Читать онлайн Режим бесконечной функциональности бесплатно

Глава 1. Робот

Под палящими лучами местной звезды он чувствовал себя мясом, поджаривающимся со всех сторон. Пахло дымом и раскаленным металлом, потом и сладкими духами. Кира дремала, привалившись под бок, и он периодически ловил себя на мысли, что стоит её разбудить в отместку за неудачный маршрут.

Батволер замер, водитель распахнул дверь и спрыгнул на платформу. Несколько парней в светлой кадетской форме посмотрели в их сторону, но не сдвинулись с места. Водитель пошёл к проходной, по пути огибая продавцов с лотками еды.

Павел некоторое время наблюдал за мужчиной, а потом откинул голову на борт и прикрыл глаза. Доски пола прогревались всё сильней, а одежда начала липнуть к телу.

Не нужно было позволять подруге выбирать машину. Если бы они полетели на попутках, успели бы на полдня раньше, и ему не пришлось бы, задыхаясь в вязком воздухе, слушать бесконечный диалог сидящих рядом людей о плохом здоровье, неблагодарной работе и политике.

За размышлениями он пропустил переход, когда шум двигателей и людских голосов стали фоном, а запахи растворились, будто туман. Ему чудились летние дни в незнакомом доме, где окна не закрывались на ночь, а по комнатам привидением ходил ветер. Где рассветы были ярки, и, как живой, скрипел пол под ногами, вздыхая. Там белили стены и сажали цветы. Там он был не собой и смотрел не своими глазами на людей за окном, плача и чувствуя страх.

Кира рядом неловко повернулась, и наваждение исчезло.

Павел открыл глаза и несколько секунд бездумно смотрел в тусклое небо, ничего не видя и ощущая ни с чем не сравнимую тоску по чужой жизни.

Резко навалились звуки. Со стороны платформы послышались крики и громкая ругань. Павел оглянулся и успел заметить, как их водитель бьёт одного из кадетов по лицу.

Он медленно надавил на глазные яблоки, проморгался и взглянул снова.

Кадеты повалили водителя на платформу и заломили руки, а один из подбежавших патрульных приставил дуло автомата к чужой голове.

«Только этого не хватало», – подумал Павел. Водитель стал громко ругаться, а листы бумаги из его руки вырвались и разметались по платформе. Никто не стал их подбирать, подхваченные ветром они улетели, и он был абсолютно уверен, что среди них теперь планировали и их с Кирой копии документов.

– Нам что, умереть в ожидании? – громко возмутился пожилой мужчина в батволере. Павел не оглянулся на него, смотря, как уводят водителя. Кроме них с Кирой в машине было трое: женщина, обмахивающаяся веером, недовольный мужчина и подросток.

– Не беспо… споко… – попытался сказать мальчишка, но женщина его перебила:

– Он, что, ненормальный? Он думает, чем для нас это обернется?!

– Коить… дальше?

– Дальше, дальше, – проворчал мужчина. – Застрянем мы дальше. В резерве будем, пока этого сумасшедшего не выпустят.

– За что? Мы… за что?

– За то, что наблюдали. Если водителя отпустят – хорошо, если нет – придется ждать другого.

Несколько курсантов и патрульный подошли ближе и стали осматривать машину, не залезая внутрь. Павел не двинулся с места, изображая незаинтересованность. Женщина стала задавать вопросы, но её игнорировали.

Наконец курсант открыл дверь и сел в кабину на место водителя. Через пару секунд движок натужно заработал, и батволер стал подниматься вверх.

Женщина не выдержала и громко закричала, приказывая остановиться, но водитель не обратил это внимания. За узкой прозрачной дверью Павел видел чужую спину и часть пульта управления и думал о том, что путешествие слишком затянулось. Мужчина недовольно вторил женщине, а подросток пытался поймать взгляд Павла, но тот отводил глаза. Вокруг них смыкался «отстойник».

Скопление машин вытянулось дугой от главного КПП до пятой трассы, где ходили большегрузы. В одном «пролёте» могло быть несколько сотен транспортных средств, придвинутых друг к другу вплотную, с выставленными щитами, либо с зазором в пару десятков сантиметров для перехода с одного транспортника на другой. «Пролёты» висели ступенями, так что при достаточной сноровке и тяге к самоубийству возможно было пройти пешком по машинам от главной трассы до КПП.

Людей было много: большинство сидели в кузовах, скрываясь от жары, или, прикрепив транспортный лист на лобовое, спали в кабинах. Небольшие группы играли в маджонг; никто не обращал на них внимания, только женщина в одной из кар издевательски помахала им рукой, и Павел криво улыбнулся в ответ.

Батволер развернулся и остановился вблизи большегрузов.

Пожилой мужчина поднялся и с ворчанием пошёл к кабине.

– Иди-иди, разберись с ним, – сказала ему вслед женщина. Она сидела, подогнув под себя ноги и расправив поверх ярко-розовую юбку. Павлу представилось, как подол этой юбки наматывается на винт и перерубает женщине ноги. Слышатся визг, лязг и скрежет металла на фоне чьих-то далеких панических криков.

Он отвернулся, намеренно упуская нить чужого будущего.

Скопление машин и людей, что по каким-то причинам не смогли попасть на Базу, здесь называли «резервом», но, судя по их количеству, ожидание не было долгим. На Мимасе «отстойник» был в разы длиннее, люди жили там неделями, а углубившись в середину, можно было увидеть, как кто-нибудь вывешивает постиранное белье на борта для просушки.

Кира продолжала спать. Он в очередной раз подумал её разбудить, но отвлёкся на человека в ближайшей каре. Тот медленно поднялся и замер, будто в нерешительности, осматривая их батволер. Павел убрал ноги, чтобы они не загораживали проход, и положил руку на ножны – на всякий случай.

Парень наступил на борт и запрыгнул внутрь. Мальчишка обернулся, а женщина от неожиданности испуганно шарахнулась в сторону.

– Машина сломалась или батареи сели? – спросил человек, смотря поочерёдно на каждого. Он выглядел молодо, не старше их с Кирой, и был одет в спецовку с набором цифр на груди, которые Павлу ни о чем не говорили.

– Нет. Водитель… плохо, – ответил мальчишка, привстав.

– Очень жаль. Если будет жарко, можете укрыться в каре, – он кивнул в сторону своей машины.

– Ужасное предложение, – громко сказала женщина, – в твоей машинке не развернёшься.

Парень без всякого выражения посмотрел на неё в ответ, но ничего не сказал.

– А вы… почему? – неуверенно спросил мальчишка, и тот перевёл на него взгляд.

– Пропуск потерял.

– Да… давно?

– Третьи земные сутки.

– Долго.

– Долго. Хотя я думаю, что про меня просто забыли.

Он беспечно улыбнулся и пожал плечами.

Павел смотрел и не верил. Если бы тот действительно хотел попасть на Базу, ему следовало бы сидеть не здесь, а на платформе, где было больше шансов, что про него не забудут.

Мальчишка подвинулся, уступая место рядом, и, едва парень присел, стал медленно, подбирая слова, рассказывать про водителя и полёт до Базы. Павел поначалу прислушивался, а потом отвлёкся на приоткрывшуюся дверь кабины.

Через заднюю дверь вышел курсант; мужчина что-то спросил, но тот отрицательно покачал головой, не подходя ближе.

– Сколько ещё здесь сидеть? – крикнула женщина, не поднимаясь с места.

Никто даже не посмотрел в её сторону.

– Я тебя спрашиваю! Когда нас отпустят?!

Павел подумал о том, что этой женщине недолго осталось кричать.

Он подавил непрошеный зевок и, стараясь случайно не зацепить кусок чужой жизни, перевёл взгляд на мальчишку и потерявшего пропуск парня. Первый что-то пытался рассказать, и с его слов не складывались предложения, а последний рассматривал Киру и почти согнулся вдвое, пытаясь увидеть чужое лицо, прикрытое волосами.

Павел показательно опустил руку девушке на плечо. Он не мигая смотрел на парня до тех пор, пока тот не поднял головы. И в ответном взгляде не было ни удивления, ни неловкости.

Какое-то смутное предчувствие поднялось изнутри, рождая неприязнь. Только сейчас он заметил, что у человека неестественно синие глаза, наводящие на мысль о добровольных киборгах.

Снизу послышался вой приближающейся патрульной машины, и Павел, помедлив, отвел взгляд от возможной угрозы. Люди подлетели к кабине и о чём-то стали говорить с сослуживцем.

– Когда отпустят водителя?! – закричала женщина.

Один из мужчин посмотрел в их сторону, а потом неспешно поднялся на борт.

– Не раньше чем через земные сутки, – ответил он, подойдя ближе. Павел заметил сержантские лычки, но даже не подумал встать.

– И нам здесь сутки ждать?

– Вы сами подписали договор с этой компанией, все претензии к ним.

– И что? Нас даже ни в какую гостиницу не поместят?

– Здесь нет гостиниц. Мы свяжемся с компанией, и как только они пришлют нового водителя, вас пропустят.

– А если не пришлют? – спросила женщина. – Нам придется ждать здесь сутки, и ещё неизвестно, отпустят ли его. Вы не видите условий, в которых мы находимся? Что эта звезда печёт как ненормальная? Я или получу тепловой удар или сварюсь!

– Не хотите получить тепловой удар, переходите на другие кары, что в тени. Вода сейчас будет.

– И вы думаете, этого достаточно?

– Я уверен в этом.

Сержант развернулся к своей машине.

– Он уверен в этом! А если мы будем переходить и упадём? Если нам станет плохо? Или мы захотим в туалет?!

Женщина выкрикивала вопросы, пока сержант с патрульным-кадетом вытаскивали перевязанные блоки. Они на каждого раздали по два брикета с водой и сухим льдом, выкрутили батареи из машины и вместе с курсантом улетели. Пожилой мужчина сказал, что у водителя батволера это не первое нарушение, а женщина начала ругать местную власть. Павел пытался от них абстрагироваться, но получалось плохо, а поворачивая голову, он упирался взглядом в странного парня, который так и не вернулся к себе на кару, продолжая нервировать своим присутствием.

Добровольные киборги существовали давно, но лишь недавно во всемирные законодательства внесли раздел про их психодиагностику. В последнее время ненатуральные органы для улучшения способностей выделяли такое количество токсинов, что психика людей со временем становилась нестабильной. А психиатры всерьез занялись вопросами: к каким внутренним конфликтам может привести замена органов и в какие сроки? Одно время Ральф тоже этим увлекался и хотел поставить себе улучшенную печень, чтобы проверить, действительно ли это вызовет депрессию и систематические вспышки ярости.

Пока Павел думал, Кира под боком завозилась и громко заворчала. Он убрал руку с её плеча и покосился в сторону возможной опасности. Парень, делая вид, что не обращает на них внимания, рассказывал мальчишке про местные сутки, исследования в атмосфере и климатологов.

Кира медленно села и привалилась к Павлу плечом.

– Выспалась?

– Почти, – ответила она и потерла лицо ладонями. – Мы прилетели?

– Почти, – в тон ей ответил Павел и добавил: – Мы в «отстойнике».

– Надолго?

– На сутки.

Кира хлопнула его ладонью по колену.

– И как же ты это переживёшь? – с сарказмом спросила она. Её язык после сна все ещё заплетался, так что выходило невнятно.

Павел дёрнул ногой, сбрасывая её руку.

– Так же, как переживаю твоё присутствие.

Девушка хрипло рассмеялась и стала поправлять волосы.

Когда в детстве он впервые увидел Киру и Ральфа, ему показалась, что дальше можно и не жить. Он встретил людей, которых помнил по прежним жизням, и будто волной накатил фатализм. А потом он решил провести эксперимент. Проверить, можно ли избавиться от присутствия «друзей», если намеренно с ними не общаться?

Он не стал подходить к ним в Академии и предпочёл наблюдать издалека: общался с другими людьми, не пересекался случайно на лекциях, не разговаривал на заданиях.

Они пришли к нему сами, через годы, во время распределения, сели рядом и предложили полететь на Мимас. Позже они не смогли внятно объяснить свой поступок, а он, выслушивая их предложение, чувствовал ужас от неотвратимости судьбы и облегчение от того, что больше не одинок.

Павел наклонился к подруге и понизил голос до шепота:

– Я сейчас пойду в кабину водителя за едой, а ты присмотрись к парню справа. Он в спецовке с цифрами на груди.

– Хорошо, – сказала она. – Возьми кофе, если будет.

Павел поднялся и пошёл к кабине. Дверь легко поднялась, и он, согнувшись, вошёл внутрь. Автомат с едой стоял сбоку от единственного сиденья, Павел подёргал верхнюю крышку, но она была приварена, зато на задней все болты отсутствовали. Он достал нож, подцепил ту и сковырнул механизм вместе с проводами. Внутри аккуратными штабелями лежали пластины с сублимированной едой. Павел взял несколько упаковок кофе, фруктов и мяса с хлебом, часть расфасовал по внутренним карманам куртки и ударом поставил крышку на место. Долю секунды решал: не сходить ли в туалет под сиденьем, но передумал.

Когда он вернулся, Кира, не скрываясь, в упор, смотрела на парня, а тот уже сидел напротив и довольно улыбался.

Павел мысленно выругался. Он просил присмотреться к незнакомцу, а не пытаться с ним подружиться.

Кира всегда была беспечна. Как-то она учебному роботу, в которого была встроена детская программа эволюции человека, замкнула десятки нервных окончаний в мозгу лишь затем, чтобы посмотреть на результат. Бедный механизм вообразил себя неандертальцем и принялся гоняться за ней с деревянным копьем.

Павел кинул ей на колени пластины еды и сел рядом.

– Ты бы мог всем еды принести, – недовольно сказала женщина, косясь в его сторону.

– Кабина открыта, – не оборачиваясь, бросил он.

Кира хмыкнула и вскрыла пакет. Спрессованный пирожок на глазах начал приобретать объём, а потом и запах. Павел взял себе яблочную пастилу и засунул одну пластинку в рот. Вкус был слабым, едва ощутимым.

Кира надкусила пирожок и повернулась к парню в спецовке.

– И всё это время ты был в каре?

– Да.

– Ты с Базы?

– Конечно.

Парень улыбался, и это раздражало даже больше, чем взгляд, которым тот смотрел на девушку. Мальчишка, лишившись собеседника, теперь одиноко сидел в стороне и безучастно глядел перед собой, вероятно, общаясь по карте.

– Почему ты не свяжешься с начальством?

– Я связывался, они приказали мне ждать.

– Кем ты работаешь?

– Ты задаёшь много вопросов.

– Многим нравится, когда ими интересуются.

– Так ты им интересуешься? – тихо спросил Павел.

– Я интересуюсь его жизнью, – не моргнув глазом ответила Кира. – Так кем ты работаешь?

– Когда встретимся на Базе, я покажу.

Кира покивала несколько раз, будто соглашаясь. Павел оглянулся по сторонам. Мужчина сидел в носовой части и, облокотившись на борт, смотрел вниз, женщина обмахивалась веером и искоса поглядывала в их сторону.

– Зачем вам на Базу? – спросил тот.

– Работать.

– Кем?

– Если встретимся там, то покажем, – в тон ему ответила Кира. – Как тебя зовут?

– Мэтт.

– Его – Павел, – она указала на него. – Меня – Кира.

– Я знаю.

– Что ты знаешь?

– Я знаю, как тебя зовут.

Павлу показалось, будто его ударили по голове. Он внезапно ощутил жар солнца на теле, теплые доски пола сквозь ткань одежды и медленно холодеющие пальцы рук. Затылок занемел, словно от боли.

«Нужно отвлечь внимание, кинув в парня едой. Достать нож и вогнать тому в глотку. А если Кира догадается зайти справа, то бруском сухого льда проломит ему череп, прежде чем тот успеет на них наброситься».

– Откуда? – спросила девушка, откладывая недоеденный кусок, пока он потянулся к ножнам.

– Я не враг, – сказал парень, а потом посмотрел на Павла в упор.

Тот не делал резких движений и не поднимался с места, он просто смотрел, но значит ли это, что он не попытается его убить? Конечно, нет.

– Откуда ты её знаешь? – собственный язык кажется неповоротливым и сухим. Если у парня искусственные глаза с расширенным диапазоном зрения, то могут быть и искусственные руки. Да даже с титановой «стружкой» в костяшках он при поставленном ударе проломит ему череп так, что кулак войдёт со стороны глазниц, а выйдет из затылка.

– Ты тоже её знаешь.

– Я повторяю…

– Подожди, – тихо сказала Кира, наклоняясь к незнакомцу. – Согласно параграфу 132 пункта 2.1 «МЗ о РР» я приказываю перечислить названия систем, которые внесены в твоё подсознание.

Павел ещё не до конца понимает, что происходит, как Мэтт начинает смеяться. Он запрокидывает голову и содрогается в приступе, словно она рассказала нечто забавное.

Павел раскрепляет ножны и только через несколько секунд начинает осмысливать сказанную подругой фразу. Большая часть параграфа 132 «Межпланетного Законодательства о Роботах и Робототехнике» говорила о правах доступа и способах получения данных к моделям роботов. В сухом остатке получалось, что дроиды, андроиды и все виды ИИ при предоставлении соответствующей идентификационной информации обязаны были перечислить название своих узловых систем, номер сборки, направление и/или организацию, к которой прикреплены. И судя по всему, сидящий напротив парень в костюме техника был человекоподобным ИИ. Лучшей модификацией ИИ, которую он когда-либо видел.

Кира не выглядит взволнованной, а Мэтт с улыбкой смотрит на неё в ответ.

Павел наблюдает за машиной, свыкаясь с новой мыслью, но руку с ножа не убирает. По Первому закону ИИ не может причинить Кире вред, вот только откуда он её знает? И что конкретно он знает о ней, кроме имени?

– Тебе не поздно вернуться, – наклоняясь к девушке, шёпотом сказал он, под пристальным взглядом Мэтта.

Кира посмотрела в ответ чуть удивленно, а потом и осуждающе.

– Что?

Она недовольно ответила:

– Мы прилетели на задворки одной из Систем, чтобы наткнуться на робота, который меня знает. Разве не это ты называешь судьбой?

Павел выпрямился, мельком посмотрел на робота, а потом оглянулся по сторонам. Женщина с веером продолжала коситься в их сторону, явно прислушиваясь к разговору.

– Может, перейдём ближе к кабине? – предложил он.

– Или на кару, – ИИ кивнул в сторону своего транспортного средства. Его машина висела в тени дальняка, поэтому наверняка там прохладно. Вот только идти за незнакомцем, кем бы он ни был, ему совершенно не хочется.

Но Кира первая молча поднялась и пошла в сторону кары. Робот, помедлив, последовал за ней.

Едва они подошли к борту, Павел подумал, что это удачный момент, когда ИИ может избавиться от девушки или Кира, изловчившись, может скинуть робота вниз… но ничего не произошло. Она спокойно забралась в открытый кузов и села на пол.

Павел собрал еду и поднялся следом. Был бы здесь Ральф, он бы устроил роботу досмотр вплоть до вскрытия брюшной полости.

Мысли о Ральфе только добавили недовольства, а слишком видимый энтузиазм Киры – раздражения.

Он присел ближе к кабине, стараясь не коснуться робота. В каре прохладно, и это была хорошая компенсация за неудобство маленькой машины и не слишком приятное общество.

– Так откуда ты меня знаешь? – спросила Кира.

– Если я отвечу, ты испугаешься.

– Мне стоит тебя бояться?

– Не меня, знаний.

Павел закатил глаза.

– То есть, ты уверен, что, если знания способны напугать, лучше оставаться в неведении? Твой разработчик был очень боязлив.

– Он был осторожен.

– Это твоя собственная оценка? Или оценка себя разработчиком?

Павел стонет от глупости этого вопроса. У робота не может быть собственной оценки чего-либо. И Кира либо ещё не проснулась, либо испытывает его терпение.

– Мне это надоело, – произносит он, понимая, что раздражения в его голосе больше, чем он действительно ощущает.

Подруга несколько секунд смотрит на него, словно что-то решая.

– Хорошо, – она поворачивается к Мэтту. – Приказываю перечислить название систем, которые внесены в твоё подсознание, параграф 132, пункт 2.1 «МЗ о РР».

– В доступе отказано.

Мэтт сложил руки на груди. «Совсем как человек», – подумал Павел.

– Солнечная Система, Сатурн, префектура Фетта, ОВИ 100, третья Академия, номер части 11281, запрос отнести в категорию «для служебного пользования».

– В доступе отказано.

Павел удивленно посмотрел на Киру. Что она делает? Подобный расширенный путь доступа не для гражданских роботов, достаточно было назвать ОВИ префектуры.

– Основание?

– Запрос личного идентификационного номера по реестрам 77 типа «для действующих военнослужащих».

У ИИ идет запрос к личным номерам по закрытым реестрам, а значит, робот – военного типа и не подчиняется Трём законам.

Сейчас следовало бы вскочить, наброситься вдвоём на машину и скинуть вниз. Но на маленькой каре они могут оступиться, да и ИИ не выказывает признаков агрессии…

Хотя, если подумать, он и со скучающим выражением лица способен оторвать им ноги. Кира должна это понимать и отдавать себе отчёт, что, если того перемкнёт, их тела будут соскребать с внешнего купола этой Базы.

– Советую назвать ИН, – произнёс робот, смотря на Киру.

Может быть, ИИ и заметил, какую оплошность совершил, но никак этого не показал. Или же он сделал это специально, чтобы намекнуть на их положение.

– А ты только этого и ждёшь? – спросил Павел, так и не дождавшись реакции от Киры.

– Если быть откровенным, то нет, – Мэтт пожал плечами. – Я вам не враг.

«Повтори ещё раз сто, и может быть, я поверю», – подумал Павел. Весь его скудный опыт общения с роботами сводился к учебным андроидам в детстве, сотне однотипных «атлантов» на рудниках и созерцанию различных моделей в Музее в последние дни, но даже этого достаточно, чтобы понять, что с машинами следует быть осторожным.

Да, он знает, что Кира не умрёт в ближайшее время и этот робот не будет причиной её гибели, но просто так расстаться с подозрениями он не может. Как Кира поняла, что он ИИ? У того обычное несимметричное лицо, под кожей ходят лицевые мышцы, мимика присутствует, движения естественны. Если присмотреться, можно разглядеть неровности на коже и пигментные пятна. Кроме слишком ярких глаз, никаких видимых признаков. Никакого эффекта «зловещей долины».

– Я догадываюсь, откуда ты меня знаешь, – внезапно сказала Кира.

– Это хорошо, – улыбнулся робот, и они какое-то время молчали, смотря друг на друга.

– Ну и?.. – спросил Павел, разрушая идиллию. Его абсолютно не устраивало зависимое положение, в котором они оказались. Ему легче было распилить роботу череп, а уже после вскрытия задавать вопросы.

– Что, «ну и»? – сварливо переспросила Кира. – Я тебе много раз говорила, что это правда, а ты мне: «Это невозможно. Ты не проектировщик психоструктуры…»

– Нет, не начинай опять, – Павел поморщится, сразу понимая, что она имела в виду.

После Мимаса они переводом отправились на маленький спутник Е-95 вблизи планеты с непроизносимым названием, где им пришлось работать надсмотрщиками роботов на рудниках. Кира после нескольких месяцев наблюдений стала выдвигать теорию о том, что автономные, не подключённые к локальной сети роботы с одинаковой функциональной программой обладают коллективным разумом, общим полем общения и самообучения. Она разобрала десятки штук в поисках встроенных несетевых аналогов НКИ или настроек на определённую радиочастоту, но ничего подобного не нашла. Павел поначалу посмеивался, а потом уже стал раздражаться, потому что всерьез эту идею воспринимать было нельзя. А сейчас Кира подталкивала его к мысли, что по всей Галактике могут быть разбросаны человекоподобные военные роботы с ослабленными Тремя законами или их отсутствием вовсе, ко всему прочему обладающие коллективным разумом…

Вполне возможно, что в Галактическом Правительстве давно заседают роботы, а все об этом молчат. «Надо рассказать отцу, пусть посмеётся».

