Читать онлайн Подлинная история Варвары Дулиттл бесплатно

Подлинная история Варвары Дулиттл

«О, я буду, я буду добрей!»

К.И. Чуковский

Если тебя незаслуженно обидели, вернись и заслужи.

(из Интернета)

1

Из дневника В.Д.

Зеленая юбка стала последней каплей. Эту юбку я никогда не прощу. Следы грязных лап на свежевымытом полу, перерытые и вытоптанные грядки, безнадежно испорченный пирог, объеденная герань – на все это я давно привыкла закрывать глаза. Да, я готова простить все, что угодно кроме моей зеленой праздничной юбки!

Думаете, передо мной кто-нибудь извинился, постарался загладить вину или хотя бы поднять мне настроение? Ха-ха три раза или фыр-фыр если на зверином языке.

– Не надо было разбрасывать вещи где попало! – вот все, что я услышала, не считая свиста, прищелкивания, цоканья и прочих звуков, выражающих удовольствие.

Меня здесь не любят и это еще мягко сказано. Животные, которые, по новому законодательству могут голосовать и регистрировать браки, все равно как дети. Что же касается моего обожаемого братца – он так и не повзрослел. Не спорю, в своей профессии он гений, но в быту… Нередко даже пациенты, остающиеся в нашей домашней клинике, и те понимают больше него. Так вот: дети наблюдательны, а часто и жестоки – не злонамеренно, просто потому, что многого не понимают. Те, кто жалеет и балует, для них всегда добрые, а вот те, кто старается установить в доме порядок и хотя бы минимальную дисциплину, становятся хуже универсального пугала и злодея, портретами которого увешаны все улицы нашего приморского городка. Один из этих снимков я тайком отклеила и спрятала в своих бумагах, хотя сходство с оригиналом там весьма условное.

Уильям Бомлей, капитан торгового флота… Впервые мы встретились на благотворительном аукционе, для которого мои родители пожертвовали целую кучу безделушек из дома. А потом нового знакомого пригласили на спектакль нашего любительского театра…

Родители просто обожали принимать гостей и устраивать шумные праздники. А так же разные сумасбродные выходки, разумеется, в рамках благопристойности… Впрочем, не буду забегать вперед. Итак, в тот день на мне была юбка из зеленого мерцающего шелка. Портниха, которая должна была сшить маме тунику для роли королевы дриад, сделала не то, что требовалось, в результате у меня появилась обновка. Редкий случай, когда на меня обратили внимание. Должно быть, оттого, что, помогая расставлять букеты по залу, я случайно оказалась в поле зрения. Точнее не я, а мое невзрачное платье, дважды перешитое нашей заботливой няней

. . . .

С самого рождения братик не отличался крепким здоровьем. В дом зачастили врачи, прописывали микстуры и капли, о чем-то сочувственно говорили с родителями. Чем болеет юный Дулиттл, никто не мог сказать, все в один голос твердили о постоянном уходе и заботе. Единственный, кто сказал, что лучшее средство – закаливание, занятия спортом, а лучше всего иппотерапия в сочетании с канис-терапией – был со скандалом изгнан из дома.

В такой атмосфере и рос любимец родителей. Болезни, доктора, лекарства… и все это щедро сдобрено призывами быть добрым, добрее, еще добрее.

– Кукла плачет, пожалей ее, – в который раз повторяла мама, протягивая что-то из моих игрушек и втихомолку облегченно вздыхала. – Он совсем не похож сам знаешь, на кого.

– Успокойся, твой брат единственный в своем роде, – так же шепотом уговаривал ее папа.

Стоило моему братику – уже далеко не младенцу – захныкать, оба тут же бросались жалеть его.

– Ай, болит? – умильно повторяла мама. – Сейчас подую, потру поцелую. Варенька, принеси с кухни молока и булочку.

Угасшие, было, тревоги снова пробудились, когда мой брат начал играть в то, что постоянно было у него перед глазами. Он лечил и жалел сначала игрушки, а, став постарше, птичек, котят, даже жуков. Но и эти страхи оказались напрасными: у юного «звериного доктора» не обнаружилось ни малейшего сходства с неким родственником – владельцем клиники, находящейся на его собственным острове.

Под «клинику доброго доктора» отвели целое крыло дома. Заведение процветало, особенно, если учитывать, что мой брат отказывался от любой оплаты и нередко отказывал состоятельным пациентам. А поэтому в очередной обновке отказывали мне.

