Читать онлайн ЛюБить. Часть первая бесплатно

Пролог

Декабрь 1998

Чаще всего домашний ангелочек в лице Алексы Димченко пребывала в состоянии детского веселья и с задором вальсировала по квартире в маминых нарядах. Компенсируя отсутствие внимания взрослых и пытаясь совладать со скукой, она напевала в голос, оглушая стены серебристо-мягким сопрано. В просторной гостиной она часто скрывалась за самой массивной и в то же время изысканной частью мебельного мира – полукруглой барной стойкой из тёмного дерева, оснащенной множеством неоновых подсветок и современной техникой. Уединяясь там, за высокой перегородкой, на полу, среди красиво расставленных фужеров, хрустальных вазочек, ликёров, эксклюзивных коньяков и большого многообразия европейских конфет в глянцевых коробках, она торопливо сочиняла довольно симпатичные рассказы, ощущая себя, будто в маленькой крепости.

В этот декабрьский день Алекса скрывалась за барной стойкой не ради забавы или резко настигнувшего её порыва к сочинительству, а по причине растерянности, глубоко терзавшей её детское сознание. Сквозь слёзы она пыталась прочесть дрожащую в руках газету и, будто желая ещё раз убедиться в случившемся, произносила вслух каждое слово, напечатанное на главной странице этого рокового выпуска.

«Не смог скрыть чувств!» – кричало крупными буквами название статьи, под которой были опубликованы чёрно-белые свадебные фотографии. Фотографии, на которых её мама – молодая женщина редкой красоты в ажурной шляпке – стоит под руку со своим новоиспечённым мужем, человеком из криминального мира, и кажется абсолютно счастливой. На этих печатных изображениях она увидела и себя, а точнее свой портрет в золотом багете, попавший в объектив журналиста. Ниже этой иллюстрации шёл текст:

«Шикарная свадьба сегодня большая редкость! Новобрачные стремятся как можно скромнее отметить создание новой ячейки общества. Сейчас с шиком женятся только те, у кого есть для этого возможности. В минувшую пятницу Мурманск стал свидетелем грандиозного бракосочетания двух предпринимателей – Алексея Георгиевича Ларина и Марии Ивановны Димченко.

Познакомились новобрачные пять лет назад. Алексей Георгиевич в течение четырех лет искусно скрывал свои чувства, поскольку боялся того, что Мария Ивановна не ответит ему взаимностью. Но однажды чувства, всё-таки, победили страх. Произошло это год назад, когда Алексей Георгиевич и Мария Ивановна были в служебной поездке. Тайный поклонник Марии Ивановны видел, как вокруг объекта его обожания роятся другие мужчины, и принял решение – впредь дама его сердца будет общаться только с ним. Так и случилось. Постепенно другие мужчины стали уходить из жизни Марии Ивановны. И, наконец, однажды, набравшись смелости, Алексей Георгиевич предложил своей избраннице руку и сердце. Как именно это случилось – большая тайна. Единственное, в чём призналась Мария Ивановна корреспонденту «Ведомостей», что без раздумий ответила ему «Да». На их свадьбу приехали друзья из восьми российских городов. В этот день Алексею Георгиевичу, как мальчишке, пришлось выкупать свою ненаглядную. И, по его словам, «легче было Берлин взять, чем увезти любимую из отчего дома».

Алекса отчётливо видела перед собой все события того дня…

Длинный, украшенный цветными лентами, белоснежный лимузин, следом за которым ехал кортеж из чёрных иномарок, бесшумно подкатил прямо к подъезду и остановился в промозглой утренней темноте. Казалось, шары, привязанные к автомобилям и болтающиеся от порывов ветра, бунтовали, так и норовя оторваться и улететь, чтобы раствориться в серости нависшего неба. Из автомобилей появились люди в чёрном. Изрядно выпившие, они обступили жениха и буквально искупали его в поздравлениях, рукоплеща и подбадривая, после чего шумно скрылись в подъезде. Трудно было не заметить, как лицо девочки, наблюдавшей за происходящим из окна, вдруг сделалось в тон белого платья. И если бы не обиженные губы и хмурый лоб, которые говорили о её недовольстве, можно было предположить, что она больна.

Когда на лестничной площадке послышались мужские голоса, Алекса съёжилась, словно от надвигающейся угрозы, однако, взглянув на тех, кто всё утро занимался подготовкой к предстоящему торжеству, она не обнаружила ни одного расстроенного этим событием лица. Гости столпились в общем коридоре, готовясь к приветственной речи и рассказу об испытаниях, ожидающих жениха на пути к завоеванию одной из самых успешных и красивейших бизнесвумен города. Но эти формальности лишь раззадорили приехавшую компанию. Видимо, не привыкнув к долгим церемониям и всякого рода сценарным изыскам, разгорячённые парни решили пойти на абордаж, обходя все условности и обряды. Взревев, они налегли на входную дверь с такой силой, что та беспомощно хрустнула, сорвавшись с петель. Тем самым они вызвали у взволнованной девочки ещё большее отторжение и неприязнь. Не обращая внимания на причинённый ущерб, они прислонили дверь к стене и, продолжая скалиться, протиснулись в коридор.

Требование выкупа невесты вызвало у парней бурный шквал эмоций. Вероника – женщина светского ранга, работающая в сфере культуры и искусства и взявшая на себя роль организатора свадебного торжества родной сестры, тут же остудила гостей и, не церемонясь с ними, продолжила свою миссию, как подобает человеку профессиональному и публичному. Однако откупиться, благодаря изворотливости и пошловатым шуткам, им не удалось, поэтому теперь блатные шарили по карманам и извлекали оттуда деньги и что-нибудь ценное. В старинную большую шкатулку, маячившую перед ними в воздухе, моментально летели купюры разного номинала и валюты, укладывались кожаные кошельки, золотые цепочки, снимались с пальцев печатки. Жених, словно громоотвод, стоял в центре и довольно улыбался, подначивая дружков не скупиться за такую невесту.

После завершения денежного ритуала шкатулка испарилась, и ликующую толпу, наконец-то, впустили в квартиру. Иностранные хиты, звучащие из недр массивных колонок, фуршетный стол, импортное шампанское и высокие горки красной и чёрной икры встречали гостей в гостиной. Веселясь и чествуя хозяйку дома, бандиты моментально переместились к барной стойке и приступили к крепким напиткам, но когда в зал вся в белом вошла Мария, братки буквально потеряли дар речи, замерев с бокалами, как вкопанные.

– Ни х. я себе! – коротко выругался Ларин, и тут же замялся, взглянув на Алексу. Шокированный увиденным, он не сводил с неё глаз, густо покраснел и даже оттянул воротничок рубашки. Но уже через пару мгновений смог взять себя в руки, чтобы подать авторитетный голос:

– Слышь, братва, всем ослепнуть и закатать! Это моя Машенька!

Не сводя пристального взгляда с людей Ларина, Алекса, словно маленькое приведение, крутилась всё время рядом и прислушивалась к любому, даже малозначимому разговору. А вдруг кто-то из этих пришельцев скажет что-то, о чём её любимая мамочка даже не догадывается? Вдруг она узнает что-то конфиденциальное? Что у них на уме… Чего ожидать от этих людей? И чего остерегаться? Публика вела себя вызывающе и развязно, тогда как остальные сохраняли спокойствие, безукоризненно соблюдая правила свадебного этикета. Всё это казалось ей постановочным и киношным. А что, если сию же минуту этот пронырливый бородатый человек с камерой в руках громко скомандует, что съёмки закончены, и все могут расходиться по домам?! В таком случае ей больше не пришлось бы наблюдать столь нелепые сцены.

Мешая образы и буквы, она продолжила читать статью: «…Наконец, испытания были позади, и жених, обняв невесту и усадив в свадебный лимузин, отвез её во Дворец бракосочетания. Сопровождаемые щёлканьем фотокамер, молодожёны прошествовали в торжественный зал. Там они обменялись кольцами и расписались в книге регистрации браков. Теперь им предстояло отметить свершившееся событие. Мария Ивановна и Алексей Георгиевич нарушили свадебные традиции. Они не стали посещать те места, куда обычно едут фотографироваться молодожёны, а после торжественной церемонии отправились в Художественный музей. Сестра Марии Ивановны, Вероника Ивановна, работающая в этом «очаге культуры», сделала свой подарок молодым – организовала исключительный вечер с музыкой и шампанским. Специально для них камерный «Дивертисмент» исполнил выдающиеся произведения Брамса и Фролова. После непродолжительного концерта молодых поздравила директор Художественного музея. Подняв бокал игристого шампанского, она произнесла тост в честь молодожёнов, пожелав им «состариться на одной подушке». Затем Алексей Георгиевич и Мария Ивановна совершили небольшую экскурсию по экспозициям. Из музея молодые на огромном белом лимузине отправились в ресторан «Россия», где их чествовали все присутствующие. Шампанское лилось рекой, звучали речи, славящие молодых.

Алексей Георгиевич и Мария Ивановна – частные предприниматели. Они вместе работают в фирме, занимающейся производством и торговлей рыбной продукцией.

Фото Бориса Ливанова. Ведёт рубрику Ирина Синица».

Единственное, что тогда грело тревожное сердечко Алексы, так это то, что по случаю столь торжественного события приехали двоюродные братья и сёстры, близкие родственники, среди которых были Вероника, Нонна, Митя, Коля – родные и горячо любимые ею дяди и тёти. Мария всегда с особым трепетом повторяла слова покойной матери: «Нас пятеро, как пальцев на руке, и отруби любой, будет одинаково больно».

В ресторане царило веселье, пахло едой и цветами. Мимо проносились официанты с подносами, букеты и подарочные коробки продолжали прибывать, одни приглашённые музыканты сменялись другими. А дальше немыслимо печальные и затравленные глаза Алексы видели всё происходящее стоп-кадрами и обрывками…

Вдоль стен тянулись длинные столы, заставленные красивыми блюдами. За одним из них, среди серебряных подсвечников и дымящейся утвари, отдыхала братва – крепкие, суровые представители криминального мира со своими разукрашенными жёнами и любовницами, и совсем молодые парни с шальными глазами, мелкие «шавки», лебезящие и смотрящие трусливо и заискивающе. Другой стол занимали гости Марии. Здесь ужинали её племянники, напивались компаньоны по бизнесу, кокетничали симпатичные женщины, веселились старые друзья. Стол по центру зала занимали сами молодожёны, мать Алексея – робкая молчаливая женщина, укутанная в скромный платок, Алекса со старшей сестрой Линой и её спутником и старший брат Марии Митя, взявший на себя в этот день роль отца. В углу, под тканевым куполом находился детский стол, за которыми сидели дети и подростки обоих семейств, привыкая к тому, что отныне они родственники.

Потом Алекса с отвращением смотрела на то, как под общие вопли, свисты и надрывы новоиспечённый муж не целует, а буквально заглатывает прекрасные рубиновые губы её мамы, рыская языком, будто лопатой. А когда его натиск становился чересчур удушающим, она с усилием отодвигала его белой перчаткой, освобождаясь из объятий. Чирик показательно и неустанно демонстрировал своё право покушаться на неё с поцелуями, после чего удовлетворённо купался в шквале обрушившихся аплодисментов. Наблюдая за надрывными криками «Горько», Алексе казалось, мама, словно маленький беззащитный зверёк, попала в руки разъяренного тигра. Находясь во всеобщем внимании, Марии только и оставалось, что поправлять растрепавшуюся вуальку на своей дизайнерской шляпке, улыбаться, как подобает королеве, и незаметно вытирать с лица размазанную помаду. Глядя на это, девочка задавалась одним и тем же вопросом: неужели ей нравятся такие грубые, мокрые, мерзкие, пошлые, подавляющие поцелуи? Ведь будь она сама на её месте, запросто укусила бы его за язык, чтобы он вёл себя прилично.

Затем были выступления цыган, пляски, столпотворение… вспышки фотокамер… гогот братвы… сотни пышных букетов, горой возложенных к ногам невесты… жареные поросята на громадных подносах… элитные напитки… кража невесты… рассвирепевший Алексей… потасовка… драка, летящие осколки и следы крови…

Дочитав газету до конца, Алекса уже вовсю ощущала физическую нервозность и чувствовала, как ускоряется биение сердца, ударяя в левое подреберье. С каждой секундой её накрывало чувство тяжелой утраты. Зачем вообще был нужен этот брак? Как произошло так, что её интеллигентную, многоуважаемую и независимую маму покорил человек, не признающий закона и имеющий сомнительную репутацию? Почему этот союз состоялся? Почему никто не помешал этому? Чем вообще руководствовалась Мария, подписывая своё согласие на совместную жизнь с этим человеком?

В силу возраста Алекса не могла найти ни одного логического и более-менее обоснованного объяснения. Но даже несмотря на соблюдение всех формальностей и спешку этого бракосочетания, она ни на секунду не усомнилась в том, что её мама продолжает горячо и беззаветно любить бывшего сотрудника милиции, который по неизвестным ей причинам уже пять лет отбывал срок в колонии строгого режима в Нижнем Тагиле… Сама Алекса видела этого двухметрового мужчину с добрыми глазами цвета хаки лишь однажды, но долгие годы после его ухода Мария горевала о судьбе осуждённого и носила невидимый траур поверх своих деловых костюмов. При любой возможности она срывалась на зону, добиваясь у начальника тюрьмы не только привилегированных свиданий, но и улучшения условий для его существования в неволе. Отказывая самым влиятельным, высокопоставленным и, в большинстве своем, надёжным мужчинам, умеющим не только красиво ухаживать, но и готовым делиться своим бизнесом, Мария продолжала ждать освобождения арестанта Андрея Сизова, не допуская даже мысли о том, чтобы связать свою жизнь с кем-то другим. Но теперь рядом с ней стоял Алексей Ларин – её новоиспеченный муж, грубовато обнимая её миниатюрную фигурку и глазами хладнокровного убийцы осматривая тех, кто приближался к этой женщине.

Вспыхнувшие воспоминания настолько сильно взволновали девочку, что уже через несколько минут ей сделалось дурно. Хватая ртом воздух, она с ужасом узнавала в этих симптомах удушающие приступы, которым была подвержена с двух до пяти лет. Несмотря на то, что последний подобный приступ происходил с ней много лет назад, она незамедлительно вспомнила всё, что ему сопутствует.

Будучи восприимчивым и сверхчувствительным ребенком, при любом незначительном расстройстве начиная горько плакать, она не могла остановиться, доходя до жуткой истерики, непроизвольно набирающей силу. В запале рыданий и всхлипов крохотная девочка буквально переставала дышать и замирала в ожидании того, чем закончится это удушье. Некоторое время она могла просто лежать в беззвучных конвульсиях и синеть, в то время, как Мария или сестра беспомощно склонялись над её замершим телом, не испытывая ничего, кроме леденящего ужаса. Когда же эта мука, наконец, прекращалась, и она совершала слабый долгожданный вдох, её страдальческое личико приобретало прежний цвет, и она, жутко уставшая от немой борьбы, буквально растворялась в руках матери и какое-то время лежала неподвижно. В связи с подобными эмоциональными припадками в семье были предприняты все меры, чтобы не провоцировать в ней отрицательные эмоции и сильные переживания. Но и это не стало выходом из сложившейся ситуации. Веселясь и заливаясь громким смехом, всё повторялось. Перед глазами темнело, неизбежно появлялось головокружение, и Алекса, вновь теряя самообладание, попадала в руки удушающему монстру. Её неукротимый в силу возраста темперамент, заключённый в хрупком теле, всё больше проявлялся в двух крайностях – отчаянном плаче и оглушительном хохоте. С возрастом столь ярко выраженные эмоциональные всплески и приступы исчезли, оставив после себя резкую переменчивость в настроении.

Теперь же после прочтения статьи и полного непонимания, когда у её матери вспыхнула раздутая до внимания корреспондентов любовь к этому человеку, она была на грани. Учащённый пульс, холодный лоб, затруднённое дыхание и непреодолимое желание разрыдаться. И если бы через пару минут всё это не закончилось, она бы подумала, что прошлый недуг вновь овладел ею. Придя в себя, она швырнула газету на одну из полок и покинула барную стойку, терзаясь дурными предчувствиями. Повесив на дверь самодельную табличку «Вход строго запрещён», она закрылась в детской и просидела там до самого вечера.

За два месяца до этого…

Алекса находилась за высокими арочными дверями, через которые, несмотря на их тончайшее матовое стекло, не проникал ни один посторонний звук. Здесь, в этой просторной, светлой спальне с туалетным столиком у окна и широким балдахином ощущался особый уют. Когда хрупкая нервная система и богатое воображение мешали ей уснуть, и она неизбежно мучилась бессонницей, Алекса перебиралась ночевать сюда. Замученная собственными фантазиями, она сонно залезала в мамину постель, прижималась к ней и вдыхала запах её пахнущей ароматом духов кожи. Как же было приятно касаться шёлка её пеньюара, ощущать гладкость её ухоженных рук, чувствовать мягкость волос, темнеющих на подушке.

Эта перламутрово-розовая комната с белой рельефной мебелью и роскошной полукруглой кроватью, в изголовье которой застыла пара лебедей, выглядела, как ожившая иллюстрация королевских покоев. Богатство штор, аристократичность обстановки, отражение света в больших зеркалах – всё это было маминым продолжением и воплощением её идеалов.

Положив под голову руки, Алекса лежала на кровати. Её взгляд был прикован к живописной картине «Сикстинской Мадонны», настолько величественной, что она закрывала собой почти всю стену напротив, придавая комнате эрмитажный вид. Растворяясь в этом образе Марии с маленьким Христом на руках, в этом внутреннем движении, в этом таинственном свечении, которое излучал сам холст, она с особой осторожностью размышляла о Боге, представляя, как, должно быть, часто его всевидящее око обращается к ней сверху и хмурится, следя за её взбалмошными поступками и не всегда кроткими мыслями. И как же утешалась она тем, что, даже несмотря на её неугомонность, Он каждый раз откликался на её просьбы и мистическим образом помогал ей откуда-то сверху.

Взглянув на закреплённую между ней и Богом особую связь – маленькую иконку, стоящую на прикроватной тумбочке, она преисполнилась верой и гордостью. Эта бронзовая старинная вещица стоила ей пряди вырванных волос и нервных переживаний. Было сложно забыть тот день, когда мужчина, скрывающийся под плащом и шляпой, остановился возле их детского сада, подозрительно осмотрелся по сторонам и, просунув руку через ограждение, что-то выбросил в урну. Помимо Алексы, звяканье металла привлекло внимание ещё нескольких детей из группы. Сорвавшись с места, они окружили мусорку. На дне, среди фантиков, бумажек и другого хлама лежала истёртая временем иконка. Оценив выброшенный клад и справившись с первым ступором, ребята бросились вперёд, стараясь дотянуться до сокровища. Дальше началась возня, они шарили, толкались. Алекса не могла остаться в стороне, ведь таинственным предметом был кусочек божества. Ввязавшись в драку, Алекса чувствовала, как получает по лицу затрещины. Злясь и кряхтя, дети выхватывали и вновь роняли иконку на землю. Ещё удар о землю, и столь небрежное отношение к иконе вызвало в Алексе агрессию, кровь прилила к вискам, и она вырвала вещицу, быстро спрятав её от чужих глаз в кулачке. Несмотря на оцарапанную в кровь щёку и яркий след зубов на руке, Алекса была на седьмом небе от счастья. Тем временем, подоспевшая к одуревшим детям воспитательница даже не стала разбираться в причине такого поведения и отправила всех в группу. Алекса не находила себе места, пока наконец не оказалась дома. Протянув маме тщательно вымытую с мылом иконку Николая Чудотворца, она робко призналась, что любит обоих, но Боженьку, всё же, на мизинчик больше.

Повалявшись и восстановив утраченную энергию, она подтолкнула с кровати белоснежного перса и, соскочив следом, вышла на разведку. Разогнавшись и лихо проскользив по гладкому длинному коридору, она повернула налево и остановилась. За кухонной дверью из витражных стёкол отчетливо виднелись человеческие силуэты, сидящие за большим обеденным столом. Видимо, пока она витала в облаках, к маме пришли очередные гости.

Между тем, Алексе нравилось, что в доме почти никогда не смолкала музыка, одни лица сменялись другими, царило веселье и бесконечно пахло свежесваренным кофе. Толкнув застекленную конструкцию, которая тут же разъехалась в стороны, она вошла на кухню и, вежливо поздоровавшись с гостями, примостилась рядом с Марией на мягком кухонном диване. Сидя в окружении этих деловых мужчин и женщин и незаметно пряча во рту одну конфету за другой, Алекса в буквальном смысле не сводила с мамы глаз. Эта женщина была неотразима и привлекательна во всём, что бы ни делала, и о чем бы ни говорила. Благодаря тонкой поведенческой тактике, отменной дипломатии и исключительному дару предвидения, Марии удавалось сближать людей, которые по своим должностным, личностным, религиозным и политическим убеждениям никогда бы не оказались за одним столом. Не торопясь покидать столь нескучную компанию, Алекса довольно пристально изучала каждого участника кофейной церемонии, не упустив и того факта, что с её появлением они перестали курить и разговаривали, как конспираторы. Здесь был Коля, который хохотал с Марией в унисон и почти сквозь слёзы добавлял: «Ну, сеструха, даёшь!». Маленький, шустрый, импозантный, с аккуратными усиками над губой, он смеялся в точности так, как сама Мария – заразительно, громко и протяжно. Дальше по кругу сидел человек из органов – майор милиции, неоднократно приезжавший к ним по просьбе Марии и оказывающий ей всяческую дружескую помощь в строго конфиденциальных делах; пышногрудая, белокурая женщина с вызывающим макияжем – владелица нескольких торговых точек со всевозможным турецким барахлом и меховыми изделиями; два представителя малого бизнеса, давно конкурирующие между собой; армянин Нурик, ярко парирующий хозяйке дома и неторопливо смакующий Хеннесси; молодой хирург – владелец собственной клиники в городе Апатиты; миловидная женщина, напоминающая русскую матрешку – управляющая одной из комфортабельных и популярных баз отдыха «Сказка», где так часто Алекса с мамой и сестрой проводили праздники и выходные; чеченец Саид – солидный мужчина с многочисленными шрамами на руках и шее и соседка по лестничной площадке, заглянувшая за специями и поболтать.

Как только беседа перешла из деловой в более неформальную, и гости допили свой кофе, хозяйка проводила всех в гостиную. Приглушив музыку, Мария скрылась за барной стойкой и вернулась оттуда с несколькими бутылками крепких ликеров и особых вин, которые так часто преподносили ей в подарок иностранные компаньоны. Расположившись на подушке прямо под искусственным ветвистым лимонником, украшающим один из углов комнаты, Алекса продолжала шпионить, наблюдая, как гости, утонув в креслах, приступали к дегустации напитков. Находиться в обществе взрослых было куда интереснее, чем самостоятельно развлекать себя в детской. Здесь не нужно было придумывать воображаемых людей, которые говорят с тобой о секретном и заключают тайные сделки, здесь все знают свои роли, и ей остаётся только получать удовольствие от их компании. Можно было слушать, как они говорят, над чем именно смеются, как интеллигентно и остроумно спорят. Мария, впрочем, как и всегда, не сидела на месте и с присущей ей импульсивной энергичностью крутилась по гостиной, угощала гостей то одним, то другим и с юмором рассказывала что-то очень занимательное. Глядя на неё из-под веточек лимонника, Алекса таяла, словно леденец. И как этой деловой женщине с выдержанной строгостью и изысканностью нарядов, с безукоризненной причёской, макияжем и дорогими украшениями удаётся превращаться в молодую девчонку с горящими глазами и невероятно заразительным смехом?!

С детским неприкрытым обожанием Алекса отмечала всё то, что казалось ей в матери исключительным и совершенным, включая приталенный мраморный пиджачок с глубоким декольте, который являл собой настоящее произведение искусства и сочетался по цвету с её огромными, изумрудными глазами. В последнее время Мария отпустила на лоб густую челку, а благодаря тому, что её волосы, захваченные в высокий хвост, стали ещё длиннее, Алекса всё больше убеждалась в том, что природа одарила эту женщину кинематографической внешностью, которую мама, к её большому сожалению, вовсе не собиралась использовать для того, чтобы сниматься в кино или стать эталоном красоты.

Несколькими часами позже, когда в доме было уже пусто и тихо, в квартире раздалась очередная рапсодия Моцарта, извещающая о чьём-то приходе. Предполагая, что это вернулась сестра, регулярно выгуливающая по вечерам их чёрного мохнатого ньюфаундленда, схожего с гималайским медведем, Алекса шустро подскочила с пола и выглянула из комнаты, но сразу поняла, что ошиблась. Видя, как в квартиру заходит незнакомый мужчина, она могла бы тут же вернуться к оставленной игре и не придавать значения очередному гостю, но отчего-то до сих пор продолжала стоять неподвижно. Без лишней скромности он уверенно прошёл в прихожую, наклонился к невысокой маминой фигурке и навязчиво поцеловал её в щеку. Этот мужчина в длинном, кожаном плаще нараспашку стоял перед ней, будто огромная статуя на прямых, широко расставленных ногах и, энергично похлопывая перчатками по ладони, что-то быстро объяснял. Напрягая свой тонкий музыкальный слух, Алекса старалась разобрать хоть что-то из того, о чём шла речь, но, к своему большому разочарованию, ей так и не удалось собрать обрывки фраз в ценную информацию. Рядом с этим громилой, даже при наличии домашних тапочек на каблучках, Мария казалась совсем крохотной. Получив от хозяйки приглашение на кофе, мужчина расплылся в улыбке и, издав три отрывистых, высокочастотных смешка, похожих, скорее, на кашель, чем на проявление радостных чувств, двинулся за ней. Перемалывая во рту жвачку, он перешёл из прихожей в коридор и тут же попал под освещение автоматически вспыхнувших лампочек. Продолжая чавкать, он ловко скинул плащ и, словно одним выстрелом, прибил его к вешалке. Затем плавно стянул вычищенные до блеска длинные туфли, передёрнул плечами и размашисто пошёл вперед.

Только теперь, когда он был совсем близко, Алекса смогла разглядеть его лицо. Массивная нижняя челюсть, чуть выступающая вперед и покрытая чёрной щетиной, высокий лоб с густыми, низко посаженными бровями, безупречно выбритые виски, накачанная шея, коротко стриженные тёмные волосы и светлые глаза. Весь его внушительный внешний вид, этот чёрный костюм, агрессивный и головокружительный аромат придавали ему солидности и представительности, но вот грубоватая манера, резкие жесты, бледнота щёк и писклявые смешки, напоминающие короткие отдельные выстрелы, внушали Алексе недоверие. Этот тип отличался от тех мужчин, которых она привыкла видеть в мамином окружении и напоминал ей, скорее, категорию цивильных бандитов, нежели партнёров по бизнесу. Заметив выглядывающую из комнаты девочку, он тут же остановился и к её искреннему удивлению расцвел, как мальчишка.

– Младшенькая?! – ища поддержки, он обернулся к хозяйке и, получив от неё положительный ответ, вновь переключил внимание на Алексу. – Чудненько…

Немного помедлив, оценивая безупречно сидевшие на нём брюки, он всё же подцепил их на коленях и, чуть одёрнув кверху, опустился перед ней на корточки.

