вместе с тем узнал он и о том, как дорого стоило человеку здоровье, и что сила, выносливость и дисциплина не были безусловными спутниками одной только молодости.

Леня был зол на себя – на свою худобу, дрожь в мышцах, отдышку и растяжки, а кто достаточно ненавидел свой недостаток, как известно, рано или поздно его побеждал. Так и Леня, несмотря на стесненность в средствах, потратился на абонемент в тренажерный зал, несколько индивидуальных уроков с тренером и пошаговую стратегию преображения своего тела.

– С хорошей едой, правда, дело обстояло сложнее, – улыбался Леня, вспоминая времена, когда ему хотелось плакать. – На заработанные деньги я снял крохотную студию на восемнадцать квадратов, однако и этот спичечный короб надо было содержать и оплачивать. Хозяйка, помню, боялась, что я буду знай только «девок» в ее дворец водить. Какие уж там девушки! Днем работал, потом в библиотеке до закрытия просиживал, а к ночи уже надо было обед соображать на следующий день. И все-таки доверие хозяйки приходилось заслуживать, в первую очередь – регулярной оплатой аренды.

Отработав в ущерб здоровью и времени грузчиком больше года, Леня подался администратором в тот самый тренажерный зал, в котором уже занимался какое-то время. Выручаемые им деньги не дотягивали до тех сумм, которые он зарабатывал раньше, но стабильно сменный график позволял ему больше времени уделять учебе, а сотрудничество с клубом – экономить на собственных тренировках. Тогда же он стал плотнее общаться с тренерами, всерьез увлекся ЗОЖ и стал чаще покупать орехи, ягоды и мясо, даже если хватало только на куриную грудку.

Пока Леня работал и приводил тело в порядок, вычитанная из книг информация начала усваиваться и проситься на практику в реальный мир. Тогда он стал задумываться о перспективах, которым мог себя посвятить и получить, наконец, профессию, которая устроила бы его по всем параметрам. Но тут новая, очень здравая и оттого больно режущая мысль посетила его поумневшую голову.

– Я понял, что слишком мало видел в жизни, чтобы сейчас решать, в каком направлении хочу двигаться, – говорил Леня со спокойствием, которого и близко не ощущал в те недалекие годы. – Мне шел двадцать второй год, сверстники выходили из университетов и потрясали своими корочками, а я был, как мне тогда казалось, еще даже не на старте. Страшно было еще дольше тянуть с выбором профессии, но я знал, что должен сначала что-то увидеть и пощупать собственными руками в том мире, в котором собирался самореализоваться.

Стараясь не думать о стуке колес мчащейся телеги времени, Леня отвел целый год на то, чтобы скопить деньги на путешествие. Изучать и восхищаться собственной Родиной для рядового россиянина – удовольствие дорогое, поэтому в ход пошло все: Леня продолжал работать администратором в спортивном зале, по выходным подрабатывал курьером, а вечерами, до самой поздней ночи, удаленно трудился оператором чат-поддержки в сотовой компании. Только к работе грузчиком он более не возвращался. «Ни шагу назад!» – твердил себе Леня с оглядкой на перечитываемый им учебник истории1.

Так в возрасте двадцати трех лет Леня впервые повидал Москву, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Новосибирск, Барнаул, Горно-Алтайск и Улан-Удэ. Он наблюдал, помимо замечательного и не очень, как живут богатые и менее обеспеченные люди и чем одни отличаются от других. На отдельной странице того же альбома, куда вклеил фотографии из своего путешествия, он записал три основные мысли, посетившие его после возвращения в родной город.

Труд должен быть современным, дельным и востребованным.

Исполнитель должен быть профессионалам своего дела.

Работать нужно удаленно и на себя.

Последнюю заповедь он подчеркнул дважды, а рядом вклеил снимок из аэропорта, на котором он стоял с чемоданом в руке на фоне катящегося к взлетной полосе самолета.

Скоро Леня, начитанный и чего-то в жизни повидавший, выучившийся самостоятельности и дисциплине, определил для себя, что хотел бы заняться цифровым дизайном.

Несмотря на еще более усугубившееся финансовое положение после долгого путешествия, с четкой целью на горизонте Лене вздохнулось легко. Теперь он учился куда избирательнее и усерднее прежнего, купил ноутбук помощнее, и к нему сразу – курсы действующих дизайнеров и лицензионные пакеты всех необходимых программ.

– Первый заказ взял с биржи через полгода, – вспоминал Леня и находил тому подтверждение в маленькой записной книжке в кожаном переплете, которую всюду таскал с собой. Он фиксировал все значимые успехи и события своей жизни, в том числе день знакомства с Мариной. – Совсем ушел на фриланс через два года, когда изучил достаточно для того, чтобы зарабатывать этим на жизнь. С деньгами по-прежнему было туго, но я решил, что как только сумею выручить своими силами на арендную плату и продукты, сразу уйду с работы и посвящу дизайну всего себя. Двадцать пятый день рождения я отмечал, сгорбившись над двумя горящими проектами, но зато уже на двадцать шестой мог выбрать заказ на свой вкус из бесперебойного потока предложений.

Рост за тот год у Лени случился колоссальный. Закаленный трудностями, дисциплиной и голодом, он скоро стал схватывать тренды на лету быстрее конкурентов и даже задавать свои собственные, за что Леню и его навыки отрывали с руками. Незадолго до двадцать седьмого дня рождения он побывал еще в нескольких городах России, а также погулял по итальянским улицам и парижским бульварам. После этого необыкновенного опыта Леня стал охотнее бывать в театрах и даже вернулся к брошенным еще в детстве урокам фортепиано.

– А потом я встретил тебя, – обыкновенно подводил черту своему рассказу Леня, – и тогда почувствовал, что уж теперь жизнь точно не проходит даром.

Марина бесконечно восхищалась Леней. Просматривая его фотоальбом, она думала о необыкновенной истории жениха с трепетом, а иной раз даже с испугом и завистью, но всегда с неизменным восторгом.

…И все-таки, несмотря на переполненную событиями жизнь, у Лени так никогда и не появилось по-настоящему близких друзей. Он поддерживал связь с бывшими коллегами, какие-то знакомства сохранились со школы и недолгих совместных кружков по увлечениям, однако ни с кем из них у Лени не было теплой, доверительной связи. Где бы ни задерживался, он все-таки шел своим собственным путем, и не отыскал такого же увлеченного попутчика.

Раньше Леню это как будто не волновало – ему хватало того, что он иногда выбирался в люди, делил радости жизни с Мариной и продолжал учиться и работать в свое удовольствие. Но свадьба, выбор свидетеля, сама необходимость иметь лучшего друга так отяготила Леню, как не ожидала ни Марина, ни он сам. Молодого человека теперь не отпускало сознание того, что даже у его невесты, которая не жила в городе с рождения, как сам Леня, были очень крепкие дружеские отношения с несколькими людьми – Олей, которая удостоилась чести быть подружкой невесты, и ее партнером Игорем. Причем с последним Марина была еще более дружна, чем с Олей, и первое время Леня к нему ревновал. Однако, понаблюдав за ними со стороны, быстро понял, что волнения беспочвенны: они были друг другу кем-то вроде брата и сестры, а сам Игорь так охотно познакомился с Леней и расхваливал его с Мариной союз, что он сам невольно проникся к здоровяку похожими семейными чувствами. Но когда невеста предложила Игоря на роль его свидетеля, Леня мягко отказался. В этом деле он, как и во многих других, был принципиален: ему нужен был свой друг, близкий и особенный человек.

