Читать онлайн Куплеты на чёрный день бесплатно

Корректор Оксана Потанина

Дизайнер обложки Александр Батурин

ISBN 978-5-0055-2752-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Так солнце выглядит в анфас …»

Так солнце выглядит в анфас —
Горит себе, как совесть.
Его не спрятать под матрас,
За занавеску то есть.

Его не запереть на ключ
В пространстве нараспашку.
Не выкроить из смирных туч
Суровую рубашку.

Оно сжигает сотни раз
Травы бессмертный порох.
И плавит линзу и алмаз
В оптических приборах.

Так солнце выглядит на свет,
Но каждый Мефистофель
Вам скажет, что прощенья нет.
И это – солнце в профиль.

«Как только лошадь заговорит…»

Как только лошадь заговорит,
Бегут к ней няньки.
И с ними брадатый митрополит
С медузой в склянке.
Они измеряют ее свободу
Линейкой долгой.
Они приносят вино и воду
Ведром и Волгой.
По вечерам ей читают книгу
О послушаньи.
И если кивает она и молчит —
Повышают в званьи.

Аврал

Пора, пора! Рога трубят,
У трубачей глаза горят,
Кроит портной, строгает плотник.
С утра до вечера – субботник.
С утра до вечера – аврал.
Плывет спортсмен, ползет капрал,
Летят скворцы и истребители,
Бегут к экранам телезрители,
Бьет командира бригадир,
Вскрывает лампу Алладин.
Лишь я один вороной белою
Стою и ничего не делаю.

«Утро вечера нахальней…»

Утро вечера нахальней.
Наступает день нормальный.
В холодильнике сырок,
А внутри сырка творог.

А в душе четыре банки
Растворимой запеканки.
Затаился. Жду добычи.
Наступает день обычный.

«На холме коза да штырь…»

На холме коза да штырь,
Чтоб козе не убежалось.
Раздается поле вширь,
Небо в высоту раздалось.
Навострились камыши,
В воздухе запахло мятой.
Бродят люди-малыши,
Землю тяпают лопатой.
У дороги два столба
Держат мир в единой связке,
И над всем плывет судьба
Подозрительной окраски.

Сидоров

1
У реки, где Сидоров и дзен,
Где от акварели все нечетко,
Не понять, какой сегодня день,
Отраженья это или лодка.

Тихо, чтобы рыбы не спугнуть,
Облако пересекает реку,
Проложив для Сидорова путь,
Недоступный всуе человеку.

2
Декарт задумался, а Сидоров не смог
И жизнь свою прожил не по порядку.
При слове «лист» он представлял вилок,
А не тетрадку.
Он радовался шишке и сморчку,
Чему Декарт не знал бы примененья.
Как можно – рыболовному крючку
Без уравненья?!
И в день, когда природе хорошо,
А Богу сладко,
Декарт задумался, а Сидоров ушел
Весь, без остатка.

3
День на глаз, судьба на вес,
Сидоров на букву «эс»,
А за Сидоровым лес.

Где-то, вскопан и прополот,
Мается районный город,
Без причины выпить повод.

Но в пространстве меж деревьями
Ходят одиночки семьями
И животные, что с перьями.

Ходят вниз и ходят вверх,
Ходят в небе без помех,
Проще и бессмертней всех.

Ходят за спиной у Сидорова,
Существа досель невиданного.

«Бежит ребенок многоногий…»

Бежит ребенок многоногий,
И мир то плоский, то пологий.
Растет трава, краснеют фрукты.
Вселенная сегодня – ух ты!

Жуки ползут по расписанью,
Москва сменяется Рязанью.
Вселенная сегодня – кайф.
Куда ни глянешь – всюду Life.

«Море волнуется раз, а потом не волнуется…»

Море волнуется раз, а потом не волнуется.
Видимо, морю рекомендуют не волноваться.
И горизонт появляется, словно улица
Центральная, на которой не запарковаться.
Вот турист, смекнув, что пора купаться,
Сахарным куском пролежав у блюдца,
Не торопясь бросается раздеваться,
Застряв на шнурках, которые не сдаются,
Не по-сальниковски плывет, неизвестным стилем,
Вызывая снайпера на прогулку.
Тут-то и, воспользовавшись штилем,
Чайка съедает его колбасу, и кто-то уносит его обувку.

