Читать онлайн Расстановки и жизнь. Часть 1. Любовь над пропастью Берта Хеллингера бесплатно

Все имена и фамилии, кроме Хеллингеров, изменены

Почему человечество нуждается в Берте Хеллингере

Эта книга- не для специалистов, а для людей, которые не знают о семейных расстановках вообще, или знают о них очень немного. Поэтому, когда читателям в тексте книги будут встречаться специальные слова и понятия, я буду, по ходу действия, объяснять их простыми словами. Нюансы учения Хеллингера я тоже буду объяснять простыми словами.

Берт Хеллингер, всемирно известный специалист по корректировке семейных отношений, был, безо всякого сомнения, гением. Добрым или злым гением- этого так сразу и не поймешь. Мне самой, чтобы разобраться в этом, понадобилось написать целую книгу. Читателям разобраться в этом, возможно, поможет моя книга, а, может быть, помогут какие-нибудь другие книги.

Как противоречивый гений, Берт вызывал, и продолжает после своей смерти вызывать в обществе две противоположные реакции: с одной стороны- обожествление и слепое поклонение, а с другой- ненависть и абсолютное отрицание. Ни та, ни другая реакция ни к чему хорошему общество не приводит.

Я видела Берта много раз очень близко, и хочу создать более реалистичный его портрет, отвлекаясь как от образа небожителя, так и от образа исчадия ада,– но как портрет человека, который продвинулся на духовном пути гораздо дальше других, стал духовным лидером мирового масштаба, и повел за собою огромное количество людей, но, с течением времени, из мирового лидера превратился в лидера кучки сомнительных персонажей.

Начинал Хеллингер свою деятельность с миссионерства в Африке. Позже он стал психологом, и начал работать в Германии. Хотя семейными расстановками занимались в Германии многие психологи, но Хеллингер продвинул расстановки на новый уровень. Это и позволило ему стать столь отличным от других специалистов, и столь знаменитым человеком.

В начале становления своей известности Берт был чрезвычайно располагающим, обаятельным, открытым и честным человеком. Был он еще и прекрасным психологом. Он обладал талантом общения, поэтому люди к нему тянулись, и охотно рассказывали ему о своих личных делах.

Свою методику работы с семейными проблемами Берт вначале условно относил к психологии. Потом он напрочь отмежевался от психологии, и даже перешел с нею в состояние вражды. Учение Хеллингера можно считать психологией в том смысле, что оно основано на работе с душой – Психеей, но в смысле классической психологии и Фрейда- ни в малейшей степени.

Хеллингер сформировал новое, чрезвычайно необычное учение, основанное на необычном мировоззрении. Свое учение он воплотил в систему и практику, и создал свою собственную школу. Школа Хеллингера существовала много лет, и за эти годы через нее прошло огромное количество учеников. Но, к большому сожалению, учение Хеллингера так и осталось недопонятым, искаженным и извращенным. Причина этого кроется, по большей части, в самом Хеллингере: в том, что он смешал свои собственные методы с чужеродными методами своей жены. Этим он оттолкнул от себя многих своих сторонников, и нанес много вреда своим клиентам и ученикам.

С течением времени, учение Хеллингера расширилось, вышло за рамки семейных отношений, стало универсальной системой, корректирующей любые проблемы, которые возникают у современного человека, и по праву завоевало весь мир. Ученики Хеллингера и ученики его учеников расширили методику семейных расстановок, и внесли в нее свое собственное понимание, но, тем не менее, их расстановки тоже стало принято называть расстановками «по Берту Хеллингеру», хотя сам Хеллингер их методы, возможно, и не одобрял. Собственно говоря, Хеллингер не одобрял никакие методы и никаких расстановщиков, кроме тех, которые относились к его школе. Может быть, где-то такие и были, но я таких не знаю.

Расстановки, проводимые по методу Хеллингера, действуют на очень глубоком уровне, и оказывают влияние на всех живущих на Земле людей: не только на тех, которые в расстановках участвуют, но и на тех, которые считают, что не имеют к расстановкам никакого касательства. И, к огромному сожалению, это влияние далеко не всегда положительно. Особенно негативное влияние оказывают рассстановки, затрагивающих межнациональные и межгосударственные отношения.

Современные способы воздействия на психику человека очень изощрены, и, чтобы защититься от них, нужно хотя бы знать, что они вообще существуют. В нашем мире, где все заняты деньгами, особняками, лимузинами и карьерами, экология души никого не интересует. Сейчас очень удобное время для того, чтобы завлекать людей, предлагая им мгновенные способы решения проблем, ловить их души, и использовать их в своих собственных, низменных целях. Многие эзотерические, религиозные, психологические, и даже оздоровительные школы именно этим и занимаются, хотя и утверждают, что посвящают себя исключительно «благородным делам»: «исцелениям», «гармонизациям», «очищениям», «спасениям» и «благодеяниям». Занимается этим и школа Хеллингера, и особенно сейчас,– в то время, когда самого Хеллингера больше нет.

Современному человеку только кажется, что он сам управляет своей жизнью. Зачастую же, управляет своей жизнью совершенно не он, а группы так называемых «посвященных» людей, образующих всяческие школы. Такие школы привлекают людей к себе, обещая им здоровье и благополучие, а затем начинают употреблять их для решения своих собственных задач,– причем, задач чрезвычайно грязных и недостойных. Иногда люди действуют в угоду таким группам, даже об этом не догадываясь. Многие из подобных групп позиционируют себя как «духовные школы», и одной из таких групп, с определенного времени, стала школа Берта Хеллингера.

Но сначала- коротко и нескучно- о принципах учения Берта Хеллингера.

Учение Хеллингера основывается на том, что все человеческие существа связаны одной общей душой. Открытие законов, управляющих функционированием этой общей души, имеет далеко идущие последствия, и дает возможность воздействовать на души как одного человека, так и больших групп людей. Теоретически, управление этой общей душой является целительным, но практически – почти всегда вредоносным,– и не только злонамеренно-вредоносным, но и легкомыслено-вредоносным, потому что производится оно через расстановки, а расстановки проводятся расстановщиками, а расстановщики являются обычными людьми, и далеко не всегда – людьми серьезными, ответственными, и полностью понимающими то, что они делают.

Расстановка «по Хеллингеру» проходит следующим образом: расстановщик, обученный специалист, выслушивает вопрос клиента, и устанавливает (специальными методами), какие люди играют в жизни клиента ключевую роль. Он выбирает на роли этих людей заместителей из числа присутствующих. Поскольку любая проблема любого клиента содержит в себе общечеловеческие проблемы, которые есть у каждого из нас (или в семье у каждого из нас), то заместители, попав в расстановку, начинают решать проблему не только клиента, но и свою личную. Поэтому на расстановки всегда собирается большое количество людей, желающих поработать заместителями.

