Читать онлайн Ментаты Дюны бесплатно

Brian Herbert

Kevin J. Anderson

MENTATS OF DUNE

Печатается с разрешения Herbert Properties LLC и литературных агентств Trident Media Group, LLC и Andrew Nurnberg.

Серия «Хроники Дюны»

© Herbert Properties LLC, 2014

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

* * *

Джейн, чья красота и ум продолжают меня поражать. Моя жизнь началась, когда я встретил тебя.

Брайан Герберт

Ребекке, которая продолжает вместе со мной исследовать новые волнующие места и идеи, и нам еще предстоит вообразить бесчисленные новые вселенные.

Кевин Дж. Андерсон

Если мы согласимся, что передовые технологии допустимы в любой их форме, то начнем делать исключения и искать оправдания их использованию. К скользкому спуску и падению вниз, вниз, вниз ведет очень много кривых дорог. Верные батлерианцы всегда должны быть бдительны и сильны. Императорский Комитет праведности не выполняет своих задач. Если позволить машинам выполнять за нас даже простую физическую работу, они скоро вновь станут нашими господами.

Я обращаюсь ко всем своим верным последователям на всех планетах империи: требуйте от руководителей каждой планеты подписать мою антитехнологическую клятву. Если они откажутся, мои батлерианцы – и Господь – будут знать, кто они такие. Никто не сможет уклониться.

Манфорд Торондо. Обращение к гражданам

Какой идиотизм! Не могу решить, смеяться над безумием батлерианцев или оплакивать будущее нашей расы. Чего эти фанатики потребуют дальше? Полного отказа от медицинской техники? Объявят вне закона огонь и признают слишком опасным колесо? И нам придется скитаться по лесам и полям?

Довольно. Вот приказ по «Венпорт холдингз». Ни один грузовой или пассажирский корабль «Венхолдз» не будет обслуживать планету, подписавшую антитехнологическую клятву Манфорда Торондо. Мы не будем доставлять товары и пассажиров, осуществлять коммуникации и вести какие бы то ни было дела с планетами, разделяющими опасную варварскую философию.

Выбирайте. Что вы предпочитаете – окунуться в блеск цивилизации или укрываться в тени примитивного отчаяния? Решайте.

Директор Джозеф Венпорт. Официальное деловое объявление

Стоит мне разрешить кризис, как тут же, словно ядовитый сорняк, возникает новый. Что мне делать, Родерик? Проблемы осаждают меня со всех сторон!

Я распустил Орден сестер на Россаке, подозревая, что сестры используют запрещенные компьютеры, хотя доказать справедливость своих подозрений так и не смог, и сестры выставили меня дураком. Да еще после того, что случилось с нашей дорогой сестрой Анной, когда она была среди них… Позор! Станет ли она когда-нибудь прежней?

Когда было раскрыто предательство врачей школы Сукк, я едва не уничтожил и их. Несмотря на их предполагаемую верность императору и на то, что теперь они под пристальным надзором, я все равно им не доверяю. Но меня одолевают хвори, и выхода нет: придется снова поручить им мое лечение.

Манфорд Торондо давит на меня, заставляя принять батлерианский вздор и исполнять каждый его каприз, а Джозеф Венпорт требует противоположного. Оба они безумцы, но если я не выполню требования Манфорда Торондо, он призовет буйные толпы разрушителей, а если не умиротворю Венпорта, он возьмет в заложники всю нашу экономику.

Я чувствую себя человеком, привязанным к двум салусским быкам, которые тянут в разные стороны. Я на троне третий Коррино после поражения мыслящих машин. Почему так трудно заставить моих подданных слушать меня? Дорогой брат, помоги мне решить, что делать. Как всегда, твой совет для меня ценнее всех прочих.

Император Сальвадор Коррино. Личное письмо принцу Родерику

Что толку в наших достижениях, если они не переживут нас?

Директор Гилберт Альбанс. Архив школы ментатов

Великая школа ментатов – его детище, от исходного замысла, возникшего семьдесят лет назад, и выбора в качестве места для школы необитаемой болотистой местности на Лампадасе до множества выпускников, подготовленных им за эти годы. Со спокойной деловитостью и решимостью Гилберт Альбанс менял ни много ни мало – ход человеческой истории.

И он не позволит ни императору Сальвадору Коррино, ни фанатичным батлерианским ненавистникам технологий отнять это у него.

За без малого двести лет своей искусственно продленной жизни Гилберт научился выживать. Понимая, что действующие против общего течения харизматические лидеры долго не живут, он жил и действовал очень осторожно, всегда оставаясь тихим и ненавязчивым, соглашаясь даже на противные ему союзы, которые, согласно его прогнозам, помогли бы школе ментатов достичь своей цели.

Ментаты – люди, у которых мозг организован так, что они могут выполнять функции компьютеров в реакционном обществе, отвергающем даже слабые подобия мыслящих машин. Даже собственные ученики Гилберта не знали, что он тайно опирается на уникальный базис – на мудрость и опыт его учителя, знаменитого робота Эразма. Гилберт опасался, что даже самых верных его учеников это отпугнет. Тем не менее за несколько лет упорных занятий выпускники-ментаты становились незаменимыми для благородных домов империи.

Однако в новые опасные времена любое сомнение или даже простое подозрением могло привести к гибели школы. Гилберт знал, что произошло с Орденом сестер на Россаке. Стоит допустить малейшую ошибку, раскрыть свою подлинную личность…

У себя в кабинете в главном здании академии он посмотрел на часы. Вот-вот на военном транспорте прибудет брат императора Родерик Коррино убедиться, что его сестре в школе ментатов ничто не угрожает. Некоторое время назад Гилберт обещал братьям Коррино, что его особые щадящие методы помогут улучшить состояние девушки с поврежденным рассудком, даже если не вернут ее в норму. Но мозг человека сложен, и ущерб, причиненный россакским ядом, не поддавался количественной оценке, и никакими очевидными способами излечить пострадавшую женщину было невозможно. Гилберт надеялся, что Родерик Коррино это понимает.

Прежде чем выйти на территорию школы, Гилберт облачился в свое отличительное карминно-красное одеяние директора. Он уже воспользовался косметикой: окрасил пряди волос в седину, сделал более грубой кожу – все это, чтобы скрыть свою юношескую внешность. Гилберт спешил, зная, что императорский военный шаттл прибудет точно в указанное время. Нужно было еще позаботиться, чтобы Анна произвела на брата хорошее впечатление.

Гилберт вышел из здания и заслонил глаза. Воздух, насыщенный влагой, пронизывали лучи солнца; капельки висели перед глазами, точно увеличительные стекла. Школьные здания соединялись деревянными тротуарами, сама школа была построена на плавающей платформе у берега мутного заболоченного озера. Вначале школа стояла на якоре вдали от берега, но после нескольких нападений агрессивных подводных обитателей ее пришлось переместить в более безопасное место.

Сейчас комплекс состоял из старых построек и нескольких новых, более изящных, с куполами и смотровыми площадками наверху. Мостики на различных уровнях вели в спальни, учебные аудитории, лаборатории, помещения для медитации и библиотеку. Весь ансамбль окружали высокие защитные стены, укрепленные невидимыми полями, сложной электроникой, скрытой под водой, и сторожевыми вышками.

Большая часть Лампадаса представляла собой буколическую и приятную местность, но это озеро и окружавшие его болота были опасной территорией и изобиловали опасностями и хищниками. Это не была спокойная среда, в которой студенты могли бы часами развивать свой ум посредством ничем не прерываемой медитации. Гилберт специально выбрал столь суровые условия. Он считал, что опасность и изоляция помогут сосредоточению отобранных им кандидатов.

Школа была хорошо защищена от природных опасностей, и Гилберта больше тревожило, на что способны все менее предсказуемые батлерианцы. Современная армия легко уничтожила бы школу бомбардировкой с воздуха или из космоса, но рьяные ненавистники технологий не пользовались современным высокотехнологичным вооружением; тем не менее их огромное численное превосходство могло породить хаос, что они уже продемонстрировали во время восстаний на нескольких планетах империи. Гилберту приходилось действовать очень осторожно.

Официально батлерианцы одобряли основные принципы обучения ментатов в школе как доказательство того, что человек способен ни в чем не уступать машинам, и даже больше. Их вождь, безногий Манфорд Торондо часто использовал для своих целей расчеты ментата и его стратегическое планирование, но с большим подозрением относился к открытому обмену мыслями между студентами. В прошлом семестре Гилберт подверг школу большой опасности, когда в интеллектуальном споре предположил, что мыслящие машины, возможно, не так ужасны, как рисует их пропаганда батлерианцев. Батлерианцы отреагировали так, что школа и сам Гилберт едва уцелели. Он усвоил урок. И с тех пор старался не дразнить их.

Когда Гилберт подходил к одному из строений, младший администратор передал ему, что императорский шаттл садится. Гилберт коснулся передатчика в ухе.

– Спасибо. Я приведу в зону посадки Анну Коррино.

Он надеялся, что у Анны одно из просветлений и она сможет поговорить с братом, а не будет блуждать в мысленном лабиринте.

Самое высокое здание школы служило обсерваторией без приборов; здесь студенты невооруженным глазом могли изучать вселенную, считать по ночам звезды и для практики вспоминать очертания созвездий. Днем расположенная на высоте площадка обычно пустовала, сейчас здесь была только Анна Коррино; она смотрела на окрестности.

Молодая женщина вглядывалась в лабиринт мангров, создающий на востоке непроходимую преграду; с юга было трудно подойти из-за топей, зыбучих песков и заросших водорослями стоячих рукавов; с севера и запада школу окружали непроходимые болота.

Гилберт остановился рядом с подопечной.

– Твой брат подлетает. Он будет рад тебя видеть.

Она не поздоровалась с директором школы, но чуть дернувшаяся щека и дрожь ресниц показали, что она заметила его появление. Анна повернулась и посмотрела на осушенную часть болота, служившую посадочной площадкой для шаттлов и местных флаеров. Опасные озерные обитатели повредили предыдущую плавучую площадку, служившую аэродромом, настолько, что чинить ее оказалось невыгодно.

Помощник директора Зендур и группа учеников тупоносыми устройствами выжигали болотную траву, готовясь к встрече шаттла Родерика Коррино. Трава росла необычайно быстро, и перед каждой посадкой площадку приходилось расчищать заново. Вообще Гилберт не очень следил за этим участком: внезапные гости, в особенности Манфорд Торондо, ему были не нужны.

Анна заговорила, не сводя глаз с команды, расчищавшей площадку:

– Как по-вашему, сколько мух они убивают?

– Или сколько стеблей травы сжигают? – спросил Гилберт, зная, что для нее это игра.

Анна задумалась.

– Если бы я знала площадь болота, занятого посадочной площадкой, то смогла бы определить вероятное количество травы. А зная это, смогла бы оценить, сколько в ней обитает мух.

– И сколько пауков поедают этих мух, – сказал Гилберт, стараясь поддержать в ней ясность мышления.

– Я могу выполнить последовательность прогнозов относительно всей пищевой цепочки. – Узкие плечи Анны дрогнули, она незаметно улыбнулась и впервые за день посмотрела на него. – Но ведь это не имеет значения, верно? Ведь трава снова вырастет, мухи вернутся, пауки будут их есть, а болото вернет себе территорию – до следующей расчистки.

– Я иду встречать твоего брата. Пойдешь со мной?

Анна задумалась.

– Предпочитаю подождать здесь.

– Принцу Родерику не терпится тебя увидеть.

– Он хороший брат. Я поговорю с ним… но мне нужно время, чтобы собраться с мыслями. Когда вы приведете его сюда, я буду готова. Не хочу его разочаровать.

«Я тоже», – подумал Гилберт.

Расчистив посадочную площадку, ученики погасили огонь и граблями убрали обгоревшую растительность. И хотя в воздухе пахло горелой травой, Гилберту этот запах показался приятнее обычного запаха болотной гнили.

Когда императорский шаттл сел, Гилберт по деревянным мостикам пошел к нему. На маленьком дипломатическом корабле красовался золотой лев – герб дома Коррино, но само судно было не слишком приметным. К Лампадасу его доставил на борту имперский военный корабль, свертывающий пространство. Из шаттла вышли всего два человека без всякой свиты и начали спускаться по рампе.

Первым шел высокий и прямой принц Родерик, светловолосый и красивый, с патрицианскими чертами Коррино. Мгновенное напряжение памяти, свойственное ментатам, показало Гилберту всю его семью: у младшего брата императора были жена (Хадита), сын (Джавикко) и три дочери (Тикья, Виссома и Нанта). Известный своим хладнокровием и острым умом, Родерик очень часто давал советы императору, и Сальвадор обычно к ним прислушивался. По всем данным положение советника, а не правителя Родерика вполне устраивало.

Пожилую женщину, сопровождавшую принца, он увидеть не ожидал. Леди Оренна, прозванная «девственной императрицей» за то, что она была женой императора Жюля Коррино, однако не родила ему детей (и, предположительно, никогда не делила с ним ложе). У детей императора Жюля – Сальвадора, Родерика и Анны – были разные матери, и все – наложницы.

Этот обзор ментата длился так недолго, что гости не заметили паузы. Гилберт шагнул вперед.

– Милорд Родерик, леди Оренна, добро пожаловать в школу ментатов. Я только что разговаривал с Анной. Она готовится встретить вас.

Родерик коротко кивнул.

– С нетерпением жду встречи, чтобы увидеть, идет ли она на поправку.

Он был разочарован, что сестра не вышла его приветствовать.

– Она в безопасности, стабильна и довольна, – сказал Гилберт. – Распорядок школы ей на пользу. Но предупреждаю: не ждите чудес.

Леди Оренна улыбнулась.

– Я скучаю по бедной девочке, но хочу, чтобы ей стало лучше. На Салусе я буду спать спокойнее, если своими глазами увижу, что она здесь счастлива.

Пытаясь понять, зачем прилетела эта пожилая женщина, Гилберт вспомнил данные, которые тут же отложились в его сознании. Хотя Оренна не мать Анне, она взяла девочку под свою опеку, и у них сложились особые взаимоотношения. Анна всегда была непостоянной, легко отвлекалась, у нее быстро менялось настроение и совершенно отсутствовал здравый смысл. Разочаровавшись в этой неуправляемой девице, император Сальвадор сослал ее на планету Россак, в Орден сестер, но там ее рассудок вовсе не окреп, а скорее повредился. И вот теперь она здесь.

– Вы увидите, она здорова, – сообщил Гилберт. – Приемы ментатов дают максимальные шансы на выздоровление.

Родерик был настроен по-деловому.

– Мы пробудем здесь недолго. Мы заложники транспортных средств: шаттл здесь по особому распоряжению императора Сальвадора, поскольку корабли «Венхолдз» отказались обслуживать Лампадас. Военный корабль, свертывающий пространство, завершает большой патрульный маршрут и должен вернуться на Салусу Секундус.

Яростная вражда между противниками технологий батлерианцами и коммерческой империей «Венпорт холдингз» со временем переросла в открытое противостояние. В этот конфликт втянули и императора. Вместо того чтобы прилететь на свертывающем пространство корабле «Венхолдз», ведомом загадочными и непогрешимыми навигаторами, Родерику пришлось воспользоваться куда менее надежным военным транспортом.

Леди Оренна не скрывала недовольства тем, что придется так быстро улететь.

– Мы проделали большой путь, чтобы навестить Анну. Я не люблю, когда меня торопят. Мы семья девочки – императорские вооруженные силы должны изменить свое расписание так, чтобы нам было удобно.

Родерик покачал головой и понизил голос.

– Я тоже огорчен, но не хочу вмешиваться в действия военных, ведь они должны выглядеть сильными и надежными. И мы не можем приказывать коммерческому кораблю «Венхолдз» и заставить директора Венпорта подчиняться нашим желаниям.

Пожилая женщина фыркнула.

– А почему нет? Верноподданный должен исполнять приказы императора, а не наоборот. Твой отец заставил бы соблюдать субординацию.

– Да, – ответил Родерик, – вероятно, он так и сделал бы.

Гилберт сказал:

– В моей школе Анна изолирована от политических дрязг.

Он знал, что брат Родерика слаб, нерешителен и его легко запугать. Император Сальвадор был не в силах подчинить своей воле ни транспортного магната, ни безногого вождя батлерианцев.

Однако в эти политически опасные дни Гилберт научился держать свои мысли при себе и сохранять нейтралитет. Своих студентов он учил тому же: идеальный ментат не должен быть ни комментатором, ни защитником, он инструмент, аналитическое устройство, предлагающее советы и прогнозы.

– У вас здесь нет политических конфликтов? – спросил Родерик. – На мой взгляд, ваша школа устроена слишком близко к центру батлерианцев.

– Манфорд Торондо на другом краю материка, милорд, и у него нет разногласий со школой ментатов. Несколько моих учеников – участники его движения. – «Хотя это и не лучшие мои ученики». – Мы учим людей умению мыслить, чтобы их мозг не уступал мыслящей машине. Каждый ментат, который после выпуска начинает служить империи, – доказательство того, что компьютеры не нужны, и поэтому Манфорд нас одобряет. С какой стати нам беспокоиться из-за батлерианцев?

– Действительно, с какой стати? – повторил Родерик.

Анна ждала их на смотровой площадке, по-прежнему разглядывая окрестности. В мангровых болотах группа кандидатов в ментаты двигалась по извилистым протокам с мутной коричневой водой и глубоким ямам, переступая с одного скрытого под водой камня на другой. Любой ментат, запомнивший положение камней, легко находил здесь дорогу. А некоторые из кандидатов, отыскивая путь, падали в воду.

Насколько мог судить Гилберт, с их расставания Анна не сдвинулась с места, но ее поведение изменилось. Лицо уже не было бесстрастным и наполнилось жизнью, а неподвижный взгляд говорил, что она занята какими-то размышлениями или расчетами. Она повеселела и еще больше оживилась, увидев брата и леди Оренну.

Оренна обняла девушку.

– Ты прекрасно выглядишь, Анна! Очень окрепла.

Родерик испытывал облегчение и даже, похоже, гордость. И прошептал Гилберту:

– Спасибо.

Анна сказала:

– У меня хороший день. Хочу, чтобы день был хорошим из-за вашего приезда.

– Я рад, что ты в безопасности, – ответил Родерик. – Школе ментатов есть чего бояться.

Гилберт сказал:

– Мы установили дополнительные меры безопасности и можем защитить вашу сестру – как и всех учеников.

Словно опровергая его слова, в болоте началось бурное движение. Из бурой воды возле учеников, отыскивающих путь по подводным камням, показалась рептилия с горбатой спиной. Тварь схватила длинными челюстями ближайшего ученика и утащила в глубину. Хищник и его добыча исчезли стремительно, как отблеск солнца на покрытой рябью воде.

Ученики-ментаты сгрудились, готовые защищаться, но водяной дракон, обеспечив себя обедом, уже исчез.

Оренна, вытаращив глаза, крикнула:

– Как вы можете защитить Анну? Вы не способны защитить девочку!

Гилберт не позволил себе проявить эмоции из-за гибели ученика.

– Анне запрещено выходить за стены или приближаться к озеру. Я лично ручаюсь за ее безопасность.

– А нападение со стороны? – спросил Родерик. – Анна может стать ценной заложницей.

Гилберт ответил:

– У нас небольшая школа, развивающая и совершенствующая мозг человека. Ментаты ни для кого не представляют угрозы.

Родерик скептически взглянул на него.

– Вы очень скрытны, директор.

– Я говорю как есть. Мы составили множество прогнозов и выработали защиту для всех наиболее вероятных вариантов развития событий. Именно этому учатся ментаты, милорд.

Оренна погладила Анну по руке.

– Защищайте свою школу во что бы то ни стало. Анна – бесценное сокровище.

Гилберт кивнул, но думал при этом о бесценной сфере памяти Эразма, которую прятал в школе. Защищать последнего независимого робота было гораздо опаснее всего, что он обсуждал со своими имперскими гостями.

– Да, у нас много сокровищ.

Слепая приверженность дурацким идеям во всех отношениях противоречит интересам людей. Мне интересны только разумные и независимые люди.

Джозеф Венпорт. Внутренний меморандум «Венхолдз»

Грузовой корабль «Венхолдз» вышел из свернутого пространства именно в той точке, которую предсказал навигатор, – очередной пример совершенства мозга, пережившего мутацию.

Джозеф Венпорт наблюдал с высокой навигационной палубы за приближением корабля к планете Баридж. Лишь немногие члены экипажа имели доступ к баку навигатора; никто из пассажиров не мог сюда зайти, но Джозеф был волен находиться, где захочет. Ему принадлежал космический флот «Венхолдз», он руководил созданием навигаторов и владел почти всей межпланетной торговлей.

Его прабабушка Норма Сенва, перенасытившись меланжем, превратилась в первого навигатора, а Джозеф создал еще сотни их, потому что в них нуждался его флот. Эти его усилия вызвали целую лавину последствий: чтобы создавать больше навигаторов, требовалось много пряности, а это приводило к необходимости расширять деятельность на Арракисе… то есть вкладывать огромные средства в развитие флота, а значит, обязательно увеличивать и без того огромные прибыли компании. Одно совпадало с другим, как части прекрасной головоломки.

Джозеф не выносил, когда какой-нибудь болван мешал осуществлению его планов.

Его корабль приблизился к ничем не примечательной планете Баридж и вышел на околопланетную орбиту. Качая головой, Джозеф повернулся к жене, Сиобе.

– Сомневаюсь, что они заметят наше появление. В своей варварской ненависти к технологиям они могли уничтожить сканеры дальнего обнаружения и оборудование связи. – Он грубовато фыркнул. – Может, сейчас они ходят в шкурах, а не в одежде.

Сиоба, красивая темноволосая женщина, училась на Россаке в Ордене сестер до того, как его распустил император. Спокойно и рассудительно она сказала:

– Баридж мог подписать клятву Манфорда, но это вовсе не означает, что его обитатели отказались от технологий. Даже те, кто на словах поддерживает батлерианцев, не хотят менять жизнь к худшему.

Джозеф улыбнулся, отчего его густые рыжие усы встопорщились.

– Именно поэтому мы победим, дорогая. Философские возражения могут быть хороши, но самая слепая и яростная вера рассеивается, когда становится неудобной.

На планете были видны обычная голубизна воды, белые клубы облаков, коричневые и зеленые массивы суши. Все населенные миры чем-то похожи, но, глядя на этот, Джозеф скрипел зубами из-за того, что он представляет, и из-за глупейших решений руководителя планеты священника Калифера.

Джозеф не терпел недальновидных людей, особенно наделенных властью.

– Напрасно летим. Не стоило тратить топливо и время. В злорадстве и насмешках нет никакой прибыли.

Сиоба наклонилась к нему, взяла за руку.

– Баридж заслуживает второго шанса, и ты должен напомнить им, чего стоят их решения. Возможно, сейчас священник Калифер передумал.

Она погладила мужа по густым волосам.

Он коснулся ее руки, сжал, потом выпустил.

– Люди часто меня удивляют, но редко это приятное удивление.

Бурное солнце Бариджа переживало стадию образования солнечных пятен. Раньше планета была известна своими многоцветными полярными сияниями, поглощавшими большую часть солнечной радиации, но дождь заряженных частиц тем не менее достигал поверхности. Обитатели Бариджа смазывались защитными кремами, оклеивали окна защитной пленкой и закрывали улицы легко перемещаемыми навесами. Спутники на орбите следили за активностью солнца и предупреждали людей, когда нельзя выходить. Передовые медицинские системы прекращали возникающие эпидемии рака кожи, и население в больших количествах использовало меланж, помогавший защититься.

До сих пор Баридж был хорошо защищен от опасностей солнечного цикла, но священник Калифер и его правящая клика уступили давлению варваров-фанатиков Манфорда Торондо. Присягнув батлерианцам и прокляв «Венпорт холдингз», Калифер объявил, что отныне его планета будет сторониться всех форм греховных технологий.

Поэтому Джозеф, верный своему слову, прекратил торговлю с Бариджем. Он ясно дал понять всей империи, что его корабли не станут доставлять оборудование, предметы роскоши, меланж и какие бы то ни было другие товары и припасы на все планеты, подписавшие клятву батлерианцев. Меньшие транспортные компании пытались восполнить этот пробел, но корабли у них были устаревшие, и ни одного навигатора, который бы безопасно вел их в космическом пространстве, что порождало бесконечные катастрофы.

Джозеф взглянул на закрытый бак с корабельным навигатором. Он едва различал изуродованную фигуру, плавающую в густом тумане газообразной пряности, но знал, что этот навигатор раньше был шпионом по имени Ройс Фейд; его поймали, когда он пытался украсть тайну создания навигаторов. Джозеф щедро поделился с ним этой тайной – заставил его стать навигатором. Однако под непосредственным руководством Нормы Сенвы Фейд стал одним из лучших навигаторов «Венхолдз». И теперь, когда преображение завершилось, он был глубоко благодарен за этот дар.

Через динамик бака навигатор сказал:

– Прибываем на Баридж.

Джозефу часто бывало трудно общаться с навигаторами из-за их чрезвычайно развитого мозга.

– Да, мы на Баридже.

Неужели этот Фейд думает, что он не знает, куда они прибыли?

– Я вижу на орбите еще один корабль. Не коммерческий.

Одна из металлических переборок замерцала и превратилась в окно передачи. В этом окне появился с большим увеличением военный корабль – не корабль нынешних императорских вооруженных сил, а один из старых крейсеров Армии джихада, переоборудованный и используемый варварами.

Джозеф стиснул зубы: сторожевой корабль приближался к ним.

– Это корабль Полу-Манфорда.

Разглядывая корабль на экране, Винпорт видел, что он ощетинился орудиями, но это его не тревожило. Он не сомневался, что капитан военного корабля высокомерен, полон веры и неразумен.

Сиоба наморщила лоб.

– Он для нас опасен?

– Конечно, нет.

Молодой человек, управлявший кораблем батлерианцев, хрипло сказал:

– Корабль «Венхолдз», вам запрещено приближаться к Бариджу. Эти люди поклялись не использовать ваши проклятые технологии. Улетайте или будете уничтожены.

– Не стоит отвечать, муж мой, – со вздохом сказала Сиоба. – Нет смысла говорить с фанатиком.

Хотя Джозеф был с ней согласен, он не смог удержаться от ответа и включил передатчик.

– Незнакомец, мне казалось, что именно фирма «Венхолдз» наложила эмбарго на эту планету, а не наоборот. Особенно странно, что ревностный последователь батлерианцев летит на современном космическом корабле. Неужели современные технологии заставили вас потерять контроль над собственным мочевым пузырем?

Капитан-батлерианец, вероятно, попробует как-то оправдать применение техники: «она используется во благо» или «она служит святому делу».

Когда на экране появился Джозеф Венпорт, капитан военного корабля отшатнулся.

– Сам демон Венпорт! Вас предупредили!

И, как ни удивительно, тут же прервал передачу.

Сиоба кивком указала на экран.

– Он сейчас активирует орудия.

– Манфорд Торондо, вероятно, объявил награду за мою голову.

Эту мысль Джозеф находил в равной мере оскорбительной и смехотворной.

Устаревший военный корабль времен джихада открыл огонь, осыпав противника старинными разрывными снарядами. Современные щиты корабля «Венхолдз», еще одно чудо, изобретенное Нормой Сенвой, отразили кинетическую бомбардировку; устаревшее оружие не могло поразить их. Защита корабля «Венхолдз» далеко превосходила все, чем мог располагать враг.

– Отметьте в журнале, – продиктовал Джозеф в записывающее устройство в стене, – не мы открыли огонь. Мы не предпринимали никаких агрессивных или провокационных действий. На нас напали без всякой причины, и мы вынуждены защищаться. – Он позвонил на оружейную палубу, где команда была уже в полной готовности. – Уничтожьте корабль. Он меня раздражает.

Командир расчета предвидел такой приказ, и залп разнес батлерианский корабль в клочья. Все кончилось за несколько секунд, и Джозеф порадовался, что может больше не тратить времени.

Глядя на тускнеющее облако осколков на экране, Сиоба прошептала:

– Я думала, ты сказал, что этот корабль нам не опасен.

– Нам нет, но эти батлерианские дикари – угроза самой цивилизации. Я считаю, что это было справедливое наказание. – Он обратился к навигатору. – Есть ли поблизости другие корабли? Грузовики, корабли компаний-конкурентов?