Он – солнце, я – темная тень, которая нужна для того, чтобы было удобнее любоваться светилом. Так считают все, кому довелось слышать о «Звериной клинике доброго доктора». Бесспорно, мой брат – гений, который самоотверженно трудится, позабыв обо всем на свете. Кто кроме него мог бы несколько часов сидеть перед микроскопом, пришивая крылышко мотыльку? А вернуть к жизни лягушонка, попавшего под велосипед? Теперь она живет у нас в аквариуме и нуждается в особом уходе. Угадайте с одного раза, кто этим занимается?

. . . .

На свидание я пошла в повседневном наряде. И это еще не самое худшее: я чуть не опоздала, потому что брату не обойтись без моей помощи, а потом…. Кто будет возиться с презренной прозой, пока гений и золотое сердце – да, именно так – выслушивает хвалебные отзывы и наслаждается заслуженным отдыхом? Это угадает даже ежик – тот самый, что до сих пор обижается на меня за то, что запретила ему ночные прогулки по кухне.

Уильям тайком пробрался к нашему дому под видом странствующего шарманщика. Встреча, которой мы оба ждали столько лет, оказалась совсем недолгой. Расстались мы недовольные друг другом и самими собой. И, похоже, уже навсегда.

Бесспорно, дом, где я родилась и выросла, для меня сущий ад и его обитатели любят меня не больше, чем африканские мартышки питона. Но я не могла покинуть его вот так, внезапно, бросив все на произвол судьбы. Прощайте мечты о счастье, прощайте, капитан Бомлей – не хочу называть вас нынешним так сказать, псевдонимом.

Вещь, которую я хранила столько времени и с которой связывала столько надежд, погибла в пасти обнаглевшего животного! Я тщательно отгладила ее и повесила на ручку окна, чтобы она напиталась запахами цветущего сада. А в результате… И к тому же у бессовестного крокодила случилось расстройство желудка. Угадайте, кому пришлось с этим возиться?

Надо ли удивляться, что после этого свидание получилось таким неудачным?

. . . .

Стоит мне задержаться у зеркала и закрыть глаза, как я вижу там не себя нынешнюю, сжавшуюся, будто зверь броненосец, а юную Вареньку, которая улыбается всему миру, радостно смотря в будущее.

Словно наяву, я слышу голоса родителей:

– Ты должна заботиться о брате! Не оставляй его, он такой болезненный и не приспособленный.

– Но мама, папа, он все время ноет: ай, болит, ой, болит… Почему он не хочет потерпеть? Ты же сама говоришь, что жаловаться нехорошо.

– Не будь такой злюкой! Он талантлив и к тому же гордость нашей семьи.

– И главное, он очень добрый, – добавляет папа и тут же замолкает, поймав предостерегающий взгляд мамы.

Когда все готовились отпраздновать мое совершеннолетие, семейство переживало не лучшие времена. Дом порядком обветшал, прислуга, которой не платили по несколько месяцев, разбежалась, а гости забыли к нам дорогу.

Экономка и няня продержались в нашем доме дольше остальных. Именно им я благодарна за свои познания в домашнем хозяйстве. А после их ухода все заботы легли на мои плечи. Я радовалась, воспринимая все как игру. Родители предпочитали ни во что не вмешиваться. Дом все больше тонул в пучине хаоса.

. . . .

– Когда-нибудь, я стану взрослой девушкой, выйду замуж…

– У каждого своя судьба, – таинственно улыбается мама и от этой улыбки почему-то становится грустно.

В тот день я поняла, что имели в виду мои родители. Поняла, когда стало непоправимо поздно. На следующий день после того, как отпраздновали мое совершеннолетие – как в хорошие времена, с танцами и фейерверками – они оба не явились к завтраку. Поднявшись в комнату родителей, я застала ее пустой. На ломберном столике, за которым мама любила раскладывать пасьянсы, лежало письмо. В шутливых выражениях мама сообщала, что отныне я сама распоряжаюсь своей жизнью. Они же, сочтя свой родительский долг выполненным, отправляются в кругосветное путешествие, которое было их давней мечтой. Я могу делать все, что вздумается, даже выйти замуж. С непременным условием – позаботиться о брате и не бросать его на произвол судьбы.

Вот только моих документов нигде не было. Их не нашлось ни в ящиках маминого бюро, ни в отцовском ржавом сейфе, никогда не запиравшемся на ключ. Должно быть, родители захватили их с собой по рассеянности.

Уильям Бомлей, который именно в тот день должен был официально попросить у родителей моей руки, остался ни с чем. Я не могла ни вступить в союз, не освященный законом, ни оставить брата. Это было сильнее меня.

Сочувствия я не нашла нигде. Отъезда родителей брат будто и не заметил:

– Понятно. К нам поступил сложный пациент – заяц, которому отрезало задние ноги. Нужно срочно готовиться к операции.

Читать далее