Заместители ставятся расстановщиком в том положении, в каком он их видит. С того времени, как расстановка начинается, заместители начинают говорить и действовать не от себя лично, а от лица тех людей, которых они замещают. Расстановщик направляет заместителей таким образом, чтобы они решали проблему клиента. Но его роль заключается только в координировании, и, ни в коем случае,– не во вмешательстве в ситуацию клиента своими собственными построениями. Расстановка может длиться от нескольких минут до часа. Когда расстановка должна закончиться- видит один только расстановщик. Для участников расстановки ее окончание может быть непонятным и неожиданным. Сам ход расстановки, как и ее завершение, может казаться нелогичным. Но, если расстановка сделана профессионально, то, с течением времени, заместители и клиент начинают осознавать в себе нечто новое, нечто открывающее им (ему) новые возможности и перспективы. Непрофессиональный расстановщик, напротив, всегда подводит расстановку к логическому завершению. Тем самым, он вмешивается в ситуацию клиента своими собственными установками, и присваивает себе роль Господа Бога, на которую он никакого права не имеет. Непрофессиональная расстановка, поначалу, может оказать на ситуацию клиента некоторое положительное воздействие, но, впоследствии, она неизменно оборачивается чем-нибудь плохим. Впоследствии из жизни клиента неизменно уходит что-то хорошее – если не из одной сферы жизни, так из другой. Например, клиент заказывал расстановку на гармонизацию бизнеса, и с бизнесом у него, после расстановки, ситуация, действительно, наладилась, но от него ушла жена, или случилась беда с детьми, и т.д., и т.п.

Расстановки, кроме семейных проблем, способны решать производственные, финансовые проблемы, проблемы межнациональных взаимоотношений, проблемы здоровья, и модные сейчас проблемы личностного роста гораздо эффективнее, чем это делает классическая психология и Тони Роббинс. Хороший расстановщик может решить проблему клиента за один раз (хотя таких расстановщиков немного), но чаще всего расстановщик делает клиенту несколько расстановок.

Межнациональные расстановки делаются примерно так же, как и семейные, но в них участвует большое количество заместителей. Если заместителей не хватает, то расстановщик назначает каждого заместителя на роль тысячи (или более) человек.

Роль расстановщика заключается еще и в наблюдением за тем, чтобы расстановка не навредила клиенту. Когда заместители начинают играть в игры, или реализовывать в расстановке какой-то собственный, идущий от «большого» ума, сценарий, то расстановщик должен таких заместителей удалять, и заменять их другими.

Уже по краткому описанию расстановочного процесса становится понятным, что работа расстановщика так сложна и тонка, что понять и оценить ее могут далеко не все клиенты и заместители, и что многие из них останутся его работой недовольны. Уже по краткому описанию можно понять, что большинство расстановщиков будет пытаться угодить клиентам, будет стараться расстановку упростить, будет стараться превратить ее в инсценировку решения проблем: в какую-нибудь театральную постановку со множеством душещипательных эффектов, и будет стараться свести ее к логическому завершению.

Огромную роль в расстановке играет и сам клиент. От него требуется взаимодействие с расстановщиком и большая внутренняя работа над собой. Расстановщик часто ставит клиента перед тем, чего тот не ожидал, или чему он противится. Поэтому очень важно, чтобы клиент доверял расстановщику и следовал его инструкциям. Если это условие выполнено, и расстановщик достаточно квалифицирован, то становится возможным решить почти любую семейную проблему, и излечить человека от серьезной болезни, хотя основное направление деятельности расстановщика все-таки- менее прикладное, и заключается в гармонизации души клиента.

Неумелый или недобросовестный расстановщик может принести огромные проблемы не только клиенту лично, но и всей его семье; а если клиент является общественным лицом, то- большой группе людей, или даже- всей стране.

Когда расстановщик берется за глобальные проблемы целых наций или стран, то его ответственность возрастает в сотни раз. Цена его ошибки или злого умысла- это войны, конфликты, эпидемии, экономические кризисы, и т.д., и т.п . Межгосударственные расстановки очень опасны из-за того, что большинство расстановщиков самоуверенно берется за проблемы, которые им не по зубам. Да и мотивы таких расстановщиков, чаще всего, совершенно не благородны, а меркантильны: привлечение к себе внимания, и создание себе популярности. Меркантильный подход к духовной сфере имеет негативные последствия всегда, и всегда оборачивается тем, что из-за него начинают страдать огромные группы людей. Более подробно я рассказываю об этом в дальнейших главах книги.

Расстановщиков обучают и в России, и за границей. Сам Хеллингер создал в Германии школу Hellinger leben Schule, куда приглашал учеников из разных стран, и вел учебные занятия с переводом на шесть языков. Вначале школа Хеллингера была чисто расстановочной, а затем стала энергетически- расстановочной, -с того времени, когда главой школы стала его жена. С того же времени школа перестала быть профессиональной в расстановочном отношении. В «энергетическом» же отношении школа профессиональной никогда и не была.

В настоящее время в Германии ситуация с расстановками не столь плоха, как в России, потому что в Германии работает много профессиональных расстановщиков, которые к школе Хеллингера отношения не имеют. Может быть, эти расстановщики и не гении, как Хеллингер,– зато работают честно.

В России же расстановки проводит кто попало: мошенники, спекулянты, сумасшедшие, психопаты, колдуны, энерговампиры, и т.п. Дошло до того, что расстановки начали вставляться в экзотические туры, наряду с кормлением диких обезьян и обедом из жареного крокодила. А ведь расстановки- это совершенно не безобидное развлечение, хотя, может быть, и экзотическое. Из таких легкомысленных туров туристы, наверняка, приезжают с кучей проблем, гораздо более серьезных, чем залечивание укусов обезьян и желудочно-кишечных недомоганий. После завершения таких туров люди даже понять не могут, откуда на них что начинает валиться, и ни в малейшей степени не связывают свои новые проблемы с экзотическими турами и с расстановками.

Но самое страшное- даже не то, что происходит в экзотических турах, а то, что происходит в школе Хеллингера, где знают о расстановках гораздо больше, чем в турфирмах и на «самопознаниях-точка-ру».

Вот мы и подошли вплотную к тому, из чего возникла эта книга: к рассказу о том, что происходит в школе Хеллингера, и о том, что доверять этой школе нельзя.

Но даже и из школы Хеллингера кое-что полезное взять можно. Полезное же в этой школе, – это, по большей части, сам Берт Хеллингер. Несмотря на всю свою неоднозначность, идеи и методики Хеллингера достойны того, чтобы их изучать. Но вначале необходимо все идеи Хеллингера разложить по полочкам. На одну полочку нужно положить то ценное, что есть в его учении,– то, что может помочь людям справиться с современными сложными проблемами. На другую полочку нужно положить все негативное, деструктивное и опасное. С негативного нужно, прежде всего, снять его «позитивную» маску. Нужно понять и признать, что негативное- существует, и что опасность школы Хеллингера- реальна.

Я расскажу о том, каким опасностям в школе Хеллингера подвергалась я сама, и каким опасностям подвергались те люди, с которыми я в этой школе познакомилась.

Зачем мне понадобился Берт Хеллингер

В тяжелый момент моей жизни я начала ходить на расстановки к местному психологу. Психолог была сертифицированным выпускником московской школы расстановщиков, и своим сертификатом очень гордилась.

Я стала постоянным участником проводимых ею занятий, которые состояли из теории, психологических упражнений и расстановок. Использовала психолог не одни только методы Хеллингера, но и другие психологические методы, как классические, так и новейшие. Я начала заказывать у нее расстановки для себя, и участвовать в чужих расстановках в качестве заместителя. Постепенно я поняла, что метод Берта Хеллингера имеет большой потенциал.