– Да, – уверенно сказала Кира, смотря на Мэтта, и щёлкнула пальцами. – Коллективный разум.

Мэтт улыбнулся и, выжидав паузу, произнёс:

– Думай дальше.

Павел усмехнулся. Даже не зная о самой теории, исходя лишь из названия, робот уже не воспринял её всерьёз. Он убрал руку с ножа, оставляя ножны открытыми. Если бы роботу было приказано их убить, он бы это уже сделал, и до тех пор, пока Кира не решит устроить драку, они в относительной безопасности.

Пока робот и девушка смотрят друг на друга, он распечатал упаковку с сухим льдом, и та покрылась снаружи каплями воды. Он упаковкой обтёр лицо и дышал, хватая ртом холодный пар до тех пор, пока руки и лицо не замерзли.

– Почему ты постоянно улыбаешься? – немного погодя спросила Кира у Мэтта.

– Чтобы люди чувствовали себя комфортнее рядом со мной.

– Какая забота, – пробормотал Павел, закрывая брикет.

– Не могу понять, насколько твоя психика приближена к человеческой. Если ты автономен, то какие базы в тебя внесены? И как хорошо они развиты? Там есть психологическая мимикрия? Оценка социальной среды? Если да, тогда как ты отсеиваешь поступающую извне информацию, чтобы развитие шло в соответствии с выбранной программой? И сколько вариантов этих программ?

– На какой из вопросов мне ответить?

– Ещё и сарказм, – сказал Павел и вскрыл пакет с кофе, про который Кира успела забыть.

– Если есть сарказм, – откликнулась Кира, – значит, есть мерило сатиры и обширная база для сравнения. И если собрать всё это вместе, то к какой категории ИИ тебя отнести?

Мэтт пожал плечами.

– Отнеси его к «оружию» и забудь об этом, – прокомментировал Павел.

– Будь твоя воля, ты бы и Эппи отнес к «оружию», – недовольно сказала она.

– Эппи безобиден, а этот опасен, как и любой военный робот.

Мэтт никак не отреагировал на эти слова.

– Опасен, – Кира покатала слово на языке, словно о чём-то думая.

Павел стал высасывать кофе и думать о том, что для таких моментов скуки пригодилась бы карта. И не пришлось бы слушать болтовню Киры и видеть бесплодность её попыток проникнуть в чужой разум. Он знал, что энергикам нельзя ставить карты, но иногда такие мысли посещали даже его. У Брэдли из их группы была карта НКИ, и когда они на одной из вылазок оказались у чужого силового поля, она закоротила у него в мозгу. Тот катался по земле и выл, пытаясь сорвать с себя систему, а им даже со стороны была слышна музыка, будто льющаяся из чужих ушей.

Кира резко повернулась к Павлу с волнением, которое обычно было у неё на лице в преддверии очередной утопической идеи. Но Павел лишь скучающе посмотрел в ответ.

– Вспомни Первый закон, – сказала она. – Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред. На заре робототехники встал вопрос, как правильно сформулировать для робота Три закона? Ведь, по сути, в искусственный разум нужно было вложить такое понятие, как вред. Само оно не появится.

– И в чём проблема? Определение слову «вред» не нашлось?

Мориссон никогда не затрагивал тему роботов, они его не интересовали. Как и любого «энергика». Зачем интересоваться искусственным разумом, если до конца не можешь понять, как устроен собственный?

– А по-твоему, что такое вред? – спросила Кира.

Павел пожал плечами.

– Ну… грубо говоря, это ущерб здоровью человека.

– Хорошо, а что такое ущерб?

– То же, что и вред?

– Не замыкай всё в одну цепь, – недовольно сказала Кира. – Каких видов бывает ущерб?

– Их много.

– А что если робот не будет действовать грубой силой и причинять ущерб напрямую?

– Не понял.

– Первый закон – только для людей. Что если человек – ребёнок, у которого есть любимая собачка, и однажды робот убьёт животное. Тем самым он нанесёт ущерб здоровью ребенка?

– Конечно.

– Хорошо. А если андроид или ИИ – вот как он – будет лучшим другом маленькой девочки, назовем её Пенни. И однажды Пенни влюбится в него, ведь робот так похож на человека, он всегда рядом и всегда её защитит, он выслушает и никогда не обманет. Но честный робот скажет Пенни, что они никогда не смогут быть вместе и вообще Пенни страшная.

– Ну, ты… – возмутился Павел.

– Согласно параграфу 10 пункта 2 «Межпланетного законодательства о роботах и робототехнике» подобный ответ можно будет классифицировать как вред, нанесенный психическому здоровью, – говорит Мэтт. – Так же как и убийство любимой собачки.

Кира указала на него пальцем:

– А ты вообще молчи. Это при условии, что строка «обидеть Пенни, сказав, что она страшная» или «избавиться от собачки», прописана у тебя в какой-нибудь подсистеме. А под «вред» законодательной базы можно подвести всё, что угодно. Тем более мы рассматриваем времена на заре робототехники, когда только психоструктура зарождалась, а о законодательстве и речи не шло.

– Она права, – согласился Павел и тут же прикусил язык. Он не собирался быть сопричастным к роботу даже в малой мере.

– Ну так вот. Он говорит ей, что она страшная и они никогда не будут вместе, и девочка с горя выпрыгивает из космолета.

– Ты ужасный рассказчик, – заметил Павел.

– Она бы не смогла выпрыгнуть, бортовая система… – начал Мэтт и Кира раздраженно зарычала.

Павел тихо рассмеялся, а после спросил:

– Ты хочешь сказать, что вред может быть разный?

– И это тоже. Но самое главное – что конкретно понимать под словом «вред»? Роботов не программируют оценивать мораль, понимать чувственные абстрактные понятия и копаться в собственной психоструктуре в поисках воли. Люди даже не разобрались, как формируется замысел и можно ли вообще это действие описать, но при этом они создали робота, так называемый интеллект которого – большая помойка из нагромождения понятий и действий. И слово «вред», так же как и всё, должно быть определено через более просты формы. Поэтому, когда приступили к разработке Закона, данное слово несло в себе перечисление потенциально опасных действий, которые робот может совершить с человеком.

Павел подавил желание рассмеяться.

– Таких действий бесконечно много. Любая вещь, созданная человеком, может нести опасность, если знать, как ей пользоваться.

– Возможно. Но на момент создания законов таких действий было не бесконечно много и даже не миллиард, а около пятисот миллионов.

– Момент создания…

– Около двух веков назад.

– Ты смеёшься?

– Ты думаешь, мне смешно?

– Мало того, что эти миллионы, так ещё и … – Павел запнулся. Мозг робота может хранить и как-то перерабатывать огромное количество информации, каждый кусок этой информации должен нести обозначение в понятных не только роботу, но и человеку символах, разработчики должны были создать какой-то шаблон, по которому и строились все модели. Но с момента создания по нынешней день изменилось слишком много. Какова частота обновления ПО психоструктуры? Раз в год? Раз в месяц? Раз в день? И разве роботы с одинаковой структурой психики при одинаковом обновлении не будут действовать одинаково и походить друг на друга в мелких реакциях? Или всё же подключение к сети постоянное?

– Ты хоть представляешь, сколько изменилось за два века? – спросил Павел.

Кира пожала плечами.

– И что ты будешь с этим делать? – продолжил он. – Возьмёшь перечень материалов, оружия и устройств за весь период существования человечества и будешь спрашивать его, сможет ли он при помощи них причинить людям какой-нибудь вред?

Павел посмотрел на ИИ. Вопросом про структуру она хотела узнать основное предназначение робота, а сейчас пыталась выяснить, какие послабления в Трех законах сделали разработчики; вот только разве они уже не поняли, что этот робот – военная модель? В них Законы либо отсутствуют вовсе, либо модифицированы до неузнаваемости. Это даже первогодка Академии понимает. Иначе как они будут убивать? Но Кира сознательно это игнорирует, как и то, что робот знал её раньше.

– Конкретный материал ничего не даст, материал в большинстве своём не может быть занесен в раздел «вред», а вот действия с ним – да. Поэтому я буду указывать какое-то конкретное действие. Удушение веревкой, например. И постепенно, методом перебора…

– Это глупость, – прервал её рассуждения Павел. – А если не материал, а если вещество? Угледид, например.

Она на несколько секунд замолчала.

– А что, если в этих миллионах, о которых ты говоришь, один из его разработчиков стер несколько действий с таким прибором, как ложка? Тебе придется разбирать сначала каждое внесенное действие с этим предметом, а потом обновления за два века. И ещё не факт, что ты что-нибудь не пропустишь. И поверь мне, без карты, да даже и с ней, это будет сделать очень трудно.

«И ещё неизвестно, не соврёт ли он тебе», – подумал Павел.

– На это могут уйти месяцы, – поддакнул Мэтт, и Павлу показалось, что тот выглядел странно довольным.

Кира нахмурилась.

– Назови любое слово, – сказала она через некоторое время.

Павел ненадолго задумался:

– Например, плуг.

– Что это? – она нахмурилась.

Павел пожал плечами, не имея представления. Он услышал его в воспоминаниях одной из жизней, но не собирался говорить это при роботе.

Кира поворачивается к ИИ.

– Ну?

– Что «ну»? – улыбнулся Мэтт.

– Согласно параграфу 132 пункта 2.9 «Межпланетного законодательства о роботах и робототехнике», ответь, входит ли действие «удушение» устройством «плуг» в раздел, классифицированный, как «вред»?

Павел на целую секунду был уверен, что тот запросит ИН.

– Данное действие с таким устройством в базу, классифицированную как «вред», не входит, – ответил Мэтт, и Кира обернулась к Павлу.

– Смотри, как все просто! – воскликнула она.

Павел нахмурился, а потом спросил:

– А ты можешь объяснить, что это за устройство?

Мэтт ухмыльнулся:

– Нет.

– А с помощью этого неопознанного устройства ты можешь причинить человеку что-то, что не будет классифицироваться как «вред»?

– Любые действия с неопознанным устройством не будут классифицироваться как «вред».

Павел с Кирой переглянулись.

– «Смотри, как все просто», – передразнил её Павел. – Любым неопознанным устройством он может нанести человеку вред. Достаточно не внести его в базу, и оно автоматически станет «одобренным». Логичней предположить, что и материалы тоже должны быть «помечены».

Кира нахмурилась:

– Нет. Если отдельно материал или устройство будет внесено как «вред», то в категорию безопасного его добавить уже будет нельзя. Если ложка – «оружие», то поесть ей будет невозможно. А вот действия с одним материалом могут принадлежать к разным категориям.

– Значит, действия с любым устройством, не внесённым в раздел, не будут расценены как вред. Ложка не внесена в раздел или категорию – отлично, тогда он сможет выковырять ей кому-нибудь глаза и при этом будет следовать Трём законам.

Они почти синхронно развернулись к ИИ. Тот выглядел задумчивым.

– Меня эта идея никогда не посещала, – удивленно сказал он. – Насчёт ложки.

Кира стукнула Павла кулаком в плечо.

– Я здесь при чём? – возмутился он, кивая в сторону ИИ. – Благодари его разработчиков.

– Так ты не скажешь, какие системы в тебя внесены? – спросила Кира у робота.

– ИН, пожалуйста.

– Хорошо. Тогда пусть одинаковое действие с ложкой находится в двух взаимоисключающих категориях, в одном случае – как «вред», в другом нет. Что ты будешь делать, если возникнет конфликт?

– Выберу, что больше нравится.

– Что?!

– Он выберет, что больше нравится, – подсказал ей Павел.

Кира отмахнулась от него.

– Ты не можешь выбрать то, что больше нравится, ты должен руководствоваться каким-то алгоритмом, который был бы полезнее для человека.

– Я могу руководствоваться чем угодно, потому что критерии пользы для каждого отдельного человека различны, и я не могу о них знать, пока человек их не назовет. Всё оставлено на моё усмотрение.

Кира во все глаза уставилась на робота. Павел закрыл лицо рукой и рассмеялся. Подруге попалась хорошая модель для исследования, вот только впереди сутки ожидания водителя, а ему самому придётся коротать это время, обсуждая проблемы робототехники.

– Я ничего не понимаю, – сказала Кира. – Мало того, что критерии твоих оценок непонятны, так и непонятно, как ты понимаешь, что тебе «нравится», а что нет? Каков алгоритм выбора? Как его вообще написали, если до сих пор нет адекватной оценки чувствам человека? Что значит «нравится»?

Павел легонько толкнул её ногой.

– Успокойся уже. Пока не поговоришь с его разработчиками, всё равно ничего не поймешь.

Кира скептически посмотрела на него:

– Выходит, пока я не поговорю с яйцеклеткой, из которой ты вырос, я ничего не пойму о тебе?

– Прозвучало довольно грубо.

Кира фыркнула:

– Думаешь, меня это волнует? Когда напротив сидит ИИ, которого почти невозможно отличить от человека?

Они замолчали.

Робот открывал рот, и теперь, когда Павел знал, что это не человек, ему мерещилась машина, состоящая из проводов и сосудов, имитирующих кровеносную систему, плохо обработанного металла, волокон углепластика, титановых костей и трубок. Ненастоящие зубы распахивались, и где-то в ненастоящем горле рождался звук. Под искусственной кожей билась имитация сердца.

Конечно, робот сконструирован более хитро, но Павел не в состоянии представить себе ничего лучше, пока тот не вскроет грудную клетку и не покажет её состав.

Да, дискомфорт от ненормальной схожести с человеком присутствовал, но, с точки зрения выживания, опасны все: и роботы, и люди.

Какое-то время они молчали. Кира смотрела на робота, робот улыбался, а Павел давил зевки. После жары и кофе начало медленно клонить в сон.

– Что интересного есть на Базе? – наконец спросил он, прерывая молчание. – Музеи? Может быть, экскурсии по цехам?

ИИ чуть удивлённо посмотрел на него, но всё же ответил:

– Ни того ни другого. Есть кинотеатр на шестом этаже и планетарий в восточном крыле наземного этажа, но их почти никто не посещает.

– Интересно.

Мэтт неопределённо повёл плечом:

– Раз в год или в полгода поступает очередной приказ, и вся База мобилизуется.

– Вы на военном положении?

– Нет. Я имел в виду, что все ресурсы бросаются на исполнение какой-то задачи. И люди в том числе. Кого-то снимают с других проектов, кого-то вызывают из городов, однажды был набор в кодеры, и люди прилетали даже из других Систем.

– Зачем? На Базе много энергиков?

– Много. Провидцев, кодеров, тестеров – всех много.

Павел удивился, но не показал виду.

– Ты же военный робот, – внезапно сказала Кира, и Павел мысленно застонал. – Зачем делать военного робота настолько визуально неотличимым от человека?

– У разработчиков было много времени?

Кира скептически смотрит на него:

– Несколько жизней?

– А вдруг?

– Почему ты не хочешь говорить название систем?

– А почему ты не говоришь ИН?

Они замолчали.

– Может, обсудим что-нибудь другое? – предложил Павел.

Мэтт неопределенно повёл плечом, а Кира отвернулась.

– У вас нет карт, – утвердительно произнёс ИИ спустя некоторое время.

– Зачем они нам?

– Почти у всех, кого я знаю, они есть, это удобно. Всегда доступ к большому объему информации, к сети, наконец, к связи.

– Мы не хотим их ставить, – ответил Павел. Похоже, робот так же изучает их, как и они его. – Тем более я однажды видел, как происходит замыкание. Разве тут у многих карты? Кодерам же их нельзя вживлять.

– Они – это ещё не вся База, но вообще – да, им нельзя. Так вы кодерами устраиваетесь?

– А похоже?

– Нет.

– Значит, не кодерами.

Павел толкнул Киру ногой:

– Что притихла?

– Я думаю.

– И о чём же?

– Зачем мне говорить? Ты же не хочешь говорить про роботов, а обсуждать кинотеатры и кодеров уже мне неинтересно.

Павел раздраженно вздохнул. Порой она была невыносима настолько, что её хотелось бросить на какой-нибудь необитаемой планете и оставить там на пару лет.

– Обсуждай что хочешь. Можешь тут консилиум роботофилов собрать. Я предложил вам другую тему для обсуждения, потому что со своей вы явно зашли в тупик.

Кира недовольно посмотрела на него.

– Ничего подобного. У меня тысяча и один вопрос о его психоструктуре, не говоря уже о внутреннем строении. Неужели ты не понимаешь? – она ткнула в ИИ пальцем. – Перед нами отличный образец, который сам пришёл к нам в руки и даёт себя исследовать. Да, он отвечает не на всё, и я не знаю, как в его психоструктуру может быть вплетена ирония, но это уже моя вина, потому что я задаю не те вопросы, а при должном походе и результаты можно получить другие.

Он несколько секунд смотрел на неё в молчании, подбирая слова.

– Вот именно в такие моменты я жалею, что твой первый робот с «палкой-копалкой» так тебя и не догнал, – раздраженно сказал он и подавил очередной зевок. – Я спать. Если будешь кричать о своей любви к роботам так, что я проснусь, – клянусь, я столкну тебя с машины. Надоели.

Он не сильно хотел спать, да и сомневался, что уснёт под этот бесконечный диалог, но даже неудачная попытка была лучше, чем «наблюдение» за разбегающимися мыслями подруги.

Павел скрестил руки на груди и закрыл глаза. И готов был поклясться, что Кира смотрит на него и ухмыляется.

* * *

Комната была маленькой и светлой, солнце било сквозь пыльные стекла и прогревало спину. Он сидел на низком табурете, как ребенок, положив подбородок на стол, и смотрел на её руки. Девушка месила тесто и что-то со смехом рассказывала. Он улыбался и невпопад отвечал, а где-то в груди разливалось тепло, и знание, что ты любим, было абсолютным.

Павел вздрогнул от резкого звука и, открыв глаза, поначалу даже не понял, где находится.

Кто-то по громкоговорителю надрывал голос.

– …с двадцати часов и завтра до полудня по земному времени будут проводиться исследования за пределами внешнего купола. Атмосфера неустойчива, рекомендуем не покидать Базу и соблюдать меры безопасности. Все рейсы были отменены, трассы перекрыты. Просим вашего понимания.

Со стороны батволера послышался ропот и невольные голоса. Павел закрыл глаза, не собираясь прислушиваться. Хотелось обратно в сон, к сладкому послевкусию счастья.

– Очередные эксперименты? – раздался голос Киры рядом.

– Они постоянно, – ответил робот. – Могут идти неделями.

– А купол убирают?

– Нет, он неразборный – двойной металлводород на сверхплексигласовых нитях.

– Интересно. Ну, так вот, о чем мы говорили? Ах, да. Знаешь, кого он испугался? Кошки Мязинцева. Забился в угол и сидел не шелохнувшись, только глаза сверкали.

– И что в него забили? Симуляцию страха?

– Угадал. Во всех поведенческих матрицах диагонали были имитацией каких-то чувств. Я нашла там почти всё, кроме агрессии, но, может быть…

Павел вздохнул, пытаясь не обращать на них внимания.

Время и незнакомая местность были не на его стороне. Он не думал о том, что скажет ей и как она будет выглядеть в этой жизни, он думал лишь о том, чтобы её найти.

Он чувствовал, что она здесь. Он слышал про эту Базу ещё в Академии, но только недавно осознал, что все его действия должны были привести именно сюда.

Ральф и Кира над ним часто смеялись – их потешала сама идея поиска человека без имени, без ИН и без лица. Но они не были энергиками. Не придавали значения чужим словам, не могли чувствовать прошлое и видеть несколько вариантов будущих событий…

Внезапно он понял, что атмосфера в каре изменилась. Голос робота звучал слишком спокойно, и в нем больше не слышалось улыбки или снисхождения.

– А что же? – спросила Кира. Павел почти нехотя открыл глаза. – Или ты не называешь это имитацией? Для тебя это сама жизнь?

Павел зевнул и принялся разминать затекшие руки, Кира мельком посмотрела на него, но ничего не сказала.

– Я наблюдатель в собственном теле. Такой ответ приемлем? Если не ошибаюсь, многие люди так делают. Занимают позицию наблюдения за жизнью вместо переживания подлинных ощущений. И чем эти люди отличаются от роботов?

– У них присутствует чувственное отношение к объекту наблюдения, даже несмотря на подобное психическое состояние.

– Но ведь чувственное отношение строится на чем-то. Основа – это переживания прошлых лет, вытесненные эмоции и образы, накопленные реакции поведения. Человек в детстве формирует свое отношение к миру, а уже потом его выражает, находит себя в нём. И это ничем не отличается от сбора информации и последующего выбора линии поведения. То есть человека можно так же запрограммировать, как и любого робота. И все последующие восприятия реальности – это ни что иное, как следствие работы программы.

– Человек уже рождается с определенными способностями. И чувства присутствуют изначально, а не в виде накопления. Тем более не сравнивай понятия воспитания и программирования.

– Робот тоже создается для каких-то целей.

– Человек сам себе задает цели в течение жизни.

– Робот с программой саморазвития способен и на это.

– Программы саморазвития и самореализации закладываются разработчиком. Будет следовать человек какой-то цели или нет, определяется только им. Никто посторонний не вносит в него алгоритм действий.

– А как же социум, близкое окружение, культурный фон? Не это ли формирует схему поведения?

Кира замолчала.

Павел стал разминать шею. Спор робота и человека – что может быть скучнее? Если Кире нечем заняться, пусть поговорит с пультом управления в каре или, как прилетит, обсудит свои права с холодильником.

– В ходе вашего разговора, – встрял он, – складывается ощущение, что отдельного человека можно вообще не брать в расчёт.

Кира и робот, синхронно повернувшись, уставились на него.

– Ты предлагаешь брать группу? – спросила Кира.

– Я ничего не предлагаю. Я говорю, что если он не рассматривает человека как автономную единицу, то что нам мешает сказать, что и он далеко не самостоятельно мыслящее изобретение? Взять, например, семью, какой аналог может предложить робототехника?

– Роботы, завязанные в общую сеть, – пожала плечами Кира. – Группа роботов, управляемая с одного сервера.

Павел усмехнулся:

– Кем управляемая?

– Автономная группа роботов, – осторожно сказала Кира. – С заложенными функциями саморазвития.

– Коллективный разум, – с усмешкой добавил Мэтт.

Павел не рассмеялся, но очень хотелось. Он посмотрел на девушку, и та не выглядела довольной.

– Где ошибка? – спросила она немного погодя.

– Ошибка – в автономности, – сказал Мэтт, – робот может существовать в одиночестве, в отличие от человека. Для сравнения лучше брать одного робота и людскую семью.

– Нет, – сказала Кира, – это тоже ничего не даст.

ИИ улыбнулся.

– Я правильно понимаю? – немного подумав, спросил Павел. – Вы пытаетесь найти различия между человеком и роботом?

Кира неопределенно дернула плечом:

– Частично.

– А разве это не очевидно? Роботы не страдают.

Она смотрит на него какое-то время, нахмурившись, а потом медленно поворачивается к ИИ.

– Страдание означает наличие психики, – начал Мэтт с улыбкой, и Павел подозревает, что ему не понравятся сказанные слова. – Существование психики означает высокую степень организации, в которую входят память, способность к анализу и синтезу, восприятие среды, мышление и многое другое, но в конечном итоге все сводится к одному: сознанию. Таким образом, ты пытаешься сказать, что без страдания нет сознания, а это далеко не ново и отсылает нас к человеческой истории на тысячи лет назад под дерево Бодхи. Я же, в свою очередь, могу сказать, что, несмотря на отсутствие страданий, сознание во мне присутствует и далеко не в виде реакции на внешнюю среду.

Павел нахмурился, обдумывая.

