Читать онлайн Первая раса. Высоко над радугой бесплатно

1.

Завуч католической школы-интерната летела по коридору, расталкивая учеников своим массивным телом. Дети сочувственно смотрели на девочку с сиреневыми кудряшками, которую едва ли не волоком тащила за собой страшная тётка.

– За десять лет моей работы ещё ни один ребёнок себя так не вёл! – шипела женщина, постоянно одёргивая виновную.

Её, кажется, совершенно не заботило, что девочка вынуждена была перескакивать через ступеньки, лишь бы только не споткнуться и пересчитать коленками их количество. Ослеплённая праведным гневом завуч даже не заметила, что девочка ударилась локтем о перила, и теперь шла, морщась от боли. Тучная женщина с необычайной для неё скоростью влетела по лестнице на самый верх, туда, где в мансарде располагался кабинет школьного психолога.

– В последний раз спрашиваю, – она ещё раз встряхнула девочку за руку. – Ты извинишься или нет?

Малышка упрямо сжала губы. Ноздри завуча широко раздулись, совсем как у гориллы. Женщина несколько раз трахнула кулаком по двери и, не дожидаясь ответа, вошла.

– Фрау Рюгге… это ещё что такое? – она с разбега влетела в висящие перед дверью ветряные колокольчики – всё вокруг заполнило нестройное бряцанье. – Это тут ещё откуда? Фрау Рюгге!

Завуч кое-как отмахнулась от назойливых трубочек, грубо потянула за собой девочку и прошла в кабинет.

– Фрау Рюгге! – даже гам от потревоженных колокольчиков не был таким противным, как визгливое восклицание. – Что вы тут устроили? С каких пор в кабинете…

Сидящий за рабочим столом мужчина поднял голову, обращая к завучу внимательный взгляд. Женщина опешила, даже хватку ненадолго ослабила.

– Вы кто? Где фрау Рюгге?

– Фрау Рюгге срочно отбыла. Что-то случилось в семье. Не то кто-то рожает, не то умер, – мужчина сцепил пальцы в замок. – Я её замещаю. Зовут меня Райер.

– Кто? – скривилась завуч.

– Райер, – терпеливо повторил мужчина. – Это фамилия.

Повисла тишина. За это время завуч успела сообразить, кого отчитать за то, что не доложили об отъезде фрау Рюгге. Девочка под шумок попыталась вырваться из капкана пальцев женщины, но та лишь сильнее сжала руку.

– Вы с чем пожаловали? – наконец спросил мужчина и, увидев на лице массивной гостьи растерянность, перефразировал: – Чем могу помочь?

– Вот эта фурия, – завуч опомнилась и толкнула малышку к столу, – устроила драку. Избила мальчика, отказывается приносить извинения, грубит…

– Маленькая девочка избила мальчика? – переспросил герр Райер. – Чем же можно было довести этого мышонка до такого состояния?

Девочка наморщила носик, и теперь вместо мышонка на психолога смотрел сердитый медвежонок.

– Я считаю, что необходимо временно изолировать её от коллектива, – женщина пропустила вышесказанное мимо ушей. – Но для этого необходимо ваше освидетельствование.

– А у неё есть имя?

– Простите?

Герр Райер не ответил и лишь подмигнул девочке. Медвежонок отступила было на шаг, но её вновь тряхнули. Малышка с неприкрытой злостью зыркнула на завуча, но в очередной раз промолчала.

– Вот что, – наконец изрёк герр Райер, внимательно наблюдавший за девочкой. – Оставьте нас наедине.

– Я бы тоже хотела присутствовать!

Медвежонок даже не успела сообразить, что произошло, да только мужчина каким-то едва уловимым движением буквально вырвал её из рук завуча, отгораживая своим телом.

– В кабинете психолога все разговоры проходят с глазу на глаз. Личная тайна, – напомнил он. – Я сообщу, когда мы будем готов.

Завуч одарила жгучим взглядом сначала его, затем девочку и, круто развернувшись, пошла к двери. Звон колокольчиков, яростное шипение и грохот двери ознаменовали её уход.

– Ну что ж, – произнёс герр Райер, когда всё стихло, и отпустил девочку, – присаживайся. Деваться нам с тобой некуда.

Девочка продолжала хмуриться, но всё же опустилась в кресло у стола.

– Давай-ка для начала познакомимся, – психолог сел напротив. – Моё имя ты уже знаешь. Я герр Райер. А как тебя зовут?

Девочка тряхнула гривой сиреневых волос, шмыгнула носом и как-то зло бросила:

– Риса Ильтис.

– Прекрасно, мне очень приятно. Ну, Риса Ильтис…

– Не надо с фамилией! – буркнула девочка. – Просто Риса!

– Хорошо, ПростоРиса…

Малышка скрипнула зубами.

– Не сердись, – мужчина примирительно поднял руки. – Риса, я хочу, чтобы ты понимала: здесь никто не желает тебе зла.

– Нас здесь всего двое, – Риса нахмурилась, и к её удивлению улыбка герра Райера стала ещё шире. – Что будете делать? Отчитывать меня?

– Даже не собирался. Я лишь хочу поговорить с тобой.

– Здорово. О моём поведении?

– О тебе, – герр Райер расслабленно откинулся в кресле. – Ты злишься. Расскажешь почему? Что именно тебя злит? Огорчает, расстраивает?

Риса сжала похолодевшие ладони в кулачки. Посмотрела в окно, только тогда заметив, какое оно огромное – круглое, до самого потолка. А потолок не то, что рукой не достать – высоко, будто ещё один этаж.

– Риса? – позвал психолог.

В другой раз она, может быть, и удивилась бы его разным глазам – тёмно-лиловому и серому, – но не сейчас. Что её злит? Да всё! Абсолютно!

– Меня бесит лакрица, – внезапно выпалила она. – Кто вообще это ест? Редкостная дрянь. Особенно злит, когда в пачке с нормальными жвачками попадается.

– Так, – мужчина удивился, но отнюдь не растерялся. – А что ещё?

– Не люблю Татти, – девочка покачала головой. – Это собака герра Флаушига. Зачем он вообще берёт его с собой? У Татти когти, и он всегда больно царапается, когда прыгает.

– Понятно. Знаешь, что? – мужчина потянулся за блокнотом на столе. – Можно, я всё это сейчас запишу? По пунктам? Обещаю, я никому про это не расскажу.

Риса в ответ пожала плечами.

– Так, лакрица, Татти… что ещё?

И тут малышку как прорвало.

– Меня злит, что тут всё несправедливо, – затараторила она. – Это нечестно. Почему должна быть наказана я, а не Маркус? Я защищала другую девочку, в чём моя вина?

Герр Райер записывал, а сам украдкой поглядывал на Рису. Щёки малышки вспыхнули, грудь высоко вздымалась – вот уж точно фурия!

– Почему я вообще должна извиняться перед ним? За что? – Риса принялась яростно раскачивать ногой. – Потому что назвала его жирдяем? Никто ведь не заставил Маркуса извиниться за то, что он назвал меня… сучкой.

Герр Райер выпрямился в кресле:

– Он в самом деле так сказал?

– Представьте себе! – чуть ли не выкрикнула Риса. – Почему он не должен извиниться? Почему учителя выставляют меня виноватой, а его – невиновным? Потому что я здесь всего неделю, и вообще никто? Меня это бесит! А ещё бесит, что это я должна сидеть здесь, а не он!

Выплеснув обиду, девочка замолчала и отвернулась к окну. Герр Райер записал что-то ещё и отложил блокнот в сторону. Он отчётливо слышал, как девочка несколько раз шмыгнула носом. Мужчина сделал глубокий вдох, снял очки и произнёс:

– Это очень важно – говорить о том, что заставляет тебя злиться.

– Неужели? – пробурчала Риса.

– Очень важно. Вот, например, – герр Райер закусил дужку очков, – в этой ситуации меня злит, что взрослые относятся к детям как к тем, кто не имеет права слова. Обращаются с ними не как с людьми, а как с вещами.

Риса глянула на мужчину, шмыгнув ещё раз.

– А ещё меня злит, – герр Райер тоже глянул в окно, – что на улице такая прекрасная погода, а я вынужден сидеть в этом душном кабинете, вести какие-то беседы. И это вместо того, чтобы заниматься своим садом. А ещё, кажется, – он несколько поморщился, – у меня врастает ноготь на ноге, да ещё и ботинки жмут. И постоянная боль выводит из себя.

Теперь Риса повернулась к нему всем телом, внимательно слушая, хотя и не особо понимая, что такого интересного в его словах.

