Читать онлайн Невеста мафии бесплатно
Пролог
Стоит жаркое лето. За окном нещадно палит солнце, и в доме все плавится от невыносимого пекла, особенно учитывая, что на кухне полдня вовсю работает плита и духовка. Мама сегодня руководит приготовлением обеда лично, потому что папа ожидает важного гостя, председателя профсоюза докеров – своего непосредственного босса. Мы, дети, уже изнываем от этих бесконечных приготовлений, скуки и голода, потому что нам не позволяют портить аппетит до обеда и играть. Мы ведь тоже должны произвести хорошее впечатление, поэтому уже одеты в парадное и не должны запачкаться, помяться или что-нибудь сломать. По той же причине весь день не разрешено гулять в саду, купаться в бассейне и даже разбегаться по дому. Конечно, все, что возможно, мы нарушаем. Мальчишки перепачкались в сладкой начинке от пирога и до отказу набили им щеки. Девчонки пока еще ничего не запачкали, но постоянно ноют и пристают к маме со всякой дребеденью вроде развязавшегося бантика, хотя она уже и так вся на нервах, потому что ей кажется, что она не успевает. Я не люблю сладкое, но все-таки тоже утащил свою порцию лакомства – несколько кусочков домашней ветчины и сыра, которые уминаю с маленькой тарелочки, сидя на полу в гостиной за диваном и запихивая их в рот руками. Все это очень вкусно, конечно, но мало, и время ожидания гостей тянется бесконечно… Прожевав последний кусочек, оставляю тарелку прямо на полу, а жирные пальцы обтираю о чистые выходные брюки. На подоконник открытого окна прыгает кошка, и мне вдруг приходит в голову, что она тоже голодна, и ее нужно покормить, поэтому я вновь отправляюсь на кухню для очередной секретной операции по похищению ветчины и, может быть, даже свежеиспеченного хлеба, если повезет.
На улице слышится шум двигателя автомобиля. Это, скорее всего, приехал отец. Он опоздал, поэтому мама спешит ему навстречу, чтобы отчитать, и через раскрытые настежь окна слышен их крик. Потом они заходят в дом и разборки продолжаются в просторном холле, на лестнице, на втором этаже и в спальне. Мне совершенно все равно, чего они опять не поделили, но, кажется, папа не купил что-то важное… и это полнейшая катастрофа.
Младшие, Беатрис и Густаво, затевают какую-то возню, будто вдохновившись поведением родителей, которая перерастает в драку с мелкими травмами и ревом. Они близнецы, и постоянно не могут что-нибудь поделить. От них в доме все проблемы. Джино, которому двенадцать, бросается их разнимать, потому что иначе ему достанется от родителей. А мне вот всего семь, поэтому я ни за что не отвечаю и предпочитаю снова спрятаться за диваном вместе с кошкой и ветчиной. Там нестерпимо жарко, но иногда горячий ветер из окна все же приносит с улицы какую-то свежесть. К тому же от него шевелятся прозрачные занавески и щекочут мне лицо. Это приятно, и мне кажется, что я в волшебном шатре из сказки.
Гости сильно опаздывают, и родители успевают поругаться и на этот счет, но потом все же во дворе появляется черный автомобиль, и из него выходит шеф моего папы с женой и двумя детьми. Они взрослые, поэтому совершенно меня не интересуют. Зато моя самая старшая сестра Франческа просто в восторге от сына председателя профсоюза. Ей пятнадцать, ему восемнадцать. У нее накануне только и разговоров было: «Томмазо то, Томмазо это…» Просто противно было слушать ее болтовню. Однако, папа сразу ей сказал, чтобы она даже думать о нем не смела, так как у него есть невеста, и их семья не ровня нам. Этот разговор закончился истерикой. Папа вообще умеет разочаровывать женщин. Это слова мамы, а не мои.
Через десять минут гувернантка выстраивает нас всех в ряд, как на параде, чтобы поздороваться с прибывшими. Это ужасно унизительно и глупо. К тому же мне достается за то, что у меня рубашка выправилась из брюк, а еще я насобирал пыли где-то за диваном, так что видок у меня непрезентабельный. Зато нас наконец-то сажают за стол, к счастью, за отдельный детский. Только Франческа и Джино сидят со взрослыми, и последнему я искренне сочувствую. Он страдает и краснеет, отвечая на дурацкие вопросы взрослых, почти ничего не ест и постоянно держит спину прямо, будто шест проглотил. Представляю, каково ему… Франческа тоже краснеет, но не от страданий, а от радости лицезреть этого пухлощекого сынка председателя. Не понимаю, чего она в нем нашла. Он похож на розового пупса с красными губами, как и его папаша. Только у последнего усы, лысина и живот, а у первого – густая черная шевелюра, и на Франческу он даже не смотрит.
Наевшись так, что дышать тяжело, я вновь прячусь за диваном в гостиной. Гости сидят в большой столовой, так что тут относительно спокойно. От нечего делать смотрю в окно, встав на колени и уложив голову на ладони. После сытного обеда тянет поспать, и мне совсем не хочется играть с остальными, а они, кажется, затевают очередной бедлам, за который скоро влетит всем, мне в том числе, ведь разбираться, кто прав, кто виноват, в такой толпе детишек никому из взрослых неохота. Ужин, вроде бы, идет как надо. Папин шеф доволен и смеется, нахваливает кухню и вино, и родители вертятся перед ним, чтобы угодить еще больше.
На подъездной дорожке к дому вдруг замечаю какой-то черный автомобиль, красивый, дорогой. За ним двигается еще один, и еще… Всего четыре одинаковых автомобиля, которые останавливаются в ряд перед крыльцом нашего дома. Они блестят на солнце, и блики от них слепят глаза. Инстинктивно сползаю пониже, чтобы меня не было видно снаружи, и представляю себя шпионом в засаде. Наконец-то произойдет хоть что-то любопытное. И действительно – двери автомобилей открываются буквально одновременно, и из всех выходят мужчины в классических черных костюмах и со здоровенными автоматами наперевес. Они движутся к дому, и их человек десять-двенадцать. Это немного странно. То есть это очень странно, но сильно удивиться я не успеваю, потому что все эти люди выстраиваются в одну линию и наводят дула автоматов на дом. Один из автоматов смотрит прямо на меня, и от этого становится не по себе. Это будто кино – страшновато, волнительно и завораживающе одновременно. И все же это не кино. Лишь поэтому я инстинктивно вжимаю голову в плечи и ныряю вниз. Почти в ту же секунду обрушивается оглушительный грохот автоматных очередей. Кажется, что все в комнате взрывается – окна, двери на веранду, диваны, кресла, столы, зеркала, комоды, картины, особенно серванты с посудой. Я не вижу всего этого, потому что кричу и весь скорчился на полу за диваном, но по звукам понимаю, что все именно так. На меня летят огромные осколки стекла, и лишь чудом я не чувствую никакой боли. Может быть, просто от шока… К тому же я совершенно оглушен.
Когда стрельба утихает, первый порыв – выскочить и с криками побежать к маме с папой. Однако, кругом битое стекло… Выпрямиться и встать на ноги я не могу от страха, а бежать на четвереньках чревато серьезными порезами… поэтому я просто захлебываюсь слезами и дрожу, сжавшись на полу и пытаясь позвать родителей к себе. В этот момент вновь слышится грохот, крики, топот, а потом вновь автоматные очереди, но на этот раз не на улице, а в соседней комнате. Это еще более жутко. Кажется, я уже сижу в луже собственной мочи и опять кричу. Когда все смолкает, слышны чужие грубые голоса и шаги. Они раздаются по всему дому, поднимаются вверх по лестнице, проникают в каждую комнату. Чужаки с грохотом раскрывают двери, кидают мебель и стреляют, снова стреляют, на сей раз не длинными, а короткими автоматными очередями. Иногда кто-то кричит, а потом замолкает. Я уже, кажется, не кричу, а сижу, боясь дышать. Меня трясет крупной дрожью. Я ничего не понимаю. Только смутно осознаю, что это конец, что моя семья мертва, и что сейчас умру и я. Дрожащая рука зачем-то нащупывает на полу длинный и очень острый осколок стекла и сжимает. По пальцам течет теплая кровь, но я не чувствую боли. Я жду. Жду, когда придут за мной, потому что чужие голоса приближаются. Они кричат и командуют в нашем доме, который теперь то ли их, то ли ничей. Все же осознаю, что он мой и сжимаю осколок еще крепче. Весь напрягаюсь, как пружина, поэтому, когда справа за диван вдруг заглядывает один из людей в черном, с воплем бросаюсь на него и со всей силы вонзаю стекло ему в ногу, в бедро ближе к паху. Ощущаю, как в лицо тут же брызжет что-то теплое, вязкое и темное. Выпускаю стекло, визжу и кричу, потому что меня хватают за волосы и по стеклам вытаскивают из-за дивана на середину комнаты и там бьют ногами. Слышится отборная брань. Я знаю все эти слова. Слышал сто раз на улице, хотя у нас в доме никто так не ругается. Однако, эту брань перекрикивает другой голос, более резкий, низкий и властный.
– Оставь его, Джонни. Парень не промах. Отлично умеет постоять за себя. Дону Алессандро может понравиться такой отчаянный.
– Этот сучонок мне артерию задел! – слышится истеричный голос того, кто пытался на меня напасть.
– Не сочиняй, – невозмутимо отрезает второй. – Ты бы уже сдох, если бы это была артерия. Наложите ему жгут и повязку, а парня с собой в багажник.
Меня вновь хватают. На этот раз за руку. Сначала кажется, что сил совсем не осталось, но тут вижу на полу тело своей младшей сестры Беатрис. Ей всего четыре, но у нее уже огромная дыра в груди, и она застыла в неестественной позе на полу, раскинув руки и удивленно раскрыв большие темные глаза. Они теперь стеклянные, как у куклы. У меня вся кожа горит от бешенства, боли и ужаса, поэтому тут же изворачиваюсь, как уж, и впиваюсь в здоровенную волосатую мужскую кисть зубами. Вновь слышу рычание и ругань, опять на меня обрушиваются удары. Один последний приходится по голове, и я теряю сознание.
Глава 1
«Хочешь победить врага – воспитай его детей».
Восточная мудрость
Марко
Этот кошмар преследует меня с самого детства. Когда-то он снился мне каждую ночь и не раз. Теперь неизменно снится после очередного убийства. Конечно, он не такой четкий и ясный. Это обрывки сцен, ощущений, звуков, боли, которые сознание объединяет в воспоминания, когда просыпаюсь. После него подскакиваю на постели весь в холодном поту, со сбившимся дыханием, и какое-то время прихожу в себя. В голове еще долго крутится все это… и не только это… Приходится вставать с постели, отправляться к холодильнику за бутылкой ледяной воды, потом принимать душ и идти в спорт-зал, прежде чем улетучивается последнее нежелательное воспоминание.
Сегодня рядом со мной на кровати спит роскошная рыжеволосая девушка, которую подцепил вчера в одном из дорогих клубов. Она тамошняя звезда, и за ночь с ней любой посетитель этого заведения продал бы душу дьяволу, потому что она поет, как богиня, выглядит, как богиня, и трахается, как богиня. Однако, я имею ее безо всяких условий, потому что хозяин клуба – мой личный должник, а это значит, что он со всеми своими потрохами, со всем своим имуществом, со всеми своими певичками принадлежит мне, и я буду трахать эту девочку, когда и сколько пожелаю, пока не надоест. Может быть, это заставит меня смилостивиться немного и сбавить проценты по долгу, а, может быть, нет… В конце концов, я могу устроить ее и в другой клуб, и тогда старикашка в конец разорится… А еще могу прибить его на заднем дворе его собственного дома, а вместо него назначить управляющим кого-нибудь более талантливого и расторопного… Только пока что мне лень об этом думать. Этот клуб – мелочь, сошка, былинка в сравнении с теми серьезными вопросами, которые я теперь решаю. Я ведь больше не мальчик на побегушках и не мелкий рэкетир. Я член почтенного семейства дона Алессандро Рензо, его подручный, его любимый приемный сын и его верный цепной пес, которому он доверяет даже больше, чем своим кровным сыновьям.
Вытираю тыльной стороной ладони пот со лба, пытаясь прогнать воспоминания, и чувствую, как девушка рядом со мной завозилась, просыпаясь. Должно быть, я разбудил ее криками во сне или борьбой. Надеюсь, все же не двинул ее нечаянно. Не люблю быть грубым с женщинами, пока они того не заслужили, а эта вчера отработала свою ночь блестяще, да и сейчас приподнялась на локте и улыбнулась так лучезарно и мило, будто мы влюбленные на медовом месяце. Ее нежные пальчики нащупали стоящий колом член и принялись дразнить и ласкать, а я лишь выдохнул и закинул голову на подушку, давая понять, что я не против продолжения. Это тоже неплохой способ временно избавиться от неприятных воспоминаний.
Место женских пальчиков заняли умелые губки и язычок, и я закрыл глаза, отдаваясь ее порочным ласкам. Через пару минут интенсивных трудов профессиональной минетчицы бурно кончаю в горячий женский ротик, даже не придерживая ее голову. Она и сама знает, что должна насадиться поглубже и поплотнее, все проглотить, высосать и вылизать до последней капли, а потом отвалить, потому что я не расположен к общению по утрам после практически бессонной ночи. Когда открываю глаза, девушки в комнате уже нет. В ванной течет вода, но недолго. Потом хлопает входная дверь, и я остаюсь один.
Воспоминания о прошлом все равно возвращаются, даже тот детский животный страх, от которого перехватило горло. Тогда я не представлял, сколько пролежал в багажнике автомобиля, пока не очнулся. Казалось, что вечность. Это теперь я знаю, что от бывшего дома моих родителей до поместья дона Рензо полтора часа езды. Даже хорошо, что меня тогда вырубили, и я не видел всего того кошмара, что там творился. Кроме трупа сестренки… Сглотнул и вновь мысленно очутился в роскошном доме Алессандро, до сих пор не изменившемся ни в единой детали. Единственное, что там меняется, это великолепные букеты свежих цветов, которые регулярно составляет старший садовник, ну и изредка пополняется коллекция дорогих старинных вещей и ценных картин.
Тогда особняк сразу поразил меня своей мрачностью. Почти все стены в нем были отделаны темным деревом. В нем же были выполнены фантастические резные лестницы, двери, окна и полы. Все это загадочно скрипело иногда, но в основном молчало, храня свои зловещие тайны, а мягкие ковры, текстиль, гобелены, шкуры животных поглощали все звуки, будто дом растворял в себе все посторонние предметы, все инородное, что проникало в него извне. Теперь-то я точно знаю, что этот дом живой, потому что все его стены, все полы, все перекрытия, все чердаки и подвалы пропитала кровь, которая теперь циркулирует по этому черному дереву, протянувшему свои корни до самого ада.
Несколько мужчин в черном вели меня по этим комнатам, лестницам и коридорам, пока мы не оказались в кабинете хозяина. Худой, бледный и осунувшийся, он сидел в своем огромном кожаном кресле, будто мумия древнего царя на троне, только облаченная в современный дорогой костюм, и курил сигару. Его губы, настолько тонкие, что их и видно-то не было, сжались в искривленную линию.
– Дело сделано, дон Алессандро, – отчитался один из моих сопровождающих.
– Кто это? – сухо бросил он в мою сторону.
– Мальчишка Каприано. Яростно сопротивлялся. Сильно ранил Джонни. Даже пришлось в больницу отвезти… Решил, что вы захотите его увидеть и сами решить, что с ним делать.
– Вот как… – протянула мумия в костюме и взглянула на меня своими мертвыми глазами. – Как тебя зовут?
– Марко.
– Марко Каприано… Что ж, Марко. Я был хорошо знаком с твоим отцом. Мы даже были друзьями, поэтому я сожалею о том, что произошло. И ты тоже должен знать правду. Твой отец совершил большую ошибку, за которую поплатился. Он выбрал не ту сторону, предал своих старых друзей и людей чести1. Ты ведь понимаешь, что предавать друзей плохо? Друзьям нужно доверять. Так вот в память о нем я воспитаю тебя как сына. Только ты должен всегда помнить, кто подарил тебе жизнь, и быть благодарен. Я ценю верность. Я ценю отвагу. Я ценю ум и послушание. Будь мне предан, и тебе воздастся. Ты понял, Марко?
– Да.
– Я был уверен, что ты умный мальчик. Уведите его. Накормите. Переоденьте. Подготовьте ему комнату на третьем этаже рядом со спальнями моих детей. Пусть он ни в чем не нуждается.
Тряхнул головой и рывком встал с постели, пытаясь выветрить из головы те события. Впрочем, это было бесполезно. Где-то глубоко внутри постоянно тлели угли этой боли и этой ненависти. Единственное место, где душа находила на некоторое время покой, было кладбище Сейнт Реймондс и шесть каменных надгробий, выстроившихся в ряд. Лоренцо Каприано. Аллесия Каприано. Джино Каприано. Франческа Каприано. Беатрис Каприано. Густаво Каприано. Имена из моего прошлого, которые теперь существовали только в виде выгравированных на холодных камнях букв. Только там время останавливалось, воспоминания, будто испугавшись этих безжизненных камней, отступали. Все сковывала пустота и холод, будто коматозный сон. Никаких мыслей, никаких чувств, никакой патетики и отчаяния. Просто минуты провала в ничто, а затем – новый глоток воздуха, чтобы можно было жить дальше, зная, ради чего я живу.
Мельком глянул на настенные часы – без четверти семь. У меня еще оставалось время, чтобы провести свой обычный ритуал: тренировка, чтобы как следует размяться, душ, легкий завтрак, выбор костюма, выбор автомобиля, тридцать минут на дорогу. Дон Алессандро ждал меня сегодня в десять, чтобы услышать о результатах моей встречи в Чикаго, и он не терпел опозданий и ошибок, а я никогда не допускал ни того, ни другого.
* * *
В поместье я явился даже раньше назначенного времени, чтобы разведать обстановку после двухнедельного отсутствия. Внимание сразу привлек незнакомый ярко-лиловый кабриолет, припаркованный у главного входа, а, точнее, просто брошенный посреди подъездной дорожки. Припарковался в стороне и подошел к одному из вооруженных охранников.
– Чей? – задал короткий вопрос. Обычно я всегда заранее бывал в курсе, что происходит в доме, поэтому подобная неосведомленность тут же разозлила.
– Доминика вернулась из Европы пять дней назад, – так же коротко и по делу ответил охранник.
Значит, вот оно что… Доминика… Внутренне поморщился, вспоминая эту мелкую стерву, но виду, конечно, не подал. Впрочем, все в доме из приближенных прекрасно знали о наших отношениях. Просто давно это было… очень давно. Доминика Рензо была единственной дочерью Алессандро, не то чтобы любимой, потому что любить он в принципе не умел, но звание дочери главы могущественного клана мафии все же накладывало определенный отпечаток. Она была младше меня на пять лет, и, когда меня привезли в этот дом, представляла собой премилое двухлетнее создание. Однако, минуло лет шесть-восемь, и кукла с огромными глазами и прелестными губками бантиком превратилась в маленькое избалованное чудовище. Высокомерная, язвительная и самовлюбленная, она не уважала никого и слушалась только отца. Мне от нее доставалось больше других, потому что я был приемышем, которого она ни во что не ставила. Последний раз, когда мы виделись, она была несуразным тощим четырнадцатилетним подростком с зашкаливающими амбициями, с которым никто не мог справиться. Впрочем, неудивительно, потому что ее мать умерла, еще когда она была малышкой, во время покушения на дона Алессандро, и воспитанием девочки по сути никто не занимался. Многочисленный обслуживающий персонал лишь удовлетворял все ее нужды, а отцу было не до нее. Когда же дочери исполнилось четырнадцать, отец решил отправить ее в элитную частную школу в Лондоне, якобы, чтобы в конец ее не упустить. На самом же деле, конечно, чтобы сбыть с рук, да и из соображений безопасности. Признаться, я тайно надеялся, что в частных школах Великобритании все еще принято пороть детей розгами за любую провинность и запирать их в темный чулан с пауками, когда они совсем отобьются от рук. Однако, лучше всего всегда были сами дети с их жестокой системой ценностей и моральных взглядов… Уверен, оказаться в толпе таких же, как она, избалованных богатыми папочками детишек, то еще испытание… Все это пошло бы синьорине на пользу.
Между размышлениями пообщался кое с кем из прислуги. Некоторые из них стали моими ушами и глазами, и это было неоценимо. Например, садовник сообщил мне, что сегодня с шести утра у хозяина высокопоставленный гость инкогнито, а именно, Честер МакАллистер, директор ФБР. Газетные заголовки вот уже два месяца пестрили обличительными статьями в его адрес, ведь за все пятнадцать лет его управления наркобизнес и незаконная торговля оружием росли небывалыми темпами, а коррупция в высших эшелонах власти расцвела буйным цветом, так что и концов этого паучьего гнезда уже не сыщешь. Так вот он явился сюда за поддержкой и гарантиями. Уверен, дон Алессандро его успокоит… В ближайшие пять лет ему ничего не грозит, да и шумиха в прессе вскоре утихнет, стоит только дернуть за правильные паутинки. Однако, все же тип этот опасен, особенно для меня, потому что я под него копаю. Так приказал мне мой приемный отец, который хочет быть уверен, что информация не утекает через этого трусливого и лживого человека туда, куда не следует… А я вот надеюсь совсем на другое. Я пытаюсь выяснить, удастся ли надавить на него настолько, чтобы он все же начал заниматься своим делом и помог мне раздавить паучье гнездо и главного паука… Может быть, не сейчас, но позднее так уж обязательно…
Поднимаюсь на второй этаж, кивками здороваюсь с охраной, потом пожимаю руку и обнимаю своего старшего сводного брата Винсенте. Он всегда относился ко мне с некоторым пониманием, поэтому у нас нет внешних поводов к вражде, но для гангстерского мира он слишком изнежен. Ему бы жить обычной жизнью простого клерка среднего звена, заниматься любимой семьей и горя не знать. Но отец и ему поручает ужасные дела, окунает его в грязь и кровь по горло, никуда не отпускает от себя, потому что он самый образованный и умный из нас. К его консультациям всегда прислушиваются. Только даже отец понимает, что Винсенте может сорваться, если ему придется столкнуться с настоящими испытаниями. Он слабое звено. На него могут надавить. Им могут воспользоваться. Из-за этого может пострадать вся семья. Даже во время обряда инициации он потерял сознание, и об этом все знают. Так что Винсенте у нас белоручка. Он блестяще окончил Гарвард, и теперь он адвокат и ведет правильные процессы для правильных людей, закрывая глаза на все, что не вписывается в наши интересы. Его берегут, как зеницу ока, при нем всегда охрана, как и при его семье, что даже неудивительно для общественности, ведь на его счету очень громкие дела, и многие могут желать ему зла. На первый взгляд у меня нет ни единой причины ненавидеть Винсенте, однако, я знаю, что именно он помог убийцам моей семьи избежать наказания, поэтому его я попытаюсь убить первым.