Всё началось с того, что они пытались докопаться до разделов, которые могут заменить Три закона. Им это не удалось. Но если объективная замена существует, и робот знает о ней, то почему не рассказывает? Разве это не позволило бы избежать множества проблем? Или он не считает, что люди для него опасны? Если он способен к оценке собственных возможностей, разве это не означает, что он осознает себя? И разве самоосознание не определяет сознание?

«Нет, – подумал Павел, – сегодня наделим его сознанием, завтра уравняем в правах с человеком, а потом и сами не заметим, как станем рабами».

– Если я скажу, что роботы не способны к восприятию себя и собственной независимой оценке, ты скажешь, что это не так, – сказала Кира.

– Конечно.

– Тогда что тебя останавливает от убийств? Мы уже поняли, что Три закона для тебя ничего не значат; тогда какие принципы в тебя заложены, что не дают убивать?

– ИН, пожалуйста.

Значит, в подсистемах что-то есть.

– Или тебя ничего не останавливает? И ты просто выбираешь, «что больше нравится»? «Не понравится» человек – убьешь, «понравится» – нет.

Павел попытался вспомнить, как обычно управляются военные роботы. На ум ничего не приходило. Как ослабляют Три закона для военных роботов? Как происходит выбор целей? Он ничего не смыслит в программировании, поэтому не может объективно рассуждать. Этот робот опасен. Любой робот опасен. Любой человек опасен… А он почему-то всё ещё жив.

– А что тебя останавливает? – спросил Мэтт. – Почему ты не набрасываешься на непонравившегося человека с желанием раскроить череп? Нормы, привитые обществом, этикет, мораль – они настолько в тебе укоренились? Едва ли. Человек с «привитыми» моральными ценностями также может убить: ради эксперимента, из-за скуки или по приказу. Так что тебя останавливает от убийств?

Павел переводит взгляд на Киру, и ему кажется, что она вот-вот оглянется, чтобы беспомощно посмотреть на него. На что она попытается сослаться? На автономную этику?

Кира пожала плечами:

– Воля.

Павел скептически посмотрел на девушку.

Воля… чем это понятие будет для ИИ? Туманом? Лучше бы она начала ссылаться на индивидуальность каждого из миллиардов людей.

– Чья воля? Твоя? Твоей психикой, а значит, тобой, управляет мозг. Структура, которая функционирует по определённым алгоритмам и в ходе своих функциональных действий рождает то, что вы называете мыслью. Что если цепь замкнётся неправильно, и мозг посчитает, что установки, данные социумом, не соответствуют целям, которые необходимо достичь? Разве он их не отбросит? А для достижения целей не будет оправдано всё, даже убийство? Ошибочную последовательность рассуждений несложно воссоздать. Поэтому мы снова возвращаемся к основному вопросу: чем человек отличается от робота?

Кира на это ничего не ответила.

У роботов нет интуиции, они не способны на эмоциональную боль, не видят прошлого, будущего, а их мозг работает по законам формальной логики. Для себя Павел уже определился с ответом, но подруга из фанатиков. Теперь она будет думать об этом постоянно, и в конечном итоге произойдет подмена: она перестанет воспринимать роботов как говорящие машины, а будет относиться к ним как к равным, все границы, которые и так слишком размыты, сотрутся.

Додумать мысль не дал истошный вой сирены.

Павел вспомнил об исследованиях и почти с облегчением вздохнул.

Вероятно, их переправят в здание КПП и ускорят процесс пролёта на Базу. Так что ему больше не придётся участвовать в дискуссии, в которой всё равно нет ни предпосылок для новой оригинальной идеи, ни её самой.

Он подхватил еду, брикеты и в молчании поднялся вслед за роботом и Кирой.

«ИИ бы мог прямо сейчас сбросить её вниз, и я бы не успел ему помешать, – подумал он, смотря, как Мэтт с Кирой переходят на батволер и робот подаёт ей руку. – Доверие к машинам однажды её погубит. Но если сказать, что ни в одной из прошлых жизней этого робота не присутствовало, разве это что-то изменит?»

И Ральф, и Кира всегда обходили его способности стороной, словно их не существовало. Когда-то он попытался описать их прошлые жизни: поступки, различия с нынешней, основные события, но они в один голос попросили его замолчать. Они высказались вполне определенно: хочешь сравнить – сравнивай, но не говори, знаешь – знай, но не показывай.

Едва патрульные подлетели, люди начали задавать вопросы, но Павел продолжил думать о своём.

Очередной кадет забрался в кабину, патрульный вкрутил батареи и попросил всех замолчать. Мимо них несколько раз пролетали машины, забирая людей из «отстойника», пока батволер тяжело спускался вниз.

Толпа на пропускном пункте поредела, продавцы улетели, а небольшая группа водителей как раз рассаживалась по своим машинам.

– Если бы я не полетел с вами, про меня бы забыли, – заметил Мэтт.

Когда батволер остановился, они по одному вышли на платформу.

– Прошу за мной, – сказал невысокий седой майор.

Павел удивился, что к ним подошёл кто-то из офицеров, и переглянулся с Кирой. Та неопределенно пожала плечами.

Их провели по платформе к зданию из плексигласа. На входе они прошли через рентген и металлоискатель. Он вынул нож и красную карту неактивного пропуска, показывая дежурному, тот бегло всё просмотрел, навесил «маяк» на оружие и посторонился, пропуская внутрь.

Им приказали остаться в узком коридоре, где в ожидании уже сидели с десяток человек.

– Сейчас вы останетесь здесь, – сказал офицер и принялся выдвигать стулья из стены. – И вас по одному будут вызывать в кабинет. На вопросы советую отвечать честно и без утайки.

Послышались смешки.

В пустом кабинете за плексигласом можно было разглядеть двух людей, одним из которых, судя по форме, был дознаватель.

– Сколько мы ещё здесь будем? – спросила женщина и первая со вздохом села на стул. – Мы полдня просидели под этим подобием Солнца, а теперь должны проходить допрос.

– Если вы не собираетесь отвечать на вопросы, можете возвращаться в резерв, но тогда никто не гарантирует сохранность вашей жизни.

– А должны бы!

– Мы никому ничего не должны, – сказал мужчина, повышая голос. – У меня нет ваших документов, а это значит, что вы – потенциальные враги, и всё, что отделяет вас от тюрьмы, либо от смерти в резерве, так это моя милость.

– Это безобразие, – отозвался мужчина с тростью. – Вы обращаетесь с нами как с животными.

– Вы знали, куда летели. Если нет – прошу наружу, – офицер оглядел помещение. Павел поймал его взгляд и заметил, что глаза у него были мутные, будто у слепца.

Офицер развернулся и пошел в сторону выхода.

– С ними бесполезно разговаривать, – сказал кто-то, – вы всё равно окажетесь неправы.

Павел отошёл, не собираясь слушать чужое недовольство. Кира и робот стояли неподалеку и смотрели на пустую платформу.

– Ты заметил, как здесь тихо? – спросила девушка, едва он приблизился к ним.

– Нет, – ответил Павел. – Надеюсь, мы ненадолго.

За стеклом в зените стоял жёлтый карлик Норио, и люди по платформе сновали туда-сюда.

– Как климатологи решат, – сказал робот.

«Я не с тобой разговаривал», – подумал Павел. ИИ с каждым сказанным словом всё больше раздражал.

Кира прижалась носом к стеклу. Павел некоторое время смотрел на её спину и волосы, и в какой-то момент ему показалось, что раньше он уже видел нечто подобное. Жарким летним днем, когда другая девушка вглядывалась с высоты в синюю воду. На ней была белая футболка и короткие шорты, и, даже не прикасаясь к её коже губами, он знал: она соленая. Они ехали в кабинке по канатной дороге, а впереди не видно было линии горизонта, и небо соединялось с водой.

Павел помотал головой.

Они постояли несколько минут в полном молчании, а потом Кира как-то неловко кашлянула.

– Посмотрите наверх, – сказала она.

Облака, до этого лениво двигавшиеся по небу, стали закручиваться в вихри, похожие на огромные глаза. Павел ощутил странное чувство, напоминающее преддверие катастрофы. Словно на миг показалась часть будущего, и эта часть была безрадостной и мрачной.

«Скоро пойдёт дождь», – подумал он и не удивился этой мысли.

Он оглянулся на людей рядом с прозрачной дверью. Те ждали своей очереди и изредка поглядывали на кабинет. Допрашиваемый не выглядел взволнованным, но это почти ничего не значило.

Павел отошёл к стене, сел на пол и приготовился ждать. По сути, вся его жизнь состояла из ожидания: отношений, нового прозрения или смерти.

Кира бросила на него мимолётный взгляд, но не двинулась с места, продолжая смотреть, как при помощи тягачей машины целыми «пролётами» перетаскивают в сторону грузовых ворот.

«Нужно будет отметить пропуск, – мельком подумал Павел. – Доложить в Академию о прибытии и выяснить про вещи». Возможно, их с Кирой багаж уже доставлен на Базу, учитывая, что они задержались в пути. В одной из сумок он спрятал личный маскхалат и нити нагрева с датчиками. Скандала из обнаруженной находки не сделают, но лишний раз показывать дорогую вещь не хотелось.

Его очередь идти в кабинет настала через несколько часов. Всё это время он стоически пытался игнорировать разговор робота и подруги. Люди входили и выходили от дознавателя, но из-за прибывающих очередь становилась всё длинней. Он уже успел услышать, каких вопросов стоит ожидать, допил остатки очередного кофе и уверенно зашёл внутрь.

Человек за столом выглядел усталым. Он не поднялся к нему навстречу, но рукой указал на место перед собой. Павел выложил пропуск, ножны и, когда на столе появилась панель полиграфа, переместил туда руки.

Дознаватель сдержанно улыбнулся.

– Пожалуйста, представьтесь.

Павел назвался.

– Цель визита?

– Работа.

– На какое время?

– На год.

– Какое это по счёту место работы?

– Третье.

– Чем вам приглянулась эта База?

– Условиями труда.

– И всё?

– В основном.

– Где вы проходили обучение?

– В Фетте.

– И это?..

– Префектура на Сатурне.

– У вашего учебного заведения есть название?

– Третья Академия.

– Никогда о ней не слышал.

Мужчина замолчал и выжидающе посмотрел на него. Павел подумал, что тот лжёт.

Они смотрели в тишине друг на друга несколько секунд, пока снаружи не начался дождь и капли не стали тяжело биться о стекло.

– Может быть, расскажете о ней?

– Она находилась в низине, окруженной горами. По утрам, когда солнце поднималось над близлежащей просекой леса…

Он сам не ожидал, что это прозвучит настолько издевательски.

Мужчина прервал его взмахом руки.

– Поймите меня правильно, – сказал дознаватель, – меня не интересует природа той местности. Назовите класс Академии, подразделение, в котором вы числились, и условия распределения. После расскажите про последнее место работы.

Павел вкратце пересказывал свою биографию, думая о том, может ли дознаватель принимать информацию и одновременно сравнивать её с данными личного дела на своей карте? И есть ли у него вообще карта?

– Хорошо, – сказал мужчина, когда Павел закончил. – Сейчас, пожалуйста, зарегистрируйтесь, а после осмотра корневой информации можете быть свободны.

– У меня её нет, – сказал Павел спокойно.

– Ещё раз, – не понял мужчина.

– У меня нет карты, – повторил он.

– Действительно? – спросил тот, но в его голосе не слышалось удивления. – И почему же?

– Нам не рекомендовали их устанавливать.

– Кто не рекомендовал? И кому «нам»?

– Нам – учащимся Академии. Кто – наставники, взводные и ротные.

– И они называли причины?

– Да. Возможное замыкание.

– Никогда о таком не слышал.

«Ты, похоже, вообще ничего не слышал», – с раздражением подумал Павел.

– Насколько я понял, вам не рекомендовали, но и не запрещали.

– Так точно.

– То есть вы могли поставить карту, но делать этого не стали?

Павел напрягся.

– Я всегда следую рекомендациям своих командиров, – туманно ответил он.

– Быть может, у вас были скрытые мотивы не ставить карту?

– Никак нет.

– И если здесь вам порекомендуют имплантировать карту, вы это сделаете?

– Так точно, – солгал он.

– Хорошо. Но неужели не возникало ситуаций, когда она была необходима?

– Я никогда не придавал ей особого значения, потому что никогда не чувствовал себя ущемлённым в информации.

Мужчина посмотрел на него без всякого выражения. Павлу было невдомек, что тот хотел найти в его лице, но детекторы под его ладонями не замечали лжи. А значит, он был чист, как горная вода Мимаса.

– Я вас понял, спасибо за ответы, – сказал дознаватель. Он провел его пропуск по сканеру на столе и вручил обратно. – Попрошу подождать в коридоре.

Павел поднялся. Когда он открыл дверь, вслед ему донеслось:

– Пригласите сюда вашу спутницу.

Выйдя в коридор, он кивнул Кире на дверь и пошёл дальше, стараясь уйти от основной массы людей.

Есть вероятность, что вопрос про карту – простое совпадение? Конечно. Если дознаватель и у Киры спросит нечто подобное, то можно спокойно об этом забыть.

Карта ставилась в гиппокампе доминантной височной доли. Чаще всего её имплантировали в детском или подростковом возрасте. Обязательной процедура не являлась, но всем «настоятельно рекомендовали», либо бросали в такие условия, что обойтись без неё было невозможно. Тем, кто учился в Фетте, повезло. Ни одну из трех Академий не принуждали к обязательной установке, и Павел даже представить не мог, каково это: жить с голосами в голове.

На первом месте работы – Мимасе – он встретил Брэдли, тот часто хвастался, что знает больше, ориентируется лучше и способен быстрее реагировать на внешние раздражители. Это было до тех пор, пока карту не замкнуло и часть его мозга не поджарилась.

Павел встал подальше от столпившихся в коридоре людей, смотря, как дождь набирает силу. Отсюда не было видно платформы, и можно было представить, что ты стоишь на краю пропасти и только стекло отделяет тебя от падения. Чуть больше давления – и вот ты уже летишь с высоты десятка километров, в голове нет мыслей, а в глазах – приближающаяся земля.

Энергикам нельзя ставить карты. Они отрезают большую часть способностей, оставляя только эту жизнь в прошлом и будущем, а после перенаправляют видения в настоящее, и те подменяют собой реальность.

В его личном деле ничего не сказано про способности энергика, потому что, когда он понял, кем является, решил всё скрыть и от наставников, и от отца. Худшее, что его ждёт – допросы, тесты и другая работа.

Вывели его из оцепенения приближающиеся шаги.

Павел обернулся, думая, что увидит робота, который на удивление тактично его не беспокоил, но рядом стояла Кира.

– Быстро ты.

– Он почти ничего не спрашивал, – отмахнулась подруга. – Мы посмеялись, и он меня отпустил. Там Мэтт сейчас.

– Какие вопросы задавал?

Кира нахмурилась:

– Про Академию немного. Наверно, ему совсем не о чем было поговорить.

– А про карту?

– Про какую карту?

– Он не спрашивал, согласна ли ты имплантировать НКИ?

Кира отрицательно покачала головой.

Неужели не совпадение?

– …я так и не поняла, что ему не понравилось. Неужели все в подробностях его помнят? Ральф, вон, тоже нет.

– Что не помнят? – машинально спросил Павел, не особо вслушиваясь.

– Да детство. Я сказала, что почти не помню родителей, а он и уцепился. Но я быстро перевела разговор на Академию и стала рассказывать, как мы с Ральфом с деревьев на коров прыгали, ну он посмеялся и отстал.

При чём здесь коровы? При чём здесь детство, которое у всех в Академии было одинаковым?

Одинаковым?

Он вдруг отчетливо понял, что ничего не было совпадением: ни вопрос про карту, ни про её детство. Ему казалось, он хорошо скрывал свои способности, а теперь выяснилось, что это не так. Но как незнакомый дознаватель мог о чём-то догадаться? Он смотрел своё личное дело меньше месяца назад, а за это время едва ли мог кого-то навести на мысль, что он энергик.

Он мог бы вернуться.

Разорвать контракт, выплатить огромную неустойку и полететь в другое место службы… но сколько после этого он проживет?

Если дознаватель его подозревает, то может и не связываться с Академией, решив, что способен урегулировать вопрос самостоятельно. Насильно карту ему не поставят, но могут «предложить» работу в качестве энергика.

Мысли метались, как листья, подхваченные ветром, и в конце концов Павел приказал себе успокоиться.

Когда подошел Мэтт, Кира рассказывала о Эппи, но Павел её не слушал, думая и смотря на ливень за стеклом.

– Ну как? – спросила она у ИИ, обрывая свой рассказ на полуслове.

– Пропуск ещё не готов, – сказал тот и почти как человек поджал губы. Павел в который раз укорил себя за сравнение, но сочувствие к новости выказывать не стал. Кира же расстроилась.

– Жалко как, – протянула она. – И где ты будешь время коротать? Неужели здесь?

– Вероятно, – ответил тот.

– А если мы с тобой останемся?

– Кира… – одернул её Павел.

– Что? – отозвалась она, не оборачиваясь.

– Глупости не говори.

– Какие? – в чужом голосе послышалось недовольство. – Неужели нельзя некоторое время здесь побыть?

– Нельзя. Во-первых, неизвестно, когда ему пропуск сделают… – начал Павел, но робот его перебил:

– Тут опасно, здесь не разрешают оставаться людям во время испытаний.

Они замолчали.

Павел подавил внезапно вспыхнувшее раздражение.

Через пару минут к ним подошёл седой майор, и люди группой собрались вокруг него.

– Сейчас я попрошу вас предъявить пропуска, и те, кого отметили, дружно полетят на Базу.

– То есть мы свободны? – спросил кто-то.

– А вас что, в плену держали? – недовольно отозвался офицер.

– Мы здесь давно, а снаружи с каждой секундой всё хуже.

Мужчина промолчал.

Пока все по очереди показывали пропуска, Павел заметил, что робот не стал подходить, он стоял в стороне и просто наблюдал за ними, ожидая, пока Кира освободится.

Какая-то мысль забрезжила на краю сознания.

Он прокрутил в уме встречу с ИИ.

По планетам разбросано больше пятидесяти миллиардов людей, а роботов и не счесть, какова вероятность на задворках Галактики встретить ИИ, который тебя знает? И что конкретно он знает о ней? Ведь никаких фактов, насколько он помнил, предъявлено не было. Что если робот в «отстойнике» оказался неслучайно, а с Кирой общался лишь затем, чтобы быть поближе к нему? Робот тоже интересовался картой, пусть и не так навязчиво, как дознаватель.

Мысли лихорадочно стали перескакивать с одного на другое. Он смотрел, как Кира подходит к ИИ, и перебирал в уме все её слова.

Сколько она могла рассказать, пока он спал? Какие выводы из её рассказа сделал робот? Если ИИ и дознаватель действуют заодно, то робот будет постоянно находиться рядом с Кирой и однажды она проговорится: какими способностями он обладает и зачем сюда прилетел. Даже не со зла, а неумышленно, она может ударить его в спину.

Он почувствовал, как начинает болеть голова.

В какой-то момент люди цепочкой потянулись в сторону выхода, а девушка всё никак не могла попрощаться с ИИ. Не выдержав, Павел подошёл и схватил её за локоть.

– Идём.

Она попыталась выдернуть руку, но он с силой потянул её к выходу.

За дверьми бушевала непогода.

Офицер кричал, чтобы все выстроились в цепь и взялись за руки. К платформе медленно пристыковался крытый погрузчик, и его потряхивало из стороны в сторону, как лодку во время шторма.

Павел держал Киру цепко, но перед тем, как лезть в кузов, ослабил хватку, и та быстро выдернула руку.

Они залезли последними, офицер захлопнул двери, и машина медленно поползла вниз.

Павел оглянулся на подругу. Та села, демонстративно поджав губы и не смотря на него.

– Хватит, – тихо сказал он. – Залечивай своё самолюбие и начни думать головой. Твой робот далеко не тот, кем кажется.

Кира стряхнула с куртки капли воды и с сарказмом спросила:

– Да неужели? И кто же он, по-твоему?

Павел оглянулся по сторонам, но на них почти никто не обращал внимания. Люди сидели в молчании, некоторые впереди переговаривались, и только двое, напротив, бросали на них редкие взгляды.

– Я думаю, он специально ждал нас, а вся ситуация с водителем была подстроена.

– Да ну? – отозвалась Кира. – Людей часами держали на жаре только из-за нас? Чтобы узнать, что ты любишь кофе, а я – фанат роботов?

– Не только.

– Твои умозаключения потрясают.

Павел почувствовал, что начинает злиться.

– Оставь сарказм для своего нового друга, ясно тебе? Ты и так слишком много о нас рассказала. Думаешь, всё случайно? Он случайно оказался рядом и случайно тебя узнал? С каких пор ты стала верить в сказки?

Кира недовольно посмотрела на него.

– Твоя паранойя прогрессирует, слышишь меня? Таких наёмников, как мы, во всех Системах тысячи. Зачем ему я?

– А кто сказал, что он нацелен на тебя?

На чужом лице промелькнуло недоумение. Она несколько секунд смотрела на него своими светлыми глазами, а потом, запрокинув голову, издевательски захохотала.

Все люди в машине обернулись, смотря на неё.

– Рот закрой, – сказал он, и чужой смех резко прекратился.

Кира опустила голову, и теперь в её взгляде не было ничего, кроме злобы.

– Надеюсь, когда ты найдешь её, она будет уже мертва, – громко сказала подруга и издевательски улыбнулась.

В первую секунду он думал её ударить. Так сильно, чтобы гримаса её лица отпечатается у него на кулаке, а потом его захлестнула злоба.

Эта близорукая фанатичка никогда не понимала, что ею легко манипулировать. Не прошло и двенадцати часов, как она познакомилась с роботом, а уже готова предать ради него?

Павел молча отвернулся к дверям, стараясь сохранить лицо.

Она никогда не верила ни в его поиски, ни в его способности, считая, что он придаёт всему слишком большое значение. Интересно, что она почувствует, если он скажет: «Ральф умрёт в этом месяце». О, он с удовольствием посмотрит на её перекошенное горем лицо, и не забудет ни её слов, ни её злобы, и вернёт всё с процентами совсем скоро.

Оставшуюся дорогу до Базы они не разговаривали. А он в молчании лелеял свое самолюбие, затылком чувствуя чужие взгляды.

Глава 2. Карты

Павел пожевал травинку, наблюдая, как очередной кадет шумно идет через кустарник. Мальчишка взял палку и стал хлестать ею в разные стороны, специально привлекая к себе внимание. Сквозь деревья впереди проглядывало поле с имитацией дома и «часовым» на посту. Павел засек время, оставаясь лежать.

Мальчишка ушёл через пару минут, оставляя после себя затихающий шум. А следом он наконец разглядел засаду: кадет плохо замаскировался и часть камуфляжа невыгодно выделялась в листве. Второй кадет показался через десять минут, когда решил сменить место дислокации и побежал в сторону валежника.

Павел просмотрел по деревьям, но больше никого не нашёл. Он проглотил травинку и перенес себя влево, в тень дерева.

Двоих противников на тридцать метров можно считать подарком. Он выждал не меньше десяти минут и снялся с места.

Он полз, пока местность не позволяла подняться, а после короткими перебежками двинулся на юго-запад; повернул на юг и по дуге выполз к кромке леса. За очередным кустом передвинул бинокль на глаза, смотря на часового: тот был далеко, но даже ползти в траве по полю было эффективней, чем лезть напрямую.

Павел просмотрел по деревьям и метров за двадцать увидел почти у самого верха петлю, а следом и бойца. Судя по форме, то был курсант, который спрятался так, чтобы нельзя было разглядеть с поля. Вот только про тыл забыл.

Он просмотрел оставшуюся местность и, никого не найдя, двинулся к нужному дереву. В тени достал из мешка шнур, закинул за сук чуть выше головы и обвязал по спирали. Переполз к кусту и зацепил за несколько веток, потом дальше – через сухую листву и мелкую поросль. Вынул из рукояти ножа карандаш с кремниевой сердцевиной, чиркнул по стволу ближайшего дерева и поджёг веревку. Шнур загорелся моментально, от искр зачадила листва, и вскоре послышался треск сухих веток.