– Привет, – сиплым голосом поздоровался он, и его губы растянулись в две тонкие линии, раздавив жвачку.

– Здравствуйте, – с присущей ей вежливостью ответила Алекса, успевшая попасть под гипноз этих странных, почти прозрачных глаз.

– Давай знакомиться?

В попытке понять, к какой категории маминых знакомых относится этот человек, Алекса мельком взглянула на Марию, но увидев у той неопределенное выражение лица и слегка одурелую улыбку, она вернулась к собеседнику.

– Давайте.

– Я Алексей… – представился он и протянул волосатую руку. – Очень хороший друг твоей мамы.

Не дожидаясь, пока она протянет в ответ свою, он принудительно взял её ладошку, и, мягко сжимая, покачал вверх-вниз.

– А как тебя зовут?

– Алекса Александровна, – не выражая внешних эмоций, но при этом робея глубоко под кожей, представилась она.

– Ну, хо-ро-шо, Алекса Александровна, – с лёгкой ухмылкой протянул он. – Мне очень приятно с тобой познакомиться. А ты позволишь мне называть тебя по имени?

Обычно посторонним людям, гостившим в их доме, особенно если это были мужчины, хватало простого приветственного обращения, кивка или шутливого подмигивания в её сторону, но никто не пытался завязать с ней диалог. С одной стороны, Алексе было приятно, что он пожертвовал новыми складками на брюках, опустившись перед ней на корточки, но с другой, такая участливость казалась ей немного странной для человека, который видит её впервые.

– Как обстоят дела в школе? – чуть тише заговорил он, отведя глаза в сторону Марии, которая продолжала стоять позади него и, не прерывая этой сцены, наблюдала за происходившим. – Никто не обижает?

– В школе всё мирно, – слукавила она и для пущей убедительности добавила, – полный порядок!

– Это хорошо! – одобрительно закивал он, – Но… если что… сразу свисти.

– Договорились.

Алекса всё ещё плохо улавливала в этом предложении нотки благородства, смущаясь конкретики и расспросов.

– Свистеть-то умеешь? – неожиданно поинтересовался он.

– Как-то не приходилось.

– Так я научу, – с радостью пообещал он.

Алексе ничего не оставалось, как снисходительно кивнуть в знак согласия, чем она окончательно привела этого человека в немой восторг.

– В общем так… если у тебя возникнут какие-то сложности… даже самые, казалось бы, незначительные, будь уверена, мы очень быстро опустим всех на землю… – подмигнул он, видимо, всё ещё пытаясь разглядеть в её глазах призыв к помощи или намёк на беззащитность.

– Ну спасибочки.

– Или давай сделаем так… Если на твоём пути попадётся хоть один дебил… эммм… – запнулся он с виноватой улыбкой. – Я хотел сказать, какой-нибудь отмороженный… Ну, словом, к примеру, кто-то захочет тебя обидеть или пакость какую-нибудь сделать, ты их сразу предупреди, что ты дочка Алексея Червонца. И все отстанут. Ладненько?

Он ущипнул её за подбородок и, наконец, поднялся с корточек.

– А если они Вас не знают? – не до конца уложив в голове его инструкции, предположила она.

– Не знают? – слегка перекошенная улыбка заиграла на его лице. – Значит узнают! Я довольно быстро знакомлюсь. Он вновь издал три коротких писклявых смешка, похожих на приступ астмы и, дружелюбно подмигнув ей, отправился вслед за Марией на кухню.

Прошло всего несколько дней, прежде чем Алекса, склонившись над своей новой рукописной работой, услышала знакомые смешки, отрывисто раздающиеся из коридора. Тотчас узнав, кому принадлежали эти почти инопланетные звуки, она насторожилась, ощущая, как из спины выросли невидимые иголочки, как у лесного ёжика, предчувствующего опасность. Что мог означать очередной визит Червонца в их дом? И почему она никогда не видела этого, так называемого «хорошего маминого друга», раньше? Где они познакомились и что их связывает?.. Маленький вихрь мыслей в её голове продолжал набирать обороты, пока она не услышала, как в её комнату стучат. Что?! Не ослышалась ли она? К ней постучались? Раньше никто и никогда этого не делал! Не стучался к ней в комнату, прежде чем войти, и уж тем более, никогда не спрашивал на это разрешение, не считая необходимым, в силу того, что она, всего навсего, ребёнок.

– Входите! – непринуждённо отозвалась она, слегка взволновавшись таким уважением к её личному пространству.

После приглашения дверь осторожно открылась, и в комнату вошёл Алексей, внеся с собой довольно резкий, но притягательный запах туалетной воды.

– А у тебя здесь здорово! Отличная комната! – осмотрелся он и заулыбался так искренне, что Алекса обнаружила у него две глубокие ямочки на щеках, так похожие на те, что были у неё самой.

Услышав такую оценку и машинально обведя комнату взглядом, она вдруг смутилась, впервые за долгое время осознав, что эти белые обои, утыканные цветными зверюшками и паровозиками, давно не соответствуют её внутреннему миру. Как-никак, но в свои одиннадцать она слишком много думала о мальчиках и отчего-то совершено не замечала того, какие рисунки нанесены на стены её комнаты.

– Я хотел поздороваться, ну и заодно посмотреть, как ты живёшь… – его мускулистая фигура уверенно мерила шагами широкий красочный ковёр.

– Здравствуйте… – ответила она, следя за его передвижением по комнате.

– Я вот что подумал… А давай-ка, на ты! Я, вроде как, ещё не совсем старый…

– Тогда привет, – тут же исправилась Алекса.

– Могу я спросить, чем таким интересным ты занимаешься?

Только сейчас девочка обратила внимание, что сидела так, словно её поймали за преступным занятием: прикрывая обеими ладошками тетрадку, она будто боялась обнаружения её содержимого.

– Эмм… Я немного сочиняю, – поделилась она и, незаметно подвинув руки к себе, свободно облокотилась на спинку стула.

– Сочиняешь? – его светло-серые глаза с крохотными зрачками уставились в её тетрадь. – А что именно ты сочиняешь, если не секрет?

– Когда как… Иногда стихи, иногда прозу.

– Неужели? – грубо проведя по щетине, задумался он. – И как же это у тебя выходит?

– Сама не знаю, – пожимая плечами, шмыгнула она носом.

– Значит, вот так просто берёшь и выдумываешь сюжеты?

– Вообще-то не совсем так… – замялась Алекса. – Обычно сначала я придумываю название будущему повествованию, а уже потом у меня возникают первые ассоциации, от которых я и отталкиваюсь. Вот назови любое слово.

Алексей оживился, но глаза по-прежнему оставались, будто стеклянные.

– Так… так… Ну пусть будет «стена» …

– Ну, во-первых, стена – это важный ограждающий элемент в архитектуре и строительстве. Но ведь стена может быть и психологической преградой между кем-либо или чем-либо; или кто-то сидит в четырёх стенах, как в клетке, и не может справиться с настоящей действительностью, или же кто-то столкнулся с проблемой и упёрся в стену, дошёл до своего предела, опустил руки или по-другому… Например, стена старого дома, которая на протяжении столетий подслушивает живущих в нём людей, ведь у стен есть уши…

– Вот как? А я думал, что сначала автор придумывает идею, а потом описывает её на бумаге. Или я не прав?

В этот момент, озвучивая свои мысли, его брутальность испарилась, и на лице появилось слегка наивное и растерянное выражение.

– Сочиняя текст, я никогда не знаю заранее, к чему это приведёт. У меня не бывает конкретной задумки или идеи.

Продолжая заинтересованно смотреть на неё, он опустился в маленькое уютное кресло напротив стола.

– То есть даже приблизительно не знаешь, о чём будет твой рассказ?

– Не знаю, о чём будет. И не знаю, чем закончится, – смягчившись, подтвердила Алекса. – Всё развитие и движение начинается от первого слова, а точнее от названия. Мои герои возникают для меня порой слишком неожиданно и как-то сами по себе вплетаются в сюжет.

Приступ кашля, характерный для заядлых курильщиков, атаковал Алексея и он, продолжительно и громко откашлявшись в кулак, провёл рукой по заслезившемуся глазу и улыбнулся.

– Для меня что-нибудь сочинить ещё со школы было большой проблемой. Всегда ерунда какая-то выходила. Тебе, должно быть, это очень нравится, раз у тебя это так легко получается?

– Это не легко, но очень захватывающе… Мои выдуманные персонажи начинают жить собственной жизнью. Мне нравится создавать новых людей, условия для их жизни, правила по которым они живут. Постепенно и, как будто независимо от меня, у них появляется определённая внешность, характер, привычки, они испытывают различные чувства. Когда пишу, я каждый раз предвкушаю концовку, как в фильме, который смотрю в первый раз. И никогда не знаю, что ждёт героев в финале, потому что не я диктую развязку, а мои герои выводят меня к ней.

Он сидел сбоку от её стола и, чуть ссутулившись, упирался согнутыми в локтях руками в широко расставленные ноги.

– Значит, ты посредник, – сказал он и, видя, как она удивлённо приподняла бровки, пояснил. – Между космосом и листком бумаги. Некий высший разум диктует тебе, а ты просто записываешь.

– Не знаю… – пожала плечами Алекса, расценив это как шутку. – Скорее всего, мой главный приём – это просто писать вслепую, не задумываясь. Как бы интуитивно…

– Знаешь, что я думаю… – его кривоватая улыбка моментально втянулась, вернув его выражению суровость.

– Что?

– Ты должна сделать для меня кое-что очень важное.

– И что такого важного я могу для тебя сделать? – удивлённые большие глаза распахнулись ещё шире.

– У тебя есть чистый листок бумаги?

– Конечно.

– Возьми его, – деловым тоном попросил он и сначала дождался, когда она выполнит просьбу. – А теперь напиши, пожалуйста, следующее… Пишешь?

– Пишу.

– Алексею Ларину от Алексы Димченко, – продиктовал он, внимательно следя за её рукой. – Написала?

– Написала.

– Рядом напиши так… В знак большой дружбы. Ниже поставь свою подпись. И сегодняшнее число.

Совершенно не понимая, зачем ему это нужно, она, тем не менее, сделала всё, как он просил и, передав листок, молча уставилась на него. Его большие жилистые пальцы аккуратно сложили листок пополам, затем он достал из кармана брюк кожаный портмоне и, скрупулезно спрятав туда записку, убрал на место.

– Это на тот случай, – он похлопал по карману, – если ты в скором времени станешь известной писательницей и не найдёшь времени мне на автограф.

Алекса хлопала густыми ресницами и мило улыбалась, считая эту вполне натурально разыгранную сценку весьма симпатичной уловкой.

– Я так думаю, ты пишешь, как Хемингуэй, – предположил он, всё ещё пытаясь подглядеть в её тетрадь.

– Немного хуже! – подыграла она, стесняясь признать, что незнакома с этой фамилией.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что обычно я просто не успеваю записывать за собственными мыслями.

– Как это?

– Так это! Человек думает быстрее, чем пишет. Поэтому пока я записываю то, что приходит мне в голову, я забываю много важных деталей и подробностей. И потом уже просто не могу их вспомнить в том самом первозданном виде.

– А давай-ка так! – его нижняя челюсть, выступавшая вперёд, вдруг заёрзала, вспомнив о жвачке. – Мы с тобой как-нибудь попробуем скооперироваться. Грубо говоря, ты будешь думать о деталях и озвучивать их вслух, а я буду успевать записывать. Как ты на это смотришь?

Алекса взглянула на своего собеседника, пытаясь понять, правильно ли она истолковала услышанное.

– Постой… Я ведь сейчас нисколько не шучу, – он хрустнул костяшками своих пальцев и продолжил. – Я могу довольно быстро строчить.

Она сомневалась, чему не верит больше – своим ушам или его словам.

– Нуу, я даже не знаю, – с долей неловкости замялась она.

– Вот и славненько! – хлопнул он в ладоши и поднялся с кресла. – Значит договорились! Завтра готовь тонну бумаги и чернил. Будем догонять твои мысли…

* * *

Этот неизвестно откуда взявшийся в качестве «доброго друга» Марии Алексей Ларин моментально пополнил списки частых гостей и стал посещать их дом с завидным постоянством. В глазах Алексы он был более чем непредсказуемым типом – то внезапно появлялся без какого-либо предварительного звонка, то, наоборот, предупреждал о своём намерении заехать, но так и не приезжал. Бывало, он приходил к ним ни свет, ни заря, спешно выпивал чашку кофе, нервно выкуривал пару сигарет «Мальборо» и, распрощавшись с хозяйкой, уезжал со своими дружками, караулившими его у подъезда в тонированном внедорожнике. А иногда он совершенно не торопился уходить и, с комфортом расположившись в гостиной, засиживался до поздней ночи, играя с бокалом виски. В такие дни Алекса забиралась в мамину постель, по-хозяйски устраивалась там и не смыкала глаз до тех пор, пока полушёпот и писклявые смешки, раздающиеся из гостиной, не затихали вместе с хлопнувшей входной дверью. Между тем, за последние несколько визитов он всё же преподал ей пару уроков уличного свиста.

Излишний интерес ко всему, что её не касалось, заставлял Алексу присматриваться к окружающим и много размышлять, а несколько десятков детских детективов, уложенных на её полках, давали ей крохотную надежду на то, что ей, как и героям книг, так же легко удастся распознать человеческие пороки, определить скрытые мотивы и корыстные цели. И тем привлекательнее была эта слежка, ведь объектом для изучения был не кто иной, как их непредсказуемый гость, который старательно продолжал предпринимать попытки с ней подружиться. Всегда коротко стриженый, холёный, вкусно и резко пахнущий, он не вызывал отторжения или неприязни и даже притягивал. Но его бегающие глаза не давали Алексе покоя. С виду этот «шкаф» казался абсолютно непробиваемым и непоколебимым, но как только появлялся повод, Алекса видела, как он становился другим – холодная и сдержанная манера общения превращалась в беспредельно-развязную, сжатая челюсть начинала вращать жвачку, лицо искажалось от внезапного тика, плечи нервно подёргивались.

Забегая под разными предлогами на кухню, Алекса косилась в сторону Ларина, зрительно фотографируя его ярко выраженный профиль с чуть смещённой переносицей. Она наблюдала за жизнью его рук, которые он резко заламывал в запястьях, вслушивалась в его смешки, звенящие, словно осколки, в тон голоса, которым он рычал в чёрную мобилу. Но ещё больше случавшихся в его настроении резких перемен девочку настораживало несвойственное поведение Марии по отношению к нему. Алексе казалось, что мама говорит с ним сугубо официально, как начальник со своим подчинённым, что-то разъясняя ему, вводя в курс дел, обсуждая с ним возможные варианты, делегируя, решая спорные вопросы и давая ряд поручений, которые он беспрекословно исполнял. А в другие дни не было ничего официального, и они пили ром в гостиной, как старые добрые друзья, которых связывает нечто большее, чем простые формальности.

Необъяснимое подсознательное чувство ставило перед ней барьер, не давая возможности поверить в то, что он действительно ищет с ней дружбы. Часто раздражаясь на саму себя за то, с какой лёгкостью людям удавалось усыпить её бдительность простыми знаками внимания и неподдельной заинтересованностью в делах, Алекса боялась поверить в искренность его намерений, и теперь она пугалась того, что станет жертвой очередного фокуса манипуляций. А ведь именно с ней он вёл себя сдержанно, деликатно, каждый раз предпринимая попытки быть ей хоть в чём-то полезным. Держа его на дистанции и не допуская откровенных разговоров, которые он так любил заводить, расспрашивая её о школе и друзьях, ей в то же время нравилось проводить с ним время, особенно когда он старательно записывал под её диктовку новые рассказы и повести. Боясь сделать этот противоречивый объект своим фаворитом и стараясь не попасть под его чары, она выстраивала внутри себя множество преград, которые мешали наделить его таким важным для неё статусом друга.

В один из вечеров, когда Ларин в очередной раз заехал на эспрессо с трюфелями, Алекса решительно взялась за любимое занятие расследовать то, чего сама не знала. Дождавшись момента, когда Мария прикрыла дверь на кухню, чтобы поговорить с ним наедине, она прокралась через мамину спальню в гостиную. Проходная арка в гостиной, ведущая на кухню, находилась строго по центру стены. Теперь ей предстояло проскользнуть мимо неё и затаиться. Вряд ли, оказавшись обнаруженной, она сможет найти хоть одно убедительное объяснение тому, что она здесь делает, когда должна заниматься уроками в своей комнате. На кухне зашумел закипающий чайник. Воспользовавшись моментом, она, тихо ступая по мягкому ковру, проскочила мимо арки и спряталась за барной стойкой, ощутив прилив крови к лицу. Отсюда был хорошо слышен весь разговор.

– Чирик, я прошу говорить тише… – она старалась говорить властным тоном, но голос выдавал тревогу. Сейчас всё спокойно обсудим и подумаем.

– Чё тут думать?! – рявкнул он. – Нет времени размусоливать!

Ранее Алекса никогда не видела его таким взбешённым и никогда не слышала, чтобы он так отвечал женщине, на которую смотрел, как прижавший хвост щенок.

– Сейчас нужно просто понять, как действовать дальше, и постараться решить всё цивилизованным способом, – пыталась мягким, вразумляющим тоном говорить Мария.

– Ты чё, Машенька? – его злость набирала обороты, но её имя он всё же произносил с особой осторожностью. – Цивилизованным способом дела решают в школе! Да и то, не всегда… А в этом случае они реально ох…ели, за что будут наказаны!

Дальше Алекса шокировано хлопала глазами, став невольным свидетелем блатного жаргона, приправленного личной ненавистью и ужасающими идеями. Теперь оказаться застуканной становилось намного опаснее, а подслушивая столь личный разговор, состоящий исключительно из грязной ругани, было чревато серьёзными последствиями.

– Сделай кофе с коньяком! – бросил он и, видимо, тут же набрал чей-то номер. – Алло! Это Чирик! Добро… добро… Слышь, не выпендривайся, а…

После недолгой паузы на кухне раздались три писклявых смешка.

– Ладно, это потом… – он сменил тон, став опять напряжённым. – Я по делу звоню. Да. Тут на днях к Машеньке в магазин гости наведывались. Да, нежданчики. Обзвони-ка паханов всех наших… Надо узнать, кто этих выскочек крышует и на разборку слетать по-быстрому. Узнай кто такие, от кого, чё за организация. В общем, пробей как следует. Чё сказал? Не слышу! Чё там бормочешь! Рэкетиры?! Ну, тем более. Грозились, суки, скальп снять с хозяйки. Так что, надо бы их причесать наголо за такие слова. И желательно по самые кишки. Эй, эй! Слышь сюда! Ещё пацанов поставь за магазином приглядеть на пару дней. Всё! Добро! Добро!

Решив, что пора возвращаться к себе, чтобы, не дай бог, не попасть под горячую руку и ещё больше не расстроить маму, Алекса вылезла из «засады» и незаметно проделала тот же путь в направлении своей комнаты. Сердце колотилось так, будто она участвовала в марафоне, а понимание того, что новоиспеченный ангел-хранитель их семьи, свалившийся, как снег на голову, имеет не только весьма сомнительную репутацию, но и моральный облик, сильно тревожило. Сидя там, за стенкой бара и впитывая каждое его слово, она понимала одно – связываться с таким человеком крайне опасно, но в то же время ей вдруг показалось, что он сейчас просто жизненно необходим маме, которой, по всей видимости, угрожают те бритоголовые в кожаных куртках, которые пару дней назад беспардонно вломились в её магазин и, пройдя мимо прилавка, за которым Алекса помогала расфасовывать крупы по пакетам, на полчаса исчезли в мамином кабинете.

* * *

В пятничный день первый урок отменили. Именно поэтому Алекса особо не торопилась и направлялась в гимназию прогулочным шагом. Утро выдалось прохладным и снежным, но несмотря на это, её радовала возможность поразмышлять на тему того, как окончательно поразить своего тренера по боевым искусствам, научившись выполнять кувырок не через три, а через пять автомобильных покрышек, уложенных на земле одна к одной. Тренер – поджарый солидный мужчина, был хорошим приятелем Марии и уделял Алексе не только много внимания, как бойцу, но и отчасти заботился о её физическом здоровье на спаррингах и тренировках; это как раз и подкупало Алексу, подталкивая к тому, чтобы радовать его неожиданными результатами и успехами. Оставалось лишь придумать, как ухитриться избавиться от страха и, поверив в себя, взлететь над покрышками и мягко приземлиться.

Вдохновлённая этими мыслями, она шла к школе вдоль большого футбольного поля. Заметив кучкующихся на школьном крылечке ребят и, предположив, что это её одноклассники, прохлаждающиеся здесь вместо урока, она прибавила шаг. Но одолев расстояние в несколько метров, поняла, что ошиблась. На её приближение обернулись несколько человек, трое из них отделились от компании и, соскочив со ступенек, двинулись ей навстречу. Чуть ленивой походкой, будто бы их заставили, они подходили всё ближе. Переглядываясь и демонстративно сплевывая на снег, они отошли от школы на приличное расстояние и остановились. Выражение на их лицах не сулило ничего, кроме того, что Алексу ждут большие неприятности. Предчувствуя нехороший итог встречи, Алекса ощутила страх. Пальцы в перчатках успели замёрзнуть так, что сгибались с колющей болью. Но главный вопрос о том, что нужно этим девицам, наводил в голове беспорядок. «Чего они хотят? Запугать её? Где она перешла им дорогу?». Алекса с Юлей никогда не поднимались к старшеклассникам в блок, как делали это другие девчонки с целью засветиться перед взрослыми парнями и обзавестись знакомствами. Как раз наоборот, в последнее время двое старшеклассников сами спускались на их этаж и, пошловато улыбаясь, не сводили глаз с их коротких джинсовых юбок и ножек.

Начиная нервничать, Алекса оглянулась по сторонам. Позади – жилые дома, справа – занесённая снегом футбольная площадка, слева – небольшой двор, впереди – школа и три взбешённые полупацанки. Пока Алекса мучилась догадками, они подошли почти вплотную. Чувствуя, что они не намерены шутить и настроены серьёзно, она ощетинилась. Неужели будут приставать из-за того, что их бабники смотрят на хорошеньких шестиклассниц, вместо того, чтобы любоваться их безобразными панковскими прядями, торчащими из-под мешковатых шапок?

– Куда торопимся? – послышался наглый прокуренный голос, вслед за которым была пущена струя морозного дыма.

– Это же очевидно… Я тороплюсь на занятия, – дрожа то ли от холода, то ли от порции адреналина, ответила Алекса.

– Прости, я что-то не расслышала?! – довольно крупная девица в рэперской куртке комично прислонила к своему уху руку, сделав глупое выражение лица. – Куда, говоришь, торопишься, торопыжка? На за-ня-ти-я?

Алекса молча смотрела на то, как она выворачивается наизнанку и получает за это заслуженные всплески радости двух других участниц представления.

– Что-то по тебе не сильно заметно, что ты прилежная ученица! Так что? Ты прилежная или, все-таки, дрянная девчонка?

Вся троица окатила её презрительным взглядом, но взгляд самой Алексы отчего-то задержался на той, чьи ресницы были выкрашены в сиреневый цвет. В эту минуту наставления её тренера по карате, часто рассказывающего о правилах самозащиты, не имели особого значения. Алексу сковывал страх, она никак не могла трезво взглянуть на ситуацию, попробовать просчитать их действия и уровень опасности. Этот их бездушный надрывный смех стоял в ушах и, несмотря на многочисленные тренировки, изнуряющие спарринги и базовые навыки самозащиты, она продолжала робеть. Как можно применить технику, когда стоишь против слепого безжалостного быдла? Ей совсем не хотелось вдруг получить кулаком в замёрзший нос и вернуться домой со сломанной переносицей. Но ещё больше ей не хотелось испытывать чувство агрессии и злости. Надеясь обойтись с их стороны несколькими ругательствами и унизительными фразочками, она решительно шагнула вправо.

– Остановись-ка на секундочку! – крикнула одна из них. – Нехорошо вот так разворачиваться и уходить, когда с тобой разговаривают старшие!

Это фривольное «ка» было первым пинком, за которым должны были последовать следующие.

– Мне бы не хотелось опаздывать на урок.

– Слыхали?! – прыснула высокая худощавая девица, показав оскал. – Мы тут все к ней подошли, а ей, видите ли, пора…

– Мне и правда уже пора.

– Тебе пора не на занятия… а побеседовать с нами!

Преградив ей дорогу, они вызывающе оглядели Алексу сверху вниз. Видимо, импортные вещи, а именно коротенькая синяя дублёнка с белым воротником, зауженные брючки и замшевые ботинки ещё больше их раззадорили. Та, что мешала ей пройти, находилась от Алексы на расстоянии вытянутой ноги. Можно было отпихнуть её и сигануть в здание школы, но ноги будто приросли к земле. «Неужели я такая трусливая? Почему я не могу управлять и командовать своим телом?». Алекса заметила, что крыльцо опустело. Видимо, все, кто там находился, уже зашли внутрь.

– Я бы с радостью побеседовала с вами, но, боюсь, у нас слишком разные интересы, – немного рассеянно, но всё же с апломбом заявила Алекса.

– Девки, вы только посмотрите сюда! – веселились они, извергая нечто похожее на смех.

Все трое разом уставились на её новый ранец, недавно привезённый ей в подарок из Доминиканской Республики. Салатово-розовый, квадратный, с полосками светоотражателей, яркими вставками, встроенным пеналом и множеством отсеков, с переливающимися застёжками и маленьким значком-лейблом посередине. Мария часто летала в командировки, посещая зарубежные семинары и всякого рода предпринимательские выставки, и непременно привозила дочерям модные европейские шмотки. В этот раз, помимо огромной сумки, набитой всякой всячиной, она привезла ей фирменный портфель, похожий, скорее, на гламурный чемодан на лямках.

– Зырьте! Какой у нас чемодан на хребте! И что это тут за буква написана? «S»?

– Что в переводе с английского означает «Сука»! – противно захихикала та, что с ярко подведёнными глазами.

– Реально! А чё ты так долго скрывала свою кличку? Или это твоё второе имя? Теперь хоть будем знать, как к тебе обращаться.

К горлу Алексы подкатил ком, и она взмолилась, чтобы не расплакаться. Теперь эта троица обязательно пустит о ней слушок и сделает её посмешищем, распространив так называемое «прозвище» по всей школе.

– А можно посмотреть твой чемодан? – потянула к ней руки третья, которая до этого не участвовала в словесной перепалке и жадно курила. – Может, я себе такой же прикуплю…

– Это не чемодан! – огрызнулась Алекса, чувствуя, как по затылку пробежал холодок.

– Где ты вообще взяла это убожество? А, маленькая сучка?

Видимо, это словосочетание показалось им жутко смешным, и они тут же разразились гоготом.

– Это не вашего ума дело!

– А соплячка ещё и огрызается! – довольные происходящим, они испытывали её терпение. – А тебя не учили, что со старшими нельзя в таком тоне разговаривать?

Алекса даже не успела среагировать, когда одним резким движением с неё сорвали ранец и подбросили вверх.

– Надо бы преподать ей урок! – торжествующе объявила самая крупная из них.

– Отдай сейчас же! – крикнула Алекса, волнуясь за подаренную мамой вещь.