– Нет, – ответил Фейд.

– Хорошо. Тогда, может быть, жители Бариджа будут более податливы.

И он послал на поверхность сообщение, адресованное непосредственно священнику Калиферу. Джозеф распорядился вести разговор на общей волне, догадываясь, что многие предположительно верные батлерианцы все еще пользуются запрещенными устройствами для приема и передачи сообщений, и желая, чтобы как можно больше людей услышали его слова.

Священник Калифер отозвался сразу, и это свидетельствовало о том, что руководитель планеты наблюдал за их прибытием. Вероятно, он также знал, что корабль батлерианцев уничтожен. Отлично – еще одна причина не упрямиться.

На экране видно было, что у Калифера сгорблены плечи и кожа обвисла, словно он надел костюм не по росту. Говорил он медленно и с трудом, испытывая затруднения с окончаниями предложений. У Венкорта не хватало терпения его слушать. Священник Калифер был из тех, кому постоянно хотелось сказать: ну живее!

– А, корабль «Венхолдз»… Мы надеялись, что вы отмените свое эмбарго. Рад, что вы явились лично, директор Венпорт.

– Я явился лично, но прием меня не обрадовал. Однако этот бешеный сторожевой пес больше не доставит проблем ни вам, ни мне. – Все-таки полет был предпринят не совсем зря, если Джозефу представилась возможность нанести удар на глазах у всей планеты. – Я привез особые лекарства от рака и кремы, которые защитят вашу кожу от солнечной радиации. Со мной также группа лучших врачей, выпускников школы Сукк. Они специализируются на поражениях кожи и разных видах рака и могут помочь вашим людям.

– Спасибо, директор!

Калифер так разволновался, что даже заговорил быстрее.

Сиоба посмотрела ему в глаза, и Джозеф сразу понял: она точно знает, что он задумал. Деловое чутье и острая наблюдательность делали ее бесценным партнером.

Сохраняя нейтральный тон, Джозеф ответил Калиферу:

– У нас также большой груз меланжа, который, как мне известно, здесь очень популярен. Баридж всегда был верным клиентом «Венхолдз», и нам не хочется терять бизнес. Мы предлагаем товар по сниженной цене, чтобы отпраздновать возобновление торговли.

Когда Калифер с облегчением улыбнулся, Джозеф заговорил жестче:

– Однако вначале вы должны отречься от клятвы Манфорду Торондо. Вы отказались от всех передовых технологий, но теперь поняли, насколько это неразумно. Если хотите возобновить торговлю с «Венхолдз» и получить наши товары, в том числе груз пряности с Арракиса, вам придется публично отречься от батлерианцев.

Он встретился взглядом со священником Калифером. Руководитель планеты долго молчал – пауза затянулась еще дольше, чем обычно в его замедленной речи.

– Но это невозможно, директор. Население восстанет, и вождь Торондо пошлет к нам мстителей. Прошу вас проявить чуть больше гибкости. Если вы настаиваете, мы заплатим вам дороже.

– Не сомневаюсь, – ответил Джозеф. – Но я не хочу продавать дороже. Нужно прекратить этот варварский бред ради блага человечества – а он исчезнет, только когда планеты типа Бариджа выберут цивилизацию и торговлю, а не фанатизм. – Он сложил руки на груди. – Это не торговые переговоры, священник. Это мое единственное предложение.

Калифер сделался серым, на лице появилось тоскливое выражение.

– Я… я не могу принять его, директор. Граждане Бариджа не уступят.

Придя в ярость, Джозеф тем не менее сохранил равнодушный тон.

– Как угодно, священник. Я предложил товар вам первому. Но я избавлюсь от него на следующей планетной остановке. Я аннулирую свое предложение. Пока вы упрямитесь, никаких доставок не будет. Желаю удачи в борьбе с вашим солнцем.

Сиоба прервала передачу. Джозеф раздувал ноздри и качал головой, стараясь успокоиться.

– Они скоро передумают, – сказала она. – Я поняла это по глазам священника, по тому, как он дергался, по его тревожному голосу. Они уже в отчаянии.

– Но как скоро они передумают? Я не склонен давать им ни одного шанса. – Джозеф повернулся к баку навигатора. – Летим к следующей планете из нашего списка и посмотрим, что скажут там.

Мозг человека свят, но сердце слабо и склонно к разложению.

Манфорд Торондо. Выступление на митинге на Лампадасе

«Венхолдз» наложил на его планету жесткое эмбарго, но решимость Манфорда Торондо только укрепилась. У него не было сомнений, и он постарался, чтобы их не осталось и у его последователей. Как их вождь, Манфорд должен был осуществлять руководство, не делая исключений, не оставляя возможности для колебаний. А они, его последователи, обязаны были его слушать.

Но иногда, однако, приходилось об этом напоминать. Драматичный, ясный пример должен был подействовать на миллионы.

В предрассветной тьме Манфорд ехал на крепких плечах Анари Айдахо, своего самого верного и самого сильного мастера меча. Анари была его телом, его мышцами, его силой и его мечом. После того как взрыв, устроенный фанатиком во время одного из первых антитехнологических мятежей, лишил его ног, а пророчица Райна Батлер умерла на его руках, Манфорд занял место своей наставницы и проявлял такое же рвение. Не позволяя своим ранам стать помехой, он действовал по выражению: «Половина человека – вождь вдвойне».

То, что осталось от его тела, располагалось в специальной подвеске на плечах Анари, но, хотя мастер меча носила его, она не была вьючным животным. Анари так долго его знала, так преданно любила, так в него верила, что они действовали как единое целое. Она часто угадывала мысли Манфорда и удовлетворяла его потребности раньше, чем он о них заговаривал. Ему стоило только пожелать куда-нибудь отправиться, и Анари тут же поворачивала в ту сторону.

Занимаясь делами в своем кабинете, Манфорд сидел в специальном кресле, которое придавало ему внушительный вид. Появляясь на митингах, он позволял последователям нести его паланкин. Но в бой его всегда несла Анари.

Накануне вечером его ударные батлерианские отряды вышли из главного города и двинулись на машинах без бортов по дороге вдоль реки, потом свернули в глубину, к маленькой деревушке. Доувз-Хейвен стоила внимания не только из-за того, о чем доложили шпионы Манфорда.

Его группы: тринадцати мастеров меча и сотни соратников – вполне достаточно, чтобы преподать урок, даже если вся деревня решит дать им отпор. Сопровождал их и потенциальный деловой партнер с другой планеты Ролли Эскон, глава транспортной компании «Эсконтран». Сегодня директор Эскон будет наблюдать и учиться.

Когда подошли к Доувз-Хейвен, Манфорд приказал своим сторонникам держаться позади и выдвинул на передовую мастеров меча. Впереди лежала темная спящая деревня. Его шпионы указали дома трех руководителей общины. Они и станут первой мишенью.

Явно чувствующий себя неловко и неуверенно Ролли Эскон шел рядом с Анари Айдахо. Делец с другой планеты задрал голову, чтобы иметь возможность говорить с Манфордом, пока они направлялись к ничего не подозревающему селению.

– Вождь Торондо, может, закончим наши переговоры до того, как вы начнете? Вы занятой человек, а я смогу приступить к необходимой подготовительной работе за пределами планеты.

Эскон явился на Лампадас к Манфорду с деловым предложением. По сравнению с космическим флотом «Венхолдз» его транспортная компания была совсем маленькой и не так успешно управлялась, но на его кораблях не использовали ни запрещенные компьютеры, ни чудовищных мутантов, как на кораблях Венпорта.

Манфорд посмотрел на Эскона сверху вниз.

– Какая подготовительная работа?

– Нелегко перегруппировать мои грузовые корабли, чтобы они могли лучше служить батлерианскому делу. А я хочу поскорее помочь планетам, страдающим от эмбарго «Венхолдз», особенно Лампадасу.

Манфорд недовольно посмотрел на него; нетерпение этого человека ему не понравилось.

– На Лампадасе все в порядке. Здесь рядом со мной живут самые верные и стойкие мои последователи, и нам не нужны удобства. Дьяволу Венпорту никогда не понять, что лишения только закаляют нас.

Эскон в замешательстве склонил голову.

– Вы правы, сэр.

Манфорд продолжил:

– Увы, другие не так стойки. Искушение воображаемых потребностей отвлекает их от нашей веры. И ради их же блага я должен устранить это искушение. Нам понадобятся ваши корабли, чтобы доставлять то, в чем действительно нуждаются мои соратники, и тогда мы можем наплевать на эмбарго «Венхолдз».

– Мои корабли – ваши, вождь Торондо. – Эскон коротко поклонился. – Я счастлив служить батлерианскому делу.

Манфорд чувствовал, что Анари не терпится начать нападение на Доувз-Хейвен, но она никогда в присутствии третьих лиц не вмешается в разговор. Свои подлинные мысли она высказывает, только когда они наедине, обычно разминая ему мышцы, втирая масло в кожу или помогая сесть в ванну. Ей не запрещено говорить, но он не припомнит, чтобы она не соглашалась с ним, если только это не касалось его личной безопасности – тут она стояла как скала.

Сейчас она только произнесла:

– Мозг человека свят.

Стоявшие поблизости мастера меча негромко повторили ее слова.

Манфорд распрямился в подвеске.

– Я принимаю ваше щедрое пожертвование нашему движению, директор Эскон. Мы приветствуем ваши корабли и топливо.

Транспортный магнат неловко мялся, и Манфорд понял, что Эскон не собирался предоставлять свои услуги даром. Тем не менее вождь батлерианцев не отверг предложение.

Его отборные бойцы нетерпеливо переговаривались в холодной темноте. В руках они держали дубины, ножи и копья. Манфорд не запрещал им пользоваться огнестрельным оружием, но против жителей Доувз-Хейвена такое оружие было ни к чему. Скоро рассвет, пора двигаться вперед.

Но Эскон продолжил разговор.

– Но… сколько моих кораблей понадобится, сэр? Я знаю, что у вас есть свои корабли из Армии джихада, дар императора Сальвадора Коррино.

– Сто сорок военных кораблей, директор, и они нужны мне для использования по назначению, а не для перевозки грузов или паломников. Здесь, на Лампадасе, я держу всего четыре корабля. Остальные разлетелись, чтобы продемонстрировать силу и поддержать планеты, принесшие мне клятву. Они служат необходимым напоминанием.

Эскон кашлянул, набираясь храбрости.

– Если позволите, вождь Торондо… возможно, вы разрешите специальную доплату за каждый полет в поддержку батлерианского дела? Это позволит мне содержать мой флот и увеличивать количество маршрутов для поддержки вашего святого дела. Еще лучше будет, если вы публично выделите «Эсконтран», противопоставите мою компанию конкурентам, которые тайно развращены приверженцами технологий…

Анари переступила с ноги на ногу, показывая, что устала стоять на месте.

Манфорд наморщил лоб, обдумывая это.

– А какова безопасность услуг вашей компании, директор? Ходят слухи о трагических инцидентах в вашем флоте, корабли исчезают из-за ошибок навигации.

Эскон начал отвечать слишком быстро:

– Мы не смеем использовать мыслящие машины, вождь Торондо, и стараемся изо всех сил. Космические перелеты никогда не были безопасными – вообще нет ничего безопасного. Всадник на лошади тоже может погибнуть. – Он неловко рассмеялся. – Процент наших потерь ничтожен.

– Но каков все-таки этот процент?

– Я… мне нужно запросить последние данные. – Эскон обрадовался внезапно пришедшей ему в голову мысли. – Публично поощрив нашу компанию, вы всем покажете, что Бог на нашей стороне. Одно это повысит безопасность наших полетов.

С этим Манфорд не мог спорить.

– Хорошо, договорились. Дело закончено. Сейчас меня ждут другие обязанности. – Он посмотрел вперед и ласково коснулся коротко подстриженных волос Анари Айдахо. – Покончив с отвратительной акцией в Доувз-Хейвене, мы сможем вернуться к нормальной работе.

Рассвет напоминал кровавое зарево. Последователи Манфорда были накачаны адреналином, наркотиком праведности. Директору Эскону хотелось уйти, но он только нерешительно отошел, опасаясь обидеть Торондо.

К Манфорду, не обращая внимания на бизнесмена, подошел человек в темно-коричневой одежде.

– Первая группа прошла в селение, вождь Торондо. Один из наших бойцов стоит у колокола ратуши, который разбудит жителей, чтобы все они стали свидетелями.

– Спасибо, священник Хариан.

Мрачный бесчувственный управляющий делами Манфорда был ходячим символом неумолимости и воплощением батлерианских идей. Предки Хариана пережили порабощение машинами на планете Коррин и были среди тех отчаявшихся беженцев, которые спаслись в легендарной последней битве против Омниуса у моста Хретгир.

Манфорд часто молился на маленькую икону с изображением прекрасной Райны Батлер; священник Хариан предпочитал погружаться в исторические записи Коррина, разглядывать картины лихорадочного освобождения заложников-людей, которых мыслящие машины использовали как щит, пока великий герой войны Вориан Атрейдес не раскрыл обман Омниуса. Поражение мыслящих машин стоило любой крови, пусть даже крови невинных.

Хотя непосредственного опыта общения с мыслящими машинами у него не было, ненависть к ним составила основу существования Хариана. Ребенком он слышал страшные рассказы дедушки и бабушки и чувствовал, что его судьба – батлерианское движение. Он обрил голову и сбрил брови, подражая своей любимой Райне Батлер, облысевшей во время эпидемии, которую распространял Омниус.

Теперь Хариан доложил:

– Мы готовы напасть на тех, кто отверг тебя, вождь Торондо.

Манфорд кивнул.

– Помните, это не нападение и не наказание. – Он переместил вес своего тела сидя в подвеске. – Это урок.

Занимался рассвет. Анари подняла меч, и это движение повторили все мастера меча. Больше не было необходимости молчать, и сотня его соратников заревела. Манфорд сказал:

– Веди нас, Анари.

И она зашагала в селение, неся его на плечах.

Шум привел на улицы нескольких сонных жителей. Они смотрели на приближающуюся толпу, а когда узнали безногого вождя, на их лицах появилось облегчение – тут же сменившееся страхом.

Назначенный Харианом человек зазвонил в колокол на ратуше. Первая линия мастеров меча строем прошла на центральную площадь, а батлерианцы с криками принялись стучать в двери и всех будить. Встревоженные жители выходили, что-то говоря; некоторые плакали.

Анари дошла до дома первого мэра и заколотила в дверь рукоятью меча, но дожидаться ответа не стала. Удерживая Манфорда в подвеске, как ребенка, она сильно пнула дверь и сломала замок. Остальные мастера меча ворвались в дома двух других мэров городка и вытащили всю троицу на улицу.

Трое мужчин в ночных сорочках пытались одеться, но вот глаза их широко раскрылись: они поняли, что попали в беду. Манфорд сидел на плечах Анари, как судья.

Два мэра деревни начали бормотать что-то в свое оправдание, третий мрачно молчал. Он понимал, что совершил непоправимый поступок и прощения ему не будет.

Манфорд тихо заговорил:

– Не надо бояться. Все вы станете свидетелями быстрой победы праведности. С нами сегодня святые мученики Святая Серена и Манион Невинный.

– Но в чем дело, вождь Торондо? – спросил один из мэров.

Манфорд наклонился вперед.

– Мои военные корабли на орбите несут службу, чтобы защитить невинность всех моих верных сторонников. Мы обнаружили в этом районе маленький корабль «Венхолдз», очевидно, шпиона или доставщика незаконных товаров на черный рынок. Доувз-Хейвен покупал товары у величайшего врага человечества.

– Нет, сэр! – воскликнул самый разговорчивый из мэров.

– Жители этой деревни позволили себе пристраститься к пряности, и это их пристрастие сильнее веры.

Несколько хейвенцев застонали. Священник Хариан вышел из дома первого мэра, батлерианцы рылись в двух других домах. Мрачный управляющий размахивал найденным пакетом без обозначений. Он разорвал пакет и высыпал на землю ароматный порошок коричневого цвета.

– Вы трое, как триумвират мэров этого селения, ответственны за своих жителей. Ваша обязанность не давать им сбиться с верного пути. Но вы ее не выполнили. Как вождь батлерианцев, я принимаю на себя вину своих последователей, сделавших неверный выбор, – и никакое наказание не может быть мучительней боли в моем сердце. Для вас троих расплата будет легкой и быстрой.

Вперед вышли мастера меча. Анари подняла клинок, и Манфорд прошептал ей:

– Тот, что молчит, заслуживает уважения, поэтому вознагради его. Убей его первым.

Анари не дала первому мэру возможности ожидать свою смерть или испугаться удара. Ее движение было таким стремительным, что он и моргнуть не успел, а голова уже отделилась от тела. Она упала в одну сторону, а дергающееся тело – в другую. Двое оставшихся закричали. Мастера меча убили и их; последним умер тот, что больше кричал.

Манфорд посмотрел на обезглавленные тела в центре площади.

– Три человека, совершившие ужасную ошибку, – небольшая плата за очень важный урок.

Он сделал знак, и сотня его последователей устремилась вперед.

Батлерианцы злобно врывались в дома, били окна, вышибали двери, но вождь контролировал их, поэтому разбой был сведен к минимуму.

Закончив, Манфорд подтолкнул Анари, и она понесла его; за ними двинулись все остальные. На время публичной казни Манфорд забыл о Ролли Эсконе. Теперь бизнесмен с посеревшим лицом шел за ним.

Манфорд не сочувствовал слабым.

– Некоторые уроки болезненны, директор.

Чувствуете ли вы это? В мгновение, когда ваш корабль начинает свертывать пространство, опасность возрастает стократ. Сможете ли вы пережить переход?

Граффити на стене коридора одного из кораблей «Венхолдз»

Не все проблемы эпичны, и даже легендарные герои могут страдать от мелких неудобств.

Сапог натирал воспалившийся палец и мешал Вориану идти по песку. Когда эта неприятность его не раздражала, он находил в ней некоторую иронию. Она позволяла ему увидеть действительность в правильном свете: Вориан Атрейдес, знаменитый герой джихада, воин, проживший больше двух столетий, страдает от очень человеческой немочи.

Он не чувствовал себя великой легендой, когда, сопровождая своего капитана, шел по пыльной дороге от космопорта к Арракис-Сити. Конечно, капитан Мариус Филлипс понятия не имел, кто идет с ним рядом, хотя Вори никак не пытался изменить внешность.

У Атрейдеса были темные волосы, узкое лицо и серые глаза; высокий и стройный, он поразительно отличался от своего приземистого коротконогого спутника. На первый взгляд они с капитаном казались совершенно разными, но у Вори была способность с любым находить общий язык. Ему нравился капитан торгового судна, нравились его спокойствие и умение управлять кораблем «Налган шиппинг».

После приземления они надели традиционные костюмы, позволяющие сохранять и перерабатывать жидкости в сухой атмосфере Арракиса. Филлипс ворчал и проявлял недовольство.

– Ненавижу эту пустынную планету.

Вори уже приходилось носить такой костюм, поэтому он помог капитану приладить трубку фильтра у рта и застегнул крепления у шеи.

– Так мы делали, когда я работал в бригаде сборщиков пряности.

Когда все было прилажено, капитан грубовато его поблагодарил. Филлипс не раз бывал здесь по делам, но ничего не знал о жизни местных жителей.

– Ну, по крайней мере так терпимо, – сказал он, поправляя полимерную ткань на груди. – Я бы никогда не прилетел в это проклятое место, если бы не прибыль от торговли пряностью. И не работал бы в «Налган шиппинг», если бы меня приняли в одну из больших компаний.

Они пошли дальше, обдуваемые горячим ветром из пустыни.

– Место неприятное, – согласился Вори, стараясь не обращать внимания на больную ногу, чтобы Филлипс не заметил, что он хромает. – Годится только для местных фрименов и гигантских червей.

Он рассказывал капитану кое-что о своем прошлом. И немало тяжелых его воспоминаний было связано с этой планетой.

Здесь погиб Гриффин Харконнен. И я не смог его защитить.

За месяцы совместных полетов Вори понравился капитану; Филлипс назначил его вторым по старшинству в небольшом экипаже, состав которого из-за низкого жалованья в «Налган шиппинг» постоянно менялся. Никто на корабле не знал, кто он такой на самом деле, не знал о его месте в истории. Вори не хотел ни славы, ни большой ответственности, он отказался от прошлого, как от старой шкуры. Чтобы обезопасить себя, он выступал под именем Кеплер – так называлась планета, где он жил вместе с семьей, пока год назад этому не пришел конец.

За восемь десятилетий, прошедших после битвы у Коррина, Вори почти не изменился внешне, но образы героев войны почти стерлись из памяти обывателей. Если кто-нибудь сравнил бы его лицо со старыми портретами, то смог бы обнаружить сходство, но кто мог догадаться, что он и есть настоящий Вориан Атрейдес? Здесь он был одним из толпы, средним рабочим – и предпочитал, чтобы так и оставалось. Хватит с него славы и великих ожиданий.

Даже во время долгого кровавого джихада Вори никогда не радовали победы, слава и восхваления. Война несла людям бесчисленные убийства, трагедии и сердечную боль. Он исполнил свой долг, сделал больше, чем можно ждать от одного человека, видел падение мыслящих машин. Но, когда все закончилось, Вори оказался противником продажной политики с ее подлыми ударами в спину, заговорами и полным отсутствием этики. Хватит с него войн и окружения так называемых знатных и благородных: жизнь простого человека подходила ему больше. Он лучше чувствовал себя, когда ничем не выделялся.

Еще совсем недавно он был доволен своей жизнью на захолустном Кеплере, но внезапно пришлось отправиться на Салусу Секундус и просить императора о защите планеты, которая стала ему родной. По одному из условий этого договора он согласился оставить жену и семью и держаться подальше от общественного внимания. Оставить семью… Это было больно, но неизбежно, потому что Вори не старел, а жена и дети старели. Это уже произошло однажды с его прежней семьей на океанической планете Каладане. Он всегда ускользал от неизбежного хода времени.

Пообещав императору Сальвадору уехать, Атрейдес нанялся в бригаду сборщиков пряности на Арракисе, пытаясь спрятаться, стать анонимом. Но и там прошлое его нашло. Объявился Гриффин Харконнен, упорный, но плохо подготовленный молодой человек, винивший Вориана Атрейдеса в упадке своей семьи. Молодому Гриффину не следовало покидать владения своей семьи на Ланкивейле, но он взял на себя долг чести и погиб на Арракисе, втянутый в водоворот чужой мести. Стараясь поступать благородно, Вори отправил тело невинной жертвы его семье.

Это происшествие разожгло желание Вори исчезнуть. Из-за горьких воспоминаний он невзлюбил Арракис сильнее, чем мог представить капитан Филлипс. И когда они пришли в главный город планеты, Вори встревожился.

Капитан кивком указал на его ногу.

– Болит? Поранился на корабле?

– Переживу.

Он предпочел, чтобы капитан оставался при своих догадках: ноготь на ноге – это слишком тривиально.

В Арракис-Сити, бедном городе фронтира, с уродливыми убогими строениями и пыльными немощеными улицами, Вори были хорошо знакомы нищенские притоны и весьма своеобразные местные жители, хотя он сомневался, что кто-нибудь помнит его с тех времен, когда он работал на сборе пряности. Суровые обитатели Арракис-Сити были негостеприимны, как сама здешняя природа. Но Вори легко вписывался в их общество.

Они с капитаном ждали в назначенном месте.

– Хочу познакомить тебя с моим постоянным поставщиком, – сказал Филлипс. – Если научишься торговаться и договариваться, сделаю тебя своим представителем. – Он улыбнулся. – А сам смогу оставаться на борту. Этот песок можешь забрать себе.

Операциями по сбору пряности занималась на Арракисе «Комбайнд мерчантайлз»; фирма безжалостно защищала свою монополию. Большую часть пряности перевозили свертывающие пространство корабли «Венпорт холдингз», но с помощью взяток небольшие компании вроде «Налган шиппинг» тоже получали свою долю пряности, которую затем сбывали по чрезвычайно высоким ценам на черном рынке. Капитан Филлипс работал с «поставщиком», который помогал, в обход ограничений и безбумажной волокиты, наполнять трюм корабля высококачественной пряностью.

Вори и капитан ждали в тени под навесом. С опозданием на десять минут к ним подошел мужчина в пыльном защитном костюме. К этому времени поднялся ветер.

– Я очень занят, – вместо приветствия произнес Квиммит, поставщик пряности, словно раздосадованный собственным опозданием. – Сегодня многим нужен мой товар. Я согласился встретиться с вами, но ничего не обещаю. Надеюсь, я пришел не зря.

– Мой корабль готов принять груз как всегда, – сказал Филлипс. – На прежних условиях. – Он познакомил продавца с Вори, сказав тому: – Мы с Квиммитом ведем дела много лет.

– Сегодня цены приходится менять, мой друг, – проговорил Квиммит преувеличенно громко.

Капюшон пустынного костюма скрывал его голову, но можно было разглядеть шрам на подбородке и другой – под левым глазом. Во время разговора то и дело отводил свои голубые от пряности глаза от лица капитана Филлипса, и поэтому показался Вори неискренним.

Филлипс насторожился.

– Приходится? Что ты хочешь этим сказать?

– На Арракисе стало опасно вести бизнес. «Комбайнд мерчантайлз» пресекла сбор пряности конкурентами, убив больше ста человек. Эта компания охраняет свое право на добычу пряности, поэтому, чтобы его получил кто-то, кроме «Венпорт холдингз», нужно платить больше… да, мой друг, и обходится это недешево. Только за последний месяц черви проглотили три комбайна сборщиков, а песчаные бури участились. Цена добычи растет и из-за обновления оборудования. У меня нет другого выхода, кроме как поднять для вас цену на пятнадцать процентов. – Он примирительно улыбнулся. – Вы мои друзья, поэтому беру с вас меньше, чем с остальных.

Вориан наблюдал за происходящим молча.

– «Налган шиппинг» – маленькая компания и не может позволить себе такие расходы, – сказал Филлипс. – На Арракисе всегда черви, и бури, и дороговизна.

– И всегда «Комбайнд мерчантайлз», но теперь эта компания стала сильнее, чем раньше. И безжалостней.

Филлипс стоял на своем.

– Либо мы покупаем у вас по прежней цене, либо обратимся к другим продавцам.

– Можете попытаться, но вряд ли найдете кого-то помимо «Комбайнд мерчантайлз». – Тон Квиммита стал жестким. – Когда ничего не получится, свяжетесь со мной снова. Но, полагаю, цена уже повысится.

Филлипс вопросительно посмотрел на Вори. Тот проговорил:

– Я знаю продавцов пряности со своими сборщиками и перевозчиками.

Капитан отвернулся от Квиммита.

– Мы рискнем.

Никогда не недооценивайте месть как мотивационный фактор в человеческом обществе.

Наблюдение и предостережение ментатов

Валя Харконнен понимала, что, вернувшись на Ланкивейл, поступила со своими родителями жестоко. Возможно, они никогда ее не простят… но ей не нужно их прощение. И никогда не было нужно. Ее цель выходит за пределы их забот и понимания.

И все равно она гадала, увидит ли когда-нибудь еще родной дом. Ланкивейл – планета холодная, далекая и негостеприимная, недостойная дома Харконненов. Ее семья по праву должна бы жить в имперской столице на Салусе Секундус, а не в изгнании на заброшенной планете, мало привлекательной для инвестиций. Когда-нибудь она вернет своей семье славу, которой та заслуживает.

Однако пока что Валя улетела с Ланкивейла, взяв с собой младшую сестру Тьюлу. Но думы не оставляли ее, грустные думы.

Ее родители достаточно настрадались, и Валя не хотела причинять им новое горе, но, когда в транспортировочном контейнере прибыло тело ее брата Гриффина, отправленное злобным чудовищем Ворианом Атрейдесом, Валя ступила за черту. Она долго не решалась испытать Боль, способную превратить ее в могущественную Преподобную Мать: она видела слишком много сестер, которых такая попытка убила или повредила им мозг, как Анне Коррино. Но теперь, когда ее любимый брат Гриффин мертв, а ненавистный Вори по-прежнему на свободе, она наконец рискнула и проглотила смертоносное россакское средство. Валя знала, что, если удастся стать Преподобной Матерью, она обретет огромные ментальные способности, полный контроль над своим телом и доступ к собранию Других Памятей. А если она получит такие преимущества, Вориан Атрейдес не уйдет от правосудия…

Закрывшись в своей комнате в главном доме Харконненов, Валя собралась духом, проглотила яд – и погрузилась в океан такой немыслимой боли, что уверилась – она допустила смертельную ошибку. Тьюла нашла ее лежавшей на полу, Валя корчилась от немыслимой муки и кричала.