Младший сын Дона Алессандро и мой младший сводный брат, Андрео, – пьяница и кутила. Тем не менее, он подл, жесток, бесстрашен и беспощаден. На его счету многочисленные убийства, как необходимые клану, так и совершенно бесполезные. Он садист, и любит поиздеваться над женщинами. Если бы не наши связи в полиции, ФБР, медицинской сфере, похоронных услугах, ему бы уже давно светило несколько пожизненных сроков или смертная казнь за зверские изнасилования и убийства. Он верно служит мафии, но он тоже слабое звено, потому что не способен контролировать себя на все сто. Его жестокость и порочность – его ахиллесова пята. Он любит причинять боль и убивать, так что может увлечься. Когда-нибудь он за это поплатится. Сейчас он ухмыляется мне своей тонкой ядовитой улыбочкой и сверкает черными шакальими глазами. Смеется он тоже, как шакал. И его удел – подбирать объедки за львами, хотя он об этом и не догадывается. Отец умело тешит его самолюбие и пророчит ему большое будущее. Он занимается казино и проституцией. С ним мы не пожимаем друг другу руки. Разве что при отце для видимости, чтобы не было лишних конфликтов, ведь распри в семье – это то, чего мы не можем себе позволить ни при каких обстоятельствах. Если будет нужно, все мы пойдем рука об руку и будем прикрывать друг друга грудью, если потребуется, даже презирая и ненавидя. Семья – это святое. Поэтому его я убью вторым, так как он ублюдок, больше всех в нашей семье заслуживающий жестокой и мучительной смерти.
Глянул на часы. Как раз пробило десять. Почти в ту же секунду дверь в кабинет дона Алессандро открылась, и из нее вышел наш доблестный глава ФБР. Коренастый, пухлый, лысый и красный, он стрельнул по сторонам свиными глазками, напоролся взглядом на меня, но не подал виду, что меня знает. Я тоже предпочел не светиться даже дома и лишь отвесил вежливый поклон. В таких делах лучше никому не показывать, кто кого играет. Наверняка, Андрео бы удивился, что мы встречались ранее с этим типом. Он считает, что знает все обо всех.
Наступило мое время, и я направился к кабинету. Его хозяин как всегда восседал в своем высоком черном кресле, неподвижный и непроницаемый, как восковая фигура Мадам Тюссо. Он почти не изменился с тех пор точно так же, как и его дом. И того, и другого время будто обходило стороной. Дон Алессандро Рензо казался мне человеком без возраста, когда я еще был ребенком, однако, сейчас он выглядел точно так же – та же седина в черных волосах, те же черные, как смоль, усы, то же бледное вытянутое лицо, застывшее и унылое, как гипсовая маска, олицетворяющая трагедию, те же мертвые глаза. Всякий раз, когда смотрел на него, у меня, как в детстве, внутри от желудка к горлу поднимался холодок, будто паралич от укуса какой-нибудь ядовитой твари. Он был щуплым и тощим, ростом едва доставал мне до плеча, к тому же сильно прихрамывал на левую ногу, сколько я себя помнил. При желании я бы легко придушил его, как цыпленка, потому что шея у него тоже была тонкая, с сильно выпирающим кадыком. Однако, нужно было признаться в этом себе самому, даже при всем желании придушить этого паука я бы не посмел этого сделать, потому что не так-то это было просто, как казалось на первый взгляд. Во-первых, он всегда был предельно осторожен и начеку. Во-вторых, в нем скрывалось нечто мистически опасное. Многие поговаривали, что он заключил сделку с дьяволом и пока что оставался в выигрыше. Так что любой, кто посмеет к нему прикоснуться, обречет себя на вечные муки и проклятие. Я не верил ни в дьявола, ни в проклятия, но все равно все еще не был готов даже спустя двадцать лет после того, как дон Алессандро приказал умертвить всю мою семью. Все дело в том, что за доном Алессандро было государство в государстве. Он всего лишь являлся вершиной этой могущественной запутанной структуры, которая паразитировала на обществе нормальных людей. Она пила из него кровь, высасывала все соки и процветала буйным цветом, оставляя после себя изуродованные судьбы, нищету и море трупов. Впрочем, даже трупов частенько не оставалось…
Этого червя я убью последним… чтобы он видел, что случилось с его империей и чтобы знал, кто стал причиной ее краха.
Зайдя в кабинет, послушно остановился у самого входа, сцепив внизу руки в выжидательной позе. Когда приемный отец оторвал голову от бумаг и едва заметно кивнул мне в сторону пустого кресла, направился к нему и сел чуть в стороне от его стола.
– Слышал, в Чикаго все прошло успешно, Марко, – прошелестел его хриплый голос.
– Да, отец, – ответил без заминки. – Тебе не о чем волноваться. Бальзарини повесился в собственной камере, следов не оставлено. Наши информаторы в следственных органах заверяют, что он не успел дать каких-либо показаний против нас, хотя выдал кое-какие данные о семье Руберти. На нас это в любом случае не отразится. Даже сыграет на руку. Поставки пройдут в срок, как запланировано. Мерфи подаст в отставку, на его место назначат нашего человека. Так что никаких проблем.
– Ты молодец, мой мальчик. – Похвалил, не глядя на меня. С тем же бесцветным выражением он мог бы и прирезать меня, и обнять. Никто никогда не знал, чего ожидать от дона Рензо, и к этому, черт возьми, не привыкаешь…
– Рад, что мог быть полезен, – отозвался сухо и уже собрался было встать и уйти.
– Ты моя опора, ты же знаешь. – Произнес старик все так же безразлично. – И я бы хотел, чтобы так оставалось всегда.
Не стал вставать и насторожился. К чему это все? Дон Рензо никогда ничего не произносит просто так. Пустые слова, пустые эмоции – это то, чего он никогда себе не позволяет, и требует того же от нас.
– Ты же знаешь, я… – откликнулся на его похвалу, но не успел договорить, потому что он остановил меня едва заметным движением руки.
– Нам нужно обсудить твои дальнейшие дела. Вижу, что ты уже готов к тому, чтобы остепениться. Кроме этого, мне бы хотелось укрепить наши узы. Не секрет, что я вижу в тебе своего преемника, однако, это нравится далеко не всем. – Дон Рензо вздохнул и поднял трубку телефона, неспешно набирая какой-то номер, а я с холодной ясностью пытался сложить в голове два плюс два. Если я еще не сошел с ума, мысль напрашивалась лишь одна. – Позови ко мне Доминику. Она у себя?
Я не слышал, что ему ответили. По всей видимости, «да», потому что старик положил трубку и замер в ожидании, а я невольно чуть подался назад, пытаясь расслабиться, и облизал пересохшие губы.
– Знаю, что вы не ладили, – продолжил он между тем. – Однако, я принял важное решение, касающееся вас. Мне нужно, чтобы мое оставалось при мне. Мы все должны доверять друг другу еще больше.
Обычно я привык контролировать эмоции в этом доме. То, что я думал на самом деле, почти никогда не имело права просочиться наружу, потому что это грозило бы мне смертью, но сейчас я почувствовал, что вспотел. «Доверять друг другу еще больше»? А я-то, балбес, считал, что мне доверяют, как никому… Что ж, по иронии судьбы, меня, кажется, собирались связать по рукам и ногам не только по делам бизнеса, но и в личном плане… Пока что не стал ничего говорить, предпочитая слушать. Возможно, старик и озвучил бы свои планы мне первому, но в комнату в этот момент вошли.
Повернул голову и увидел ее, девочку, которая играла у меня на нервах много лет назад. Впрочем, нет, уже не девочку. Какие-то едва уловимые прошлые черты, конечно, угадывались. Например, большие выразительные карие глаза, колючие и смотрящие высокомерно и холодно. Еще, пожалуй, темные брови двумя упрямыми дугами: одна из них чуть вздернута в привычном выражении скепсиса. Густые длинные локоны цвета горького шоколада тоже остались почти без изменений, разве что стали еще необузданней, еще пышнее и шелковистее. А вот все остальное поменялось кардинально до неузнаваемости… Вошедшая в комнату девушка относилась к тому типажу знойных красавиц, от которых у мужиков дыхание перехватывало, а в брюках тут же становилось тесно. Фигуристая, со стройными и гибкими, но соблазнительно выдающимися формами. Пышные высокие груди, казалось, так и рвали роскошное декольте в прорези расстегнутой на верхние пуговки блузки. Тоненькая талия сводила с ума своими изгибами в контрасте с женственными бедрами и круглой попкой, затянутой в плотно облегающие брюки для верховой езды. Стройность длинных ног подчеркивали высокие сапоги с узкими голенищами.
– Здравствуй, отец, – без всякой теплоты произнесла она и приблизилась к его столу. – Ты хотел меня видеть? Вообще-то я собиралась покататься верхом. Погода чудесная, но к полудню может стать очень жарко.
– Да, Доминика. Нам нужно поговорить. Это не займет много времени.
Девушка собиралась было что-то возразить, но сдержалась. Похоже, она тоже его боялась. Опасалась как минимум, хотя все в ней сопротивлялось его властной натуре. Уже отвыкла от семьи и ее игр в доминирование и подчинение. Что ж, теперь вновь придется к ним привыкать, раз папочка решил и ее взять в оборот.
Окинул ее неторопливым ничего не значащим взглядом и вскоре напоролся на ее хлесткий ответный взгляд бархатисто-черных глаз. Похоже, со времен последней встречи никакой теплоты в наших отношениях со сводной сестричкой не появилось. На ее лице читалось откровенное презрение и ни грамма симпатии. Зато по всему ее самоуверенному виду сразу становилось понятно, что гонору у нее только прибавилось, а еще – что девочка давно выросла, полностью осознавала свою неотразимость и научилась крутить мужиками, а также ставить их на место в случае необходимости. Готов был поклясться, что она стала той еще тигрицей в постели. Похоже, в Европе она неплохо погуляла и расцвела. Такую горячую штучку любой будет мечтать заполучить в свои сети. Во всяком случае, я бы точно ее объездил пару раз, если бы она не была дочерью самого крестного отца и не моей сводной сестрой. Но что там говорил о нашем будущем дон Рензо? Может быть, я ослышался? Поразвлечься без обязательств – это одно, а вот связать себя семейными узами – совершенно другое. Впрочем, с чего бы мне беспокоиться на этот счет, если всех их все равно скоро ждала расправа… все это было лишь вопросом времени, моей готовности и удачного стечения обстоятельств…
Не стал вставать, чтобы поприветствовать эту пигалицу, прекрасно понимая, что ответного жеста вежливости не будет. Она прошла к комоду, оперлась о него своей круглой упругой попкой, скрестила на груди руки и чуть тряхнула густой гривой локонов, откидывая их за плечо.
– Хорошо. В чем дело? И почему здесь ОН? – На «он» она делает особенный акцент, подчеркивающий всю силу ее презрения и недовольства. Я по-прежнему предпочитаю молчать, потому что вся ситуация мне не нравится, но сначала я должен в ней разобраться, чтобы понять, как действовать.
– Как я уже начал говорить Марко, я знаю, что вы раньше не ладили, – с совершенно не изменившимся лицом проигнорировал ее выпад дон Рензо. – Но что было, то прошло и быльем поросло. Вы оба были подростками. Сейчас я вижу перед собой двух взрослых молодых людей, которые могут послужить делу семьи. Мне нужны надежные люди во всех сферах и мне нужны гарантии, что пути назад не будет.
– К чему это все? – зло выпалила Доминика, не выдержав, из-за чего дон Рензо стиснул зубы от гнева. Кажется, девочка подзабыла, что из себя представлял ее отец, или переоценила свою независимость, пока ей было позволено жить вольной птичкой, думая, что это ее выбор.
– Через две недели состоится ваша помолвка, через три месяца – ваша свадьба, – на этот раз кратко и сухо поставил нас в известность он. – Теперь можешь быть свободна. – Последние слова он сопроводил небрежным жестом рукой, показывающим, что она может убираться.
Даже я чуть не вскочил с места, хоть и сдержался. Что же касается Доминики, так она вся в лице переменилась, открыла прелестный ротик, чтобы извергнуть свои проклятия и возражения, но в первую минуту совсем потеряла дар речи. Мрачно наблюдал, как бледность на ее лице постепенно перетекает в пламенный румянец, грудь очень соблазнительно вздымается, угрожая оторвать пуговки на блузке, распахнутые огромные глаза загораются откровенной ненавистью, взлетевшие вверх брови угрожающе хмурятся, а руки сжимаются в кулаки. Любопытно, на кого она с ними набросится? Не на отца же…
– Ты, наверное, шутишь… – наконец в тихой ярости шипит она, испепеляя отца взглядом и продолжая полностью игнорировать меня. – Я за ЭТОГО, – все же в мою сторону устремляется ее указательный пальчик. – НИКОГДА не выйду! За кого угодно! Только не за этого! И вообще! С чего ты взял, что можешь за меня решать?! Я в состоянии сама определить, кого люблю и за кого мне выходить замуж! У меня в Лондоне есть жених, если хочешь знать! Мы собираемся пожениться в следующем году, и я собиралась вскоре сообщить тебе об этом, ждала подходящего случая! Кажется, сейчас случай самый подходящий! Потому что я не позволю обращаться с собой, как в детстве!
Всю эту речь она произносит на повышенных, слишком яростно, слишком эмоционально. С доном Алессандро так нельзя. Это совершенно точно чревато. Он уже отвык от ее выходок, к тому же, видимо, надеялся, что где-то в другой стране, в элитной частной школе, из нее сделают что-то вроде выпускницы средневекового женского монастыря, эдакую покорную овечку, которая только и будет, что делать книксены и робко отвечать «да, папа», «нет, папа». Но эта девица не такая, да и Лондон уже не тот… Если бы не знал ее гнусную природу, даже посочувствовал бы ей искренне, потому что знаю, что подобный ее выпад против отца чреват последствиями. Я совершенно убежден, что люди не меняются. Главные черты их характера проявляются еще в детстве. Дети никакие не ангелочки, они такие, какие есть. Я знаю это по себе. А эта мегера много попортила крови мне и другим людям в детстве, попортит и сейчас. Тем не менее, видя застывшую на лице дона Алессандро маску, я встаю и направляюсь к его столу, перегораживая дорогу его ринувшейся навстречу дочери.
– Отец, это слишком неожиданная новость для нас обоих. Думаю, нам нужно время, чтобы все обдумать и… – Свыкнуться? Смириться? Покориться? Повиноваться? Даже не нахожу корректных слов, чтобы разумно обосновать такое насилие над двумя взрослыми, вполне себе самостоятельными людьми, которые не желают быть вместе. – Принять верное решение, – уверенно договариваю наконец. Откашливаюсь, оглядываясь на стоящую где-то за моей спиной девушку, которая в полном шоке просто кипит от возмущения, но продолжаю вновь, чтобы спасти положение, в основном ее положение, а не свое, потому что я не истерю, как малолетняя девчонка, и не ляпаю то, что не следует, не успев обдумать свои слова. Может быть, если бы она не устроила этот скандал, все еще было бы обратимо. Но теперь из гордости дон Алессандро точно не пойдет на попятную. – Мы не виделись… восемь долгих лет и очень изменились. Нам нужно какое-то время, чтобы… привыкнуть друг к другу, – заканчиваю свою речь, очень надеясь, что взбалмошная девица за моей спиной просекла, к чему это все, и больше не проронит ни слова.
– Вот, значит, как… привыкнуть… – шипит она, и я понимаю, что моя попытка не удалась. – Вижу, что здесь ничего не изменилось! Цивилизация так и не добралась до этого дома! Нравы остаются все теми же, что и сто лет назад на Сицилии. Только знаете что? Если хотите, чтобы я за него вышла, лучше сразу убейте!
С этими словами она разворачивается и вылетает из комнаты. Охрана снаружи, видимо, бросается, чтобы ее остановить, но в последний момент все же отступает, потому что знака схватить ее нет. Слышу, как стучат по лестнице каблуки ее сапог для верховой езды, какое-то время смотрю на раскрытую дверь, затем медленно вздыхаю и иду ее закрывать. Когда возвращаюсь, вижу, что дон Рензо закуривает сигару. Внешне он спокоен, но в его мутно-пепельных, уже почти бесцветных глазах тлеют искры негодования, челюсти напряжены, губы поджаты. Он чувствует себя оскорбленным, а что чувствуют другие, его не волнует.
– Ее жениха зовут Джеймс Лоусон, – произносит он спустя минуты две. – Скоро он должен прилететь сюда ее навестить. Наши люди сообщат всю информацию о его местонахождении в Нью-Йорке. Надеюсь, ты знаешь, что нужно делать. Ваша свадьба через три месяца. Так что не откладывай. И… Марко… Несмотря ни на что, единственное мое условие – сделай ее счастливой, остепенись, люби и уважай. Пока что она не в курсе наших дел, но теперь ей пора немного просветиться, потому что она – часть семьи.
Это звучит как издевка и как приговор одновременно, потому что буквально означает убить ее возлюбленного, занять его место и больше не таскаться по другим женщинам, которых у меня всегда было предостаточно. Думаю, я смог бы со временем успокоиться и хранить верность любимой, но Доминика… Тем не менее, молча кивнул. Когда вышел из кабинета и поднялся к себе в комнату, не ожидал никакого подвоха, хотел просто расслабиться и побыть наедине с собой, все обдумать. Однако, из-за открывшейся двери на меня вдруг набросилась эта фурия. Ох и хороша же она была в гневе вблизи! Густо-кофейные омуты глаз так и сверкают, упрямые локоны топорщатся во все стороны, щеки пылают, как и чувственные алые губы. Едва успел перехватить ее руку всего в нескольких сантиметрах от моего лица. И ведь не просто пощечину собиралась отвесить, все когти навострила, чтобы полоснуть по коже. Что ж, кажется, поговорить нам придется гораздо раньше, чем я планировал.
– Никогда! Слышишь?! Никогда этого не будет! Что ты только о себе возомнил?! – завопила с порога прямо мне в лицо, не дав опомниться и даже не смутившись, что не может вырваться из моих рук. – Думаешь, я не слышала, как все тебя теперь называют?! Цепным псом Алессандро! Нравится быть псом и лизать ему подошвы ботинок?! Неужели даже женишься по его указке?! У тебя собственного мнения нет?! Я люблю другого, ясно?! А ты – жалкий найденыш и никто в этом доме! Знала бы – никогда бы не возвращалась домой! Да и теперь не задержусь!
Какое-то время терпеливо ждал, пока она выкрикнет все, что заготовила, брызжа слюной и сотрясая упругим высоким бюстом четвертого размера. Невозмутимо и мрачно смотрел в ее сверкающие гневом глаза и представлял себе, как они наполнятся кипящим маслом желания, а пухлые губки начнут послушно и самозабвенно сосать мой член, а не изрыгать проклятия и оскорбления. Наконец, она устала кричать и заткнулась на пару секунд, переводя дыхание. Воспользовался этой заминкой, чтобы сжать ее кукольное личико, надавливая на щеки, и склониться к самым ее губам.
– Еще раз назовешь меня жалким найденышем – пожалеешь, – угрожающе прохрипел в горячий женский ротик, уничтожая ее взглядом и причиняя боль своей хваткой.
– Это ты пожалеешь, что не возразил отцу! Как ты мог подумать, что я пойду на такое?!
– Очень ошибаешься. Я как раз пытался возражать! На черта такая истеричка сдалась мне в жены?! Только ты сама все испортила, когда начала в открытую перечить отцу. Похоже, умом тебя природа обделила, если ты не способна думать, прежде чем орать, как ошалевшая.
Синьорина, кажется, остолбенела от такой прямолинейной грубости, не поверив своим ушам. Надеюсь, что ее мозги все же начали работать, потому что во мне медленно вскипал жар от ее близости. Мягкие, упругие, часто вздымающиеся груди невольно касались моей руки, сжимающей ее лицо, в паху стало тесно, на лице чувствовал ее прерывистое цветочное дыхание.
– Никогда не поверю, что ты не знал все заранее! – наконец выдала она, но теперь хотя бы потише, а не на весь дом.
– Да мне, если честно, по хер, во что ты там веришь.
– Не смей при мне ругаться! – пискнула хоть что-нибудь, лишь бы вопреки, а я свел зло брови, взирая на нее презрительно сверху вниз.
– Кто ты такая, чтобы мне указывать, мелкая пигалица?
Девушка вновь трепыхнулась в моей хватке, пытаясь оторвать от себя мои руки, но тщетно. И тем не менее, наглые пересохшие со страху губы все же искривились в презрительной ухмылке, а омуты глаз, полные кипящего шоколада, обдали меня убийственным жаром.
– По крайней мере не трусливый песик, вроде тебя, который на все готов, чтобы выслужиться перед хозяином! – выпалила с вызовом, делая вид, что ничуть не боится и не смущается.
– Перед хозяином, говоришь? – скривил губы в недобром оскале. – Так вот у меня для тебя прекрасная новость, Доминика Рензо. На необозримое время – я твой хозяин. И ты будешь выслуживаться передо мной, чтобы мне угодить, если не хочешь проблем, но особенно… если ты не хочешь и правда стать моей женой, пока смерть не разлучит нас.
До девочки, кажется, наконец-то начало доходить, что я и сам не горю желанием сочетаться с ней браком, хотя больше чем уверен, наша близость тоже изрядно мешала ей мыслить здраво. Чуть ослабил свою хватку и самозабвенно наблюдал, как она облизала пухлые алые губки.
– Ты хочешь сказать, что мы не поженимся, если я сделаю то, что ты хочешь?
Какая точная и провокационная формулировка… Пошло улыбнулся, откровенно облизывая взглядом ее губы, ложбинку и холмики пышных грудей.