– И левый глаз постоянно щиплет. Наверное, из-за компьютера, – герр Райер потёр глаз с бордовой радужкой. – И вообще, костюм этот – дурацкий. Я бы с удовольствием надел любимые джинсы и футболку, но вынужден постоянно поправлять галстук, который мне даже не нравится.

Девочка едва заметно кивнула. Если мужчина и не вызывал полного доверия, то чувство злости и отвращения, как толстая тётка-завуч, точно не порождал. Герр Райер замолчал, и через некоторое время Риса перехватила эстафету.

– Мне не нравится, что я нигде не могу побыть одна, – она глубже села в кресло. – Я устаю от того, что вокруг постоянно кто-то крутится, и мне часто хочется тишины. Ещё меня злит, что я чувствую себя одиноко.

– Но ты ведь хочешь бывать одной?

– Но ведь это разные вещи! – вспыхнула девочка. – Быть одной и быть одинокой – это не одно и то же! Как вы не понимаете?!

– Я тебя разозлил? – чуть виновато спросил герр Райер.

– Да, – призналась Риса и добавила чуть тише: – Я просто хочу знать, что я не одна. У меня пока нет друзей, и в толпе чужих чувствую себя очень тоскливо и неуютно. Потому и хочу быть одной. – В её голосе появились печальные нотки. – И вообще, тут все стараются доказать друг другу, что лучше других. Из кожи вон лезут. Это глупо и только раздражает. Поэтому так сложно найти друзей. Настоящих, верных, которых понимаешь с полуслова, и которые тебя понимают. И это тоже злит. А ещё, – она запнулась, – тут все какие-то… недобрые.

– Как это?

– Ну, мне кажется, здесь все как будто стараются быть холодными, – пояснила Риса. – Как будто если ты добренький, отзывчивый, то ты просто… – она задумалась, подбирая слово.

– Глупый? – подсказал психолог. – Никчёмный? ЧБД?

– Точно, – кивнула девочка.

– Охотно верю тебе. А знаешь, что меня особенно злит?

– Что?

– Что я не могу помочь своим близким, которые нуждаются в моей поддержке, ласковом слове, может, объятии. Но я слишком далеко от них. И ещё меня злит, что в некоторые моменты, когда нужно поддержать человека, я не могу найти правильных слов, потому что мне кажется, что всё будет звучать неискренне. А ещё, – герр Райер вздохнул, – что помочь человеку в принципе бывает сложно. И что очень сложно многие вещи не принимать близко к сердцу.

Риса не была уверена, что всё поняла, но она согласно кивнула.

– Меня очень злят мои сны, – добавила она.

– Какие сны? Расскажешь?

– Ничего особенного, – Риса пожала плечами. – Мне снится тёмный коридор. Там очень тихо и очень темно. И кто-то ждёт меня в глубине. Я не знаю, кто это, ни разу его не видела. Я иногда чувствую его рядом, пугаюсь и просыпаюсь. И от этого злюсь.

– А мне иногда снится, – устало улыбнулся герр Райер, – что у меня никого нет. Меня никто не замечает, всем на меня плевать. И тогда я злюсь прямо во сне: вот же я, глядите! Почему вы меня не видите?

Взгляд девочки понемногу смягчался, а в какой-то момент губы даже тронула улыбка.

– Немного легче? Это хорошо. Я рад, что ты смогла выговориться. Тяжело быть новенькой, да ещё в таком месте? – Герр Райер что-то чиркнул в блокноте, присвистнул: – У нас с тобой на двоих собралось двадцать четыре пункта. Неплохо. Надеюсь, со временем этот список сократится. Ты ведь придёшь ещё?

– Не знаю. Мне же нужно в изолятор. Ведь нужно? – и она выжидающе посмотрела на мужчину.

– Сложный вопрос, – задумался герр Райер. – Вот что: я отправлю тебя туда на одну ночь. Там ты сможешь побыть одна, отдохнуть. Может, – с лукавством в голосе добавил он, – и ещё что-нибудь. Идёт?

– Идёт, – согласилась Риса.

– Так что, придёшь ко мне ещё?

– Зачем?

– Ну, – пожал плечами герр Райер, – так делают друзья. Они ходят друг к другу.

Риса недоверчиво глянула на мужчину, и тот поспешно добавил:

– Я вовсе не навязываюсь. Просто хочу, чтобы ты знала: ко мне ты можешь обратиться в любое время, с любым вопросом. Я всегда тебе помогу. И вот ещё что, – он легонько щёлкнул её по носу. – Это уже личная просьба. Улыбайся. Всегда. Назло всем. Будь сильнее их всех, ладно?

Риса едва заметно кивнула. Герр Райер открыл ящик стола и вытащил из него розовую плюшевую игрушку.

– Будь добра, окажи мне маленькую услугу, – попросил он. – Вот этому пушистику очень нужен друг. Сможешь ему помочь?

– Это же… это лошадка Храброе сердце? – голосок Рисы дрогнул, но она тут же нахмурилась. – Вы что, мне его дарите? Почему?

– Ты разве не хочешь? Ну хорошо, тогда можешь просто присмотреть за ним?

Было видно, что Риса колебалась. Не привыкшая к подобным проявлениям доброты, она переводила взгляд с игрушки на герра Райера, и обратно. Мужчина ласково улыбнулся, кивнул.

– У него даже волосы как у тебя. Очень красивого, кстати, цвета.

Это рассеяло все сомнения, и Риса прижала игрушку к груди.

Когда массивная женщина-завуч забрала девочку и поволокла её в изолятор, герр Райер вздохнул и наконец-то ослабил галстук. Начертал в блокноте цифру «25», размашистым почерком приписал что-то и подкинул ручку в воздух.

– Как же меня злит, – пробормотал он, ловя ручку, – что об этом пункте я смогу рассказать лишь в самом конце.

2.

Ночь оказалась не таким тихим временем, как можно себе представить. Кто-то постоянно ходил по коридору, наверняка воспитатели. Их топот и шушуканье мешали спать, и Риса вот уже битый час ворочалась с боку на бок. Даже Храброе сердце – лошадка из «Заботливых мишек», – не помогала. Нет, ну сколько же можно бегать туда-сюда!

Не в силах уснуть девочка села, обхватив колени. В изоляторе не было ничего интересного кроме окна над кроватью. Недолго думая, Риса приподнялась на цыпочках и выглянула наружу.

Ночь была безлунной, но внутренний двор по периметру освещался светом фонарей. Риса поёжилась, вспоминая почти такой же вид из окна больничной палаты. Тогда всё смешалось в кучу: промозглая сырость, постоянные головные боли и необычная вялость от препаратов. От воспоминаний малышка автоматически потёрла сгиб руки, где всего несколько месяцев назад из вены торчал катетер капельницы. Нет, уж лучше сидеть здесь!

Реабилитационный центр, откуда она попала в приют, куда лучше больницы. Пожалуй, там было даже хорошо. Как минимум потому, что там постоянно можно общаться с другими детьми, хоть и недолго: реабилитационный центр работал как большой конвейер.

Шумы за дверью постепенно стихли: персонал, работающий в ночную смену, разошёлся по постам. Риса опустилась на кровать и достала из-под подушки фотографию большой семьи. Мать, отец, старший брат и маленькая дочка – Риса. В уголке фото каллиграфическим почерком выведена фамилия: Ильтис.

«Где же вы теперь?»

Фотография семьи была одним из тех сокровищ, о которых никто не знал: за несколько месяцев реабилитации Риса усвоила, что есть вещи слишком сокровенные, чтобы делиться с ними даже с друзьями. Девочка долго всматривалась в изображение родных, гладила их тоненькими пальчиками.

Как же она их любит! Только вот никак не может вспомнить имена…

В замке повернулся ключ. Риса поспешно спрятала фото обратно под подушку, нырнула под одеяло. В полоске света от приоткрывшейся двери появилась детская фигурка – Риса видела её из-под полуприкрытых век.

– Эй, – позвала нежданная гостья. – Эй! Ты здесь?

Ответом послужила тишина. Девочка подошла ещё ближе, так что Риса смогла разглядеть короткие светлые волосы с розовыми прядями. Это была та, за которую она вступилась днём на школьном дворе. Что она здесь делает? Как она вообще смогла открыть дверь?

Девочка увидела, что Риса не спит, и улыбнулась. Отсутствие одного из передних зубов придавало её лицу шкодливое выражение.

– Так и знала, что ты просто притворяешься, – фыркнула она.

Риса промолчала, но девочку это не смутило. Она прыгнула на край кровати, так что панцирная сетка ходуном заходила.

– А я ведь не успела сказать тебе «спасибо». Так что спасибо тебе!

