Читать онлайн В поисках потухшего пламени бесплатно

Глава 1. 1893г. Гибель Кидиша

Черноволосая девочка скучала, сидя за круглым лакированным столиком и положив голову на правую руку. Сняв с чайника крышку, она увлеченно мешала пухлой свободной ручонкой остывший чай, разгоняя чаинки в темно-коричневой воде, заставляя их кружится, будто живые, в причудливом танце, постоянно меняя пары и, никогда не встречаясь дважды. Девочке казалось, что она, прямо как ее мама, лишь взмахом руки может заставить водные потоки двигаться.

Очень удобно, ведь даже не нужно вставать с кровати, если хочется пить! Бывало, они с мамой играли в «Водопой слонят»: девочка вставала на четвереньки в кровати, а мама взмахами нежных и ловких рук посылала крупные капли из наполненного дождевой водой кувшина, которые нужно было поймать ртом. Многие из них попадали мимо, хоть мама и целилась метко, но старательный слоненок так сильно хотел их поймать, что ненарочно прыгал в противоположную от траектории их падения сторону. А некоторые капли и задумывались к попаданию на волосы, чтобы уже уговорить чертенка принять ванную и помыть голову, что было для него страшнее цунами.

Сквозь стеклянные стенки чайника уже было видно, что пальчики сморщились от долгого пребывания в воде и, чтобы лучше разглядеть и не видеть ничего, кроме вихрей крошечных сушеных листьев и жидкости, сквозь которую

на лицо попадаю солнечные лучи из распахнутого окна, девочка поднялась и прижалась лицом к стеклу.

– Миа! – разорвалась тишина возмущенным голосом, и мимолетное наваждение испарилось в тот момент, когда ручонка в попытках дотронуться до дна чайника, которого ей никогда не суждено было достичь, почти перевернула на девочку хоть и остывшее, но очень маркое содержимое.

– Ой, мамулечка. А я опять замечталась, что, как ты, могу колдовать. Виу-виу.

Девочка с сосредоточенным видом кружила руками, словно формировала из воздуха плотный шар. Губы при этом сложились в трубочку и выдавали «звуки волшебства» вперемешку со слюной, разлетавшейся по просторной кухне и покрывавшей стол россыпью капель.

– Миа, – опомнилась женщина, отведя взгляд голубых, почти прозрачных глаз, от дочери, еще по-детски забавно неуклюжей в своем бордовом льняном платье и тонких тапочках, как весенний медвежонок, только выбравшийся из берлоги, но уже мечтающий показать матери, каким он вырастет. Улыбка тут же сошла с пухлых губ, стоило женщине перевести взгляд на стоящий на столе напиток, – Я планировала напоить этим чаем папу! Что ж, теперь придется просто скормить ему виновницу.

Женщина схватила малышку на руки и нежно обняла, посадив на широкое бедро. «Еще такая легкая для своих четырех лет, совсем ничего не ест» – подумала она, но вместо нравоучений решила провести очередной опрос подрастающей волшебницы:

– Вот расскажи мне, почему наш папа пьет только этот чай, из… из чего он?

Женщина вопросительно взглянула в темно-карие глаза дочери, время от времени проблескивающие прокатывающимся огоньком, как тлеющие угли, унаследованные от кого-то из предков. Ни в своих, ни в глазах мужа ничего подобного она не видела. «Глаза, не похожие на родительские, обречены смотреть в другую сторону», подумала женщина и отмахнулась от воспоминания о фразе, однажды брошенной владелицей лавки на рынке.

– Ммммм… – протянула Миа с видом серьезного эксперта, – папа пьет только чай из Марьямника, что по-другому зовется огненный цветок, и приносит ему силу пламени, а почему он раскрошенный, так это…

– Потому что он вредный, и не любит крупные цветы в чашке. Но, серьезно? После всех моих уроков это все, что ты помнишь? Папины сказки про напиток, дающий силу пламени? Так вот почему ты почти нырнула в чайник.