Марина все пыталась найтись с ответом; ни то посочувствовать, ни то подбодрить, ни то в очередной раз предложить отказаться от дани старым традициям. Но Леня выудил запястье Марины из-под пледа, пожал его и нарушил затянувшуюся паузу первым, высказав неожиданно пришедшую ему на ум мысль:

– Знакомый писал мне, что на днях видел в городе моего друга юности. Несколько лет назад он уехал в городок поменьше, и, если теперь он в самом деле надумал вернуться, я могу с ним пересечься. Мы не виделись сто лет, но знаешь? Я уверен, что он тут же согласится стать моим свидетелем, когда узнает, что я надумал жениться.

– Правда?

– Не сомневаюсь.

– Да разве же вы настолько близки?

– Раньше были, и очень даже, – сказал Леня, все более и более воодушевляясь. – Я тебе о нем не рассказывал, потому что смирился с его переездом, но, когда узнал о его возвращении, загорелся желанием как можно скорее с ним увидеться. Отчего-то про его возможную роль только сейчас подумал… Но этот человек – именно тот, кто мне нужен. К тому же, – с улыбкой добавил он, – если не оказанная честь, то почти завершенные приготовления его наверняка подкупят.

Никакой договоренности еще не было и в помине, но от сердца Марины отлегло: когда Леня говорил с такой уверенностью, удача редко от него отворачивалась. Дай бог, чтобы хоть эта проблема решилась. Но еще столько дел!

«Скорее бы все закончилось».

– Не глупи, – ласково упрекнул Леня, когда она озвучила свою мысль. – Сейчас кажется, что свадьбу придется просто перетерпеть, но будет весело, ты увидишь. Головную боль вот-вот спихнем на тамаду, а сами сполна насладимся нашим праздником.

– Ты разве не нервничаешь?

– Ничуть. Но все-таки тоже хочу, чтобы день свадьбы остался позади.

Марина вскинула брови.

– Потому что после того, как гости набьют сумки остатками салатов и разъедутся по домам, мы с тобой станем настоящей семьей, – пояснил Леня.

Он улыбался, лаская девушку своим открытым, преданным взглядом. Марина удивилась, обнаружив за окном все ту же серость, мрак и беспрестанно льющий дождь. Она могла поклясться, что в его серых глазах отражается солнечный свет.

– Ну и, – добавил Леня шепотом, словно боялся осуждения стен, – мысль о брачной ночи тоже вдохновляет. Скорее бы.

Секунду помедлив, Марина смахнула с ног плед и показала Лене гладкие, полные, упругие ноги. Он уже было потянулся к ее белым коленям губами, но Марина изящным движением увильнула от него и, оттянув носок, устроила ступню на плече жениха.

– О брачной ночи-то я и забыла. Ее тоже отрепетируем?

На щеках Лени выступил румянец. Он провел пальцами вниз по внутренней стороне ее бедра, до края домашних шорт, и запустил их под ткань. Леня нашел край ее тонких, плотно прилегающих к коже плавок.

Марина закинула одну руку за голову, а второй приподняла топ. С волнующей воображение улыбкой она развалилась на подоконнике и проследила взглядом за тем, как глотающий слюну Леня протягивает к ней руки.

– Марин…

– Иди сюда.

Леня теребил верхнюю пуговицу хлопковой рубашки и никак не мог высвободить ее из прорези. Марина села, отстранила его руку от воротника и опустила ее к своей промежности. Леня задохнулся. Не обратив на это внимания, Марина медленно, но ловко стала расстегивать его рубашку.

– Я тут сама справлюсь. А ты займись делом.

Она двигалась в так взятому им ритму. Штаны Лени на паху так взбухли, что Марина всерьез обеспокоилась, сможет ли он расстегнуть ширинку.

– Господи, – выдохнул Леня между поцелуями. Невеста уселась на него, обняв коленями бедра, и оживленно заерзала взад и вперед поверх его боксеров.

– Только не говори, что уже близок. – Марина откинула с плеча тяжелую волну темных волос. Ее голос сбивался. – Я только начала.

Леня не смог ответить. Он отвернулся, прижался лбом к холодному оконному стеклу и прикусил язык, уговаривая себя не разочаровывать девушку.

– И где только этому учат? – прошептал Леня, не в силах сфокусировать взгляд на дожде.

Улыбка Марины увяла. Такт, с каким она ерзала на Лене, замедлился. Ее мысль уплыла туда, куда она совсем не хотела брать курс.

– Давай, детка, – хрипел Глеб. Он потянул к себе заикающуюся от смущения Марину и завалился на спину прямо в коридоре, в двух шагах от спальни.

Глеб подстегивал с трудом устоявшую на ногах подругу усесться прямо поверх своего паха. Его синие глаза горели как угли и так и манили обжечься об них.

– Давай сюда.

– Н-но…

– Сюда, – настаивал Глеб.

Он поймал ее за лодыжку и перемахнул ногу девушки через себя. Марина покачнулась, едва не упала, но снова выстояла. Ее никак не желающие подогнуться колени мелко дрожали перед самым лицом Глеба.

– Отпусти, – взмолилась Марина. – Да отпусти же, пожалуйста, я не могу, не могу!..

– Разве учиться не весело?

– Глеб! – всхлипнула она.

Он выпустил ее вторую руку и взялся за обе лодыжки. На сей раз Марина не устояла и с жалобным восклицанием упала ему на ноги.

– Сними хотя бы джинсы, – пролепетала Марина, – т-ты же…

– А что, если я хочу кончить в штаны, как мальчишка? – осклабился Глеб. От захватившего его предвкушения Марина едва могла разобрать, что он говорит.

Ни то от отвращения, ни то от возбуждения дыхание Марины сорвалось. Она зарделась до ушей и корней волос, но покорилась ему, как много-много раз до этого.

– Да! – с жаром воскликнул Глеб. Марина остервенело ерзала на твердом как камень бугре, оттягивающем грубую ткань его джинсов. Она запрокинула голову так далеко, что кончики завитых волос коснулись коленей Глеба, и застонала так громко, будто он был у нее внутри. – О-о, детка, как же быстро ты схватываешь! Да, да-а, я сейчас…

– Я сейчас… – просвистел Леня.

Марина моргнула. Она спохватилась, стала замедлять темп и, глядя на кусающего костяшки пальцев Леню, скоро остановилась совсем. Девушка взяла его пунцовое лицо в руки, жадно ловя каждое движение черт жениха.

Леня зажмурился, чтобы не видеть влажных, манящих губ невесты, и перевел дыхание. Окно запотело возле его лица до такой степени, что за стеклом совсем не было видно дождя.

– Едва избежали маленькой катастрофы, – нервно улыбнулся Леня. Он все еще не решался открыть глаза. – Сейчас, погоди еще секунду…

– Нигде не учат.

– Что?

– Нигде этому не учат. Ты спросил, где учат, а я просто… – Марина дрогнула и закрыла рот. – Нет, забудь. Я сейчас туго соображаю.

Уголки пересохших губ Лени блаженно потянулись вверх.

– Да. Черт возьми, я тоже.