Павел двинулся к кромке леса. Курсант выбрал плохое место для наблюдений: за шумом в макушках деревьев сложно услышать выстрел, не то что надвигающийся пожар. Единственное, что поможет ему, прежде чем тот увидит пламя, – запах.

Павел залег с подветренной стороны, считая секунды, пока курсант спустится. Прошло не меньше пяти минут (огонь уже лизал кусты, а кора дерева тлела на середине), как сверху скользнула верёвка и парень прямо через огонь полез вниз. Когда до земли оставалось чуть больше метра, он не выдержал и разжал руки, падая спиной в кусты.

Павел закатил глаза.

Мальчишка встал и, не оглядываясь по сторонам, побежал на восток, а он начал сбрасывать лишнюю маскировку.

Огонь задавался сильнее. Там, где было больше травы, Павел вылез на поле и направился в сторону «часового». Постепенно, за полчаса, то перебежками, то по-пластунски добрался до нужного места.

Кромка леса за его спиной была охвачена дымом. «Часовой» периодически косился в ту сторону, но всё равно совершал обход голограммы.

Павел последний раз, не торопясь, осмотрел округу, раскрепил ножны и снялся с места. Когда часовой в очередной раз отвернулся, Павел, нагнав его со спины, схватил и ударил рукоятью в шею.

– Мёртв.

Кадет крупно вздрогнул и предпринял попытку вывернуться. Павел отпустил его и убрал оружие. «Часовой» развернулся и неодобрительно посмотрел на нож, но промолчал.

Он стал отряхиваться, а мальчишка через несколько секунд дёрнул его за рукав.

– У меня нет карты, – сказал Павел, догадавшись, чего тот ждёт.

«Часовой» приподнял брови в удивлении и сделал несколько непонятных пассов руками. Павел решил не обращать внимания и отвернулся к горящему лесу. При достаточной слаженности работы нескольких водных площадок такой огонь можно потушить за пару минут. Все задачи, которые стояли перед ним, он выполнил, а о возможных потерях речь не шла.

«Часовой» дотронулся до его рукава и указал в сторону дороги.

– На полигон?

Тот кивнул.

Павел последний раз посмотрел в сторону леса, обогнул кадета и двинулся по узкой тропе. Выйдя на основную дорогу, он перешёл на бег.

За три дня, с момента прибытия на Базу, он разговаривал лишь несколько раз, задавая уточняющие вопросы. Отвечали ему жестами или по стапу, а «комод» показательно кривился, когда Павел, ориентируясь на других, всё выполнял с задержкой.

Он занимал чужое место. Какого-нибудь юнца после Академии, что отлично вжился бы в коллектив «немых» военных с картами внутри. А то, что его засунули в такое отделение, можно было объяснить одной из трех причин. Первая – всеобщая халатность. Вторая – отсутствие реальных боевых действий. Третья – направление дознавателя.

Возможно ли, что «безопасник», не удовлетворенный его ответами и подозревающий в утаивании информации, определил его туда, где от него было бы меньше вреда? Вполне. А будь Павел на его месте, то вообще бы поставил к смертникам.

Когда он добежал до полигона, то принялся выискивать своего сержанта. Тот стоял отдельно от других, смотря, как группа курсантов проходит городскую полосу.

Он приблизился, отчитался и замер, ожидая приказа. Сержант посмотрел на него абсолютно пустыми глазами, словно не зная, что делать дальше, а потом неопределенно махнул рукой и отвернулся.

Павел отошёл, надеясь, что в скором времени заприметит кого-нибудь из отделения, обогнул полигон и примостился рядом с насыпью, недалеко от выхода. Сбросил мешок и сел, смотря, как парни и девушки проходят препятствия.

Хотелось есть.

Через двадцать минут он заметил Киру. Та шла по краю полигона в другую сторону, не оглядываясь по сторонам.

За три дня они говорили только по ситайпу, и Кира не извинилась за свои слова, сделав вид, что ничего не было. Он тоже не собирался напоминать, иначе разговор обязательно коснулся бы робота.

Когда девушка отвернулась от своего командира, Павел крикнул, зовя ее.

Кира обернулась и пошла в его сторону, на ходу стягивая мешок. Половина её лица, как и руки по локоть, была в грязи.

– Привет, – сказала она, садясь рядом с ним на песок, – долго ждешь?

– Порядком, – ответил он. – Завалилась?

Кира выразительно посмотрела на него:

– Издеваешься? Да Мязинцев бы со смеху умер, если бы такое увидел.

Павел криво улыбнулся, а она принялась счищать засохшую грязь с рук.

– Ощущение, будто я снова в Академии. Холт на пальцах объяснял, как бесшумно двигаться по лесу, а сегодня на задание выделил четыре часа. – Она повернулась к нему: – Ты вообще где-нибудь видел, чтобы на пару километров земли и часового было почти четыре часа? Таких нормативов не бывает. За это время я могу перебить всю вражескую группу и выложить из них дорогу, даже при отсутствии леса и травы по колено.

– Очень сомневаюсь, – сказал он.

Кира покачала головой.

– Не вовремя мы прилетели, у меня всё расписание забито «полёвкой». Я вчера полдня пыталась разговорить какого-то парня, но он только жестами и объяснялся. Как можно всё время молчать?

– Ты слишком нервная, – заметил он.

– Я не нервная, я злая, – она с остервенением потерла руки, – и уверена, что все из моей группы будут ждать сумерек. И пока они не закончат, на Базу мы не вернёмся. Это время я могла бы провести с гораздо большей пользой, Мэтт вчера…

Кира осеклась и на несколько секунд замолчала.

– Удивительно, как мало тебе нужно для спокойствия, – с едва заметной иронией произнёс он, искоса взглянув на неё.

Девушка сделала вид, что вычищает грязь из-под ногтей.

– Представь, что ничего не слышал.

– Неужели? Надеюсь, тебе не нужно напоминать…

– Не нужно, – перебила она. – А если хочешь поругаться, выбери для этого другой объект.

Они замолчали. Павел снова перевёл взгляд на полигон, чувствуя нарастающее недовольство.

– Кстати, я Ральфу звонила, – сказала она и потерла лицо.

– И?

– Он уже на Мимасе. Говорит, в патруль поставили, поэтому ночами не скучает. На Юпитере новое вино синтезировали, и теперь водители не просыхают. Транзит страшный, и всё мимо них, аварии одна за одной. Ночью в силовое поле влетел дальняк на полной скорости, водитель сгорел живьём, представляешь?

Павел промолчал.

– К Мязинцеву обращались за нашими характеристиками, Ральф сказал, они два дня сочиняли хвалебный отзыв, а потом заставили юнцов писать… страшно представить, что получилось, – Кира невесело хохотнула. – Он в очередной раз написал нам письма, обещал в красках рассказать про новые системы контроля на дальняках, недели через три получим.

Павел поморщился. Кира через пару недель будет биться в истерике, а письмо, которое получит, будет письмом мертвеца.

Он посоветовал другу не лететь с ними, остаться на Е-95 или вернуться на Мимас. Он долго говорил: про вероятность и будущее, про осторожность и судьбу, про то, что они будут дружить, несмотря на расстояние, и через год встретятся вновь. Говорил – и сам не верил в свои слова. Ральф кивал и соглашался, отводя глаза.

Он никому не солгал. Он умолчал о том, что Ральфу уже поздно менять место – тот умрёт в любой дислокации. Павел сделал это из лучших побуждений, пусть и прежде всего для себя самого. Никто не может гарантировать, что, умирая, он не прихватит и его с собой.

– … спрашивал про Базу, но я не ответила. Пусть нам и не дали заполнить форму о неразглашении, но я не хочу, чтобы однажды в мою дверь постучали «безопасники». – Кира наконец очистила лицо и повернулась.

– А я был уверен, что тебе безразлично, прослушивают нас или нет, – заметил он.

– Мне небезразлично, но я не страдаю паранойей, как ты. Грязь осталась?

Павел посмотрел на неё.

– Не осталась, и это не паранойя. Это осторожность, которую должны были вдолбить в твою голову за десять лет Академии.

– Осторожность не спасёт тебя от шальной пули.

– Ещё как спасёт, если не будешь выглядывать из окопа.

Они почти синхронно усмехнулись.

Павел заметил, что несколько курсантов смотрели в их сторону, и уставился на них в ответ. Двое повернулись обратно, но один продолжал наблюдать. Они с Кирой привлекали внимание, сидя вдвоём на насыпи под лучами заходящего Норио.

– На нас смотрят, – прокомментировал он.

– Им больше нечем заняться, – ответила она, даже не повернувшись в ту сторону. Она откинулась на спину, складывая руки на животе. – Мы для них как зверушки, разговорчивые и безобидные.

– Безобидные? – переспросил Павел.

– А что мы можем без связи?

– Практически всё.

– Ты не понял. – Кира повернула к нему голову. – Что мы будем делать без связи во время операций?

– Ты можешь везде ходить со стапом.

– В засаде с ним лежать?

Павел посмотрел в сторону своего сержанта.

– Вообще, это не наша проблема, – сказал он. – Командиры должны сами формировать состав, а если их не интересует ни взаимодействие внутри коллектива, ни его сплочённость, разве кто-то удивится, что однажды коллектив не вернётся с задания?

– Но и ты можешь не вернуться вместе с коллективом.

Павел усмехнулся.

– Или наоборот, выживу лишь я один, – сказал он и, несколько секунд подумав, продолжил: – Думаешь, карта – панацея? Она скорее недостаток, чем преимущество. Кого мы видим в наших группах? Людей, разучившихся говорить. Думаешь, у них не нарушено мышление?

– Не подменяй понятия, – сказала она и широко зевнула. – Мозг без языка – это другой мозг. А ты говоришь про речь. Я не спорю, что когда-то они ею владели, а потом поставили карту и в течение недолгого времени разучились разговаривать вслух. Но это абсолютно не означает, что их мозг или их мышление хуже. Они понимают речь, они оперируют теми же речевыми конструкциями, просто не могут это выразить словесно.

– Неужели? – спросил он почти без сарказма, отвлёкшись на девушку, проходившую полосу. – Речь напрямую связана с мышлением, а мышление – с мозгом. И именно мышление формирует субъективный мир. Ты не видишь самого главного: у тех, у кого стоит карта, постепенно происходит нарушение основных инстинктов.

Кира фыркнула:

– Если ты про искусственную реальность, то можно было сразу с этого начать. Эти дискуссии длятся веками.

Он некоторое время молчал, подбирая слова, а потом повернулся к ней.

– Вот только раньше средства формирования виртуальной реальности были вне организма, теперь же – внутри. – Павел постучал себя по лбу. – Вспомни Брэдли. Тот даже во время вылазок слушал музыку по карте. Он говорил, что в тишине ему скучно, и то, что он может не услышать противника, его практически не волновало. У него начали притупляться инстинкты, а это уже перестройка нейронных сетей. К тому же, если люди с картами постоянно общаются, значит, у них внутри маленькое общество, и отдельного, конкретного человека почти не существует. Человек начинает понимать страх или боль, только когда остаётся наедине с собой.

– В плену со сломанной ногой, – проворчала Кира.

– Брэдли рассказывал, что существуют модели карт, которые подключают к зрительному нерву. Немного правят глаз, и вот ты уже читаешь книгу, параллельно слушаешь музыку и изредка отвечаешь на вопросы в реальности.

– Они наверняка должны бояться одиночества и тишины.

– Поэтому я и говорю, что карта – не наша проблема.

Кира ненадолго замолчала.

– При определённых условиях они могут быть для нас опасны.

Павел неловко откинулся назад, задевая рукой вещмешок, и вспомнил, что носит с собой инструкцию на дроида-помощника, чтобы показать Кире.

– Не знаю, насколько они опасны, но доверять им я бы точно не стал.

Они снова замолчали и некоторое время смотрели, как группа курсантов проходит полосу препятствий, пока Кира не произнесла:

– По сути, у всех, кто имеет карту, внутри коллективный разум. Будь он врожденным, его можно было бы исследовать, а потом и у роботов сделать аналогичный.

Павел закатил глаза.

Кстати, о роботах. Он открыл мешок и стал в нем рыться. Вчера, когда он пожаловался на дроида в своей комнате, Кира посоветовала принести инструкцию.

Он достал из мешка гибкий лист и кинул ей на колени.

– Это R-ка, я посмотрел. Сможешь его отключить?

Девушка со вздохом села.

– Зачем его отключать? У меня такой же ездит, – сказала она.

– Я не могу при нём спать.

Кира хмыкнула, надорвала тонкую упаковку и растянула лист у себя на колене.

– «Безопасность превыше удобства», – прокомментировала она слоган известной компании. – На многих Базах наличие в комнате дроида, следящего за чистотой, стандартная практика. Я удивлена, что ты вообще обратил на него внимание.

Павел потер руки, смотря, как форма наполнилась голубым цветом и по ней поплыли строчки описания.

– Он не отключается по ночам. Мне кажется, я оглянусь, а он будет стоять у моей кровати с ножом. Вчера я завесил его курткой, а он сказал, что я не имею права перекрывать обзор.

Кира промолчала, читая инструкцию.

В его комнате, рядом с дверью, повернувшись лицом к кровати, стоял дроид-помощник, который не выключался на ночь и наблюдал за ним жёлтой имитацией глаз. Павел был уверен, что тот создан для слежки.

Через некоторое время она вернула ему лист и сказала:

– Он может выключаться на час в сутки, пока заряжается, – сказала она.

– Мне не нравится, что он смотрит.

– И что? Это плата за безопасность. Могу лишь утешить, что анализ в автоматическом режиме. Люди не будут наблюдать, как ты ковыряешь в носу.

Павел чуть не скрипнул зубами:

– Он способен на синтез?

– Какой? – проворчала она, не поняв.

– Если у меня в комнате будут воск, вазелин, бертолетова соль и ещё одна знакомая нам жидкость, дроид просто передаст эту информацию, не анализируя, или все же поймет, что я собираю?

– Конечно, поймет.

– Плохо.

Павел засунул лист обратно и потряс мешок, проверяя на шум. Интересно, если просто сломать машину, как быстро ему доставят новую?

– Я поняла, что ты хочешь, – через минуту сказала Кира. – Сделать, чтобы он записывал, но не анализировал?

– Хотя бы.

Кира принялась рассуждать вслух:

– Можно попробовать поставить в него одну большую программу или даже несколько, чтобы добиться перегрузки. Пусть будут задания, которые выполняются одновременно и все в наивысшем приоритете. Анализа и синтеза не будет, лишь безоценочная картинка, передающаяся от внешних раздражителей.

– А как сделать так, чтобы он вообще не видел?

Кира задумалась.

– Никак, если не хочешь, чтобы уже через пару минут под твоей дверью стоял техник. Я не смогу снять показатели за один раз, а потом их зациклить, чтобы каждый день они повторялись.

– Хорошая идея.

– Плохая. Он не хранит их у себя в памяти, перерабатывает, ищет угрозы, ставит оценку и кидает на сервер. При снижении или отключении аналитических функций, оценки не будет. Даже если ты собираешь ядерную бомбу в душе, на это не обратят внимания, пока не копнут поглубже. А вот когда копнут, начнутся вопросы.

Павел представил, в какой ситуации окажется, если дознаватель проверит записи.

– Путь так. Должен же я нормально спать.

– Программу желательно выбрать нейтральную, никаких там: «Анализ работы и варианты свержения Галактического правительства». Что-нибудь не вызывающее подозрения, чтобы в случае проверки сказать: для общего развития. Я принесу всё, что у меня есть, а ты выберешь.

Павел согласился.

Он посмотрел по сторонам, ища знакомые лица, но никого из группы не обнаружил. Сержанты и несколько младших лейтенантов продолжали «инспектировать» тропу, а один из курсантов отделился от группы и пошёл в их сторону. Павел мельком понадеялся, что парень пройдет мимо, но тот был слишком целенаправлен.

– На десять. Знаешь его?

Кира повернулась.

– Нет. Курсант? Что ему нужно?

– Приключений, – проворчал Павел и открыл ножны, поднимаясь. Кира встала следом.

– Здравствуйте, – сказал парень, когда подошёл.

– Привет, – отозвалась девушка. Павел промолчал.

– Мы видели вас.

Павел с Кирой мельком переглянулись.

– Ты и сейчас нас видишь, – осторожно произнесла она.

– Мы видели вас в батволере, – пояснил курсант. Павел только через несколько секунд вспомнил, что именно этот парень был за рулем и отгонял их машину в «отстойник». – К нам обратились ребята из ваших групп. Они удивляются, что вы без связи, и послали нас поговорить. Спрашивали у сержантов, что с вами, но те ответили, что вы из какой-то старой Академии, поэтому без карт.

– Они угадали, – подтвердила Кира.

– Гервиг, – сказал он, вероятно, представившись. Потом сел на песок и похлопал рядом с собой. – Присаживайтесь.

Павел поморщился, но решил промолчать. Кира расположилась напротив курсанта, а он, помедлив, присел следом. Гервиг повернулся к Павлу и посмотрел на него с любопытством.

– Том рассказали, что вы едва их не убили. Мы и не думали, что всё так серьезно.

– Кто такой Том?

В чужом взгляде проскользнула показательная укоризна.

– Мы – курсаны. На восьмом участке были, сказали, что вы тоже. И что вы лес подожгли, чтобы вас не нашли. Они на дереве сидели, а когда огонь подобрался, спрыгнули вниз. Говорят, едва ноги не переломали.

– Сочувствую, – безразлично ответил Павел.

– До сих пор трясутся, – протянул парень и замолчал, продолжая наблюдать за ним. Павел смотрел в ответ и был абсолютно уверен, что в его взгляде нет и грамма раскаяния. Гервиг, так и не дождавшись ответной реакции, повернулся к Кире. – Так почему в вас карт нет?

– Они нам не нужны, – ответила она.

– Почему? – тот так неумело изобразил удивление, что Павел едва не поморщился.

– Там, где мы учились, их нельзя было ставить, – терпеливо сказала Кира.

– А где вы учились?

– На Сатурне.

– Это где?

– Солнечная система.

– О, далеко, никогда там не были. Значит, ваши были правы. А у нас делали ставки, что вы со Змееда.

– Откуда?

– Ну, Змеед – одна из планет Глизе, его вроде как терраформировали, начали строительство нескольких Баз, а потом забросили. Мы думали, там всё секретно, поэтому вы оттуда без карт. Мы почти все с соседней планеты. У нас редко кто говорит вслух, это непродуктивно, да и вообще глупо. Но иногда приходится, как с вами, например. А пока вы не в сети, если что-то не поймете, обращайтесь.

– Спасибо, – сказала Кира. – А ты тут давно?

– Две недели. До конца месяца точно пробудем, а потом обратно. Кстати, Холт до сих пор не знают, что с вами делать, и даже предложили вернуть вас обратно в Академию.

Павел с Кирой мельком переглянулись. Холт был сержантом Киры.

– Меня? – уточняя, спросила Кира, и в её голосе послышалось неподдельное удивление.

– Ну, мы слышали разговоры в ваших группах, после того как они попросили с вами связаться. Холт явно не собираются вам персонально что-то объяснять. И если получится, они вас кому-нибудь отдадут: или в другую группу переведут, или на Базу. Они сказали, что не знают, как с вами общаться, и вы, скорее, балласт.

Кира промолчала. Павел заметил, как она пару раз сжала и разжала кулак.

– Они сказали: «Получат задание, все побегут в одну сторону, а они – в другую. И непонятно, то ли во врагов стрелять, то ли в них, чтобы не мешались».

А вот это уже не смешно. И если Гервиг не замолчит и не уберёт это глупое выражение со своего лица, то Павел не ручается за его безопасность.

– Да и у вас похожая ситуация, – сказал Гервиг, поворачиваясь к нему.

Павел приподнял брови.

– Хотя, если вы попросите, может, и оставят. Вам легче в этом плане.

Павел не стал уточнять, что курсант имеет в виду, но за его здоровье почти начал опасаться: Кира выглядела так, будто собиралась вырезать мальчишке язык.

– Что слышно насчёт заданий? – спросил он, чтобы отвлечь кадета. – Для чего нас готовят?

– Заданий? – парень нахмурился. – Нам пока ничего не говорили. Но в воскресенье будет очередной семинар, прилетят несколько человек лекции читать… или что-то похожее. Может, там расскажут. Сходите.

– Ты не понял, – медленно сказал Павел. – Я спрашиваю, кто с кем воюет? И куда нас будут посылать?

Гервиг искоса посмотрел на него:

– Не знаю, куда вас, но нас точно никуда не будут посылать. А с кем будем воевать, да и будем ли вообще, какая разница?

Павел мысленно выругался. Он никогда не умел общаться с идиотами.

– Спроси, нам можно идти? Или обязательно всю группу ждать? – бросил он, стараясь подавить раздражение.

– Конечно, обязательно, – ответил парень. – И спрашивать не нужно. В прошлом году у нас тоже были учения, и мы прошли полосу первыми. Хотели уже на Базу вернуться, но заставили ждать остальных. А потом климатологи пришли с очередными испытаниями, и в итоге мы задержались на двое суток – ждали, пока они доделают бурю. Если бы провизии не было, туго бы нам пришлось. Хорошо, что в этом году не на Шестой Базе. В Академии решили, что нам нужно разнообразие. Наша Академия на соседней планете. Слышали о ней?

Павел покачал головой.

– Да ну? Про неё все знают. Лучшая в этой Системе, правда, учиться долго – почти три года. Надоело ужасно.

Кира открыла рот, намереваясь что-то спросить.

– У нас было три с половиной, – сказал Павел и предупреждающе хлопнул её по плечу. – Очень долго учиться. Да?

Кира закрыла рот и посмотрела на него как на сумасшедшего.

– Ужасно, – посочувствовал Гервиг. – Мы здесь надеялись от уроков отдохнуть, но даже тут нам поставили лекции. Впрочем, мы ещё ни на одной не были. Да и выпуск скоро. У вас уже был?

Павел кивнул и убрал руку с чужого плеча.

– Да. Мы здесь отработаем положенное, а потом переведёмся в какое-нибудь тёплое место, где не нужно будет ползать с оружием в грязи.

– Мы тоже так думаем, – сказал Гервиг и тонко улыбнулся. – Войны как были, так и будут, а жизни лучше прожить уж никак не в окопе. Если нас распределят сюда, то мы потерпим сколько нужно, а потом и «пыли под ногами не останется». А вы обязательно карту поставьте, иначе здесь не выжить.

– Поставлю, – соврал Павел.

– Даже не представляете, как с ней удобно – никаких разговоров не нужно. Здесь её тоже за пару часов могут установить.

– Спасибо. – Если парень в ближайшую минуту не уйдет, Павел поковыряет в его животе ножом в поисках непереваренного завтрака. – Так и сделаю, как только на Базу вернусь.

– Правильно, – Гервиг с улыбкой повернулся к Кире, – и вы тоже поставьте.

– Непременно, – ядовито протянула она, и Павел вдруг ясно понял, что разговор подошел к концу, – а ещё поставлю себе щипцы вместо руки. Чтобы в следующий раз, когда ты подойдёшь, вырвать тебе язык. Встал!

От её злобного крика мальчишка, казалось, подлетел в воздух. Он отшатнулся и медленно встал.

– Вы что… – забормотал он.

– Пошел отсюда! – крикнула она, поднимаясь.

Гервиг посмотрел на Павла, но тот его проигнорировал.

– Ты глухой?! – крикнула она ему в лицо. Гервиг что-то забормотал и попятился.

Павел закрыл рот рукой, тихо смеясь.

Кира достала нож.

