Читать онлайн Дневник, или Заметки монстра бесплатно
Все впереди
Играем ли с судьбою в прятки,
Врываемся ли в облачную мглу?
И ангелов бросаем без оглядки,
Меняем жизненный огонь на тьму.
За дымкой сладкого тумана
Ожидает параллельный мир.
В поставленный капкан обмана
Поймает душу темный ювелир.
Изнанкой боли душу растлевает,
Не слышен тихий райский перезвон.
Водой багровой руки умывает
И стоны рвутся в мрачный унисон.
Пролог
Сегодня какое-то особое утро. Легкий морозец, но солнечно. От этого в душе по-весеннему теплое ощущение и отличное настроение. Я ехал с двумя знакомыми девчонками в маршрутке «ГАЗель». Сколько же всего километров проехал я за все время пребывания в столице нашей родины?! Даже думать не хочется. Вся жизнь в дороге. Утром – два часа до работы. Вечером – три до дома. Бесконечные пробки, беснующийся народ в метро. Все спешат, толкаются и ненавидят окружающую действительность. Как я еще с ума не сошел от этого, не понимаю. Наверное, выработался иммунитет.
– Ну так вот. Очередной анекдот. – Девчонки еще от предыдущего не отошли, но я не сдавался. Рассмешил их до слез. Да и сам с трудом держался, чтобы не свалиться с сиденья от истеричного ржания. – Приходит мужик в публичный дом и говорит: «Дайте мне двух девушек по 50 баксов. Ему отвечают: «У нас такса сто!». «Хорошо, тогда дайте мне таксу».
Впереди сидящие пассажиры недовольно повернули головы в нашу сторону. Девчонки продолжали смеяться.
Неожиданно раздалась трель моего мобильника.
– Да! – Подавив смех, прокричал я в телефон.
– Алло, алло… – обрывисто донеслось из трубки. – Миша… Слышишь меня… Это мама… Миша! – Вот ведь чертова связь, всегда в нужный момент подводит.
– Да, мам, слышу, только помехи большие. Что-то случилось?
Странно, почему я решил, будто что-то случилось? Просто позвонила мама, соскучилась, месяц уже не созванивались. Но все равно в душе что-то екнуло.
– Миша. Тут такое дело… – В трубке что-то затрещало, раздражая слух. – Миша… – Да что она заладила. – Случилось горе. Отец умер. Миша, ты меня слышишь?
– Че? Че случилось? – Внутри все сжалось. – Отец? Умер?! Ты че, с ума сошла?
Почему-то даже сама мысль, что у меня умер отец, меня удивила. Разве он может умереть?!
– Нет, я не сошла с ума, отец действительно умер. Только тебе сюда приезжать не надо, мы его уже похоронили. Я вообще не хотела тебе сообщать, но Женька заставил…
Нет. Все-таки мне кажется – она сошла с ума и порет чушь.
– Мама, опомнись, ты что несешь: «умер», «похоронили». Вы там что, охуели? – выругался матом. Мать этого не любит, из моих уст мат для нее – словно удар ножом в сердце.
В маршрутке повисла странная тишина. Окружающие прислушивались к моему странному диалогу по мобиле. А разговор получался действительно странный.
– Мама, что же все-таки случилось? – раздражение усиливалось. – Я ничего не понимаю, я сейчас в маршрутке и очень плохо слышу, давай я тебе перезвоню, как доеду… – В трубке зазвучали короткие гудки.
Засунув телефон в карман, я попытался улыбнуться девчонкам. Хотя легкая дрожь уже охватывало тело.
– Ты побледнел, – тихо сказала Татьяна. – Что-то серьезное?
– Все в порядке. Просто не очень приятный звонок. Да и слышимость поганая. Все время такие заморочки со связью. – Я с трудом выдавил улыбку, но продолжать рассказывать анекдоты уже был не в силах. – Все нормально, девчонки, все нормально…
Не знаю, кого в этот момент я пытался успокоить – себя или их, скорей всего себя. Комок подступил к горлу. Только бы не разрыдаться. Я понимал, что мама шутить такими вещами не будет, и отец действительно умер. Но именно сейчас хотелось верить, что это просто розыгрыш.
До Москвы ехали молча. Уставившись в окно, я тупо рассматривал пейзажи зимнего Подмосковья. Нет. Здесь не так красиво зимой, как на Севере. Там зимы настоящие, и нет этой серости и ужасного месива на дорогах. Мои мысли постепенно улетали за три тысячи километров отсюда, в мой маленький заполярный городок…
«– Пап, я решил – переезжаю с дочерью и женой в Подмосковье. Здесь мне тесно, развиваться некуда. Да и воспоминания сплошь негативные. Там начну жизнь с чистого листа.
– Ну что же, отговаривать не буду. Мне понятно твое рвение. Надеюсь, найдешь там свое счастье. Я бы тоже вот так все бросил и уехал. Но слишком стар, лет мне мало осталось, а может и вовсе дней. Прости меня еще раз. Ты дашь мне повидаться с внучкой? Боюсь, я ее больше не увижу… – В его голубых глазах сверкнули слезы. Да, старик сдал, раньше он не был таким сентиментальным.
– Конечно, пап, о чем речь. Да и с чего ты взял, что скоро умрешь? Мы обязательно будем приезжать в гости. Не надо хандрить. Лучше подумай о себе, бросил бы пить, сошелся бы с матерью. Че вам делить на старости лет?!
– Разбитую чашу уже не склеить. Я много сделал зла вокруг, вот теперь пришел час расплачиваться. Да и там с меня за все спросят. А ты уезжай, тут гиблое место, там тебе будет лучше, я верю. – Морщинки вокруг его глаз дергались, он уже не скрывал слез.
– Пап, и ты меня прости. Прости за все. – Как же все-таки больно. Больно вот так прощаться. Я ведь его люблю, но сказать вслух не могу. Что-то всегда стопорится внутри. – Ладно, пойду я, приходи завтра к московскому поезду. Отправление в 9.05 утра, мой вагон 12. Буду ждать. Счастливо. – Я пожал его сухощавую руку. И пошел к выходу.
– Сынок, Миша, я люблю тебя…
– Хорошо, пап, я жду тебя завтра около вагона…»
От мыслей отдернула Татьяна:
– Приехали, выходим. Ты в метро? Поехали вместе.
– Слушай, езжайте без меня, я сейчас один звоночек сделаю и тоже поеду, – улыбнувшись, ответил я.
– Хорошо, увидимся, удачи.
– И вам тоже.
Я позвонил матери. Все мои сомнения по поводу розыгрыша улетучились. Отец действительно умер. Умер в той самой квартире, в которой когда-то убили моего брата Витьку. Разлагающийся труп обнаружили только через три дня. Пришлось в спешке организовывать похороны. Понятно, в этот момент про меня думали меньше всего, поэтому и не сообщили вовремя.
Я был зол. Зол на себя, на мать, на Женьку, на всех в этом мире. Но, приехав в офис, эмоций не показал. Старался перетерпеть, перебороть внутри себя все эти переживания. Спокойно написал заявление на отпуск и на следующий день уже летел в Салехард. В тот мир, из которого сбежал в одночасье. К страшным воспоминаниям, в свою прошлую жизнь…
Часть 1
Начало
1991 год. 26 октября. Ночь
Он душил его медленно. Ему доставляло удовольствие видеть, как тот корчится от нехватки воздуха. Ремень все сильнее и сильнее впивался в горло. Виктор предпринял несколько попыток вырваться, но все было напрасно. Силы покидали его с ошеломляющей быстротой. Витя чувствовал приближающуюся смерть и почти с ней смирился. Последний рывок, пронизывающая дрожь. Все. Вити больше нет.
Он смотрел на еще теплое тело. Непонятные чувства – страх и наслаждение – бушевали в нем. Предстояло последнее действо – подвесить труп к батарее. Все должно выглядеть как самоубийство. Его никто ни в чем не заподозрит. Он знал это. Знал всегда. Это не первая его жертва. А ведь когда-то они были друзьями. Он отогнал от себя эту мысль. Она его пугала и давила словно пресс. Сейчас главное – чтобы выдержала батарея. Страшный грохот взбудоражил ночную тишину. Так, немного не по плану, но главное – уйти незаметно. Витя висит. Ах, как красиво висит: язык высунут, штаны мокрые. Все кончено.
1991 год. 26 октября. Утро
Сегодня мой день рождения. Мне 13 лет. Я почти взрослый. Побыстрей бы вырасти и не ходить в эту чертову школу, а жить в свое удовольствие. Сегодня будет мой день, я знаю. Погуляю с друзьями, надо бы водку незаметно вынести из дома. Пока родичи будут праздновать мою днюху, умыкнуть несколько бутылок – не проблема. Интересно, подарят мне новый магнитофон или нет. Вроде разговор слышал.