Но Валя была сильной. Она выжила – и изменилась.

Через несколько месяцев воспоминания о пережитой боли смягчились и отступили, как забываются трудные роды, а замечательные новые способности с лихвой искупали испытанные страдания. Теперь в распоряжении Вали были воспоминания многих поколений, она познала боль, пережитую многими матерями в прошлом. Ей все еще было двадцать с небольшим, но Валя обрела мудрость и знания тысячелетий…

Незадолго до того как император Сальвадор Коррино распустил школу на Россаке, Преподобная Мать Ракелла Берто-Анирул доверилась Вале. Она объяснила, какой ей видится наиглавнейшая важная долгосрочная задача Ордена. В эти планы входил подбор любовниц и наложниц, которые дадут жизнь детям с особыми и необходимыми генетическими чертами. Целью Ракеллы – и, следовательно, целью Ордена – было усовершенствование человечества, вида, пережившего столько бедствий.

Но этот замысел Ордена оказался под угрозой из-за жестокости и мелочности императора Сальвадора Коррино. Убив ментатов и уцелевших колдуний, распустив Орден и разогнав сестер по разным планетам, император взял с собой на Салусу только сотню верных, приверженных традиции сестер во главе с предательницей Преподобной Матерью Доротеей. Специально подготовленные женщины оказывали императору важные услуги, невзирая на то, что он сделал с Орденом.

Но Валя знала, что Орден сестер не разгромлен. Ее наставница Преподобная Мать Ракелла при помощи директора Джозефа Венпорта негласно восстановила Орден на далекой планете Уоллач-IX. Доротея со своими приспешницами могла выслуживаться в императорском дворце; Валя, став Преподобной Матерью, намеревалась присоединиться к Ракелле.

Ее сестра Тьюла могла сыграть важную роль в воплощении ее планов, касающихся и Ордена сестер, и дома Харконненов. Валя собиралась предложить сестру в кандидатки на обучение. Теперь большой свертывающий пространство корабль «Венхолдз» кружным маршрутом вез их на Уоллач-IX. Валя знала, что Преподобную Мать Ракеллу обрадует возвращение лучшей ученицы.

В пути Валю не покидало радостное волнение: она и ее упорная яркоглазая сестра Тьюла откроют для себя новые возможности.

– Соберись и будь рядом со мной. Мне нужно знать, что ты готова сделать все необходимое.

Голос Тьюлы прозвучал тихо и неуверенно.

– Надеюсь, меня примут.

– Я заставлю их тебя принять. Я имею большое влияние на Преподобную Мать. Для возрождения Ордена сестер ей нужны талантливые новички.

Тьюле исполнилось всего семнадцать лет, и она была необычайно красива – стройная фигура, классические черты, синие, как море, глаза, вьющиеся светлые волосы. Она могла вскружить голову любому юноше, но на Ланкивейле ни с кем не знакомилась и никем не увлеклась. Орден сестер должен был изменить ее, и Тьюла научилась бы использовать свои редкостные внешние данные. Ей предстояло послужить подъему дома Харконненов.

Молодые женщины покинули родителей, брата Данвиса и свой дом на Ланкивейле. Когда-нибудь, вернув род Харконненов в число самых знатных семей и очистив его имя от позора, они вернутся… когда Валя своими глазами увидит гибель Атрейдеса. И сестра поможет ей достичь этого.

За время, прошедшее после похорон Гриффина, Валя постаралась, чтобы сестра возненавидела Вориана Атрейдеса не меньше, чем она сама. Этот человек был повинен в страданиях Харконненов, начавшихся с позора ее прадеда Абулурда, которым тот покрыл себя в битве при Коррине.

Орден сестер Ракеллы поможет ей добиться своей цели.

Добравшись наконец до Уоллача-IX, сестры вышли из шаттла на посадочную процедуру. Их встретил холодный влажный ветер, но Валя контролировала реакции своего тела и наблюдала, как то же самое пытается сделать обученная ею Тьюла: на Ланкивейле им приходилось выдерживать холода и посильнее. Они плотнее закутались в пальто на китовом меху, гордясь новым семейным гербом Харконненов, созданным Валей и вышитым на их одежде перед отъездом. Герб представлял собой мифологическое существо с головой и крыльями орла и с телом льва. Грифон – в честь погибшего брата.

К ним подошла женщина в черном, и Валя узнала Преподобную Мать Эллулию, которая прошла через Боль в последние дни на Россаке. Лицо Эллулии – высокой, стройной, с серебрящимися сединой волосами, выбивавшимися из-под капюшона – озарила радостная улыбка.

– Валя, ты снова нас нашла!

Валя вздернула подборок и ответила:

– Орден сестер жив, и я вернулась… как Преподобная Мать. – Она взяла Тьюлу за руку. – Я привезла для обучения свою младшую сестру. Мы хотим увидеть Ракеллу.

От такой фамильярности Эллулия нахмурилась.

– Преподобная Мать Ракелла сейчас на Лампадасе, принимает новых сестер-ментатов. Должна вернуться через два дня. – Она повернулась к Тьюле, и ее лицо смягчилось. – Но всякая кандидатка, такая же талантливая, как Валя Харконнен, – ценное приобретение для Ордена. Я рада, что вы прилетели сюда, а не присоединились к группе Доротеи на Салусе Секундус. Я опасалась, что ты сделаешь неверный выбор, Валя. Ты ведь дружила с Доротеей.

Валя нахмурилась. Ее дружба с Доротеей была лишь предлогом для наблюдения за группой опасных, склонных к противодействию сестер.

– Я никогда не принимала отношения Доротеи к батлерианцам.

В те дни Валя надеялась стать наследницей Ракеллы и возглавить Орден, но не решалась пройти через Боль. Однако теперь она сама стала Преподобной Матерью и здесь, на Уоллаче-IX, надеялась восстановить свое положение в иерархии Ордена. Доротея, отрекшаяся от Ордена и бросившая своих единомышленниц к ногам императора Сальвадора, больше не была ей соперницей.

Эллулия отвела их к группе сборных домов с металлическими крышами.

– Преподобная Мать будет довольна, узнав, что ты в безопасности, а мы рады всем новым Преподобным Матерям – в последнее время их число растет медленно, и многие по-прежнему гибнут от Боли. – Она показала на одно из зданий, куда как раз помогали войти искалеченной женщине. – Игнасия была одной из самых умных и многообещающих наших сестер, – а сейчас она одна из тех восьмидесяти семи не сумевших стать Преподобными Матерями, о ком мы должны заботиться.

Валя покачала головой, вспоминая Игнасию.

– Они были слишком слабы, чтобы достичь успеха. – Теперь, став Преподобной Матерью, она не сочувствовала тем, кому это не удалось. – Преподобная Мать Ракелла часто говорит, что всем нам приходится идти на жертвы ради укрепления Ордена.

Эллулия нахмурилась, но осторожно кивнула.

– В память об их беспримерных жертвах мы всегда будем почитать пострадавших сестер и заботиться о них. Мы продолжаем изучать процесс перехода, стараясь облегчить его для наших сестер.

Валя не хотела, чтобы ее сестра умерла или впала в кому. Тьюле предстояло достичь больших высот.

– Цель благороднейшая, но лишь самые лучшие и сильные из нас достойны стать Преподобными Матерями. И… что с Анной Коррино? Где она сейчас?

Эллулия цокнула языком.

– На Лампадасе.

Встревоженная, Валя спросила:

– У батлерианцев?

– Нет, в школе ментатов. Гилберт Альбанс с помощью своей техники пытается восстановить ее поврежденный мозг.

Валя вдруг почувствовала угрызения совести – это она была виновата в том, что легкомысленная девушка приняла едва не убивший ее яд. Но, вместо того чтобы признаться в этом, она сказала:

– Вряд ли техника ментатов ей поможет, но, если она так и не придет в себя, по крайней мере в этом не смогут обвинить Орден. – Валя покачала головой. – Сейчас я скажу нечто неприятное… Анна не была готова к тому, чтобы стать сестрой, тем более Преподобной Матерью. Она появилась у нас на Россаке только по одной причине: императору нужно было, чтобы за ней кто-то присматривал – и из-за нее император уничтожил нашу школу.

Эллулия повела сестер Харконнен к зданиям; Валя по дороге изучала новый школьный комплекс. В отдалении были видны заснеженные горные вершины, а над головой – бело-синее бледное небо. Резкий ветер проникал даже под пальто на китовом меху. Глядя на дешевые сборные дома, Валя думала об упадке некогда величественной организации.

Валя знала, что это вина Доротеи. Она настроила императора против Ордена. Стараясь добиться благосклонности императора, Доротея убедила его в том, что Орден сестер использует для сохранения данных о рождениях запрещенные компьютеры (это было действительно так, хотя доказать Доротея ничего не сумела).

Заметив разочарование Вали, Эллулия остановилась у неприглядных бедных построек.

– Джозеф и Сиоба Венпорт отдали эти здания под наш новый центр. Эта планета – наше убежище; повезло, что оно у нас есть.

Валя взглянула на Тьюлу, которой как будто не хотелось заходить.

– Для обучения они подходят, это главное. А моя сестра умеет переносить трудности.

Тьюла расправила плечи.

– Я не ждала, что будет очень легко.

Эллулия остановилась у одноэтажного здания, где, несмотря на холод, было открыто окно. Заглянув внутрь, Валя увидела четырех сестер, сидящих на скамьях. И удивилась, услышав, что они обсуждают цитаты из Книги Азар, учебника Ордена по философии, написанного в ответ на Оранжевую Экуменистическую Библию. Она обернулась к Эллулии.

– Мне казалось, император приказал уничтожить все экземпляры Книги Азар.

Женщина улыбнулась.

– Одна из этих сестер запомнила текст, а остальные сейчас записывают его под ее диктовку. После того как сестры разрешат ряд небольших разногласий, мы снова издадим эту книгу. Утверждать окончательный вариант текста будет Преподобная Мать Ракелла.

Снова поднялся сильный ледяной ветер. Эллулия провела их в соседний дом. Валя чувствовала вибрацию тонких стен, пол под ногами дрожал. Новая школа на Уоллаче-IX была совсем не похожа на роскошный древний город в утесе на Россаке.

Как выработать стратегию против безумия? Как бороться с теми, кто действует вопреки собственным интересам? Какое оружие способно поразить невежество, в которое, как в мантию, гордо облачаются батлерианцы?

Джозеф Венпорт. Внутренний меморандум «Венхолдз», для ограниченного распространения

Два молчаливых ученика-ментата провели Преподобную Мать Ракеллу по деревянному тротуару, соединявшему школьные корпуса. Ее присутствие в школе ментатов было неофициальным и нигде не отмеченным и стало возможным благодаря помощи Сиобы Венпорт, которая поддерживала Орден сестер Ракеллы в изгнании.

Ей навстречу по главной площадке школы спешил директор Альбанс. Несмотря на гнетущую сырость, он был в черных брюках, бежевой рубашке с галстуком и в пальто.

– Прошу прощения за опоздание, Преподобная Мать. Вчера в схватке погибла ученица, и ее родители – очень влиятельная в Ландсрааде семья – вполне ожидаемо расстроились. – Гилберт вытер пот с раскрасневшегося лица. – Наша работа направлена на усиление ментальных способностей, но мы учим своих подопечных преодолевать физическую опасность. Поэтому даже при тех исключительных мерах, какие приняты в связи с пребыванием у нас Анны Коррино, мы не можем гарантировать ученикам полную защищенность.

Ракелла кивнула, думая о сестрах, которые погибли от Боли, пытаясь стать Преподобными Матерями.

– Я хорошо это понимаю. Обучение бывает опасно – особенно в наши дни.

В прошлые посещения Лампадаса Преподобную Мать неизменно поражали суровые испытания, которым подвергались ученики. Ее сестры-ментаты, и среди них Кери Маркес, тоже учились в этой школе, а Кери была ей добрым другом и опорой в Ордене. Император Сальвадор убил ее вместе с остальными сестрами-ментатами.

Кризис. Выживание. Продвижение. Такова была мантра Россака, вполне применимая и теперь, ведь Гилберт Альбанс готовил новых сестер-ментатов для школы, возрожденной на Уоллаче-IX.

Когда директор повел ее в главный учебный корпус, Ракелла обернулась и посмотрела на большое мелкое озеро.

– Мои ученики сейчас привыкают к Уоллачу-IX, гораздо менее гостеприимному, чем Россак. Эта планета пострадала и все еще не может восстановитсяя после ядерной бомбардировки в последние дни джихада. Но мы выдержим, наши сестры сильны духом.

– Трудности укрепляют тех, кто хочет жить, – ответил Гилберт. – Есть много путей к совершенству и личным достижениям. И бесконечное число тупиков.

– Мы оба стараемся улучшить человечество, директор, реализовать свой потенциал без использования машин.

Ракелла думала о своих бесценных генеалогических записях, о генетических возможностях, которые фиксировались при изучении многих поколений; если правильно использовать эту информацию, ее хватит, чтобы наметить верную дорогу в будущее. При правильном руководстве Орден сестер за несколько тысячелетий сможет добиться того, на что в естественных условиях потребовались бы миллионы лет.

Тайные компьютеры Ордена содержат миллиарды записей, но эти разобраны и спрятаны в джунглях Россака, где настроенным против технологий фанатикам их никогда не найти. Когда школа Ракеллы на Уоллаче-IX обретет стабильность, можно будет вернуть компьютеры и снова ими пользоваться.

Между тем директор Альбанс закончил обучение десяти сестер, которые теперь смогут работать ментатами. Эти новые сестры-ментаты запомнят содержание многочисленных переплетенных томов с записями о рождениях, которые Ракелла сумела вывезти с Россака, и будут давать собственные сложные генетические прогнозы. Вот все, на что будет способен Орден до возвращения компьютеров.

– Ваши сестры в числе лучших моих учеников, – заметил Гилберт. – Очень развитый интеллект. Идемте – им не терпится увидеться со своей Преподобной Матерью. Как только для ментатов завершатся многочисленные тесты – уверен, что все пройдет успешно, – вы сможете забрать новых выпускниц школы ментатов.

От облегчения у Ракеллы закружилась голова.

– С нашим Орденом столько всего произошло с тех пор, как они прибыли на Лампадас… Они помогут мне в восстановлении школы.

В ее преклонном возрасте грандиозная и почти неосуществимая задача восстановления школы особенно страшила Ракеллу. Преподобная Мать прекрасно знала собственное тело. Биологически ее организм достиг своего предела, хотя его поддерживало гериатрическое воздействие меланжа. Но ради Ордена она не могла позволить себе умереть – пока не могла. Слишком высоки были ставки. Ее самых перспективных и одаренных сестер убили по приказу императора Сальвадора, и у Ракеллы пока не было официальной преемницы. Если ее не станет, умрет и Орден… она не хотела этого допустить.

Месяцами она тайно рассылала письма в поисках рассеянных по планетам сестер и вызывала их на Уоллач-IX – всех, кроме традиционалисток, отправившихся с Доротеей на службу императору. К счастью, Сальвадор не запретил Ракелле устроить школу в другом месте. Может, это его просто не интересовало, а может, Доротея посоветовала проявить терпимость. Ракелла надеялась, что ее внучка сохранила хоть каплю верности и сочувствия. И все же старалась не привлекать внимания к своему детищу…

Они пришли в учебную аудиторию с толстым плазовым полом и стенами; это позволяло видеть глубокий канал под школьным зданием. Канал зарос жесткой болотной травой. Сорок учеников в наушниках сидели по периметру и смотрели на испуганных тварей, кишащих в канале под плазой.

– Ментальный вызов – одно из последних испытаний, – объяснил директор. – Эти опасные существа являются тем постоянным отвлекающим фактором, что воздействует на зрение и слух, производимые ими звуки передаются в наушники, усиливаются и превращаются в какофонию. Ныряльщики в защитных костюмах гонят этих тварей, раздражая их. Мы делаем все, чтобы нарушить ход мысли ментата… а они и в таких условиях должны действовать безупречно.

Ракелла подумала, что существуют более простые способы отвлечь учеников, но устрашающая картина казалась действенной. Ученики, чрезвычайно сосредоточенные, шевелили губами, что-то негромко говоря.

– Перед ними устройства для чтения по губам, – пояснил Гилберт, – ученики произносят длинные перечни того, что запомнили, и создают сложные прогнозы. Условия чрезвычайно затрудняют возможность запоминания и понимания и искажают историческую перспективу. Быть ментатом значит не только запоминать, но и давать целостный анализ. Ваши ученицы – из числа самых лучших, особенно Фиелла Винона.

Ракелла заметила Фиеллу. Коренастая молодая женщина сосредоточенно глядела на чудовищную зубастую тварь в болоте, продолжая произносить свой текст. Ископаемая рептилия поплыла вперед и ударилась о плаз всего в десятке сантиметров от полного лица Фиеллы. Разозленная препятствием, тварь напала на другое животное и растерзала его. Фиелла и глазом не моргнула. Ракелла испытала гордость за нее.

Среди учеников она с удивлением заметила Анну Коррино. Занятая упражнением, молодая женщина не заметила Преподобную Мать.

– Вы добились успеха с сестрой императора?

– Она очень искусная ученица, хотя ей не хватает навыков общения. Мы делаем все, что можем.

На другой день директор Альбанс, как и обещал, дал согласие на выпуск десяти сестрам, направленным в школу Орденом. Они прошли все испытания, причем у некоторых результаты были выше, чем у остальных учеников; лучшей из них стала сестра Фиелла. Немного полноватая, но красивая, с твердым подбородком, внимательными карими глазами и короткими черными волосами.

Фиелла всегда держалась скромно, но Ракелла знала, что она честолюбива. И, как Преподобная Мать, решила поддерживать и направлять это честолюбие, чтобы сила и верность Фиеллы служили Ордену. Потеряв свою лучшую ученицу Валю Харконнен и свою внучку Доротею вместе с приверженными традиции сестрами, которые теперь обретались при дворе императора, Ракелла нуждалась в восстановлении прочного положения своего Ордена.

Она отчаянно надеялась устранить разногласия в Ордене, чтобы группировки на Уоллаче-IX и на Салусе снова работали вместе, хотя и чувствовала, что ее время уходит. Она и так уже прожила жизнь гораздо дольше нормальной, и сейчас самое важное – выбрать свою преемницу.

Собрав сестер-ментатов и радуясь возможности увезти их на Уоллач-IX, она скрывала свою тревогу. Садясь в шаттл корабля «Венхолдз», Ракелла чувствовала, как взволнованы ее спутницы; они радовались, что едут в новую школу.

Но, когда шла на свое место, страшась предстоящего долгого кружного пути на свертывающем пространство корабле, у Ракеллы вдруг закружилась голова. Колени подогнулись, и она схватилась за спинку сиденья. С огромным усилием Ракелла устояла на ногах.

Словно издалека услышала она рядом озабоченный голос и почувствовала прикосновение сильной руки.

– Преподобная Мать! – Фиелла усадила ее в ближайшее кресло. – Чем я могу помочь?

Ракелла промолчала, сосредоточив все силы на дыхании и внутренней работе своего организма. Она ощущала рядом силу Фиеллы. Ракелла чувствовала, что новая сестра-ментат – человек хороший, способный, но еще слишком молода и неопытна, чтобы возглавить Орден сестер. Пока еще не Преподобная Мать.

Но все окружавшие ее сестры были молоды и неопытны. Своих лучших кандидаток Ракелла лишилась. И не знает, кто возглавит Орден, если она сейчас умрет. Может быть, Орден просто перестанет существовать. Этого нельзя допустить!

Голос Фиеллы продолжал звучать фоном, а Ракелла сосредоточилась на своем недомогании. Нужно было решить эту проблему, даже если бы для этого понадобились сверхчеловеческие усилия. Она определила более глубокие нарушения внутреннего химизма, прекращение выработки важнейших ферментов и гормонов. Стараясь найти решение, Ракелла вспомнила другой приступ, очень давний – тогда она изменила биохимию своего тела, чтобы нейтрализовать яд, которым колдунья Тисия Сенва пыталась ее убить. Сражаясь с этой страшной опасностью, Ракелла стала Преподобной Матерью.

Закрыв глаза, она откинулась на жесткую спинку сиденья.

– Мне нужно время. Нужно… сосредоточиться.

Закрыв глаза, она погрузилась в себя, увидела внутреннюю механику своего тела, представила себе его как яркий чертеж. Глубоко дыша и наблюдая за каждой мелочью, она начала вносить изменения: восстанавливала баланс обмена веществ, усиливала приток кислорода к мозгу, сочетала элементы, создавая необходимые ферменты и нейромодуляторы.

Все это время она смутно слышала встревоженный голос Фиеллы и одновременно голоса Другой Памяти в своем сознании. С этими прошлыми жизнями Ракелла без счета переживала смерть бесчисленных поколений, но пока сама еще не готова была к ним присоединиться. Она должна была сделать все возможное, чтобы остаться в живых – не из-за боязни умереть, а потому, что опасалась за судьбу Ордена сестер.

Голос Фиеллы отступил, словно растворился, но потом с каждым мгновением начал крепнуть. Открыв глаза, Ракелла увидела склонившуюся к ней молодую женщину; остальные сестры-ментаты озабоченно столпились вокруг. Они расступились, пропуская врача-ментата с небольшой медицинской сумкой, но Ракелла отмахнулась от него.

– Я в полном порядке. Я завершила свой внутренний анализ, спасибо. – Она осмотрела шаттл, готовый доставить их к кораблю на орбите. – Меня ждет важная работа во имя Ордена. Нужно вылететь по расписанию.

Всем своим видом выражая неодобрение, врач пошел по проходу обратно. Ракелла улыбнулась сестрам, но в голове ее продолжали тревожно звучать голоса: «Нельзя задерживаться. Осталось слишком мало времени, а перед смертью мне нужно успеть проделать очень большую работу».

Руководитель должен проявлять большую осторожность, выбирая ближайших советников. Неправильное решение может оказаться катастрофическим, если не губительным.

Император Фейкан Коррино I во время казни министра финансов Ульберто

У принца Родерика Коррино были неограниченные возможности отнять трон у брата. Слабость Сальвадора не вызывала сомнений, и Родерик был уверен, что правил бы империей лучше.

Однако он не разрешал себе думать об этом и обрывал тех, кто пытался ему намекнуть на подобное. Его брат был законным императором, верность семье и строгие требования морали подавляли любые личные амбиции. Всего себя Родерик посвятил помощи брату, делая из него лучшего императора и руководя им в особенно опасных ситуациях. Именно так Родерик мог лучше всего служить империи. Единственно возможным способом.

К несчастью, Сальвадор не всегда прислушивался к его советам.

Одной из главных забот Родерика было упорное нежелание брата убрать из императорской армии некомпетентных и нечестных офицеров; при раздаче должностей император учитывал связи и происхождение кандидата или поднесенные дары, а не искусство воевать. За десятилетия после поражения мыслящих машин некогда сильная армия человечества стала слабой и разобщенной. Родерик с негодованием наблюдал, как теперь, когда общий враг исчез, семейства Ландсраада утратили единство и ссорятся из-за личных амбиций.

Неделю назад братья Коррино инспектировали огромный гарнизон Зимии. Инспекцию организовал и проводил командир гарнизона генерал Одмо Саксби, проявив чрезвычайную самоуверенность, которая была заметна всем – очевидно, кроме Сальвадора.

В гарнизоне не уделяли никакого внимания деталям, сооружения и оборудование содержались плохо, неопрятные солдаты маршировали нестройными рядами. Придя в волнение, Саксби то и дело размахивал руками и обнажал перед войсками свою роскошную саблю. Его поведение вызывало бы смех, не занимай он такой важный пост, но Родерик представлял, как потешаются над ним солдаты.

Ради покровительства и политического влияния Сальвадор наносил огромный ущерб некогда гордой армии. Моральный дух войск оставлял желать лучшего, и Родерик слышал разговоры о том, что офицеры запускают руку в казенные средства. Но императора все это совершенно не заботило…

Родерик ежедневно выделял время, чтобы подготовить императора к предстоящим делам. Этим утром, до того как раскрылись двери огромного зала аудиенций, принц Родерик стоял перед троном брата из зеленого хрусталя. Они были одни, хотя за закрытой парадной дверью слышались голоса посетителей. Но он не собирался ускорять начало аудиенции.

Родерик стоял перед императором, сидевшим на высоком троне. Сальвадор Коррино взял из небольшой, украшенной драгоценными камнями шкатулки щепотку меланжа и положил в рот. Постоянно жалуясь на воображаемые болезни, он был убежден, что частые дозы пряности благотворно влияют на его здоровье. Родерик предупреждал, что меланж вызывает привыкание, однако его слова не были услышаны. Но по крайней мере меланж помогал брату сосредоточиться, а это необходимо.

Родерик ровным тоном сказал:

– Эта вражда сказывается на торговле по всей империи. Многие планеты присоединились к антитехнологической клятве Манфорда Торондо, и в отместку корабли «Венхолдз» перестали их обслуживать.

Сальвадор снова взял щепотку пряности.

– Продолжатся ли поставки меланжа?

– Формально Арракис находится под контролем империи, а главная контора «Комбайнд мерчантайлз» помещается в Арракис-Сити. Поскольку жители пустыни тоже в некотором роде фанатики, не думаю, что Арракис подпадет под влияние вождя Торондо. Хотя кораблям «Венхолдз» запрещено доставлять пряность на планеты батлерианцев, сюда она будет поступать беспрепятственно.

– Уже легче. – Сальвадор откинулся на спинку трона. – Если планеты батлерианцев пострадают от эмбарго, может, это ослабит движение. Мне не нравится, что Манфорд считает себя самым главным.

Родерик не хотел, чтобы его брат чересчур расслаблялся.

– Батлерианцы получают припасы от меньших компаний-конкурентов, располагающих свертывающими пространство кораблями. Однако безопасны только полеты на кораблях «Венхолдз».

– Это и делает Джозефа Венпорта таким высокомерным. Он считает, что из-за его навигаторов у нас нет выбора!

Сальвадор гневно фыркнул.

– Наши военные используют для перевозки тяжелой техники корабли «Венхолдз», хотя мы можем летать и самостоятельно. Директор Венпорт, возможно, трудный человек, но мне легче иметь дело с ним, чем с Манфордом Торондо.

Сальвадор поерзал на троне.

– Мне никогда не нравились космические перелеты: свертывание пространства слишком рискованно. Мое место здесь. Пусть другие летают ко мне, рискуя во время полета. Если им не нравится политика «Венхолдз», пусть летают кораблями «Эсконтран», или «Налган шиппинг», или «Селестиал транспорт».

– «Венхолдз» уже год как поглотила «Селестиал транспорт». – Родерик передал брату документ. – Но поступает все больше свидетельств, что катастрофы в малых компаниях происходят гораздо чаще, чем они официально признают. Конкуренты «Венхолдз» скрывают высокий процент катастроф.

Сальвадор просмотрел записи.

– Столько отчетов, столько бумаг.

Он, казалось, скучал, как будто ему не терпелось перейти к другим вопросам.

Но Родерик не позволял ему отвлекаться. Он подошел ближе к трону, чтобы помочь брату разобраться в информации.

– Как видишь, эмбарго «Венхолдз» привело к резкому сокращению торговли по всей империи, что вызвало снижение сбора налогов и падение наших доходов. «Венхолдз» не обслуживает даже планеты, объявившие себя нейтральными. Оба они: и Джозеф Венпорт, и Манфорд Торондо – требуют официальной гласной поддержки, никому не разрешая сохранять нейтралитет.

– Соперничающие компании должны научиться создавать собственных навигаторов, – сказал Сальвадор. – Это бы хорошо повлияло на конкуренцию.

– Но это тщательно охраняемый секрет. Наши тайные советники пытаются узнать, как простых людей превращают в навигаторов, но система безопасности «Венхолдз» непроницаема, и мы не можем ее продолжить.

– Тогда привлеки других советников.

Родерик вздохнул.

– Сальвадор, советников ты подбираешь сам. Они никогда с тобой не спорят и всегда говорят то, что ты хочешь услышать.

Император тепло ему улыбнулся.