«Неужели не могло подождать до утра?»

– Я – Абигель, – девочка протянула ей руку. – Для друзей просто Аби. Так что и ты зови меня Аби, ладно?

Риса недоверчиво, осторожно ответила на рукопожатие. Девочка улыбнулась ещё шире.

– Тебе тут, наверное, жутко скучно, – заметила она. – Ты ведь не собиралась спать? Мы ведь тебе не помешаем?

«Ночью-то?»

Риса пожала плечами. Абигель обернулась и шикнула кому-то, кто ждал снаружи. Тут же внутрь, словно два ужа, скользнули ещё два посетителя.

– Это вот Энди, – Аби представила мальчика в очках. – А это – Хитоми.

Мальчик с фиолетовыми вихрами махнул Рисе.

– Ого, а это у тебя что? – Абигель обнаружила Храброе сердце. – Он твой?

Риса нахмурилась. Стоит ли рассказывать незнакомцам, что её попросили присмотреть за игрушкой?

– Мой, – твёрдо ответила она.

Аби тут же выпустила игрушку из рук, словно услышала кодовое слово, означающее запрет. Риса быстро сцапала лошадку и спрятала под одеяло, не заметив, как гостья непонимающе глянула на своих друзей.

– Ты не подумай, – заговорил Энди, почесав нос, – нам показалось, что тебе тут может быть одиноко, потому и пришли.

– Это я их позвала, – гордо выпятила грудь Абигель. – Мои друзья – твои друзья.

Риса не успела даже слова вымолвить: мальчики тоже уселись на кровать и устроили настоящий допрос. Им хотелось знать всё: откуда новая девочка и как попала в приют.

Первое время Риса отвечала односложно, несмело и неуверенно. Ей не верилось, что кто-то вот так захотел с ней подружиться. И в то же время сильно хотелось верить.

Чем дольше дети болтали, тем искренней становился смех Рисы. И куда только делась маленькая злючка, которая отлупила мальчишку на несколько лет старше её?

– А как вы сюда попали? Где ваши родители?

– А, у меня не было родителей, – Аби принялась раскачиваться на месте. Из-за выпавшего зуба она говорила с присвистом, совсем как Суслик из Винни-Пуха! – Я с рождения в детском доме. Моим родителям я не очень была нужна.

– Может, у них просто не было другого выхода? – Риса обхватила себя руками.

– Ай, да плевать! – нарочито беспечно отозвалась Абигель. – Мне и без них неплохо.

Риса перевела взгляд на мальчиков. Те ничего не сказали, но по их лицам всё было понятно и без слов.

– А ты, Энди?

– Да, Энди, – Аби насупилась. – Расскажи о себе.

Мальчик поправил очки нажатием на мостик.

– Я здесь уже два года. Мой отец уехал в Америку, с новой подружкой. А мама…ну… – он замялся. – В общем, мама со мной не справилась.

– Говори как есть, – фыркнула Абигель. – Они сказали, его мать стала пить. И Энди забрали.

Мальчик зыркнул на Аби, но ничего не сказал и отвернулся.

– Молодец, Аби, – хмыкнул Хитоми. – Просто в яблочко.

Девочка надула щёки. Она, кажется, и сама понимала, что обидела друга, но извиниться гордость не позволяла.

Риса думала, что теперь второй мальчик точно ничего не расскажет, но тот спокойно произнёс:

– Моя мать умерла. Сразу после того как я родился. А у папы не было времени со мной нянчиться.

– И тебя отдали в приют?

– Нет, меня сбагрили к бабушке, – мальчик усмехнулся. – Отец работает и живёт в Японии, но он каждые полгода прилетал меня навестить.

– И что же случилось? – Риса не отрывала глаз от Хитоми.

– А ничего. Бабушка состарилась, и её отправили в дом престарелых.

– Почему же отец не забрал тебя?

– Работа, – уклончиво ответил мальчик. – Он приезжает раз в полгода, навещает, передаёт деньги.

– Ага, Хитоми у нас богатенький, – Аби подпёрла щёку рукой.

– Не понимаю, – растерялась Риса. – Твой отец сдал тебя в интернат, навещает, но к себе не заберёт… как же так? Почему взрослые так делают?

– Кто ж их разберёт, – пожала плечами Абигель. – Это же взрослые!

Дети замолчали, погрузившись в свои мысли и воспоминания. Риса, может быть, тоже бы сделала. Только вот похвастаться наличием хоть каких-то воспоминаний она не могла. Чтобы как-то разрядить обстановку, она спросила:

– Кстати, что не так с этим… Маркусом? Так, кажется, его зовут?

– Он здесь вроде бы с рождения, – пожала плечами Абигель. – Те, кто постарше, говорят, он раньше был нормальным. Ну, то есть обычным, как все. А потом связался со старшеклассниками.

– Он дружит со взрослыми? – удивилась Риса.

– Ну, не то чтобы дружит, – протянул Энди. – Друзья-то у него тоже были обычными. Но старшие переманили его к себе. Маркусу теперь их «угощения» важнее друзей.

– А за что он так с тобой, Аби?

Дети переглянулись.

– Понимаешь, – начал Энди, деловито поправляя очки, – Маркус покупает у старших сигареты и какие-то леденцы. А деньги он забирает у нас, младших.

– Почему же вы отдаёте?

– Попробуй не отдай, дурочка, – фыркнул Хитоми. – Он может запросто так поколотить, что своих не узнаешь!

– Тогда почему вы все не соберётесь и не дадите ему отпор?

– А что мы можем? – Аби пожала плечами. – Его все боятся, и никто не рискует с ним связываться.

– Ну, а я его не боюсь, – твёрдо заявила Риса. – И пусть только попробует хоть пальцем тронуть меня – пожалеет.

Носик Рисы снова наморщился, и весь её вид стал каким-то воинственным. Мальчики переглянулись. Аби же смотрела на новую подругу с нескрываемым восхищением.

– Знаете, что? – она вдруг ударила кулачком о ладонь. – Ри права. Почему мы должны его бояться? Особенно теперь, когда его побила девочка.

– Ага, Ри славно постаралась, – подхватил Хитоми. – Пока его вели в медпункт, он всё вопил, что она ему печёнку отбила!

– Не знаю насчёт печёнки, но нос она ему расквасила! – радостно вторил Энди.

– Так ему и нужно! – Аби на коленках заскакала на кровати так, что та ходуном пошла. – Я бы ещё оставила фонарей под глазами!

«Храбрая какая. А лёжа на земле не больно-то храбрилась».

– Точно! – обрадовались мальчишки.

– Нас никто больше не посмеет обидеть! Верно я говорю, Ри? Мы постоим друг за друга! Ведь друзья так делают, – беспечно щебетала Аби. – Разве нет?

Риса замерла. Личико её вытянулось, и она недоверчиво спросила:

– Мы теперь друзья?

– Конечно, почему бы и нет? Разве ты против?

Риса обвела всех взглядом. Наверное, они всё-таки хорошие. Нет, точно хорошие!

– Я не против, – негромко сказала девочка, заправив прядь волос за ухо.

***

– Потрудитесь объяснить, фрау Зиско, – нарочито спокойно потребовал герр Флаушиг, директор школы-интерната, – что здесь происходит.

Массивная женщина-завуч, красная от гнева, молча смотрела на детей, сбившихся в кучу на односпальной кровати. Все четверо мирно посапывали, даже не замечая, какая гроза готова разразиться над ними.

– Хотя бы постарайтесь придумать убедительное оправдание, как дети смогли стащить ключи у вахтенного и пробраться в изолятор.

Маленькая мальтийская болонка директора Флаушига, сидевшая возле его ног, заёрзала от нетерпения. Ей хотелось играть, а не слушать проповеди хозяина. Не то чтобы те были плохи, но слушать их интересно только после завтрака и прогулки.

– Я разберусь, герр Флаушиг, – тяжело выдохнула фрау Зиско.

Директор Флаушиг вытащил из кармана пиджака собачьи сухарики и бросил парочку Татти.

– Лучше позовите сюда фрау Рюгге.

– Фрау Рюгге, кажется, в декретном отпуске.

– Вот как? – искренне удивился мужчина. – Как-то из головы вылетело. Напомните, кто у нас теперь вместо неё?

– Как, и вы забыли? – пришёл черёд фрау Зиско изумляться. – Какой-то молодой специалист, не то Райфе, не то Райер.

Спящие дети, потревоженные голосами, зашевелились.

– Ладно, – несколько равнодушно отозвался директор. – Пригласите-ка этого вашего Райера. Посмотрим, что он за специалист.

3.