Неожиданно заверещал дверной звонок. Странный звук, длинный и пронзительный. Так звонят только незнакомые. Что-то дернулось внутри. Нехороший знак. Подойдя к двери, посмотрел в глазок. На площадке, переминаясь с ноги на ногу, стояли два мента. Интересно, что им нужно, вроде в последнее время я ничего не выкидывал, а за прошлые грехи уже вполне расплатился. И так как общение с ментами в последние полгода были для меня нормой жизни, дверь я открыл сразу.
– Здравствуйте. Квартира Серовых? – Вежливый тон мусора мне сразу не понравился.
– Да, а в чем дело?
– Взрослые есть дома? – блин, как я ненавижу, когда меня считают ребенком.
– Нет, все на работе! – раздраженно выпалил я.
Менты почему-то переглянулись между собой, и тот, что пониже, на вид лет тридцати, выдал:
– Серов Виктор Алексеевич кем вам приходится?
– Брат он мне, родной. А что случилось? – Волнение поднималось с каждым вздохом. Я понял, что сейчас начну заикаться.
– Произошло несчастье, – его голос звучал как-то наиграно, – он умер.
– Спасибо, я передам. – Молча закрыв дверь, я почувствовал, как земля уходит из под ног. Я грохнулся на пол.
Несколько минут я тупо смотрел в одну точку. В голове была пустота.
Брат, Витька. Нет, не может быть! Они что-то перепутали. Я вчера же с ним виделся, пригласил на день рождения. Нет, я не верю, он придет. Обязательно придет. На глазах навернулись слезы. Истерика медленно и верно брала свое.
1991 год. 26 октября. Вечер
Мир сошел с ума. Родаки бегают, суетятся, собирают деньги на похороны, поминки. По дому слоняется куча непонятного народу. День рождения превратился в ад. Тело в морге. Меня всегда удивляла наша система правосудия. Суицид – что может быть проще, зачем искать доказательства убийства, все же просто. Я не верю, никогда не поверю, что Витька смог что-нибудь с собой сделать, да еще в мой день рождения. Он всегда любил жизнь, любил и был ее любимчиком. Лариса, его невеста, на третьем месяце беременности, она его безумно любит, нет, уже любила. Что она будет делать? На ней лица нет, сидит и тупо молчит, раскачиваясь в разные стороны.
Моя мать держится, все-таки она была ему мачехой, но она его любила. Ей тоже нелегко. Отец. Бля, отец, черт, каменное непроницаемое лицо. Что он чувствует? Непростые отношения у него с детьми от первого брака. Сестра живет своей жизнью, Витька не хотел или не мог найти общий язык с отцом. Я младший. Я любимчик, мне всегда все лучшее. Отчего же отношения с родителями у меня такие напряженные? Да, я не подарок, поведение мое всегда всех шокирует. Компания подобралась соответствующая, все говорят: сложные подростки. Ничего сложного в нас нет, просто все мы индивидуальны, у каждого свои тараканы в голове. Нам не нужна безумная родительская опека, мы вполне самостоятельны. Не дадите денег – мы найдем, где их взять, мы всегда держимся друг за друга.
Я ухожу из дома, бегу от этой суеты, не хочу думать. Сегодня я не буду думать ни о чем. Иду к Шурику в соседний подъезд. Батянька его с утра подшофе, значит, выпить у него точно найдется. Молча прохожу в его комнату, Шурик ждал меня. Достал из шкафа спизженный у отца пузырь «Столичной». То, что доктор прописал. Литровая банка холодной воды. Из горла. Все как всегда. Большой глоток, запить, закуски нет. Пьем молча, он понимает, он всегда меня понимает. Мне хреново, водка обжигает нутро, тошнит. Но мы допиваем. Косеем одновременно. Я падаю на кровать, голова идет кругом, тошнит. Не облеваться бы в комнате, надо выползти на улицу… Мы выходим на крыльцо и, перекинувшись через перила, блюем на снег. Теперь легче.
– Пойдем, устроим сегодня переполох в этом чертовом районе, – еле стоя на ногах, предложил я.
– Классно. Давай еще Димана, Леху, Андрюху и Дэна прихватим. Вырубим кого-нибудь, а потом к Ирке с Ленкой завалим, давно что-то мы не отвисали, – с радостью согласился Шурик.
Обычное дело. Нас шестеро, и все будет у нас хорошо. Плохо будет тому, кто на нас нарвется или мы на него. Денег бы сбашлять, а то выпить надо будет еще на что-то.
На ловца и зверь бежит. Вот и Серега. Ага, козлина, сдал нас тогда родичам. Ну, держись, урод. Он все просек и попытался сделать ноги, но Леха успел перехватил его и толкнул на снег.
– Ну, чмо, как расплачиваться за такой косяк будешь? – налетел сразу Шурик.
– Да, давай, урод, не молчи. Скотина, меня отец из-за тебя кипятильником отхерачил, – подхватил Диман.
Я стоял молча на шатающихся ногах. Меня раздирала злость и ненависть. Я вспоминал Витьку, перед глазами пробегали все лучшие моменты наших встреч: как он защищал меня в детстве, водил в кино, играл со мной. Не дожидаясь ответа от Сереги, я со всей силы зарядил ему ботинком в лицо. Снег моментально стал багряным. Разбив ему нос, я начал пинать его и все никак не мог остановиться. Помню, как пацаны оттаскивали меня… Чей-то кулак летит мне в лицо… Мощный удар… Темно. Я теряю сознание.
1991 год. 27 октября. Утро
Ломит все тело. Вчера перебрал. Черт! Как болит нос. Взглянул на себя в зеркало. Одуреть!!! Под глазами переливаются фингалы, нос опухший, лицо все заплыло. Да, славно провел вечер. Интересно, кто это так меня отделал, ни черта не помню.
– Как тебе не стыдно, у тебя брат умер, а ты как свинья нажрался. Весь избитый. Тебе же только 12 лет. Что с тобой дальше будет? Я тебя спрашиваю, что ты молчишь? – стоя на пороге в комнату, мать завела любимую пластинку.
– Мне уже 13, и со мной все будет нормально, и я вчера не пил, – сквозь зубы процедил я.
– Тебя на руках Леша занес, вся одежда в крови, и перегар до сих пор в комнате стоит.
– Я не пил! Просто упал и разбил нос.
– Я уже устала от твоих выходок и вранья. Тебе что, плохо живется?! Мы с отцом все для тебя делаем. Посмотри, у тебя же все есть. Чего тебе не хватает?! Мы работаем, не покладая рук, а ты только шляешься с такими же отморозками, как и сам…
– Ничего не хочу слышать, вы меня все достали. Мне в школу надо собираться, опаздываю…
– Совсем уже допился, сегодня же выходной. И вообще, с таким лицом тебе и твоим дружкам самое место в колонии для малолеток. Допрыгаетесь! Вас всех рано или поздно посадят. Будет вам уроком…
– Отстань от меня, прошу! Я вас всех ненавижу! – Опять сорвался.
– Вот твоя благодарность, надо было тебя в детстве придушить. Какое же ты чудовище! – последние слова мать проговорила сквозь слезы, – Витька умер, а тебе и дела нет…
– Он не умер, его убили! – прокричал я.
– Нет, он сам повесился, вскрытие показало, что у него был рак. Он все скрывал, месяца через три он все равно бы умер…
– Я не верю, не могу и не хочу верить. Зачем он это сделал именно сейчас, почему? – Я почувствовал, как горлу подступает комок.
– Не знаю. В крови обнаружили алкоголь. Напился, вот и решил свести счеты с жизнью.
– Они же хотели пожениться с Лариской… Я не понимаю… – Слезы предательски вырвались из глаз.
Мать молча вышла из комнаты. Я остался один. Блин, какая же все-таки долбанутая жизнь начинается.
1991 год. 29 октября. Утро
Похороны. Давно в нашей семье никто не умирал. Сколько народу пришло проститься с Витькой. Его многие знали. Еще бы, он был хорошим человеком, его все уважали. Даже бандюганы с ним здоровались за руку. Интересно, был он с ними связан? Город-то маленький, можно выяснить. В последнее время он не работал, но деньги у него всегда водились. Ох, не верю я в самоубийство, тут что-то серьезное. Но что? Надо разузнать, блин, как жаль что я еще такой щенявый. Надо связаться с Абрамом. Черт, у нас с ними вечно конфликты. Никак не можем жить дружно. Мы бамовские, они городские – вечный конфликт среди малолетних группировок. Нужно скорефаниться с Левой. Еще один рулевой, но геофизический, они вроде бы недавно объявили перемирие. Урод, но будет полезен.
