Читать онлайн Суды и верховенство права. Взгляд из Нидерландов бесплатно

«У каждой банановой республики есть билль о правах», – сказал покойный судья Верховного суда США Антонин Скалиа в 2011 г. Развивая свою мысль, он пояснил, что без разделения властей такой документ не имеет никакого значения – это просто «слова на бумаге».

У бывшей империи зла, Союза Советских Социалистических Республик, билль о правах был гораздо лучше нашего. Я говорю это в самом буквальном смысле. [Но] конституция Советского Союза не препятствовала централизации власти в руках одного человека или одной партии. А когда это происходит, игра окончена.

Скалиа и еще один судья Верховного суда Стивен Брейер давали показания на общественных слушаниях сенатского Судебного комитета о роли судей в соответствии с Конституцией США.

Скалиа добавил, что там, где существует разумная структура государственной власти, включая независимые суды, эти «слова на бумаге» приобретают практическое значение, а права становятся реализуемыми.

Обратимся к примеру Турции. В марте 2014 г. появились сообщения в прессе о том, что премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган (сейчас он президент) заблокировал «Твиттер». В прессе сообщалось, что Эрдоган был в бешенстве от появления на этом ресурсе записей разговоров, в которых он якобы велел своему сыну вывезти из частного дома значительную сумму наличных в связи с полицейским антикоррупционным расследованием. Эрдоган потребовал удаления оскорбивших его ссылок. Когда «Твиттер» отказался это сделать, доступ к ресурсу был заблокирован. Эрдоган утверждал, что записи были сфабрикованы в рамках попытки очернить репутацию правящей партии перед муниципальными выборами, назначенными на 30 марта.

Через неделю Турция заблокировала и «Ютьюб». 2 апреля 2014 г. Конституционный Суд Турции постановил, что запрет «Твиттера» должен быть отменен, поскольку он нарушает свободу выражения мнения, гарантированную турецкой конституцией.[14] К тому времени муниципальные выборы в Турции уже закончились. Так что вряд ли это постановление можно считать триумфом свободы слова. И тем не менее избранный демократическим путем режим не смог просто сделать то, что захотел. Он тоже был связан нормами права. В этом и состоит суть демократического государства, основанного на верховенстве права.

Термин «демократическое государство, основанное на верховенстве права»[15] означает государство, в котором граждане выбирают своих руководителей, в котором сама власть связана нормами права и способствует тому, чтобы нормы права соблюдались в отношениях между гражданами. Закон охраняет личные свободы каждого от посягательств со стороны власти или других граждан. Это возможно только тогда, когда законодательная, исполнительная и судебная власти разделены. Важнейшим элементом также является независимая судебная система, которая реально доступна для гражданина. На бумаге такое государство может быть создано хоть за сутки, учитывая знания, опыт и модели, которыми мы можем сегодня воспользоваться. Но на практике даже сегодня для роста и обретения истинного смысла верховенству права требуются десятилетия. Это относится и к западному миру.

Вне зависимости от того, что вы думаете о Брекзите, британцы сумели воспротивиться шагу, предпринятому премьер-министром Борисом Джонсоном, – перенесению парламентских дебатов по этому вопросу на более поздний срок. Верховный суд Великобритании выступил против этой меры, и парламент возобновил свою работу.

Люди в западном мире живут в демократических правовых государствах. Вот простой, но важный пример: голландское правительство заявляло, что не несет ответственности за смерть троих мусульман, изгнанных с военной базы ООН, на которой находились голландские миротворческие силы в Боснии, вплоть до рассмотрения дела высшей судебной инстанцией. Но когда эта инстанция в конце концов приняла другое решение, премьер-министр сказал: «Мы, разумеется, будем действовать в соответствии с этим постановлением. Только так и может быть в государстве, основанном на верховенстве права».

Все это кажется простым и понятным – но вовсе таковым не является. Верховенство права в Нидерландах тоже развивалось постепенно.

I. От Литтл-Рока до Венгрии

Верховенство права не возникает автоматически – и без постоянных усилий и забот оно не может продолжать свое существование. Стивен Брейер, член Верховного суда США, как-то привел в пример председателя высшего суда в одной из африканских стран, которая однажды спросила его: «Почему американцы делают то, что велит им суд?». Ей было интересно, в чем тут секрет.

Брейер ответил, что никакого секрета нет, что «следование закону – это обычай, привычка, общепринятое понимание того, как представители государства и общественности должны <…> действовать, когда суд выносит решение, которое им очень не нравится. Этой привычки и общепринятого понимания невозможно достичь без борьбы; это длительный процесс постепенного развития, основанного на опыте».[16]

В США верховенство права тоже не установилось без борьбы. В 1954 г. в решении по делу Brown v. Board of Education Верховный суд запретил расовую сегрегацию в государственных образовательных учреждениях, существовавшую в южных штатах. С этого момента Центральная школа в г. Литтл-Рок (штат Арканзас) была обязана принимать чернокожих учащихся. Штат Арканзас во главе с губернатором Орвалом Фобусом выступил против и отказался выполнять решение Верховного суда. Президент Эйзенхауэр понимал, что если правительства штатов отныне будут сами решать, какие судебные решения они будут выполнять, а какие нет, то от верховенства права мало что останется. Он выступил по телевидению с заявлением о том, что решил направить в Арканзас федеральные войска. Туда была направлена 101-я десантно-штурмовая дивизия, прославившаяся во время Второй мировой войны. 24 сентября 1957 г. в Литтл-Рок вылетели 52 самолета с 1000 военнослужащих на борту. Солдаты охраняли первых девятерых чернокожих учеников, подавших заявления на зачисление в школу, от толпы возмущенных белых жителей, собравшихся у школьных ворот. В конечном счете эти действия позволили девяти ученикам продолжить обучение в Центральной школе. Несложно представить себе ситуацию, которая сложилась бы, если бы судебные решения игнорировались. По большому счету мы просто вернулись бы к закону джунглей.

То же самое касается ситуации, в которой судебная власть лишена независимости. В «империи зла», о которой говорил Скалиа (так Рональд Рейган назвал Советский Союз), была судебная система, но она действовала в рамках того, что было принято называть «телефонным правом». Оно не имело никакого отношения к современным практикам допроса свидетелей в суде по конференц-связи, чтобы им не нужно было совершать поездки на большие расстояния. «Телефонное право» означает, что судье в какой-то момент звонит партийный босс, чтобы проинструктировать его о том, каким должно быть решение по конкретному делу.

