Читать онлайн Прячем лица в дыму бесплатно

0. Пять – это же час шуток

Маленькая стрелка коснулась пяти, большая – двенадцати. Часы на каминной полке известили об этом громким протяжным ударом.

Вот-вот должен вернуться Лаэрт из университета. В Кионе говорили, пять – час розыгрышей, и Кираз обычно встречал брата шуткой. Хотя тот все равно оставался хмурым. Улыбка на лице Лаэрта появлялась, только когда он спускался в лабораторию в подвале и начинал что-то смешивать, переливать, соединять, разделять, а еще – писать, писать, писать…

Кираз вытянул шею, смотря в окно – садовая дорожка оставалась пустой, и вернулся к учебнику. Он и сам с нетерпением ждал часа, когда Лаэрт спустится. Тот долго отмахивался, но год назад, наконец, сдался и рассказал младшему брату, чем занимается, а заодно начал его учить.

Мальчик пододвинул к себе лист бумаги, сверился с записями и перелистнул страницу учебника – с одной таблицы на другую.

Лаэрт поступил в университет не в шестнадцать, как большинство, а на два года раньше. Кираз хотел быть таким же, поэтому каждый день после школы занимался дополнительно – до вступительных экзаменов оставалось всего три месяца, и он не мог позволить себе лениться.

Сквозь открытое окно донеслись голоса. Ученик выглянул: по гравийной дорожке, вьющейся среди кустов роз, шел брат, а с ним – двое мужчин. Незнакомцам было под сорок, оба в строгих темных костюмах. Один держал папку с бумагами, другой – чемоданчик, какие носили при себе врачи.

«Профессора!» – подумал мальчик с замиранием сердца. Наверное, работа Лаэрта заинтересовала его университетских преподавателей, и те пришли, чтобы оценить успехи ученика.

Кираз вскочил, взволнованный, и понесся к выходу, затем вернулся, схватил со стола исписанные листы и сбежал по лестнице.

Может, студента переведут на курс вперед? Сделают старостой? Дадут повышенную стипендию! И его самого тоже могут заметить, он ведь помогал!

Замедлив внизу шаг, пригладил растрепанные рыжие волосы и выпрямил спину. Главное, правильно ответить на все вопросы. Если они будут, мысленно поправил себя ученик, смутившись. Как бы ни хотелось поговорить с настоящими профессорами, все-таки те шли к другому. Успехи в опытах принадлежали Лаэрту, а Кираз только немного помогал – он сам стал доказательством того, что лекарство работает.

Мальчик сжал кончики пальцев, и окно наверху, повинуясь усилию воли, хлопнуло. Он покажет, чего добился брат.

Мягко ступая, по коридору прошел слуга и открыл дверь.

– Где Кираз? – строго спросил брат, едва переступив порог.

– Занимается у себя в комнате, – доложил пожилой мужчина в ливрее.

Кираз вышел в коридор. Лаэрт выглядел по-деловому собранным и больше напоминал торговца, а не ученого с чернильными пятнами на руках и увлеченным взглядом, каким привык его видеть младший брат. За спиной маячили профессора – вблизи они больше напоминали потрепанных книготорговцев с проплешинами на костюмах, чем важных ученых. Один, поставив чемоданчик на пол, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Подойди ко мне, – Лаэрт поманил рукой. Голос звучал непривычно мягко – так он не говорил, даже когда Кираз делал успехи в учебе.

Краснея, тот приблизился. Не так он представлял себе встречу с профессорами, не так.

– Вытяни руки, – тон стал еще более мягким, даже ласковым.

Смутно помнилось, что отец говорил также, но он умер шесть лет назад, и его голос почти стерся из памяти.

– Зачем?

– Так надо. Вытяни.

Кираз посмотрел на брата, на профессоров и, положив листы на тумбу, покорно поднял руки. Один из мужчин ловким движением достал из кармана металлические браслеты и со щелчком застегнул их на запястьях мальчика. Отскочив в сторону, тот вцепился в них, пытаясь снять, и крикнул:

– Зачем это?

Металл казался сплошным листом – ни крепления, ни механизма. Кираз сжал пальцы и повел в сторону, но ничего не произошло – ничего, что происходило обычно.

– Вот, – на лице Лаэрта появилось смущение, граничащее со страхом.

– Да, я заметил, – профессор, державший в руках папку, нахмурился. – Спасибо за сигнал, дан Адван. Город станет спокойнее благодаря вам.

Ученик попятился. Он уже слышал эту фразу. Магию считали болезнью, скверной, а людей со склонностью к ней – зараженными, и так говорили перед тем, как забрать «заболевшего» на лечение.

Не переставая качать головой, ученик отступил. Да это же час розыгрышей! За ним не могли прийти. Не за что было! Он не имеет склонности к магии – только то, что дал эксперимент. Закон о запрете силы не нарушен – они просто развивают науку. Так говорил Лаэрт.

Кираз уставился на брата. Пять – это же час шуток, да, ведь да? Его не могли отдать в…?

На плечи опустились ладони одного из «профессоров» – Кираз даже не заметил, как тот оказался за его спиной.

– Идем-ка по-хорошему, парень. Будешь упираться – придется тебя усыпить, пока не приедем.

– Лаэрт! – закричал мальчик и дернулся к брату.

– Проблемный, думаешь? – один мужчина спросил другого.

Лаэрт с лицом мученика посмотрел на них, затем на Кираза.

– Извини, так будет лучше.

«Профессор» схватил повыше локтя. В шею что-то укололо, затем коридор сжался, и пол оказался прямо перед глазами. На секунду Кираз вспомнил, что голос брата уже несколько лет не звучал с теплотой и лаской, но вдруг это стало таким неважным.

1. Вероятность ошибки стремилась к нулю

На костях выпали две шестерки. Вероятность этого – один к тридцати шести. В Кионе такое сочетание называли солнечным и пророчили удачу тому, кто его выбросил.

Раз в удачу не верил. Он знал, что полагаться можно только на числа и точные расчеты – они никогда не подводили. Перекинув красные игральные кости из одной ладони в другую, прежде чем увидеть новую комбинацию, парень услышал:

– …Четыре.

На костях – две двойки. Он обратил внимание на ворчание Найдера, но тот говорил о другом:

– А в прошлом месяце было пять! Выручка становится все меньше. Чем мы занимаемся?

Друг поджал тонкие губы и нахмурился. Черные волосы, зачесанные назад, и нос с горбинкой делали его похожим на нахохлившуюся хищную птицу. Одну руку Найдер положил на бухгалтерскую книгу, другой сжимал трость – с каждым словом все сильнее.

– Работники опять разбежались, комнаты для постояльцев простаивают, – он недовольно посмотрел на Рену. – У тебя тоже продажи упали, – затем на Феба. – Даже игорный зал пустует! – и закончил на Разе.

– Интересно почему, – скрестив руки, Рена откинулась на спинку стула.

– Ты хочешь что-то мне сказать?

Найдер прищурил карие глаза. Происхождение было его больным местом. Он родился в кочевом народе оша, который считали грязным и проклятым. Всю жизнь парень боролся с предрассудками и до сих пор каждое слово принимал на этот счет. Даже неудачу с таверной он связывал с происхождением – как же, все, что принадлежало оша, обходили стороной.

Девушка устало вздохнула.

– Я про то, что мы не умеем вести такие дела, – она обвела рукой полутемный зал с пустыми столами. – Ну сколько это уже длится, три года? У нас хоть раз была прибыль? Люди идут только за лекарствами Феба, но не есть, играть или ночевать. Найдер, согласись, что другое у нас получается лучше.

– Но ведь таверна важна! – Феб встал на защиту друга.

– Не надо, Феб, ты бы сбежал из нее, если бы мог, я же вижу.

Найдер перебил Рену:

– Это не обсуждается. Нам как минимум нужно официальное место работы. Сама знаешь, что без этого придется платить штраф – кионский закон. А приносит таверна прибыль или убыток – мое дело, ясно? В твой карман я не лезу, а ты не лезь в мой.

Девушка закатила глаза. Раз снова перекинул кости из руки в руку. Опять выпало четыре – как четыре стихии, стороны света или района в Кионе.

Их тоже собралось четверо.

Найдер был негласным вожаком и отличным вором. Он всеми руками держался за свою таверну – наследство отца – и мечтал увидеть в ней много гостей, в память о родителе. Хотя «Вольный ветер» давно перестал быть просто таверной: к нему пристроили жилые комнаты, открыли внутри игорный зал и небольшую лавку. Благодаря Найдеру он стал домом для всех четверых, хоть и очень странным, с вечным переполохом.

По документам Раз работал «распорядителем», иногда вставал за рулетку, но его большей страстью и ролью в деле был взлом сейфов. Он обожал слушать щелчки замка, складывать их в цифры и разгадывать комбинации.

Рена отвечала за поваров и официантов, которых становилось все меньше, и за комнаты наверху. Она казалась обычной, но чтобы понять ее особенность, ее роль, девушку стоило знать очень хорошо. Это была тайна, которую стоило прятать от всех. Однажды та уже сделала Рене больно и привела туда, где они встретились с Разом и откуда вместе бежали, оставив за собой огонь и сотню трупов.

Фебу принадлежала лавка, в которой он торговал снадобьями и порошками. Кроме средств для крепкого сна, спокойствия, лечения изжоги, он создавал кое-что более интересное, что делало ему славу в Цае – криминальном районе Киона. Раз был его главным клиентом, хоть и не по своей воле, а по нужде.

– Раз! – воскликнул Найдер, кончик его трости уперся прямо в грудь парня.

Дерево всегда покрывали коричневые пятна – их форма, оттенок, расположение могли меняться, но происхождение было одинаковым. Большинство шарахались, поняв, откуда эти пятна, и такой взмах помогал получить желаемое лучше любых слов. Иногда Разу даже казалось, что Найдер специально не убирает кровь.

Легонько ударив рукой по трости, он равнодушно бросил:

– Я тебя слушаю. Продолжай.

Раз сунул кости в карман жилетки. Губы друга скривились, но он не ответил и снова взялся за бухгалтерскую книгу.

 «Один, два, три, четыре, пять…» – Раз начал считать про себя.

Не кости, так цифры. Однажды они не дали сойти с ума от боли и лекарств, а после стали лучшим успокоительным и развлечением.

Найдер пролистнул пару страниц, затем отложил книгу.

– Ладно, поговорим о других делах.

Рена заметно оживилась. Причина, по которой она не любила «Вольный ветер» – да и все таверны мира – тоже была связана с ее прошлым и с той тайной. На несколько секунд Раз вспомнил девчонку с золотыми распущенными волосами, в белой больничной рубашке, какой он увидел Рену впервые. С тех пор многое изменилось. Теперь она носила только черное и собирала волосы в пучок, словно пыталась откреститься от прошлого. Да и он стал другим.

– На День прогресса в Историческом музее откроется выставка, куда из Кирии привезут дневник Яра, книги, написанные его соратниками, и артефакты времен войны с демонами. Вы понимаете, сколько они могут стоить.

Раз чуть улыбнулся:

– Отмечаем День прогресса, а смотреть будем на то, что принадлежало богам. Отлично.

Да уж, в этом проклятом Кионе все было так зыбко и противоречиво. Называл себя столицей наук, а поклонялся ученым, точно богам. Превозносил права и свободы человека, но превращал жизни многих в затянувшуюся пытку. И до бесконечности, до исступления ненавидел магию, но сам был построен и восстановлен ее силами.

Феб сделал свое любимое учительское выражение лица. Найдер и Раз переглянулись – сейчас начнется! Когда речь заходила об истории, заткнуть Феба не получалось никакими угрозами.

– Яр и его соратники не были богами, как те демоны не были настоящими демонами, – он поучительно поднял указательный палец. – Действительно, и на Арлийском континенте, и на Кирийских островах одно время поклонялись Яру, но это осталось в прошлом. «Божественные» артефакты, представленные на тридцатилетие революции – хорошая ирония.

«Сто один, сто два, сто три…» – Раз вернулся к счету. Не хотел он слушать об истории. В той войне с демонами винили магов, и после победы все больше областей магии стали попадать под запрет, пока вся она не была объявлена болезнью, а владеющие силой – больными. Он сам стал «больным».

– Ага, ясно, – буркнул Найдер, быстро глянул на Феба и продолжил: – Эти самые артефакты привезет глава кирийского Народного собрания – его пригласили на День прогресса.

– Ровно двадцать лет назад он сам возглавил революцию. Кирийское королевство последовало по нашему пути, только у нас король был убит, а Ленгерн распался на отдельные города-государства, у них же правитель сам снял с себя корону и передал власть народу.

Найдер крепко сжал трость – на миг Разу показалось, что тот готов пустить ее в дело. Не стоило – Феб, даже задыхаясь, мог рассказывать об истории. Все они были такими фанатиками – эти проклятые ученые.

– Мы пройдем в музей и на глазах у всех заменим один из артефактов, как тогда, на бриллиантовом аукционе?

Рена и Найдер обменялись понимающими взглядами и улыбками, а это было редкостью для них, они чаще ворчали друг на друга, чем просто разговаривали.

– Хоть кто-то думает о наших планах! – Найдер выразительно посмотрел на «распорядителя».

– Я в деле, ты же знаешь, что тут еще говорить?

Раз потянулся в карман брюк за сигаретами. Сначала пальцы нащупали маленький железный футляр, в котором он хранил таблетки, затем – бумажную пачку. Достав из другого кармана коробок, парень уже чиркнул спичкой, но Рена метнула на него требовательный взгляд. Раз вздохнул и послушно отошел к входу в зал. Это было единственное, что девушка не прощала ему, и единственное, в чем он уступал ей.

– Это то, про что ты говорил пару дней назад? – спросила Рена с интересом, поправляя выбившуюся из пучка прядь. – Тот новый заказчик, которому важно успеть до Дня прогресса?

Раз затянулся сигаретой, затем выпустил изо рта дым. Внутри появилась приятная горечь. Курил он нечасто, это было небольшим дополнением к ясности и спокойствию, которые дарили числа.

Найдер качнул головой.

– Нет. Музей – это моя задумка. С тем заказчиком мы не будем работать.

Рена удивилась:

– Вы слышали, Найдер отказался от хороших денег? Когда это было видано! Или ты так набиваешь себе цену?

– Я… – раздраженно начал оша.

В затылок уткнулось что-то холодное и твердое. Со второго входа в зал послышался знакомый скрипучий голос:

– Так, все шавки сбились в своей конуре, отлично. А теперь поговорим.

Раз хорошо знал говорившего. Цай делили между собой десяток «королей», и Орманд Льянал был одним из них. Он контролировал южную часть района, где стоял «Вольный ветер», и никогда встречи с ним не заканчивались ничем хорошим. Раз и Найдер за годы выработали простую стратегию: бей первым, держи голову высоко и стой на своем, что бы ни предложили и как бы ни угрожали.

Подняв руки перед собой, Раз медленно повернулся, затем резким движением прижал горящий конец сигареты к глазу непрошенного гостя. Смуглое лицо перекосилось, послышался истошный крик – скорее скулеж, как у побитой собаки. Раз выбил револьвер из его ладони и подхватил оружие.

Погас свет, погрузив зал в полную темноту, на несколько секунд мир замер. Итак, трое на одной стороне уравнения, шестеро на другой. И неизвестная переменная. А теперь пора начать сокращение.

Выстрелов не последовало – и банда Орманда, и Найдер с Разом боялись попасть в своих. Все вокруг наполнилось шорохами и скрипами, и у них было всего несколько секунд, чтобы занять правильное место.

Раз начал отсчет. Один – коротко простонала половица. На «четыре» стон повторился. Слева тоже послышалось движение – более тяжелый шаг у края стены, который через пять секунд сменился скрипом.

Скакнув в сторону, Раз выхватил из-под жилета второй револьвер и поднял обе руки. Загорелся свет. Он увидел, что оба дула замерли в десяти сантиметрах от спин двух коротко стриженных парней в черном, которые направили оружие в случайные стороны. Но рядом стоял третий и так же четко и уверенно целился.

Найдер наставил револьвер на Орманда, а кончиком трости уперся в висок его подручного. Феб вытащил нож. Его высокая фигура угрожающе возвышалась над другим громилой, и они казались двумя хищниками, замершими напротив друг друга. Не стоило гостю знать, что Феб не способен убить. Рена исчезла – она знала, что делать.

Итак, трое против семерых – вернее, шестерых, тот, с глазом, отполз и теперь жалобно скулил. Гостей больше всего в два раза, но четверо уже на прицеле. Неплохой расклад, бывало и похуже.

– Как видишь, нападать в чужом доме – плохая затея, – холодно произнес Найдер.

– Ну и что дальше, парень? – ухмыльнулся Льянал. – Досчитаем до трех, а потом по команде выстрелим друг в друга? Или поговорим?

– Мы уже обо всем поговорили. Это мой дом, а ты катись к чертям.

– Я не драться пришел. Просто оглянись и вспомни, что я обещал – как видишь, я держу слово, – голос стал более тихим и вкрадчивым. – Лучше тебе убираться в свои поля и дальше коней пасти. Такой грязи даже в Цае не место.

Найдер ответил холодным взглядом и поджатыми губами. Раз хорошо знал это выражение – бояться стоило не криков и поднятых кулаков, а равнодушия. И если друга не остановить от безумства, нужно его поддержать.

Сверху обрушился поток ледяной воды. Раз почувствовал, как тот, сзади, неловко дернулся в сторону. Он выстрелил с обеих рук – бритоголовые рухнули, подставив лица дождю – и сразу кинулся влево. Оглушая, раздалась ответная стрельба. Пули крошили камень, попадали в бутылки, и те со звоном разлетались, осколками осыпая пол.

Парень нырнул под стол. «Один, два, три, четыре, пять», – он выждал, высунулся, выстрелил и снова спрятался.

– Уходим, – послышался повелительный голос Орманда. – Подумай, оша, сколько еще ты так протянешь.

Раз выпрямился. По лицу и волосам стекали капли, одежда вымокла, однако Льянал уходил с видом короля. Двое оставшихся подручных подхватили подмышки того, с глазом, и потащили по коридору. Раз направил револьвер на спину Орманда, но так и не выстрелил. Слишком дорого это могло стоить. Убийство не стало бы решением проблемы, но развязало войну, в которой двое окажутся против всего Цая. И это была такая крошечная вероятность победы, что высчитать ее не представлялось возможным.

Феб с ошарашенным лицом вылез из-под стойки. Как будто впервые видел такое!

Поднявшись, Найдер подхватил с пола трость, покрытую свежими красными пятнами, и с размаху, с явным наслаждением ударил парня, лежавшего с окровавленным виском, по лицу. Специально утяжеленная, она опустилась на голову, как нож в масло, и превратила ее в красно-белое месиво.

– Не закручивайте так краны! – Рена сошла с лестницы, поглаживая запястья.

Раз утер рукавом рубашки лицо, хотя лучше не стало – сухих мест на ней не осталось

Девушка прошлепала по мокрому полу и со строгим взглядом замерла напротив Найдера. Оша вытер кончик трости о куртку лежащего парня и раздраженно ответил:

– Просто помолчи! Я и так знаю, что ты хочешь сказать.

Рена, подняв с пола стул и усевшись на него, все равно начала:

– Так вопросы не решают. Как думаешь, скольких шестерок Орманд позволит убить, прежде чем решит прикончить тебя? Странно, что он не сделал этого раньше. С его-то славой!

Найдер расстегнул манжеты на рубашке и несколько раз взмахнул руками как пес, отряхивающийся от воды.

– Не переживай за меня, солнце, это почти что семейные дела – я знаю, где граница.

Да нет, не почти – это и было семейным делом, но Найдер не любил рассказывать о нем еще больше, чем о своем детстве.

Раз вздохнул и устало привалился к стене. Каменная кладка холодила сквозь мокрую ткань. Он сунул руки в карманы – пачка сигарет насквозь промокла, но футляр и его драгоценное содержимое остались сухими.

– Вы не ранены? Я могу принести… – начал Феб, осторожно поглядывая на Раза и Найдера.

Они одинаково махнули руками.

– Лучше позови Гека и Дорна, пусть уберут этих, – оша кончиком трости обвел три тела. – И Тимму, надо прибраться.

Кивнув, Феб послушно вышел.

Три – число хорошее. Разу оно нравилось. Недостаточно мягкое, чтобы делиться на большое количество других чисел, но все же в меру уступчивое. В Кионе его называли «правдивым», а правда сейчас не помешала бы.

– Най, что за обещание? – спросил Раз, подходя к другу.

Тот равнодушно пожал плечами:

– Сказал, что сделает так, что сюда больше никто не придет, и тогда я сам побегу к нему с просьбой выкупить «Вольный ветер». Ага, сейчас. Да, людей почти нет, но я придумаю что-нибудь. Это не обсуждается, ясно?

– Почему Орманду так нужна таверна? Не меньше, чем тебе.

Рена всегда задавала этот вопрос, уже который год. Хотя борьба за дом началась задолго до того, как ее подхватил Найдер. И дело было вовсе не в отказе платить королю Цая, не в удачном расположении, не в ненависти к оша. Ответ лежал глубже, но Найдер крепко держал его при себе – даже Раз узнал правду не от друга, а от сестры того.

«Одна тысяча один, одна тысяча два, одна тысяча три…» – он начал считать, чтобы привести сознание в порядок, мысленно пробежался взглядом по такому красивому, стройному ряду чисел, дошел до второго десятка, затем быстро спросил:

– Най, ты ведь думал о том заказчике? Музей – хорошая идея, но пройдет немало времени, прежде чем мы продадим украденное. Нам нужны деньги как можно быстрее. Пора заканчивать это топтание на месте. Если сейчас мы вдвоем пойдем против Орманда, наш шанс будет оцениваться только как одна тысячная. А если к нам двоим присоединятся деньги, он возрастет до двух целых трех десятых процента.

Найдер ухмыльнулся:

– Ты правда это высчитал?

Раз улыбнулся самыми уголками губ. Нет, он не мог сделать точных расчетов, но даже приближенные значения давали ему уверенность. Однако парень все равно ответил:

– Да. Но даже два и три десятых лучше, чем испытывать терпение Орманда.

– Ты же сам первым сказал, что мы не должны ввязываться, дело противоречит нашим принципам.

– Я не знал, что на кону наш дом. Думаешь, я позволю кому-то отобрать его? Нам нужны деньги на войну – мы их достанем.

– Раз, это что за милости? Ты свои таблетки забыл принять?

Парень снова запустил руку в карман, нащупал железный футляр и провел пальцем по резному краю. Нет, таблетки он пил каждый день – по одной ровно в семь утра. Они не давали боли вернуться, а еще превращали воспоминания в дым и делали чувства слабее. Не будь их, то, что так отчаянно пытались уничтожить в больнице, вернулось бы. И стоить это могло слишком многого и слишком многим.

– Заткнись-ка, пока я эти таблетки тебе в горло не затолкал. Я пытаюсь помочь. Выйдешь на заказчика?

– Да, Раз, – Найдер, прихрамывая, отошел в сторону. – Выйду. Устроим встречу завтра. Не будем тянуть.

Рена вскочила со стула.

– Ну а меня добавить в расчеты вы забыли, или что, думали, я оставлю вас вдвоем – вас, самых бедовых мальчишек на свете? Сколько я накину – еще одну тысячную? Одну сотую?

Девушка улыбнулась, Раз улыбнулся в ответ. До «Вольного ветра» ему было не на кого полагаться, кроме Рены, и она даже стала для него всеми ста процентами – всей жизнью. Но это было давно, очень, и с тех пор пропорции изменились.

– Эй, – послышался женский голос.

Раз обернулся. В дверях остановилась Джофанка – Джо, как ее называли. В одной руке – обгрызенное яблоко, в другой – гитара, на плече – потертая сумка. Девчонка уставилась на трупы, затем, тряхнув черными кудрями, лихо улыбнулась и продолжила:

– Видимо, я вовремя.

Раз вздохнул. Про народ оша говорили: приходят и беду ведут за собой. В приметы он тоже не верил, но мог сказать точно: если уж явилась сестра Найдера, шуму будет много.

Показалось, что сейчас ограбление от нового заказчика выйдет за рамки обычного дела, но хотелось ошибиться. К сожалению, вероятность ошибки стремилась к нулю.

2. Чувства, которые не заглушить никакими таблетками

Джо застыла внизу лестницы.

– Я тоже хочу идти!

– Мало ли чего ты хочешь, – буркнул Найдер и шагнул на ступеньку ниже. – Отойди, нам пора.

Раз прислонился к стене, скрестив руки, и молча наблюдал за пререканиями. У этих двоих только отцы были родными, но общего у Ная и Джо нашлось больше, чем у прямых родственников. Впрочем, и противоположностей хватало. Наверное, их было даже немного больше – пятьдесят один на сорок девять.

– А на дело возьмешь? – спросила Джо, с хрустом откусывая от яблока.

Найдер вздохнул:

– Возьму. Пора тебе привыкать к городу и учиться зарабатывать, верно?

Девушка закатила глаза. В ней было столько переменчивости и крайностей, что Разу она напоминала цифру два.

– Я здесь ненадолго, ты же знаешь. Закончится зима, и я снова уйду.

Джо была настоящей дочерью своего народа. Такая же вспыльчивая, свободолюбивая и неугомонная. Годами она колесила по Арлии вместе с племенем и поэтому в совершенстве овладела всем, что было так характерно для оша: отлично ездила верхом, стреляла и с удивительной ловкостью могла пробраться куда угодно. Но про таких, как она, говорили: «жизнь помотала». Пережила Джо немало – длинная дорога учила лучше любых университетов.

– Перебиралась бы в город, – заворчал Найдер. Этот спор между ними длился годами. – Ладно, вечером поговорим. Отойди давай.

