Читать онлайн Ангел войны бесплатно

Ангел войны

© В. Б. Кривулин (наследники), 2022

© О. Б. Кушлина, составление, послесловие, 2022

© М. Я. Шейнкер, послесловие, 2022

© М. Л. Спивак, оформление обложки, 2022

© Издательство Ивана Лимбаха, 2022

Ангел войны

  • Выживет слабый. И ангел Златые Власы
  • в бомбоубежище спустится, сладостный свет источая,
  • в час, когда челюсти дней на запястье смыкая,
  • остановились часы.
  • Выживет спящий под лампочкой желтой едва,
  • забранной проволкой – черным намордником страха.
  • Явится ангел ему, и от крыльев прозрачного взмаха
  • он задрожит, как трава.
  • Выживет смертный, ознобом души пробужден.
  • Голым увидит себя, на бетонных распластанным плитах.
  • Ангел склонится над ним, и восходят в орбитах
  • две одиноких планеты, слезами налитых;
  • в каждой – воскресший, в их темной воде отражен.
1971

1960-е

«Прошла война и кончилась блокада…»

  • Прошла война и кончилась блокада,
  • И скверики разбиты на местах,
  • где до войны – дома, обычные с фасада,
  • где люди, обитавшие в домах —
  • таинственной породы существа —
  •  кто с голоду, кто сдуру, кто с бомбежки…
  • Так вот они – деревья и трава,
  • твой воздух, Ленинград, насыщен ими,
  • мы состоим из них, мы носим их же имя
  • в пластмассовом футляре наготове.
  • И до сих пор с конца второй войны
  • повсюду к нам относятся особо,
  • как будто мы с блокады голодны,
  • как будто мы – восставшие из гроба, —
  • и равнодушие, стяжательство и злоба
  • для нас не существуют, не должны
  • существовать…

«От фабричного запаха серый…»

  • От фабричного запаха серый
  • влажный воздух – улыбка твоя…
  • Посреди полукруглого сквера
  • изогнулась над чашей змея.
  • Две скамейки и символ дурацкий
  • сквозь больничный туман ленинградский,
  • где с блокады еще и войны,
  • даже стены заражены.
  • Мы приходим сюда на свиданья,
  • за оградой – больничное зданье,
  • и в улыбке твоей виноватой
  • тот же голод и хлеб сыроватый,
  • слабый хлеб на ладони и ветер,
  • тот же голос – и год сорок третий.
1967

«Чехословакия, мой друг…»

  • Чехословакия, мой друг,
  • так далеко в Европе,
  • что если в пыль ее сотрут —
  • у нас и пыль не дрогнет.
  • Из-под колес грузовика
  • седое облако клубится,
  • проходят серые войска,
  • толпятся люди у ларька
  • и пыль на них садится.
  • Такая тихая тоска —
  • но было б чем напиться,
  • когда газета шелушится,
  • как вобла плоская горька.

«Были дни в начале сентября…»

  • Были дни в начале сентября,
  • как шуршанье в мертвых листьях воробья,
  • как пятнистого асфальта шевеленье…
  • Были дни – и люди в них парили —
  • сгустки воздуха нагревшегося или
  • света и теней переплетенья.
  • Но при этой двойственной погоде
  • были по-особому странны
  • толки, возбужденные в народе
  • страхом и предчувствием войны.
Осень 1968

1970-е

«Мне камня жальче в случае войны…»

  • Мне камня жальче в случае войны.
  • Что нас жалеть, когда виновны сами! —
  • Настолько чище созданное нами,
  • настолько выше те, кто здесь мертвы.
  • Предназначенье вещи и судьба
  • таинственны, как будто нам в аренду
  • сдана природа, но придет пора —
  • и каждого потребует к ответу
  • хозяин форм, какие второпях
  • мы придали слепому матерьялу…
  • Предназначенье вещи – тот же страх,
  • что с головой швырнет нас в одеяло,
  • заставит скорчиться и слышать тонкий свист —
  • по мере приближения все резче.
  • Застыть от ужаса – вот назначенье вещи,
  • Окаменеть навеки – мертвый чист.
1970

«Лепесток на ладони и съежился и почернел…»