II. Уязвимость верховенства права

Создание демократии, основанной на верховенстве права, – где право представляет собой нечто большее, чем эфемерные «слова на бумаге», где действия государства по-настоящему связаны нормами права и где граждане имеют реальный доступ к судам, – требует времени, добросовестности и постоянных усилий. Не только от судов, но и от двух других ветвей власти – исполнительной и законодательной. Все три ветви должны постоянно демонстрировать реальность принципа верховенства права. Это необходимо потому, что как сама возможность верховенства права, так и его качество в конечном счете зависят от большинства граждан. Если они изберут лидеров, которые сделают доступ к судам невозможным, или решат прекратить проверку законодательства на предмет соответствия международным нормам в сфере защиты прав человека, верховенство права быстро придет в упадок. Верховенство права в демократическом государстве не самоочевидно. Это не бинарная система, в которой возможны только единица или ноль, все или ничего. Верховенство права существует в различных степенях качества. А достигнутое однажды высокое качество не может сохраняться и дальше без его поддержки.

Понимание того значения, которое имеет верховенство права, и готовность его отстаивать должны передаваться от поколения к поколению – иначе оно просто не сможет выжить. «Свобода, – писал выдающийся американский судья Биллингс Лернд Хэнд, – находится в сердцах мужчин и женщин; когда она там умирает, никакая конституция, никакой закон и никакой суд не могут ее спасти; никакая конституция, никакой закон и никакой суд не способны даже как-то ей помочь».[17]

Это относится и к современной Европе. И тем не менее совсем недавно польское правительство нанесло удар по позиции Конституционного трибунала Польши, отказавшись признавать его отдельные постановления. Некоторые авторы говорят о «ползучем наступлении на Конституцию».[18] Тогдашний первый вице-президент Европейской Комиссии Франс Тиммерманс попытался убедить поляков в том, что меры, предпринятые польским правительством и парламентом, противоречат принципу верховенства права, предусмотренному в ст. 2 Договора о Европейском союзе:

Союз основан на ценностях, важнейшими из которых являются уважение к человеческому достоинству, свобода, демократия, равенство, верховенство права и соблюдение прав человека, включая права лиц, принадлежащих к меньшинствам. Это общие ценности государств-участников, существующие в обществе, в котором преобладают плюрализм, свобода от дискриминации, толерантность, справедливость и равенство между женщинами и мужчинами.

На сегодняшний день эти усилия не привели к серьезным изменениям, которые гарантировали бы надлежащее функционирование Конституционного трибунала. Более того, ситуация ухудшилась: вся система судов общей юрисдикции находится сейчас в опасности. Пенсионный возраст для судей был понижен, чтобы иметь возможность назначать новых судей, более «дружественных» режиму. Создается новый аппарат Верховного суда Польши с большими полномочиями, в который войдут, как можно предполагать, «друзья» правительства.

Аналогичным образом и тоже относительно недавно в Венгрии, государстве, входящем в Европейский союз, демократически избранное правительство Виктора Орбана снизило максимальный возраст для нахождения в должности судьи на восемь лет. Это произошло в момент, когда у страны был огромный внешний долг и граждан призывали выходить на пенсию как можно позже (по европейским меркам), чтобы сократить пенсионную нагрузку на государственный бюджет. В то же время были предприняты меры, которые значительно увеличили влияние правящей партии на назначение новых судей, заполнивших сотни образовавшихся вакансий. Более того, председатель Верховного суда Андраш Бака (который до этого был избран Президентом Сети председателей высших судебных органов ЕС) был отправлен в отставку до истечения срока его полномочий. Основанием для этого стало еще одно новое правило, требовавшее наличия пятилетнего опыта работы в национальной судебной системе, которого у Баки не было – несмотря на то что он проработал 17 лет в качестве судьи Европейского суда по правам человека (ECtHR). Бака, между тем, выступал против целого ряда планов венгерского правительства.[19] Эти меры походили на действия, предпринятые немецкими оккупантами Нидерландов в начале войны. Тогда максимальный возраст судей тоже был снижен, а председатель Верховного суда был отстранен от должности, потому что был евреем. В обеих ситуациях это создало возможности для назначения судей, симпатизирующих режиму.

Призвать Венгрию к порядку попыталась Европейская Комиссия. Суд Европейского союза (European Court of Justice, ECJ) признал внезапное снижение максимального возраста судей нарушением европейского права,[20] а Европейский Суд по правам человека постановил, что отстранение Баки было несовместимо с требованиями Европейской Конвенции о защите прав человека (ECHR).[21]

Однако все это не привело к снижению популярности Орбана в то время. На выборах, проведенных в 2014 и 2018 гг., его партия снова дважды получала более двух третей мест в венгерском парламенте. В конце июля 2014 г. Орбан заявил, что его правительство будет строить нелиберальное государство типа Китая или России; финансовый кризис, по его словам, показал, что либеральные демократии не смогут «сохранить свою конкурентоспособность на мировой арене» в будущем. Венгрия и Польша напоминают нам об уязвимости существующей системы, со всей наглядностью показывая, что успех или поражение верховенства права определяется в рамках демократии.

Во всех 47 государствах, входящих в Совет Европы (CoE), правительства в наши дни несут ответственность за соблюдение в достаточной мере фундаментальных прав человека. Но это не автоматический процесс. За него нужно бороться. Например, в России гомосексуальность продолжает считаться чем-то неправильным и неестественным. Меньшинства больше не одиноки в этой борьбе благодаря Европейской Конвенции и механизмам ее применения. Они знают, что право на их стороне. И это большое достижение – как с правовой, так и с моральной точек зрения.

Статья 7 Договора о Европейском союзе содержит механизм, позволяющий определить наличие явного риска серьезного нарушения государством-участником ценностей, перечисленных в ст. 2, и применять санкции в отношении такого государства. Иногда этот механизм называют «ядерной опцией». В 2014 г. Европейская Комиссия создала «рамочную программу для обеспечения верховенства права в Европейском союзе» (к настоящему времени уже примененную в отношении Венгрии и Польши). Эта новая программа предусматривает, среди прочего, механизм раннего предупреждения, позволяющий Комиссии вступать в диалог с соответствующим государством-участником, чтобы предотвратить эскалацию системных угроз верховенству права. В случаях, когда в рамках новой программы по обеспечению верховенства права решения найти не удается, всегда сохраняется возможность ст. 7 как последнего средства, позволяющего разрешить кризис и обеспечить соблюдение ценностей Европейского союза. Рамочная программа по обеспечению верховенства права была применена по отношению к Польше, но поскольку это не привело ни к каким результатам, Европейская Комиссия запустила процедуру, предусмотренную ст. 7.