Он взмахнул рукой. Джо показала ему язык и отскочила в сторону.

– Пожалуйста, дан Найдер, – произнесла она насмешливо. – Пожалуйста, дан Раз. Да будет дорога легка, и осветят звезды ваш путь.

Закатив глаза и вздохнув, ее брат вышел. Он не любил пожелания и поговорки своего народа – слишком дорого они обходились в городе.

Трость застучала по мостовой. «Один, два, три, четыре, пять…» – Раз принялся считать в такт шагам Найдера. Тот прихрамывал на левую ногу, и это было его вторым и последним слабым местом. За «калеку» и «грязного оша» он не жалел ударов. Из-за травмы, полученной при рождении, отец Найдера и принял решение оставить кочевую жизнь и обосноваться в городе – хотел заработать и вылечить сына.

Раз зацепился взглядом за красную табличку на углу дома: «Переулок Светлячка 11». Впервые увидев название, он улыбнулся – оно показалось ему каким-то детским и даже милым. Но уже давно эта надпись – да и другие тоже – перестала вызывать чувства.

Кион был прост: одно море, два крупных канала, еще десяток поменьше и четыре района. В Цае, принадлежавшем бандитам и беднякам, улицы называли в честь животных и растений – как будто те ценили красоту названий! В Арионте – гнезде ученых, торговцев и ремесленников – имена давали в память о революции, о культурных и научных достижениях. Маленький промышленный Тьянтал был связан с географией и историей. Раз любил только жилой Фьянол – улицы назвали в строгом порядке: от первой до шестьдесят третьей. К сожалению, шли они не в Фьянол с его красивыми названиями, а в Арионт, которого Раз сторонился.

«Вольный ветер» стоял всего в двух улицах от него, и впереди уже показались высокие шпили, резные башенки и стрельчатые крыши. Центр был выполнен в едином бело-серо-черном стиле и производил впечатление строгого, величественного города, а еще – мистического. По улицам и вдоль каналов часто клубился туман, одевая все вокруг в приятную серость.

Найдер не смотрел по сторонам и уверенно шагал, переходя дорогу прямо перед паромобилями, будто не знал правил. Друг был молчалив, и Раз не торопился нарушить приятное молчание.

Он отстал от оша на шаг и то и дело цеплялся взглядом за латунные таблички на углах домов. Весь Арионт был построен в приятной математической точности: улицы одинаковой длины тянулись параллельно и перпендикулярно друг другу, и на каждой из них было от ста до ста двадцати домов.

Найдер и Раз дошли до улицы Ривана. Друг постучал в дверь пятнадцатого дома, ему открыл тощий мужчина со строгим лицом. Привратник заметил, что видит перед собой оша, и лицо помрачнело, но борясь с собой, он поклонился. Выбора у него не было – люди со стороны сюда не приходили.

Здание на «Ривана 15» официально называлась «Дом переговоров». Его хозяина ценили за умение хранить тайны и свои, особые понятия о чести. В Дом приходили по приглашению, а отправить его могли только богатейшие люди Киона.

Раз еще не видел заказчика, но уже чувствовал, что дело плохо пахнет. Какой-то богач или аристократ решил нанять двух парней из Цая – ну конечно, конечно, ничего такого. Бояться не стоит. Дело не выйдет за рамки обычного. Он вздохнул. Сам ведь настоял.

Открывший дверь принял у них одежду, затем провел по длинному коридору с темными обоями и изящными золотыми светильниками. Все двери были плотно закрыты, из-за них не доносилось ни звука, хотя полоски света выдавали, что внутри кто-то есть. Наверное, хозяин позаботился, чтобы случайные прохожие не слышали звуков.

Гости переглянулись.

– Вот тебе наши правила, – буркнул оша себе под нос.

Раз кивнул ему.

После трехлетнего заточения в мире врачей, боли и таблеток он сбежал. Долго искал работу в Кионе, но все отказывали, завидев тощего бледного парня – ну какой от такого прок? Еще и без документов!

Так продолжалось около месяца, пока Раз не оставил веру в честный труд и не пошел в Цай, где нашел Найдера. Тому было девятнадцать, он только пережил убийство отца и всеми силами старался удержать «Вольный ветер» – единственное наследство. Однако дело не ждало ничего хорошего. Парня из народа оша презирали и обходили его таверну стороной – все, кроме таких же оборванцев. Между тем короли Цая не переставали зариться на выгодное место.

Найдер и Раз начали выползать из грязи вместе, шаг за шагом. Так, где-то между воровством и грабежами они выработали свои правила: никогда не брать заказы у аристократов, никогда не связываться с учеными и никогда не лезть в политические дела.

Столкнувшись со всем этим первый раз, они жестоко поплатились и дали себе обещание не касаться подобного. А сейчас вдруг решили не то что нарушить табу – грубо растоптать и выбросить. Еще и сами побежали за заказчиком, хотя до этого отказали ему – настоящий удар по профессиональной гордости и чести.

Что же, война всегда меняла людей. Даже если это была война против королей Цая, просто за право быть.

Слуга завел в кабинет и, поклонившись, вышел. Комната, обставленная не вычурной, но дорогой кожаной мебелью, выглядела идеальным примером дома, где каждый знает себе цену и не кричит о ней. Стены, обшитые темными деревянными панелями, явно хорошо удерживали звуки, чтобы ни один хитрец не стал свидетелем приватной беседы. Даже окон в кабинете не было – только глухие стены.

С черного кресла поднялся высокий юркий мужчина.

– Найдер Джомали, – его губы тронула легкая улыбка. – Раз Алван. Спасибо, что пришли.

Кантор Ризар, как тот назвал себя, сжал ладони на уровни груди. Раз холодно посмотрел на него, губы Найдера дернулись, точно он пытался сдержать усмешку. Надо же, их удостоили приветствия, какое было принято у аристократов. Вот это честь!

Ни Раз, ни Найдер не сделали ответного жеста. Это было еще одно их правило – не притворяться даже перед самым денежным заказчиком. Те должны видеть, кого нанимают.

– Присаживайтесь, – не показывая раздражения или смущения, Кантор гостеприимно указал на кресла напротив.

Решив поиграть в хозяина, он наполнил два стакана янтарной жидкостью из квадратного графина и с дружелюбной улыбкой протянул вошедшим. Разу это не понравилось.

Кантор был одет в хорошо скроенный костюм из плотной дорогой ткани, зеленые глаза смотрели спокойно, но хитро, взглядом он словно прощупывал гостей. Чужак держался с достоинством, хотя Раз не сомневался: это не заказчик, а его доверенное лицо – тот не посчитал необходимым действовать напрямую. И если Кантор Ризар решил изобразить добряка, чтобы заслужить доверие двух преступников из Цая, дело не просто плохо пахнет – воняет на всю округу.

Найдер взял стакан и сел, Раз опустился в соседнее кресло. Он принюхался: миндаль и шоколад. Это был хороший, дорогой виски, привезенный с запада – может, даже с Кирийских островов, славящихся производством крепкого алкоголя. Такой полагалось медленно вдыхать, смаковать по капле и оценивать каждую нотку – вместо этого Найдер сделал большой глоток, а Раз сразу отставил стакан, не прикоснувшись к напитку.

– От кого вы, дан Ризар? – спросил оша, сцепив руки перед собой.

Кантор откинулся на спинку кресла, и газовые рожки осветили его лицо – гладко выбритое, с тонкими чертами, ровным тоном кожи. Да, такой явно крутился не среди простых людей и делал все, чтобы соответствовать им.

Мужчина был, скорее, секретарем, помощником, исполнителем – слова разные, а суть одна. И явно он умел играть. Таких людей Раз называл «шесть-девять». Никогда не поймешь, кто они: то ли мягкая шестерка, то ли твердая девятка.

Пригласивший снова одарил гостей легкой улыбкой:

– Скажем так, я представляю интересы друга, который пока предпочитает остаться в тени, – Найдер кивнул – с таким они сталкивались не раз. – Как я говорил на прошлой встрече, моему другу необходимо получить кое-какие бумаги – научные записи об одной разработке.

– А как я говорил на прошлой встрече, мы специализируемся не на бумагах.

Раз хорошо знал эту игру. Сопротивляясь, Найдер, во-первых, пытался получить больше информации, во-вторых, понять, насколько важен, богат или опасен заказчик, в-третьих, набить цену.

– Вы обладаете изрядной скромностью, Найдер. Позвольте сказать, я наслышан о делах, с которыми вас связывают. Вашего имени не знает ни полиция, ни канцелярия, но улицы слухами полнятся. Ваша, – Кантор сделал паузу. – карьера началась три года назад, верно? За это время у вас появился хороший послужной список.

Найдер нахмурился. Да, Кантор – или тот, на кого мужчина работал – явно неплохо постарался. Должно быть, он пролез в самую глубь Цая, чтобы узнать о темных делах, которые велись на улицах северного района. Вопрос был в том, кто этот «послужной список» выдал. И за сколько.

– Не буду перехваливать вас или вашего друга: вы не являетесь лучшими, но вы одни из лучших.

Найдер, наконец, выпустил трость и осторожно приставил ее к креслу. Он сделал еще один глоток.

– Одни из, так? Тогда почему мы?

Раз чуть слышно вздохнул. Найдер начал уходить не в ту степь. Кантор был хитрым дельцом, и он пришел не отвечать, а спрашивать. Осторожность оша была понятна, но вопросы стоило оставить на потом. С такими «шесть-девять» лучше так: сначала дать выговориться, а потом затягивать в свои сети.

Кантор повертел в руках стакан и улыбнулся:

– А кто сказал, что только вы? Это будет игра – лишь один победитель получит приз.

Найдер и Раз переглянулись. О таком речи не шло. Раз медленно провел рукой по подлокотнику кресла, пересчитывая швы – девять. Наверное, и Кантор был девяткой – той, что больше всех остальных цифр и стремится к завершенности.

– Поподробнее, – Найдер напряженно подался вперед, сжал руки и положил на них голову.

– Как вы думаете, насколько сложным должно быть дело, которое оценивается в пятьдесят миллионов линиров?

Найдер подался вперед, точно уже видел перед собой деньги. Раз пересчитал рукой швы на втором подлокотнике – снова девять.

В хорошей пекарне буханка хлеба стоила пять линиров. Рабочие Тьянтала со стажем от трех лет получали шесть тысяч. Квартира в Фьяноле стоила от двухсот тысяч. Ученые в зависимости от пользы открытия могли получить до миллиона. А им предлагали сразу пятьдесят миллионов линиров. За кражу. И чего будет стоить такая кража? Что это за бумаги?

«Десять тысяч пятьсот один, десять тысяч пятьсот два, десять тысяч пятьсот три…» – Раз пробежался до третьего десятка вперед, затем назад. Он видел нетерпеливую дрожь Найдера, да и сам уже растерял спокойствие.

Пятьдесят миллионов… Если в деле будут участвовать все пятеро, ему достанется от двадцати процентов до сорока в зависимости от вклада. Это… Раз даже не мог придумать что.

Для Найдера – решение проблем со всеми королями Цая, исполнение мечты отца, здоровая нога. И главное, спокойная жизнь на равных с миром. Деньги заткнули бы всех, кто ему презрительно шептал «оша» и «калека».

Для Рены – возвращение к той жизни, которой ее лишили, исполнение мечты о путешествиях. Для Джо – об образовании. Для Феба… Ладно, о чем парень мечтал, Раз не знал, но не сомневался, что и мечту того можно купить. А о чем мечтать ему, он не понимал.

Когда-то хотелось одного: стать ученым, как родители, как брат. Помогать людям, может, вылечить какую-нибудь смертельную болезнь или изобрести то, что сделает жизнь легче. Затем его единственной мечтой стала свобода от больничного мира, после – просто найти работу. Мечты мельчали, пока не исчезли вовсе.

– Давайте к главному, – деловито сказал Найдер. – Сроки, суть, имя.

– Мне нравится ваш подход, – Кантор кивнул и повернулся так, что на лице залегла тень, сделавшая его похожим на бесстрастную маску. – Как вы знаете, через три недели состоится День прогресса. Для ученых это единственная возможность представить свои исследования не научному совету, а министрам, минуя одобрение гильдии.

Найдер внимательно слушал. Раз водил ладонью по подлокотнику взад-вперед – девять швов в одну сторону, девять в другую. Все это он отлично знал. Очередную годовщину революции ученые ждали сильнее всего. Гильдия знала, в какую сторону направить умы, и для тех, кто хотел делать по-своему, это был единственный шанс показать себя, а тем, кто не попал в число любимчиков научного совета – получить финансирование.

– Мы знаем, что среди желающих выступить перед министрами будет один из ученых, который сделал открытие, способное изменить весь Кион.

Выдержав паузу, Кантор подвел итог:

– Нам нужны его разработки. Все бумаги, связанные с делом, а также само открытие.

«Сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три…»

Дело принимало новый оборот. Сначала Кантор сказал про одно, однако сейчас ситуация открылась с новой стороны: не просто бумаги, не просто разработки – что-то, способное изменить город.

Кто мог не хотеть перемен? Или, наоборот, страстно желать? Что это могли быть за перемены? И работа, которую поручают преступникам из Цая? Да не просто поручают, а устраивают соревнование за главный приз – пятьдесят миллионов линиров! У кого есть такая сумма? Как убедиться, что ее заплатят? Раз вздохнул: слишком много вопросов.

– Хорошо, – Найдер хмурясь кивнул. – Разве эта ваша игра не наделает шуму? Если несколько человек начнёт охотиться за одним человеком, кто-то обязательно наследит и помешает другим. И о каких открытиях идет речь? Что это за ученый?

– Вы задаете правильные вопросы, Найдер. Да, чем больше человек знает о задумке и чем больше охотников, тем сложнее. Но и тем сильнее они начнут стараться. Мой друг волнуется по поводу сроков. Чем быстрее работа будет сделана, тем все мы, уж поверьте, станем счастливее.

Ясно. Заказчик не думал о последствиях – пусть преступники в погоне за добычей хоть весь город разнесут, лишь бы дело было сделано. А тот с разработками скроется и…

Что «и»? Продаст другому городу-государству? Да, например, северный Норт, до революции имеющий статус столицы, всегда охотно шел навстречу тем, кто выступал против Киона. Или заказчик сам хотел воспользоваться результатами работы?

Раз выразительно посмотрел на Найдера, но тот не обратил внимания. Он знал, что если речь зашла о таких деньгах, оша пойдет на любую опасность. Не отступит, даже оставшись в одиночестве. Что же, придется поддержать друга. Опасностей Раз все равно не боялся – нечем уже было бояться. А там, может, и для него дело обретет смысл.

– Найдер, скажите, правда ли, что оша практикуют магию?

Друг нахмурился еще больше.

– Конечно же нет, дан Ризар, – с вызовом ответил он.

На лице Кантора появилась пренебрежительная улыбка:

– Ладно. Вы должны знать, что магия под запретом – вся, кроме той, которую использует Светлый орден. Остальных прячут по больницам или вынуждают бежать на юг. Но что если магию можно контролировать? Что если знать, как дать силу каждому? Да в такой мере, в какой не владел ни один из магов прошлого? Что бы тогда могли кионцы?

Пришедшие переглянулись. Это дело обещало стать чем-то новым, более опасным, отчаянным и сумасшедшим, чем прежде. За пятьдесят миллионов линиров. Если их заплатят. Если выживут.

Раз на секунду сжал кости в кармане, затем, потирая виски, откинулся в кресле. «Десять тысяч один, десять тысяч два…» Проклятое дело про проклятую магию от проклятых ученых.

Найдер заинтересованно подался вперед:

– Разработки касаются того, что дает магию, верно?

Мужчина с улыбкой кивнул.

– А чего хотите вы? Зачем вам эта работа?

Кантор продолжал улыбаться:

– Это вас уже не касается, Найдер. Вы знаете детали и обещанную награду, так не задавайте вопросы о наших целях, подумайте о своих.

– А где гарантии, что после выполнения нас не убьют, что мы получим свои деньги?

Раз кивнул. Найдер задал самые важные вопросы. Все-таки дело было заманчивым – этого не стоило отрицать. Оно сулило исполнение даже той мечты, которой еще не было. Но слепо соглашаться было не в их правилах – ладно, не в правилах Раза, Найдера сумма могла сманить. Уже сманила – это было видно. А дальше? Джо явно поддержит брата. Рена согласится, чуть помедлив – девушка не забывала про рассудок, но она не привыкла отступать. Ну а Феб… Позанудствует, но по-настоящему спорить не станет. Слишком многим он был обязан Найдеру, чтобы сопротивляться.

Кантор поставил руку на подлокотник кресла и подпер подбородок кулаком.

– Найдер, вы ожидаете, что мы подпишем договор на выполнение работ в присутствии юриста? Какие гарантии вам нужны?

Оша рукой потянулся к трости – он всегда хватался за нее, когда нервничал. Да, гарантий никто никогда не мог дать – был важен ответ. Кантор прямо показывал, что он и его «друг» – серьезная сила, предлагающая столь же серьезное дело. Опасное. И тут выбор был таков: рискнуть, потому что живем всего единожды, или не рисковать, ведь у каждого только одна жизнь?

Раз все меньше сомневался в том, что Найдер даст согласие. Если бы Кантор начал юлить, это могло отрезвить друга и отвлечь от большого куша, но такой прямой ответ должен был прийтись ему по нраву.

– Назовите имя заказчика.

– И приглашение от него на званый ужин, быть может?

Найдер улыбнулся – в улыбке виделось неприкрытое довольство. Да, этот парень любил деньги, любил риск, а еще мечтал утереть нос королям Цая – и все для него указывало на то, что нужно согласиться. Разу еще требовался аргумент. Хотя какой, он сам не знал.

– Как минимум, нам нужен чек для покрытия расходов, – не дав Кантору ответить, Найдер деловито продолжил: – Кроме того, я хочу знать, кого еще вы отправляете. Возможно, это подстегнет нас действовать быстрее. Вам важно время, так? Значит, дайте ответы, дан Ризар. О ком идет речь? Это кто-то из любимчиков научного совета? Или отщепенец?

– Дан…

Найдер не сдержал презрительного смешка. В его мире не было места уважительному обращению «дан», и ничего хорошего от тех, к кому так обращались, он не видел. Его никогда не звали в высшее общество – он приходил сами и брал все, что считал нужным, отплачивая взаимной ненавистью.

– … Лаэрт…

Раз вздрогнул.

– … Адван.

В мире не могло быть двух ученых по имени Лаэрт Адван. Просто не могло, иначе пусть будут прокляты все боги на свете.

Земля ушла из-под ног.

Это имя ему снилось, и оно же преследовала наяву – постоянно слышалось в газетах, в рекламе на улице и даже в разговорах прохожих. Молодой талантливый ученый стал новым богом Киона, на которого едва ли не молились. То и дело появлялись новости: от идиотских, вроде «дан Адван изобрел средство от облысения» до настоящих взрывов – «дан Адван лечит холеру».

Портреты темноволосого мужчины, стоящего над столом, заполненным пробирками и колбами, стали сродни иконам. Ученики вешали их в классах, мечтая достичь таких же успехов – и это всего лишь в его двадцать четыре!

Но перед глазами Раза все время стоял другой образ: хмурый парень с чернильными пятнами на руках и увлеченным взглядом. Юный ученый, которого младший брат считал своим богом и так мечтал помогать, что принес в жертву свое здоровье и саму жизнь. Однако все в мире, кроме того мальчишки, знали: боги жестоки, и неважно в ком ты их нашел.

Раз почувствовал, что задыхается и, судорожно нащупав таблетки в кармане, сжал футляр. До новой порции оставалось не меньше пятнадцати часов, но хотелось сейчас же закинуть в рот белый кругляш – горький, неприятный, но всегда верно спасающий от воспоминаний о боли, о предательстве.

«Миллион, миллион один, миллион два…» – Раз начал считать, и цифры помогли вернуть власть над собой. Чем больше контроля требовалось, тем больше становились числа. Имя брата стоило по меньшей мере миллиона.

– Ну да, от такого стоило ждать «открытий, способных изменить весь Кион», – Найдер передразнил голос Кантора. – Значит, он изобрел что-то, дающее магию?

– Все верно. Это жидкость, полученная из растения и переработанная. Она пробуждает наши скрытые ресурсы, как сказали бы ученые. Принесите все образцы, что есть у дана Адвана, а также бумаги, в которых он описывает ход своей работы. А не получится, так приведите его самого.

Раз вцепился в подлокотники. Похоже, пора учить новые числа – ставки поднимаются, скоро не хватит и триллионов. Если он снова увидит брата…

– Сложность заключается в том, что это дело всей жизни дана Адвана, как он говорит. И он прекрасно понимает, что изобрел. Его дом хорошо охраняется, а сам ученый всегда окружен людьми. Все он носит при себе. Возможно, большей части нет даже на бумаге – лишь в его голове. Принесите эти знания, и неважно в каком виде.

Кантор выложил из кармана пиджака напечатанную листовку. На ней мужчина в строгом костюме высился над столом со стопкой книг. Надпись гласила: «Встреча в Кионском Государственном Университете. Профессор Лаэрт Адван рассказывает о прогрессе и будущем науки».

Как же Раз хотел снова увидеть его вживую: темные волосы, серые глаза, молочная кожа, строгие черты лица – ну настоящий аристократ! Не то что его младший братишка – над тем только смеялись. Рыжие волосы, веснушки, такой неуклюжий, нескладный.

И вот жизнь все расставила на свои места: один остался среди аристократов, превратился в ученого с громким именем – ну как положено! – а имя второго забыли вовсе, но тот отнюдь не исчез. И, наверное, настало время напомнить о себе.

Раз со вздохом закрыл глаза. На лице появилось блаженство. Да, дело будет сделано, на что бы ни пришлось пойти. Вот и нашелся нужный аргумент.

Он отнимет у брата то, чем тот гордится, всю его работу, а затем посмотрит в лицо и искренне, от всей души поблагодарит. За холодность и нелюбовь, за пустые слова, за то, что никогда не позволял чувствовать себя равным. За то, что сделал настолько сильным, насколько наивный мальчишка со щенячьим взглядом никогда не смог бы стать. И после Раз покажет, каким вырос тот мальчишка.

Ладони сжались в кулаки, точно удар можно было нанести прямо сейчас. «Один миллион пятьсот тысяч один, один миллион пятьсот тысяч два…» – Раз выдохнул, возвращаясь в прекрасный холодный мир цифр.

Он уже забыл, что у него есть столько ненависти, и что она подобна обжигающей волне. Оказалось, чувства никуда не исчезли, и сейчас они так легко прорвались за завесу забвения, навешанную лекарствами Феба. Хорошо, пусть так, он даст им выход – позже, встретившись лицом к лицу.

Раз достал сигареты и закурил. Комнату заполнил едкий дым. Кантор поморщился, но промолчал.

– Сейчас дан Адван за пределами Киона, однако никто не знает где. Это последний раз, когда его видели в городе, – он ткнул пальцем в листовку. – С тех пор прошел месяц, и его возвращения ожидают со дня на день. Помните, нам важны сроки. Может, не стоит ждать возвращения?

Найдер сделал паузу, прежде чем ответить. Холодный голос Раза заполнил ее:

– Да, не стоит. Мы беремся за это дело. Мы отыщем дана Адвана даже под землей и возьмем у него все, не сомневайтесь.

Оша уставился на друга, но позволил себе показать растерянность всего на секунду, затем повернулся к Кантору и кивнул с улыбкой:

– Все верно. Чек на пятьдесят тысяч линиров, и мы ваши.

– Раз, вы так долго молчали, чтобы сказать самые правильные слова, – Кантор улыбнулся улыбкой сытого котяры.

Тот не ответил. Теперь, чтобы выполнить дело, стоило снова закрыть чувства и воспоминания на замок, пусть ждут.

– Хорошо, давайте обсудим детали, – противная улыбка не сходила с лица Кантора.

Раз подумал, что они загоняют себя в ловушку. Что же. Он три года просидел в клетке, мечтая о свободе. И сейчас дело стоило риска – настоящая награда была куда более сладкой, чем все обещанные миллионы. Больше он не будет прятаться – пусть настанет время для мести, о которой он так мечтал, пока не забыл, поддавшись плену таблеток.

Когда они вышли из «Дома переговоров», Найдер перестал сдерживать довольную улыбку:

– Ну что, нарушим три наших правила? Ради какой-то таверны?

– Это твой дом. Ты не отдашь его. И мой уже тоже. Речь ведь не только о «Вольном ветре» – мы заработаем себе свободу и уважение.

Раз почувствовал, как лживо и предательски звучат слова. Да, он хотел помочь другу. И всем остальным, кому деньги могли дать исполнение мечты, но это так легко отошло на задний план. Оказалось, у него тоже есть мечта, такая обжигающая и яростная, из чернеющей ненависти. Но ведь есть.

Найдер кивнул и повертел трость в руках.

– Я надеялся, ты скажешь правду. Со мной все ясно, а ты? Не повторяй: «И мой дом тоже!»

Раз засунул руки в карманы. Одной нащупал футляр с таблетками, другой – пачку сигарет. Он свернул на соседнюю улицу, но, увидев на углу дома табличку: «Улица Паровой котел 3», остановился. Та правдивая тройка, твердая для большинства, но податливая для немногих, только своих.

– Раз, – позвал Найдер. – Я никогда не видел у тебя такого выражения, как сегодня. Ты же еще вчера был самым черствым ублюдком на свете, что изменилось?

Тот внимательно посмотрел на друга: с решительным упрямым взглядом, волевым подбородком, твердыми чертами лица. Оша никогда не подводил за три года. Может, прятался за ухмылками, за грубоватыми криками, но для своих он не жалел ничего. Найдер заслуживал правды, ему можно было довериться. Разум говорил так, но противный голосок внутри напоминал о другом. Раз уже однажды заплатил за доверие, и если что, больше ему расплачиваться было нечем – немногое от него осталось.