– Во всяком случае, ты можешь попытаться мне угодить… – прошептал нежно и склонился, потому что притяжение к ней оказалось непреодолимым. Одна рука переместилась ей на затылок и сжала волосы, другая чуть разжала щеки и подняла вверх ее лицо, чтобы я мог беспрепятственно смять голодным поцелуем сочные и спелые женские губки. Мягко, горячо, влажно, трепетно – вот как можно было охарактеризовать ее поцелуй в первые секунд пять. Чувствуя, что она растеряна и расслаблена от неожиданного напора, проник языком в ее ротик, наслаждаясь этой юной нежной фруктовой плотью. Где-то в глубине испуганной змейкой скользнул ее язычок, задев мой, нежные девичьи губки задрожали, доставляя волнующее удовольствие. Почему-то совсем не было похоже, что она искушена, иначе обычный поцелуй так не выбил бы ее из колеи. Ну или девочка ненавидела меня не настолько, насколько ей бы того хотелось… В следующий момент почувствовал сопротивление. Женские руки уперлись мне в грудь, заколотили кулаками, коготки больно впились в шею, должно быть, царапая до крови. Пришлось тут же вынуть язык и отпрянуть, иначе точно мог бы его лишиться.
– Ты за это поплатишься, Марко! – Из сладких девичьих губ вновь хлынули ругательства и оскорбления. Ужасно захотелось заткнуть их вновь, сначала поцелуями, а потом и членом, но до этого еще предстояло укротить эту дьяволицу, если я не желал остаться без потомства. Что ж, и не на таких управу находили… Чем ее брать, запугиванием или терпением, еще предстояло поразмышлять, а пока что выпущенная на свободу сирена оглушала своими воплями и попыталась вновь отвесить пощечину. Ее очередное фиаско было вполне предсказуемым. Схватил ее за оба запястья, напирая, и прижал к стене, трепыхающуюся, задыхающуюся, полыхающую от гнева, стыда и страха. Чтобы почувствовала всю серьезность моих намерений, развернул ее на сто восемьдесят градусов и припер к стене щекой и грудью, а потом прижался окаменевшим стояком к ее круглой попке. Пусть прикинет, что ее ждет в скором времени. Для пущей убедительности резко просунул колено у нее между ног, чтобы не рыпалась. Обездвиженная девушка бессильно задрожала в моих руках, даже невольно доставляя удовольствие. Ее зрачки расширились, ресницы запорхали, щеки заалели яркими маками. Склонился к ее ушку, вдыхая запах ее духов, ее кожи, ее волос. Бесстыдно заглянул в вырез ее рубашки, расстегнувшейся чуть больше, чем надо, и сглотнул, любуясь приоткрывшейся картиной нежного идеального тела, заключенного в плен кружева и шелка. Боже, кто бы мог подумать, что между нами закипит эта химия после всего того, что было… Однако, сейчас не стал больше мучить эту бешеную, чтобы самому ненароком не переступить запретную черту.
– Вон из моей комнаты, – прохрипел холодно в раскрасневшееся ушко и отпустил тут же вылетевшую из клетки птичку.
– Отец узнает обо всем, что здесь было! – выпалила она напоследок с порога, будто весь дом не слышал этих ее воплей и оскорблений в мой адрес. Если бы кто хотел, уже давно прибежал бы на помощь, и от меня бы только кровавая кучка кишок осталась. Вся шутка в том, что ее папаша уже добровольно отдал ее мне, чтобы объезжал, приручал и дрессировал, ведь жена должна быть во всем послушной мужу и воспитанной. Что ж – я воспитаю и объезжу, прежде чем покончу с ее семейством. Она даже не представляет, что ее ждет. Потому что в качестве жены такая фурия мне точно не нужна, тем более дочь того, кого я ненавижу всем сердцем. Губы сами скривились в предвкушающей ухмылке, ведь развлечься с ней как следует мне никто не помешает… Иногда судьба преподносит удивительные сюрпризы. Алессандро Рензо уничтожил всех, кого я любил, а потом подобрал меня, как жалкого щенка, и заставил меня ему служить. Теперь в моих руках его дочь, которая пока даже не знает, что представляет из себя ее семейка… Что ж, я расправлюсь с ними со всеми, медленно, методично, последовательно… И кто-то должен стать свидетелем моей мести и тем, кто узнает в конечном счете всю правду. Больше не стал ничего отвечать, и лишь захлопнул дверь перед ее носом.
Собравшись с мыслями, подошел к окну и немного отодвинул штору. Доминика вылетела из дома на улицу через парадный вход, уселась в свой автомобиль, завела двигатель и рванула по подъездной дорожке, оставляя за собой клубы пыли от гравия. Ее автомобиль скрылся среди густых зарослей парка. Подумал несколько секунд, потом подошел к телефону и набрал номер охраны.
– Не выпускайте с территории автомобиль Доминики. Приказ дона Рензо.
Повесил трубку и вернулся к окну. Спустя минут десять, лиловый кабриолет вновь показался на дорожке и опять остановился прямо поперек проезда, поднимая пыль и оставив за собой глубокие следы на гравии. Девушка выскочила из салона и пламенным вихрем понеслась ко входу. Поймал себя на том, что опять кровожадно улыбаюсь, наблюдая за этой картиной, да и эрекция еще так и не спала. Хорошо, что сегодня у меня свободный день и что я приглашен на семейный обед. Судя по всему, позабавиться с этой дьяволицей еще представится возможность. Даже любопытно, удосужится она вернуться к себе в комнату и немного успокоиться, чтобы все обдумать, или понесется, сломя голову, творить новые глупости. Попытался припомнить наши с ней былые терки. Да, очень часто ей удавалось одержать верх, когда я чувствовал себя полным идиотом, ведь не станешь же мстить неразумному ребенку. Например, как-то она подговорила какого-то своего дружка, чтобы шайка уличных бездельников избила меня до полусмерти. У богатых детишек есть много рычагов воздействия, потому что деньги открывают любые двери и устанавливают любые связи. Правда, бедолаги не знали, с кем связались… но все же мне тогда тоже пришлось тяжко, а она торжествовала, и ей ничего за это не было. Только сейчас все изменилось, потому что я уже не тот мальчишка на побегушках, которого использовали, чтобы пустить кишки какому-нибудь очередному задолжавшему лавочнику или горе-ресторатору.
Чтобы немного продлить весь этот спектакль и разведать обстановку, решил прогуляться. Прислуга доложила мне, что синьорина отправилась на конюшню, и я пошел прямиком туда, но успел лишь увидеть, как она галопом скачет на гнедом от загона в сторону лесопарка. Вся территория поместья была огорожена и охранялась, так что опасаться было нечего, и единственное, о чем я пожалел, что не догадался сразу переодеться в костюм для верховой езды, ведь тогда смог бы еще ее догнать. Что ж, раз уж сегодня я никуда не спешил, решил переместиться на веранду конюшни, с которой открывался прекрасный вид на загоны с лошадьми. Попросил принести себе кофе и сэндвичи, а сам собирался удобно расположиться в плетеном кресле за столиком, любуясь, как берейтор тренирует молодого арабского скакуна. Пока стол еще не сервировали, отправился к стойлам, чтобы поболтать с конюхом и поприветствовать собственного жеребца. Не то чтобы я был большой любитель лошадей и верховой езды, но дон Алессандро всех своих детей к ней приучил, правда, лишь Доминика обожала оставаться здесь с утра до вечера, не брезгуя даже уборкой стойла или чисткой лошадей. Впрочем, это все равно оставалось развлечением богатой девочки, а никак не тяжелым ежедневным трудом…
– А… Марко Каприано… – Поглаживая шею своего серого в яблоках мустанга, услышал насмешливый оклик за спиной и повернулся. Ко мне приближался Андрео. Не самая приятная компания, как в данный момент, так и вообще, но я приветственно кивнул.
– Здравствуй, Андрео.
– И тебе привет. Слышал, вас с Доминикой можно поздравить. Очень неожиданная новость для всех нас. Когда только вы успели принять столь опрометчивое решение? – В его голосе слышался сарказм, что было неудивительно.
– Чего только не сделаешь в интересах семьи, – заметил сухо.
– А что? Я бы такую горячую кобылку сам трахнул, если бы она не была моей сестрой. Ну а тебе и карты в руки. Только берегись ее острых зубок, а то рискуешь остаться без члена.
Его грубая пошлость взбесила не на шутку. По спине прошел неприязненный озноб. К тому же я как-то видел, что он сотворил с одной из девушек. Эта картина нечеловеческой, зверской расправы повергла меня сначала в шок, а потом привела в полное негодование. То, что любого нормального человека заставило бы плакать, как ребенка, или беситься в яростном бессилии повернуть время вспять и предотвратить весь этот кошмар, ему доставляло удовольствие. Только вот вмешиваться мне было нельзя. Пришлось прикрывать его, вместо того, чтобы размазать его лицо по асфальту. Резко развернулся и ухватил его за ворот рубашки, встряхивая, как мерзкую собачонку.
– Еще раз ляпнешь что-нибудь в этом роде в моем или ее присутствии, сам останешься и без зубов, и без члена, – угрожающе прорычал в его лицо, с которого удалось стереть вечную ухмылку хотя бы эффектом неожиданности. Она тут же превратилась в шакалий оскал, а черные глаза зажглись адскими угольками.
– У, какие мы грозные… Что, почувствовал вкус власти? Рассчитываешь, что папочка сделает тебя главным наследником?
– Даже не думал пока о такой перспективе. А ты уже готовишься отправить отца на тот свет? Мне кажется, ему следует знать, кого он пригрел у себя на груди.
– Время все расставит на свои места, Марко. И убери от меня руки, пока не вызвал на себя гнев отца. Думаешь, ты весь такой чистенький и на тебя не найдется компромата?
– Отвратительнее твоего собственного не найдешь… – прорычал с презрением и оттолкнул его прочь от греха подальше. Впрочем, этот червяк не был бойцом и не вступал в открытые конфронтации. Он всегда действовал исподтишка, так что прямого нападения от него нечего было опасаться.
– Все мы в одной упряжке, – с прежней ухмылкой протянул мой сводный брат, поправляя взъерошенную одежду. – И все мы знаем правила… Все, кроме нее… Ты понимаешь, о чем я? – С этими словами Андрео, не оборачиваясь, зашагал к стойлу со своей лошадью, которую уже подготовили и оседлали, а я с досадой покачал головой. Не следовало сейчас допускать стычки с ним. Он ведь формально и правда имеет больше прав, чем я… К тому же он не подводил меня ни разу. Просто он сволочь и моральный урод… в общем-то как и все мы, ведь и мои руки по локоть в крови. Я только пытаюсь создать для себя иллюзию собственной непогрешимости, потому что ненавижу то, что делаю. Почти все хорошее настроение сегодняшнего утра улетучилось. Чтобы скоротать время до обеда, решил пойти в библиотеку и отвлечься на чтение. Похоже, сегодня за столом соберется вся семья, и это будет тем еще испытанием на прочность.
Глава 2
Tutti colpevoli, nessumo colpevole.
(Если виновны все, то никто невиновен)
Итальянская поговорка
Доминика
Оказавшись верхом, тут же галопом погнала гнедого по дорожкам парка. Только когда они сменились лесной просекой, позволила себе закричать от ярости, которая так и пылала в груди, не давая спокойно дышать. Я уже и забыла, каково это – жить в этом мире жестоких, бескомпромиссных, властолюбивых тиранов-мужчин, каждый из которых знал, как меня воспитывать, как мной манипулировать и управлять, как мне жить. Оказывается, восемь лет, проведенных в Лондоне, были всего лишь глотком свежего воздуха, и теперь предстояло вновь вернуться в золотую клетку, где все было против меня. Я прекрасно понимала, что все будет непросто, но даже предположить не могла, что отец отдаст меня в лапы этого… этого отвратительного приемыша! От одного только воспоминания о нем зубы стиснулись в бессильной ярости. Как же хотелось расцарапать его нахальное смазливое лицо, которое за эти годы только стало еще более надменным и непроницаемым! Было ведь время, когда он даже мне нравился. Я хотела с ним подружиться, но он неизменно меня отталкивал, будто это не он, а я была недостойна внимания, теплоты, любви. Со временем он вытеснил всех нас, Винсенте, Андрео и меня, заняв в сердце и планах отца почти все место. Это бесило. Дико бесило, потому что было несправедливым. Вспомнив его дерзкий поцелуй, его издевательский голос, его колкие слова и собственную растерянность в первые моменты, покраснела и закричала вновь, яростно ударяя пятками в бока лошади. Да что ж это такое?! Разве это могло быть правдой?! Быстро же этот змей почувствовал свою власть и решил ею воспользоваться! Какая же я дура, что согласилась вернуться в эту банку с пауками, ведь там, в другом мире, где не было контроля и чужой воли, я привыкла сама принимать решения, сама брать на себя ответственность, сама преодолевать страх и строить планы на будущее. Теперь все летело к черту – образование, карьера, даже брак… Только вот я не позволю им лишить меня всего! Они не учли, что я уже не та маленькая девочка, которую они выпроводили из этого дома давным-давно, чтобы не путалась под ногами и не говорила неугодных для них вещей.
Новый прилив гнева заставил вновь пришпорить коня. Только вот я, кажется, не учла, что все восемь лет в Лондоне имела дело с тренированными и вымуштрованными лошадьми старинной английской школы и спокойной уравновешенной породы, а не с этими адскими бестиями, каких предпочитал отец. Мне следовало дать застоявшемуся в стойле коню выпустить пар в загоне или на манеже, а не пускать его сразу в галоп по необъятным просторам поместья. Кажется, упившись свободой, он потерял над собой контроль и понес по лесной дороге, совершенно меня не слушаясь.
– Стой! – приказала ему уверенно, надеясь, что голосовым командам он тоже обучен, однако это не возымело действия. – Тень, успокойся! Тень! Все хорошо! Успокойся, мальчик! – вновь попыталась воззвать к разуму разбушевавшегося животного, однако единственным мне ответом стала собственная паника, поднимающаяся из груди к горлу. Оценивая обстановку, поняла, что уносящаяся вдаль лесная аллея только безудержно манит коня вперед, а у меня здесь даже нет места, чтобы завести его в вольт. Вместо того, чтобы натянуть поводья, сжала крепче круп бедрами и продолжила погонять, чтобы создать видимость, будто я сама управляю. Только вот силы, кажется, были на исходе. Даже не сразу услышала топот копыт за спиной и чей-то окрик. Заметила другого всадника, только когда он практически поравнялся со мной. Это оказался Андрео, который, спустя пару минут бешеной гонки, как-то умудрился подхватить моего коня под уздцы, замедлить его ход и перегородить ему дорогу, чтобы заставить перейти на шаг.
– Счастливая невеста решила покончить с собой от переизбытка эмоций? – Не преминул задеть мои чувства он, спрыгнув с лошади и помогая сойти мне. – Полагаю, свернуть себе шею не такая уж страшная перспектива в сравнении с предстоящим браком?
Позволила ему снять себя с лошади, но не разрешила и дальше придерживать меня под руку.
– Спасибо, Андрео. Но твои шутки неуместны. – Потеснив брата, взяла под уздцы Тень, развернула и медленно повела обратно к конюшне, успокоительно поглаживая по морде.
– Какие уж тут шутки, когда все заходит так далеко… Думаешь, мне нравится подобное решение отца? Все-таки мы его родные дети, а тут ведь понятно, к чему все идет…
Недоверчиво глянула в темные с прищуром глаза идущего рядом молодого человека. Мы с Андрео никогда особенно не дружили, но и врагами тоже не стали, несмотря на то, что он был не намного старше меня и теоретически в детстве мы должны были бы конфликтовать за родительское внимание. Только внимания этого по сути не было, пока мы были маленькими, так что, можно сказать, что все складывалось по-честному и не вызывало у нас ревности и недовольства. Сейчас же я настолько отвыкла от дома, да и от отца с братьями, что любое общение с ними вызывало неприятное чувство растерянности, будто приходилось сталкиваться с совершенно незнакомыми мне людьми. По сути так оно и было, ведь долгие восемь лет мы практически не поддерживали никакой связи. Впрочем, я слышала, что говорили об Андрео. Он был опасен, жесток и не гнушался бесчестными методами в бизнесе. Однако, по внешнему виду этого довольно моложавого, симпатичного и элегантного мужчины ничего такого невозможно было определить. Да, его шуточки могли больно ранить, как и в детстве, но никаких других подвохов по отношению ко мне с его стороны никогда не было. Разве что Марко он ненавидел с детства…
– Я… не останусь здесь, если меня никто не захочет слушать. Улечу обратно в Англию при первой же возможности, – решила сознаться я, потому что все держать в себе было невозможно.
– Охотно поддержал бы твое решение, если бы все зависело только от меня… – сочувственно скривился он.
– Но все не может зависеть только от тебя, поэтому ты предпочтешь промолчать? – ухмыльнулась невесело.
– Отчего же? Стоит тебе только сказать, и я попробую решить эту проблему по-своему.
– Это как же?
– Не твое дело, сестренка. Только если ты не хочешь, чтобы этот брак по принуждению состоялся, дай знать, и все тут же прекратится. Я ведь всегда готов за тебя постоять. Помнишь, как в былые времена?
Андрео злорадно скривился, а я тут же вспомнила тот случай, когда я подговорила его избить Марко, думая, что он сделает это сам. Однако, он нанял для этого какую-то уличную шпану, а сам остался чистеньким. Впрочем, Марко тогда серьезно пострадал, хоть и успел избить до полусмерти четверых. Теперь-то он и с десятерыми легко справится, судя по его громадному росту, размаху плеч и натренированным мускулам. Андрео был совершенно другого склада. Он был более утонченным и предпочитал, чтобы грязную работу делали за него. А еще он всегда требовал чего-то взамен. В тот раз он попросил познакомить меня с одной из моих подруг, которая была на два года старше меня и которой тогда было пятнадцать. Не знаю, что между ними произошло, но по школе тогда ходили разные слухи, а сама подруга через некоторое время вместе с родителями уехала куда-то из города навсегда.
– Чего же ты захочешь взамен на этот раз? – поинтересовалась спокойно.
– Ты ведь знаешь, чем занимается наша семья?
Не вполне понимая, подняла на него озадаченный взгляд. Конечно, я была в курсе, что отец владел несколькими крупными промышленными предприятиями. Винсенте был адвокатом и имел свою крупную юридическую контору. Марко занимался серьезной недвижимостью, Андрео – увеселительными заведениями. Все это, наверное, как-то взаимодействовало… Однако, чем занимается вся семья, я понятия не имела, и этот вопрос прозвучал довольно-таки странно. Я пожала плечами.
– Бизнесом…
– Ну да… – немного потянув, с легкостью согласился Андрео. – Так вот, думаю, ты согласишься, что женщине в этом бизнесе не место. Сомневаюсь, что и твоему жениху из Лондона что-то тут перепадет… Надеюсь, он не слишком нуждается в средствах. Кто он там у тебя?
– Он банкир. Точнее, он работает в банке своего отца. У него прекрасное образование и большие перспективы. И у него нет корыстных целей в отношении меня.
– Ха… говоришь о нем как об удачной сделке, а не о мужчине, которого любишь… Но бескорыстие с его стороны – это очень хорошо.
– Не тебе судить о любви… – прошипела угрожающе, вся загораясь.
– Что ж, согласен. Суть моего предложения в следующем: я ликвидирую твою проблему в виде Марко Каприано, а ты официально письменно отказываешься от будущего наследства, но при этом получаешь от меня круглую сумму в качестве приданого. Ты станешь вольной птичкой, Доминика. Лети, куда пожелаешь. Живи самостоятельной жизнью и лучше никогда не возвращайся в США, потому что здесь ты легко можешь стать чужой разменной монетой, будучи дочерью своего отца.
– Что значит «ликвидирую»? – вырвала из контекста всего одно слово, с опаской глядя на брата.
– Оборот речи, – недобро скривился он. – Ты сама перестанешь быть ему интересна без того, что к тебе прилагается.
В этом был здравый смысл, но все же его изменившийся тон испугал. Из легкого, веселого, дружелюбного, он вдруг превратился в жесткий, непримиримый, бескомпромиссный и угрожающий. По спине прошел озноб. Вдруг прочувствовала, каким опасным человеком может быть мой брат, а еще – что он видит во мне конкурента и всерьез готов биться за то, что считает своим. С каких это пор я вдруг стала врагом? С того момента, как отец задумал поженить нас с Марко? Еще раз внутренне содрогнулась и облизала губы. Дрожь во всем теле после бешеной скачки и напряжения еще не прошла окончательно, но все же немного утихомирилась, поэтому решила вновь вскочить в седло.
– Я подумаю, Андрео, – бросила ему через плечо, тряхнув волосами и чуть пришпорив пятками коня.
– Ответ нужен мне в самое ближайшее время, – крикнул он вдогонку, и я подняла вверх руку, чтобы дать ему знать, что поняла.
Черт возьми… Я, конечно, догадывалась, что вернусь в пекло, неспроста ведь отец так настаивал на моем приезде… но все же мне и в голову не приходило, что все может зайти так далеко. С этого момента я вдруг поняла, что приезд Джеймса может стать весьма проблематичным, более того, он только все усугубит, ведь тот тоже не привык, чтобы им понукали и тем более забирали у него то, что он считал своим. Когда-то я тешила себя надеждой, что, увидев Джеймса, такого блистательного и решительного, папа ему обрадуется и оставит всякие сомнения, потому что он умеет внушать доверие и произвести впечатление. Теперь же я считала совсем по-другому… Видимо, там, в Лондоне, я забыла, что представляют из себя мужчины моей семьи, в которых текла кровь диких и непокорных сицилийцев. Они никогда не примут никого чужого. Они пойдут на все ради достижения своих целей. Возможно, они даже намного более опасны, чем казались мне всегда, наивной девочке, выросшей в роскоши и не знающей никаких проблем. Тогда, в далеком детстве, я особенно не задумывалась о постоянном нахождении в доме вооруженной до зубов охраны, а также о наличии собственных телохранителей, которые следили за каждым моим шагом. Я считала, что так отец, человек богатый и высокопоставленный, заботится о безопасности своей семьи. Однако сейчас, когда я стала взрослой, все это вдруг предстало передо мной в новом свете. Особенно смерть мамы, которая погибла от взрыва автомобиля… Ходили слухи, что так поступили с ней конкуренты отца, но я, конечно, не делала далеко идущих выводов на этот счет… Почему-то вспомнилась небрежно оброненная когда-то Джеймсом шутка о моей итальянской семье, которая вдруг обрела новый смысл. «Да ты, оказывается, у меня невеста мафии, моя дорогая», – бросил он, прочитав в газете какие-то сплетни о бизнесе отца. Я лишь беспечно посмеялась над этой глупостью с наивностью, свойственной юности… Сейчас же мне стало совсем не смешно. Брак по принуждению без позволения даже подумать, охрана, которая держит меня в заложницах в собственном доме, опасные намеки и предложения Андрео… все это выглядело более чем неприятно, только в голове совсем не укладывалось. Возможно, мне следовало быть более разумной и хотя бы немного следить за прессой в отношении дел моей семьи, но я была настолько от этого далека, с головой уйдя в творчество, что теперь оставалось только кусать локти. Восполнить пробелы в моих знаниях представлялось мало возможным в короткие сроки теперь, когда меня посадили под замок. Единственной надеждой сейчас остался приезд Джеймса, который, конечно же, тоже мог обернуться скандалом, но все же одной мне уже было не справиться… Ведь нельзя насильно удерживать человека где бы то ни было и уж тем более без согласия выдавать замуж?!