2

Игорь всеми силами сохранял невозмутимость. Не глядя на подругу, он развешивал по свадебной арке золотых и серебряных купидонов – крылатых человечков с круглыми голыми попами. Он не был свидетелем в отличие от своей девушки Оли, но украшением банкетного зала занимался вместо нее. Не одна только тесная дружба с Мариной играла в том роль: Игорь был куда более одаренным по части визуального искусства и творческого взгляда на вещи в целом, пусть даже со стороны его нельзя было так запросто в этом заподозрить. Только Марина как никто другой знала, насколько аккуратными и ловкими были его руки, не многим отличные от медвежьих лап. Когда они, студенты дизайнерского факультета, готовили на зачет макеты, работа Марины не шла ни в какое сравнение с его.

Когда последний ангелочек прицелился крохотной стрелой аккурат в то место, где уже так скоро молодые будут обмениваться клятвами и кольцами, Игорь повернулся к Марине. Она не сводила с него потерянных глаз.

– Ты расстроена. – Игорь выдавил невеселый смешок, хотя смеяться ему совсем не хотелось. – Ну вот знал же, что так будет. Прости. Не стоило вообще раскрывать рот.

– Но почему? – спросила Марина. Она все еще исследовала друга беспокойным взглядом, будто надеялась что-то найти. – С чего ты решил, что вам с Олей нужно расстаться? Да еще сейчас?

– Стало непросто в последнее время, – ответил Игорь и сложил на груди бугрящиеся мышцами руки. Он был уроженцем Сибири, на Южный Урал перебрался, будучи восьмиклассником, уже под два метра ростом, а сейчас и подавно возвышался над Мариной на целых две головы. Но казался в эту минуту таким маленьким, что сердце у девушки сжалось и тихонько задрожало. – Мы стали частенько ссориться – не так, как раньше, когда дважды разбегались по пустякам в университетские годы. А я еще собрался работу менять. Не представляю, как на это отреагирует Оля, и вообще не хочу этого видеть, так что… Может, к тому времени, как это случится, ей будет уже на меня все равно.

– Подожди минуту. Ты сказал сейчас, что уволишься?

– Ну да. – Игорь избегал встретиться с ней взглядом. – Глупость такая, это не важно.

Он распрямился, вновь обнаружив наличие шеи, и бодро ей улыбнулся. Даже чересчур.

– Не переживай из-за этого, сестренка. Накануне свадьбы тебе может казаться, что любовь царит везде и всюду, но есть вещи, которые… нам неподвластны.

– Разве ты перестал любить Олю?

Игорь покачал головой без единой заминки. От того, с какой горечью опустились его глаза, Марина, напротив, воспрянула духом. И потребовала от Игоря развернутых объяснений.

– Не знаю, Марин. Мне просто кажется, что я ее угнетаю. Стал реже оставаться у нее с ночевкой, а она и не настаивает задержаться. Опять же и тем для разговоров становится все меньше, мы редко выбираемся на свидание после работы и даже на обед ходим в разное время. Мы встречаемся уже тринадцать лет, с пятнадцати я и не рассматривал свое будущее в компании другой девушки. Но, может, мы все-таки приелись друг другу? – Он помолчал, дергая себя за курчавую бороду. – Такое ощущение, что нас связывает теперь одна только привычка. И… работа, с которой я скоро уйду.

– А что все-таки на этот счет? – спросила Марина, решив приберечь комментарии до тех пор, пока в руках не окажутся все кусочки мозаики.

Игорь нехотя подтвердил свое твердое намеренье оставить прежнее место работы.

Когда они начали встречаться, Оля готовилась к поступлению в университет, а Игорь – заканчивать девятый класс. Игорь был юношей крепким, рослым, широким в плечах, и уже тогда, отпустивший бороду, был похож на варвара-дровосека. Даже рядом с семнадцатилетней Олей он выглядел куда старше своих и ее лет, тем более, что вся энергия девушки, надо думать, ушла когда-то в амбиции, а рост и формы остались у нее на уровне развития четырнадцатилетней девочки. Позже случалось, что кассиры кинотеатров спрашивали у парочки паспорта, с особым выражением глядя на Игоря, и неприкрыто изумлялись, когда свое совершеннолетие подтверждала документом именно Оля. Они смущались, не зная, что делать с ее шестнадцатилетним спутником, который выглядел внушительнее многих двадцатипятилетних мужчин, на что девушка, чья голова едва доставала до окошка кассира, важно заявляла, что берет малолетку под свой контроль.

К тому моменту как Игорь только отучился на дизайнера, Оля уже второй год как работала в агентстве недвижимости отца. Будущее ей было известно с самого детства, которое она проводила у него в кабинете, и с корочкой юриста в руках она с головой окунулась в дожидающиеся ее много лет обязанности под крылышко родителя.

Игорю было в том плане сложнее: он вышел из университета с корочкой и полным отсутствием понимания, где бы мог применить полученные знания. А когда родители объявили ему, что намерены вернуться в село, откуда некогда переехали на Южный Урал, парень и вовсе пал духом. Он скучал по родине, по привольным землям живописного Алтая, но понимал, что, последуй туда за родителями, скоро позабудет о своем образовании и потеряет любимую девушку. Решено ему было остаться в городе и криво-косо начинать самостоятельную жизнь.

Оля, узнав о плачевном положении партнера, быстро нашлась с решением и объявила молодому человеку, что отец уже ждет его с документами на собеседование. Игорь не был особенно рад чуждой ему должности помощника риелтора, но делать было нечего – время и финансы сильно стесняли его поиск. Так он стал работать в агентстве недвижимости, а потом и в одном кабинете со своей девушкой.

Игорь быстро обзавелся неплохими деньгами, стал снимать квартиру и даже отсылать часть зарплаты родителям, но душа его сильно тяготилась неподобающими его натуре обязанностями. Оля была от работы в восторге – цифры, бумажки, встречи с людьми, – но Игорю ничего из этого не отзывалось. Он держался за место только потому, что в трудный момент отец Оли не остался в стороне, да еще так сблизил его со своей дочерью. И знала об этом, как и о его ловких руках, только одна живая душа.

– Так ты все-таки нашел свое призвание? – спросила Марина, пытаясь не выдать волнения. – Что это, если не секрет?

– Какие уж от тебя секреты, – проворчал Игорь. – Это совсем не серьезное дело, и не думаю, что…

– Игорь.

– Хочу устроиться пирсером, – выдавил он и отвернулся от охнувшей девушки. – Я потихоньку посещал курсы, когда было время, сам не знаю, в шутку или нет. А вот… стало получаться. Со временем думал еще дальше пойти – поучиться у тату-мастеров. Знаю, как бредово все это звучит от мужика под тридцатник – бросить все ради того, чтобы людей искусством калечить, – но…

Игорь замер: нежные руки Марины тесно обвили его талию. Он оглянулся на нее через плечо в совершенном недоумении. Лицо девушки светилось восторгом.

– Это же здорово! – воскликнула Марина. Она выпустила Игоря из объятий, но только за тем, чтобы развернуть его к себе лицом за края клетчатой рубахи и обнять еще крепче прежнего. – Игорь, ну наконец-то. Я так давно гадала, когда же ты осмелишься заняться творчеством!

Игорь не мог вымолвить ни слова; только губы чего-то перебирали за густой завесой жесткой бороды и усов. Нельзя было даже понять, рад он ее поддержке или не рад – до того Марина застала его врасплох.

– Ты считаешь это творчеством, а не чушью собачьей? – наконец выговорил он с запинкой.

– Чушь собачья – то, что ты сейчас несешь, – пылко заявила Марина. – Конечно, творчество, да еще самое тебе подходящее, – она лукаво подмигнула ему, – ведь ты такой крутой.

– Да ну тебя, – буркнул Игорь и отвел взгляд. Однако правый уголок его усов потянулся вверх. – И вообще, отпусти меня, мелюзга. Кишки сейчас вылезут.