«На вокзале soupe du jour…»

На вокзале soupe du jour
В разноцветной упаковке.
Равновесие держу,
Как гимнаст на тренировке.
Объявляют подождать,
Приготовиться к объятью,
Встать, прислушаться, бежать
То за счастьем, то за кладью.
Поезда туда-сюда,
Без седла не удержаться.
Разноцветная еда
Помогает расставаться.

«Сентябрю выпадает короткая спичка…»

Сентябрю выпадает короткая спичка.
В сентябре улыбаться плохая привычка.
Лучше хмуриться. Нет. Все равно улыбаться.
На короткой ноге с длинным днем оставаться.

Потому что куда от зимы подеваться?
Лучше свыкнуться, слиться, душой притереться.
И прозябнуть вдвоем. И всю ночь обниматься.
И всю ночь говорить. И под утро согреться.

«Жильцам квартиры зарешеченó…»

Жильцам квартиры зарешеченó
Из дома выходить через окно.
А незнакомцам зарешéчено
В окно вползать сквозь сумрак вечера.

Строжайшим образом нельзя им
В окно входить, пока хозяин,
Чей дверью ограничен выбор,
Поддерживает эквилибр.

«В кефире дремлет кофеин…»

В кефире дремлет кофеин,
И потому кефир не пью я.
Ни тот, что шлют из украин,
Ни тот, что инстант, как пилюля.

Я чашкой кофе завожу
Свой день, и он юлой несется.
И мало кто, я вам скажу,
К концу такого дня спасется.

«Ты пришла в зеленом платье…»

Ты пришла в зеленом платье,
А ушла в моем объятии.
Но, наткнувшись на развилку,
Ты теперь с другим в обнимку.
Все что хочешь натяни,
Но объятие верни.

«Рождество. Украшу елку пластиком…»

Рождество. Украшу елку пластиком.
То, что было буднем, – станет праздником.
В клеточке «сбылось» поставлю галочку.
Удивлюсь и улыбнусь подарочку.
От искусственного освещения
Станет хорошо и мне и городу,
Побегут желания по проводу,
Ближе станет матрица прощения.
Вопреки погодному условию,
Снегу настоящему и мнимому,
Разгляжу частицу невесомую,
Ключик ко всему необъяснимому.
Разгляжу и не сумею высказать.
Город зашумит. Частица выскользнет.
Ветер всё перемешает в кашицу
Снега, света и всего, что кажется.

«Передовик…»

Передовик
Сел в грузовик,
Без промедления
Заехал в селение,
Быстрее лошади
Промчался по площади,
Без опоздания
Прогарцевал вдоль здания,
Минута в минуту
Помахал кому-то,
Сделал круг
Без ног и без рук,
Со скоростью света
Выбрался из кювета,
Пронесся мимо
Евгении и Рувима
И умчался вдаль,
Нажав на педаль.
Головы стрижены
Молчат униженно.
Покорено селение
Точностью исполнения.
Нету у нас пока
Такого передовика.

«Просроченный творог…»

Просроченный творог
Вчерашний кофе
Завтрак недостойный упоминания.

Эзотерика

Без перерыва, незабвенная,
В пивной вращается пельменная,
В пельменной кружится столовая,
Где на столах еда готовая,

Где ты работаешь охранником
Компота и коробки с пряником,
Где над тобой зависла аура
Неохраняемого Шопенгауэра.

И где-то там в пространстве вертится
Эзотерическая лестница,
И цаца знания заведующий,
Чей уровень достигнут следующий,

Последний уровень, где дух
Витает от семи до двух,
И где, не умерший от ран,
Стоит красавец Ресторан.

«Не пей из лужицы, пей из крана…»

Не пей из лужицы, пей из крана
C утра, когда напиваться рано,
А керамика пахнет бытом
Неустроенным, недомытым.
Не пей из лужицы, пей из кружки
Со следами губ не твоей подружки,
Из кружкá воды выбирая перья
Мимо пролетевшего отраженья.
Не пей из лужицы, пей из тары,
Которую не засекут радары.
Когда в сумме углы не дают квадрата,
Молчи. Не иди по стопам Сократа.
Забудь про лужицу, пей с ладони,
Как тот, кто избавился от погони,
От разрушающего давленья,
Прожив на мели, на краю селенья.
Что бы ни советовал мэр района,
Не пей из открытого водоема.