III. Демократия от Перикла до гитлеровской Германии

Для нашего государственного устройства мы не взяли за образец никаких чужеземных установлений. Напротив, мы скорее сами являем пример другим, нежели в чем-нибудь подражаем кому-либо. И так как у нас городом управляет не горсть людей, а большинство народа, то наш государственный строй называется народоправством. В частных делах все пользуются одинаковыми правами по законам. Что же до дел государственных, то на почетные государственные должности выдвигают каждого по достоинству, поскольку он чем-нибудь отличился не в силу принадлежности к определенному сословию, но из-за личной доблести. Бедность и темное происхождение или низкое общественное положение не мешают человеку занять почетную должность, если он способен оказать услуги государству.[22]

Эти слова были сказаны греческим государственным деятелем Периклом (495–429 до н. э.) в речи на похоронах воинов, погибших в конце первого года Пелопоннесской войны.

В буквальном переводе демократия означает «народоправство». Это давняя почтенная концепция, основанная на принципе, гласящем, что все люди равны. Люди заключают договор друг с другом и готовы подчиняться его правилам, если им позволено тем или иным образом участвовать в выработке условий этого договора. Разумеется, в Древней Греции равные права распространялись только на мужчин, но уже это было неплохо для начала.

Идея о договоре, который заключают друг с другом граждане, носит, конечно, теоретический характер. В конце концов, было бы довольно затруднительно обращаться к каждому гражданину после его рождения с вопросом о том, желает ли он присоединиться к договору, и если да, то на каких условиях. Все мы – часть истории, которую невозможно стереть. Единственное исполнимое решение этой проблемы заключается в предоставлении людям возможности выбирать общие принципы организации своего государства и общества через своих представителей. Это и есть современная представительная демократия, существующая во многих странах. Просто невозможно дать каждому возможность обсуждать каждый вопрос. Часто возникает необходимость в быстром принятии решений – их невозможно отложить до наступления катастрофы. В качестве примера можно привести кризис, вызванный пандемией COVID-19.

Когда же речь заходит о менее срочных, но тем не менее важных решениях, иногда выдвигается идея о проведении референдума – весь электорат выражает свое мнение о каком-либо конкретном плане. Именно это было сделано 18 сентября 2014 г. в Шотландии: каждый человек, обладающий правом голоса, мог высказаться за независимость своей страны или против нее. Традиционное возражение против концепции референдума заключается в том, что людям задают один конкретный вопрос вне его связи с другими проблемами. Например, если вы решите спросить у электората, не стоит ли снизить подоходный налог на 10 %, вы рискуете тем, что из-за эйфории по поводу снижения налогов люди будут закрывать глаза на то, что оно приведет к сокращению финансирования социальных расходов.

В представительной демократии, где общая организация государства и общества определяется представителями народа, обычно удается достичь приемлемых решений, которые одобряет большинство представителей. При самом лучшем сценарии это большинство соответствует большинству избирателей. В самом худшем между первым и вторым большинством образуется значительный разрыв. В наши дни демократия в значительно большей степени основана на равенстве всех людей (а не только мужчин), чем во времена Перикла. А это означает, что каждый и каждая должны иметь возможность для выражения своих взглядов. Поэтому разделение общества на две части, как это было у греков и, позднее, в эпоху рабства или в эпоху расовой сегрегации в США и Южной Африке, неприемлемо. Право голоса не должно зависеть от состояния, или уровня дохода, или от пола. В современной демократии право голоса является всеобщим.

Довольно часто демократия и верховенство права упоминаются «в одном флаконе». Я и сам так делаю в этой книге. Но они не синонимичны. Демократия не становится автоматически государством, основанным на верховенстве права. В Германии 1930-х гг. диктатура Гитлера была установлена посредством демократического процесса принятия решений.[23] По его инициативе в 1935 г. были приняты нюрнбергские расовые законы. Они были основаны на идее о том, что люди не равны, вводя дискриминацию в отношении евреев. В Италии переход от демократии к фашизму произошел в 1920-е гг. Антисемитизм сыграл при этом определенную роль, хотя и не был настолько тотальным, как в Германии.

Южноафриканская система апартеида тоже была основана на неравенстве людей. Более того, «маркетинговая» подача сегрегации в США под девизом «раздельны, но равны» не могла скрыть того факта, что чернокожие граждане подвергались систематической дискриминации. Дискриминация по признаку расы, происхождения, вероисповедания и другим подобным признакам несовместима с человеческим достоинством и, следовательно, с принципами верховенства права. Человеческое достоинство означает, что ни об одном человеке нельзя судить на основании его или ее гендера, этнического или иного происхождения, сексуальной ориентации, политических убеждений, вероисповедания, мировоззрения и т. д. Все эти характеристики определяют индивидуальность человека и должны восприниматься как должное. О людях можно судить лишь по их поступкам.

Вот что я имею в виду: законы, грубо нарушающие принцип верховенства права, вполне могут приниматься посредством демократических процедур. С другой стороны, сложно себе представить существование верховенства права без демократии. В конце концов, как мы только что убедились, идея верховенства права основана на идее равенства граждан. Как же в этом случае можно защищать такие формы правления, как диктатура или олигархия? Конечно, теоретически возможно избрание диктатора с помощью демократических процедур с установлением гарантий того, что в нужный момент он будет с помощью тех же процедур смещен со своего поста. Кроме того, существуют республики, наделяющие своих президентов значительной властью, такие как США, Франция и Турция (обе в меньшей степени). Вариацией на ту же тему можно назвать монархии. По крайней мере в Европе монархи не обладают значительными полномочиями, а конституция может быть изменена с тем, чтобы отменить монархическое правление. Таким образом, речь не идет о диктатуре суверена – точно так же, как в современных западных республиках, которые мы только что упомянули, речь не идет о диктатуре президента. А главное, в этих современных демократиях и суверены, и президенты связаны требованиями закона.

Диктатура возможна только при отсутствии каких-либо сдержек, ограничивающих действия «лидера», и представительного органа, способного ему противодействовать. Такая ситуация не только проблематична с моральной точки зрения – она нецелесообразна в долгосрочной перспективе. История Европы и Южной Америки знает множество тому примеров, а «арабская весна», похоже, станет очередным подтверждением. Граждане арабских стран тоже требовали прекращения репрессий, политических свобод, демократии и соблюдения прав человека. Они хотели положить конец коррупции, безработице и нехватке продовольствия. Нам неизвестна модель, которая лучше способна достичь этих целей, чем демократия, основанная на верховенстве права. Если такое государство стабильно, оно также способствует лучшему экономическому положению. «Индекс верховенства права», измеряемый организацией World Justice Project, демонстрирует, что качество верховенства права в стране коррелирует с ее валовым национальным продуктом. Страны, где верховенство права не развито, менее развиты экономически – и наоборот.[24] Объясняется это очень просто: никто не хочет заниматься бизнесом со страной – или в стране, – где невозможно обеспечить соблюдение договорных обязательств, а значение имеет в конечном счете только мнение правителя, не связанного какими-либо сдержками и противовесами. Достойны внимания замечания, которые сделал по этому поводу судья Брейер. Он считает, что компании не желают делать инвестиции в странах, где верховенство права не соблюдается, где власти коррумпированы, где в случае возникновения спора у вас нет доступа к независимому и беспристрастному суду, где отсутствует какая-либо предсказуемость. Брейер, в свою очередь, цитирует Алана Гринспена,[25] который сказал, что «верховенство права и право частной собственности представляются мне самыми значительными институциональными основаниями экономического роста и процветания».[26]

IV. Верховенство права и плохое обращение с пингвинами

L’ état, c’est moi. («Государство – это я».)