Витя словно спал в гробу, хорошо грим наложили. Мать, отец, сеструха и Лариса сидели на стульях, народ подходил и целовал покойника в лоб. Вот и моя очередь. Нет. Я не смог. Отошел. Не могу. Страх какой-то непонятный. Как отец говорит: «Живых надо бояться, а не мертвых». Увы, но покойников я почему-то побаиваюсь больше, чем живых. Глупо, но так оно и есть. Профессиональные плакальщицы подняли такой вой, что мне стало совсем дурно, и я ушел с кладбища. Не хочу видеть, как его закапывают. Эх, как жаль, что сейчас нет Жеки. Это мой сводный брат, от первого брака матери. В далеком Казахстане дослуживает. Вот он был настоящим другом Витьки. Вместе в хоккей играли, мотоциклы собирали. Телеграмму ему выслали. Он сильно расстроится.
Лариса
1991 год. 29 октября. Вечер
Он сидел в машине и ждал, когда выйдет Лариса. Ей было чуть за тридцать. Красивая, состоятельная женщина. Она занимала хорошую должность в администрации округа. Курировала программу северного завоза, начиная от продуктов питания и заканчивая мазутом для котельных. Одна из самых высокодоходных и коррумпированных структур в администрации. Ей удавалось ладить как с правоохранительными органами, так и с криминалом. Талант и образование плюс неземное очарование, которыми она умело пользовалась, вытаскивали ее из многих передряг.
Поминки прошли, но зайти он не решился, останавливало чувство страха, да и руки еще тряслись. Закрыв лишь на миг глаза, он вновь видел картину убийства и раскачивающееся тело Витьки. «Надо отбросить все дурацкие мысли, скоро она выйдет. Надо вести себя как можно спокойнее, чтобы она ничего не заподозрила».
Лариса спустилась с крыльца, он остановил автомобиль прямо около ее ног. Она чуть испугалась, но, увидев знакомое лицо, расслабилась.
– Привет. Давай подвезу, – с улыбкой произнес он.
– Привет. Не надо, хочу прогуляться. – Ей совсем не хотелось садиться к нему в машину.
– Я только сегодня приехал, не знал, что случилось. Вот хотел выразить соболезнования Витиным родителям…
– Думаю, тебе не стоит заходить, ты же знаешь, тебе здесь не рады. А жена твоя уже уехала. Она недолго побыла. Сильно плакала.
– Ясное дело. Ну ладно, так тебя подвезти? – Ему нужно, чтобы она согласилась.
– Не знаю даже, я еще не в себе, не могу поверить во все случившееся. Витя… Как он мог так со мной поступить?! – Лариса заплакала.
Он подошел и обнял ее, ласково поглаживая по спине. Она уткнулась лицом ему в грудь. Тихо всхлипывала. Через минут пять они сели в машину. Ехали молча. Каждый думал о чем-то своем. Лариса изредка бросала на него взгляды. Когда-то они были любовниками. Он ей безумно нравился, но он был женат. А потом он познакомил ее с Виктором. Роман закрутился с безумной скоростью. Лариса поняла, что Витя именно тот человек, которого она всегда ждала и влюбилась в него без памяти. Поначалу бывший любовник ревновал, но Лариса все расставила по своим местам, прервав все отношения с ним.
– Знаешь, – прервала молчание Лариса, – с Витей у нас все было хорошо, хотели пожениться, а у него, оказывается, онкология, самое обидное, что мне он о болезни ничего не говорил. Сломался и наложил на себя руки. А ведь ему, наверное, можно было помочь. Я бы постаралась, все бы сделала ради него. А сейчас я одна, да еще и беременная. Такое чувство, что он предал меня…
– Чем я могу тебе помочь? – участливым голосом поинтересовался он.
– Ничего не надо, мне очень больно. Довези меня к моей матери, не хочу оставаться одна в пустой квартире…
– Может, мне побыть сегодня с тобой?
– Не знаю, а как же твоя жена? Она ждет тебя?
– Она думает, я в командировке и вернусь только завтра. Ну так что?
– Хорошо, поехали ко мне, там и поговорим.
Через два с половиной часа он выбросит ее из окна пятого этажа.
1991 год. 30 октября. Утро
Беда не приходит одна. Новость номер один – Лариса выбросилась из окна. Что происходит? Зачем она это сделала. Любовь? Разочарование? Боль утраты? На нее это совсем не похоже. Лариса всегда была сильной и независимой женщиной. Долго не складывалась личная жизнь, но, встретив Витю, она обрела свое женское счастье. А как она на него смотрела, готова была перевернуть мир, лишь бы ему было хорошо. Долгожданная беременность, ребенок от любимого мужчины – чего еще желать? Но все оборвалось в один миг. У кого угодно могло сорвать крышу, но только не у нее. Она всегда контролировала свои эмоции. Конечно, смерть Вити ее подкосила, но Лариса ни за что бы не стала убивать себя, да еще и ребенка. Не понимаю.
Вот так живешь с человеком, думаешь, что знаешь его, а на самом деле и не догадываешься, какой он на самом деле, какие демоны его одолевают, от чего страдает, чему радуется. Вот и Лариса сломалась и покончила с собой. Впереди еще одни похороны, сорокадневный траур, завешанные зеркала. Бля, ненавижу эту жизнь!
1991 год. 30 октября. Вечер
Он зашел в ресторан «Семь лиственниц». Осмотрев немногочисленную публику, двинулся к столику, за которым в одиночестве сидел худощавый седоволосый мужчина, на вид лет пятидесяти, кавказкой внешности. Серый, ничем непримечательный пиджак буквально висел на его плечах.
– Здравствуй, Рустам, – он протянул ему руку, – рад тебя видеть.
– А, эта ты, дарагой, сто лэт не видались, как паживаешь? – с ярко выраженным акцентом ответил он.
«Сволочь, по-русски ведь говорит лучше меня, специально пантуется, старый козел», – подумал он, но вслух произнес другое:
– Да все хорошо, Рустам, живу потихоньку, работаю.
– Харашо работаешь, слышал уже все, маладец, далеко пойдешь.
– Стараюсь. Но раз ты уже все знаешь, я думаю, пора бы рассчитаться.
– Э-ээ, куда таропишься, пасиди, закажи что-нибудь, я угащаю. Здесь асетринку атлично гатовят. – Поднял руку и щелкнул пальцами, официантка сразу подбежала к столику, – другу моему шашлик из асетрины и водочки, сделай, красавица, харашо. Ну вот, дарагой, сейчас поешь и пагаварим, куда нам спешить.
Он сидел молча, эта ситуация его раздражала, ему ни есть, а уж тем более пить совсем не хотелось. Два убийства подряд, да еще каких, бывшего лучшего друга, бывшей любовницы! Внутри все разрывалось, кипело и негодовало.
«Лариса, черт, ее взгляд, умоляющий взгляд, последний взгляд, полный жалости и страха. Нет. Этого не забыть никогда». Он вытолкнул ее. Она не ожидала. Он успел запомнить этот кошмар в ее больших зеленых глазах. «Все. Забудь, забудь, никогда не вспоминай».
– Витю, все-таки жалко, хароший человек был, палезный, но балел, может даже ты его избавил от страданий, – неожиданно произнес Рустам, – А прадумал ты все харошо, галова работает, такую аперацию провел, камар носа не подточит. Шлюха эта, влезла, сука, чуть все не разрушила, честная блядь оказалась. Дуры бабы, эх, дуры. С ментами все уже уладили, с радостью дело закрыли, она им тоже поперек горла встала. Не страдай, общак беречь надо. Вот твоя награда. – Он протянул ему увесистый пакет с деньгами.
– Спасибо, Рустам, приятно иметь дело с харошим человеком, – он сымитировал акцент Рустама и улыбнулся, чем привел его в восторг.
«Старая сука, когда-нибудь я займу твое место, а потом живьем тебя, тварь, закопаю», – посмотрев в безликие серые глаза Рустама, подумал он.
Лева
1991 год. 30 декабря. Вечер
Завтра Новый год. Люблю этот праздник, что-то в нем есть чудесное, опять же подарки, открытие ледового городка, вера в какое-то светлое красивое будущее, которое ждет тебя в следующем году. Увы, это только мечты. Реальность же слишком жестока и непредсказуема.
Мать улетела подлечиться в Свердловск. Отец опять дома не ночевал – гуляет. Старый черт, а все туда же. Блин, все знают про его роман с заведующей нашим продуктовым магазином. Коллеги, черт их побери. Бесит меня его отношение к матери. После смерти Витьки он вообще почти дома не появляется. Пока матери нет, он вроде как старается проводить со мной время. Но его опека мне по боку, пожрать главное чтоб приготовил и денег оставил. А так я предоставлен самому себе. Мне даже так лучше, есть хата, где можно тусоваться с друзьями.
Зашел Шурик, глазки бегают, что-то узнал и не терпится ему со мной поделиться:
– Ты знаешь, твой батяня ящиков двадцать какой-то хрени у вас в гараже выгрузил. Махинацию какую-то задумал. Пошли посмотрим, что там, может, бухло. Новый год прикольно отметим.