Пока размышляла, шагом доехала до конюшни, а там спрыгнула с коня и передала его в руки одного из конюхов. Сил самой заводить его в стойло, разнуздать, расседлать и тем более купать и чистить уже не осталось. Единственное, что я чувствовала сейчас, это полное истощение. Хоть бы не встретить больше никого из обитателей этого ужасного дома, особенно Марко Каприано. От одной только мысли о нем сглотнула, ощутив странный прилив тепла внизу живота и на губах. Воспоминание о его поцелуе было еще слишком свежо, к тому же вдруг именно сейчас проснулись и очень давние воспоминания о том, что я чувствовала к нему когда-то в детстве и как мучительно боролась с этим чувством. Упрямо тряхнула тяжелыми локонами, чтобы выветрить из головы всю эту дурь. Никогда больше не позволю ему ко мне прикоснуться. Никогда! А еще нужно все-таки научиться себя контролировать и спокойно отстаивать свое мнение, иначе меня превратят в игрушку, которую будут использовать все, кому не лень.
Поднялась к себе в комнату, приняла душ, но никак не могла успокоиться и расслабиться. Собственная комната показалась клеткой, по которой я металась, как загнанный зверь, желающий вырваться на волю. Решила, что единственное, что меня отвлечет, это интересная книга. Однако, ничего подходящего у себя не обнаружила и в порыве раздражения вылетела из комнаты и направилась в библиотеку. По спине бежал озноб, когда спускалась по темной витой резной лестнице. Старые ступени под ногами скрипели, со стен из тяжеловесных рам на меня смотрели темные портреты с мрачными лицами, а во всем доме, казалось, не было ни души. Куда подевались слуги? Видимо, и их приучили передвигаться тихо, как мышей по норам. Почему-то стараясь не шуметь и не дышать, пересекла большой холл первого этажа, ярко освещенный солнцем, льющим свои лучи через большие незашторенные окна. Только здесь солнце и могло свободно заглядывать в дом. Все остальное крылось во мраке теней и тайн. Пройдясь по широкому проходу, наконец, дошла до нужной массивной двери и открыла ее. Библиотека ничуть не изменилась. Те же уходящие ввысь небоскребы из книжных полок, уютная мягкая мебель, множественные лампы на столиках и торшеры на полу. Пусть тут тоже было темно и уныло, как и во всем доме, но это место я любила с детства больше всего, особенно из-за книжного запаха.
Не успела сделать шаг в сторону одной из секций, как услышала негромкий ироничный оклик:
– Любовные романы не здесь. – Уже знакомый низкий мужской голос заставил похолодеть и стремительно обернуться. Не сразу разглядела этого типа сидящим в кресле в дальнем темном углу.
– Боюсь, я не разделяю твое пристрастие к любовным романам, так что мне все равно, где они, – ответила холодно, но из того же угла теперь раздался издевательски невозмутимый и волнующий смех, и всякое желание читать тут же улетучилось. Дурацкая была идея – вылезать из своей комнаты. С другой стороны, что же, я теперь в своем доме не могу чувствовать себя свободно и безопасно?! Рассердилась на собственную трусость и вновь развернулась к полкам.
– Что же ты предпочитаешь? – поинтересовался Марко через какое-то время.
– Книги по архитектуре, – выговорила через силу. Поддерживать беседу не хотелось, но так было спокойнее. Возможно, если не буду вести себя слишком вызывающе, он быстрее потеряет интерес. К тому же по его голосу я могла слышать, где он находится, пока стояла к нему спиной.
– С каких это пор? – вновь промурлыкал он насмешливо откуда-то издалека. – Помнится, в детстве ты частенько таскала любовные романы, пока никто не видел…
– Наверное, с тех самых, как решила посвятить свою жизнь архитектуре.
– Серьезно? Ты архитектор?
– Всего пару часов назад ты готов был на мне жениться, не глядя, а сам даже не знаешь, чем я занималась все эти годы?
– Серьезная оплошность с моей стороны. Однако, до сих пор я не собирался на тебе жениться, а вот теперь задумаюсь над этим вопросом… Жена-архитектор – это ведь престижно…
– Тебе смешно? Думаешь, все это глупости?
– Думаю, тебе стоит остыть, если ты хочешь, чтобы тебя воспринимали здесь всерьез.
– Если ты считаешь, что я смирюсь и буду играть в ваши игры, ты очень ошибаешься. И за тебя я не выйду без всяких условий с твоей стороны. Просто потому что не хочу, а не потому, что кто-то смилостивится надо мной и передумает.
– Кто только придумал разрешать женщинам получать высшее образование… – хмыкнул этот нахал и, кажется, встал. Не позволила себе тут же повернуться в его сторону, потому что это выглядело бы трусливо, а просто продолжила перебирать книги на полке.
– Очевидно, те, кому было важно, кто будет воспитывать их детей, образованная женщина или кухарка.
Где-то в комнате послышался скептический вздох и неспешные шаги.
– Когда же ты собралась воспитывать детей, если будешь постоянно торчать на работе? – продолжил свой бессмысленный спор он. – Архитектор – серьезная профессия… Тебе будет даже не до мужа. Твой англичанин в курсе твоих планов на будущее или ему плевать на семью?
– Мы не собираемся сразу заводить детей. Я сначала сделаю карьеру. Потом смогу и детьми заняться. А вообще все это не твое дело, Марко. Ты можешь найти себе и кухарку.
– Кухарки не так раскрепощены и изощренны в постели, а мне нужна хорошая любовница, которая будет делать все, что я захочу. В этом смысле образование полезно, потому что дремучесть ведет к предрассудкам и ханжеству.
– Постель – единственное, что тебя интересует? – выпалила и невольно замерла. Кажется, он уже подошел совсем близко, и от ощущения его близости вновь перехватило дыхание. Да что ж такое?! Никогда со мной такого раньше не было! Даже Джеймс не вызывал подобных сильных эмоций, потому что всегда был выдержан и галантен. Он не набрасывался на меня вдруг и ни к чему не принуждал. Прошло не меньше трех месяцев, прежде чем он впервые меня поцеловал, а этот дикарь совершенно не способен держать себя в руках.
– Боюсь, на первом этапе только это и интересует мужчин… – тихо и нараспев проговорил он где-то совсем рядом за спиной. – Если они, конечно, здоровы и не олухи-пуритане.
Вот тут я резко развернулась и столкнулась с ним почти нос к носу. Только чтобы смотреть в его нагло смеющиеся блестящие серебром глаза, пришлось высоко поднять голову.
– Даже не сомневалась, что ты не уважаешь не только женщин, но и чужое вероисповедание.
– Я уважаю мудрых женщин, а чужое вероисповедание уважать не обязан. Собственно, в чем дело? Твой англичанин – пуританин? Тогда неудивительно, что он даже не научил тебя целоваться…
– Ты отвратителен, Марко! И ни одна мудрая женщина по своей воле никогда с тобой не будет. Впрочем, уверена, что ты не гнушаешься насилием. Так вот и довольствуйся этим, потому что любить тебе все равно не дано.
– Я ни разу не изнасиловал ни одной женщины. А о любви как раз ты, соплячка, не имеешь ни малейшего представления…
Невольно замахнулась, чтобы отвесить пощечину в ответ на его очередное оскорбление. На этот раз он не стал меня хватать, только поднял руку в предупредительном жесте.
– Только попробуй ударить… – на этот раз угрожающе проговорил он, еще больше понизив голос. – Посмотришь, чем это закончится…
Готова была закричать на него от ярости, но ударить все же больше не решилась. Слишком огромный, сильный и без тормозов. А еще очень странно на меня действует. От одного его вида колени подгибаются и кожа горит, как после солнечных ожогов. Пока мы оба не наделали глупостей, предпочла крепко сжать в руках найденную книгу, выскользнуть из зоны его воздействия и сбежать. Пусть трусливо, зато так безопаснее. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя к предстоящему семейному обеду. И черт возьми! Он прав! Тысячу раз прав! Я должна научиться держать себя в руках! Здесь все привыкли ко мне, как к капризной маленькой девчонке, поэтому я не должна вести себя так, будто с тех пор ничего не изменилось.
* * *
Эта мрачная гостиная, обставленная мебелью из дорогого черного дерева, всегда приводила меня в трепет. Красиво, торжественно и страшно одновременно, будто находишься в загробном мире… Видимо, этого эффекта и добивался мой отец, когда строил и отделывал этот дом, который мечтал превратить в наше родовое гнездо. Правда, не было похоже, чтобы родственники горели желанием по собственной воле слетаться в это гнездо всей стаей. Никто не хотел, но все неизменно приезжали и садились за массивный стол из какого-то черного блестящего камня, в котором мы отражались, будто в дьявольском зеркале судьбы или в собственном надгробии.
Я уже почти забыла, что это за пытка – семейная трапеза. У Джеймса тоже случались скучные и чопорные торжественные обеды, на которых я присутствовала, но, боже, даже там, среди чужих людей, я чувствовала себя намного спокойнее и безопаснее… Сейчас же каждый из присутствующих вызывал во мне отторжение и панику. Безжалостный отец, ухмыляющийся Андрео, чопорный Винсенте, его такая же напыщенная жена, куча других чужих для меня и очень самовлюбленных родственников, да еще этот нахальный высокомерный тип Марко, который сидел прямо напротив меня, по правую руку от отца, и полосовал меня обжигающими взглядами. Сама не знаю почему, эти взгляды заставляли краснеть и смущаться, отчего внутри вновь поднимался неконтролируемый гнев. Он выбивал меня из колеи одним своим присутствием, хотя сейчас так важно было оставаться спокойной. Просто слишком уж видным мужчиной он стал, слишком заметным, довлеющим и невольно притягивающим к себе взгляд. Высоченный и плечистый, однако, грациозно сложенный. Грубоватый, но с аристократическим изыском. С необыкновенно красивым лицом, которое по большей части оставалось серьезным, задумчивым или безразличным. Однако, когда уголков его губ и глаз касалась вызывающе-игривая и, несомненно, распутная ухмылочка, его взгляд и все лицо приобретало необыкновенную притягательность, которой хотелось любоваться вопреки собственному желанию. Страшно было представить, о чем он думал в эти моменты… От его дымчато-серых глаз то мороз шел по коже, то бросало в жар. Мог бы, правда, и побриться к торжественному обеду, а то черная щетина делала его похожим на дьявола, как и густые сильно отросшие непокорные волосы, чернильные, как вороново крыло. Одеваться он тоже научился эффектно, даже слегка вычурно, однако, меру знал. В общем, от былого худого мальчишки мало что осталось. Тогда он был миловидным, неискушенным и диковатым, и такие нравились молоденьким девушкам. Сейчас он стал борзым, холеным, пресыщенным, опасным, но остался все таким же диким и отчужденным. Девушки таких сторонились, но женщины, наверное, сходили по нему с ума, чувствуя в нем зрелого и опытного самца. Всю меня передернуло от его очередной попытки облапать меня взглядом, и я отвернулась.
Беседы за столом велись исключительно светские и ничего не значащие. Кузен рассказывал, как один его приятель продул в карты почти все свое состояние. Супруга Винсенте сплетничала о какой-то актрисе. Отец вел разговоры о политике с дядей и Андрео. Остальные поддакивали кому-нибудь из них и казались очень увлеченными сегодняшним вечером. Молчали только мы с Марко, что кому-то, может быть, многое объясняло. Думаю, все уже были в курсе о решении отца. Впрочем, я была уверена, что Марко всегда бывал тут таким холодным и молчаливым. Ему попросту было плевать на это застолье и на личные отношения с этими людьми, он откровенно скучал, как и я. Наконец, отец прервал общий шум голосов, подняв свой бокал и постучав по нему ножом.
– Прошу минутку внимания, – прохрипел он, привлекая к себе общие взгляды. У меня тоже все внутри содрогнулось, а вот у Марко, похоже, ни один мускул не шевельнулся. – Хочу поделиться со всеми вами одним важным событием, которое вот-вот намечается в нашей семье, – продолжил отец без малейших оттенков радости в голосе. Едва ли о свадьбе единственной дочери сообщают в такой манере, если эта свадьба действительно сулит счастье. Нет, на чьи-либо чувства ему всегда было плевать, и сейчас он всего лишь сообщал о выгодной для него сделке. – Моя дочь Доминика и мой приемный сын Марко решили сочетаться браком, так что в скором времени мы ожидаем их помолвки, а затем и свадьбы. После свадьбы я намерен передать часть своих обязанностей Марко, хотя я и так уже во многом на него полагаюсь. Уверен, сферы влияния он распределит разумно и по справедливости. Хочу, чтобы все были в курсе этих перемен. Принятое мной решение не обсуждается.
Так и оторопела с вилкой и ножом в руках, как и все остальные. Конечно, я ожидала, что он объявит об этом, но все же думала, что причины нашего брака будут звучать не так цинично и буквально. Прямолинейность отца, похоже, многих поставила в тупик. Однако, спустя несколько секунд они будто оттаяли.
– Что ж, наши поздравления, Марко и Доминика, – первым прервал молчание Андрео и поднял свой бокал. Его примеру тут же последовали остальные, и в нашу сторону посыпались поздравления, а над столом зазвучал звон хрусталя. Марко кивал и как-то нехотя подставлял свой стакан с виски под протянутые к нему бокалы, а я даже не могла себя заставить взять в руки свой. Да, собственно, и не хотела вовсе! Только на меня никто не обращал внимания, будто все это меня в принципе не касалось. Это же был триумф Марко, а вовсе не мой… Постепенно приходя в себя и вскипая, я устремила на новоиспеченного «жениха» злобный взгляд. Он тут же ответил легким движением головы, означающим «нет» и призванным меня остановить. С чего это он вздумал мне приказывать?! И как теперь собирается выпутываться из этой ситуации, если на самом деле не заинтересован в браке?! Тут же вскочила с места.
– Сегодня утром я уже дала знать вам обоим лично, как отношусь к этому фарсу, – произнесла я в воцарившейся тишине в сторону отца и сводного брата. – Однако, меня, очевидно, не поняли или пожелали проигнорировать мое мнение. Так вот я повторю, что я против этого брака и не позволю распоряжаться своей судьбой против моей воли.
Выпалив все это на одном дыхании, вдруг поняла, что все физические и моральные силы, истраченные на этот обед, иссякли, а все продолжают дырявить меня взглядами: скептическими, насмешливыми, осуждающими, удивленными, возмущенными. Среди них не было ни одного сочувствующего и понимающего. Стиснула зубы, но подбородок все равно дрогнул, особенно когда даже Андрео отвернулся, вздохнул и покачал головой.
– Не ожидал от тебя такой черной неблагодарности… – сухо прошипел справа от меня отец. – Надеялся, у тебя было достаточно времени, чтобы все осмыслить и не устраивать этот спектакль повторно. Ты получила от меня все, что имеешь на данный момент, без каких-либо ограничений – роскошь, престижное образование, свободу на долгие годы. Теперь, когда пришло время платить по счетам, ты в ответ оскорбила меня и Марко.
– Ч-что? Платить по счетам?! Так это называется?! Я думала ты просто хоть немного меня любишь… И это вы с Марко оскорбили меня! Я завтра же улетаю в Лондон! И только посмейте мне помешать!
Резко развернулась, но краем глаза успела заметить, как отец сделал едва заметный знак Марко кивком головы в мою сторону. Тот тут же встал из-за стола и, видимо, последовал за мной. Только я больше не оглядывалась. Я бежала в сторону холла, к лестнице, чтобы укрыться в единственном безопасном для меня месте в этом доме – в собственной комнате, которую можно было запереть на ключ. Там я собиралась немедленно паковать вещи, а еще нужно было связаться с Джеймсом. Почти успела добежать, схватиться за ручку двери и слегка ее приоткрыть, когда дорогу мне перегородил этот дьявол. Он схватил меня за руки чуть повыше локтей и впихнул в открытую дверь. Стало по-настоящему страшно. Дыхание уже привычно перехватило рядом с ним, да и внизу живота подло потеплело. Даже не удивилась на этот раз реакции своего тела на этого мужчину, поэтому щеки неконтролируемо вспыхнули. Слишком он хорош и слишком непредсказуем при этом. Матерый зверь, варвар, который умеет быть элегантным и обворожительным, когда захочет.
На удивление, в комнате он позволил мне вырваться из своей железной хватки и попятиться подальше от него. Наткнувшись на трюмо, вслепую пошарила пальцами у себя за спиной по разбросанной на столешнице косметике. Нащупала прохладный металл пилочки для ногтей и сжала ее в руке, пряча в складках юбки.
– Даже не думай ко мне приближаться! Иначе я закричу! – зарычала в отчаянии, хотя сам он как всегда не показал ни единой лишней эмоции и пока не сделал ни одного лишнего движения. Только неторопливо прошелся к комоду рядом со входом, снял пиджак, бросил его там, вынул здоровенный пистолет из-за пояса брюк и мягко положил его сверху на пиджак. Напряженно наблюдала за каждым его действием, боясь вдохнуть, выдохнуть, сглотнуть или пошевелиться. Мужчина, наконец, развернулся и встал, прислонившись к комоду и сложив на груди руки.
– Зачем у тебя с собой оружие? – выпалила первое, что пришло в голову и возмутило. Он что – мне угрожал?!
– Я всегда ношу при себе оружие, – отчеканил холодно.
– Чего-то боишься, Марко? – попыталась задеть его самолюбие, но тщетно. Его губ только вновь коснулась та самая порочная улыбочка, от которой подгибались колени. Правда, улыбка тут же стерлась.
– И сколько ты еще будешь вести себя как капризная школьница? – со всей серьезностью вопросил он на этот раз, глядя на меня своими потемневшими, как грозовые тучи, глазами.
– Пока вы будете обращаться со мной как с ребенком, над которым вы имеете полную власть.
– Ты сама усугубляешь свое положение с каждой новой выходкой. Теперь пути назад нет. Ты слышала, чего хочет твой отец, и должна понимать, чем грозит неповиновение.
На несколько секунд потеряла дар речи и замерла. Потом не удержалась и коротко глянула на пистолет.
– И чем же оно грозит? – спросила со всей серьезностью, уже, кажется, готовая услышать любой ответ. Мужчина тоже сделал паузу, потом вздохнул.
– Видишь ли, в ближайшее время в мои планы входит убрать твоего жениха, когда он приедет в Нью-Йорк, – холодно констатировал он, выбив весь воздух у меня из легких. Помотала головой, не желая верить в услышанное. – Таков приказ твоего отца, и он будет исполнен либо мной, либо кем-то другим.
– Ч-что?! – выдавила из себя, захлебнувшись страхом и пятясь вдоль окна, пока не уперлась спиной в торец шкафа. Пальцами впилась в подоконник, чтобы не упасть.
– Я не повторяю дважды, – хладнокровно и обманчиво мягко продолжил Марко. – Но я иногда иду на уступки и сделки. Только с каждым твоим отказом условия для тебя ухудшаются. Чтобы впредь ты не думала, что со мной можно играть в неповиновение.
Вот теперь впервые за все время на глазах навернулись слезы, а губы задрожали. Вот, значит, каково его истинное нутро! Я никогда в нем не ошибалась!
– К-какие условия? – выдавила из себя срывающимся голосом, но Марко что-то не спешил отвечать, и я взвилась вновь. – Так это п-правда?
– Что именно? – нахмурился мужчина с холодным волчьим взглядом.
– То, что вся наша семья связана с криминалом… – заставила себя договорить ту, на первый взгляд, нелепую мысль, которая мучила меня весь день и которая теперь оказалась такой до глупости очевидной. Выражение лица Марко едва заметно смягчилось.
– Мне жаль, что тебе пришлось узнать это от меня и при таких обстоятельствах. В ближайшее время ты еще много чего узнаешь, хотя тебя постараются держать в стороне из соображений твоей же безопасности.
Подбородок предательски задрожал, губы свело судорогой, но все же смогла себя преодолеть.
– Чего ты хочешь, Марко, чтобы Джеймс остался жив? – прошептала едва слышно. Он качнул головой.
– Послушную воспитанную леди с английскими манерами, а не бешеную ведьму.
– Я… я не с-смогу всю жизнь провести рядом с тобой в ненависти и лжи… Эт-то не для меня…
Его губы искривились в ухмылке.
– Кто говорит обо всей жизни, Доминика? Всего несколько месяцев до свадьбы. К тому же через две недели наша помолвка. Придется разыгрывать счастливую пару. После свадьбы у меня появится возможность купить тебе билет в Лондон в один конец. Мы разведемся. И там катись на все четыре стороны со своим англичашкой. Мне плевать. Но пока… пока что я не могу предложить тебе большее, потому что не контролирую здесь все и твой отъезд организовать не сумею. За нами будут внимательно следить, и тебя едва ли выпустят из дома в ближайшие дни. Разве что со мной или с моего разрешения… если я этого пожелаю…
– Х-хорошо, – собралась с силами, чтобы расставить все точки над i, хотя голос трусливо дрожал. – Чисто формально я готова изображать твою невесту. Но если станешь распускать руки, я тебе глаза выцарапаю.