«На проспекте шум резин…»

Алексею Шарапову

На проспекте шум резин,
Город едет в магазин.
Три педали, две ноги.
От колес в душе круги.
Где-то там лежит продукт,
Корнеплод, а также фрукт.
В небесах летит пакет,
Приглашая на обед.
Город едет, ест и спит,
Карбюратором кипит.
Где-то там и ты и я
Уцепились за края.

«Лежит собака на полу…»

Лежит собака на полу,
В собачьей позе развалилась.
Я пригласил ее к столу.
Она ничуть не удивилась.

Втыкает вилки остриё
В котлету и хвостом виляет,
И приглашение мое
Ее ничуть не удивляет.

Она молчит, и я молчу.
Она жует коврижку с маком.
Кефир подлил, зажег свечу.
Кефир так нравится собакам.

Я за ножом ее слежу,
За поглощеньем чебурека.
Собака ест, а я сижу
В нелепой позе человека.

«Зимой замерзнет черствый хлеб…»

Зимой замерзнет черствый хлеб.
(Он твердым был, теперь окреп.)
И воробья кормить придется,
Хлеб размочив в стакане солнца.

Колыбельная

Все уснули, Бог молчит,
Лунный чуб в окне торчит
И другие местные
Телеса небесные.

Ветка это или зверь?
Нет, спасибо, ты проверь.
Шелушится кожица,
Тело ночи множится,

Обрастает стенами,
Снами темно-серыми,
Углами между этими
Расставленными сетями.

На кроватях без перил
Спят Тамара и Кирилл.
Человеческий комок
Без доспехa, без чулок.
Локти, уши, пальцы, рты…
Я уснул, усни и ты.

«Неудобный, как парусник под матрасом…»

Неудобный, как парусник под матрасом,
Портовый город торгует квасом
И расширяет свое влияние,
Из морских продуктов прессуя здания.

А я, мечтатель второго ранга,
Отбившись от основного фланга,
Лежу на песке, и портовый город
С морем (обо мне ли?) на кухне спорят.

Тариф

На свет понизился тариф,
И вот вода спешит в залив,
И лодочка выходит в свет,
Которого дешевле нет.

Тариф понизился! Ура!
На солнце смотрит детвора,
Но свет не теребит зрачка
Коробкой по цене пучка.

На брата зуб не точит брат,
Пока доступен киловатт.
Со скидкой мы идем в кровать —
Дешевле падать и вставать.

Но где-то там, в кромешной темени,
Где ни пространства нет, ни времени,
Где следопыт не наследит —
Не пущен свет, не дан кредит.

Почти бесплатная заря
Не освещает те края.
Там анти-ты и анти-я
И темная материя!

«Лес растет под тупым углом…»

Лес растет под тупым углом,
Через каждый метр – сквозной проем,
Через каждую милю стоит грибник,
По краям – собиратели земляник.

Шишка падает точно в десять.
Неслышно. Некому шишку взвесить.
Сурок суетится до полвторого,
Ровно в четыре мычит корова.

В пять на поляну выходит дева,
Слегка заваливаясь налево.
И, может быть, это такая сказка,
Но из ее носа течет замазка.

В пять пятнадцать и в полвосьмого
Лес сгорает и вырастает снова.

«В одном окне продолжается бой…»

В одном окне продолжается бой
Людей за братство и между собой,
А в другом – рабочий и тетка в люльке
Палкой отколупывают сосульки.
Сосульки срочно идут на снижение,
Как оружие массового поражения.
Рабочий смеется, а тетка нет.
У тетки серьезный менталитет.
Взрывы здесь, а там потасовка.
Словом – зимняя зарисовка.

«Мой экран был плоским, твой – широким…»

Мой экран был плоским, твой – широким.
Был я человеком недалеким,
Ты же проникала во все сферы,
Приводила доводы/примеры.

Я хотел на глупость отвлекаться,
У реки по камням спотыкаться.
Ты меня, спасибо, приструнила,
Мой предохранитель заменила.

Я к тебе прирос диагональю,
Прикипел сердечною спиралью.
Мы почти слились в одно сиянье,
Массу разделив на расстоянье.

Извини за качество сигнала —
Звук пропал у твоего канала,
Наши не совпали измеренья,
Разошлись пути и точки зренья.

Тишиной закончилось сраженье.
Звук пропал. За ним – изображенье.

«Идет волна, за ней другая…»

Идет волна, за ней другая.
Я, за движеньем наблюдая,
Уснул, проснулся – что такое?
Одно идет, за ним другое.