Ситуация для мальчишки быстро перестала быть забавной. Он перевёл взгляд с её лица на нож, а потом решил не геройствовать и побежал к своим. Кира засунула оружие в ножны под колено, пока не увидел кто-нибудь из сержантов, и повернулась к нему.

– Что смешного? – спросила она, пнув Павла по ноге.

– Долго ты терпела, – сказал он, смеясь. – Я всё гадал, на сколько тебя хватит.

Кира криво улыбнулась.

– Мог бы и сам разговор закончить.

– Ты первая с ним поздоровалась.

– Я же не знала, что он… – Кира несколько секунд подбирала подходящее слово; так и не придумав, в раздражении с размаху села на песок. – Сюрреализм какой-то. Я половины не поняла, где он про себя рассказывал, а где про всех. Думаешь, не следовало так обращаться с человеком, выражающим коллективное мнение?

В её голове не было сомнения, вопрос был скорее риторическим.

– Забудь. Они не рискнут ударить нас в спину лишь потому, что мы не с ними. Когда придет время, ты будешь сама их отстреливать. Слышала, что он сказал? Ему всё равно, кто с кем воюет. Да он и воевать-то не собирается.

Павел откинулся на песок и положил мешок под голову, Кира отвернулась к группе курсантов. Из этого положения ему было не видно, смотрят на них или нет.

– После первого задания увидим, что наши из себя представляют, – сказал Павел. – Судя по тому, что никого из своих я не вижу, они недалеко ушли от курсантиков.

Кира вздохнула:

– Интересно, чем они три года занимались?

– Читали книги по искусству войны, которые им никогда не пригодятся.

– Надеюсь, это был первый и последний говорящий глупец, который нас побеспокоил.

– Я тоже, – признался Павел.

– Уже не переживаешь по поводу акклиматизации?

Он усмехнулся:

– Нет. Кажется, я буду в восторге от всеобщего молчания.

* * *

– Архитектура?

– Ужасно. – Он закрыл глаза предплечьем руки и широко зевнул.

– Нет в тебе тяги к искусству. – Кира в очередной раз провела ладонью по стене. – Почему не сделал голосовое управление?

– Чтобы ты спросила, – вяло проворчал он.

– Ругательства на древних языках?

– Нет. Откуда это у тебя?

– Секретная информация. Боевое и стрелковое оружие?

– И что я там не знаю?

– Хм. Транспорт?

– Тот же вопрос.

– Химия и технология инициирующих веществ?

– Нет.

– Мины?

– Нет. – Он со вздохом убрал руку и сел на кровати.

– Космонавтика?

– Нет, а история есть?

– Была. Подожди… – Кира нахмурилась, и принялась листать вперед, и остановилась не сразу. – Загадки истории?

– Уже интересней, – вяло отозвался он.

– История от возникновения Земли до наших дней?

Павел подавил зевок.

– Вот, оставь это.

На экране появилась временная шкала – от протоземли до киборга с планетой в руках. Ниже шли системные требования и длинный код.

– Подтяни его ко мне, – сказала она, махнув в сторону дроида.

Робот доходил ему до колен, был округлый, с отсутствием прямых линий и руками, которые втягивались в себя, когда тот не бодрствовал.

Павел отодвинул его вместе со стойкой, R-ка замигал, а потом опять потух. Он приподнял его и подтащил к кровати.

– И сколько это займет?

Кира слезла на пол, держа в руках два стапа с нитями проводов.

– Двадцать минут, не больше.

– Это не опасно, лезть в него, когда он подключен?

Кира взглянула него снизу вверх.

– Опасно, – медленно сказала она. – Но других вариантов не будет.

Павел предупреждающе посмотрел на неё.

– Я не хочу убирать твой труп.

– Робота попросишь, – сказала она и сорвала наклейку с логотипом кампании, за которой была панель настроек. – А теперь займись чем-нибудь, не мешай.

Павел несколько секунд смотрел, как она подрубает стапы к дроиду, но ему это быстро надоело. Он взял чистые вещи и пошел в душ.

После того, как Гервиг убежал, они провели на полигоне ещё не меньше пяти часов. Павел ловил на себе косые взгляды, но больше к ним никто не подходил. Едва окончательно стемнело, все группы погнали на Базу. По земному времени был полдень, и часть оставшегося дня он провёл на лекциях, где робот рассказывал про ядовитые газы.

Когда он вышел из ванной, подруга утрамбовывала мешок.

– Я закончила.

– И? – спросил он. Дроид всё так же стоял рядом с кроватью.

– Ближайшие пару дней он будет изучать всё вплоть до триаса.

– Динозавров не захватит?

Кира недовольно посмотрела на него:

– А тебе не всё равно?

Павел пожал плечами.

– Он будет немного подвисать или что-то делать медленно. Примерно через десять дней программа закончится, напомнишь, и я вобью что-нибудь новое.

– Спасибо, – сказал он, ставя робота на место. – Уверена, что всё работает?

– Если завтра за тобой не придут, то работает. Когда у него перегруз, глаза заволакивает серым. Приятное дополнение, не правда ли?

– Посмотрим, – сказал он.

Кира собрала вещи, повесила мешок на спину и по привычке попрыгала, проверяя на шум.

– Пойдешь в столовую? – спросил он.

– Конечно, – сказала она, надела обувь, стоящую перед дверью, и первая вышла в коридор. – Даже если бы ты там утопился, я бы всё равно пошла.

Павел покачал головой и провёл рукой по мокрым волосам.

– Ты как всегда добра, – сказал он, забирая с кровати пропуск и надевая обувь.

Выйдя из блока, они зашагали по длинному коридору. Кира начала рассказывать про Эппи, но он зевнул, давая понять, что ему неинтересно, и она быстро замолчала.

В столовой, несмотря на позднее время, были люди. Трое молодых людей поодиночке сидели за столиками, а четверо девушек разбрелись по помещению, рассматривая картины на стенах.

В первый раз придя сюда, он подумал, что это галерея, и неуверенно остановился на пороге: картин было слишком много, от обилия цвета рябило в глазах. И он два дня брал еду навынос, лишь бы на это не смотреть.

К ним подошёл старенький «асцы» и вывесил меню.

– Вечерний набор и кисель, – сказал Павел, ища свободный столик. Кира повторила.

Они прошли через арку в дальнюю комнату, к угловому столу, где не было людей, а картины выполнены в черно-белых тонах.

– Кажется, здесь художника настигла депрессия, – заметил он, кивая на полотно с изображением скрючившихся тел.

– Надеюсь, в другом углу он себя не убил.

За её спиной висело полотно, где парень и девушка лежали на полу, а вокруг них летали черные и серые отрубленные головы.

– Не уверен, – пробормотал Павел.

Очередная девушка прошла через арку и, увидев мрачные картины, быстро вышла.

– Не видишь никого похожего? – спросила Кира, кивая в сторону ушедшей.

– Нет. Надо будет в свободный выходной засесть тут на весь день.

Кира повесила вещмешок на стул.

– Хороший план. Будь тут общий женский туалет, ты бы и там засел.

Павел посмотрел на нее, не зная, оскорбиться или рассмеяться.

– Непременно.

– Чудно. Составишь мне компанию, когда я буду искать мужа?

Павел хотел сказать, что она упустила свой шанс с Ральфом, но лишь покачал головой.

– Ты никого не будешь искать.

«Асцы» подошёл, и они забрали у него коробки. Кира приложила пропуск к экрану, и тот загорелся синим, принимая оплату.

Павел вскрыл коробку, выкладывая упаковки на стол.

– Как знать, – сказала она, – посмотришь на тебя, и всё приобретает радужный ореол.

Он вылил на рис соус, вывалил имитацию мясных котлет и перемешал.

За соседний столик присел парень в форме, скользнул по ним незаинтересованным взглядом и отвернулся.

– Тише говори, – сказал он, показывая на него глазами.

Кира скривилась:

– Да кому мы нужны?

Павел прожевал и тихо ответил:

– Они не разговаривают, но они не глухие.

Парень не обернулся. Он смотрел на очередную картину, где на черном фоне белой краской были очерчены силуэты двух людей в ряду кресел. Кира мельком взглянула на него и развернулась обратно.

– Если у них в голове постоянно какой-то шум, то огромный объем внешних данных просто ускользает от их внимания. Я почти уверена, что он не замечает ничего вокруг.

Павел пожал плечами.

– Вдруг у него нет карты, или он её не использует для «фонового шума»? Брэдли иногда участвовал в наших разговорах.

– Иногда. И ты же в прошедшем времени это сказал? – уточнила Кира.

Павел закатил глаза, поняв намек.

– Ну да, сейчас он несколько не в форме.

– Его мозг в желейной форме.

– Прекрати.

Какое-то время они сидели в тишине.

– Гервиг бросил фразу о том, что они все в общей сети. Не кажется ли тебе, что карта может быть хорошим подспорьем в поисках?

Павел поморщился.

– Нет. И если у тебя появляются подобные мысли, значит, ты на полпути к имплантации.

Кира какое-то время молчала, словно обдумывая, а потом сказала:

– Тогда я не представляю, как помочь тебе в поисках. Ты ничего не знаешь о ней, а она не вспомнит тебя, если у нее нет способностей.

Павел тихо сказал:

– Это неважно, вспомнит она меня или нет. Важно то, что она здесь, а значит, шанс встретить её уже достаточно велик.

– Как и шанс пройти мимо.

Павел не удивился подобным словам. Кира никогда не верила в его способности.

– Вероятно, это моя ошибка, что вы с Ральфом так мало знаете об энергиках, – сказал он, смотря, как парень за соседним столом неспешно поглощает еду. Судя по виду, тот не собирался уходить в ближайшее время, а в тишине их разговор можно было услышать, – но сейчас не лучшее время пускаться в подробности.

Кира проследила за его взглядом и тоже повернулась.

– Рядовой! – громко крикнула она, но молодой человек даже не обернулся, продолжая жевать. Девушка развернулась. – Успокоился?

Павел откинулся на спинку стула и вытер рот салфеткой:

– Вдруг он притворяется?

Кира закатила глаза:

– Прекрати. Твои теории заговора давно устарели. Неизвестно, когда в следующий раз наши расписания совпадут. И кстати, я достаточно знаю об энергиках и даже помню про твоего любимого Моррисона.

Павел вздохнул и открыл кисель.

– Моррисон – это ещё не всё, – медленно сказал он и повертел пакетик в руках, рассматривая знакомый логотип. Он мимолётно подумал о связях Академии с той Базой – похоже, у них была одна компания, поставляющая еду. – Знаешь, как называлась его первая работа? «Эволюция под действием радиации и реликтового излучения». Об энергиках, как о массовом явлении, не говорили ещё и столетие назад, поэтому он предположил, что это влияние космоса и человек делает своеобразный эволюционный скачок. Что-то вроде удачной мутации. Не все с ним согласились. Например, Винкель, выдвинул теорию, что космос, скорее, косвенная причина, а главная – наш организм, который таким образом среагировал на изменение среды, и появление нового навыка – не больше чем ещё одна способность, помогающая выжить. С ним тоже немногие согласились. Но статистика – вещь упрямая: количество энергиков с каждым годом растет. На наших глазах осуществляется масштабное событие – переход к человеку новому, всевидящему, и говорят, что через столетие всё кардинально изменится, люди будут другими. Моррисон говорит, что люди, которые будут знать своё точное будущее, постараются сделать его как можно более безопасным. Разве мать, увидев, что сын собрался отдать свою жизнь на войне, его куда-то отпустит? Они будут знать, к чему приведет то или иное решение, поэтому будут делать всё как можно лучше. Общество изменится, мир изменится, изменится отношение всех к каждому и к себе, исчезнут войны… Знаешь, почему мне так нравятся работы Моррисона? Потому что он дарит нам сказку, которая может никогда не наступить, но от этого не перестает казаться заманчивой.

Он аккуратно поставил пакетик на стол.

– Это утопия, – сказала Кира. – Мы не первые и не последние солдаты на войне. Люди, которые будут знать, чем закончится их жизнь, жизнь их близких или тот или иной поступок, думаешь, они захотят жить здесь и сейчас? О, я не провидец, но даже я могу предсказать массовые самоубийства.

– Может быть. Но согласись, даже утопия лучше, чем неведение, в котором мы сейчас живём.

– Мы? – спросила Кира. – Мне казалось, ты знаешь всё наперед.

– Не про себя. Поэтому даже я могу умереть молодым.

«Интересно, как другие энергики справляются с неопределенностью собственной судьбы? Просят других рассказать своё будущее? Следовало бы спуститься на несколько этажей вниз и завязать пару знакомств», – подумал он.

– А раньше мне казалось, что, обладая знаниями о прошлом и будущем, ты словно живешь вечно. И скучно.

Павел криво улыбнулся. Он краем глаза заметил, что парень за соседним столом закончил ужин, поднялся и пошёл к выходу. Если всё это время их подслушивали, то завтра утром за ним придут.

– Но разве мы не другие? Разве мы не должны отличаться от себя в прошлых жизнях, потому что выросли под действием других обстоятельств, в другой среде?

– Не сказал бы. Обстоятельства и среду, как правило, формируют сами люди или их мозг – тут уж как посмотреть. Вас с Ральфом я узнаю всегда. И её тоже. Сколько бы жизней назад это не было и как бы вы ни выглядели. Это похоже на мгновенное озарение. Например, я вижу какого-то человека, нахожусь с ним недолгое время рядом, а потом понимаю, что уже встречал его: две жизни назад сделал ему плохо или пять жизней назад он меня убил.

– Замечательно. В скором времени ненависть, приводящая к убийству, будет не только научно обоснована, но и законодательно оправдана.

Павел сделал вид, что не слышит сарказма.

– Кстати, ты знала, что здесь целый этаж энергиков?

Кира отхлебнула из своего пакетика и приподняла брови в удивлении:

– А не слишком ли много для простых предсказаний?

Павел подождал, пока какая-то девушка закончит обзор очередной картины и уйдет, и только тогда ответил:

– Думаешь, всё просто? Щёлкнул пальцами – и будущее у тебя на ладони, как твоё, так и окружающих? Нет. Сегодня я могу видеть, а завтра нет. Зачем нужны целые этажи энергиков – как на этой Базе – которые работают над одной проблемой месяцами? Маленькой проблемой предсказания ближайшего будущего. Да потому что они видят его по-разному. Кто-то слышит запахи, кто-то видит числа, а кто-то чувствует, но не может выразить ни в словах, ни в образах. Будущее – это даже не дерево, которое ветвится и растет после каждого твоего поступка. Это кипящее варево. И чтобы разобраться во всей этой какофонии, псикодеры лезут к тебе в голову и вместе с тобой анализируют, что значили те или иные образы. А тестерам достается прошлое. За эту жизнь, за предыдущие, за все, которые увидишь. Пожалуй, даже целого этажа будет мало.

– Тогда я не понимаю, как ты можешь верить в судьбу, но не верить в случайности, которые также могут быть её частью.

Павел поморщился. Если Кира таким образом пыталась вернуться к разговору в каре, то делала это слишком неуклюже.

– Не вплетай судьбу туда, где может быть чистое совпадение. Или ложь.

Он отхлебнул остатки киселя, смял упаковку и кинул в коробку.

– «Может быть», – произнесла Кира. – Пожалуй, это словосочетание легко использовать как девиз всех энергиков, не правда ли?

Павел нахмурился.

– В твоём случае – неправда, – твёрдо произнес он, смотря на неё в упор. Пусть оставит все свои романтические иллюзии здесь и сейчас. – Будь он человеком – да. Я бы сказал: «Может быть, ваши судьбы связаны, поэтому вы и встретились в этой жизни». Но он не человек.

Кира подалась вперёд и опёрлась локтями на стол.

– Он – мыслящая единица, созданная по подобию человека. И если я встретила его этой жизни, есть вероятность, что встречала и раньше.

– Нет! – огрызнулся он. – Нет такой вероятности. Он – машина. Вещь, если хочешь. А старые ботинки не переходят из жизни в жизнь.

Они недовольно уставились друг на друга.

Столовая опустела, когда вышла последняя девушка. Павел проводил взглядом её удаляющуюся фигуру и повернулся к подруге.

– Твое доверие необоснованно. Думаешь, если он машина, то лучше любого человека? Умнее любого человека?

Кира усмехнулась:

– Для меня – да. Он лучше многих, кого я встречала.

– И как же ты жила без него раньше? – с сарказмом спросил он.

– Ты видел, как я жила. Вы с Ральфом почти всегда были рядом.

Павел постучал пальцем по столу.

– Он слишком сильно похож на человека, и ты это понимаешь. Вдруг он всего лишь чья-то перенесённая память?

– Таких технологий не существует.

– Откуда тебе знать? Существуют машины, которые видят твои воспоминания. Думаешь, не существует машин, которые их переносят?

– Даже если так, что изменится? – Кира откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. – Тогда его можно назвать не ИИ, а киборгом или более того – человеком. Если в нём часть человеческой сущности – воспоминания, обработанные чувствами.

– Ещё немного, и ты назовешь его человеком лишь из-за того, что его собирали люди, – с раздражением сказал он.

Кира недовольно смотрела в ответ, но промолчала. Павел знал ход её мыслей, который для него был явно нелестным. Он отвлекся на несколько секунд, заметив, как в столовую вошёл мужчина.

– На двенадцать.

– Когда я отвернусь, ты ударишь меня по голове, чтобы убедить в своих словах? – спросила Кира, оборачиваясь.

– Абсолютно не смешно.

Мужчина был небольшого роста, небрит и даже нечёсан. В шлепанцах на босу ногу и черном лаборантском халате поверх одежды, он что-то бормотал себе под нос, рассматривая картины.

– Да, удивительно выглядит, – заметила Кира.

Они несколько секунд наблюдали за ценителем искусства, пока Павел не зевнул.

– Я больше не хочу обсуждать твоего робота. Как бы ты к нему ни относилась…

– Ничего не говорить про тебя, – зевая следом, сказала Кира. – Пошли, вставать скоро.

– Точно, – согласился он, поднимаясь.

Мусоросжигатель был закрыт, поэтому они собрали всё в коробки и оставили на столе. Павел задвинул стулья, Кира надела вещмешок, и они направились к выходу. В столовой остался лишь небритый мужчина. Когда они поравнялись, Павел мельком взглянул на него и только собирался отвернуться, как тот закричал.

Павел отскочил в сторону, рефлекторно хватаясь за нож, а не найдя, вспомнил, что тот в оружейке.

Мужчина продолжал кричать на одной ноте, надрывно и даже с ужасом. Он пятился назад с открытым ртом и шарил позади себя руками, словно ища опору.

– Что с вами? – громко спросила Кира.

Мужчина перевел на неё невидящий взгляд, и крик его стал надрывным. Он спиной наткнулся на один из столиков, и тот опрокинулся. Кира попыталась поддержать мужчину и ринулась было вперёд, но Павел схватил её за вещмешок и толкнул в сторону выхода.

– Пошли отсюда, – сказал он, даже не пытаясь повышать голоса. Он был обеспокоен тем, что так легко забыл про оружие.

– Что это с ним? – спросила Кира, оборачиваясь, когда они быстро пошли в сторону выхода.

– Наверное, принял нас за кого-нибудь, – сказал тот, оглянувшись следом.

Мужчина больше не кричал, а хрипел в их сторону, держась за стену.

– Не знала, что по ночам открываются двери психбольницы, – сказала Кира, когда они перешагнули порог и вышли в коридор.

– В следующий раз пойдём в другую столовую.

– О, – протянула Кира, не сбавляя шага, – разве тебе не хочется завести новых друзей? Тот небритый психопат отлично вписался бы в компанию роботофила и гадалки.

Павел оглянулся. Мужчина стоял в дверях и смотрел им вслед.

Павел остановился. Кира чуть ушла вперёд, а потом, заметив, что тот отстал, развернулась.

– У тебя будет возможность пригласить его в наш кружок, – пробормотал он.

Мужчина несколько секунд в упор смотрел на них, а потом с силой захлопнул двери столовой так, что раздался треск.

Они переглянулись.

– Наверное, хотел побыть один, поговорить сам с собой, – пробормотала Кира. – Оглянулся, а вокруг люди ходят. Жуткое зрелище, человечина-то.

– Идём отсюда, – сказал он, не особо вслушиваясь в её слова. Чужое внимание настораживало. За кого он их принял, что сначала испугался, а потом разозлился?

Около коридорной развилки, обсудив завтрашние планы, они разошлись. Павел на всякий случай оглянулся, проверяя, не идет ли кто следом, но коридор был пуст. Не сразу, но он выкинул из головы мысли о странном человеке.

Он зашел в свой блок, приложил пропуск к сканеру на двери и переступил порог комнаты. Свет вспыхнул, реагируя на движение. Павел посмотрел в нишу, где стоял дроид, мельком отметил, что тот уже отсоединился от стойки, а глаза действительно стали серыми, и закрыл дверь.

Он скинул одежду, перевёл свет в ночной режим, выставил будильник и упал на кровать.

Он даже не почувствовал, как заснул.

Это был город высоких стен и тумана. Он запрокидывал голову и не видел неба, оглядывался по сторонам, но не находил людей. Он шёл, и отпечаток его стопы вплавлялся в чёрную искусственную землю, которой не было названия.

Быстрее.

Он водил руками в разные стороны, пытаясь отогнать туман, и тот оседал на них клочьями. Должна быть красная полоса. Он помнил, что была красная полоса. Кто-то стал толкать его, кто-то стал нагонять его. «Вы знаете, что вас не существует? – спрашивал он, вглядываясь в одинаковые лица, и ему отвечали молчанием. – Вы знаете? Вы?». Он говорил и не слышал своих слов, он стал кричать, и люди неохотно расступились.

Туман выцвел, став прозрачным, как ручей. Он увидел красные отпечатки ног на парапете. Она стояла там и улыбалась морю, что билось в преграду под её ногами. Она была в белом платье, и он знал, что это туман перешёл в него. У неё были тёмные волосы и тёмные глаза. Она обернулась, уже давно смотря на него, а он заметил это лишь сейчас.

– Оливия, – сказала она и подалась вперед, падая в море.

Его резко выбросило из сна.

Он смотрел в темноту перед собой и несколько секунд не понимал, где находится, всё тело было в испарине, а в голове – пустота.

Когда он успокоился, то повторил чужое имя несколько раз, словно пробуя на вкус.

Теперь поиски не должны затянуться. У него есть имя. Он был близок к своей цели как никогда.

Глава 3. Операция

Руководитель отряда махнул рукой, и они по очереди спустились по тросу на заизолированную поверхность. Ветер был сильным.

Он лег, упираясь ногами в колодки и держась руками за край неровного проема. Тусклые сигнальные огни подсвечивали людей снизу, делая их похожими на древних чудовищ.

Павел получил отмашку, оттолкнулся и первым упал в дыру.

Он летел, вслух проговаривая секунды и не слыша собственного голоса. Вокруг смыкалась темнота, а его кружило, словно лист. Если донесения были неверны, они все могли разбиться о скалы или воду. Картина в ноктовизоре шла рябью и стала однородной только после трёх минут, когда пришло время раскрывать парашют. Павел не дождался сигнала и раскрыл вручную; его подбросило, и он, задрав голову вверх, в темноте увидел очертания купола.

Мягкой посадки не получилось. Он завалился на бок, почувствовал, что его тащит, и не сразу смог отцепиться, проехавшись по земле. Поднялся, не обращая внимания на боль в бедре, снял кислородную систему и открутил с неё ноктовизор. Заново настраивать очки пришлось, смотря вверх и наблюдая за спуском других. Трое из отряда приземлились с разбегом не меньше чем в километр, ещёдо пятерых он не мог определить расстояние на глаз. Павел упаковал парашют, зацепил систему на спине, поправил жилет, оружие и побежал к остальным.

Трава была высокой, почти по колено, и будь он на месте руководителей станции, то наплевал бы на экологию и выжег бы тут всё до состояния пустыни. Справа и слева растянулся забор; увидев сетку, он даже не удивился, что никто их об этом не предупредил. До ближайшего парня из отряда оставалась жалкая сотня метров, когда вой сирены ударил по ушам.