Дом всякого человека есть его крепость. Пусть даже он продуваем всеми ветрами, король Англии войти в него не может.[27]

Иными словами, в своем доме даже самый бедный человек может противостоять власти монарха.

Так что если вы вздумаете издеваться над пингвином в лондонском зоопарке, вам не удастся избежать уголовного преследования, даже если вы архиепископ Кентерберийский.[28]

Первое высказывание приписывают королю Людовику XIV, абсолютному монарху, известному как Король-Солнце. Он считал себя выше закона. Вторая цитата выражает противоположный взгляд: даже король связан законом. А третья выражает ту же мысль иначе: какую бы высокую должность вы ни занимали, вы обязаны соблюдать закон. Никто не может быть выше закона – ни король, ни его министры, ни самые высокопоставленные судьи.

Как такое возможно, что сам король не может войти в ваш дом без вашего разрешения – не только в прошлом, но и сегодня? Дело в том, что неприкосновенность жилища закреплена и охраняется различными конституциями и Европейской Конвенцией о защите прав человека. Любые исключения должны быть четко определены в законе. Следовательно, законодательство должно обеспечивать невозможность произвольного нарушения прав человека. Это задача законодателя. А исполнительная власть, включая полицию, обязана это законодательство соблюдать. Но если не существует никаких механизмов для того, чтобы обеспечить соблюдение закона, его практическое значение может постепенно теряться; он превращается в простые «слова на бумаге». И в этом отношении большая роль принадлежит власти судебной. Она контролирует исполнительную власть.

Закон регулирует отношения между гражданами и отношения между гражданами и властью. Слова, приписываемые Людовику XIV, таким образом, вполне соответствуют его представлению о себе как о представителе Бога на земле, но совершенно несовместимы с верховенством права. На фасаде здания Верховного суда США выгравирована надпись: «Равное правосудие по закону». Эта идея заставила бы Короля-Солнце содрогнуться. Он сам решал, какие правила его касаются.

В государстве, основанном не верховенстве права, все равны перед законом – высокопоставленные чиновники, включая архиепископа Кентерберийского, тоже ему подчиняются. Но иногда для того чтобы в этом убедиться, приходится обращаться в суд.

V. Разделение властей: Монтескье и Берлускони

Еще один знаменитый француз, Монтескье, внес огромный вклад в создание системы, в которой власть не может целиком принадлежать одному человеку – и поэтому никто не может быть выше закона. «C’est une experience éternelle que tout homme qui a du pouvoir est porté à en abuser (…) Pour qu’on ne puisse abuser du pouvoir, il faut que, par la disposition des choses, le pouvoir arrête le pouvoir». Один из [русских] переводов: «Известно уже по опыту веков, что всякий человек, обладающий властью, склонен злоупотреблять ею. <…> Чтобы не было возможности злоупотреблять властью, необходим такой порядок вещей, при котором различные власти могли бы взаимно сдерживать друг друга».[29]

Монтескье изложил концепцию разделения властей в своем труде «О духе законов» (De l’esprit des lois), опубликованном в 1748 г. Суть этой идеи состоит в том, что законодательная, исполнительная и судебная власти не должны принадлежать одному органу или лицу. Эти три ветви должны уравновешивать друг друга, чтобы возможности для злоупотребления были сведены к минимуму. Поскольку законодательная, исполнительная и судебная власть осуществляются разными установлениями, каждое из них может при необходимости умерить аппетиты других. Так они могут сдерживать друг друга и предотвращать ситуацию, когда одна из ветвей слишком преобладает над другими. Например, бывший премьер-министр Италии Сильвио Берлускони однажды попытался добиться законодательного иммунитета для себя лично, чтобы избежать уголовного преследования. Итальянский Конституционный суд отказался поддержать его и признал соответствующий акт неконституционным, сославшись на равенство всех перед законом.

Даже в наши дни многие элементы государственного устройства в европейских странах восходят к идеям Монтескье. Многие конституции и основанные на них законодательные акты насквозь пропитаны идеей разделения властей. Это предотвращает концентрацию власти в одних руках, которая могла бы побудить кого-то к тому, чтобы считать себя выше закона – как Король-Солнце. Верховенство права предполагает, что каждый связан его нормами.

Три ветви власти – законодательная, исполнительная и судебная – сдерживают друг друга при принятии и исполнении законов. Законодательный орган устанавливает общие рамки, которые исполнительный орган наполняет практическим содержанием. А затем суды принимают решения по отдельным делам, оказывающимся на их рассмотрении. Это равновесие также означает, что законодательный орган может изменять законодательство по результатам вынесенного судебного решения, после чего перед судами может быть поставлена задача истолковать новый закон и применить его в рамках, определенных конституцией и международным правом (если такие основания для пересмотра предусмотрены). Это постоянный процесс. Иначе говоря, при верховенстве права нет никого, за кем бы оставалось последнее слово.

VI. Защита прав человека

Защита фундаментальных прав каждого, которые также принято называть правами человека, – важнейший аспект верховенства права. Это права, вытекающие из достоинства каждого человека, такие как право на жизнь и право на свободу выражения мнения. Они гарантируют личные свободы всем и каждому, включая людей, принадлежащих к этническому, религиозному или иному меньшинству.

Права человека – это права, принадлежащие каждому человеку в любой точке мира. Их цель состоит в том, чтобы защищать людей от государственной власти и обеспечивать возможность каждому сохранять человеческое достоинство. Они, например, означают, что каждый может иметь и свободно выражать свое мнение. Или что государство не может произвольно применять насилие по отношению к своим гражданам. Они означают право на образование, на то, чтобы иметь достаточно еды и крышу над головой. Государства договорились друг с другом, что они гарантируют эти права каждому. Вне зависимости от расовой принадлежности, цвета кожи, пола, языка, вероисповедания, политических или иных убеждений, национальной или социальной принадлежности, уровня благосостояния, места рождения или любого другого признака. Права человека составляют основу любого законодательства и любой политики, осуществляемой государством.

Так объясняет это понятие на своем сайте Нидерландский институт прав человека.