– Что именно? – шмыгающая от холода пацанка держала ранец за ручку и бешено стреляла глазами. – Тебе нужен твой чемодан? Так сразу бы и сказала. Я ведь не знала, что ты шуток совсем не понимаешь и так расстроишься! Ладно, забирай свою бандуру! Ну, что стоишь, как вкопанная! Бери!

Не мешкая, Алекса тут же подскочила к ней, но ранец уже успел подлететь вверх.

– Ловите, девчат!

Двое бросились на задание и тут же поймали его.

– Отдайте! – нервничая всё больше, просила Алекса.

– Ой, как страшно ты рычишь! – издевались они. – Отдайте! Подойди и забери! Или тебе не нужен твой чемодан?

В попытке приблизиться к той, в чьих руках была её вещь, она лишь разжигала в них безумие.

– Дайте мне пас!

– И мне пасуйте!

Разбегаясь в разные стороны, они ликовали, тогда как сама Алекса была сильно растеряна и совершенно не понимала, что ей делать дальше, чтобы вернуть то, что у неё отобрали. В надежде выхватить вещь из рук, она металась от одной девицы к другой, как загнанный в клетку зверек, и видела перед собой лишь их безобразные улыбки. Горланя и запугивая, они с наслаждением наблюдали за тем, как в тщетных попытках Алекса старается перехватить портфель.

– Ну что, ещё побегаешь, собачка? Кстати! Точно! Буква «S» даёт ещё одно прозвище. Так что выбирай. Сука или собака?

На мгновение гонка прекратилась, и самая наглая проткнула Алексу убийственным взглядом.

– Ну что! Поиграли и хватит! Теперь забирай свою дрянь и пошла вон отсюда!

Запыхавшаяся Алекса с недоверием посмотрела на девицу, но всё же подошла.

– Хотя нет! Я передумала! Последний пас!

Она подмигнула своим подружкам и как можно выше подбросила ранец. Одна из них метнулась, сделала вид, что сейчас поймает, но в последний момент опустила руки и отошла. Сердце Алексы пустило кровь, когда он тяжело упал на ледяную землю, ударился и протащился немного в сторону.

– Упс! Сори! Ты чего такая криворукая? – крикнула одна девица другой, строя гримасы. – Что, поймать не можешь? Давай-ка покажу, как надо! Бросай мне!

Та тут же подняла с земли ранец и замахнулась в её сторону. Но никто не собирался его ловить, и он вновь с грохотом ударился о землю. Видимо, игра быстро обрела новые правила и теперь, отталкивая Алексу, они швыряли его в разные стороны, будто ненужную, выброшенную вещь.

– Не надо бросать! – умоляла Алекса. – Не надо бросать! Пожалуйста, не надо!

Наконец, приостановив свою игру и с силой пнув несколько раз по портфелю ногой, разукрашенная тенями нахалка повернулась к ней.

– Девчата, вы только посмотрите на неё! – с презрением фыркнула та. – И в кого она такая?

– В кого, в кого… В мать свою! – ляпнула её подружка.

– Точно! – противно хрюкнула тощая. – Кстати, я тут пару дней назад видела её мамашу. Приходила к нам в школу. Прикиньте, нарядилась как! В красной лакированной куртёнке, юбчонка вот по сюда! И в ботфортах на каблучищах! Зрелище не для слабонервных!

– Да ладно!? И зачем приходила эта красота в нашу забытую богом школу?

– Приносила директору очередную взятку за доченьку.

– И что на этот раз? – глаза девушек сверкали недобрым огоньком.

– Музыкальный центр! – почти изрыгнула девица. – Кстати, малявка, а ты случайно не знаешь, сколько обычно берут проститутки, наверное, нехило, раз им хватает на центр?

Маленький, но острый молоточек ударил Алексе куда-то в поджелудочную. Её испуганные, бегающие глаза самопроизвольно сузились, будто от сильного давления.

– Что… ты… сейчас… сказала про мою маму? – неожиданно севший голос перешёл на хрипоту.

– А, так ты ко всем своим недостаткам ещё и глухая? Тогда я повторю! Как мы все уже поняли, семейка у вас что надо! Дочурка – маленькая сука, а мамаша – городская проститутка.

В следующую секунду Алекса с криком налетела на обидчицу и вцепилась ей в лицо. Та, не удержавшись на ногах, упала на спину и ошарашенно заверещала матом. Не дожидаясь, пока враг придёт в себя, рассвирепевшая Алекса упала на неё сверху и, вцепившись в куртку, отвесила ей несколько звонких пощёчин.

– Повтори, что ты сказала про мою маму?.. Я тебя спрашиваю… Что ты сказала?.. – сжав зубы, надрывалась Алекса.

– Ах ты сука! Слезь с неё, тварь! Слезь к чёртовой матери… – вопили девки, пытаясь оттащить её за волосы.

Чувствуя, как её тянут со всех сторон, Алекса сопротивлялась ещё больше. Дублёнка смягчала удары, а гнев, охвативший всё её существо, притуплял боль. Руки уверенно тянулись к сморщенному размалёванному лицу, на котором находился грязный рот. Рот, который она готова была разорвать. Алекса больше не чувствовала страха. Одно желание – найти в себе силы, чтобы наказать эту дрянь за то, что она сказала. В этот момент в ней не было ничего святого, будто произошла какая-то пугающая перемена, рычаг сорвало, и механизмы запустили дремлющую машину. Перекошенное лицо, бешеный взгляд, руки, которые лихорадочно колотили обидчицу, и чёткое понимание необходимости во что бы то ни стало наказать виновника. Она продолжала беспощадно лупить старшеклассницу, не обращая внимания на то, что лупят её. Сердце внутри будто подожгли, оно горело от услышанного. Никто не смел говорить о её семье плохо! Как только она чувствовала, что начинает слабеть и сдаваться, эта мысль удивительным образом придавала ей силы, она вновь включалась в происходящее и бросалась на старшеклассниц, у которых в ход пошли ноги. Видимо, в какой-то момент Алекса что-то упустила и теперь лежала спиной на снегу и корчилась под навалившимися на неё телами, вопящими страшные угрозы.

Из-за ёрзающих на ней девиц и чьих-то мокрых волос, попавших Алексе в рот, она стала задыхаться. Силы были исчерпаны, перед глазами всё поплыло.

– Ах вы потаскушки! – услышала Алекса до боли знакомый голос.

В следующую секунду какая-то неведомая сила буквально отбросила школьниц от Алексы, и она, наконец-то, увидела над собой белое, слепящее небо. Перекатившись на бок, чтобы как следует сделать вдох после удушающих приемов, она уставилась на Червонца. Откуда он взялся? Что он здесь делает? Пока Алекса осознавала происходящее, тот готовился к проведению экзекуции. Растрёпанные девки, сдерживаемые им, словно щенки за загривок, во все глаза смотрели на незнакомое перекошенное от злости лицо. Алекса съёжилась. Вот она – живая машина-убийца. Она поднялась с земли, всё ещё ощущая во рту дефицит слюны.

– Теперь слушай сюда… – выступила вперёд его массивная нижняя челюсть, и девицы побледнели прямо на глазах. – Если ещё раз хоть одна овца приблизится к моей дочке ближе, чем на метр, я выкручу вам руки и оставлю себе на память пару ваших пальчиков с дешёвым маникюром.

Третья девушка, отброшенная в сторону и валявшаяся на снегу, сначала попятилась назад, но как только голова Чирика рывком повернулась к ней, застыла на месте, будто пристреленная. Сейчас он был похож на настоящего психа, от которого можно было ожидать чего угодно. А как она выглядела всего несколько минут назад, когда вслепую наносила удар за ударом, плохо осознавая, чем это может закончиться?..

– Ты в порядке? – коротко спросил он, и его беспокойство выдал продолжительный нервный тик.

– Думаю, да.

Получив положительный ответ, он грубо поставил на землю болтающихся в воздухе старшеклассниц.

От зашкаливающих эмоций и физического натиска руки Алексы било дрожью. Отряхнувшись от снега, она подняла свой ранец, осмотрела его и, не увидев на нем никаких повреждений, закинула на плечо.

– Иди в школу, – сказал он, – опоздаешь…

– А как же…?!

– Мне ещё надо кое-что сказать этим невоспитанным девочкам.

Алекса стояла в нерешительности, глядя на их изменившиеся лица.

– Лёш, а может, поговорите в другой раз? – неуверенно предложила она.

– А другого раза может и не быть, – зашевелил он губами. – Так что лучше сейчас. Это займёт не больше минуты…

Что-то не давало Алексе покоя, и она мялась, топчась на месте. А если об этом узнает мама? Было страшно даже представить в эту минуту её лицо. Сейчас ей меньше всего хотелось стать причиной нервного расстройства Марии, для которой уличная драка посреди белого дня стала бы поводом, чтобы развернуть третью мировую. Привыкшая держать всё под контролем, глубоко переживающая за дочерей и бьющая тревогу по любому малейшему поводу, она могла неправильно истолковать произошедшую сцену и, будучи в стрессовом состоянии, поднять скандал и перевернуть школу вверх дном, подключая к этому инциденту журналистов и адвокатов. О такой славе Алекса точно не помышляла.

– Я хотела… – не зная, как сказать, она умоляюще смотрела ему в глаза. – То, что произошло…

– Останется между нами, – пообещал он, удивляя её своей догадливостью. – Я – могила!

– А! Хорошо, – смущённо кивнула она.

– И не переживай за других, научись сначала о себе заботиться, – посоветовал он. – Я не собираюсь ломать им туловища, я просто дам им пару советов.

Алексе ничего не оставалось, как поверить ему и оставить их одних.

Ну и взгляд у него… Неподвижные, совсем прозрачные, мутноватые глаза. Что он делал у её школы? Следил за ней? Тогда бы он сразу вмешался в драку. Проходил мимо? Шёл по какому-то поручению мамы? Ей ещё никогда так не хотелось сократить учебный процесс и поскорее оказаться дома, чтобы поговорить с Лариным. И надо ли ей переживать, если он обещал не распространяться о случившемся. Можно ли верить его слову?

Как только прозвенел последний звонок с уроков, Алекса, сама не своя, вскочила с места, смахнула учебники в портфель и, подмигнув Юльке на прощание, рванула из школы. Несмотря на то, что внутри неё всё клокотало, она зашла домой, как ни в чем не бывало. Спокойно переодевшись в домашний костюм, она принялась хозяйничать на кухне: старательно нарезала батон, сыр, свежие помидоры и копчёную колбасу. Затем собрала из этого сытные бутерброды, украсила сверху веточками укропа и поставила на разогрев в микроволновую печь. Уже через полминуты на кухне можно было услышать пикантный сладковатый аромат плавленого сыра и тёплого хлеба. Пока Алекса колдовала над закусками, Ларин сидел за столом и листал газету. Налив кофе, она села. Ларин отложил газету в сторону, закурил и, запрокинув голову вверх, выпустил ряд идеальных колец.

– А ты что, пьешь кофе? – скорее из любопытства, чем от удивления, спросил он.

– Ну да… – последовал ответ, ведь она довольно часто пила его тайком, обильно смешивая с горячим молоком. – Но этот кофе для тебя!

– Для меня?.. Не ожидал! Спасибо!

– Кстати, пахнет отвратительно! – пожаловалась Алекса и для закрепления эффекта скривила лицо.

– Виноват… – тут же всполошился он и затушил сигарету в металлической пепельнице. Ещё некоторое время Алекса ждала, когда в воздухе растворится последний клубок дыма, а когда он исчез совсем, она включила вытяжку и поставила перед ним дымящуюся тарелку с лакомством.

– Приятного аппетита, – пожелала она ему и села напротив, подперев руками подбородок.

– Ну шикардос! – довольная улыбка расплавилась на его лице, словно сыр в микроволновке. – Налетай со мной. Я один столько не съем!

– Съешь. Ещё как съешь!

Как только с бутербродами было покончено, он прислонился губами к салфетке и, отложив её, слегка озадаченно посмотрел на Алексу.

– И давно у тебя это происходит?

Ангельское, обрамленное русыми волосами, личико вытянулось, выразив полное недоумение.

– Ты о чём?!

– Я о том, что приключилось сегодня утром, – он поднёс к лицу свой рельефный кулак и как обычно с надрывом откашлялся. – У тебя неприятности в школе?

По лицу Алексы пробежала тень.

– Это не неприятности, а случайное недоразумение.

– Мне кажется, недоразумение – это когда стоишь на кассе и не можешь заплатить, потому что забыл кошелек. А это то…

«… что тебя не касается» – подумала Алекса, но, пересилив себя, изобразила снисходительную улыбку.

– Лёш, я думаю, больше нет повода для беспокойства.

– В этом-то я не сомневаюсь, – заявил он, видимо, уверенный в том, что после его разговора с девицами Алексу больше не тронут. – Просто хотел узнать немного больше.

Перед глазами снова всплыла утренняя сцена. Фрагменты подкидываемого в воздух фирменного ранца, всей своей тяжестью падающего на лёд, обидные и оскорбительные слова, коллективное проявление агрессии.

– Хорошо, если не хочешь рассказывать, больше не будем об этом, – он совсем по-детски захлопал глазами. – Ну что же, как говорится в пословице, сытый мужчина…

– Добрый мужчина?

– Нет… Лучше двух голодных, – бросив писклявый смешок, он взглянул на наручные часы. – Вроде бы на сегодня твоя мамка не сильно загрузила меня делами, поэтому я в полном твоём распоряжении. Так что, если хочешь, можем где-нибудь прогуляться.

– Что-то не хочется, – всё ещё вспоминая утреннюю драку, отказалась она.

– Тогда мы можем вернуться к нашим записям?

– Да! – радостно взвизгнула Алекса.

– Ну, тогда марш за тетрадью и ручкой! – скомандовал он и добавил. – И, кстати, твои бутерброды – просто пальчики оближешь!

– Это был аванс, – хитро подметила Алекса.

Уже через пару минут Алексей, удобно устроившись за столом и держа наготове ручку, смотрел на неё, как на маленькое чудо, впервые случившееся в его жизни.

* * *

Слухи о том, что у Алексы Димченко из шестого класса появился влиятельный отчим, распространились сразу же после случившейся потасовки, моментально закрепив за ней новую славу и неприкосновенность. Первое время остервенелые старшеклассницы то и дело обсуждали незнакомого типа, вмешавшегося в драку. Неугомонные девицы опрашивали всех подряд и проводили активную деятельность, чтобы собрать о семье Димченко хоть какую-то информацию. По школе судачили о том, что связываться с этой малолеткой чревато встречей с «безбашенным» типом, который одним своим видом внушал страх.

Несмотря на то, что Алекса стала вызывать ещё больше любопытных взглядов, теперь её никто не трогал. Всё-таки, наличие в доме этого мужчины с резким, взрывным характером, наконец-то, принесло свою пользу, заставив недоброжелателей сторониться её. Ощущать, что за твоей спиной стоит успешная и властная женщина было подобно тому, что у тебя растут невидимые крылья. А знать, что твоим покровителем является весьма конкретный и бесстрашный мужчина, было подобно тому, что у тебя появился бронежилет. Одно давало чувство уверенности, другое – защищенности.

Однажды утром Алекса столкнулась с Лариным в коридоре. Тот вышел из спальни в одних только брюках и, весело пожелав ей доброго утра, задержал для разговора.

– Откуда это у тебя? – несмотря на неловкость, спросила Алекса, всё ещё продолжая стоять и разглядывать на крепком широком торсе шрамы и рубцы.

– А, это… – он опустил голову и взглянул на себя так, будто видел впервые. – Это дело рук одного нехорошего человека.

– Выглядит… не очень… Его наказали за то, что он сделал?

– Само собой. Он ответил за свой поступок. Сполна. Бывает так, что если человек остаётся безнаказанным, его обязательно прихлопнет потом… Я хочу тебе сказать, что буду иногда приглядывать за тобой.

«Приглядывать?» – на лице девочки появилось недоумение. – «Что он имеет в виду? Нянчить? Следить за мной? Тестировать всех моих друзей?».

Алекса закатила глаза, чувствуя, что та сцена у школы до сих пор не оставляет его в покое. Неужели из-за того случая, который произошёл приличное время назад, она лишится предоставленной свободы, которую расценивала, как возможность самостоятельно распоряжаться своим временем и гулять где и с кем хочется.

– И вообще, ты в любое время можешь на меня рассчитывать. Ладненько? – с надеждой спросил он.

– Ладненько! – подыграла она ему, улыбаясь самой очаровательной и беззаботной улыбкой, стараясь дать ему понять, что его инициатива совершенно бессмысленна.

– У тебя есть номер моего телефона, – напомнил он, – ты в любой момент можешь чиркнуть мне сообщение, и я тут же окажусь рядом! Ну, может, не прям тут же, но через пару минут точно.

– Ясно.

– Тогда по рукам? – его стальные глаза сверкнули радостью.

– По рукам.

– Слышь, принцесска, так сделки не делаются!

– Это ещё почему?

– Сказано по рукам, значит давай руку…

Спохватившись, она тут же протянула ему руку, и между ними состоялось деловое рукопожатие.

– И ещё кое-что… – не выпуская её ладошку, серьёзно сказал он. – Разреши мне хоть иногда провожать тебя в школу.

Уверенная в том, что эти устные меры предосторожности – лишь попытка выглядеть в её глазах заботливым и участливым, она кивнула. Но когда уже на следующий день Ларин вышел из квартиры следом за ней, Алекса поняла, что он не шутил. Старательно держа темп её шага, он пытался шутить и со строго конфиденциальным видом рассказывал о всякого рода запрещённых боевых приемчиках. Когда на горизонте показалась школа, Алекса начала нервничать. Ей и так были неприятны школьные слухи и то, как от неё шарахались ученики, а теперь её увидят в обществе сопровождающего патруля, что даст новый повод для сплетен о её трусости. Видимо, почувствовав, что ей неловко, он резко остановился.

– Ну что же, спасибо, что проводила, – натянуто улыбнулся он.

– Да не за что… – пожала плечами Алекса, глядя на то, как он извлёк из кармана куртки пачку сигарет и тотчас закурил.

– Ну так что, я пошла? Ты постоишь покуришь?

– Да. Сейчас покурю и заскочу в магазин. Тут неподалеку.

– Ну ладно… – подозрительно посмотрела она. – Пока.

– Пока!

Чувствуя его спиной и зная, что он всё ещё стоит там, она поднималась на крыльцо. Алекса была уверена в том, что он всматривается в потенциальных обидчиков. Перед тем, как войти в школу, она обернулась. Он успел докурить, бросил окурок на землю, раздавил ногой, и его тёмная плечистая фигура покинула школьный двор.

* * *

После уроков неразлучная четвёрка стояла у гардероба. Передав номерки мальчикам, Юля схватила Алексу за руку и поманила за собой.

– Эй, вы что, опять шушукаться, что ли? – крикнул им вдогонку Костя.

– Мы на пару слов! – предупредила Юля и, заведя её за угол, многозначительно посмотрела своими чёрными, блестящими глазками.

– Ты чего? – непроизвольно заулыбалась Алекса, глядя на подругу.

– В общем, пока не началось голосование, я хотела узнать, кто тебе нравится? Костя или Денис?

Юля немного разволновалась и подкидывала ладошки, будто взвешивала то одного, то другого…

– А что, день откровений разве сегодня? – растерянно хлопала глазами Алекса.

– Ну конечно! Последний день каждого месяца! – напомнила подруга. – Я думала, ты заметишь, как целый день ведут себя мальчишки!

Алекса рассеянно помотала головой.

– А как они себя ведут?

– Как два дурачка, – ухмыльнулась Юлька. – То ржут, как кони, то какую-нибудь чушь говорят. Короче, как обычно, стесняются перед встречей откровений.

– Постой, Юлька… – осенило Алексу, – а сегодня наша очередь признаваться в любви или их?

– Наша, конечно! В прошлый раз они первые начинали, – напомнила Юля.

За последние полтора года их дружной и сплочённой четвёрке пришлось нелегко. Внешне они напоминали активных, жизнерадостных и беспечных ребят, но внутренне каждый из них по-своему страдал и томился. Две неразлучные подруги и два лучших друга довольно быстро пришли к тому, что испытывают друг к другу чувство, большее, чем просто дружба. Они влюблялись, но к сожалению, не взаимно. Каким-то невероятным образом выходило так, что когда одна из них нравилась Косте, той непременно нравился Денис, а когда один из них нравился Юле, тому непременно нравилась Алекса. Никто не мог найти концов этому круговороту. Именно по этой причине они решили каждый месяц устраивать день признаний, собирались в каком-нибудь безлюдном, тихом местечке, садились друг напротив друга и, робея, озвучивали имя того, кто в этот раз поселился в сердце.

Внешне Юля напоминала симпатичную мышку: курносая, худая, с чёрным каре и с нетипично маленькими ладошками, ногти на которых она усердно грызла под корень. Будучи круглой отличницей, она всегда выполняла задания с особой щепетильностью и усердием. Речь её была торопливой и содержательной, голосок тонким и писклявым, а взгляд дружелюбным и ласковым. Алекса же, у которой четвёрки ни в чем не уступали пятёркам, считалась хорошисткой, но такой тяги к учебе, которой могла похвастаться её подруга, у неё не наблюдалось, как и не было даже намёка на млеющий от удовольствия Юлин взгляд, когда на доске вырисовывались желанные формулы. Именно поэтому Димченко после школы часто приходила к подружке и совместно с ней добросовестно выполняла домашнее задание. Сидя плечом к плечу, Алекса поражалась не только её сообразительности, но и аккуратному оформлению тетрадей, в свою очередь, выигрывая не столько старательностью, сколько красивым от природы почерком. Помимо совместного времяпрепровождения, девочки посещали одни и те же кружки, носили похожие причёски и даже частенько покупали одинаковую одежду. Кроме подражания друг другу, они никогда не ссорились, сидели за одной партой, и, как оказалось, влюблялись в одних и тех же парней.

– Давай представим на минутку, – зашептала Юля, – допустим, я скажу, что мне нравится Григорян… Ты, к примеру, скажешь, что тебе Митин. А они скажут всё наоборот… Ну, что Косте нравлюсь я, а Денису – ты!

– Ничего удивительного! – рассмеялась Алекса, предчувствуя очередной провал свидания вчетвером. – Нам с тобой не привыкать.

– Так я к чему всё это говорю, – в глазах Юли промелькнула мысль. – Может, мальчишки в этот раз сами выберут? А мы с тобой им просто подыграем. Каким бы ни был их выбор, скажем, что это взаимно!

Алекса закусила губу и задумалась. Ей нравилось, что в уравновешенной и разумной Юле вдруг вспыхнул азартный огонёк.

– Ты предлагаешь схитрить? Согласиться с их выбором, даже если нравится другой?

– Что-то вроде этого. Иначе мы будем определяться до окончания школы.

– Да уж…

– Ну вот кто из них тебе нравится больше?

Чуть откинув спину назад, Димченко выглянула из-за угла и покосилась на парней. Те уже успели одеться и приступить к традиционному дурачеству. Сбрасывая друг с друга шапки, толкаясь и уворачиваясь от ударов, они радостно бесились возле раздевалки. Оба спортсмены, подающие большие надежды, биатлонисты и симпатяги. Помимо всего этого, Денис нашёл время и записался с подружками в секцию карате, а как только Костя узнал об этом, то тут же увлёкся настольным теннисом и довольно быстро достиг превосходных результатов. Внешне Костя Митин напоминал ангелочка с открыток: натуральный блондин с розовыми щёчками и игривыми голубыми глазами. Этот невысокий, в меру упитанный везунчик со смазливой мордашкой легко обращал на себя внимание других девочек, умело этим пользовался и, между тем, никогда не злоупотреблял. Денис Григорян был абсолютным антиподом Кости. Это был самый высокий мальчик в классе, темноволосый, зеленоглазый и пухлогубый. Незаносчивый, хорошо воспитанный, всегда вежливый и участливый, он мог спокойно претендовать на рыцарский орден. И как можно выбрать из них кого-то одного, если они оба совершенно разные и по-своему уникальные? Алекса стояла в нерешительности. Костя однозначно привлекал её внешним очарованием и кокетливой улыбкой, а Денису, очевидно, не было равных в характере. Вот взять бы от Григоряна его душевное тепло, отзывчивость и весёлый нрав и обернуть всё это Костиной оболочкой, тогда бы не пришлось гадать.

– Ну же, Алекса… – щёлкнула пальцами Юля, – кто тебе нравится больше?

– Оба… – безнадежно пожала она плечами.

– Тогда получается, что тебе всё равно, кого выбирать, – шепнула она. – Значит, поступим таким образом… На кого мальчишки покажут, тот с его выбором и соглашается.

– Юлька, а тебе-то самой кто нравится?

– Мне тоже оба, – вздохнула она, разведя руки в стороны.

Когда Юля с Алексой вышли из школы, мальчики терпеливо ждали их на крыльце. Было заметно, что они что-то бурно обсуждали, но как только девочки подошли ближе, они тут же затихли с загадочными улыбками на лицах.

– А это что значит?! – возмутилась Алекса, заметив красный джип, припаркованный недалеко от школьной площадки.

– Ты о чём? – не поняли мальчики.

– Не о чём, а о ком. Почему он опять здесь?

Все проследили за её взглядом и обернулись.

– Алексей Ларин собственной персоной, – грубо заметила Алекса, у которой моментально испортилось настроение.

– А с чего ты взяла, что это он? Это же машина твоей мамы, – наблюдательно заметила Юля.

– Машина, может, и мамина, а вот в машине точно не она. У неё нет лишнего времени на то, чтобы караулить меня возле школы.

– Я так понимаю, за тобой приехали? – исподлобья взглянул на неё Костя, вращая на пальце брелок.

Джип завёлся, моргнув фарами, из выхлопной трубы повалил дым.

– Эмм… Так ты сейчас с нами или нет? – переспросил Денис, видя, в какой нерешительности она стоит, испепеляя взглядом машину.

– Я с вами! – заверила она. – Только присоединюсь чуть позже.

– Ты только не расстраивайся, – поддержала Юля, видя, как Алекса закипает. – Может, сходишь и узнаешь, зачем за тобой приехали? Наверняка, ничего важного. А мы тебя пока тут подождём.

– Я думаю, вряд ли это окажется неважным. Смысл тогда этого ожидания?

– В любом случае, мы с тобой увидимся вечером. На тренировке… – заверил Денис, подбадривая её улыбкой.

Попрощавшись с ребятами, она поплелась к ожидающему её автомобилю. Как только она подошла ближе, сервис тут же заработал, и перед ней распахнулась дверь.

– Приветики! – бодро звякнул Ларин. – Запрыгивай давай, чего мёрзнешь!

Не скрывая своих чувств, которые, помимо воли, отражались на её очаровательном личике тенью негодования, она нехотя поздоровалась. Эти участившиеся в последнее время непредсказуемости и внезапности вызывали в ней злость и раздражение. Встав на подножку, она забралась на пассажирское сиденье и пристегнулась ремнём безопасности.

– Как прошёл денёк?

– Просто отлично… – кисло отозвалась в ответ Алекса.

– Здорово! – Чирик подмигнул и улыбнулся. – А у меня поручение от твоей мамы.

– Неужели?

– Да, встретить тебя.

– С чего бы это? Я с первого класса хожу в школу самостоятельно. С тех пор что-то изменилось?..

«Интересненько было бы, если бы кое-кто не ходил за мной по пятам, как за маленьким ребенком…» – подумала Алекса.