– У меня есть личные счеты и с аристократией, и с учеными. Я хочу это дело. Я должен довести его до конца, – с напором произнес Раз. – Оказалось, есть чувства, которые не заглушить никакими таблетками.

– Месть? – друг все понял. – Почему имя дана Адвана так задело тебя?

Раз снова посмотрел на белую тройку на красной табличке на углу дома.

– Я знал его. Я тоже когда-то был аристократом.

Найдер не сдержал смешка:

– Наконец-то. Всего три года, и ты признался.

– Ты знал?

– Когда ты пришел в «Вольный ветер» в поисках работы, ты походил на облезлого грязного пса, но было видно, что если отмыть его и вывести вшей, покажется порода. Ты же до сих пор говоришь, не как жители Цая, а все эти твои рубашечки и жилетки! От тебя разит Арионтом, – Найдер помолчал и добавил: – Так ты расскажешь мне?

– Просто давай сделаем дело?

– Идет.

Раз и Найдер свернули к мосту через Мэцкий канал. Один шел, держа спину прямо, так быстро, что казалось, трость ему нужна вовсе не для ходьбы. Второй чуть сгорбился, запустил руки в карманы и постоянно шевелил губами, мысленно перебирая цифры – до ста, тысячи и все дальше, лишь бы ненавистное имя снова оставило в покое. Не оставляло.

3. Так что это, и правда та самая зависимость?

Летела мелкая крошка снега, воздух казался белым-белым, и темная фигура Рены резко выделялась на этом фоне. Девушка поправила рукой в черной перчатке высоко забранные волосы и свернула с набережной Холодного моря на проспект Свободы. Под ногами предательски скользила брусчатка, но Рена не замедляла шаг, словно пыталась попасть в сумасшедший ритм города.

Посередине проспекта тянулась широкая аллея, засаженная деревьями с серебряными листьями. Ботаники тщательно хранили секрет, как вывели такие деревья, и простые люди до сих пор оправдывали их работу магией. Кион силой боролся с невежеством, но предрассудки все равно властвовали над людьми и превращались в удивительные легенды, сказки и слухи, которые опутывали город липкой паутиной.

По аллее неторопливым шагом брели гуляки – весело болтавшие студенты. Обе стороны улицы занимали высокие изящные дома, соединенные галереями в единую линию. В здания из стекла и металла заходили служащие, ученые, банкиры. Проспект Свободы был центральным в Кионе, и весь цвет города-государства собирался здесь. «Чертовы аристократы», как сказал бы Найдер.

Кион стремительно рос и все выше и выше тянулся к небу. Город был красив, но какой-то особой холодной красотой, как у льдинки, блестящей на солнце – не трогай, смотри издалека.

Рена свернула на Танцующую улицу. Это была гордость Киона, лучшие архитекторы трудились над проектом почти три года. Получилось, что получилось: ряд высоких башен без единой металлической линии, сплошь из стекла, которые причудливо искривлялись в разные стороны, точно их сделал пьяный мастер-чудак.

Эта улица принадлежала ученым. Их объединяла гильдия, но внутри нее было столько подразделений: физики, химики, биологи, историки… – каждая группа занимала отдельное здание.

Девушка уверенным шагам зашла в башню, стоящую в правом ряду третьей. Огромный холл больше походил на концертный зал, в центре которого высилась статуя Дирана Ампервена – основателя кафедры химии.

Рена на секунду остановилась зажмурившись. Белоснежный мрамор, белый свет ламп, лестницы из молочного камня, светлые двери – все это сливалось воедино, ослепляя и путая. Каждая кафедра имела свой цвет, и химия традиционно обозначалась белым – в этом же стиле был выполнен весь первый этаж.

Несколько дверей стояли настежь, и только внутреннее убранство комнат вносило капельку цвета. Рена прошла мимо учебного зала со стройными рядами деревянных парт, мимо приемной, заполненной столами со стеклянными перегородками, и комнаты, сверху донизу забитой книгами.

На первом этаже всегда было шумно и людно, но настоящая жизнь ученых начиналась выше, где обустроили лаборатории, испытательные комнаты, библиотеки.

Гостья поднялась. Второй этаж встретил приятной тишиной. Девушка достала из кармана пальто маленькую карточку из плотной бумаги и небрежно бросила ее на стол перед седовласым мужчиной в форме.

– У меня встреча с даном Кирьяном.

Охранник неторопливым движением взял карточку, прочитал имя и фамилию, открыл большую тетрадь и пальцем заскользил по строкам.

– Не заставляйте меня ждать! – воскликнула Рена, наклоняясь к охраннику. – Если вы хоть на долю в курсе того, чем занимается дан Кирьян, вы знаете, как это срочно!

– Да, конечно, проходите, дана Рейтмир, – скомкано ответил мужчина и нажал кнопку. Стеклянная перегородка распахнулась с тихим звоном, пропуская дальше.

– Отлично, – процедила Рена сквозь зубы, забирая карточку.

Девушка повыше подняла голову и пошла по коридору, стуча каблуками. Она чувствовала на себе взгляд охранника, но не оборачивалась – он не должен понять, что ей здесь не место.

Мать с детства учила не бояться напоминать, из какого они рода, если кто-то посмел забыть. В Норте, откуда Рена была родом, фамилия Рейтмиров открывала многие двери. Девушка с детства училась пренебрежительно смотреть на других, цедить сквозь зубы, одним взмахом руки показывать, что требуется – этот урок пригодился даже в Кионе.

Рена сжала в кармане карточку – Найдер помог сделать кионские документы, и она могла выбрать любое имя, но не захотела. Да, это было глупо, а еще опасно. Иногда ей даже хотелось попасться, угодить в тюрьму, чтобы молва дошла до самого Норта, до родителей. Но, наверное, их бы не взволновало даже это – от дочери они давно открестились.

Такая тяга к прошлому была не только у нее. Кираз Адван превратился в Раза Алвана. Пусть на словах друг никогда не вспоминал произошедшее, она не сомневалась – он переживает, глубоко переживает, даже скорее страдает.

Нужная дверь была открыта. Рена осторожно заглянула внутрь. Худенькая девушка в светлом стояла спиной и не заметила гостьи.

Дана Кирьяна, профессора, Рена в глаза не видела, но хорошо знала его помощницу Мика. Та тоже приехала из Норта, хотя их свело другое: первая могла предложить деньги, вторая – информацию, когда дело касалось ученых. Казалось, нортийка знала всех, кто состоял в гильдии. Впрочем, это могло быть настоящей правдой.

– Мика! – позвала Рена, делая шаг внутрь.

Дану Кирьяну принадлежали три смежные комнаты: кабинет, лаборатория и маленькая библиотека – настоящая квартира. «Может себе позволить», – как шутила его помощница. Внутри никогда не пахло ничем, и эта пустота вызывала ощущение скованности.

Вздрогнув от неожиданности, Мика отвернулась от умывальника.

– Привет, я не ждала тебя, – она выключила воду и отложила намываемые пробирки.

Безжалостный белый свет так осветлял кожу девушки, что она казалась нездорово бледной, хотя голос звучал бойко, с задором.

– А когда я приходила по записи? Ты знаешь, зачем я, – Рена сразу перешла к главному.

Найдер умел договариваться с заказчиками, но когда дело касалось обычных людей, все его навыки разбивались о нетерпеливость и озлобленность. Что уж говорить про Раза! Рене пришлось взять на себя «контакты», как называл это оша. За три года такой работы уже не осталось мест, куда девушка не могла найти вход, или той информации, которую она не смогла бы добыть.

Впрочем, с даном Лаэртом Адваном оказалось сложнее. Весь Кион не переставал болтать о молодом талантливом ученом, но стоило попытаться разобраться, что стояло за этими словами, как Рена натолкнулась на преграду – правда о нем звучала слишком по-разному. Однако дело требовалось довести до конца, любой ложью, подкупом или угрозами. Оно ведь касалось Раза.

Мика утерла руки серым махровым полотенцем и встала по другую сторону длинного железного стола, заваленного колбами разных форм и размеров, мензурками, цилиндрами, стаканами и лабораторной посудой, какая только существовала. Это был настоящий хаос, который никак не вязался с образом ученого.

– Отлично, – улыбнулась Мика, откидывая русые косы за плечи. – Дан Кирьян уехал, мы сможем спокойно поговорить. Представляешь, он кое-что слышал и решил, что я сплетничаю! Ну ты все равно заходи почаще, зимой деньги надо зарабатывать, чтобы летом тратить, – девушка игриво подмигнула.

Рена слегла улыбнулась.

– С ученой гильдией мы редко связываемся.

– Ну, я и с другими помогала тебе, сама знаешь. Кстати, я ухожу от дана Кирьяна. В следующий раз ищи меня в седьмой башне.

– У философов? – удивилась Рена.

Конечно, Мика вступила в гильдию отнюдь не из-за научных интересов, а ради денег и перспектив, которые ей мог дать потенциальный муж-ученый, но такой переход казался слишком уж необычным.

Девушка принялась собирать пробирки в штатив.

– Ну ты что-нибудь слышала о психологии?

– Возможно, – ответила Рена и, сняв перчатки, положила их перед собой. Видимо, разговор затянется. Мика никогда не умела говорить коротко и по делу.

– Психология выделилась из медицины, философии и точных наук. Совет пока не признает ее самостоятельной дисциплиной, но это вопрос времени. Многие уже готовы финансировать исследования. А где деньги на работу, там и награда за нее, – Мика оторвала взгляд от пробирок и хитро улыбнулась. – Мне, главное, найти того, кто готов делиться наградой.

Не сдержавшись, Рена закатила глаза. Не удивительно, что Мика уехала из Норта. Северный город со своими строгими нравами никак не подходил ей. Впрочем, он и Рене не подходил, хотя та не хотела уезжать из дома – ее отдали. Найдер называл это более хлестким «продали».

– Ну что глаза закатываешь, – девушка насупилась. – К твоему сведению, психология – это интересно. Дан Идакан изучает отношения между людьми, и многое рассказывал мне. Вот знаешь, что у тебя?

Девушка складывала в короб ложки, шпатели, тигли и чаши, быстрыми решительными движениями превращая хаос на столе в порядок.

– И что же? – Рена скрестила руки на груди.

– Зависимые отношения!

– Что?

– У вас с Разом зависимые отношения, да-да. Тебе плохо, но ты не можешь его отпустить. Постоянно переживаешь, больше, чем за себя. Всем жертвуешь ради него. Ну вспомни, сама говорила, что мечтаешь объездить всю Арлию! Но ты не делаешь этого, а сидишь со своим рыжим, как привязанная. Все думаешь, что должна вытащить его, потому что он разок спас тебя. А ты никому ничего не должна, кроме себя!

– Ты его не знаешь! Я…

– Ага, оправдываешься и защищаешь! Еще один признак, между прочим.

Рена рассмеялась. Вот так психология, ага! Если это и наука, то, видимо, о том, как быть эгоистом и не помогать друзьям.

Ну что ей дадут все эти путешествия, если она будет знать, что Раз так и остался один, в своей ледяной броне? Он поддерживал ее в больнице, а затем забрал оттуда, не оставил и после, когда Рена отчаянно боролась с пристрастием к таблеткам, которые давали врачи, и с магией. Так как она могла оставить его в той же борьбе?

Да, Найдер был рядом. И он никогда не пересекал черту, позволяя Разу самому решить, чего тот хочет. Не то что она. Рена знала, что своими словами порой грубо лезла к Разу, все что-то пыталась достать, узнать, выпытать. Потому что она знала, что внутри там так и сидит тот преданный мальчик, который хочет снова поверить и взяться за протянутую руку. И Рена ждала, что он возьмется за ее раскрытую ладонь, как однажды она ухватилась за него и спаслась.

Только вот смех в ответ на слова Мики прозвучал как-то натянуто. Рена уперлась руками об стол и серьезным голосом произнесла:

– Давай-ка переходить к делу. Что ты можешь сказать о дане Адване? Он с вашей кафедры.

– Ну, я знаю его, – задумчиво протянула девушка и отложила посуду. – Давай не будем говорить о нем?

Рена нахмурилась. Она всегда платила хорошо, но если Мика отказывалась от денег, дело было совсем нечистым.

– Почему? Расскажи все, что знаешь. Я заплачу тысячу линиров.

Рена отчетливо видела отразившуюся на лице нортийки борьбу жадности и страха.

– Не стоит, поверь, – в голосе Мики послышалась настоящая мука. – Знаешь, я ведь присматривалась к дану Адвану. Он хорош собой и богат – ну, ты понимаешь, о чем я. Так вот, о нем лучше не узнавать лишний раз. У него могущественные покровители. А в последнее время многие интересуются даном Адваном. Не к добру это.

– Пять тысяч линиров. Что ты знаешь, Мика?

– Ничего, что ты хочешь узнать! Нет, сейчас мы не договоримся. Ну, я думаю, тебе пора.

– Мика…

– Тебе пора! – взвизгнула девушка. – Не спрашивай меня ни о чем!

Рена сжала перчатки. Мика что-то знала, и на нее была последняя надежда. Она не могла вернуться без информации: ради Раза, даже ради Найдера. У отца было выражение: «бедовые мальчишки» – оно отлично подходило этим двум. Она ну никак не могла оставить или подвести своих бедовых мальчишек. Они ведь все равно не отступят, так надо дать им хороший старт.

Рена вытянула на обеих руках указательные и средние пальцы, переплела, а затем быстро развела в разные стороны и сжала ладони в кулаки. Мика с криком схватилась за глаза.

– Тихо. Если ты мне все расскажешь, зрение вернется. Если нет – что же, ты сама сделала этот выбор.

Голос звучал холодно, но Рене казалось, тело горит огнем. То ли из-за магии, то ли от стыда.

В больницу она угодила после того, как из-за ее силы погибли люди, и тогда девушка зареклась, что больше не призовет магию. Не сдержала обещания. Затем сказала, что будет использовать ее, только когда помощь понадобится Разу или Найдеру: освещать, ослеплять, ударять. Не сдержала и этого слова. Оставалось всего одно обещание: не использовать магию, чтобы убить. И если она однажды нарушит и его… Рена не знал, что тогда.

Из глаз Мики потекли слезы. Она заикалась:

– Ты… Ты… Ты… Прошу!

– Я свет. Я знаю, что делаю, и тебе лучше сказать мне правду.

«Свет», – на лице появилась горькая ухмылка.

Во всей Арлии только Светлый орден мог использовать магию – избранные, владеющие силой света. Считалось, что это единственный вид магии, которые не несет хаос. Служителей ордена уважительно называли «свет» и ставили в один ряд с правителями. На них надеялись, обращались за помощью, а некоторые даже молились им, подобно богам.

Но Рена четыре года училась и служила ордену – времени хватило, чтобы понять, что это самые лицемерные и трусливые люди на свете. Не было у них никакого света. И она тоже не была светом – огнем, который мог лишь сжигать.

– Прошу, прошу, я хочу видеть, я все скажу! Верни зрение!

– Сначала ты мне все расскажешь, – твердо ответила Рена, продолжая держать ладони сжатыми.

Она могла ослепить по-настоящему, но сейчас это была иллюзия, игра света. И Рена не сомневалась, что поступает правильно – Раз и Найдер ведь важнее, – но почему-то эта «правильность» давила на плечи тяжким грузом.

Мика сползла на пол и закрыла лицо руками. Рена нависла над ней:

– Говори, Мика. Что ты знаешь о дане Адване?

Если бы речь шла не о брате Раза… Если бы речь шла не о том, кто так жестоко обманул доверие и упрятал в больницу…

Совесть ехидно скалилась: все упиралось в Раза. Не в то, что Лаэрт Адван продолжал эксперименты с магией, которые могли погубить весь Кион, даже не в обещанную награду. В Раза.

– Я… Я…

Рена присела перед девушкой.

– Думаешь, это все, что я могу? Прекращай лить слезы, если не хочешь узнать предел моих сил, и говори.

Выпрямившись, Рена рукой пригладила пучок. Раз однажды обратил внимание, что она перестала носить волосы распущенными и начала одеваться в темное. Он тогда сказал верно: да, такими мелочами она старается откреститься от прошлого, от ордена. Но знания использовать продолжала, значит, это было весьма лживое «открещивание».

– Дан Адван… – Мика икнула. – Его отчислили… – снова икнула и утерла слезы рукавом свободной хлопковой блузы. – Гильдия не любит об этом говорить – как же, молодой гений! Но это было. Ну прошу, дай мне снова видеть, я все расскажу!

Мика провела ногтями по лицу, оставляя на коже красные следы. Рена посмотрела на нее свысока – сидя на холодном каменном полу, вся в слезах и соплях, помощница выглядела такой жалкой. И это она сделала с ней. Девушка раскрыла ладони и переплела пальцы, затем шагнула в сторону.

Мика с визгом прижала руки к лицу, отняла, уставилась на них, жадным взглядом заскользила по стенам, полу, потолку. Она остановилась на Рене и медленно отползла в сторону.

– Ты чудовище, – выдавила девушка.

Рена сдержала дрожь. Мать всегда учила быть сдержанной: не смеяться, не отвлекаться, не кричать, даже голоса не повышать – знать так не ведет себя. И девочка внимательно слушала ее, но никак не могла понять смысла всего этого. Понимание пришло только с годами, а вместе с ним – умение. Но что сдерживай, что не сдерживай – слова правда умели делать больно и были хуже, чем любые таблетки, чем жестокие процедуры, чем наглые ощупывания врачей.

Когда Найдер выпрямлялся и поднимал окровавленную трость, ему говорили эти слова. Когда Раз с равнодушным лицом опускал нож или револьвер, он тоже слышал вслед эти слова. А ей они были сказаны впервые.

И, наверное, правильно.

– Да, – Рена не стала спорить. – Но чем быстрее ты все мне скажешь, тем выше шанс, что зрение больше не исчезнет.

Мика поднялась, держась за стену, и начала рассказывать – нет, даже скорее выплевывать слова с ненавистью и презрением.

– Дана Адвана выгнали, когда заподозрили в изучении магии. Я однажды подслушала один разговор. Он сказал, что его брат владел магией. Вот он, видимо, и изучал ее! Дана Адвана отчислили в восемнадцать, на четвертом курсе. Всего год оставался до выпуска! И вот почти на три года он исчез. Никто так и не знает, где он был, точно не в Кионе. А потом вернулся, но что может ученый, которого отчислили и выгнали из гильдии? Говорят, он шел на все, чтобы найти себе покровителей, которые могли профинансировать его исследования. Ему помогали и дана Гершвал – та, вдова нортийского генерала, слышала? И дан Китубан, из торговцев, и дан Егорис, который возглавлял канцелярию… Ну ты понимаешь, что это были за покровители.

Рена покачала головой – то ли удивленно, то ли осуждающе, то ли растерянно.

Лаэрт Адван. Впервые она услышала его имя еще там, в больнице, от Раза. В его голосе мешались ненависть, обида и растерянность – наверное, тогда он сам не знал, чего хотел больше: мести, правды или просто забвения. Затем на три года это имя осталось в прошлом. Оно слышалось на улицах, но от Раза – никогда. До вчерашнего дня, когда его голос зазвучал с неприкрытой ненавистью, глаза заблестели, а руки стали сжиматься в кулаки.

Лаэрт Адван. Раз вспоминал его как фанатика-ученого, который ради эксперимента смог пожертвовать сначала здоровьем брата, затем, видимо, испугавшись последствий, его свободой. Среди кионцев имя Лаэрта произносили с уважением и связывали с самыми разными открытиями: от средств, поддерживающих красоту, до лекарств, способных победить самые ужасные болезни. Он был одновременно химиком, ботаником, врачом – самим магом, как шутили в городе.

А что оказалось правдой? Безумный ученый – вот первый факт. Предатель и трус – вот второй. Лицемер и подонок – вот и третий.

Хотя Феб говорил, что у истории всегда две стороны. Но он просто не знал этой – в ней все было однозначно.

– Что, не понимаешь? – на лице Мики появилась насмешливая улыбка, казалось, она уже забыла о недавнем страхе и бессилии. – Ну слышала же, что на сцену театра попадают через постель? Вот про ученых говорят также!

Рене показалось, что в голосе помощницы слышится удовольствие, словно ей нравится обдумывать такие сплетни. Хотя это и сплетнями не было, наверное. Кион, провозгласивший себя городом прав и свобод, столицей наук и искусств, коверкал любые понятия, превращаясь в самый грязный и лицемерный мирок.

– Дальше, – поторопила Рена.

Мика снова метнула на нее взгляд, полный ненависти, и продолжила:

– Затем дан Адван сделал мазь, которая лечит ожоги, не оставляя рубцов, запатентовал ее, и вот его имя прогремело на весь Кион. Гильдия сразу засуетилась и снова пригласила в свои ряды. Он вернулся, но между ним и научным советом все равно идет война. Им он рассказывает только о мелочах, а настоящие открытия продвигает при поддержке своих покровителей. Это запрещено, но что гильдия сделает? Опять выгонит дана Адвана? Если кто-то увидит, что и без членства в гильдии можно продвигаться, то нужда в ней отпадет. Вот совет всюду и кричит о нем да превозносит как нового бога. Думает, на славу или деньги купится и прибежит под крылышко. Хотя про дана Адвана говорят, это настоящий фанатик – на что угодно пойдет ради работы. Еще говорят, он открыл что-то совершенно новое, что перевернет весь Кион. Но о чем идет речь, никто точно не знает. Даже кто сейчас покровительствует дану Адвану неизвестно. Я слышала, он стал так богат, что теперь сам по себе. Но это вряд ли, конечно.

– Ты говорила, о дане Адване стали часто спрашивать. Кто?

– Да всякие! Ученые с других кафедр интересовались, что это он открыл. Говорят, кто-то проник в наш архив, но слышно об этом не многое. Несколько человек из Цая все терлись у башни – я сама их видела, по тому, как они акают, узнала.

– А где сейчас дан Адван?

Мика сжалась и пугливо отвела взгляд.

– Лучше скажи, если что-то знаешь.

Девушка молчала. Рена снова переплела пальцы, усиленно моргая, чтобы увидеть золотые нити, опутывающие весь мир – нити магии, как учили в Светлом ордене, которые отзывались на прикосновения и воплощали желаемое.

Вскрикнув, Мика прижала руки к лицу.

– Я же сказала, со мной лучше делиться информацией. Я все равно получу то, что мне нужно.

– Ага, кроме одного человека! – злобно прошипела Мика и затараторила. – Дан Адван в Норте вроде бы. Я слышала, как он разговаривал с даном Кирьяном перед отъездом. Но не знаю я, когда он вернется, или, может, куда еще уехал! Он хотел посетить своего дядю, а как надолго ехал к нему, не знаю, понятно? Я все сказала, все!

Рена медленно кивнула. Норт, значит. Она знала Найдера: оша не станет ждать, он захочет сразу поехать на север, чтобы опередить других. В чужом городе у Лаэрта Адвана было меньше сторонников, а значит, меньше защиты, и больше шансов у них. Но снова видеть те мостовые, мощеные одинаковым серым камнем, холодные воды Лнорты, делящей город на две части, бесконечные ряды фабрик и заводов, Рена никак не хотела. Но это было нужно Разу и даже Найдеру.

– Спасибо за помощь, Мика, – девушка расслабила руку, и помощница, блаженно вздохнув, уставилась на ладони счастливым взглядом. – Найдер пришлет чек на пять тысяч линиров.

Рена схватила перчатки со стола и повернулась к дверям. Вслед послышалось:

– Ты… Ты… – слова звучали одновременно озлобленно и беспомощно. – Чертов свет!

Рена обернулась на Мику, и ей стало гадко от самой себя, затем быстро зашагала к выходу.

А может, эта самая психология – наука вовсе не об эгоизме? Может, в словах помощницы была правда? Ведь ради Раза Рена так легко нарушала обещания, данные собственной совести – одно-единственное осталось всего. Так что это, и правда та самая зависимость? Рена знала, что задает себе правильные вопросы, но ответы почему-то снова и снова находились не те.

4. Рад видеть вас, любители кислых яблок

Черные кудри то и дело падали на грудь Джо, но она сразу отбрасывала их за спину, словно не хотела ничего скрывать. Положив руки на бедра девушки, Раз скользил взглядом по ее худенькому смуглому телу и считал «Один, два, три, четыре, пять…» – и дальше, в такт каждому толчку и каждому стону.

Джо была гибкой, как змея, и по одному только взгляду умела угадывать желания. Дело заключалось в том, что их давно не осталось – тело по-прежнему что-то требовало, а разум хотел поскорее закончить и вернуться к порядку в мыслях.

Оша застыла сверху на несколько секунд, затем слезла с Раза и, скользнув под одеяло, положила руки на грудь парня. На лице появилась усмешка:

– Успел принять свои таблетки, да? Без них ты куда интереснее!

– Да, успел, надо же, какая жалость.

Девушка приподняла голову и долгим взглядом посмотрела на него.

– Раз, может, хватит?

– Нет, извини. Если так скучно, найди кого-то другого. Только не Феба, иначе он посчитает своим долгом позвать тебя замуж.

Джо вздохнула.

– Я не об этом. Ты уже три года глушишь чувства таблетками и цифрами. Сколько еще это будет продолжаться? Всю жизнь?

Началось! Все своим долгом считали ежемесячно напоминать ему, что лучше от таблеток не становится. От них и не должно было стать лучше – его «болезнь» уже не вылечить, можно лишь избавиться от симптомов.

Раз отодвинул от себя девушку и сел, прислонившись к изголовью кровати.