У меня, как и у каждого человека, было множество проблем. Я, как и многие другие, пыталась решить свои проблемы с помощью эзотерики, психологии, школ личностного роста, оздоровительных систем, и т.п. Переплатив за свою жизнь немало денег всяческим «специалистам», я поняла, что ни экстрасенсы, ни психологи, ни нумерологи, ни НЛП-шники, ни тони-робинсовцы,– никто из них с человеческой душой работать не умеет. Не умеет никто из них работать и с родовыми проблемами. Какие-то поверхностные проблемы клиентов решать они, все-таки, могут, но на большее их никогда не хватает. Ввести человека в состояние экзальтации и вдохновить его на «сверхусилия» нетрудно, но после «сверхусилий» у человека наступает обратная реакция, и он, зачастую, теряет даже то малое, что имел раньше. Расстановки же подходили к решению человеческих проблем с какой-то новой, пока непонятной, но интересной для меня стороны.

Моя расстановщица, несмотря на свой сертификат, квалификацией отнюдь не блистала. Она проводила расстановки по одной, раз и навсегда избранной ею схеме, и была неспособна на живую и творческую работу.

Однажды я заказала у нее расстановку на решение проблем с человеком, который причинял мне много зла. Недолго думая, расстановщица заставила меня встать перед заместителем этого человека на колени, и поклониться ему в пол. Это было противоестественно и неэтично. Насколько это было непрофессионально, я поняла несколько позже.

Хеллингер считал, что выразить уважение к человеку достаточно легким наклоном головы, и что глубокие поклоны (не говоря уже о коленопреклонении), уместны только перед родителями. Когда расстановщица заставила меня кланяться человеку, который стоял, по иерархии, нисколько не выше меня, а, может быть, даже и ниже, она нарушила системные законы, и укрепила агрессора в его агрессии. Хотя расстановщица, после того, как заставила поклониться меня, заставила поклониться и заместителя агрессора, но это ничего не изменило, и агрессии агрессора, в реальной жизни, нисколько не уменьшило. Этот китайский балет и был тем, о чем я говорила в предыдущей главе: насильственным вмешательством в судьбу клиента, и сведением расстановки к логическому завершению.

На иерархии нужно остановиться немного подробнее. Иерархия в системе Хеллингера имеет огромное значение. Строится иерархия на том, что каждый человек живет не сам по себе, а в четкой структурированной системе. У каждого человека есть в этой системе вышестоящие и нижестоящие. Вышестоящими для любого человека являются его родители, предки, старшие братья (сестры), начальники (но не все), и старшие по возрасту люди (но тоже не все). Бесспорно-вышестоящие- это родители и предки. Старшие по возрасту (должности) люди являются вышестоящими для человека не всегда, а только тогда, когда они вносят какой-то вклад в его судьбу, и что-то ему дают (самым подходящим индикатором для их определения могло бы служить старомодное слово «почтенные»). Нижестоящие- это дети, внуки, и т.д. В родовой системе царит жесткая иерархия, в ней нет никакой семейной демократии, и никакого заигрывания с детьми,– дети являются нижестоящими всегда. Несоблюдение такой иерархии всегда оборачивается для человека дурными последствиями и разрушениями. Даже если человек нарушает иерархию не по злому умыслу, а по незнанию, то незнание от ответственности его, все равно, не освобождает.

Хеллингер всю эту иерархию не нафантазировал, а «списал» из самой жизни. Поскольку Хеллингер много работал с «людьми из народа», которые строили свою жизнь по народным традициям, то, как вдумчивый человек, он использовал народные традиции в своей работе. На иерархии же основаны традиции всех народов, в том числе, и русского. (Например, в древнерусской традиции был обычай передавать семейное наследство старшему сыну. Младший же сын наследства не получал, и должен был зарабатывать средства для жизни сам,– потому в русских сказках младший сын и «дурак». Хотя такой обычай сейчас кажется странным, но пользу этот обычай может принести даже сейчас,– если понять, что в этот обычай древними руссами вкладывалось).

Есть люди, которые иерархию в своей жизни соблюдают, даже никогда о ней не задумываясь,– чисто подсознательно. У таких людей хорошо развита интуиция, и живут такие люди благополучно. Есть люди, которые иерархию не соблюдают: высмеивают родителей, их оскорбляют, отбирают у них деньги, и т.д. Такие люди всегда заканчивают свою жизнь очень плохо. Наказывает таких людей не только, и не столько полиция, сколько сама жизнь.

Благодаря тому, что, Хеллингер законы иерархии четко сформулировал, обосновал, и подтвердил практикой, люди получили возможность применять иерархию в своей жизни теперь уже сознательно, и жить, благодаря соблюдению иерархии, счастливо и благополучно. Благодаря Хеллингеру, люди получили возможность вспомнить и о важности народных традиций.

Но вернемся к местной расстановщице. Поскольку решить свои проблемы мне нужно было любым способом, я продолжала ходить на ее расстановки, надеясь получить от них хоть какую-нибудь пользу. Но результаты расстановок становились для меня все более и более сомнительными. Однажды во время расстановки расстановщице показалось вдруг что-то такое, что она на меня заорала: «кланяйся, так-твою-мать, я тебе говорю!».– Странные методы у нее были, и своеобразные.

Что же до оскорбления матери клиента, даже если оно было непреднамеренным, а просто «пришлось к слову», то расстановщик на него права не имеет,– ни в каком случае.

Но других вариантов, кроме как ходить к этой расстановщице, у меня не было все равно, потому что остальные расстановщики, и местные, и приезжие, были еще хуже: были они какими-то клоунами и фокусниками, которые показывали фокусы легковерным людям, и перед ними кривлялись. Обращаться к таким «расстановщикам» не только не было никакого смысла, но было даже и опасно. Поэтому я продолжала ходить на занятия этой расстановщицы, и платить ей деньги. Через полгода я истратила около 30 тысяч рублей, а решения своих проблем так и не получила. Зато я получила массу необычных переживаний и инсайтов, которые, по прошествии времени, и по здравом размышлении, оказались бесполезными всплесками эмоций, не приведшими ни к чему конструктивному. Наконец я решилась высказать предположение, что деньги, по-видимому, я истратила зря. Расстановщица колко парировала, что ей следовало взять с меня не тридцать тысяч рублей, а- триста.– Она была очень высокого мнения о себе самой, и о своем профессионализме.

Через неделю она мне позвонила, и пригласила на следующее занятие. Но, поскольку я ее квалификацию в триста тысяч не расценивала совершенно, то на занятие не пошла. Не пошла я и на последующие занятия. Я решила поехать учиться к самому Хеллингеру.

Как можно было попасть на семинар Хеллингера

Я видела расстановки Хеллингера в интернете, знала его манеру ведения занятий, и результаты его работы. Я знала, что с женой Хеллингера и с московской школой расстановщиков связана какая-то некрасивая темная история, но в подробности не вдавалась. Мне казалось достаточным того, что сам Берт свою жену хвалил, и давал ее работе высокую оценку.

На сайте Хеллингеров я нашла информацию о ближайшем семинаре. Сайт утверждал, что для участия в семинаре необходимо было сделать предоплату. Я ни на минуту не усомнилась в правдивости информации, – ведь Хеллингер был всемирно- известной фигурой, и к нему ездило множество людей из разных стран, и ему нужно было как-то этих людей организовывать. Других источников, кроме сайта, у меня, все равно, не было: из Тюмени к Хеллингеру никто не ездил, и спросить «вживую» мне было некого.

Предоплата отняла у меня много времени и сил. Комиссия за перевод была такой большой, а желающие перевести деньги в Германию- настолько редкими, что служащие банка даже не знали, как процедура перевода производится. Наконец я выяснила все особенности банковской системы, и мне оставалось только получить реквизиты для оплаты.