– Слушай, я тут ни при чём! – Чирик поднял вверх руки, демонстрируя свою непричастность. – Ну, а чего у тебя нового?

– День как день. Ничего особенного, – отмахнулась она, глядя на то, как он любовно поглаживает руль, обтянутый кожей.

– Точно всё путем? А то хмурая какая-то…

– После уроков у меня были немного другие планы!

– Да? – почти искренне удивился он.

– Угу. Я собиралась прогуляться со своими одноклассниками.

– Вот как? Это вон с теми ребятами? – понимающе кивнул он в сторону школы.

– Да, с ними.

– Твои ухажёры? – он потешно подмигнул и растянулся в улыбке.

Алекса ревностно глянула в окно. За зеленоватыми тонированными стеклами джипа бизнес-класса ребята её не видели, хотя она могла наблюдать за тем, как эта троица продолжала стоять на крыльце и о чём-то живо беседовать, прерываясь на весёлый смех.

– Вообще-то эти трое – мои лучшие друзья, – пояснила Алекса.

– Ну друзья, так друзья… – не оспаривал он.

– А что это у тебя с рукой?

– Это? – повращал он свой кулак с посиневшими костяшками и лопнувшей в некоторых местах кожей. – Поскользнулся. Упал. Гипс.

– Смешно… – хмыкнула Алекса, – нужно обработать и заклеить пластырем.

– Это ерунда. На мне заживает, как на кошке.

– Понятно, – отвернулась Алекса, решив зря не переживать за рану, которая не тревожит самого хозяина.

– Слушай, а я тут подумал… Коли ты не планировала после школы сразу домой, может, тогда и не поедем домой? А махнем, к примеру, в какую-нибудь кафешку?

– В какую такую кафешку? – скептически посмотрела на него Алекса.

– Ну, к примеру… в «Мороженицу»! – его бледно-серые глаза смотрели с задором. – Чур, я угощаю!

– Ну, это можно было не добавлять… – неожиданно хихикнула Алекса.

– Виноват.

– Ладно, поехали… – со вздохом одолжения сказала она и напоследок взглянула на одноклассников.

– Вот и славненько! Славненько! – радостно засуетился он, выпрямился и, сделав музыку погромче, быстро вывернул со школьной площадки.

Вряд ли Алекса протестовала бы против того, чтобы этот довольно приметный мужчина крепкого телосложения, владеющий приёмами самообороны и рукопашного боя, а также принимающий экстренные меры при малейших неприятностях или давлении со стороны конкурентов и недругов её любимой мамочки, оставался рядом просто в качестве друга. Но перспектива того, что этот люцифер с заразительной, но в то же время пугающей харизмой может в скором времени занять в жизни Марии куда более престижное место, чем просто громоотвода и бесчувственной машины по работе с должниками и предателями, сильно тревожила Алексу. Именно поэтому неожиданная новость, свалившаяся на них в середине недели о том, что мама выходит замуж, стала для младшей Димченко ударом.

Уже много лет они жили втроём и чувствовали себя абсолютно счастливыми, дружно проводили выходные, путешествовали на каникулах, весело отмечали праздники. А теперь в их доме поселится мужчина. Как будет выглядеть их новая жизнь? В доме появится новый запах, чужая энергетика, незнакомые правила и внутренний дискомфорт. Она уже представляла, как они с сестрой будут скованы в поведении и ограничены в темах разговоров и выборе одежды, в которой можно ходить при мужчине, напряжены из-за его холодного взгляда, резко обделены маминым вниманием.

Именно по этой причине в то свадебное утро она спряталась в своей комнате, не желая, чтобы день состоялся. Обхватив свои тонкие лодыжки, она раскачивалась взад и вперёд и, не зная, как предотвратить неизбежное, ощущала себя совершенно одинокой и покинутой. На кончике хлюпающего носа повисла капелька, но как только она падала, следом появлялись новые. На розовом покрывале в рюшах лежало её жемчужно-белое платье с пышной коротенькой юбкой, длинными рукавами и тончайшей серебристой вышивкой на изящном корсете. Рядом с платьем лежали колготки, усыпанные мелкой блестящей крошкой и тонкая сверкающая диадема. Стараясь одеть дочерей самым изощрённым образом, Мария за несколько дней провела ревизию их гардероба и совершила весьма затратную поездку по магазинам, подбирая дочерям не только платья, украшения и туфли, но и эксклюзивные заколки. Весь этот ритуал по подготовке к церемонии и общим сборам отнюдь не приносил Алексе удовольствия, заставляя всё больше замыкаться в себе. Изредка поглядывая на свой роскошный наряд, который мечтала бы надеть любая девочка, она опустошалась ещё больше, видя в нём серьёзную угрозу.

Единственное, что смогло вызвать у Алексы первую и последнюю в этот день улыбку, так это Мария. Подкравшись и отворив дверь маминой спальни, она буквально обомлела от её совершенно новой, ещё более завораживающей красоты. Не смея оторвать своих изумлённых глаз, она следила за каждым её движением. Мама стояла в изысканном свадебном платье из атласного белого корсета и льющегося от тонкой талии подола и, занеся белый высокий каблук плетёных туфелек на край постели, подтягивала на ножке гипюровый полупрозрачный чулок. Всё в ней – жемчужное ожерелье, длинные конусные серьги, атласная шляпка с тонкой сеточкой прозрачной вуали, скрывающая яркие зелёные глаза, и даже бантик на линии копчика – смотрелось безупречно и неотразимо. Её гранатовые гладкие губы, ровные и сдержанные, переливались от комнатного света, а сливочно-шоколадного оттенка руки, облачённые в длинные белые перчатки, ловко, словно руки фокусницы, подкручивали два завитка на забранных кверху волосах и укладывали длинный густой хвост на линию плеча. По тому, как она теребила серьги, крутила шляпку то направо, то наискосок, и пощипывала пышную юбку, чувствовалось волнение. В эти самые минуты мама походила на женщину из другой эпохи. Ослепительная. Молодая. Грациозная. Удастся ли ей самой когда-нибудь стать такой же? Алекса мечтала быть похожей на неё, но сама с трудом в это верила. Ей казалось, что такие, как она, чрезмерно худые девочки с серыми, тусклыми волосами, никогда не обретут такого лоска и шарма. Разыгравшееся воображение Алексы в эту минуту видело перед собой настоящую леди, сошедшую со страниц французского романа! Не хватало рядом лишь арабского чистокровного скакуна с огненно-рыжим хвостом и гривой. Такого, на запряжённое кожаное седло которого, эта наездница могла бы мастерски запрыгнуть, укрыв поджарые бока животного белыми складками юбки и, взяв в свою миниатюрную перчатку кожаный хлыст, помчаться куда-нибудь на ранчо, давая ветру вволю наиграться длинными прядями волос. Но это было всего лишь детское представление своей мамы в образе наездницы 19-го века и, к её великому сожалению, вместо породистого скакуна ей полагался типок приблатнённого вида.

– Доченька, ты почему ещё не одета? – заметив у двери Алексу, озадаченно спросила Мария и жестом поманила её к себе. – Как тебе твоё новое платье… Нравится?

– Угу… – кивнула она, чувствуя, как внутри всё заклокотало.

– Ты в нём ещё красивее, моя куколка. Выглядишь, как настоящая принцесса.

Мария внимательно посмотрела на дочь, и её ласковый взгляд вдруг стал обеспокоенным.

– Не понимаю, почему ты до сих пор не одета. Ты точно довольна выбором?

– Точно.

– Ты что-то очень бледная, – она прикоснулась ладошкой к её лбу и на мгновение застыла, будто прислушиваясь к ощущениям. – Лоб не горячий. Доченька, как ты себя чувствуешь?

– Нормально… – пробурчала Алекса.

Мария присела на край кровати, притянула её к себе и с присущей ей нежностью обняла.

– Ты что у меня такая хмурая? Ночью хорошо спала? Выспалась?

Поглаживая её по голове и проводя пальцами по хвостику, она молча прижимала её к пышной груди, туго захваченной корсетом, и улыбалась.

– Давай сегодня распустим волосы и заколем сзади, чтобы чёлка не лезла на глаза…

– Нет… – категорически сказала Алекса, съёжившись от напоминания безрадостного для неё предстоящего события, – я буду с простым хвостом.

– Ну, как хочешь, – не возражала она, – тогда обратись к сестре. Она тебе сделает аккуратный и высокий хвост. Договорились?

– Угу…

– Эй… – пальчиком подняв её подбородок, она посмотрела прямо в глаза. – Я тебя очень сильно люблю. Больше всех на свете.

– И я тебя… – с трудом выдавила Алекса, чувствуя ком в горле.

– Сейчас с минуты на минуту у нас будут гости, и я хочу, чтобы ты переоделась и вышла их встречать во всей красе. Обещаешь?

– Да, мама, – отрезала она, больше не в силах сдерживать слёзы, проступающие под её взглядом, переполненным любовью и нежностью. Умчавшись к себе в комнату, чтобы переодеться, как того попросил её самый любимый и родной человек, она разрыдалась…

После свадьбы…

Уже на следующее утро после свадебного торжества к ним заехали люди Ларина. Получив приглашение войти, двое парней в костюмах и галстуках молча проследовали за Линой в кухню. Сам Алексей, слегка помятый после вчерашнего веселья, стоял у плиты и жарил вторую партию блинчиков.

– Чего это вы в такую рань, господа? – поинтересовался он, следя за шипящей сковородкой и переворачивая подрумянившееся лакомство.

– Ну, кто рано встаёт…

– Знаем. Знаем. А чё такие опухшие, пацаны? Накидались вчера как следует? – бегло оценив ранних визитёров и пискляво хихикнув, он тут же вернулся к своему занятию.

До этого Алекса, остужающая горячий какао, буквально испепеляла взглядом этих молодых статных парней, но как только Чирик захлюпал лёгкими и закашлялся, тут же переключила внимание на него.

– Я вас жду вечером, – отдышавшись, продолжал он, – подъезжайте в рестик при гостинице «Арктика» часам к восьми. Вся братва будет. Погудим как следует. Всё-таки, такое событие… моя жена… сама Мария Димченко!

Рука с лопаткой застыла в воздухе, и он похотливо посмотрел на Марию.

Всё ещё продолжая топтаться на месте, парни угрюмо кивнули.

– Ну, чё застыли? Садитесь за стол. Позавтракаете с нами.

– Спасибо, – мрачно ответил жгучий брюнет, – не голодны, брат.

– Может, хотя бы чай или кофе? – предложила Мария, уже с самого утра находясь во всеоружии, как полагается деловым женщинам. Брючный костюм оливкового цвета, свежий макияж и высокая причёска, как всегда, были безупречны.

– Женушка моя, свари, пожалуйста, паханам кофейку! – опередил их Алексей. – А то, похоже, они после вчерашнего ещё не оклемались!

– Я приготовлю, мам, сиди! – тут же встала из-за стола Лина и, достав турку, приступила к магии.

– Чирик, разговор есть…

– А когда их не было? – обернулся к ним Алексей, разведя в сторону руки. – Сами отказываетесь позавтракать и другим не даёте! И вообще, чё вы припёрлись в такую рань? У нас, между прочим, ещё официально брачное утро не закончилось!

– Лёх, ты же понимаешь… – вмешался второй, – было бы не срочно, не потревожили бы!

Выражения лиц этих двоих не предвещали ничего хорошего. Алексей напрягся, а на его лбу проступила складка. Откинув несколько раз шею в стороны и добившись хруста, он сморщился и вывалил блины на большое блюдо.

– Ладно, – протянул он, выжигая их взглядом и заметно напрягаясь, – пойдемте.

Алекса прекрасно знала, что вечером планировалось продолжение свадебного банкета, а также посиделки в доме у Алексея и его матери, куда были приглашены все гости. Но отчего-то эти двое приехали к ним в семь утра, нарушая идиллию первого семейного завтрака. Теперь этот гладиатор с голым торсом и в одних только брюках, выпекавший минуту назад румяные блинчики, с особым пристрастием взял Марию за руку и, приобняв покрепче, повёл с собой в гостиную, приглашая парней идти следом.

– Мам! Что с кофе-то? – окликнула её Лина.

– Доченька, принеси, пожалуйста, кофе в гостиную.

Запихнув сладкий блинчик в рот, Алекса встала из-за стола и, прислонившись к стене возле арки, навострила уши.

– Чирик… Малого больше нет в живых… – прозвучал тихий приговор.

Воцарилась зловещая пауза. Алексе стало не по себе. Затем послышалось покашливание и взволнованный шёпот Марии.

– Нам очень жаль, что так вышло… Соболезнуем, брат!

– Когда это произошло? – голос Алексея звучал так, будто его только что хорошенько огрели по голове.

– Сегодня ночью… Около двух часов.

– Б…я! Мрази! Тварины… – прохрипел Чирик. – Это что же получается? Братишку убили в день моей свадьбы? В самый, сука, счастливый день моей жизни?

Послышались три сдавленных смешка, содержащие оттенок безумства.

Воцарилась ещё одна тяжёлая пауза, и по рукам Алексы побежали мурашки. Лина продолжала молча варить кофе и сервировать поднос, всё чаще бросая на неё строгие взгляды.

– Мне нужны подробности… – процедил сквозь зубы Алексей.

– Мы ещё мало разнюхали…

– Мне нужны… – он зарычал, но голос его сорвался и затих.

Несложно было догадаться, что эта огромная очеловеченная машина сошла с рельсов и, дав слабину, расчувствовалась. Новость об убийстве одного из его братков на некоторое время усадила его в кресло. Не взирая на присутствующих, он нечленораздельно мычал, сдавливая руками собственную голову. Эти двое молча ждали, опустив головы в пол и играя желваками. Ещё мгновение, и Алексей оказался на кухне. Он посмотрел по сторонам, взял со стола свой телефон и молча удалился. Алекса видела, как его глаза будто наполнились кровью и в одно мгновение окрасились лютой ненавистью. Видеть чью-то боль было выше её сил, и Алекса, не выдержав, удалилась в свою комнату.

Ещё вчера этот молодой худощавый парень забегал в ЗАГС, чтобы поздравить новобрачных. Опоздав на регистрацию, он, словно мотылёк, влетел в зал и, пробежав мимо гостей длинными, торопливыми шагами, остановился напротив ослепительной невесты. Чуть отдышавшись, он передал ей праздничный букет и обратился к Ларину. Возможно, Алекса не придала бы большого значения очередной сцене поздравления, но то, как изменился Алексей с приходом этого парня, привлекло её внимание. Короткое приветствие тут же перешло в диалог. После крепких рукопожатий, похлопываний и объятий жених немного пожурил опоздавшего, но как только раскрасневшийся парень смущённо сообщил ему, что категорически не сможет поехать праздновать в ресторан, Ларин буквально оторопел. Находившийся в счастливой эйфории жених сделал крепкий захват за плечи и, скрутив друга, приступил к шантажу. Всё выглядело так, будто два переростка вдруг решили вспомнить детство и подурачиться. Но как только Алексей понял, что парень не разыгрывает перед ним мелодраму, а говорит вполне серьёзно, он тут же его отпустил. «Слышь, Малой, если я узнаю, что тут замешана баба… и ты из-за этого не приехал ко мне на свадьбу… Я превращу твои колокола в бубенчики! Ты меня понял?». – «Замётано, Чирик! Никаких баб, не переживай!». – «Слушай, может, я чего-то не знаю, а? У тебя ничего не стряслось?». – «Ничего серьезного, брат! Всё нормально. Потом как-нибудь возможность будет, покумекаем». Тем временем гости продолжали атаковывать с разных сторон, поэтому парень ещё раз принёс молодоженам свои искренние извинения и, получив от главы банды пару дружеских тумаков, откланялся.

Следующие несколько дней в доме творилась суета: несмолкающий телефон, конвейер странных типов с безумными глазами и отморозков с отрешёнными лицами. Они свободно входили в дом, получали какие-то указания, уходили, потом вновь возвращались. Ларин взял машину Марии и теперь пропадал, то навещая близких погибшего, то проводя время в церкви, то занимаясь подготовкой к похоронам. Он стал редко появляться дома, а когда возвращался, Алекса испытывала странное беспокойство. Угрюмый, неожиданно сутулый, будто на него взвалили всю тяжесть мира, он мог неподвижно сидеть на одном месте и прожигать ледяным взглядом дырку в стене до тех пор, пока кто-то не выводил его из этого состояния транса звонком. Отвечая, он в дикой спешке хватал свою барсетку, пачку сигарет, фирменную зажигалку и уезжал в неизвестном направлении.

Мария старалась сохранять спокойствие, усиленно занималась коммерческой деятельностью и вела привычный образ жизни. «И как она не устаёт?» – с жалостью подумала про себя Алекса, завтракая перед школой и зная наверняка, что когда ночью она бегала в туалет, та ещё не спала и что-то обсуждала с Лариным на кухне. В силу обстоятельств именно ей, младшей из Димченко, неоднократно приходилось проводить с мамой день и бывать у неё на работе. И каждый раз Алекса поражалась тому, как такая работа может нравиться женщине. Весь её рабочий день был построен на деловых встречах, переговорах, переездах из одной части города в другую, подписании документов, нахождении в офисе и других жутко скучных и рутинных вещах, таких, как бухгалтерия, отчетность, закупки, поставки, продажи.

Алекса до сих пор помнила то морозное утро, когда на часах не было семи, а переполненный всевозможными продуктами питания грузовичок уже стоял у чёрного входа в их магазин и ждал разгрузки. Ежась от холода в своей маленькой шубке, Мария вместе с охранником кавказкой внешности принимала коробки, помогала перетаскивать их и, успевая при этом что-то конспектировать, подсчитывала, фасовала и распределяла товар по полкам. Дождавшись, когда магазин откроется и начнёт свою работу, Мария давала продавцу последние указания, захватив с собой несколько толстых папок, и брала курс на второй объект – мини-предприятие по производству рыбных консервов. Там она контролировала исправность станка, наличие тары, проверяла свежесть рыбы, трезвость рабочих и приступала к отгрузке сразу нескольких фур готовой продукции для продажи оптом. После прогулок среди живой мойвы и сайры они отправлялись на склад алкогольной продукции, где Алекса могла с пользой провести время, сидя возле тазика с тёплой водой и снимая старые этикетки с пивных бутылок для вторичного использования или сдачи их в пункт приёма стеклотары. Единственное, куда мама так ни разу и не взяла её, так это в исправительную колонию Мурманской области, на территории которой она открыла свой производственный цех, поставив там необходимые станки и оборудование не только с целью заработка и трудовой адаптации зеков, а в надежде, что сможет наладить отношения с надзирателями и начальниками казённого дома и перевести заключённого Андрея Сизова из Нижнего Тагила в Мурманск, добиваясь для него уменьшения срока и его досрочного освобождения.

Несмотря на то, что Алексей не очень жаловал маминых компаньонов по бизнесу, они всё же приехали к ним в гости для делового разговора в неформальной обстановке. И первый же приём столь чинных гостей в дорогих строгих костюмах превратился в нечто совершенно бесцеремонное. Алексей Ларин моментально превратился в Червонца или, как его нарекли люди из криминального мира, Чирика, и теперь сидел, широко раскинув ноги и властно обхватив Марию за талию, наглым, вызывающим взглядом прожигал всех присутствующих. Находя множество предлогов, Алекса крутилась на кухне и не могла не заметить, как из-за случайно обронённого кем-то слова его холодные, колючие глаза наливались кровью, а непристойное чавканье жвачкой лишь усиливалось. Его бестактное поведение и развязная манера заставили Алексу внутренне содрогнуться, как и в тот злополучный свадебный день, когда при выходе из лимузина один из его друзей, галантно подавший Марии руку, вдруг получил увесистую оплеуху, сопровождающуюся недвусмысленной угрозой о том, что он не посмотрит, кто перед ним стоит, и проломит голову любому, кто решится поухаживать за его женой…

И как на самом деле чувствует себя сейчас её мама? Счастлива ли она в этом браке? Девочка несколько минут следила за тем, как они общаются между собой. Всегда компанейская и гостеприимная Мария вела себя намного сдержаннее, чем обычно, она заметно волновалась о темах разговора, затрагиваемых за столом, не блистала красноречием и слишком часто поглядывала на его щетинистое, светлоглазое лицо, искажённое то самодовольной улыбкой, то оскалом. Он беспрерывно курил, не ослабевая своей хватки, а как только наступал общий гогот веселья, выпускал три коротких отдельных смешка, будто загонял пули в сидящих перед ним людей.

Алекса была крайне обескуражена. Наблюдая картину со стороны, она ломала голову над тем, как этот мужчина, который раньше, несмотря на свою брутальность и жёсткость, так трепетал, смущался и лебезил перед её мамой, вдруг стал хозяином положения, заставляя Марию играть по его правилам.

* * *

После школы Алекса вернулась домой в задумчивом настроении. Весь день во время занятий за окном шёл снег, и она практически не сводила глаз с белых хлопьев, медленно падающих вниз. Они напоминали ей множество лёгких перышек, умиротворяюще скользящих в воздушном вальсе. От почти сказочного голоса учительницы литературы, которым она рассказывала трактовку одной любопытной повести, ей и вовсе захотелось, чтобы с ней приключилось нечто необыкновенное.

Некоторое время литературное послевкусие сохранялось в ней, но невыносимая тишина в доме всё же взяла над ней верх и стала выветривать последние капельки благоговения. Дома не было ни души, исключение составляли лишь животные. Обдумывая, как остановить неумолимо назревающую скуку, она схватила первую попавшуюся кассету и, вставив её в магнитофон, хрустнула кнопкой play. По квартире разлилась энергичная поп-музыка, создав ощущение оживления и чьего-то незримого присутствия. Тщательно вымыв руки и лицо жидким кокосовым мылом, запах которого не могла терпеть сестра, она взглянула на себя в подвесное ажурное зеркало и неожиданно расстроилась. Капельки воды еще дрожали на коже и скатывались, оставляя влажные дорожки.

«Почему я выгляжу именно так? – рассматривала себя Алекса, оттягивая пальцами прохладные щеки. – Почему у меня такое лицо? Именно такой нос, а не другой? А эти уши? И когда, наконец-то, я изменюсь? И изменюсь ли вообще?». Изучая своё отражение и строя уродливые гримасы, она не находила в себе ничего особенного и привлекательного. Разочарованная этими наблюдениями, она убрала волосы в хвост, переоделась в спортивный костюм и отправилась на кухню, чтобы приготовить какао. Пока в чайнике закипали пузырьки, она присела на тахту и, вытащив из чехла мобильный телефон, отправила маме нежнейшее сообщение. Несмотря на то, что они виделись совсем недавно, она успела крепко соскучиться. Перс, мирно лежащий до её прихода на кухне, словно по наитию, оторвал своё туловище от пола, поднял голову, уставился на неё гипнотическим взглядом и издал звук непонятного происхождения. И как у такого породистого, пушистого, королевского зверя с богатой родословной, с плоской надменной мордой и шерстью белоснежно-голубого оттенка, которая маленькими одуванчиками вальсировала по квартире, может напрочь отсутствовать какой-либо темперамент? Усмехнувшись над его мышиным писком, Алекса насыпала в металлическую миску горсть кошачьего корма. На кухне тут же послышались хруст и глухое мурчание. Открыв дверцу холодильника и бегло осмотрев его содержимое, она без зазрения совести захлопнула её обратно. Как обычно, она была абсолютно беспристрастна к еде и, как всегда, ей придётся уверять маму в том, что она обедала.

– Ну, иди же ко мне… Тэрри! Тэрри… – позвала она, заглянув к сестре в комнату.

Собака лежала в центре комнаты на персональном ворсистом ковре и, размахивая нечёсаным хвостом, шумно дышала, вывалив на бок свой розовый язык с тёмным родимым пятном. Замерев и прислушиваясь к тому, что она говорит, Тэрри медленно перевернулась на живот, лениво поднялась и, виляя мохнатым задом, двинулась к ней.

– Жарко тебе, моя хорошая! Хочешь гулять. Ну, подожди немного, скоро Лина вернётся и с тобой погуляет.

В отличие от совершенно предсказуемых глаз кота, выражающих лишь желание поесть, глаза ньюфаундленда менялись с каждым её словом – сначала в них проскальзывала надежда, потом радость, грусть и, наконец, чуткое внимание. Да уж… ни одно, ни другое животное не было наделено темпераментом, и теперь Алексу радовало хотя бы то, что собака не была обделена умом. Щедро намяв той загривок и погладив живот с торчащими сосками, она разместилась рядом и положила голову на разомлевшую собаку. Комната сестры была оформлена в тёмных тонах, но при этом здесь ощущались комфорт и нотки романтичной юности. Полукруглая коричневая тахта была усыпана множеством декоративных подушечек и выглядывала из-под шоколадно-кремового балдахина, свисающего сверху с золотого изощрённого крючка. Повсюду находились подарки ухажёров – плюшевые медвежата от самых маленьких размеров до самых больших. На отдельных полках ютились коллекционные слоны из фарфора, камня, стекла и даже металла. У одной из стен находился большой зеркальный шкаф, забитый сверху донизу модными вещицами. Возле него красовались высокие бра на ножках, перед тахтой находился круглый журнальный столик с глянцевыми изданиями, красивыми коробочками, импортной косметикой и бесподобными рисунками, которые сестра время от времени создавала с помощью простого карандаша. На стене висело эксклюзивное зеркало в рельефной раме с оставленным отпечатком губной помады, принадлежащим хозяйке комнаты. Вся эта обстановка говорила о том, что Лина была наделена дизайнерскими способностями, к которым примешивался безукоризненный вкус в мире музыки и стиля.

Продолжая лежать на собаке, извергающей горячее дыхание, она томилась вопросом, чем бы заняться. На улице было снежно и в то же время солнечно, поэтому сидеть дома за уроками совершенно не хотелось. В такие дни она предпочитала прогулки с друзьями по местным дворам и площадкам в поисках душевного клада. Подумав о том, как весело они проводят время, играя в догонялки и кувыркаясь с мальчишками в сугробах, на её личике заиграла лукавая улыбка. Из-за физической выносливости и невероятной прыткости её редко могли поймать, и она часто получала титул победителя, но с другой стороны, ей так хотелось быть пойманной тем, кто ей нравился, что она умело хитрила, попадая в руки догоняющему.

Теперь, когда она немного отдохнула, её вновь потянуло подвигаться. Обычно, если её здоровая энергия вдруг не находила какого-нибудь подходящего физического занятия, ей непременно была необходима ментальная деятельность, поскольку Алекса могла думать о чём-либо двадцать четыре часа в сутки. Но если же происходило так, что ей вдруг не о чем было порассуждать, она буквально испытывала голод и истощение так же, как и в эту минуту абсолютного бездействия. Ей непременно нужна была пища для размышлений, какое-то внутреннее движение, любое, даже самое крохотное событие, мимолетное потрясение. Встряска. Перемена. Что-то, что заставило бы её маленькую головку погрузиться в мыслительный процесс.