  • Лепесток на ладони и съежился и почернел
  • как невидимым пламенем тронут…
  • Он отторжен от розы, несущей живую корону,
  • он стремится назад к материнскому лону,
  • но отдельная краткая жизнь – вот природа его и предел.
  • Как мне страшны цветов иссыхание, корчи и хрип,
  • пламя судорог и опаданье
  • лепестков, шевелящихся в желтых морщинах страданья…
  • Словно черви летают они над садами!
  • Чьим губам лепесток, изогнувшись, прилип,
  • чьей ладони коснулся он, потным дрожа завитком,
  • лишь тому приоткроется: рядом —
  • одиночество розы, куста одиночество, сада.
  • Одиночество города – ужас его и блокада.
  • Одиночество родины в неком пространстве пустом.
1971

Флейта времени

  • О времени прохожий сожалеет
  • не прожитом, но пройденном вполне,
  • и музыка подобна тишине,
  • а сердца тишины печаль не одолеет,
  • ни шум шагов, бесформенный и плоский…
  • Над площадью, заросшею травой, —
  • гвардейского дворца высокий строй,
  • безумной флейты отголоски.
  • Бегут козлоподобные войска.
  • Вот Марсий-прапорщик, играющий вприпрыжку.
  • Вот музыка – не отдых, но одышка.
  • Вот кожа содранная – в трепете флажка!
  • Прохожий, человек партикулярный,
  • парада прокрадется стороной…
  • Но музыка, наполнясь тишиной,
  • как насекомое в застылости янтарной,
  • движенье хрупкое как будто сохраняет,
  • хотя сама движенья лишена…
  • Прохожему – ремни и времена,
  • а здесь возвышенная флейта отлетает!
  • И зов ее, почти потусторонний,
  • ее игла, пронзающая слух,
  • в неслышном море бабочек и мух,
  • на грядках рекрутов, посаженных в колонны,
  • царит и плачет – плачет и царит…
  • И музыки замшелый черный ствол
  • в прохожего занозою вошел,
  • змеей мелодии мерцающей обвит.
Январь 1972

Хор

  • Многоярусный хор на экране
  • в одиноком эфире влачит
  • песню-глыбу, тоску пирамид
  • и песков золотое шуршанье…
  • Как невнятны слова-египтяне,
  • как бесформенны всплески харит!
  • Над казенной армадою глоток —
  • только лотоса хрупкий надлом,
  • только локоть, мелькнувший тайком,
  • только шелест соломенных лодок…
  • Но военный Египет пилоток —
  • наша родина, поле и дом.
  • Да, я слушаю пенье базальта,
  • и в раствор многотысячных губ,
  • в бездну времени, в море асфальта
  • с головой погружаюсь, как труп.
  • Лишь бессмертник-душа, в похоронный вплетаясь венок,
  • по течению черному песни течет на восток.
  • – Государь ты наш сирин!
  • пес-воитель и голос-шакал!
  • Хор в бездонном пустынном эфире
  • пел над падалью, пел – не смолкал.
Март 1972

«Строят бомбоубежища…»

  • Строят бомбоубежища.
  • Посередине дворов
  • бетонные домики в рост человека
  • выросли вместе со мной.
  • Страх успокоится, сердце утешится,
  • станет надежный кров.
  • Ляжет, как луг, угловая аптека —
  • зазеленеет весной.
  • Шалфей и тысячелистники —
  • ворох лечебных трав,
  • пахнущих городом, пахнущих домом подземным,
  • принесет завтрашний день.
  • И отворятся бетонные лестницы
  • в залитых асфальтом дворах…
  • Мы спускаемся вниз по ступенькам спасения,
  • медленно сходим под сень
  • гигантских цветов асфоделей,
  • тюльпанов сажи и тьмы…
  • Бункер, метро или щель —
  • прекрасен, прекрасен уготованный дом!
Лето 1972