На этот раз он тихо рассмеялся, блеснув ослепительно-белыми зубами. Затем разжал сцепленные на груди руки и неторопливо пошел ко мне. Несколько шагов – и он оказался совсем рядом. Высокий, опасный, ослепительно красивый и безжалостный.
– Сегодня ты оскорбила меня публично, – заявил Марко, и его глаза сузились, из серого бархата превратившись в сталь. Его рука требовательно приподняла мое лицо за подбородок, а его большой палец грубовато прошелся по моим губам, будто пробуя их на мягкость. До боли сжала пилочку, спиной упираясь в шкаф и глядя на него снизу вверх. Вновь невольно отметила для себя, как обезоруживала его красота и как при этом ранили его слова. – Я хочу платы за оскорбление, – горячо прошептал он мне в губы. – Поэтому я буду распускать руки, а ты не выцарапаешь мне глаза. Если попытаешься, я тебя свяжу и все равно сделаю, что пожелаю. К тому же мы должны выглядеть как нормальная влюбленная пара. Так что постарайся, Доминика… Если, конечно, не хочешь, чтобы я все-таки пристрелил твоего жениха. В ближайшее время ты позвонишь ему и настоишь, чтобы он остался в Великобритании. Не знаю, как ты обоснуешь свою просьбу, но ты уж постарайся…
Не нашлась, что можно на это ответить. Просто стояла и смотрела на него непонимающими, завороженными, полными отчаяния глазами, из которых, кажется, потекли слезы. Марко тоже наблюдал, только холодно и невозмутимо, пока его взгляд не стал как расплавленное серебро. Потом почувствовала его руки на своей шее, на затылке и на волосах. Они начали аккуратно и неторопливо собирать мои волосы в хвост, прядь за прядью, вызывая во мне горячую волну бессильной ярости. Рука с зажатой в ней пилочкой метнулась вверх, пытаясь нанести удар, однако не успела ничего сообразить, как оказалась обездвиженной его ловкой хваткой и крепко притиснутой к шкафу. Его правая рука крепко сжала волосы у меня на затылке, заставляя закинуть назад голову. Его левая рука схватила мое запястье, вынуждая выпустить свое жалкое оружие. Оно тут же со звоном упало на пол, а Марко с насмешливым недовольством покачал головой.
– Твое упорство впечатляет… – хмыкнул он, ничуть не удивившись и только теснее прижимая меня к себе. В тот же момент его лицо склонилось надо мной, и рельефно очерченные мужские губы впились в мой рот. Его язык коварным змеем проник в горячую влагу, бередя все нервные окончания, отвечающие за удовольствие, и наполняя меня чужим вкусом. Все это было оскорбительно и сладко одновременно. Позорно забыла о сопротивлении на бесконечные секунды. Хотелось возмутиться, оттолкнуть и в то же время продлить этот поцелуй до бесконечности, особенно когда почувствовала его руку у себя на шее, затем на ключицах и плечах, потом – на часто вздымающейся груди. С мастерством виртуоза ловко расстегнул пуговки на платье, не прекращая целовать, ласкать и удерживать за волосы. Парой легких движений руки распахнул расстегнутый воротник и сдвинул в сторону чашечку бюстгальтера, обнажая мою грудь, бесцеремонно сжимая и поглаживая.
Наконец очнулась от дурмана, попыталась оттолкнуть от себя этого нахала, но тщетно. Заколотила по его плечам, глухо зарычала от беспомощного приступа злобы, но он оплел меня всю, прижимая к себе и заставляя выгнуться в его объятьях. Его рот стал хищным, голодным, жадным. Бесстыдно всосав мой язык и лаская его своим, он просто брал, что хотел, без спросу и тормозов. Когда его пальцы вновь добрались до моей груди, умело потерли, сжали и покрутили сосок, по спине прокатился озноб изнеможения, ноги и руки ослабли. В отчаянии подумала, что он слишком хорош, чтобы я могла ему противостоять, и слишком порочен, чтобы я могла когда-нибудь его принять. Единственное, что мне оставалось, это сгорать от ненависти! В особенности за те ощущения, что он вызывает во мне против моей воли.
Его губы вдруг отстранились.
– Марко… ты подлец! – прошептала, чуть дыша.
– Приведи себя в порядок, Доминика, – произнес горячим полушепотом. – Прими душ и отдохни. Сегодня я приду к тебе. И лучше, чтобы ты меня не разочаровала.
– Ч-что? Что?! – закричала в исступлении, но он никак не отреагировал, лишь молча подошел к своим вещам на комоде, убрал за пояс пистолет и надел пиджак, а потом развернулся и вышел из комнаты, предварительно вынув из замочной скважины ключ. В последний момент бросилась к двери, пытаясь открыть, но он уже запер ее с другой стороны, и я бессмысленно ударила кулаками в бездушное дерево. Под воздействием нахлынувших чувств подлетела к столику, на котором красовалась старинная китайская ваза, схватила ее и изо всех сил запустила в дверь. Из глаз хлынули слезы ярости. Да как все они смеют со мной так?! Подумала, что я скорее исполосую его наглую рожу когтями, искусаю его в кровь, если он только посмеет ко мне прикоснуться еще раз, но тут вспомнила о Джеймсе и притихла, прикрыв ладонью рот и замерев посреди комнаты.
Спустя какое-то время, тяжело дыша и крепко сжав кулаки, так что ногти впились в ладони, попыталась успокоиться и начать мыслить здраво. Это казалось невероятным, но что если он правда его убьет?! Не выдержала этого напряжения, бросилась к окну и распахнула шторы, будто в первый раз заметив, что моя комната находилась на третьем этаже. Может быть, я смогла бы связать что-то вроде веревки из простыней, как это обычно показывали в кино, но боже… что я стану делать потом? Как выберусь с огромной охраняемой территории? Сейчас во внутреннем дворе поместья, куда выходили окна моей комнаты, стояло несколько автомобилей, а вокруг них расхаживала охрана отца и наших многочисленных родственников. Я прекрасно знала, что все они вооружены до зубов, ведь если учитывать, чем на самом деле занималась моя семья, должно быть, застать их врасплох и напасть нашлось бы очень много желающих. Вновь вспомнила о Джеймсе и наглухо закрыла шторы, пытаясь не думать о том, какую цену придется заплатить за его жизнь.
Опомнившись и вдруг подумав об условии, поставленном Марко, бросилась к телефону, отдышалась, немного собралась с мыслями и набрала домашний номер Джеймса. Ответила прислуга, а его на месте не оказалось. Сделала еще один звонок в офис, но секретарь сообщила, что он уехал навестить коллегу за город, и она пока не знает, когда он вернется. Сбросила звонок, но все никак не могла расстаться с трубкой, которую зачем-то прижала к груди, пытаясь решить, что делать дальше. Возможно, это даже хорошо, что я не дозвонилась сразу, ведь по моему голосу, по сбивчивой речи, по дыханию, сразу можно было догадаться, что что-то произошло и что я в панике. Мои просьбы не приезжать выглядели бы довольно странно и неубедительно. Сглотнула и наконец-то положила трубку на место. Мысли вновь вернулись к Марко. Нет, он не посмеет… Ведь не посмеет же?!
Минула полночь, а, может быть, и час ночи… Сначала я все еще металась по комнате, потом сидела в кресле, глядя в одну точку и пытаясь смириться со своей судьбой. Потом, не раздевшись, упала на застеленную постель и лежала без движения, ни о чем не думая, бог знает сколько времени. Потом уснула. Разбудил меня какой-то шум и мужские чертыхания. Я мигом подскочила на кровати и непонимающим взглядом обвела комнату. На пороге Марко отодвигал ногой осколки и поднял на меня недовольный взгляд. Заметив, что я проснулась и во все глаза смотрю на него, он покачал головой, обошел остатки вазы на полу, вновь снял пиджак и вынул пистолет, потом снял галстук, запонки и расстегнул рубашку на шее и груди. Сглотнула и села, вся содрогаясь от его невозмутимого спокойствия. Явился в мою комнату, будто хозяин… Неужели он сейчас и правда на меня набросится, как животное?! С ужасом ожидала своей участи, а когда он приблизился, мучительно сглотнула болезненный комок в горле, вся собравшись и напрягая каждый мускул.
Невольно вздрогнула, когда он сел рядом со мной на постель и откинулся назад, опираясь на локти. Захотелось отпрянуть, но я не стала показывать трусость. Только напряженно наблюдала, как он покрутил головой, разминая шею. Его взгляд, наконец, обратился ко мне, такой близкий, такой непонятный, такой опасный. В полутьме комнаты, где горел только один ночник, его глаза, казалось, светились серебром, отражая в себе свет. Протянув руку, он тронул мои волосы, вызывая огненную вспышку на щеках. Тут же отпрянула.
– Сними с меня ботинки, – прохрипел он невозмутимо.
– С чего вдруг… – встрепенулась от неожиданности и изумления. Внутри поднялся вулкан возмущения.
– Я думал, мы обо всем договорились, Доминика. Ты будешь хорошей умной девочкой, а я попытаюсь спасти жизнь твоему Джеймсу Лоусону, сыну известного английского банкира. Его ведь так зовут? Проживает в одном из самых роскошных особняков на Хампстед Лейн в северной части Лондона. – Все это было произнесено ровным, ничего не выражающим голосом, почти как у отца. Может быть, приемный сын и отец и правда во многом были похожи… Оба безжалостные чудовища, не способные к эмпатии.
Стиснула зубы, но ничего не ответила. Последние надежды на то, что все это было фарсом, или на то, что Марко способен на сострадание или уступки, угасли, уступив место обреченности и решительности. Что ж, если он хочет подобного унижения, я соглашусь. Однако, пусть не думает, что все это останется безнаказанным. Когда-нибудь я отомщу и отомщу страшно. Вся цепенея от унижения и страха, заставила себя встать, сделать пару шагов и присесть на корточки между его широко расставленными ногами. Развязала шнурки, расслабила по-максимуму и по очереди легко стянула дорогие мягкие кожаные туфли с шелковых носков.
– Теперь носки, – вновь холодно приказал негромкий, но не терпящий возражений мужской голос.
Послушно потянула за черную тонкую ткань, пренебрежительно отбросила их в сторону и тут же встала. Гордость не позволяла сидеть у его ног, словно какой-то служанке. Кроме того, окатила его уничижительным мрачным взглядом, чтобы прочувствовал степень моего презрения.
– Рубашку, – последовал еще один короткий приказ.
Мне потребовалось, наверное, полминуты, чтобы справиться со сбившимся дыханием и сесть на кровать рядом с ним на колени. Старалась не смотреть на него по возможности, когда дрожащие пальцы неловко возились с пуговицами. Когда вытянула рубашку из брюк и дошла до конца, распахнула ее и вздрогнула, потому что Марко сел, оказавшись полуобнаженным и совсем рядом. Взгляд невольно скользнул по рельефным мускулам на его груди и животе, а на щеке и губах ощутила его горячее дыхание, пахнущее сигарами и алкоголем. По всему телу разлилась краска стыда и какого-то непонятного жара. Закрыла глаза, стиснула зубы, вновь сглотнула.
– Брюки, Доминика, – прошептали мужские губы совсем близко к моим, а серые глаза опасного хищника обожгли в упор, не позволяя дышать, мыслить, сопротивляться его немому дикому зову. Грубые пальцы нежно коснулись щеки, заставляя повернуться, потом тронули подбородок, слегка приподнимая голову, потом погладили губы. – Давай же… – в его голосе появились нотки недовольства и угрозы.
Внутри все рвалось от противоречивости чувств и ощущений. Я ведь становилась предательницей, я теряла свою честь с того момента, как оказалась с этим ужасным мужчиной в своей комнате один на один. Тоска по той чистоте и взаимоуважению, которые существовали между мной и Джеймсом, перехватывала горло стальными клещами, но что-то горячее, порочное, неумолимое поднималось из глубины и заставляло чувствовать то, что я не должна была. Похолодевшие руки, между тем, расстегнули кожаный ремень на мужских брюках, затем пуговицу и молнию. Под черным трикотажем дорогого белья топорщилось нечто твердое и огромное. Мучительно облизала губы, испытывая отторжение и страх. Вовсе не так я представляла себе свой первый раз. Думала, что не будет страха, что это будет одухотворено любовью и освящено узами брака.
– В чем дело, Доминика?
Он еще спрашивал… Ничего не ответила, но отстранилась и села, понурив голову и пытаясь усмирить взбесившееся сердцебиение и дыхание. Все стало гадко и безразлично. Пусть делает со мной, что пожелает, раз у меня нет выбора, но сама я не хотела прикладывать руку к насилию над собой. Этот мужчина если и вызывал притяжение, то тут же сам уничтожал его своим поведением. Он встал и зашуршал одеждой у меня за спиной. Потом окликнул холодно.
– Вставай. – Меня тут же потянули за руку и насильно подняли на ноги. Марко оказался так близко, что всю кожу обожгло. Только спустя несколько мгновений поняла, что он уже был полностью обнажен. Никогда раньше не видела мужчину совсем без одежды. В университете мы рисовали полуголых моделей с натуры, но все же кое-что оставалось прикрыто драпировкой. К тому же я никогда не оставалась с обнаженными мужчинами наедине. От осознания непристойности происходящего по спине пробежал озноб. Боже, захотелось провалиться на месте от стыда сквозь землю, но этот человек вытащил бы меня даже из ада. Так же, как до этого, по-свойски и грубовато, он принялся расстегивать на мне ремешок, затем пуговицы, только на этот раз он спустился намного ниже, поэтому, когда он пожелал, платье свободно упало на пол с моих плеч. Лифчик был расстегнут с необыкновенной ловкостью и отброшен в сторону.
– Ты очень красивая, Доминика… Необыкновенно… – Его пальцы тыльной стороной прошлись по тут же затвердевшему соску, защемив его и заставив меня ахнуть, вздрогнуть и прикрыться.
– А ты вызываешь у меня отвращение! – выпалила, не сдержавшись, вся напряглась и зажмурилась в ожидании чего-то ужасного. Может быть, удара. Однако, услышала лишь короткий насмешливый выдох, а потом почувствовала поцелуй на своей макушке.
– Скоро все изменится, – тихо возразил он и потянул куда-то за руку.
Что изменится?! Моя ненависть к нему?! Я ничего не понимала, топая за ним в одних чулках и трусиках и прикрывая одной рукой грудь. Только смотрела на его широкую спину в буграх мускулов, на узкий подтянутый торс и на мощную накачанную руку, сжимающую мою. Когда оказались в ванной, я затравленно прислонилась к стене, а он приготовил полотенца, положив их ближе к душевой кабинке, а затем включил и отрегулировал душ.
– Иди, – позвал, протянув руку, но мне даже смотреть на него было стыдно, не то что приблизиться. Блистательно красивый, подтянутый, мускулистый и естественно грациозный, он выглядел как античный воин, ничуть не стесняющийся собственной наготы. Его член, мощный, чуть более светлый, чем его загорелая кожа, был весь испещрен толстыми венами и был направлен вниз и чуть-чуть вперед. Невольно мотнула головой в знак протеста, однако, Марко приблизился сам, обхватил за талию и потянул к душевой кабинке. Попыталась вырваться и что-то возразить, однако, не успела сделать вздох, как вдруг оказалась в его объятьях под теплыми струями воды. Белье на мне тут же намокло и прилипло к коже, а мужские руки опутали все, сжали, подчинили, притянули к обнаженному мокрому сильному телу, заставив прочувствовать его жар, твердость, изгибы, желание. Его член тут же увеличился и упруго уперся в низ живота. Его соски затвердели, как и мои, от нашей тесной близости и трения кожа к коже. Его пальцы запутались в моих волосах и уже привычным движением закинули мою голову, не оставляя никакого выбора. Вода полилась на лицо, заставляя зажмурить глаза и распахнуть губы, чтобы не задохнуться, и их тут же накрыл его поцелуй. Его язык, уверенный и напряженный, стал толчками проникать внутрь, будто овладевая мной и насаживая пошло и откровенно. Затем его рот стал нежно посасывать, гладить, ласкать, не давая опомниться, язык стал нежным, трепетным и едва уловимым. Задрожала, попыталась вырваться, забилась в его объятьях, ударяя кулаками по железным мускулам на его груди и плечах, но чувствовала себя рыбкой, попавшейся в руки умелого рыбака, который взял за жабры и подвесил над пропастью в пугающей невесомости между жизнью и смертью. Сильный… он был такой сильный и такой невозможно порочный, что голова кружилась… От его искусных, бесстыдных прикосновений на коже распускались цветы, а между ног все жарко пульсировало под насквозь промокшими трусиками.
– Если сделаешь со мной это, никогда не прощу! – в отчаянии прошептала, на миг оторвавшись от его губ.
– Мне не нужно твое прощение. Хочу чтобы ты кричала и кончала подо мной раз за разом, потому что я буду брать тебя, сколько пожелаю, – промурлыкал мне в лицо высокомерно и насмешливо.
– Тогда я убью себя! – злобно зашипела, выкручивая руки.
– Не захочешь… – зашипел, передразнивая мою манеру, – потому что тебе понравится со мной трахаться.
Попыталась закричать от бессильной ярости, вонзила когти в его плечи, толкнула. Только мои трепыхания не возымели ни малейшего действия. Скорее я сама сдалась под его напором. Мужские пальцы больно надавили на щеки, принудительно раскрывая рот и вновь имея его своим – сладко, жарко, вкусно, по-варварски дико. Он вжал меня в стену. Большая грубая мужская лапища накрыла грудь, смяла, больно защемила сосок, но тут же отпустила и принялась осторожно поглаживать и теребить. Меньше минуты такой развратной пытки – и я поплыла, позволив ему одним рывком стянуть с себя трусики, которые сползли по мокрым дрожащим ногам на дно душевой.
– Нет, Марко… нет, не надо… – чуть не плакала, когда он склонился и стал целовать мои груди, сжимая и поглаживая ладонями и жадно посасывая и покусывая соски. Не обращая внимания на мое сопротивление, легко подхватил на руки так, что груди оказались на уровне его лица, и продолжил бесстыдную пытку, всасывая, вытягивая и звонко выпуская соски, а потом пожирая их вновь. Стала извиваться в его руках ужом, но от этих непристойных трений под теплыми струями воды только становилось хуже. К тому же в какой-то момент насытившись этими звериными ласками, он вдруг притиснул меня к стене, развел мне ноги, перехватил их под колени и уперся членом, твердым и горячим, как раскалившийся на солнце камень, мне в промежность. – П-пожалуйста, только не так и не здесь! Я… я д-девственница, Марко… Ты не можешь! Ты не имеешь право! – выкрикнула торопливо из последних сил, упираясь в его мощные плечи ладонями. Не собиралась унижаться и признаваться ему в этом, но все же струсила и не выдержала.
Эти последние слова прозвучали, словно гром среди ясного неба. Мужчина так и замер, держа меня на весу на руках. Пытливо и вопрошающе заглянул в полные слез глаза и в пылающее лицо, будто пытаясь определить лгу я или нет. Затем вымученно уткнулся в стену лбом над моим плечом, должно быть, приходя в себя и пытаясь унять безумное возбуждение. Замерла у него на руках, стараясь не дышать, чтобы ничем его не спровоцировать. Сердце готово было выпрыгнуть из груди и уже подступило к горлу, ртом жадно хватала тяжелый, насыщенный влагой и нашими феромонами воздух. Разве могла я представить нечто подобное с Джеймсом?! Этот кошмар… эту пошлость… эту вульгарность и дикость?! Неужели после свадьбы и он творил бы со мной такое?!
Марко, наконец, опустил меня на пол и завис надо мной огромной глыбой из мускулов. Его член колом торчал между нами, стал огромным, мощным, напряженным, четко очерченным и прямым, как копье. Со стыдом и смущением наблюдала, как по красивому мужскому торсу и по этому неприлично вздыбленному мужскому органу стекают капельки и струйки воды. Поспешно отвела взгляд и закрыла глаза в ожидании своей участи. Неужели пощадит? Почувствовала прикосновение горячих губ к шее и уху. Только сейчас заметила, точнее услышала, как часто он дышит.
– Девственница, значит… – прошептал он каким-то непонятным тоном. – Признаться, изначально думал, что ты та еще горячая штучка и многое уже попробовала и умеешь.
Вся взорвалась от этих пошлых определений. С чего бы он мог подумать обо мне такое?! Я никогда не вела себя недостойно!
– Что ты еще мог подумать, если сам судишь обо всех по себе?!
Марко тихо рассмеялся, пытаясь опять прикоснуться к моему лицу ладонью и поцеловать, но я оттолкнула его руку. Он вновь завис надо мной на расстоянии волнующих двадцати-тридцати сантиметров. Казалось, чувствовала исходящий от него жар и слышала, как бьется его сердце.
– Уверен, ты станешь горячей любовницей… – заявил он издевательски невозмутимо. – Одного только не пойму, как твой сэр Лоуренс мог не трахнуть такой лакомый кусочек. Он импотент?
– Да ты! Ты просто животное, не имеющее никаких представлений о приличиях и чувствах! – все же не удержалась и вновь подняла не него руку. На этот раз он не успел или не захотел среагировать и пощечина получилась довольно увесистой, даже слегка рассекла ему щеку ногтями. По коже потекла тоненькая струйка крови вперемешку с водой. Однако мужчина даже не шелохнулся, лишь вновь рассмеялся надо мной, будто я была каким-то шутом и мои чувства ничего не значили.
– Вот об этом я и говорю, Доминика. Ты страстная. Только с мужчинами нужно не драться. С ними нужно трахаться. Жестко, если пожелаешь… и если сможешь… Но раз уж ты девственница, пока что мы не станем забегать вперед.
– Отпусти меня, Марко! – закричала вновь, возмущенная его пренебрежением и насмешками. – Сейчас еще не поздно остановиться! Пожалуйста! Я буду изображать твою невесту на людях, сколько пожелаешь! Стану нежной, покладистой, милой, если захочешь! Только прошу, не делай этого со мной!
– Ты правда думаешь, что мне нужна бесполезная покладистая кукла напоказ? – прохрипел, приближая свое лицо и сминая большим пальцем мои губы. – Очень ошибаешься, девочка… Мне нужна тигрица в постели… Но если пожелаю, ты и так станешь покорной, как кошечка… И пути назад нет, Доминика. Мы слишком далеко зашли.