Заметив на столике игровую колоду карт, она взяла её в руки и, хорошенько перетасовав, раскрыла перед собой ровным веером. В голове вырисовывалась любопытная мысль, но потом она сбивалась, будто происходило короткое замыкание, мешающее ухватиться за неё и дать ей развитие. Нужно было сконцентрироваться, или, наоборот, отвлечься. Алекса взяла в руки две карты и, поставив их на пол, аккуратно соединила края, построив палатку. Ну вот и нашлось занятие, подумала она и соединила рядом еще пару карт. Алекса не отличалась усидчивостью и терпением, именно поэтому ей требовались огромные усилия, внимательность и сдержанность, чтобы карты с лёгкостью выстроились в небольшие пирамидки. Осторожно выполняя каждое движение, она старательно строила свой собственный карточный домик, но как только большая голова ньюфаундленда, недвижимо следившая за тем, что она делает, вдруг широко зевнула, хрупкая конструкция рухнула.

Сначала она с сожалением смотрела на разбросанные карты, а потом вдруг вытащила из общей кучи две. От пристального взгляда на двух валетов пиковой и бубновой мастей в ней вдруг проснулась нежность. И правда, на изображении под беретами были светлые и тёмные волосы, в точности, как у Дениса с Костей. «А что, если рискнуть, как в игре в рулетку, зажмурить глаза, протянуть руку, довериться судьбе и вытянуть только одного из них?». Алекса раздумывала… Интересно, на кого из мальчиков ей укажет это шуточное гадание? А что, если под карточной рубашкой окажется тот валет, который не вызовет у неё чувства облегчения и радости? Что, если она пожалеет о выборе? До сих пор ей было сложно определиться в своих чувствах, ведь, выбрав одного, ей бы не хотелось ощущать холод и дефицит внимания от другого. Почему ей нравятся оба? И почему Юльке нравятся оба? Как вообще можно делить одно сердце на двоих? Или оно имеет свойство вмещать гораздо больше любви, чем кажется?..

Глядя на червового валета, лежащего в стороне от колоды, в её голову закралась шаловливая мысль, и глаза вспыхнули, будто в них зажглись искорки. «Что, если этот червовый валет – вовсе не Денис и не Костя, а кто-то, кто совместит в себе лучшие черты, присущие этим двоим?..». Фантазировать на эту тему было крайне увлекательно, а верить в то, что когда-то в её жизни появится человек, который перевернёт её мир, было крайне волнительно. Она искренне надеялась, что со временем её тонкая косичка превратится в длинные, волнистые, блестящие волосы, какие бывают у сказочных русалок, лицо приобретёт привлекательные черты, а плоская фигура – соблазнительные формы. И тогда они обязательно встретятся в толпе глазами, и таинственный незнакомец остановится, как вкопанный, не в силах отвести от неё взгляда, став заложником вспыхнувших чувств. Он будет прикован к ней, и только к ней. Этот кто-то из миллиарда подрастающих мальчиков!

Взяв невидимый стетоскоп, она внимательно прислушалась к самой себе. Занятие в секции единоборств, которую они посещали вместе с Юлькой и Денисом, было запланировано на восемь вечера, а это означало, что впереди у неё четыре часа свободного времени. Решение пришло неожиданно. Ей отчего-то захотелось выйти во двор, накатать из снега комья и слепить из них огромную снежную статую. Пусть это детская забава, зато это сооружение будет радовать прогуливающихся мимо малышей. Надев дублёнку и нацепив набекрень шапку с помпоном, она вышла на лестничную площадку и вызвала лифт. Дождавшись его и зайдя в кабину, она нажала на первый этаж. Двери почти захлопнулись, когда между ними появился чей-то чёрный грубый ботинок и заставил их вновь разъехаться. Задержав лифт, незнакомый подросток бодро заскочил в кабину. «И откуда он только взялся?» – промелькнула мысль, заставляя быть в напряжении от пребывания в замкнутом пространстве с незнакомым человеком.

Он демонстративно выдохнул, будто бежал за уходящим поездом и в конце концов на него успел, хлопнул ладонью по кнопке и, отпустив лифт вниз, развернулся к ней. Уставившись на неё прямолинейным взглядом, которым разглядывают понравившиеся игрушки, он облокотился о стену. Съёжившись, она отвела от подростка глаза, но перед этим всё же дерзко посмотрела взглядом, говорящим «чего уставился!».

– Ну привет, – сказал он сиплым голосом, какие зачастую встречаются у курящих и, чаще всего, предоставленных самим себе мальчиков.

– Привет, – коротко ответила она, стараясь скрыть волнение.

– Не знал, что у меня есть такая соседка.

– Не знала того же…

– Я, кстати, с третьего этажа…

– Я, как видишь, с пятого.

Алекса заметила, как он удовлетворённо кивнул. Её всегда немного отпугивали слишком раскованные и наглые люди, умеющие долго и пронзительно смотреть в глаза. Но вместе с этим данная категория людей была для Алексы неожиданно-привлекательной, и она часто гадала о том, как же у них выходит смотреть так откровенно и бессовестно. Этот парень, назвавшийся её соседом, не был исключением и выглядел, как настоящий тинэйджер: белёсая густая челка, чисто выбритые виски и длинный хвостик на затылке, вьющийся на концах волос. Эта необычная стрижка, отсутствие шапки, кожаная коричневая куртка на меху, надетая нараспашку, потёртые джинсы грязно-оливкового цвета – во всём его внешнем виде чувствовалась небрежность и расхлябанность, но при этом он выглядел модно.

– Кстати, меня Эдик зовут… – продолжая идти рядом, он почти прильнул к её лицу, заглянув в него, как в интересную книгу. От неожиданности Алекса отстранилась, но успела почувствовать запах его фруктовой жвачки.

– Алекса…

– Вот как? – искренне удивился он. – Неплохо!

С необычайной лёгкостью и без особого усилия ему удавалось смутить её, несмотря на то, что она с детства предпочитала водить дружбу с мальчишками, нежели с девочками. Он казался старше на несколько лет, и, видимо, был давно самостоятельным, коль демонстративно морозил уши и не застегивал куртку.

– Я составлю тебе компанию, – не спрашивая разрешения, решил он.

Он следовал за ней в сторону детской площадки, занесённой свежевыпавшим, липким, белоснежным покрывалом. То, что он заговорил и теперь сопровождал её, доставляло ей удовольствие, но то, что она не имела понятия, как произвести на него впечатление, мешало чувствовать себя комфортно.

– Где обычно гуляешь?

– Везде… – сказала Алекса, ведь её никогда не контролировали, доверяя тому, что их дружная четвёрка вполне целомудренна, надежна и обязательна.

Алекса мысленно отгоняла от себя всё лишнее, но всё же с опасением ждала от него вопроса на тему того, что она собиралась делать на улице. В присутствии этого парня абсолютно невинное и даже в чём-то благородное занятие теперь казалось детской глупостью, и она уже представляла выражение его лица и тот сиповатый развязный хохот, последующий после того, как она расскажет ему, что планировала скатать снеговика, а потом полить его из ведра, чтобы он замёрз и простоял дольше.

– Ну… чем займёмся?

– Даже не знаю… – боясь одного вопроса, она совершенно растерялась от другого. – А чем бы ты хотел?

– А чем ещё можно заниматься на площадке?

Он спросил так, будто ждал от неё определённого ответа.

– Эм… Ты и скажи… – дала заднюю Алекса, предоставляя ему возможность придумать занятие.

– Само собой, общаться! Ну и не только общаться…

Его насмешливые глаза наконец-то оторвались от неё и осмотрелись вокруг.

– Я тебе покажу чуть позже… – перешёл он на шёпот и, ухватившись одной рукой за столбик качелей, начал медленно вращаться вокруг него.

– Загадочный ты какой-то.

Эта фраза так рассмешила его, что он, не стесняясь, широко раскрыл рот и, согнувшись пополам, протяжно рассмеялся.

– Что здесь смешного? – невинно хлопая глазами, спросила она.

– Да… я так… – пытался отдышаться он. – Про загадочного отмочила ты, конечно… Лучше садись на качели. Я тебя покатаю…

Алекса подозрительно взглянула на металлические качели. «Он что, думает, что я не сумею раскачиваться самостоятельно? И вообще качели – это забава для маленьких. Может, он считает меня одной из них?». Она медлила. Предложение казалось абсурдным, но нежелание услышать, как он ещё раз разразится смехом от её неуверенности, было сильнее, и она послушалась. Эдик придержал качели, чтобы она села, а как только она скромно уместила свои зимние ботинки на металлическую подножку, он тут же оказался рядом. Прыгнув одной ногой на край перекладины к её левому ботинку и, задержав другую ногу в воздухе, будто воздушный гимнаст, он уставился на неё в точности так, как в лифте.

– Я думала, ты будешь раскачивать меня рукой…

– Рукой особо не раскачаться. И уж тем более, не полетать, – возмущённо приподнял он на лоб русые брови и шмыгнул носом. – Я с удовольствием прокачусь с тобой.

Всего мгновение, и незнакомый подросток уверенно диктует ей правила… Она сконфузилась. Куда девались её лёгкость и непринуждённость, её свободная и напористая манера общения с мальчиками?.. Она смотрела в сторону и молчала.

– Милая Алекса… – слащаво протянул он, всё ещё болтая в воздухе свободной ногой, которая не помещалась на перекладине. – Дай мне, пожалуйста, немного местечка, чтобы я смог поставить ещё одну ногу… Так мне будет легче раскачать тебя…

Уронив взгляд вниз, она никак не могла взять в толк, как здесь могут уместиться четыре ноги, и всё же постаралась максимально сжать коленки, чтобы увеличить для него расстояние справа.

– Ну и что? Ты так и будешь сидеть вся зажатая? – нахмурился он. – Тебе ведь так будет неудобно, а это означает, что ты не получишь удовольствия.

– Всё в полном порядке, – попыталась сказать она, но он отрицательно покачал головой.

– Я поставлю её здесь, – чуть надавив на неё ногой, он разомкнул её колени, просунув между ними свою ногу. Теперь их зажатые ноги чередовались, делая его позицию более устойчивой и удобной, но вместе с этим, Алекса испытывала совершенно необъяснимые эмоции от столь тесной близости. Последовала его короткая улыбка. Будто графин, наполняемый водой, Алекса наполнялась странными ощущениями. Скованность и непонимание того, как вести себя, сильно мешали сосредоточиться, но, видимо, Эдику не было знакомо понятие стеснения и неловкости. Возвышаясь над ней, он чуть присел и сделал первый толчок, чтобы раскачаться. Его нога скользнула и проникла чуть глубже, создав трение о внутреннюю сторону её бедра. Ещё толчок, потом ещё один. Алекса больше не улыбалась и не могла вымолвить ни слова, ошарашенная неожиданным теплом, подступающим к низу живота. Сощурившись, он смотрел поверх неё, словно ослеплённый солнцем моряк, смотрящий вдаль, и продолжал энергично толкать качели, крепко сжимая её коленки. Несколько минут, пока в Алексе росло физическое напряжение, они раскачивались молча, но как только он отвлёкся от своих мыслей и посмотрел на неё сверху вниз, она встрепенулась.

– Можно вопрос? – он чуть закусил губы, придавшись размышлению.

– Угу…

– А ты когда-нибудь целовалась? – спросил он, сильно надавив на качели и высоко подлетев вместе с ней. Алекса ощутила, как его подошвы практически оторвались от перекладины.

– Не бойся… я сбавлю темп.

Пара подъёмов, и качели перестали подпрыгивать, выйдя на прежнюю плавность взлета и падения. И что ответить этому парню?.. Этим внезапным вопросом он сковал её по рукам и ногам. Гадая над ответом, она лишь теряла время, удлиняя паузу и давая ему повод думать о ней, как о неопытном ребёнке. Сложно было собрать мысли воедино, ведь на безлюдном дворе, среди снега и прохладного ветра он не по-детски разогревал её этими невинными притеснениями.

– Что молчишь? Целовалась по-взрослому? С языком? – в его вопросе опять звучал вызов, а в глазах стояло нетерпеливое ожидание.

– Целовалась, – хмыкнула Алекса, будто это было совершенно незатейливым занятием, и тут же разозлилась на себя за то, что так мало осведомлена об этой чувственной сфере бытия.

Сейчас ей пришлось чувствовать себя наивной девчонкой и стыдливо краснеть перед этим нахальным подростком, который с явным намерением затрагивал эту щепетильную тему. Хорошо, что уличный морозец так разрумянил её щеки, что было непонятно, как проявляется краснотой та самая застенчивость. Насколько богатыми были её знания о французских поцелуях? За плечами насчитывалось пять спелых помидоров, на которых проходили тренировки, и один «взрослый» поцелуй с девчонкой из класса, чтобы не оплошать в будущем, когда этот навык пригодится.

– Интересно… – протянул он, явно не подмечая её зажатости, и теперь опустился практически к её лицу, больше не утруждая себя раскачиванием.

Качели самостоятельно скользили под музыку ветра, а она чувствовала, как в животе будто играют на клавишах, нажимая то на одну, то сразу на несколько, а после и вовсе увлечённо предаются мелодии, используя всю палитру звуков. «Вот бы это не прекращалось, а только усиливалось!» – со страхом неизвестности подумала Алекса. Она пока не знала, какое имя дать этому ощущению внутри, но тревожилась, что это нечто запретное из жизни взрослых, а не детей. Замерев наверху долю секунды перед тем, как скатиться вниз, она встретилась с ним взглядом. От его лёгкости, непосредственности и лукавства не осталось и следа. Его взгляд больше не был игривым, он стал томным и, казалось, таил какую-то интимную мысль. То ли от резких взлетов, то ли от того, как он смотрел, скрывая и обнажая своё желание, внутри неё что-то ёкнуло и затрепетало. Казалось, он смотрит с вожделением и при этом немой грустью, будто это мучает его. Интересно, что будет в дальнейшем, если этот мальчишеский, но зрелый взгляд уже кажется ей чем-то невероятно захватывающим. Его тёмно-серые глаза прожигали её, то вспыхивая, то мучительно потухая. Алекса слабо управляла собой и пугалась, что он заметит её растерянность. Когда качели полностью остановились, он потянулся к её уху.

– А ты знаешь, что такое секс? – шепнул он, и под одеждой Алексы мгновенно образовались мурашки.

Интуитивно её физическое тело реагировало на его сиплый шёпот и эти четыре незатейливые буквы. Конечно, ей всего одиннадцать, и она ещё не посвящена в эту тайну, как посвящён в неё он. Нужно было держать удар, и она, набравшись храбрости, вскинула на него свои большие, слезящиеся глаза.

– Застегнул бы лучше куртку! – снисходительно сказала она. – Будет мало приятного, если ты заболеешь. Сейчас не время выпендриваться и ходить нараспашку.

– Сейчас есть гораздо более интересная тема… Не правда ли?

– Да. О том, что ещё чуть-чуть, и ты отморозишь уши.

– Так знаешь или нет? – не унимался он.

– Знаю… – ляпнула она, внутренне негодуя, что в случае наводящих вопросов, не ответит ни на один. Она была близка к тому, чтобы нагрубить своевольному другу и прекратить допрос, но он вновь опередил её, закинув в её ухо одно только слово. Алекса замерла, будто потеряла всю бдительность. Потом он сказал ещё и ещё, а она и не смела его прерывать, жадно вслушиваясь в его неприличный монолог.

– Что всё это значит? – полуулыбка появилась на её лице.

– Маленькая ещё…

– Так ты говорил по-английски…

– Вот именно… Потому что перевод тебе знать ещё рано.

Алекса враждебно посмотрела на юного провокатора.

– Если я для тебя маленькая, тогда какого… ты до сих пор тут со мной околачиваешься? – язвительно спросила она.

– Так это очевидно.

– Мне нет.

– Ты мне понравилась.

Алекса почувствовала, будто в неё провалилась целая масса сладкого. От этих слов она вновь обретала часто игравшую с ней в прятки уверенность в себе.

– Откуда ты так хорошо знаешь язык? – перевела она тему разговора.

– А я тебе как? Нравлюсь? – гнул свою линию Эдик, не сводя с неё глаз.

– Не люблю таких, как ты.

– Таких как я? А какой я?

– Самодовольный и непослушный…

– А я что, успел ослушаться маленькую мисс?

– Ты до сих пор не застегнул куртку!

– А-а-а! Ты об этом! Нет ничего проще.

Он давно спрыгнул с перекладины, отошёл от неё и теперь расхаживал по площадке, спрятав замёрзшие руки в карманы.

– Ты владеешь английским в совершенстве? – любопытствовала она.

– Три года жил в Англии…

– Ничего себе… – удивилась Алекса, теперь понимая, откуда этот английский хвостик на затылке и модный тинэйджерский прикид. – Я вот тоже должна поехать в Англию на обучение. У меня так называемый «языковой барьер».

– С чего ты это взяла?

– Плохо поддаюсь дрессировке… Учу, пытаюсь вникнуть, но всё равно грамматика – это слишком сложно для меня. Нет у меня уверенности и свободы в произношении…

– У меня как раз наоборот. Я быстро схватываю языки. Полиглот.

– Мама наняла мне репетитора. Три раза в неделю мы занимаемся. Правда, курсы очень дорогие, преподаватель – профессионал высшей категории с какой-то авторской методикой обучения. Мама платит большие деньги, а я с трудом могу запомнить что-то. Хотя она сказала, что моё произношение очень приличное. В общем, я не уверена, что оправдаю мамины надежды.

– А что за авторская методика? Это как?

– Ну, первую часть занятия мы рисуем карту, где располагаются военные корабли, лагеря, вертолёты, местность разную, и после этого начинаем играть в войнушку. Ну, к примеру, чтобы мой вертолёт взлетел, мне обязательно нужно произнести определенное слово. Если солдатам нужно попасть в укрытие или перебраться через реку, я должна сказать другую фразу.

– Ну, у всех своя методика… Хотя, когда обучение проходит в игровой форме, то становится значительно интереснее, – заключил Эдик. – А хочешь, я буду твоим репетитором?

– Ты серьёзно? – улыбнулась Алекса такой инициативе. – Будешь учить меня языку?

– Точнее, как одному языку взаимодействовать с другим, – с ноткой сладкой издёвки произнёс он, – уверяю, эти занятия понравятся тебе гораздо больше.

Алекса вспыхнула. Возвращение к теме поцелуев волновало в ней каждый нерв.

– Вынуждена отказаться.

– Приведи хоть один довод, – Эдик вновь подошёл к качелям и видя, что она хочет встать, преградил ей путь. – Почему нет? Подумай, по какой причине я не могу научить тебя классным поцелуям?

– Я же уже сказала, что меня учить не нужно… Я делала это неоднократно…

– Тем лучше… Подумай, стоит ли отказывать себе в удовольствии.

Губы его разомкнулись, и он медленно, но совершенно целеустремленно потянулся к её лицу. Взгляд его неподвижно следил за её подергивающейся губой. Оторопевшая Алекса чувствовала, как теряет самоконтроль.

– Стой, Эдик!

– Стой? – удивленно нахмурился он. – У моей соседки есть парень? Если ты с кем-то встречаешься, то это для меня не проблема. Ну, во-первых, я изначально лучше твоих пареньков. А во-вторых, я твой сосед. Соскучилась вдруг – спустилась на два этажа, и мы увиделись.

– Расстояние – не препятствие.

– Как сказать… Я вот в Англии встречался с одной девчонкой, а когда уехал, она почти сразу нашла себе какого-то Бена… – издевательски прогнусавил он, карикатурно изображая того, кто занял его место. – Вот тебе и любовь на расстоянии.

– Это, конечно, ужасно, – посочувствовала она, испытывая к нему жалость.

– Да ладно. Что было, то было, – махнул он. – Плюс к этому я много всего знаю об Англии. Буду тебя просвещать. И последнее, и самое важное… Тебе обязательно понравиться со мной целоваться…

«Бывают же такие… – в глазах Алексы бегали неоднозначные мысли, – дотошные! Хотя, скорее, целеустремленные и бессовестные».

И всё же, этот своенравный, напористый парень цеплял её.

– Если честно, то я отлично играю на гитаре… всякий рок…

Алекса настолько увлеклась новым соседом, что не заметила, как на площадке появился Денис. Он жил через несколько домов, поэтому частенько заходил за ней на прогулку.

– Привет! – поздоровался Григорян, стоя в стороне и как всегда улыбаясь смущённо-добродушной улыбкой.

– Денис! Как классно, что ты пришёл, – Алекса вскочила навстречу однокласснику, и теперь Эдик не удерживал её, отодвинувшись в сторону и пропуская. – А где все наши? Они выйдут гулять?

– По идее, должны были уже подтянуться.

– Пока, как видишь, не подтянулись, – встрял в разговор сосед. – Я, кстати, Эдик…

Держа одну руку в кармане, он протянул свободную Денису, и тот приветливо ответил рукопожатием.

– А ты, Денис, хороший друг Алексы?

– Можно и так сказать… – Денис замешкался и, скромно улыбнувшись, взглянул на Алексу.

Эдик улыбался без особого удовольствия и изучающе глядел на высокого миловидного парня.

– Эй, ты уже можешь отпустить мою руку… – беззлобно предупредил Денис, вернув своё внимание тому, кто до сих пор излишне крепко сжимал его ладонь.

– А я просто хотел тебе помочь…

– И в чём же?

– Проводить тебя подальше от моей девчонки!

Денис слегка оторопел и с непониманием уставился на Алексу, но видя её реакцию, успокоился.

«Интересный способ закадрить девчонку», – подумала она и с облегчением выдохнула, когда увидела, что Денису ничего не угрожает и ему вернули его руку.

– Мы познакомились с Эдиком, когда я выходила гулять, – поспешила объяснить Алекса, – он мой сосед с третьего этажа.

– Пока что сосед… Поживём – увидим…

Денису явно было не по душе то, что незнакомый парень старше их на несколько лет, так нагло вёл себя и подкатывал к ней.

– Ладно, мне пора… пару вопросов ещё надо закрыть. – Эдик засунул руки в карманы и взглянул на Алексу. – А с тобой, соседка, не прощаюсь. Нам ещё нужно кое-что проделать. Забегай в гости, ну или я забегу.

Он подмигнул ей, небрежно махнул Денису рукой и покинул двор, посеяв в душе Алексы сомнения и неразбериху.

* * *

Окна комнаты Алексы выходили на Долину Уюта, которая раскинулась через дорогу на несколько километров, и теперь утопала в ослепительно-белом снегу, сверкающем от зимнего заполярного солнца. Высокие заснеженные трамплины, расположенные вдали, спускающиеся справа и слева, пугающие своими витиеватыми изгибами и опасными трассами, походили на гигантского паука с огромными лапами. Уже на подходе к этому масштабному чудовищу в Алексе каждый раз пробуждался адреналиновый паразит. Взбираться на самую вершину горки, с чуть дрожащими коленками садиться на санки, с немым восторгом обхватывать за пояс Костю или Дениса, а потом нестись вниз, глотая встречный ветер и жмурясь от брызгающего снега – было частью их беззаботного взросления. Каждый раз поднимаясь после спуска к месту очередного старта, Алекса с Юлей то и дело переглядывались, мысленно предвкушая новый стремительный полёт. Возможность такой физической близости и чувство страха перед развивающейся скоростью приводили Алексу в дикий восторг. Поэтому после активной субботней прогулки она чувствовала себя крайне воодушевлённой и даже немного одурелой. Обычно по выходным в это время дом был полон людьми; они отдыхали в гостиной, а после уезжали, уносимые круговоротом ночных элитных заведений. Но когда Алекса вошла в квартиру, то не обнаружила в прихожей посторонней одежды и обуви. Дома находился Ларин. Видимо, он был настолько занят телефонным разговором, что не слышал, как она вернулась. Дверь на кухню была закрыта, но через витражные стёкла был виден его большой размытый силуэт. Казалось, он навис над столом и то страшно рычал в трубку, то раздражённо цедил сквозь зубы, то мерзко и даже зловеще хихикал. При ней он старался вести себя, как примерный отец семейства, приободрялся, улыбался, шутил, проявлял заботу, но сейчас он находился в полном неведении, что она поблизости. Между тем, руководствуясь желанием знать об этом человеке чуть больше, Алекса решительно прошмыгнула в мамину спальню, оттуда проникла в гостиную и, подкравшись к проходной арке, ведущей в кухню, застыла в ожидании. Так она сможет услышать всё, чего не услышала бы из-за запертой двери. Всё-таки, есть положительное в том, что квартира сделана по кругу и, выйдя из одного помещения, ты тут же попадаешь в другое, а из другого – в третье. Боясь выдать себя, она почти не дышала.

– Здоровенько, братан! Это Чирик. Слушай сюда… – принудительно рявкнул Алексей после того, как набрал очередной номер. – Что-то медлит этот портретист… Ага… Жена уже х. й знает сколько времени ждет!

Послышались резкие, частые шмыганья носом, и она представила, как его лицо, должно быть, скривилось.

– Надо бы встряхнуть его как следует! – продолжал он. – А то похоже на кидалово… Да… Должен по гроб жизни будет… Чё? Он торчит три портрета… жены и дочек. Кому? А, добро… добро, братан… И скажи, что Чирик помнит…

На этом разговор оборвался, и он замолчал. Алекса уже собралась сгруппироваться и исчезнуть столь же незаметно, как появилась, но услышала писк сдавливаемых кнопок – он звонил кому-то ещё.

– Алло, братан… Живой? Под градусом? Понял…

Подгони-ка мне машинку часам к девяти! Неа… к дому. Нужно будет навестить одного буратино и помочь ему выйти из творческого кризиса… Жёнушка моя расстраивается из-за этого чучела… Добро… добро… тогда жду.

Пронырливой Алексе не составило большого труда догадаться, о ком идёт речь. Ещё около года назад Мария обратилась к одному успешному талантливому художнику, заказав у него три семейных портрета. Заплатив тому за работу в полном размере, она, к своему большому разочарованию, до сих пор не увидела результатов его труда воочию, как и его самого. Сначала должник оттягивал сроки, оправдывая это тем, что такая работа не терпит спешки, потом долго хандрил, потом говорил что-то на тему того, что полотно необходимо обработать каким-то специальным средством, которое он заказал, а потом и вовсе, ссылаясь на творческий кризис, залёг на дно. Теперь недвусмысленные угрозы Чирика в сторону этого человека наводили Алексу на мысль о том, что это старое соглашение между её мамой и вольным творцом в скором времени придёт к своему завершению.

Её опасения подтвердились уже через пару дней, когда в сопровождении классической музыки, прозвучавшей от входного звонка, в квартиру вошли два молодых угрюмых парня в чёрных спортивных костюмах и полосатых кроссовках. С каменным выражением лиц они почтительно пожали Алексею руку, продемонстрировав при этом свои синие наколки. А затем один за одним осторожно облокотили о стену три плотно упакованных квадрата. Чирик молча подошёл к одному из полотен, присел на корточки и, щёлкнув перочинным ножиком, аккуратно сделал надрезы на бумаге с надписью Мария. Высвободив картину из обёртки и отойдя на пару шагов назад, как это делают ценители искусства, изучающие подлинную красоту шедевра на расстоянии, он сощурил глаза. Повисла мхатовская пауза, нарушаемая лишь причмокиванием одного из братков, катающего во рту зубочистку. Все ждали дальнейших указаний.

– Где этот пикассо? – не отрывая взгляда от написанной Марии, поинтересовался он.

Его левая часть лица задёргалась, будто под кожей произошло короткое замыкание.

– В машине ждёт… – сообщил тот, что моложе. – Поднять его сюда?