На том же сайте я нашла контакты русскоязычной сотрудницы Вебер, которая отвечала на вопросы русских учеников. Я написала ей письмо, и попросила выслать реквизиты. Вебер не ответила. Я написала снова, и Вебер не ответила снова. Я начала писать на немецком языке письма немецким сотрудникам, которые начали, с наилучшими пожеланиями, отсылать меня обратно к Вебер. Поскольку билеты были у меня уже куплены, то я волновалась и сомневалась, допустят ли меня на семинар без предоплаты. Наконец, Вебер выслала мне реквизиты, не потрудившись объяснить ни своего молчания, ни того, что оплатить семинар можно было прямо на месте. Я оформила перевод, и приготовилась к поездке. Позже я узнала, что у Вебер была привычка обращаться подобным образом со всеми новыми учениками. Действительно, кто такие были мы- простые смертные, и кто такая была она- Сотрудница Всемирноизвестной Школы! Будет она общаться с какими-то провинциалами! Хотя Вебер была простой регистраторшей, но ощущала она себя, под лучами славы Хеллингера, персоной чрезвычайной важности.

Я оплатила сразу два семинара, проходящих один за другим.

По прилете, в аэропорту Мюнхена, у меня сразу же нашлись русскоязычные попутчики, которые тоже ехали к Хеллингеру. Собралась довольно большая группа украинцев и россиян. Некоторые из моих попутчиков ехали в Бад Райхенхалль, а некоторые оставались на ночь в Мюнхене, и ехали с нами по пути в торговый центр.

Одна молодая женщина, ехавшая в торговый центр, начала уделять мне какое-то особенное, пристальное внимание. Она заинтересованно на меня поглядывала, и старалась завести со мною разговор. Представилась она Позеевой- координатором русской группы. Поскольку я в то время еще верила в людей, то не подумала о Позеевой ничего плохого, а подумала, напротив, о том, что ученики Хеллингера- чистосердечны и доброжелательны, что сама школа Хеллингера, очевидно, – отзывчива и человеколюбива, и что столь отзывчивая школа, наверняка, сможет решить мои проблемы быстро и благополучно.

Позеева вышла из электрички у торгового центра, а оставшиеся ученики весело болтали до самого Бад Райхенхалля. На вокзале все ученики распрощались, и разошлись в разные стороны по разным отелям.

Бад Райхенхалль- это тихий уютный городок-курорт. Я бывала там раньше, и рада была возможности совместить приятное с полезным: и отдохнуть, и, в то же время, получить ценные знания.

В день регистрации участников семинара я пришла в Курхаус, в котором семинар проводился, и испытала сильное удивление. Оказалось, что все участники оплачивали семинар прямо у регистраторов. Никто, кроме меня, никаких предоплат не делал. Москвичи и петербуржцы знали о том, что предоплату делать не нужно, от своих координаторов. В Тюмени же координаторов не было, а единственный человек, с которым я контактировала,– Вебер, не сочла нужным меня по поводу предоплаты просветить. Мои денежные затраты и затруднения не волновали Вебер ни в малейшей степени, а на мое электронное письмо ей было просто лень отвечать. Позже я узнала, что равнодушие, безответственность и непорядочность являлись нормой поведения не только у сотрудников этой школы, но и у координаторов, и у постоянных учеников.

Большая любовь Берта Хеллингера

Первым семинаром был «тренинг-кемп».

Проходил семинар в большом зале королевского Курхауса, красивого старинного здания, оборудованного для проведения семинаров и конференций. Присутствовало на семинаре около 400 человек из разных стран.

Начало семинара вызвало у меня, опять, сильное удивление. Когда Хелленгеры вошли в зал, то все участники встали со стульев, и захлопали. Я встала и захлопала вместе со всеми. Хеллингеры прошли на сцену, встали на ней, и начали улыбаться первым рядам длинной многозначительной улыбкой. Первые ряды немедленно воодушевились, и захлопали еще сильнее, а потом приступили к «бурным продолжительным аплодисментам». Затем «бурные продолжительные аплодисменты» первых рядов переросли в «нескончаемые овации». Все же остальные ряды вынуждены были, поневоле, эти овации поддерживать. У меня возникло ощущение, что, вместо семинара, я попала на, страшной памяти, советский партийный съезд. Я хлопала, хлопала, и мне это надоело, и другим ученикам, казалось, это тоже надоело, но первые ряды продолжали генерировать неумолимое воодушевление, и последним рядам приходилось, поневоле, им подчиняться, потому что садиться, посреди «всеобщего воодушевления» и «нескончаемых оваций», было неудобно. Хотя приветствие явно затянулось, но Хеллингеры продолжали значительно смотреть на первые ряды, а первые ряды продолжали усиливать «нескончаемые овации», хотя усиливать, казалось, было уже просто нечего. У меня усилилась только ассоциация со съездом КПСС. Хотя сама я на съезде КПСС никогда не присутствовала, но смотрела трансляции этих съездов во время учебы в школе и в институте, а потому хорошо их помню. Наконец Хеллингеры уселись, и весь зал облегченно уселся вслед за ними.

Но наше обучение не началось даже и после этого. Берт и Софи воззрились друг на друга, и начали молча улыбаться друг другу той же многозначительной улыбкой, давая время фотографам пощелкать камерами, а зрителям насладиться зрелищем. Порадовавшись друг другом, и порадовав собою окружающих, Хеллингеры, наконец, вспомнили, для чего они пришли, и приступили к занятиям.

Я сидела на задних рядах. Увидеть с задних рядов то, что происходило на сцене, было невозможно. Хотя сцена и возвышалась над залом, но пол в зале наклона не имел, и все кресла стояли на одном уровне. Перед сидящими на задних рядах открывался вид на одни лишь затылки первых рядов. На двух первых рядах, на которых смотреть на сцену никто не мешал, «простые смертные» не сидели. Сидели на этих рядах сотрудники, преподаватели и всяческие «нужные» Хеллингерам люди. На последующих, близких к сцене, рядах сидели те ученики, которые приходили за час до начала семинара специально для того, чтобы занять себе места поближе. На задних рядах сидели те ученики, которые приходили к началу семинара. По бокам сцену окружали еще «крылья» из трех рядов, на которые «простые смертные» допускались, но места на которых нужно было занимать тоже за час.

Хотя над сценой был установлен экран, на котором сцена отражалась превосходно, но содержание того, что отражал этот экран, превосходным назвать было никак нельзя. Этому экрану явно недоставало умного оператора, который бы понимал, что снимает он не мыльную оперу, а учебный фильм. Поскольку такого оператора у Хеллингеров под рукой не оказалось, то экран и демонстрировал, по большей части, не учебные моменты, а лица Хеллингеров крупным планом, слезы на глазах участников, и тому подобную слезливую мелодраму. Ученикам же приходилось смотреть на то, что экран им показывал,– выбора у них не было.