– Бухло – это, конечно, здорово, но я как-то стараюсь в последнее время не пить, в учебу ударился, да и башку сносит по пьяни, сам ведь видел.
– Ладно ныть, Новый год все-таки, пойдем посмотрим. Да и повод будет с Левой отношения наладить. Пригласим его к нам в балок, ты же сам хотел геофизических к нам подтянуть, а то силы у нас неравные с городскими. Вчера Димана отмордовали в центре абрамовские отморозки. До сих пор в постели валяется. Ну, пойдем…
Эх, чует мое сердце, ничего хорошего из объединения нам не светит. Лева, перец продуманный, на малолетке два года отсидел, больной на всю голову. Я его побаиваюсь, раньше за меня Витька впрягался, а теперь некому. Женька только весной придет, черт, лучше не думать. Пусть будет как будет.
Гараж был забит коробками. Нашему удивлению не было предела – двадцать ящиков бренди. Видимо, отец со своей заведующей крупно решили магазин кидануть. Ну, раз такая пьянка, один ящик можно и стырить, он не заметит, тем более отец не знает, что у меня дубликат ключей от гаража. Главное, чтобы нас никто не сдал, а то мне не поздоровится.
Ящик мы благополучно оттащили в наш так называемый штаб. Заброшенный балок на окраине микрорайона, почти в лесу. Там мы все здорово оборудовали. Есть печка-буржуйка, два старых дивана, стол, куча посуды. В основном мы там зависаем. В сорокаградусный мороз по улице не пошляешься. Да и родаки не в курсах, где их чада и чем занимаются.
Лева обещал приехать в ночь на 1 января.
1992 год. 1 января. Ночь
Новогодняя ночь. Наряженная елка, переливающийся свет от гирлянд и дождика, включенный телевизор, мы вдвоем с батяней. Сестра опять не пришла, проблемы с мужем. Этот сволочуга над ней просто издевается. Почему она его не бросит? Непонятно. Шесть лет живут как кошка с собакой, хоть толк бы от него был какой. Вроде не дура, красивая, молодая, еще вся жизнь впереди, а она заперла себя в клетке и не хочет вылезать. Надо ее навестить, давно мы уже не разговаривали.
Отец накрыл стол. Закуска не отличалась особым изыском – салат «Оливье», селедка под шубой, холодец, еще какая-то хрень. Думаю, вся эта трапеза была приготовлена заботливыми руками его любовницы. Да, бедная мать, развод близок, в последнее время они вообще друг с другом не разговаривают. Спят в разных комнатах, возможно, мама тоже с кем-нибудь шашни крутит. Нафиг их, пусть делают что хотят, мне все равно, лишь бы меня не трогали. На столе стояла бутылка советского шампанского и бренди. Интересно, он заметил, что ящик умыкнули? Удивится, наверное, ключи-то только у него. Зря он так думает.
Отец мне налил шампанского, себе в стакан плесканул бренди. Что-то новенькое, я с ним еще ни разу не пил. Прогресс. Расчувствовался старик.
– Ну, за Новый год и новую эру без коммуняк! – провозгласил тост родич.
Странно слышать такие вещи от бывшего комсорга и партработника. Да кем он только в своей жизни не был!
Я пригубил немного и поставил стакан. В другой обстановке я бы допил до дна и передал тару следующему, но здесь как-то не решился показать себя прирожденным алкоголиком.
Отец все посматривал на часы. Торопится. Мне тоже пора, в час сходка в штабе. Лева прикатит. Встреча союзников на Эльбе, нет, на Баме, так прикольнее. Бам – это совсем не Байкало-амурская магистраль. Это название нашего микрорайона, расположенный напротив зоны – «восьмерки». Так называемой УФСИН – управления федеральной системы исполнения наказания.
Отец попрощался со мной, я пообещал лечь спать. Лишь его тень исчезла из поля зрения, я быстро переоделся и помчался в балок.
Лева приехал один. Шурик, Диман, Леха, Андрюха, Дэн сидели напротив него. Лева втирал им какие-то байки. Пацаны были настолько увлечены его рассказами, что даже не заметили, как я вошел.
Так, это уже «не гут», постепенно он для них авторитетом станет. Надо что-то отмочить.
– Всем здорово! С Новым годом всех!
– О, Мишанька, здорово, тебя тоже. А я тут уже с твоими корешами общаюсь. Прикольные ребята.
Странно слышать от Левы такие слова. Мы с ним знакомы давно, еще до того, как он загремел на малолетку, потом мы оказались, как бы сказать, по разные стороны. Он сколотил себе бригаду из тринадцати-четырнадцатилетних пацанов и глумится над ними как может. Я же никого не объединял, мы все выросли в одном дворе. И всегда друг за друга держались. И лидера у нас никогда не было. Все решаем вместе, участвуем во всех передрягах и никогда друг друга не предавали. У него же все жестко, если кто-то облажался, ему пиздец. Порядки Лева установил как в колонии. Это меня и беспокоило. Он мог подмять под себя любого из нас.
1992 год. 1 января. Ночь
Бля. Как же погано пошло это чертово бренди! У меня революция в организме. И как мне кажется, ни у одного меня. Шурик раз пять блевать на улицу выскакивал. Диман вообще вырубился. На Дэна трясучка напала, сидит и несет какую-то пургу про демонов. Но ему простительно. У его отца по пьяни крышу снесло, и он Дэна в пятимесячном возрасте в тридцатипятиградусный мороз голого в сугроб выбросил. Соседка, слава богу, в окно увидела и спасла малыша. Мать в это время на работе корячилась. Батянька же пошел догоняться и выпил ацетона, так и откинулся. Дэн вообще болезненный парень. Нервный очень, но надежный. Он на два года меня старше. Андрюха с Лехой куда-то испарились.
Как же плохо!
Родич левак какой-то привез. Так и сдохнуть можно. Только Лева смакует и ему, кажется, все по барабану. Разговор с ним вышел ни о чем, похоже, скорефанились и установили мир. В принципе с Левой можно иметь дело, но ухо держать надо востро. Сегодня просто пили. Пили много. Шла уже пятая бутылка. Однако плохо мне стало уже после первой. Руки и ноги не слушаются, все кругом плывет, все, что выпил и съел, вырвалось наружу. Сука, наверное сейчас сдохну…
1992 год. Непонятный день. Непонятное время суток
Я дома, на своей кровати. Почему от меня так бренди несет? Тело все липкое. Что было?
На улице темно. Эти полярные ночи. Рассветает в десять, в два часа дня – хоть глаз коли. Интересно, сколько я проспал? Попытался встать с кровати, голова каменная, ноги ватные, во рту словно кошки нагадили. Похмелье. Вот оно – первое в моей жизни настоящее похмелье. Мне 13 лет. В 18, наверное, меня «зашьют» от пьянства, как когда-то отца Шурика. Потом я сорвусь и уйду в запой, буду постоянно искать выпивку, буду пить все, что горит, а потом выпью ацетон или еще какую-то дрянь и сдохну. Нет, этого не будет никогда. Я сильный. Я никогда не стану алкоголиком. Какие все-таки дурные мысли приходят по утрам.
Отца нет. Гробовая тишина. Странно, кто это у матери в комнате на кровати спит, укрывшись пледом? Лева! Он-то какого хрена тут делает? И вообще, как мы попали в квартиру? Так, интересно, какие еще сюрпризы ожидать? Лева хоть и худой, но тяжелый, зараза. С большим усилием мне все-таки удалось сбросить его с кровати. Что за фигня? Никому не позволяю спать на материной кровати. А уж тем более Леве.
Матерясь, он все-таки встал. Огляделся. Явно тоже удивлен обстановкой. Через минут десять, придя окончательно в себя, спросил уже без мата:
– Какой сегодня день? У тебя есть курить?
– Я не курю, у нас вообще никто не курит. А день сам не знаю какой.
– Как мы сюда попали?
– Да ты блевать на улицу выбежал, а минут через пять я поссать пошел, смотрю, ты в сугробе спишь. Я тебя затащил, как раз Диман проснулся, мы тебя бренди начали растирать… Возможно, ты бы сейчас уже в морге жмуриком прикидывался… Потом мы с Диманом, Шуриком и Дэном поперлись сюда. Здесь еще выпили, а ты был в полной отключке.
Меня охватила легкая паника. Знаю, сейчас еще ничего. Вот когда все осознаю, тогда начнется истерика. У меня приходящий ужас.
– Я в шоке! Ни черта не помню. Бля-ядь. Спасибо, конечно, никогда этого не забуду. Пиздец полный. А батя мой вас не видел?
– Не-а, никто не приходил. Слушай, где бы сигарет взять? Курить хочу – уши пухнут.
– Не знаю, вроде отец гуманитарную помощь от добрых американцев когда-то приносил, там были какие-то. Пойду, поищу.