Я быстро на ноги вскочил,
Себя на камне различил,
Приладил клюв, перо к плечу —
Волна идет, а я лечу.

«Ты включён, и я включён…»

Ты включён, и я включён.
Я включаться обречен.
Я сигнал, и ты сигнал.
Твой сигнал меня догнал.
Я нажму, и ты нажмешь.
До предела заведешь.
Ты приемник, я прием.
Он при мне, а я при нем.
Ты прикручен, я прибит.
Нас ничто не примирит.
Да поможет нам дисплей
Доброй матрицы моей!

«Ты бродягой меня не кори…»

Ты бродягой меня не кори,
Ты сама с пешеходом внутри.
Чем тебя так влекут алтари?
Что ты спрятала там, Розмари?

«Откуда столько пешеходов…»

Откуда столько пешеходов
И столько ног?
Кто их прогнал из коридоров
На снег дорог?
Истоптан каждый переулок.
Следы, следы…
В той бесконечности прогулок
Где я и ты?

«Мерзнет ангел, мерзнет кот…»

Мерзнет ангел, мерзнет кот,
Мерзнет скользкий поворот.
Пешеход клянет судьбу,
Прячет мерзлую губу.

Мерзнут пластик и металл,
К улице примерз квартал.
В проруби ныряет гусь
(Я с ним позже разберусь).

Сядем рядом я и ты
Для созданья теплоты.

Зигмунд

До Зигмунда мы все играли в прятки.
Теперь в душе у каждого тетрадки,
Заметки, обобщения, закладки,
И ego хорошо, и id в порядке.

И вот теперь, когда предел достигнут
И человек до глубины постигнут,
Мы смотрим на слона, чей хобот выгнут,
И шепчем, покраснев: «Спасибо, Зигмунд».

Perfect storm

Раскинулось море на плоском экране,
Широкое только по диагонали,
Волны четче по середине,
По краям – рыбаки на льдине.

Хватаются, тянутся, но куда там.
Серьезно не повезло ребятам!
Вал девятый, пучина стонет.
Один замерзнет, другой утонет.

Я волнуюсь, рука на пульте.
Еще хоть немного просуществуйте!
Но так и есть, волноваться рано —
Людям на подмогу спешит реклама.

«К февралю останутся обмылки…»

К февралю останутся обмылки
С просвещенным лбом по серединке,
Пара человек, две пары губ,
Шар земли. Не круглый шар, но куб,
На котором трудно уместиться,
Если ты горячая частица,
Тлеющая между теплых труб,
В угол закатившийся шуруп.
В феврале прощение в избытке.
Все зависло на последней нитке.
Ветер за окном, надежный друг.
Остальное выпало из рук.

«Помятая весна, лишенная покрова…»

Помятая весна, лишенная покрова.
Все будет выглажено и помнется снова.
Трамвай на двести человекомест
Проедет мимо. Столько он не съест.

И мы застрянем где-то по колено,
В делах возможно, а в грязи наверно.
Какой ты пешеход, когда ты гусь,
И я гусенком за тобой плетусь.

«На веревке гниет прищепка…»

На веревке гниет прищепка.
Все уехали.
Дождь продолжается.
Без прищепки мокрая кепка
На голове моей располагается.

Хороший перевод с плохого японского

Чиновник говорит во сне
«Казнить… помиловать…»
Раннее утро

На пустом листе стоит печать
Завтра заполнят лист
Осень

Государь уснул
Доспехи лежат в углу
Голая пятка

Танк стоит на площади
Мальчик ползет по стволу
Защитник родины

Танк стоит на площади
Мамы улыбаются
Мороженое

Мороженое охраняется государством
Национальное лакомство
Вафельный стаканчик

Границы на замке
Ключ в сундуке
Сундук в зайце

Закон еще закон
Еще закон закон еще
Закон

Страна уснула
Птица села на подоконник
Без разрешения

Шнурок развязался
Лед на дороге
От чего упаду?

Чиновник знает
Сколько раз пропоет кукушка
Тетрадь в кожаном переплете

Чиновник не знает
Зачеркнуто
Чиновник знает

Человек
Часть
Целого

Долго ползет
Почти там
Дополз

В Хабаровске
Лось вышел на дорогу
В Москве пробки

Памятник танкисту
Цветочная клумба
Памятник садовнику

Чмо или почетный гражданин?
Трудно разглядеть

Вход для пользователей

Меню