После начала занятий Софи начала периодически уходить со сцены, чтобы сменить наряд и поправить макияж. Когда она возвращалась обратно, Бертом овладевал такой бурный приступ радости, как будто Софи прибыла не из соседнего туалета, а с другого конца света. Берт расплывался перед ней, как кусок масла на сковородке, а Софи гордо вышагивала по сцене, вытягивая свои длинные, как у цапли, ноги, и переступая через лежащих на сцене заместителей. Взойдя на сцену, Софи почти никогда не доходила до своего стула молча. Чаще всего, она с ходу влезала в бертову расстановку, и выворачивала ее шиворот-навыворот. Берт же никогда ее не прерывал и не поправлял. Он взирал на нее с почтительной сосредоточенностью, и с таким восхищением, как будто не в силах был охватить ее неземного совершенства. Восхищение Берта производило на учеников немалый эффект, и отзывалось в зале восторженным шепотом. Сентиментальные ученицы оглядывались вокруг себя, и, поймав чей-нибудь взгляд, умиленно провозглашали: «как сильно Хеллингеры любят друг друга!». Что касается меня, то я не могла найти происходящему никакого разумного объяснения, и только безмолвно на все взирала, не решаясь допустить к себе ни одной критической мысли. К восторгу сентиментальных учениц я не присоединялась, но старалась найти в происходящем хоть какой-нибудь смысл. Берт, слыша восторженный шепот, старался усилить производимое им впечатление еще больше. По окончании расстановки, он провозглашал: «я бы не смог сделать этого так, как сделала Софи!» и: «только эта женщина могла так глубоко проникнуть в ситуацию!».

Иногда на Берта снисходило философское настроение, и он произносил что-нибудь эдакое: «сегодня утром я выглянул в окно, и увидел, как с деревьев полетели листья. Я сказал Софи: «посмотри, ветер унес листья», а она ответила: «нет, листья улетели потому, что я на них посмотрела». Софи, в ответ на слова Берта, благосклонно ему улыбалась, и, очевидно, была его словами чрезвычайно довольна.

Берт и Софи делали расстановки по очереди. После каждой своей расстановки Берт разъяснял ее ключевые моменты, и рассказывал о тех положениях своей системы, которые проявилялись в этой расстановке. Но пояснения Берт вел не от своего собственного имени, а от имени «мы с Софи», несмотря на то, что Софи никакого участия в формировании его системы не принимала: все свои открытия Берт сделал давно, и воплотил он их в практику задолго до того, как Софи появилась на его горизонте.

Когда очередь говорить доходила до Софи, то ее начинало «нести» так, как «Остапа понесло». Софи хватала, как будто, первую мысль, пролетавшую в ее неупорядоченной образованием и размышлением голове, и начинала хаотично ее развивать. Создавалось впечатление, что она брала какую-то информацию, взятую из сплетен или из телевизора, прибавляла к ней кучу выдуманных деталей, и выдавала невнятное словесное извержение такого рода, к которому ни одно определение, кроме «словесного поноса», не подходило. – Казалось, она ни разу в своей жизни не дочитала до конца ни одной книги, и не додумала до конца ни одной мысли.

Словесные извержения она, к тому же, щедро сдабривала подробностями своей личной и сексуальной жизни. Берта она не называла ни мужем, ни Бертом, а исключительно «этим мужчиной»,– видимо, для того, чтобы как-то отличить «этого мужчину» от других многочисленных мужчин из ее жизни.

Берт же к своему статусу «этого мужчины» относился с умилением. Он кивал, как китайский болванчик, и радостно улыбался.

В перерывах между занятиями новички обсуждали в кулуарах участника одного из прошлых семинаров, который стал известен благодаря своему вопросу к Берту. Вопрос звучал так: «я приехал на этот семинар к Берту Хеллингеру, но почему же здесь так много Софи?». Берт ответил тому ученику своей знаменитой фразой: «кто не принимает мою жену, тот не принимает меня!». Новичкам такой ответ Берта казался непонятным. «Бывалым» же ученикам все и всегда было «ясно и понятно»,– не только «почему Софи здесь так много», но и вообще все, что происходило на семинаре. «Бывалые» ученики к «проискам врагов» против Софи давно привыкли, а потому отвечали на такие «происки» высокопарными и невразумительными словоизвержениями.

Мне, к тому времени, уже надоело ломать русский язык, и я начала называть несклоняемую Софи склоняемой Софьей.

Изысканное шитье на белом фоне

«И это поразительное зрелище!!! Как еле уловимый аромат дорогих духов, как изысканное шитье белым по белому. Дорогие соотечественники! Пока есть возможность, езжайте к первоисточнику»

(Здесь под первоисточником имеется ввиду не Берт, как вы могли бы невзначай подумать, а Софья; цитата же взята из Интернета)

Семинар продолжался. Велся он по правилам, которые устанавливал не Берт, а Софья, а ученикам приходилось с этим мириться, хотели они того, или не хотели. Выходящим на сцену людям Софья сразу же выдавала: «а я про тебя все знаю!», и начинала рассказывать о подробностях личной жизни клиента, не обращая внимания на его чувства и на этику. Софья была уверена, что она- непревзойденная ясновидящая, и старалась продемонстрировать свое ясновидение незамедлительно, всем сразу, и громко. Будь она ясновидящей на самом деле, никакой показухи ей бы не потребовалось. Но и показуха приносила ей кое-какую пользу, и оказывала на многих учеников соответствующее воздействие.

Относились ученики к софьиному «ясновидению» все по-разному. Некоторые верили в него свято и неистово. Другие- с долей сомнения. Третьи- не верили совсем. Никто не знал, было ли что-нибудь из ясновидческих экскурсов Софьи правдой, или она просто все выдумывала. Даже сами клиенты этого не знали, потому что Софья, по прибытии их на сцену, сразу же чем-нибудь их огорошивала и обескураживала, и времени подумать им не давала. Трезво оценить ситуацию, в таком состоянии, клиенты не могли.

Некоторым из клиентов Софья расстановки делала, а некоторым не делала, и отпускала их со сцены с «ясновидческими советами» и напутствиями.

Софьины расстановки нарушали все правила того, что Берт называл расстановками. Они состояли из обвинений клиента в каких-нибудь грехах, грубых ему указаний, «ясновидческих» экскурсий в его прошлое, , глупых комментариев, пошлых шуток, фамильярных похлопываний, и множества заместителей, болтающихся на сцене без видимого смысла. В заключение, Софья выставляла клиенту оценку, как человеку (то есть, как хорошему или плохому человеку), как будто она имела на это право, и как будто клиент для этого приходил к ней на сцену.

С некоторыми «ясновидческими» россказнями клиенты соглашались, а некоторые оставляли без комментариев, не подтверждая их и не отрицая. В любом случае, ненужные и грубые подробности личной жизни, вывернутые наизнанку перед незнакомыми людьми, не только не помогали клиенту решить его проблему, но и уводили расстановку далеко от ее истинной цели.

Расстановка, согласно утверждению Берта, должна была избавляться от любых ненужных подробностей, и сосредоточиваться только на главном. Берт говорил, что лишние детали в расстановке мешают. Сам Берт задавал клиенту только один вопрос: «что особенного произошло в твоей семье?», и требовал краткого ответа. Когда клиент начинал углубляться в подробности, Берт его останавливал, и говорил, что ему знать этого не нужно.

Но на Софью правила Берта не распространялись. Мало того, что ее расстановочная работа была подозрительной и недостоверной, но даже в области ясновидения, в которой она себя позиционировала в качестве специалиста, она работала некачественно. Позже я поняла, что никакого ясновидения, в смысле Ясного Видения, у Софьи не было, а были какие-то смутные недостоверные видения, которые она выдавала за непререкаемую истину. Иногда ее видения соответствовали действительности, а иногда- нет. В любом случае, Софья, воздействуя на клиента своим нахрапом и апломбом, заставляла его поневоле поверить в то, что она ему говорила.