– Ничего папа не вредный! А нырнуть, конечно, захотела. Ну, сколько можно ждать? Сколько еще я должна выпить чаю и съесть утренней каши? Я же даже до сих пор не знаю, какая магия мне досталась. – Мия начала было демонстративно хныкать, но, увидев строгий взгляд матери, прекратила и просто насупилась, выпятив нижнюю губу.

– Как можно больше, милая, как можно больше. Для пробуждения магии все мои средства хороши: и завтрак, и выученные уроки!

На самом деле ни напитки, ни уж тем более каша, не могли приблизить день первого проявления магии в теле ребенка, но рано или поздно это происходило с каждым. Если ребенок рождался от союза представителей одной страты, то в совершенстве он мог овладеть лишь титульной магией, то есть, как носитель языка, он мог «думать» только на языке этой магии. Остальные же возможны к изучению на уровне простых заклинаний, без пропускания энергии через себя, вроде того, что дает возможность зажечь огонь без спичек или заставить металлические спицы связать простенький шарфик.

В тех же редких случаях, когда ребенок становился результатом слияния страт, то, в какой он будет нативом, на языке какой магии он будет «думать», остается сюрпризом. К тому же, он может на радость родне начать «общаться» с миром на языках двух магий, тогда они обе доступны к изучению в совершенстве, но абсолютно вытесняют умениях в области иных страт.

Выбрать же страту за ребенка не может никто, разве что практикуются способы подталкивания, но они больше для успокоения родителей, чем имеют реальную пользу. Даже Мия была поводом для экспериментов, которые должны были хоть как-то проявить ее склонность к стратам воды или огня. Мать, урожденная волшебница воды действовала мягко, обволакивающе, и обучала дочь водяным заклинаниям и особенности морского шепота. Благодаря матери девочка не переставая шептала игрушкам и обучала их секретам напитков из песка и воды. Отец же, рожденный огнем, получив строгий запрет подвергать долгожданную дочь хоть какому-то риску, ограничивался демонстрацией различных фокусов с огненными шарами и кольцами, за что прослыл в глазах маленькой Мии весельчаком, но отнюдь не учителем.

– Вернуц агуа, – сквозь зубы прошептала женщина, окинув взглядом слегка залитую чаем кухню и сделав круговое движение указательным пальцем левой руки. Капельки чая со всех поверхностей кухни, и даже парочка капель пота, что выступили на лбу женщины, уставшей держать на себе дочь, взмыли в воздух, и начали собираться в большой меняющий форму от добавления каждой новой капли шар.

– Вернуц агуа, – прошептала Миа, повторяя за матерью, – летите птички-капельки, собирайтесь в вашу маму.

После того, как все поверхности были чисты, а воздух в комнате стал сухим настолько, что Мие пришлось облизать пухные пересохшие губы, женщина прогоняющим движением руки отправила шар через окно в сад, где он подлетел к грядке и, как мыльный пузырь, лопнул, едва коснувшись куста малины в саду. Брызги разлетелись с неестественной силой, как если бы причиной исчезновения скопления воды была не колючка ягодного стебля, а крошечная бомба внутри него.

– Ой, мааам, – отплевываясь, проворчала девочка, вытирая ручонками мокрое лицо, – почему так сильно капли разлетелись, теперь снова нужно заклинания шептать! Ну вот, все самой делать.

Девочка с усердием начала «колдовать», а женщина осмотрела свои руки, по неизвестным причинам, ставшие сегодня с самого утра будто бы немного сильнее, хмыкнула, и повторила все действия с ликвидацией последствий водного нашествия на кухню. Вторая попытка оказалась значительно удачнее, что, в немалой степени, сочла своей заслугой Миа.

– Милый, нам нужен кипяток, – крикнула женщина. Вслед за ее криком секунды через две, откуда-то из глубины дома, отражаясь от деревянных панелей, которыми были обшиты стены и уходящий на запад прочь от окна коридор, раздался щелчок пальцами, и на плите заполыхало пламя.