Гуманитарная помощь – это нечто. Солдатский набор бравого американского солдата: шнурки, тальк, шариковый дезодорант, какие-то крема, блок жвачек wrigles spearmint, блок сигарет, какие-то несъедобные консервы, конфеты, напоминающие каучук, а может, это и был каучук, потому как все было на английском языке, а руководство по использованию данных принадлежностей к набору не прилагалось. Я как смог пытался со словарем перевести этикетки, но так толком ничего и не понял. Самое классное из всего этого – жвачки. Пацанам выдал по пачке, за что они готовы были меня на руках носить. Прикольно было. А сигареты так и не пригодились.
– Вот держи, – я протянул ему мягкую пачку «Camel».
– Оба-на! Ни фига себе! – Он явно пришел в восторг. Вчера я видел, как он курил болгарские «BT». – Ты прикольный пацан, а по пьяни такой отмороженный становишься, бычишься, порешь чушь, но с тобой весело.
– Бля, вот всегда по пьяни у меня так, на утро стыдно становится, удавиться хочется.
– Не парься. Все нормально. Ты вчера говорил, что хочешь выяснить про своего брата что-то. Я помогу тебе, с Абрамом тебя сведу, но базарить сам с ним будешь. Хотя весной он в армейку уходит, скорей всего Пончик его место займет. Ты знаешь Костю?
– Постольку-поскольку. Он у меня как-то деньги забрал. Так мы его с Шуриком потом хорошо пизданули. Думаю, он не будет рад меня видеть. Все угрожал морду мне расхерачить, но потом все стихло, кто-то за нас впрягся…
– Ну, смотри сам. Когда Пончик будет верховодить, у нас начнется настоящая война. Мы с ним тоже раньше рамсовали, он же тоже отмороженный, как и я.
Да, перспектива не из радостных. Может быть, с Левой мы еще подружимся.
Предательство
1992 год. 2 января. День
– Я ничего не брал. Пап, я честно ничего не брал!
– Ты всегда врешь! Иди сюда, я тебя научу жизни! – Он был пьян. Давно я таким его не видел.
– Нет, пожалуйста, пап, не бей меня. – Я пытался увернуться от кожаного ремня.
Удар. Еще один. Боль. Как же больно. Удар. Вот ремень хлестанул по лицу. Из носа хлынула кровь. Больно. Из глаз потекли слезы. Обидно. Какая же сука сдала?
– Так. Ну что, будешь говорить, хотя я и сам все знаю. Вы же сдохнуть все могли. Бренди паленое, его в тундру переправят хантам за рыбу и оленину, им похуй, что пить. Ты не мог спросить? Зачем ты украл? Это последнее дело – воровать из дома.
– Я не брал! – Из носа все текла кровь. Я изо всех сил старался держаться, но слезы предательски текли по лицу. Обида. Гнев. Ненависть.
– Ты ведь не придурок. Давай свои ключи от гаража, я знаю, что у тебя есть дубликат.
– Нет у меня ничего. И вообще можешь меня хоть убить. Я больше тебе никогда ничего не скажу. Я ненавижу тебя. Я уйду из дома. Ты придурок. Чтоб ты сдох, урод!
Взмах руки. Ремень летит мне в голову. Удар. Сильный удар по голове. Головокружение. Я падаю и ударяюсь об угол стола. Темнота. Пустота…
1992 год. 3 января. Непонятное время суток
Я в больнице. Голова перебинтована. Я жив. Лучше бы умер. Не хочу жить, ненавижу эту жизнь! Заплаканная мать сидела рядом на стуле. Когда она прилетела?
– Что случилось? Почему я здесь?
– Это тебя отец избил. Он ушел из дома. Я его выгнала. Он сейчас в Витькиной квартире обитает.
– Мам, мне так больно и обидно. – Глаза наполнились слезами. Она обняла меня, и я зарыдал у нее на плече.
Я плакал, обида, боль, не физическая, а душевная раздирала меня изнутри. Я вспомнил Витьку, стало еще больней. Я плакал. Мне было тепло и приятно, мать обнимала меня, и легонько похлопывала по спине. Как в далеком детстве, когда я ударялся и бежал к матери за утешением.
– Мам, прости меня, пожалуйста, прости. Я действительно взял это чертово бренди, но ему я ничего не сказал. Мы просто отмечали Новый год. Мам, прости меня, пожалуйста, прости…
– Ничего сына, все будет хорошо. Не переживай то, что было, уже не вернешь. А предал вас Серега, отомстил он тебе. Я не хотела сначала говорить, но так нельзя поступать.
– Серега?! Серега! Зачем он это сделал?! Я же попросил у него прощения за ту драку. Да мы с ним перестали общаться, но сдавать-то зачем? – Мне стало еще больней. Слезы текли по лицу. Больно. Как же больно. Внутри словно все окаменело. – Он заплатит за все! Я отомщу, мам, я отомщу!
– Не надо мстить, это ни к чему хорошему не приведет, будет еще больней, поверь мне.
Я промолчал. И все ревел. Не знаю, сколько я рыдал, но мне действительно стало легче. Я даже не заметил, как снова заснул.
Расплата
1992 год. 10 января. Вечер
Что будет сегодня? Даже думать не хочу. Лева уже в штабе. Шурик и Дэн подтянутся позже. Серега сидел в углу, испуганно бросая взгляд то на меня, то на Леву. Все напряжены. Мое сердце буквально готово вырваться из груди. Тишина, ждем пацанов. Я посмотрел на Серегу, он сильно напуган, он еще не знает, что задумал с ним сделать Лева. Пришли пацаны. Лева подошел к Сереге, тот отодвинулся и непроизвольно прикрыл лицо руками. Боится.
– Ну что, сука, какого хуя ты пацанов сдал, кто тебя за язык тянул? Знаешь, что я сейчас с тобой сделаю? – Лева говорил громко, все молчали. Он выбил ногой из-под него стул, Серега свалился на пол.
Лева поднял его за воротник. Хотя они одного роста, но Серега по комплекции здоровее. Сейчас же он похож на испуганного кролика. Он даже не пытался отбиться, хотя, думаю, он смог бы накостылять Леве. Но чмо, оно и в Африке чмо. Несколько ударов по морде, Серега летит на пол.
– Пацаны, простите, пожалуйста, я вас умоляю, не бейте! – ползая на коленках, кричал Серега.
Мы молчали, Лева продолжал орудовать кулаками. Ему доставляло удовольствие бить его. У Сереги из носа текла кровь, бровь была разбита. Лева остановился и обратился ко мне:
– А ты хули стоишь, ты больше всех пострадал. Тебе и надо его наказать.
Ситуация критическая, сейчас можно потерять весь авторитет в глазах пацанов, нужно что-то сделать.
Я подошел к Сереге. Мне отчего-то стало его жаль. Он был настолько жалок… Я посмотрел в его умоляющие зареванные глаза. Бить? Нет, я не могу и не хочу его бить.
– Я придумал, как тебя, пидор гнойный, наказать. Ты сейчас у всех отсосешь, понял, урод!? – непроизвольно вырвалось у меня.
– Нет, пацаны, я не хочу, не могу я, лучше убейте, я не буду…
– Будешь, как миленький, а расскажешь кому-нибудь, тебе пиздец, в карьер отвезем, там и похороним, – Лева решил подхватить мою инициативу.
Я уже пожалел, что предложил опустить Серегу. Мне его было жалко, но, увы, поделать я уже ничего не мог. Слишком уж подло он поступил. У меня швы недавно только сняли. А головные боли до сих пор мучают.
– У Мишани первого возьмешь, так сказать, это будет моральной компенсацией.
Вот этого мне еще не хватало. Вот вечно ляпну что-нибудь, а потом уже думаю. Увы, назад дороги нет. Что будет, то будет. Опустим его по полной программе, может, поймет, что стукачить – плохо.
Лева еще несколько раз ударил Серегу, и тот уже был согласен на все. Я стремался. Мне было стыдно. Пацаны с огромным интересом следили за происходящим. Дэн отчего-то смеялся, Шурик пристроился на диване, ему только попкорна не хватало в руках.
Порнодействие началось. У меня никак не хотел вставать. Волнение, страх – все перемешалось внутри. Каким-то образом Сереге все-таки удалось отсосать у меня. Мне было противно. И как только кончил, я выбежал на улицу и начал вытирать лицо снегом. Я не хотел больше заходить в балок. Пацаны еще с час, наверное, глумились над Серегой. А меня грызла совесть, она просто разъедала изнутри. Меня стошнило. Я побежал. Мне хотелось бежать, бежать, и ни о чем не думать. Но мысли так просто не сдавались.
Что будет, если он расскажет родителям? Он может, ему ведь только 14. Нас всех точно тогда посадят. Нет. Он ничего не расскажет, побоится Леву.