Клио

  • Падали ниц и лизали горячую пыль.
  • Шло побежденных – мычало дерюжное стадо.
  • Шли победители крупными каплями града.
  • Горные выли потоки. Ревела душа водопада.
  • Ведьма история. Потная шея. Костыль.
  • Клио, к тебе, побелевшей от пыли и соли,
  • Клио, с клюкой над грохочущим морем колес, —
  • шли победители – жирного быта обоз,
  • шла побежденная тысяченожка, и рос
  • горьких ветров одинокий цветок среди поля.
  • Клио с цветком. Голубая старуха долин.
  • Клио с цевницей и Клио в лохмотьях тумана,
  • Клио, и Клио, и Клио, бессвязно и пьяно,
  • всех отходящих целуя – войска, и народы, и страны
  • в серые пропасти глаз или в сердце ослепшее глин.
Лето 1972

«И убожество стиля, и убежище в каждом дворе…»

  • И убожество стиля, и убежище в каждом дворе
  • возбуждает во мне состраданье и страх катастрофы
  • неизбежной. Бежать за границу, в сады или строфы,
  • отсидеться в норе —
  • но любая возможность омерзительна, кроме одной:
  • сохранить полыханье последнего света на стенке,
  • да кирпичною пылью насытить разверстые зенки —
  • красотой неземной!
1973

Стихи на День Победы 9 мая 1973

  • Шоколадное дерево праздника слабой фольгой шелестит.
  • Отзвенел патриот, возвратился домой постояльцем.
  • Что за сладость растаять, прильнуть
  •                                              к обескровленным пальцам,
  • что за липкие дни! – и о чем очевидец грустит?
  • Клейкой – как говорится о зелени мая,
  • будто правда приклеенной птичьим полетом к стволам, —
  • клейкой зеленью, значит, но с голубизной пополам
  • праздник полит обильно, и толпы текут, омывая
  • исполинские ноги с угрюмым упором ступней.
  • Как шевелятся пальцы – и люди снуют между ними —
  • кто по ногтю скользит, кто с колена сползает… Пустыми
  • всех обводит глазницами вышняя груда камней.
  • Что же грустен стоит очевидец в сторонке?
  • Шоколадное дерево праздника плавится, тает за ним…
  • Вот оркестр полковой прошагал пауком площадным,
  • но еще напряженно дрожат барабанного дня перепонки.
Май 1973

Наследующему – 9.5.75

  • Наследующий ложь, на следующий день
  • после пожара в розовом дому.
  • Послушай плач по гробу своему!
  • Платки со смертью пограничных деревень
  • сбиваются, сползают обнажить
  • младенческой макушки слабину —
  • и темя освещает седину
  • теплом и светом внутренним… Лежит
  • апрельский снег на голове старух.
  • Наследующий ложь находит по следам
  • свой материнский дом, где голубиный пух
  • кружит по комнате, слетается к устам.
  • Забьется в глотку столько тишины,
  • что рад заговорить, воспомянув
  • минувшую войну – ее железный клюв,
  • вскормивший смесью крови и слюны
  • грудное сердце! Рад бы обсказать,
  • заговорить огнями, словно Куст, —
  • но полон рот, но слышен хруст
  • костей – и голубиная тетрадь
  • для записи единственной чиста.
  • Раскроешь – там лежит Наследующий ложь,
  • он площе фотографий, он похож
  • на дырку в основании креста.
  • Вокруг него, истекши из ступней,
  • извечной крови струйки запеклись…
  • Как дерево креста, лишенное корней,
  • он вырос из земли, где мы не прижились,
  • но блудными детьми вернемся к ней.
  • Он только след и ржавчина гвоздя —
  • насквозь его, все явственней сквозя,
  • все чище и бедней,
  • минуя речки, пристани, мостки,
  • ведя наверх и вдаль послушные зрачки,
  • растет земля холмов и невысоких гор —
  • так незаметно голос входит в хор,
  • условный разрывая волосок —
  • границу горных – горниихъ высот.
Май 1975

