Читать онлайн Кассия бесплатно
Часть I. Геморрагия
Глава 1
У Касси были рожки. Они поднимались откуда-то из середины головы, из чащи каштановых волос и, полумесяцами загибались к макушке.
Маленькие, аккуратные, даже красивые рожки, словно у газели. Под ними цвело ее лицо, похожее на фэнтезийную карту синяков, ссадин и вишнево-красных глаз с червоточинами зрачков. Ниже распласталась больничная пижама из спанбонда, поперёк ее покачивалась в бинтах левая рука. Больше ничего не отражалось в темном окне палаты.
Ноги затрясло, и Касси села на койке удобнее. Она попыталась уговорить себя, что ещё спит, и протянула дрожащую руку к правому рогу…. Промахнулась. Она попыталась снова, и снова пальцы в отражении промахнулись на добрый сантиметр. Эта битва продолжалась минут пять, наконец она ощутила прикосновение в двух местах сразу – в подушечках пальцев и на поверхности ШТУКИ. Голова закружилась. Касси обхватила рог всей кистью и с силой потянула. В костях черепа заныло, она потянула сильнее – пока ее не затошнило от боли.
Это был не сон.
Это был кошмар наяву.
Касси судорожно выдохнула и упала спиной на больничную койку. От тряски невидимая игла пронзила левый бок, ушла в плечо, в локоть, в кисть – выдавила из глаз горячие слёзы.
Проснулась она с полчаса назад. Она ворочалась и дремала, пытаясь не обращать внимания на сигналы тела, но, сознание ее качалось, точно речной буй, на волнах боли, и уже не могло погрузиться в грезы.
Тогда Касси попыталась растереть рёбра, в которые будто воткнули иглу, но не смогла – что-то слева мешалось.
Бинты.
Она медленно открыла глаза и увидела размытие цветов и форм. Было темно, и только за стеной что-то глухо пищало.
ПИ… ПИ… ПИ…
Со сна Касси ничего не могла понять. Она моргнула несколько раз, но перед глазами стояла муть, лицо саднило. Касси кое-как села, будто гусеница в коконе одеяла и бинтов, и позвала соседку… лишь потом Касси поняла, что не в общаге.
Белые стены, пустые больничные койки, старые окна с облупившейся краской.
Касси помнила, как отмечала в общаге Хеллоуин… а потом разом начиналась эта палата. Казалось, кто-то вырезал часть кинопленки.
Она попыталась встать, но ноги сплелись в загогулину, и Касси повалилась на койку.
Тогда она высмотрела выключатель на стене и долго пыталась попасть по нему дрожащей рукой, а он изловчался и ускользал, как в игре «поймай крота».
Потом свет вспыхнул белым потоком, и она увидела на стене памятку о кормлении, где была написана ее, Касси, фамилия и красным подчеркнуты пункты в духе «кормить с ложки», «не более 300 мл», «поднимать изголовье».
Дыхание перехватило. Она повернулась к темному окну и увидела себя.
Свои рога.
Сейчас Касси лежала на койке и боялась лишний раз пошевелиться. Страх, прежде тлевший где-то в желудке, поднимался выше, обхватывал горло, придавливал язык к небу.
Ей стало нечем дышать, она открыла рот, пытаясь позвать на помощь, но голову закружило сильнее.
Касси стиснула зубы, чтобы не захныкать.
***
К тому времени, когда розоватый рассвет прокрался в палату, в голове у Касси был полнейший беспорядок, разброд, хаотичная мешанина мыслей. Она ужасно хотела в туалет, но не знала, ни где он, ни сможет ли туда добраться на непослушных ногах. Виски сжимало, рёбра стреляли от боли, рука ныла, и Касси казалось, что неведомая сила раздавливает ее о больничную койку, перемалывая суставы, кости, хрящи.
За стенкой зачавкал линолеум, где-то открылась дверь. Зазвучали приглушенные голоса. У Касси забилось сердце, она долго прислушивалась, но не могла различить ни слова. Наконец ей это надоело.