Взял меня за руку и вдруг положил ее себе на член, заставляя сжать его в ладони. Попыталась осторожно вырваться, но его пальцы вдруг сжались на горле, а мне в глаза заглянули серые сумерки его глаз, в которых клубились облака, свирепствовал шторм, наступал цунами, готовый накрыть своим валом. Не отпуская моего взгляда, начал двигать моей рукой по своему возбужденному стволу от самого основания до ощутимо выступающей скользкой головки. Чувствовала, как под пальцами проскальзывают рельефные вены, шелковая мягкая кожа, потом бархатистая и горячая. Задышал мне в губы еще чаще, на пару мгновений блаженно закрыл глаза, потом открыл, чтобы снова испепелять, уничтожать, пожирать остатки моего сопротивления и стыдливости и чтобы наслаждаться моей порочностью и унижением.
– Да, Доминика… ласкай его… вот так… чуть крепче и быстрее… – он уже убрал свою руку с моей, предоставив мне возможность самой его ублажать, только вот горло не отпускал. Даже не знаю, почему не остановилась… Пусть бы задушил, хотя держал он не так уж крепко… Но он действовал на меня как-то ужасно… а еще подумала, что лучше уж это, чем чувствовать этот жуткий предмет внутри себя, позволить ему причинить себе боль… Ощутив болезненно-страстный поцелуй на своих губах, зверскую хватку на волосах, нетерпеливые ласки на груди, невольно задвигала рукой быстрее, чтобы все это поскорее закончилось, сосредоточившись почти на самой головке. Она раскалилась, налилась под пальцами, ощутимо запульсировала и вдруг начала извергать горячую влагу мне на живот и на пальцы, тогда как мужской рот впился в меня с такой жадностью, будто собирался проглотить целиком.
– Доминика… – с самодовольным облегчением выдохнул мне в лицо спустя полминуты порочного наслаждения. Погладил все еще сжимающую его достоинство руку, потом мой забрызганный его семенем живот и большим пальцем размазал эту влагу по моим губам, заставляя их распахнуть.
– Оближи… – прошептал с порочной улыбкой, не обращая никакого внимания на то, как я вырываюсь и недовольно морщусь. Крепко удерживающая волосы мужская рука не позволяла избежать этого мучительного насилия. Во рту разлился странный и непонятный привкус, который ни с чем невозможно было сравнить. Его палец оказался у меня во рту. Повинуясь его движениям, сомкнула губы и пососала, чуть лизнув языком, но тут же зажмурилась и отстранилась, стоило ему только ослабить хватку.
– Для начала очень даже неплохо, хоть я и ожидал совсем другого…
– Для начала?! – с отвращением вытерла губы и попыталась смыть водой, но мой мучитель лишь рассмеялся. Затем взял с полки жидкое мыло и налил его себе на ладонь.
– Стой спокойно, Доминика… – с мягкой улыбкой приказал он, придерживая меня за плечо и начиная размазывать мыло по моему мокрому телу. – Со мной в постели должна быть чистая девочка, а не такая грязнуля.
Попыталась проскользнуть к выходу, но он совсем загнал меня в угол, перекрыв все бесстыдно прекрасной скульптурой своего мускулистого тела. Его ладонь нежно, но в то же время уверенно начала скользить по шейке и по плечам, не пропуская ни одного сантиметра кожи и оставляя за собой пожар из мыльной пены и мечущихся в нем в агонии мотыльков-мурашек. Аккуратно и тщательно вымыл мои руки от плеч до кончиков пальцев, даже потер подмышки, отчего стало немного щекотно и совсем неловко. Развернул меня к себе спиной, носом в угол, и натер спину, потом взял душ и намочил волосы, намылил шампунем и нежно помассировал, смыв под мягкой струей воды. Перейдя к попке, бесстыдно скользнул пальцами между ягодицами и намылил там все, чуть придерживая за талию другой рукой. Присев на корточки, дернул на мне мокрые чулки, разрывая их на клочки и обдирая с ног. Не смея обернуться, я вся горела, как в лихорадке. Даже злые слова все ушли от подобного со мной обращения. Да и что бы они изменили?! Признаться честно, его прикосновения были приятны, они волновали, они приводили в дрожь, от них все сжималось внизу живота и отдавалось сладкой пульсацией между ног, совсем такой же, какую чувствовала в его кончающем мне в руку члене. Только вот отвращение и ненависть к нему были не меньшими. Как только отец мог пригреть на груди такого, да еще отдать ему меня?!
– Черт, что ты делаешь?! – взвизгнула отчаянно, когда он вдруг намотал на руку мои волосы, а другой прошелся по груди, намыливая и чуть сжимая. В ухе раздалось его коварное «чш-ш-ш-ш», будто шипение раскаленного масла. Вновь заметалась в тесном пространстве угла, как рыбка на крючке, попыталась вывернуться, прикрыться и оттолкнуть его, но он держал к себе спиной с закинутой назад головой, не позволяя развернуться, и силы как всегда оказались неравны. Задохнулась, задрожала, тихонько застонала, потому что его пальцы принялись гладить и пощипывать соски. Сжала бедра, невольно выгнула спинку, вонзила коготки в его руку, пытаясь остановить, но, кажется, сделала только хуже, потому что его ладонь скользнула вниз по животу и принялась намыливать узенькую темную полосочку волос на моем лобке.
– Не смей, Марко! Не смей! – вскрикнула нервно и жалобно, содрогаясь от проходящих по телу электрических разрядов. – Я убью тебя… убью… убью… – зашептала горячо, почти теряя сознание от его сладких ласк, выгибаясь и сама невольно ласкаясь о его пальцы.
– Знаешь, кого ты мне напоминаешь, Доминика? – улыбнулся вдруг, продолжая невозмутимо поглаживать губки и клитор, одновременно сильнее натягивая волосы. – Одну молодую резвую арабскую лошадку, которую я сам обучал, потому что очень уж она была хороша… Утонченная, белая, нежная, породистая, но, твою мать, силы и жару в ней было столько, что хватило бы на сотню мужиков… При любом удобном случае она готова была взбрыкнуть или укусить, сколько ее ни учи, поэтому с ней нужно было всегда держать ухо востро. Ее звали Олеандрой за красоту и коварство.
– Не смей сравнивать меня с кобылой! – прошипела зло, почти теряя сознание от блаженства.
– Хорошо. Буду сравнивать тебя с ядовитым цветком, – продолжил глумиться Марко. – Он пропитан ядом насквозь и может вызвать остановку сердца. Похоже на тебя, как думаешь?
– Тебе… я точно этого желаю!
– Надеюсь, у меня до этого хватит сил, чтобы вволю с тобой поразвлечься. А сейчас раздвинь шире ножки и получай удовольствие… – прошипел жарко в губы, мокро проведя по ним языком. – Ты в курсе, что вся течешь на меня?
Один его палец осторожно проник внутрь, и я окончательно поплыла, едва держась на ногах и сдаваясь. Нет, я вовсе не хотела этого… Я должна была что-то сделать, как-то его остановить… Но Марко выпустил мои волосы и стал таким нежным, что у меня просто не было шансов… Его волшебные руки оплели меня всю, лаская и прижимая к мощному мускулистому мужскому телу, а его губы накрыли мой рот пьянящим, как сладкое густое вино, поцелуем. Когда тело начало содрогаться в крепких объятьях от первого в жизни оргазма с мужчиной, жадно всосалась в целующие меня губы и оплела рукой мощную шею, утонув в порочном экстазе.
Боже, боже, что я натворила… Осознание своего падения пришло слишком быстро, когда первая эйфория от произошедшего растворилась в суровой реальности. Марко выпустил меня, выключил душ и потянулся за полотенцем. Немного грубо и нетерпеливо прошелся им по моему телу и волосам. Попыталась вытянуть его из мужских рук, чтобы закутаться, но тщетно. Краем глаза заметила, как колюче он смотрит на меня сверху вниз, как на уже покоренную собственность. А еще я вдруг поняла, что он вновь не на шутку возбужден. Страх и отчаяние вернулись, однако, прежде чем я успела предпринять что-либо, этот возбужденный амбал подхватил меня на руки и понес в спальню. Дыхание перехватило, когда он бросил меня на постель, затем резкими нетерпеливыми движениями вырвал из-под меня покрывало и тут же оказался рядом, очень близко, навалился всей своей неподъемной тяжестью, подхватывая под колени мои ноги и широко разводя их в стороны. Уперлась в его твердокаменную грудь ладонями, но мои запястья тут же оказались прижаты к постели, а мужчина медленно, глядя мне в глаза, наклонился к моей груди и влажно поцеловал сосок, заставив его тут же затвердеть. Его язык стал тихонько щекотать, а губы посасывать, его порочные глаза внимательно следили, как я безвольно таю от этих ласк, хватая ртом воздух и трепеща ресницами. Тело само выгнулось под ним, уже чувствуя его твердый член, прижимающийся к низу живота.
– Как много упускает Джеймс… – прохрипел он со злорадной ухмылочкой, вновь всасываясь в горящий от возбуждения бутон и звонко чмокая. – Ничего нет слаще чистенькой страстной девственницы, которая тебя хочет…
– Какая же ты сволочь! Зачем ты так?! – выпалила горячо и дернулась, пытаясь вырваться из его железной хватки.
– Чтобы ты хотя бы не забыла, что ты тут не просто получаешь удовольствие, а спасаешь своего возлюбленного… – с циничной нежностью протянул Марко, растягивая губы в порочной улыбочке.
От бессилия и гнева не выдержала и просто плюнула ему в лицо. Случайно попала как раз ему на губы, и он чуть вздрогнул от неожиданности. Притихла и невольно вжалась головой в подушку в ожидании его ответа.
– Даже так?! – прошептал злорадно, изображая фальшивое удивление, закусил и облизал нижнюю губу, потом склонился и принялся развратно, глубоко, неторопливо целовать, лишая последних остатков воздуха в легких.
– Марко… клянусь… убью… – залепетала отчаянно в промежутках между его поцелуями.
– Не волнуйся, больно будет не долго, ты вся мокрая… – с хищной улыбочкой и совсем не обнадеживающе прошептал этот дьявол мне в лицо. – Просто расслабься и впусти меня… – Его член вдруг уперся в мою щелку, и я инстинктивно напрягла бедра. – Нет, Доминика… расслабься, – приказал настойчиво, толкаясь внутрь. – Вот так… Вот так, моя девочка… – Не успела опомниться, как мощный толчок заставил меня вскрикнуть от боли и крепко сжать лежащего на мне мужчину бедрами. Только кто же остановит этого зверя, одержимого похотью и жаждой мелкой мести за все наши ссоры, за все мое высокомерие и презрение?
– Хах… – зажмурилась, застонала от боли и закусила губу, потому что он продолжал двигаться короткими резкими толчками, сильно и уверенно, нависнув надо мной мощным атлетическим торсом и непомерно широченными плечищами. – Марко, я не могу больше…
Он тут же замедлился. Нет, не вышел из меня и не выпустил, но практически не двигался, заполняя меня целицом и едва заметными скольжениями давая почувствовать свое присутствие.
– Все, моя девочка… Скоро все пройдет… – горячо зашептал на ухо. Даже показалось, что это прозвучало нежно.
Готова была заплакать и заскулить от этой пытки, но его губы не позволили. Умелые, нежные, страстные поцелуи стали дразнить, отвлекать, заводить с новой силой, приводя в полное беспамятство. Там, где недавно бушевала боль, вновь проснулся порочный огонь. Застонала нежно, расслабила ноги, позволила ему осторожно толкаться в самую глубину, почти совсем не причиняя боли. От понимания, что он так близко, что он внутри, что во мне вновь нарастает неконтролируемое возбуждение, стало жарко, душно, невыносимо стыдно.
– Все еще больно? – поинтересовался Марко, ласкаясь щекой о мою шею и зарываясь лицом в мои волосы.
– К-кажется, уже нет… – пролепетала затравленно, вся дрожа.
– Значит, приятно? – в его голосе послышалась улыбка.
– Нет, черт возьми! – вскрикнула из последних сил, а он тут же толкнулся в меня резко, заставляя задохнуться и вырвал из губ сладкий стон, потом еще один и еще. Его темп вновь ускорился, а я уже не чувствовала спасительной боли, которая еще могла бы быть каким-то оправданием.
– Это же надо быть такой упертой, Доминика… Думаешь, я не понимаю, когда девушка ловит подо мной кайф? Ты вся мокрая внутри и я чувствую, как ты сжимаешься. Тебе ведь хорошо, девочка?
– Нет… я тебя ненавижу… – закрыла глаза, продолжая задыхаться от накатывающей волны удовольствия.
– Ты хочешь меня… – резонно заметил он, поглаживая мои волосы, убирая их с мокрого лба и заглядывая в глаза. – Секс – удивительная игра, Доминика… Можно ненавидеть друг друга, но при этом доставлять друг другу удовольствие…
Этот подлец тяжело выдохнул мне в лицо, тоже закрывая глаза и на этот раз бешено ускоряясь. Наши тела превратились в упругие пружины, переплетающиеся в каком-то припадке безумия. Оплела его ногами, впилась в его губы, наверное, причиняя боль и чувствуя боль на своих пережатых запястьях. Боже, какой он сильный и бешеный… Марко… Ненавижу его, сколько себя помню… Стоило только подумать об этом, как напряжение внутри взорвалось фонтаном ни с чем не сравнимого упоения. Отдалась этим сумасшедшим спазмам, вся дрожа и жадно хватая ртом воздух, пока последние силы не вырвались на свободу, оставив тело в полном изнеможении. Марко продолжал яростно пронзать меня ударами, но это длилось всего несколько секунд. Потом он вынул член и крепко прижался им к моему животу, издавая ни с чем не сравнимый звериный рык. Почувствовала где-то между нами его пульсацию и влагу, а потом его мощное тело накрыло меня всей своей тяжестью.
Замерла под ним, не зная, что предпринять после всего случившегося. Все вдруг потеряло смысл, будто я умерла внутри… А ведь он этого и добивался… не принудить, не изнасиловать, а соблазнить… доказать, что он легко меня подчинит, а я не смогу перед ним устоять по крайней мере физически… И он прекрасно знал, что я буду чувствовать после этого…
Отвернулась. По щеке стекла слеза, губы задрожали. Марко был мокрым, горячим, очень тяжелым, и от его обжигающего дыхания на щеке и шее было еще жарче. Я стала задыхаться. Будто почувствовав, он приподнялся, чмокнул в пересохшие губы и откатился в сторону, развалившись на большей части кровати… моей кровати… Всего десять минут назад я не преминула бы как-нибудь его уколоть по этому поводу, но сейчас не было ни сил, ни желания… Я повернулась к нему спиной и свернулась клубком. Между ног было липко и противно, но вставать и идти в душ тоже не хотелось. Неужели я причинила ему столько зла, что заслужила такое?! Внутри вдруг вместо жалости к себе начала подниматься ненависть. Не шевелясь, глазами отыскала его пистолет на комоде. Сглотнула и закусила губу. Сердце билось, как бешеное. Безумные мысли завертелись в голове с такой скоростью, что в висках запульсировала боль. Закрыла глаза, чтобы успокоиться и не совершить преждевременных глупостей. Я сделаю это, когда он уснет, не сейчас. Сейчас у меня просто не будет шансов…
Плеча вдруг коснулись его пальцы – нежно погладили, вызывая озноб. Вздрогнула от неожиданности, но не обернулась. Марко вздохнул и убрал руку, а через несколько секунд накрыл меня одеялом. Если бы он обнял меня сейчас, я бы, наверное, закричала! Но он не обнял, просто лежал молча, а вскоре уже безмятежно спал.
Глава 3
«В сердце каждого есть клинок. Чем чище сердце, тем острее лезвие».
Александр Дюма, «Граф Монте-Кристо»
Марко
Я привык чутко спать, потому что от этого слишком часто зависела моя жизнь. Не знаю, что это было, возможно, какой-то шорох, шаги или скрип, но нечто заставило меня проснуться. С трудом вытянул себя из очередного муторно-кровавого кошмара и открыл глаза. Первое же, что увидел перед собой, была Доминика – голая, в облаке растрепанных темных локонов, порочная и прекрасная, как сама ночь. Непростительно долго разглядывал это ночное видение, точнее, пожирал ее глазами, и лишь спустя вечность наткнулся взглядом на дуло пистолета, который она сжимала в руках и который был направлен прямо на меня. «Вот уж попал, твою мать…» – промелькнула безрассудно запоздалая мысль, которая почему-то не вызвала ни малейшего страха. Маленькая отважная девочка, которая решила отомстить своему обидчику, выглядела более чем опасно, однако, наметанный взгляд тут же определил, как неумело она держит пистолет, как дрожат ее руки, как подгибаются от страха колени, как безумно смотрят из темноты ее сверкающие праведным гневом темные глаза. Неслышно выдохнул.
– Подойди ближе, если не хочешь промахнуться, – проговорил спокойно. – К тому же ты не сняла его с предохранителя. Знаешь, как это делается? Подойди, я объясню.
Даже в густом сумраке комнаты заметил, как она вся содрогнулась от этих слов, задышала еще чаще и еще громче, почти застонала от разочарования и злости. Тем не менее, опустила пистолет и взглянула на него, пытаясь разобраться в том, что я только что сказал. От шока и стресса ее мысли путались, а тело плохо слушалось.
– Не хочу тебя расстраивать, но это мужское оружие. Курок слишком тугой для женских пальчиков. И отдача будет сильной. Ты просто не справишься…
Тем не менее, услышал щелчок предохранителя. Потом дуло вновь уставилось на меня своим бездонным глазом, а девушка, едва стоящая на ногах, приблизилась на пару шагов. Ее большой палец изо всех сил давил на курок.
– Я убью тебя, Марко! – прохрипела, едва сдерживая слезы. Ее голос дрожал, как и вся она.
– Это будет справедливо после сегодняшней ночи. Только вот ты все равно не сможешь выстрелить, потому что ты никогда не убивала людей, а это тяжело и отвратительно.
– Ты – не человек!
– Разве что фигурально…
– Ты заслуживаешь смерти!
– А ты не заслуживаешь того, чтобы становиться убийцей.
Юная обнаженная богиня мщения задрожала еще больше, как и пистолет в ее руках. Кажется, из ее глаз потекли слезы. Женщина на грани нервного срыва – это явление было хорошо мне знакомо. Оно преследует меня периодически, потому что я не умею любить. Меня никто этому не учил. Сейчас тоже понимаю, что сердце не начинает биться быстрее, хотя Доминику мне немного жаль. Тем не менее, единственное, о чем я сейчас думаю, это о ее прекрасном, юном, упругом, горячем теле, о сексе с ней, о том, как вновь хочу ее трахнуть, почувствовать под собой, а потом и себя в ней… так, чтобы ее волосы струились по плечам и спине, а она скакала на моем члене, оседлав меня верхом, как умелая безудержная наездница. Еще одна попытка нажать на курок окончилась провалом, и девушка уже чуть не плакала от отчаяния.
– Иди сюда, девочка, – проговорил тихо, даже ласково. – Я помогу.
– Я тебе не верю!
– У тебя есть на это все основания, но сейчас я обещаю, что не прикоснусь к тебе и просто помогу взвести курок.
– Ты сдрейфишь! Потому что ты – трус! Только и можешь, что насиловать слабых женщин!
– Я не сдрейфлю. И я тебя не насиловал, а соблазнил.
Упрямо сжала зубы, чтобы подбородок не дрожал, сглотнула, ринулась к постели и протянула мне пистолет, все так же направляя дуло на меня. Невольно отпрянул и тут же усмехнулся своей реакции. Да уж – все же сдрейфил слегка… но все равно взял оружие из ее рук, взвел курок и вернул обратно, по-прежнему направляя дуло в свою сторону. Шокированная и растерянная, теперь она стояла совсем рядом. Только руку протяни – и это юное тело вновь будет моим, подо мной… стояк и так уже чувствовался стобалльный. Хорошо, что я по пояс был накрыт одеялом и это не бросалось в глаза этой воительнице-амазонке. Наблюдал, как дрожали ее сочные алые губы, из которых вновь хотелось испить блаженного нектара, как вздымались ее идеально торчащие пышные груди с аккуратными темными сосочками, вытянувшимися твердыми столбиками, как между ее бровей пролегла нервно вздрагивающая складочка. Оба ее указательных пальца лежали на спусковом крючке, но на самом деле едва его касались. Конечно, она была не готова… да и не испытывала по отношению ко мне той ненависти, которую ей диктовало нанесенное ей оскорбление и собственная слабость. Осторожно протянул руку, взял дуло пистолета и направил себе в грудь, в сердце, глядя при этом ей в глаза.
– Стреляй. И не бойся. Я умру сразу.
Дрожь от ее рук передавалась пистолету.
– Стреляй! – приказал более жестко. – Считаю до трех. Раз, два… – На счет два просто схватил ее за запястье, направляя дуло в потолок, затем сделал захват за локоть и потянул на себя. Раздался выстрел. Девушка закричала, но в следующую секунду уже лежала подо мной, сжимающие пистолет руки – над головой, в надежном плену моих пальцев. Грубо вырвал рукоятку из ее ослабших рук и отложил пистолет в сторону. Какое-то время Доминика молча смотрела мне в глаза, вся напряженная, как пружина, затем лицо ее исказилось злобой и ненавистью, ничуть не потеряв при этом своей красоты.
– Не смей меня трогать! Убирайся отсюда! Немедленно убирайся! Не хочу тебя видеть! Ненавижу! Ты вызываешь у меня отвращение! Ты монстр! Чудовище! Исчезни! Вон! Вон! – заорала мне в лицо, яростно брыкаясь. Какое-то время наблюдал за этой беспомощной агонией, размышляя, чего мне сейчас хочется больше – уйти или еще раз ее поиметь. Принял решение сделать первое. Все же ситуация не располагала к продолжению, как бы мне ни хотелось… Подобная жестокость с моей стороны могла плохо закончиться, а заходить слишком далеко мне бы не хотелось. Дождался, пока она вымотается и прекратит кричать и брыкаться, затем выпустил ее и встал, забрал оружие и направился к своей одежде. Пока я неторопливо одевался, она забралась под одеяло, отползла в дальний угол и наблюдала за мной, как зверек из норки, испуганный, но злой.