Заварив свежий чай и обсудив еще пару нюансов морского шепота в условиях, когда твой рот занят, например, поеданием вкусной булочки, мать и дочь, держась за руки, пошли в глубину дома в кабинет отца. В логово огненного волшебника вел коридор, лишь самое начало которого, со стороны кухни, было обшито деревянными панелями. Дальше стены, пол и потолок затягивали листы металла, стыки которых крепко сжимали круглые заклепки, что так любила трогать маленькими пальчиками Миа, бегая по дому. Чем ближе становится кабинет отца, тем больше и разнообразнее выглядят на металлических листах островки побежалости, разливающиеся причудливой радугой, разгоняющие разноцветные лучи от чарующего светло-синего до неприятно желтого, будто йодом брызнуло.

Кабинет был мастерской художника. По все увеличивающемуся жару при приближении ко входу и звукам огненных всполохов женщина с девочкой сразу поняли, что, если смогут стоять в темном дверном проеме, под покровом тени, тихо, как мышки, то смогут подглядеть за творцом и рождением из-под жара огня картиной.

Посреди комнаты, весь периметр которой была обит металлическими панелями, стоял почти полностью раздетый, в одних коротких шортах сосредоточенный жилистый мужчина, длинные красные волосы которого были затянуты в тугой высокий хвост на затылке и мерцали бликами защитного жаропрочного колдовства. Движениями рук, которым вторили твердые лающие заклинания, огненные витки, вырывавшиеся из пальцев рук мужчины, разгоняли по размещенному перед отцом семейства холсту из стали переливы цветов. В некоторых местах, серых от невыносимого жара, лист прогибался, что придавало создаваемой картине объем и делало изображённое лицо почти живым. Но матери Мии не суждено было оставаться незамеченной в своем темной укрытии, наблюдая за созданием своего портрета.

– Папа, папа, а почему вот ты защищаешь волосики заклинанием, а стены не можешь? Ведь мы бы могли повесить на стены мои картинки. Чтобы ты вдохновлялся! – раздался крик малышки, выпустившей из своих ручек мамину ладонь и бесстрашно, совершенно не опасаясь быть укушенной огнем, побежавшей на руки к отцу.

– Думаешь, у меня плохо получается? Недостает ? – протянул запыхавшийся мужчина, оглядывая получающийся портрет. – Гарр.

Последнее заклинание заставило появиться на портрете искру, что двигалась по холсту, оставляя за собой сварочный след, тонкая полосочка которого формировала завитки татуировок, оплетающих глаза материли Мии. Бросив удовлетворенный взгляд на свою работу, мужчина взял из рук жены стакан с напитком, хоть и приготовленным из кипятка, его разгоряченному телу показавшийся даже освежающим.

– Ты же помнишь, что магия расходует энергию абсолютно точно также, как любая другая активность, – поцеловав жену в щеку, отвечал дочери мужчина, – и хоть тебе и кажется, что ты можешь бегать по дворцовым лужайкам с жеребятами единорогов бесконечно, вечерами ты заваливаешься в кроватку и спишь без задних ног. Почему? Потому что заканчивается энергия, и мозг должен отдохнуть, помыть все свои клеточки и подготовиться к новому дню и его вызовам. А мне энергия еще пригодится, так что покрыть стены, пол и потолок жаропрочным материалом для меня намного легче, чем ежесекундно следить, не появилась ли брешь броне, и не горит ли уже половина нашего чудесно обустроенного твоей мамой домика. Погоди, свет моей жизни, здесь не хватает еще одного штришка…

Мужчина развернулся на пятках, и небрежным мановением правой руки выпустил сноп искр из кончиков пальцев, чтобы их тонкий слой подчеркнул блеск глаз на портрете. Обычно такие манипуляции заканчивались, так почти и не начавшись, организм тратил на это действие не больше сил, чем на рефлекторное поднятие руки к месту, что было пощекочено ветром. Но сейчас все пошло по иному, ранее не знакомому мужчине сценарию. Предплечье, ежесекундно наполненное жизненной энергией и теплом, потяжелело, будто наполненное раскаленным свинцом, и перестало слушаться, а глаза застила темнота предобморочного состояния. В ушах мужчины зазвенело, а выскочившие из пальцев искры не устремились на полотно, а осели на ладони, разгоревшись пламенем на коже. В первый раз в своей жизни мужчина почувствовал, что огонь жгучий. Пламя, что было его коже родным и ощущалось приятнее и теплой ванны с молоком, и самой пушистой шкуры, причиняло боль. Сам того не замечая и забыв, что ему не стоит пугать стоящую рядом маленькую дочь, мужчина закричал.