Сестра
1992 год. 11 января. Вечер
Сестра. Давно я у нее не был. Племянник Димка уже так здорово подрос. Четыре года, а такой сообразительный пацаненок.
– Как у тебя жизнь, Люд? Смотрю, ты не очень-то и веселая, опять с Серегой поругались что ли?
– Все у меня в порядке. Я слышала, отец тебя сильно отдубасил и твоя мать его из дома выгнала?
– Да, было дело. Ты же знаешь, они совсем в последнее время плохо жили. Скандалили, отец завел любовницу. Полная жопа, короче, дома.
– Ты с ним помирился?
– Пока нет, я его еще не видел. Кажется, он в тундру умотал за олениной. Хантов поехал травить паленым бренди. Кстати, мне из-за этого бренди и досталось. Помнишь Серегу, так вот он меня сдал. Но мы его вчера немножко проучили.
– Представляю, сильно избили?
– Хуже, давай не будем об этом, не очень приятные воспоминания. Слушай, а где твой муж, вы еще не разошлись, а?
– Не знаю, уехал куда-то. Я тут с Димкой в больницу собираюсь на днях лечь, обследовать его надо. А этот гад Шумаков свалил. Да и вообще я, блин, такая дура, представляешь, я залетела. Сереге сказала, он говорит, чтоб рожала. Он же всегда девочку хотел. Наверное, буду рожать, срок уже большой, на аборт не успела. Ох, как дальше все будет, не знаю. Он приносит деньги, но их всегда не хватает. А тут – второй ребенок, да еще в такое время. Не знаю я. – В словах было столько грусти. Я понимал, что этот ребенок ей не нужен.
– Может, отношения между вами, благодаря этому ребенку, наладятся. Ты ведь тоже девочку все хотела. – Я не знал, что ей посоветовать в такой ситуации.
– Пойдем, я покурю. Ты еще не начал?
– Курить я никогда не буду, отец не курит, мать тоже, я и не хочу начинать. Выпить люблю, но курить – нет, не хочу.
– Посмотрим. – Ее лицо на мгновение озарилось улыбкой. Она красивая, а когда улыбается –вообще такой ангелочек. У нас с ней большая разница в возрасте – 12 лет. Но мы с ней хорошие друзья. Правда, редко видимся. Я недолюбливаю ее мужа. С ней я могу говорить о чем угодно. – Девочка-то у тебя какая-нибудь появилась?
– Да так, нравится мне Маринка из первого подъезда, сестра у нее еще есть Ирка. Так вот их мать дурная с нами дружить ей не разрешает. Ленка с Викой, ну эти двойняшки, им тоже к нам приближаться запрещено. Мы иногда гуляем вместе. Но ничего серьезного. Вроде Шурик с Ленкой, кажется, уже переспали. А у нас с Маринкой как-то все не получается. Так раздевались, лежали вместе, целовались и все. Ей же только 12 лет. Ладно Ленка, ей 13. Маринка еще боится. Тем более мать им пригрозила, что к гинекологу их с Иркой отправит. Дура чертова.
– Интересная у вас жизнь. Меня отец с Витькой вообще до 18 лет из дома не выпускали. Всех женихов моих Витька дубасил, а сам же с Серегой меня и познакомил. Вот теперь только ты у меня защитник остался. Женька когда из армии-то придет?
– Весной должен. Мне тоже его не хватает. Слушай, я до сих пор не могу поверить в Витькино самоубийство. А ты?
– Да, очень все странно выглядело. Сначала он, потом Лариса. Я думаю, здесь есть какая-то связь. Но мы с тобой ничего не сможем доказать…
– Сейчас – да. Придет мое время, и я распутаю этот клубок. Сейчас еще не время, знаю. Рано или поздно я все узнаю.
– Сходи с Димкой погуляй, а то мне что-то нехорошо, я пока отдохну. Хорошо?
На миг мне показалось, что Люда говорит неискренне. Может, она что-то знает?
– Хорошо. Я санки возьму, покатаю его, давно мы с ним не играли. Диман, собирайся, пойдем на улицу. – Димка не заставил себя долго ждать, быстренько собрался – валенки, шапку задом наперед. Смешной он. Люблю его.
Абрам
1992 год. 16 января. Вечер
Сегодня мы с Левой отправились в логово Абрама. Стремно мне как-то, но надо. Нужно узнать как можно больше про жизнь Витьки. Может, что-нибудь и прояснится, хотя сделать сейчас я все равно ничего не смогу. Чертов возраст, никто не захочет иметь дело с малолеткой. Да и Абрам вряд ли захотел бы со мной встречаться, если бы мы не объединились с геофизическими и я не скорефанился с Левой. А вот и сам Абрам – один, как и договаривались. Здоровый, метра под два ростом, лицо тупое и непробиваемое, нос, наверное, раз двадцать ломали. С такими кулаками как у него на ринге боксировать надо, а не по улицам людей гонять. Мне было не по себе, даже страшно, но надо держаться и вести себя спокойно.
– Здорова, чуваки, – поприветствовал нас Абрам и поздоровался за руку. Бля, вблизи он мне напомнил Кинг-Конга.
– Здорова, Абрам. Вот, познакомься. Это Мишаня, он из бамовских. Я тебе про него рассказывал. Это он хотел про Витьку узнать.
– Я его знаю, сталкивались мы как-то пару раз.
Странно, я почему-то этого не помню, однако промолчал.
– Ладно, вы поговорите, а я пока пойду по своим делам, через полчаса вернусь. – Тактично оставил нас Лева.
– Выпить хочешь? – обратился ко мне Абрам, – водку будешь?
– Давай, что ж не выпить. – Думаю, сейчас в самый раз надо выпить, смелости хоть прибавится.
Мы выпили по две рюмашки водяры как бы за знакомство, и у меня внутри разлилось тепло. Было приятно после мороза выпить сто грамм водочки. Голова немножко закружилась, язык сразу же развязался.
– Скажи мне, пожалуйста, мой брат был как-то связан с общаковскими ребятами?
– Я вообще-то не в курсах, но какие-то дела у них были. Зачем тебе это, разве сейчас не все равно, он же, как я слышал, покончил с собой.
– Понимаешь, не могу и не хочу в это верить. Конечно, пока я сделать еще ничего не могу, но думаю, когда все разузнаю, что-нибудь придумаю.
– Не знаю, у меня нет никакой информации, мы вообще-то с рустамовскими не пересекаемся, так что помочь тебе ничем не могу.
– Очень жаль. Я думал, ты мне хоть что-нибудь разъяснишь, я же вообще не в теме, чем занимался Витька.
– Прости, не могу ничем помочь. Я вообще от всех дел отхожу, решил в армейку пойти, а то менты каждый шаг пасут. Что бы ни произошло в городе, меня на допросы тягают. Думаю, кому-то явно хочется меня за решеткой увидеть.
– Понятно. Ладно тогда. Давай еще выпьем что ли, да я поеду. Извини за беспокойство.
Мы допили пузырь. Настроение испортилось окончательно. Я погрузился в раздумья.
1992 год. 16 января. Ближе к полуночи
– Здорова, Абрам. Мне сказали, ты меня искал? – Он был взволнован. Те два убийства уже который месяц не выходили у него из головы. В последнее время он постоянно был на нервах.
Абрам уже был довольно убитый после разговора с Мишаней. Он еще догнался шмалью. А потом уже отправился на встречу.
– Да, извини, что так поздно, но ко мне сегодня Мишаня приходил, про брата интересовался. Он уверен на все сто, что Витьку замочили. Я думаю, тебе это будет интересно. Он, чтобы со мной связаться, с геофизическими затусовался. Рано или поздно что-нибудь нароет. Мне кажется, он сможет докопаться до истины, тем более он тебя знает.
– Не волнуйся, это мои проблемы. Он еще щенок, и ни черта не понимает в этой жизни. Кстати, хорошо, что ты меня нашел, нам бы с тобой проехаться кой-куда надо. А то мне одному как-то в лом. Мне надо одного чувака напрячь, а у тебя вид довольно бандитский, будешь моим психологическим оружием. Договорились?! Потом я с тобой рассчитаюсь.
– Поехали, мне все равно делать не фиг.
Ехали они в сторону Обской станции, в основном там проживали вахтовики – строители железнодорожного полотна Обская – Бованенково, некогда – еще одной грандиозной комсомольской стройки. Правда, с каждым годом энтузиазм и финансирование уменьшались, строительство постепенно загибалось. Люди бросали квартиры и уезжали на Большую землю.
Обская – место довольно жутковатое. Построенное на болотах, в низине, всего в пяти километрах от города, оно напоминало место из какого-нибудь фильма ужасов. Там всегда происходило что-нибудь страшное – начиная от квартирных краж и заканчивая изуродованными трупами в карьерах.