– Ща решим… – приостановил он готовых к исполнению команды «псов». – Сначала жена посмотрит… Подождите там, в предбаннике…

Без лишних слов и телодвижений эти двое столь же быстро вышли, как и вошли. Они что, привезли художника с собой?.. В одно мгновение Алекса оказалась у кухонного окна, отодвинула кремовую штору с кисточками, прислонилась к стеклу и посмотрела на улицу. Внизу, преградив дорогу и не удосужившись включить аварийку, припарковались две черные БМВ и хромированная девятка, облокотившись на которую, стоял мужчина в дубленке и курил. «Интересно, в какой машине он сейчас находится? И что они собираются с ним делать?..».

Услышав мамин голос, она соскочила со стула и поспешила вернуться в коридор. На месте событий собрался весь семейный совет; по заспанному лицу Лины было понятно, что она только что проснулась, но привезённые портреты творили чудеса, и она оживлялась прямо на глазах. Мария стояла рядом с Алексеем в нарядном костюме, расшитом в восточном стиле. Улыбка с еле заметным напряжением мелькала на её накрашенных губах, а руки, сцепленные в замок, тихонько раскачивались, не находя себе места. Почему Алексе кажется, что её мама ведет себя больше хлопотливо, чем по-хозяйски. Вращается вокруг него, словно планета вокруг Солнца, пытается угодить, приспустить его пар и говорит с ним неестественно тихим, успокаивающим голосом. Хозяйка своего имущества, хозяйка своей жизни, хозяйка собственного бизнеса буквально преклонялась перед ним. Невольно Алексе вспомнилась его фраза, которую он практически пропел сразу после свадьбы. «Я женат! И на ком! На самой Марии Димченко!». Отчего же теперь сама Мария Димченко будто покорствует ему, обхаживая этого мужчину и заискивая перед ним. Неужели он заслужил такое уважение? Или мама ведёт себя так, потому что чего-то боится?..

«И как этому пропавшему художнику удалось закончить за несколько дней то, что он не мог закончить почти год?» – недоумевала Алекса, любуясь действительно изысканным изображением любимой мамы. На картине она будто оживала в своей грациозной позе, чуть облокотившись на руку. Белые, полупрозрачные ткани, соскользнувшие с её плеча, как наяву передавали свою мягкость и лоск. Во всём чувствовалась удивительная лёгкость – в складках шёлковой ткани, в едва уловимом свечении вокруг, в переливах красивой смуглой кожи. Её женственная поза перекликалась с царственной осанкой и величественным поворотом головы, её шея и пикантное декольте приковывали особое внимание. Алекса видела перед собой женщину, достигшую совершенства в красоте, и с трудом верила, что это её мама. Мария. Покровительница всего земного и иноземного. Женщина, созданная для украшения обложек глянцевых журналов. Благородный профиль, чуть заостренный подбородок, греческий нос, высокие чёткие скулы и огромные выразительные глаза, таившие магическую силу. Каштановые волосы змейками струились вдоль её руки. Несмотря на обнаженное плечо и столь интимное одеяние, она казалась крайне целомудренной.

– А ты у меня ещё та штучка, жёнушка моя… – захихикал Чирик, явно удовлетворённый её столь живописной сексуальностью и, воспользовавшись всё тем же карманным оружием, вызволил из обёртки две другие картины. Эти холсты оказались намного контрастнее предыдущего и содержали в себе уже не пастельные, а красочные оттенки.

Резко обернувшись на сестру, Алекса поняла, что ей не послышалось. Обескураженность и негодование на лице Лины проявилось в полной мере, а в попытках справиться с переполнявшими её эмоциями она пока издавала лишь скрипы, предвещающие слёзы. Сестра была на грани истерики.

– Лина, доченька, ты чего? – встревоженно поинтересовалась Мария, глядя на закипающую дочь.

– Это просто отвратительно! Уродина! Посмотрите на это вытянутое, как у лошади, лицо, на этот огромный лоб, фигура – будто с другого человека… – сдержанность египетской мумии лопнула, и она, не смея больше задерживаться возле объекта расстройств, скрылась в своей комнате, громко хлопнув дверью.

– Не переживайте за неё… – сказала Мария, видя растерянность младшей дочери. – Я сейчас пойду к ней и всё выясню. Она просто придирается к себе.

Видимо, пребывая в самом романтическом возрасте, Лине было крайне важно то, как она выглядит, и как воспринимают её окружающие. Теперь же казалось, что рука художника надломила девушку, ведь та ждала конечного результата, как никто другой, отдав в руки автора самую лучшую из своих фотографий. Между тем, рассматривая эту хорошенькую девушку на дымчатом холсте, Алекса никак не могла взять в толк, что именно вызвало у сестры такую реакцию. На ней было простое, но детально подчёркивающее всю её молодость и женственность, коктейльное платье цвета чайной розы. Отсутствие каких-либо украшений ещё больше привлекало внимание к молочной коже и длинным чёрным волосам, аккуратно лежащим за спиной. Между тем, в её юном и трогательном образе уже просматривалась порода, присущая редким девушкам. Благородное выражение лица и привлекательные чувственные губы, нетронутые улыбкой, говорили о том, что эта особа, несомненно, пользуется популярностью у противоположного пола. Чем же могла оттолкнуть Лину эта загадочная светлоглазая девушка с полотна? Единственное, куда Алексе было волнительно обращать свой взор, так это к третьему портрету. Странно было увидеть себя, нарисованную яркими сочными красками, и при этом как бы со стороны. Вроде это она, Алекса Димченко, а вроде и нет! По крайней мере, ей казалось, что в жизни она выглядит намного старше, чем этот ребенок, которому на вид было не больше восьми!

– Ну что, моя маленькая? – поёрзав рукой по её макушке, поинтересовался Алексей. – Что скажешь?

– Вполне прилично, – подтвердила она.

– И где откроем галерею?!

– Мама хотела, чтобы они висели в гостиной.

– Ну в гостиной, так в гостиной… – подмигнул он, потом заломил кисть руки и выглянул в предбанник. – Ладно, паханы, тогда прощаемся на сегодня.

– А что решаем? – поинтересовались спортсмены, моментально отлепившиеся от стены.

– В общем, идите, закройте с этим пикассо вопрос. И пускай Антоха ко мне заскочит пару гвоздей прибить…

– Ясно… – коротко бросил тот, что повыше, и они тут же удалились, сверкая белыми подошвами кроссовок.

Уже через полчаса все три произведения искусства в массивных золотых багетах украсили центральную стену большой гостиной.

– Мои любимые, принцесски! Я балдею просто! Сам себе завидую, – сказал он, крайне довольный портретной галереей, которую испепелял взглядом, медленно потягивая бокал тёмного рома. Сработавший в брюках сигнал мобильного телефона моментально вывел его из эйфории, и он, сухо ответив оппоненту, бросил трубку и неохотно поднялся с дивана.

– Твою же мать… Любимая! Жёнушка моя! – позвал он и закашлялся. – Мне надо отъехать на пару часиков! Целунькаю тебя!

Пока Мария в очередной раз отлучилась в комнату, чтобы успокоить расстроенную старшую дочь, Алекса улучила момент, вернулась в гостиную и уставилась на свой портрет. Автор написал её по пояс, сидящей в одном из кожаных кресел, присутствующих в этой самой комнате. На ней было тёмно-голубое платьице с белым ажурным воротничком, белыми воланами на рукавах и пикантным бантиком на поясе. Платье было без излишеств, но ткань бархатная, блестящая, как будто она была воспитанницей богатого дома. Личико получилось размером с кулачок, как у фарфоровой куколки, кругленькое и маленькое, а само его выражение – детским. При этом она никогда не носила подобных причёсок, которую предложил художник, вплетя в её русые волосы две атласные ленты голубого цвета. Образ заканчивали тонкие, лишённые пухлости губки, растянутые в робкой улыбке, аккуратненький носик, две глубокие ямочки на бледно-персиковых щечках и распахнутый взгляд невинных синих глаз.

* * *

Алекса стояла у квартиры Дениса и ждала, пока он накинет олимпийку и выйдет к ней на лестничную площадку. В силу своего характера, а именно острой потребности поговорить по душам и немного развеяться, она довольно часто прогуливалась в сторону его дома, чтобы пошушукаться с ним наедине. В её глазах Григорян был лучшей кандидатурой для подобного времяпрепровождения и умел не только слушать, но и был надёжным соучастником в хранении чужих секретов. В подтверждение их взаимности, как только он вышел к ней, они с трудом могли сдержать улыбки.

– А что это у тебя? – при взгляде на него настроение Алексы значительно улучшилось.

– Это?!! С этого дня – это твой подпопник…

– Под… что!?

– Я лучше покажу… – опередил он всякие расспросы и, положив эту вещицу, похожую на мягкий валик, на одну из ступенек, усадил её сверху. – Мне бы не хотелось, чтобы ты отморозила свою задницу…

– Судя по твоим словам, получается, что это не подпопник, а подзадник! – не сдержав смеха, поправила его Алекса.

– Прости. Ляпнул, не подумав… – смущённо пробормотал он и застенчиво улыбнулся.

Всё-таки, смущение – это первый признак чувств. Отведение взгляда, неловкие паузы, появление румянца – всё это было присуще им обоим в первые мгновения. Вот если бы вместо Дениса здесь был Костя Митин, он вёл бы себя совсем иначе – без умолку трепал языком, заигрывал, травил анекдоты и хулиганил.

Теперь, когда не нужно было стоять или мучиться, сидя на корточках, всё было по-другому. Ей вдруг вспомнилось, как однажды Денис присел на лестничную ступеньку, томным взглядом посмотрел на неё снизу вверх и начал бормотать что-то постороннее, но милое, а ей вдруг невообразимо захотелось подойти и присесть ему на колени, в точности так, как сидит на уличных лавочках большинство влюбленных парочек. Но теперь желание, на которое она почти осмелилась, казалось несбыточным, ведь сесть ему на колени под предлогом усталости и затёкших ног было бы глупо, так как она была снабжена специальной подушкой. Интересно, а думал ли он когда-нибудь о ней в подобном ключе?

– Я боялась, что не застану тебя дома, – задумчиво призналась Алекса, – мало ли… гуляешь с кем-нибудь…

Даже в этом полумраке подъезда было заметно, как его глаза с кошачьим разрезом заблестели, будто улыбнулись.

– Ну или застану не одного… – поторопилась добавить она, зная, что к компанейскому и дружелюбному парню время от времени забегают одноклассники.

– Сегодня я дома… – радостно заявил он. – И, как видишь, тут больше никого, кроме нас. Хотя, ты права, тут постоянный конвейер людей, все заходят друг за другом, только успевай дверь открывать… Мамка уже не выдерживает. Выходит на лестницу и ругается.

– А кто чаще заходит?

– В основном, Костик, Игорёк… Ты с Юлькой! Серёга Пономарев, Витёк, Мишаня, Колесникова…

Услышав фамилию их одноклассницы, Алекса вспыхнула, будто чиркнутая о коробок спичка. Подобие невозмутимой улыбки возникло на её лице, как лекарство, чтобы подавить неприятное чувство. Она старалась не подавать виду, что личность Ольги Колесниковой занимает её воображение намного больше, чем ей того хотелось. Несмотря на то, что та была стабильной троечницей, спорт и разряд КМС сформировали в ней сильный характер. При незаурядной внешности и проблемной коже, она, однако, обладала шкодливой улыбкой и спортивной фигурой. Титулом чемпионки и завораживающим контральто она искренне гордилась и очень ловко этим пользовалась, чтобы привлечь внимание Григоряна. Находясь с ней в приятельских и абсолютно безобидных отношениях, Алексу всё же страшно задевало, когда та, виляя мини юбкой, приближалась к Денису и более чем навязчиво пыталась его склеить. Наблюдая за тем, как эти длинные ноги в бежевых колготках демонстративно расхаживают перед его носом, в ней происходила странная перемена и остывшие к нему чувства в пользу Костика разгорались с новой силой, заставляя Алексу увлечься самым прилежным мальчиком в классе.

И всё же воображение Алексы иногда играло по чужим правилам – она моментально представила, как он общается здесь с Ольгой, которая бы не упустила своего и искупала его во внимании, флиртовала, хихикала, строила ему глазки. Ревность набирала обороты.

– По-моему, Колесникова по тебе сохнет… – как можно непринуждённее сообщила Алекса, заведомо зная, что это и так хорошо ему известно.

– Пускай… – спокойно сказал Денис, облокотившись о перила, – у неё нет шансов…

– Почему?

– Она не в моем вкусе.

– По-моему, она классная.

– Классная, – подытожил он вышесказанное, – но мне нравится другая…

– Ясно… – понимающе кивнула она, чувствуя, как сердечко внутри сначала замерло, а потом быстро застучало.

Алекса потупила взор, наслаждаясь пониманием того, что Денис не клюнул на обёртку и предпочел гибкой, длинноногой кокетке её, Алексу Димченко.

– Денис, а к тебе может кто-то прийти сейчас?

– Не исключено, – пожал он плечами, внимательно наблюдая за ней. – А что? Ты хотела поболтать?

– Ну да… – замялась Алекса, глядя на него снизу вверх. – Наедине.

– Не переживай. Если кто-то придёт, я попрошу не мешать нам и зайти позже. Говори, что у тебя стряслось.

Он присел рядом на ступеньку, убрал со лба длинную чёлку и серьёзно посмотрел на неё.

– Не знаю, как бы это сказать… – вздохнула она. – В общем, со вчерашнего дня ко мне приставили водителя. Ну он… не совсем водитель… То есть он не только водитель… Он ещё и охранник.

– Типа личного телохранителя?

– Что-то вроде этого.

– А зачем тебе телохранитель?

– Вот и я хочу знать зачем! – пасмурно сказала она. – Не было, не было… И вдруг появился. Теперь возит меня повсюду, ходит рядом, смотрит, что я делаю.

– А где сейчас этот чувак?

– Ждёт внизу. В машине.

– Сюда что ли тебя привёз?

– Представь себе! До твоего дома идти семь минут, а меня везут. Вышел из машины, проводил до подъезда, убедился, что я в него вошла, и теперь ждёт, когда я спущусь, чтобы отвезти меня домой.

– Мда… – его брови вспорхнули вверх, поселив на лице озадаченность. – Охрану нанимают для того, чтобы обеспечить человеку полную безопасность. Эти отважные дядечки рискуют собственной жизнью ради жизни другого. Вряд ли тебе что-то угрожает… Может, тебе просто приставили няньку?

– Хороша нянька! Вооружена и предусмотрительна.

Денис вопросительно смотрел на неё, явно переваривая услышанное.

– А что за мужик-то он?

– Какой-то Виктор. Якобы давний друг мамы, которому она полностью доверяет. В принципе, сам по себе он чувак нормальный, да и выглядит не как блатной, но вот на правой руке у него нет трех пальцев. Когда он ведёт машину, мне немного не по себе.

– Ага… Как в старых добрых боевиках… – хмыкнул Денис. – А что говорит твоя мама?

– Говорит, что это для её личного успокоения, что сейчас много хулиганов на улице. А ты представь, каково мне! И так в школе обсуждают, а теперь ещё один повод появится – Димченко в школу за ручку с охранником приезжает! Посмешище… – помрачнела она, предчувствуя новые сплетни старшеклассниц.

– Приятного, конечно, мало. Но с другой стороны, в этом есть свои плюсы.

– Например?.. Меня развозят по друзьям?

– Это тоже. И ещё ты точно не замёрзнешь, пока добираешься куда-либо…

– Денис! – в голосе Алексы не чувствовалось улыбки.

– Ладно… Извини… – он неожиданно поднялся, прикрыл плотнее дверь, оставив лишь маленькую полоску света и, вернувшись к ней, встал рядом.

Нетрудно было представить, как облизывалась Оля, находясь рядом с этим высоким парнем в потёртых джинсах и растрёпанной чёлкой.

– Есть ещё кое-что… – она отвела взгляд от его заплатки чуть выше колена и взглянула в его смуглое лицо. – Только я хочу, чтобы это осталось между нами. Не хочу, чтобы об этом знал кто-то ещё.

– Зуб даю… – энергичным движением он щёлкнул по зубу.

– Я случайно подслушала один разговор Чирика…

– Чей разговор?! – нахмурился он, выставив вперёд голову, будто не расслышал.

– Ну Лёши! Лёши Ларина.

– А-а… Ты про отчима?

– Он мне не отчим… – прохладно заметила она, – всего лишь мамин муж.

– Ну это я так, для идентификации… Так что не так с этим твоим Лариным?

– Ты же помнишь о том, что мама наняла мне репетитора по английскому языку? Ту тётку…

– Ну помню… – подтвердил он, скрестив руки на груди.

– Так вот… Эта женщина обучала меня около двух месяцев. Приходила три раза в неделю. Всегда в одно и то же время. Вся такая милая, приветливая… Один её урок обходился в кругленькую сумму, а я, если честно, эти новаторства не очень эффективно усваивала. Трудно мне даётся язык. Пустая трата денег. Но мама настаивала, полагая, что за такое вознаграждение из меня должны сделать, как минимум, иностранного переводчика!

– Да уж! – весело прыснул Денис, зная, с какой незаинтересованностью и скукой она отсиживается на уроках английского.

– Буквально неделю назад эта англичанка отменила занятие и пришла к маме с предложением включить меня в группу детей, проходящих языковую практику в Англии. Сказала, что у меня, типа, слабый потенциал и что в моём случае мне поможет только обучение за границей.

– Эмм… Так тебя можно поздравить? – не зная, как реагировать, развел руками Денис.

– Да подожди ты, рано поздравлять! – прервала его Алекса. – В общем, эта репетиторша рассказывала о будущих перспективах и заверила, что уже через три месяца пребывания в специальной школе в Англии я буду свободно владеть языком. Маму такое предложение зацепило сразу. Конечно, всего за каких-то несколько месяцев её дочь будет знать иностранный язык!

Алекса с тяжёлым сердцем вспоминала те дни, когда после состоявшегося разговора об Англии Мария принялась искать финансовую поддержку у всех, кого знала. Неотрывно набирая номер за номером с просьбой выручить и занять ей любую, даже незначительную сумму, она сутками сидела на телефоне. В сопровождении Ларина, который умел вести диалоги иного характера, ездила по должникам и в срочном порядке возвращала деньги, воскрешала давно забытые связи с теми, кто мог бы выручить, и делала всё, чтобы подарить дочери шанс на хорошее будущее.

– Интересно, что за сумма такая? – полюбопытствовал Денис.

– Не знаю точно. Но очень большая. Деньги нужны были сразу, чтобы оплатить трехмесячное проживание, билеты, визу, документы, занятия. В общем, Ларин от мамы не отходил, помогал ей всячески собрать деньги. А как только они собрали нужную сумму, сразу расплатились с англичанкой. А та взяла и исчезла.

– В смысле, исчезла? – переспросил он.

– Вот так, взяла деньги и исчезла…

– Так, может, с ней что-то случилось?

– Мы так и подумали. Все, кроме Ларина… Он психанул, начал прозванивать её по всем телефонам, которые у нас были, и которые были указаны в объявлении. Все номера оказались заблокированы.

– Ни хрена себе… Получается, это была подстава?

– Да. Эта женщина нас кинула.

От того, что происходило в тот вечер, у Алексы до сих пор бегали мурашки. Мария, занявшая столь крупную сумму, сидела белее полотна и в истерике глотала успокоительные. Чирик был в ярости и не курил, а практически грыз сигареты, сплевывая табак. С перекошенным от злости лицом и безумными глазами, он звонил по телефону и, больше не сдерживая себя перед Алексой, в ужасающих подробностях описывал своим шестёркам план мести.

– Слушай, а где вы вообще взяли эту тетю? – вопрос вывел Алексу из ступора, в который она погрузилась во время своего рассказа. Денис вернулся к ней и присел на ступеньку рядом.

– По объявлению в газете. Как оказалось, там была красиво написанная сказка. Говорилось о том, что преподаватель высшей категории обладает опытом работы за границей. Все документы, дипломы и лицензии были при ней. Да и мама была ею очень довольна.

– И что, она так и не нашлась?

– Сначала мы все ждали, что она сама позвонит. Всё-таки, поездка на носу. Кучу денег отдали. Но она так и не объявилась. Чирик больше не хотел ждать и как с цепи сорвался, жутко матерился, угрожал, пробивал по своим знакомым. Потом ему доложили, что человека с таким именем и фамилией не существует, а все документы и объявление – липа. Подделка.

– Ничего себе, аферистка! – обалдело прокомментировал Денис.

Она вдруг замолчала, желая опустить некоторые подробности того телефонного разговора, когда, поднеся мобильный телефон к посиневшим от злости губам, Чирик произнёс хладнокровным и жутким голосом: «Найди мне эту курицу, которая решила нас кинуть и улететь в Англию без детей. Я таких вещей не прощаю. И за свою дочку эту тварь на органы продам».

– Вы обратились в милицию?

– Нет… – голос стих, будто спрятался, – Леша сам её нашёл.

– Оперативно… ничего не скажешь… И что дальше?..

– Как нашёл, сразу позвонил маме. Мы тогда сидели все вместе на кухне. Разговаривали. Оказалось, что эта мошенница давно в розыске. Но из-за того, что у неё куча поддельных документов, её никто не мог вычислить. А ещё выяснилось, что у неё таких учеников, как я, было много по всему городу. Поэтому она, когда со всех деньги собрала, планировала скрыться и уехать из города. Но не успела. Он передал трубку этой женщине. Я сама слышала, как та умоляла простить её, кричала в трубку, что вернёт всё до копейки. Маме сразу стало плохо. У неё руки затряслись. Она вся побледнела. Потом закрылась от меня в спальне, разговаривала с Чириком, просила его успокоиться, потом сама плакала.

– Ты ничего не знаешь?

– Нет, – с тревожной грустью ответила Алекса. – Знаю только, что после этого случая появился мамин знакомый телохранитель. Да и Чирик куда-то запропастился. Больше не появляется у нас дома.

* * *

Уже несколько часов Алекса не выходила из своей комнаты, пытаясь справиться с нарастающей паникой. Мысленно взывая к старенькой бронзовой иконке Николая Чудотворца, затаившейся на её письменном столе, она просила, чтобы хоть кто-то из взрослых вернулся домой. Поначалу она держалась бойко: отвлекалась книгой, музыкой, играми с котом и вообще успокаивала себя тем, что их квартира, неоднократно окроплённая святой водой и по всем церковным канонам освещённая приглашенным батюшкой, не привлекательна для нечистой силы. Но как только за окном стемнело, воспалённое воображение Алексы разыгралось не на шутку. Прошлые воспоминания, связанные с временами, когда они жили с отцом в кооперативной квартире в стареньком, укромном районе города, дурили голову и нагоняли страх. Та жизнь с получением долгожданной жилплощади отнюдь не стала такой радужной, какой представлялась, ведь с переездом и обустройством нового жилья обстановка лишь обострилась. Среди ночи можно было услышать посторонние звуки, заметить тень, резко ослепнуть, когда вырубало свет, погружая всех в кромешную темноту, или, чего хуже, просто ощутить чьё-то невидимое присутствие рядом. Родители старались не придавать этому значения, не подавать виду, об этом старались не говорить, как и о том, что в доме периодически происходили несчастные случаи и трагические происшествия, связанные с повешением и утопленниками.

Несмотря на то, что они давно съехали с улицы детства и оставили неуютную квартиру в далеком прошлом, девочка никак не могла привыкнуть к тёмному времени суток. Казалось, что странные видения могут вновь встать перед глазами. Злые призраки – страх чего-то, чего она не видела, но знала наверняка, что оно существует, преследовали её и теперь. А если ей померещится что-то в темноте? Если она прислушается и услышит странные звуки или скрип, похожий на скрип половицы в той самой квартире? А если свет, который она предусмотрительно включила во всех комнатах, вдруг вырубится? От этого предположения она похолодела. Успокаивало лишь то, что она своевременно заперла кота у себя в комнате и теперь не выпускала его из виду, чувствуя пусть и крохотное, но облегчение от того, что рядом есть живое существо. Королевский питомец и любимец всей семьи мирно и беззаботно лежал на её постели, положив морду на край маленькой подушки. Похоже, его не беспокоило существование всякой нечисти и окружающих звуков; он продолжал лежать в непоколебимой позе, зажмурив глаза и издавая гулкое мурчание, похожее на заведённый игрушечный трактор.

Иногда Алекса вела себя, как настоящая проказница, ищущая остроты ощущений и поэтому выдумывала себе маленькие подвиги, которые совершала вопреки правилам безопасности – каталась с запрещённых трамплинов, поднималась на вершины сопок, бродила по болотистым местам, летела на тарзанке над обрывом, гуляла по заброшенным стройкам, жгла спички, перебиралась через колючую проволоку, прыгала по крышам дворовых гаражей, ходила по железным узким трубам со стекловатой, нависшим над оврагами с крапивой, участвовала в переплывании карьеров на самодельном плоту, забиралась в мрачные кочегарки, вызывала в сарае «пиковую даму», брала на спор лягушку в руки, но никак не могла взять в толк, почему среди этих рискованных мероприятий она трусила оставаться дома одна… Казалось, бояться совершенно нечего, ведь в квартире стоит надёжная входная дверь с бронепакетом, толстым металлом, защитой от несанкционированного проникновения и замками высокого класса взломостойкости… Но это никак не успокаивало, память то и дело подсовывала ей омерзительные, леденящие душу эпизоды из фильмов ужасов, дорисовывая их слишком бурным воображением.

Ещё несколько мучительных минут, и Алексу переполнила злость на сестру за то, что та до сих пор не появилась дома. А что, если Лина просто забыла о просьбе мамы вернуться пораньше и побыть с младшей сестрой, пока она будет в отъезде? Под вечер сестра стремглав забежала домой, кинула учебную сумку, взяла кожаный поводок и, бросив напоследок «Я гулять с Тэрри!», упорхнула вместе с собакой на начинающую темнеть улицу. Прошло много времени, но она так и не появилась. Алекса догадывалась, что та проводит время со своим бойфрендом, с которым она частенько забывала о времени. Но как она могла забыть про Алексу! От обиды глаза заслезились. Почти двенадцать ночи! На кровати шевельнулся Бьютик, и она вздрогнула. Только не это! Главное – не поддаваться тому, что разживалось внутри неё. Страх, как маленький червячок, крутился внутри и спазмировал желудок. Между тем перс вытянулся на покрывале, зевнул и сквозь полузакрытые сонные глаза стал следить за маячившей перед ним девочкой.

– Прости, дружок, но тебе придётся пойти со мной! – прерывисто произнесла она, глядя на его помятую, породистую морду.