Очнулся он быстро от потока воды вперемешку с чаинками, что ему на лицо выплеснула мечтающая помочь и остановить кошмарные страдания любимого человека Мия. Тьма, поглотившая сознание мужчины, отступила, однако капли, попавшие на огонь, были съедены последним без какой-либо реакции. Пламя продолжала поглощать кожу его руки, а места, куда попала вода, не ответили даже шипением. Огонь просто отказывался потухать.

– Дивий, это магический огонь, сейчас я попробую, – сохраняя внешнее спокойствие, сказал мужу женщина, – Пееечееесоо.

Вслед за протяжным заклинанием между рук женщины натянулось одеяло из воды, которым она бережно укутала пылающую руку. Хоть огонь и продолжал гореть и внутри водяного шара, хотя бы больше не приносил страданий – гримаса боли сошла с лица мужчины. Он сумел, наконец, встать с пола, на который неожиданно для себя повалился, что и позволило дочери дотянуться выплеснутым из чайника чая до него.

– Папа, папочка, что с твоим огнем? – девочка, будто даже и не испугавшись, была уверена, что не существует на свете таких бед, с которыми не справились бы ее родители. «Магия может все», – пронеслось в маленькой голове, – «Но она же не могла навредить папе?».

– Не переживай, малышка. Случается всякое. Сегодня полнолуние, и я чувствую необыкновенный прилив сил. Будто в моих жилах не кровь течет, а чистая магия, ее концентрированный эфир. Иначе и не скажешь, так что, мы справимся, – объяснила женщина, наконец, успокоившая вырывающееся из груди сердце, и позволившая себе разглядеть руку ее мужа сквозь толщу воды, как рыбку в аквариуме.

Безусловно, с применением магии у всех случились неприятные казусы, и опытные, и неопытные волшебники гибли. Но, несмотря на это, магия была настолько привычна, так же естественна, как ходить или говорить. Ведь возможно же бежать, подвернуть ногу, упасть и умереть, расшибив голову о камень, точно также могли иметь место неудачи в магических экспериментах. Но это всегда можно было предугадать, магия каждой страты, как все думали, была изучена вдоль и попрек, уже лет пятьсот ничего нового не открывали, и все давным-давно было описано в книгах. Магия была предсказуема и знакома, и казусы не случались, если делать все правильно никогда, кроме как сегодня. Объяснения увеличению своей силы и потери контроля мужем женщина найти не могла.

И тут, как показалось стоящей в защищенной от огня комнатке семье, весь мир заполнил звук гонга: «Бумммм». Объявление тревоги, что делают исключительно по руководству короля, который сейчас замер рядом с дочерью и женой и пытается совладать с вышедшей из-под контроля магией. «Неужели кто-то еще столкнулся с похожей проблемой? Что творится на улице,» –пронеслось в голове мужчины.

Следом за гонгом с улицы донеслись звуки топота копыт и взволнованного ржания, заставившие семейство выбежать из домика, стены которого не предназначались для того, чтобы выдерживать столь значительные колебания.

– Лошаадки, куда вы побежали, лошадки? Мама, ты должна их успокоить, напоить успокоительной водичкой, они же бегут к городу и растопчут там всех.

– Погоди, Миа, – ответила женщина, сжимающая руку дочери.

Но городу разволновавшиеся животные не угрожали, табун королевских единорогов, промчавшись мимо, ускакал в густые заросли леса, прочь от домика на опушке и, к счастью, прочь и от города.