– Вы хотели меня видеть? – герр Райер заглянул в приоткрытую дверь изолятора, и к нему тут же устремились взгляды всех собравшихся. – А вас тут многовато. Не тесно?

– Значит, это вы герр…?

Директор Флаушиг протянул было руку для приветственного жеста. Но, потрясённый внешним видом школьного психолога, остановился. На молодом мужчине огнём пылала красная футболка, запястье закрывал не то напульсник, не то широкий плетёный браслет-фенечка.

– Райер. Доброе утро, – мужчина словно не заметил растерянности на лице герра Флаушига и крепко пожал ладонь директора. – И вам здравствуйте, фрау Зиско.

– Видимо, вы только что с пробежки и не успели переодеться?

– Да нет, – вопрос директора явно удивил герра Райера, – я в рабочем.

Челюсть герра Флаушига отвисла в изумлении, но мужчина тут же собрался и поспешно захлопнул рот.

– Я считаю, что сотруднику нашего учреждения непозволительно являться на работу в подобном виде, – произнёс он, поправляя галстук. – Есть правила, установлен дресс-код…

– Прошу прощения, – перебил герр Райер, нагло, но мягко, – я считаю иначе. По моему скромному мнению, специалист, работающий с формирующейся детской психикой, не должен выглядеть как надсмотрщик в колонии.

– Форменная одежда установлена церковью! – вспыхнул директор Флаушиг. – Кроме того, вашей предшественнице так не казалось!

– Ну, так я и не моя предшественница, – просто, слегка наивно отозвался герр Райер. – И я работаю так, как считаю нужным. Мне кажется логичным даже внешним видом вызывать у детей доверие и расположение к себе, а не страх.

Дети на кровати переглянулись.

– Ну, знаете! – герр Флаушиг вытаращил глаза. – Это слова абсолютно некомпетентного человека без какого-либо опыта работы!

Явно намечалась ссора. Герр Райер повернулся к детям, прижавшимся друг к другу, как воробьи на проводе. Во взгляде его было что-то покровительственное, и Риса сразу успокоилась: он не даст в обиду ни себя, ни их.

– Вы пригласили меня сюда, чтобы усомниться в моей профессиональной компетенции? Ещё и перед детьми? – обратился герр Райер к директору. – Простите мою бестактность, но вам известно такое понятие, как профессиональная этика? Если нет, тогда, пожалуй, в ответ я вынужден усомниться в вашей…

– Слушайте, вы! – вклинилась в разговор завуч Зиско. – Что вы себе позволяете? Вы работаете у нас от силы… сколько? Никто – даже руководители! – вообще не в курсе, что вы часть коллектива!

– Фрау Зиско, – с нажимом произнёс герр Райер, – я попрошу вас не встревать. И, Бога ради, не кричите. Здесь не ток-шоу, а сиротский приют. Ещё и при католической церкви, помилуй Господь её душу.

Он сомкнул большой палец левой руки с остальными, и по мере их сближения, рот у завуча сам собой закрывался. Герр Райер удовлетворённо кивнул.

– Не моя вина, что вы элементарно не можете запомнить, кого принимаете на работу. Учитывая, что вы принимали мои документы, а начальство в моём присутствии подписывало приказ.

Оба – и директор, и завуч – переглянулись. Ужасно неприятное чувство – быть отчитанным каким-то юнцом! Юнец же как-то неопределённо махнул рукой и повернулся к директору.

– Им нужна любовь, – кивнул он на детей. – Не железный кулак, а тёплые объятия. Разве они этого не заслужили?

– Руководительский состав здесь не для этого, – процедил герр Флаушиг.

– Правильно. Для этого есть воспитатели, – согласился герр Райер. – И почему-то от этих самых воспитателей дети бегут, чтобы утешиться друг другом. Вы считаете это нормальным? Детям нужен психолог, это точно. Но лишь потому, что воспитатели не выполняют своих обязанностей.

Дети с восхищением наблюдали за герром Райером, который столь бесстрашно противостоял более мощной и грубой силе, нежели завучу. А директор стоял молча, лишь покрываясь испариной.

– От того, что вы орёте, наказываете их и запираете в изоляторах, они не станут вас больше уважать, – психолог вплотную подошёл к герру Флаушигу. – Лишь презирать и ненавидеть. У этих детей не самое радужное прошлое, а вы ломаете их, лишая нормального будущего.

Прошу прощения, – добавил он уже обычным приветливым тоном, – но мой рабочий день ещё не начался. У меня есть ещё десять минут на кофе. Если вам есть что ещё обсудить, прошу к себе в кабинет.

Он окинул руководительский состав мягким взглядом, поправил лямку рюкзака и, насвистывая, покинул изолятор. Стало так тихо, что было слышно, как о стекло бьётся жирная муха. Дети переглянулись, и Аби победно потрясла кулаками.

– Фрау Зиско, – голос директора заставил детей поёжиться, – проводите учеников в их комнаты. И сделайте так, чтобы в ближайшее время я не видел их вместе.

***

Риса в третий раз постучала, но никто не ответил. Тогда она попробовала повернуть дверную ручку, и на удивление та поддалась. Девочка вошла в кабинет, плотно затворяя дверь.

Внутри было тихо, лишь колокольчики тихонько позвякивали на сквозняке. Она позвала герра Райера, но психолог не отзывался. Ну что ж, пока его нет, можно хотя бы осмотреться.

Кабинет был полон каких-то интересных мелочей. Одних ловцов снов Риса насчитала минимум пять штук, а на полке книжного шкафа у входа разглядела цветочный горшок, из которого свисала по краям пушистая шапка мха. На книжных полках, как на насестах, раздувались алебастровые совы всех размеров. Возле массивных книг в кожаных переплётах медью отливал вечный календарь. На рабочем столе теперь возвышалось нечто, напоминающее кусок скалы. Внутри широкой трещины блестели фиолетовые камни. Ого, какая красотища!

Внимание девочки привлекла картина: на холсте без рамы было изображена красивая девушка со смиренным выражением лица. Шоколадного цвета волосы были собраны в тугие косы, украшенные бабочками монархами.

Тут же по соседству висело изображение беловолосого вихрастого мальчика. Под блестящими глазами залегли розовые тени. Мальчик на картине смотрел чуть обиженно, как будто его только что отчитали родители и лишили сладкого в придачу.

На третьей картине Риса рассмотрела красивый сад в сиреневых сумерках. Но вместо портрета, как на предыдущих двух, был лишь чёрный силуэт. Обитателя картины будто вырвали из привычного пейзажа за какой-то проступок, как будто он внезапно оказался недостойным нахождения в этом цветущем мире.

«Жутко», повела плечами Риса и поспешно вернулась к столу.

На кресле воцарился плюшевый орангутанг. Кто только придумал натянуть на него жёлтые штаны? Девочка покрутила обезьяну в руках, надавила на живот. Сработала пищалка, и игрушка издала протяжное «ку».

– Это Анатолик.

От неожиданности Риса выронила орангутанга.

– Милейшее существо, – продолжал голос, – но упрямое и принципиальное.

Герр Райер наблюдал за Рисой из дверей. От его кружки с кофе поднимался пар.

– Признаться, я тебя не ждал. Думал, вас сильно наказали.

– Да нет, – пожала плечами Риса, сажая игрушку на место. – Всю неделю запретили играть вместе. Не страшно, переживём.

– Я тоже так думаю, – улыбнулся мужчина, пройдя к столу. Некоторое время он молча, внимательно смотрел на Рису, а затем уточнил: – Ты ведь пришла не просто так, верно? Хочешь поговорить?

Риса кивнула. Она взобралась на кресло, заёрзала, устраиваясь поудобнее. Было видно, что она тянет время, собираясь с силами. А вдруг её поймут неправильно и будут смеяться?

– Герр Райер… – нерешительно произнесла Риса. – Бог ведь есть?

– Бог? – переспросил мужчина. – Ну, смотря что ты… почему ты спрашиваешь?

Девочка на миг замялась.

– Понимаете… вчера я сказала, что чувствую себя одиноко. Что у меня никого нет. А ночью пришли они, – Риса качнула головой, словно указывая на невидимых глазу детей, – и сказали, что хотят дружить со мной.

Герр Райер внимательно слушал девочку. Та вскинула голову и тряхнула копной сиреневых волос:

– Это просто так получилось, или… Бог правда меня услышал?

Герр Райер опустился на кресло, отпил кофе. Девочка следила за каждым его движением, боялась, что он внезапно заговорит, а она что-то упустит.

– Ты знаешь, что такое Бог, Риса?

– Нет, – девочка снова заёрзала. – Но воспитатели очень часто говорят о нём.