У Берта, напротив, Ясное Видение было. Хотя Берт никогда не смаковал грехи и ошибки своих клиентов, никогда не объявлял, чем болели их бабушки, или с кем гуляли их дедушки, но для него эти сведения были доступны. Это было видно по его работе. Берт смотрел сразу же в корень, и сразу же приступал к решению главной проблемы, не отвлекаясь на пустое умствование и на решение второстепенных, ненужных задач. Берт ставил заместителей по минимуму, и объяснения давал по минимуму. Поэтому расстановки Берта и имели такую большую силу. Они не растрачивали энергию на словоблудие и на бесполезные всплески эмоций, а концентрировали проблему, и создавали условия для ее решения.

На сцену вышла русская девушка Аля, живущая с мужем в Германии. В это время Берт и Софья оба были на сцене. Как только Аля села на стул рядом с Бертом, Берт тут же отправил ее на место, безо всяких объяснений. Аля молча ушла со сцены, и села на свое место. Внезапно Софья, с которой Аля не сказала ни одного слова, подпрыгнула со своего стула, подскочила к краю сцены, ткнула Але пальцем в лицо, и заорала: «ты-ы-ы! ты-ы-ы все понимаешь!». Девушка залилась горючими слезами, а Софье, очевидно, того и было нужно. Она тут же вернулась к своему стулу, и занялась своими делами, а на Алю обращать внимание перестала. Берт на Алю внимания тоже не обращал. Аля, оставленная наедине со своими переживаниями, пришла в смятение чувств. Она зарыдала так горько, что не могла больше остановиться. И так горько, что не смогла остановиться не только в этот день, но и во все последующие, вплоть до последнего дня семинара. Аля всегда сидела в первом ряду, и из первого ряда ее всхлипывания стали доноситься целыми днями. Хеллингеры внимания на нее по-прежнему не обращали, а русские участники ей сочувствовали, но молчали. Они говорили, что Аля перестала ходить с ними на обед.

Я видела в интернете, в старых записях семинаров Берта, что Берт иногда отправлял людей со сцены безо всяких объяснений, но ни разу не видела, чтобы он их оскорблял или унижал. Здесь я в первый раз увидела то, что делает с людьми Софья. Наверное, это и было тем, что сайт Хеллингеров именовал «танцем мужской и женской энергии Берта и Софи Хеллингер». Но мне такой танец совершенно не понравился. Он показался мне каким-то безумным, опасным и извращенным,– еще и потому извращенным, что вел в танце не партнер, а партнерша.

Но семинар продолжался. В течении семинара Хеллингеры чередовали расстановки с упражнениями. Упражнения, в отличие от расстановок, проходили без криков и без оскорблений, а потому приносили пользу всем участникам. Перед началом упражнения ученики делились на пары или тройки, и занимались в своей паре или тройке сами по себе.

Когда Хеллингеры собирались проводить расстановку, то они спрашивали зал: «кто хочет с нами работать?». Поднималось множество рук, и Хеллингеры выбирали одного человека. Выбор этого человека Хеллингеры объясняли тем, что им на него указал «Дух». Когда они выбирали заместителей, рук поднималось столь же много, и на выбранного человека, по словам Хеллингеров, им тоже указывал «Дух». Но с «Духом» Хеллингеров, при всем к нему уважении, было что-то явно не в порядке. Постепенно, по мере того, как я слушала разговоры русских учеников, выяснялось, что « Дух» осенял своим благоволением не кого попало, а только тех учеников, которые привозили Хеллингерам подарки, или оказывали им услуги. Оказалось, что один «избранник Духа» привез Хеллингерам банку меда, другая «избранница» привезла им иллюстрированный альбом, третья заслужила их благоволение тем, что часто посещала софьины семинары, и т.д.

Часто Хеллингеры на поднятые руки внимания и вовсе не обращали, а выбирали на роли заместителей своих преподавателей и сотрудников, клиентами же брали молодежь. Такое поведение «Духа» тоже на «духовное» походило мало, а более походило на человеческое и на рассчетливое. Проблемы своих сотрудников и преподавателей Хеллингеры прекрасно знали, и знали, как они поведут себя в расстановке, а у молодежи проблем не было вообще. Подобный выбор участников расстановки гарантировал большой внешний эффект, позволял ведущим расслабиться, и провести расстановку без лишних усилий.

Чтобы утешить тех участников, которые поднимали руки постоянно, но на расстановки никогда не попадали, Берт часто повторял: «если вы не попали на расстановку, то в этом нет ничего плохого, потому что, сидя в зале, вы получаете ровно столько же, сколько и те, кто выходит на сцену». В эти слова не верил никто, и все ученики, по-прежнему, старались занимать места на первых рядах зала, на которые «Дух» обычно и указывал. Ко мне «Дух» Хеллингеров не благоволил с самого начала, и я попасть на сцену даже не чаяла.

В перерывах между занятиями Хеллингеры ходили в кофейном зале, и беседовали со своими приближенными. С простыми участниками Хеллингеры и их переводчики никогда не здоровались и не разговаривали. Они смотрели поверх наших голов так, как будто мы были вообще не люди.

Я заметила, что бразильские участники иногда подходили к Берту с вопросами, и Берт им отвечал. Я попросила одну немецкоговорящую участницу подойти со мною к Берту, но она сказала, что русским подходить к Берту было запрещено категорически. Разрешалось русским общаться с Хеллингерами только через переводчицу Фишер.

Одна «бывалая» ученица объяснила мне, что введение такого правила было жизненно необходимо. Она рассказала, что раньше, когда русским к Берту подходить разрешалось, русские вели себя очень некультурно, лезли к нему фотографироваться, и задавали ему глупые вопросы. Поэтому Фишер и начала ограждать Берта от русских домогательств.

Как-то в перерыве я увидела проходящую мимо меня Фишер, и обратилась к ней: «можно вас спросить?», на что та, не удостоив меня взглядом, грубо ответила «нет», и проследовала мимо, хотя я была без фотоаппарата, а отвечать на вопросы входило в ее обязанности.

Чтобы хоть что-нибудь увидеть на сцене, мне пришлось научиться занимать место поближе. На первые ряды я никогда не попадала, но попасть на третий ряд мне иногда удавалось,– на «крылья», куда «простые смертные» допускались.

«Простым смертным» места на первых рядах доставались тяжело. Для того, чтобы занять такие места, нужно было прийти за час до начала семинар, встать в очередь перед дверью, и целый час под дверью стоять. «Нужные люди», одной из которых была Позеева, за час до начала семинара никогда не приходили, и под дверями конференцзала никогда не стояли. Даже если они опаздывали, или вообще на семинаре не появлялись (а с Позеевой такое случалось постоянно, потому что она вечно носилась по магазинам), то их, все равно, услужливо поджидали пустые кресла с бумажками «reserve», и никто из «простых смертных» такие кресла никогда не занимал. Иногда число «нужных людей» превышало вместимость «спецмест», и тогда «reserve» раскладывался на «крылья», что вызывало сильное огорчение у тех учеников, которые приходили за час до начала.

С задних рядов попасть на сцену можно было только в одном случае: когда Хеллингеры вдруг вспоминали, что участники, сидящие на последних рядах, заплатили за семинар ровно столько же, сколько сидящие на первых, и, в порыве демократизма, вдруг восклицали: «а сейчас мы вызовем кого-нибудь из последних рядов!», и, действительно, один раз вызывали. После этого Хеллингеры забывали о последних рядах надолго.