Права человека – это основание нашей цивилизации. Они закреплены в высших источниках права, таких как международные договоры и конституции. Это придает им очень значительный правовой статус – конституцию или международный договор непросто изменить. Бывший судья Верховного суда США Уильям Бреннан однажды сказал, что цель конституции состоит в том, чтобы признать определенные права правами высшего порядка и оградить их «от посягательств того или иного временного политического большинства».[30] Это необыкновенно точно – и, среди прочего, объясняет, почему судьи, не будучи избраны прямым демократическим образом, получают полномочия по судебному контролю законодательства: потому что они должны отдавать приоритет высшему источнику права. Особенно когда временное политическое большинство хочет сделать что-то несовместимое с этим источником или когда исполнительная власть не соблюдает фундаментальные права человека.

Во многих странах суды могут принимать решения о конституционности законодательства и договоров. Отдельные права могут также защищаться от нарушений со стороны законодательной или исполнительной власти посредством международных соглашений о защите прав человека. В значительной степени мы обязаны этим той роли, которую на протяжении последних десятилетий играла Европейская Конвенция о защите прав человека (ЕКПЧ). Конвенция была принята в Риме 4 ноября 1950 г. Ей предшествовала Всеобщая декларация прав человека, принятая Генеральной ассамблеей Организации Объединенных Наций 10 декабря 1948 г. Цель Декларации состояла в предотвращении, насколько это возможно, будущих злодеяний и преступлений, подобных совершенным во время Второй мировой войны (в результате событий в нацистской Германии). В ЕКПЧ содержится явная отсылка ко Всеобщей декларации – она называет договаривающиеся стороны «движимыми единым стремлением и имеющими общее наследие политических традиций, идеалов, свободы и верховенства права». ЕКПЧ также создала международный суд, Европейский Суд по правам человека, призванный обеспечивать соблюдение прав человека, гарантируемых Конвенцией, после исчерпания всех национальных средств правовой защиты. В последние годы Договор о Европейском союзе и Суд Европейского союза также играют в этом отношении важнейшую роль. Хартия Европейского союза о правах человека содержит аналогичные принципы защиты прав человека.

VII. Баланс ветвей власти, основанный на свободе гражданина

Таким образом, мы имеем дело с целым переплетением разных проблем: власть должна быть связана нормами права, разрешение споров и наказание должны быть прерогативой судов, фундаментальные права должны соблюдаться. В основе всего этого лежит главный приоритет – защита гражданских свобод. Функция государственного аппарата – не создание препятствий для человека; он должен способствовать нашей свободе и процветанию. Если законодатель навязывает нам законы, которые значительно ограничивают наши свободы, мы, к счастью, всегда можем обратиться в суд. Суд может определить, является ли ограничение нашей свободы избыточным в каждом конкретном случае. Например, допустима ли криминализация ношения никаба. Или является ли предоставление налоговых льгот бизнесу дискриминацией по отношению к индивидуальным налогоплательщикам. Если законодатель принимает слишком жесткие законы, исполнительная власть иногда может смягчить их действие в ходе правоприменения.

Как мы видели выше, концепция верховенства права основана на разделении властей. Мы признаем осуществление власти другими, потому что для достижения определенного уровня порядка в обществе необходимы правила. И соблюдение этих правил должно быть обеспечено. Исторически сложилось, что у нас есть законодательные органы, устанавливающие общие правила, правительство, применяющее эти правила в своей деятельности, и суды, которые в случае возникновения споров между гражданами, компаниями, учреждениями или государственными службами или в случае несоблюдения гражданами правил выносят свои решения или налагают санкции. Именно поэтому для граждан, организаций и компаний так важен легкий доступ к судам. Нет никакого смысла в предоставлении полномочий по принятию решений независимой и беспристрастной судебной власти, если в реальности обращение в суд невозможно – слишком дорого, слишком сложно или занимает слишком много времени. В таких условиях законодательную и исполнительную власть никто не сдерживает. Я еще вернусь к этому вопросу в следующих главах.

Отвечая на вопрос о том, зачем нам верховенство права, бывший руководитель Голландского научного совета по государственной политике (издавшего в 2002 г. доклад под названием «Будущее национального конституционного государства») Михиль Схелтема сказал, что оно нужно «для того, чтобы защищать граждан от произвола и гарантировать правовую определенность и равное обращение».[31] Верховенство права существует для граждан. Если исполнительная власть преступает свои границы так, что это затрагивает интересы граждан, ее может приструнить власть законодательная – например, запретив полиции проводить обыски без достаточных оснований для подозрений в противоправной деятельности. Суд также может вмешаться по требованию гражданина, чья свобода была таким образом нарушена. А если слишком много власти оказывается у судов, их может призвать к порядку законодательная власть – путем принятия новых законов. Если же суд обосновал свое решение нормами международного права, это может быть сделано путем принятия новой нормы международного права.

Таким образом достигается определенное равновесие. Иными словами – да, я повторю это несколько раз, – ни за кем, даже за политическими лидерами, не остается последнего слова. В этом контексте можно часто услышать выражение «примат политической сферы». Оно основано на неверной предпосылке, что в конечном счете решения принимают политики. А эта предпосылка прямо противоположна тому, как должно быть устроено демократическое государство, основанное на верховенстве права: каждая из ветвей власти сдерживает остальные, благодаря чему устанавливается баланс. Результатом становится умеренность, одна из четырех кардинальных добродетелей.[32] Это не означает, что законодатель должен всегда действовать с оглядкой. В демократической стране именно законодательная власть отвечает за общее устройство государства и – хотя это может зависеть от политических взглядов – общества. Именно законодательная власть определяет и условия, при которых государство может действовать в ущерб своим гражданам. Законодательство принимается тем правительством, которое сформировано на сегодняшний день, вместе с представителями народа; оно, таким образом, выражает то, что народ считает необходимым и желательным. Наконец, оно является тем основанием, на котором принимают свои решения исполнительная и судебная власти. Это означает, что эти решения также санкционированы демократическим путем. Позже мы увидим, что законы не могут регулировать мельчайшие детали и что иногда в них встречаются пробелы. И что они могут терять свое значение перед лицом новых обстоятельств, наступления которых законодатель не мог предвидеть.