Снова послышались шаги, голоса, приблизились – Касси сжалась в комок, – открылась дверь. Вошло с десяток или два молодых людей в медицинских халатах. Студенты – судя по рюкзакам. Врач, чуть старше, но очень красивый, листал в руках больничную карту. Касси попыталась сесть, но ноги опять не слушались, и она полулегла боком. В ребра будто закрутили раскалённый винт.
– Кассио… Господи, и назовут же… Кассиопея Владимировна Рейнард. Девятнадцать лет, перелом двух рёбер, резаная рана предплечья… ушиб… ушиб… порез… букет порезов и ушибов. Кровоизлияние в лобной и затылочной долях… букет. Ну, как ваши дела?
В ушах застучало. Студенты зашушукались, один из них достал телефон и навел на нее.
– Хазин! – красивый врач вырвал сотовый у парня. – Руки оторву!
Он сердито посмотрел на остальных, но больше никто не пытался снимать Касси.
– Кассиопея Владимировна? – голос врача звучал громко, с расчетом на глухого или туго соображающего человека, а глаза были цвета реки под дождем. – Кассиопея Владимировна, вы меня понимаете?
Она едва слышала его сквозь стук сердца в ушах, но кивнула.
– Вы в больнице города Магадана, в неврологическом отделении. Меня зовут Григорий Константинович, я ваш лечащий врач. Как ваши дела?
– Мм…
Фразы врача разбивались на осколки, каждый из которых вызывал вопросы. Магадан? Неврологическое отделение?
Что Касси здесь забыла?
Григорий Константинович подождал и еще повысил громкость:
– Что-то сейчас беспокоит? Говорить можем?
Касси хотела съязвить, что просто развлекается, завернутая в бинты, как мумия, но язык плохо ее слушался. Она напряглась и выдавила сипло, натужно: «Р-рога».
– Простите?
– Рога!
Григорий Константинович, казалось, немного смутился.
– Да… кхм, ну, они довольно симпатичные.
– В-вы издеваетесь? – выпалила Касси. – Я – олень!
Студенты заржали, но врач остался серьезен:
– Думаю, вам нужно обратиться к тому хирургу, который делал имплант. Меня же интересует то, что у вас под рогами.
Касси нервно хихикнула.
– Кассиопея Владимировна, вы пережили инсульт. Вам очень повезло, что он прошел с минимальными последствиями, но мы обязаны сделать все, чтобы их минимизировать.
Мышцы задрожали от неудобной позы. Касси недоверчиво посмотрела на Григорий Константиновича, но, судя по выражению лица, тот не врал.
– Мне д-девятнадцать.
– Благодарите Бога за свой возраст и пластичность мозга.
– И-инсульт? – спросила она. Это по-прежнему звучало дикой шуткой.
– Так бывает, если вылететь на машине с моста, а потом из машины.
– Я не вожу м-машину. – Касси засмеялась.
Врач устало потер переносицу.
– Представляете катапульту?
– Д-да.
– Вы – ядро, пущенное из катапульты. Только вы не чугунная. – Он замялся. – Мне бы понять только, вы это сделали по своей воле?
– А?
– Пустили машину с моста.
Касси изумленно уставилась на него.
– Я понял. – Он кивнул. – Значит, наши усилия не канут в пустоту. А теперь попробуйте закрыть глаза и коснуться пальцем кончиком носа…
Касси сделала, как врач сказал – конечно, промахнулась, – а в голове так и пылали слова о воле. Потом он просил ее что-то написать, потом тыкал иголкой ноги. Потом пара студентов пытались ее поднять и поставить на ноги, а ноги разъезжались, как у оленёнка из старого диснеевского мультфильма. Все это время вопрос о самоубийстве не уходил из головы Касси, и врач не уходил.