Стихи на День авиации и космонавтики

  • Крошево или судьба? Украшение праха
  • больно рисуют – как послевоенные дети,
  • голубые от недоеданья и страха,
  • синими карандашами по рвущейся возят газете.
  • Сквозь разрывы клеенка цветет
  • колокольчиками и васильками —
  • тысячекратный букетик, осколок высот,
  • полузатерт, а иного себе не искали…
  • Крошево или судьба? Неочиненный грифель
  • не оставляет следов – только в тучах просветы.
  • Синий сквозит самолет – и в прекрасную гибель,
  • словно морская звезда с бугреватым излучьем, – воздета!
  • Так любить неживых не дано
  • никому – как любили! Как если б
  • на клеенке прожженная дырка сводила в одно
  • место всех, кто еще не воскресли.
  • Если же это судьба, то житейского краха
  • не убегают – но сгорбясь и голову в плечи,
  • как выходящая из-под воды черепаха
  • или же летчик – земле, что рванулась навстречу.
  • Как мелькает! как мельком! как мел
  • синевы нутряной не скрывает,
  • если яркое солнце и ясно увидеть успел —
  • чем кончается боль роевая!
  • Как я давно превращен, как надолго я вдавлен
  • точкой невидимой в тонкослоистую почву,
  • где и любовь неземная питается давним —
  • дафниями сухими да мотылем непорочным!
  • Рисовали бы царствие рыб
  • либо цельный брикет океана,
  • или только детей, синеватых и ломких на сгиб,
  • или водоросли, аэродромы и аэропланы…
  • Нет! не судьба, не аквариум – нечто напротив!
  • Автопортреты меня окружают, как точку зиянья.
  • Стол пробуравлен. В отверстие воздух выходит.
  • Все нарастающий свист. Разбеганье созвездий. Сиянье.
12 апреля 1975

Тринадцать строк

  • Как забитый ребенок и хищный подросток,
  • как теряющий разум старик,
  • ты построена, родина сна и господства,
  • и развитье твое по законам сиротства,
  • от страданья к насилию – миг,
  • не длиннее, чем срок человеческой жизни…
  • Накопленье обид родовых.
  • Столько яду в тяжелом твоем организме,
  • что без горечи точно отвык
  • даже слышать, не то чтобы думать о чем-то,
  • кроме нескольких горечью схваченных книг,
  • где ломается обруч, земля твоего горизонта,
  • как Паскалев тростник!
Январь 1976

Запись видения

(фрагмент баллады)

  • Полигоны отчаянья и озарения,
  • полуграмотные правдоискатели
  • (палец на тексте),
  • встретимся – обязательно
  • в эвакуации, в море гражданского населения,
  • два свидетеля бедствий.
  • Я не бредил.
  • Я в полноте сознанья своего
  • сначала не увидел,
  • но ощутил: четыре дня пути
  • и голода чужое существо.
  • Шоссе – в направлении Пскова.
  • У обочины, возле дренажной канавы,
  • я вижу отчетливо нас:
  • капли эвакопотока людского,
  • капли пота на лбу, или брызги великой державы,
  • мы – свидетели бегства,
  • и смертные наши тела
  • меньше наших расширенных глаз.
  • Да, я знал его перед войною.
  • С вечной Библией и деревянной гримасой,
  • с проповедью косноязычной
  • в ожиданьи Судного часа,
  • он казался нелепым и скучным.
  • Но столкнула судьба —
  • словно зренье вернулось двойное.
  • – Мы глаза, – он сказал, – не свои:
  • нами смотрит любовь на страданье земное…
  • Я сидел на грязной земле.
  • Я шептал – не ему – «смотри».
  • ЭТО медленно двигалось:
  • люди, машины, тележки.
  • Город пенсионеров и служащих
  • вытекал без единого слова,
  • с молчанием жертвенной пешки.
  • Длинный гул на Востоке.
  • Шоссе в направлении Пскова,
  • а у самого горизонта,
  • над лесом, – крест и крыло.
  • – Это ангел, – сказал он, —
  • ангел смерти, карающий зло.
  • Я разулся.
  • Я ступил голубыми ступнями
  • в полужидкую прорву канавы.
  • Я – черствая тварь, – я ответил:
  • – Это ангел, конечно,
  • это памятник чьей-то воинственной славы,
  • эта баба чугунная над головою
  • подняла автомат.
  • Если издали кажется: крест,
  • значит, истинно: КРЕСТ
  • в небо выставлен предгрозовое…
  • Мы тронулись дальше.
Февраль 1978

«Хиромант, угадавший войну…»