Так в общих чертах выглядит демократия, основанная на верховенстве права. Это описание может показаться очень абстрактным. Наверное, хорошей иллюстрацией будет противоположный пример. Иначе говоря, как выглядит страна без верховенства права, где никто не связан нормами права? В 2012 г. одна голландская газета так описала ситуацию в Демократической Республике Конго: «Политики свободно крадут у государства. Правительство не платит зарплат, или зарплаты “не доходят” до получателей, поэтому учителя вымогают взятки у родителей. Полицейский не примет у вас заявление без “денежного стимула”. Журналисты платят сотрудникам спецслужб, чтобы избежать ареста. Солдаты, не получающие никакой платы, занимаются грабежами, а ополченцы насилуют женщин».[33]

При верховенстве права то, что каждый подчиняется требованиям закона, защищает нашу свободу и наше человеческое достоинство. Тем не менее жизнь в обществе предполагает некоторые ограничения этой свободы другими и государством. Жизнь среди других людей требует терпения и умеренности (temperantia по-латыни). Это означает готовность слушать других, учитывать интересы и ценности других, не спешить обвинять других во всех смертных грехах. С точки зрения верховенства права важно то, что допустимы только надлежащим образом легитимированные ограничения наших свобод и что между властью государства и властью граждан существует определенный баланс. В демократическом обществе, основанном на верховенстве права, власть осуществляется правом, а не правителем. Право создает возможности, но и устанавливает их пределы.

Соединенные Штаты Америки – это «власть законов, а не людей». При такой власти «там, где есть законное право, есть и законное средство его защиты». И вообще, «сама суть гражданской свободы заключается, несомненно, в праве каждого человека прибегнуть к защите закона, когда ему нанесен ущерб».[34]

Иными словами, сущность фундаментальных прав человека – таких как свобода выражения мнения, право на уважение частной жизни и право на надлежащую правовую процедуру – состоит в том, что у каждого человека есть право и возможность воспользоваться предоставляемой законом защитой от нарушений этих свобод.

I. Об идее взять правосудие в свои руки, суде присяжных и независимой судебной власти

Цитата, приведенная в начале этой главы, перекликается с The Federalist Papers – сборником статей и эссе, написанных Александром Гамильтоном, Джеймсом Мэдисоном и Джоном Джеем и опубликованных под псевдонимом «Publius» между 27 октября 1787 г. и 28 мая 1788 г., когда была подписана и (частично) ратифицирована Конституция. Здесь интересно отметить параллели с текстом Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ), вступившей в силу более чем 150 годами позже:

Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона.[35]

Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве.[36]

Цель Конвенции состоит в том, чтобы гарантировать соблюдение прав человека на практике. Она создает связь между гражданскими свободами и доступом к судам – и очень правильно делает. Если речь идет о ваших правах и обязанностях – и, таким образом, о пределах вашей свободы, – вы обращаетесь в суд или предстаете перед ним. Или если вы считаете, что нарушаются ваши имущественные права, что кто-то покушается на вашу частную жизнь, что кто-то не выполняет условия заключенного с вами договора или если власти лишили вас свободы, – во всех этих случаях – и во многих других, когда нарушается то или иное право, – вы можете обратиться в суд. Некоторые нарушения, конечно, допустимы. Проведение обыска в чьем-то жилище в ходе расследования уголовного дела может оказаться необходимым. Человек с психическим расстройством может нуждаться в помещении в психиатрическое учреждение, в его же собственных интересах. Но в таких случаях исполнительная власть – если речь об уголовном деле, то это прокуратура и полиция, – должна получить разрешение у судов.

В гражданских делах, где речь часто идет о невыполнении договорных обязательств, возможность обращения в суд тоже имеет ключевое значение для функционирования общества. В противном случае устанавливается закон джунглей. Ведь если вы вынуждены уступить более сильному оппоненту и не можете передать спор на рассмотрение суда, в результате победителями всегда будут самые сильные и самые нахальные, даже если вы, более слабая сторона, убеждены в своей правоте. В этом состоит различие между «быть в своем праве» и «быть признанным правым». К сожалению, даже если суд принял решение и признал вас в своем праве, вам нужно еще добиться согласия с этим признанием противной стороны.

В западных демократиях почти всегда есть возможность добиться того, чтобы нарушение закона, в чем бы оно ни состояло, было рассмотрено судом.

Это невозможно лишь в исключительных случаях. Возможность обжалования перед независимым и беспристрастным судьей действий других ветвей власти – это важнейший элемент верховенства права. У судов есть три основные функции.

1. Разрешение споров и назначение наказаний. Суды рассматривают споры на основе закона, принимают решения о том, было ли совершено уголовно наказуемое деяние, выносят приговоры в отношении тех, кто признан виновным, и налагают санкции или пересматривают санкции, наложенные административными органами. При вынесении решения судьи не должны руководствоваться своими личными убеждениями и политическими предпочтениями. Необходимо, чтобы люди доверяли им в этом отношении.

2. Предоставление правовой защиты. Там, где задействована исполнительная власть, суды оценивают законность ее действий. Это побуждает власти к соблюдению закона и дает правовую защиту тем, чьи интересы затронуты. Предоставление правовой защиты также предполагает, что в случае необходимости суды защищают граждан друг от друга.

3. Судебное нормотворчество. Суды толкуют законодательство. Они вносят свой вклад в нормотворчество, объясняя, каким образом должны толковаться нормы права, применимые к делам, которые они рассматривают.

Защита прав человека – лейтмотив, объединяющий все эти разные функции. Это связано с тем, что во многих странах положения Конституции, касающиеся прав человека, приоритетны по отношению к другим законам. В других странах – например, в Нидерландах – Конституция предусматривает, что суды должны всегда применять международно-правовые нормы, обладающие прямым действием, такие как нормы ЕКПЧ.

Тем не менее, для того чтобы суды могли выполнять три вышеуказанные функции, у людей должна быть реальная возможность иметь к ним доступ. Я вернусь к вопросу о доступе к судам в конце этой главы.

Не менее важен вопрос о том, хотите ли вы рассмотрения вашего дела судом. А вам вряд ли этого захочется, если вы подозреваете судей в небеспристрастности или имеете основания полагать, что человек, который напал на вашу дочь или вломился к вам в дом, получит несерьезный приговор или вообще уйдет от ответственности из-за процессуального нарушения. К вопросу о мягких приговорах и процессуальных нарушениях я тоже еще вернусь в этой главе. Здесь я хочу сказать, что мы должны быть уверены в правильном применении закона нашими судьями – иначе может возникнуть проблематичная ситуация, когда люди берут правосудие в свои руки.

Первое условие доверия к судебной власти – это ее беспристрастность. Разрешая споры, будь то между гражданами или между гражданами и государством, судьи должны принимать решения без предубеждения. Мантии, которые носят судьи во многих странах, символизируют их нейтральность. Беспристрастность настолько важна для доверия к судьям, что требования по этой части исключительно высоки: следует избегать даже видимости пристрастности. Нельзя допускать, чтобы у какой-либо из сторон могло возникнуть обоснованное опасение, что судья заранее настроен в пользу другой стороны. Об этом мы поговорим в той части Главы 7, которая касается отводов (отстранения судьи от рассмотрения дела в связи с возможной предубежденностью).