– То, что я прекратил что-то испытывать – это просто побочный эффект. Хотя ты знаешь, вчера он прошел, – парень оскалился, вспомнив ненавистное имя Лаэрта Адвана. – Это все магия, я ведь рассказывал. Ее нельзя «вылечить» – проснувшись однажды, она уже никогда не оставит. И чем реже ты пользуешься ею, тем больнее будет, когда она проявится вновь. Если я перестану пить таблетки, блокирующие магию, меня разорвет от боли. В лучшем случае. А в более реалистичном сначала я разнесу полгорода, а потом уже сдохну от боли.

Джо села плечом к плечу.

– Я помню, но быть бесчувственной деревяшкой – это не жизнь. Ты ведь не про себя считаешь, а начинаешь шевелить губами – и как придурок выглядишь! Откуда эта привычка?

– Прекрати, Джо, – буркнул Раз.

Таблетки он выпил всего двадцать минут назад. На магию они уже подействовали, на чувства – в меньшей степени, и слова девушки звучали как удар хлыста. Хотя нет, боли он разучился бояться. Эти слова так походили на разговоры с врачами, которые хотели пробраться в его мысли и найти разгадку, когда и как у него появилась магия. Даже не разговоры – монологи мужчин, женщин, пытавшихся втереться в доверие, до самой души добраться, лишь бы узнать и сделать очередную пометку в карточке.

– У тебя есть имя? Настоящее, а не цифра?

Проклятые люди-двойки. То веселые и игривые, то тихие и вдумчивые. Во второй ипостаси они дружно думали, что имеют право лезть к другим.

Имя, значит. Раз не сдержал вздоха. Было когда-то, но его знала только Рена – слышала в больнице. Он боялся вспомнить то имя и того наивного мальчишку, носившего его. Однако вчерашний день решил напомнить о них и сорвать все замки, за которыми прятались воспоминания вместе с чувствами.

– Меня звали Кираз, и больше я не хочу быть тем, кто носил это имя.

Таблетки, которыми глушили магию, вызывали сны наяву. Краешком сознания Раз понимал, что лежит на кровати связанным, но чувствовал другое. Он видел, как рыжий мальчишка со счастливой улыбкой заглядывает за плечо брата, трогает колбы, принюхивается к цветным жидкостям и задает миллион вопросов.

Слышал, как тот мальчишка спрашивает, тыча пальцем в молочно-белую воду:

– Что это такое?

Как брат отвечает ему:

– Попробуй – узнаешь!

И мальчишка покорно тянется вперед. Раз пытался докричаться до него:

– Кираз, Кираз, не надо! Отойди от него!

Но тело оставалось неподвижным, голос не был слышен – появлялся только хрип да слюни текли из перекошенного рта. И его «Кираз, Кираз!» превратилось в короткое усталое «Раз!». Но тот мальчишка в видениях не слышал даже этого и снова и снова выпивал жидкость.

А затем была другая палата. Появились новые врачи и новые таблетки, а вместо снов про мальчишку пришла боль. В той, другой палате, на стене то ли кровью, то ли дерьмом кто-то вывел: «Раз, два, три, четыре, пять». Только нацарапанные цифры, которые он повторял из часа в час, не давали сойти с ума по-настоящему. «Раз» стало новым именем и одновременно самой крепкой броней, которая защищала от реальности, от чувств, от боли.

– Зря, – ответила Джо. – Я думаю, Кираз был хорошим человеком.

– Даже слишком, – буркнул Раз. – Тебе не пора?

Девушка выбралась из-под одеяла и принялась одеваться.

– Конечно пора. Завтрак почти готов.

Губы Раза тронула грустная улыбка. Каждый здесь прятал лицо от прошлого. Джо в детстве пережила страшный голод – лютую зиму, когда из всех городов и деревень гнали «грязных» оша. Она, казалось, до сих пор не могла утолить тот голод и постоянно что-то грызла и жевала.

Девушка надела длинную юбку с неровным краем, блузку с широкими рукавами и подвязала кудрявые волосы. Уже на пороге она обернулась:

– Раз, а знаешь, кто ты?

– Кто?

– Молоко и мед. Если перегреть, будет невкусная пенка, но если верно выбрать температуру, получится вкусный сладкий напиток. Да только никто не знает, какая температура правильная. Позволил бы ты кому-нибудь подобрать ее.

– Ты даже думаешь категориями еды? – усмехнулся Раз.

– Да. Я уже всех распределила, – Джо, улыбнувшись, выскользнула из комнаты.

Раз вздохнул и запрокинул голову к потолку. Была однажды девчонка, которая подобрала правильную температуру, да ничего из этого не вышло. Вроде бы ей по-прежнему хотелось найти нужное значение, иначе бы она не оставалась в «Вольном ветре», который так не любила, но вспоминал об этом Раз всего единожды за день, с шести тридцати до семи тридцати, когда действие старой таблетки почти кончилось, а новой еще не началось.

Тяжело опираясь на трость, Найдер прошел по первому этажу таверны и замер у лестницы – всего секунда, сейчас он продолжит. Парень бросил куртку в угол и рукавом рубашки утер лицо от пыли, грязи и крови. Вряд ли это сделало лучше, но да ничего, его видели в состоянии и похуже.

Сцепив зубы, он заковылял по лестнице. Чертов Орманд знал, в какую ногу бить. Еще бы, два десятка лет назад он сам давал деньги на лечение этой ноги.

Наверху оша крикнул:

– Тащите задницы, надо поговорить!

Джо первой выскочила из комнаты и оказалась в кабинете раньше, чем до него доковылял Найдер. Сестра с ногами забралась на диван в потертом чехле и протянула:

– Да, Най, а ты все такой же… Тебе бы к Фебу сходить.

Девушка перекинула апельсин из одной руки в другую и назад.

Со вздохом Найдер опустился в кресло и положил ладони на стол. Это был не стол – старая дверь, лежавшая на кирпичах. Самое ужасное в мире наследство! Он появился еще в первый год открытия таверны. Отец все шутил: будет выручка – будут настоящие дела, тогда и кабинет себе обустроит.

Тот момент не настал. У Найдера были деньги на хорошую мебель, но он хотел выполнить желание отца – сделать настоящий кабинет, только когда выручку принесет таверна, а не продажа очередной украденной вещицы.

Следующей зашла Рена и замерла на пороге.

– Помолчи, солнце, я живой, – буркнул Найдер и, достав из кармана, с ударом руки положил на стол вырванную из уха золотую серьгу – такие носили все мужчины-оша.

– Нет уж! Я не хочу смотреть, как ты болтаешь, а кровь льет во все стороны. Хватит играть в мужика. Ты сейчас же пойдешь к Фебу, и он осмотрит тебя.

– А ты не играй в мамку.

Девушка недовольно уперла руки в бока. Ну точно мамка. Если кто здесь и умел заботиться о других, то это Рена, но чаще от ее заботы просто становилось тошно. Все ведь знали, во что ввязались, и сами выбрали риск и боль в обмен на награду.

Впрочем, в сказанном была истина, однако Найдер чувствовал, что уже не сможет спуститься по лестнице – боль потянулась выше, казалось, всю ногу ниже колена он сунул прямо в костер. Фебу действительно нужно показаться, позднее. Он не будет ползать на глазах у других.

Джо прищурилась – Найдер был уверен, что она поняла его мысли. Чертовы оша, провести их удавалось не каждому. Сам был таким же.

– А я позову его, – сестра быстро выбежала из комнаты – так легко, как он никогда не мог и не сможет.

Рена кивнула ей и села на стул у окна, которое выходило на глухую стену дома напротив. Видок был так себе, но почему-то девушка любила именно это место.

В дверях Джо столкнулась с Разом. Они переглянулись и сразу разошлись. Парень сохранил равнодушное лицо, увидев Найдера, но все равно спросил:

– Опять Орманд?

Кивок в ответ.

– Что на этот раз? – рыжий сел на диван, достал из кармана пачку сигарет, помял ее в руках, но так и не закурил.

Найдер молчал, раздумывая, что стоит сказать, а что лучше придержать при себе. Наверное, только Раз понимал его – тот сам хранил тайн не меньше. Аристократ чертов! Столько лет пришлось ждать от него признания. Все врал, что он из Цая, ага. Теперь, видимо, столько же ждать, чтобы узнать, почему он так изменился, услышав имя Лаэрта Адвана.

– Кантор и ему предложил это дело. Думаешь, совпадение? Орманд ведь никогда не воровал, он лишь деньги выколачивать умеет, дубина.

Раз потер виски – так он делал, когда чувствовал смятение, и это было единственное внешнее проявление эмоций, которое он позволял себе.

– Вряд ли. Ризар знал, как подстегнуть нас, чтобы мы шевелились быстрее.

Найдер кивнул:

– Я разберусь.

Вернулась Джо, ведя за собой Феба, и сразу возразила:

– Ага, ты всегда так говоришь, но Орманд не отстает все твои двадцать два года.

– Не я это начал, – буркнул оша.

– Не ты, но заканчивать тебе, – Джо снова забралась на диван с ногами.

– Ох, Найдер, – проворчал Феб и осторожно протянул к нему руки, словно вот-вот ожидал удара. – Мы на лекарства для тебя тратим больше, чем получаем от лавки. Не испытывай судьбу!

Оша позволил ему утереть кровь и намазать ухо какой-то вонючей щиплющей дрянью. Пока парень работал, Найдер спросил:

– Рена, ты нашла что-нибудь?

Девушка помрачнела. Так, плохой знак. То ли не нашла, то ли узнала что-то дерьмовое.

– Я была у Мики. Думаю, после сегодняшнего она больше ничего мне не расскажет.

– Да черт с ней, невелика потеря, – Найдер отмахнулся. – Давай же!

– Этого Лаэрта Адвана выгнали из университета и из гильдии, его подозревали в изучении магии.

Рыжий так выпрямился на диване, будто в спину разом палку вставили. Губы зашевелились в беззвучном счете. Ага, опять заволновался, услышав это имя. Что же там за тайна, которую никакие таблетки не могли дать забыть?

– Пару лет о нем ничего не было слышно, он вернулся неожиданно, представил свое открытие, и сразу деньги, слава, а гильдия позвала его назад. Но Лаэрт Адван по-прежнему конфликтует с ней. У него есть некие покровители, которые, видимо, затеяли игру с министрами и хотят вернуть магию. А ваш Кантор Ризар, получается, против этого, – девушка сделала паузу и спросила: – Разве мы не давали обещания не вмешиваться в политику и в дела ученых?

Феб отошел и сел на край дивана между Разом и Джо.

– Я бы спросил себя: что может дать магия? Как показывает история, она всегда была огромной разрушительной силой, подвластной лишь немногим.

Раз не сдержал громкого хмыканья.

– Целые народы были созданы и уничтожены с ее помощью, – продолжил Феб. – И если правда, что Кион хочет объединить государство, распавшееся после революции, то кто будет его главным соперником? Норт. Если разрешить магию, с изобретением Лаэрта Адвана Кион сможет подчинить не только северную столицу, но и другие города-государства.

Найдер, скрестив руки, откинулся на спинку стула:

– Я бы спросил себя: что могут дать пятьдесят миллионов линиров?

Феб тяжело вздохнул:

– Имеем ли мы право вмешиваться в историю? Если речь идет о том, что способно изменить судьбу всей Арлии…

– Воняет трусостью, – Найдер потер нос.

– Нет! – торопливо воскликнул Феб. – Я готов идти, куда бы ни завела меня моя звезда! Но каждое решение нужно просеять через три сита: силы, желания и ответственности.

Найдер переглянулся с Разом. Феб такой Феб! Тот был ровесником оша, но по количеству жизненного опыта и внутренней силы иногда казался десятилетней девчонкой.

Их знакомство началось с того, что этого горе-ученого выгнали из университета и гильдии за продажу запрещенных лекарств и тот, не выдержав позора, решил покончить с собой. Найдер вытащил Феба из петли в комнате на втором этаже «Вольного ветра». Придурок чертов. Даже место не смог выбрать нормально. Так Феб и остался – то ли из благодарности, то ли из растерянности вступил в дело и начал готовить лекарства на заказ.

Внешне это был настоящий боец: высокий, крепкого телосложения, с короткими стрижеными волосами, но все: имя, характер, увлечения, взгляды – противоречило образу. Неудивительно, если святоша струсит. Но все-таки польза от него была, отрицать это не стоило.

– Феб прав, подобных дел у нас еще не было, – Джо выглядела непривычно серьезной. – Мы даже не знаем, во что впутываемся!

– «А на дело возьмешь?» – Найдер передразнил голос сестры. – Ладно, если вы так хотите, давайте обсудим. Мне нужна моя прежняя команда, а не кучка трусливых щенков. Я знаю, что вы можете многое. И уж тем более многое можем мы вместе. Феб, речь идет о магии – ты нам понадобишься со всем своим запасом таблеток и знаниями из медицины. Неизвестно, что с нами произойдет, и как мы соприкоснемся с этой чертовой магией. Может, только ты сможешь вытащить нас с того света.

Найдер встретился взглядом с Реной. В голубых глазах ясно читался вопрос: «Ну давай, что ты мне скажешь?» Они не особо ладили, но отец говорил, что мудрый глава племени способен одолеть любую бурю в душе, он всегда думает о своих людях и знает, что сказать. Пусть из оша здесь были только двое, Найдер относился к остальным, как к своему племени и хотел быть тем самым мудрым главой. Получалось плоховато, но хоть как-то.

– Рена, ты всегда была нашими глазами и ушами. Я доверяю твоим словам, это правда. Среди нас должен быть хоть один приличный рассудительный человек, иначе мы пропадем, – Найдер улыбнулся.

Рена закатила глаза:

– Как заговорил!

Но по лицу девушки было видно, что она смутилась. Вот так вот ей. Грязный оша тоже умеет говорить и уж точно не хуже знатной нортийки.

– Эй, Джо, помнишь, что все племя собрало деньги и принесло их моему отцу, чтобы он открыл таверну? В него поверили, хотя он подвел их, ничего не вышло. Это дело поможет мне расплатиться с ними. А тебя отдадим учиться, ты ведь хотела. С такой суммой сам ректор Кионского университета поприветствует тебя!

Джо рассмеялась и с довольной улыбкой принялась чистить апельсин. По комнате разлетелся приятный запах цитрусов. Найдеру он напоминал детство: еще мальчишкой он обожал апельсины, и отец был готов на последний линир купить сыну любимый фрукт.

– А тебе, Раз, я ничего не скажу. Я знаю, ты хочешь взяться за дело не меньше моего – и плевать, по какой причине тебе это нужно, молчун чертов. Мы его доведем до конца, это я тебе обещаю.

Рыжий кивнул. Найдер был готов поклясться, что на лице парня появилась теплая улыбка, но, наверное, это он сам надумал ее. Что-то, похожее на чувства, Раз проявлял лишь ранним утром, когда его лекарства ослабевали. А, ну еще это было три года назад, когда рыжий только появился в таверне и не начал пить таблетки Феба. В общем, так давно, что уже не считалось за правду.

– Лаэрт Адван сейчас в Норте. Если мы хотим заполучить его разработки первыми, мы должны отправиться туда.

Найдер кивнул Рене. Когда речь заходила про дело, на нее можно было положиться, и неважно, что цели у них сильно различались. За умение действовать он уважал девушку. В чем-то с ней было даже проще, чем с Разом.

– Итак, мы едем в Норт, – решил Найдер. – Поплывем морем, через полтора дня будем там. Я все устрою. Отправимся впятером.

– Не люблю север, – с набитым ртом проговорила Джо.

Оша были кочевым народом, но редко заходили на север. У них говорили, что север злой. Действительно, чем южнее они ходили, тем легче была жизнь, а люди – добрее и спокойнее. Наверное, поэтому в Кионе приходилось так сложно – северные люди, злой нрав. Но Найдер, всегда живший в городе, не чувствовал себя настоящим оша: он был готов воевать хоть со всем севером, но не бежать на юг, как делало племя.

– Не люблю Норт, – в тон ей ответила Рена, но с такой же решимостью, как у Найдера, продолжила: – И все же надо опередить других. Пока Адван там, мы должны найти его и обокрасть, что бы он там ни прятал.

– Да, – насупившись коротко ответил Раз.

Сейчас он больше походил на обиженного ребенка, чем на того равнодушного жесткого парня, каким казался обычно. Надо его разговорить. Так будет легче действовать, да и правильнее. Если уж Раз решил «оттаять», стоило понять, почему это произошло и как помочь ему.

– Не знаю, Най, – начала Джо. – Всегда случалось что-то плохое, когда оша уходили на север.

Опять приметы и бабушкины сказки! Джо тянулась к знаниям и мечтала учиться, но в то же время как одержимая верила в богов и во все эти присказки оша.

– Если я не получу свои миллионы, плохо будет здесь и всем, ясно?

Рена и Джо переглянулись и одинаково покачали головами.

– Я еду с тобой, – заключил Раз, начав из руки в руку перекидывать игральную кость.

– Это тебе кости сказали так сделать? – Найдер не удержался от ухмылки.

Парень выдавил из себя:

– Это мне прошлое сказало так сделать.

Найдер задумчиво потер подбородок. А могло ли это быть совпадением? Может, Кантор Ризар выбрал их еще по одной причине – из-за тайны Раза? Да, надо попытаться разговорить рыжего. А не получится, так Рену. Под девизом: «Спасем Раза!» она всегда шла на многое – это был единственный аргумент, который действовал на нее безотказно.

Джо кивнула:

– Хорошо, Най, на север так на север. Великий Отец не оставит нас.

Найдер рассмеялся:

– Напомни, это ты про того невидимого мужика, который с неба приглядывает за каждым из нас, но так ничего и не делает?

Джо бросила в Найдера апельсиновую шкурку. Тот поймал ее и кинул назад.

– Най, так говорить нельзя! Великий Отец…

– Знал я одного человека. Он учил меня защищать себя. Не бояться труда. Стоять на своем. Он верил, что все люди могут быть равны независимо от цвета кожи, глаз и волос, от происхождения, веры, стремлений. И даже не побоялся открыть таверну, хотя все в округе презирали его – он знал, что однажды в ней соберутся разные народы и дружно поднимут кружки с пивом за прогресс – настоящий прогресс. Вот это Великий Отец. А твой невидимый молчаливый мужик – нет, я не буду звать его.

– Ты говоришь о равенстве, но презираешь меня за мою веру!

– Я не презираю, ведь отчасти это и моя вера. Просто я сделал другой выбор. Если ты будешь надеяться на себя, а не на невидимого мужика, ты добьешься большего. Ты способна на многое, я же знаю. Просто не жди чуда, а выбери его сама, ясно?

– Нет, я все равно верю в Великих Мать и Отца, они меня защищают! А твоего бога зовут деньги!

Раз, Рена и Феб молчаливо наблюдали за пререканиями – картина была не нова им.

– И часто твои боги приходили на помощь? Наверное, когда сестры умирали от голода? Или когда отца забили камнями? А может, когда ты задумала выучить алфавит, но вам даже книжку не продали, вы же оша! А мой бог решает эти вопросы, он отзывчивее и честнее.

– Най, ты самое кислое яблоко в мире. Кому-то и такое понравится, но слишком, слишком немногим.

Парень встал и театральным жестом развел руки в стороны.

– Если вы здесь… Рад видеть вас, любители кислых яблок! А теперь поднимайте задницы и собирайте вещи. Мы едем в Норт за нашими миллионами.

Постукивая тростью, он вышел, и только дверь закрылась, сразу привалился к стене. Даже три метра по комнате отозвались дикой болью в ноге: она не просто пульсировала, а разрывалась изнутри.

Найдер тяжело вздохнул и заковылял вниз. У Феба найдется что-то на время, а затем он решит вопрос – его единственный бог и не такое сможет сделать, если принести ему хорошую жертву. Найдер чувствовал себя готовым на нее.

5. Не прятать чувства – это искусство

Зал «Вольного ветра» был полон голосов и смеха. С улицы могло показаться, что в таверне собралось много шумных гостей, но сегодня, как и вчера, позавчера, даже месяц назад, так никто и не пришел.

Были только они впятером, оставшиеся слуги да несколько парней, которые обычно помогали с грязной работенкой. Джо говорила, что оша, отправляясь в путь, всегда собираются племенем и всю ночь проводят за разговорами, танцами и песнями – эту же традицию они повторяли перед каждым новым делом, если девушка была в городе.

Раз сидел за столом, подперев голову правой рукой, и с блуждающей улыбкой следил за друзьями. Ему давно не было так хорошо и спокойно – как будто спокойно в правильном смысле, а не из-за таблеток. Он не знал, то ли это оттого, что стрелки уже подобрались к пяти, и действие лекарства все слабее, то ли от выпитого вина – и даже не хотел знать.

– Э нет, мы это сделаем! – воскликнула Джо, вцепившись в Найдера.

Оша скривился, но Раз был уверен: согласится. Друг даже трость оставил в стороне – наверное, еще на первом часу вечеринки. Это было четыре, нет, пять часов назад или… Раз взывал к числам, но они упорно не хотели вставать в ряд и путались.

Джо взяла в руки гитару, доставшуюся от отца, поставила ногу на стул и провела рукой по струнам. Лицо освещала широкая улыбка, лукавая, как у ребенка, который задумал шалость. Гек, сидя за большим столом в центре, хлопнул в ладони, Дорн и Тривор просвистели.

– Ну же, Най, – подначивала Джо. – Или что, хочешь опозорить свой народ?

По лицу Найдера казалось, он вот-вот покажет сестре язык, точно оба были совсем детьми. Вместо этого парень запел что-то из баллад, которые так любили все в кочевом народе. Раз увидел, как Феб подхватил, но тихо, чтобы не мешать мелодичному голосу друга.

Да уж, проклятый оша даже петь умел. Сейчас, в такой час, когда плен таблеток ослаб, а числа отказались помогать, Раз мог признаться себе, что это-то и подкупало в Найдере. Он был хитрым, расчетливым, а еще упрямым и жестоким. Для чужих. Ладно, он и своим не всегда говорил ласковые слова, но каждый знал, что на него можно положиться, если надо, Найдер и горы свернет, и песню споет. Что бы он там ни говорил про деньги, месть и прочее.

Раз сам себе рассмеялся и потер виски. Во имя всех богов, реальных и вымышленных, как же давно он не думал таким образом! Феб, что ли, заразил? Это он любил бросаться громкими словечками и болтать о дружбе, искренности и правде.

Точно угадав мысли, Феб отвернулся от Тиммы, рядом с которой сидел, бросил на Раза добродушный взгляд и снова уставился на девушку, начав ей что-то увлеченно рассказывать. Ага, опять свою проклятую историю, наверное!

Раз сделал еще один глоток вина. Феб предупреждал, что ему лучше не пить – это ослабляет действие таблеток, но против маленькой традиции Раз не мог, да и не хотел идти. Такие вечера помогали ему хоть на несколько часов дать разуму, вечно занятому числами, вечно пытающемуся придерживаться рамок, отдых. Себе Раз мог признаться, что иногда хотел хоть ненадолго стать прежним. Воспоминания и чувства возвращались, он перебирал их как бусины на нитке, и они же помогали пережить следующий день. Точнее, не взвыть при приеме очередной таблетки – от страха, что так будет всегда, и в то же время, что когда-то придется вернуться к боли и хаосу.

Раз выпил еще немного. В первом глотке ему отчетливо запомнился мягкий, шелковистый вкус с медовыми оттенками. Это было отличное вино, привезенное из южного Алеонте – за такое дали бы не одну сотню линиров. Однако вкус уже так притупился, что стал просто сладким. Да он же даже пил из грубой пивной кружки!

Парень улыбнулся и потряс ее так, чтобы вино покрутилось по стенкам. Сложись судьба иначе, он бы сейчас сидел не в таверне в Цае, а в ресторане в Арионте, в дорогом костюме, пил бы столь же дорогое вино, обязательно из красивого бокала. Рядом бы стоял декантер и нарезка сыров, может, что-то из фруктов. Официанты бы учтиво кланялись, а дама, с которой он пришел, заглядывала ему в глаза и с придыханием слушала рассказы.

– А теперь «Снежную»! – потребовал Гек.

Найдер шутливо поклонился и кивнул Джо. Усевшись на стул, девушка начала новую мелодию, тише и спокойнее.

Но будь проклят тот образ. Вот еще одно «спасибо» для брата, что дал возможность попробовать настоящую жизнь.

– Вот это улыбка, – подошла Рена.

Тонкая черная водолазка подчеркивала стройную фигуру девушки. Из пучка игриво выбилась золотая прядь, но нортийка все равно выглядела куда серьезнее и спокойнее остальных. Раз с грустью подумал, что ну нет ей места в «Вольном ветре», да и во всем Цае. Даже в Кионе, наверное. Они оказались по одну сторону, но все равно были разной породы.

Девушка села за стол. Она даже пила кофе, а не как другие!

– Так чему ты улыбаешься? – спросила Рена, склонив голову набок. – Я давно не видела такой улыбки у тебя.

– Повспоминать захотелось, – признался Раз.

– А ты еще что-то помнишь?

– Да все я помню! Просто обычно мне плевать. Все как будто в дыму, приглушенно, или как если бы происходило не со мной, а я наблюдал со стороны.

– Ох, Раз… – протянула Рена

Она была самым красивым воспоминанием в его жизни. Раньше Раз так дорожил памятью про детство, как Лаэрт учил его читать, как защищал от мальчишек, дразнящих за рыжие волосы, как был рядом, в отличие от родителей, проводящих все время в лаборатории. Эти воспоминания оказались лживыми. Потом их заменила боль длиною в три года. Она прервалась на несколько месяцев с Реной, но предыдущий груз оказался так велик, что перевесил это короткое, пусть и до безумия счастливое воспоминание. Раз решил отказаться от каждого из них, лишь бы избавиться от прошлого.