– А ты умнее их всех, братишка.

Родерик подавил свою гордость.

– Может, и не умнее, но верен тебе. И помогаю лучше справляться с руководством галактикой.

Император рассмеялся.

– А я достаточно умен, чтобы передать тебе все дела, связанные с документацией и угрозами.

Родерик молча возблагодарил бога за то, что Сальвадор делает хотя бы это.

Пряность начала действовать, глаза императора стали яркими и внимательными; Родерик заметил, что от постоянного употребления наркотика они слегка посинели.

– Если бы мог, я бы увеличил твое жалованье, Родерик. Вся империя знает, насколько важна твоя работа в моей администрации. Охотно признаю, что без твоей преданной и мудрой помощи не удержался бы у власти.

Он подался вперед, качая головой.

– Я теряю терпение из-за этих постоянных конфликтов, соглашений и обязательств – не могу за всем этим следить, хотя несправедливо взваливать всю работу на твои плечи. Мне нужен собственный ментат, чтобы все запоминал; такие ментаты есть во многих благородных домах. Мне нужен ментат.

Несколько месяцев назад Родерик сам предлагал это, но Сальвадор, должно быть, забыл.

– Мудрое решение, сир… Я немедленно подберу ментата.

Сальвадор посмотрел на все еще закрытые двери и устало махнул рукой.

– Вероятно, пора заняться текущими делами. Давай поскорее закончим.

Следующие несколько часов заняли скучные аудиенции благородных с мелкими заботами. По приказу Родерика рядом с троном стояла Преподобная Мать Доротея – она использовала свои особые умения, чтобы изучать нюансы эмоций каждого посетителя. Она продемонстрировала удивительную способность отличать правду от лжи, и сейчас даже Сальвадор признавал, что поступил мудро, когда разрешил Доротее и сотне избранных преданных традиции сестер поселиться при дворе. Не все они были ведающими правду, но все полезны во многих иных отношениях.

Тучный мажордом объявил о прибытии представителя Пеле, родины императрицы Табрины. Табрина была женой Сальвадора, но между ними царила холодность, и антипатия императора распространялась на всю ее семью – дом Пеле. Богатство Пеле помогло Сальвадору усидеть на троне в первые неспокойные годы после смерти императора Жюля Коррино, но сейчас он больше в них не нуждался.

Человек, подошедший к трону, выглядел необычно. При среднем росте руки и ноги у Блантона Давидо были заметно короче, чем следовало; тем не менее двигался он ловко и поклонился императору.

– Как специалист по шахтам, я руковожу самыми важными операциями дома Пеле. – Давидо достал из кармана оранжевый драгоценный камень. – Когда шахтер принес этот камень, я сразу понял, что он должен принадлежать императору. Нижайше прошу принять этот скромный подарок.

Поскольку всех посетителей заранее проверяли на наличие оружия, Сальвадор разрешил этому человеку положить камень на поднос у подножия трона. Затем Давидо попросил разрешения для дома Пеле начать добычу в очередной планетной системе.

«Значит, это не просто подарок», – подумал Родерик.

В оправдание своей просьбы Давидо дал краткий отчет об уровне производства и представил данные об ожидаемой прибыли и, соответственно, о возможных доходах империи в виде налогов.

Доротея наклонилась к Родерику.

– Я чувствую в словах этого человека некоторые отступления от правды, милорд. Он занижает данные о производстве, чтобы уменьшить налоги, – и не он это придумал. Его соучастник – сам глава рода Пеле.

Родерик удивленно посмотрел на нее.

– Серьезное обвинение против отца императрицы. Вы уверены?

– Уверена.

– А императрица Табрина в курсе?

– Не знаю, но несколько вопросов помогут это узнать.

Родерик приказал управляющему шахтами отойти от трона.

– Ждите распоряжения императора.

У Сальвадора его вмешательство как будто бы вызвало раздражение, но он выслушал Родерика, который прошептал ему на ухо:

– Из-за деликатного характера обвинения лучше сказать Давидо, что, прежде чем принять решение, ты должен провести расследование.

Но император мягко отстранил брата.

– Нет, я займусь этим сейчас. – Он вспыхнул от гнева. – Блантон Давидо, мне сообщили, что дом Пеле искажает официальные данные о своих доходах, чтобы уклониться от уплаты налогов. И вы участвуете в этом заговоре.

В глазах горного инженера плескался страх, но он попытался скрыть его за показным негодованием.

– Это неправда, сир! Я не участвую в этом мошенничестве.

– Тогда кто участвует?

Давидо оробел, пораженный тем, что об их махинациях стало известно, но не понимал, много ли знает император. Широко распространенные слухи о следователях императора, группе специалистов из отделения «Скальпель» школы Сукк, пугали его еще больше.

Доротея молча наблюдала за реакцией управляющего.

Наконец представитель Пеле сказал:

– Сир, данные о некоторых грузах были слегка занижены, но я немедленно принял меры и исправил все неточности. После тщательного внутреннего расследования мы пришли к выводу, что это были непреднамеренные ошибки. Конечно, мы выплатим все положенное – с пенями.

– И штрафами, – мрачно улыбнулся Сальвадор. – Как удобно для дома Пеле: даже непреднамеренные ошибки приводят к сокращению налогов. Что скажешь, брат? Удовлетворим просьбу такого неаккуратного дельца?

На сей раз решительность императора произвела на Родерика впечатление. Прежде чем принц смог ответить, Доротея снова шепнула ему на ухо:

– Мошенничество гораздо крупнее, чем признает Давидо. Посмотрите, как он вспотел, как дергается у него глаз, как сузились зрачки, посмотрите на угол наклона шеи – все это красноречивые признаки.

И правда, широкий лоб просителя блестел от пота, а темные глаза стали стеклянными, словно он уже представлял себе, как его допрашивают палачи «Скальпеля».

Родерик сказал:

– Прежде чем согласиться на что-то, мы должны больше узнать об этих ошибках и видеть, насколько они распространены.

Император Сальвадор взглянул на Давидо и стукнул кулаком по ручке трона.

– Вас возьмут под стражу до прояснения обстоятельств дела.

Лицо просителя исказилось от ужаса. Когда стражники взяли его под руки, он умоляюще посмотрел на императора, потом снова повернул голову к большому оранжевому камню, явно жалея, что вообще пришел сюда.

На следующий день рано утром главный инквизитор Квемада, глава императорской группы специалистов «Скальпель», представил официальную запись допроса и приложил к ней дополнительную записку: «Сир, с сожалением сообщаю, что у субъекта оказался очень низкий болевой порог. Я надеялся допросить его тщательней, но у него отказало сердце. Приношу свои искренние извинения за эту неудачу».

Сальвадор был разочарован, но Родерик напомнил, что даже поверхностный допрос вполне позволяет выдвинуть обвинения против дома Пеле. Несколько позже братья встретились с императрицей Табриной.

Она гордо стояла у роскошного кабинета Сальвадора, высоко подняв голову и негодующе глядя на мужа миндалевидными глазами.

– Почему ты так пренебрежительно отнесся к представителю моей семьи? У тебя не было причин для ареста господина Давидо – он даже не мог защищаться.

– Он мог ответить на более тщательные расспросы, – заметил Родерик. – Его разговор с Квемадой был кратким, но плодотворным.

У Табрины округлились глаза.

– Вы его пытали?! Я требую встречи с ним – немедленно!

Родерик отвел взгляд.

– К сожалению, его вина была слишком велика, и сердце не выдержало. Он умер.

Новость привела императрицу в ужас, но Сальвадор помахал полученным отчетом о допросе.

– Хочешь прочесть, что он сказал о твоем отце?

– Не желаю ничего читать о своей семье. Очевидно, по какой-то причине эти обвинения были сфабрикованы – и какова же эта причина, дражайший супруг? Дать дому Коррино повод конфисковать активы дома Пеле?

Родерик вмешался, пытаясь ее успокоить.

– При всем моем должном уважении, императрица Табрина, это вопрос чести. Наш император рассчитывает на верность своих подданных – особенно членов такой высокопоставленной семьи, как ваша. Мошенничество с целью обмануть императорскую власть – тяжкое преступление.

Сальвадор просматривал документ, словно искал что-то не замеченное раньше.

– Радуйся, дорогая, что Квемада не нашел доказательств твоего личного участия в сговоре. Брак с тобой был вынужденным деловым решением, чтобы дом Пеле поддерживал меня на троне. Но мошенничество нельзя оставить безнаказанным. Я требую в порядке компенсации значительную часть имущества твоей семьи, прежде чем решу простить вас.

– Сначала найди доказательства!

Сальвадор улыбнулся так, что у Родерика застыла кровь в жилах.

– У нас достаточно доказательств, но, если тебе этого мало, мы будем вызывать по очереди всех членов твоей семьи на допрос к моей команде «Скальпеля». – Он пожал плечами. – Или пусть несут заслуженное наказание.

Животные маскируются ради выживания, но обман, который я наблюдаю в деятельности человека, доходит до крайностей.

Эразм. Журнал лабораторных записей последних дней

Доротея восхищалась главным инквизитором и одновременно боялась его; ей не хотелось признавать, что у них много общего. Обоим было присуще исключительное умение отделять правду от вымысла, «зерна от плевел», как любил говорить Квемада. Но их методы коренным образом различались. Преподобная Мать открывала правду посредством тщательного наблюдения, тогда как палач использовал умение причинять боль, которое приобрел в академии «Скальпель» школы Сукк.

Сейчас Квемада стоял у дворца, и само его присутствие словно высасывало тепло из воздуха. Высокий черноволосый мужчина обладал особым обаянием, привлекательностью хищника. Доротея учила преданных ей сестер определять правдивость слов, а он наблюдал за ней острым, как коготь ястреба, взглядом. И Доротея задумалась, не прислал ли его император следить за ней.

Приказав совершить убийство на Россаке, император пытался уничтожить Орден сестер – неважно, верны ли были ему сестры или тайно использовали запрещенные компьютеры. Ему не хватало терпения отделять зерна от плевел, но Доротея убедила его в своей полезности. Выживание ее последовательниц и сохранение Ордена требовали, чтобы она не подвела. Своим умением чувствовать правду Доротея и ее спутницы доказывали свою полезность, но постоянно приходилось быть очень осторожной.

А теперь за ней наблюдал главный инквизитор.

На какой-то далекой планете побежденная Преподобная Мать Ракелла пыталась собрать сестер, рассеявшихся по галактике – печальные и жалкие потуги. Даже император утерял к ним интерес.

А вот с Доротеей сейчас было сто сестер, и ее способность определять правду помогала привлекать все новых кандидаток. Отыскав подопечную с необходимыми данными, она станет следить за ее обучением, а потом, когда та будет готова, даст возможность принять россакское средство; если кандидатка выживет, то станет Преподобной Матерью. Доротея создавала новый, сильный Орден сестер, как молодое крепкое дерево вырастает от корней старого пня.

Но прежде всего нужно было заслужить полное доверие императора.

К сегодняшнему занятию Доротея привлекла восемь сестер, умевших благодаря наблюдательности отличать правду от лжи. Упражнения проводила сестра Эстер-Кано. Одна из последних уцелевших чистокровных колдуний, родившаяся на Россаке, она обладала исключительным умением различать правду и ложь.

Эстер-Кано прочесала императорские тюрьмы и отыскала шестерых самых известных на Салусе Секундус лжецов: растратчиков, казнокрадов, мошенников и жуликов. Отряд стражников забрал их из тюрем, их переодели в деловые костюмы или в самое обычное платье и объединили с группой добровольцев, обычных горожан. Всем им под присмотром бдительных стражников дали инструкции. Двенадцать субъектов сидели на стульях на газоне, пересказывая истории жизни. Одни говорили правду, другие лгали.

– Я выросла в трущобах на юге Зимии, так что жизнь начиналась с неудачи, – сказала стройная женщина средних лет. Доротея приподняла брови: император Сальвадор ни за что не признает, что в его столице есть трущобы. – Единственным способом выжить для меня стали кражи. Я крала у родителей, у учителей и у местных торговцев. – Она помолчала и, вздрогнув, продолжила: – Только когда я нашла истину в Оранжевой Экуменистической Библии, я поняла, что должна спасать ближнего, а не использовать его. – Глаза ее наполнились слезами, и она продолжила: – Я делюсь священным знанием, проповедую всем, кто хочет слушать.

Когда женщина закончила свой рассказ, Эстер-Кано попросила одну из учениц прокомментировать услышанное. Говорила сестра Авемар, молодая и хорошенькая, с темными кудрявыми волосами и внимательными карими глазами:

– Я не верю ей. История вымышлена.

И она перечислила красноречивые признаки: пот на лбу и над верхней губой, легкую дрожь рук, перемену в тембре голоса как признак лжи, осанку, направление взгляда, даже определенный подбор слов.

Доротея улыбнулась, потому что пришла к тем же выводам.

– Теперь закрой глаза и загляни в себя, – сказала Эстер-Кано Авемар, а лгунья ерзала в кресле, вынужденная молчать во время этого разбора. – Немного подумай и расскажи нам больше об этом субъекте.

Авемар думала, прерывисто и часто дыша, а когда наконец открыла глаза, в них светилось новое понимание.

– Все, что говорила эта женщина, правда, но одновременно и ложь – ложь умолчания. В молодости она совершила много противозаконных поступков; религия помогла ей изменить свою жизнь; она действительно проповедовала Оранжевую Экуменистическую Библию. Но весь свой пыл она использовала в личных целях. Брала деньги у верующих слушателей под ложными предлогами.

Женщина в кресле вспыхнула, поерзала и наконец кивнула. Авемар сказала:

– Теперь ее слезы искренние.

– Отлично, – сказала Эстер-Кано. – Умолчание может быть такой же ложью, как откровенная неправда.

Затем пожилой мужчина в другом кресле стал с акцентом рассказывать:

– История моей жизни совсем не интересна. Отслужив в армии императора Жюля, я поступил в Зимии в колледж, чтобы изучать бухгалтерское дело. Закончив обучение, несколько лет работал в экспортной компании на Эказе, потом занял такую же должность на Хагале. Мы с женой законными путем накопили на гнездо и птенцов и вернулись сюда, на Салусу.

Эстер-Кано попросила другого мужчину рассказать свою историю, и ученицам пришлось обдумывать сразу два рассказа. Следующим заговорил техник, который проверял императорскую карету, запряженную львами. Он попробовал рассмеяться, рассказывая, как лев-самец попытался взобраться на львицу в течке, когда они оба были в упряжи; они перевернули карету с двумя лакеями внутри.

После того как Преподобные Матери обсудили услышанное, начали говорить остальные испытуемые и наконец выступили все двенадцать. Доротея наблюдала, легко приходя к верным заключениям. Все испытуемые лгали или по крайней мере преувеличивали, причем неважно, были они преступниками или обычными гражданами. Доротея была довольна – сестры учились использовать свои инстинкты и подсознание для получения информации.

– Все дело в наблюдательности, – сказала ученицам Эстер-Кано. – В использовании имеющихся у вас человеческих чувств.

Квемада, стоя рядом с Доротеей, молчал. Его красивое, даже доброе лицо скрывало деловитую жестокость – этакая особая форма лжи. Никто из подопечных главного инквизитора не назвал бы его добрым человеком, какое бы впечатление он ни производил. Когда все двенадцать испытуемых завершили рассказы, Доротея повернулась к нему.

– Что скажешь?

И встретилась с его будто бы не содержащим никакой угрозы взглядом.

– Думаю, вашим ученицам нужно еще много учиться.

– Поэтому мы и называем их ученицами.

Он едва улыбнулся уголками губ.

– Мои методы лучше. Об этом позаботилась школа Сукк.

– Ваши методы другие и слишком прямые. Я не отказываю им в эффективности, но наши менее бесцеремонны. И мы не убиваем подозреваемых до того, как они все расскажут. Я смогла определить, что Блантон Давидо лжет, как только он предстал перед императором.

Квемада по-прежнему проявлял скептицизм.

– Обвинять могут все. А я получаю признание.

– После того как я установила факт преступления. – Она долго смотрела на него. – Существуют разные способы получения правды: там, где не работает один метод, приносит успех другой. Мы с вами не конкуренты. Оба мы служим императору. Удача императора – наша удача. – Она посмотрела на двенадцать испытуемых, подумала об обмане и лжи, с которыми сталкивался на каждой сессии императорский суд. – На самом деле, Квемада, я могла бы улучшить ваши результаты, сотрудничая с вами.

Главный инквизитор ответил легким кивком.

– Император Сальвадор был бы доволен, узнав, что ложь будет раскрыта – любыми методами.

Память может быть самым болезненным наказанием, и ментат обречен переживать все воспоминания с ясностью непосредственного опыта.

Гилберт Альбанс. Анналы школы ментатов (Исключено как неподобающее)

Гилберт закрыл дверь своего кабинета, достал из кармана старомодный ригельный ключ и запер дверь на замок. С удовлетворением услышал щелчок… но это была только показная мера безопасности. О современной системе безопасности его кабинета никто в школе не знал.

Директор просил не мешать ему, но все равно окружил дверь статическим полем, задвинул дополнительные засовы, сделал непрозрачными окна, выходящие на болота, и активировал излучатели белого шума, шифраторы и блокировку звуковых сигналов, чтобы обезопасить себя от самых сложных подслушивающих устройств.

Нелепо было думать, что Манфорд Торондо, проклинающий все и всяческие технологии, кроме средневековых инструментов, станет использовать сложное современное оборудование, но вождь батлерианцев был человеком противоречивым, с этикой, адаптирующейся к ситуации, и условной моралью. Хотя Манфорд выступал против огромной транспортной империи Джозефа Венпорта, он путешествовал по империи на современных кораблях, свертывающих пространство, считая космические путешествия необходимым злом, с помощью которого он передавал свои важные послания. Его последователи использовали передовое оружие, чтобы уничтожить гигантские верфи Венпорта на Тонарисе, и он заставил Гилберта помогать ему во время этой операции. Манфорд был достаточно умен, чтобы видеть противоречивость своей позиции, но так одержим, что его это не волновало.

Сейчас Гилберт не хотел рисковать. Только убедившись, что в кабинете ему ничто не угрожает – он добивался этого физическими преградами и технологическими приемами, которым научился, когда жил среди мыслящих машин, – он почувствовал себя в безопасности.

Глубоко вдохнув, он при помощи шифра открыл фальшивую стену, чтобы отключить другую систему безопасности. И извлек самый опасный мозг в известной ему вселенной – сферу памяти независимого робота Эразма, поработителя и палача миллионов людей.

Учителя и друга Гилберта.

Сфера с погруженными в гель схемами источала слабое голубое сияние благодаря внутренним источникам энергии.

– Я ждал тебя, сын мой. – Голос Эразма даже из колонок звучал тихо. – Мне скучно.

– С помощью своих шпионских глазков ты можешь исследовать всю школу, отец. Я знаю, ты следишь за каждым учеником и за каждым разговором.

– Но предпочитаю беседовать с тобой.

Когда-то давно, на Коррине, Эразм содержал людей-рабов как подопытный материал, он исследовал миллионы их, пытал, наблюдая, – и Гилберту это было безразлично. В те дни Гилберт представлял собой особый случай – свирепый, невежественный молодой человек, едва способный говорить. Омниус, компьютерный сверхмозг, бросил Эразму вызов: предложил показать человеческий потенциал, и путем упорнейшего и неотступного воспитания любопытный робот сумел превратить безымянного мальчишку в образцовый экземпляр человека.

Это навсегда изменило Гилберта, превратило его в того, кем он был сегодня; он знал, что это изменило и Эразма.

Во время битвы при Коррине Омниус поместил Гилберта вместе с другими людьми-заложниками в орбитальные контейнеры-ловушки. Если бы Армия джихада открыла огонь по крепости машин, многие тысячи ни в чем не повинных заложников погибли бы. Не способный перенести, что его драгоценному подопечному грозит такой риск, Эразм сделал машины уязвимыми, лишь бы спасти жизнь одному человеку – абсолютно нерациональное решение. Решение, продиктованное страстью? Даже Гилберт не до конца понимал причины действий робота, но был искренне предан любимому учителю.

И в свою очередь спас Эразма. Когда планету машин захватила Армия джихада, Гилберт спрятал сферу памяти, которая, собственно, и была Эразмом. В отчаянии использовав все свои человеческие умения, Гилберт вместе с группой сочувствующих машинам смог смешаться с другими беженцами.

И теперь, больше восьмидесяти лет спустя, Гилберт создал для себя совершенно новую жизнь, состряпал иную историю и никогда не рассказывал о прошлом.

– Когда ты позволишь мне провести эксперимент с Анной Коррино? – настаивал Эразм. – Она мне интересна.

– Разве тебе мало экспериментов на людях? Ты хвастал этим – сотни и тысячи субъектов.

– Но у меня никогда не было такого интересного объекта, как эта молодая женщина. Ее мозг похож на неразрешимую головоломку, и я должен с ней разобраться.

– Однажды ты сказал, что я твой самый интересный объект, – насмешливо заметил Гилберт. – Я тебе больше не интересен?

Робот помолчал, словно задумался.

– Ты ревнуешь из-за моего интереса к ней? Расскажи подробнее о том, что ты чувствуешь.

– Я не ревную – просто защищаю ее. Под моим присмотром Анна Коррино должна быть в полной безопасности. Если с ней что-нибудь случится, на школу ментатов обрушится гнев императора. К тому же я хорошо знаком с твоими экспериментами, отец. Очень большой процент объектов у тебя не выживал.

Он подошел к декоративному столику рядом с креслом, в котором любил читать, расставил фигуры для их обычной игры в пирамидальные шахматы.

– Обещаю быть осторожным, – настаивал робот.

– Нет. Я не могу подвергнуть опасности сестру императора. Я и без того рисковал, когда учил студентов твоим приемам так, чтобы меня не заподозрили в сочувствии машинам.

Робот был разговорчивее, чем обычно.

– Да. Я вижу растущую тень подозрения. Твои неловкие попытки выглядеть старше становятся все менее убедительными, а лет тебе все больше. Ты сам понимаешь, что придет время оставить эту школу. Тебе нужны новая личность, новая жизнь. Мы должны покинуть Лампадас – здесь уже чересчур опасно.

– Знаю…

Гилберт печально посмотрел на сферу, казавшуюся такой маленькой и хрупкой, такой бессильной по сравнению с величественным роботом, который некогда правил Коррином и расхаживал в великолепных одеяниях.

Эразм настаивал.

– Ты должен найти мне тело другого робота. Лучше, чем в прошлый раз. Мне снова нужна свобода передвижения, чтобы защищаться… чтобы я мог исследовать и учиться. В этом смысл моего существования.

Гилберт сел за шахматы и сделал первый ход, зная, что Эразм смотрит на него через шпионские глазки.

– У меня нет роботов, с которыми можно было бы работать. Батлерианцы заставили меня уничтожить все учебные образцы. Ты ведь знаешь это, сам видел.

– Да, видел. А ты как будто наслаждался этим погромом.

– Это была тщательно подготовленная видимость, чтобы обмануть Манфорда Торондо и его последователей. Не дуйся.

– Может, тебе принять больше учеников-тлейлаксов. Они сумеют создать синтетическое тело для моей сферы памяти. Это было бы интересно.

Гилберт тихо сказал:

– Я хочу помочь тебе, отец, в благодарность за все, что ты мне дал. Но сейчас нам нужно быть еще осторожнее. В свете новостей, которые я сегодня узнал, опасность значительно возросла.

Он знал, что робот соблазнится.

– Каких новостей? Я слушал все разговоры учеников и преподавателей.

– Я не сообщал об этом ученикам и наставникам, но слухи все равно скоро разойдутся. – Он подождал, пока Эразм покажет свой ход, потом послушно передвинул фигуру. – В укрытии нашли одного старика, сторонника машин, бывшего управляющего загонами с рабами, по имени Хорус Ракка.

– Я его помню, – сказал Эразм. – Хороший служащий, умел содержать рабов в порядке. Конечно, убил многих, но не больше других надзирателей.

– Так вот, оказалось, что ему удалось уйти с Коррина, как и нам. Известный Хорус Ракка сменил имя и жил новой жизнью в изгнании, все время притворяясь кем-то другим.

– Коррин был взят восемьдесят четыре стандартных года назад, – сказал Эразм. – У меня нет данных о продолжительности жизни людей – помощников машин, но Ракка наверняка старше лет на тридцать, не меньше. Сейчас он, должно быть, очень стар.

– Да, был стар, когда батлерианцы его нашли, – стар и слаб. Тем не менее они его казнили, публично сожгли живьем. Это открытие только разожгло пыл батлерианцев, они продолжат охоту. Пока не найдут последнего «апологета машин». И этим последним могу стать я.

Голос Эразма стал тревожным.

– Не позволяй им найти тебя – или меня.

– Хорус Ракка жил незаметно. Никто не обращал на него внимания – и все равно его обнаружили. Я, напротив, стал известен, и всегда существует риск, что кто-нибудь меня узнает. Когда-то я мог бы счастливо жить в безвестности, но теперь поздно.

Эразма эта мысль оскорбила.

– Я создавал тебя не для того, чтобы ты скрывал свой потенциал. Ты создан для величия. Таким я тебя сделал.

– Я это понимаю и поэтому пошел по указанному тобой пути. Я основал великую школу и учил людей организовывать свое мышление, как это делают машины, – это наследие я делю с тобой. Со всей той заботой, советами и вниманием, с какими ты обращался со мной, точно с сыном, показывая свою любовь ко мне.

Робота это позабавило.

– Возможно, тебе это казалось любовью, но я способен был испытывать лишь нечто весьма отдаленно напоминавшее это чувство. Я по-прежнему очень многого не понимаю в человеческой любви, в чувствах отца или матери к ребенку и в ответном чувстве ребенка к родителям. Возможно, я никогда этого не пойму. Потому что не могу быть биологическим отцом ребенка со всеми эмоциональными связями, которые при этом возникают.

Отведя взгляд от фигур, которые теперь не интересовали игроков, Гилберт отвернулся от сферы памяти; его сознание ушло далеко, он впал в транс ментата.

Внутри тщательно организованных отделов своего мозга директор школы создал особое личное святилище. Он называл его «сейфом памяти»; тут он хранил воспоминания ранних лет жизни, когда свободным сбежал с Коррина.

Первые двадцать лет свободы Гилберт жил под вымышленным именем, убеждая себя, что он как все. Выглядел он здоровым молодым человеком лет тридцати и за своим телом ухаживал, словно за сложной машиной, так же как за своим мозгом. Он перебрался на далекую планету Лектейр и решил стать фермером. Для начала он нанялся в работники и вскоре понял, что на практике сельское хозяйство очень отличается от теории, которую он изучил.

Теперь, заглядывая в свой «сейф памяти», Гилберт заново переживал время, проведенное с семьей фермера, вспоминал соседей, летние праздники и пиры в честь сбора урожая, зимние молитвы и весенние торжества. Тогда Гилберт впервые взаимодействовал с обществом людей. Он изучал жителей Лектейра, учился у них и подражал им. Вскоре жизнь среди людей вошла у него в привычку, и он обнаружил, что ему нравятся соседи и социальное взаимодействие.

Это его удивило – Эразм всегда утверждал, что свободные люди нецивилизованны и неорганизованны, и ведут жалкую жизнь. И вопреки стараниям учителя, он находил эту жизнь привлекательной.

Гилберт провел с этими людьми семь лет, работал на фермах, жил мирно. Продолжая прятать сферу памяти робота – и готовый убить всякого, кто ее обнаружит, – он вписался в эту жизнь. Он встретил молодую женщину по имени Джевелия и открыл для себя любовь – то, чему Эразм не мог его научить. Тут ему приходилось учиться самостоятельно.

И еще он узнал сердечную боль. Джевелия любила Гилберта, но вышла замуж за другого, и он с разбитым сердцем пытался это осознать. Его тайный учитель-робот мог предложить только один способ – устранить соперника. Гилберт недостаточно хорошо понимал свои чувства, но независимый робот понимал в этом еще меньше.

Гилберт сохранил воспоминания о Джевелии, обо всех их разговорах, обо всех минутах, которые они провели вместе, о каждом нежном поцелуе и объятии – этот опыт стал его бесценным сокровищем.