Марина не была уверена, что Игорь со своими габаритами вообще чувствует ее прикосновение, но все же попробовала на самом деле выдавить из него если не органы, то хотя бы воздух.

– Пусти ты, – рассмеялся Игорь. Его дыхание нисколько не сбилось.

– Ну уж нет, сначала ты меня выслушаешь. И посмотришь мне прямо в глаза.

– А без этого никак?

Марина стиснула его изо всех сил.

Игорь опустил на нее взгляд и одарил снисходительной улыбкой. Марина же смотрела на него снизу-вверх, повыше подняв подбородок, чтобы не дать ему заслониться бородой.

– Слушай сюда, лесное страшилище. Как бы ты ни пытался обманывать Олю, всем очевидно, что работа риелтором тебе никогда не нравилась. Ты не должен продавать дома втридорога, – или чем вы там занимаетесь, – только потому, что это нравится делать твоей девушке. И даже потому, что ее отец выручил тебя в трудную минуту. Темная полоса закончилась, ты встал на ноги и больше не обязан цепляться за работу, которая делает тебя несчастным. Ты достаточно потрудился, уже очень давно окупил вложенные в тебя силы и у тебя есть сбережения. Теперь ты можешь позволить себе двигаться дальше, и знаешь, что? Я убеждена, что Оле тоже не нужно, чтобы вы до пенсии хлебали воду из одного кулера. А если кризис в ваших отношениях наступил как раз потому, что вы проводите слишком много времени вместе? Ведь вы уже смотрите друг на друга, как на коллег! Вам свидания поперек горла, потому что разговоры все об одном. Оля в бога не верит, но наверняка уже и его молит, чтобы ты наконец сменил работу.

– Да ты спятила! – воскликнул Игорь.

– Тебе это в голову не приходило? – спросила Марина. Теперь снисходительно улыбалась она. – Если бы ты занимался делом, которое тебя зажигает, Оля оценила бы это куда больше, чем потакание ее интересам. А по вечерам вы снова будете болтать без умолку, ведь столько интересного произойдет за проведенный порознь день! Не бойся. – Марина взяла его за руку. Ее нежное запястье утонуло в лапе Игоря. – Все так и будет, вот увидишь. Не делай того, о чем будешь потом крепко жалеть. Ваши с Олей отношения скоро выйдут на новый уровень, а если ты сглупишь, закончив их сейчас, то я отлуплю тебя свадебным букетом.

Игорь залился краской, расплылся в улыбке и, помедлив секунду, сам заключил ее в удушливые объятия. Марина со смехом уткнулась в его грудь. От Игоря парил такой жар, что у девушки взмокли волосы.

– Вот вечно как скажешь!.. – Игорь замолк на середине своей мысли и звонко чмокнул ее в темечко. – Нагрузил тут тебя своими проблемами накануне свадьбы…

– Да брось, – пропыхтела намертво вжатая в друга Марина. – Где бы я была сейчас без тебя? Одни только домашки по черчению чего стоят.

– Серьезно, Марина. Спасибо, что остудила мне голову.

– Мое тело в морге остынет, если ты не ослабишь хватку.

– Не наговаривай! – хохотнул Игорь и сжал ее так, что затрещали ребра. – Еще не так обниму, когда замуж будешь выходить.

– Игорь, – выдохнула Марина. От смеха в уголках ее глаз заблестели слезы. Она беспомощно барахталась в его руках. – Я задыхаюсь…

– Кислорода мало? А ну-ка хлебни!

Игорь присел, взял ее покрепче за талию, поднял над землей и закружил. Марина визжала, молила о пощаде и хлопала его по спине. Ее бежевая юбка развивалась флагом на ветру.

– Ну что, получше стало? – ухмыльнулся Игорь, поставив ее на ноги.

С оттопыренным вверх большим пальцем закружившаяся Марина пьяно завалилась на бок. Игорь поймал ее за руку и держал до тех пор, пока мир перед глазами девушки не вернулся на место.

– Если бы ты знала, как я рад, что ты выходишь замуж за хорошего человека, – сказал Игорь, – и как рад, что ты оставила в прошлом… все плохое.

Улыбка Марины застыла. Она уставилась куда-то сквозь виновато прикусившего язык Игоря – в пустоту собственного сердца.

С самого начала в ней зрело какое-то тревожное, тягостное чувство неизбежного горя – с той самой минуты, как Глеб ввалился к ней домой под утро, побросал на пол одежду и, шатаясь, лег к ней в постель. Кусая губы, Марина готовилась к его грубой ласке, слабо надеясь ее избежать. Когда Глеб был пьян, наслаждений девушке доставалось мало: вместо обыкновенного ураганного соития он только быстро, почти злобно толкался в нее несколько безрадостных минут и, излившись, утекал в чуткий сон.

…Но в ту ночь Глеб ее не тронул. Марина со смешанным чувством облегчения и недоумения слушала, как успокаивается его дыхание и как он забывается некрепким сном, мало чем отличным от потери сознания. До самого подъема Марина не смыкала глаз, спрашивая себя, отчего Глеб не разбудил ее и сколько выпил накануне, если сил не осталось даже на акт.

Часа три спустя отлежавшая все бока Марина тихо поднялась с постели, оставила Глеба отсыпаться, а сама прошмыгнула в коридор. Она ушла с вечеринки куда раньше партнера, но телу и сознанию было дурно как после крепкой попойки. И пусть на себе она никогда не испытывала последствий чего-то подобного, судить могла по Глебу и, пожалуй, по Оле. Подруга любила расслабиться после тяжелой рабочей недели до такой степени, что равнодушному к алкоголю Игорю приходилось сопровождать в бары любимую, но проблемную по пятницам девушку.

Марина приводила себя в порядок как-то судорожно, будто опаздывала на важную встречу. Сердце тяжело ухало, отражение в зеркале ей не улыбалось, косметика валилась из рук и пачкала раковину. Обводя тонкой линией веко, Марина не видела собственных глаз: перед ней отрывочно мелькал образ Глеба – не волнующий и задорный, как обычно, а грузный, угрюмый и кислый.

Помявшись, Марина надела поверх белья один только халат. Темный шелк заструился по ее спине, талии, рукам, и заманчиво оттенил ее сливочную кожу. Она повертелась у зеркала и решила, что поможет Глебу отрезветь быстрее, чем холодный душ. Марина улыбнулась этой мысли. Ей стало легче.

Девушка занялась завтраком и скоро услышала, как зашаркал по коридору Глеб. Она выглянула из кухни, но застала один только его затылок – он уже запирал за собой дверь в ванную. Марина выдохнула набранный для приветствия воздух, сберегла улыбку на следующий раз и вернулась к плите. Беспокойство вновь просочилось в спокойствие ее души; она сама не понимала, от чего сердце ее было сегодня не на месте. Мало ли, с выпиской переборщил. С кем не бывает.

Когда Глеб вошел в кухню, Марина уже раскладывала яичницу по тарелкам. На мгновение она замерла, заострив на нем, чего-то невнятно буркнувшем ей вместо приветствия, взгляд. С его черных, небрежно остриженных волос еще капала вода после душа, но одет он был в те же джинсы и кофту на замке с высоким воротом, в которых пришел. Пренебрег своей чистой, домашней одеждой, некоторое количество которой всегда было у Марины дома.