– Ну что «Раз»? – парень улыбнулся Рене. – Ты не боишься возвращаться в Норт? Увидишь родителей?

– Родителей… Мы же вместе с тобой уехали после больницы, ты сам слышал, что сказала мне мать. Я позор и убийца. Она пыталась сдать меня назад и сделала бы это, если не ты!

– А ты думала о том, как бы сложилась судьба, останься ты в Норте?

Найдер закончил петь, а Джо взяла более веселый и задорный мотив. Феб с Тиммой вышли танцевать. Вопреки этому веселью голос Рены прозвучал грустно:

– Раз, не надо так разговаривать.

– Как?

– Будто мы снова в том августе, когда уже не было больницы, но «Вольный ветер» не появился. Сколько еще: час, два – и ты снова примешь таблетки, чтобы опять наплевать на все. Я не хочу тешить твое желание поговорить, оно возникает слишком редко, чтобы быть настоящим. Ты мне нужен весь – со всеми своими болями, которые будешь готов разделить, или не нужен вовсе, а не только на один час.

В Кионе не молились богам – их превратили в сказки, но почему-то сейчас так хотелось вспоминать эти сказки и надеяться, что кто-то более мудрый подскажет, как лучше поступить. Хотя нет, совет не был нужен – боль и магия не должны вернуться, даже если цена этому – чувства и новые воспоминания. Ведь да?

Раз быстро глотнул вина.

– Рена, я не могу иначе. Я не хочу боли и не хочу сгубить весь город, даже если речь о проклятом Кионе.

– Ты же знаешь, что я помогу. Мы бы справились.

– Три года, Рена.

Столько прошло с тех пор, как он последний раз пользовался магией и столько же с побега из больницы.

Незадолго до него благодаря безумцу-врачу Раз познакомился с нортийкой. Он до сих пор помнил ту худенькую бледную девчонку младше его на год, в длинной больничной рубашке, и сейчас этот образ стоял перед глазами особенно ярко. Все три года он не думал о себе по-настоящему и терпел, а стоило ей появиться – рискнул всем, чтобы вместе сбежать, хотя для этого пришлось разнести больницу по кирпичикам.

– Раз, ты знаешь, что я верю, это не срок, чтобы не победить. Но я недавно спросила себя: оставить человека, который три года не принимает помощи – это эгоизм или рассудок?

В голосе девушки слышалось что-то новое: более холодное, более равнодушное. Раз почувствовал жгучее желание, чтобы вопрос не был настоящим, чтобы она так подначивала его бросить таблетки. Пусть лучше опять донимает и ворчит, чем задает себе такие вопросы!

Джо оставила гитару и подсела к Фебу с Тиммой. Гека, Дорна и Тривора это не смутило – даже без музыки они, стуча пивными кружками по столу, начали петь нестройными голосами, и их пьяная песня звучала все громче и громче.

– Когда мы завершим дело, и ты получишь свою долю, чего ты хочешь?

Рена приподняла брови, удивившись вопросу, и медленно ответила:

– Не знаю. Будет зависеть от того, как мы завершим его. Это ведь опасное дело, так сильно мы еще не рисковали.

– А еще проклятое задание напоминает о прошлом. Тебе – о Норте, мне – о брате.

– Все к лучшему. Нельзя бесконечно прятаться от прошлого, его нужно принять, иначе не получится сделать шаг к будущему.

– И что же, ты придешь к родителям, чтобы принять его?

– Нет, зачем? Я ведь рассказывала, что в Норте ненавидят и презирают служителей Светлого ордена. Немногих отдают туда на воспитание. Но мои родители сделали это – как же, им предложили сотню тысяч линиров. У отца было много денег, но копить ему нравилось больше, чем воспитывать детей. Мое принятие прошлого – это вернуться в Норт со спокойной душой, не боясь воспоминаний, и я смогу так.

Раз кивнул. Он уже слышал эту историю. Рене было двенадцать, когда она обнаружила в себе силу, и обрадованные родители тут же передали ее Светлому ордену в обмен на деньги. А ведь в Норте, единственном во всей Арлии, знали, какие ублюдки служат в нем —девочку все равно не пожалели. Четыре года она училась магии, а вместе с этим жила хуже раба.

Рена со вздохом продолжила:

– Я правда не скучаю по дому, я всегда была там лишней. Ты бы видел, какая у него площадь! Но нравилось мне только в конюшнях, – на лице появилась смущенная улыбка. – Лет в семь я думала, что я жеребенок, которому просто снится, что он в теле девочки.

– А я в семь до безумия хотел стать ученым. Все требовал, чтобы Лаэрт…

Найдер настороженно повернулся к Разу и Рене, задержал взгляд на несколько секунд и снова сел спиной. Раз понизил голос – не хотел он заново рассказывать ту историю, никому.

– …приносил мне книги из школьной библиотеки. Как же я тогда увлекался географией и любил разглядывать карты!

– Раз, ты думал о том, чтобы уехать? Чтобы самому увидеть все, что изображено на картах?

– Кирийские острова, – Раз мечтательно улыбнулся. – где у каждого человека есть демон, и он может говорить с ним.

– И Ойол с его тысячей народов!

– Преодолеть Драконовы горы на юге Арлии…

Раз и Рена улыбнулись друг другу. Хорошие, красивые мечты, но какой в них прок, если даже самые высокие горы и самые глубокие моря не тронут душу? О таком лучше мечтать кому-то другому, кто может себе позволить быть свободным. Нормальному человеку.

– Не знаю, – Раз качнул головой. – Сначала надо закончить дело. Мы должны добраться до Лаэрта и похитить его работы.

– А еще? – Рена заговорила тише. – Кража успокоит тебя, или что ты собираешься сделать на самом деле?

Раз снова покачал головой – уже медленнее. Он не знал ответа на этот вопрос. Даже самые сложные комбинации чисел путались, стоило подумать о том, как он опять видит лицо Лаэрта, как говорит ему то «спасибо», а потом? Убить? Замучить?

– Я не знаю, – он честно признался. – Я хочу поговорить, это точно. Хочу знать, что я сделал не так?

– Раз, нельзя так говорить, ты винишь себя.

Парень пожал плечами. Нет, конечно же, он не винил, это Лаэрт предал его. Но ведь у каждого действия были причины. Может, он что-то не так сказал, сделал, ну не мог же брат просто отдать его… Да почему же?! Раз отпил вина и с шумом поставил кружку на стол.

Рена вслед за ним сделала глоток кофе. От черного напитка шел горьковатый аромат.

– А если будет выбор: смерть Лаэрта или его разработки – что ты выберешь, Раз? Дело или месть?

В этот момент он был готовить возненавидеть Рену. Нельзя задавать такие вопросы! С одной стороны была месть за отнятую жизнь, за растоптанное имя, за всю боль. С другой – мечты друзей. И что же, собственное прошлое или чужое будущее?

Он ведь так долго и усердно бежал от боли, от тяжелых воспоминаний. И все твердил себе, что они не должны вернуться. Но согласился на дело, которое срывало тщательно запертые замки, обнажало оголенные нервы и дотрагивалось до самой души. Раз хотел стать прежним, чтобы открыто встретиться с братом лицом к лицу, и в то же время боялся самого себя. Прошлый он был слишком слаб и наивен.

Рена словно знала, о чем он думает:

– Встретив брата, ты опять выпьешь таблетку и молча ударишь? Или позволишь себе честно рассказать о том, что пережил?

– Замолчи! – Раз грубо оборвал девушку. – Я поступлю правильно.

Оставит таблетки, чтобы тот слабый мальчишка не дрогнул и нанес удар. Нет, не выпьет, чтобы выпустить магию и разорвать брата на молекулы – тот сам вложил в руки оружие. Но в любом из вариантов была месть – вопрос лишь как.

– Эта боль… – начала девушка.

– Хватит! Ты ничего не знаешь о боли!

А он знал, хорошо знал, боль превратилась в верного друга, который тенью следовал повсюду.

Кион назвал магию болезнью, но у него не было волшебной таблетки, способной избавить от нее. Зато было много других, разные доктора – разные методы.

Сначала главным врачом работал мужчина, который считал, что магия подобному любому виду сумасшествия вызывает нарушение в голове. Пациентов пичкали лекарствами, от которых те не могли двигаться и видели сны наяву. Или сутками держали привязанными к стулу, оставляли в одиночестве, в комнате с мягкими стенами, а у особо буйных удаляли часть мозга – лоботомия, так это называли.

Затем, всего на пару месяцев, во главе больницы встала женщина, искренне верящая, что любой недуг можно вылечить болью. Пациентов держали в ледяной воде, запирали в узких пространствах, в которых даже рукой не пошевелить, ставили на гвозди, а чаще просто поколачивали.

Напоследок главным врачом стал тот, кого называли революционером в медицине. Гайлат Шидар. Он признал, что магию не уничтожить, но можно сдержать, и изобрел таблетки, которые блокировали ее – почти как те, что делал Феб, но без таких побочных эффектов.

Только этому «революционеру» было мало. Раз почти два года жил таблетками, пока Шидар не выбрал его для нового опыта – нового лекарства.

Пациент пережил три дня дичайшей боли, а затем, подобно цирковой собачонке, выполнял все, что велел Шидар. Эксперимент свел его с Реной. Он же позволил превратиться из затравленного зверя в человека и дал ключ к свободе. Но все равно даже с таким исходом принес слишком много боли.

Да, Раз хорошо был знаком с нею, и неважно, шла речь об истязании тела или сознания.

Опустив взгляд, он устало потер виски. Рена открыла рот для ответа, но так ничего и не произнесла, лишь покачала головой.

Уже мягче и тише Раз сказал:

– Извини. Ты тоже была там и тоже мучилась, я знаю. Я рад, что ты в деле, ты нужна нам.

«Мне», – хотелось поправиться.

В том эксперименте Рену выбрали неспроста – она только-только приехала в больницу. Гайлат сравнивал, как будет действовать новое лекарство на разных людей. Он решил попробовать не ограничить магию всю сразу, а делать это постепенно, медленно сводя проявление силы на «нет».

Разу пришлось хуже. Тело постоянно требовало старых таблеток, магия то и дело выходила из-под контроля. Рена была рядом. Поддерживала. Не из-за эксперимента, по своей воле. Но и ей пришлось тяжело, однако вспоминал об этом Раз слишком редко.

Сделав глоток, девушка ответила:

– Ну как я вас оставлю? – она убрала за ухо выбившуюся золотую прядь.

Раз улыбнулся в ответ глупой улыбкой. Этот вопрос хотелось слышать снова и снова. И видеть, как она поправляет волосы. И на других смотреть тоже хотелось – все они были нужны.

– Передай Найдеру, что он мой друг, – Раз перевел взгляд на оша и ухмыльнулся, чтобы скрыть смущение.

Тот сидел, развалившись на стуле, вертел в руках стакан и кивал в такт словам Джо, что-то увлеченно рассказывающей. Казалось, мыслями оша далеко – наверное, задумался о завтрашней поездке. И, конечно же, план он, как всегда, расскажет не сразу. К этому стоило привыкнуть и просто довериться парню, отправившись следом, или не отправляться вовсе.

Раз всегда шел. Они не разговаривали, когда к нему возвращались чувства, и, наверное, Раз не мог по-настоящему понять Найдера, но знал, что это друг. Тот, кто принял парня-неумеху, который ничего не мог дать взамен. Кто сумел создать настоящий дом и всегда заботился. Кто слушал и прислушался, как если бы они были на равных – ладно, не всегда, но все же. Иногда, в тот самый утренний час, Разу даже хотелось назвать Найдера братом.

– Он знает. И я надеюсь, когда-нибудь ты скажешь это ему лично. Скажешь, потому что захочешь так сделать, искренне.

Раз вздохнул. Проклятые таблетки, проклятые чувства, проклятое вино. Совсем перестав понимать, как лучше, как правильно, сейчас он был готов ненавидеть все это. Нет, нельзя больше ни на секунду давать слабину. Это может погубить.

И все же слова так и просились с языка. Раз чувствовал в себе того смешного рыжего мальчишку, который каждое утро бодро вскакивал с постели, бежал вниз, улыбаясь всему миру, и был готов без умолку болтать. И он знал, что мальчишке нет места в таком бессердечном мире, но тот вдруг стал сильнее и смел выстроенные преграды.

– И Джо скажи, что она мой друг, – протянул Раз.

Девушка активно жестикулировала, и в ответ на ее рассказ Тимма хохотала, а Феб краснел.

Почувствовав стыд, Раз отвернулся. Да он же с Джо…! Из этого не выйдет ничего хорошего, ни для кого. Это и не было никому нужным по-настоящему. Надо покончить с их уговором, так будет правильнее.

Раз смущенно посмотрел на Рену, и на место стыда пришло отвращение к себе. Он просто трус. И самый большой ублюдок на свете. Такую ли уж силу давали таблетки?

«Сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три…» – начал Раз. Пора заканчивать. Хватит этих размышлений – на сегодня и на ближайшие месяцы.

– Сам скажешь ей, – Рена улыбнулась.

– Ага, – буркнул Раз и, достав из кармана игральную кость, повертел в руке.

Взгляд остановился на пятерке. Он забыл, какой казалась ему эта цифра. Мягкий или твердой? Можно ли ей доверять или стоит остерегаться?

Рена с тяжелым вздохом поднялась. Посмотрев сверху вниз, девушка сказала:

– Не прятать чувства – это искусство, и ты им совершенно не владеешь.

– Дело ведь не в чувствах.

– Знаю, Раз, знаю. Но что бы ты ни пытался спрятать: чувства, боль, магию – на самом деле ты просто бежишь от себя, и за тобой не угнаться.

Подхватив чашку с кофе, Рена пошла наверх.

«Тысяча один, тысяча два, тысяча три…» – числа снова выстроились в стройную красивую линию, но облегчения не принесли. Перестарался. Проклятые чувства, проклятые воспоминания и проклятая магия.

6. Не стоило трогать мое

– А почему не поезд? – спросила Джо, глазея по сторонам.

Глазеть было не на что, вода – с одной стороны, чернеющие доки – с другой.

– Слишком людно, мы можем вызвать подозрение.

– Ну да, а здесь мы, ночью, не подозрительные, – фыркнула девушка.

Найдер только ухмыльнулся в ответ. В этом и заключалась задумка оша. Ни один из уезжающих не сомневался, что в деле, цена которого – миллионы, не просто будут искать Лаэрта, но и попытаются перебить других. Можно внимательно следить по сторонам, чтобы не попасть в ловушку, а можно по своей воле подобраться к этой ловушке и обмануть охотников.

В полуночный час доки опустели. Издалека доносился стук, точно одинокий рабочий продолжал работать молотом, но никого не было видно. Янтарные огни пробивались сквозь сизый туман, слабо подсвечивая поблескивающую воду. Волны медленно накатывали и лизали деревянные подмостки.

– На восемнадцатом причале нас будут ждать, – сказал Найдер чересчур громко.

– Может быть, нам стоит вести себя потише? – осторожно спросил Феб, перевесив сумку на другое плечо.

Ухмылка на лице Найдера стала шире. Феб не знал или притворялся?

Раз засунул руку в карман и повертел игральную кость. Оша был единицей, упрямой и твердой. Даже скорее твердолобой и непомерно гордой. Он поделился планом с Разом, а знали ли о нем другие? Логично посвятить их в задумку, но умолчать о чем-то было вполне в духе Найдера – и едва ли кто поймет, почему он так сделал.

«Один, два, три, четыре, пять…» – Раз пробежался до тридцати и назад, стараясь подстегнуть мысли. Надо быть настороже. В любой момент могли засвистеть пули или появиться другие банды.

Из участников «игры» Кантора Ризара Орманд уже объявил себя, и король явно не был готов оставить оша – не только из-за соперничества за миллионы, но и из-за той, старой мести, которая перешла Найдеру от отца. В первую очередь они ждали появления Льянала, но с ним вполне могли оказаться остальные – настоящие соперники, а не этот тупой верзила, работающий на страхе других.

Показался двадцать четвертый причал, рядом с которым покачивалось маленькое суденышко – еще из старых, с парусом, без гребного колеса или винта. Двое рабочих молча грузили бочки, пропахшие рыбой. По другую сторону покосившиеся деревянные домики сменились складами и длиннющим рядом грузовых контейнеров и ящиков.

– Най, а восемнадцатый еще далеко? – снова спросила Джо, ее слова тоже звучали слишком громко.

Все знали, как действовать в момент опасности. У каждого была своя стратегия и свой напарник. Не впервой ведь. Они и с шансами меньше одного процента выбирались. Может, сейчас на них мог ополчиться весь Цай, но и они были готовы ответить тем же.

– Нет, скоро мы уже отчалим. Ветер поднимается – удача на нашей стороне, – ухмылка никак не сходила с лица Найдера.

– Попутный ветер, как верность красотки распутной, – выдала Джо.

Найдер рассмеялся:

– Мне это нравится больше поговорок оша.

Когда они поравнялись с девятнадцатым, Раз уже увидел судно, служившее приманкой. Спущенные паруса висели неопрятными тряпками, да и все оно выглядело хлипким и ненадежным.

Из сумерек вынырнули двое в черных мундирах с белыми нашивками на рукавах – кионская полиция.

– Куда вы направляетесь? – послышался строгий голос. – Покажите документы.

Полицейские имели право остановить любого и потребовать удостоверение личности. Да, доки и порт ночью патрулировались, и такой вопрос казался естественным, но Раз инстинктивно чувствовал, что-то не так. Это было сродни тому, как по одному взгляду он научился определять, зачем пришли врачи, для какой боли на этот раз.

– Да, конечно, – спокойно откликнулся Найдер.

Рена первой достала из кармана бумажную карточку и протянула полицейскому. Мужчина поднял руку в ответ. Найдер с размаху ударил его тростью в висок, описав красивый полукруг. Раз, выхватывая кинжал, прыгнул ко второму и ловким движением перерезал горло.

– Быстрее! – скомандовал друг.

– Найдер… – начала Рена.

Послышался взрыв. Раз схватил девушку, увлекая на землю. Сжатый воздух горячей волной пронесся по телу, заставляя вжаться еще сильнее. Судно у восемнадцатого причала за секунду превратилось в столб пламени.

Раз поднялся на четвереньки и помотал головой как собака, которая отряхивается от капель. Мир погрузился в тишину. Найдер что-то прокричал, однако слова не пробились сквозь звенящий шум.

О том, что слух вернулся, Раз понял не по голосам – по выстрелам. Но они были более понятными и знакомыми, чем взрывы. Раз с Найдером давно выработали простой принцип: бей, беги, снова бей. И выживай, конечно.

Раз услышал ответный выстрел Джо – попала, судя по вскрику со стороны лодок. Все пятеро одинаковыми заученными движением нырнули к земле, крепко зажмурившись. Яркая вспышка пронеслась по округе, точно разорвалась световая бомба. Выстрелы прекратились, сменившись руганью и криками. Рена подарила минуты две, в лучшем случае три.

Итак. Они у девятнадцатого причала. До цели, тринадцатого, надо преодолеть шесть причалов. Между каждым триста-триста семьдесят метров. Итого среднее расстояние, которое они должны покрыть, составляет две тысячи десять метров. Значит, нужно продержаться в течение восьми-десяти минут в зависимости от скорости бега. А если сделать поправку на шквал пуль…

А у них всего сто двадцать – сто восемьдесят секунд, пока стрелки приходят в себя после вспышки Рены.

Найдер припал на колено и сложил руки. Джо, оттолкнувшись, грациозной дугой взмыла вверх, зацепилась за крышку контейнера и поползла наверх как насекомое. Забравшись, она сразу протянула руку Рене. Найдер поднял, даже скорее подкинул девушку.

Отлично. Угрозы сверху никто не ожидает – главное, самим не стать мишенью. Джо и Рена, едва слышно ступая, побежали по контейнерам, выстроившимся в шеренгу, протянувшуюся почти до самого тринадцатого. Сумрак тут же скрыл две юркие фигурки, а может, магия.

Найдер сделал знак рукой Фебу, и они кинулись в одну сторону, Раз – в другую, на ходу вытаскивая револьверы.

Он бежал большими прыжками, низко пригибая голову и петляя между контейнерами и складами. Послышались выстрелы. Раз нырнул за упаковочную клеть, повалился на землю и, вглядываясь в мелькающие тени, начал палить с обеих рук.

Он чувствовал себя на своем месте – выстрелы не были хаосом, они имели свой, особый порядок, и ему оставалось только считать пули, чтобы вовремя перезарядить револьверы. Хотя это был целый град из свинца – и единственный расчет, который удавалось сделать, это что у врага численное преимущество. Против всего пятерых.

Раз низко пригнулся, чтобы перезарядить револьвер. Впереди снова мелькнула вспышка света – ненадолго все стихло, и он, выбравшись из-под прикрытия клети, побежал наискосок, ближе к докам, чем к причалу. Стрелять отсюда было неудобно – слишком узко, слишком темно. Раз прицепил один револьвер к поясу и взял в правую руку кинжал.

Рядом послышались шаги. Выстрелив очередью в сторону, чтобы сбить преследователей с толку, он побежал по лабиринту.

Если они не успеют, корабль уплывет без них? А если кого-то ранят, то поплывут ли они? И можно ли доверять экипажу, после всего-то? «Сто сорок один, сто сорок два, сто сорок три…»

Хрипя справа выскользнул мужчина. Он взметнул руку с тесаком. Оголившееся запястье охватывала татуировка в виде браслета из терна – знак банды из восточного Цая.

Отлично, первый враг показал себя. Раз одной рукой перехватил запястье хрипящего, а второй вонзил кинжал под его подбородок. Лезвие входило медленно и замерло, наткнувшись на лицевую кость. Раз повел им в сторону, словно распарывал тушу, и резким движением выдернул кинжал. Склонившись над упавшим телом, быстро похлопал его по карманам – ничего важного – и побежал дальше.

Слева послышался жалобный вой, как скулила собака. Из темноты появился парень. Он не шел, а полз на ощупь на четвереньках, то и дело поднимая одну из рук и касаясь глаз. Раз подскочил к нему, быстро перерезал глотку и задрал рукав – еще один из восточной банды.

Больше не слышались ни выстрелы, ни драка, ни голоса, будто и не было нападения. Раз, еще сильнее насторожившись, продолжил пробираться по докам.

Газовые лампы на стенах совсем перестали разгонять тьму, и он выбежал из запутанного коридора к шеренге груза. Пуля проскочила так близко, что оставила на щеке ожог. Зашипев, Раз кинулся за бочку. «Один, два, три». Он высунулся и дважды выстрелил. Первый стрелок упал, но второй перекатился за ящик.

Послышался мощный ружейный залп.

– Раз!

Парень осторожно выглянул. Мокрый Феб в открытую, даже не прикрываясь, стоял в двадцати метрах от него, дальше лежали двое мужчин – с короткострижеными головами, в кожаных куртках, как у всех в банде Орманда.

А ведь это был его первый труп – и сразу второй. Феб, даже вступая в драки, всегда боялся причинить другому боль, он бы лучше сам терпел, чем сделал плохо, даже если речь шла о враге.

Раз на какие-то доли секунды замер, уставившись на парня. Светлые волосы покрывала кровь, на виске виднелась ссадина. Сейчас уже стало не до принципов. И не требовалось быть гадалкой или мастером расчетов, чтобы понимать, что за дело каждому придется уплатить свою цену.

– Где Найдер?

Раз схватил Феба и потащил вперед, прячась за контейнерами.

– Не знаю, – парень заикался и то и дело косился в сторону, где остались лежать двое. – Нас окружили. Найдер толкнул меня в воду и все.

Раз крепко сцепил зубы. Проклятый оша. Но выстрелов уже не было слышно, значит, он сумел сбежать. Другого варианта Раз даже не рассматривал.

– Быстрее! – прошипел он, с силой дернув Феба вперед.

Довести его до корабля и найти Найдера, Рену, Джо. Осталось немного – из расстояния. А вот врагов еще сколько оставалось?

Раздался новый шквал выстрелов. Оба парня прильнули к земле, но звуки слышались дальше, со стороны тринадцатого причала.

Вот почему здесь никого не осталось. Зачем ловить врагов по отдельности, если они все равно идут в одно место?

– Быстрее, – повторил Раз, подталкивая Феба. Бледный парень покрепче перехватил ружье и плотно сжал губы.

У причала на волнах покачивался легкий торговый корабль, какие обычно приходили из южных городов. Паруса уже были подняты. С носа, прячась за мачтой, из ружья палил мужчина, капитан, судя по фуражке. Он уверенно, не медля ни секунды, стрелял снова и снова, прицельно убивая прячущихся за контейнерами одного за другим.

Внизу двое моряков, а вместе с ними Найдер, дрались с бандитами, которые теснили их к воде. Оша ловко орудовал тростью и ножом, но двигался гораздо медленнее обычного, подволакивая за собой ногу.

Итак. Матросы плюс Найдер равно три. Против восьмерых. Еще один человек немного уравняет пропорции – на одного будут приходиться ровно двое, но до победного значения не доведет. Впрочем, когда опасность грозит другу, даже если расчеты подводят, нет поводов медлить.

– Стреляй в тех, за контейнерами, и держи голову ниже, – Раз указал Фебу на противоположную шеренгу грузов.

Парень хватанул ртом воздух и, побледнев еще сильнее, коротко ответил:

– Да.

Низко пригибаясь, Раз перебегал от одного укрытия до другого. Град из свинца затихал, но легче от этого не становилось.