Второе условие – это независимость. Исполнительная власть не должна оказывать давление на власть судебную. Судьи не должны иметь оснований опасаться за свое место при вынесении решений, которые могут не понравиться действующему правительству. Именно поэтому так важен запрет на увольнение судей. По той же причине я являюсь абсолютным противником системы, действующей в некоторых штатах США, при которой судьи назначаются на определенный срок, по истечении которого должны переизбираться. Многие из председателей верховных судов штатов, с которыми я разговаривал на международной конференции во Флоренции в декабре 2010 г., согласились с этим моим мнением.

Независимость от исполнительной власти гарантируется тем, как закон регулирует правовой статус судей. Обычно судьи назначаются пожизненно и, например, в Нидерландах могут быть лишены своего статуса только Верховным судом по представлению генерального прокурора (выступающего в качестве советника Суда). Возможность лишения статуса существует и в Великобритании.

В качестве конкретного примера независимости судебной власти можно привести решение гражданской палаты Верховного суда 2011 г. по делу о Сребренице. Суд вынес решение не в пользу государства. Когда я рассказал об этом решении международной аудитории представителей юридической профессии в Берлине, один испанский адвокат сказал: «Да вы и правда независимы». Его восхищение тем, что мы в Нидерландах считаем само собой разумеющимся, служит яркой иллюстрацией того, что это на самом деле не самоочевидно. Во всей всемирной истории можно найти не так много стран и не так много периодов, в которых существовала бы поистине независимая судебная власть.

Хотя беспристрастность и независимость составляют абсолютные условия доверия к правовой системе, они иногда означают, что судьи могут выносить решения, вызывающие несогласие широкой общественности. Однако судьи не должны руководствоваться подобными соображениями. Применив соответствующие нормы права к конкретным обстоятельствам, они время от времени приходят к заключениям, которые вряд ли могут многим понравиться. В таких случаях судьи должны сохранять непреклонность и переждать бурю, пока она не утихнет. В обосновании своего решения им нужно продемонстрировать три момента. Во-первых, что они верно определили применимые нормы права; во-вторых, что они не вышли за пределы своего усмотрения; и, в-третьих, что они вынесли справедливое решение с учетом всех обстоятельств дела. Это может оказаться тяжелой задачей – признание недействующим нового законодательства о налогообложении, торможение тех или иных планов правительства или оправдание человека, которого большинство считает виновным. По словам французского прокурора Эрика де Монгольфье, у судей иногда возникает «devoir de déplaire», обязанность вызывать неудовольствие.[37] Желание угождать – худший недуг, от которого может страдать судья.

Решения, которые противоречат чувству справедливости, испытываемому большинством населения, могут вызывать конфликты. А иногда и призывы об отстранении судьи, выносящего неприемлемые решения. Такие критики, вероятно, не вполне отдают себе отчет в том, к каким утратам привело бы исполнение их призывов. Как только уже другое большинство пожелает чего-то, что будет нарушать их права, им будет не на что опереться. Страну, в которой преобладающего мнения достаточно для нарушения прав, нельзя назвать цивилизованной.

А что насчет суда присяжных? В Нидерландах, стране, в которой нет ни суда присяжных, ни какого-либо другого непрофессионального элемента системы правосудия, периодически высказывается мнение о том, что введение суда присяжных повысит уровень доверия граждан к правовой системе. Идея состоит в том, что если люди своими глазами увидят происходящее в ходе судебного разбирательства по уголовному делу и смогут сами принять участие в этом процессе, их доверие к системе возрастет.

Суд присяжных существует в нескольких западных демократиях. Он даже существовал недолгое время в Нидерландах. За несколько месяцев до того, как сам Наполеон в 1811 г. посетил страну, которая ранее называлась Голландское королевство, она была «инкорпорирована» во Французскую империю и в ней были введены французские системы права и управления. Это означало, что стали действовать наполеоновские кодексы, предусматривавшие суд присяжных по уголовным делам. Коллегия присяжных должна была выносить решение о виновности на основе своего conviction intime (внутреннего убеждения), а не предусмотренных законом правил доказывания.[38] В 1813 г., когда Нидерланды наконец перестали быть французскими владениями, одной из первых отмененных институций стал суд присяжных. Больше его никогда не вводили, хотя нельзя сказать, что участие непрофессионалов в отправлении судебной власти никогда больше не обсуждалось. В 2006 г. министр юстиции по предложению парламента поручил профессору Тео де Росу провести исследование по вопросу о том, будет ли такое участие способствовать повышению уровня доверия общественности к правовой системе и осведомленности о ней.

Профессор де Рос пришел к ряду интересных выводов. Во-первых, он отметил, что различные страны твердо придерживаются тех систем, которые в них сложились, вне зависимости от степени участия в судопроизводстве непрофессионалов или его полного отсутствия. Во-вторых, у обеих систем есть свои достоинства и недостатки. Обычно главными преимуществами участия непрофессионалов считается более высокий уровень осведомленности общественности и демократичной легитимности. Недостатки же состоят в большей продолжительности и более высокой стоимости судопроизводства; кроме того, иногда также говорят о менее надежных гарантиях качества.

Профессор де Рос пришел к заключению, что введение участия непрофессионалов не является оптимальным способом повысить доверие к голландской правовой системе. Это доверие в Нидерландах относительно высоко по сравнению со странами, в которых такое участие предусмотрено. Поэтому де Рос не обнаружил сильных аргументов в пользу его введения в Нидерландах, в то время как аргумент против очень весом – высокая стоимость. Потребовались бы радикальные и поэтому дорогостоящие изменения в уголовном процессе.[39]

Если обратиться к опыту США, то мы увидим, что суд присяжных настолько времязатратен, что для его функционирования необходима высокоэффективная «мясорубка», которая «перемалывает» основную массу уголовных дел на высокой скорости. Подавляющее большинство уголовных дел в США разрешаются посредством заключения сделок о признании вины – системы, подвергающейся серьезной критике. Критику вызывает, например, давление, оказываемое на обвиняемых в целях признания вины и согласия на сделку, а также нагрузка на судей, вынужденных добиваться сделок по большому количеству дел и, таким образом, сводить к минимуму уже и так ограниченные возможности по судебному контролю таких соглашений и их пересмотру. По этим причинам я тоже считаю, что введение суда присяжных в целом привело бы к снижению качества верховенства права в Нидерландах.