– И ты ни у кого не просила объяснений?

«Я не подумала», хотела было сказать Риса, но непонятно откуда нахлынувшее чувство стыда заставило лишь покраснеть.

– Все люди по большей части делятся на две группы, – заговорил герр Райер, вдруг совершенно по-свойски закинув ноги на стол. – Одни верят, что весь мир создан в результате какого-то действия – взрыва, соединения, смешивания. Другие считают, что их создал Бог – слепил из глины, например. И те, и те считают, что они правы, а другие ошибаются. Но на самом деле…

Герр Райер прервался на кофе, и Риса даже приподнялась на кресле. Что, что на самом деле?

– Ошибаются и те, и другие.

Девочка разочарованно выдохнула.

– Ошибаются в том, что говорят об одной и той же вещи, но только называют её разными именами, – продолжил герр Райер. – Бог – это сила, энергия. Вселенная, если хочешь.

– Не понимаю, – искренне призналась Риса.

– Вот смотри, – тут же подхватил мужчина. – Есть ребёнок и его родитель. Родитель воспитывает ребёнка, следит за тем, чтобы он рос здоровым и развивался. Если ребёнок всё делает правильно, хорошо ведёт себя, не капризничает и не обижает других, родитель хвалит его, может быть, делает подарки. Но если ребёнок поступает плохо, не слушается, скверно влияет на других – его наказывают и лишают каких-то удовольствий. Понимаешь?

Конечно, чего же тут непонятного?

– Так вот, человек – это ребёнок, а Бог – родитель.

Нет, всё же не совсем понятно. Об этом Риса не преминула сообщить герру Райеру, и мужчина улыбнулся. Не снисходительно, как многие взрослые, а совсем по-дружески.

– Мир вокруг нас тоже живой, и его нужно воспринимать как родителя. Если мы ведём себя хорошо, то всё вокруг выстраивается, словно в сказке. А если нет – увы, нужно указать, что мы движемся не в том направлении. Вот как ты и Маркус.

– Я? – изумилась Риса.

– Конечно. Он поступал неправильно, и ему явилось наказание в твоём лице.

– Скажете тоже, – девочка нахохлилась – меня Бог послал. Так не бывает.

– Ну почему же? – рассмеялся герр Райер. – А как же твои друзья, избавившие тебя от одиночества?

Риса уставилась в пол. На словах это было, в общем-то, просто, но…

Неужели она такая глупая, что неспособна понять?

– Чтобы понять, нужно просто почувствовать это на себе.

Герр Райер словно прочитал её мысли. Он поднялся на ноги и чуть подался вперёд:

– Когда ты начнёшь находить в своей жизни подтверждение сказанному мной, ты всё поймёшь.

– А вы нашли подтверждение? – тут же спросила Риса. – Вы в Бога верите?

Вот теперь улыбка психолога вышла снисходительной, но в этот момент девочка была готова простить ему что угодно.

– Я не верю, Риса, – герр Райер почему-то глянул на портрет красивой девушки на стене. – Я знаю. И ты знай.

Он наклонился к девочке и легонько щёлкнул её по кончику носа. Девочка потёрла нос рукой и засмеялась.

– Бог тебя никогда не оставит, ПростоРиса, – заговорщицки произнёс герр Райер. – Ты уж поверь мне.

– Знаете, – уже в дверях выпалила девочка, – Абигель и мальчики сказали, что будут называть меня Ри. Ну, чтобы совсем по-дружески.

– Ри, – проговорил мужчина, словно пробуя имя на вкус. – Вполне неплохо. Почему бы и нет?

– И я подумала, что вы тоже могли бы так меня называть.

Герр Райер как будто искренне удивился:

– Ты хочешь, чтобы я тоже называл тебя Ри?

– Я просто подумала, что раз мы вроде как тоже друзья…

Девочка замолчала, поддавшись смущению. Какую же глупость она сморозила! Герр Райер наверняка рассердится, прогонит её и запретит приходить. Нужно было молчать!

Но мужчина не рассердился.

– Спасибо, Ри. Я очень рад, что ты тоже решила подружиться со мной.

Лицо Рисы просияло.

– Я зайду к вам завтра, ладно?

Когда за девочкой закрылась дверь, герр Райер опёрся о стол и снова поднял глаза на портрет.

– Не так уж и сложно, το παιδί μου, – улыбнулся он, вращая на пальце колечко ключей от изолятора.

4.

– Ты уже месяц живёшь здесь. Привыкаешь к новой жизни? – герр Райер постучал карандашом по планшетке. – Уже завела друзей?

– Да, кажется, – Риса с любопытством крутила в руках большой круглый шар. – Он стеклянный? Ребята отличные. Только вот Аби немного приставучая.

– Очень приятно слышать, что у тебя появляются те, с кем можно общаться и играть, – улыбнулся мужчина. – Нет, не стеклянный. Он из кварца. А с учёбой у тебя…

– Кварца? – девочка подняла брови. – Что такое кварц?

Герр Райер снял очки, отложил в сторону планшетку. Он взял у Рисы шар и подбросил его. Тяжёлая сфера медленно поднялась в воздух, и мужчина поймал его.

– Это такой минерал, камень. Если кварц чистый, бесцветный и прозрачный, как этот, то его называют горным хрусталём.

– Как красиво, – Риса не отводила взгляда от шара. – А есть цветные ква-рцы?

– Ты так и не ответила, – мягко напомнил герр Райер.

– Я знаю. Но это ведь куда интереснее, чем учёба, – жалобно протянула девочка. – Так что, есть цветные?..

Столкнувшись со строгим взглядом психолога Риса нарочито тяжело вздохнула.

– Сегодня на пении получила звёздочку, – она подпёрла щёки кулачками. – В подготовительном оценки не ставят, есть только звёздочки. По родной речи тоже всё хорошо. А вот математика мне не нравится.

– Сложно? – участливо спросил герр Райер.

– Не в этом дело, – Риса снова скосила глаза. – Мне не очень нравится фрау Вайшер.

– Почему?

– Понятия не имею.

Психолог вскинул брови:

– То есть как это: понятия не имеешь?

Риса пожала плечами. Как можно объяснить кому-то то, чего сам не понимаешь? Фрау Вайшер не была злой или слишком строгой. Нет, со всеми учениками она была приветливой и, пожалуй, даже доброй. Но что-то в ней настораживало Рису. Как будто женщина могла в любой момент ударить исподтишка, или ни с того ни с сего накричать.

– Интересно, – заметил герр Райер, когда Риса поделилась с ним своими мыслями. – Я, кажется, понимаю. Думаю, всё дело в интуиции.

– В чём? – переспросила Риса.

«Он что, забывает, что я маленькая?»

– Интуиция – это своего рода внутренний голос, который иногда видит и слышит лучше, чем мы сами.

– Опять эти ваши загадки, – уголки губ Рисы опустились.

Герр Райер принял серьёзное выражение лица. Но вот глаза-то его всё так же улыбались.

– Вовсе нет, Ри. Я просто пытаюсь объяснить тебе серьёзные вещи несерьёзным языком.

– Давайте уж лучше серьёзным, – строго сказала девочка.

Психолог кивнул и водрузил на место кварцевый шар, который всё ещё держал в руках.

– Когда мы в первый раз встретились, – произнёс он, – что ты обо мне подумала?

«Да разве же можно упомнить всё, о чём я думаю!» Риса вскинула брови, и герр Райер тут же улыбнулся уголком рта.

– Уж постарайся вспомнить, голубушка.

Нет, он правда умеет читать мысли! Риса нарочито недовольно цокнула языком и закатила глаза.

– Я подумала, что вы очередной врач, кто будет ковыряться в моих мозгах.

– Ого! – искренне удивился герр Райер. – Прямо так и подумала? Не слишком ли для шестилетней девочки?

– Так говорила няня в реабилитационном центре, когда ко мне приходил какой-нибудь доктор: «Сейчас опять будет ковыряться в твоих мозгах!»

– Тогда понятно. Ну что ж, продолжай, пожалуйста.

– Ну, потом мы начали разговаривать, и я решила, что вы не такой уж плохой.

Психолог принялся полировать стёкла очков. Рисе показалось, что мужчина должен был обрадоваться, но он оставался серьёзным.

– И почему ты так решила?

– Не знаю, – призналась Риса. – Мне просто показалось, что вам можно доверять, и вы точно не такой, как фрау Зиско.

– Или герр Флаушиг.

– Тем более! – девочка сделала круглые глаза.

Теперь уж герр Райер не смог сдержать улыбки:

– И как? Правильно тебе показалось?