Берт вел себя с клиентами всегда одинаково: сдержанно, немногословно, и по-деловому. Софья же была вся в эмоциях, которые часто у нее зашкаливали. Она то психопатила, то негодовала, то горела рвением, то ворковала, то «любовно» улыбалась Берту, то фальшиво сострадала клиенту, то верещала, пытаясь высказать все свои мысли одновременно.

Иногда Софья вела себя даже дружелюбно. Когда на сцену вышел немецкий ученик с проблемами сексуального характера, Софья, по своему обыкновению, сразу же принялась дотошно выворачивать его проблемы на всеобщее обозрение. Ученик оказался Софье под стать, и начал увлеченно свои проблемы с нею обсуждать. Одной из его проблем оказался безответный интерес к присутствующей здесь же ученице. Софья, чтобы продемонстрировать свое ясновидение, провозгласила: «никто и не сомневался, что она тебе нравится!». Обсуждаемая ими ученица была русской, и чувствовала себя неловко. Клиент же горделиво улыбался: он нашел в Софье единомышленника. В заключение Софья двинула клиента кулаком в грудь, что, по-видимому, означало дружеское напутствие, и отпустила его на место.

Рядом со мной сидел другой немецкий участник, который был очень молчалив и неразговорчив. Его вызвал на расстановку Берт, когда Софьи, к счастью, на сцене не оказалось. Мужчина рассказал, что его дочь покончила жизнь самоубийством. Берт сделал мужчине расстановку, не потребовав от него никаких объяснений, и не высказав ему ни осуждений, ни упреков, ни поучений. Когда Софья вошла в зал, Берт как раз отпускал мужчину на место. Но Софья не могла не вставить в оконченную (без нее!) расстановку свое решающее слово, и не показать, что она «тоже кое-что понимает». Она нависла со сцены над севшим на свое место мужчиной, ткнула ему в лицо пальцем, и начала что-то ему в лицо орать. Содержание ее воплей стерлось из моей памяти, помню только, что другие участники, такие же новички, как и я, были в шоке. «Бывалые» же участники сидели совершенно спокойно: они и не такое видали.

Устрашившись софьиными манерами, я не решалась поднять руку с запросом на расстановку, и думала, что так и уеду, не задав своего вопроса.

В перерывах Вебер предлагала новичкам вступить в «Hellinger membership» и пойти на танцевальный вечер с Хеллингерами. Я спросила, что это такое, и оказалось, что есть некое платное членство, которое предлагает для его членов некоторые льготы. Например, Хеллингеры проводят специальный вечер только для «членов». Я вступила в эту богоспасаемую организацию, получила от Вебер партийный билет и голографический кружок на бейджик, и вечером пошла на партийное сборище, а на танцы не пошла. И спецвечер, и танцы были за свой счет.

Спецвечер проводился в том же зале, что и семинар. Я и другие новички сели на стулья, а «бывалые» ученики уселись прямо на пол. Хеллингеры разместились в кругу учеников. Софья протянула к ученикам руки и воскликнула: «ну идите же ближе!». Бывалые ученики поползли к ней на коленях, торопясь занять места поближе, расселись вокруг Хеллингеров кружком, и уставились на них, снизу вверх, подобострастными взорами. Я и другие новички остались сидеть на стульях.

Хеллингеры предложили ученикам задавать вопросы. Руки поднимали почти все, и Хеллингеры указывали на того, кому задать вопрос разрешалось. Ответ они давали словами или мини-расстановками. Выбирали они довольно равномерно из тех, кто сидели на стульях, и из тех, кто сидели на полу. Очевидно, что сидящие на полу никаких преимуществ перед сидящими на стульях не имели. Какой смысл они находили в том, чтобы сидеть на жестком полу, я не знаю.

Вдруг Софья сказала: «этот семинар можно назвать семинаром тяжелых сердец» и приглашающе посмотрела прямо на меня. Я вспомнила Алю и немецкого соседа, и моя дернувшаяся было вверх рука опустилась.

На следующий день целая половина семинара была посвящена «обмену впечатлениями». Обмен начался с того, что на сцену, поодиночке и группами, начали выходить «нужные» Хеллингерам люди, и нудно рассказывать про свою благодарность школе Хеллингеров.

Вначале на сцену вышла координатор итальянской группы Аделина, софьина помощница и доносчица. Она тошнотворно- долго пересказывала содержание методичек, которые лежали у каждого ученика на коленях, очевидно, усомнившись в способности учеников эти методички прочитать. Затем Аделина решила добавить к методичкам кое-что от себя, сообщила, что в школе Хеллингера «все куры сидят на одном насесте», и, в подтверждение своих слов, показала нам слайд с курами.

Последовавший за ней латино-американский участник превзошел ее, казалось бы, непревзойдимое выступление, не только по количеству времени, но и по отсутствию содержания. В его речи повторялась только одна фраза: «я написал книгу», но зато столько раз, что никто из присутствующих не забыл эту фразу до конца своих дней, и никогда в жизни не взял его книгу в руки.

Потом появилась Позеева, и начала благодарить Хеллингеров за то, что они ее любят, потом вышел кто-то еще, и еще, и, в конце концов, на сцене набилось столько «нужных людей», что им не хватило места, и всех их, вместе с сидящими в зале, отправили на перерыв.

В перерыве я спросила у Вебер, может ли она мне помочь сменить отель, с которым у меня были большие проблемы.

Вебер удивилась: «странно, что вы остановились в трехзвездочном отеле. У нас все живут в «пяти звездах!» Я промолчала, хотя и знала, что это неправда: в «пяти звездах» жили координаторы и переводчики, а большинство учеников жило как раз в «трех». Но, удивившись, Вебер тут же наш разговор завершила, и оставила меня с тем, с чем я и была.

Этот разговор напомнил мне одну статью. В этой статье участник семинара Карлоса Кастанеды писал, как он приехал на семинар на автобусе, а русско-украинские ученики, видя это, воскликнули: «Господа! Среди нас нищие!».

Многие участники семинаров Хеллингера тоже были сильно озабочены тем, чтобы их не приняли за «нищих». Была одна украинская участница, которая жаловалась на то, что у нее очень маленькая зарплата, и сокрушалась тем, что ей не хватает денег на следующий семинар. Но зато жила она, «как все», в пятизвездочном отеле.

Передо мною вопрос, что выбрать: семинар или проживание в пятизвездочном отеле, никогда даже и не вставал, потому что семинар всегда был у меня в приоритете. Но были, оказывается, и ученики с другими приоритетами (или, может быть, вовсе не с приоритетами, а с внушенными им представлениями о том, что нельзя выглядеть «хуже всех остальных»?).

Вебер ни разу, за все время моей учебы в этой школе, не сделала ничего для того, чтобы сократить мои расходы, но зато делала все возможное, чтобы их увеличить. Видимо, мое проживание в пятизвездночном отеле соответствовало ее представлениям об Идеальном Ученике Hellinger leben Schule.

У Позеевой представления об Идеальных Учениках были точно такими же, как у Вебер. Позеева формировала группы для заселения в пятизвездочный отель еще в России, и распределяла учеников по парам. Тех учеников, которые бронировали отели самостоятельно, а не через нее, она сильно не любила. Почему? Да очень просто! – у нее не было над этими учениками власти!