  • Хиромант, угадавший войну
  • из ладоней, где линии жизни
  • пресеклись посредине, —
  • о, я помню о нем, прилипая к окну:
  • Подо мною круги световые повисли —
  • над макушками трех алкашей
  • и мента, говорящего с ними.
  • Это видно и больно.
  • Только под ноги можно смотреть, не рискуя
  • натолкнуться на лица, покрытые марлей
  • или тряпкой рогожной… только
  • под ноги, падая в пыль золотую…
  • Да и то невозможно!
1978

Стихи, написанные в Станиславе. 1979

«кто защитит народ не взывающий к Богу…»

  • кто защитит народ не взывающий к Богу
  • непрестанно
  • о защите себя от себя же если ползут из тумана
  • болота
  • и кусты высыпают на слишком прямую дорогу
  • кто же расскажет
  • в именах и событьях историю этого плоского блюда
  • с вертикальной березой
  • над железной дорогой над насыпью желтоволосой
  • в небе красного чуда
  • снова стянуты к западу сизые длинные тучи
  • и круглое солнце над ними
  • здесь на сотни поселков – одна синева и плывучий
  • гул – одно непрерывное имя
  • для картофельной почвы – сплошная вибрация, Боже!
  • или силы подземной
  • напрягаются мускулы и на холмах бездорожья
  • вырастают вечерние синие стены
  • даль открытую сердцу замыкая в единый
  • щит всевидимый – в незащитимый
  • диск печали
1979

«Есть и у целого народа…»

  • Есть и у целого народа
  • трудноскрываемый порыв
  • к самоубийству. Затворив
  • ходы, и выходы, и входы,
  • дыхательная несвобода
  • свое пространство сотворит
  • по карте, скатанной в рулон,
  • когда материки шершавы
  • на ощупь – ни одной державы
  • не угадаешь, только слом
  • картона или же бумаги
  • разрыв проходит посреди
  • какой-то – лучше не гляди,
  • какой земли! пускай во мраке
  • теряются ее зигзаги
  • как неразгаданные знаки
  • твоей же собственной судьбы

«Энергичные жесткие лица старух…»

  • Энергичные жесткие лица старух.
  • Обесцветшие губы теряются в складках
  • отмирающей кожи… Корнями тяжелыми рук
  • погружаются в землю. Скрипит, надрываясь, песок
  • под ногтями такой желтизны,
  • словно мозг пожелтел и усох,
  • словно мир, что вокруг, не опомнится после войны,
  • не распустит хотя бы слегка
  • напряженный по ниточке рот,
  • где улыбка старух синей судорогой губы сведет —
  • и отвалится, геометрично-горька…
  • Сгорбленные в очередях,
  • в толпах памяти, в топях засохшего теста
  • неподвижно сидят
  • вечерами у тусклых подъездов…
  • Связками голосовыми
  • переплетаясь, похрустывают и скрипят
  • петли дверей в коммунальной квартире,
  • всхрапывает водопровод – и затихает опять, —
  • и в такой тишине, что дрожанье вольфрама
  • в электрической лампочке стиснуло слух —
  • отовсюду мне слышатся скрипы и хруст —
  •                                                 голоса и суставы старух —
  • и чужие, прошедшие жизни гноятся на мне,
  •                                          кровоточа – раскрытые раны.

1980-е

«возможно ли? победа из побед…»

  • возможно ли? победа из побед
  • победою поражено
  • поколение послевоенных лет
  • железной кружкою никто не обнесен
  • пьют победители квадратное вино
  • стекающее со знамен
  • все меньше праздника все тише толчея
  • как бы сквозь вату бухнул барабан
  • и вот победа – словно бы ничья
  • мрачнее пьяного не пьющий ничего
  • но лучше бы он был смертельно пьян
  • о, лучше б вовсе не было б его!
1981

«немногорадостный праздник зато многолюдный…»

  • немногорадостный праздник зато многолюдный
  • пороха слаще на площади передсалютной
  •        темный пирог мирового огня
  •        и александровская четверня
  • детство мое освещали надзвездные гроздья
  • зимний дворец озарялся и потусторонняя гостья
  •          астра или хризантема росла и росла
Читать далее