– Значит, тогда это и была интуиция? – уточнила Риса, будто нарочно уходя от ответа. – Выходит, мне не показалось – внутренний голос, который увидел лучше меня самой?

– Вот ты и поняла, – психолог указал на неё ручкой, – потому что почувствовала на себе.

Риса повернулась к окну. Её кожа отливала нежным перламутром в солнечных лучах. Герр Райер едва слышно цокнул языком, проговорил: «Очень удачно вышло, το παιδί μου».

– Выходит, – голос Рисы вернул его в реальность, – фрау Вайшер мне не нравится потому, что интуиция так говорит?

– Всё верно, Ри. Ты интуитивно чувствуешь, что с ней что-то не в порядке. Только очень тебя прошу. Как друг друга, – герр Райер понизил голос. – Не нужно из-за этого выставлять твою неприязнь напоказ.

Девочка заморгала, и снова пришлось объяснять:

– Понимаешь, не все люди могут нравиться нам. Но это не значит, что мы должны показывать это всем своим видом. В конце концов, каждый имеет шанс проявить себя в лучшем свете. Может быть, однажды ты посмотришь на фрау Вайшер – и твоя интуиция подскажет, что не такой уж она плохой человек.

Риса призадумалась. Герр Райер же тем временем встал из-за стола и взял с полки книгу в мягком переплёте.

– Цветные кварцы называются уже по-другому, – он полистал страницы и протянул Рисе разворот с фотографиями. – Например, жёлтые – цитрины, коричневые – ониксы, а фиолетовые, – он прищурился, – аметисты.

– Аметисты, – задумчиво протянула Риса. Она некоторое время рассматривала картинки, а затем вскочила с кресла: – Я сейчас, подождите немного! Хочу вам кое-что показать…

Через пятнадцать минут девочка вернулась с сумкой для спортивной обуви. Она неловко растянула завязочки и выудила из глубины нечто, напоминающее бусы.

– Вы знаете, что это?

– Это чётки, – объяснил герр Райер. – С их помощью люди молятся. Они перебирают бусины, чтобы сосредоточиться на молитве.

– Они ведь тоже из камня?

Герр Райер взял у неё чётки. Отразившийся в молочно-белых камнях свет рефлектировал жёлто-оранжевой полосой.

– Да. Он называется «лунный камень».

– Что, прямо с луны? – Риса наморщила нос.

– Нет, – рассмеялся мужчина. – Просто этот камень реагирует на фазы луны. Так, наверное, для тебя это немножко сложно. Объяснить?

Риса устроилась поудобнее, не сводя любопытного взгляда с психолога.

– Фазы луны – это то, как меняется луна на небе.

– Полнолуние – это фаза?

– Точно. Так вот, эти камни, – герр Райер покачал чётки в руке, – изменяют свой цвет в зависимости от того, как выглядит луна. Когда она исчезает – камень тускнеет. А в полнолуние, наоборот, сияет. В эти дни его можно класть на окно, чтобы на него попадал лунный свет.

– Зачем?

– Чтобы он зарядился энергией луны. Кстати, – мужчина вернул Рисе чётки, – этот камень не подходит тебе.

– Почему это? – свела брови девочка.

– Ты ведь родилась в декабре? Значит, ты козерог. Лунный камень сделает тебя ленивой и рассеянной.

Девочка заморгала. Камень может что-то сделать, повлиять на человека? Это как вообще?

– Если ты будешь интересоваться этим, – улыбнулся герр Райер, – то всё сама узнаешь. Хотя, – он откинулся в кресле, – вряд ли это будет интересно ребёнку.

– Почему вы так думаете? Я не такая уж и глупая!

– Я и не говорил, что ты глупая. Даже не думал. Просто обычно у детей твоего возраста немного другие интересы. Мультфильмы, компьютерные игры.

Риса надулась.

– Но, в самом деле, может быть и будет интересно. У меня есть книжка…

Щёки девочки вспыхнули. Она потупила взгляд, вцепилась в сумку.

– Что такое? Всё в по… – герр Райер запнулся. – Ах, вот что. Понимаю. Если хочешь – приходи в свободное время. Я буду читать тебе. Не страшно. Ты ведь скоро научишься.

Риса подняла глаза. Лицо её было слишком серьёзным для маленькой девочки.

– Вспомню, – твёрдо произнесла она.

***

– Знаешь, о чём я мечтаю?

– О чём?

– Что однажды буду жить в Берлине.

– В Берлине? Почему там?

Абигель вытащила из рюкзака пластиковый контейнер с кусочками манго. К ней тут же, стараясь достать до лакомства, потянулся длинный хобот. Аби достала кусочек и протянула его слону.

– Ну ты что? Берлин – главный город, там наверняка очень круто.

– А чем тебе не нравится Гамбург? – осторожно спросила Риса, принимая от подруги ломтик манго. – Тут тоже много интересного.

– Ах, «Хагенбек» не считается. Понимаешь, Берлин – это такой город, где все мечты сбываются, где ты можешь быть кем угодно.

Что могло бы помешать Абигель быть кем угодно в Гамбурге, Риса не понимала. Большой, нет – огромный город, в котором столько всего интересного. Их группу привезли сюда на неделю, и они уже успели покататься на теплоходе, посмотреть собор архангела Михаила, и вот теперь гуляли по зоопарку. Ну разве не здорово?

Руки Рисы коснулся мягкий, немного влажный хобот-шланг: слон напомнил, что ждёт угощение. Девочка засмеялась и раскрыла ладонь. Слон захватил сладкий ломтик и немедля отправил его в рот.

– Ты была когда-нибудь в Берлине? Откуда ты тогда знаешь, какой он на самом деле? – удивилась Риса, когда подруга отрицательно покачала головой.

– Ты что, разве не видела его в фильмах? А та реклама с медведем?

– Ну, то фильмы.

– Думаешь, он в реальности другой? Стали бы его тогда показывать таким волшебным местом, – резонно заметила Абигель, закрывая контейнер крышкой – нужно оставить ещё и обезьянам. – Только ты никому не говори!

– Почему нет?

Абигель быстро глянула на подругу и тут же отвела взгляд.

– Смеяться будут, – неопределённо промямлила она.

Риса уже успела заметить: всё, что бы ни делала подруга, было с оглядкой на других. Главное, чтобы не засмеяли, чтобы не сплетничали и не тыкали пальцем.

Случай с Маркусом не обсуждал только ленивый. Не только в позитивном ключе: некоторые иной раз пытались уколоть Абигель, мол, за неё вступилась девчонка младше её самой, а она побоялась даже слова сказать. Доводилось такое довольно редко – мало кто хотел связываться с Рисой, готовой снова встать на защиту подруги. Но даже те разговоры, что иногда слышала Абигель, делали больно.

– Не бойся, – заверила Риса подругу, – я никому не расскажу.

Для пущей убедительности девочка сняла рюкзак и принялась рыться внутри в поисках дневничка.

– И как ты только не теряешь ключи?

Риса показала подруге браслет, к которому были прикреплены два крошечных ключика. Дневник открылся, обнажая исписанные неровным детским почерком страницы.

– Смотри. Никому не показывала. Только тебе.

Аби приняла у Рисы фото, с интересом взглянула на изображённых людей.

– Ого, это что, ты? А это твои родители? Ничего себе, так ты тоже богатенькая, как и Хитоми? Откуда это у тебя?

– Не знаю, – призналась Риса, забирая фото. – Нашла среди своих вещей в больнице.

Абигель молчала, внимательно слушая. Риса же поспешно спрятала фотографию в дневник, застегнула застёжки рюкзака.

– У меня тоже есть мечта, – наконец сказала она. – Я хочу найти свою семью.

Подруга издала звук, выражающий не то удивление, не то разочарование.

– Но Риса, если ты здесь, значит, – девочка запнулась. – Значит…

– Да, мне ещё в реабилитационке сказали, что никто не знает, откуда я. Но это ведь не значит, что моей семьи больше нет.

Абигель снова достала контейнер с манго, отпихнув рукой хобот назойливого слона. Протянула Рисе кусочек фрукта.

– А что, если они вообще не отсюда? Если они живут в другой стране? – задумчиво спросила она.

– Это не имеет значения, – отозвалась Риса, вонзая зубки в сахарный кусочек плода. – Я всё равно найду их. Где бы они ни были.

– Тебе плохо с нами?

Риса подняла глаза на подругу. Неужели её слова расстроили Аби? Даже если так, девочка не выглядела огорчённой. Ей просто было интересно.

– Мне не плохо, – неуверенно произнесла Риса, – совсем нет. Просто… ты, наверное, и сама понимаешь: всем хочется семью.