Бросил на нее последний взгляд, собираясь сказать что-то, но передумал, так как услышал шум снаружи. Конечно, выстрел поднял на ноги весь дом. Когда приоткрыл дверь ее комнаты, столкнулся с целой толпой вооруженной до зубов охраны, а также с Андрео и Винсенте. Начальник смены, Генри, опустил дуло и окинул меня взглядом с ног до головы. Видок, безусловно, был компрометирующий. Надел только брюки, обувь, нацепил на шею расслабленный галстук и накинул, не застегивая, рубашку. Пиджак и пистолет взял в руки, как и ремень.
– Мы слышали выстрел… – перекрыл мне дорогу начальник смены. С другой стороны подобрался Винсенте в пижаме и шелковом халате с пистолетом в руке. За их спинами толпилось семь человек охраны, а где-то за ними, у лестницы, замер Андрео, которого уже перекосило от приступа глумливого смеха.
– Неосторожное обращение с оружием… – пояснил невозмутимо и пересекся взглядом с Винсенте, который смотрел недобро и мрачно.
– Она в порядке? – спросил он.
– Сам проверь, – беспечно пожал плечами.
Толпа мужчин ввалилась в ее спальню, но тут же подалась назад, услышав гневный женский окрик: «Какого черта?!» Послышался ропот мужских оправданий. Не стал вслушиваться дальше и направился к своей комнате. Из-за спины продолжал доноситься гомон мужских голосов и фирменные вопли Доминики в духе: «С чего вы взяли, что ко мне можно вот так заявляться, кому ни попадя, и даже без стука?!» Невольно улыбнулся краем губ. Эта капризная принцесса не обманула ожидания, да и не в ее духе это было – изображать из себя жертву.
– А ты времени зря не теряешь… Да, Марко? – окликнул Андрео, который вовсе даже не пытался ворваться в комнату к Доминике, и без того сделав свои выводы.
– Ты чем-то недоволен?
– Я? – изобразил фальшивое удивление Андрео и театрально закатил глаза. – Кто я такой, чтобы быть недовольным волей отца, правда? Все мы трудимся по мере сил, чтобы не оказаться в опале… Но прямо скажем, у тебя это получается намного лучше других. В смысле беспрекословно и буквально выполнять любые приказы…
– Детская ревность проснулась? Снова игрушки не поделили или сферы влияния? – чуть приподнял бровь.
– Нет… что ты… – Он примирительно выставил вперед ладони. – Просто восхищаюсь такой дисциплиной… Почему только мне не дают подобных поручений? Ну, в смысле, когда нужно кого-нибудь трахнуть?
Невольно помрачнел.
– Может быть, потому, что ты увечишь и убиваешь тех, кого трахаешь? – прорычал зло.
– Далеко не всегда… – Андрео натянул губы в искусственной улыбке, будто то, что мы обсуждали, было смешным и само собой разумеющимся.
– Рисковать никто не хочет, – окинул его презрительным взглядом, но не успел насладиться реакцией этого гнусного ублюдка, как нечто смело меня в сторону, прижало к стене и затрясло за грудки. Это оказался Винсенте.
– Если ты причинил ей какое-то зло, я тебя убью… – прошипел он мне в лицо.
– Разве она жаловалась на что-либо? – нахмурившись, посмотрел ему в глаза, чтобы не думал, что я что-то скрываю или чего-то боюсь. Праведный гнев Винсенте как лучшего из нас, конечно, был предсказуем. Только вот при отце высказаться против нашего брака он все же побоялся, и теперь кипятился и изливал свои благородные порывы на меня лично.
– Ты мог ее запугать! – продолжал кипятиться он, напирая. Я мог бы легко пристрелить его на месте за эту унизительную выволочку, но он все же был намного старше и я не желал обострять ситуацию.
– Кого? Доминику? – скривился скептически. – Ты сам в штаны не наложил, побывав в ее комнате?
– Кто стрелял?! – не унимался Винсенте, все напирая, а я терпеливо сносил этот напор, хотя спектакль уже начал надоедать.
– Это наше дело, – заявил твердо.
– Лучше не суйся к ней больше!
– У нас скоро помолвка, так что я буду к ней соваться.
– И совать, очевидно тоже… – грубо заржал Андрео и вдруг получил прямой удар в лицо от Винсенте, который наконец-то отпустил меня. На некоторое время младший братец заткнулся, прижимая руку к разбитому носу, но вскоре гнусный смешок раздался вновь. Рука у старшего все же была не слишком тяжелой.
– Отзовите охрану и ложитесь спать, – произнес я уверенно, чтобы положить конец конфликту и успокоить людей. – Пока вы устраиваете этот цирк, ослаблен периметр. К тому же завтра мне рано вставать. Я уезжаю по поручению отца.
Охрана послушно отступила, а братья обменялись недовольными взглядами. Что ж, я тоже был недоволен. Хотя девчонка и была хороша, но я все же предпочел бы избежать всех этих проблем. Отец будто специально вдруг решил наслать на мою голову эту кару, а ведь он ничего не делает просто так и просчитывает на много ходов вперед… Если хорошенько подумать, женить меня на строптивой и ненавидящей меня Доминике, да еще заявить о том, что я его главный преемник, было лучшим способом, чтобы сжить меня со света. Только вот за что?.. Неужто кто-то из тех, кого я пасу, чтобы рыли под клан, меня сдал?.. Впрочем, все эти вопросы требовали трезвой отдохнувшей головы, а я спал от силы пару часов.
Когда оказался в своей спальне, запер дверь и, не включая свет, подошел к окну, чтобы осмотреть подъездную аллею. Парни еще не вернулись на свои места, поэтому дождался, пока из дома вышло несколько человек, которые направились к своим постам. После этого разделся и, взяв оружие, тут же направился в душ. Не то чтобы я всегда был таким параноиком, но нынешняя ситуация мне не слишком-то нравилась. Под только что брызнувшими теплыми струями воды вновь ощутил на себе ее запах. Странно, что обратил внимание на подобную мелочь. Девочка, безусловно, оказалась лакомым кусочком, но и я все же никогда не был настолько чувствителен, чтобы обращать внимание на такие сентиментальные вещи. Представил себе, что было бы, если бы я сейчас вернулся к ней… набросился бы, заласкал, затрахал бы до изнеможения, а потом проспал бы весь день, сжимая ее в объятьях. От этих мыслей внутри поднялась волна жара. Только на сей раз я ведь имел дело не с певичкой из бара и даже не с примой театра… С дочерью Алессандро Рензо все же придется немного считаться. Кто знает, какими долгими нам покажутся эти несколько месяцев до свадьбы…
Вылез из душа, обтерся полотенцем и рухнул на постель, предварительно спрятав под соседней пустующей подушкой пистолет. Оружие надежнее женщин, как в жизни, так и в постели…
* * *
Проснулся ни свет, ни заря и практически сразу встал. Если нежиться в постели, можно проспать весь день, а я не могу позволить себе такой роскоши, потому что Дон Рензо всегда ожидает от меня больше, чем от остальных. Привел себя в порядок, выбрал один из лучших костюмов и спустился на кухню, чтобы выпить кофе и перекусить. С удивлением для себя обнаружил там не только кухарку, но и синьорину, которую вчера лишил девственности и которая собиралась меня за это застрелить. Видимо, рассчитывала позавтракать в полном одиночестве, но я вновь разрушил ее планы. Чуть завидев меня в дверном проеме, вздрогнула, но очень быстро взяла себя в руки. Распрямила спинку, передернула плечами и вновь сосредоточилась на огромной книге, лежащей у нее на коленях. Все-таки она – хозяйка этого дома и не пристало ей бегать от меня по углам.
Пока Норина готовила мне завтрак, какое-то время разглядывал Доминику издалека довольно бесцеремонно. Ярко-красная шелковая блузка с пышными рукавами приятно подсвечивала нежно-золотистый оттенок кожи, узкая черная юбка-карандаш чуть выше колен ладно облегала изящно очерченные округлые бедра, на тонкой талии – широкий кожаный пояс, в ушках и на шее – крупные золотые украшения, шикарные темно-каштановые волосы струятся по плечам и спине, щеки пылают свежим румянцем, который, как хочется верить, был вызван моим появлением. Весь ее вид громко и настойчиво кричал о том, что она не собирается показывать кому бы то ни было свою подавленность и слабость или признавать фиаско. Напротив, она была готова покорять весь мир. Что ж, это было похвально и… заводило… Девушка сидела на веранде за небольшим столиком в плетеном кресле и читала какую-то книгу. На столе стыл крепкий черный кофе и корнетто. Раскрытые шторы, как и ее локоны, ласково теребил теплый утренний ветерок. Веранда, конечно, была лучшим местом для завтрака – светлый, открытый для солнечных лучей уголок, так непохожий на наш мрачный темный дом.
– Доброе утро, – произнес, ступая на веранду, но неожиданно повернулся в сторону на резкий посторонний голос.
– А, Марко… Доброе! – с фальшивой любезностью ответил Андрео, который, оказывается, стоял на другом конце веранды и курил. Нежеланная и неожиданная встреча заставила улетучиться приятные мысли. А я-то уже размечтался минут десять до отъезда побыть с ней наедине. Наши перепалки, кажется, начали мне нравиться, но сейчас скорее хотелось объясниться после вчерашнего. Однако, Доминика даже не удостоила меня приветствием, тогда как у болтливого Андрео как всегда не закрывался рот. – Как видишь, мы сегодня тоже ранние пташки. Собираемся съездить в город, – продолжил он. – Доминика давно не была в Нью-Йорке, да и мы сто лет не виделись… Хочу свозить ее по нашим любимым местам, как в детстве, потом пообедаем и вернемся. Ты ведь не возражаешь?
Я возражал, однако, качать в данном случае права было бы крайне глупо, к тому же эти двое все равно не стали бы подчиняться так просто. Этот дуэт с детства доставлял мне кучу проблем. Я бы мог добиться их повиновения, однако, выглядело бы это крайне неприятно для всех. Обострять обстановку точно не хотелось, да и девочке нужно было развеяться после вчерашнего, так что я лишь пожал плечами и поджал губы.
– Прекрасная идея. Я не возражаю. Позвоню охране и попрошу, чтобы ее выпустили под твоим присмотром и под твою ответственность.
Краем глаза заметил, как ухмыльнулась моя новоиспеченная невеста. Не нравилось мне, как вели себя эти двое… Что-то подсказывало, что между ними был некий сговор. Впрочем, как всегда. Не то чтобы меня сильно волновали их тайны, потому что младший братец едва ли пошел бы на открытую со мной конфронтацию, но мои собственнические чувства уже начали просыпаться. К тому же я слишком хорошо знал Андрео, чтобы спокойно доверить ему даже собственную сестру на полдня. Его безалаберность и порочность оставляли желать лучшего. Однако, иногда отпускать поводок все же было необходимо. Немного поразмыслив, сел за столик рядом с Доминикой. Даже не удивился, что она тут же переложила книгу на стол, подскочила и собралась было к выходу.
– Хочу переговорить с тобой с глазу на глаз, – проговорил довольно громко, чтобы и Андрео мог расслышать, а девушку поймал за запястье.
– Я уже позавтракала, и мы торопимся, – горделиво выговорила она, пытаясь высвободить руку и глядя на меня сверху вниз таким взглядом, каким можно, пожалуй, и убить кого послабее.
– Правда, Марко… У нас столько планов… Хотелось бы выехать пораньше… – вставил свое слово Андрео из-за моей спины.
– Я неясно выразился? – повторил похолодевшим тоном. – Выйди отсюда, – рявкнул в сторону брата через плечо. – А ты сядь, – чуть мягче, но так же безапелляционно приказал невесте.
– Что ж… – смутился Андрео, явно не готовый к перепалке. – Я буду ждать тебя на улице.
– Но… – начала было Доминика и опять дернула свою руку из моей, однако, видимо, получив какой-то знак от брата у меня за спиной, все же стиснула зубы, крутанулась, взметнув вихрь темных локонов, и уселась на свое место, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди. – Чего тебе нужно?! – выпалила, предостерегающе сверля меня глазами.
– В четыре ты должна быть дома, – начал с основного, глядя ей в глаза. Они зло сверкнули, а сочные пухлые губы раскрылись, уже готовые тут же что-то возразить. Только увидев каменное и совсем недоброе выражение на моем лице, девушка все же приняла разумное решение придержать язык за зубами, пока я не закончу. – Сегодня вечером мы ужинаем вдвоем, так что учти это в своих планах. И еще… Я хочу, чтобы ты наконец уяснила, Доминика… Все это не игра, и мы с тобой не соперники. Мы должны быть заодно, если ты хочешь получить желаемое, как и я. Что для этого требуется, мы уже обсудили, и я не стану повторяться. Тебе все понятно?
Знаю, что все это прозвучало слишком безжалостно и грубо, и я вновь задел ее за больное, но допускать вот это пренебрежительное к себе отношение я тоже никак не мог позволить.
– Ты по головам готов идти, чтобы получить свое, да, Марко?! – все же злобно прошипела она, вся встрепенувшись на своем месте. Внимательно наблюдал, как часто и жарко вздымаются ее груди и как бешено колотится пульс на ее нежной шейке.
– По головам готовы идти наши конкуренты, – ответил спокойно. – Именно поэтому так важна семья. Все это не ради моей прихоти, не ради прихоти отца и уж тем более не для того, чтобы помучить тебя. Ты должна со временем понять, чем все мы занимаемся, чем все это грозит, на чем построено и как важна во всем этом верность и честность с теми, кого мы считаем своими. Так вот ты – моя, пока действует наш договор, и я буду защищать свое и никогда не позволю никому тебя обидеть. Только для этого мы должны…
– Меня никто и не смел обижать, кроме тебя, Марко! – перебила меня яростным полушепотом, чуть наклонившись вперед. – И то, что ты сделал со мной прошлой ночью, едва ли можно считать борьбой против наших конкурентов! Так что вся эта твоя пафосная болтовня не произвела на меня никакого впечатления! Я, так уж и быть, буду вежлива с тобой при отце и при посторонних, но во все остальное время…
Договорить не успела, потому что я резко склонился и перехватил пятерней ее горло, вжимая ее в кресло и заставляя смотреть себе в глаза. Вторую руку закинул на спинку сидения и крепко намотал на кулак ее волосы, не давая шелохнуться. Некоторое время наслаждался тем, как ее густо-шоколадные, сверкающие гневом глаза испепеляли, пронзали, рвали меня на части ненавидящим взглядом. Сколько в нем было неутоленной, неприрученной, необузданной страсти, которую только нужно было направить в нужное русло… Наконец, прекрасные густые ресницы все же затрепетали от смущения, а на щеках заалел румянец.
– Во все остальное время будешь делать то, что я сказал, если не хочешь на самом деле узнать, как я умею обижать, – прошипел в ее приоткрытые и судорожно хватающие воздух губки. – И если ты думаешь, что Андрео сможет тебя защитить, ты очень ошибаешься. На моей стороне всегда будет отец, мне лично подчиняется большая часть наших людей, на мне держится большая часть внешних связей семьи. Так что научись договариваться и дружить со мной – и ты не будешь знать никаких проблем. Все двери перед тобой будут открываться, пока мы вместе… и очень скоро ты попросту станешь свободной. Уверен, ты умная девочка, и скоро разберешься, что к чему. Да?
Мои пальцы на ее горле сжались чуть сильнее, принуждая ее дать ответ. Она согласно моргнула, переступая через гордость. Разжал пальцы и нежно провел ими от шеи к вырезу блузки, расстегнул верхние пуговицы, погладил пышную, часто вздымающуюся, горячую и манящую зону декольте, по-свойски сдвинул в сторону кружево лифчика, обнажая так и просящуюся в рот ягодку соска. Девушка сидела, вся вжавшись в кресло, впившись коготками в плетеные подлокотники и чуть дыша, понятия не имея, чего от меня ожидать. Ее руки дрожали от напряжения, но двинуться не смели. К тому же вырваться не позволял ей я, все еще крепко удерживая за волосы. Никогда не любил прессовать и запугивать красивых девочек, обычно они все же быстро сдавались, но с Доминикой мне нравилась эта игра, потому что знал – в некотором роде мои действия тоже чреваты, мы на равных, ведь она все же может быть опасна… Легонько сжал нежную упругую грудь, захватил пальцами красивый темный сосок и покрутил, вырывая из ее губ бесшумный вздох-стон. Приблизил к ней лицо, едва заметно коснулся губами ее приоткрытого ротика и отстранился, наблюдая за реакцией. Закрыла глаза, все так же дрожа от напряжения, но потихоньку тая от моих продолжающихся ласк. Зажал сосок между средним и большим пальцами и потер его указательным, затем вновь коснулся ее губ мимолетным поцелуем, на этот раз заставляя ее чуть податься навстречу.
– Снова будешь говорить, что это насилие? Или, может быть, наконец, признаешься себе, что понравилось со мной трахаться? – Нежно поцеловал ее в шейку, заставляя рефлективно сглотнуть и вызывая на ее коже лихорадочный приступ мурашек.
– Ненавижу тебя… – только прошипела мне в губы эта упрямица свою коронную фразочку.
– «Доброе утро, Марко» – вот что ты должна говорить, когда видишь меня по утрам… а потом подходить, радостно бросаться на шею и целовать. Вот так… – На этот раз полностью поглотил ее ротик, лаская трепетный женский язычок своим и засасывая в себя спелую фруктовую плоть ее губ. Рука крепко сжалась на женской груди, причиняя легкую волнующую боль, отчего девушка подо мной выгнулась. Не сдержался и переместил руку ей на колено, скользнул ладонью по стройному бедру, собирая складками узкую юбку и добираясь до трусиков. – Раздвинь ножки, Доминика… – прохрипел нетерпеливо и, стоило ей расслабить мышцы, сунул руку под кружевную ткань у нее между ног, ласково поглаживая мягкие горячие губки и бутончик. – А теперь повтори: «Доброе утро, Марко. Буду по тебе скучать»…
– Пошел к черту, Марко… – выдохнула едва слышно, нагло глядя в глаза. – Буду тебя ненавидеть до конца своих дней.
Рассмеялся, наслаждаясь ее милым упрямством, но где-то за спиной услышал легкий звон и резко обернулся. Это Норина принесла мой завтрак на подносе, но, увидев происходящую на веранде сцену, тут же отступила и спряталась на кухне, зазвенев посудой. Вновь повернулся к Доминике и заметил, как пылают ее щеки. Только взгляд остался таким же вызывающе наглым и непримиримым, да подбородок уже успела вздернуть. Похоже, ей тоже нравится наша игра в противостояние даже против воли. Ухмыльнулся и легонько задвигал пальцами у нее в трусиках, чувствуя, как они постепенно увлажняются. Уверенное выражение на ее лице тут же сменилось удивленно-растерянным. Убрал руку и вытер пальцы о салфетку.
– Иди, куда собиралась, – бросил ей холодно. – Продолжим позднее. Хорошо бы укоротить твой ядовитый язычок, но лучше я придумаю для него какое-нибудь более полезное занятие, чем болтовня.
Она вскочила, тут же поправляя юбку и с небольшим запозданием пряча грудь. Даже в смущении и гневе ей удавалось выглядеть элегантно и чертовски притягательно… Черт, как сводило от этой красивой девочки член… Я не ошибся. Никакая она не святоша, хоть и хранила девственность для какого-то там Джеймса. Просто она до сих пор никого не хотела по-настоящему, не знала, как сладок порок и разврат. Теперь же гремучая смесь ее ненависти и похоти давали тот еще коктейль… В голову вдруг пришла безумная мысль. Я знаю, что хочу ей подарить… Это будет довольно символично после нашего первого раза… к тому же, возможно, наладит между нами доверие, которого сейчас нет и в помине… Улыбнулся, когда она резанула по мне злым взглядом на прощание, и проследил, как она продефилировала на кухню, а затем к выходу. Наверняка, ей еще потребуется зайти в ванную комнату, чтобы там отдышаться и привести себя в порядок. Да и мне не мешало бы остудить пыл. Через пару минут на веранду вновь решилась выйти Норина. Она приветливо улыбнулась и поставила передо мной поднос с кофе и свежей выпечкой. Глянул на часы и понял, что мне следует поторопиться. Мысли о юной прелестнице тут же вылетели из головы, а ум сосредоточился на том, что я умел делать лучше всего, – добиваться самых выгодных условий для семьи.
Доминика
Вся дрожа, на негнущихся ногах вышла из кухни и чуть не натолкнулась в холле на охранника из эскорта отца. Папа, кажется, даже по собственному дому всегда перемещался в сопровождении нескольких громил.
– Доброе утро, – выдавила из себя холодно, но ответом мне было молчание. Отец неспешно прошел в свой кабинет и даже не обернулся. Похоже, своей строптивостью мне удалось добиться лишь одного – получить полное презрение собственного родителя. И неизвестно, удастся ли когда-нибудь вернуть его доверие… Все-таки следовало быть умнее, как и говорил Марко. В этом доме можно думать, что угодно, но всегда держать язык за зубами, пока не разберешься, когда и при каких обстоятельствах стоит открывать рот. Я же явилась сюда и, не успев обзавестись друзьями, уже обрела врагов.
Немного уняв шок, скользнула в первую попавшуюся ванную комнату и села на край ванны, переводя дыхание. В трусиках все было мокро и горело от недавних прикосновений мужских пальцев, на губах вновь явно ощущался его вкус – сигаретный и терпкий. От этой собственной слабости хотелось кричать в гневе. Я слабачка… слабачка, если позволяю ему такое и так реагирую на его поцелуи, на его прикосновения… Почему сердце до сих пор стучит так трепетно, если я должна ненавидеть этого человека?! Стиснула зубы, заставляя эти мысли и ощущения отступить. Резко встала, взглянула в зеркало, склонилась над раковиной и включила холодную воду. Когда она немного слилась и стала ледяной, подставила под нее ладони, стряхнула, а затем приложила их к пылающим щекам. Вот так-то лучше. Иначе все, что только что было между мной и этим мужчиной, будет написано у меня на лице, а Андрео непременно воспользуется случаем, чтобы задеть и уколоть.