Чайник вскипел. Глеб уселся за стол и даже не взглянул на девушку, когда та поставила перед ним кружку. Марина передвигалась по кухне как во сне, ощущая в составе всего своего тела гнетущее ожидание какой-нибудь неприятной вести.

Марина разлила чай и тихо опустилась на стул против Глеба. Его лоб и шея стали грубого медного оттенка, совсем не похожего на ту красноту, которой заливаются обыкновенно лица после горячего душа. Он взял вилку, но так и не насадил яичницу на зубцы. Вместо этого Глеб взял кружку в другую руку, шумно отхлебнул подслащенный чай и прополоскал им рот.

– Как дела?

Глеб быстро взглянул на Марину. Поставил кружку. Вернул вилку на стол. И произнес всего несколько слов чуждым своему голосом.

Слух будто отказал Марине. Что-то услышав, но не поняв, что именно, она виновато улыбнулась и подалась вперед, подставив ухо. Глеб молчал, но мгновение спустя воспоминание о движении его губ нагнало и сошлось с произнесенными им словами.

На час или на мгновение – Марине показалось, что она лишилась чувств. Вот девушка сидит за столом, интересуется делами молодого человека, и вот уже рыдает, не поднимая головы, и рвет на голове спутавшиеся волосы.

«Я был с Юлей». Так он, кажется, сказал – просто, прямо, не пощадив ее надеждой истолковать сказанное как-то иначе.

– Это всего один раз было, – рявкнул Глеб. Он мерил кухню шагами, запустив руки глубоко в карманы джинсов. – Один раз, по пьяни. Откуда же я мог знать, что эта шкура будет меня спаивать? Я так надрался, что не смог бы разобрать, мужика или бабу вообще…

– Я давно ушла спать! – надрывалась Марина. Она продолжала сжимать вилку, с которой давно свалился на ковер кусочек начатого завтрака. – Я же сказала, что ухожу, когда ты еще не был пьян! Ты должен был понять, что это не я!

– Да говорю ведь, что вообще ничего вечером не понимал! – Глеб поморщился, во рту у него было сухо. Он налил себе в стакан воды, разлив часть, и разом опрокинул в себя его содержимое. – Можешь не орать хотя бы, без тебя башка трещит… Цитрамон дай. Где он у тебя?

– КАК ТЫ МОГ МНЕ ИЗМЕНИТЬ?! – возопила Марина и закачалась на стуле. С нее будто живьем сдирали кожу и всякий остаток самоуважения. Предпочел ей другую – и кого? Девку с тупым, ничего не выражающим кроме похоти взглядом, и губами из второсортного силикона, над которыми все потешались тайком и не тайком. Марина утопала в грязи, она не чувствовала своих же к себе прикосновений, все ее тело немело от шока и чесалось, и ничем нельзя было остановить этот зуд. – Как ты мог… мне… ИЗМЕНИТЬ?

– Можешь ты понять или нет?! – гаркнул Глеб, глядя ей в лоб. – Я был пьян, как последний…

– Да какое же это оправдание? – Марину бил озноб. – И ты говоришь мне об этом только сейчас!..

Марина ужаснулась мысли, что этим утром несколько часов лежала рядом с человеком, на котором не остыли еще ласки другой женщины. Если б только можно было унестись прочь от самой себя, если б можно было навсегда забыть этот страшный позор…

– Больше не буду, так пойдет? – Глеб отвесил в ее сторону церемонный поклон – одному богу известно, к чему. – Если бы ты видела, в каком я был состоянии, даже не вякнула бы, истеричка, мать твою.

Рыдания Марины разом оборвались. Дыша через раз, она отвела руки от красного, влажного лица, и уставилась на кусочек яичницы на ковре у своих ног. Длинный ворс едва накренился от его невесомой тяжести.

– Никто не умер, – гремел Глеб, – а ты вот что устроила…

Марина подняла глаза на жирно поблескивающую вилку в своей руке, а с нее – перевела на Глеба, катающего язык за щекой.

– Что ты сказал? – просипела она. Марина не почувствовала движения губ и услышала свой голос откуда-то издалека.

– Не понимаешь меня – и не надо, – сказал Глеб. Он стучал по полу носком ступни. – Сказал же, что вообще не понимал, где я и с кем. Плевать. Вижу, что все тебе как об стенку горох. Но если этого ты слышать не хочешь, так услышь хотя бы, что я больше так не…

– Пошел вон.

Глеб захлопнул рот и впервые за это утро уставился прямо на нее. Марина швырнула вилку на кухонный стол, где та звонко отскочила от тарелки с нетронутым завтраком Глеба и свалилась на пол.

– Убирайся сею же секунду вон из моего дома.

– Чего? – Голос Глеба зазвучал необычайно тихо. Забрался Марине под кожу, отравил кровоток, сковал сосуды. – Это что еще значит, детка?

– Что я больше не твоя детка. И отныне меня не касается, в кого и в каком состоянии ты пихаешь свой паршивый член.

Рыдания так и поднимали ее горло, и прежде, чем голос Марины окончательно сорвался, она скороговоркой обрушила все это на Глеба. Собственные слова повергли Марину в ужас; она не была даже уверена, что действительно произнесла их вслух.

Губы Глеба и весь он сам в секунду сделались белыми. Марина сидела как вкопанная, изумленная не меньше его.

– Ты что же, меня бросаешь? – спросил Глеб.

– Абсолютно верно, – ответила Марина с тем же удивлением и ужасом на лице.

Глеб скривил губы, отпрянул от нее и желчно оглядел с ног до головы. Он будто не мог поверить, что нечто перед ним вдруг подало голос.

– Повтори это еще раз, – велел Глеб.

– Я уже все сказала.

– Но ты любишь меня, – презрительно сказал он. – Ты даже целоваться прилично не умела, пока я тобой не занялся. Из дому только за хлебом выходила, пока я не стал водить тебя на тусовки. Что ты вообще без меня такое, а, сука?

Все случилось в одно мгновение: Марина вскочила, крепко замахнулась и отвесила ему такую пощечину, что зазвенели стены.

Глеб пошатнулся, его рука взлетела к лицу. Он стоял к Марине боком, тупо глядя на входную дверь.

– Пошел на хрен, – сказала Марина, из последних сил сохраняя ясность ума.

Глеб моргнул раз, моргнул второй. Осознав, что произошло, он выпрямился, дернул себя за воротник кофты и рванул к двери. Захлебываясь слезами, Марина смотрела, как он, целая погибшая в ней жизнь, выскакивает в подъезд.

– Да пошла ты туда же, – крикнул ей Глеб. Его голос эхом разлетелся на несколько этажей. – Посмотрим, захочет ли кто-то еще с тобой нервы мотать да нянчиться. Я один был готов тебя терпеть, но с меня хватит. Будь ты, на хрен, счастлива.

И он ушел, оглушительно хлопнув дверью.

Марина сделала запоздалый шаг вперед и случайно наступила на кусочек яичницы. Опустив голову, она увидела, как тот, облепленный сором и волосами, скользнул у нее между пальцев. И вдруг горло девушки сжал спазм такой силы, какой она не испытывала никогда прежде.

Марина не успела даже сделать вдох. Она поперхнулась поднявшимися к самому нёбу остатками ужина, начатым завтраком и желчью. Ее бросило вперед, и все содержимое желудка выплеснулось на мягкий ковер с длинным ворсом.

Тем же вечером он отправился на помойку вместе с забытыми вещами Глеба.

– Марин?