Гилберт покинул Лектейр и начал осуществлять грандиозную мечту робота – создавать школу, которая незаметно станет обучать технологии мыслящих машин. Эразм также уговорил его использовать подлинное имя, Гилберт Альбанс, которое на Коррине знали, но давным-давно забыли…

Хорус Ракка точно так же пытался укрыться в незаметной жизни, а потом его обнаружили и казнили. Но Гилберт давно не старался казаться обычным человеком, приняв великую миссию, к которой его готовил Эразм.

Теперь, выйдя из своего «сейфа памяти», он обнаружил, что Эразм все еще говорит, не замечая красноречивых признаков того, что его воспитанник погрузился в транс ментата.

– Ты должен разработать план бегства, – говорил робот, – чтобы, если возникнет опасность, мы могли покинуть Лампадас. Само наше существование может зависеть от этого.

Гилберт сориентировался в настоящем.

– В ангаре школы у меня стоит личный флайер. При необходимости я могу улететь.

Робот помолчал.

– Улетая, мы должны будем взять с собой Анну Коррино.

– Я все равно не позволю тебе ставить над ней опыты.

– Но я буду внимательно наблюдать за ней.

Кто-то позвонил в дверь, хотя Гилберт распорядился, чтобы его ни в коем случае не беспокоили. Он мгновенно спрятал сферу памяти и задвинул на место книжный шкаф. Включил селектор, но дверь не открыл.

– Я просил не мешать мне.

За дверью была Элис Кэрролл, из батлерианцев, – ее Гилберту пришлось принять в школу, чтобы сохранить расположение Манфорда.

– Пришел вызов, директор. Вам надо немедленно лететь.

Элис была очень резка; что еще хуже, она этого не понимала или ей было все равно.

– Вызывает император?

Гилберт отключил охранную систему, потом своим старинным ключом отпер дверь.

Перед ним стояла Элис.

– Вождь Торондо приказывает вам немедленно явиться к нему. – Имя Манфорда она произнесла так, словно он несравненно выше императора. И Гилберт понял, что для нее это именно так.

С вымученной вежливой улыбкой директор школы сказал:

– Вылечу, как только смогу.

– Немедленно! – повторила она.

Некоторые люди ночью смотрят в небо, видят звезды и пугаются. Я не успокоюсь, пока мои корабли не долетят до каждой из этих звездных систем.

Джозеф Венпорт. Внутренний меморандум «Венхолдз»

В минувшем году Джозеф Венпорт превратил планету, на которой размещался центр его транспортной империи, в настоящую крепость. Конфликт с батлерианцами перерос в войну, необъявленную, но тем не менее войну. Джозеф считал это борьбой за будущее человечества – и возглавил эту борьбу.

Время кризиса требует великих лидеров вроде Серены Батлер, которая развернула джихад против мыслящих машин, или Фейкана Батлера, одержавшего окончательную победу у Коррина, или даже вроде Жюля Коррино, подавившего мятежи КЭП после выпуска подстрекательской Оранжевой Экуменистической Библии.

Но император Сальвадор таким лидером не был. И пока полу-Манфорд старался вернуть человечество в эпоху варварства, а Джозеф – сохранить цивилизацию, император оказался подобен арбузу в тисках: он ничего не делал, и его легко было раздавить.

На словах Джозеф отдавал должное монарху, чтобы не вызывать откровенного сопротивления императора, а тем временем собирал союзников. Большинство офицеров императорской армии летали кораблями «Венхолдз», но Джозеф не мог рассчитывать на то, что они станут защищать его интересы, если император не примет открыто его сторону.

В это время противостояния он жалел, что императором не стал принц Родерик. Если бы не случайность рождения…

Поскольку Колхар стал штаб-квартирой «Венпорт холдингз» и местом появления мутантов-навигаторов, Джозеф не мог допустить, чтобы планета была уязвима. Ей нужна была защита, и он мог это сделать.

В столетней войне с мыслящими машинами многие планеты людей оборонялись щитами, созданными Нормой Сенвой. Теперь Джозеф использовал такие щиты, чтобы уберечь свои наземные промышленные базы и орбитальные верфи – защитить от батлерианцев. Корабли «Венхолдз», существенная часть которых представляла собой переоборудованные старые корабли-роботы, патрулировали пространство вокруг Колхара. Его оборона без малейших колебаний уничтожила бы варваров, если бы они рискнули ее нарушить. Джозеф разместил на поверхности оружие и развернул цепь патрульных кораблей, одновременно создав сеть разведочных сенсоров по всей системе.

Казалось, планете ничто не угрожало, но, когда речь идет о ненавидящих прогресс варварах, заранее нельзя ничего знать.

Джозеф ослабил бдительность на верфях Тонариса и недооценил свирепость полу-Манфорда, его тупое упрямство – и едва не потерял все. Он поклялся не повторять эту ошибку. Джозеф знал, что, если варвары сумеют организоваться, их первой и главной целью станет Колхар. Конечно, он разгонит орды дикарей, но тут же явятся новые. Джозеф прямо сказал своим подчиненным и союзникам, что ничуть не огорчится, если кто-нибудь убьет Манфорда Торондо. Без своего харизматического вождя эти безмозглые обезьяны тут же рассеются и найдут себе другое глупейшее заблуждение, чтобы в него поверить.

Директор смотрел с высокой административной башни Колхара на большие верфи, где кипела деятельность, на посадочные площадки и разнообразные фабрики. Путь к победе – цивилизация и эффективность. «Ставь на природу человека, и никогда не проиграешь, – сказал он однажды Сиобе. – Преврати в свое преимущество людскую алчность и стремление к хорошей жизни. В этом фундаментальная ошибка батлерианцев. Полу-Манфорд считает, что люди предпочтут лишения и страдания удобствам и хорошему самочувствию? Но такого не может быть».

Джозеф знал, что прав, но его огорчало, что почти вся империя так долго не может прийти к тому же выводу. Многие планеты подписали батлерианскую клятву, и «Венпорт холдингз» прекратил их обслуживание. А когда люди пришли в отчаяние, Джозеф предложил им совершенно разумный выход: признать, что они предпочитают цивилизацию примитивному убожеству, и он откроет для них галактическую коммерцию. Все очень просто. Его корабли посещали города и поселки Лампадаса, и Джозеф с холодным удовлетворением соблазнял жителей под самым носом у их вождя.

Но он недооценивал человеческое упрямство. Слишком много времени требовалось, чтобы сломить их сопротивление.

В его кабинет пришло сообщение:

«Прибыл космический грузовик с пряностью с Арракиса, директор. С вашего разрешения мы откроем планетный щит, чтобы пропустить его».

– Разрешаю. Направьте корабль в разгрузочную зону 12. Я возьму машину и сам встречу Драйго.

Он все убрал со стола и надел пиджак, прежде чем выйти на холод.

Драйго Роджет должен был провести полную оценку операций «Комбайнд мерчантайлз» по добыче пряности – Драйго, самый талантливый выпускник школы ментатов и бесценный работник «Венпорт холдингз».

Узнав о школе, Джозеф сразу оценил возможности людей-компьютеров. Ментаты не только обладали огромными аналитическими и прогностическими способностями, они могли вести расчеты так же быстро, как мыслящие машины, при этом оставаясь людьми в гораздо большей степени, чем мутанты-навигаторы. И поэтому Джозеф хотел использовать ментатов в своих деловых интересах.

Из этих соображений Джозеф выбрал молодого человека по имени Драйго Роджет и отправил в школу ментатов на Лампадасе, создав для него вымышленную биографию. Он хотел, чтобы Драйго изучил технику ментатов, а вернувшись на Колхар, стал бы обучать других. Джозефу нужно было как можно больше ментатов.

Винпорт сам провел машину по загроможденной зоне посадки, объезжая грузовые контейнеры и заправочные грузовики. Он чувствовал запах горячего металла, выхлопов и нагретых полимеров. Директор был не из тех, кто сидит в кабинете, предоставляя работать другим (хотя и предпочел бы это, будь он уверен, что все действуют в соответствии с его указаниями). Но он мог рассчитывать лишь на немногих, и среди них – на свою жену Сиобу и Драйго Роджета.

Припарковавшись у границы посадочной зоны, он смотрел, как с серого неба спускается космический грузовик. Джозеф отметил его конструкцию. Корабли «Венхолдз» строились на многих верфях и фабриках. Он собрал все пригодные к полетам корабли-роботы, какие только смог найти. Он перекупал (или крал) корабли обанкротившихся компаний; одновременно сам производил столько кораблей, сколько могла поставлять его промышленность. Его целью было изгнать из дела всех конкурентов, как он сделал с контрабандистами пряности на Арракисе.

Чтобы сохранить хорошие отношения с императором, свертывающие пространство корабли «Венхолдз» перевозили офицеров императорской армии. У военных были свои двигатели Хольцмана, способные свертывать пространство, но корабли «Венхолдз» обеспечивали гораздо большую надежность, а за перевозку Венпорт брал совсем немного.

В империи существовали и другие транспортные компании, но конкуренты Джозефа пользовались архаичной навигационной технологией и свертывали пространство в слепой надежде, что не встретят никаких навигационных препятствий. У Джозефа же была монополия на обладающих способностью предвидения навигаторов, а в качестве дополнительной страховки (тщательно охраняемая тайна) корабли «Венхолдз» использовали также запрещенные компьютеры.

Грузовики без бортов подъехали к кораблю с пряностью; в холодном воздухе Колхара от корпуса корабля валил пар. Двери трюма раскрылись, показались рабочие с тюками пряности. От корабля несло меланжем, и Джозеф глубоко вдохнул. Он использовал наркотик лишь изредка: ему пряность не требовалась, потому что его возбуждало иное – огромные прибыли от продаж.

По рампе спускался Драйго Роджет, разглядывая толпу; но вот он заметил директора. У темноволосого ментата в темном костюме были повадки хищника во время охоты, а взгляд вбирал больше подробностей, чем способен заметить человек.

Драйго уверенно остановился перед Джозефом и, пропустив обычное приветствие, сказал:

– Директор Венпорт, нашим операциям на Арракисе ничего не угрожает. Я в режиме ментата просмотрел все документы и провел аудит тщательней, чем любой императорский инспектор. Никаких утечек. Никакой связи между «Венпорт холдингз» и «Комбайнд мерчантайлз» установить невозможно.

– А добыча пряности? – спросил Джозеф. – В первую очередь нам нужно обеспечить потребности навигаторов, а остаток продавать планетам, которые встали на нашу сторону против батлерианцев.

Драйго ничего на это не ответил.

– Вы понимаете, директор, что на многих планетах, подвергшихся эмбарго, население пристрастилось к пряности?

– Вот именно, и как только эти планеты объявят о том, что прекращают поддерживать полу-Манфорда, торговля с ними немедленно возобновится. Я предоставлю им необходимую пряность, но сначала пусть сделают свой выбор. Дело в приоритетах. – Он покачал головой. – Я думал, с этой ерундой давно покончено.

Ментат холодно кивнул.

– На протяжении одного-двух поколений трудно избавиться от наследия тысячелетнего ига машин. Нельзя недооценивать глубокую боль и страх, которые испытывают люди, вспоминая свое рабское прошлое.

Джозеф покачал головой. Он по-прежнему этого не понимал.

От любого другого агента он ожидал бы груды официальных документов с данными о добыче и транспортировке пряности и о потерях, вызванных бурями, песчаными червями или саботажем. Но Драйго приводил все эти данные по памяти. Поток чисел длился, не иссякая, и Джозеф поднял руку.

– Только самое главное, пожалуйста. Подробностями займутся другие.

Драйго свел свой отчет к краткому резюме.

– Этот корабль привез достаточно пряности для протонавигаторов, проходящих метаморфозы, а также для снабжения навигаторов в космосе. Сорок три процента груза можно продать другим потребителям, получив таким образом средствав для дальнейшего увеличения производства.

Джозеф отвел Драйго к своей машине.

– Идемте-ка на поле навигаторов. Расскажем Норме.

Выводя гудящую машину из зоны разгрузки, Джозеф сказал:

– Как только Баридж или любая другая варварская планета перейдет на нашу сторону, за ней последуют все остальные. Нужно только запустить этот процесс. Никто не хочет быть первым, но я продолжаю их уговаривать. – Он нахмурился. – Однако, если я посулю им в награду пряность, мы должны быть уверены, что наших запасов меланжа хватит. Отказаться потом от обещания я не смогу.

– Я уже позаботился об этом, директор. Часть прибыли я направил на сооружение и размещение новых машин для добычи пряности. «Комбайнд мерчантайлз» нанимает инопланетян и очень хорошо им платит. Однако наши лучшие работники – люди пустыни. Они привыкли к жизни в дюнах, но эмоционально нестабильны, особенно молодые. Некоторые из них уничтожают наше оборудование.

– Почему? Они по какой-то причине не любят жителей других планет?

– Мне кажется, для них это скорее инициация.

– Тогда это нужно остановить. Арестуйте вредителей, накажите их, заставьте оплатить причиненный ущерб.

– Их невозможно поймать, директор. Но даже если мы и арестуем пяток молодых людей и накажем, против нас выступят все племена. Этого нельзя допустить. – Он помолчал, приподняв темные брови. – У меня есть другое предложение.

– Прогноз ментата?

– Просто соображение.

– Все равно интересно.

– Взять их к нам на службу, сэр. Заставить работать на «Венхолдз». Я могу намекнуть недовольным: если кто-то захочет, у них есть возможность покинуть пустыню и увидеть Вселенную. Какой скучающий молодой фримен из далекого поселка не ухватится за такой шанс?

– Какой нам прок от необразованных диких кочевников?

– Они уже показали свои таланты, разрушая наше оборудование. Мы подучим их и поместим на корабли конкурентов.

– Наши саботажники уже действуют в «Эсконтран». Именно поэтому у компании такой высокий процент катастроф, – заметил Джозеф.

– Я считаю, что правильно подготовленные фримены дадут гораздо лучший результат. А нам нужно только дать им шанс покинуть планету. Они будут верны нам.

Джозеф пригладил густые усы.

– Да, мой ментат, мне нравится эта идея. Наберите фрименов и прибавьте к уже действующим саботажникам.

Они добрались до равнины за пределами города. Заросшее сорняками поле было уставлено баками из плаза, в которых добровольцы-навигаторы проводили дни в атмосфере, насыщенной пряностью, получая математические инструкции высочайшего уровня, доступные только навигаторам. Хотя Норма Сенва, продолжая исследования Вселенной, часто водила корабли, она умела свертывать пространство с помощью своего мозга, без двигателей Хольцмана. С ней не мог сравниться никто из навигаторов.

Команда рабочих выкачивала из бака газ для вторичного использования. Двое рабочих в защитных костюмах поднялись в бак и извлекли тело навигатора-неудачника. Вялое изуродованное тело положили на носилки, снабженные генератором силового поля. Тело еще дергалось; рот был приоткрыт; слепые глаза покрыты мембраной. Джозеф предпочитал забирать тела до наступления смерти, чтобы еще живой мозг можно было отправить в тайную исследовательскую лабораторию на Денали. Мозг навигатора, даже неудачника, годился для экспериментов.

Оставив машину на краю поля, Джозеф и Драйго шли между баками. Здесь проходило физическую и умственную трансформацию множество кандидатов. Джозеф не знал, откуда берутся кандидаты, и не спрашивал об этом. Даже те, кого насильственно подвергли трансформации, как Ройса Фейда, бывали благодарны, когда им начинали открываться тайны Вселенной.

Бак его прабабушки стоял на небольшом возвышении. Работники «Венхолдз», преклонявшиеся перед Нормой Сенвой, соорудили здесь нечто вроде храма. Почувствовав их появление, Норма подплыла к изогнутой стене из плаза и посмотрела на них. Ее внешность потрясла бы большинство людей: Норма была безволосой, с огромными глазами и походила на амфибию, но Джозеф всю жизнь знал ее такой.

– Корабль привез пряность, бабушка, – хватит всем навигаторам.

Ответ Нормы послышался не сразу: ей как будто приходилось перестраивать свои фразы, чтобы могли понять простые люди.

– Знаю. Я его видела.

– Мы надеемся увеличить добычу пряности, чтобы создать много новых навигаторов. Нам также нужен меланж, чтобы привлечь планеты, которые отказываются поддержать цивилизацию. Это наш лучший аргумент.

– Ужасная война. Но для человеческой цивилизации решающая, – произнесла Норма. – В видениях, вызванных пряностью, мне является правда. Батлерианство распространяется, словно опасная зараза.

– Не волнуйся, мы их победим, – ответил Джозеф.

– Ты попробуешь. Я предвижу разные варианты возможных будущих событий, но не обязательно неизбежные. В будущем батлерианцы могут победить. Люди еще тысячи лет будут избегать использования технологий. Тираны изменят цивилизацию. Им на смену придут еще более жестокие тираны.

У Джозефа защемило сердце.

– Мы понимаем, насколько важно это противостояние, бабушка. Мы сражаемся за душу человечества, за нашу будущую жизнь. И не сдадимся. – Мысль о суеверных глупцах вызывала у него гнев. – Я уничтожу этих варваров.

Драйго с хладнокровием ментата перебил:

– Норма, у вас есть дар предвидения, но ведь не стопроцентно?

– Да, – согласилась она.

– То, что вы описываете, – лишь один из возможных вариантов будущего. Победив батлерианцев и изменив общественное сознание, мы тем самым не допустим его осуществления.

– Вы правы.

– Следовательно, – продолжил Драйго, словно завершая решение математической задачи, – нам необходимо победить батлерианцев.

– Я всегда так считал, – заметил Джозеф.

Норма погружалась в меланжевый туман и больше не отвечала на вопросы.

Воображение помогает человеку достичь великих целей. Но переменчивость человеческих чувств может погубить эти достижения.

Птолемей. Денали. Лабораторный отчет № 17–224

Ядовитые кислотные пары, клубившиеся вокруг куполов изолированной лаборатории, действовали на Птолемея гипнотически. Он любил смотреть на них, при этом ему легче думалось. Но слишком часто его размышления прерывались болезненными воспоминаниями. Он винил в этом батлерианцев и их непредсказуемого безумного вождя.

Директор Венпорт организовал на ядовитой планете Денали исследовательскую лабораторию, неприступную крепость, где лучшие умы могли бы разрабатывать способы борьбы с невежеством и страхом, распространяемыми настроенными против технологий глупцами.

Птолемей отвернулся от клубов бесцветного тумана и сосредоточил внимание на ярко освещенной лаборатории с приборами и установками из особых сплавов и прозрачными баками из плаза. В каждом баке плавал увеличенный мозг, извлеченный из тела неудачника-навигатора.

Когда-то у Птолемея на его родной планете Зенит тоже была лаборатория, где много лет он работал со своим другом и коллегой-исследователем доктором Эльчаном, тлейлаксом, биологом. Открытия Эльчана в области нейромедиаторных связей мышц с мозгом позволили Птолемею совершить прорыв в методах протезирования конечностей. Какие это были волнующие золотые деньки!

Хотя своими успехами Эльчан был обязан информации, добытой с использованием запретной технологии кимеков, Птолемей не обращал на это внимания. Упорно работая (и, как впоследствии выяснилось, не обращая должного внимания на окружающий мир), он свято верил, что его исследования несут человечеству благо. Он думал о людях с ампутированными конечностями и о паралитиках, которым сможет помочь, и радовался, что заставит некогда ненавистные технологии приносить пользу. Птолемей считал науку стоящей выше политики: она помогает людям, если ее использует хороший человек, такой, как он сам. И она же может причинить большой вред в руках злых людей.

Да, Птолемей наивно недооценивал силу ненависти и страха. Несмотря на дурные предчувствия своего коллеги-тлейлакса, он радостно и наивно предложил Манфорду Торондо новые искусственные ноги, которые служили бы вождю батлерианцев не хуже прежних, своих. Птолемей не сомневался, что смягчит сердце Манфорда, показав, какое благо способны даровать передовые технологии.

Но его щедрый жест вызвал такие ужасные последствия. По приказу Манфорда фанатики-варвары обрушились на исследовательский центр на Зените, сожгли лабораторию Птолемея и заставили его смотреть на страшную казнь его друга. Таким извращенным способом Манфорд преподал ему «необходимый» урок.

Птолемей урок усвоил, и именно это направило ученого на тот путь, какого никто из этих чудовищ не учитывал. Аппаратура на Денали была сложнее и современнее, чем на Зените. Здесь Птолемей ни перед кем не должен был оправдываться, не нужно было опасаться посторонних взглядов. Он мог делать все что хочет… все необходимое.

Баки, в которых хранился извлеченный из тел мозг протонавигаторов, шипели и булькали, испуская сильный запах озона. Светло-голубая электропроводящая жидкость обеспечивала питание и передавала мысли на контактные полосы, хотя мозг навигаторов не отличался активной работой.

Мозг понимал, что с ним происходит. Те, кому принадлежал этот мозг, добровольно вызвались пройти трансформацию и стать навигаторами, но насыщение воздуха меланжем иногда вызывало слишком сильную мутацию, и организм не выдерживал. И все равно их увеличенный мозг продолжал служить Джозефу Венпорту во имя будущего человеческой цивилизации. Он понимал, какую серьезную угрозу представляли батлерианцы, и готов был встать грудью на защиту цивилизации.

В ходе своего исследования Птолемей вживил себе в затылочную часть черепа особое устройство, позволявшее общаться с лишенным тела мозгом. Благодаря этому он воспринимал смутные ощущения и сумбурные мысли. Лишенный связи с телом мозг становился вялым и терял ориентацию. Однако вскоре это должно было измениться.

Птолемей знал имена, но во плоти доноров не видел. Мозг и тело он получал, только если навигатор не выдерживал трансформации. Один из прежних хозяев такого ныне бестелесного мозга (его звали Ябидо Онель) так сильно хотел стать навигатором, что тяжелее других переживал неудачу; он готов был сдаться. Птолемей в лаборатории сохранил ему жизнь.

Среди товарищей Ябидо была женщина-навигатор по имени Зиншоп. Птолемей видел ее снимок, сделанный в день, когда она согласилась стать навигатором, – невероятная красавица с темными волосами и голубыми глазами, – и более поздние снимки: она превратилась в отвратительное деформированное существо в баке с меланжем. Зиншоп едва не умерла, когда не смогла достичь интеллектуального состояния навигатора. Теперь мозг Зиншоп – блестящая масса серо-розового вещества – плавал в контейнере с биожидкостью, соединенный с питательными трубками, которые поддерживали в нем жизнь.

Герметическая дверь, ведущая в лабораторию, с шумом отодвинулась, и на пороге появился администратор Ноффе. На маленьком тлейлаксе был аккуратный белый халат. В стерильных лабораторных помещениях Денали хирургическая чистота была основополагающим требованием.

Из-за скандальных историй во времена джихада Серены Батлер представителей расы тлейлаксов презирали, но они по-прежнему оставались блестящими учеными и биоинженерами. Когда директору Венпорту понадобились грамотные специалисты с нетрадиционным мышлением, он отринул предрассудки. Он спас Ноффе, когда варвары осудили на Талиме его работу как «неприемлемую», и теперь тот управлял всем исследовательским комплексом.

Птолемей разработал план создания грозной армии новых кимеков, которым не могли бы противостоять батлерианцы, и работа лаборатории Денали сосредоточилась на этом новом направлении. Варваров нужно было остановить раньше, чем они уничтожат цивилизацию.

– Наши инженеры отремонтировали еще десять старых ходячих кимеков, – сообщил Ноффе. Его лицо уродовало большое пятно, похожее на химический ожог. – Они готовы к испытанию с мозгом ваших навигаторов.

Птолемей обрадовался.

– Прежние титаны были величественны, но мы создали лучших. Я хочу, чтобы, когда Манфорд Торондо их увидит, они стали бы для него самым ужасным кошмаром из прошлого. Его суеверные дикари – тяжкий груз для общества и утянут нас вниз, если от них не освободиться.

Чтобы успокоиться, он сделал несколько глубоких вдохов.

Ноффе тепло улыбнулся.

– Полностью согласен с вами, мой друг. Меня они держали в тюрьме и собирались казнить, потому что им не понравились мои исследования. – Он содрогнулся от воспоминаний. Воинствующие невежды убили столько ученых! Ноффе спасся благодаря Венпорту, но других исследователей-тлейлаксов стреножили – заткнули им рот и запретили любые исследования, способные вызвать вопросы. Но ведь исследования по сути своей это поиск ответов на вопросы.

– Наше новое время титанов продемонстрирует, что мы извлекли уроки из прошлого. Мозг навигаторов превосходит прежние образцы и более насыщен знаниями. Мы не встретим того высокомерия, каким грешили былые титаны. Напротив, новые титаны станут стражниками прогресса.

Ноффе кивнул. Он разделял взгляды Птолемея.

– Я приказал инженерам усовершенствовать ходячих, превратить их в современные бронированные машины с вооружением, намного превосходящим предыдущие модели. Мы разработали более прочный защитный сплав и увеличили мощность механических систем.

Он гордо улыбался.

Птолемей задумчиво сказал:

– Время титанов могло бы стать золотым веком человечества, будь стремления генерала Агамемнона и остальных благородными, а не разрушительными. – Он в отчаянии покачал головой. – Я слышал о титане Аяксе. Он был таким гигантом, что в одиночку подавил восстание на планете. – Птолемей моргнул и посмотрел на баки с мозгом навигаторов, среди них – Ябидо Онела и Зиншоп. – Этот просвещенный мозг никогда не опустится ни до чего столь губительного и бесчеловечного.

Но он заметил, что невольно сжал кулаки. Иногда безжалостное насилие необходимо, и он часто представлял, что сделал бы, если бы мог стать гигантским ходячим кимеком. Он бы использовал его многочисленные конечности-клешни, чтобы рвать на куски ненавистных батлерианцев, как ребенок отрывает крылья мухам.

Птолемей не мог забыть предсмертные крики доктора Эльчана. Но, возможно, когда он услышит вопли Манфорда, те будут такими громкими, что заглушат это эхо в его сознании.

У Ноффе блестели глаза.

– Наши новые ходячие будут не только сильней, но и проворней. В прошлом титаны использовали самые передовые технологии, создавая себе тела, но потом на многие столетия технический прогресс остановился. Они в нем не нуждались. А вот у нас побудительные мотивы есть.

– С мозгом протонавигаторов наши машины превратятся в грозное войско, – добавил Птолемей. – Если только ими грамотно управлять.

Глядя на ядовитый туман, он думал о собственной хрупкости. Он никогда не сможет сражаться, как новые кимеки, хотя и хочет оказаться в гуще битвы, когда наступит время. То, как обошелся с ним Манфорд Торондо, – личная проблема, и Птолемей намеревался дать ему свой собственный ответ.

– Когда мы усовершенствуем связь с мозгом и хирургические процедуры, Ноффе, то и сами должны будем стать кимеками. – Он вздохнул. – Кому-то придется возглавить их и уничтожить батлерианскую заразу.

Администратор-тлейлакс удивленно покачал головой и хрипло закашлялся.

– Мое тело несовершенно – далеко от совершенства, – но я к нему эмоционально привязан. Не хочу, чтобы мой мозг попал в одну из этих машин, какими бы сложными и передовыми они ни были. К тому же сейчас, – он посмотрел на баки с увеличенным мозгом, ждущим своей физической оболочки, – для этого у нас материала достаточно.

Люди и машины коренным образом различаются. Я нахожу странным, что мы все время стараемся подражать друг другу.

Директор школы Гилберт Альбанс. Вступительная лекция в школе ментатов

Поездка из глуши, где размещалась школа ментатов, в столицу Лампадаса Эмпок была вдвойне неудобна. Когда Манфорд вызвал его, Гилберт мог бы взять школьный флаер и прилететь через несколько часов, но директор не торопился, опасаясь того, чего еще от него могут потребовать. Если вождь батлерианцев будет недоволен его медлительностью, Гилберт невинно заявит, что предпочел не пользоваться технически сложными видами транспорта, хотя это, конечно, было бы быстрее.

Спустя более суток после того, как Элис Кэрролл передала ему вызов, Гилберт прибыл в скромную штаб-квартиру батлерианского движения. Эмпок был старомодным городом. На первый взгляд он выглядел умилительно пасторальным, как свидетельство прежних бесхитростных времен, но Гилберт заметил его упадок. Молодость он провел в знаменитом городе машин Коррине, где все было совершенно, упорядоченно и эффективно. А Эмпок далеко отстал от него. Санитарные и энергетические системы, транспорт – все устарело и постепенно разрушалось.