Абрама нисколько не насторожила эта поездка, он спокойно отрубился на переднем сиденье. Сопя и похрапывая, он даже и представить себе не мог, что везут его туда как быка на забой. Блестящим умом он никогда не отличался, поэтому неделю назад то ли по пьяни, то ли с испугу сдал одного из рустамовских операм из ГОВД. Наболтал лишнего, да еще и протокол подписал. Можно сказать, подписал он тогда себе смертный приговор. Рустам таких вещей не прощает. Но были и другие мотивы. Убийство Абрама было делом личным…
Он остановил машину в песчаном карьере, осветив светом фар неработающие экскаватор и трактор. Раньше карьер работал днем и ночью, теперь здесь даже сторожа не найти. Он пересел на заднее сиденье и накинул тросик на горло Абрама. Тот даже не успел очнуться ото сна, как оказался в другом, вечном сне. Прошло все хорошо. Теперь предстояло оттащить эту тушу и присыпать песком. На улице мело, поэтому труп и следы от колес к утру исчезнут под белым снежком. Возможно, Абрама обнаружат только через несколько недель.
Ну вот и все, спи спокойно, дорогой товарищ. Абраму через два дня должно было исполниться 18 лет.
1992 год. 18 января. Утро
Боже мой! Кого могло притащить в 7 утра! Блин, мать еще в ночь дежурит. Дверной звонок просто разрывается. Я даже в глазок не посмотрел. Распахнул дверь. Бля, не ждали! Мент. Опять. Что за херня? Теперь-то что случилось?
– Серов Михаил Алексеевич здесь проживает? – Ясно, пришел по мою душу.
– Да, это я. А в чем дело? – Вид, наверное, у меня прикольный: худой, в семейных трусах и белой майке.
– Майор Радимов, мне нужно задать пару вопросов. Хотелось бы наедине поговорить. – Довольно представительный мужик, тактичный.
Вообще-то я еще несовершеннолетний, и все общение, как я слышал, должно идти в присутствии взрослых. Хотя, хер его знает, как оно должно быть на самом деле. Меня всегда одного допрашивали.
– Пожалуйста, проходите. Я только сейчас что-нибудь надену. – Я старался быть как можно вежливее. Черт знает, зачем его ко мне занесло.
– Да-да. Я подожду.
Я напялил спортивные штаны и предложил майору присесть. В душе постепенно поднималось волнение. Страх придет позже, я уверен.
– Я готов, слушаю вас.
– Вы знали Чернюка Александра Абрамовича?
– Первый раз о таком слышу. А что, должен знать?
– Странно, как это вы не знакомы. Вы с ним встречались буквально два дня назад. – Вежливый мент, на «вы» меня называет.
– Да я впервые слышу о таком. Вы, наверное, меня с кем-то перепутали.
– Может, человек по кличке Абрам вам знаком? – Прозвучало с явной подковыркой в голосе.
– Абрам!? Ну да, знаю такого, но так, постольку-поскольку. Виделись один раз, вот и все. А что, это наказуемо?!
– А можете припомнить, когда вы с ним виделись?
– Ну, вроде бы позавчера, а в чем же дело? – Меня раздирало любопытство.
– Это было 16 января, точно да? Время можете вспомнить?
– Вечером дело было. Времени не знаю, сколько точно было, но где-то в восемь-девять вечера. В десять я уже дома был и спать завалился, устал очень. – Вообще-то домой я пришел где-то в одиннадцать, пытался отрезветь в балке. Даже прикемарил немного.
– С какой целью вы встречались с ним. О чем был разговор?
– Да что происходит?! Скажите уже, что случилось. – Я начал нервничать, ох, плохая черта моего характера. Бля, надо себя тренировать. Глубокий вдох, выдох.
– Абрама вчера днем нашли на Обской станции, задушенного в карьере.
– Пиздец! – вырвалось у меня. – Ой! Из-звин-ните. Как это за-аду-ду-шенн-ного? Н-ниче-го не пон-нимаю. – Волнение скрывать я уже был не в силах, стало действительно страшно. Опять начал заикаться.
Радимов сходил на кухню, принес воды. Ведет себя как хозяин. Но мне в этот момент было не до этого.
– Выпейте и успокойтесь.
Я жадно проглотил воду до последней капли. Хотя в такой момент лучше водяры выпить. Неправильно я себя веду. Волнение надо в себе подавлять, а у меня все наружу лезет. Я замолчал, пытаясь восстановить в памяти все, о чем мы говорили с Абрамом. Бля, жалко пацана, вроде ничего был. Да. Уже был. Черт, за что его так? Хотя эти городские отморозки много кому говна сделали. Вот и отомстили ему.
– Вам лучше? Можете говорить? – прервал ход мыслей мент.
– Да, все в порядке. Спрашивайте.
– Вы можете рассказать, о чем вы с ним говорили? Тем более – вы были одним из последних, кто с ним виделся. С его друзьями уже побеседовали, но ничего вразумительного мы от них не узнали кроме того, что вы приходили с каким-то приятелем к Александру Чернюку. Скажите, кто этот приятель, нам тоже нужно с ним поговорить. – Лихо мужики работают, стопудово знают про Леву, но хотят, чтобы это я его сдал.
– Да, мы вдвоем приходили, но он через несколько минут ушел по своим делам, и мы остались с Абрамом вдвоем. Его Левой все называют, ни фамилии, ни имени не знаю, и даже не знаю, где живет. – Фиг я вам больше чего скажу.
– Ладно, выясним. Так о чем была ваша беседа с убитым?
Интересно, как это с убитым может быть беседа? Покойники по большей части молчат.
– Да ни о чем. Просто посидели, посмеялись, даже выпили немного. Простое человеческое общение. – Все, надо заканчивать эту беседу, а то еще сболтну чего лишнего.
– Он кого-нибудь упоминал в беседе, кто-нибудь, может, ему угрожал? – Майор не сдавался.
– Нет, он был очень живой и веселый. Анекдоты травил. Мы вообще случайно пересеклись, как это обычно бывает.
– Ясно. Мы вас еще вызовем. Вы во второй школе учитесь?
– А вот в школу ко мне лучше не приезжать. Я учусь нормально и не хочу пугать учителей. – Еще чего не хватало, в школу приходить. Поведение у меня хоть и плохое, но учусь я вполне нормально, даже числюсь хорошистом. Память хорошая, и схватываю все налету.
– Хорошо, до свидания.
Радимов встал и пошел к выходу. И, выходя уже в коридор, повернулся и неожиданно спросил:
– А Серов Виктор не вашим случайно братом был?
Бля! К чему это он? В желудке неприятно зажгло.
– Да. Он, он был моим братом. А в чем дело?
– Так просто спросил. – И закрыл за собой дверь.
Вот урод, а! Специально ведь спросил. Сука, что же он хотел этим сказать? Ох, неспроста все, неспроста.
1992 год. 23 января. День
Сегодня похороны Абрама.
– Шурик, ты пойдешь на похороны? – зачем я его только спросил? Знаю, что не пойдет.
– Конечно, нет! И тебе не советую. Он всегда нашим врагом был. И видел ты его всего один раз. Там все городские суки соберутся. Можешь себе представить их реакцию на наше появление?!
– Могу. Но я все равно хочу пойти. Блин, еще Лева куда-то исчез. Я Шурупа видел, он сказал, что после того как к Леве менты приходили, он словно сквозь землю провалился. Испугался, наверное. У него ведь тоже рыльце в пуху, ментов он до смерти боится.
– Точно, он только с нами такой крутой. Еще неизвестно, кем он на малолетке был. – У Шурика на лице засияла улыбка.
– Придурок ты! – И мы вместе заржали.
Переборов в себе страх, я все же пошел на похороны. До чего же я не люблю эти кладбища. Вид крестов, торчащих из земли, с детства на меня наводил ужас. Народу была тьма. В основном молодняк лет по четырнадцать-шестнадцать. Я встал в стороне, стараясь не привлекать к себе особого внимания. Многие перешептывались между собой. Те, кто стоял подальше, вообще над чем-то угорали, буквально смеялись в голос. А вот, видимо, мать, хотя выглядит довольно молодо, в черном платке, ее поддерживает мужик на вид лет пятидесяти, отец Абрама. Рядом с ними плачет, нет, даже рыдает маленький пацан, лет девяти от роду. Наверняка младший брат. Есть какие-то общие черты с Абрамом. Сильно, наверное, любил брата, раз так убивается. Сразу вспомнил похороны Витьки. Кстати, раз уж здесь, надо бы его навестить. Интересно, найду или нет его могилку. Отец, кажется, там оградку недавно поставил. Стыд мне и позор, после похорон ни разу его не навещал. Не знаю почему, но мне даже совсем не хотелось. Я его навсегда запомнил таким, каким он был при жизни.
Только я собрался уйти, как меня кто-то толкнул сзади. Твою мать! Пончик – мудила!