– Да. – Девушка вымучила улыбку и мягко высвободилась из рук Игоря. Голова больше не кружилась, но тошнота подбиралась к горлу пакостными пальцами. Она мысленно досчитала до пяти, прежде чем снова смогла говорить. – Я тоже рада, что жизнь так круто изменилась в лучшую сторону.

– Тебе дурно? Вдох и выдох, сестренка. Ты можешь это сделать, помнишь?

– Да. Я могу это сделать.

Игорь потрепал ее по плечу, решительно кивнув.

Он был рядом после того, как они с Глебом расстались. Игорь отобрал у нее телефон и не отдавал до тех пор, пока не удалил из него номер телефона брюнета и все их совместные с Мариной фотографии. Он уговорил Олю перебраться на несколько дней в квартиру подруги и караулить девушку, чтобы не дать ей пойти к Глебу домой, на работу в автомастерскую или любое другое место, где он гипотетически мог быть. И, наконец, не оставил Марину, когда ее окончательно разбила новость о том, что Глеб переехал в мелкий городок области, никому не сообщив точного адреса. Игорь был и тем человеком, кто определил Марину к неврологу и психотерапевту, разузнав у знакомых про лучших спецов своего дела. Он контролировал прием Мариной медикаментов и за руку отводил, а иногда и затаскивал на еженедельные встречи с врачом.

Именно в те два года, что Марина боролась с депрессией и неврогенной рвотой, они с Игорем переросли из университетских товарищей в настоящую семью. Девушке было страшно думать о том, чем закончилась бы история с Глебом, не вмешайся он в ее горе. Игорь запросто мог осудить Марину за малодушие, презреть ее тело, которое из упругого и женственного становилось все более тщедушным и бесполым. Но Игорь никогда не обесценивал ее чувства и даже не поддался на грубые требования Марины оставить ее в покое. Через долгое, мучительное лечение он шел с ней рука об руку до самого конца и более – не только до встречи подруги с Леней, но и по сей день.

– В общем, – сказал Игорь, – спасибо тебе еще раз.

– Тебе спасибо, – ответила Марина, не пояснив, за что. Ведь знала, что он поймет ее и так.

Друзья еще раз крепко обнялись.

– Вот так на час отлучишься – и пиши пропало, – сказал вошедший в банкетный зал Леня. Он поставил на пол добытую на почте коробку с украшениями и с шутливой ревностью сощурился на Игоря. – Пойдем выйдем, соперник.

– Еще чего! – гоготнул Игорь и отошел от закатившей глаза Марины на почтительное расстояние. – Вся в твоем распоряжении, куда уж мне против богатыря, ростом чуть выше моей тумбочки. К слову, что это на тебе такое, крутой парень?

Марина тоже изумленно разглядывала кожаную мотоциклетную куртку, которая пришла на смену весенней ветровке жениха. В несвойственной ему манере Леня взлохматил светлые, зачесанные кверху волосы и нацелил указательные пальцы-пистолеты на ребят.

– И как я вам?

– Как младенец за барной стойкой, – сказал Игорь.

– Ха-ха. Вообще-то до знакомства с Мариной я состоял в тусовке мотоциклистов и очень даже сносно водил «ямаху».

– Вот так все тайное становится явным, – натянуто улыбнулась Марина. – Я тоже каталась когда-то, только на заднем сидении… Так откуда ты это взял?

– Свадебный подарок, – похвастался Леня и, спохватившись, ударил ладонью о ладонь. Марина давно не видела его таким возбужденным. – А я встретился на почте еще кое с кем. Марин, мой друг приехал. Свидетель, помнишь? Он согласился!

– О-о!

– Позволь представить…

Леня театрально кашлянул в кулак и стукнул по двери, дав знак притаившемуся за ней человеку.

– …моего друга юности.

К ним навстречу молодцевато вышагнул высокий, крепко и ладно сложенный молодой человек в похожей мотоциклетной куртке, дополнительно расшитой нашивками с логотипами разных металл-групп. Точеные резцом черты, темные как смоль колючие волосы и обаятельная улыбка на тонких устах – таков был представленный ребятам новоиспеченный свидетель.

Сердце Марины встало в груди; хрустнули сжавшиеся в кулаки руки Игоря. Перед ними стоял Глеб, сошедший прямо с воспоминаний девушки.

Секунду неловкого молчания спустя Глеб нашел взглядом невесту, и его темные глаза расширились. Улыбка, которой он приготовился встретить избранницу своего давнего друга, моментально исчезла с лица.

В банкетном зале повисла такая оглушительная тишина, что эхо от нее поглотило рев проезжающих снаружи машин.

– Марина, – услышала она Игоря откуда-то издалека.

– Очень приятно, – выдавила девушка, с неподвижной улыбкой глядя Глебу в плечо. – Простите, мне надо в уборную. Я… мигом вернусь.

3

– Извините… О, бога ради, простите меня…

– Ничего, Марина, все хорошо.

«Не хорошо», – подумала Марина с раздражением. Ей не нужно было видеть лицо психотерапевта, чтобы понять, насколько она была противна этой женщине в такие минуты. Почти наверняка Екатерина Альбертовна ненавидела вторники, потому что каждый вечер того дня ее уютный, обложенный подушками диван превращался в койку тяжелобольного.

Марина не пролежала и пяти минут. Едва их разговор коснулся расставания с молодым человеком, как девушку начало рвать. Она никогда не обедала перед сеансами психотерапии, но желудок продолжал требовать избавления. От воды. От желчи. От болезненных воспоминаний.

– Дышите глубже, – проговорила Екатерина Альбертовна. Время консультации шло, а они не могли начать разговор как следует. Дрожащей рукой Марина накрыла тазик крышкой и, зажмурившись, вдыхала и выдыхала отравленный ее горем воздух до тех пор, пока не начала кружиться голова. – Помните: вы можете это сделать.

– Я могу это сделать, – повторила Марина. – Я могу это сделать…

На ее глазах закипали слезы: она не почувствовала за этими словами никакой силы. Женщина разглядывала девушку поверх очков-половинок со спокойствием хирурга, изучающего снимок операбельной опухоли.

– Почему вы плачете? – тем не менее спросила она.

– Потому что все это бесполезно, – простонала Марина. Силы ее покинули. – Мы уже месяц занимаемся, но я все еще «не могу это сделать». Мне все время плохо, работать не получается, меня скоро уволят… Я не могу есть. Я ничего не могу делать. Я вообще уже так больше не могу, – добавила она в сердцах и спрятала лицо в ладони.

– Не можете что?

– Так жить, – сказала Марина очевидное. Ее злила и выматывала необходимость проговаривать вслух каждую мелочь.

Екатерина Альбертовна секунду помолчала. Она отложила на журнальный столик планшетку, туда же – ручку, и, устроив одну ногу поверх другой, спросила так:

– Когда конкретно у вас начинаются приступы рвоты? Вы можете отследить мысль, от которой реакция организма неизбежна?

– Конечно. Это всегда происходит, когда я вспоминаю бывшего… молодого человека, – сказала Марина с заминкой и вновь сделала серию глубоких вдохов, выдохов и самоподбадривающих реплик. Обе женщины терпеливо ждали, когда ее язык отлипнет от нёба. – Стоит мне вспомнить о нем, как в носу встает этот… запах. Невролог назвал его фантомным. Запах поджаренного яйца.

На последнем слоге Марина опять склонилась над тазиком. Благо, успела приподнять крышку.