Взяв на руки совершенно пластилинового кота, который тут же отяжелел и обмяк в её руках, она вышла в коридор. Четырёхкомнатная квартира большой площади, с балконами, многочисленными дверями, коридорами, ступеньками и арками, пугала. Повсюду отбрасывали свои тени лампочки, таились колонны, замерли растения и экзотические домашние деревья; в большом пространстве с разного рода углами, поворотами, нишами стояла подозрительная тишина. Словно маленькое приведение, она, не выпуская из рук разомлевшего питомца, скользнула в туалет, закрылась в нём, справила нужду и юркнула обратно в комнату. «Видели бы меня сейчас мои одноклассники! Денис и Костя, наверняка, решили бы, что у меня «не все дома»!». Алекса сжалась, присев на мягкий стул. Всё же, думать на отвлечённые темы было гораздо легче, чем просто сидеть и бояться, что в квартире вырубят свет, и она услышит подозрительный скрип. Но храбриться не получалось. Внутри всё дрожало и всхлипывало. Почему ей сразу начинает казаться, что кто-то непременно стоит за стенкой, прячется в темноте кухни, незримо следует за ней в туалет? Откуда это недоверие? Может, она настолько привыкла к тому, что их квартира, словно маленький музей, который регулярно посещают люди, хлопают дверями, общаются, проводят деловые встречи, весело отмечают праздники, слушают музыку, ухаживают за животными?.. А теперь квартира была пуста и безлюдна. Или же причина в другом? Может, зря когда-то в детстве она играла с темнотой, провоцируя в себе разного рода ощущения, и подглядывала в щель приоткрытой двери, когда на старой квартире папа баловал себя фильмами ужасов?..

Стараясь вести с собой диалог и убедить себя в том, что её беспокоят не потусторонние субстанции, а всего лишь дискомфорт одиночества, она продолжила ходить по комнате. Но как только в квартире раздался телефонный звонок, её сердце ёкнуло и ушло в пятки. Журнальный столик с новомодным, разрывающим тишину аппаратом находился перед маминой спальней, в конце коридора. Она замешкалась. Бежать сию же минуту и снимать трубку или взять с собой кота, чтобы было спокойнее? Но ведь это мог быть кто-то из родных или загулявшая сестрёнка вспомнила о просьбе мамы и решила предупредить, что будет с минуты на минуту! Алекса стремглав выскочила из комнаты и, достигнув телефона, буквально сорвала трубку. Сначала она никак не могла разобрать, кому именно принадлежит голос дозвонившегося, но как только посторонние звуки на том проводе стихли, она узнала Ларина.

– Алексюш… Ты меня слышишь или нет?! – повысил он голос.

– Теперь слышу! – ещё плотнее прижав трубку к уху, она силилась понять, что он там бормочет.

– Я говорю… Позови-ка свою мамульку к телефону. Передай ей трубку!

– Её нет дома, – сообщила она, но он, похоже, пропустил это мимо ушей.

– Позови, слышишь… Позови её к телефону. Срочно нужно поговорить.

Этот так называемый «новоиспеченный муж» был сильно пьян и тщетно пытался скрыть этот факт, старательно выговаривая слова.

– Её сейчас нет дома, – повторила она.

– Как это, нет дома?! – недоверчиво переспросил он, и в телефоне повисла пауза… – А где же она?

– Я не знаю… – искренне удивилась Алекса, до сих пор не понимая, почему они порознь, и почему этот человек, никогда не упускающий из виду её маму, не в курсе, где она находится.

– Она что, ещё не приходила? Или куда-то вышла?

– Мама предупреждала, что у неё важные дела. Она задержится сегодня. Я не знаю, во сколько она будет.

– Ну да… ну да…

Связь резко оборвалась, оставив её наедине с короткими гудками и новой причиной для беспокойства. Решив проверить слова Чирика, она тут же набрала номер маминого мобильного и услышала механический голос, любезно сообщивший, что вызываемый абонент находится вне зоны действия сети. «Должно быть, просто нет связи, – подумалось ей. – Но что, всё-таки, случилось… Они что, поругались? Почему он где-то выпивает, если должен быть с ней и обеспечивать её полную защиту и неприкосновенность? Помнится, что последние пару недель он только и делал, что сидел с угрожающим видом и с пеной у рта говорил о каких-то незваных гостях, которые часто мельтешат, проявляя нездоровый интерес к их бизнесу, и поэтому Мария нуждается в особой опеке и должна находиться под его присмотром…».

Мнительность сыграла с Алексой злую шутку, и она мысленно в пух и прах разругалась с сестрой, которая сейчас была ей так необходима. Нервничая всё больше, она с трудом соображала, что делать. Ещё полчаса заточения в комнате, и она почти решилась на то, чтобы покинуть квартиру и спуститься на третий этаж, где жила Нонна. Как-никак, ждать возвращения кого-нибудь из взрослых дома у родной тётки было куда спокойнее, чем вздрагивать от каждого надуманного шороха. Почему она не сделала этого раньше?.. Но как только она открыла железный замок, в конце коридора опять взвыл телефон.

– Алло… – только и успела сказать Алекса перед тем, как заплаканный женский голос ошарашил её случившимся.

Вцепившись в трубку, она судорожно пыталась понять, что произошло. Жена дяди Коли, скромная, хрупкая женщина, была человеком, которому были несвойственны сильные эмоции, и поэтому её внезапная истерика сбила девочку с толку.

– Срочно найди маму! – сбивчивым, дрожащим голосом, просила она. – Коля сейчас с ней… Свяжись с ними по телефону. Позвони кому-нибудь, кто может знать, где они!

– Тетя Лена, что у вас случилось? – побледнела Алекса, чувствуя, как по всей коже неминуемо проступают мурашки.

– Здесь был её Червонец! Только что… – её голос обрывался.

Алекса слышала, как истерика жертвы вновь набирает силу.

– Ты должна предупредить маму. Он её ищет! Я вызвала скорую… Мне очень плохо…

– Что? Что я должна сказать? – глаза Алексы округлились, руки задрожали.

– Он топил меня в ванне…

– ?!?

– Он не в себе. Он очень опасен. Найди маму. Предупреди её!

Алекса моментально представила их наполненное до краев джакузи, задыхающуюся, перепуганную Леночку, рыдающих детей… Алексу прошиб холодный пот.

«Мамочка моя родненькая, где же ты? Как мне тебя найти? Как дозвониться? Как предупредить?».

– Послушай меня! Послушай внимательно! – её крик вернул Алексу к телефону. – Не открывай ему дверь! Ты слышишь? Ни за что не открывай ему! Сейчас же вызывай милицию…

– Леночка, тебе плохо? Что там у тебя? – жалостливо пропищала она, слыша, как голос женщины становился всё тише. – Когда… когда он ушёл от вас?

– Не знаю… – промямлила она, будто ей стало хуже. – Недавно… минут пятнадцать прошло… Звони в ми… милицию…

Бросив трубку, Алекса замерла, как вкопанная. Теперь она судорожно пыталась понять, что делать. Семья дяди Коли жила буквально в пятнадцати минутах ходьбы, в новых девятиэтажках, что стояли по ту сторону Долины Уюта. Прошло минут пятнадцать… А это означало лишь то, что Ларин мог оказаться здесь с минуты на минуту. То, что всё это происходит на самом деле, не укладывалось в её голове, как и то, что ни в чём не повинная женщина вдруг стала жертвой жестокого обращения. Страх того, что этот разъярённый и неуправляемый человек вдруг отыщет маму с дядей, сковал её по рукам и ногам. Внезапное головокружение на некоторое время выбило её из равновесия, мешая сосредоточиться и действовать разумно. Свет! – ужаснулась она. Во всей квартире горел свет. Ей нужно потушить его прежде, чем он заметит, что дома кто-то есть. Не помня себя, она рванула с места и побежала по квартире, ударяя по выключателям. Наконец, квартира погрузилась в пугающую темноту. Почему она раньше не спустилась к тёте Нонне? – от отчаянья и собственного бессилия хотелось плакать и звать на помощь. Но если бы она была у тети, она бы не узнала, что случилось в доме дяди Коли и не знала бы, что маме грозит опасность.

Как он мог пытать и топить в ванне бедную женщину? Жуткие картинки одна за одной разрушали её представление об этом человеке. Делал это на глазах у детей? Не тронул ли их? На что ещё он способен? А если он мчится сюда, чтобы сделать подобное и с ней? Причинить боль, чтобы выведать хоть какую-то информацию о Марии. От этих мыслей она похолодела. Нужно бежать отсюда, спасаться, пока не поздно. Спрятаться у соседей, вызвать милицию. А если он видел свет в окне до того, как она догадалась его выключить? Если он знает, что она здесь?!! Выбежав в общий коридор и повернув замок входной двери, она застыла, забыв, что умеет дышать. «Боженька, спаси и сохрани…». Мужские голоса раздавались совсем близко. К двери приближались люди. Дикий ужас застыл в её округлившихся глазах. Сейчас он откроет дверь и обнаружит её. От учащённого сердцебиения в груди зажгло. Попятившись назад, она дрожащими руками вставила ключ в замок и, бесшумно повернув его, тихо опустила ручку. Стараясь не издавать ни единого звука, она вновь оказалась в квартире, закрывшись изнутри. Затаившись в комнате, она подумала о том, что бандиты могли бы с лёгкостью выбить первую дверь, как это уже случилось в день выкупа невесты. В квартире раздался звонок, который показался ей раскатом грома. Затем наступила тишина и ожидание. Снова звонок. И вновь тишина, но недолго. Симфония за симфонией оглушали её. Он не уходил, значит, мог видеть свет в окне. Одно давало надежду – он звонил в дверь, а значит, у него нет ключей. Правильно, лихорадочно думала Алекса, ведь он всегда возвращался домой с мамой, потом, если она уезжала, он ждал её дома. Последняя, леденящая душу мелодия очередного композитора, и она услышала, как грубые мужские голоса стали затихать, видимо, удаляясь вниз по лестнице. Не помня себя, через мгновение она стояла на лестничной площадке с ключом в руке и прислушивалась к тому, как бандиты спустились на третий этаж и, хлопнув стеклянной входной дверью, направились в квартиру к тёте Нонне.

Нельзя шуметь! Ни единого звука. Нельзя звонить соседям. Никто не откроет ей в такой час! Она лишь создаст лишний шум и привлечёт внимание. Нужно выбежать из подъезда на улицу и попросить помощи. Алекса взглянула на ноги, она стояла в одних носках и пижамных шортиках. Бесшумно сбегая по ступенькам, она представляла, как заскочит в ближайший подъезд и будет стучать во все двери, пока кто-нибудь не впустит её, взяв под свою защиту. Крадучись, она спускалась всё ниже, когда стеклянная дверь вдруг задребезжала и резко распахнулась. Шарахнувшись от бандитов, Алекса бросилась вверх по лестнице. Было ясно, что, не обнаружив её у тётки в столь поздний час, они возвращались обратно. Шаркая подошвами и злобно рыча, головорезы поднимались по лестнице, обсуждая свои намерения.

– Она дома, – рявкнул Ларин, – не знаю, почему не открывает дверь…

Достигнув конца лестницы, Алекса резко свернула вправо и исчезла, вжавшись в угол, прямо за мусорным контейнером. Цепенея от ужаса, она нащупала деревянную палку, взяла её в руки и застыла. «Спаси и сохрани… Спаси и сохрани…» – эти слова проливали свет на тьму и всегда помогали ей в безвыходных ситуациях, в борьбе с собственными страхами и в моменты полного отчаянья. Если они решат проверять каждый угол, то ей придётся выскочить из своего убежища и наброситься на них с палкой. Возможно, от неожиданности они растеряются, и она сможет вырваться, чтобы убежать. «Боженька, спаси и сохрани… помоги мне…» – взывала она, смутно представляя, как будет обороняться. Шаги и пьяные голоса были совсем рядом. Сколько их, трое? Четверо? Они поднимались, шелестя куртками и извергая тяжёлое дыхание. Ладони Алексы вспотели, пульс зашкаливал, а когда кто-то из них вдруг остановился прямо напротив мусорного бака, она чуть не взвизгнула. Послышалось чирканье зажигалкой, шарканье, причмокивание и запах сигарет. «Что это?» – подумалось Алексе, и она впервые ощутила, как предательски застучали её зубы. Задыхаясь от страха перед тем, что её сейчас обнаружат здесь, за мусорным баком, с палкой в руке, она вставила верхушку кулака в рот. Ещё несколько мгновений, и её словно разбудил бесконечный звонок, который отзывался за её дверью. Это означало, что они вновь были на пятом. Придерживая окаменевшей рукой своё «оружие», она в потёмках сбежала на третий этаж, чуть дыша открыла стеклянную дверь и, прошмыгнув на носочках до двери тёти Нонны, зашептала прямо в замочную скважину.

– Тёть Нонна… открой мне дверь… впусти меня… – взмолилась она, постукивая костяшками пальцев по мягкой коже, которой была обита дверь.

Замок скрипнул, и тётя, словно в дни революции, испуганно выглянула наружу, рывком затащила её в квартиру и захлопнула дверь. Похоже, та была настолько обескуражена, что ходила кругами, оттягивая подбородок руками и судорожно соображая.

– Как хорошо, что ты открыла… – Алекса всё ещё дрожала, глядя на тётю, как на спасение.

В присутствии родного человека ей стало легче дышать, а вероятность того, что эти люди вернутся сюда второй раз, была почти нулевой.

– Алексей видел тебя?

– Никто не видел как я спустилась…

– Дай бог! Дай бог! Нужно маме звонить!

– У тебя же нет телефона…

– Есть у соседки напротив… Я схожу к ней, а ты закроешься тут…

Не успели они сделать и шагу, как Алекса вдруг насторожилась, прислушалась и буквально изменилась в лице.

– Он возвращается… – подскочила девочка, вновь чувствуя, как её сердечко начинает работать в усиленном режиме.

Громкое хлопанье дверей, дрожание стекол, тяжёлые шаги и его возмущённый хрип.

– Открывай дверь… б…я, поговорить надо… – несколько громких ударов по стене и опять ожидание. – Открывай давай, что за шутки. А то сломаю на х…й.

– Пожалуйста, не открывай… – затряслась Алекса, шепча ей в самое ухо.

– Дверь открой! Я знаю, что ты там! Иначе, не шучу, вышибу тут всё к чёртовой матери…

– Прячься в шкаф… скорее. Его лучше не злить и открыть ему дверь. Я постараюсь поговорить с ним и успокоить его.

Они кинулись в комнату, и Нонна начала судорожно закидывать Алексу вещами.

– Сиди здесь тихо… Не вылезай… – предупредила она дрогнувшим голосом. Лицо её было настолько бледным, что Алексе показалось, будто она сейчас потеряет сознание.

– Иду, Лёшенька… Иду… Не ломай, родной…

Сидя в тёмном шкафу, тараща от страха глаза, неотрывно смотревшие в тонкую щель, и слыша, как бродят по квартире эти отморозки, Алекса еле сдерживалась, чтобы не вскрикнуть от сильнейшего стресса, и силилась стать незаметной среди тётиных вещей. «Господи, спаси и сохрани… Господи, спаси и сохрани…» – закрыв ладонью рот и дрожа всем телом, будто от леденящего холода, молила она, пока тяжёлые, грубые шаги, простучавшие по комнате, мигом не вернули её в кошмарную действительность.

– Лёшенька… Миленький мой… Ну что ты так нервничаешь… – лепетал ему вдогонку испуганный тётин голосок, – Машенька скоро вернётся…. Она же, всё-таки, не одна, а с братом родным уехала. Ну что ты так волнуешься. Вернётся она с минуты на минуту. Может, дела какие срочные…

– Ты чё закрылась от меня? Чё дверь не открывала?

– Лёшенька… Я как услышала, сразу открыла… В ванной была, вода шумит…

– Где ребёнок?!! – осипшим, озверевшим голосом спросил он.

– Племяшка? Не знаю, Лёшенька… может, в гостях у кого… Я не поднималась сегодня…

– Алекса! Выходи скорее! Это же я! – позвал он, обводя комнату взглядом и не трогаясь с места.

Хлопанье одной двери, а потом другой заставили Алексу дважды вздрогнуть, а мысль о том, что его братки ищут её, лишила последней надежды остаться незамеченной. «Неужели он слышал, как она стучалась к ней? Как просила впустить её? Зачем она ему? Что делать, если он увидит её здесь?».

– Чирик… Да тётка тут одна… – послышался гнусавый голос одного из его людей. – Поехали по кабакам прочешем, может, там выцепим твою, ну или узнаем что-то…

– Если дома никого нет, тогда где ребенок? – тяжело дыша, начал вновь звереть он.

– Братан, поедем… – зацокали они, явно готовые поменять место локации.

– Лёшенька… Её у меня не было… Она, наверное, с Машей… Я сейчас попробую ей дозвониться и всё выяснить…

– Стоять! – заорал Ларин. – Не надо сейчас никуда дёргаться…

– Ой… матерь божья! – пискнула Нонна. – Что же это такое делается! Лёшенька, не нервничай ты так… Всё хорошо… Машенька тебя любит, скоро все будут дома, спокойно поговорите, всё выясните…

Алекса видела свою побледневшую тётю, которая, схватившись за левый бок, стояла чуть жива и, разыгрывая перед ним смиренную и ни к чему не причастную родственницу, пыталась успокоить этого человека, скрывая свою взволнованность за дружелюбным беспокойством и угодливостью. Огромная фигура Ларина неподвижно стояла спиной к шкафу, но как только он развернулся, девочка чуть не взвизгнула. Резким движением он распахнул двери шкафа и уставился на неё. Жмурясь от яркого света, она, действуя, согласно собственным рефлексам, тут же вылезла из кучи вещей и встала перед ним.

– Что ты делала в шкафу, моя маленькая? – спросил он совершенно неузнаваемым голосом. Находясь во власти этого одуревшего, беззрачкового, красноватого взгляда и перекошенного от злости лица, Алекса невинно улыбнулась. Чуть в стороне, преграждая выход из комнаты, стояли двое бритоголовых парней с набитыми на головах и шеях наколками и, безразлично чавкая, таращились на них. Девочка повернулась к Ларину, ища с ним зрительного контакта. «Зашифроваться! Не выдать свой страх перед ним!» – что-то подсказывало Алексе, что если она даст слабину, и тот увидит, как она трепещет перед ним, как перед сущим злом, он озвереет ещё больше… Она должна сыграть в его маленькую дочку, доверие которой он пытался заслужить с тех самых пор, как вошёл в их дом. Она должна дать ему почувствовать, что в её глазах он не поменялся и остался прежним – её защитником и опекуном. Глядя на него непонимающими, широко раскрытыми, синими глазами, она чувствовала, как течение времени остановилось вместе с её сердцебиением.

– А мы тут в прятки играем… – звонким голоском сообщила Алекса, и её желудок сжался, словно внутри него был камень. – Хочешь с нами?

Его лицо оставалось неизменным, оно продолжало кривиться в зверской маске, но вот глаза теперь смотрели по-другому.

– Не сегодня, Алексюш… – медленно произнёс он, не спуская с неё глаз и прокручивая в голове какие-то мысли.

Но лицо Алексы, казалось, становилось всё безоблачнее, невиннее, будто происходящее вообще никак её не касалось.

– Сюда иди-ка… – разгневанно крикнул он, круша что-то в прихожей, и Нонна тут же повиновалась, выбежав за ним.

– Я уже здесь! Может, посидим, поговорим спокойно… – заикалась тётушка.

– Ты чё мне врёшь? – презрительно прохрипел он. – Ребёнка в шкафу держать! Бл…дь… Чё, попутала? От меня, сука, прятать!

– Ой… ой… Алёшенька! Что же это такое делается? Да как же так? – тётя вскрикнула, и Алекса похолодела. – На старшую сестру! Ой… нехорошо, Алёшенька…

Входная дверь с грохотом хлопнула, и Нонна вбежала в комнату, держась за лицо. Из уголка её губ стекала струйка крови. Глядя на полную обескураженность женщины, Алекса испугалась ещё больше.

– Беги скорее к соседям… немедленно. Тебе нельзя здесь оставаться!

– Но он же меня увидел!

– Уходи, слышишь? Он сейчас вернётся! Вызывай милицию! Прибьёт он нас тут всех! Мать твою надо как-то предупредить… Слышишь?! Беги, скорее! Ой… ужас какой! Помоги нам, Господи! – она трижды перекрестила её, и Алекса выбежала из квартиры. – Пресвятая Богородица…

* * *

Краем уха Алекса слышала о том, что, прежде чем наряд милиции прибыл на место потасовки, Чирик успел нанести свой коронный удар и сломать дяде Коле нижнюю челюсть. Последствия этого хука оказались отнюдь не шуточными, и врачи, устанавливавшие пострадавшему шину-скобу, предсказали весьма нерадостный прогноз на многомесячное и упорное заживление межчелюстной кости с приемом жидкой пищи исключительно через трубочку. Нападение на брата, старшую сестру, Колину жену и испуг младшей дочери стали для Марии последней каплей, и она приняла окончательное решение о разводе. Пока Червонец находился в районном СИЗО до выяснения обстоятельств, она взяла на себя обязанности по уходу за братом и параллельно готовила все необходимые бумаги, чтобы брак был официально расторгнут.

Ранним утром шестого января заспанная Алекса покинула свою уютную комнату и вошла на кухню, откуда доносились приятные ароматы. Мария стояла у плиты и, держась за ручку серебряной кипящей турки, что-то разъясняла своему оппоненту по телефону. На ней был белый импортный костюм, кремовая блузка и металлические бигуди на резинках. И как она спала с этими железными штуками?.. Продолжая вести беседу, она подмигнула Алексе, сняла с плиты турку, налила кофе в маленькую цепторовскую чашечку и, так и не присев за стол, мгновенно выпила её.

– Проснулась, доченька? – улыбнулась она, когда отключила связь. – Что будешь на завтрак?

– Я ещё не успела проголодаться, – не сдерживая сладкой зевоты, пробубнила Алекса. – Я чуть позже съем булку с маслом и какао.

– Опять всухомятку? – отвлекаясь на телефон, возмутилась Мария.

– Почему опять? Вчера, например, я ела жидкое!

– Ты имеешь в виду чай?

– И его тоже!

– Ладно, садись давай, перекусывай, – сдалась она, – а позже обязательно как следует пообедай. Договорились?

– Договорились… – нехотя согласилась она, наблюдая, как Мария бросила взгляд на наручные часы, ловко стянула бигуди и, расправив локоны, покрыла голову тонной лака.

– Мама, так у нас вечером всё остается в силе? – думая о предстоящем празднике, поинтересовалась Алекса.

– А кто может помешать осуществиться нашим рождественским планам?

– Не знаю… У тебя всегда столько работы…

– Сегодня минимум дел. Заскочу в одно место и сразу домой.

Она накинула на плечи норковый полушубок и энергичной походкой прошлась по коридору, чтобы взять свой портфель и перчатки. После этого она заключила Алексу в свои объятия, трижды поцеловала её в щёчку и, нежно стерев след от губной помады, поспешила на встречу. Вернувшись в одиночестве на кухню, Алекса насыпала какао в кружку с холодным молоком и выглянула в окно, чтобы проводить маму взглядом.

Зимний пейзаж за стеклом отнюдь не впечатлял: пасмурное небо с чёрными прожилками, местами туман, съедающий некоторые здания, на дорогах грязный снег. Но стоило ей подумать о том, что уже завтра они окажутся на любимой базе отдыха, которую окружают сосновые рощи, ледяные озера, белый, девственно чистый снег, а разрешённая рыбалка, русская баня, коттеджные домики и развлечения на снегокатах располагают к насыщенному и разнообразному времяпрепровождению, она моментально приободрилась. Наконец, внизу показалась Мария и, укрываясь в воротник от ветра, направилась к машине. Очередные неотложные дела. И какая ей охота выбираться из дома в праздничные дни, да ещё и в такую погоду?.. Подойдя к водителю, который ожидал на улице, Мария сказала ему несколько слов, получила от него ключи и, заняв место за рулем, отпустила. Через мгновенье грубоватый высокий джип ловко сдал назад и, не теряя ни минуты, сиганул со двора.

Весь день сёстры провели вместе, наводя порядок и готовя праздничный стол. Лина хозяйничала на кухне и, листая поваренную книгу, экспериментировала у плиты. Алекса ходила из комнаты в комнату и с особой щепетильностью вычищала шерсть животных с ковров и мебели. Наконец, к вечеру, благодаря общим усилиям, дом преобразился, а стол украсил мамин сервиз из чистого серебра и горячий ужин. Большие вазы и кувшины были наполнены еловыми веточками, вспыхнули свечи и огоньки на комнатных гирляндах. Сидя в гостиной в немом нетерпении мигающего полумрака, Алекса наблюдала за тем, как сестра в который раз нервно расчёсывает волосы и красит губы. Сама она уже давно была умыта, причёсана и сидела в ожидании, нарядившись в новенький костюм, сшитый на заказ к празднику. Тёмно-бордовая жилетка и брюки-клеш из шерстяного габардина сидели на ней идеально и должны были порадовать маму. Когда работа над образом была закончена, и Лине ничего не оставалось, как просто опуститься в кресло напротив, сёстры встретились взглядами. В глазах Лины Алекса увидела то же нервное смятение, которое так нестерпимо ощущалось внутри её сердца.

На часах было давно за десять, а Мария так и не появилась к ужину. Строя предположения о непредвиденных обстоятельствах, Лина несколько раз возвращалась на кухню и подогревала второе. Чем быстрее время приближалось к полуночи, тем сильнее Алексе становилось не по душе от отсутствия матери. В этой праздничной обстановке, где двое томились в ожидании третьего, было что-то пугающее. Нетронутый стол ломился от еды, от недогоревших свечей исходил дымок, наконец смолкла невыносимая музыка.

Внутри Алексы росла тревога. Параллельно тому, как на пушистой, пихтовой ёлке, украшенной яркими ажурными украшениями, то и дело вспыхивали маленькие лампочки, в ней возникали разного рода предчувствия. Предвкушающее ощущение праздника испарилось, как фата-моргана. В очередной раз девочка подошла к телефону и набрала мамин номер. В ответ послышались лишь монотонные противные гудки.

– Ну, что там? – спросила Лина, стараясь выглядеть невозмутимой.

– Не отвечает… – безнадёжно кинула трубку Алекса.

Алекса продолжала воевать с телефоном, но он по-прежнему оставался глух. Может, не слышит звонка? Потеряла телефон? Готовит им сюрприз? Бегает по магазинам? Эти версии казались слабыми и неубедительными, ведь если бы она потеряла телефон, то непременно связалась бы с ними другим способом. Что касается магазинов, то Мария ещё днём позаботилась о том, чтобы водитель привёз домой все необходимые продукты, напитки и сладости. Если же говорить о сюрпризе, то это вообще не было на неё похоже, в этом отношении она была более чем скрупулёзной, подходя к выбору подарков с особым вниманием, при этом учитывая даже самые незначительные пожелания и мечты дочерей. Именно поэтому она начинала подготовку презентов ещё задолго до праздника, становясь необыкновенно счастливой от того, как вскоре исполнит их очередную мечту. На часах было одиннадцать сорок пять. Пятнадцать минут до Рождества, а на улице нет даже намёка на подъезжающую машину. Мама ни за что на свете не пропустила бы этот праздник в окружении любимых дочерей. Может, что-то случилось? Как только Алекса допустила до себя эту мысль, в горле пересохло. Она беспомощно моргала глазами, глядя на сестру, но теперь и Лина была далека от невозмутимости, на её лице отчетливо читались растерянность и обеспокоенность происходящим.

Ещё несколько упорных попыток дозвониться, и трубка наконец-то отозвалась. От неожиданности Алекса застыла с открытым ртом, но быстро спохватилась и ответила тому, кто был на том конце провода.

– Приветики, Алексюш! А мы тут с вашей мамой помирились, – наигранно добродушным голосом сообщил ей Ларин.

То, что на звонок ответили, не могло не радовать, но то, что Мария вновь решила воссоединиться с так называемым мужем, заставляло сильно беспокоиться.