С холма, на котором стоял лесной домик королевской четы, открывался вид на утопающий в зелени город, что притаился меж непроходимых горных пиков, как спрятанная верхушка вулкана окруженный стенами из камня. Уже сотни лет каменные изваяния хранителей города стояли неподвижно, теперь же они задрожали, будто весь город поставили на барабан для великана, самозабвенно практикующегося в музыке. С вершин откалывались булыжники, обещавшие вот-вот разрушить здания на окраине города, но вместо этого взмывавшие в воздух и начинавшие кружится, источая разноцветное сияние.

Изначально казавшиеся безжизненными, камни уже через секунду после повисания в воздухе являли свою природу огромных плотных сгустков чистой магии от каждой страты. Кружась со все увеличивающейся скоростью, сгустки извергали из себя разноцветные потоки. Из красного на город сыпались, подпаляя соломенные крыши, всполохи пламени, ярко-фиолетовый выстреливал молниями в одиноко стоящие деревья, зажигая и уничтожая их, зеленый же разразился дождем из лоз растения, листья которого обжигали кожу.

Но горожане не могли укрыться от возникшей опасности в домах. Улицы города тотчас заполонили жители, тут и там не справлявшиеся с проявлениями их магии. В нескольких частях города даже уже прогремели взрывы, и люди бежали в сторону леса и гор, что сейчас стали для них вместо убежища смертельной ловушкой.

И ринувшиеся на помощь драконы не справились с разбушевавшимися камнями. В попытках укусить или рубануть их хвостом, драконы получали ответные удары сразу нескольких видов магии. Совершив несколько безуспешных попыток, огромные защитники направились вниз к городу, чтобы укрыть широко распахнутыми крыльями мельтешащих в поисках укрытия жителей и дать им хоть несколько секунд на раздумья. Лишь один, самый маленький серый дракон продолжал биться с элементами магии. Его кожа выдерживала натиски и пламени и острых булыжников, испускаемых в него, но и он не смог бороться бесконечно. Густой обжигающий пар полетел дракону в глаза, что заставило его буквально на секунду замешкаться. Этого было достаточно, чтобы лава из булькающего темно-красного шара затекла в его глотку, прожигая тело насквозь, и эта огромная туша упала, разверзнув могучие крылья, на центральную площадь. Разглядеть, был ли погребен кто под телом славно погибшего зверя, с холма было невозможно.

– Стражники уже давно должны были накрыть город защитными чарами, я полетел напомнить им, кому и чему они служат, – закричал мужчина, свистом призвавший огромную птицу, символ королевской власти и самое быстрое средство передвижения, чтобы рвануть на помощь королевству.

– Папа! – услышал он, только собираясь сесть в седло.

– Миа, я вернусь, слушайся маму, – бросил за спину мужчина, перекидывающий ноги через седло.

– Папа! Мама странная!

Мужчина, до последнего запрещавший себе взглянуть на семью и разрываемый на части желанием остаться здесь и защитить их, и королевским долгом, что с детства внушали ему, с целью выработать в нем привычку в первую очередь думать о подданных, все-таки поддался на хныкающий зов своего ребенка. Обернувшись, он увидел дочь, дергающую за руку застывшую, как кот заклинания окаменения, без движения мать, не отводящую глаз от кружащихся над городом элементов.

Ее глаза застыли, а немигающий взгляд и беззвучны движения губ будто призывали разбушевавшиеся элементы взглянуть на нее. И они услышали ее зов. Сформировав столп энергии, представлявший собой смешение всего, что еще секунду назад низвергалось на жителей города, сгустки элементов выстрелили им далеко в небо, а затем, как поисковым лучом фонаря на воротах, стали выискивать по улочкам ту, что дерзнула с ними говорить. Со скрупулезностью, присущей самом ушлому воришке в трактире, шарящему сальными ручонками по карманам перепивших гостей, камни ощупывали лучом света каждого попадавшего под его свет человека, оставляя на плечах метки, свидетельствующие, вероятно, о непригодности. Очевидно, что оставленные символы причиняли боль, жгли людей и забирали их магию, поскольку те, чтобы были «ощупаны» светом, бросались без сил на брусчатку и более не вставали, а из плеч тонкой струйкой выходила магия, поглощаемая камнями. Остановив жестокие поиски, дабы привлечь внимание к себе, женщина запела.