– Мне не хочется, – пожала плечами Абигель. – Меня всё устраивает. Но я тебя не отговариваю, не подумай. Наоборот, я буду рада, если твоя мечта исполнится.

Приставучий хобот дотянулся-таки до контейнера, сгребая оставшиеся кусочки фруктов. Ловким движением слон закинул угощение в рот, лукаво глядя на подруг.

– А ты наглый, не так ли? – заметила Абигель.

Слон издал рокочущий звук и замотал головой. Девочки засмеялись, и Риса незаметно накрыла ладонь Аби своей.

– А я буду рада приехать к тебе в Берлин, – сказала она. – Если ты пригласишь меня, конечно.

Глаза Абигель просияли.

– Тебе даже приглашение не нужно, – заверила она. – Я всегда буду тебя ждать.

5.

– Основой половых отношений является любовь, взаимное влечение друг к другу. О любви сложено множество стихотворений и поэм, романов и повестей, серьёзных музыкальных произведений. Многие художники оставили нам портреты своих возлюбленных…

Фрау Хольм, классный руководитель, стояла перед рядами учеников, и щёки её медленно приобретали розоватый оттенок. Всё-таки тяжело затрагивать такую тему перед толпой четвероклашек. Кто-то из девочек похихикивал. Более осведомлённые скучающе зевали. Некоторые сидели, сжав кулаки, напряжённо глядя на учительницу.

Риса растекалась по парте, подпирая голову рукой. Из-за непривычной жары ей плохо спалось ночью, и теперь глаза закрывались сами собой. В какой-то момент её рука начала соскальзывать.

– Плавно я хочу перейти к физиологической стороне любви и проблемам, которые возникают, когда любовь приходит в школьном возрасте, – фрау Хольм двинулась по ряду. – Ни для кого из вас, пожалуй, не будет секретом, что женское и мужское тело имеют ряд отличий…

– Эй, Энди! – шикнула Абигель сидящему неподалёку другу. – Разбуди её!

– Ри! – Энди потянулся к сидящей перед ним Рисе. – Ри, проснись! Фрау Хольм идёт! Ри!

Он аккуратно ткнул девочку между лопаток. Рука Рисы поехала, она уронила голову и ударилась лбом о парту.

– Что случилось? – учительница оторвалась от конспекта под взрыв хохота. – Риса? Что-то не так?

– Всё… нормально, фрау Хольм, – Риса обхватила голову руками, зажмурившись от боли.

– Прости-и-и, – Энди позади неё сморщился.

– Ты какая-то бледная…

– Я всегда так выгляжу, фрау Хольм, – напомнила Риса.

Одноклассники прикрыли рты, подавляя смешки. Естественно, если ты не похож на остальных, грех над тобой не посмеяться.

– Нет, ты не поняла… У тебя всё в порядке? – участливо спросила классная. – Может, тебе стоит обратиться к медсестре?

– Да нет, – девочка заёрзала на стуле. – Всё нормально, нормально.

Фрау Хольм кивнула. Рисе она нравилась: молодая учительница с кожей цвета персика, с затянутыми в пучок на затылке волосами и круглых очках, она была мягкой и спокойной. И очень любила детей.

Урок продолжился, а Риса, с трудом подавив зевоту, уставилась в окно.

– Ответственность за последствия лежит на обоих подростках, – продолжала урок классная, – но при этом основная тяжесть этих последствий ложится на девочек, и она может сильно покалечить жизнь…

– Фрау Хольм! – рука Рисы взметнулась вверх. – Можно мне всё же выйти?

До конца урока оставалось ещё как минимум полчаса, и коридоры школы были пусты. Рисе удалось выскочить на улицу незамеченной, и она сразу же сбежала на задний двор, за спортивную площадку. Слушать о каких-то последствиях совершенно не хотелось.

Октябрь выдался на удивление жарким, и земля была совсем тёплой. Риса упала в траву на холме и уставилась в небо. Ветерок приятно щекотал лицо, в небе проплывали облака, похожие на ленивых тюленей. Риса прикрыла рукой глаза, чтобы солнце не слепило.

Тонкая розовая полоска на ладони попала в поле зрения, и Риса отняла руку ото лба. Мерцающая кожа была рассечена шрамом. Он украшал её примерно столько, сколько Риса себя помнила – шесть лет. Что было до этих шести лет, девочка не могла вспомнить, как ни старалась.

Она даже обращалась к герру Райеру за помощью. Думала, он умеет гипнотизировать или вводить в транс. Он бы запросто мог помочь покопаться в забытом прошлом. Но мужчина лишь снисходительно улыбнулся ей: «Ри, есть вещи, в которые мне не стоит вмешиваться».

Вот к кому она бы сейчас отправилась с огромным удовольствием! Но герр Райер ушёл в незапланированный отпуск, и вот уже две недели кабинет его был закрыт на ключ. Так странно! Девочка привыкла, что за шесть лет жизни в стенах интерната она могла в любой момент прибежать к нему, поделиться чем-то.

Герр Райер был не просто кем-то из персонала, кто готов был выслушать. Он стал самым настоящим другом. У них были свои тайны.

Риса достала из кармана крупную коралловую бусину – подарок герра Райера. Закрыла глаза и прикоснулась к шарику губами.

С тех пор как девочка начала интересоваться камнями, мужчина периодически радовал её небольшими гостинцами. Самым первым в её коллекции оказался шарик из зелёного «кошачьего глаза».

– Он научит тебя быть более благоразумной, – сообщил герр Райер, а Риса про себя посмеялась: как камень может научить чему-то?

Затем к зелёному шарику присоединились ещё три: из горного хрусталя, обсидиана и нефрита. На успешное окончание учебного года Риса получила свой последний, кроваво-красный.

В справочнике герра Райера, который теперь прописался на её столе, она прочла, что коралл является мощной защитой своего хозяина. В чём крылась эта защита, девочка не знала, но по опыту, пусть и небольшому, знала: нужно лишь подождать, и осознание придёт.

Свет солнца что-то загородило, и Риса приоткрыла один глаз.

– Мадемаузель, вы выбрали не лучшее время и место для сна, – заметил склонившийся над ней Хитоми.

– Мадемуазель не приходится выбирать, – усмехнулась Риса, поспешно пряча шарик в карман. – Тебя что, опять выгнали?

– Ах, там всё равно ничего нового, – Хитоми сел рядом, – всё как всегда. А с тобой что? Опять неинтересный урок?

– Что в этом может быть интересного? – пожала плечами Риса. – Мальчики и девочки, пестики и тычинки, и краснеющая фрау Хольм. Всё как всегда.

– Уже дошли до механики? – Хитоми учился в параллельном классе, и занятия по половому воспитанию им ещё только предстояли.

– Нет. Если я правильно поняла, это будет позже. Пока только лирика, цветочки и бабочки. – Она закрыла глаза, подставляя лицо солнцу. – Ты как меня нашёл?

Хитоми сорвал маргаритку, чьи сёстры в изобилии цвели на холме, и, протянув её Рисе, продекламировал:

– Меня вели сюда глаза и сердце.

Риса окинула его неверящим взглядом, спросила с усмешкой:

– Ты чего это? Только не говори, что влюбился. Мы друзья, нам нельзя.

– Вовсе я не влюбился, – Хитоми мягко ударил её в плечо. – Просто ты шуток не понимаешь.

Риса снова подняла глаза к небу. Ветер как будто ладошкой провёл по лицу и волосам. Солнце припекало. А впереди была целая жизнь.

– Черепаха! – вдруг вскрикнула девочка, задирая вверх ладонь со шрамом, стараясь дотянуться до облака.

Хитоми проследил за тем, куда указывала Риса. Действительно, по небу, перекатываясь с боку на бок, плыло большое земноводное. Мальчик про себя в очередной раз отметил, что если бы не подсказка подруги, он ни за что не разглядел бы в облаке черепаху.

– Какая же ты фантазёрка, – хмыкнул он, приподнимаясь на локте.

Риса заложила руки за голову. Сама она совсем не понимала, как можно не видеть столь очевидные вещи, будь то фигура из облаков или картинки в причудливых узорах на пледе. Хитоми иногда был совсем как взрослые! С тоски можно удавиться, только подумав, что Риса тоже могла бы быть такой.

– Через неделю приедет отец.

– Ого, наконец-то, – присвистнула Риса. – Давно его не было, верно?

– Угу, – Хитоми кивнул, а после паузы нехотя добавил: – Мне кажется, он скоро совсем перестанет приезжать.

– С какой радости? – Риса села. – Почему ты так думаешь?