Один. Он припал на колено и выстрелил в железный столбик рядом с дерущимися. На какую-то крошечную секунду бандит отвлекся на резкий звук – трость Найдера описала красивую дугу и ударила по лицу, разбивая его до крови. Это два.

Три. Оттолкнувшись от земли, Раз бросился вперед, вытаскивая кинжал. Он ухватил за плечо ближайшего из стриженых и, разворачивая к себе, воткнул лезвие в печень. Четыре. Другой кинулся к нему, занеся руку с ножом. Парень прикрылся мертвым как щитом, за секунду до того, как перед лицом пронеслось острие. Пять. Он оттолкнул труп и прыгнул, заходя слева. Кинжалом отбил длинный нож, но оружие было тяжелее – руку точно вывернули, и на несколько секунд она бессильно повисла вдоль тела. Счет дошел до шести.

Сбоку мелькнул темный силуэт – Найдер ударил в позвоночник того, с ножом, и тот выгнулся неестественной дугой. Это было семь – и правда, счастливое число. Раз успел заметить, как оша ухмыльнулся ему привычной ухмылкой, и оба одновременно бросились к оставшимся.

Восемь. Раз скользнул к земле, кинжалом резанув стриженого по голени. Моряк, с которым тот дрался, поймал мгновение замешательства и вонзил топор в грудь.

Девять. Вытолкнувшись, парень подался в сторону. Нападающий вытянул руку, не давая приблизиться. Раз повел телом, словно хотел зайти слева, и тут же дернулся вправо. Он схватил мужчину за запястье, выкручивая на себя, ногой ударил того под колено и свободной рукой вонзил лезвие пониже сердца. Это десять – конец.

Итак. Четыре – ноль. Моряки кинулись к судну. Выстрелы стихли, но там, где остался Феб, угадывалось шевеление, и явно там был не один человек.

Раз схватил Найдера за рукав:

– Ты видел Рену и Джо?

Оша мотнул головой:

– Я за ними, а ты помоги Фебу.

– Лучше я, так быстрее.

Найдер с явным трудом, пересиливая себя, кивнул, признавая, что уступает Разу в скорости. Тот побежал, петляя между контейнерами. Шеренга разорвалась, превратившись в несколько линий, стоящих друг от друга примерно на одинаковом расстоянии.

Джо балансировала наверху и кое-как отбивалась от двух парней, пытающихся влезть на контейнеры. Рены с ней не было.

Оша отскочила и с яростным лицом наступила на руку того, который уже добрался до третьего яруса. Тогда-то Раз увидел Рену – темный силуэт, едва заметный в сумерках, если бы не золотые волосы. Девушка лежала, не шевелясь.

«Миллион десять, миллион одиннадцать, миллион двенадцать…»

Раз выстрелил – один упал, выстрелил снова – упал второй. Он побежал.

– Во имя Великого Отца, Раз! – воскликнула Джо, протягивая ему руки.

Парень подпрыгнул, уцепившись за крышку первого контейнера, и подтянул тело наверх, затем – на второй, на третий.

Рена лежала, вся побледневшая, но глаза были открыты, и она попыталась пошевелиться, увидев Раза. Девушка отняла от бока руку и протянула к нему, ладонь краснела от крови.

– Это был нож, – быстро сказала Джо. – Надо найти Феба, пока не поздно.

«Не поздно!» – хотелось яростно закричать.

«Миллион восемьдесят один, миллион восемьдесят два…»

– Уходим, – скомандовал Раз. – Времени мало, надо быстрее отплывать, – он протянул Джо револьвер.

– А ты когда так метко стрелять научился? Не отнимай мой хлеб! – Джо выдавила из себя вымученную улыбку.

Она крепко обхватила себя руками и этим жестом, казалось, сдерживала себя от того, чтобы не сесть или не задрожать.

– Год был тяжелыми, – с таким же вымученным лицом ответил Раз.

Он осторожно взял Рену на руки.

– Я сама, все в порядке, – произнесла, нет, даже скорее простонала девушка. Глаза закатились, и она безвольно опустила голову на плечо.

«Миллион сто пятьдесят один, миллион сто пятьдесят два…»

Раз как можно аккуратнее спустился на второй ярус, на первый и спрыгнул на землю. Джо ловко приземлилась рядом.

– Эй, ну-ка говори со мной, – взмолился Раз, двинувшись к кораблю.

– Надо же, сам захотел поговорить, – Рена слабо улыбнулась и обхватила парня за шею, пачкая кровью.

Джо вскинула револьвер, но не выстрелила – это была просто тень от фонаря, причал опустел.

– Я всегда хочу с тобой говорить, – тихо ответил Раз.

Он смерил взглядом расстояние до судна – числа прыгали перед глазами, и он никак не мог определить: сто метров, двести, а может, целые километры? Слишком далеко, слишком долго!

– Тогда скажи мне что-нибудь хорошее.

Раз с отчаянием посмотрел на девушку – ее слова звучали так, словно она уже на смертном одре и вот-вот попрощается. Нет уж! Просто надо дойти до корабля. Феб поможет. А с оставшимися он еще расквитается. Они будут также истекать кровью, только никто им не поможет.

– Ну, – Рена безвольно опустила голову ему на плечо.

Рядом послышался стон. Джо, едва посмотрев, выстрелила в сторону, прикончив раненого парня.

«Двести семьдесят три миллиона четыреста пятьдесят шесть тысяч девятьсот девяносто один…»

Числа больше не помогали, как бы он ни поднимал ставку. Раз все смотрел на Рену, и хорошие слова не приходили на ум – нет, хотелось грязно выругаться, заорать на весь мир.

– Я не оставлю свою команду, – выдавил Раз, но это была всего лишь одна миллионная того, что он хотел сказать на самом деле.

Посмотрев на него через плечо, Джо взбежала по трапу и, не остановившись ни на секунду, кинулась к брату.

Раз и Найдер одновременно выкрикнули:

– Феб!

– Отчаливаем!

Оша с перекошенным то ли от боли, то ли злости лицом медленно заковылял к ним.

На палубе царил хаос. Команда перекрикивалась, стараясь вывести шхуну в море как можно быстрее. Моряки выглядели потрепанными, но на лицах – ни тени страха или удивления. Тоже не впервой в передряге?

– Где Феб?

– Най, что с ногой? – Джо обеспокоенно заглядывала в лицо брата, но тот только отмахнулся и, посмотрел на бледную Рену, указал рукой на спуск в трюм.

– Помогает раненым на нижней палубе.

– Прочь с дороги, – прорычал Раз и с таким лицом рванул вниз, что суетящиеся матросы отшатнулись от него.

Феб сидел в каюте, освещенной парой ламп, и зашивал плечо старого моряка. Перед ним лежали стопка чистых бинтов, ножницы, и стояла бутылка со спиртом.

– Прочь!

Мужчина отскочил в сторону, пропуская Раза, простоял немного на пороге и вышел. Рыжий парень осторожно положил Рену на койку, замер на секунду, вглядываясь в ее лицо, а потом обеими руками ударил Феба в грудь:

– Ты сделаешь что-нибудь, иначе я тебя убью.

– Успокойся, Раз, – деловито ответил Феб, отбросив привычные сомнения и страхи. – Я знаю свое дело. Если это возможно, я ей помогу. Но учти, у меня мало инструментов.

Раз схватил Феба за ворот и приблизил лицо.

– Нет, у тебя всего достаточно, и ты спасешь ее, без всяких возможно и невозможно.

– Тогда отпусти меня, и давай не будем терять время.

Выдохнув, Раз выпустил Феба. Парень закатал рукава рубахи, взял ножницы и, подцепив блузу Рены, разрезал, чтобы видеть рану.

– Она потеряла много крови, – протянул он, затем скомандовал: – Отойди, ты загораживаешь свет!

Раз послушно сделал шаг в сторону. Числа связывали беспокойные мысли в единую цепь, возвращая им спокойствие, но проклятые колени все равно предательски дрожали. Раз сверлил взглядом спину Феба, закрывшего от него Рену. Все, что он сумел сказать ей «хорошего», это что не оставит свою команду. И как бы верно ни звучали слова, наружу просились другие. Он просчитался. Рене принадлежало куда больше процентов от его жизни.

– Ты мешаешь! – воскликнул Феб, повернув голову. – Лучше иди наверх.

– Спаси ее, – попросил Раз и вышел из каюты.

С неба летели ледяные капли, то ли дождь, то ли снег. Ветер грозил вот-вот сбить с ног, и корабль не просто качался на волнах – тяжело перевалился с боку на бок. Раз только пошире распахнул пальто, встречая ветер грудью. «Сто тысяч пятьдесят один, сто тысяч пятьдесят…» – числа, успокоенные ветром, снова выстроились в ровную линию, которую хотелось осязать и гладить.

На палубе привязанным к мачте сидел лохматый мужчина – один из тех, с кем дрался Найдер. На рубашке под курткой расплылось кровавое пятно, хотя сам он выглядел живее всех – чья была кровь?

Это из-за него, из-за него и его соратников Рена лежала без сознания и могла уже не очнуться. Сидящий даже не был нулем – отрицательным числом, которое отнимало. Надо и в его жизни поставить знак минус да пожирнее.

Достав из поясного чехла кинжал, Раз подошел к лохматому.

– Что, грязный оша не удостоит меня своим вниманием? – тот не говорил, скорее выплевывал слова.

– Хватит тебе и моего внимания, – с улыбкой Раз присел перед ним.

Он перерезал часть веревок и схватил освободившуюся руку, выворачивая ее на себя. Закатал рукав куртки, рубашки. На предплечье виднелась стрела, пронзающая птицу – знак группировки Дайта Энгрина, короля северо-восточного Цая.

Итак, против них уже три банды. Отлично. Будет им. Не стоило трогать его друзей. И уж тем более Рену.

Закусив губу, Раз начал аккуратно срезать с предплечья кусок кожи с татуировкой. Лохматый истошно закричал и выгнулся, пытаясь отползти. Раз ударил его лезвием по щеке, оставив длинный кровавый след. Он подцепил кожу и повел кинжалом как мясник, разделывающий тушу. Кровь залила руки, рисунок уже не было видно, и он двигался на ощупь, лишь бы этот крик не прекращался.

Раз взял кожу и повертел перед лицом мужчины.

– Твое, да?

Тот побледнел, губы безвольно задрожали.

– А не стоило трогать мое.

Раз выпрямился и швырнул кусок кожи в море.

Послышался топот, затем шаги резко смолкли. Парень обернулся. Двое моряков замерли, ошалело на него уставившись. Раз ледяным взглядом скользнул по ним и снова повернулся к мужчине. Тот тихонько подвывал, баюкая окровавленную руку.

Парень быстрым движением вонзил нож в бедро лохматого. Тот не кричал – выдыхал из последних сил. С лица исчезли все краски, и сам он казался уже не человеком – куском мяса, который подрагивает на раскаленной сковороде.

Ничего, выживет. Бедренная артерия не задета. Вроде бы.

Раз перерезал вторую веревку, подхватил мужчину под руки и потащил к краю палубы. Справится, если плавать умеет. А нет, так заслужил. Тот попытался дернуться, ухватиться за одежду парня, но движение вышло слишком слабым – даже ветер бил сильнее.

– Черт возьми, остановись! – заорал появившийся на палубе Найдер.

Раз сделал последнее усилие и наклонил лохматого к воде.

– Он нам нужен, остановись, ты, черт!

Мужчина полетел в воду, нелепо вскинул руку, пытаясь ухватиться за воздух, и погрузился в воду. Выпрямившись, Раз холодно посмотрел на Найдера. Между ними еще оставался десяток метров – оша уже не был так быстр, как обычно. И это тоже из-за лохматого, из-за него и его соратников.

Найдер ответил таким же ледяным взглядом, но рука в перчатке крепко сжимала трость, словно могла вот-вот пустить ее в дело. На кончике еще виднелись свежие пятна крови.

– Черт возьми, ты что творишь? – процедил Найдер. – Он мог что-то рассказать!

«Семьсот пятьдесят три тысячи четыреста сорок четыре, семьсот пятьдесят три тысячи четыреста сорок пять…». Раз сделал глубокий вдох и выдох и достал из кармана сигареты.

– Да, он мог рассказать. А ты мог предусмотреть, что нас ждет? Зачем стоило лезть?

Горький дым проник в легкие, парень с удовольствием выдохнул. Губы Найдера опять исказились в этой проклятой насмешке.

– Мы бы не уехали в Норт незаметными – на поезде, корабле, да хоть на санях, черт возьми. Я был готов к ловушке.

– Был готов? – переспросил Раз. – Расскажи Рене, как ты подготовился, если она выживет!

Найдер резко поднял трость, точно целился из револьвера.

– Помолчи, Раз. Все знали, на что идут.

Раз сделал глубокую затяжку.

– Но с тобой я поговорил первым. Я ведь знал, что могу положиться на тебя.

Если бы слова соизмерялись с ударами, то последнее предложение было бы звонкой пощечиной. Найдер, обеими руками опираясь на трость, выжидательно уставился на друга.

«Восемьдесят тысяч девятьсот девяносто девять, восемьдесят одна тысяча…»

– Что ты делаешь с нашим делом, Раз?

Оша, хромая, спустился в трюм. Раз подставил лицо ледяным каплям и тяжело вздохнул. Он знал, что поспешил, что сделал глупость – минута удовлетворения в обмен на задуманное дело. Но страх так легко затмил голову, прорвав все замки. Числа больше не помогали, таблетки не защищали от чувств, и что если когда-нибудь они не защитят от магии?

7. Эй, братик, все переживем, ясно?

С трудом разлепив глаза, Раз потер их. Все тело затекло. Он медленно поднялся с пола и потянулся до хруста костей.

Феб, опустив голову на грудь, спал на стуле рядом с койкой Рены. Раз склонился над девушкой. Совсем бледная, но дыхание успокоилось и стало глубоким. Он взял ее за руку, переплетая пальцы со своими. Какая же холодная!

Раз поправил тонкое одеяло, добежал до каюты, где должен был ночевать, сдернул с койки покрывало и, вернувшись к Рене, накрыл ее, затем толкнул Феба. Парень резко вздрогнул и непонимающим взглядом уставился в ответ.

– Осмотри ее, все в порядке? Давай же! – Раз хлопнул Феба по плечу и отошел в сторону.

Тот медленно выпрямился, уперев руки в поясницу, и простонал.

– Я просыпался час назад, все хорошо. А ты бы шел к себе и отдохнул нормально. В Норте будет не легче, ты нам нужен сильным и здоровым.

– Сильным, – протянул Раз. – Феб, может, мне увеличить дозу?

Тот склонился над Реной, но услышав это, вздрогнул и обернулся с недоуменным видом.

– Зачем? Магия возвращается?

– Нет. Мне нужны побочные эффекты, – Раз изобразил улыбку, но это была самая неискренняя улыбка из всех возможных. Он чувствовал себя паршиво, настолько, что на языке вертелись слова: «Как кусок дерьма».

– Раз, – Феб покачал головой. – тебе стоит радоваться. Магия под контролем, а ты можешь быть по-настоящему живым и чувствовать – что еще нужно?

Парень вплотную подошел к Фебу. Тот был выше, шире в плечах, старше, но Раз все равно чувствовал себя взрослее и больше его.

– Что ты знаешь о силе? – Раз спросил громче, чем нужно, и сразу перешел на шепот, чтобы не потревожить Рену. – В больнице этих одаренных было столько, и от каждого я слышал: магия не рождается из таланта, магия рождается из боли. Вот знаешь, сколько у меня этой боли? Если я продолжу в том же духе, сила вернется. Во мне слишком много…

Раз махнул рукой. Да и что тут объяснять? Она питается эмоциями. Нет чувств, нет магии, нет боли – это единая цепочка.

Феб вздохнул:

– Да, я разбираюсь в магии. Твои таблетки были созданы не на пустом месте, я многое читал и со многими говорил. Их количество не повлияет на магию – она уже не вырвется. А вот на тебя повлияет. Даже лишний миллиграмм приведет к тому, что ты напрочь потеряешь чувства и весь здравый рассудок. Превратишься просто в кусок мяса на двух ногах. Ты этого хочешь?

Раз потер виски. Нет, рассудок ему тоже нужен. Может, он был неправ, магия уже не вернется, что бы он не испытывал? Нет, неверный вопрос. Может, он был неправ, говоря, что не хочет снова чувствовать боль – на самом деле он просто не хотел чувствовать?

Парень посмотрел на Рену. Девушка мирно дремала, прижав одну руку к щеке. Страх за нее вчера прорвался через все засовы, а ярость уже стоила того, что они лишились «языка». А до этого, когда снова прозвучало то проклятое имя, с ума едва не свела ненависть.

Да, он безумно, безумно хотел забыть обо всем, сбежать от самого себя – не человека, а какого-то безобразного чудовища, плененного страхом и жестокостью. И уже неважно, создали это чудовище годы в больницы, или оно всегда таилось внутри. Оно жило, и Раз не мог ни убить его, ни поладить с ним.

– Феб, а если перестать принимать таблетки, что произойдет?

– Будет очень больно, Раз. Ты когда-то видел, как проходит ломка у наркоманов? Мои родители были такими. Мать дважды пыталась убить себя, лишь бы прекратить боль. Отца всего выворачивало, и он вновь и вновь бился головой об стену, до крови, до потери сознания. Представляешь, как это? Вот тебе будет еще хуже.

Раз так крепко сжал руку в кулак, что кисть свело. Да, он знал, что такое ломка, но все равно спрашивал. Это была худшая боль, и пусть тот, кто считал, что душевные муки хуже телесных, переживет ее. Посмотрим, что тогда скажет.

– Твой организм не просто запросит новую таблетку, магия прорвется и болью возьмет за каждый день, что ты не пользовался ею. И сама она превратится в огромную разрушающую силу. Это как сломать плотину – река не польется ручейками, а мощным потоком обрушится на город. И чувства, Раз. Вырвется все, что было упрятано на три года.

Раз медленно провел рукой по лицу. Он сам подписал себе этот приговор. И как правильно: принять боль, но научиться ладить со своими чувствами и воспоминаниями, или же избавиться от всего – он не знал.

– Мы можем попробовать постепенно уменьшить дозу, так организму будет легче справиться с ломкой.

– Я подумаю, – буркнул Раз. – Осмотри Рену, это главное.

– Так это для тебя главное, правда? – переспросил Феб. – Я вижу, как вы с Найдером ухмыляетесь на мои слова, но я все равно скажу тебе. Самая сложная борьба – с самим собой. В нашей голове происходят такие жестокие, кровавые битвы. Это целая война, и перед каждым стоит тот же выбор, что перед настоящей армией: сдаться, сбежать или смело выступить. Но как показывает история, награда за победу всегда велика. Особенно над таким серьезным противником. У тебя ведь есть силы, чтобы бороться.

Раз скрестил руки:

– Спасибо, конечно, но ты просто заткнись и осмотри Рену.

Он вышел, вернулся в свою каюту и зажег лампу. Отвернувшись, Найдер сопел. Трость аккуратно стояла в углу.

Раз подошел к овальному зеркалу на стене. Посередине прошла трещина, и из-за нее и неровного света лицо казалось нечеловеческим, каким-то чудовищным даже. А может, по другой причине? Он достал из кармана футляр и нажал на резной край. Тот поддался, открывая металлические внутренности с ровными рядами круглых белых таблеток.

Одну, как всегда? Или больше? А может, отказаться вовсе?

Раз снова взглянул в зеркало, а затем достал таблетку. Надо покормить чудовище, чтобы взамен оно съело боль и воспоминания.

Корабль причалил у длинной каменной пристани. Несмотря на ранний час, Норт встретил шумом: лошади подвозили груженые тележки и повозки, грузчики разгружали их и загружали товары в трюмы, матросы ругались и спорили – и друг с другом, и с капитаном, и с прохожими.

Над пристанью стелился туман, но даже через него виднелись огни и дым фабрик. Ветер доносил с них резкий химический запах, и воздух в городе казался более плотным, чем в Кионе.

Найдер, Раз и Джо выстроились в одну линию и пялились на город, еще не успев спуститься с корабля.

– Неужели кому-то здесь нравится? – девушка скривила лицо от отвращения.

– Это портовый район, они всегда уродливые, – ответил Найдер. – Там, – он указал рукой на огни. – Промышленная часть. Весь запад города – сплошные крики, дым и копоть. Если бы из Холодного моря мы немного проплыли по Лнорте, то увидели другой Норт. Говорят, у него самая красивая набережная на всем западе Арлии.

– А почему мы тогда не проплыли?

– Лнорта замерзает зимой. Корабли по ней ходят только летом, пассажирские, чтобы приезжие видели «красивый» Норт. Грузовые остаются здесь.

– А почему река замерзает, а море – нет?

Найдер пожал плечами:

– Не знаю.

– Из-за уровня соли, – Раз подал голос. – У пресной воды температура замерзания всегда выше, чем у соленой. Также в Холодное море воды несет теплое Ленское течение.

«Один, два, три, четыре, пять…» – он досчитал до десяти. Эти дурацкие факты рассказал Лаэрт. Пришел тогда с учебником по географии и, пока учил урок, чуть ли не все пересказал младшему брату, чтобы лучше запомнилось, а тот и рад был слушать.

И Лаэрт мог находиться где-то в Норте. Искать его, что иголку в стоге сена, но это ничего. Раз был упрямым. Хотя нет, не так. Он был терпеливым – терпеть его хорошо научили за три года. И уж он-то найдет брата, сколько бы ни понадобилось еще вытерпеть.

– Кто-кто?

Раз с таким наслаждением задумался о том, как увидит Лаэрта, как рассказывает ему, что перестал слушать разговор.

– Юрико. Дядя Найтиры, неужели не помнишь? Он два года как живет в Норте, мы остановимся у него.

– Не-а, не помню. И когда ты все успел, а, Най? – в голосе Джо послышалось восхищение. – Наверное, Великий Отец благоволит тебе, – девушка улыбнулась так, что было неясно: то ли она всерьез, то ли издевается над братом.

– Нам благоволит телеграф.

– Одно другому не мешает!

Джо потянулась в карман за пирожком, завернутым в промасленную бумагу. Она принялась жевать, на лице появилась выражение настоящего блаженства.

Раз вздохнул. Найдер по-прежнему был на шаг впереди и думал обо всем загодя, Джо не переставала есть, дразниться и вспоминать свои присказки. Раз поймал себя на мысли, что он нуждается хоть в чем-то, что не изменилось бы. Хотя лучше бы это было прежнее спокойное состояние, конечно.

Комната больше напоминала мозаику. Стены и пол украшали тяжелые красные ковры с зеленым цветочным узором. Три стены занимали низкие деревянные кровати, застеленные столь же яркими покрывалами. Рядом с четвертой стояли комод и высокий шкаф со стеклянными дверцами, за которыми пряталась золоченая посуда. В коробке в углу лежали старые детские игрушки.

– Неплохо, – сказал Феб, присаживаясь на кровать и кладя котомку с вещами на пол. Голос парня так и выдавал его сомнение.

– А ты сильно лучше жил, пока не остановился в «Вольном ветре»?

Оша выпрямился, озлобленно глянув на парня. Видимо, опять почувствовал немую издевку над тем, как жил его народ.

Этот Юрико – то ли родственник, то ли друг отца Найдера – оставил кочевую жизнь и вместе с семьей завел хозяйство на окраине Норта. На севере целый квартал принадлежал таким же отщепенцам, которые строили дома, не имея права на землю, и кое-как выживали.

Все вокруг: кричащие яркие цвета, облупленная позолота, старая мебель, целая стайка шумных детей – вызывало желание поскорее сбежать. И все же Юрико, отнесшись ко всем, как к своим, встретил их, накормил и предложил помощь, а это стоило многого.

– Ну, слуги у нас были, а дом обставляли по моде, – протянул Феб и резко замолчал, натолкнувшись на яростный взгляд Найдера.

Не поднимая головы, Раз продолжил раскладывать вещи, но задумался о судьбе Феба. О нем он, собственно, знал немногое. Во-первых, что парень разбирался в химии и медицине. Во-вторых, что его родители были наркоманами. В-третьих, что это были небедные наркоманы. Две факта из трех он услышал сегодня.

– Так и катись к своим слугам, Феб. Тебя здесь никто не держит.

– Найдер, я не хотел ничего… – парень смутился, но оша уже вышел из комнаты.

Когда хлипкая дверь с ударом закрылась, Феб с чувством воскликнул:

– Да что же он такой гордый и упрямый! Я просто вспомнил!

Раз ухмыльнулся, продолжая перебирать вещи:

– Выругайся, если хочешь. Назвать Найдера куском дерьма – это нормально.

– Почему ты так говоришь, он ведь тебе друг больше, чем мне? – удивился Феб. – Нельзя так о друзьях.

– Друзьям как раз можно. А вот если чужие скажут плохое, надо заставить их взять свои слова назад.

Смутившись, Феб отвернулся к своей кровати.

Закончив с вещами, Раз вышел из комнаты. Он с минуту простоял под дверью, из-за которой слышались голоса: слабый – Рены и веселый – Джо, но так и не заглянул к ним. Ну а заглянет, и что? Спросить, как Рена себя чувствовала? Глупо. Признаться, как боялся за нее? И сделать еще хуже! Или попросить, чтобы она отстала от него, чтобы чувства было легче запереть? Так не отстанет же. Да и не хотелось это говорить.

На улице не прекращался снег, и все вокруг белело. Через двор тянулось несколько протоптанных дорожек, но их почти замело. Зимы в Норте были снежными и холодными, и город поспешил доказать это гостям.

Найдер стоял в небрежно накинутой на плечи куртке рядом с Юрико. Высокий кучерявый оша кутался в тяжелую меховую шубу и увлеченно говорил. У его ног крутились две рыжие курицы.