Не любила самостоятельных учеников и Повалий, координатор украинской группы. Как она использовала учеников для своих целей, я расскажу немного позже.

«Китайская расстановка»

«Я-терапевт и не могу переходить на уровень политики. Если захотеть перевести семейную расстановку в политическую сферу, что-то было бы потеряно, а не прибавлено. Движениям души это не надо. Они достаточно сильны и действуют в свое время. А через некоторое время, быть может, в общем поле произойдет смена сознания». Б.Хеллингер.

В предпоследний день семинара Софья устроила широкомасштабную «китайскую расстановку». До того, как я побывала на этой расстановке, я даже не догадывалась, что Хеллингеры были озабочены китайскими проблемами. Видимо, в Германии они все проблемы уже решили, и перешли к проблемам других стран (ведь в других странах нет Хеллингеров, которые решали бы их проблемы! Кто же им, бедным, поможет!). Позже, я узнала, что устраивать под конец семинара нечто грандиозное и пафосное было для Хеллингеров обычной практикой. Наверное, они полагали, что международные расстановки оставляют в душах учеников такой неизгладимый след, что заставляют их, после окончания семинара, долго эти расстановки вспоминать.

Берта во время решения «китайской проблемы» на сцене не было. Не знаю, делала ли Софья эту расстановку с согласия Берта, знаю только, что подобные действа совершенно не соответствовали его характеру и его правилам. Может быть, он специально ушел со сцены, чтобы всего этого не видеть.

Началось все совершенно обыденно и безобидно. На сцену вышла семейная пара, муж- немец, жена- китаянка, живущие оба в Германии. У этой пары была небольшая семейная проблема. Почему для решения ее проблемы понадобилось делать расстановку на весь Китай, так и осталось загадкой для всех, кроме Софьи. Но Софья решила за Китай взяться, и она за него взялась, и взялась она за него лихо. Софья сразу же положила на сцену кучу заместителей, которые оказались абортированными детьми «всего Китая», а потом добавила к ним еще несколько «абортированных» куч. «Весь Китай», в лице участников семинара, начал рыдать, кричать, ползать и стонать. Мучился «весь Китай» очень долго, и так долго, что даже дошел до конца регламента. Но с регламентом Китай потягаться уже никак не мог. Регламент семинара был для Хеллингеров настолько священной вещью, что Китаю пришлось перед ним отступить, и успокоиться, и убраться восвояси, хотел он того, или не хотел. Хеллингеры очень чтили свой регламент и свое рабочее время, и не позволяли себе задерживаться на семинаре ни на одну минуту дольше положенного. Даже в такой судьбоносный момент, когда решалась участь Китая, когда «все прогрессивное человечество», в лице участников семинара, трепетно устремило на эту расстановку свой, полный надежды, взор, нарушать регламент было никак нельзя! А посему Софья быстрехонько свернула свою постановку, то есть, оговорилась,– расстановку, и отправила «абортированных детей» и взрослых по домам. Семейная пара, чью проблему Софья этой расстановкой, якобы, решала, так и просидела безмолвно все время на сцене, глядя сверху вниз на агонизировавший Китай. Кто, вообще, дал Софье право доводить расстановку до состояния агонии? Ни один человек на свете не имеет права вскрывать столь сильные и столь болезненные чувства без разрешения клиента, а клиентом, в данном случае, была не одна семейная пара, а весь Китай!

На следующий день Аля внезапно появилась на семинаре с сияющим и довольным видом. Она сказала, что к ней во сне «приходили два ангела», и что она «все поняла». В этот день она снова сидела на первом ряду, но больше уже не всхлипывала, а, напротив, казалась очень довольной и веселой. Не всхлипывала она и на втором семинаре, на котором мы присутствовали с нею вместе.

Но до второго семинара мы дойдем немного позже, а сейчас вернемся к первому. Берт начал занятие с того, что объявил: «Софи хочет что-то сказать о вчерашней расстановке». Софи долго мялась и ломалась, как сдобный сухарь, а потом заявила, что ничего говорить не будет. Тогда Берт дал слово преподавателям, и все они, по очереди, похвалили китайскую расстановку. После этого Берт сделал еще одну китайскую расстановку. Класть на пол он никого не стал, а просто поставил большое количество заместителей, не уточняя, кто они вообще такие,– дети или взрослые,– и предложил всем желающим встать на сторону Китая. Я встала на сторону Китая и почувствовала, что в Китае стало немного поспокойнее, но, в принципе, ничего не изменилось.

После успешного решения китайской проблемы, Берт спросил: «кто хочет с нами работать?». Я вдруг подумала, что я ничуть не хуже Китая, и подняла руку. Меня вызвали на сцену.

Моя единственная проблема

Я села на сцене между Бертом и Софьей. Берт спросил: «какой у тебя вопрос?» Я озвучила свой вопрос. Берт с ходу прицепился к моим слова: «я думаю, что у меня…» и сделал мини-расстановку, где показал, что мое «я думаю» не соответствует действительности.

Я ждала, что мы перейдем к решению моих настоящих проблем, но оказалось, что то, что я решилась о чем-то подумать без разрешения Берта, было моей единственной проблемой.

Берт задумался. Потом он сказал : «твоя внутренняя фраза звучит так: «…». Повтори фразу про себя.» Я выполнила его распоряжение. Берт опять замолчал, и молчал так долго, что я открыла глаза и посмотрела на него с удивлением. Берт сидел неподвижно, как статуя, и смотрел перед собою в зал неподвижным взглядом. Зато Софья вдруг оборотилась ко мне, пронзила меня «ясновидящим» взором и поведала, что мужчины не уважают женщин-руководителей. Я согласно закивала, но не от того, что мне открылась неведомая доселе истина, а от радости, что со мною, наконец, заговорили. Софью мое кивание вполне удовлетворило, и она продолжила «ясновидческие» откровения. Она дошла уже до того, что видит меня насквозь, и что ей не нравится то, что происходит у меня в голове, и что скоро у меня поедет крыша… Я молча на нее смотрела, и ждала продолжения. Но продолжения не последовало, потому что Берт внезапно ожил, и произнес в зал: «мы ей сказали все, что нужно», и мне: «ты согласна?». Я машинально ответила: «да», и кое-как добрела до своего стула. Софья проследила взглядом мое прибытие на место и мою реакцию на тот случай, если я окажусь чем-нибудь недовольна, но, поскольку я сидела с туманом в голове, и ни на что не реагировала, то Софья завела подобающую случаю речь.

Ее указующий перст не нашел повода уткнуться в мое лицо, а потому уткнулся в ковер на сцене. Софья сказала ковру: «Вы думаете, это простой ковер? Это- волшебный ковер! Когда перед этим ковром садится ученик, то на ковре начинают появляться лица, и я начинаю понимать, какую расстановку ученику нужно сделать. А пока она (палец в меня) тут сидела, на моем ковре не появилось ни одного лица. Значит, никаких проблем у нее нет!»

Будь «волшебный ковер» хоть немного посообразительнее, на нем могло бы появиться много лиц: и тех, кто лишил меня работы, и тех, кто сделал так, чтобы другой работы я не нашла, и тех, кто мне угрожал, и тех, кто меня терроризировал, и тех, кому я помогала в работе, и тех, кто оставил меня в трудный момент без помощи. Но глупый ковер ни одного из этих лиц не увидел. А почему ни одного из этих лиц не увидела «ясновидящая»?– Неизвестно!