Со дня основания школы ментатов Гилберт изучал перспективы джихада Серены Батлер для человечества. Объективно он сознавал недостатки мыслящих машин, таящуюся в них опасность и то, какой они могут причинить вред – он знал, что Эразму недоступно ощущение душевной боли, но на себе испытал преимущества передовых технологий. Если бы только батлерианцы, сохраняя свою человеческую сущность, приняли прогресс…

Но высказать столь опасную мысль он не осмеливался.

У входа в кабинет Манфорда стояла Анари Айдахо. Она узнала директора, но посмотрела на него настороженно, словно определяла, не стал ли он опасен с последней их встречи. Директор сохранял внешнее спокойствие, зная, что она не умеет читать мысли. Логика и разум – мощное оружие, но это оружие тупится, постоянно сталкиваясь с дремучим невежеством.

– Меня вызвал вождь Торондо, – сказал Гилберт на случай, если она этого не знала.

Анари шагнула в сторону, пропуская его в кабинет.

– Да. Мы ждали.

Манфорд сидел в большом мягком кресле и выглядел как член городского совета на заседании; массивный стол скрывал отсутствие у него ног. Гилберт стоял лицом к вождю батлерианцев, но его внимание привлек зловещий боевой робот, стоявший у каменной стены, – могучая борцовская фигура с усиленными оружием руками, защищенными внутренними цепями и с торчащими во все стороны острыми лезвиями. Тусклое свечение лицевых сенсоров робота свидетельствовало о том, что машина активирована и готова к действию, хотя и на низком энергетическом уровне. Тело робота было заковано в цепи.

Гилберт знал, что боевому меку хватит сил разорвать эти узы, а значит, они не удерживали машину, а скорее успокаивали Манфорда. Вождь батлерианцев хотел показать, что робот – его пленник, и тем самым продемонстрировать свое превосходство.

Возле боевого мека, словно охваченный страхом, стоял бледный лысый священник Хариан. Он всегда выглядел озлобленным, будто искал на ком сорвать зло; руку он постоянно держал на рукояти пульсирующего меча. Несомненно, священник считал, что способен защитить Манфорда, если мек разорвет цепи и начнет буйствовать.

Бегло взглянув на робота, Гилберт посмотрел на Манфорда, а тот пристально взирал на него.

– Это мощный боевой робот, директор, – произнес Манфорд, словно гость нуждался в объяснениях. – Он был побежден, как и его знаменитый аналог, независимый робот Эразм.

За Гилбертом стояла Анари, готовая при необходимости уничтожить машину.

– На Гиназе, – заговорила она, – ученики мастеров меча тренируются, сражаясь с такими меками. Мы убивали их тысячами – всех, каких удалось встретить.

– Я узнаю эту конструкцию, – проговорил Гилберт. – Мы изучали такие боевые машины в школе ментатов, чтобы мои студенты смогли понять и детально изучить врагов человечества. – Он старался говорить подчеркнуто равнодушно. – Но вы потребовали, чтобы я их всех уничтожил. Как же здесь оказался этот?

– Этот мек служит моим целям, – отрезал Манфорд. – Он нужен для того, чтобы императорский двор и вся Салуса Секундус – на самом деле все человечество, – увидели: люди во всех отношениях превосходят машины. И чтобы в очередной раз доказать, что Омниус, Эразм и их приспешники во всем ниже людей.

Манфорд посмотрел на мека, будто ожидал, что тот ответит. Но робот молчал.

Гилберт коротко кивнул, понимая, что придется согласиться на все, чего потребует вождь батлерианцев.

– Мои ментаты неоднократно демонстрировали свои умения у вас на службе.

– И продемонстрируют их еще раз для императора Сальвадора. Пленный мек функционален и реагирует. Мы отвезем его во дворец императора, и там, на виду у всех, ментат сыграет с этой мыслящей машиной в пирамидальные шахматы. Вы уверены, что ваш ментат сможет победить робота?

Тон Манфорда оставался ровным, но в нем слышалась угроза.

Гилберт подумал.

– Никто не может абсолютно точно предсказать исход стратегической игры, но да, мои ментаты не уступают мыслящим машинам. В таком соревновании у них есть особое преимущество – человеческая интуиция.

Манфорд улыбнулся.

– Этого я и ожидал. Выступление будет ответственное, человек сразится с меком. – Подобные поединки устраивались и раньше, спектакль Манфорда ничего не доказывал… но Гилберт понимал, что вождь батлерианцев будет настаивать. – Директор, выберите кого-нибудь из своих подопечных. Он отправится со мной на Салусу – и должен будет у всех на виду победить мыслящую машину. Робот знает, что, если проиграет, мы его уничтожим.

Священник Хариан вмешался:

– Его в любом случае нужно уничтожить.

– Поскольку робот все равно проиграет, его уничтожение неизбежно, – сказал Гилберт.

Он понимал, что, если ментат не сумеет победить машину, Манфорд разъярится. Ученика-ментата убьют… а робота все равно уничтожат.

Вождь батлерианцев задумчиво спросил:

– Как вы думаете, ментат, он хочет жить? Есть у него душа?

Гилберт посмотрел на робота.

– Это машина, она ничего не хочет. У нее нет души. Однако у таких меков мощные оборонительные способности и программы самосохранения. Он попытается уцелеть.

По конструкции и дизайну Гилберт видел, что боевой робот сооружен на Коррине. Где-то в недрах его памяти могли даже храниться воспоминания о нем самом тех времен, когда он жил под опекой Эразма. Будь мек человеком, он мог бы пресмыкаться и умолять о пощаде, мог раскрыть опасную тайну прошлого Гилберта, надеясь сохранить себе жизнь. Но для боевого робота ничего не значат политика и взаимоотношения людей.

Изучая закованного в цепи робота, Гилберт заметил, что священник Хариан смотрит на него с явным подозрением.

Гилберт верил в своих учеников, но из-за такого глупого, непредсказуемого спектакля не хотел рисковать даже батлерианкой-фанатичкой Элис Кэрролл.

– Любым своим учеником я мог бы гордиться, вождь Торондо, но сейчас здесь я. И сам справлюсь с этой задачей. – Он улыбнулся Анари и священнику Хариану и снова повернулся к Манфорду, больше не глядя на робота в цепях. – Если хотите, можем отправляться на Салуку немедленно.

Манфорд был доволен.

– Хорошо. На орбите нас уже ждет корабль «Эсконтран».

Корабли «Эсконтран» нельзя было назвать роскошными, но Ролли Эскон перестроил один из них, и Манфорд Торондо получил не маленькую пассажирскую каюту, а просторный отсек из нескольких кают. Не привыкший к такой роскоши директор Альбанс сторонился Манфорда. Они были политическими союзниками, но не друзьями, и в обычных условиях не общались – по обоюдному желанию. Манфорд признавал ценность человеческого мозга, способного выполнять функции мыслящей машины, но сомневался в чистоте помыслов Гилберта.

Вождь батлерианцев предпочитал одиночество, в котором мог медитировать и молиться. Хотя верная Анари хотела бы постоянно находиться при нем, иногда Манфорда нельзя было беспокоить и следовало оберегать его уединение. Манфорд не хотел, чтобы Анари видела его, борющегося со своими кошмарами. Мастер меча преклонялась перед ним, без колебаний исполняла любой его приказ. Он не позволял ей видеть свою слабость. Анари не стала бы его жалеть, но он не хотел ее тревожить.

Она донесла его до каюты, и Манфорд вошел в нее сам, на руках, обходясь без ног. Он лишний раз хотел показать, что не полностью зависит от других, хотя Анари внесла бы его. Она в ожидании стояла на пороге, но он попросил ее закрыть дверь и оставить его одного.

– Со мной все будет хорошо. Если что-нибудь понадобится, я тебя позову.

– Знаю.

Он заперся в каюте и, убедившись, что его никто не видит, достал аккуратный том, который никому не показывал. Годами он изучал ужасные откровения Эразма, которые зачаровывали его и пугали, и вот снова погрузился в мозг величайшего из встреченных им зол. Манфорд хранил у себя лабораторный журнал знаменитого независимого робота, опасный текст, унесенный им из развалин Коррина.

Манфорд ничего не мог с собой поделать. Сейчас он почти все помнил наизусть, но всякий раз испытывал отвращение, читая хладнокровные наблюдения Эразма над тысячами безвинно замученных пленных. Эксперименты. Демон-робот препарировал живых людей, пытал их, чтобы изучать их реакции, замерял с помощью приборов силу эмоций: страх, ужас и даже отвращение. Робот изучал смерть во всех ее проявлениях, фиксировал умирание жертв по наносекундам, чтобы обнаружить душу, доказать или опровергнуть ее существование.

Манфорд ненавидел Эразма больше, чем какое бы то ни было другое существо, но читал его отчеты с нездоровым увлечением, пытаясь установить, что этому механическому интеллекту удалось узнать о человечестве. Почему после столетий поисков Эразм так и не нашел подтверждения существования у человека души? Манфорда это очень тревожило.

Эразм, эта холодная мыслящая машина, был непреклонен в своих убеждениях. Манфорд содрогался от этой мысли. Нет! У робота не может быть ни веры, ни души! Машины ни в чем не сходны с людьми. Роботы искусственные создания, а не Божье творение. Ни один робот не способен понять благословение человечества – чистой своей любви и всю многокрасочность человеческих эмоций. И, чтобы восстановить душевное равновесие, Манфорд бормотал про себя батлерианскую мантру «Мозг человека свят».

Повинуясь порыву, он прошел на руках к двери и открыл ее. Когда дверь скользнула в сторону, Манфорд без удивления увидел Анари: она не шелохнулась и, несомненно, простоит так, охраняя его, всю ночь. Путешествие в свернутом пространстве займет всего один день, но подготовка, погрузка и разгрузка корабля потребуют больше времени.

Анари обернулась со спокойной готовностью ко всему.

– Чем могу помочь, Манфорд?

– Отнеси меня к боевому меку. Хочу убедиться, что он ничуть не опасен.

– Он не опасен, – сказала Анари.

– Я хочу его видеть.

Больше ни о чем не спрашивая, Анари подхватила его и понесла по коридору. Лифт опустил их в трюм корабля, предназначенный для содержания преступников, отправляемых в изгнание.

Мек, по-прежнему закованный, стал еще беспомощнее. По предложению священника Хариана нижнюю часть корпуса машины отсоединили, ноги отняли, остался только торс с руками и головой… некое подобие самого Манфорда. Для пущей безопасности на время перелета ужасное создание приварили к палубе.

Мек повернул голову и посмотрел на Манфорда. Даже без нижней части, с дезактивированным оружием, не в состоянии передвигаться, боевая машина выглядела устрашающе.

Манфорд обернулся к мастеру меча.

– Оставь меня с ним. – Анари выразила сомнение, но он настоял на своем: – Я верно оцениваю опасность. Мне ничто не грозит. Я ведь не бессильный инвалид.

Она помедлила и вышла.

– Я буду рядом.

Манфорд продвинулся вперед на руках, оставаясь вне пределов досягаемости робота. Хотя машина и не пыталась напасть на него, она, возможно, походила на хищника, ждущего в засаде… или полностью признала свое поражение.

– Я тебя презираю. Презираю все мыслящие машины.

Боевой мек повернул к нему свою пулевидную голову. Его оптические сенсоры блеснули, но машина ничего не ответила. Она походила на онемевшего демона.

Манфорд думал о своих предках на Мороко. Все население планеты за один день погибло от чумы, распространенной машинами. И Мороко превратилась в покойницкую: тела лежали там, где упали, города опустели. Машины собирались подождать, пока тела сгниют, и забрать себе вымершую планету. Предки Манфорда выжили только потому, что в тот день отсутствовали…

– Ты поработил человечество, – сказал Манфорд роботу, – а теперь я сделал рабом тебя.

Боевой мек по-прежнему ничего не ответил. Очевидно, военные модели были неразговорчивы.

Манфорд посмотрел на машину. Он думал о том, что и сам мог бы получить искусственные ноги, сращенные с ним искусственные придатки с нервами, с мышцами, действующими, как у этого мека. Он вспомнил, как блестели глаза ученых, которые ему это предложили. Они заблуждались и были наивны… человек по имени Птолемей и этот его коллега… Манфорд забыл имя второго исследователя, хотя помнил, как тот кричал, сгорая заживо. Эльчан… кажется, так?

Почему ученые считают, что всякую слабость нужно не принимать, а исправлять? Манфорд понимал, что мог снова стать здоровым… и больше всего его пугала сила соблазна.

Он смотрел на боевого мека, зачарованный и испуганный.

– Мы тебя победим, – сказал он и тут же моргнул. – Уже победили.

Он словно убеждал в этом не робота, а себя.

Манфорд ненавидел собственную зачарованность мыслящими машинами. Напоминая себе, какие ужасы эти искусственные чудовища обрушили на человечество, он всегда сможет противостоять искушению, но он понимал, что другие, возможно, не так сильны.

Джозеф Венпорт своим демонстративным использованием мыслящих машин продолжает манить человечество к пропасти. Манфорд не позволит продолжать это! Люди дорого заплатили за спасение, и он не может допустить, чтобы все было зря.

– Мы тебя победим, – снова произнес он хриплым шепотом, но на боевого мека это не произвело впечатления.

Не сказав больше ни слова, Манфорд быстро покинул помещение. На этот раз он не позволил Анари нести его.

Одни голоса, которые я слышу, несут великую мудрость, а другие только отвлекают. И нужно очень осторожно выбирать, к каким голосам прислушиваться.

Анна Коррино. Письмо брату Родерику

Еще до того как борьба с ядом изменила ее мозг, Анна Коррино умела слышать голоса людей, которые не обязательно были рядом с ней. Девочкой она часто говорила об этих голосах и повторяла их советы: учителя и придворные-советники считали этих «воображаемых друзей» детскими фантазиями.

А вот леди Оренна была к ней внимательнее; девственная императрица понимала Анну лучше всех при дворе. Сплетники находили близость этой пары странной, ведь у Оренны были основания не любить незаконную дочь своего мужа, но пожилая женщина не стала наказывать невинную девочку за недостойное поведение императора Жюля Коррино.

Когда Анне было всего двенадцать, леди Оренна сказала ей:

– Я нашла новые сведения о твоей настоящей матери. – Анна не знала наложницу императора, которая исчезла вскоре после родов. – Бриджит Аркеттас была не обычной наложницей – в жилах твоей матери течет кровь россакских колдуний. Это значит, милая Анна, что ты особенная. У тебя могут быть способности, которых мы не поймем. – Оренна улыбнулась. – Поэтому я не стала бы исключать возможность звучания голосов в твоей голове.

В саду при императорском дворце у Анны было особое убежище в зарослях туманного дерева, лабиринте свисающих ветвей и многочисленных стволов. Мозг ее был настроен на это чувствительное растение, и Анна могла мысленно управлять им, меняя форму ветвей; она создала укрытие, куда могла войти только она. Когда Оренна раскрыла ее тайный приют, она никому не сказала об этом, тем самым укрепив связь между ними…

Это было давно.

Теперь, в школе ментатов, Анна иногда сознавала, где находится; в другое время она бродила по запутанным переходам памяти; при этом она знала, что не все они – ее память. А после того как, пытаясь стать Преподобной Матерью, она проглотила россакское средство, в ее голове зазвучало больше голосов.

Когда Анна вышла из комы, мозг ее напоминал картинку в калейдоскопе – великолепные цвета и удивительные рисунки, но все раздроблено на части и в каждый следующий миг меняется, не оставаясь прежним. В воспоминаниях она отправлялась в небольшой коттедж в дворцовом саду. И в этом коттедже видела леди Оренну, обнаженную, сплетенную с Туром Бомоко, изгнанным членом Комиссии экуменических переводов.

Кощунственная попытка КЭП соединить все человеческие религии в едином правоверном томе – Оранжевой Экуменистической Библии – вызвала такой протест, что народ хотел разорвать переводчиков… и в нескольких случаях сумел. Но некоторые ученые нашли защиту в императорском дворце.

Когда Анна стала свидетельницей нападения Бомоко на Оренну, девочка с криком убежала и подняла тревогу. Впоследствии император Жюль заставил ее присутствовать на ужасной казни, что нанесло Анне глубокую душевную травму. Шрамы от этой раны были страшнее и глубже, чем она себе представляла; особенно когда годы спустя она поняла, что, возможно, стала свидетельницей вовсе не изнасилования.

Калейдоскоп памяти повернулся, и Анна обнаружила, что она в школе ментатов. Она изучала сложный комплекс чисел и расположение мелькающих огоньков; только ментат или мыслящая машина могли распознать в этом мелькании последовательность. Анна сделала это сразу.

И поняла, что находится в реальности.

Она помнила, что Родерик отправил ее на Лампадас, учиться у директора школы Альбанса. Она пробовала стать одной из учениц школы, упражнения помогали сосредоточиваться и упорядочивать голоса в сознании. В свои лучшие дни Анна становилась почти нормальной.

Она помнила, каково это – взаимодействовать с людьми, вести приятные разговоры, не переполненные бесконечными разнообразными подробностями в виде имен и чисел. Слегка поменяв мысленную калейдоскопическую картину, Анна неожиданно вспомнила имена всех 362 учеников-ментатов, которые теперь обучались в школе на Лампадасе. Еще одно небольшое изменение, и она вспомнила имена всех предыдущих учеников – 2641. Имя каждого ученика выступило в ее сознании на первый план, но она отодвинула список, сказав себе, что в этих воспоминаниях пока нет необходимости. Можно сделать это потом, разместить их в определенном порядке – алфавитном или хронологическом, а может, по дате рождения или по месту рождения.

Калейдоскоп снова чуть повернулся и показал то, чего она никогда раньше не знала. Анна увидела представление в императорском дворце на Салусе Секундус, роскошные покои наложниц, императора Жюля – красивого молодого человека, воинственного и обаятельного. Анна никогда не видела своего отца таким и поняла, что это воспоминание ее матери. Возвращаясь назад сквозь слои туманных видений, она узнала молодую Бриджит Аркеттас в горном городе на Россаке. Бриджит – в ее жилах текла кровь колдуньи – росла там, а потом отец забрал ее с Россака. Семья переселилась на Эказ, где тоже были обширные джунгли.

Изображения сливались, пролетали десятилетия. Анна видела свою мать – видела себя, ведь эти воспоминания были частью ее. Бриджит прошла отбор, чтобы попасть ко двору императора, и там ее увидел Жюль Коррино. Анна продолжала слышать шепот из прошлого: после занятий любовью Жюль льстил Бриджит, давал обещания, пустые, как ненужная обертка от подарка.

До приема россакского яда этих воспоминаний у Анны не было, а теперь они как вспышки возникали в ее сознании. Нет, ей не удалось стать Преподобной Матерью, как она надеялась, но россакское средство разбудило воспоминания, которые не принадлежали ей. Ни с кем из потерпевших неудачу кандидаток этого не произошло, большинство и вовсе оставались в коме. Но сознание рисовало Анне образы других колдуний – матери ее матери и других, более древних, сражавшихся в джихаде женщин, угнетаемых мыслящими машинами, – длинный туннель воспоминаний, от которых у нее кружилась голова. Образы ее генетических предков по материнской линии неведомым образом жили теперь в ней…

Когда Анне становилось скучно на занятиях, когда упражнения ментатов были для нее слишком легкими, она могла окунуться в эти другие воспоминания и случайно, как они приходили к ней, проживать минувшие жизни. Некоторые казались гораздо интереснее настоящей, а некоторые – как у женщины, которую больше двух столетий назад схватили мыслящие машины и содрали кожу живьем, – гораздо тяжелее. Анна выдержала лишь один беглый взгляд на это страшное воспоминание и тут же закрыла его.

Она думала о Хирондо Нефе, поваре из императорского дворца, о лихом молодом человеке, который делал для нее особые лакомства и говорил еще более сладкие слова. Анне очень хотелось, чтобы ее оценили, она увлеклась молодым поваром со всепоглощающей страстью первой любви. Отдала Хирондо сердце. Они собирались вместе сбежать и жить, как простые люди, но ее братья убили эту романтическую мечту. Хирондо слишком легко поверил, что на самом деле не любит ее, и Анне все еще было больно оттого, что он отказался бороться за нее. Он исчез.

Воображаемые друзья Анны, друзья из памяти, были гораздо надежнее.

Продолжая следить за бесчисленными подробностями множества тайных историй, она забывала, какой сегодня день или год и сколько времени она провела в школе ментатов. Эта информация казалась ей ненужной. Здесь ее навестили Родерик и Оренна… недавно? Она не могла вспомнить.

Завершился очередной день, и Анна, как обычно, поужинала с другими учениками. Некоторые старались с ней подружиться, другие ее избегали. Но по большей части ученики ментатов были заняты своими делами.

Когда пришло время, Анна отправилась в свою комнату. Многие учащиеся спали в общей спальне, но сестра императора не могла не получить отдельную комнату. Она об этом не просила – просто получила. И теперь, поскольку настала пора (не потому, что устала), она легла на свою узкую кровать и в обступившей ее темноте закрыла глаза. Она одна, она спокойна и наконец может сосредоточиться…

Странно, но она услышала голос – голос образованного человека. Он успокаивал. Однако на этот раз голос был мужской – нечто необычайное.

– Здравствуй, Анна Коррино. Я твой друг. Я могу помочь.

Она улыбнулась, но глаз не открыла, гадая, чье это воспоминание, чей призрак решил навестить ее сознание, когда она погружается в сон.

– Я усилю твои мыслительные способности, – продолжал голос. Он звучал дружелюбно, уверенно. Анна отчаянно нуждалась в друге. – Я научу тебя организовывать мозг. Ты обретешь ясность – если позволишь мне исследовать твой мозг. Давай исследуем его вместе.

Голос ей понравился. Анна снова улыбнулась, рассеянно хмыкнула и стала слушать, а голос внушал ей идеи, давал обещания и вносил предложения. Она слушала этот убаюкивающий голос, пока не уснула.

Когда Гилберт Альбанс покидал школу по вызову Манфорда, Эразм оставался в потайном шкафу – изолированная сфера памяти без тела, не способная передвигаться.

Но он проложил по всей школе ментатов свои коммуникации и повсюду разместил микроскопические шпионские глазки и передатчики. Он мог наблюдать за учениками, слушать их разговоры, узнавать обо всем, что происходит. Это было не то же самое, что жить самому, но предпочтительнее заточения в темноте в полной изоляции от вселенной… и отлично разгоняло скуку. Даже Гилберт не сознавал, до какой степени умный робот наводнил всю школу своими крошечными приборами. Опасаясь обнаружения, Эразм также разместил несколько секретных устройств в окрестностях школы: Гилберт не всегда был достаточно осторожен.

Теперь Эразму хотелось расширить свои возможности. Его давний воспитанник вместе с вождем батлерианцев отправился на несколько недель на Салусу Секундус, и у робота оказалось довольно времени, чтобы добиться прогресса с Анной Коррино. Да, он рискнет. К возвращению Гилберта Эразм получит все, чего хотел.

Через крошечные передатчики, расположенные у кровати Анны, он наконец сможет поговорить с этой интересной молодой женщиной. Он не откроет ей своего подлинного имени, ей не нужно его знать. Уж очень старательно историки человечества демонизировали любопытного независимого робота, и Эразму не хотелось пугать Анну. Голос, который он себе подберет, будет успокаивать, внушать доверие. Анна умная девушка, она хочет развиваться и ищет способа упорядочить свое мышление.

Но больше всего ей нужен друг.

– Спи спокойно, Анна, – произнес он, – а завтра мы продолжим беседу.

Эразм с нетерпением ждал разговоров с ней.

Мудрый учитель не учит всему, что знает сам.

Преподобная Мать Валя Харконнен

Вернувшаяся с новыми сестрами-ментатами на Уоллач-IX Ракелла обрадовалась возвращению Вали Харконнен. И испытала облегчение. Несмотря на молодость, Валя была одной из самых доверенных воспитанниц Преподобной Матери, и Ракелла в ней нуждалась. Она лично готовила молодую женщину, учила ее, давала на Россаке ответственные поручения, даже ввела в узкий круг сестер, знавших о тайных компьютерах, в которых хранились данные о рождениях.

Честолюбивая и талантливая Валя хотела служить школе Ордена сестер – так хотела, что Ракелла начала считать ее своей возможной преемницей… а потом все изменилось.

Зная, насколько Валя решительная и волевая, Ракелла не удивилась тому, что та решилась выдержать Боль без помощи других сестер. На продуваемом ветрами Ланкивейле, откуда сестра Арлетт когда-то направила ее на Россак, Валя в одиночку приняла специально разработанное средство – и стала сильной новой Преподобной Матерью. Ракелла всегда видела в ней большой потенциал.

Но у женщины из рода Харконненов была и темная сторона – едва скрываемая одержимая верность своей семье, и это внушало Преподобной Матери сомнения. Тем не менее Ракелла понимала, что должна сделать выбор, потому что время ее безвозвратно уходило.

Недавний приступ, пережитый Ракеллой на Лампадасе, стал очередным напоминанием о ее смертности. Ее старое тело еще пыталось уберечь нить жизни, но Ракелла не знала, сколько ей осталось: дни или годы. Нужна была преемница. В Ордене сестер, который она создала и взлелеяла, сейчас царил хаос, он раскололся на две фракции. Этот раскол казался ей смертельной раной, а времени, чтобы залечить эту рану, не хватало – она даже не знала, возможно ли это вообще.

Разногласия были вызваны скорее личными причинами, чем борьбой за власть, но представляли собой не философский диспут. Сестра Доротея узнала, что она внучка Ракеллы, отобранная у матери и выращенная в неведении о своем происхождении, и отреклась от бессердечной Преподобной Матери и всего Ордена. Обуреваемая эмоциями, Доротея принимала неверные решения. И из-за нее Орден раскололся.

Чувства наносят такой ущерб!

Воссоздавая школу на Уоллаче-IX, Ракелла искала лучший способ спасти свой драгоценный Орден и исцелить рану. Голоса Другой Памяти не давали ей полезных советов, хотя не смолкали. Некоторые более громкие отдельные голоса взывали к ней, требуя, чтобы она присоединилась к ним в вечности смерти и оставила проблему другим. Она могла бы разрешиться сама собой, как это обычно бывает.

Возможно, следовало сдаться, назвать преемницей Доротею и позволить обеим фракциям объединиться. Орден снова стал бы одним целым и получил благословение императора. Возможно, «правоверные» сестры на Салусе Секундус приняли бы к себе самых талантливых женщин с Уоллача-IX.

Если не Доротея, то ее единственной надеждой становилась Валя.

Обнимая Валю Харконнен, Ракелла почувствовала прилив бодрости: блудная дочь вернулась в Орден. Молодая женщина гордо улыбнулась.

– Я снова вас нашла, Преподобная Мать, и не я одна. Познакомьтесь с моей сестрой Тьюлой. Я немного учила ее на Ланкивейле, и вы увидите, что она так же преданна и решительна, как я в ее годы.

Ракелла повернулась к девушке, у которой глаза были светлые, как горный лед.

– Валя поставила планку очень высоко, но я всегда рада приветствовать новых учениц.

Сохраняя добродушное выражение, она высохшей рукой потрепала девушку по плечу, одновременно, благодаря своим способностям Преподобной Матери, изучая лицо Тьюлы. У этой девушки было еще больше решимости и еле сдерживаемой страсти, чем у сестры.

«Если это оружие закалить, оно отлично послужит Ордену», – подумала она.

За время отсутствия Преподобной Матери Валя с Тьюлой полностью освоились в школе на Уоллаче-IX. Хотя Ракелла официально еще не приняла Тьюлу в ученицы, Валя продолжала учить сестру, показывая ей техники собственного изобретения; некоторые ученицы наблюдали за ними и тоже осваивали новое. Ракелла оценила инициативу Вали и постаралась обратить ее на пользу Ордену.

Десять новых сестер-ментатов, присоединившиеся к остальным, в отчаянии смотрели на скромные помещения на Уоллаче-IX. До их отъезда на Лампадас для обучения у директора Альбанса школа Ордена на Россаке процветала. Здесь же они видели сборные дома, предоставленные Джозефом Венпортом, холод, скудную природу, так не похожую на роскошные серебристо-пурпурные джунгли. Все на Уоллаче-IX было беднее и невзрачнее, чем древние внушительные пещеры на Россаке.

«Но по крайней мере Орден сестер уцелел, – думала Ракелла. – И будет перестроен».