– … еще корова была, да летом померла, пока рожала. Зато теленок крепкий, продам его скоро.

Не ответив, Найдер повернулся к Разу. Юрико понимающим взглядом посмотрел на них и торопливо произнес:

– Пойду я, надо Доринку найти.

Обе курицы с кудахтаньем пошли за ним следом, как слуги – за вельможей. Не успел Юрико отойти, как Найдер уже спросил:

– Что, тоже здесь не нравится?

– Заткнись, а? Я хоть раз говорил что-то? Если бы не ты, мы бы до сих пор слонялись по Норту в поисках гостиницы, я это понимаю. Сам знаешь, как здесь относятся к кионцам. И что бы тогда было с Реной?

– Да мне и самому здесь тяжело, – признался Найдер со вздохом. – Я ведь никогда не жил, как оша. Я бы с ума сошел, если бы мне пришлось вести хозяйство. А от пятерых детей сам в петлю полез!

– Большая семья – это хорошо, Най. Если это настоящая семья, конечно.

«Не как моя», – добавил Раз.

– Знаю, знаю. Но плодиться в нищете? Я хочу хорошей жизни, и для себя, и для своих детей.

Они стояли в молчании, пока тишину не нарушил лай. Огромная собака стрелой пронеслась по двору и бросилась к калитке. Лохматый мальчишка в рваной куртке и с синяком на скуле замер на пороге с грозным видом.

– А вы кто? – звонким голосом крикнул он.

Оша шагнул к нему:

– Я – Найдер. Юрико принял нас на пару дней. Тетку Найтиру знаешь? Вот мы от нее.

– Ясно, – буркнул мальчишка.

– А с тобой что?

Найдер наклонился к нему, разглядывая синяк. Парень отвернулся и проворчал:

– Отстань, это мое дело.

– О, – протянул Найдер. – Знаю я этот тон и взгляд. Чертовы нортийцы, да?

– А тебя что, тоже?..

Найдер рассмеялся – даже смех от него было слышать непривычно, обычно парень лишь ухмылялся, а уж такой тихий и мелодичный и подавно.

– И не только они, весь чертов мир. Но ты же знаешь, когда кусают – надо кусаться в ответ, а когда бьют – тоже заносить руку для удара?

– Знаю, – мальчик опять насупился. – Но они все равно не отстают! Как доказать другим, что я не хуже?

Найдер обернулся на Раза, точно уже успел забыть, что друг стоит рядом. Тот подумал, а сам оша верил, что сумел доказать? Наверное, нет, иначе бы он не научился кусать не то что в ответ – делать это первым.

Оша потрепал мальчишку по голове.

– Эй, братик, все переживем, ясно? Забыл, что ли, как у нас говорят: если держишь шаг, любую гору перейдешь. Иди-ка к матери, пусть помажет синяк какой-то лечебной дрянью, а вечером мы с тобой поболтаем, идет?

Когда мальчик скрылся в доме, Раз улыбнулся:

– Я не понял, ты ладишь с детьми или нет? Так разговаривать с ними не принято.

– Да плевать, как принято. Я сказал то, что сам хотел услышать в детстве. Но отец учил защищать себя словами, а не кулаками. Не понял он, что в этом чертовом Кионе слов не понимают – только дело. И в Норте тоже.

Помолчав, оша спросил:

– Ну что, Раз, делать будем? Рена говорила, что Адван ехал сюда к дяде. Я не знаю, как найти человека в незнакомом городе – вернее, как сделать это быстро, – он вздохнул. – Вот черт, Рена нам нужнее, чем я всегда говорил, – на лице появилась невеселая улыбка.

Раз достал из кармана сигареты. Дым приятно согрел внутренности. Несколько раз затянувшись, он ответил:

– Оставь это мне.

Дядя Лаэрта Адвана. Его собственный дядя, Тикан Адван. Старше отца на десять лет, они никогда не были дружны, но поддерживали иллюзию семьи. Когда Разу было семь, он даже ездил с папой в Норт к этому самому дяде – от того путешествия в воспоминаниях остались долгая дорога да холодные улицы города. После смерти отца дядя не напоминал о себе, но, видимо, Лаэрт поддерживал с ним связь. Ну да, два ублюдка всегда найдут общий язык.

– Тебе? – удивился Найдер. – Эй, Раз, может, расскажешь?

– Нечего рассказывать, – сухо откликнулся парень.

О больнице и побеге Найдер слышал, а кто его туда засунул, вовсе не обязательно ему знать. Конечно, когда-то он расскажет, но… Просто не сейчас. Впрочем, оша наверняка о многом догадывался. Ну вот и хватит с него этих догадок.

– И что ты мне предлагаешь, просто ждать, пока ты кого-то там и что-то там найдешь?

Найдер с хмурым лицом посмотрел на собаку, бегающую по двору кругами. Заметив это, пес подбежал к оша, поднялся и, положив передние лапы ему на плечи, лизнул прямо в лицо.

– Отдохни, Най. Ты здесь свой. А я пока поработаю, уступи место мне.

– Нет уж, – Найдер потрепал собаку по голове и сделал шаг назад. – Чтобы по-настоящему стать своим хоть где-то, мне и надо работать. Ты иди по делам, а я пойду по своим. Если знаешь где, ищи, хорошо. А я пока разузнаю, что происходит в городе и кто нам поможет – помощь понадобится, в этом я уверен.

Собака подошла к Разу и замерла напротив, заглядывая в глаза. Она постояла так немного, настороженно принюхалась и отошла. Он сжал в кармане футляр с таблетками. Что, даже животные чувствовали, что с ним что-то не так? А может, вовсе не чувствовали в нем человека? Ну ладно.

– У тебя есть деньги? – спросил Найдер.

Раз кивнул.

– Хорошо. Тогда увидимся вечером. И попробуй только не узнать ничего. Ты пока будешь за Рену, ясно? Сам же вызвался.

Парень с ухмылкой пригладил черные волосы. На секунду в окне мелькнул мальчик-оша с такими же волосами, такой же смуглой кожей и носом с горбинкой – Разу даже показалось, что это Найдер и был.

А, с таким делом уже ничему удивляться не стоит. И лучше даже не загадывать, что дальше. Все равно жизнь еще собьет с ног и не даст так просто подняться. Вероятность этого была всеми ста процентами – хотя Раз и без расчетов знал, что дальше дело станет лишь запутаннее. Но Найдер прав: «Все переживем».

Он ответил с такой же ухмылкой:

– Ладно, но в следующий раз поменяемся.

Ухмылка тут же сникла – сказав, парень понял, что следующего быть не должно. Рена выздоровеет и вернется в команду: снова будет искать и узнавать, помогать в побегах и драках, а еще ворчать на них, надоедать размышлениями о том, как правильно, и повторять свою любимую присказку про бедовых мальчишек. Да, никакого следующего раза.

– Эй, идите обедать! – из окна высунулась Джо, с левого бока выглянула младшая дочь Юрико, с правого – другая, постарше.

– Сейчас, – крикнул Найдер в ответ.

Зайдя в дом следом, Раз достал из кармана кости – выпала восьмерка. Она была мягкой, спокойной. В Кионе восьмерку называли «семейной». Наверное, потому что она соответствовала знаку бесконечности. Раз со вздохом сунул кости назад. Вот и ему пора встретиться с семьей. Не зря выпала восьмерка, не зря.

Стянув шапку, Раз с удовольствием подставил лицо снегу. Это был настоящий снег: крупные хлопья медленно опускались на землю и не таяли, превращая улицы в сплошное белое полотно – а не та противная крошка, которая сыпалась с неба в Кионе.

Раз мотнул головой и поспешил надеть шапку назад, потер руки, пытаясь согреть, и поглубже засунул в карманы. Тогда, в детстве приехав в Норт, он только ныл отцу из-за холода и скорее просился домой, а сейчас мороз приносил настоящее удовольствие – вернее, отрезвлял и очищал голову от всех глупых ненужных мыслей, которые посмели пробраться внутрь.

Он бодрым шагом шел по улицам. Город по горизонтали делила Лнорта, по вертикали – длинная парковая полоса, отделявшая промышленную часть от исторической, торговой и жилой. Если смотреть на карту, Норт делился на четыре ровных квадрата. А четыре – хорошее число, хоть оно и совсем не подходило ему. Тот, скорее, был единицей: бывшая столица, военный и промышленный центр, город твердых упрямых людей, помешанных на роде и чести.

Рена, нортийка, точно не была предназначена для такого города. Как и Раз – для Киона. Поэтому когда-то они мечтали вместе уехать и отправиться в путешествие. Ну, доплыли до Норта вот – домечтались.

Парень зацепился взглядом за название: «Улица адмирала Кирдагана 1». В начале стоял бюст героя – кажется, кто-то из времен революции, – над ним трепетал нортийский флаг: сокол, стремящийся к серебряному полумесяцу. Раз обогнул его и свернул в жилой район. Он на ходу достал карту города, сверился и быстро убрал бумагу, спеша снова спрятать руки от колючего мороза.

Дом, где он останавливался в детстве с отцом, был единственной зацепкой. Да, дядя мог уже десять раз переехать, а может, вовсе покинуть Норт или даже умереть – и мало ли что там сказали Рене про замыслы Лаэрта. Но Раз чувствовал себя готовым хоть весь город исходить и каждого лично спросить про Тикана Адвана – тот попадется к нему в руки, а следом и братец.

Раз остановился в начале улицы, оглядывая два ряда невысоких особнячков, выкрашенных светло-синей краской. «Улица 27 декабря» – и здесь все про эту революцию. Холода привели к недостатку продовольствия и дров, город поднялся против властей – двадцать седьмого декабря, которое затем стали отмечать, как День зимы.

Раз сделал несколько шагов по улице. Он не помнил номер, не помнил, даже с какой стороны стоял дом. Все они походили друга на друга, как один – идеальная улица для тех, кто не хочет выделяться. Ну или пытается спрятаться.

– Ладно, – сам себе сказал Раз, пробрался через сугробы к двери первого дома и покрутил ручку звонка.

Служанка в чепце открыла в течение минуты.

– Добрый день, – как можно более спокойно и чинно начал Раз. – Я ищу дом дана Адвана, могли бы вы подсказать мне, где он живет?

Он сжал ладони на уровни груди, показываю уважение, затем снял шапку и улыбнулся девушке. Она отшатнулась – наверное, переборщил с попыткой изобразить добродушие. Ладно, если уговоры не сработают, есть еще деньги. Если и они не помогут – угрозы. Револьверу обычно удавалось разговорить людей лучше всяких улыбок.

– Извините, я не знаю, – пискнула служанка, пытаясь закрыть дверь. Раз подставил ногу и втиснулся в коридор.

– Подумайте, пожалуйста, дана. Для меня это очень важно.

– Кима, кто пришел? – раздался скрипучий голос старухи.

– Ошиблись! – равнодушно откликнулась девушка, а затем пугливо зашептала:

– Вам лучше уйти. Я не знаю, где живет дан Адван. Правда! Уйдите, пожалуйста.

Наверное, та старуха – вдова, без детей и внуков, при ней молоденькая служанка. Живут вдвоем, не выходят в свет, даже гостей не принимают. И тут он, с неясными вопросами и гримасами. Будут еще год вспоминать незваного гостя – вернее, рассказывать, как ужасный грабитель или даже убийца ворвался к ним в дом.

– Уходите! – настойчивее сказала девушка. – Мы ничего не знаем!

Раз достал из кармана револьвер и наставил ей на грудь. Деньги с такой не помогут. Жаль, но да ладно.

Кима задрожала, побледнела и что-то неразборчиво пискнула. Казалось, она вот-вот потеряет сознание.

– Номер, – ледяным голосом повторил Раз.

– Тридцать восемь, – заикаясь, ответила служанка.

– Спасибо. За домом будут следить. Если попытаетесь кого-то позвать, я вернусь, – он наклонился к девушке и шепнул на ухо: – за тобой.

Быстро развернувшись, Раз зашагал через сугробы. Вслед донесся хлопок двери, и даже через нее слышался возбужденный голос Кимы. Конечно, обе женщины не заслуживали такого обращения. Но он ведь сначала попросил вежливо. Будет им урок, что не следует открывать чужакам.

Тридцать восьмой стоял предпоследним в ряду. К нему вела чистая, ухоженная дорожка, перед окнами росло несколько кустов – таких же, как у других домов, даже в том же количестве.

Он позвонил первый раз, второй – открыли только на третий. Лощеный слуга в ливрее свысока посмотрел и холодно произнес:

– Слушаю вас.

– Добрый день, – больше Раз не стал пытаться притвориться – все равно не умел. – У меня личное дело к дану Адвану. Он дома?

– Позвольте узнать ваше имя, дан, – слуга голосом выделил последнее слово.

– Киртар Ламик, – Раз сказал первое, что пришло на ум. – Я приехал из Киона по поручению к дану Адвану.

– Могу ли я узнать цель вашего визита? – мужчина говорил с нарочитой медлительностью. – Что мне передать дану Адвану?

Руки так и чесались, чтобы ударить по этой самодовольной физиономии. Прислуживал старику-ученому, а говорил и держался так, словно ходил в подручных самого короля.

– Мой вопрос требует личной встречи. Известите ли вы о моем приходе?

Слуга, поджав губы, пренебрежительно бросил:

– Дан Адван в отъезде. Напишите письмо, он назначит вам встречу.

– Когда он вернется?

– Дан Ламик, напишите письмо, если вопрос действительно не терпит отлагательств, вам будет назначена встреча в самое ближайшее время.

Раз вздохнул, затем резким движением выхватил из кармана револьвер.

– Я спрашиваю, когда вернется дан Адван?

– Улицу патрулируют кадеты. Лучше убирайтесь.

Сделав шаг в дом, Раз уперся револьвером в тощую грудь слуги.

– За нападение вам грозит тюрьма.

Раз снова промолчал.

– Я ничего не скажу, – взвизгнул мужчина. – Делайте что хотите!

Раз легонько ударил его дулом под подбородок.

– Пасть закрыл, выдохнул, а затем ответил: когда вернется дан Адван?

Слуга выпучил глаза, как рыба, выброшенная на берег. Он открыл и закрыл рот, жадно хватанул воздух и просипел:

– На День зимы.

Послезавтра, значит. Хорошо. Хотя бы так.

– Где он сейчас?

Губы скривились, казалось, с них вот-вот слетит проклятье или брань, но смелости не хватило – слуга покорно кивнул и ответил:

– В предместьях Норта на охоте.

А старик-то еще бодрый. Сколько ему, около пятидесяти? Уже тогда, в детстве, Тикан Адван казался старым – то ли из-за седеющих волос, то ли из-за брюха. Хотя он имел живой нрав и никогда не отказывался от интересного досуга – даже сухого отца смог расшевелить и поводить по злачным местам Норта.

– Во сколько он вернется?

– Вероятно… – на лице появилась гримаса.

Раз снова стукнул его револьвером под подбородок.

– Без «вероятно». Надо точно и по делу.

– Дан Адван, – слуга повыше задрал голову. – не планировал заезжать, после охоты он сразу поедет к дану Шейкару на День зимы.

Раз свободной рукой сжал в кармане игральные кости. У них есть как минимум три варианта. Первый – перехватить дядю до начала праздника, второй – во время, третий – после. А как показывала практика, чем больше людей вокруг, тем легче провернуть дело. Второй вариант? Но как пробраться в дом? Вернее, как получить приглашение в чужом городе, где из знакомых – лишь оша со своей семьей?

Ладно, и это не будет проблемой. Времени хватит, чтобы спланировать вечер. Найдер поможет. «Все переживем», – вспомнились его слова, сказанные мальчишке. А это – ерунда, о том, что встреча откладывается, переживать не стоило.

– Ну? – скомкано спросил мужчина.

– Гну, – буркнул Раз. – Смотри не болтай, – он оценивающе глянул на слугу. – Для верности за ней следят.

На вид ему было лет тридцать. Идеальный возраст: у него могла быть и мать, и сестра, и жена, и дочь – и пусть гадает, о ком речь.

Слуга дернулся, но промолчал, только губы опять скривил. Раз задержался взглядом на его худом лице. Было в нем что-то от брата: то ли тот же цвет волос, то ли он также хмурился. А может, просто был таким же ублюдком.

Крутанув в руке револьвер, Раз ударил слугу по лицу рукояткой и сразу зашагал по улице. Хотелось, чтобы на месте слуги был Лаэрт. Ничего, скоро так и будет, и боль тот переживет куда большую.

Раз сорвал с головы шапку, подставляя лицо снегу, и начал считать: «Тысяча пятьдесят, тысяча пятьдесят один, тысяча пятьдесят два…»

8. Только кулак или поднятый вверх средний палец

Найдер медленно застегнул рубашку из тонкого хлопка, затем надел жилет из более плотной фактурной ткани и черный длинный сюртук сверху. Приглаживая волосы руками, посмотрел в грязное зеркало – по ту сторону стоял какой-то хитрый наглый уродец. Все такое чистенькое, выглаженное, вот прям с иголочки – до тошноты. Этот уродец явно был из аристократов Киона или Норта. И ничего в нем не осталось от оша.

Нацепив кривоватую ухмылку, Найдер взялся за трость и вышел из комнаты. Не любил он дела, в которых приходилось притворяться аристократом. Стоило надеть все эти строгие рубашки, жилетки, брюки со стрелками – казалось, его сжимали чужие противные руки. Хотелось скорее выбраться из этой одежды, снова надеть любимую свободную рубашку, вставить серьгу в ухо и растрепать волосы.

В большой комнате собралась почти вся семья Юрико. Феб сидел прямо на ковре и с горящим взором рассказывал что-то двум девочкам – те слушали с кислыми лицами и уныло кивали, а он и не замечал. Найдер улыбнулся. Это Феб пока счастлив, что нашел слушателей для своей любимой истории, а потом девчонки устанут – о, уж оша никогда не пожалеют слов, чтобы высказаться.

– Кион и Норт спорят за то, какой день назвать началом революции.

Найдер прислонился плечом к косяку двери прислушиваясь. Вот уж нашел о чем рассказывать десятилеткам!

– Для Норта это двадцать седьмое декабря, День зимы. Именно тогда рабочие подняли оружие и выступили против короля. Кион же говорит, что революция началась двенадцатого января, когда так называемый хлебный бунт подхватили военные и аристократы. В Кионе тогда отмечают День прогресса…

– Ну помолчи уже, – Найдер дотронулся до плеча Феба кончиком трости. – Это никому не интересно.

– Мы должны знать историю! – запротестовал парень. – Без прошлого нет понимания настоящего и видения будущего. Она учит…

Найдер переглянулся с Разом и сел на потертый диван рядом с ним.

– Тому, что она никогда, никого и ничему так и не научила.

Доринка, жена Юрико, подняла руки и примиряющим голосом, как детям, сказала:

– Мальчики, у каждого своя правда, не спорьте, – она с улыбкой осмотрела костюм. – Найдер, как же ты возмужал!

Парень едва не рассмеялся. Это с какого момента – со вчерашнего дня? Они же даже знакомы не были до его приезда в Норт!

– Возмужал, – громко фыркнула Джо. – Вы бы видели, как он одевается в Кионе!

– Эй, мне интересно, продолжай! – девочка требовательно дернула Феба за рукав. Пошутила, что ли?

Парень просиял улыбкой. Ну все, нашел слушателя. Теперь он останется здесь навсегда, пока до смерти не замучает семью рассказами. Феб придвинулся к детям поближе и стал тихо говорить, то и дело озираясь на Найдера. В зеленых глазах читалось: «Вот видишь!» Ага, видит.

– Может быть, вас довезти? – заботливо спросил Юрико. – Я не разобрал повозку с утра.

– Нет, спасибо, – быстро откликнулся Найдер. – Мы возьмем в городе экипаж.

Да уж, не хватало приехать на разбитой повозке, запряженной старой клячей, прямо в центр района, где жили богатенькие ублюдки-аристократы. Они ведь искали информацию, одежду, в конце концов, чтобы сразу сдать себя.

Но как же приятно, что кто-то готов помочь. Просто помочь. Потому что свой, потому что любым примут. Так умели только оша. Никто во всем чертовом Кионе никогда не протягивал руку помощи первым – лишь кулак или поднятый вверх средний палец. Пришлось научиться отвечать тем же.

– Смотри, свои красивые брючки не испачкай, – Джо ехидно улыбнулась.

– Иди к черту, а?

Юрико оглушительно рассмеялся:

– Ну вы как Джанко и Чандер! Те тоже без конца спорили, но чуть что – горой друг за друга.

Брат с сестрой переглянулись. Да, они из детства помнили, что когда их отцы встречались, пререкались обо всем, что можно, даже погода за окном одному казалась всегда холодной, а другому – жаркой. Но каждый ради другого был готов хоть всю Арлию пересечь.

Они с Джо не были настолько близки. После того как ее отца убили, девушка каждую зиму останавливалась в Кионе, но стоило холодам отступить, все равно уходила вслед за племенем. Он не мог понять ее кочевой жизни, она – его оседлой.

– А когда ужин?

В комнату забежал Джийман, тот, с синяком на скуле.

– Хороший вопрос! – живо откликнулась Джо.

– Да сколько можно, – проворчала Доранка. – Ты идешь чистить морковь, а ты – картошку, и будет вам, – скомандовала она, указывая Джо и Джийману в сторону кухни.

Раз молча посмотрел на Найдера. Рыжий так редко говорил, что оша уже по взгляду научился понимать, что тому надо. Хотя они были не слишком-то разнообразны: равнодушный, немного более равнодушный и самый равнодушный.

– Нам пора, – поднявшись, оша достал из кармана часы на цепочке и посмотрел на циферблат. До начала праздника оставалось прилично времени, но им нужно не просто приехать – успеть раздобыть приглашения.

Рена, до этого тихонько сидевшая в кресле, поднялась следом.

– Постой, – сказала она и сделала несколько шагов к Найдеру, придерживаясь за бок. – Совсем не умеешь одеваться, – проворчала девушка, поправляя ему ворот сюртука.

Да что тут творится, она что, с Разом его перепутала? До этого Рена никогда не подходила настолько близко и уж тем более не позволяла себе так просто, по-дружески дотронуться. Гордости в ней никакой Цай не убавил, и она все держалась этикета, заученного в Норте.

– Между прочим, на День зимы больше подошел бы фрак. Но в некоторых домах устраивали костюмированные вечера. Ты же узнал, вы попадете на обычное торжество, а не маскарад?

Рена легонько хлопнула по плечу, то ли смахивая пылинку, то ли расправляя складку. Хотелось глупо улыбнуться в ответ, но Найдер только покрепче сжал набалдашник трости.

А вот в этом «племени» не боялись протянуть руку первым, как бы он не старался спрятаться. И он пытался беречь их в ответ, но получалось ужасно, ужасно плохо. Сегодня нужно найти дядю любой ценой и выколотить, выжечь или высечь из него всю правду – это шаг к миллионам, шаг к тому, чтобы купить для всех свободу и спокойствие.

– Я разберусь, – уверенным голосом ответил Найдер.

Но он не знал о костюмированных вечерах. Даже не думал, что эти чертовы праздники бывали разными! Надел брюки, рубашку, сюртук – готово, так обычно проходили дела среди аристократов. Да уж, такого у них правда еще не было. Но оттого интереснее, оттого больше хотелось получить свои миллионы.

Найдер ударила Раза по плечу. Тот кинулся вперед, падая перед каретой. Лошадь заржала, кучер резко натянул поводья.

– Эй! – из коляски послышался недовольный мужской окрик.

Стремительно бледнея, мужчина на козлах соскочил и кинулся к Разу.

– Дан, вы в порядке?

Рыжий со стоном сел. Прячась в теги, Найдер не переставал ухмыляться. Знакомый номер: несчастный парень, сердобольный кучер и злой хозяин.

– Рик, ты, – из окна высунулся толстяк-нортиец. – Во имя Лаара! Ты что, сбил его?

Он неуклюже выбрался из кареты. Вынырнув из тени, Найдер ударил мужчину тростью под колени. Грузная фигура с шумом повалилась на мостовую. Оша склонился над ней и приложил головой о брусчатку.

Раз наставил на кучера револьвер.

– Ни слова, – спокойно сказал он, и тот покорно поднял руки.

Найдер заскочил на подножку кареты, рывком открывая дверь. К сиденью испуганно жался светловолосый паренек лет шестнадцати, который больше напоминал птенца. Хватая за одежду, оша потащил его на улицу.

– Нет, нет, нет, – залепетал аристократ.

Найдер презрительно скривился. И это нортийцев считали грозными воинами, ага! Ничего, вырастет, посмелее будет, и вот ему первый урок. Сжав мальчишку за шкирку, как котенка, оша ударил его лицом о стену дома. Щуплое тело обмякло и рухнуло на землю.

– Быстрее, Раз, – поторопил Найдер.

Тот отошел от лежащего кучера и начал проверять карманы толстяка. Оша склонился над пареньком.

Надо торопиться. Дома повернулись друг к другу глухими стенами, вокруг – ни души, но это была лишь минута затишья. Паромобили подъезжали к дому дана Шейкара по широкому освещенному проспекту, а вот те, кто держался за старые традиции и ездил на лошадях, миновали этот переулок. В любую минуту могла появиться еще одна карета или кэб.

Найдер стащил с парня часы и сунул к себе, выкинул на снег из его карманов несколько конфетных фантиков, затем замер, уставившись на одежду. Под черным шерстяным пальто был красный кафтан, расшитый золотой нитью.

– Раз, во что они одеты?

– Это ленгернийский костюм семнадцатого века, – без капли удивления отозвался парень.

– Черт возьми! – прошипел Найдер. – Рена же говорила про костюмированные вечеринки! Раз…

– Снимаем?

– Да.