– А где мама? Я хочу с ней поговорить, – попросила Алекса.

– Не волнуйтесь! Ваша мамка со мной!

Первая волна беспокойства спала. Теперь они хотя бы знали, где и с кем их мама, и какова причина её опоздания. Алекса не держала на неё зла за то, что она устраивала свою личную жизнь, но ей было бы намного спокойнее, если бы она, наконец, появилась дома.

– Просто уже довольно поздно. В это время мы планировали уехать на турбазу.

– Всё сделаем в лучшем виде! – торопливо уверял он. – Мы уже к вам летим. А потом сразу рванём на турбазу.

– Ладно. Только не задерживайтесь, – жалостливо попросила Алекса.

– Ни в коем случае. Готовьтесь нас встречать! Всё, поцелуйки.

– Рассказывай, сестра! Где мама? – потребовала Лина, стоя у неё за спиной. – Кто это был?

– Чирик, – повернувшись к ней, отозвалась Алекса. – Сказал, что они едут вдвоём.

– А почему он с тобой говорил, а не мама?

– Сказал, что она чем-то занята.

– Ясно. А как тебе показалось по разговору, он выпивший?

– Не знаю, – ответила Алекса, чувствуя, как от сильного расстройства защипало в горле. Встретить праздник все вместе они уже точно не успевали.

– Что не знаешь?

– Голос не понравился.

– А что с голосом?

– Странный какой-то. Слишком весёлый.

– Ну, это само собой, если им удалось помириться, – произнесла себе под нос Лина и, опустившись в кресло, застыла, как чёрная мумия.

За окном уже стояла непроглядная тьма, прорезаемая парочкой уличных фонарей. Вцепившись в подлокотники кресла и ёрзая на месте, Алекса отсчитывала минуту за минутой.

– Звони ещё! – повысила голос Лина, и Алекса тут же метнулась к телефону.

Снова послышались гудки. Опять ей никто не отвечал. Гудки, гудки и снова гудки. Мерзкое ожидание с трубкой в ледяной руке и взбудораженный разум, повторяющий одно и то же: «Возьми трубку! Мамочка, пожалуйста, ответь мне». Наконец, в ухе прозвучал щелчок соединения, и её сердце сажалось. «Почему он снимает трубку? Почему мама до сих пор не может ответить самостоятельно?».

– Лёш, это опять я, – детским, покладистым голосом ответила Алекса. – Мне очень срочно нужна мама.

– Что такое?

– Я должна сказать ей кое-что очень важное! Это не может ждать. Пожалуйста, передай ей трубку!

Лина стояла рядом и, вплотную прижав ухо к телефонной трубке, пыталась вслушаться в то, что он говорит.

– Мама сейчас не может подойти к телефону, – фальшиво-ласковым голосом объяснил он, – но мы уже будем с минуты на минуту. Поболтаете при встрече.

– Но это всего на секундочку! – упрашивала она. – Я скажу ей только пару слов и всё! Леш, пожалуйста!

– Щас!

Казалось, на том конце провода происходило какое-то движение, потом послышалось шуршание, и через мгновенье Алекса услышала мамин голос.

– Мама! – вскрикнула Алекса. – Ты где? Почему ты до сих пор не приехала домой?

– Доченька, извини меня, я задержалась, – тихим, кротким голосом оправдывалась она, – но мы уже совсем скоро будем дома. Потерпите немножко. Договорились?

– Договорились, – в ответе слышалась нервозность.

– Я вас очень люблю, доченьки мои.

Как только Алекса в очередной раз положила трубку, она почувствовала ещё большее смятение, несмотря на то, что всё же смогла поговорить с мамой. Её смущали их голоса. Точнее, странные и даже неестественные интонации. Чирик активно обещался приехать и слишком нехотя передавал телефон маме, а она сама, хотя и старалась говорить, как ни в чем не бывало, казалась неестественно доброжелательной.

– Поговорила с мамой? – Лина смотрела на неё во все глаза. – Подъезжают уже? Что так долго?

– Скоро будут, сказали.

Ещё полчаса, проведённые в полумраке комнаты, и Лина словно сорвалась с цепи.

– Звони ещё!

– Может, лучше ты? – на глазах девочки выступили слёзы.

– Он ведь с тобой лучше ладит! Потребуй её к телефону. Спроси конкретнее! Что и как?!

– Сейчас! Сейчас, – пальцы судорожно жали на кнопки.

– Ох, и не нравится мне всё это!

Помимо того, что Лина высказалась об этом вслух, она больше не скрывала от Алексы своего панического состояния и, как никогда до этого дня, мельтешила по комнате.

– Есть гудки?

– Гудки есть! Никто не отвечает.

– Попробуй ещё! Может, ошиблась цифрой…

– Я не ошибалась, – многократно набирая номер, заводилась Алекса, – никто не берёт!

Вот уже несколько часов Алексу мучили нехорошие предчувствия, грудь непривычно жгло, а внутри кто-то бездушно дёргал за тонкую струну. И эта струна, издав жалобный стон, почти оборвалась, когда квартиру вдруг оглушила симфония Чайковского. В странном оцепенении девочки посмотрели друг на друга и, не говоря ни слова, бросились в прихожую. Почти бегом приближаясь к входной двери, Алекса трепетала в предвкушении встречи, но в то же время внутри что-то невольно ёкало. Как только дверь распахнулась, сёстры в ужасе отшатнулись назад. Алекса всё ещё пятилась, когда остро почувствовала, как сделанный вдох камнем провалился вниз и застрял где-то в области желудка.

С тёмной лестничной площадки, цепляясь руками за дверной косяк, вползала Мария. Её неестественно бледное лицо походило на маску: вытаращенные, будто невидящие глаза, болтающийся язык и почти загробные стоны, уничтожившие тишину Рождественской ночи. Лина была первой, к кому вернулась речь и способность двигаться. Следом, не понимая, что происходит, на помощь матери кинулась и Алекса. Они подхватили её под руки, взвалили на себя и потащили в сторону спальни. Ноги Марии с трудом волочились сзади, она буквально повисла на девочках, корчась и стоная от мучительной боли.

– Алекса, скорую! Звони быстрее! Вызывай скорую помощь!!! Что ты стоишь? – надрывалась сестра после того, как они смогли уложить мать на постель.

Остолбенев, девочка стояла рядом и не могла пошевелиться. Глядя на тело и неузнаваемое лицо матери, Алекса растворялась в этой комнате, как растворяется мир вокруг карусели. Состояние панического шока обездвижило её. Между тем голос сестры становился всё громче и звонче, наваливаясь на голову со страшной силой. Остатки разума отправляли ей лишь импульсы и сигналы, призывая к тому, что необходимо срочно выйти из состояния физической парализации и что-то делать, чтобы помочь.

Во все глаза Алекса смотрела на Лину, склонённую над полуживой матерью, и пыталась заставить свои ноги повиноваться. Сильным, резким движением она сделала шаг и, пошатнувшись, чуть не упала. Дальше она действовала почти бессознательно: передвигая ватными ногами, она вышла из спальни, не разбирая перед собой ни стен, ни дверей. «Где телефон? Куда идти? Надо бежать!» – мысли, словно калейдоскоп, мелькали в голове. Будто пьяная, она постоянно натыкалась на препятствия, прежде чем добралась до телефона. Голова тряслась сама по себе, как у сувенирных собачек, которые ставят на панели автомобилей. Попытка снять трубку не увенчалась успехом – руки не слушались и вращались в воздухе сами по себе. Таращась перед собой и хватая воздух, она всё же сняла трубку. «Почему ей поручили вызвать скорую? Почему она сейчас не рядом с матерью? – Алексе ещё никогда не приходилось звонить в такие службы, находясь на грани отчаянья. – Какой набрать номер? Какой у них адрес?». Страх парализовывал её всё сильнее, её трясло так, что она выронила трубку.

«Проклятье! Проклятье!» – сжав губы, она набрала заветные 03. В ответ на медленный, дотошный голос, пытающийся разузнать подробности о состояния больного, Алекса лишь прорыдала адрес и, умоляя о спасении, кинулась в мамину спальню.

– Вызвала?!! Едут? Мамочка, потерпи!

– Боженька, родимый… – вырвалось у Алексы, и она тут же закрыла разъехавшийся рот ладонью. Стоя на пороге чудесной розово-белой спальни, она почувствовала, как голову пронзила острая, почти тошнотворная боль, что-то внутри задвигалось, зашевелилось, увеличилось и размножилось. Отвратительная, мерзкая, невыносимая душераздирающая боль вдруг превратилась в физическую ломку костей. Алекса теряла ощущение тела и рассудка. Потрясённое увиденным сознание пребывало в состоянии страшнейшей пытки. Неведомая до сих пор боль вышвырнула девочку из комнаты, бросила в кухню, уронила на пол и вырвалась из неё страшным рыданием.

– Алекса, иди к маме! Слышишь? Иди скорее сюда… Девочка всё ещё рыдала в углу, когда сестра потрясла её за плечи, схватила за жилетку и, волоча по полу, потащила в спальню. – Успокойся, пожалуйста. Ты нужна мне сейчас! Алекса, ты слышишь меня?

Как только они оказались в спальне, Лина перестала кричать и замерла в странной позе.

– Мама! Ма-ма… – не своим голосом позвала сестра, со страхом приближаясь к постели. – Мама! Скажи что-нибудь, пожалуйста! Мама… Не молчи, ради Бога! Мам, тебе нехорошо? Отзовись…

Мария лежала неподвижно, губы превратились в две корочки, а из них выходило прерывающееся шипение.

– Мамочка! Почему ты так делаешь?!! Тебе трудно дышать?! Мама, скажи что-нибудь! Мама, ты слышишь… слышишь нас?!

Они находились совсем рядом, но, казалось, она не слышала их. Из уголков её больших, застывших глаз текли слезы.

– Мамочка моя! Родненькая! Я умоляю тебя, скажи что-нибудь! Мне очень страшно, мамочка! – взвизгнула Алекса.

– Я ничего не вижу… – её губы не смыкались, неподвижный страшный взгляд смотрел куда-то в потолок, – ничего не вижу.

– Что сделать, мама? Не пугай меня!

– Темно… Совсем темно… – прошептала она и, перестав шевелить губами, которыми она хватала воздух, вдруг замерла.

– Ма-ма! – завизжала Алекса, схватившись за голову. – Мне страшно! Мамочка, мне страшно! Что с ней? Что с ней такое?

Ещё мгновение, и её лицо дёрнулось. Алекса видела, как подносимый стакан с водой задрожал в руках Лины, и чуть не выплеснулся на бескровное лицо, мимика которого оставалась неизменной.

– Темно, – повторяла она, – как же темно.

– Я убью его! – забилась в истерике Алекса, и её губы посинели. – Убью! Придушу своими руками!

– Тише… мне очень больно… молчите, – прохрипела она и опять замерла.

За долю секунды Алекса оказалась на кухне и, встав на носочки, потянулась макушкой к древним иконам, которые украшали главный угол, и которые с таким трудом и благоговением собирала Мария последние годы.

– Я сделаю это! Слышишь, Бог? Если ты отнимешь мою маму, я убью этого ублюдка и себя! Ты же всё можешь! Ты – единственный и всемогущий! Ты, мой любимый Боженька, можешь спасти мою мамочку! Помоги, родненький! Я не смогу жить без неё! Я не смогу без неё дышать! Помоги! И я больше никогда у тебя ничего не попрошу!

– Алекса! Алекса! – из комнаты вновь раздался вопль сестры.

Вбежав в комнату, она увидела на груди у мамы кота, тот бешено крутился на ней, вминал в неё свои лапы и истошно орал своим писклявым голосом. Зрачки в круглых, одурелых глазах превратились в две тонкие ниточки. Что происходит с этим животным? Девочка взглянула на картину Сикстинской Мадонны с младенцем. «Дева Мария, помоги рабе божьей Марии…» – пролепетала Алекса, слыша, как это произносилось в церкви.

– Где ты, доча? – послышался мамин зовущий голос, и Алекса тут же упала на колени, сжав её руку и прильнув к ней губами.

– Я здесь, мамочка! Я здесь, – говорить ей удавалось с трудом. В горле стояло ощущение, будто его полоснули острым лезвием. – Мне страшно, мама. Я очень боюсь.

– Ох…ухххххх… – её шумное, свистящее дыхание усилилось, а зрачки закатились, оставив только белки.

– Мама, что с тобой? Почему ты так дышишь? – Алекса вцепилась в запястье матери.

– Только, не волнуйтесь… не надо волноваться… – завибрировала Мария. – Я не могу дышать! Лина, я задыхаюсь. Лина… Ты взрослая… Слышишь?

– Ма-ма… Мама! – сестра безостановочно повторяла её имя и трясла головой.

Губы Марии резко приобрели синеватый оттенок. Сильное головокружение на некоторое время затемнило картину, которая была перед глазами Алексы, и она почти навалилась на ту, что практически не дышала.

– Нет, мама! Мама! Мама, скажи что-нибудь! Это же я! Не делай так! Открой глаза! Посмотри на меня! Открой глаза!

Дальше Алекса с трудом могла бы описать происходящее, но она отчетливо помнила, когда в комнату вошли две большие фигуры в медицинской форме и куртках и, довольно грубо оттолкнув её от застывшей матери, склонились над кроватью. Тут же оперативно открылись металлические чемоданчики, из которых они поочередно стали извлекать какие-то предметы.

– Не мешайте… Отойдите! – строго потребовал один из фельдшеров, когда Алекса попыталась вновь броситься к матери. Затем последовали быстрые, молчаливые действия проверки пульса и зрачков пострадавшей. После поверхностного обследования суровый мужчина вытащил нужную ампулу, отломил верхнюю часть и, запустив в неё иглу, сосредоточенно наполнил основание шприца. Как только ампула опустела, он моментально ввёл иглу в вену, затем отложил на тумбочку шприц и стал набирать второй.

– Делай третий! – поторопил он своего коллегу, и тот беспрекословно бросился к чемоданчику.

Всё это время Алексе казалось, что Мария не реагирует. «Почему она не шевелится? Почему не меняется её лицо? Почему больше не слышно, как она дышит?» – не помня себя и не веря в то, что всё происходит на самом деле, Алекса следила за действиями врачей. Введя внутривенно третий укол, мужчина резко захлопнул чемодан, стёр со лба пот и принялся просовывать свою руку под её запрокинутую голову.

– В реанимацию! Быстро! – крикнул он, и в спальне тут же появился третий мужчина. Кряхтя, он довольно оперативно раскинул металлические носилки и помог коллегам погрузить на них застонавшую женщину.

* * *

Алекса не знала, сколько времени прошло с тех пор, как Марию привезли в больницу. Прислонившись друг к другу, девочки сидели в пустом больничном коридоре и молчали. Но как только хлопнула дверь и раздались чьи-то приближающиеся шаги, Алекса вздрогнула, как от кошмара. Доктор со свисающей с уха повязкой возник прямо над ними, но она видела его как в тумане.

– Пройдёмте со мной… – его серьёзный тон, которым он обратился к старшей сестре, заставил Алексу скукожиться ещё больше. Лина тут же рассеянно кивнула мужчине и, поднявшись, проследовала за ним. Провожая их взглядом, сердце девочки перестало стучать, но как только они оказались у дверей его кабинета, оно забилось со страшной силой. «Эти врачи считают, что не всем детям положено знать правду? Или он решил, что это её не касается? Что он скрывает? Почему не пригласил её вместе с сестрой?». Сделав несколько шагов в сторону кабинета, она пошатнулась и, чтобы не упасть, облокотилась о стену, ища опоры. Что с ней происходит? От сильнейшего потрясения и нервного срыва тело Алексы колотило дрожью. Доковыляв до кабинета так, словно она шла не по полу, а по болоту, засасывающему её в трясину по самое колено, она остановилась, пытаясь вновь найти равновесие. Заторможенное до этого сознание вновь включилось в работу, ударяя в голову и напоминая о бессилии перед тем, что произошло с её родной матерью.

– …категорически… – обрывками слышала она, когда доктор делал значимые акценты в своём монологе, – … делать поспешные выводы… крайне тяжёлое… диагноз… работал профи… нет внешних признаков побоев… подозрение… на… никаких следов… открытых ран… следы удушья… сотрясение головного… удары по голове… внутренние гематомы… …ребра… пробита почка… внутреннее кровоизлияние… шейные позвонки… мы вынуждены обратиться к следствию и сообщить о… прогнозов, к сожалению… тяжелое… есть риск… надо надеяться…

Отшатнувшись от двери, она прошлёпала вперёд по коридору, едва дотянула до поворота и забилась в кабинку туалета. Боясь вновь потерять равновесие, она упёрлась руками в стенки и, наклонившись над унитазом, закашлялась. Что он сказал про её маму? «Кровоизлияние», «многочисленные переломы», «сотрясение» – Алекса ощутила глазное давление, боль в висках и резкий приступ в области желудка. Она зажмурилась, а затем резко распахнула глаза и тут же выплеснула из себя прозрачную жидкость. Этого всего просто не может быть! Она всё ещё находилась в тесном, зловонном туалете, чувствовала горечь у себя во рту и судорожно думала над тем, как ей придётся убить человека. Она была обречена и задавалась простым вопросом о том, почему ей только одиннадцать. Ведь если бы она была старше и решительнее, то вряд ли испугалась бы мыслей о самоубийстве и неизбежной мести. Оставалось надеяться на собственную эмоциональную резкость, благодаря которой можно совершить подобное. Жизнь матери висела на волоске, а это означало, что и её собственная жизнь находилась в руках врачей. Единственное, в чём она не сомневалась, что ей будет не по силам справиться и смириться с утратой близкого человека, победив боль и скорбь.

Прижавшись к стенам больничного коридора, изводясь и ожидая развязки, она обдумывала самый безболезненный и быстрый способ отключить свой организм, склоняясь к передозировке сильнодействующего снотворного. Оставался вопрос – сможет ли она самостоятельно организовать эту процедуру, узнать название лекарства, без подозрения приобрести его в аптеке, умело скрыть ото всех данный акт самоуничтожения и проделать всё беспрепятственно и бесповоротно.

Как ей вообще хватило духу видеть мать в таком состоянии, когда её, накрытую простынёй, везли на металлических носилках по узкому коридору? Алекса слишком отчётливо помнила детали: расширенные глаза Марии, её бесцветные губы и белую совдеповскую табличку с красной надписью «Реанимация». Сплюнув и вытерев рукавом губы, она вдруг поняла, что попадёт в ад. За содеянное зло, даже если оно применимо против другого зла, человек отвечает перед тёмной силой. «Мой Бог, я подвела тебя. Простишь ли ты когда-нибудь меня за то, что я собираюсь осуществить? Поймёшь ли мой порыв? Этот человек должен понести самое страшное наказание. Я стану его возмездием, его палачом, его ночным кошмаром. Но как мне справиться с его нечеловеческой силой? Каким образом заставить его замолчать навсегда? Взяться за нож? А если я промахнусь, и он прикончит меня первым? Что тогда? Тогда моя смерть будет самой глупой и бессмысленной…».

Несколько дней пострадавшая лежала в реанимации. Но как только ей оказали необходимую медицинскую помощь, и она пришла в сознание, её тут же перевели в отдельную палату. Окутанная паутиной капельниц и подключенная к монитору рядом с кроватью, она лежала на койке, находясь под пристальным присмотром врачей. Мама… Мама… Мамочка… Она выглядела жутко. Чуть желтоватый оттенок лица, зачёсанные назад, спутанные волосы, тёмные впадины под глазами, пересохшие губы, мутный взгляд и кровавые белки. Марии с трудом удавалось говорить и с ещё большим трудом улыбнуться дочери. Её столь слабое пожатие лежащей вдоль тела руки, внешний вид и тихий, сиплый голос говорили лишь о том, что выздоровление будет долгим, и что она до сих пор находится в тяжёлом состоянии.

Когда в палату вошла медсестра, Алекса сидела у койки и неморгающими глазами смотрела на аппарат, на экране которого пробегали яркие линии, подпрыгивая то вверх, то вниз. Полчаса назад Марию одолела резкая усталость, и она провалилась в сон, не чувствуя, как девочка до сих пор крепко сжимает её кисть. Желая осмотреть пациентку и сделать несколько инъекций, женщина в белом халате попросила Алексу подождать в коридоре. О том, чтобы насильно увезти девочку домой, не могло быть и речи, ведь Алекса сопротивлялась и буквально бледнела на глазах от мысли, что она окажется не рядом, если вдруг Марии станет хуже. Сдавшись, Лина больше не уговаривала её вернуться домой и, дождавшись двоюродного брата Дениса, отлучилась, чтобы собрать необходимые для больной вещи.

Ожидая в коридоре, пока Мария крепко спала, Алекса ходила взад и вперед и внимательно разглядывала напольный рисунок в виде ромбов. Перешагивая линии, она пыталась хоть на время перестать думать об этой срашной трагедии, которая так вымотала её. Занеся ногу над очередной чертой, она вдруг ощутила, как внутри что-то резануло, будто от дурного предчувствия. В следующую секунду она застыла на месте, как вкопанная. Глаза расширились от ужаса. В мужчине, который нервно шёл по коридору, она узнала Червонца. Он будто помолодел лет на десять. Коротко стрижен, сбрита темная щетина, кожаная куртка нараспашку, под которой слепит белая рубашка, в руках большой букет красных роз. «Что? Что всё это значит? Что он здесь делает? Как его сюда пропустили? Как он посмел сюда заявиться?». От немыслимой наглости этого человека у Алексы пропал дар речи. Преступник вскидывал голову, считывая номера палат, и целенаправленно направлялся к той, где лежала их мама. Но стоило ему увидеть девочку, замеревшую у него на пути, он тут же сбавил скорость, сконфузился и опустил голову в пол. Теперь в нём было мало от головореза, каким он ей представлялся, сейчас он больше походил на подбитую шавку, заискивающую и боящуюся подойти к разгневанному хозяину. Его лицо скорчилось в гримасе страдания и боли, а глаза дёргались в конвульсиях. Он явно не ожидал увидеть Алексу. По её спине пробежал холодок. Не так давно в больницу приходил весьма юркий и дотошный следователь и, терзая больную расспросами на тему тяжких побоев, пытался разузнать подробности, чтобы возбудить уголовное дело. И теперь Алекса молилась, чтобы тот объявился повторно и встретился лицом к лицу с самим дьяволом, искусно прячущимся за цветами. «Что ему нужно? Пришёл покаяться? Вымаливать прощения? Испугался, что за содеянное его вновь упекут за решётку? Избил до полусмерти женщину, которая вытащила его из тюрьмы, и теперь хочет остаться безнаказанным? Боится сгнить остаток жизни в камере?». А что, если бы сейчас в её руке оказался пистолет, как она того хотела с того самого момента, как только увидела мать, вползающую в квартиру с лестничной площадки? Осмелилась бы она нажать на курок? Выстрелить в живого человека? А в того, кто избивал её мать? Алекса чувствовала перед ним лютый страх и, возможно, он касался тех страхов, который подразумевал под собой, что он окажется проворнее и первым нанесёт ей оглушительный удар.

«Если кто-то посмеет обидеть тебя или вашу маму, тот сильно пожалеет, что родился на этот свет», «Пока я рядом, вам ничто не угрожает», «Клянусь, я всегда буду о вас заботиться». Вот результат его обещаний и клятв, лежит здесь, за стеной, с ног до головы обмотанная трубками и бинтами! Алекса не двигалась с места, она чуть наклонилась вперед и в упор смотрела на того, кто с приближением желтел, будто напился отравы.

– Не смей подходить ближе! – вскрикнула она, и он остановился, как вкопанный.

– Я пришёл поговорить…

– Пошёл вон отсюда!

Она топталась на месте, ощущая, как сердце зашкаливает от ударов.

– Прости меня… доча… – его голос звучал трусливо, а глаза смотрели с выражением глубокого сожаления.

– Я тебе не дочь! И никогда ею не была! – презрительно и зло выкрикнула она, с трудом сдерживая новые отравляющие порывы ненависти.

– Алексюш, пожалуйста… – он машинально протянул к ней руку, собираясь приблизиться…

– Ещё шаг, и я убью тебя! Я задушу тебя вот этими руками, как ты душил мою маму…

В следующую секунду произошло то, чего она никак не ожидала. Его здоровенную фигуру будто подкосило, и он неожиданно упал на колени, уронив голову вниз.

– Поверь… Никогда ни перед кем не стоял на коленях… – едва слышно сказал он, – но перед тобой готов ползать… Прости меня…

От происходящего Алекса буквально впала в ступор. Что он делает? Зачем он ищет её прощения? Зачем кается перед ней? Зачем давит на жалость? Вводит в заблуждение её мающуюся душу? Алексе хотелось кричать от того, что этот человек, словно сморенный голодом, шаркал коленями по полу.

– Ты во всём виноват! – сквозь зубы процедила она, наконец, опомнившись и чувствуя, как лицо щиплет от слёз. – Пошёл вон из нашей жизни! Ничтожество!

Что ей делать? Вцепиться ему в голову и расцарапать его мерзкую физиономию? Вонзиться зубами в его кожу? Бить кулаками, что есть мочи, пока на нём не заиграют зловещие синяки и кровоподтеки?..

Ларин склонялся перед ней всё ниже, будто невидимая рука ударяла его под дых. Казалось, он больше не несёт угрозы и опасности, но даже теперь она была решительно настроена. Ему нужно было попасть в палату и получить прощение, но Алекса не могла этого допустить.

– Мне нужно увидеть твою маму… пожалуйста… – всё ещё держа охапку красных роз, попросил он.

В коридоре до сих пор не было ни души.

– Только через мой труп… – резко побледнев, сказала Алекса не своим голосом.

Ошарашенный её словами, он поднял голову и уставился на неё, будто видел впервые. В его глазах заблестели слёзы, тонкие губы задрожали, а нервный тик заставил лицо перекоситься. Уронив цветы на пол, он с трудом поднялся с колен и, шатаясь, ушёл, исчезнув в конце коридора.

Алексу всё ещё трясло, и только сейчас, когда она больше не видела его, она осела на пол и, закрыв руками лицо, разрыдалась горькими слезами.

* * *

Длительное время после случившегося Алекса была вне себя. С пылающими от слёз щеками она выдирала листы из тетради и с одержимостью маньяка крошила их на маленькие кусочки, представляя это ничтожество. Ненависть отравляла её сердце. Даже взгляд синих глаз стал холодным и жёстким. Трагедия Рождественской ночи никак не отпускала девочку. Перед глазами то и дело возникала жуткая картина, когда они втащили в дом зверски избитую, угасающую на их глазах, мать, а игра её больного воображения рисовала то, с какой страшной силой он наносил женщине удар за ударом, лишая её чувств. Из-за этих кошмарных видений жгло в носу, а внутри всё скручивалось в тугой жгут от осознания страданий родного человека. Что же всё-таки случилось на месте происшествия? Как этот мерзавец нападал на беззащитную женщину? Что испытывал, когда избивал свою жертву? Каким образом она пыталась спастись? Как смогла убежать? Почему никто не вызвал милицию? Почему никто не вмешался? И что заставило её маму отказаться от возбуждения уголовного дела против этого человека? Алекса не собиралась оставаться в неведении и поклялась со временем выяснить подробности этого дела, чего бы ей это не стоило.