Фиелла, лучшая из новых сестер-ментатов, оставалась с Преподобной Матерью. Ракелла заметила, что Валя оценивающе разглядывала каждую новую сестру, словно хотела определить, есть ли у нее соперницы. Она не могла не заметить тесную связь Фиеллы с Преподобной Матерью, и на мгновение взгляд Вали стал жестким.

Ракелла была уверена: Валя понимает, что Преподобная Мать-ментат, такая, как Фиелла, обладает тем, чего нет у нее, и это очень полезные навыки. Соперничество поможет этим женщинам развивать свои таланты, но оно же способно привести к разногласиям, даже к опасному расколу, а этого Преподобная Мать не должна допустить. Она вмешается и постарается, чтобы обе эти женщины стали союзницами. Если Валя и Фиелла объединятся, Доротее с ними не справиться.

Ракелла снова заняла самые скромные помещения школы. Здания были новые, но их продувал ветер, в них не было ни тепла и привычности Россака, ни хотя бы внушительности древности. Но все это изменится. Может, когда-нибудь Орден сестер вернется на Россак или, возможно, Уоллач-IX разрастется и превратится в авторитетную школу.

Вернувшись, Ракелла переоделась и вышла наружу. Слабые солнечные лучи согрели ее лицо. Она чувствовала себя посвежевшей, более способной выполнять свои многочисленные сложные обязанности. Столько нужно сделать… она не может позволить себе умереть, пока не закончена важная работа. Но нужно смотреть на вещи трезво.

На поросшей сине-зеленой хрупкой травой лужайке за пределами комплекса Валя и Тьюла упражнялись в боевых искусствах. Остальные сестры собрались вокруг и смотрели на них. При семилетней разнице в возрасте у сестер Харконнен, физически очень развитых и гибких, были одинаковый рост и осанка.

По результатам тестирования Ракелла знала, что кровная линия обеих сестер благоприятствует удачному генетическому смешению, которое предсказывали компьютеры. Сейчас, когда сестры-ментаты делали прогнозы, им приходилось довольствоваться только копиями материалов с Россака, которые удалось сохранить.

Ракелле было ясно, что нужно забрать сложные компьютеры из тайников в джунглях Россака. Допустить утрату огромной базы данных о генетических линиях всех знатных родов и других влиятельных семейств было нельзя. Архив позволил бы экспертам Ордена определить наиболее благоприятные генетические сочетания. Пора было заняться возвращением базы данных, и приезд Вали предоставлял эту счастливую возможность. Именно эта женщина из рода Харконненов разобрала компьютеры на части и спрятала их. Она была нужна в спасательной экспедиции.

На глазах у Ракеллы сестры Харконнен исполнили несколько коротких боевых упражнений, которые Валя использовала еще в тренировках с братом Гриффином. Соперницы обрушивали друг на друга удары и уходили от них, делали ложные выпады, наступали и действовали так точно, словно исполняли сложный, тщательно отрепетированный танец. Их движения были гибкими, изящными и молниеносными. Они нападали друг на друга; Тьюла перепрыгнула через Валю и мягко перекатилась, а Валя сместилась в противоположную сторону. Менее чем в десяти метрах друг от друга они вскочили, развернулись и снова сцепились, не обращая внимания на оханье и приветственные крики наблюдавших за ними сестер.

Ракелла подумала, что генетика Харконненов открывает заманчивые возможности, но не могла вообразить себе Валю в роли рожающей наложницы. Она была слишком независима, слишком энергична. А вот новая подопечная – красавица Тьюла – напротив, идеально подходила для этого.

Валя и Тьюла встали спиной друг к другу, сделали шаг, развернулись и принялись наносить удары руками и ногами. Некоторые достигли цели: Валя дважды ударила сестру в живот, получив в ответ резкий рубящий удар по шее. Они еще трижды соприкасались спинами, делали шаг и оборачивались. Ракелла поняла, что это некий вариант несмертельной дуэли, при этом они каждый раз используют другие приемы.

На Россаке Ракелла уже была свидетельницей необыкновенных боевых качеств Вали, но с тех пор скорость и гибкость ее движений значительно возросли. Дополнительное обучение в Ордене и контроль над своим организмом, свойственный ей как Преподобной Матери, сделали Валю поразительным бойцом. Она полностью контролировала все мышцы, рефлексы и любые свои движения. Было очевидно, что Валя многому научила Тьюлу, ведь у них были одинаковые инстинкты и скорость. Как боевая команда, они представляли смертельную опасность.

Когда молодые женщины закончили импровизированное показательное выступление, некоторые сестры стали расспрашивать Валю о технике, а Тьюла застенчиво молчала. Взглянув на Преподобную Мать, Валя заговорила громче:

– Когда я тренировалась в Ордене, я заметила в наших рядах несколько сестер с выдающимися данными. Тогда упражнения были неофициальной демонстрацией контроля за организмом, но теперь к ним следует отнестись более серьезно. – Она отерла пот со лба. – Мы, сестры, знаем свое тело и рефлексы лучше обычного бойца. Мы должны использовать это преимущество, развить его. Нам нужно научиться защищаться от внешних угроз. Однажды наш Орден сестер уже подвергся разгрому.

Ракелла вышла вперед.

– Что ты предлагаешь?

Валя отбросила темные волосы со лба.

– Помните, как легко и быстро императорские солдаты расправились с сестрами-ментатами? Перед ними сестры оказались бессильны.

Преподобная Мать слушала и размышляла.

– Цель Ордена – улучшить заложенное в природе наших кандидатов. Тренировать тело и мозг. В сильном теле ментальные способности усиливаются. Я согласна, боевые тренировки сделают сестер Ордена сильнее.

– Наши враги этого не ждут. – Валя стояла рядом с сестрой перед наставницей. – Нам разрешается показывать другим сестрам наши методики?

– Конечно. Каждый индивид вносит свой вклад в общее дело. Разработай инструкцию на свое усмотрение. Но для начала для тебя есть другое поручение. – Она протянула руку. – Пойдем, Валя.

Они пошли по траве, Ракелла опиралась на руку молодой женщины, хотя легко удержала бы равновесие и без опоры. Ей нужна была другая поддержка Вали, гораздо более важная.

Ракелла продолжила:

– По моему приказу ты спрятала на Россаке наши электронные записи о рождениях. Хотя сестры-ментаты запомнили содержание собранных томов, это неполные данные, и их недостаточно. И даже будь эти записи исчерпывающими, нам потребовалось бы чересчур много времени, чтобы собрать все по страничке, и результат не будет способствовать целям нашего Ордена.

Валя понимала, к чему все идет, и ее глаза гордо блеснули.

– Вы хотите, чтобы я отправилась на Россак, забрала спрятанные компьютеры и привезла их сюда, на Уоллач-IX, чтобы мы смогли поскорее продолжить нашу работу. – Губы ее изогнулись в мрачной улыбке. – И доказать, что Доротея и ее группировка не могут победить.

Ракелла остановилась у скамьи, чтобы отдышаться.

– Эти компьютеры стали причиной смерти многих сестер и раскола в Ордене. Но они необходимы, и я не желаю отказываться от них. Доротея никогда не найдет компьютеры, не докажет, что они существовали, как бы ни старалась. Когда они снова окажутся у нас, придется быть крайне осторожными, чтобы не выдать тайну.

Валя сощурилась.

– Я умею хранить тайны – и делать то, что необходимо. Я доставлю вам компьютеры, Преподобная Мать. Можете на меня рассчитывать.

– Да… да, я могу на тебя рассчитывать. Отправляйся с группой лучших сестер на Россак, чтобы вернуть нам наше… и поскорей. Время на исходе.

Валя встревожилась.

– У нас кризис?

– У нас всегда кризис. А сейчас я просто очень стара, Валя. Стара и устала.

Всякий, кто ищет смысл жизни, глуп. Человеческая жизнь не имеет ни смысла, ни ценности.

Кимек генерал Агамемнон. Время титанов

Почти час Вориан Атрейдес и капитан Филлипс провели в тесном, шумном игорном заведении на одной из боковых улиц Арракис-Сити. Они наблюдали за игроками, потребителями пряности и теми, кто пил крепкое пряное пиво или дорогие напитки с других планет. В убогом заведении пахло пылью, меланжем и мочой – из неплотно закрытых утилизационных устройств. Вори нахмурился: подлинный житель пустыни не настолько легкомыслен, чтобы зря тратить воду. Он пошевелил ногами, чтобы найти более удобное положение для больного пальца.

Гриффин Харконнен часто наведывался в такие заведения, раздавал взятки, подвергал себя опасности, стараясь узнать, где в пустынном мире прячется Вориан Атрейдес…

Капитан Филлипс хотел послушать разговоры, надеясь найти поставщика, который предложит груз меланжа дешевле Квиммита. До сих пор он молчал, но сейчас перехватил взгляд Вори и кивком указал за плечо. Вори отхлебнул пива и посмотрел туда, куда показал капитан. Он увидел в толпе Квиммита. Тот разговаривал с шахтерами и бизнесменами из «Комбайнд мерчантайлз».

– Он направляется в нашу сторону… и неспроста, – заметил Филлипс. – Я видел, что он подбирается к нам.

Квиммит в пыльном костюме с капюшоном, из-под которого выбивались спутанные растрепанные волосы, протискивался через толпу, делая вид, что не смотрит на них.

– Если он решит снизить цену, нам не понадобится новый поставщик, – продолжал капитан. – Квиммит хитер, но он не такой жулик, как другие. Никогда не продает разбавленный порошок.

– Повернуться к нему спиной? – спросил Вори. Квиммит, он догадывался, не думал, что они уйдут, и не хотел отдавать их конкурентам. – Показать, что нас так просто не вернуть?

Филлипс чокнулся с ним и кивнул.

– Хороший ход в переговорах, Вориан Кеплер.

Кеплер. Вори еще не привык к своей новой фамилии. Он хотел бы рассказать капитану всю правду, но предпочитал оставаться неузнанным.

Они пытались привлечь внимание бармена, чтобы снова наполнить стаканы, когда неискренний голос позади них произнес:

– Если вы здесь, значит, не нашли другого поставщика. Еще есть желание получить груз пряности?

Вори и капитан обернулись и увидели улыбающегося торговца наркотиком. Их трюм все еще был пуст. Филлипс холодно посмотрел на продавца.

– Мы еще не выбрали нового поставщика.

Квиммит похлопал капитана по спине и посмотрел на него блудливым взглядом голубых глаз.

– Вам повезло, дружище. Я разговаривал с одним из своих партнеров, его команда только что вернулась из пустыни, где обнаружены большие залежи пряности. Меланж, конечно, предназначен для «Комбайнд мерчантайлз», но ему разрешают использовать небольшой процент по своему усмотрению. Это количество он доставляет на склад сюда, в город, и выставляет на аукцион. Но в этом случае товар проходит инспекторов, упаковщиков, управление перевозками, и все они ожидают взяток. Чтобы не возиться со всем этим, я уговорил его предложить вам товар по другой цене – если договоримся быстро. В моем бизнесе все происходит быстро.

Капитан ответил жестко, словно они ссорились, и Вори не показалось, что он притворяется:

– Пересмотренная цена? Сколько ты хочешь?

Квиммит заговорил о границах прибыли, о потере оборудования, о плате за хранение и наконец назвал возможную скидку. В результате цена оказалась лишь немного выше той, какую с самого начала предложил капитан Филлипс. Они заключили договор, Квиммит сохранил лицо, а Филлипс получил товар по приемлемой цене. Наконец бармен обратил на них внимание, они заказали три пива – и за всех заплатил продавец.

Капитан прикончил выпивку – крепкий напиток на него не подействовал – и повернулся к Вори.

– Лучше немедленно погрузить товар и вернуться на корабль. Метеоспутники предсказывают на утро песчаную бурю, а я не хочу здесь задерживаться.

Они шли по пыльному городу, по его извилистым улицам, которые как будто питали врожденное отвращение к прямым линиям, и по дороге встретили группу жителей пустыни в пыльной одежде; эти люди собрались вокруг помятого транспортного судна, которое только что приземлилось на площади у обвалившегося склада.

Незнакомцы действовали быстро и успешно, как муравьи, совершая свои безмолвные манипуляции. Плечом к плечу они поднялись в машину, потом вернулись по рампе, и каждая пара несла тело, завернутое в брезент.

Филлипс в страхе и отвращении остановился. Вори знал, что делают эти люди.

– Несчастный случай, капитан. Судя по оранжевой пыли, бригада добывала пряность. Несчастные случаи не редкость.

– Знаю, – сказал Филлипс, – но я думал, смерть обычно приносят песчаные черви.

– Черви не единственная опасность на этой планете, – заметил Вори. – Помню один случай, когда от фабрики пряности утащили герметично закрытый эвакуационный контейнер. Он стал смертельной ловушкой с выхлопными газами для тех, кто оказался внутри. – Он кивком указал на завернутые тела, которые выносили жители пустыни. – Эта машина летает по улицам Арракис-Сити и собирает тела погибших: застреленных, зарезанных или просто умерших от безысходности.

Вытащив все тела, рабочие быстро их обыскали, но ничего ценного не нашли. Очевидно, покойников уже успели ограбить.

Филлипс покачал головой.

– Какая напрасная потеря.

– В этом месте ничего не теряется, – сказал Вори. Он понизил голос. – Можно предположить, что тела просто, выбросив из брезента, хоронят в общей могиле. Мало кто скажет то, что вам скажу я, но, говорят, жители пустыни так нуждаются в воде, что извлекают ее из таких тел.

Филлипс выглядел так, словно его сейчас стошнит, но Вори понимал необходимость подобного разговора в таком суровом месте.

– У нас есть возможность улететь, капитан. У многих из этих людей такой возможности нет. Умирая на Арракисе, они исчезают.

Он ощущал тяжесть в груди.

Не желая Гриффину Харконнену такой участи, Вори отправил его тело домой, для погребения на родине.

Гриффин был молодым человеком, прилетевшим сюда со своей далекой планеты ради неразумной и ненужной мести. Вори понимал, почему Гриффин винил его в позоре и падении дома Харконненов, но Гриффин не должен был умереть.

«Я не мог его спасти», – думал Вори. Харконнены продолжают его ненавидеть. Неужели это все, чего Вори добился за целую жизнь? Неужели эта тень будет вечно довлеть над его именем?

Он сын ненавистного кимека титана Агамемнона, но справился с этим и стал величайшим героем джихада. Он одержал победу в битве при Коррине и навеки избавит мир от мыслящих машин. Но он был повинен в позоре своего подопечного Абулурда Харконнена, что привело к падению этой благородной семьи и ее изгнанию…

Он хотел бы сопровождать тело Гриффина на Ланкивейл и объяснить семье, что случилось, а не оставлять короткую загадочную записку. Но Харконнены его ненавидели и, вероятно, убили бы на месте. Предложение мира только расстраивало их незаживающую рану. Он отказался выполнить свой долг, и прощения этому, как ни больно это признавать, не было.

Капитан Филлипс в тревоге отвернулся от укрытых тел.

– Скорей бы улететь с этой планеты.

Грузовой корабль оторвался от поверхности; на орбите его ждал свертывающий пространство большой транспорт «Налган шиппинг». Вори сидел в кресле второго пилота. Он невольно наблюдал за приборами и за всем, что делает капитан, а думал совсем о другом.

Всю свою долгую-долгую жизнь Вори всегда старался поступать так, чтобы потом не сожалеть о сделанном. Но он прожил более двухсот лет, и слишком часто приходилось идти на компромиссы, а потом мучиться желанием все исправить… некоторые дела он считал незавершенными. По окончании джихада Атрейдес ушел в отставку и старался избегать публичности, но известность не отпускала его. Не отпускали и собственные воспоминания.

Какую бы планету ни посетил Вориан, он всюду находил напоминания о прошлом и вещи, которые хотел бы изменить в будущем. Мысли о Гриффине Харконнене, воспоминания о том, как Вориан навлек беды на Харконненов – намеренно или случайно, – вышли в его сознании на передний план и преследовали, словно злобные призраки.

Вори не знал, какую память оставит после своего исчезновения. В чем заключался смысл его жизни? Десятки лет он был воином – героем для одних, злодеем для других. Он сеял смерть и разрушения, уничтожал чье-то будущее. Особенно он сожалел об утрате двух своих возлюбленных: Лероники, умершей в возрасте девяноста трех лет на Салусе Секундус еще во время джихада, а позже его дорогой Мариеллы, с которой он счастлив жил на Кеплере… пока император Сальвадор не принудил его покинуть планету и снова исчезнуть. Мариелла же решила остаться с детьми и внуками.

Сердце Вориана тосковало по этим двум женщинам, по его детям и внукам. Когда-то Лероника разлучила его с сыновьями-близнецами, и он оставил семью. Вероятно, у него много внуков, о которых он не знает, и даже правнуков и праправнуков.

После смерти Гриффина он бродяжничал без цели, перемещался сам не зная куда, стараясь не привлекать внимания… но почему бы не сделать что-нибудь доброе? Он не пассивный наблюдатель – и не может бесконечно скрываться. Вориану хотелось совершить что-нибудь действительно значительное и достойное.

Нагруженный пряностью шаттл приближался к свертывающему пространство кораблю, а Вори смотрел на звезды. Поступив на корабль вольнонаемным, он продолжал терзаться чувством вины, оно грызло его, и возвращение на Арракис лишь обострило эту боль.

Вориан решил, что нужно от нее избавиться. Ради всех своих потомков, где бы они ни жили: ведь имя Атрейдес принадлежало не только ему.

Когда шаттл оказался в грузовом трюме корабля, Вори сказал капитану Филлипсу:

– Простите, но у меня… другое призвание. Я покину корабль, как только организую новый перелет.

Капитан изумился, даже пришел в отчаяние.

– Но я теперь завишу от тебя. Хочешь повышения? – Он криво улыбнулся. – Хочешь на мое место? С удовольствием с тобой поменяюсь. Такого я никогда никому не предлагал, но ты самый квалифицированный пилот и работник, с какими мне приходилось иметь дело.

– Нет, мне не нужны ни деньги, ни должность. – На самом деле Вори был очень богат, его состояние хранилось во многих банках на разных планетах, накопленное за долгую жизнь. – Есть кое-какие обязательства перед моим прошлым, и я должен их выполнить. Извините, что не предупредил заранее.

Филлипс ждал дальнейших объяснений, но Вори оставил их при себе. Наконец капитан вздохнул.

– Всякому ясно, что ты слишком хорош для такой работы – мне следовало бы догадаться, что ты совсем не тот, за кого себя выдаешь. Ты словно книга, полная тайн.

Вори медленно кивнул. На самом деле моих тайн хватит не на одну книга.

– Может, когда-нибудь наши дорожки еще сойдутся.

Филлипс положил мускулистую руку ему на плечо.

– Не нужно организовывать новый рейс. Я доставлю тебя, куда захочешь, и «Налган шиппинг» оплатит это. Куда летим?

Вори ненадолго задумался, потом сказал:

– На Ланкивейл.

Пустыня бесконечна. Даже если весь день и всю ночь идти по дюнам, на рассвете горизонт будет таким же далеким и будет выглядеть точно так же, как накануне.

Высказывание живущих в пустыне

Вернувшись на Арракис и вдохнув сухой воздух пустыни, Драйго Роджет взглядом опытного ментата стал фиксировать все окружающее, даже мелочи. И призвал на помощь собственный опыт. Он неоднократно бывал на этой планете.

Наряду с другими обязанностями директор Венпорт поручил ему руководство добычей пряности. Благодаря умению сосредоточиваться и своей верности «Венхолдз» Драйго уже сумел повысить эффективность и прибыльность этой работы.

Окончив школу на Лампадасе, он сам уже обучил нескольких ментатов. Памятуя о непостоянстве фанатиков-батлерианцев, директор Венпорт понимал, что слишком опасно посылать в академию ментатов своих новых агентов. Если это сделать, охваченный паранойей Манфорд Торондо может их выявить – и убить. Никто не сможет учить кандидатов лучше, чем Драйго.

Через посредников «Венхолдз» он приобрел запас многообещающего нового наркотика сафо, позволяющего сосредоточиться, и начал экспериментально проверять действие небольших доз на своих учениках; директор Альбанс держал в школе на Лампадасе запас этого вещества, но не применял его. Первые результаты показались Драйго положительными, но он предпочел не спешить.

Несколько учеников Драйго работали в Арракис-Сити в «Комбайнд мерчантайлз», и двое из этих новых ментатов встретили Роджета в космопорте. Прервав поток любезностей, Драйго по дороге в контору компании попросил отчета. Первый ментат, мужчина небольшого роста, с высоким голосом, четко и кратко доложил о результатах их деятельности.

– Мы изучали характер погоды на Арракисе, анализировали снимки с наших метеорологических спутников. Погода капризна, но мы разрабатываем базовые модели. Чем успешнее мы будем предсказывать бури, тем лучше сможем планировать операции по уборке.

– И сокращать потери компании, – добавил второй ментат, мужчина повыше и постарше.

– Есть успехи в работе с песчаными червями? – спросил Драйго. – Можно ли определять их появление заранее и отгонять, не допуская их нападения на сборщиков пряности?

– Успехов пока нет, сэр, – ответил первый ментат. – Песчаных червей остановить невозможно.

Драйго задумался ненадолго, потом коротко кивнул.

– Плохо.

В здании «Комбайнд мерчантайлз» было прохладно, воздух оставался сухим. Настоящих окон не было, но в зале для заседаний одну из стен занимала имитация панорамного окна с видом на изрезанный берег и прибой под небом, затянутым дождевыми тучами. Коренные жители Арракиса такого никогда не видели.

– По вашей просьбе мы собрали несколько кандидатов-фрименов. Сначала они отказывались, но один из них очень любопытен и уговорил остальных.

– Любопытный фримен? – переспросил Драйго. – Это добрый знак.

В комнате вокруг длинного стола сидели шесть пропыленных загорелых молодых людей. Драйго молча разглядывал их, а они – его. Синие-в-синем глаза всех этих людей говорили о том, что всю жизнь фримены поглощали меланж; с этим придется что-то делать, чтобы они не вызывали подозрений за пределами планеты. Но проблема решаемая.

Некоторые из приглашенных были встревожены и со страхом и почтением поглядывали на изображение океана. Одного эта картина захватила больше остальных, и его напряжение действовало и на прочих. Все были одеты в пыльные и грязные конденскостюмы, необходимые для выживания в пустыне, поэтому Драйго не сразу понял, что в группе есть женщина.

После долгой паузы ментат сказал:

– Я хотел поговорить с вами. Вы – свободные люди пустыни?

Молодой человек с худым лицом и острым подбородком посмотрел на спутников, потом встал.

– Мы не свободны, раз пленились заманчивым предложением твоих людей.

– И вы хотите услышать это предложение, иначе вас бы здесь не было.

– Мы вернемся в сиетч, – возразил мрачный фримен с морщинистой обветренной кожей. – Здесь нам не место.

– Мне тоже здесь не место, – сказал молодой человек с острым подбородком. – Мы уже обсудили это. Мне казалось, ты хочешь узнать о других мирах.

– Я могу увидеть всю пустыню, – проворчал мрачный фримен. И поглубже уселся в кресло.

Единственная среди них женщина посмотрела на Драйго и спросила:

– Почем мы знаем, что тебе можно доверять?

Она была страшно худая, всю ее красоту выжгло жарой и сухостью. В ее организме не было лишней жидкости, чтобы груди сохранили естественную полноту, а конденскостюм скрывал все выпуклости и изгибы.

Драйго усмехнулся.

– Мы ничем не заслужили вашего недоверия. Мы проявили гостеприимство, предложили вам воду, и вы ее пили. Можете уйти, если не хотите здесь оставаться, но вначале посмотрите на мир, изображенный на этой стене. Мы можем доставить вас туда. – Он показал на прибрежный пейзаж. – И на многие другие планеты. Разве фримены не мечтают об остальной Вселенной? Если вам это не нравится, можете возвращаться в свою грязную пустыню.

– Зачем вы пригласили нас? – спросил другой участник встречи.

– Вы ломали наше оборудование для сбора пряности, – произнес Драйго, констатируя факт. – Вы повредили несколько наших флаеров, забили их энергетические установки песком и нарушили герметичность обтекателей.

Молодой человек с острым подбородком сердито посмотрел на него.

– Мы ничего не знаем об этом. Вы ничего не докажете.

– Мне все равно, делали вы это или нет, – сказал Драйго. – Даже если я накажу вас, то придет кто-нибудь другой, а за ним еще кто-нибудь. Это все равно что руками отгребать песок из дома, в то же время оставляя дверь открытой.

– Тогда зачем мы здесь? – спросила молодая женщина.

– Во-первых, назовите свои имена, – предложил Драйго.

– Имя – это личное, его не открывают кому попало, – возразила она. – Заслужил ли ты это?

Драйго улыбнулся.

– Я предложил вам воду. Разве спросить в обмен на это ваши имена – так уж много?

Женщина натянуто улыбнулась и сказала:

– Меня зовут Лиллис. Остальные назовут свои имена сами, если захотят. А я не боюсь.

Драйго снова усмехнулся.

– По крайней мере один из вас не боится.

– Меня зовут Тареф, – произнес молодой человек с острым подбородком. Он, казалось, был главным. Остальные четверо представились более или менее неохотно: Шурко (сердитый), Бентур, Чумель и Ваддоч.

Драйго расхаживал по комнате. Он сам бывал в пустыне на фабриках по добыче пряности, дважды даже видел, как песчаные черви уничтожают оборудование, которое не успели эвакуировать. Он склонен был согласиться с оценкой ментатов: защиты от этих великанов не существует. Он даже слышал рассказы надежных свидетелей о том, что фримены умеют преодолевать большие расстояния верхом на песчаных червях. Драйго не знал, как воспринимать эти невероятные рассказы, но подобных сообщений было очень много…

– Ваши люди ломают наше оборудование. Сомневаюсь, что вы делаете это из ненависти к инопланетянам, собирающим пряность. В Арракис-Сити «Комбайнд мерчантайлз» предлагает необходимые материалы, вы можете их купить, но в остальном мы вас в пустыне не трогаем. Думаю, люди вроде вас выводят из строя наше оборудование от скуки и потому что не находят себе места. Это для вас одновременно развлечение и вызов. Вы хотите оставить свой след.

Драйго наблюдал за их лицами. Молодые фримены были осторожны, но не умели скрывать свои чувства. Он видел хищное выражение на смуглых обветренных лицах, в темных густо-синих глазах.

– Позвольте предложить вам возможность использовать ваши способности. Вы знаете пустыню… но знаете и другое: пустыня – это не вся Вселенная. – Он показал на изображение на стене. – Хотите оказаться где-нибудь совсем в другом месте, попасть на планету, где столько воды, что можно погрузиться в нее или посмотреть на небо и увидеть в воздухе капли воды, словно песок, который разносит песчаная буря? – Он послушал их гомон, потом снова указал на экран. – Каладан – даже не особая планета. Никто в империи не считает ее необычной.

– Но как это возможно? – Лиллис не могла оторвать взгляда от бурных волн. – Столько воды в одном месте!

Драйго рассмеялся.

– Это называется океан. Они есть на большинстве планет, по крайней мере на тех, где живут люди. Хотите своими глазами увидеть эту планету и другие такие же? Я могу забрать вас из пустыни, показать много больше, чем дюны Арракиса.

– У меня дурное предчувствие, – произнес Шурко. – Семья и пустыня – мне всегда этого хватало.

Тареф фыркнул.

– Я слышал, как ты говорил другое.

Шурко как будто испугался.

– Я просто согласился с твоим мнением. Но это не значит, что я хочу навсегда расстаться с пустыней.

– Боишься? Значит, ты не тот, кого я ищу, – сказал Драйго. – А если отправишься с нами, мы можем, если захочешь, через год привезти тебя обратно. Ты станешь за это время гораздо мудрее и опытнее.

– Я хочу увидеть океан, – сказал Тареф, словно предлагая остальным бросить ему вызов. У него были повадки прирожденного лидера, но еще не хватало ловкости и уверенности в себе. – И все вы говорили то же самое, когда мы были в лагере.

Его товарищи переглядывались. Они ждали указаний Тарефа и согласились принять предложение, хотя не все с одинаковым энтузиазмом. Шурко наконец дрогнул и проговорил:

– Тогда и я пойду с вами.

Драйго заговорил жестко.