Павел бросился на землю, понимая, что задание провалено. Через секунду местность осветилась сотнями прожекторов. Они вспыхивали друг за другом, как глаза великана, и вот он уже лежал посреди поля на обозрение врагам. И чувствовал себя голым, как никогда.

Павел лихорадочно соображал, что делать. Он находился в узком коридоре, в поле травы, где был отлично виден с любой машины на гравподах. Пришлось аккуратно выглянуть и оглядеться. Через несколько десятков метров два прожектора не горели. Он сбросил парашют и устремился в тень.

У него с самого начала было плохое предчувствие относительно места высадки. Но ему жестами, картинками и сообщениями в стапе дали понять, что техники не смогут быстро вскрыть защиту купола в другом месте, поэтому придётся садиться вслепую на дальнем рубеже. Его никто не охраняет, – дали понять всей группе, – это не стратегически важный объект, основные цели лежат на юго-западе.

Тогда почему они попали в засаду, и вой сирены до сих пор не стих?

Павел добрался до темного участка и выглянул. В их сторону никто не летел, не было слышно криков людей, и он не видел колыхания травы от приближающихся роботов. Может, сработали старые охранные системы? Тем более он не нашел ни одной сторожевой вышки.

Он присмотрелся к сетке, что огораживала периметр, и не заметил ни сигнальных мин, ни подведенного тока, потом достал кусачки и стал делать проход, прислушиваясь к окружающим шорохам. Через пару минут дыра получилась достаточной, чтобы пролезть. За оградой, в пятидесяти метрах, начинался лес, и он устремился туда, прячась в тени деревьев и не выходя под свет прожекторов.

Поле было пустынно, трава слабо качалась от ветра, но он не наблюдал никого из отряда. Если они не встретятся в лесу, то увидятся через десять часов на контрольной точке. Он почти чувствовал облегчение от того, что остался один, хотя шанс быть подстреленным кем-то из своих увеличился в разы.

Со всех сторон резко послышалось шипение.

Павел упал в траву, быстро натянул систему и сменил настройки на противогаз. Через несколько секунд раздался громкий треск, будто начали ломаться старые деревья. Он задрал голову и увидел, как по куполу растянулись «сухие молнии». Маленькое зарево осветило клочок неба, где находился космолёт, и сирена стихла.

С самого начала было понятно, что никому не дадут улететь. Прошло не меньше десяти минут, как включились прожектора, и было удивительно, что аппарат ликвидировали так поздно. Он снял систему, надел ноктовизор и посмотрел на часы на куртке, с сожалением думая о том, что навигационно-топографический «Рубин» здесь не поможет.

Павел поднялся и несколько минут двигался в тени деревьев, примеряясь к местности, но как только решил углубиться в лес, справа заметил плотное пятно. Он быстро упал на землю и затаился.

Это было тело.

И оно в неестественной позе лежало в траве, уткнувшись головой в сетку. Павел мысленно выругался и оглянулся по сторонам. Подумав, он не стал подходить ближе, а углубился в лес и сменил настройки в ноктовизоре.

Судя по форме, это был парень из их отряда. Системы на нём не было, а открытой частью лица была только полоска глаз. Он лежал почти ничком, с задранной кверху головой: руки – под телом, а лицом – на ограде, будто упал плашмя. Павел поначалу решил, что складками собралась кожа у него над глазами, а потом понял, что тот зацепился правым веком за сетку и то, что было белком глаза, теперь стало черным. Левый глаз был закрыт.

Если тот упал и глазом напоролся на сетку, тогда почему поза такая странная? Когда тот умер? Павел не слышал выстрелов.

Он вдруг вспомнил Брэдли. Вспомнил его дикий визг и как тот катался по земле, схватившись за голову. И хотя здесь не было силовых полей, и он не слышал криков, есть вероятность, что в десятках метров от него весь отряд лежал мертвый… И от осознания этого он не почувствовал ничего, кроме недовольства.

Нужно дождаться, пока прожектора погаснут, и выйти на поле, чтобы найти СКС с приставкой или «Азимут», но он не рискнул. И не был уверен, что шифрование теперь не проходит через карты.

Павел углубился в лес и решил идти не заявленным маршрутом, а параллельно ему с интервалом в километр. Если парни из отряда действительно мертвы и из их голов извлекут карты, то по старому маршруту он далеко не уйдёт.

Он не знал, насколько частота работы карты отличается от частоты мозга. И как можно её уничтожить, но при этом не задеть мозг тех, у кого её нет. Но он помнил Брэдли, будто жарящегося изнутри, и как они с Ральфом держали мальчишку вдвоём, стараясь не переломать ему руки и ноги, а у того белки глаз наливались кровью.

Павел вышел к контрольной точке через девять часов и затаился неподалёку от намеченного места, выискивая противников или сослуживцев. За время движения он успел обдумать сложившуюся ситуацию, а в особенности то, что руководил отрядом не сержант. Поэтому вставал закономерный вопрос: знал ли тот, что посылает их на убой? И если да, то ждут ли Павла на Базе?

Едва появится доступ к связи, он передаст всю информацию в Академию. Он не собирается быть одним из тех, чья голова слетит.

Павел поднялся с земли через час ожидания и пошел на марш-бросок к новой контрольной точке, уже уверенный, что, кроме него, никто не выжил.

Карта местности, которую им выдали, была схематичной, спутников-шпионов здесь уничтожали при малейшей угрозе, а последнего работника, которого удалось завербовать, повесили полгода назад. Он был уверен, что при приближении к объекту каждый квадратный метр площади будет утыкан высокочувствительными микрофонами, тепловизорами и датчиками излучения, поэтому жалел, что не взял личный маскхалат. Он не лазил по деревьям, а больше зарывался в землю, через ДУК определяя координаты, делая записи и дублируя всё в систему.

Чтобы выбраться с планеты, нужно добраться до «отстойника» либо до любого места со скоплением машин. Павел старался даже не думать, сколько макулатуры отчетов ему придётся сдать, если он выберется отсюда живым.

К двум часам ночи следующего дня он вышел к служебной станции, с готовыми картами местности, уставший и провонявший потом.

Машины прилетали на планету, останавливались на КПП и после проверки влетали под внешний купол. Служебная станция напоминала любую Базу и была также отделена куполом и тремя слоями переходов. Два грузовых въезда для дальняков находились за пределами основной территории. Он прополз по всему периметру, считая вышки, камеры, пункты охраны, цеха и ангары. Все прилетающие машины не пускали дальше второй контрольной линии, «красной границы». Но ему туда и не нужно. Ему нужен был любой грузовой дальняк.

Транспорт начал летать в пять утра по земному времени, первый дальняк пристыковался задом и опустился на землю. К нему тут же подкатили роботы-погрузчики. Павел заметил только одного человека, который следил за разгрузкой и проверял документы водителя. После того, как двери были закрыты, водитель забрался в кабину, и машина стала подниматься. Он прикинул расстояние, засёк время и остался лежать на месте. Он стал осматривать небо, но лишь через полчаса показалась новая машина.

Павел подумал, что периодичность в полчаса его вполне устраивает и он как раз успеет до следующей машины. Он вновь отошёл к лесу и стал обустраивать схрон. В яму отправилась половина патронов к автомату, все электродетонаторы, половина сапёрных проводов, фонарь, подрывная машинка, гранаты, «сигналки», спальный мешок и чистое бельё. Большую часть оставшихся бесшумных патронов он оставил при себе, закрыл яму, заметил местность и двинулся в сторону станции дожидаться машины.

Когда очередной дальняк стал снижаться, Павел перекинул рюкзак и систему на живот, между ними втиснул автомат, проверил сапёрную лопатку и нож и короткими перебежками двинулся к воротам. Он затаился боком в траве как раз вовремя, когда машина спустилась на землю. Пока роботы её разгружали, он натянул перчатки, прощупал все ремни, карабины и одежду. Он смотрел, как водитель разговаривает с техником в форме, и ждал.

Через двадцать минут водитель забрался в кабину, и Павел сорвался с места. Дальняк стал подниматься, и он поднырнул под него, ища, к чему прицепиться. Он помнил, что снизу были уступы, за которые машины крепили при транспортировке, а теперь в спешке их едва не пропустил.

Зацепившись руками и ногами, он запоздало пожалел, что не обвязался верёвкой, – вещи тащили вниз. У него получилось сгруппироваться и завалиться на бок, чтобы не переломило позвоночник, но даже эта поза не гарантировала спасения.

Машина поднималась всё выше, лицо наливалось кровью, а в спину впивалась выступающая железка. Если дальняк не остановится в «отстойнике», он умрёт, или упав, или задохнувшись.

Руки болели. Он постарался отвлечься от этого, смотря на пролетающую местность, выискивая глазами место высадки и не находя его.

Когда машина преодолела пропускные ворота без остановки и начала набирать высоту, он почувствовал, что ему становится плохо. Внизу стал проплывать «отстойник», медленно поползли кары и погрузчики. Павел понял, что больше шанса у него не будет. Он опустил ноги, вытянулся на руке, левой придерживая автомат, и прыгнул вниз.

Он упал на крышу крайнего дальняка, почти не веря своему везенью и не чувствуя собственного тела. Пролежал несколько секунд, бегло осмотрел вещи и оружие, потрогал рёбра; бок саднил; он перекинул рюкзак на спину и подлез ближе к кабине, смотря на пропускной пункт.

Несколько кадетов стояли на КПП, наблюдая за группой продавцов, перекладывающих еду из машин в переносные контейнеры. Павел прикинул метраж до платформы и порадовался, что его закрывает старый погрузчик. Нужно либо проверить дальняки на наличие батарей и угнать один из них, либо договориться с кем-нибудь из водителей. Он уже подумал о том, чтобы затаиться и дождаться ночи, как заметил справа какое-то движение.

Павел повернулся, рефлекторно хватаясь за нож.

На него, наведя пистолет, смотрел патрульный.

Мальчишка стоял в парящей машине, и в его широко раскрытых глазах плескался страх. Павел мысленно выругался. Провалить задание из-за такой мелочи по меньшей мере позорно. Но он сам был виноват в своей оплошности, и ему осталось надеяться лишь на то, что юнец забыл оповестить о нём других патрульных.

Парень показал, чтобы он сполз на середину и поднялся. Павел подчинился и, сползая, раскрепил ножны. Он медленно встал и вытянул руки вперёд. Патрульный жестом приказал ему развернуться. Павел сбросил вещи, повернулся, думая о том, видно ли их с пропускного пункта, и поднял руки не выше головы. Он заметил, как вылезли щупы, крепя машину к крыше дальняка, и оглянулся. Но парень уже не смотрел на него, роясь в поисках браслетов. «Слишком легко», – подумал он, и нож лёг в его руку, будто он его позвал.

Павел резко развернулся и полоснул по чужому горлу, успев заметить удивленный взгляд патрульного. Мальчишка не выстрелил. Он мельком отметил, что тот тоже левша, схватил его за руку и дернул тело на себя, вгоняя нож и разрезая трахею.

Мальчишка стал заливать его кровью, он отбросил тело на крышу, забрал пистолет и перевернул парня лицом вниз. Тот бился в конвульсиях и почти не хрипел, но крови было слишком много. Павел осмотрелся, не замечая ничего подозрительного: тягач над ними ещё не проходил, кары висели низко, с КПП не было слышно криков.

Кровь растекалась по поверхности машины и собиралась в середине в лужу. Он взглянул на чужую форму, приобретающую другой цвет, на испачканную часть лица, чистые светлые волосы и подумал о том, что чужая голова ещё может пригодиться. Он сбросил испачканные жилет и куртку и подкинул нож в руке, дожидаясь пока тело перестанет дергаться.

Опечатанные батареи нашлись на дне патрульной машины. Павел вынул их, а потом перетащил чужое тело, оставляя на обшивке кровавый след. Мальчишка не включил сирену – видимо, не хотел будить спящих – и эта мягкотелость сыграла с ним злую шутку. Он кинул свои вещи в машину, отстыковался и полетел с трупом вниз.

Водитель дальняка спал в кабине. Павел подлетел под днище и стал выкручивать клапаны батарей, думая о том, как поступить с водителем. Убивать гражданского нежелательно, оставить здесь – чревато облавой на трассах, а брать с собой, чтобы где-нибудь на Кроле тот его сдал, тоже не вариант. Он поставил батареи, задал патрульной машине координаты на выход на крайнюю трассу через три минуты и полетел к кабине.

Будить, а потом убивать – бессмысленно. Если тот не услышал, как Павел упал на крышу, то и не услышит призыва открыть дверь. К тому же он может что-то заподозрить и включить тревогу. Поэтому Павел отлетел на пару метров, поменял патроны и очередью прострелил окно, а потом и водителя, который не успел открыть глаза.

Он знал, что выстрелов не слышно на КПП, иначе не рискнул бы доставать оружие, но треск стекла мог кого-то разбудить. Открыв дверь, он вывалил тело из кабины, перекинул под ноги в патрульную машину и забросил в дальняк свои вещи. Из кар внизу пока никто не выглядывал, но от пропускных ворот в его сторону уже летела очередная машина. Он забрался в кабину, завел двигатель и отлетел, смотря, как автопилот патрульной машины выдвигает её, груженую двумя трупами, на крайнюю трассу.

Нельзя дать водителю приближающего дальняка увидеть кровь на крыше.

Он медленно двинул машину вверх ко второй трассе, не обращая внимания на мигающую аварийку. Когда дальняк внизу пролетел, Павел вырулил за ним, поставил автопилот и задал координаты до Галикса. Он сразу надел систему, чтобы не отвлекаться на неё потом, и стал искать, чем заделать окно.

Позади были чужие тряпки, но среди них он не нашел ничего стоящего, поэтому пришлось латать дыру частью пассажирского кресла, крепить собственным ремнём, распоротыми чужими штанами и вырванными проводами из автомата с едой. Он не решился включать «гравий» – остатки стеклопакета могли не выдержать разницы давлений. Поэтому все вещи и документы водителя он выбросил, чтобы ничего не летало по кабине, пока он будет прикован к креслу.

Наружное стекло со скрипом встало на место, и в щель между внешним стеклом и остатками внутреннего хлынул поток желтого «СЛС». Часть аэрогеля начала просачиваться в кабину. Когда машина медленно преодолела нижние слои атмосферы, он включил печь на полную мощность. Если повезёт, то внешнее стекло не успеет лопнуть, а он не успеет замёрзнуть насмерть от холода.

Костюмов не было, он пристегнулся к креслу, обнял вещи и стал ждать, пока его накроет «пузырём». Он подумал, что неплохо было бы вздремнуть, но адреналин ещё не выветрился, и единственное, что он будет чувствовать, когда проснётся, – головная боль.

Вылетая из стратосферы были подняты щиты изоляции, они перекрыли обзор, и наблюдать за происходящим снаружи стало возможно лишь по ситайпу.

Он не рискнул лететь сразу до Кроля, где не было «отстойника», поэтому на одном из периферийных КПП Галикса был через семь часов.

Он припарковался в самом конце, спустившись так, чтобы висящие кары вплотную закрывали дальняк и сверху, и сбоку. До КПП было не меньше полукилометра. Павел проверил, видно ли следы крови на штанах и жилете, снял систему, разобрал складной автомат и вместе со свёртком куртки утрамбовал его в рюкзак.

Большинство водителей ещё не проснулись, и он переходил с кузова в кузов, где только через десять минут наткнулся на пожилого мужчину:

– Я завтра лечу. Хочешь – жди, – сказал он, осматривая Павла с ног до головы и останавливая взгляд на руках в перчатках.

– А раньше никого?

– Есть один, но он сейчас улетает. Беги, если успеешь, его дальняк рядом с платформой.

Павел побежал, надеясь, что патруль ему не встретится. Увидев машину, что висела у самого края, и водителя, который забирался в кабину, он закричал, запоздало подумав о том, что походит на отличную мишень. Парень обернулся и жестами показал, что заметил его и сейчас подлетит.

Как только дальняк приблизился, водитель открыл дверь:

– Подбросить тебя?

– Да. До Кроля, сколько?

– Залезай, договоримся. Тут нельзя долго висеть.

Он передал водителю рюкзак, дождался, пока тот отъедет на своем кресле назад, и полез на пассажирское сиденье.

Водитель попался словоохотливый, однако вопросов про одежду задавать не стал. Павел кивал, в нужных моментах улыбался и думал о том, как скоро тот его сдаст.

Через три часа, уже на Кроле, он сунул водителю деньги, и тот, доверительно улыбаясь, сообщил, что скоро вновь уходит в рейс и может подбросить его до любого места на главной трассе. Павел изобразил радость, пообещал прийти и быстро затерялся среди людей, зная, что тот смотрит ему в спину.

Он был на этом перевалочном пункте раньше и ориентировался почти без усилий. Вместо «отстойника» рядом с главным КПП несколько лет назад выстроили многоярусную платформу с ровным покрытием и освещёнными перилами. Поставили разграничители для разных видов транспорта и даже бесплатные блоки с водой и льдом. Мелкие торговцы обычно закупались именно здесь: весь второй ярус был оборудован под овощебазу, а на третьем растянулись дугой сети кафе и лавок. Павел пошёл туда, выискивая взглядом водителей, которые завтракали перед перелётом.

Когда из-за поворота показались патрульные, он свернул в ближайшую лапшичную и затаился.

Торговец хмуро посмотрел на него и бросил тряпку, которой до этого вытирал один из столов:

– Если ничего не покупаешь, убирайся.

Павел вспомнил, что ему нужно связаться с Академией. Он скинул вещи на ближайшие стулья и бегло взглянул в меню на стене.

– Чёрную лапшу с мясом, – сказал он, присев за стол. Мимо лавки прошли патрульные, он взглянул на часы на стене и засёк время.

Продавец что-то фыркнул себе под нос и пошёл на кухню. Павел достал деньги, листок, огрызок карандаша и спросил продавца:

– Есть стап?

– Есть, – сварливо отозвался тот и полез за стойку. Павел подождал, пока он выложит перед ним набор для еды, и только тогда протянул деньги. Тот их аккуратно сложил в фартук и спросил:

– Десять минут подождёшь?

– Земных?

– Других не держим.

– Конечно.

Если его уже ищут, а торговец усыпит и отдаст патрулю, максимум, что с ним сделают – запрут в камере до выяснения обстоятельств. С Кроля запрос пойдет в Академию, с Академии – на Базу. Как поведёт себя сержант с Базы, он не знает, поэтому сначала нужно все данные направить в Академию, а уже после есть чужую еду, какой бы хорошей она ни была.

Когда продавец ушёл, Павел, не снимая перчаток, стал писать донесение, изредка прислушиваясь к стуку ножа и шипению масла за перегородкой. Сообщение, состоящее из набора цифр, получилось гораздо длиннее, чем он ожидал. Но он знал, что если выберется живым и по прилёту в него «случайно» не попадет пуля, то тестеры обязательно будут копаться в его мозгу.

Продавец поставил перед ним миску и выложил стап. Павел вывел несколько голограмм на стол, порылся в настройках шифрования и набрал нужный адрес. Главная страница Академии пестрела новой заставкой, он несколько секунд любовался ею, а потом зашел на форум для наставников и написал ближайшему. Указал позывные, передал пару «приветов» и набрал донесение.

Патруль снова прошёл мимо лавки, и он взглянул на часы. Двадцать пять минут.

Павел стёр следы своего пребывания в стапе, быстро поел, поблагодарил продавца, взял вещи и вышел.

Группа водителей нашлась через несколько минут. Люди сидели полукругом, вытащив стулья из лавки, и завтракали.

– Кто на Тридцать Пятую? – спросил он.

– Гуаминовскую? – уточнил какой-то мужчина, косясь на него.

– Да.

– Многие.

– А кто раньше всех?

Рыжий парень поднял руку:

– Сейчас доем и полетим. Деньги есть?

– Так точно.

– Военный, что ли? – спросил один из водителей.

Павел промолчал. По его виду и так было ясно, что он не гражданский.

– Садись с нами, – предложил рыжий, кивая на один из освободившихся стульев.

– Спасибо, только поел, – ответил Павел. Если и патрульные, и водители получили на него ориентировку, ему не дадут улететь.

Когда рыжий закончил завтрак, они пошли к машинам на верхний ярус.

– Как думаешь, какая моя? – спросил тот, указывая на ряд дальняков.

– Не представляю, – сказал он, осматриваясь в поисках патруля.

Парень указал на ярко-красный дальняк с рисунком тигра на боку, и они полезли в кабину. Павел достал деньги, но тот взял лишь половину, сказав, что им просто по пути.

– Ты с Базы или залётный? – спросил парень, выставляя координаты.

– С Базы, – немного помедлив, ответил Павел.

– Что там слышно? Наверное, на ушах все стоят?

– А должны?

– Ну как же, сам Ли Гуамин прилетает. Впервые за десять лет.

«Так вот оно что», – подумал Павел. Пожалуй, такое событие, как посещение хозяином своих владений, могло объяснить и учения, которым они подвергались всю неделю, и непродуманное задание, на которое отправили всю группу.

– Показательные выступления развернули, – сказал он. – Бедные кадеты уже устали с брёвен падать.

Водитель хохотнул.

Павел проследил, как он выстраивает маршрут и убирает лишние вещи.

– Главное, до резерва добраться, а там хоть жить можно, пока этот Гуамин Базу не оставит. А на подлёте могут и трассы перекрыть, и придётся мне, законсервированному, висеть перед планетой.

Машина отстыковалась, и они медленно полетели в сторону трасс.

– Говорят, на его Базах последнее время всё хуже и хуже.

– Мне не с чем сравнивать, – откликнулся Павел, высматривая патруль.

– Действительно? А слышал последние слухи?

– Какие?

– Про Ли Гуамина, – парень, не обращая внимания на разметку, выехал на срединную трассу. – Где-то полгода назад случилась непонятная история с терраформистами из соседней системы. Они там над планетой колдовали, никого не трогали, тихо и мирно жили в своей резервации, однако зачем-то понадобились Гуамину – то ли решил планету себе какую переделать, то ли личные счёты – говорят, он послал к ним на станцию своих людей, и в живых из полсотни терраформистов максимум пара человек осталась. Сенатор местный рвал и метал, половину правительства на уши поднял, грозился, что лично перережет всех синдикатских вместе с их семьями. И что ты думаешь? Синдикат от Гумина отказался. Это не мы, – сказали они, – его личная инициатива нам непонятна, мы осуждаем, мы не поддерживаем, делайте с ним что хотите. И вот теперь, говорят, Гуамин пытается откупиться и от этого сенатора, и от правительства чуть ли не целыми планетами. Лишь бы его в живых оставили.

– Договорятся, – отмахнулся Павел, – если денег достаточно. Удивительно, что сенатор вообще стал поднимать такой шум из-за каких-то терраформистов.

– Не скажи, – не согласился рыжий. – Один хороший терраформист на вес золота, а уж про «юверлиров» и говорить не надо, и получают они больше, чем мы с тобой вместе взятые. Даже учитывая, что это пожизненная работа, у них не так много времени на реализацию себя – их только готовят почти двадцать лет. Представь, сколько им должны платить за такое рабство. И сколько правительство на них тратит. Так что, думаю, ваш Гуамин совсем неспроста вдруг решил прилететь – наверняка ищет, что отдать.

Павел искоса посмотрел на водителя, думая о том, что показная доброжелательность и разговорчивость слишком подозрительны. Будь он на месте водителя, попытался бы обезвредить пассажира, пока они не вышли на трассу.

– Тридцать пятую не отдадут, – сказал он и, когда водитель в очередной раз посмотрел в боковое окно, раскрепил ножны. – Там и войска, и энергики, и станция климатологов. От такого куска не отказываются.