Оша стянул с парня пальто, кафтан, рубаху, брюки, не переставая ругаться. Чертов Тикан Адван, старик, а все ему веселиться надо. Нет бы после охоты ехал домой, отдыхал, там бы они с ним и поговорили. Нет, ему надо срочно мчаться на прием, как будто его там сильно ждали!

Но может, кто и правда дожидался – такие же охотники за Лаэртом. Нет уж, они не подберутся к нему – Найдер уже видел миллионы своими, и неважно, скольких придется раздеть, ограбить, убить. Не впервой, в конце концов.

Раз и Найдер оттащили нортийцев к стене, забрав у них все украшения и отпустив лошадь – будет больше похоже на настоящее ограбление. Пропажа одних только пригласительных на вечер может наделать напрасного шума. А так этим двум, как очнутся, будет уже до другого – проверят карманы да побегут к страже, испуганно кудахтая.

Найдер осмотрелся, прислушался – по-прежнему никого – и первым влез в карету вместе с вещами, Раз следом. Рыжий протянул ему кафтан толстяка.

– На.

– Сам надевай.

– Ты же выше, тебе больше подойдет!

– И худее. Чтобы на мне все это висело? Меня не пустят в таком виде!

– А как я пойду?

– Не жалуйся, Раз, и надевай-ка побыстрее, – Найдер замолчал на секунду и добавил с ухмылкой: – Только не принюхивайся, потом несет.

Скривив лицо, рыжий расправил кафтан и рубаху, путаясь в них. Найдер стянул пальто, сюртук и жилет, взглянул на Раза и засмеялся.

– Что? – тот замер в наполовину расстегнутой рубашке.

– Если кто-то из наших спросит, как мы достали приглашения, давай не будем рассказывать.

– Ни за что, – ворчливо откликнулся друг.

Оша скинул свою одежду и надел глухую рубаху, застегивающуюся под горлом. Уж насколько он был тощий, даже ему она жала в руках и груди. Раз, наоборот, утонул в одежде толстяка, точно на него надели парус.

– Най, я ненавижу твои планы, – пробурчал он.

– Не ври, тебе плевать, я же знаю.

– Уже нет, – откликнулся рыжий, и что-то в его голосе заставило Найдера на несколько секунд замереть. Это было не просто ворчание или шутка, он мог поклясться.

Сначала Раз, слушая Кантора Ризара, кривился и не переставил шевелить губами, считая числа – до ста, тысячи, все дальше и дальше. Затем, испугавшись за Рену, убил того, кто мог рассказать им о плане Орманда. И чего еще ждать от рыжего? Найдер привык полагаться на спокойного твердого парня, каким Раз был так долго – тот никогда не отступал, не боялся и не был способен на предательство. И он бы дал шанс тому, кто прятался глубже, но будет ли новенький так же верен и надежен?

Оша мотнул головой, продолжая застегивать пуговицы на кафтане – длиннющий ряд, не меньше пятнадцати, затем поправил меховой воротник и вылез из кареты. Одежда оказалась такой плотной и тяжелой, что ни снег, ни ветер даже не чувствовались. А этот дурак еще и пальто сверху нацепил!

Найдер бросил взгляд на два тела в нижнем белье у стены: старый и молодой, толстый и тощий. Губы у них уже посинели, волосы покрылись коркой льда. Он переглянулся с Разом, и они, не сговариваясь, потащили нортийцев в карету. В тепле парень замычал.

– Все, уходим, мы достаточно сделали, – буркнул Найдер, хватая одежду, в которой пришел.

Сами справятся. А не справятся, что ж. Судьба с детства показала, она не добрая подруга ему, так с чего это другим получать от нее больше благосклонности?

Найдер и Раз спрятали одежду и, выждав время, подошли к огромному дому – нет, даже скорее дворцу. Все вокруг светилось огнями и переливались. Подъезжали кареты и паромобили, гости то и дело заходили, выходили, и стоял невообразимый гам из голосов, смеха, шума двигателей, ржания лошадей и музыки.

Они пристроились за пестрой компанией парней и девушек и таким же пренебрежительным жестом сунули приглашения слугам в руки. Те, едва взглянув на написанные имена, учтиво поклонились.

Найдер и Раз переглянулись, в глазах читался одинаковый вопрос. Оша покрепче сжал трость, чувствуя закипающую злость. А почему, черт возьми, так просто? В Кионе церемониал возвели до абсолюта, встреча каждого гостя превращалась в настоящее представление. А здесь, казалось, даже приглашение было лишним – так, формальность.

Осматриваясь с тяжелым взглядом, Найдер прошагал по коридору, увешанному портретами каких-то высокопарных аристократов. Дальше началась настоящая сказка, он растерялся и снова почувствовал себя мальчишкой, которому отец рассказывал чудные легенды.

Это был исторический бал, и каждая эпоха нашла в нем свое отражение. Были здесь и воины в черных кожаных доспехах, и вельможи средней эпохи, в редких мехах, в костюмах из золота и парчи, все в жемчуге и бриллиантах. Мужчины предреволюционного времени в гвардейских мундирах и женщины – в красивых платьях с кринолином, рюшами и лентами.

Эпохи завораживали, хотелось вглядываться в эти костюмы и вспоминать то время, которое они не знали, которое никогда не принадлежало им, но все равно выглядело таким близким. Чертов Феб со своей историей, прав все-таки оказался. Было в ней что-то волнительное, красивое.

Двери стояли нараспашку, и гости свободно ходили по трем залам. Каждый украсили в цветах и символах одной из минувших эпох.

Первой шла комната в зелени и белоснежных цветах – след «дикого» времени, когда люди покоряли природу, пробирались сквозь снега и строили новый мир на руинах старого королевства. Затем огромный зал, расписанный изображениями диковинных зверей и волшебных растений. Целое тысячелетие магии, закончившееся катастрофой из-за этих самых магов.

И новая эра, последние триста лет – комната, словно сделанная изо льда. Все вокруг было из стекла и искрилось миллионом огоньков от свечей и гирлянд. Гимн эпохе пара, эпохе, когда знатью стали ученые – в Кионе и воины – в Норте.

– Хватит глазеть, – пробурчал Найдер скорее себе, чем Разу. – Как выглядит Тикан Адван?

– Если он не изменил привычкам, то где больше алкоголя, там мы его и найдем.

Раз уверенно зашагал по залу. Он ловко скользил между людьми, успевая кивать им и улыбаться, будто всю жизнь посвятил балам и приемам. Может, так и было? Чертов Раз, чертов аристократ, чертов молчун. Ладно, не хочет говорить – пусть не говорит. События все равно указывали на правду куда охотнее самого рыжего.

9. Такой хороший светлый мальчик был

Раз цепко оглядывался по сторонам, продолжая удерживать на лице улыбку лживого добродушия. Дядя не показывался. Он был уверен, что узнает того даже из тысячи – не узнает, так почувствует. Но то ли это оказалось ему не под силу, то ли старик просто не пришел.

Стеклянный стол в центре зала был подсвечен синим изнутри и казался настоящим айсбергом. Над нем стояла пирамида из бокалов с шампанским. Раз пробежался по рядам взглядом. Семь ярусов, восемьдесят пять бокалов. Три девушки рядом. Они весело щебетали и не скрывали восторга от вечера.

– Так в таком мирке ты рос? – насмешливо спросил Найдер.

Раз помолчал, но затем решил признаться:

– У нас каждую неделю проходили приемы. Родители постоянно бились за финансирование и не упускали возможности подлизаться к научному совету.

Ухмылка на лице оша стала шире:

– И тебе нравилось? Наверное, всю неделю ждал, чтобы надеть новый костюмчик и покрасоваться перед всеми?

– Да, до сих пор скучаю. Вы же не цените мои костюмчики.

Раз загнул рукава, чтобы они не болтались слишком низко, и рассказал:

– Ужасное время было, если честно. Я ненавидел эти приемы, но родители заставляли нас здороваться с каждым, всем улыбаться и ничего не спрашивать – мало ли чего сболтнем. Поэтому мы при первой же возможности сбегали наверх.

– Мы?

«С братом», – слова застыли в воздухе. Это все лишнее, лишнее.

– Неважно, – буркнул он и расстегнул несколько верхних пуговиц – в кафтане было жарко, и тело уже покрылось потом.

Оша указал ему за спину.

– Тебя там минуту ждут.

Раз быстро обернулся. Девушка, которая до этого была у пирамиды из бокалов с шампанским, робко стояла позади, а встретившись с ним взглядом, быстро покраснела. Раз вопросительно поднял одну бровь. Незнакомка так и замерла, затаив дыхание.

– Вы что-то хотели, дана? – он поторопил ее.

– Быть может, мы потанцуем, дан? – девушка покраснела еще сильнее, хотя казалось, больше уже некуда. – Меня зовут Кина Олитаер, я…

– Спасибо, дана Олитаер, я занят.

Смущенная Кина не успела отойти, как Найдер в голос рассмеялся.

– Заткнись, – буркнул Раз.

Он обернулся. Олитаер что-то яростно шептала, а ее подруги с недовольным лицом смотрели в их сторону, но не на него, а на оша.

– А почему они на меня теперь пялятся? – спросил он.

– Да кто их знает, – Раз махнул рукой.

Они перешли во второй зал, продолжая высматривать Тикана Адвана.

– Что они все в тебе находят? – фыркнул Найдер.

Раз пожал плечами в ответ.

– Круги под глазами? Блеск в глазах из-за таблеток? Нездоровую бледность? Наверное, думают, что я совсем больной, и хотят утешить перед смертью. Ну и костюмчики, конечно.

Но Раз знал. Тот смешной рыжий мальчик с веснушками, над которыми посмеивались, вырос и стал похож на настоящего аристократа: темная медь волос, тонкие черты, пронзительные карие глаза на бледном лице – да, пожалуй, в этом мире продажных людей за такую внешность отдали бы многое.

От Джо он слышал другую версию: «На тебе лежит печаль. Тебя хочется пожалеть и прижать к себе». Но Раз не просил жалости. В пожалеть, прижать нуждался тот мальчишка – не он.

– Ладно, – вздохнул Найдер, перекладывая трость из одной руки в другую. – Давай уже найдем чертового Адвана.

Они еще раз осмотрели три зала, затем перешли в курительную комнату. В одной части на диванах сидели мужчины, курили трубки и переговаривались, в другой стояло несколько игральных столов, за которыми гости метали карты на стол. Среди них сидел Тикан Адван, сжимая пальцами пузатый бокал.

За тринадцать лет мужчина едва изменился: в волосах добавилось седины, на лице – морщин, но он казался таким же сильным, шумным и деятельным, каким запомнил его Раз.

«Десять, одиннадцать, двенадцать…» – начал он.

На секунду Тикан оторвал взгляд от карт, поднял голову – глаза у него были серые, как у отца и у Лаэрта. «Сто тысяч один, сто тысяч два, сто тысяч три…» – десятков оказалось мало, чтобы совладать с собой.

– Сыграем? – громко спросил Раз у Найдера.

Оша на секунду поджал губы, а затем также громко ответил:

– Отчего бы нет, друг мой.

Раз первым подошел к столу, за которым сидел Тикан. По количеству и расположению карт он безошибочно узнал покер – любимую игру кионцев. Да, азарт у дяди тоже остался прежним.

– Хотите сыграть? – Тикан спросил первым.

– Охотно, – откликнулся Раз.

– Минуту, даны, мы уже заканчиваем. Готовьте ваши деньги, – Тикан плотоядно улыбнулся, оглядывая приличную кучку линиров перед собой. Его соперники – трое мужчин – выглядели куда менее счастливыми.

Когда игра закончилась, один вышел, Раз и Найдер подсели за стол. Слуга услужливо поставил перед ними пузатые бокалы с бренди, пахнущим сладостью и грушами.

– Делайте ваши взносы, даны.

Тикан пододвинул в центр купюру в тысячу линиров: все, что было выше сотни, печаталось, меньше – чеканилось. Раз и Найдер бросили сверху такие же красные ассигнации.

На стол выложили пять общих карт, игрокам – по две в закрытую. Раз с любовью взял их. Пятьдесят две карты, тринадцать рангов, четыре масти – такой красивый четкий порядок. Он оценил то, что ему досталось: тройка и восьмерка пик. Ладно, посмотрим.

– Ну что, уважаемые даны, отказываетесь или повышаете?

Найдер с ухмылкой кинул на стол еще две купюры в тысячу линиров, Раз ответил тем же. Взгляд Тикана сиял:

– Повышаю! – яростно воскликнул он и погладил лысеющую макушку.

Раз и Найдер продолжили повышать, Адван – тоже. Хотя тот все чаще тянулся к бокалу – блефовал и нервничал?

На четвертом раунде торговли Раз и Тикан столкнулись взглядами, как два опытных соперника. Дядя выложил на стол пять червовых карт. Раз – пять пик.

– Моя карта старше, – холодным голосом произнес парень.

– Я вижу, – яростно ответил Тикан. – А вы, дан, вскрывайтесь же!

Найдер бросил карты на стол.

– Одна пара? И вы так повышали? – вскричал Тикан.

Двое других игроков, озлобленно переглядываясь, вышли из-за стола. Дядя вслед им сложил ладони у груди с таким видом, словно показывал средний палец, а не делал знак уважения.

– Нет, ну я скажу вам, вы играете, как кионцы! Откуда вы, мальчики? – в голосе дяди послышалась теплота.

Раз взяли в руки восьмерку и потер пальцем число. Вся семья в прошлом. Не семья это, и не надо поддаваться на обманчивый голос.

– Мы из Киона, вы правы, – кивнул он. – Вы тоже?

– Я уехал оттуда двадцать лет назад и давненько не приезжал. Паршивый город, скажу я вам!

– Неужели у вас не осталось там родных? Или все здесь?

Найдер вышел из-за стола. Людей в комнате поубавилось, и пока никто не подсаживался.

Тикан печально улыбнулся:

– Женой и детьми не обзавелся, все не до того было. Брат был да умер, один из племянников тоже. Старший приезжал, но не ради меня, а из-за дел. А что вас привело сюда?

В голове крутился миллион вопросов. Раз с большей силой потер нарисованную восьмерку.

– Работа. Кто поедет на проклятый север по своей воле? – ответил он, подбивая дядю на новый рассказ.

Тикан сложил руки на животе и широко улыбнулся:

– Я из тех сумасшедших, кто приехал в Норт сам. Кион – красивый город, город возможностей, но он строг. Чуть позволил слабину – тебя съели. Норт тоже суров, но его суровость я понимаю. Тут, если тебя ударили, будь уверен – за дело.

– А ваш брат, его дети? Почему они остались в Кионе?

Раз знал, что это лишние вопросы, ненужные. Они приближали его не к Лаэрту в настоящем, а к самому себе в прошлом. И он, вроде бы, так хотел забыть того мальчишку, но не мог удержаться от вопросов. Каждый трогал рану, хотя знал, что будет больно, и Раз делал то же самое.

Дядя скривился:

– Эртаз всегда был себе на уме. Его только наука и интересовала. Настоящий кионец! Он не боялся идти по головам ради того, чтобы продвинуться.

«Тысяча один, тысяча два, тысяча три…» – начал Раз и, убрав руку с восьмеркой под стол, смял карту.

– И как, получилось у него?

Вернулся Найдер, неся в руках графин с бренди. Тикан заметно оживился:

– Вот за что люблю кионцев, они знают толк в развлечениях! Чтобы вы понимали, дан Шейкар – кионец. Стал бы кто из Норта устраивать такой вечер! Нет, все здесь слишком строгие, все за проклятую мораль держатся, а сами такие тайны хранят! Вот…

– Согласен! – Найдер прервал поток слов и наполнил бокал дяди. – Так вы из Киона? Дан…?

Он сел, продолжая держать на лице дружелюбную улыбку. Уголок рта подрагивал – ну да, это же куда сложнее, чем вечно ухмыляться. Раз тоже улыбнулся, продолжая держать руки под столом и все сильнее сминая карту.

– Адван, Тикан Адван. А вы, мальчики, так и не назвали своих имен, – он покачал пальцем, точно строгий учитель.

Найдер кивнул. Что, проверял, правда ли Раз нашел дядю Лаэрта?

– Меня зовут Дерран, это – Риар.

Раз молча согласился. Риар так Риар. Каких имен он не носил!

Тикан поднял бокал, кивнул им и выпил – не маленькими глоточками, наслаждаясь мягким гармоничным вкусом, а как простой работяга.

– Дерран, вы ведь из народа оша, верно?

Найдер сразу нахмурился.

– Да, и что?

– Про оша многое говорят, но их самих нечасто увидишь в городе, особенно на севере. Это интересно. Судя по речи, вы из городских. А ваши родители? Вы получили образование?

Друг сжал трость так, что побелели костяшки пальцев.

– Интересно… – протянул он с нехорошей ухмылкой.

Раз, схватив графин, снова наполнил бокал дяди и торопливо произнес, не давая оша продолжить:

– А у кого из нас нет интересных историй! Дан Адван, расскажите о своей семье, а потом мы расскажем, как здесь оказались.

Дядя засмеялся:

– Да что там говорить? Родители мечтали, что мы с братом оба будем учеными. Стали, да только я увлекся путешествиями, бросил работу, затем влез в долги. Зато Эртаз не подвел их. Он трудился на славу гильдии, а я все время проводил в разъездах. Издал пару книг, где описал жизнь разных народов, но никто их не читал. На севере, – он махнул рукой в сторону. – провалился под лед, сильно заболел, да так долго лечился, что остался в Норте навсегда. Так и закончились мои путешествия.

Восьмерка вконец изорвалась, и Раз швырнул карту под стол. Он достал из колоды следующую – опять проклятая восьмерка, черви – и погладил ее по рубашке. Число, которое в Кионе называли семейным. Вот она, встреча с семьей. Дядя – пьяница и неудачник, отец, идущий по головам, да старший сын ему под стать.

– А дети вашего брата?

– Раз вы из Киона, вам, должно быть, знакомо имя Лаэрта Адвана – это старший сын Эртаза. Он, кстати, тоже в Норте. Вот весь в отца! – Тиран вздохнул и сделал еще глоток. – Себе на уме, ну ни слова лишнего не скажет. Лаэрт, знаете, приехал чуть меньше месяца назад. Тогда мы увиделись первый раз за последние года три так. Затем куда-то исчез, а тут вернулся снова. И ведь ни слова не сказал, где был, да и зачем вообще в Норте! Звал в Кион на День прогресса, чтобы показать свою работу, «которая станет новой революцией», а вот что это за труд, не сказал – ну что мне, самому догадаться?

Тикан осуждающе покачал головой и быстро осушил бокал. Найдер услужливо подлил бренди и ему, и себе. Одной рукой он продолжал сжимать трость, и дядя, скользнув по ней заинтересованным взглядом, спросил:

– Дерран, чья это работа? Я видел похожую трость у дана Лидана. Это их семейный герб, знаете ли, – Адван пальцем указала на набалдашник в виде головы коршуна, сжимающего в клюве шар.

Раз предостерегающе уставился на Найдера, но оша не отказал себе в удовольствии рассказать историю:

– Да, все верно, только это его сына Кивара. Парня во время дуэли ранили в ногу, и тот, вообразив себя калекой, стал повсюду ходить с тростью. Но Кивар был так добр, что когда увидел, что я нуждаюсь в ней больше, отдал мне.

Раз ткнул оша в бок локтем. Да, этот самый Кивар с дружками был виноват в смерти его отца, и никакая месть явно не заглушила горечи Найдера, но сейчас нужно было подумать о деле, а не вспоминать о…

«Двести тысяч один, двести тысяч два, двести тысяч три», – начал Раз. Он ведь сам думал не о задании, а о мести. И та точно также могла не дать ничего, кроме минутного удовлетворения. А потом – лишь горечь.

Ну и пусть. Минута – это уже хорошо. Целых шестьдесят секунд.

Дядя снова покачал пальцем:

– Все знают о характере оша. Признайтесь, Дерран, как было на самом деле?

Раз быстро вытащил из колоды пятерку и положил наверх. Тикан, увлеченный бренди и рассказом, не заметил этого, но Найдер увидел знак – напоминание об обещанных пятидесяти миллионах. Вздохнув, он отложил трость и как можно спокойнее улыбнулся:

– Дан Адван, как же наш уговор? Вы расскажете о своей семье и как оказались в Норте, затем мы. Ставлю сверху историю о Киваре. А вы продолжайте.

Раз, изображая такую же улыбку, спросил:

– Ваш племянник, Лаэрт, не приглашен на сегодняшний вечер? Он же в Норте?

– Что же вы так вцепились в меня с расспросами о семье, – дядя добродушно улыбнулся. – Она у меня не из лучших, чего о ней говорить. Да, Лаэрт еще в городе, но послезавтра утром он уезжает. Это все, что я знаю, представляете? Негодник даже адреса своего мне не раскрыл! И чего так прятаться? Сдается мне, он перешел кому-то дорогу, а в Норте просто скрывался от проблем. А может, искал что-то. Я его совсем не понимаю.

Раз и Найдер переглянулись. Итак, всего полтора дня, чтобы в незнакомом городе найти человека, который не хотел быть найденным. Это не старик-болтун, а настоящий опытный хищник. Но и Раз уже не та наивная овечка. Теперь он знает, что на каждого хищника – свой охотник, и для себя он роль выбрал.

Собрав карты в стройную колоду, парень перетасовал их и положил семеркой вверх. Число красоты, мудрости, тайны. И удачи, главное. Она выпала не зря.

Найдер изобразил на лице любопытство:

– Как Лаэрт поедет в Кион? Мы приплыли на корабле, и больше такое путешествие я не повторю! Наверное, на поезде лучше?

– Морская болезнь? – сочувственно спросил Тикан. – Я тоже страдаю, но мир слишком велик и прекрасен, чтобы отказываться от него. Я сутками прятался в каютах и блевал, а когда мы сходили на берег, был готов расцеловать землю! – дядя с тоскливым вздохом опустил плечи.

Ни Раз, ни Найдер не ответили на это. Адван сделал большой глоток – оша сразу наполнил бокал – и продолжил:

– Отправляйтесь на поезде. Это дороже, билеты не всегда есть, но ехать под стук колес – одно удовольствие. Да, Лаэрт поедет на поезде – представляете, хоть что-то он мне рассказал, – быть может, и мне отправиться с ним?

Раз любовно посмотрел на семерку. Цифры никогда не подводили. Дядю даже не требовалось вести к нужной теме – с каждым глотком он болтал все охотнее. Каким был, таким и остался.

– Да вы легки на подъем, дан Адван! – воскликнул Найдер. – А вы успеете собраться? Когда поезд?

– В шесть утра. До Киона поезд ходит всего раз в день. Впрочем, не удивлюсь, если Лаэрт мне соврал, и на самом деле он поедет морем. Не удивлюсь, да.

– Почему? – быстро спросил Раз, поправляя длинные рукава кафтана.

– Мы даже с Эртазом не были дружны, что уж говорить про его сыновей.

– Ваш брат умер, да? Вы помогали детям?

– А я должен был? – на лице Тикана появилось искреннее недоумение.

Нет, вовсе нет. Двум мальчишкам четырнадцати и десяти лет не нужна помощь взрослых. Они сами могут о себе позаботиться. Юридически поступивший в университет считался совершеннолетним, Лаэрта признали взрослым. И где он взял деньги на жизнь для них, на дом, на слуг, для Раза до сих пор оставалось загадкой – вряд ли это далось брату легко.

– А младший сын Эртаза? – продолжил Раз.

Теперь уже Найдер ткнул его локтем в бок, но тот не обратил внимания – уставился на дядю, готовый получить от него историю любым способом. Но тот не собирался таить:

– Такой хороший светлый мальчик был. Улыбался – ну точно солнце лучом одаряет. Знаете, есть совершенно особенные рыжие люди – в них будто сама жизнь и все тепло мира. Вот он был из таких. Брат приезжал с ним, когда мальчику было семь, через год я увидел его на похоронах Эртаза – вот и все.

Раз провел рукой по волосам. Да, когда-то они были огненно-рыжими. А затем потемнели, превратившись в медь – то ли от таблеток, то ли от боли, то ли от возраста.

– Был? – переспросил Раз.

Адван перешел на доверительный шепот:

– Говорят, он связался с магией. Лаэрт хотел помочь брату, отдал его на лечение, и мальчика уже почти выписали, как произошло несчастье. Вся больница сгорела, а вместе с ней – и врачи, и пациенты. Вы, наверное, слышали об этом кошмаре? Года три назад это было, пожалуй. Весь Кион тогда надел траур, даже до Норта дошли слухи.

Хотел помочь! «Пятьсот тысяч семьдесят один, пятьсот тысяч семьдесят два…»

– Вы навещали мальчика? – холодным голосом спросила Раз.

Дядя стушевался:

– Нет. Я его особо не знал ведь. Магию действительно нужно лечить.

В голосе не осталось никакой уверенности, и даже взгляд потух.

Ясно. Может, дядя, в отличие от отца и Лаэрта, мечтал о путешествиях, любил развлечения и был так открыт, но и у него не нашлось ничего, кроме эгоизма. И вроде бы никто не должен любить человека просто так, но для чего тогда дана семья? Разве не для вопреки и не смотря на?

Раз же так долго и отчаянно вглядывался в дверь палаты, все ждал, что она откроется, к нему придут, утешат, помогут. Вместо этого приходили только врачи, чтобы затолкать в горло таблетки, исколоть вены иголками, увести в комнату с мягкими стенами. И он бы даже на боль согласился, лишь бы знать, что есть ради кого бороться, что он кому-то нужен. Но он не был нужен. Семья оказалась просто словом.

– Свободно? – подошли двое мужчин, и один указал на стул рядом. – Мы бы сыграли.