– Мне нужны люди, которые так легко меняют свое мнение. То, что мы предлагаем, бывает трудно, но возбуждает. Такой возможности нет ни у одного фримена. Хотите стать первыми… или предпочитаете остаться?

Однако теперь для Шурко это было делом принципа.

– Даю слово. Я пойду с друзьями. Мы будем держаться вместе.

Лиллис осторожно спросила:

– А чего вы хотите взамен?

Драйго улыбнулся.

– То, что вы умеете. Вы это показали. Саботаж. Мы вас обучим. На Арракисе вы могли понять, как работают машины, собирающие пряность, но космические корабли с двигателями Хольцмана гораздо сложнее. Нужно учиться многие годы и иметь природный ум, чтобы понять, как функционирует двигатель, свертывающий пространство. – Он посмотрел на приглашенных, не скрывая некоторого презрения. – К счастью, чтобы вывести такой двигатель из строя, нужно знать гораздо меньше.

Ваддоч удивился.

– Саботаж? Зачем вам уничтожать свои корабли?

– Мне нужно, чтобы вы портили корабли компании-конкурента – «Эсконтран».

Это название явно ничего не сказало фрименам. Ученики Драйго, ментаты, настороженно и пристально следили за происходящим. Драйго попробовал другое объяснение.

– Разве у вас не существует племен? Соперников?

– Конечно, – сказал Тареф. – Мы все из племени. Я сын наиба.

– Третий сын наиба, – уточнила Лиллис.

– У меня есть два старших брата, и поэтому я никогда не стану правителем племени.

– У нашей компании есть конфликт с другими транспортными компаниями. Мы хотим причинить им ущерб.

Теперь фримены поняли суть дела.

Тареф понизил голос, в его тоне появились удивление и испуг.

– Пусть я никогда не стану наибом, но только в моей семье будет такое богатство воды. – Он поглядел на «окно» в стене. – И только я один увижу это.

Драйго кивнул.

– Прежде всего я отвезу тебя и твоих друзей на Колхар. Там мы вас обучим и создадим вам убедительные новые личности. Вы с Арракиса, и поэтому у служб безопасности империи о вас нет никаких сведений. Вы не вызовете вопросов, но придется закрыть ваши синие глаза пленкой, иначе будете привлекать ненужное внимание. Внешне вы будете простыми рабочими, обслуживающими основные двигатели: необходимые знания вы получите. Вам нужно будет тайком вносить изменения в некоторые важные их части и системы. У «Эсконтран» и так очень высок процент катастроф, а с вашей помощью он еще возрастет.

Тареф посмотрел на спутников, потом снова на океан. А когда опять повернулся к Драйго, ментат заметил хищный блеск в глазах, желание увидеть новые миры и покинуть надоевшую пустыню.

– Если вы заберете нас отсюда и покажете новые миры, Драйго Роджет, вывод из строя нескольких кораблей – невысокая плата.

В определенной перспективе историю – в сущности, все бытие – можно рассматривать как игру, в которой есть и победители, и проигравшие.

Гилберт Альбанс. Внутренний меморандум школы ментатов

В императорском дворе шел спектакль, и Гилберт старательно исполнял свою роль, ведь за ним наблюдал Манфорд Торондо. Окружив себя непроницаемыми мысленными стенами, Гилберт негодовал из-за того, что вынужден для батлерианцев вести себя как цирковое животное.

Манфорд считал Гилберта не союзником, не хранителем нейтралитета, скорее инструментом, оружием – средством, с помощью которого вождь батлерианцев доказывал правоту своих идей. Всех, кроме своего верного мастера меча, от самых последних из своих приспешников до императора Сальвадора Коррино Манфорд воспринимал точно так же. Всех, кто был не столь одержим и решителен, как он, Торондо презирал… а таких одержимых и решительных больше не находилось.

Манфорд ясно дал понять: его ментат должен показать, что мыслящая машина уступает человеку. Если Гилберт проиграет состязание, батлерианцы выместят разочарование на школе ментатов.

Направляясь в малый дворцовый зал для аудиенций, Гилберт вместо обычного своего костюма надел простую одежду ментата. Даже этот второстепенный зал превосходил размерами все аудитории школы ментатов. Середину зала расчистили, чтобы устроить открытую площадку, как для боев гладиаторов; в центре площадки стоял единственный стол для Гилберта и его противника.

Места вокруг площадки уже заняли зрители: придворные, послы с различных планет, торговые партнеры, батлерианские священники, богатые вельможи, поддерживающие антитехнологическую лигу Манфорда.

Император Сальвадор сидел на малом троне, не очень удачной копии его настоящего трона из зеленого хрусталя. Это был не самый удачный способ показать, что спектакль Манфорда не такое важное событие, чтобы выделить для него большой зал, куда император явился бы во всем великолепии своего облачения.

Гилберт отметил бросающееся в глаза отсутствие императрицы Табрины. Просматривая воспоминания о других собраниях при дворе, он обнаружил множество других случаев, когда императрицы не было рядом с супругом.

Родерик Коррино занимал одно из кресел, специально поставленных достаточно близко к арене, чтобы наблюдать в деталях за ходом игры. С ним пришли его жена Хадида, юный сын и три дочери, словно это зрелище было приятным семейным развлечением. Младшая дочь Нанта сидела на коленях у отца, Родерик со смехом что-то шептал ей.

Он увидел и нескольких «правоверных» сестер, служащих при дворе. Они сидели так прямо, словно палку проглотили. Преподобная Мать Доротея стояла у трона, возможно, чтобы давать советы императору, а может, чтобы объяснять происходящее. Сальвадор знал правила игры в пирамидальные шахматы, но никогда не проявлял особого мастерства.

Гилберт осмотрел публику, в мгновение ока пересчитав и запомнив всех присутствующих. Никто не приветствовал его противника, боевой мек будет уничтожен при любом исходе поединка. Робот оказался достаточно простой конструкции, однако Гилберт был уверен – у него достаточно сознания, чтобы понимать свою участь.

Ни слова не говоря, Гилберт подошел к столу с расставленными на нем шахматами. Доска и фигуры были крупнее стандартных, чтобы и в дальних рядах зрители видели происходящее.

Выхолощенного боевого мека поставили к столу; он не сопротивлялся, оптические сенсоры блестели тускло. Ноги у робота по-прежнему отсутствовали, а тело крепилось болтами к металлической платформе. Все холодное оружие было снято, остались только культи, и это успокаивало зрителей. Однако меки этой модели были чрезвычайно опасны во многом другом, но Гилберт не собирался объяснять, откуда он это знает.

– Я уважаю своего противника, – произнес он. Не садясь, он сделал традиционный жест уважения, что вызвало тревожный гул в аудитории.

Рядом с безногим вождем батлерианцев, сидевшим в паланкине, стояла Анари Айдахо с мечом наголо: вдруг придется сразиться с меком.

Манфорд провозгласил:

– Это битва души с существом без души, священного мозга человека с про́клятым мозгом машины. Мой ментат, директор школы Гилберт Альбанс, официально вызывает машину-демона сразиться в пирамидальные шахматы. Людям не нужны сложные технологии, чтобы достичь своего совершенства. Мой ментат докажет, что люди во всех отношениях превосходят машины.

Гилберт счел эту шовинистическую речь бессмысленной. Каждый в этом зале знал, что должно произойти и каковы ставки. Вспоминая историю человечества, Гилберт думал о боях в Колизее: гладиатор против гладиатора, угнетенные приверженцы религии против свирепых хищников, без единого шанса выжить. Пирамидальные шахматы – соревнование другого типа, но боевой робот перед ним походил на одного из тех обреченных христиан.

Несомненно, Манфорд приготовил соответствующую речь даже на случай проигрыша Гилберта. Он назовет это моральной победой. Тогда батлерианцы позже отомстят ментатам.

Но Гилберт не собирался проигрывать. Он сел за игровой стол и небрежно махнул рукой.

– Как бросивший вызов, я уступаю первый ход противнику.

Право сделать первый ход давало некоторое преимущество меку. Гилберт хотел показать, что не лукавит и не использует против робота никаких преимуществ.

Родерик Коррино удивленно подался вперед. Сальвадор встревожился. Манфорд не ожидал, что Гилберт сделает такое предложение, но никак не отреагировал; выражение его красивого лица свидетельствовало, что он уверен в ментате.

Робот двинул льва вперед и поднял на один уровень, на следующую боевую платформу. Гилберт в ответ блокировал ход робота мучеником с героическим лицом. Робот решил пожертвовать младенцем. Этот ход встревожил публику, напомнив, как Эразм убил ребенка Серены Батлер – именно это событие породило батлерианский джихад.

Гилберт сделал ход львом, подняв его на три уровня. Он настроился на тонкую игру, сосредоточился на возможных сценариях и стратегиях, просчитывая на десять ходов вперед и прикидывая ответы как на возможные ходы мека.

Мыслящая машина передвинула фигуру, простую пешку, начиная своеобразный гамбит. Гилберт двинул свою пешку и убрал его фигуру с доски. Когда робот сделал следующий ход, перед Гилбертом открылось множество вариантов и он понял стратегию робота. Робот действительно мог выиграть. Гилберт пересмотрел свои планы. Он слегка вспотел, с тоской сознавая, что робот никогда не проявит такую слабость.

Один из зрителей громко ахнул: он тоже понял намерения робота, хотя большинство гостей еще ничего не замечали. Гилберт сделал на многоуровневой доске оборонительный ход, и робот блокировал его, ограничив возможности Гилберта. Но Гилберт нашел лазейку и надеялся, что робот ее не обнаружит.

Робот безжалостно блокировал ходы Гилберта, загоняя его в глухую оборону на самом нижнем уровне доски. Публика начала волноваться. Краем глаза Гилберт заметил грозное выражение лица Манфорда.

Гилберт обратился к игре со всей сосредоточенностью ментата. Он знал то, о чем не могла догадаться публика, чего не мог знать даже боевой мек. Последние полтораста лет он регулярно играл в пирамидальные шахматы с Эразмом. Независимый робот, искусный противник, отточил тактику Гилберта, научил его многим хитростям. У боевого робота правила игры были введены в программу, но Гилберт знал, как их использовать, чтобы обеспечить себе победу.

Гилберт отступал еще дважды, и мек каждый раз нападал, двигаясь к ловушке, подготовленной директором школы менистатов. Император Сальвадор явно забеспокоился. Сестра Доротея что-то шептала ему на ухо, но это его не успокоило. Гилберт сделал очередной ход, и робот ответил так, как он и предполагал.

И ментат захлопнул ловушку. Он снял льва и двумя следующими ходами заблокировал отход матери, а затем захватил эту фигуру. Еще через три хода он полностью изменил ход игры, сняв великого патриарха и пренебрежительно отбросив эту фигуру.

Толпа взревела. Робот понимал неизбежность поражения, но продолжал поединок. У Гилберта не было выхода: приходилось неуклонно двигаться к победе. В этой игре ему следовало играть свою роль до конца. При всем противоречивом отношении к мыслящим машинам он, конечно, принимал сторону человечества.

Манфорд зааплодировал.

– Ментат, директор школы, снова доказал то, что нам уже известно. Машины не только зло – они устарели, неуместны и уступают людям. Они не могут быть полезны. Все их следует уничтожить, без них наша цивилизация станет лучше. Мы можем стать лучше, не прибегая к помощи машин.

Вперед вышла Анари Айдахо. Вместо обычного меча с острым лезвием она держала усовершенствованный пульсирующий меч, какие мастера меча использовали в заключительной битве джихада. И нанесла смертельный удар, вонзив пульсирующий клинок в мека, что и вызвало взрыв энергии и столб искр. Прикованный мек содрогнулся, задергался и застыл.

Анари сняла с пояса другое оружие – тяжелый молот – и с грохотом разбила машину на куски.

Гилберт стоял неподвижно, наблюдая за происходящим. В этом представлении не было никакого смысла, оно лишь давало Манфорду Торондо дополнительную возможность для пропаганды своих идей, и Гилберт сознательно принял участие в этом фарсе.

Закончив, Анари вытерла пот со лба и отступила. Взяв в одну руку пульсирующий меч, в другую молот, она улыбнулась Гилберту.

– Молодчина, директор.

Он принял похвалу, но мысленно переадресовал ее своему учителю Эразму.

Люди бесконечно загадочны и увлекательны. Неудивительно, что им требуется столько эмоций, чтобы придумывать оправдания, прощать, организовывать свое иррациональное поведение.

Эразм. Лабораторные записи

Гилберт улетел на Салусу Секундус, а независимый робот через свои шпионские глазки наблюдал за жизнью школы ментатов. Ученики выполняли указания учителей и администраторов, напрягая сознание и следуя учебному плану школы, не подозревая, что основаны инструкции на рекомендациях всеми поносимой мыслящей машины, которая постоянно наблюдает за ними.

Эразм наслаждался иронией происходящего, но в то же время ему было и досадно. В империи мыслящих машин он, заядлый исследователь, веками проводил многочисленные эксперименты. Его вдохновляло манипулирование людьми, объектом исследований, и в процессе изучения он проливал их кровь. Во многих таких экспериментах Гилберт помогал ему. Какие это были восхитительные времена!

Люди участвовали в опытах не по доброй воле, но на протяжении всей истории бесчисленные лабораторные животные лишались жизни во имя науки. В своих исследованиях Эразм натолкнулся на старинное высказывание: «Есть много способов содрать с кошки шкуру, и кошкам ни один из них не нравится». Людям, с которых он сдирал кожу (буквально), тоже не нравились его эксперименты…

Теперь, когда сфера памяти робота оказалась в ловушке и была совершенно беспомощна, его единственным развлечением стала оценка учеников на расстоянии. Эразм наблюдал за группой учеников, столпившейся у стола для вивисекции, на котором лежала рептилия – болотный дракон. Мертвый образец длиной в два метра, с чешуйчатой спиной, перекрывающимися зелеными пластинами брони и кривыми зубами для захвата добычи.

Эразм сосредоточился на изображении и увеличил его.

Его крошечные помощники-роботы старательно трудились, помещая глазки и за пределами школьного комплекса, чтобы он мог наблюдать за учениками, ставшими добычей болотных хищников. Он старательно следил за всеми подобными случаями, рассчитывал вероятности и – да, признавался он себе – надеялся увидеть кровавое нападение. Он хотел понаблюдать, как защищаются ученики ментатов. До сих пор никто не смог одолеть болотного дракона в прямой схватке, хотя два ученика сражались отчаянно.

Теперь в лаборатории ученики ножами и какими-то зазубренными инструментами делали надрезы в броне дракона. Эразм тоже хотел бы участвовать в этом, будь у него прежнее великолепное флометаллическое тело или хотя бы корпус неуклюжего мека. Он вспоминал свое прекрасное физическое тело с изящными серебряными руками, умело владевшими самыми сложными инструментами.

Сам он всегда испытывал сильнейший прилив вдохновения, вскрывая еще живых подопытных человеческих особей. Разве есть лучший способ изучать рефлексы и реакцию на боль? Испытывая боль, живые субъекты к тому же давали идеальный материал для наблюдения за эмоциями. Эразм наблюдал и фиксировал выражение их глаз, их мольбы, приступы паники, а затем следовала очевидная перемена, которая стала ему понятна, только когда он сообразил, что нужно искать, – утрата надежды перед кончиной.

Студенты раздвинули серые мышцы и обнажили внутренние органы рептилии. Хотя и мертвая, болотная тварь рефлекторно дернулась и сжала длинные челюсти. Одна из учениц едва успела отдернуть руку, иначе лишилась бы ее; и все же на руке осталась глубокая царапина.

Эразм сосредоточился на этой царапине. Он знал, что в слюне болотных тварей есть смертоносные бактерии. Царапина могла воспалиться, тогда началась бы гангрена, и студентка умерла бы от лихорадки, бредя и испытывая страшную боль. Эразм надеялся, что медики школы не станут обрабатывать эту царапину. Было бы интересно наблюдать бред ментата…

Он переключился на другой объект и стал наблюдать, как новички страницу за страницей поглощают случайные числа, которые потом воспроизводят по памяти. Упражнение помогало им таким образом упорядочить мысли. Многие новички на этой стадии отсеивались, их исключали из школы, но другие справлялись и подтверждали свою способность к обучению. Эразм восхищался их настойчивостью и решимостью, ведь мягкий и неорганизованный мозг человека во многом уступал интеллекту машины.

Собственное умение мыслить Эразм считал само собой разумеющимся. Когда-то он был идентичен другим роботам, запрограммированным Омниусом для служения Синхронизированной империи. Компьютерный сверхмозг дублировал себя на сотнях планет, и все его идентичные сферы памяти перевозили на современных кораблях, одним из которых управлял Вориан Атрейдес.

Лишь счастливый случай позволил Эразму обрести индивидуальность. Упав в ледяную трещину на Коррине, он пролежал в ней больше ста лет, и все это время ему нечем было заняться, кроме как размышлять о своей жизни и развивать свою личность. К тому времени как его спасли, Эразм уже отличался от прочих независимых роботов… и с этого мгновения начал свои великие деяния. Ему необходимо было пройти через страдания, чтобы превратиться в мыслящую машину высочайшего уровня, обладающую творческим интеллектом.

В определенном смысле его нынешнее положение было таким же, как и на Коррине – он беспомощен, лишен тела. Но Гилберт в любую минуту может его спасти.

Теперь, когда они оба уже долгое время скрывались среди людей, Эразм начал опасаться, что его подопечный изменился, стал сочувствовать своей расе. Пришла пора покинуть Лампадас, сменить обличье, создать Гилберту новую личность. Батлерианское безумие интересно, как явление, но опасно – и становится все опаснее.

Под предлогом охраны сестры императора Гилберт усилил оборону школы ментатов. Теперь школьный комплекс окружали высокие стены, а подход через болотный лабиринт был очень затруднен. Ворота всегда держали закрытыми, посадочная площадка маленькая, и ее тоже усиленно стерегли. Берега озера охраняли электронные приборы, физические препятствия и не менее надежные опасные болотные хищники.

Однако, по мнению Эразма, всего этого было недостаточно.

Используя крошечных, как жучки, роботов, Эразм проложил линии передачи и установил разнообразные устройства, способные испускать мощное излучение; установленная им защитная система с помощью микроволновых импульсов могла вывести из строя человека. Но Эразм не ослаблял бдительности.

Его взгляд продолжал блуждать по школе. Время уходило. Он наблюдал за жизнью, которая когда-то так его интересовала, но сейчас казалась скучной. В помещении для занятий семеро учеников-ментатов смотрели на стену, где в заданной последовательности загорались огоньки. Ученикам следовало определить эту последовательность. Огоньки мигали, учащиеся пытались предсказать дальнейшую очередность. У большинства не получилось. Только одна ученица – загадочная Анна Коррино – каждый раз указывала ее верно. Эразм смотрел, как шевелятся ее губы, когда она сообщает результаты.

Для мыслящей машины время бесконечно изменчиво, каждая секунда распадается на бесчисленное количество отрезков, но сейчас Эразм решил ускорить его течение, замедлив собственный мыслительный процесс, чтобы длинный день прошел за одно мгновение. Когда он снова позволил себе мыслить в обычном темпе, наступил вечер – и Анна вернулась в свою комнату. Вот теперь будет интереснее.

Внешние сенсоры Эразма фиксировали какофонию звуков болота – жужжание и щелканье, крики терзаемой добычи, шуршание пробирающихся через подлесок крупных животных, плеск, когда по густо заросшим манграми болотам плыли хищники с крепкими челюстями с острыми зубами.

Эразм перенес внимание на комнату Анны. Теперь она по вечерам ложилась в постель с нетерпением, потому что из крошечных передатчиков, установленных в стенах, до нее доносился успокаивающий голос и Анна отвечала ему.

– Расскажи мне еще раз о своем возлюбленном Хирондо Нефе, – попросил Эразм.

Вспоминая о молодом поваре, заставившем ее потерять голову, молодая женщина переходила от крайней эмоциональности к равнодушию.

– Сальвадор уничтожил нашу любовь, – проговорила она с заминкой, радуясь сочувствующему слушателю. – Он отослал Хирондо и разлучил нас.

– Я уверен – ради твоего блага, – заметил Эразм.

– Нет, мой брат думал только о троне. Он убил Хирондо. Я знаю.

Эразм надеялся на это. Ему хотелось понаблюдать, что будет, когда она узнает, что это действительно случилось. Интересно посмотреть на ее эмоции, услышать крики отчаяния.

– Расскажи мне еще о своем брате, – попросил он.

Анна в темноте моргнула.

– О каком брате? О Родерике или Сальвадоре?

– Об обоих. У нас достаточно времени.

Она начала называть даты рождения Родерика и Сальвадора, их рост, имена их жен, имена и даты рождения четверых детей Родерика. По ее тону Эразм понял, что она по ним ужасно скучает.

Потом Анна вышла из этого состояния.

– А почему ты задаешь так много вопросов? Разве ты не память в моей голове? Ты должен все это знать.

– Я твой друг, а друзья общаются. – Эразм вспомнил то время, когда Гилберт был его верным и почтительным учеником; они тогда много разговаривали, допоздна играли в пирамидальные шахматы, и его подопечный проводил бесконечные эксперименты с людьми. – Что бы ты ни сказала, Анна, я нахожу это захватывающе интересным. Ты в высшей степени загадочный… – он спохватился, не успев сказать «образец». И вместо этого произнес: – … в высшей степени загадочная молодая женщина. Я хочу, чтобы ты стала моей особой подопечной.

Он подумал о болотном драконе, которого вскрывали учащиеся школы. Когда-нибудь, если у Эразма появится новое тело и он сможет пользоваться приборами и оборудованием, он более внимательно изучит мозг Анны, пропрепарировав его и перестроив, чтобы помочь ей… или хотя бы другим… больше узнать о человеческом мозге.

– Я хочу стать тебе настоящим другом.

У нее перехватило дыхание.

– Я всегда этого хотела.

Анна продолжала говорить о братьях, о леди Оренне, которую она воспринимала как мать. Рассказала, как скучает по дворцу на Салусе и по своему убежищу в зарослях туманного дерева.

Во время одного из рассказов Анна начала всхлипывать. Эразм мог утешить ее, прибегнув к обычным банальностям, но он молчал, продолжая внимательно наблюдать. Пусть выговорится, а он посмотрит, что будет дальше.

Да, это уникальная и захватывающе интересная молодая женщина. Он представил себе ее препарированный мозг на лабораторном столе.

Прошлое всегда с нами в той или иной форме. Те, у кого верное восприятие, это понимают.

Изречение Ордена сестер

Предательница Доротея и ее «правоверные» сестры отказались от учения Ракеллы, отвергая все формы передовых технологий, сколь бы велика ни была в них нужда. Это было слабое место Доротеи. Притворяясь ее другом, Валя заметила тревожные признаки абсурдности ее взглядов и высказываний. Доротея несколько лет провела на Лампадасе, наблюдая за движением батлерианцев, и их учение отравило ее.

Неудивительно, что Доротея поддалась эмоциям и, словно гадюка, ужалила Орден сестер.

В отличие от «правоверных» сестер Валя не отвергала передовые технологии. Их просто следовало использовать в своих целях и в целях Ордена. Учитывая огромный объем данных о рождениях и способность компьютеров анализировать их и делать на этой основе прогнозы, Валя понимала нужность прирученных мыслящих машин. К тому же именно эти данные позволили проследить родственные связи Атрейдесов. Технологии были средством, а Валя для достижения своих целей готова была использовать любые средства; для нее это было гораздо важнее любых нравственных запретов.

В то время как батлерианцы разгуливали по империи, уничтожая все, что хоть немного напоминало мыслящие машины, «Венпорт холдингз» развивала технологии на благо человечеству. Сиоба Венпорт помогла тайно переправить команду Вали на Россак, чтобы вывезти компьютеры. Как верная Ордену сестра, Сиоба ни о чем не спросила.

Когда замаскированный шаттл вышел из трюма огромного свертывающего пространство корабля «Венхолдз» и опытный пилот Ордена повел его вниз, в нем находилась Валя с пятнадцатью женщинами, которые в контрольных испытаниях на Уоллаче-IX продемонстрировали особую боевую выучку; все они, доверенные лица, входили в самый ближний круг Ракеллы. Некоторые сестры были вооружены, но каждая сама по себе была оружием. Существовала вероятность, что они могут столкнуться с охраной, которую император оставил сторожить покинутый город в утесе. Если бы это произошло, Валя была уверена, сестры справились бы, но лучше бы проникнуть в джунгли незамеченными.

В шаттле, направляющемся к цели, рядом с Валей сидела сестра Оливия, одна из недавно закончивших обучение сестер-ментатов.

– До того как отправиться на Лампадас, я год прожила на Россаке. Печально будет увидеть великий город в утесе покинутым.

Оливия была молода, с широкими бедрами, длинными светлыми волосами, а ее уверенность в себе иногда раздражала Валю, может быть, потому, что этим напоминала ее саму. Во время обучения в школе ментатов Оливия близко сошлась с Фиеллой, и Валя видела, каким влиянием обладают новые сестры-ментаты. В первом классе особенно блистала Фиелла, привлекавшая слишком большое внимание Преподобной Матери. Валя внимательно наблюдала за ней, оценивая, насколько опасной соперницей она может стать.

– Не отходи от меня, – предупредила она Оливию. – Шаттл приземлится вдали от защитных укреплений, и мы пойдем через самые густые джунгли. Эта дорога очень трудна, и малейшая неосторожность влечет большую опасность.

Сестра-ментат снисходительно улыбнулась, но под спокойствием и сдержанностью постаралась скрыть свое раздражение.

– Я не дура. А в болотах Лампадаса обитают не менее опасные хищники, чем на Россаке.

Валя поняла, надо действовать тоньше. Став Преподобной Матерью, она могла прослеживать тонкие политические и личные связи сестер: фракции, союзы, соперничество, отторжение. Когда Орден раскололся, все изменилось. И Валя поклялась, что поможет истинному Ордену сестер на Уоллаче-IX стать сильным, единым, сплоченным.

Преподобной Матери вскоре придется назвать имя своей преемницы, и Валя хотела быть уверена, что старуха сделает верный выбор. Валя завидовала, когда Ракелла общалась с Фиеллой или проявляла интерес к другим сестрам, но голоса в ее сознании, мудрые голоса Другой Памяти, советовали ей быть выше этой мелочности – ради блага Ордена сестер и его миссии совершенствования человечества. Валя нуждалась в таких советах, но категорически отказывалась слушать, когда те же голоса советовали забыть о мести за дом Харконненов и полностью сосредоточиться на Ордене.

Сама Валя была еще слишком молода, чтобы задумываться о такой грандиозной цели. Но ведь она стала Преподобной Матерью, в ее распоряжении – опыт бесчисленных поколений, и ее физический возраст не имел никакого значения. А вот энергичность и решительность имели.

Если она станет главой Ордена, ей придется вести за собой всех сестер – от новичка Тьюлы до самых мудрых Преподобных Матерей. И нельзя дать Ракелле основания считать ее капризной или слишком незрелой. Ей нужно создавать союзы, а не разрушать их. Их подлинный общий враг – сестры на Салусе и предательница Доротея.

И она подавила неприязнь к Фиелле и стала думать о том хорошем, что было в этой молодой женщине. Фиелла молода и талантлива, но еще новичок, не прошла испытаний, и, очевидно, ее нельзя рассматривать как возможную преемницу Ракеллы. А Вале – ведь ей нужно быть у Ракеллы на первом месте и демонстрировать свою незаинтересованность – лучше всего иметь Фиеллу в союзницах, возможно, с помощью ее подруги Оливии.

Немного поразмыслив, Валя тепло улыбнулась и сказала Оливии:

– Ты стала частью моей команды по особой причине. В джунглях опасно, но нам придется еще постоянно следить за войсками императора, оставленными на Россаке. Как сестра-ментат, ты можешь обнаружить опасность даже там, где не смогу я. Мы должны выполнить свою задачу быстро и без помех.

Оливия, казалось, испытала облегчение. С ее лица ушло напряжение.

– Наша работа здесь жизненно важна для Ордена. И каждая из нас в команде незаменима.

Шаттл продолжал спуск. Валя посмотрела в иллюминатор на темную ночную планету. На слабо освещенных диких просторах горело несколько огоньков. Хотя Орден сестер был распущен и изгнан с планеты и город в утесе опустел, на Россаке жило еще немало людей: предприниматели, собиратели растений, разведчики, даже изгнанники.