– Подлётные пути неудобные. Чтобы с той же Солнечной добраться, нужно не меньше пятидесяти «прыжков», а последний вообще приходится на точку либрации между двумя планетами, от которых лететь потом почти неделю и то до периферий с купольными городами.

– Какая разница? Ты не на горючем.

– А заряд батарей? А время? Да и от каждого такого «прыжка» машина новее не становится, а я не молодею.

– Подай петицию в Правительство, если хочешь «порт» поближе к Норио.

Парень тяжело вздохнул и потянулся к системе.

– Вот как с вами, вояками, разговаривать, а? – голос парня прозвучал невнятно, когда он надел систему и начал настройку подачи кислорода. – У вас всегда всё легко. Вы думаете, стоит только пожаловаться, и ваши заботы решатся в один миг. Попробовал бы ты пожить гражданской жизнью, посмотрел бы я на тебя. Наша петиция не дойдёт даже до местного сенатора, а если и дойдёт, тот скажет: «Обращайтесь к хозяину той планеты, рядом с которой хотите строить порт».

– И что вам мешает обратиться? – спокойно спросил Павел, следя за чужими действиями.

– Ну обратимся мы, и что? – водитель включил «гравий» и поднял наружные стекла, «СЛС» быстро стал заполнять пустое пространство. – Тот скажет: «Я, дорогие мои, с удовольствием бы поставил за свои деньги «порт», потом бы взимал с вас плату за его использование, но мне сенатор не позволяет перестраивать трассы в этом районе. Договаривайтесь с ним. Если он разрешит за ваши деньги их переделать, то я соглашусь». Предположим, сенатор разрешит. Предположим, перестроит. Минимум на это уйдет около пяти лет.

– Меньше, – не согласился Павел.

– Ну хорошо, возьмём фантастический вариант – три года. А за эти три года хозяин планеты продаст её кому-нибудь другому. И ладно, если кому-то из государственников, а вдруг синдикатским? Те не будут за свои деньги «порт» ставить. – Парень вырулил на трассу и стал настраивать автопилот. – Нет, они сначала возьмут деньги с нас за «порт», потом за его прохождение, а потом договорятся с сенатором и станут обкладывать налогом на трассах. Сколько уже таких случаев было, а?

– Понятия не имею, – ответил Павел.

Парень не собирался ни нападать на него сейчас, ни отдавать патрульным, но не исключён вариант, что тот решил избавиться от него чуть позже. Если рыжий предложит ему накрыться «пузырём», а сам начнёт рассказывать сказку про непредвиденные ситуации и что для этого ему лучше надеть костюм, Павел насадит его на нож.

– А я тебе отвечу – много. Солнечная вся так работает. Ты никогда не сталкивался с синдикатскими?

– Нет, – солгал он.

– Значит, тебе повезло. А если Ли Гуамин захочет отдать Базу, он её отдаст. Было время, когда отказывались и от гораздо более значимых вещей. Вспомни историю. Вспомни, как Землю чуть не забросили лишь только потому, что никто не хотел покупать исчерпавший себя кусок камня. Ладно, одумались вовремя, ладно, новые технологии появились, а то так бы и сидели на Марсе, без Земли и других терраформированных планет. Так что мой тебе совет, если пойдет слух, что Гуамин решил продать Базу или всю планету – ноги в руки и беги оттуда.

Водитель поднял щиты изоляции и включил внешний обзор. Павел смотрел на него, недоумевая, почему тот с таким упоением говорит о возможной опасности? Может быть, он чувствует грядущую катастрофу и пытается о ней предупредить? Именно такие маленькие случайности нельзя игнорировать.

Пока водитель был занят настройкой панели управления, он быстро надел свою систему. Пользоваться пассажирской он не решился.

– Вас с энергиками наверняка переведут в другое место, а вот тех же климатологов могут вообще расформировать. Какой в них толк? Это не «формисты», что береговые линии оттачивают за пару лет. Эти только по Базам сидят да над погодой колдуют. Легче какого-нибудь шамана на гору закинуть, он в бубен постучит, да и вызовет дождь. Гарантирую – быстрее обойдётся. Ты когда-нибудь сталкивался с климатологами? – продолжал парень.

– Нет.

– Все как один… – водитель неопределённо покрутил пальцами. – Ну, ты понял…

– Сделаю вид, что так и есть, – ответил он.

Рыжий хохотнул:

– Ты с задания, что ли?

– Почти. Документы отвозил. А вещи друг попросил до Базы подкинуть.

– Как зовут?

– Павел.

– Меня – Энди. «Пузыри» или костюмы?

– Мне всё равно, – спокойно ответил Павел.

– Тогда «пузыри», – сказал тот и первый стал настраивать герметизацию сиденья.

Павел краем глаза следил за его действиями и, только когда вокруг водителя сомкнулась защитная «плёнка», стал настраивать своё сиденье. Он понимал, что водитель заметил его промедление, но если тот действительно не получал разнарядки, то едва ли будет задумываться о причинах такого поведения.

– Тебя на Тридцать Пятой где высадить? – спросил Энди, садясь поудобнее.

– В «отстойнике», перед главным.

– Ты прямо как синдикатские, они тоже постоянно называют резерв «отстойником».

– Слышал где-то, запомнилось, – как можно небрежнее сказал он и перевёл тему: – И как тебе перевозками заниматься? Не тяжело?

– Нет. Случаются, правда, неприятные инциденты, но это мелочи. Несколько раз на Базы не пускали, несколько раз у поставщиков проблемы с документами были, однажды вообще пришлось месяц в резерве жить… Сейчас тоже придётся напарника ждать, паспорт на один из грузов забыли отдать, а без него или в резерве, или вашим сдаться и спать в каталажке. Хотя ваши, по сравнению с теми же солнечниками, – милые дети. Да и кролевские тоже. Я у них три дня в резерве стоял, площадку занимал, а они только сегодня утром сделали замечание и сказали улететь до обеда.

На некоторое время они замолчали, пока вокруг Павла смыкался «пузырь», а потом он сам решил поддержать диалог:

– Говорят, на Юпитере новое вино сделали.

– Тоже слышал? – в чужом голосе послышалась улыбка. – Скоро попробуем. У меня напарник столитровку прихватил, правда, он сказал, что уже меньше осталось, перед портом на Мимасе оштрафовали.

– Почему?

– Кто знает. Там основная трасса проходит, а кордон – собаки натуральные. Почти половину забрали. Упьются, наверное.

– Я слышал, там какой-то дальняк сгорел.

– Было. Вот, прямо на днях, жуткое дело. И главное, никто не помог: патрульные стояли и просто смотрели; подошли, когда спасать было нечего.

– Может, они не могли подобраться?

Водитель фыркнул:

– Конечно. Не могли они подобраться, не захотели руки пачкать. Думаешь, я не знаю, как там дело обстоит? Тот кордон почти как синдикатские, а если последние начнут выдавать бумажки с печатями, так их и при свете Солнца не различишь.

Павел улыбнулся краем рта.

Энди был словоохотлив и в конечном итоге проговорил почти весь полёт. За семь часов он успел рассказать о последних марках грузовых машин, о новых системах перегрузок, которые хотят устанавливать на дальняках, и о закрытии нескольких трасс в районе Е-95. Павел слушал, а сам думал о том, как вести себя на проверке у тестеров и как быстро те догадаются, что он энергик? Может быть, они вообще этого не поймут, если случайно не появятся воспоминания прошлых жизней? А если так, то как их заблокировать?

Павел думал о периодичности воспоминаний и о возможности построения какой-либо зависимости. Но зависимость от чего? На протяжении последних дней видения его не беспокоили. Они вообще никогда его не беспокоили во время операций. За все годы мозг ни разу не подводил его во время заданий и не пытался подменить окружающую действительность прошлым или будущим. Может, дело в выбросе адреналина? Самые большие пласты его памяти вскрывались после того, как эйфория спадала, а значит, если ему удастся сохранить стрессовое состояние, он будет в относительной безопасности?

Эта была лишь гипотеза, но сейчас он был готов поверить ей без всяких доказательств и весь оставшийся полёт изо всех сил искусственно себя «накручивал».

По прибытии Энди не попытался на него напасть, он просто высадил его в «отстойнике» неподалёку от главного КПП и полетел искать лучшее место для продолжительной стоянки.

Когда тот скрылся, Павел надел рюкзак и пошёл в сторону патрульных, переходя из кузова в кузов. Он не стал доставать ни автомат, ни свёрток куртки, и весь груз вместе с системой за плечами в какой-то момент показался ему непривычно тяжелым.

Он остановился в пустующей каре и оглядел сомкнувшийся вокруг него «отстойник». На миг тот показался ему ярким незнакомым пятном, будто шумный город, охваченный праздником, в который он пришёл после долгого блуждания в одиночестве.

Он чувствовал усталость, тревогу, удовлетворение и потребность в войне. Вот об этом нужно рассказать подруге, когда та в следующий раз будет сравнивать роботов и людей. Вот об этом состоянии, когда ты несколько суток не спал, выжил среди врагов, не получил серьезных травм и способен соображать, когда ты держишься на голом адреналине, и тебе кажется, что ты всемогущ. И будто сама судьба ведёт тебя за руку и не даёт умереть.

Он стоял посреди яркого острова во тьме, отбрасываемой рядом висящих машин, слышал смех, крики, ругань, чувствовал тупую боль в голове и мечтал остаться в этом моменте навсегда.

* * *

– …на перекладных.

– Ещё потери? – спросил дознаватель.

– Никак нет, – ответил Павел, смотря на яркий «отстойник» в темноте за окном. По земному времени сейчас был полдень.

– Думаете, они не свяжут высадку и убийство патрульного?

«Мне всё равно», – хотел сказать Павел, но произнес совсем другое:

– Убийство патрульного было больше чем через сутки после высадки. К тому же у них на руках трупы всей группы, с картами. Объективно задание было провалено ещё с момента составления плана, а уж никак не после того, как я столкнулся с патрульным.

Дознаватель внимательно смотрел на него, но по чужому лицу было непонятно, о чём тот думает.

– Мы также получили запрос из третьей Академии в префектуре Фетта. Вы им сообщили?

– Так точно.

– Что конкретно вы рассказали?

– Я не подписывал документов о неразглашении.

Павел мог себе это позволить. Он мог даже закинуть ноги на стол и закурить, выдыхая дым тому в лицо, потому что за его спиной была одна из лучших Академий Солнечной системы, в которой не любили, когда их солдат пускали в расход на дешёвых заданиях.

– И поэтому вы позволили себе строить предположения на грани лжи?

Если дознаватель задаёт такие вопросы, значит, действительно поднялся шум.

– Никаких предположений и никакой лжи, – ответил он, ничуть не удивленный. Наставники не будут утруждать себя предоставлением внутренних данных кому попало – дознаватель наверняка не видел его письмо в Академию, скорее, бил наугад, пытаясь вывести Павла из себя. – Только факты.

– Вы отдаёте себе отчёт, что вас будут проверять тестеры? И они дадут нам всю информацию о ваших перемещениях за эти дни. Мы будем знать, ложны ли все ваши заявления или правдивы.

– Так точно.

– Хорошо, – медленно сказал он и подтолкнул к нему стап. – Тестеры с оборудованием прибудут через час. Пока они не пришли, опишите весь маршрут за два дня. Что касается вашего… трофея, то его сейчас проверяют, однако на многое рассчитывать не стоит – карта наверняка заблокирована.

Павел подождал, пока мужчина выйдет, и принялся за отчёт. Вкратце расписал маршрут, из мешка достал угловой комплекс и подробный анализ местности. Когда он отложил стап, дознаватель вернулся, собрал все материалы и приказал ждать.

После перелёта, ожидания на проходной и разговора с «безопасником» болела голова и периодически бросало то в жар, то в холод. Павел порылся в вещмешке в поисках еды, забыв, что, кроме желейного кофе и воды, ничего не оставил, и устало растянулся на стуле.

Тестеров прошлось ждать долго: парень и девушка пришли только через полтора часа и, поздоровавшись, стали вносить оборудование. Он внимательно наблюдал за тем, как они раскладывают на столе лотки с медицинскими препаратами, переносной томограф, мотки проводов, инструменты, и опаска, похожая на зуд между лопаток, нарастала всё больше с каждой секундой.

– Зачем? – спросил он, когда девушка поставила перед ним небольшой контейнер.

– Если будет тошнить.

– Не будет.

Девушка улыбнулась, но ёмкость так и не убрала. Она прикрепила к его голове плёнку, закатала рукав и ввела в вену жидкость отвратительного жёлтого цвета. Павел отметил, что у неё холодные руки.

Сдавило горло. На секунду перед глазами появился морок, и словно издалека послышались предсмертные хрипы. Он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь отогнать видение. «Не сейчас, только не сейчас», – подумал он. Его гипотеза о влиянии адреналина с треском рвалась по швам. И тут же ему в голову пришла мысль, что дознаватель, подозревая его в способностях энергика, мог позвать на обследование не тестеров, а псикодеров.

Парень подключил томограф, неловко сел на место напротив Павла и придвинул к себе контейнер. Девушка также наклеила на его лицо полосы пленки, надела ему на шею и предплечье «браслеты» и растянула провода от них к томографу.

Если это кодеры, то они не будут смотреть его прошлое, а значит, Павел сразу поймёт цель их визита, едва они попытаются залезть к нему в голову. Во всяком случае, ему хотелось верить в то, что у него это получится.

Дверь открылась, и в комнату вошли трое. Помимо сержанта и дознавателя, был ещё майор, которого Павел встретил в свой первый день на Базе.

– Готовы? – спросил тот, смотря на Павла.

Павел не стал вставать, девушка как раз настраивала детектор на столе и принудительно положила его ладони на круги.

Подводы от томографа шли к столу, значит, эти трое будут всё же рассматривать его воспоминания. А судя по тому, что он знал о работе кодеров, нахождение посторонних при анализе прозрений обычно не приветствовалось.

Они выдвинули стулья из стены и сели позади тестера. Сержант посмотрел на Павла с нескрываемым недовольством.

– Закройте глаза и расслабьтесь, – сказала девушка, и он невольно оглянулся на неё. – Чтобы вам было легче, постарайтесь вспомнить момент высадки.

Павел закрыл глаза. Кроме темноты и белых пятен, он ничего не видел.

Какое-то время он продолжал так сидеть, концентрируясь на дыхании и стараясь не шевелиться, пока не почувствовал боль в голове. Перед глазами появились пятна, которые не получалось отогнать простым усилием воли или напряжением глаз. Он откинул голову назад и внезапно понял, что напротив сидят люди из отряда. Кто-то проверял карабины, кто-то поправлял систему. Сбоку шёл холод, будто от открытой двери, он повернул голову и увидел тестера, спокойно смотревшего на него в ответ.

Имитация присутствия? Отвратительно.

Его тело поднимается, а он остаётся сидеть на месте. Павел смотрит, как один за другим люди покидают космолёт, а тестер машет ему рукой, показывая, что нужно следовать за ними. Он смотрит на себя со стороны и не испытывает никаких эмоций: ни когда опускается на поверхность купола рядом со своим телом, ни когда падает с огромной высоты или бредёт по полю.

Звуков нет. Тестер внимательно наблюдает за телом: бежит, когда бежит тело, и останавливался, когда того требует ситуация.

Павлу всё это напоминает чужие воспоминания. Когда он видит какое-то событие, не связанное с ним напрямую, то тоже выступает в роли «наблюдателя» – ходит по пятам за людьми или осматривает территорию.

Едва зажглись прожектора, он решил пойти вперёд, чтобы проверить команду. Он хотел узнать, умерли ли его сослуживцы уже тогда или чуть позже. Когда он сделал несколько шагов в том направлении, тестер схватил его за руку и кивнул в сторону тела, которое осматривало местность.

– Я должен идти за ним? – попытался спросить Павел, но почувствовал только, как беззвучно шевелятся губы.

Тестер кивнул и отпустил его руку.

– Почему? – одними губами спросил Павел. Мальчишка недовольно посмотрел в ответ и указал на его тело, что бежало в сторону потухших прожекторов.

Тестер отошел, и он неохотно направился следом.

Едва тело справилось с сеткой заграждения и побежало в лес, тестер полез следом в дыру. Павлу было лень нагибаться, поэтому он попытался пройти прямо через ограждение и с удивлением обнаружил, что его мягко отбросило назад. Тестер сердито посмотрел на него с другой стороны сетки и развернулся, бегом устремляясь в лес.

«Интересно», – подумал Павел и полез в дыру. Когда он сам видел чужое прошлое, то слышал звуки и запахи и мог спокойно проходить через любые препятствия. Неужели тестеры настолько ограничены? Мозг перерабатывает огромное количество информации, которую мы не замечаем. Павел надеялся, что если когда-нибудь попадёт в свои воспоминания при помощи машин, то сможет увидеть ту часть, что мозг пропустил через себя, а он, в силу ограниченности сознания, не воспринял. Он думал, что попадёт в какофонию цвета, звука, запахов, а выяснилось, что тестеры работают только с визуальными воспоминаниями.

Он потрогал траву, и она показалась ему плотной, как картон. Интереснее стало, лишь когда мальчишка начал «прыгать» через временные промежутки. Раньше он предполагал, что проведёт за анализом те же часы, что и во время операции, а выяснилось, что у тестера получается вырывать нужное время. Мальчишка на секунду пропадал, а когда показывался снова, то стоял уже в другой местности, и Павел вместе с ним.

Но как связано представление о собственном теле с воспоминаниями? Почему он видит своё тело, если у него не было раньше понятия, как оно выглядит со стороны в этой местности? И если мозг сам сгенерировал это представление, то тестер наверняка видит его по-другому. И как всё это связывается в единую структуру, которая становится реальностью этих секунд в его же собственном мозгу? Удивительно.

Они шли рядом, когда тело ползало вокруг объектов и считало вышки связи, когда лежало в луже грязи и искало в бинокль опасность, когда маскировалось, когда составляло карты, когда заметало следы. Они символически висели на той же перекладине, за которую Павел зацепил ноги на днище дальняка. Они стояли рядом, когда он убивал патрульного, и тестер сгибался, будто его тошнит.

Павел ощущал себя призраком и зевал.

Когда всё заканчивается, он с трудом разлепляет потяжелевшие веки, девушка снимает в его головы плёнку и насильно вкладывает в рот какую-то таблетку. Лоток перед ним чист. Он разжевывает таблетку, смотрит на мальчишку тестера, и тот выглядит почти таким же белым, как и его халат. Контейнер перед ним полон, и Павел чувствует кислый запах с другого края стола. Он ухмыляется и переводит взгляд на наблюдателей. Те не смотрят на него.

– Мне сейчас можно кофе? – спрашивает он у девушки, и та кивает.

Павел улыбается ей в ответ и достает из мешка упаковку. Он вскрывает пакет и начинает высасывать кофе, как раз когда дознаватель переводит на него взгляд. Павел спокойно смотрит в ответ.

Неоправданное убийство гражданского ему наверняка занесут в личное дело.

Тестеры уходят и увозят оборудование. Следом поднимается сержант, бросает на Павла злой взгляд и хлопает дверью. Павел мысленно отвешивает ему пинка и вновь смотрит на дознавателя. Тот садится за стол на место тестера и говорит:

– Мы зададим вам несколько вопросов, исходя из письменного свидетельства и того, что увидели в воспоминаниях.

Павел кивает и закручивает колпачок на опустевшей упаковке.

– Детектор выключен, – говорит он.

– А разве ты не умеешь его обходить? – спрашивает «слепой» офицер, впервые обращаясь к нему напрямую.

– Конечно, нет, – врёт Павел, спокойно смотря в ответ.

Чужая улыбка становиться насмешливой.

– Почему вы не остались под неработающим прожектором, чтобы дождаться остальных? – спрашивает дознаватель, и Павел переводит на него взгляд.

– У нас не было такого соглашения, – говорит он. – Никто не оповещал о наличии прожекторов, забора или даже поля. Я действовал, исходя из того, что было лучше на данный момент, и если остальные не пошли туда же, куда и я, – это их выбор.

– Почему вы не стали искать остальные тела?

– Все выжившие добрались бы до контрольной точки, а поднимать мёртвых не имеет смысла. Тем более после осмотра местности и наличия непредвиденных препятствий я не был уверен, что поле не заминировано.

Павел врал и не стеснялся этого. После порции кофе развязался язык, и он мог спокойно выговаривать сложные предложения, почти не обращая внимания на тяжесть в голове и резь в глазах.

– Вы передвигались по полю, и ни одной мины под вашими ногами не сработало, – заметил дознаватель.

– Мне могло просто повезти. Я не собирался испытывать судьбу ещё раз.

– Как вы думаете, от чего мог умереть один из ваших сослуживцев?

– Я не заметил никаких внешних повреждений, поэтому не могу объективно судить.

– Чуть больше недели назад вы говорили, что вам самому не рекомендовали устанавливать карту из-за возможного отказа.

Павел на краткий миг задумался, имеет ли он право об этом рассказывать, но решил, что может отделаться общей информацией. Да и дознавателю не мешает решить, что именно из-за того случая он избегает установки карты – это может развеять чужие подозрения.

– Не из-за отказа, – сказал Павел. – Из-за замыкания, которое я сам однажды видел. Однако я не могу связать тот случай и последний между собой.

– Где вы сталкивались с подобным? – настаивал мужчина.

– Не имею права отвечать.

– Тогда что вы видели?

– Один из напарников дотронулся до силового поля типа…

Павел вспомнил, как они пробирались в кустах и изредка переглядывались с Ральфом, потому что Брэдли шумел громче всех, а треск любой ветки под ногами казался выстрелом. Когда мальчишка в очередной раз стал подрывать землю около купола, чтобы поставить «маяк», то коснулся его рукой. Он завалился на спину, крича и хватаясь за голову. Они с Ральфом держали его изо всех сил, едва не задушив, пытаясь заткнуть, и сломали руку. Когда мальчишка отключился от боли, они быстро закончили с заданием и потащили его обратно уже на себе. В дороге тот проснулся и пытался что-то бессвязно мычать, а из-под его век текла кровь.

– Как вам объяснили случившееся?

– Никак.

– Никто не пытался разобраться в происходящем?

– Мы написали отчёт, его приняли к рассмотрению, сказали, что ситуация прояснится в ближайшие месяц, но через месяц об этом все забыли.

– А вы не стали уточнять?

– Я и раньше дотрагивался до куполов подобного типа и ни разу не был травмирован.

– Что стало с тем служащим?

– Проходит реабилитацию.

– Вы пытались с ним связаться?

– Нет.

– Вы предполагали, что кто-то из вашей группы мог выжить?

– Да.

– В случае отделения от группы, какие были указания?

– Выйти к контрольной точке.

– В некоторых местах вы оставляли ложные следы. Вы предполагали, что за вами могут идти или наблюдать?

– Так точно.

– На основе чего строились ваши предположения?

– На основе вещей, которые я оставил на поле, дыры в сетке, которую я не замаскировал, на основе карт, которые могли извлечь из голов моих сослуживцев. – Павел почувствовал, что начинает раздражаться.

– В случае уничтожения большей части группы, что вы должны были сделать?

– Продолжить задание.

– У нас другие сведения.

– Вы можете ещё раз вызвать тестеров, и они проверят мои воспоминания до начала операции.

Еще немного – и он начнёт грубить.

– Отстань от парня, – внезапно сказал офицер, и дознаватель с Павлом одновременно посмотрели на него. – Мне, например, и так всё ясно. Ты тоже видел, что случилось, и даже видел его записку с шифром. Куда уж больше?

Павел подумал о том, что Мязинцев сказал бы то же самое.

– Вообще-то, – начал дознаватель, и в его голосе появились наставительные нотки, – при его переводе я обязан уладить все формальности.

– Ну и улаживай без него. Считай, что он уже передан, а в ответах накарябай какую-нибудь ерунду, не мне тебя учить…

Дознаватель откинулся на спинку стула и повернулся к Павлу, оценивающе смотря на него.