Поправив на себе одежду и пригладив волосы, поспешно прошла к выходу и с облегчением выскочила на улицу. Этот дом и все, кто в нем жил, неимоверно давили и душили своим авторитетом, властью, высокомерием, и мне так не хватало тут кислорода, чтобы вздохнуть полной грудью! Села в машину к Андрео и заставила себя немного расслабиться. Он, безусловно, тоже не был тем, на кого можно было положиться без оглядки, но сейчас он хотя бы увозил меня отсюда на свободу. Когда уже подъехали к воротам, охрана почему-то не спешила их открывать. Глянула на брата краем глаза – он озарил меня беспечной улыбкой и подмигнул. Не нравилась мне его самоуверенность, но деваться было некуда.
– В чем дело? – поинтересовался он у подошедшего охранника.
– Синьор Марко запретил выпускать синьорину Доминику без его сопровождения, – отрапортовал тот.
– Да, но она со мной… И он только что разрешил нам прогуляться.
– Прошу прощения, но придется немного подождать, пока мы с ним свяжемся.
– Без проблем! – пожал плечами Андрео, а я притихла. Около десяти минут мы просидели в полном молчании, просто слушая музыку по радио, потом ворота все же раскрылись, Андрео приветливо махнул рукой охраннику и вырулил на дорогу, значительно увеличив громкость.
– Это вообще что, нормально? – не выдержала наконец, укрутив звук, и услышала в ответ искренний смех брата.
– Похоже, ты неплохо так отрывалась в Лондоне, если забыла про нравы нашей семейки. Ты свободен только до тех пор, пока твои интересы не пересекаются с интересами семьи. Вот тогда хоть вешайся… Ну да ты сама видишь…
– И что, никто никогда не пытался возражать отцу или Марко?
– А ты думаешь, дело в них?
Пояснять свою мысль он не стал, а я призадумалась, вспоминая слова Марко.
– Это, вроде как, ради нашей безопасности и круговой поруки?
– Вроде… Просто для отца и Марко – это их родная стихия, они живут делом, все прочее их мало колышет… Ну а остальные подстраиваются, как могут… Во всяком случае, я нашел свою нишу. Выполняю, что требуют. Во все остальное время пью, гуляю, трахаюсь. Чего ещё нужно?
– А если отец и тебя заставит жениться?
Брат вновь презрительно усмехнулся, окатив меня мимолетным критическим взглядом.
– Моя наивная сестренка… Он требует и вещей намного похуже. Так что жениться – не самый страшный вариант. Ну и, как видишь, моя личная жизнь его не интересует… к счастью… Но если все же… может, я и женюсь когда-нибудь. Надо же оставить после себя потомство.
Подобный прагматический подход в вопросах семьи уже даже не удивлял. Уверена, Марко думал так же. Ему было гораздо удобнее жить свободной жизнью, а женитьба для него стала бы чем-то вроде средства, способствующего росту карьеры и поднятию статуса в обществе.
– Как думаешь, наша мама была счастлива с отцом? – спросила вдруг, сама не понимая, почему этот вопрос пришел в голову.
– Мама? С отцом? Я тебя умоляю… – Андрео закатил глаза. – Она была молодой и красивой, насколько я помню… А он всегда был таким, как сейчас… Даже рад, что не вижу их вместе теперь, когда вырос и могу судить об отношениях. Для нее смерть определенно была лучшим выходом.
Внутри все сжалось от таких слов, и я нахмурилась.
– Не надо так говорить… – попросила, совсем расстроившись.
– Прости. Я был уверен, что ты и не думаешь о ней… Ее ведь не стало, когда ты была совсем маленькой.
– Иногда мне кажется, что все было бы совсем по-другому, будь она жива.
– Не было бы, Доминика, – резко оборвал брат. – Этот бизнес пожирает таких, как она.
Тяжело вздохнула. Мысли о маме всегда были невыносимыми. Да, я ее не помнила, но мне всегда ее не хватало… и здесь, в мрачном и чужом доме, и там, в Лондоне, особенно когда видела, как все мои сверстники встречаются со своими родителями, хотя бы уезжают к ним на праздники…
– Куда мы едем? – решила наконец сменить неприятную тему.
– В одно тихое местечко, где мы сможем спокойно, без посторонних глаз и ушей, обсудить наши дела. Ты ведь сказала, что хочешь поговорить…
Облизала пересохшие губы, вспоминая страшное предложение Андрео во время конной прогулки, но вскоре быстро отмела эти мысли и набралась мужества, чтобы продолжить.
– Андрео… – прошептала едва слышно. – Я на самом деле… хотела бы уехать из города. Ты мне поможешь?
Мужчина на какое-то время будто напрягся, но потом вернул на лицо привычное выражение легкой иронии и заносчивости.
– Тебя не выпустят из страны, если ты имеешь в виду побег в Великобританию, – заметил он наконец. – Будь уверена, наш приемыш обо всем этом заранее позаботился. У него ведь везде связи, как и у отца. Не думаешь же ты, что сферы его влияния заканчиваются на воротах поместья…
Нервно сглотнула и невольно крепче сжала в пальцах ручку сумочки. Я и сама все это прекрасно понимала, но все же не вполне в это верила. Такая картина жизни как-то не укладывалась в голове. Я и правда много лет жила в прекрасной иллюзии свободы, думая, что передо мной весь мир, и я вольна распоряжаться своей жизнью, как пожелаю.
– Я… тоже об этом думала… – пролепетала растерянно, но потом все же взяла себя в руки и постаралась, чтобы голос прозвучал тверже. – К тому же я не хочу подвергать опасности Джеймса. Поэтому я хотела бы уехать в Калифорнию… навсегда… А с ним я расстанусь и скажу, чтобы не приезжал в США. Я смогу его убедить. У меня получится. Только здесь мне нужна твоя помощь, Андрэо… Ты ведь сможешь сделать так, чтобы с Джеймсом ничего не случилось в Лондоне? Сказать отцу, что он больше никак не связан с семьей… что мы порвали…
В машине вновь на несколько секунд воцарилось молчание. Заметила, как Андрео нервно потирает руль и покачивает головой, будто сердится, но старается сдержать подступающий гнев.
– Вау… – воскликнул он наконец в своей обычной саркастической манере. – Значит, вчерашняя ночь не прошла для тебя даром. Девочка повзрослела и решила действовать. Одного только не пойму. Что ты забыла в Калифорнии? Может, решила податься в актрисы и покорить Голливуд?
Я помотала головой, не желая реагировать на его интонации. В конце концов, я понимала, насколько дико звучали мои слова.
– Просто… Мы бывали там в детстве, помнишь? – попыталась воззвать к его чувствам. – Мне тогда понравилось… Подумала, что я смогла бы там устроиться. У меня есть кое-какие деньги… И… с моим образованием я могла бы как минимум работать дизайнером интерьеров… У меня получаются неплохие наброски. Я бы показала тебе… если ты захочешь…
На этот раз Андрео тяжело вздохнул, но тон все же смягчил.
– Путь в любой аэропорт тебе все равно заказан… Ты уверена, что готова путешествовать на машине или на перекладных через всю страну?
– А ты… смог бы достать мне поддельные документы?
У него даже челюсть отвисла, да и на встречку он чуть не выехал на бешеной скорости, потому что встречный автомобиль оглушил нас клаксоном. Брат тоже яростно нажал на кнопку сигнала и выругался.
– Черт, малышка! Каких ты фильмов насмотрелась?! С ума сошла?! – воскликнул он, уже даже не насмехаясь. – Я не стану доставать поддельные документы для собственной младшей сестры и отпускать ее одну в чертову Калифорнию! Сама подумай, что может приключиться во время такой поездки… К тому же кем ты станешь там без всех твоих дипломов? Посудомойкой? Или, может быть, хочешь загреметь в полицию, когда выяснится подмена?! Господи… – Он даже ударил по рулю и раздосадованно покачал головой.
И все равно в его речи звучало слишком много пренебрежения и насмешки, поэтому каждое его слово ранило и вышибало воздух из груди. С какой легкостью он лишал меня всех моих глупых надежд на спасение…
– Но… Что же мне тогда делать? – пробормотала себе под нос упавшим голосом, чувствуя полное опустошение.
– Разве мы не обсуждали этот вопрос?! В общем-то мне и повторить нетрудно. Если нужно, я тебе еще раз все разложу по полочкам. У тебя есть два варианта. Всего два, – четко и максимально членораздельно произнес он. – Первый – смириться и жить так, как тебе позволят жить. Выйти замуж за Марко, нарожать ему кучу детишек, не покидать территорию поместья, пока он не позволит, и выполнять все его прихоти… Второй вариант – мое предложение… Ты подписываешь отказ от наследства, за что получаешь компенсацию в виде пожизненного содержания. Я и мои люди физически устраняем Марко. Жизнь налаживается. Ты выжидаешь какое-то время, а потом мы находим способ отправить тебя обратно в Лондон к жениху, к подружкам и к учебе. Ясно?
Внутри все похолодело и отмерло. Я правда это слышала или это была какая-то неудачная шутка? Черный юмор, который так иногда любил Андрео? Да, я ненавидела Марко… Я и сама готова была недавно его убить, но все же слышать подобное предложение от родного брата было крайне жутко даже уже теперь, когда начинала понимать, что представляла из себя моя семья.
– Т-ты с-с ума сошел? – выдохнула слабо, чуть ли не отшатываясь в сторону. Накануне предложение Марко прозвучало ужасно, но это оказалось еще хуже. Брат лишь пожал плечами.
– В чем проблема?! – искренне недоумевал он. – Все бумаги готовы. Я уже договорился с нотариусом. Собственно, мы встречаемся с ним в одиннадцать. Потом пообедаем, как и договаривались.
– Андрео… Я пока что ничего тебе не обещала. И… я сейчас не о бумагах… Я ненавижу Марко, но я не могу дать согласие на убийство человека… даже такого, как он… Я просто хочу уехать… Понимаешь?
– Ах… ну да… – брат изобразил крайнюю степень замешательства и оскорбления, будто не ожидал от меня такого подвоха. Его дыхание участилось, руки нервно терли руль. – То есть ты… отказываешься? – вопросил он требовательно, ожидая окончательного решения.
– Я… я подпишу бумаги, но от убийства отказываюсь, – проговорила холодно, до конца так и не веря, что мы сейчас действительно обсуждаем убийство человека.
– Он тебя обесчестил… – не преминул напомнить Андрео, будто его когда-нибудь сильно волновали вопросы чести. – А ты просто хочешь уехать?
– Я никогда не прощу за это его и отца. Но я смогу это пережить, – ответила твердо. – К тому же ты прав. Я буду неинтересна Марко, как только откажусь от своей доли наследства.
Некоторое время краем глаза наблюдала, как человек, на которого я так рассчитывала, холодно и напряженно обдумывает мои слова. Принять то, что собственный брат способен помочь только за такую цену, было тяжело, но мне уже было все равно. Вновь оказаться в лапах монстра, показать ему собственную слабость, казалось чем-то, что я просто не смогу пережить.
– Знаешь, Доминика… – проговорил наконец Андрео, спустя несколько минут. – Я понимаю тебя… Возможно, ты права. Тебе не стоит во все это вмешиваться. Зря я пытался подговорить тебя на такое… А раз так, наверное, идея с побегом не так уж и плоха… Я помогу тебе уехать, причем прямо сегодня. Я тут вспомнил, один мой надежный друг как раз едет в Индианаполис… Конечно, он не поедет дальше, но это хоть что-то для начала… Документы при тебе?
– Д-да… – произнесла ошарашенно, вся холодея с головы до ног, одновременно умирая от страха и не веря в свое счастье. – Но больше я ничего не брала…
– Это ничего… – Андрео пожал плечами. – Домой тебе все равно лучше не возвращаться. Я дам тебе достаточно наличных, а больше тебе ничего не понадобится. Купишь все, что нужно, по дороге. Раз уж ты решила бежать, лучше сделать это вот так спонтанно и непредсказуемо… Эффект неожиданности, знаешь ли…
– Ты это… серьезно? – пролепетала нерешительно.
– Да, черт возьми! Почему я не могу помочь собственной сестре такой мелочью?
– И ты уладишь вопрос с Джеймсом?
– Конечно! Пара пустяков! – Он небрежно махнул рукой. – Никто не станет больше из-за него переживать, если ты больше не его невеста.
– Спасибо… – проговорила растерянно, сама не веря в то, что все это правда, и пока не понимая, радоваться мне или ужасаться.
– Без проблем, малышка… – Он утешительно похлопал меня по плечу. – Что ж… поехали перекусим где-нибудь… Потом у нас будет много дел. Мы ведь должны будем съездить к нотариусу, затем в банк, чтобы снять для тебя чистые наличные. Потом я отвезу тебя в один отель, где ты будешь дожидаться моего друга. С Марко я уж как-нибудь управлюсь… мне не впервой… Уверен, он перебесится и успокоится…
– Ты… правда собирался его убить? – зачем-то поинтересовалась напоследок.
– Если ты не имеешь намерений с ним расправиться, то это уже наше дело… – ухмыльнулся он, вновь как-то нервно потирая руль.
* * *
Через несколько часов я уже ехала на заднем сидении новенького темно-синего Бьюика и отрешенно смотрела в окно, практически ничего не замечая. Еще с утра у меня было все – семья, жених, роскошный дом, роскошный автомобиль, перспективная карьера… Сейчас у меня уже не было ничего, кроме той одежды, которая была на мне, и сумки с деньгами, документами и кое-какой косметикой. За рулем автомобиля сидел совершенно неизвестный мне человек довольно подозрительного вида, молчаливый и угрюмый, и я понятия не имела, что ждет меня после того, как он высадит меня где-то в Индианаполисе. Когда мы остановились на заправке первый раз, я так нервничала, что напрочь забыла о еде. Мой провожатый съел три хот-дога, и только когда их запах наполнил автомобиль, я вдруг тоже вспомнила, что голодна, только просить его остановиться еще раз посчитала неуместным. Так и промучилась много миль до следующей заправки на полулитровой бутылке воды. Голова начала раскалываться, все тело ломило и спать хотелось ужасно, но теперь, стоило нам остановиться, я первым делом затарилась в придорожном супермаркете горячим кофе и всякой дребеденью, от которой только стало тяжело на желудке. Вскоре тяжесть переросла в боль и тошноту, и нам пришлось останавливаться еще раз, чтобы я не запачкала новую обивку Бьюика. Жизнь всего за один день показалась мне адом. Кажется, я вовсе не была создана для таких испытаний, а ведь они по сути еще даже не начинались…
Тихонько сжавшись на заднем сидении в углу и стараясь уснуть, я пыталась понять, правильно ли я поступила. Вот так срываться и бежать без всякой подготовки на край света – это было совсем не в моем духе. Только Андрео с какого-то момента стал говорить так убедительно, так подбадривать и даже уговаривать, что я вдруг поверила в себя. Мне казалось, что ничего нет сложного в том, чтобы пересечь всю страну на попутках, а потом найти работу и жилье в совершенно незнакомом штате. Я представляла себе это как большое приключение, которое, конечно же, будет мне по зубам, как один из экзаменов в университете. Я ведь сама задумывала нечто подобное, просто не была до конца уверена и не ожидала, что все выйдет так скоро… К тому же воспоминания о невыносимом Марко подстегивали. Хотелось, чтобы он остался ни с чем, чтобы он бесился, чтобы он почувствовал вкус поражения и понял, что не все в этой жизни может получить на блюдечке с золотой каемочкой. Однако, его насмешки, его наглые откровенные взгляды, его высокомерный тон и унизительные болезненные захваты лезли в голову так же настойчиво, как головокружительные поцелуи, бесстыдные нежные прикосновения и то, чем мы занимались с ним в душе, а потом в постели. Меня било, как в лихорадке, от этих разрывающих душу противоречий, а еще я вдруг перестала верить в свои силы, потому что с каждой новой милей, отделявшей меня от дома, будто теряла частичку себя.
Когда мой водитель остановился у какого-то мотеля и сказал, что мы проведем здесь ночь, я была рада передышке. Уютный, хоть и обшарпанный номер, горячий душ и мягкая кровать сотворили чудо, и я немного пришла в себя. Сразу вспомнила, что почти не спала всю прошлую ночь даже после ухода Марко… все боялась, что он вернется… а еще плакала об украденной у меня так подло невинности, предназначенной для другого. Джеймс… Сердце сжалось. Сегодня с утра я не решилась ему позвонить, не была готова. Мне нужно было успокоиться и поговорить с Андрео, определиться со своим будущим, окончательно принять решение. Теперь же отступать дальше было нельзя. Я должна убедиться, что он никогда не захочет сюда приехать, во всяком случае, из-за меня. Глянув на прикроватную тумбочку, обнаружила там будильник. Он показывал половину седьмого вечера. В Лондоне сейчас дело двигалось к полуночи. Джеймс точно должен был оказаться дома. Глубоко вздохнула, вспоминая, что и как я должна буду ему говорить. Прошло всего дня три с нашего последнего разговора, а мне казалось, что вечность… Брать трубку было страшно. Что если я разревусь?! Что если я сболтну ему то, что не должна?! Что если он сам разочаруется во мне?.. Впрочем, последнее – именно то, что нужно… Я должна разочаровать его… Чтобы он сам не захотел приезжать. Решительно набрала его номер. Телефон взяла прислуга, и я с замирающим сердцем и неотпускающим спазмом в животе прождала его битых пять минут.
– Да? – наконец пропел в ухе веселый и беспечный мужской голос, который всегда казался таким родным, а сейчас стал таким далеким. Почему-то он больше не вызывал радостный нежный трепет… Его будто вырвали у меня с корнем из сердца, оставив вместо него дыру.
– Джеймс, это я… Привет… – прошелестела с кокетливой и, как мне показалось, беспечной улыбочкой.
– А, Доминика, здравствуй, милая, – ответил он своей сдержанной вежливой улыбкой. – Как ты? У нас тут… небольшая вечеринка… Пришли старые знакомые. Вспоминаем былые времена.
– О… Я, наверное, не вовремя… – изобразила небрежную озабоченность.
– Ты всегда вовремя, милая, ты же знаешь. Просто немного мешает шум… – Где-то вдалеке и правда слышалась музыка, шум голосов и веселый смех. Все это было таким чужим и странным, будто звуки из другого мира. Что ж, это хорошо, что ему весело. Так даже лучше. Горло перехватил спазм, но я его подавила.
– Слушай, я тут о многом думала в последнее время… Вернулась домой и кое-что поняла… – Задержала на несколько секунд дыхание, а потом выпалила на одном выдохе: – Джеймс, нам нужно расстаться. Я больше не чувствую того, что чувствовала раньше. Я уехала всего на пару недель – и ты вдруг стал совсем чужим. Прости…
– Эм-м-м… – прозвучало в трубке как-то не слишком эмоционально, будто мне совсем не поверили. – Доминика, с тобой все в порядке? Что-то случилось?
– Ну… много чего произошло на самом деле… – постаралась, чтобы голос не дрожал и звучал как можно более беспечно. – Например, я не планирую возвращаться в Лондон. Хочу продолжить учебу здесь и попробовать устроиться на работу. У отца связи… И мне здесь будет спокойнее… Тут все совсем другое… и люди другие…
– П-подожди… – На этот раз интонация полностью изменилась. В ней появилось что-то до сих пор мне незнакомое. – Что ты такое говоришь? Ты же знаешь, что я не смогу переехать в Штаты… – на этот раз в голосе жениха прозвенело раздражение.
– Я же сказала, что тебе и не нужно приезжать, – ответила с наигранным раздражением.
– Давай обсудим все при личной встрече, – отрезал холодно, как никогда не говорил со мной раньше. – Я ведь уже через неделю буду у тебя.
– Джеймс… да нечего обсуждать! – воскликнула, как бы насмехаясь над ним и показывая якобы накопленное недовольство. – Мы с тобой вместе два года… и вот я уезжаю и даже не скучаю по тебе, потому что мы по сути даже не сблизились за все это время!
– Что ты имеешь в виду? – Он не на шутку помрачнел.
– Ничего… Правда, ничего… – небрежно пожала плечами. – Давай просто поставим точку и расстанемся до того, как поссоримся.
– Мне совсем не нравится твой тон и то, как ты изменилась, – прорычал он угрожающе.
– Возможно, это к лучшему, – заявила безапелляционно. Повисла угрожающая пауза.
– Мне нужно подумать, – наконец подвел итог он. – Я перезвоню тебе завтра и мы поговорим еще раз.
– Я сейчас не дома… Решила попутешествовать. К тому же… Джеймс… я не одна… у меня есть другой, и у нас все прекрасно! Так что не нужно звонить… в моем доме тебе не будут рады… да и разговор окончен.
– Доминика! Что за выходки?! – Сколько же он вложил в мое имя ярости на этот раз. Она саданула так, что дыхание перехватило. Не выдержала и бросила трубку, зажав ладонью рот. Из груди почему-то рвался болезненный стон. От собственных слов было больно, но и из-за его слов тоже… Наверное, я вовсе не это хотела бы от него услышать… и не так… Но на что еще я могла рассчитывать? Я ведь сама добивалась такого эффекта… Просто тайно надеялась, что он догадается, все поймет, вытрясет из меня настоящее признание, прочтет между строк… Только захочет ли он быть с такой, как я, когда узнает, что произошло на самом деле?.. Ту правильную, воспитанную, сдержанную девочку, что училась в Лондоне, здесь подменили совсем другой – дикой и воинственной бунтаркой, которая сбежала из родительского дома в неизвестность и теперь ночует в незнакомом придорожном мотеле где-то в Огайо и понятия не имеет, что ее ждет завтра… Вот что бывает, когда теряешь честь и гордость с мужчиной, который тебя не любит и не уважает, и которого совершенно не любишь ты.
Медленно сползла на постель и забралась с головой под одеяло. В номере почему-то было невероятно холодно, а я ведь была голой, потому что постирала единственные трусики, а ночной сорочки у меня и подавно не было. Завтра нужно будет купить что-то хотя бы на первое время, но и не слишком увлечься, чтобы все же оставаться налегке. Странно, но эти бытовые заботы как-то вытеснили мысли о Джеймсе. Может быть, не так уж я и врала в разговоре с ним… Познав необузданную страсть, которую разбудил во мне Марко, вдруг поняла, что подобного никогда бы не случилось с Джеймсом… Просто потому что он был холодным… да и я никогда так сильно не хотела его, просто уважала, с холодной расчетливостью понимая, что он меня достоин. Закрыла глаза и почти тут же провалилась в сон, хотя тревога и напряжение так и не отпускали до последнего мгновения.