– Чего вынюхиваешь здесь или позлорадствовать пришел? – довольно грубо поприветствовал меня.
– Тебе-то какая разница? Захотелось и пришел. И мне похую ты и твое мнение. – И я попытался отойти, но он схватил меня за плечо.
– Стой, когда с тобой разговаривают! Или ты такой крутой, а? – Это уже наезд, конкретный наезд. Хочет утвердиться за счет нас. Блядина, мало тебе не покажется. Я отдернул плечо.
– А вот руки ты свои попридержал бы. Разборки хочешь?! Давай, я согласен, там мы вам задницу и надерем. – У меня была полная уверенность в том, что мы одержим победу в этой схватке.
– Посмотрим еще, кто кому. Короче, давай завтра в девять вечера в восьмом микрорайоне, около недостроенной школы. Мы там будем вас ждать. И смотрите, суки, не стуканите, а то потом хуже будет.
– Все, базара нет. Руки жать друг другу не будем, до встречи. – Я пошел искать могилу брата. Оглядываться не стал, знал, что там сейчас кипиш начинается. Им сейчас не до похорон. Да и пришли они сюда, как мне кажется, чтоб потом на поминках нажраться. Не удивлюсь, если они вечером на дискотеку завалят, дальше праздновать. Придурки конченные.
Странным образом, но ноги меня словно сами вывели к могиле брата. Хорошую отец фотографию выбрал. Витька здесь еще такой молодой. Я молчал. Мысли словно испарились. На улице стоял легкий морозец, ветра не было. Хорошо здесь, тихо.
Битва
1992 год. 24 января. Вечер
Сегодня битва. Всеобщая мобилизация. Маловато что-то нас – всего 13 человек. Левы нет. Чертила. Куда же он испарился? Нам его сегодня будет очень не хватать. Почти все вооружились свинцовыми кастетами. Благо летом мы их наплавили целую дюжину. Спасибо тем, кто придумал аккумуляторы.
Процесс производства очень прост. Тыришь из автохозяйства аккумулятор, потрошишь пластины со свинцом в консервную банку, плавишь на костре до появления однородной серебристой массы, в чистом песке делается форма желаемой выпечки, все застывает. Главное – пальцы в неостывшую массу не совать, обжечься можно. И вот он – новенький свинцовый кастет.
Шуруп, Дэн и Шурик взяли короткие арматурины. Вот вроде и все готово к бойне. Ах, да! Чуть не забыл, выпить еще нужно. Мы распили две бутылки водки из горлышка, запив обычной водой из трехлитровой банки. Бляха муха, почему меня так от водяры выворачивает? Зато появился боевой блеск в глазах. Идем.
Восьмой микрорайон еще толком не застроен. Можно даже сказать, это большая строительная площадка. Клепают двухэтажные дома из деревянных панелей – бамовский проект. Горят они как спички, за несколько минут от дома ничего не остается. Поэтому какой-то умный придурок предложил обрабатывать дома фенолом. Так четыре двухэтажки до сих пор ждут своих хозяев. Жить в них просто невыносимо.
Нас ждали на пустыре недалеко от строящейся десятой школы. Мне кажется, мы влипли. Их здесь в два раза больше, чем нас. Пиздец! Назад дороги нет, позади Москва и Арбат. Тьфу, Бам и балок. Ба, знакомая рожа среди них затесалась. Сережа. Ну какая же он все-таки сука! Этот чмо теперь к городским прилепился. Ну-ну, они его еще не знают. Ничего, я им глаза-то открою. Не удивлюсь, если сегодня нас здесь всех мусора повяжут. Они еще и абрамовского брата притащили. Ебнутые на голову. Ему еще и десяти, наверное, нет, не место ему здесь.
Кто-то из городских швырнул палку, она попала аккурат в голову Димана. Вечно ему достается. Все началось. Я закрыл глаза, сжал в рукавице покрепче кастет и побежал на толпу, за мной все наши. Мат, сплошной мат. Удары. Удары. Удары. Я не чувствую ни рук, ни ног, во мне бушует гнев. Все кругом словно горит. Вот уже и кровь. Кто-то не сильно зарядил мне чем-то по спине. Я повернулся – Шурик, хуячит арматурой всех подряд. Все орут и непревзойденно используют великий русский язык: «Сука, блядь, ублюдок и т.д. и т.п.» Странное состояние, я уже столько получил ударов, а у меня ничего не болит. Адреналин бурлит в каждой клеточке моего тела.
Шуруп своей арматуриной мочит Серегу. Надо бы его остановить, как бы не убил ублюдка. Шуруп настолько увлекся истязанием, что мне пришлось долбануть его по спине. Только тогда он оторвался от своего занятия.
– Охуел что ли, ты чего дерешься, мудак! – говорил он как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку.
Я был на взводе, поэтому проорал ему в ухо:
– Хорош, ты же его замочишь! – Мои слова подействовали на него отрезвляюще и он, бросив Серегу, с диким боевым кличем набросился на другого пацана. Да, он идеальная машина для убийства.
Ну вот и мой заядлый враг – Пончик. Он уже явно потрепан – на лице, руках, одежде были кровавые пятна – но еще держался. Сейчас или никогда. Собравшись со всеми оставшимися силами, я ударил рукой с кастетом по его лицу. Он летит на землю. Падает и теряет сознание. И вот в самый неподходящий момент с трех сторон к нам подъезжают три ментовских уазика. Пиздец! Надо сваливать.
– ШУХЕР, ПАЦАНЫ! МЕНТЫ! ВАЛИМ ОТСЮДА!
Блядь, Пончик еще развалился. Нельзя его здесь бросать. Я окрикнул Шурика, он подлетел пулей.
– Помоги его отсюда утащить! – кричал я.
– Нахуй его, валим быстрее!
– Нет, я сказал, давай, бля, хватай его, потащили. – Мы подхватили вырубленное тело и поволокли к лесу. Пока мусора гонялись за другими ребятами, мы благополучно слиняли в лес. Упали в сугроб и молча стали глотать ртом воздух.
Вроде пронесло. Бля, бля, бля! Через все тело пронеслась такая адская боль. Я отключился…
Пончик
1992 год. 26 января. Утро
Спасибо Шурику. Спас меня и Пончика.
Последствия боя просто ужасны. Мое тело изуродовано. Рентгеновские снимки показали несколько сломанных ребер и перелом кости носа. Грудную клетку уже не восстановить никогда. Блядь, полный пиздец! Мать в шоке! Такого она от сына просто не ожидала. В школу, естественно, не хожу. В городе только и говорят о нашем побоище. На сегодня это тема номер один. Мы с матерью шляемся по поликлинике. Благо она медицинский работник, ее все знают, поэтому мы везде проходим без очереди. А вот и Пончик с матерью около кабинета травматолога. Я подошел и первым завел разговор:
– Ну и рожа у тебя, Шарапов!
– У тебя не лучше! – Мы засмеялись. Смеяться больно, грудная клетка болит жутко. Мы отошли от матерей в сторону. Я протянул ему руку, он тоже. Обмен рукопожатиями. У меня не было ни капли злости или обиды на него.
– Как ты? У меня полный пиздец. Мать в ахуе от всего. А твоя? – я говорил с ним как со старым приятелем.
– Моя тоже. Отец сказал, что лучше бы я сгинул в этой драке. Считает, что я опозорил семью. Чем только, не пойму. Как будто он сам таким не был. Спасибо, что не бросили, – прозвучало с какой-то грустью в голосе.
– Я считаю, мы все выяснили, и не будем устраивать повторение битвы. Давай заключим мир. Не будем больше цепляться друг к другу.
– Давай. Только ведь мы под Рустамом ходим. Ты же знаешь, он смотрящий в городе, в основном все погромы он заказывает. Бля, я так заебался уже. Честно, хочу отойти от всего. Мне 15 лет, а я уже столько дерьма в жизни видел, не могу больше. Из школы меня выгнали, в вечерке полная лажа. Вот осенью в ПТУ пойду на водителя. В этом году проебал мозги с гулянками. – Я не ожидал такой откровенности от него.
– Как ты считаешь, Абрама завалил Рустам?
– Скорей всего. У Абрама длинный язык был, вот и результат. Дорогу он Рустаму перешел. Черт, страшно все это. Прикинь, меня мусора два часа с пристрастием допрашивали. Хотели, чтобы я в убийстве признался. Охуели совсем.
– А ведь моего брата тоже убили. Он, кажется, с Рустамом связан был. Ты что-нибудь слышал об этом? – У меня появился шанс все выяснить. Даже сердце биться в два раза чаще стало. Разволновался. Но тут, по закону подлости, влезла мать Пончика:
– Костя, пойдем – наша очередь.
Блин, все как всегда!
– Слушай, меня зовут, давай завтра встретимся и поговорим. Хорошо?
– Давай. Для меня это очень важно. Куда мне прийти?