Если это можно было назвать пением, глубокий, протяжный зов вырывался из груди матери Мии и был услышан же камнями, прекратившими свои действия и обратившими своей странный взор на холм, где она стояла.

– Мамочка, перестань это делать! Пожалуйста, не кричи. Тебя же слышат и нас всех видят. Давай спрячемся скорее! – кричала и тянула девочка за руку недвижимую мать.

Но все попытки были безуспешны, женщина уже ничего не слышала, смотрела ввысь невидящим взглядом и будто слилась с землей, на которой стояла

– Папа, помоги мне увести маму. Скорее! – почти прорычала Мия.

Но стоило справившемуся с охватившим его оцепенением мужчине дернуться в сторону жены, столп энергии ее настиг. Не обжигая не ее, ни руку Мии, твердо решившую держать и не отпускать мать до конца, столп стал прозрачным, и сквозь его стенки было возможно увидеть, как тело матери медленно поднимается над землей.

– Мама! – завопила Миа, стоило пальцам матери разжаться и отпустить ее ладонь. Слабые маленькие пальчики, несмотря на все старания, не задержали даже на мгновение ускользающую теплую и знакомую ладонь, – Мама!

Девочка упала на колени, заливаясь рыданиями от собственного бессилия. Мириады мыслей проносились в маленькой голове, и одна их них не была похожа на план спасения: «Это же магия, она хорошая, я всегда мечтала быть, как мама. Волшебство не может забрать маму, магия не может быть злой».

Но столп света уносил женщину вверх, а ветер, что словно торнадо бушевал внутри столпа, колыхал полы ее одежды. Достигнув кольца кружащихся над городом элементов, женщина стала его центром, сияя и вбирая в себя их силу. Звук вращения становился оглушительным, а ветер, что поднимался от их кручения, вздымал плохо прикрепленные крыши и выкорчевывал слабые деревья, таская их над городом. Круг элементов сжимался, приближался к телу женщины и увеличивая давление внутри.

И в один миг, показавшийся вечностью наблюдавшим далеко внизу с небольшого холма мужчине и девочке, все закончилось. Прогремел оглушительный взрыв и все, что накопилось внутри кольца элементов, все энергия, вытянутая из жителей, подаренная горами, и пожертвованная женщиной, разлетелась по небу. Вокруг города между вершинами гор куполом натянулась тонкая переливчатая сетка, с каждым мгновением становившаяся толще, пока не превратилась в твердую крышку, накрывшую город от света, воздуха и остального мира.

И только далеко внизу, возле оставшегося без крыши садового домика, на коленях стояла заплаканная девочка, искры в глазах которой проявились, а волосы покраснели.

Глава 2. 2093г. Тоннели нового мира

– Вставайте, бездельники!

Легкий пинок в ребра и прыгающий свет газовой лампы слабо помогали Ингвару проснуться после беспокойной ночи. Вчерашняя потасовка в столовой еще долго будет напоминать о себе синяком, самый крупный из которых красовался под глазом, и выбитым зубом. Под перезвон скрипучих пружин кровати парень сел на кровати и разглядывал, не стал ли он тем дураком, что поднялся раньше всех.

– Что за дебильная идея повесить зеркало перед кроватью? Моя рожа – это вообще не то, что я хочу видеть первым делом по утрам.

Значит, кроме Ингвара, как минимум, проснулся Вацлав, который, как и каждое утро до этого уже целую неделю, притворно заворчал в попытках убедить соседей, что это не он попросил комендантшу повесить в комнату зеркало, в которое так хорошо видны результаты его ежедневных тренировок. «Ну да, мы же здесь идиоты», – подумал Ингвар, – «и, с Миррель можно разговаривать только ему. Выпендрежник».

Чтобы выразить всю степень презрения к невозможности честно признаться в своих слабостях тем, кто, искренне желая прикрыть, частенько притаскивают твое безжизненное, нередко потерявшее большую часть одежды и в стельку пьяное тело в комнату, Ингвар, пнул кровать Вацлава, проходя мимо нее к ванной.