– И все-таки давайте внесем конкретику. – Екатерина Альбертовна подала клиентке стакан воды, когда тошнить ее стало больше нечем. – Чтобы свободно говорить о вас и ваших отношениях с бывшим, мы должны развести его и фантомные запахи по разным углам. На каком этапе отношений появился этот триггер? Когда вас вырвало от этого запаха в первый раз?

– Когда мы с Глебом расстались. – Марина утерла рот салфеткой, не глядя на женщину. – Простите. Мне так стыдно за себя. Этот человек не заслужил ни одной моей слезы после того, что сделал со мной и моим доверием. Это нечестно! – воскликнула внезапно взорвавшаяся Марина и ударила себя по колену. – Даже сейчас он не дает мне покоя, когда его уже три месяца как нет в моей жизни. Он там где-то живет, как жил, а я… на глазах угасаю.

– Вас очень задела измена, – покивала Екатерина Альбертовна, на сей раз с неподдельным сочувствием. Жалеть и ласкать своих клиентов она не имела привычки, но не всегда могла найти в себе силы так запросто рассматривать проблему Марины под микроскопом. – Кем он был для вас? Что это был за человек?

– Н-ну… На момент нашей первой встречи Глебу было двадцать три года, мне – двадцать два… Он не учился, но пришел на вечеринку в честь успешной защиты диплома выпускниками факультета дизайна, потому что был знаком с некоторыми моими…

– Остановитесь. – Екатерина Альбертовна мягко подняла ладонь, но Марина вздрогнула как от пощечины. – Я хочу, чтобы вы описали мне его в двух словах, таким, каким он был для вас и только для вас.

Марина приоткрыла рот и почувствовала, как перехватывает дыхание. Да откуда же берутся эти слезы? Можно ли на самом деле выплакать их все?

– Он был моим первым – во всех смыслах. Он был единственным, кто отнесся ко мне как к настоящей женщине.

Екатерина Альбертовна еще как поспорила бы на этот счет, но пока только молчала, внимательно следя за ходом ее мыслей.

– Глеб был двигателем моей жизни. Он был риском, эмоцией, он был…

Марина бросила попытки объяснить, устыдившись высокопарности своих примеров. А может, потому что думала, что ей, старой кошелке, такую сильную любовь нельзя было понять.

– Скажите, Марина, где он?

Девушка недоуменно подняла на психотерапевта глаза. Екатерина Альбертовна коснулась ладонью своей головы и выразительно посмотрела на Марину.

– Глеб у вас здесь? – Она переместила руку на грудь. – Здесь? – Спустила на низ живота. – Или вот тут? Где болит сейчас, когда вы думаете о нем?

Марина поджала губы и отвела взгляд, однако всерьез прислушалась к себе. Она жевала язык и мысленно прощупывала себя с головы до ног – где кольнет до темноты в глазах от звучания одного только его имени.

Наконец, Марина беспомощно развела руки, демонстрируя всю себя как есть – поникшую, истощенную, в краткий срок потерявшую всю свою свежесть и красоту.

– Везде. Он не в мыслях, не в сердце и не в чреве. Глеб… а кровотоке, наверное. В костях. В спинном мозгу. Он – стволовые клетки, из которых я состою. Глеб был моей жизнью, а когда жизнь уходит, остается только смерть.

– Что вы понимаете под жизнью в таком случае? – допытывалась Екатерина Альбертовна. Никому еще не удавалось завершить с ней разговор на драматической ноте.

– Глеб был первым, кто захотел со мной серьезных отношений, – сказала Марина, начав, видно, издалека. Она обняла себя за плечи и уставилась под ноги. – Вернее, не то, чтобы прям первым, но он сильно отличался от других. До этого я отказывала молодым людям, и они очень легко отступались. А Глеб… первый, кто захотел меня всерьез. Он был очень настойчив и не принимал отказов. Я наконец встретила того, кому нужен был не просто «кто-то», а кому нужна была я. Точнее, думала, что встретила.

Марина нашла в себе силы мельком взглянуть на психотерапевта. Екатерина Альбертовна кивнула, подбадривая ее продолжать.

– С Глебом я чувствовала себя особенной и совершенно беспомощной перед тем, как сильно меня хотели. Я не могла всерьез сопротивляться его ухаживаниям, пусть и очень нескромным, как стыдно бы мне ни было. Просто потому, что мне льстило его внимание и несдержанность. Как будто я была так сексуальна в его глазах, что Глеб просто не мог устоять.

Марина шумно высморкалась, смутившись своей наивности. Она хотела сменить тему, но Екатерина Альбертовна беспощадно ждала продолжения. И Марине пришлось говорить.

– Глупо было, конечно, принимать это на свой счет. Уже позже я поняла, что он просто человек такой. Глеб еще был к тому же из тех… знаете, самоуверенных типов. Он добивался всего, чего хотел, и я в какой-то момент привыкла к мысли, что принадлежу ему целиком. Я думала о себе не иначе, как о его девушке. Сама моя личность перетекла в его собственность, и я ценила себя ровно на столько, на сколько мог наслаждаться моей компанией Глеб.

Екатерина Альбертовна вновь глубоко кивнула, не обнаружив на лице ни единой захватившей ее эмоции.

– Иногда, если я не хотела экспериментировать в постели, он начинал задумчиво посматривать на других девушек прямо при мне, – сказала Марина, поникнув. – Знала, что он делает это мне назло, но не могла этого вытерпеть. Это были мои первые отношения, я хотела быть на высоте, и… н-ну я…

– Понимаю, продолжайте.

– Мы часто проводили вместе ночи. Особенно Глеб любил показывать мне что-нибудь новое и следить за реакцией. Мне все было с ним в новинку, я была очень чувствительна, и ему доставляло удовольствие ломать мои зажимы. Я давала ему все, рано или поздно. И, несмотря на стыд, мне… Нравилось – не совсем подходящее слово. Скорее, я боялась, но это страх подкреплялся странного рода удовольствием. Что-то вроде экстрима, понимаете? Когда ужасно боишься разбиться, но от того так здорово нестись куда-то на полной скорости. Только так я и чувствовала себя живой. С Глебом всегда и во всем я была в шаге от какой-то грани – нормы, морали, жизни и смерти.

– Вы, грубо говоря, подсели на эти ощущения?

– Да. Я волновалась перед каждой нашей с ним встречей на протяжении всех полутора лет отношений. Никогда не знала, чего от него ожидать. Глеб мог внезапно отменить все планы и забрать меня кататься на мотоцикле в дождь. Или, например, завалиться ко мне на работу и похитить в обеденный перерыв – приходилось врать начальнику, что резко почувствовала себя нехорошо… Или прийти ко мне домой среди ночи, растолкать и велеть собираться в клуб. С Глебом я ощущала себя на свой возраст и даже моложе. Я с удовлетворением и даже какой-то надменностью думала о том, что вот моя молодость идет так, как надо. А что теперь? Снова села дома, замкнулась в себе. Насыщенная жизнь была заслугой Глеба, и ушла вместе с ним.

Марина потянулась за еще одной салфеткой, и заметила вдруг, как улыбается Екатерина Альбертовна. Не на самой, как показалось обидевшейся Марине, подходящей ноте.

– Мы с вами говорим о вашем бывшем уже несколько минут, – пояснила женщина на вопрос Марины о том, что такого забавного она сказала. – И, заметьте, вас не тошнит.