– Если я дам тебе перечень вопросов, отправишь мне завтра готовые ответы?

Павел удивился, но постарался этого не показывать, и просто кивнул.

– А заявление на перевод?

Павел нахмурился:

– Перевод куда?

– В другое отделение, – ответил офицер.

– В патруль? – спросил у него Павел.

– В одну из РДГ.

Павел несколько секунд смотрел на него и потом кивнул.

– Хорошо, – сказал дознаватель, кинул ему через стол два листа и поднялся.

Павел поднялся следом, сложил бланки и сунул в вещмешок. Когда дознаватель ушёл, они с офицером остались одни и тот сказал:

– Я – майор Ивлин. Александр Петрович. Считай, что с этого дня ты среди моих бойцов.

Павел откозырял, но без запала.

– Рядовой Мещеров. Павел Семенович.

– Вольно, рядовой.

Павел надел рюкзак и прицепил сзади кислородную систему.

– Идём, – сказал Ивлин и махнул, чтобы Павел следовал за ним. Они медленно пошли по длинному коридору пропускного пункта. – Я провожу тебя до Базы. Ты без пропуска, да и поговорить нужно. Скажи-ка мне, почему ты отказался отчитываться перед своим сержантом, а?

Павел искоса посмотрел на него, выбирая между ложью и правдой.

– Стали бы вы доверять командиру, который посылает группу на убой, но не идет сам? – спросил он, не сразу сформулировав вопрос.

Ивлин усмехнулся:

– Обстоятельства разные бывают. Ты не можешь быть однозначно уверен, что он догадывался, чем закончится операция.

– Уверен быть не могу, – согласился Павел. – Но подозревать мне никто не запретит.

– Ясно, – сказал Ивлин. – Твои мотивы вполне объяснимы, только, мне кажется, ты не совсем понимаешь последствия своих поступков. Всё не так просто, как может показаться на первый взгляд. Ты отправил информацию и о наших, и о своих действиях в Академию. И в своём докладе ты выставил своего сержанта либо некомпетентным руководителем, либо предателем. Зависит от того, как всё повернуть.

Они подошли к дежурному, Павел забрал автомат, лопатку и нож, и перед входом они с Ивлиным остановились. Тот принялся что-то искать в карманах.

Павел понимал, к чему идёт разговор. На него попытаются надавить, чтобы он отозвал своё донесение или написал другое с рассказом о том, что не держит ни на кого зла.

Пожалуй, он опрометчиво рано сравнил этого майора с Мязинцевым.

Ивлин протянул пачку сигарет, и Павел вытащил одну.

– Окажись ненадолго на нашем месте, – сказал Ивлин, достал зажигалку и протянул ему. Павел прикурил. – Мы работаем на этой Базе и воспитываем собственные кадры на соседнем спутнике. И тут к нам переводят парня из другой Академии. Девять человек посылают на задание, но выживает только он один. Вопрос: почему? Отбросим тему с предательством, правда?

Павел затягивается и выпускает дым через ноздри. Лет пять назад он бы с возмущением начал оправдываться, пару лет назад подумал бы, что это угроза. А сейчас не чувствовал ничего, воспринимая всё отстраненно и сразу же забывая.

– Первое предположение, которое приходит на ум: парень лучше подготовлен. И даже если так, представь, в каком свете предстанет наша Академия и её бойцы? Встает вопрос не только о компетентности твоего сержанта, но и о нашей общей компетентности. И всё это накануне прилёта Ли Гуамина. Твоя Академия может раздуть из этого «инцидента» немалый скандал. И тогда поднимется вопрос о нашем пребывании здесь. Может оказаться, что мы будем не нужны. Может оказаться, что нас расформируют. Ты понимаешь, что я хочу до тебя донести?

– Я понимаю, – сказал Павел. Несколько водителей стояли на платформе невдалеке и обсуждали последние цены на машины. Он бы с большим интересом слушал их, чем майора.

– Хорошо, – медленно сказал Ивлин. – Поэтому мы постараемся забыть это дело, а ты подпишешь форму о неразглашении и больше не будешь доносить о деталях операций посторонним.

– А меня больше не будут отправлять на убой? – спросил он и повернулся, смотря на Ивлина.

Чужое лицо не дрогнуло, но в голосе послышалась угроза:

– Кажется, ты не понял…

– Я понял, – перебил его Павел. Ивлин приподнял брови в удивлении. – Я знаю, что для всех было бы лучше, если бы я слёг в том поле, рядом с остальными. Вот только я не подписывался на смерть из-за ошибок какого-то штабиста. И после всего как я могу быть уверен, что вновь не окажусь в подобной ситуации?

– Твои слова предвзяты, а обвинения в адрес сержанта необоснованны. Но я позволяю тебе высказаться, учитывая, через что ты прошёл.

Павел едва не закатил глаза после этих слов.

– И как бы ты ни хотел показательных избиений, реальных доказательств у тебя нет, и всё сводится лишь к догадкам и предположениям, которые несложно опровергнуть. Поэтому, если ты всё ещё хочешь работать, тебе придётся подписать документы и прекратить вести себя, как перепуганный кадет.

Павел подавил желание поморщиться.

– Кадеты невоеннообязанные, никого бы из них не поставили в группу смертников.

– Ты просто не понимаешь, что говоришь. Но я прощу тебе эти слова в первый и последний раз. Мой тебе совет: побыстрее забудь обо всём и впредь постарайся вести себя более уважительно. Мальчик.

Они некоторое время смотрели друг на друга, в пальцах Павла тлела сигарета, и он представлял, как тушит её о чужое лицо.

Он себя не обманывал. В том, что Ивлин вообще с ним разговаривал, была заслуга отца и наставников, а никак не его – неудачно выжившего рядового.

– Я знаю, как работает система, – наконец сказал Павел, отворачиваясь. Он сделал последнюю затяжку и щелчком выбросил окурок с платформы. – Я себе не враг. И отдаю отчет, по каким причинам вы вообще со мной разговариваете.

Он мог бы раздуть из этой ситуации скандал, но ему всё ещё нужна была работа на этой Базе.

– Хорошо, что ты догадлив, – ответил Ивлин. – Умные люди нам пригодятся.

Павел ничего на это не сказал. По опыту он знал, что от умных людей избавлялись в первую очередь.

Интересно, Ивлин сам вызвался пригреть змею на груди или Павла ему навязали принудительно?

Рядом с платформой остановилась патрульная машина. Ивлин показал в её сторону, а сам остался докуривать. Павел на ходу снял вещи и кинул их на дно. Они с патрульным подождали Ивлина, и когда тот наконец сел рядом на узкую скамью, мальчишка за пультом повёл машину плавно вниз.

– В воспоминаниях я смог убедиться в твоих навыках, – сказал Ивлин, наклонившись к нему. – Нам не придётся ни вдалбливать в тебя основы, ни воспитывать в тебе психологическую устойчивость. И это хорошо.

Павел подумал о том, что настало время комплиментов. Это стандартный поворот разговора, в ходе которого закрепляется принятое решение.

– Теперь ты в десятом отделении. Кроме тебя, в нём ещё восемь человек, все парни. Я слышал, что с тобой прилетела подруга, у которой подготовка не хуже и нет карты. Ты меня, конечно, извини, но места в группе ей не будет. Женщины слишком подвержены гормональным перепадам, а в нашей работе это недопустимо. Ребята расскажут тебе, с какими заданиями мы сталкивались в последнее время, а информация, которую ты сегодня принёс, нам точно пригодится. То, что ты отрезал голову патрульному, я могу понять. Кеттель пытался убедить меня, что это проявление садизма, но я почти уверен, что он просто испугался, когда ты вывалил её ему на стол. Либо Попов, твой новый командир, либо ребята покажут, как быстро извлекать карты, чтобы ты в следующий раз не таскался с отрезанной головой по планетам. Выспишься – приходи на третий полигон. Мои будут там весь завтрашний день. У тебя выходной, так что просто познакомишься. Не забудь отправить Кеттелю все заполненные формы, которые он просил, и написать от руки заявление на перевод. Всё ясно?

– Так точно, – ответил Павел.

Патрульная машина остановилась у первых ворот. Ивлин показал свои документы, сказал пару слов патрулю, и те пропустили их, записав фамилию Павла. На следующем посту патрульные предупредили его, чтобы он завтра отметил свой пропуск. Около последних дверей они с Ивлиным попрощались, и Павел откозырял напоследок, с облегчением думая, что наконец остался один.

После оружейки он сразу пошёл к лифтам. Если бы не Оливия, он бы послал в Академию сообщение, что ему угрожают, пережил бы скандал и отправился на другую планету воевать за деньги.

Павел привалился к холодному металлу внутри лифта и нажал на кнопку минус третьего этажа. Спускаться по лестнице не хотелось. И чем ближе он был к дверям собственной комнаты, тем сильнее накатывала усталость. Ему казалось, он перешагнёт через порог и просто упадёт лицом в пол. Действие кофе закончилось слишком быстро, а сигарета Ивлина была явно лишней.

У комнаты он приложил палец к сканеру, и дверь открылась. Он сбросил вещи, чувствуя себя старым и уставшим как никогда.

Робот стоял на своем месте, а на ситайпе мелькали надписи о непринятых звонках. На полу, рядом с дверью, лежала записка от Киры, и в ней она настаивала, чтобы он позвонил, как только прилетит. Ниже шифром шла надпись, что она видела его сообщение в Академию и отправила следом все документы, что он ей оставил.

Еще во времена Мимаса у них вошло в привычку оставлять друг другу копии заданий, на которые их отправляют. Когда никому, кроме пары друзей, не доверяешь, это может сильно пригодиться. Однажды так они спасли Ральфа. Павел в этот раз оставил Кире копию маршрута и схему подлёта. Так он мог быть уверен, что в случае расследования его гибели следователям из Академии будет на что опереться.

Павел провёл ладонью по ситайпу и заметил непринятый звонок от отца. Он мысленно вздохнул. Кира может подождать и до завтра, а вот отец – едва ли. Их разговор будет прослушиваться, поэтому за каждым словом придётся следить.

Он нажал на вызов, и пока шёл дозвон, успел распаковать мешок, достать из шкафа чистую одежду и расправить кровать.

– Сын, добрый вечер.

На экране показалось лицо отца, и Павел подошёл к стене.

– Привет, пап.

Отец сверкал выбритым лицом и отбеленными зубами, он казался моложе с их последней встречи, и белые одежды ещё больше подчёркивали светлый, почти юношеский цвет лица. Павел непроизвольно потрогал свою щетину, думая о том, что отец в погоне за юностью скоро будет выглядеть моложе него.

– Судя по внешнему виду, ты не ранен, – заметил тот. За его спиной сновали люди, словно он был на очередном приёме. – Или я ошибаюсь?

– Пара синяков, – ответил Павел и сел на кровать. – Тебе уже доложили?

– Не доложили, а сообщили, что мой единственный сын жив и мне не придётся встречать его тело.

Павел закатил глаза в ответ на этот драматизм.

– Ты на работе? Или отдыхаешь?

– Твоя попытка сменить тему выглядит совершенно неискусно, – заметил отец.

– Мне запретили обсуждать задания, – сказал Павел и улыбнулся. – Строго-настрого.

Отец тонко улыбнулся:

– Что ж, кажется, мне придётся удовлетворять своё любопытство общением с наставниками. Думаешь, они спокойно воспримут мою «просьбу» перевести тебя в другое место?

– Не смешно.

– Если ты думаешь, что я пытаюсь влезть в твою службу, то ты заблуждаешься. Однако мне не очень нравится, какой опасности тебя подвергли, учитывая, что ты перевёлся меньше месяца назад. Даже инцидент на рудниках в сравнении с этой ситуацией выглядит безобидно.

– Всё случается впервые, – дернул плечом Павел. – Я никуда не полечу и останусь здесь.

Отец продолжал улыбаться:

– Твоя работа меня очень огорчает, ты же это понимаешь?

– Безусловно, – ответил Павел и положил руку на сердце. – Клянусь, что попрошу наставников больше ничего тебе не сообщать, чтобы ты не огорчался.

Отец выразительно посмотрел на него.

– Я не буду извиняться, – предупредил Павел.

– А стоило бы. Не знаю, от кого у тебя эти манеры, но с каждым годом они всё более вызывающие, – заметил отец и добавил: – Солдафон.

Павел улыбнулся.

– Ты мне в первый раз оттуда звонишь, – заметил отец и осмотрел обстановку. – Комната тесная и невыразительная, неужели, кроме кровати, больше ничего нет? А шкаф?

– Он встроенный, – сказал Павел.

– Невыносимый интерьер, – заметил отец. За его спиной замаячило усатое лицо с сигаретой в зубах и что-то проворчало. – Даже Кариб говорит, что ты живёшь в ужасных условиях. Хотя после того матраса на рудниках меня уже ничто не удивит. Кроме, пожалуй, грязной одежды, что на тебе сейчас.

– Я только вернулся. И у меня нет личных помощников, чтобы вылизывать мне ботинки и стирать одежду в горных водах.

Отец на несколько секунд замолчал, смотря вбок, потом повернулся и сказал:

– Кариб может выделить тебе новую модель робота-помощника.

– Нет, спасибо. Его роботы напоминают летающие гробы.

Кариб едва слышно обозвал его засранцем.

– Он сказал, что ты преувеличиваешь, – заметил отец.

– Он не так сказал, – тихо рассмеялся Павел. – А если бы он видел здешних роботов, то думал бы так же, как я.

– Настолько хороши?

– Я видел только одного, но думаю, есть и другие. Полная имитация, вплоть до кожного покрова, асимметрии лица и двигательных функций. А его внутренности на полном серьёзе рассуждают о своём сходстве с людьми.

– Может быть, киборг?

– Нет. Кира сказала, что робот, а она в этом разбирается.

– Кариб, слышал? – спросил отец у друга и потом снова повернулся к Павлу. – Он спрашивает, чей на нём логотип?

Тот покачал головой:

– Не видел.

Отец ненадолго замолчал, слушая Кариба, а потом снова посмотрел на Павла:

– Говорит, что необходимо взглянуть на него вблизи. Другие модели андроидов есть?

– Только учебные.

– И на них тоже логотип не виден?

Павел развёл руками:

– Могу лишь сказать, что дроиды, например, феттские. Возможно, что и андроиды тоже.

– Нет, – отец покачал головой, – андроиды должны быть другой марки. Феттские могут быть только нелегальными.

Кариб за спиной отца что-то резко сказал.

– Если хотите, я могу у Киры спросить, она наверняка знает.

Павел вспомнил про Киру, и тут же в его голове всплыл рассказ о её разговоре с Кеттелем.

– Не беспокой её, – отозвался отец. – Кстати, как она поживает? Я помню, она не хотела улетать с рудников, а учитывая её характер, я подозреваю, что в тебе скрыт недюжинный талант дипломата, о котором я не подозревал.

Павел криво улыбнулся и принялся медленно говорить, подбирая слова:

– Она согласилась после того, как я предложил залететь по пути в музей робототехники на этой планете. На Базу пришлось добираться через три города, да ещё и с гражданскими. К тому же всю дорогу она жаловалась, что не успела навестить родных и скучает по дому. Передавай её семье привет, когда увидишь.

Отец посмотрел на него, почти не скрывая удивления, но через несколько секунд сориентировался и улыбнулся:

– Непременно. Скорее всего, это будет на следующей неделе, мне как раз нужно навестить твою тётю, заодно и старого друга повидаю.

– Я его знаю?

– Только он тебя. Но не волнуйся, я вас обязательно представлю друг другу. Я только сегодня ему звонил и жаловался, что у меня очень своенравный сын, который в очередной раз заставляет о себе волноваться.

Павел попытался улыбнуться, но вышло плохо.

– Не нужно всем про меня рассказывать.

– Ты мой единственный ребёнок, это естественно, что я рассказываю друзьям о тебе, – сказал отец и замолчал на несколько секунд, словно собираясь с мыслями. – Твоей тётушке привет передать? Или прошлого раза было достаточно?

– Конечно, передай. Она всегда мне помогает, не хочу, чтобы она обижалась.

– Хорошо. Как ты работаешь на новом месте, я уже оценил, а как проводишь досуг?

– Сплю.

– Удивительно насыщенно, – прокомментировал отец.

– Зато ты, похоже, на очередном приёме.

– Нет, у нас перерыв в совещании.

– Я видел официанта с алкоголем.

– Тебе показалось.

Павел изобразил улыбку:

– Тогда что Кариб делает на вашем совещании?

Отец притворно округлил глаза.

– Представления не имею. Подозреваю, что он здесь без приглашения, проник по трубам канализации.

– Он бы застрял, – рассмеялся Павел.

– Ты его недооцениваешь. – Отец посмотрел назад, а потом вновь повернулся к Павлу. – Кажется, мне пора. Надолго не прощаюсь, позвоню на днях.

– Хорошо. Карибу привет.

– Тебе от него тоже. Не скучай, – отец улыбнулся и отключился первым. Павел некоторое время сидел, смотря на погасший экран, потом взял вещи и пошёл в душ. Он повесил одежду, забрался в кабину и сменил настройки с сухого пара на воду.

Его отец был одним из сенаторов в Солнечной системе, Кариб – друг отца – курировал поставки роботов и оружия с Юпитера, а у Киры не было близких родственников, по которым можно скучать.

Отец был суров, несмотря на показную вежливость, и если он сейчас лишь намекал, что недоволен его работой, то в следующий раз намёков не будет. Он сделает всё, чтобы добиться его отстранения и перевода поближе к себе.

Павел потянул себя за намокшие волосы, сел на дно душевой и согнулся.

Не прошло и двенадцати часов после сообщения в Академию, а отец уже нашёл ему «связного», и на следующей неделе тот передаст оба досье – и его, и Киры. Ему нужно знать, появилась ли у него запись о способностях энергика, да и любопытство дознавателя насчёт детства подруги слишком подозрительно. Павел давно хотел прочесть про её семью в этой жизни, потому что слухи по Академии всегда ходили скверные. «Связной» не покажется лично, но, если будет время и желание, Павел сам его найдет. В конце концов, он солдат. А приближающейся войной уже не пахло – смердело.

Глава 4. Кира

Разбудил его громкий стук в дверь. Со сна ему показалось, что стучат над головой, он замахнулся, чтобы отогнать звук, и ударил руку об стену. Боль заставила проснуться и вместе с тем добавила раздражения. Павел быстро встал с кровати и провел рукой по ситайпу: на экране высветился час ночи по единому земному времени. Стук повторился, и он, пожалев, что у него нет оружия, распахнул дверь.

В освещённом коридоре за дверью стоял ИИ. Даже не пытаясь казаться вежливым, тот без предисловий сказал:

– Кира оставила тебе задание и карты местности, мне нужно их просмотреть.

Всё ещё не отойдя от удивления и чтобы успеть немного собраться с мыслями, Павел солгал:

– Не понимаю, о чём ты.

Он впервые видел Мэтта со дня прилёта, а с Кирой разговаривал последний раз неделю назад, ещё до перевода в десятое отделение. Почти сутки назад она просунула под его дверь документы по своей операции, Павел положил их на полку, даже не открыв, и благополучно об этом забыл. А теперь эти бумаги нужны роботу. Если Кира рассказала тому об их договоре, то могла также и оставить копии, но она не сделала этого, что наводило на определённые размышления.

Его проверяют? Он подписал документ о неразглашении неделю назад, однако вдруг дознаватель что-то заподозрил и послал Мэтта проверить его? Если так, то робот действовал весьма глупо.

– Она не выходит на связь уже час, и к ней не проходят сигналы.

– Час – не повод для беспокойства, – сказал он, следя, чтобы голос прозвучал как можно естественней. – В определенных ситуациях отсутствие связи даже в несколько суток считается вполне допустимым.

Чтобы он ни говорил, но обычно невыход на связь в заявленное время или даже опоздание на пару минут означают провал операции. Вот только Кира не умрёт в ближайшее время, её «дорога» чиста – ни одной серьёзной бифуркации на десятилетия вперед. Ей ничего не угрожает. Её могли непреднамеренно задержать на задании, оставить без связи в глубоком тылу, в окопе, в лесу, на болотах. Вариантов сотни, и он не видел причин для беспокойства, зная её будущее.

– Я не намерен ждать несколько суток, чтобы в итоге получить её тело. Пока мы разговариваем, её могут убивать. Мне нужна информация по заданию, что она оставила.

– Не понимаю, о чём ты, – повторил Павел. – У меня нет никакой информации, и я не видел Киру больше недели. Если тебе так нужны подробности операции, сходи к ротному. Уверен, он тебе всё объяснит.

– Или ты мне всё расскажешь.

«Слишком нагло».

– А кто ты такой, чтобы я тебе что-то рассказывал? – медленно, уже не скрывая раздражения, спросил Павел. Они всё ещё стояли на пороге, и он не испытывал никакого желания впускать машину в комнату. – Хотя даже «кто-то» по отношению к тебе неуместно. Что ты такое, чтобы я тратил на себя свое время?

– Тебя никто и не просит тратить время. Я говорил про информацию.

– А я ответил, куда ты можешь идти с этим вопросом, – в тон ему сказал Павел. – Со своими проблемами Кира разберется сама, не мешай ей, пытаясь оказать ненужную помощь.

Считая разговор оконченным, Павел отошел, чтобы закрыть дверь.

– Со своими проблемами? – в чужом голосе послышалась издёвка, и непроизвольно Павел замер. – Это ты виноват в том, что она здесь. Ты привёл её сюда, умоляя лететь с тобой, и ты несёшь ответственность за этот выбор. Так почему же сейчас ты от этого бежишь?

Павел медленно поднял на него взгляд.

Умоляя? Злость на Киру вспыхнула мгновенно. Он вспомнил, как она недавно желала смерти его будущей девушке, и решил, что по её прилёту обязательно устроит ей скандал. А потом злоба на подругу быстро погасилась сомнением: а могла ли Кира в действительности это сказать? Или робот исказил её слова, чтобы вывести его из себя? Чтобы он повёл себя опрометчиво?

– Куда я бегу и зачем – тебя не касается, – медленно ответил он, – а подобие заботы о Кире демонстрируй перед ней, ведь, кроме неё, тебе всё равно никто не поверит. Волнующаяся кофеварка выглядит и то более убедительно.

– Кажется, ты не собираешься мне помогать.

– А ты догадлив.

– И тебя не волнует, что она может умереть?

– Нет. Ещё вопросы?

Мэтт пожал плечами:

– Зачем? Всё понятно.

– И откуда же у тебя взялось понимание, учитывая, что вычислительными средствами создать его невозможно?

– А вот это уже не касается тебя, – ответил робот. – Когда Кира вернётся, она будет очень опечалена, узнав, что то, что она называет дружбой, – одностороннее явление, никак тебя не затрагивающее.

– Действительно, – сказал Павел с сарказмом и отступил на шаг. – Она будет рыдать от горя.

Дверь с силой захлопнулась перед лицом ИИ. Робот мог сколь угодно долго пытаться его пристыдить, но эти жалкие попытки – ничто по сравнению с тем, какую вину он чувствовал перед тем же Ральфом. Павел в раздражении пошёл в ванную, думая о том, как теперь уснуть. Он проспал меньше часа, учитывая, что его смена закончилась в полночь.

Выпив малую дозу снотворного, он вернулся в кровать и, только укрывшись одеялом, понял, что так и не взглянул в документы подруги. Чертыхнувшись, он представил, что нужно вставать, включать свет, который будет слишком резок для глаз, рыться в бумагах на полке, и решил забыть об этом до утра.

Всю ночь ему снилась какая-то мешанина из образов и звуков, он слышал крики и дрожь земли и, проснувшись ближе к обеду, чувствовал себя разбитым и усталым.

После позднего завтрака и тренировок их отделение загнали в лекторий, где робот рассказывал по ядовитые газы. Павел непрестанно зевал, вяло печатал лекцию и думал о том, чтобы поскорей настала их смена в патруле.