II. Разрешение споров и назначение наказаний

По сложившейся традиции суды вступают в дело в двух ситуациях. Во-первых, когда граждане, организации или компании находятся в противоречии друг с другом и не могут прийти к совместному решению. Один из вариантов их дальнейших действий – обращение в суд. При необходимости это может сделать одна из сторон вопреки желанию других, что составляет основу гражданского судопроизводства: одна из сторон обращается в суд по гражданским делам, например, когда вторая не выполняет свои договорные обязательства (к примеру, по подряду на ремонт дома) или совершила какие-то другие незаконные действия (например, сбила вторую сторону на автомобиле). Согласно ст. 17 Конституции Нидерландов никто не может быть лишен против своей воли права быть заслушанным в суде – это фундаментальная предпосылка верховенства права. Статья 101 Конституции Германии гласит: «Никто не может быть изъят из ведения своего законного судьи». У нас обязательно должна быть возможность восстановить свое право в суде. Конечно, мы вправе отказаться от этого права или договориться со второй стороной о разрешении спора каким-либо иным способом – например, посредством третейского разбирательства или медиации. Но мы всегда вольны обратиться в суд. А он обязан принять то или иное решение. Суды не могут отказаться от отправления правосудия. Такой вывод можно сделать из ст. 6 ЕКПЧ, согласно которой суды должны осуществить правосудие в разумный срок. В Великобритании ст. 6 ЕКПЧ действует посредством Акта о правах человека 1998 г. А в Нидерландах эта обязанность, кроме того, может быть обоснована старым Законом о законодательных нормах 1829 г.

Споры могут также возникать между гражданином, организацией или компанией, с одной стороны, и государством – с другой. В прошлом такие споры могли рассматриваться в Нидерландах судами общей юрисдикции. В начале XX столетия налоговые споры рассматривались специализированными налоговыми отделениями обычных судов. Другие административные дела и сейчас рассматриваются в первой инстанции окружными судами. В апелляции их рассматривает Отдел административной юрисдикции Государственного Совета или специализированный апелляционный суд – например, по вопросам социального обеспечения.

Еще одна роль судов состоит в назначении наказаний или пересмотре уже назначенных наказаний за нарушения закона. Иными словами, это никак не связано с разрешением споров – суды решают, какие санкции должны быть наложены. Обвинения в традиционной системе уголовного правосудия выдвигает перед судьей государственный обвинитель. В отличие от производства по гражданским или административным делам это не обязательно означает наличие конфликта между таким гражданином и государством. Подсудимые часто признают свою вину в преступлении, в совершении которого их обвиняют. Суд должен решить, обоснованно ли обвинение, и если это так, должно ли быть назначено наказание или какая-либо из так называемых мер некарательного характера – есть, впрочем, еще вариант с освобождением осужденного от наказания. В таких случаях судебная власть выступает в качестве «силовой поддержки» государства.

В наши дни наложение санкций постепенно становится задачей и исполнительной власти, включая службу государственного обвинения. Например, ряд новых законодательных актов наделяет исполнительную власть полномочиями по наложению штрафов. Если лицо, на которое был наложен такой штраф, никак не реагирует, то такое решение вступает в силу и становится обязательным к исполнению. Гражданин может также обжаловать штраф в административном суде, который решает, является ли штраф законным и соразмерным правонарушению. Если обжалуется штраф или альтернативная санкция (например, общественные работы или лишение водительских прав), наложенные службой государственного обвинения, дело рассматривают суды по уголовным делам, играющие свою традиционную роль. Я вернусь к этим нововведениям и вопросам, которые они вызывают, в пятой главе.

III. Структура национальных и европейских судов

Во многих странах большинство дел рассматривается так называемыми судами первой инстанции. Если одна из сторон не согласна с решением, она может обжаловать его в суде второй инстанции (апелляционном суде). Если сторона не согласна и с этим решением, она во многих случаях может обратиться в высший судебный орган страны.

Наряду с национальными юрисдикциями существуют международные суды. В Европе два таких суда играют значительную роль в повседневной практике на национальном уровне.

Во-первых, это Суд Европейского союза (Court of Justice of the European Union, CJEU), ранее называвшийся Европейский суд (European Court of Justice), который находится в Люксембурге. Начиная с создания Общего рынка Европейский союз и его организации-предшественницы обрушили на своих граждан целую лавину норм и предписаний, известных под общим названием acquis communautaire. CJEU играет важную роль в истолковании этих норм. Национальные суды стран ЕС могут обращаться в CJEU, чтобы получить четкое определение относительно норм права ЕС. Например, если возникло сомнение относительно понимания европейской нормы, касающейся дискриминации или правил транспортных перевозок, столкнувшийся с такой проблемой национальный суд может направить в CJEU документ, который называется «запрос предварительного решения». При принятии своего решения национальный суд должен учитывать ответ CJEU. Суды нижестоящих инстанций вправе направить такой запрос, если нуждаются в разъяснении, но высшие национальные суды, такие как Верховный суд, обязаны это сделать. Эта система призвана обеспечивать единообразие в толковании и применении европейского права во всем ЕС. CJEU может рассматривать только вопросы права ЕС, играя, таким образом, ведущую роль исключительно в этой ограниченной области.

Во-вторых, это Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ), который находится в Страсбурге. Юрисдикция этого суда распространяется на Совет Европы – гораздо бо́льшую и менее сплоченную группу государств, в которую входят, например, Российская Федерация, Молдова и Грузия; она действует параллельно ЕС и иногда с ним пересекается. Самый главный документ Совета, обязательный для всех его членов, – это Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод (ЕКПЧ). ЕСПЧ представляет собой высший судебный орган, осуществляющий контроль за соблюдением Конвенции; он работает совершенно иначе, чем CJEU. Любое лицо, находящееся в одном из государств-участников и полагающее, что его права, гарантированные Конвенцией, были нарушены, может обратиться в страсбургский Суд при условии, что все средства правовой защиты на национальном уровне были исчерпаны и не смогли защитить нарушенное право. Суд может определить, что это действительно имело место. В соответствии со ст. 41 Конвенции соответствующее государство должно в таком случае предоставить лицу, чьи права были нарушены, «справедливое удовлетворение». На практике в том случае, если Суд признает нарушение Конвенции, это часто означает, что национальные суды должны внести изменения в свои процессуальные нормы, с тем чтобы аналогичные нарушения не повторялись в будущем. Национальные суды должны подчиняться решениям Суда – иначе ему придется постоянно выносить одинаковые решения по одним и тем же нарушениям. А это не то, ради чего была придумана система ЕСПЧ. Она предполагает, что ответственность за защиту прав, гарантируемых Конвенцией, лежит прежде всего на самих государствах-участниках. Именно они должны предусмотреть эффективные механизмы для защиты прав человека и обеспечивать их восстановление в случаях, когда эта защита по той или иной причине дает сбой. Подразумевается, что обращение в страсбургский Суд – это вспомогательная опция; Суд вмешивается лишь в тех случаях, когда национальные власти не выполнили своих обязательств.