– Я…

– Это значит, что далеко не каждое воспоминание о Глебе провоцирует рвотный рефлекс. Если хотите работать над проблемой, то мы должны двигаться в том же духе – четко разграничивать расставание за завтраком и приятные воспоминания о ваших отношениях. Очевидно, что Глеб значил для вас слишком многое, чтобы вы могли всю жизнь просто игнорировать любую мысль о нем. Ваше расставание мы со временем проработаем отдельно, однако давайте сначала добьемся того, чтобы каждое воспоминание не сводилось к мыслям о травмирующем событии.

– Но как? – спросила Марина.

– Мы уже выяснили, что за полтора года вы с Глебом пережили много «хороших» моментов. Беру в кавычки, потому что… вы понимаете – ваши отношения нельзя было назвать здоровыми. И все-таки вы получали какое бы то ни было удовольствие от них. Будьте благодарны Глебу за те эмоции, которые он помог вам пережить. А как только почувствуете, что мысли вновь возвращают вас к тому роковому завтраку, считайте до пяти и повторяйте, что «можете это сделать», как мы с вами уже умеем. Настойчиво воскрешайте воспоминания, когда вы были счастливы в его компании и чувствовали себя живой.

Марина помотала головой, отчаявшись представить, что сможет быть благодарна Глебу после его измены. И, подумав об этом, тут же почувствовала, как накатывает тошнота.

– Вы можете это сделать, – сказала Екатерина Альбертовна, следя за метаморфозами лица вцепившейся в крышку тазика Марины.

– Раз… Я могу это сделать. Два… Я могу это сделать. Три…

***

– …Я могу это сделать. Четыре… Пять…

Марина сидела на коленях в сверкающей чистотой уборной и стискивала побелевшими пальцами ободок унитаза. Вытаращив глаза, она вдыхала и выдыхала до тесноты в груди. На смену запаху яичницы медленно, но верно приходил терпкий аромат хлорки.

Марина прислушалась к звукам снаружи и с облегчением убедилась, что Игорь все еще стоял за дверью, здесь, с ней.

«Слава богу…»

– Ты как? – тихо просил Игорь, когда Марина вновь остановила свой счет. На сей раз на четверке.

– Я могу это сделать, – ни то отозвалась, ни то сказала сама себе девушка. И, чуть помедлив, заставила себя встать с колен. – Игорь, я выхожу.

– Оставайся здесь, – сказал он, придержав дверь со своей стороны. – Подожди тут, пока я буду выбивать из него все дерьмо.

– Нет! – шепнула Марина.

Но Игорь ударил кулаком по двери соседней кабинки и рванул прочь из уборной. Марину обдало холодом. Она вытолкнула засов, пронеслась мимо раковины так быстро, что не успела отразиться в зеркалах, и схватила Игоря за край рубахи в коридоре, на полпути к банкетному залу.

– Нет, – отчаянно зашипела Марина, – нет, нет!

Игорь остановился не сразу; намертво вцепившаяся в друга, Марина прокатилась за ним на подошвах кроссовок еще около двух метров, прежде чем он хоть сколько-нибудь сжалился над ней. Раздраженный и решительный, Игорь нехотя повернулся к Марине. Она мотала головой так неистово, что тяжелая грива ее длинных, черных волос так и металась из стороны в сторону. До них между тем уже доносились отдаленные голоса молодых людей. Марина приложила палец к губам, умоляюще глядя на Игоря, и повторила:

– Нет.

– Марин…

– Игорь, пожалуйста. Мы поговорим об этом. Но сейчас – ни слова. Если ты на моей стороне – сделай так, как я говорю.

Игорь закрыл рот. Он медленно, со скрипом, расслабил сжатые в кулаки пальцы и молча последовал за вырвавшейся вперед Мариной. Игорь мрачно смотрел ей вслед, пережевывая хрустящий на зубах гнев. О, да, они поговорят, и еще как поговорят. Но пока Игорю не оставалось ничего другого, кроме как довериться подруге, что бы ни было у той на уме.

– Извините, что задержалась, – сказала Марина, разом прервав оживленный разговор мужчин, и выпорхнула Глебу навстречу.

Периферическим зрением Марина видела, как Игорь вновь двинулся в ее сторону, но махнула ему спрятанной за спиной ладонью, чтобы оставался на месте. Глаза его налились кровью, он весь покраснел, и казалось, что Игорь вот-вот ринется на всех ребят разом и разбросает по углам, как щепки, но он держался как пес на ржавой, удушливой цепи. Однако Игорь старался не смотреть на Глеба лишний раз – ошейник его мог оказаться не таким уж и крепким.

Марина приближалась к Глебу с вытянутой для рукопожатия рукой. Она пристально смотрела ему в глаза и подавала знаки бровями. Глеб натянул любезную улыбку и выбросил девушке одеревеневшую руку в ответ.

– Марина, – представилась она.

– Глеб, – подыграл он ей.

Рукопожатие затягивалось; пальцы Глеба сжимались на ладони Марины. К нему возвращалось самообладание, а в глазах вновь плясал задорный огонь.

– Ты в жизни еще красивее, чем Ленька о тебе рассказывал, – заметил Глеб как бы между прочим.

Марина вымучила кривое подобие улыбки и разжала руку, едва заметно стряхнув с себя его ладонь.

– Ну что ж, – хлопнул Леня Глеба по плечу, – теперь и у меня есть свидетель. Дело за малым, остались такие пустяки!

– Господи, Ленька, соберись, – развязно протянул Глеб, спрятав большие пальцы в карманах джинсов. – Трепещешь, как девушка перед первой ночью с мужиком.

Леня рассмеялся и пихнул Глеба кулаком, не обратив внимание на то, как поменялась в лице Марина. Сердце стянуло стальным обручем, и вся кровь загорелась в ней.

– Глеб может показаться невоспитанным, но на самом деле он хороший парень, – сказал Леня быстро встрепенувшейся Марине. – Он тот же я, но, как бы это сказать… Совсем другой. Вы наверняка быстро подружитесь.

Марина неопределенно кивнула. Глеб воздержался от комментариев тоже.

– Ух ты, Игорь, – отвлекся Леня и пошел к свадебной арке. Он восхищенно показывал пальцем на одного из золотых купидонов. – Ты постарался? Как здорово выглядит!

– Ты ему не скажешь, – произнесла одними губами Марина. Глеб скосил на нее смеющийся взгляд. – Я не хочу скандалов накануне свадьбы. И чтобы Леня здесь и сейчас потерял лучшего друга – не хочу тоже.

– Больно надо, – пожал плечом Глеб.

– Делаем вид, что едва знаем друг друга. Затем ты отвозишь нас сюда, в ресторан. Подаешь кольца. Набиваешь брюхо едой. И мы расходимся.

– Да-да. – Глеб скучающе зевнул, но его рот под ладонью растянулся в усмешке. – Серьезно? Так вот, значит, кто теперь тебя…

Не удостоив окончание фразы вниманием, Марина развернулась на пятах и пошла к свадебной арке, восхищаться работой Игоря вместе с женихом.

Порядком соскучившиеся друг по другу Леня и Глеб вышли из зала, чтобы дойти до хостес и вместе поделиться с ней сценарием помешенного на ролевых играх тамады. Игорь рванулся к Марине сразу, как только светлый и темный затылки исчезли за дверью и унесли с собой шумные голоса.

– Почему ты ничего не сказала? – спросил Игорь. Его тяжелая рука легла на плечо Марины.

Она коснулась его запястья холодными как лед пальцами.

– Потому что я могу это сделать. Ты понимаешь, о чем я?

Игорь понимал, и все-таки не остался доволен ее ответом.

– Да, можешь. Ты победила свое прошлое, и уже давно, но сейчас