– Ну, – парнишка откинул от лица длинные пряди фиолетовых волос, – он намекнул мне в прошлый раз. Сказал, у него новая подружка, которая не в восторге, что он её оставляет. – Хитоми хмыкнул. – Стерва.

– Думаю, ты преувеличиваешь, – Риса заложила цветок маргаритки за ухо. – Он так не поступит. Тем более, не бросит тебя из-за подружки.

– Конечно нет, – с горечью отозвался Хитоми. – Он уже бросил меня с бабушкой, а сам уехал. Работа была важнее. Даже не потрудился найти няньку, чтобы забрать меня с собой. – Мальчик невесело усмехнулся. – Я ему уже ни в чём не верю.

Солнце на миг заслонил проплывающий по небу мастодонт. Риса зябко поёжилась – в тени стало необычно прохладно. Она встала, поправила футболку.

– Пойдём, пройдёмся.

Подростки двинулись по территории интерната, уже не боясь быть увиденными. Хитоми всё равно выгнали с урока, а Риса вполне могла сказать, что медсестра рекомендовала ей выйти на свежий воздух.

– Помнишь, мы в мае уезжали с группой? – спросила девочка, чтобы как-то отвлечь Хитоми от грустных мыслей.

– Ещё бы не помнить, – буркнул Хитоми. – Вы ездили в Альпы, а нас отправили в пансион за город.

– А помнишь, нам задали «Маленьких дикарей» на внеклассное чтение? Мы с Аби как раз тогда дочитали, и ехали с мыслью, что и мы всю неделю будем жить на природе, совсем как индейцы.

– Не читал, – буркнул Хитоми: если уж взялся обижаться, так ничему не даст сломить себя на этом пути.

– Мы надеялись, что и у нас всё будет так же интересно, как у Яна с Сэмом. Что будем вести дикий образ жизни, жечь костры, сплавляться на байдарках. Ведь это было так здорово! – Риса мечтательно улыбнулась. – Мы конечно не надеялись, что будем сами строить типи, или шить мокасины. Но, по крайней мере, ждали, что нас научат чему-то полезному. Типа собирать травы, или фильтровать воду…

– Ну?

– Гну. Никто об этом и не подумал, – вздохнула Риса. – Зачем всё это городским детишкам? В походы мы ходили, не соврать, два раза. Костёр жгли только в специальном очаге. Даже воду пили из бутылок. И что толку выезжать в горы, когда то же самое можно было сделать и у нас?

– Действительно.

– Знаешь, не всегда всё идёт так, как мы того хотим, – девочка положила руку на плечо Хитоми. – Но это не значит, что всё плохо. Нужно уметь видеть и хорошее. Аби вот поймала белку и принесла её в кампус.

– Она не рассказывала, – нахмурился Хитоми.

– Конечно, потому что бедняга с перепуга обгадила ей руки. Кто захочет такое рассказывать?

Девочка засмеялась, вспомнив выражение лица Аби. Но Хитоми не разделял её веселья. Вместо этого он тяжело вздохнул и забросил руки за голову.

– Эх, ну почему всё всегда должно быть так сложно? Без лишних проблем, волнений? Захотел жить с отцом – пожалуйста. Захотел, чтобы бабушка не болела – да на здоровье. Почему нельзя: раз – и всё?

– Но если бы всё всегда было легко и просто, жить было бы не так интересно?

«Так ведь, кажется, говорил герр Райер?»

– Полная туфта, – фыркнул Хитоми. – Какой идиот это сказал?

Слова друга зацепили Рису, но она деликатно промолчала. А парнишка был настолько сердит, что даже не заметил, как подруга убрала руку с его плеча.

– Все эти басни про «что не убивает, делает сильнее», или «человеку не даётся свыше его сил» – бред сивой кобылы, – распалялся он. – Тот, кто верит, что всё, что с ним происходит, помогает – настоящий кретин. Как мне может помочь то, что отец меня бросил?

Риса снова проглотила обиду. Вместо этого решила подбодрить друга:

– Но он ведь не бросал тебя! Просто пока обстоятельства сильнее.

– Ты такая наивная, Ри. До сих пор веришь в сказки.

Девочка застыла.

– В каком смысле?

– Ты живёшь в каком-то тошнотно-радужном мире, и никак не смиришься с тем, что окружает тебя вовсе не сказка. Всё вовсе не так, как ты думаешь.

– Может, и так, – тряхнула головой Риса. – Да даже пусть будет так, нельзя прекращать надеяться! Надежда всегда даёт силы…

– Надежда – слово глупцов, которые боятся…

– Подожди-ка, хочешь сказать, я тоже… глупая?

Только теперь Хитоми заметил, что идёт один, и обернулся. Риса стояла, уперев руки в бока. Теперь пришёл её черёд обижаться.

– Что плохого в том, чтобы надеяться на лучшее? Или нужно жить, постоянно брюзжа и жалуясь, как всё плохо? И, по-твоему, это я дура, раз не хочу поддаваться унынию?

– Эй, я вовсе не это хотел сказать.

– Да, но вышло именно так, – теперь уже девочка закусила удила.

– Хорошо, твоя надежда на то, что мамочка с папочкой найдутся, много тебе дала?

– Я же сказала: она придаёт сил, – начала было Риса, но Хитоми не дал закончить, оборвав твёрдым:

– Смирись уже, она такая же пустая, как и моя на то, что я нужен отцу.

Риса не сразу осознала услышанное, а когда до неё дошёл смысл слов Хитоми, девочка помрачнела ещё сильнее.

– Спасибо, – выдохнула она. – Ты мне здорово помог увериться в том, что всё полное дерьмо.

– Вы что тут делаете?

Оба подростка вздрогнули от неожиданности: широко шагая, к ним приближался директор Флаушиг. Следом, словно мячик-попрыгунчик, летел Татти. Стоило хозяину ускорить шаг, как собака тут же залилась звонким, раздражительным лаем.

– Надеюсь, у вас есть хорошее объяснение, почему вы не в кабинетах! – крикнул директор так, чтобы его услышали.

– Полнейшее дерьмо, – раздосадовано буркнул Хитоми.

***

– Долго же тебя не было, – заметила Аби, отрываясь от девчачьего журнала.

– Я чистила картошку.

Риса прыгнула на кровать, зарываясь лицом в подушку. Абигель вернулась к чтению: раз подругу не пытали и истязали, значит, всё в порядке. Чистка картошки не самое ужасное занятие. Да и повар на кухне очень даже ничего…

– Мы повздорили с Хитоми, – глухо проговорила Риса: подушка приглушала голос.

Аби нехотя отложила журнал в сторону. Ладно уж, интервью с бэк-вокалистом любимой группы подождёт. Утешить подругу сейчас куда важнее.

– Ах, дитя моё, – девочка опустилась на кровать рядом с Рисой, – ты же знаешь Хитоми: он обижается по поводу и без…

– Нет, Аби, тут другое.

Ри села, прижимая подушку к груди. Она рассказала подруге о том, что произошло. Вот только Абигель это вовсе не впечатлило.

– Знаешь, Ри, у каждого из нас есть своё мнение о происходящем, – она подпёрла голову рукой. – Хитоми может называть твою мечту фуфлом, ты в ответ можешь не разделять его надежд. И даже больше: вы оба можете считать друг друга полнейшими идиотами. Вот я, например, так и считаю.

Риса запустила в неё подушкой, но подруга ловко увернулась.

– Обижайтесь сколько угодно, мне плевать, – легко и просто заявила Абигель. – Вы абсолютные противоположности, и на чём ещё держатся эти отношения – даже сказать трудно. Но я считаю, что вам нужно научиться принимать друг друга такими, какие вы есть. Иначе пессимист сожрёт оптимиста, или наоборот.

– Я не оптимист, – проворчала Риса. – Я реалист.

– А вот и нет. Ты во всём и во всех ищешь только хорошее. Даже если дело – дно, до последнего отказываешься это признать. Так что до реалиста тебе ещё расти и расти, дитя моё.

– Ты тоже считаешь, что моя мечта яйца выеденного не стоит? – пробубнила Риса.

– Нет. Но я считаю, тебе нужно смириться с тем, что некоторые думают иначе.

Риса отвернулась к стене. Она никогда не думала, что её друзья могут считать её надежды на поиски семьи пустыми.

Нет, сама она никогда не думала, что Хитоми зря надеется на воссоединение с отцом. Или… всё же думала?

За ужином Риса не произнесла ни слова. Она вяло ковырялась в тарелке, и когда воспитательница фрау Йенчок спросила, всё ли в порядке, девочка молча кивнула. Аби тоже молчала, давая подруге возможность самостоятельно переварить возникшие мысли.