Григорий Константинович был красивый, как из американского подросткового сериала, с мужским каре, с аккуратным пробором посреди пшенично-желтых волос. Голос у него приятно похрипывал, и в другое время Касси решила бы, что ноги у нее подкашивались от этих шершавых, будто из грубой шерсти, обертонов. Он смотрел на нее, говорил с нею, а ее пропустили будто через мясорубку, на ней висела больничная пижама без штанов, без трусов…
На ней были рога.
Она заозиралась в округ в поисках хоть какого-то предмета гардероба, в котором можно было спрятать себя, закупорить, и пропустила очередной вопрос.
– А?
– Какой сейчас месяц?
– Ноябрь, – растерянно ответила Касси и посмотрела на окно, на котором мокрый снег лепил монохроматические узоры.
Григорий Константинович оглянулся на студентов, которые тихо зашушукались, потом задумчиво потер бровь.
– Так, а год?
– 2018, – сухо ответила Касси. Тревога скрутила ей живот. – Когда был, ну… мост?
– Два дня назад. Только… Кассиопея Владимировна, сейчас март 2021.
На Касси будто опустилось что-то тяжелое и огромное. Она втянула голову, но боль в боку тут же напомнила о себе и огнем растеклась по левой половине тела.
Григорий Константинович что-то записал, обещав похлопотать о приеме психолога.
– Что со мной будет?
– Томография покажет. Пока рефлексы неплохие, речь, как я слышу, не нарушена… Есть проблемы с моторикой, но, если вы не пианист или хирург – вы с этим справитесь.
– Навсегда?.. Проблемы?..
Взгляд его смягчился.
– Кассиопея Владимировна, вы остались живы. У вас на месте все части тела… даже те, что у нормальных людей обычно отсутствуют. Вы можете думать, говорить… Ходить и махать руками мы вас обучим, ну, до какой-то степени. Может быть, через год вы и не вспомните об аварии. А может… – он замялся. – Давайте надеяться на лучшее. Ваши родители уже здесь… как только придут их анализы, их впустят.
Он встал и показал студенческой стае на выход.
– П-по… почему вы решили, что я сама… ну, с моста?
Врач посмотрел на нее и нахмурился. Он подождал, пока студенты выйдут, и постучал пальцем себя по груди.
– Из-за вашей надписи.
Касси хотела сказать, что у нее нет никакой «надписи», что она вообще не любит писать на людях и людей с татуировками тоже, но красавец врач уже ушел – наверное, обратно в свой подростковый сериал, потому что в реальной жизни таким совершенным людям делать было нечего.
Потом она вспомнила, как он стучал по груди, и попыталась заглянуть под больничную пижаму. Там что-то темнело.
Касси сделалось жарко и душно. Врач видел ее без одежды?
Или тут половина мединститута видела ее без одежды?
Она осмотрелась по сторонам. За окном рассветало, валил снег, и отражение едва проглядывало сквозь стекло. Виднелся ельник в белых шапках, торговый центр с разноцветными вывесками: Макдональдс, KFC, Эльдорадо, Спортмастер.
Она кое-как подняла свой корпус под углом девяносто градусов и здоровой рукой попыталась стянуть пижаму. Не вышло. Пальцы не могли удержать ткань, руку и рёбра разрывало от каждого движения, а голова с этими ШТУКАМИ не пролезала в ворот.
Наверное, где-то были завязочки, но Касси не могла их найти. Она вспотела, разозлилась и хотела не то заорать, не то заплакать. Тут дверь снова открылась, и вошла немолодая женщина: в джинсах, блузке, со слуховым аппаратом у правого уха. На шее гремели бусы из розового кварца, на запястьях – браслеты: оникс, цитрин, янтарь, яшма.
Мама.
Мама?
Она ужасно постарела, потускнела и напоминала потревоженного страуса. Глаза окружили тени усталости; брови, как всегда тщательно подведенные карандашом, изогнулись в гримасе жалости. И тут мама, видимо, заметила рога Касси: