Читать онлайн Другая Россия. Исследования по истории русской эмиграции бесплатно

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ АВТОРА

Жоржу Дантону приписывают фразу: «Родину нельзя унести с собой на подошвах сапог». Фраза красивая, но, отказавшись покинуть Францию, голову Дантон потерял. В буквальном смысле этого слова. В том, что большинство эмигрантов «слопала» бы «поганая, гугнивая родимая матушка Россия, как чушка своего поросенка»1, подобно тому как это случилось с Александром Блоком, останься они на родине, сомневаться не приходится. Похоже, русская эмиграция сумела опровергнуть знаменитое высказывание Дантона. Как только ни называли эмигрантов «первой волны» (1918–1940) – Русским зарубежьем, второй Россией (следовательно, Россия с ГПУ – НКВД и Гулагом признавалась первой), «Россией за рубежом» (автор классического труда о культуре русской эмиграции Марк Раев настаивал именно на такой формуле2). Ясно одно – это была другая Россия. Книга, которую Вы держите в руках, – о людях другой России: юристах, дипломатах, предпринимателях, военных, политиках, писателях. Мы не знаем, какой была бы Россия, если бы революция не срезала ее тонкий культурный слой и если бы бежавшие и изгнанные остались на родине и в конечном счете работали на ее благо. Зато знаем, какой она стала без них.

Теперь о том, откуда «выросла» эта книга и о чем в ней говорится. Больше четверти века назад я впервые перешагнул порог архива Гуверовского института войны, революции и мира, что при Стэнфордском университете в Калифорнии. В Гуверовском архиве хранится крупнейшее собрание материалов о России, находящееся за ее пределами. Приехал я в Стэнфорд на академический год работать над проектом «Терроризм в России: между реформой и революцией». Почему надо было для изучения терроризма в России лететь за океан, специалистам понятно без объяснений. Для нормальных людей: в Гуверовском архиве хранится огромная коллекция (216 коробок) Заграничной агентуры Департамента полиции, в просторечии именуемой Заграничной охранкой. Эта структура занималась слежкой за революционерами-эмигрантами, террористами в особенности. Кроме того, в Гувере находится колоссальное собрание (811 коробок документов!) знаменитого архивиста и историка революционного движения Бориса Николаевского. В его коллекции есть и несколько коробок бумаг enfant terrible терроризма Владимира Бурцева, которые меня особенно интересовали. Как, впрочем, и переписка Николаевского с лидером эсеров Виктором Черновым и многими другими идеологами и практиками революционного терроризма.

Через две недели я забросил террористов и «постригся» в историки русской эмиграции. Стал читать, по совету сотрудницы архива из парижских русских Ольги Верховской-Данлоп, из любопытства, переписку Василия Маклакова с Марком Алдановым, потом с Борисом Бахметевым, Оскаром Грузенбергом, Ариадной Тырковой, Василием Шульгиным и многими другими. Это оказалось таким «пиршеством духа», интеллектуальным наслаждением, письма были столь хороши как по содержанию, так и по форме, что на этом фоне «мои» террористы как-то поблекли. Возможно, окажись это не письма Маклакова, лучшего оратора России и, возможно, самого умного русского человека ХХ века (ну, пусть одного из самых умных), эффект был бы другим. Но что случилось, то случилось.

Настоящим открытием для меня стала эмигрантская переписка: по степени откровенности, а нередко и литературного блеска она частенько (почти всегда!) существенно превосходила опубликованные мемуары или статьи тех же авторов. Некоторые письма представляли собой настоящие трактаты длиной 20, 30, иногда 50 и даже 70 машинописных страниц. Письма – это источники, на которых, по выражению А. И. Герцена, «запеклась кровь событий». Это история почти в реальном времени. В эпоху Интернета эпистолярный жанр, очевидно, умер. Это то немногое, что можно поставить в невольную вину Всемирной сети.

В целом у меня, как, очевидно, и у большинства людей, проявлявших в той или иной степени интерес к истории эмиграции, она ассоциировалась преимущественно с литературой, шире – с культурой. Вероятно, это справедливо и культурное наследие российской эмиграции остается самым важным. Но здесь было нечто иное и иные – далеко выходящее за рамки традиционного круга тем и набора имен. Проблемы, волновавшие как эмигрантских нотаблей, так и, разумеется, «рядовых» эмигрантов, касались способов заработать на жизнь, трудоустройства, получения виз и видов на жительство, финансирования эмигрантских учреждений. Но, разумеется, не только этого. Вопросы преодоления большевизма, методов восстановления России после хаоса и разрушений революции и Гражданской войны были неизменной частью повестки дня эмигрантских интеллектуалов. Одним из центральных был вопрос о том, какой, собственно, должна стать новая, постбольшевистская Россия? Эмиграция была очень разной, и противоречия между различными группами российского общества перекочевали за границу. Это касалось и способов борьбы с большевизмом, который одни считали наваждением, мороком, другие – самым национальным русским явлением. Одни возлагали надежды на «весенний поход» (так никогда и не состоявшийся) или на терроризм, другие – на эволюцию большевизма, его разложение изнутри, третьи – на помощь заграницы, которую в то же время многие эмигранты не уставали поносить.

Результатом увлечения историей эмиграции стали две монографии, вышедшие в НЛО: «Деньги русской эмиграции: Колчаковское золото, 1918–1957» (2008) и «Русско-еврейский Берлин (1920–1941)» (2013, в соавторстве с Александрой Полян). А также ряд документальных публикаций, прежде всего эпистолярного наследия Василия Маклакова и его корреспондентов, в том числе его переписка с Борисом Бахметевым в 1919–1951 годах («Совершенно лично и доверительно!», в 3 томах, 2001–2002), Василием Шульгиным в 1919–1939 («Спор о России», 2012), Марком Алдановым в 1929–1957 («Права человека и империи», 2015). Перечень не исчерпывающий.

Подготовка исследований и документальных публикаций стала возможной благодаря работе в зарубежных архивах. Дело не только в том, что именно за рубежом хранятся значительные комплексы эмигрантских материалов (другое крупнейшее собрание – Русский заграничный исторический архив в Праге – был вывезен в СССР в 1945 году и находится с тех пор в Госархиве Российской Федерации). Не меньшую роль сыграли условия работы в заграничных архивах. Потрясения начались в Гувере: материалы там подают каждые два часа (при первом визите их принесли тут же, чтобы новенький не тратил зря времени), причем можно заказать сразу до 10 коробок с бумагами; ксерокс стоял прямо в зале, и можно было самостоятельно копировать заинтересовавшие документы. Цена вопроса – 10 центов лист, а если купить copy card за $50, то и вовсе снижалась до 7 центов. Ограничения – не более 100 листов из каждой коллекции (по принятой в России терминологии – фонда) в год. Впрочем, как говорят в Одессе, «кто вам считает…». Если нужно существенно больше, требуется всего лишь написать заявление, и с отказами я не сталкивался. Вообще, отношение архивистов к исследователям в Гувере было просто замечательным. Не могу не вспомнить добрым словом Елену Дэниелсон, Кэрол Лиденхэм, Рональда Булатова, Лору Сороку, Анатолия Шмелева, «хозяйку» Гуверовской библиотеки Молли Моллой.

Кончилось все это тем, что большую часть моего багажа при возвращении из Америки составляли 40 кг ксерокопий. Не считая того, что было переслано по почте. К моей досаде, архив закрывался в 17:00; открывался, правда, в бесчеловечные восемь утра. Это, пожалуй, единственное, что можно «поставить в вину» Гуверовскому архиву. Сейчас страсть к документам на бумаге кажется несколько наивной. Но то была середина 1990-х годов, и вряд ли кто-нибудь тогда мог вообразить, какими стремительными темпами будут развиваться современные технологии.

Затем последовали изыскания в Бахметевском архиве русской и восточноевропейской истории и культуры при Батлеровской библиотеке редких книг и рукописей Колумбийского университета. Это второе по масштабам собрание материалов, относящихся к истории России, за рубежом. Местные архивисты, узнав, что я приехал из Гувера, спросили: «Правда, что там подают материалы через два часа?» – «Да», – ответил я с гордостью за «свой» Гувер. Реакция была неожиданной: «Какой ужас!» В Бахметевском подают (вывозят на тележке) материалы исследователям через 15 минут! Правда, с копированием там были проблемы: копии нужно было заказывать задолго заранее и в ограниченном количестве. Теперь эта проблема в Бахметевском, как и практически во всех зарубежных архивах, снята: материалы можно фотографировать, без всяких ограничений и совершенно бесплатно. В результате бумажные завалы сменились тысячами кадров, в которых непросто разобраться.

Важные бумаги по интересующей меня проблематике обнаружились и в британских архивах – в рукописных отделах Бодлеанской библиотеки в Оксфордском университете и Школы славянских и восточноевропейских исследований Университетского колледжа Лондона. Но в особенности – в Русском архиве в Лидсе, где нашлось последнее звено в истории так называемого золота Колчака.

Считаю приятной обязанностью выразить признательность за многолетнее сотрудничество и дружбу куратору Бахметевского архива Татьяне Чеботаревой и Русского архива в Лидсе Ричарду Дэвису.

Все это время я довольно регулярно публиковал статьи и документы преимущественно личного происхождения в различных журналах и сборниках. Среди них были и вполне академические и статусные журналы, вроде «Нового литературного обозрения» и «Отечественной истории» (затем переименованной в «Российскую историю»). И замечательный альманах «Диаспора», основанный покойным, увы, Владимиром Аллоем, издававшийся Татьяной Притыкиной под редакцией безвременно ушедшего из жизни в недоброй памяти 2020 году Олега Коростелева. Некоторые тексты были опубликованы в различных малотиражных академических сборниках или в практически недоступных в России эмигрантских изданиях. В частности, в роскошном журнале «Колоколъ», издававшемся в Лондоне Александром Шлепяновым, сценаристом знаменитого советского шпионского фильма «Мертвый сезон». В первом номере журнала Ильич (Шлепянов иногда подписывался «Ваш Ильич») честно предупредил: «Герцена среди нас нет». Однако среди авторов журнала были Василий Аксенов, Василь Быков и немало других замечательных авторов. Увы, об Александре Ильиче тоже приходится говорить – покойный3.

Многие из моих «эмигрантских» текстов собраны в настоящем томе. Большинство их существенно доработано с учетом новых архивных материалов и публикаций. Некоторые печатаются впервые. Тексты организованы по тематическому принципу и отражают, с одной стороны, исследовательские интересы автора, но главное – недостаточно изученные, на мой взгляд, аспекты истории эмиграции. Одна из тем – поиски путей преодоления большевизма и одновременно поиски новой России, неведомой страны, которой она должна была стать. Страны воображаемой, проектируемой, которая и сейчас только маячит на горизонте. Посол Временного правительства в Вашингтоне Борис Бахметев мечтал о создании новой, демократической, «крестьянско-купеческой» России. Он считал, впрочем, что это не мечты, а вполне реальный план и что его соотечественники стремятся к свободе, самоуправлению, продуктивному труду. И только большевики им мешают. Сходным образом рассуждали и некоторые другие парижские или нью-йоркские мечтатели.

Еще один сюжет – о деньгах, которых остро не хватало и рядовым, и не вполне рядовым эмигрантам, и эмигрантским институциям, будь то Совет российских послов в Париже или Русская армия генерала Петра Врангеля, которую он упорно стремился сохранить под ружьем. В распоряжении Совета послов оказались остатки средств, вырученных от продажи золота Колчака, в руках Врангеля – Петроградская ссудная (серебряная) казна, иными словами – ломбард. О том, как послы распорядились последней частью золота Колчака и что стало с «серебром Врангеля», рассказывается в соответствующем разделе, так же как о судьбе царского наследства – средств императорской фамилии, оказавшихся за границей. На которые нашлось тогда столь много претендентов, включая внезапно «воскресшую» великую княжну Анастасию.

Одна из важнейших тем тома – русская эмиграция и Вторая мировая война, приведшая к очередному расколу и без того недружной эмиграции. Одни считали, что против большевиков надо идти хоть с чертом, даже если его зовут Адольф Гитлер, другие участвовали в Сопротивлении и даже уверовали в перерождение советской власти в годы войны и пытались с ней примириться.

Борис Бахметев предрекал, что после «троглодитного периода», подразумевая под этим большевизм, в России «при всяких обстоятельствах в результате придут Колупаевы и Разуваевы и что их-то правительство и будет началом прочного благосостояния и процветания»4. Колупаевых и Разуваевых у нас в избытке. Остается надеяться, что благосостояние и процветание не за горами.

Кому адресована эта книга? Любому человеку, интересующемуся российской историей и культурой, в особенности историей эмиграции. Надеюсь, что книга окажется полезной специалистам и интересной для людей, еще не отвыкших читать книжки.

ЭМИГРАЦИЯ ИЗ РОССИИ (XVI–XX ВВ.)

Историческая справка 5

ЭМИГРАЦИЯ ИЗ РОССИИ ДО 1917 ГОДА

Выезд отдельных лиц или групп из России по политическим, религиозным и национальным мотивам фиксируется с XVI века. Бегство князя Андрея Курбского в Польшу (1564) и, что более существенно, мотивировка его деяния в переписке с Иваном Грозным была едва ли не первым актом той драмы, которая называется эмиграцией. Андрею Курбскому принадлежит написанный за границей политический памфлет «Повесть о великом князе Московском» (1573). В 1566 году уехал в Литву первопечатник Иван Федоров. Правом покидать страну жители России не обладали, и любой отъезд без специального поручения или царского дозволения рассматривался как преступление. Предшественниками эмигрантов в современном смысле этого слова можно счесть подьячего Г. К. Котошихина, бежавшего в Литву (1664), а затем в Швецию; он составил по заказу шведского правительства очень информативное сочинение «О России в царствование царя Алексея Михайловича». После указа 1685 года, предусматривавшего «сожжение в срубе» за принадлежность к расколу, началась, хотя и немногочисленная, эмиграция старообрядцев, селившихся на землях Османской и Австро-Венгерской империй. После подавления Булавинского восстания 1707–1708 годов казаки-некрасовцы ушли сначала на Кубань, а затем в Турцию (1740). Отказался вернуться в Россию, опасаясь быть привлеченным к делу царевича Алексея, дипломат А. П. Веселовский (1719). В конце 1760–1780 годов территорию империи покинули татары и ногайцы (около 200 тыс. чел.), запорожские казаки (около 10 тыс. чел.); в 1771 году около 200 тыс. калмыков ушло в Джунгарию.

Более точные сведения об эмиграции из России имеются начиная с XIX века. С 1820 по 1916 год страну покинуло более 4,5 млн чел. Поскольку закона, регулирующего эмиграцию, в дореволюционной России никогда принято не было и официальной статистики не велось, то оценки численности и характера эмиграции даются исследователями в основном по данным зарубежной статистики. Начальная дата объясняется тем, что регулярный учет иммигрантов стал вестись в США, главной стране-реципиенте покидавших родину российских подданных, именно с 1820 года. Следует также учесть, что стоимость заграничного паспорта была довольно высокой и около 75% мигрантов (покидавших Россию как навсегда, так и временно) переходили границу нелегально, пользуясь услугами контрабандистов. Эмиграция XIX – начала XX века подразделяется на трудовую (экономическую), национальную, религиозную и политическую.

Выезд из России – навсегда или временно, на заработки, – шел в двух направлениях: в Европу (преимущественно Германию, Швецию и Данию) и за океан (США, Канада, Южная Америка, Австралия). Исключительное место среди стран-реципиентов занимали США – туда с 1820 по 1913 год выехало более 3 млн чел. Динамика эмиграции из России в США выглядит следующим образом: в 1820–1857 годах лишь трижды число выезжающих превысило 100 чел. в год, в 1858–1869 годах выезжало от 100 до 1000 чел., в 1870-м число эмигрантов превысило 1000 чел., в 1881-м был перейден 10-тысячный рубеж, в 1891 году уехало 45 тыс., в 1902-м – более 100 тыс., в 1913-м – свыше 291 тыс. чел.

В 1899–1913 годах (статистика по этнической принадлежности начала вестись с 1898-го) большинство иммигрантов из России в США составляли евреи – 41%, за ними шли поляки – 29%, литовцы и латыши – 9%, финны и эстонцы – 7%, русские – 7% (сюда следует, очевидно, включить также украинцев и белорусов), немцы – 6%, прочие – 1,0%. Евреи и немцы, судя по половозрастному составу эмигрантов, изначально намеревались покинуть Россию навсегда.

С 1890-х годов росло число временно выезжающих за рубеж на заработки. В 1894 году в Германию выехало на заработки около 80 тыс. чел., в 1902 году их количество увеличилось до 348 тыс. В среднем в начале XX века на заработки выезжало ежегодно около 400–500 тыс. чел. Выезд в Германию облегчался благодаря Межгосударственному соглашению 1897 года, регулировавшему движение сезонных рабочих. В основном выезжали жители западных губерний, 90% которых составляли поляки.

Наиболее многочисленной эмиграцией из России была еврейская. В 1881–1914 годах страну покинули 1 млн 980 тыс. евреев, из них 1 млн 557 тыс. (78,6%) эмигрировали в США. Лишь немногие уезжали в Палестину (так называемая «алия» [восхождение]), Аргентину, европейские страны. Еврейская эмиграция приветствовалась правительством, видевшим в ней разрешение еврейского вопроса. Евреям, покинувшим Россию, было запрещено возвращаться обратно. Среди других национальных групп, «поставлявших» эмигрантов, следует выделить поляков (в особенности после восстаний 1830–1831 и 1863–1864 годов), ногайцев и татар Таврической губернии (свыше 190 тыс. чел.), выехавших из России после Крымской войны в 1860–1862 годах, горцев Западного Кавказа (около 470 тыс. чел.), бежавших в Турцию в результате Кавказской войны (1864), немцев. Российскую империю в дореволюционный период покинули в общей сложности около 500 тыс. русских, согласно статистике стран-реципиентов, однако на самом деле в это число следует включить украинцев, белорусов и часть евреев.

По религиозным мотивам из России уехали, по-видимому, не менее 30 тыс. чел. Наиболее интенсивно эмиграция проходила в 1890–1905 годах (около 18 тыс. чел.). В 1898 году было получено разрешение МВД на эмиграцию духоборов, без права возвращения на родину. Всего в Канаду при поддержке английских и американских квакерских организаций, а также Л. Н. Толстого, передавшего на переселение гонорар за роман «Воскресение», выехало в 1898–1899 годах около 7500 чел. Уезжали также меннониты, штундисты (более тысячи), отправившиеся в Америку, духовные молокане, субботники, переселившиеся в Палестину.

Первым политическим эмигрантом в XIX веке стал декабрист Н. И. Тургенев, приговоренный на родине к смертной казни. В 1840-е на положение эмигрантов перешли М. А. Бакунин, В. С. Печерин, И. Г. Головин, Н. И. Сазонов. Перу Головина принадлежат первые революционные брошюры, вышедшие за рубежом, – «La Russie sous Nicolas I» (Россия при Николае I) (Париж, 1845) и «Катехизис русского народа» (Париж, 1849). Однако заметным явлением оппозиционная эмиграция становится после выезда за границу А. И. Герцена (1847) и основания им в Лондоне Вольной русской типографии (1853). Герцен положил начало свободной русской печати, издавал альманах «Полярная звезда», газету «Колокол» (1857–1867), сборники «Голоса из России», «Исторические сборники Вольной русской типографии», отдельные книги и брошюры. В 1856 году к нему присоединился Н. П. Огарев. Герценовские издания проникали в Россию и вплоть до Польского восстания 1863–1864 годов пользовались достаточно широким распространением и популярностью в образованном обществе.

Революционная эмиграция была отражением революционного движения в России. В 1860-е складывается «молодая эмиграция» (А. А. Серно-Соловьевич, Н. И. Утин, Н. Я. Николадзе, М. К. Элпидин и др.). В 1865 году центр русской эмиграции перемещается в Швейцарию (Женева, Цюрих, Берн); возрастает число эмигрантских типографий и различных изданий; в то же время обостряются разногласия между «молодой», радикально настроенной эмиграцией и эмиграцией «старой». В Швейцарии издавал свои агитационные издания и перешедший на некоторое время под его контроль «Колокол» С. Г. Нечаев, ставший одним из первых эмигрантов, выданных швейцарскими властями русскому правительству.

В период подъема народнического движения число эмигрантов и эмигрантских изданий увеличивается, за рубежом оказались ведущие идеологи народничества – Бакунин, П. Л. Лавров, П. Н. Ткачев. Лавристы издавали журнал (1873–1874) и газету (1875–1876) «Вперед!», бакунисты – газету «Работник» (1875–1876) и журнал «Община» (1878), якобинцы – журнал «Набат» (1875–1881). В начале 1880-х в Париже обосновались уцелевшие лидеры «Народной воли» (Л. А. Тихомиров, М. Н. Ошанина), издававшие журнал «Вестник Народной воли» (1883–1886); в 1890-х годах образовалась Группа старых народовольцев (Лавров, Ошанина, И. А. Рубанович и др.), выпускавшая «Материалы для истории социально-революционного движения в России» (1893–1896).

В 1883 году в Женеве Г. В. Плехановым, П. Б. Аксельродом, В. И. Засулич и другими была создана первая социал-демократическая группа «Освобождение труда» (издавала сб. «Социал-демократ», 1888, 1890–1892 и др.). Во второй половине 1880-х – 1890-х на страницах эмигрантской печати идет спор о различных путях революционного движения, наряду с пропагандой социал-демократических идей предпринимаются попытки сочетать либерализм с народовольчеством («Свободная Россия» В. Л. Бурцева и В. К. Дебогория-Мокриевича, 1889), пропагандируется терроризм («Народоволец» Бурцева, 1897, 1903). С середины 1890-х определяются два наиболее влиятельных направления – социал-демократическое и социально-революционное. С 1900-го издается марксистская «Искра» (ред. В. И. Ленин, Ю. О. Мартов, Плеханов и др.), главной задачей которой была подготовка образования социал-демократической партии. «Искра» полемизировала по идейным и организационным вопросам с органами социал-демократов-экономистов «Рабочей мыслью» (1897–1902), «Рабочим делом» (1899–1902) и др. Центральными органами социалистов-революционеров были газета «Революционная Россия» (1900–1905), журнал «Вестник русской революции» (1901–1905). В 1901–1902 годах образуется партия социалистов-революционеров, среди прочего возобновившая революционный терроризм; разработка многих терактов Боевой организации ПСР происходила за границей, ее заграничным представителем был М. Р. Гоц. В 1903 году образуется РСДРП, расколовшаяся на большевиков и меньшевиков. «Искра» стала органом последних, большевики издавали газеты «Вперед» (1904–1905) и «Пролетарий» (1905). С 1902 года в Штутгарте, затем в Париже выходил орган либерального Союза освобождения – двухнедельник «Освобождение» (1902–1905, ред. П. Б. Струве). За границей возникают анархистские группы различного толка: хлебовольцы, издававшие одноименный журнал (Г. И. Гогелия и др.), находившиеся под влиянием П. А. Кропоткина.

В ходе революции 1905–1907 годов в эмиграции, наряду с революционерами-интеллигентами, появляются матросы броненосца «Потемкин», в основном обосновавшиеся в Румынии. После подавления революции многие эмигранты, вернувшиеся после объявления политической амнистии в Россию, вновь вынуждены были бежать за границу, к ним присоединились активные участники революции, которым на родине грозило судебное преследование. После революции и отчасти в результате появления в России относительно свободной печати и представительных учреждений влияние радикальных партий в значительной степени падает, сокращается их численность; в то же время для партийных организаций в эмиграции характерны расколы, споры по идейным и организационным вопросам (группа «Вперед», Августовский блок и др., альтернативные партийные школы – на Капри и в Лонжюмо у социал-демократов, группа «Революционной мысли» у эсеров, анархисты-коммунисты, чернознаменцы, безначальцы и другие – у анархистов).

Всего с 1855 по 1917 год в Европе российские политэмигранты издавали 287 газет и журналов, из них в Женеве – 109, в Париже – 95, в Лондоне – 42, в Берлине – 17. Российская политическая эмиграция являлась своеобразной «лабораторией революционной и оппозиционной мысли».

Эмиграция раскололась по отношению к Первой мировой войне. Патриотическую позицию заняли Плеханов, Кропоткин, Бурцев, который вернулся в Россию, где был арестован и предан суду, эсеры В. И. Лебедев, Б. В. Савинков, С. Н. Слетов, добровольцами вступившие во французскую армию (последний погиб на фронте). Пораженческую позицию заняли большевики, лидер которых Ленин выдвинул лозунг превращения войны империалистической в войну гражданскую, против войны выступали меньшевики-интернационалисты, часть эсеров. Они приняли участие в международных социалистических Циммервальдской (1915) и Кинтальской (1916) конференциях.

После Февральской революции 1917 года большинство эмигрантов, при финансовой поддержке Временного правительства и при содействии российских посольств, вернулось в Россию. Некоторые, включая Ленина, М. А. Натансона и др., сочли возможным вернуться на родину через территорию Германии в специальных вагонах, пользовавшихся правами экстерриториальности.

РОССИЙСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ ПОСЛЕ 1917 ГОДА

«Первая волна» русской эмиграции

После Октябрьской революции 1917 года российская эмиграция принципиально отличалась от всех предыдущих сочетанием вынужденности, массовости, политического характера и, наконец, стремлением сохранить национальную и культурную идентичность, что привело к созданию и сравнительно длительному существованию «России № 2», именуемой также в литературе «Русским зарубежьем» или, по более точному определению М. Раева, «Россией за рубежом». Формирование послереволюционной эмиграции происходило в основном в 1917–1921 годах, ее составили гражданские лица, начавшие покидать отечество сразу после Октябрьского переворота через финляндскую и польскую границы, военнопленные Первой мировой и советско-польской войн, отказавшиеся репатриироваться на родину, служащие дипломатических, заготовительных и иных российских учреждений за рубежом; однако основной контингент так называемой «первой волны» российской эмиграции XX века составили военнослужащие антибольшевистских воинских формирований и ушедшие вместе с ними гражданские лица. Наиболее крупные эвакуации были произведены после Новороссийской катастрофы деникинской армии (март 1920) и в особенности из Крыма в ноябре 1920 года, когда морем в Турцию была вывезена Русская армия Врангеля вместе с гражданскими лицами общей численностью около 150 тыс. чел. Впоследствии число эмигрантов пополняли лица, высланные из Советской России (наиболее крупная акция такого рода – высылка около 150 [вместе с семьями] интеллектуалов в 1922 году), «невозвращенцы» (советские служащие, оставшиеся за границей).

Юридически статус эмигрантов для российских изгнанников удостоверила советская власть. Постановлением СНК от 28 октября 1921 года российского гражданства были лишены лица, «добровольно служившие в армиях, сражавшихся против Советской власти, или участвовавшие в какой бы то ни было форме в контрреволюционных организациях, а также лица, выехавшие из России после 7 нояб. 1917 без разрешения Сов. власти». Указом от 15 декабря 1921 года все бывшие жители России, находившиеся за границей, лишались гражданства, если они не возьмут советские паспорта до 1 июня 1922 года.

Точная численность эмиграции «первой волны» неизвестна. Наиболее достоверной представляется цифра 1,5–2 млн. чел. По данным американского Красного Креста, численность русских эмигрантов на 1 ноября 1920 года составляла 1 965 500 чел. Первоначально основными центрами пребывания русских беженцев в Европе были район Константинополя (Русская армия Врангеля разместилась на Галлиполийском полуострове и на острове Лемнос), Берлин и Париж, в начале 1920-х к ним добавились Белград, Прага и София. На Дальнем Востоке центром русской эмиграции был Харбин. К апрелю 1921 года Франция израсходовала на содержание армии Врангеля свыше 200 млн франков, не считая помощи, поступившей от российских дипломатов, контролировавших казенные средства за рубежом. К концу 1921 года российские военные контингенты были переведены в Сербию и Болгарию. Часть из них поступила в пограничную стражу Королевства сербов, хорватов и словенцев, часть была переведена на «трудовое положение», работая на строительстве дорог, в шахтах, каменоломнях и т. п. Материальная помощь русским беженцам в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (Королевстве СХС) и Болгарии оказывалась правительствами этих стран, субсидии на переселение были также выделены Совещанием российских послов в Париже. В 1922 году в Турции осталось около 35 тыс. русских беженцев. В первой половине 1920-х годов для русских беженцев была характерна высокая подвижность, определявшаяся в основном возможностью найти работу, так же как политикой в отношении эмигрантов правительств тех или иных стран. Ситуация на рынке труда была довольно благоприятной, учитывая убыль мужского населения в период Первой мировой войны, особенно во Франции. Притягательность Германии в первой половине 1920-х определялась гиперинфляцией, делавшей жизнь эмигрантов там сравнительно дешевой. Материальную помощь русским беженцам оказывали правительства Югославии (Королевства СХС) и Чехословакии.

Огромное значение для российских изгнанников в начале 1920-х годов имела помощь международных и российских благотворительных организаций. Такая помощь была оказана прежде всего американским Красным Крестом. В 1919 году за границей было воссоздано Российское общество Красного Креста (председатель – гр. П. Н. Игнатьев), в феврале 1921 года в Париже был образован Земско-городской комитет помощи российским гражданам за границей (председатель – кн. Г. Е. Львов), отделения которого действовали в Праге, на Балканах, в Германии и других странах. Эти учреждения получали средства от иностранных и российских благотворительных организаций и иногда правительств, а также от Совещания российских послов в Париже (председатель в 1921–1932 годах М. Н. Гирс, с 1932-го – В. А. Маклаков) через образованный при Совещании Финансовый совет. Эмигрантами были созданы сотни объединений по профессиональному (союзы инженеров, врачей, шоферов и т. д.), национальному (Союз русских евреев в Германии и др.) и иным принципам, которые позволяли им легче адаптироваться в чуждой среде.

Правовую поддержку российским беженцам оказывали российские посольства и консульства, однако их возможности были весьма ограниченны, и особое значение имела поддержка со стороны Лиги Наций, при которой была учреждена должность Верховного комиссара по делам беженцев. Верховным комиссаром был назначен норвежский полярный исследователь Ф. Нансен. Комитет Нансена занимался правовой защитой беженцев, содействовал в их расселении. Представителем российской эмиграции при Комитете Нансена стал бывший российский посланник в Стокгольме К. Н. Гулькевич. Впоследствии, после смерти Нансена, проблемами беженцев занимался Комиссариат по делам беженцев при Международном бюро труда. После смерти Гулькевича в 1935 году представителем интересов российских эмигрантов в этой организации стал адвокат Я. Л. Рубинштейн. Огромное значение для эмигрантов имело введение в 1924 году так называемого Нансеновского паспорта, обладатель которого получал в странах, признававших Декларацию Лиги Наций 1928 года, право на жительство и трудоустройство, по этому паспорту можно было получать визы, переезжать из страны в страну и т. д. За выдачу и возобновление паспорта взимался довольно высокий сбор (5 золотых франков), который шел в конечном счете на нужды беженцев через международные организации в Женеве и местные беженские организации. После признания большинством стран, в которых расселились русские беженцы, Советского Союза, посольства и консульства старой России (последним признанным добольшевистским правительством оставалось Временное правительство), как правило, преобразовывались в Офисы (бюро) по делам русских беженцев при Министерствах иностранных дел стран пребывания, одновременно будучи тесно связанными с Комитетом Нансена (Комиссариатом по делам беженцев) в Женеве.

Сложившееся в литературе представление об элитарном характере «первой волны» русской эмиграции не вполне соответствует действительности. Подавляющее большинство эмигрантов принадлежало к непривилегированным слоям (средние городские слои, студенты, мелкие землевладельцы, квалифицированные рабочие, крестьяне, казаки, офицерство); их судьба в конечном счете, несмотря на первоначальные мытарства, сложилась гораздо благополучнее, чем у их соотечественников, оставшихся на родине. В числе эмигрантов оказалось и немало представителей интеллектуальной, политической и деловой элиты – писателей и художников, политических и государственных деятелей, крупных предпринимателей. «Первую волну» отличал сравнительно высокий уровень образования: почти все имели начальное образование, приблизительно две трети – среднее, каждый седьмой – университетское. По этнической принадлежности большинство эмигрантов были русскими, хотя в эмигрантском сообществе были представлены различные народы бывшей Российской империи. Наиболее многочисленными группами вслед за русскими были евреи, украинцы, армяне, грузины, немцы.

Представление о динамике численности беженцев, так же как о распределении их по географическим зонам и странам, дает приведенная ниже таблица (источник – Simpson J. H. The Refuge Problem: Report of a Survey. L.; N. Y.; Toronto: Oxford Univ. Press, 1939. P. 561).

Следует учесть, что приведенные данные могут быть неполны, ибо не все эмигранты были зарегистрированы. В то же время многие, натурализовавшись и формально перестав быть эмигрантами, сохраняли национальную идентичность и считали принятие иностранного гражданства формальным актом. Сокращение численности русских эмигрантов объясняется несколькими факторами: высокой смертностью, натурализацией, неблагоприятной демографической ситуацией – большинство эмигрантов были одинокими мужчинами, что обусловило низкую рождаемость. За 1921–1931 годы, после объявления политической амнистии в 1921-м, в Советскую Россию-СССР вернулось свыше 181 тыс. чел. (пик пришелся на 1921 год – 121 843 чел.), большинство из них, по данным эмигрантской печати, было репрессировано.

В эмиграцию российские политические деятели «вывезли» политические страсти, обуревавшие их на родине. Одной из важнейших проблем был вопрос о формах дальнейшей борьбы с большевиками. Генерал Врангель пытался сохранить армию, надеясь на продолжение вооруженной борьбы. В армии поддерживалась военная дисциплина, действовали военно-полевые суды, приводились в исполнение смертные приговоры. Под председательством Врангеля был образован «Русский совет» (И. П. Алексинский, Павел Д. Долгоруков, Н. Н. Львов, генералы А. П. Кутепов, П. А. Кусонский, П. Н. Шатилов и др.), совещательный орган при Главнокомандующем (апрель 1921 – сентябрь 1922).

П. Н. Милюков в записке «Что делать после Крымской катастрофы?» (декабрь 1920) сформулировал основные положения «новой тактики», суть которой была в ставке на эволюцию советской системы, ее разложение, преодоление большевизма изнутри. Одной из важнейших задач деятели либерально-демократического направления считали объединение антибольшевистских сил на демократической платформе, создание «суррогата» национального представительства. Попыткой такого объединения стало Совещание членов Учредительного собрания, состоявшееся в январе 1921 года в Париже. В Совещании приняли участие 33 члена Учредительного собрания, в основном эсеры (большинство) и кадеты. Совещание избрало Исполнительную комиссию во главе с Н. Д. Авксентьевым, но через год его деятельность прекратилась за отсутствием средств.

Как бы в противовес «Учредилке» в феврале 1921 года в Париже бывшими членами Государственной думы и Государственного совета был образован Русский парламентский комитет; в «инициативную группу» входили А. И. Гучков, В. Д. Кузьмин-Караваев, Г. А. Алексинский, М. А. Искрицкий, Е. И. Кедрин. Свою задачу члены комитета видели в защите «русского дела» перед западноевропейскими правительствами. Председателем Русского парламентского комитета в 1921–1923 годах был А. И. Гучков. Аналогичные комитеты образовались также в Лондоне, Берлине и Константинополе.

В июне 1921 года в Париже состоялся съезд Русского национального объединения. В подготовке и проведении съезда видную роль играли кадеты А. В. Карташев, В. Д. Набоков, М. М. Федоров, а также В. Л. Бурцев и др. Это была еще одна попытка создать надпартийное объединение. На съезде был избран Национальный комитет (председатель – А. В. Карташев). Русский национальный союз видел свои цели в уничтожении в России «политического и социального строя, приведшего к порабощению всего населения в интересах коммунистической партии; восстановление русской государственности на демократических основах, обеспечивающих полное гражданское равноправие и политическую свободу; защиту, впредь до восстановления русской государственности, чести, достоинства, прав и интересов России и русских граждан» и др.

Для «старых» российских партий в эмиграции была характерна непрерывная череда расколов. В июне 1921 года Милюковым, М. М. Винавером и другими была создана Парижская демократическая группа партии народной свободы, преобразованная в 1924-м в Республиканско-демократическое объединение при участии пражской эсеровской группы «Крестьянская Россия» (А. А. Аргунов, С. С. Маслов и др.). Центром правых кадетов (Набоков и др.) стал Берлин, а рупором – газета «Руль» (1920–1931), которую редактировал И. В. Гессен.

Эсеры разделились на правых (Авксентьев, А. Ф. Керенский, В. В. Руднев и др.), левых (В. М. Чернов, Н. С. Русанов, Г. И. Шрейдер и др.) и центр (И. М. Брушвит, В. М. Зензинов, О. С. Минор и др.). Дважды – в ноябре 1923 года в Праге и апреле–мае 1928 года в Париже – эсеры провели съезды заграничных организаций ПСР. Эсеров разделяло отношение к происходящему в России, большее или меньшее отрицание или приятие «завоеваний» революции, отношение к национально-государственному устройству России и т. д. Печатными органами различных группировок были газета, затем журнал «Воля России» (Прага, 1920–1932, ред. Лебедев, М. Л. Слоним, Е. А. Сталинский и др.), газета «Дни» (Париж, Берлин, 1922–1932, ред. Керенский), основанный Черновым журнал «Революционная Россия» (Ревель, Берлин, Прага, 1920–1929, 1931) и др. В 1940–1941 годах часть лидеров партии (Авксентьев, Вишняк, Зензинов, Чернов и др.) бежала от нацистской угрозы в Нью-Йорк. Нью-йоркская группа осталась единственной (в 1942 году часть эсеров из нее вышла). Она издавала журнал «За свободу» (Нью-Йорк, 1941–1947, ред. Зензинов). Группа просуществовала до середины 1960-х годов.

Заграничная делегация РСДРП (меньшевиков) образовалась вокруг журнала «Социалистический вестник» (выходил с 1921 года в Берлине [в 1933–1940 годах – в Париже] при ближайшем участии Р. А. Абрамовича и Мартова, в 1923–1940 годах – под ред. Абрамовича и Ф. И. Дана [в 1923–1933 годах – при участии Д. Далина]). Меньшевики отвергали какие-либо соглашения с большевиками, указывали на коренное противоречие между политической системой Советской России и экономическими принципами нэпа. У меньшевиков выделилась правая группа «Заря», названная так по журналу, издававшемуся в Берлине в 1922–1925 годах Ст. Ивановичем (Португейсом) и др. Группа признавала вооруженные методы борьбы с большевиками. В 1933 году меньшевистский центр переместился из Берлина в Париж, в 1940–1941 годах почти все видные меньшевики (Абрамович, Далин, Дан, Ю. П. Денике, Б. И. Николаевский и др.) перебрались в США. В Нью-Йорке было возобновлено издание «Социалистического вестника», выходившего до 1965 года (с 1963-го в виде сборников).

Попытки объединения предпринимались монархистами. На съезде в Рейхенгалле (Германия) в мае 1921 года был избран Высший монархический совет (ВМС), а его председателем стал Н. Е. Марков. ВМС объединял почти 100 монархических организаций. Однако во Франции правые создали собственную организацию – Совет Монархического объединения во главе с А. Ф. Треповым. Монархистов разделял также династический вопрос: одни ориентировались на великого князя Николая Николаевича (двоюродный дядя Николая II), другие – на великого князя Кирилла Владимировича (двоюродный брат Николая II), сначала провозгласившего себя местоблюстителем престола, а 31 августа 1924 года в Кобурге (Германия) – императором всероссийским. Если Николай Николаевич заявлял, что он «не предрешает будущего образа правления России», то Кирилл Владимирович выдвинул лозунг «За веру, царя и отечество!». Николай Николаевич умер в 1929 году, Кирилл Владимирович – в 1938-м. Его потомки признаются большинством современных монархистов легитимными претендентами на российский престол. Монархисты разных направлений издавали газеты («Русская газета», Париж; «Вера и верность», г. Нови-Сад, Югославия; «Высший монархический совет», Берлин; «Русь», София и многие другие).

Попытку объединения правые и умеренно правые предприняли на Русском зарубежном съезде (Париж, апрель 1926 года, 420 делегатов из 26 стран, председатель – П. Б. Струве). Съезд признал совершившийся в результате революции передел земли и счел невозможным возвращение ее прежним собственникам. В качестве желательного лидера эмиграции большинство съезда рассматривало великого князя Николая Николаевича, однако на обращенное к нему приветствие великий князь ответил уклончиво, призывая в то же время единомышленников не предрешать будущих судеб России. После окончания съезда возникли умеренно правое Центральное объединение (председатель – А. О. Гукасов) и откровенно монархическое «Патриотическое объединение» (председатель – И. П. Алексинский).

В сентябре 1924 года, когда стала ясна невозможность сохранения армии, Врангелем был основан Русский общевоинский союз (РОВС), который должен был объединять бывших военнослужащих, где бы они ни находились. Отделы РОВС были образованы в Европе, на Дальнем Востоке и в США. В Париже под руководством генерала Н. Н. Головина работали Высшие военно-научные курсы, где бывшие офицеры и генералы изучали опыт Первой мировой и Гражданской войн, знакомились с организацией и боевой подготовкой Красной армии. Кружки для военного самообразования офицеров были созданы в разных странах. РОВС объявил прием в полковые объединения молодых людей, достигших призывного возраста в эмиграции. Они должны были сдавать экзамены на чин унтер-офицера, а потом и на офицерский чин. Печатным органом РОВС стал журнал «Часовой» (Париж; Брюссель, 1929–1941, 1947–1988, ред. В. В. Орехов, Е. В. Рышков [Евг. Тарусский, 1929–1941]). РОВС признал Николая Николаевича своим «верховным вождем». Очень быстро выявились разногласия между Врангелем и великим князем, приблизившим к себе генерала Кутепова и поручившим ему «политическую работу».

Попытки вести борьбу с советской властью (так называемый «активизм») на российской территории оканчивались, как правило, неудачами. Деятельность тайной организации «Центр действия» (ноябрь 1920 – середина 1923, Н. В. Чайковский [председатель], Н. П. Вакар, М. В. Вишняк, И. П. Демидов и др., финансовую поддержку оказывал российский посол в США Б. А. Бахметев) свелась в конечном счете к сбору информации. Попытки Б. В. Савинкова завязать связи с антибольшевистскими силами в СССР кончились тем, что он попал в сети ГПУ, был выманен на советскую территорию и арестован в августе 1924 года. Убийства в 1923 году советского представителя на Лозаннской конференции В. В. Воровского и в 1927-м советского полпреда в Польше П. Л. Войкова было делом рук одиночек, не связанных с какой-либо организацией. В 1927 году Кутепову удалось заслать в СССР несколько групп боевиков, однако лишь одна из них сумела осуществить террористический акт – взрыв в партийном клубе в Ленинграде (В. Ларионов и др.), остальные были арестованы или уничтожены.

Эмигрантские организации были пронизаны советской агентурой, путем создания фиктивной антисоветской организации «Трест», вступившей в контакт с руководством РОВС и другими видными деятелями эмиграции, ГПУ удавалось своевременно получать необходимую информацию. Советские спецслужбы завербовали генерала Н. В. Скоблина, одного из руководителей Торгпрома С. Н. Третьякова, бывшего офицера, мужа М. И. Цветаевой С. Я. Эфрона и др. Генерал Кутепов, возглавивший РОВС после смерти Врангеля в 1928 году, в 1930-м был похищен и умер по пути в СССР. Сменивший его генерал Е. К. Миллер был похищен в 1937-м, доставлен в Москву и расстрелян. Впоследствии руководителями РОВС были генералы Ф. Ф. Абрамов, А. Г. Архангельский, А. А. фон Лампе. Остатки РОВС существуют до настоящего времени.

В 1928 году был создан Дальневосточный отдел РОВС во главе с генералом М. В. Ханжиным. Претендентами на роль лидеров антибольшевистской эмиграции на Дальнем Востоке были генералы М. К. Дитерихс, Д. Л. Хорват, атаман Г. М. Семенов, однако им не удалось создать сколько-нибудь серьезных объединений. Участие в вооруженной борьбе с Красной армией приняли в 1929 году во время конфликта на КВЖД белогвардейские отряды (под командованием генералов К. П. Нечаева, В. В. Глебова и др.), входившие в состав войск Чжан Цзолиня и других маньчжурских и китайских милитаристов.

В среде эмигрантской интеллигенции возникло движение сменовеховства (по названию сборника «Смена вех» (Прага, 1921). Идеологами сменовеховства были Ю. В. Ключников, Н. В. Устрялов, С. С. Лукьянов, А. В. Бобрищев-Пушкин, С. С. Чахотин и др. Сменовеховцы приветствовали восстановление советской властью «великой России», призывали к примирению и сотрудничеству с ней, к преодолению большевизма изнутри. Они полагали, что в России начался переход от утопии к здравому смыслу. В большевистской революции они усматривали воплощение мессианизма, свойственного русскому народу. Наиболее точно суть идеологии сменовеховства отражена в сформулированном Устряловым понятии «национал-большевизм». Ведущими изданиями сменовеховцев были одноименный еженедельник (Париж, 1921–1922), а затем газета «Накануне» (Берлин, 1922–1925, получала субсидию из Москвы). В начале 1920-х годов издавались также сменовеховские газеты «Новая Россия» (София), «Новости жизни» (Харбин), «Путь» (Гельсингфорс), «Новый путь» (Рига). Почти все вернувшиеся в Россию сменовеховцы, за исключением писателя А. Н. Толстого, были репрессированы в 1930-е годы.

В 1920-е годы в работах Н. Н. Алексеева, Г. В. Вернадского, П. Н. Савицкого, П. П. Сувчинского, Н. С. Трубецкого, Г. В. Флоровского и других оформилась идеология евразийства. В сборнике «Исход к Востоку» (1921), ставшем первым выпуском «Евразийского временника» (Кн. 1–7. София; Берлин; Париж, 1921–1931), «Евразийской хроники» (вып. 1–10. Прага; Париж, 1925–1928) и других изданиях они выработали историософскую концепцию, суть которой была в очередном утверждении о своеобразии исторического пути России, определявшегося ее «месторазвитием» – Евразией, представляющей собой не механическое соединение Европы и Азии, а особое геополитическое единство. Российская (евразийская) цивилизация была враждебна западной, а большевистская революция была бунтом Евразии против навязываемых западных ценностей. В конечном счете евразийство вело к оправданию большевистской революции, и некоторые из евразийцев вернулись в СССР (Д. П. Святополк-Мирский) или даже пошли на сотрудничество с советскими спецслужбами (С. Я. Эфрон).

В 1920–1930-е годы возникли «молодежные» организации Союз младороссов (фактически основан в 1923-м, стал именоваться Союзом младороссов с 1925-го, переименован в Младоросскую партию в 1935-м) и Национально-трудовой союз нового поколения (НТСНП). Младороссы (лидер – А. Л. Казем-бек) в 1923 году в Мюнхене провели свой съезд. Они считали необходимым учесть достижения советского строя, но «повернуть революцию на национальный путь», культивировали «вождизм», выдвинули лозунг «Царь и Советы». Наибольшую активность младороссы проявили в середине 1930-х годов. Они объявили себя «второй советской партией». В 1934–1940 годах в Париже издавалась младоросская газета «Бодрость!». В 1941-м партия самораспустилась.

НТСНП вырос из нескольких молодежных организаций, возникших в середине 1920-х в Болгарии, Югославии, Франции, Чехословакии и других странах, и конституировался как единая организация в первой половине 1930-х (лидеры – В. М. Байдалаков, М. А. Георгиевский, В. Д. Поремский и др.). Союз ставил своей задачей свержение советской власти и установление нового строя на основе «солидаризма». Программные документы НТСНП предусматривали установление твердой власти, «стоящей над партиями и классами» при соблюдении гражданских свобод, здоровый «национальный эгоизм» во внешней политике, предоставление национально-культурной самостоятельности народностям, входящим в состав России. Члены НТСНП считали необходимым личное участие в борьбе против советской власти, организацию повстанческих групп на территории СССР, подготовку терактов. НТСНП дистанцировались от эмигрантов старшего поколения, введя возрастной ценз для членов Союза (1895 г. р.). Отделения Союза имелись в 15 странах, хотя общая его численность, по-видимому, не превышала 1,5 тыс. чел. Сколько-нибудь успешные попытки НТСНП вести действия на территории СССР неизвестны.

Среди эмигрантов, по свидетельствам современников, вероятно в результате суровых испытаний, заметно выросла религиозность. Однако политические разногласия раскололи и Русскую православную церковь за рубежом. Архиерейский синод во главе с митрополитом Антонием (Храповицким), состоявший из руководства Высшего церковного управления, организованного на территориях, контролируемых войсками белых, в эмиграции обосновался в г. Сремски-Карловцы (Югославия), резиденции сербского патриарха. Архиерейский синод отказался подчиняться Московской патриархии и призвал к восстановлению в России династии Романовых, положив начало карловацкому расколу. Митрополит Евлогий (Георгиевский), назначенный Карловацким синодом главой РПЦ в Западной Европе, принял затем назначение на этот пост от московского патриарха и поддержал его курс на отказ от участия церкви в политических делах ради ее сохранения. Евлогий обосновался с 1923 года в Париже; после ликвидации в СССР патриаршества в 1927 году он перешел под юрисдикцию константинопольского патриарха. Митрополит Платон (Рождественский), глава Северо-Американской епархии, отказался подчиняться как Карловацкому синоду, так и Московской патриархии. В 1924 году Всеамериканский собор объявил Северо-Американскую епархию независимой Американской православной церковью.

Большой размах в эмиграции приобрело издательское дело. Поначалу центром был Берлин в силу благоприятных экономических условий и сравнительно широкой читательской аудитории. С 1918 по 1928 год здесь насчитывалось 188 эмигрантских издательств, в том числе такие крупные, как «Петрополис», издательство З. И. Гржебина, «Слово» и др. С 1925 года издательская деятельность по большей части перемещается в Париж, интеллектуальную и культурную столицу российской эмиграции. Наиболее популярным видом печатной продукции эмиграции была периодика. В 1925 году за границей было зарегистрировано 364 периодических издания на русском языке. В 1918–1932 годах увидели свет 1005 наименований русских эмигрантских журналов. Точное число названий эмигрантских периодических изданий неизвестно, однако ориентиром может служить то, что в библиотеках Москвы находится около 1000 наименований журналов и около 600 наименований газет, издававшихся эмигрантами в 1917–1996 годах.

Лучшим журналом эмиграции стали парижские «Современные записки» (1920–1940, всего вышло 70 номеров), выходившие под редакцией эсеров Н. Д. Авксентьева, И. И. Бунакова-Фондаминского, М. В. Вишняка, А. И. Гуковского, В. В. Руднева. В журнале печатались М. А. Алданов, И. А. Бунин, И. С. Шмелев, Б. К. Зайцев, В. В. Набоков, А. М. Ремизов, Д. С. Мережковский, В. Ф. Ходасевич, М. И. Цветаева, публицисты и философы Н. А. Бердяев, Ф. А. Степун и многие другие. Среди не столь долговечных литературно-художественных и общественно-политических журналов выделялись собственными эстетическими позициями и высоким качеством «Русская мысль» (София, Прага, Берлин, 1921–1924, Париж, 1927), «Звено» (в 1923–1926 годах еженедельная газета под редакцией М. М. Винавера и Милюкова, в 1927–1928 журнал, ред. М. Л. Кантор), «Версты» (Париж, 1926–1928, ред. Святополк-Мирский, Сувчинский и др.), молодая литература была представлена на страницах «Чисел» (Париж, 1930–1934, ред. И. В. де Манциарли, Н. А. Оцуп) и журнала «Встречи» (Париж, 1934, ред. Г. В. Адамович и Кантор); сильный литературный отдел был в пражской «Воле России», в Харбине органом литературной группы «Чураевка» стала одноименная литературная газета (1932–1934, в 1932 году называлась «Молодая Чураевка»), в Шанхае была предпринята попытка издания «толстого» литературно-художественного журнала «Понедельник» (1930–1934). Органом Религиозно-философской академии Н. А. Бердяева был журнал «Путь» (Париж, 1925–1940), издававшийся ИМКА-Пресс; религиозно-философские искания интеллектуальной элиты эмиграции нашли отражение в журнале «Новый Град» (Париж, 1931–1939, ред. Бунаков-Фондаминский, Г. П. Федотов, Ф. А. Степун). Журналом для легкого чтения был парижский еженедельник (затем двухнедельник) «Иллюстрированная Россия» (1924–1939); аналогичную роль выполнял на Дальнем Востоке иллюстрированный еженедельник «Рубеж» (Харбин, 1927–1946).

Лидерами газетного рынка были «Последние новости» (1920–1940, редактор с 1921 года Милюков), лучшая газета Российского зарубежья; с ней безуспешно пыталось конкурировать парижское «Возрождение» (редакторы в 1925–1927 годах П. Б. Струве, с 1927-го – Ю. Ф. Семенов), придерживавшееся правой ориентации. Крупнейшими эмигрантскими газетами были также рижская «Сегодня» (1919–1940, ред. М. С. Мильруд и др.), берлинский «Руль» (1920–1931, ред. И. В. Гессен и др.), белградское «Новое слово» (1921–1930, ред. М. А. Суворин); в Нью-Йорке продолжало выходить основанное еще до революции «Новое русское слово» (1910–2010, в 1910–1920 годах – «Русское слово», ред. в 1922–1973 годах М. Е. Вейнбаум).

Наиболее читаемыми писателями эмиграции были Вас. И. Немирович-Данченко, А. В. Амфитеатров, Алданов и бывший донской атаман П. Н. Краснов. Пользовались достаточным успехом и признанные мастера – Бунин, Зайцев, Шмелев, Тэффи и др. Общим праздником русской культуры стало присуждение Бунину в 1933 году Нобелевской премии. Законодателями литературных мод были два ведущих критика эмиграции – Адамович и Ходасевич. Консервативные взгляды большинства читателей, да и сокращающееся их число создавали трудности для молодого поколения эмигрантских литераторов – Г. И. Газданова, Ю. В. Мандельштама, Б. Ю. Поплавского, Ю. Фельзена, В. С. Яновского и др., которым было нелегко потеснить мэтров со страниц журналов, не говоря уже о том, чтобы издать книгу.

Легче, чем мастерам слова, было реализовать себя в эмиграции композиторам, музыкантам, художникам, артистам балета. Свой звездный статус не утратили С. Кусевицкий, С. В. Рахманинов, И. Ф. Стравинский, Ф. И. Шаляпин, С. Лифарь, художники Н. С. Гончарова, Б. Д. Григорьев, М. Ф. Ларионов и некоторые другие.

В то же время по разным соображениям вернулись в Россию писатели А. Н. Толстой, А. М. Дроздов, гораздо позднее престарелый и больной А. И. Куприн. После исчезновения мужа, принимавшего участие в убийстве невозвращенца И. Рейсса, вынуждена была уехать в СССР М. И. Цветаева (покончила с собой в 1941 году). Вернулись композитор С. С. Прокофьев, певец А. Н. Вертинский, художник И. Я. Билибин и некоторые другие.

По инициативе объединений ученых, педагогов и студентов с 1925 года с целью поддержания национальной идентичности и демонстрации верности русской культуре отмечался, в день рождения А. С. Пушкина, День русской культуры. Празднования Дня русской культуры, включавшие публичные лекции, театральные постановки и т. п., проходили, как правило, довольно успешно (с особой пышностью – в 1937-м, в 100-летнюю годовщину гибели поэта). В противовес празднованию Дня русской культуры, который, с их точки зрения, был задуман либералами и масонами, правые круги эмиграции в Югославии при поддержке митрополита Антония стали отмечать 28 июля, в день св. Владимира – крестителя Руси, День русского национального сознания. Однако этот праздник не смог конкурировать с Днем русской культуры и практически не вышел за пределы русской диаспоры в Югославии.

Особое внимание эмигрантские организации уделяли сохранению национальной идентичности молодого поколения, а также подготовке квалифицированных кадров для грядущего восстановления России. В 1920-е была создана сеть начальных и средних школ. В 1924 году насчитывалось 90 школ, полностью или частично субсидировавшихся Земгором, в которых обучалось около 20% (более 13 700) всех детей эмигрантов школьного возраста. Кроме того, в Югославии действовали несколько кадетских корпусов. Однако проблемой была дороговизна обучения в русских школах по сравнению с местными и со временем выяснившаяся бесперспективность такого образования для будущей жизни. Исключением были средние школы в Чехословакии (Моравска Тржебова) и Югославии (Белград), получившие признание властей и финансировавшиеся наряду с местными. В Харбине, в отличие от европейских стран, дети учились исключительно в русских школах и лишь в 1930-е конкуренцию им стала составлять английская школа.

Центром высшего образования и науки, «Русским Оксфордом» эмиграции стала Прага благодаря «русской акции», предпринятой в 1922 году чехословацким правительством. В благодарность за роль России в деле освобождения славян из-под власти Австрии, а также с целью подготовки кадров для постбольшевистской России чехословацкое правительство выделило средства на образование Русского университета и ряда других учебных и научных учреждений. Дополнительные средства выделили ИМКА и Всемирное христианское студенческое движение. В Русский университет входили юридический и гуманитарный (историко-филологический) факультеты, кроме того, в Праге действовали Педагогический институт, Институт сельскохозяйственной кооперации, Высшее училище техников путей сообщения, Русский институт коммерческих знаний; для тех, кто не мог посещать занятия днем, был учрежден Народный университет. В Праге работали Русское историческое общество, «Семинарий по византиноведению им. Н. П. Кондакова», Экономический кабинет С. Н. Прокоповича и др. Среди профессоров, преподававших в Праге, были историки А. А. Кизеветтер, Е. Ф. Шмурло, В. А. Мякотин, юрист П. И. Новгородцев, философ Н. О. Лосский и др. Чехословацким правительством были выделены 1 тыс., затем еще 2 тыс. стипендий для студентов-эмигрантов.

В Париже был также основан Русский народный университет, открылись отделения при Парижском университете, в 1925 году были основаны Свято-Сергиевский богословский институт и семинария. Крупным центром высшего образования был также Харбин, где функционировали юридический факультет, Политехнический институт, Институт восточных и коммерческих наук, Педагогический институт, Высшая богословская и Высшая медицинская школы. Высоким уровнем отличался юридический факультет, среди профессоров которого выделялись Г. К. Гинс и В. А. Рязановский, публиковавшиеся на английском языке и впоследствии перебравшиеся в США.

Российские ученые, оказавшиеся в эмиграции, стремились продолжить профессиональную деятельность, координировать свои усилия. В различных странах были образованы Русские академические группы. Наиболее успешно в 1920-е годы проходила деятельность Русской академической группы в Берлине, где при поддержке германских властей и германских университетов был основан Русский научный институт. Академические группы были образованы во всех крупнейших центрах русской диаспоры. Берлинская академическая группа издавала «Труды русских ученых за рубежом» (ред. А. И. Каминка). С 1921 по 1930 год было проведено пять съездов российских академических организаций за границей. Было налажено сотрудничество российских ученых, оказавшихся в разных странах. В 1931 году, согласно данным анкетирования, в эмиграции находилось около 500 ученых, в том числе около 150 профессоров. За 20 межвоенных лет российскими учеными-эмигрантами было опубликовано около 13 тыс. научных работ. Наибольший профессиональный успех сопутствовал тем, кто сумел интегрироваться в научные структуры стран пребывания. Легче это было сделать специалистам в области точных и естественных наук, среди которых выделялись гидравлик Бахметев, химик В. Н. Ипатьев, авиаконструктор И. И. Сикорский, электронщик, «отец» современного телевидения В. К. Зворыкин, специалист в области прикладной механики С. П. Тимошенко (все – США), сложнее – гуманитариям, однако некоторые из российских ученых, преимущественно те, которые владели иностранными языками, были приглашены на работу в университеты, в том числе П. М. Бицилли (София), Степун (Дрезденский университет), историки Г. В. Вернадский (Йель) и М. М. Карпович (Гарвард), историк и археолог академик М. И. Ростовцев (Висконсинский, затем Йельский университеты), социолог П. А. Сорокин (Гарвард), лингвист Н. С. Трубецкой возглавил кафедру славистики Венского университета. Наибольший успех сопутствовал тем выходцам из России, кто эмигрировал в молодом возрасте и сформировался как ученый за рубежом, вроде Зворыкина (уехал в США в 1919 году) или лауреата Нобелевской премии по экономике В. В. Леонтьева (уехал в Германию в 1925 году, перебрался в США в 1931-м).

Особое внимание в публикациях эмигрантской печати и исследованиях уделялось истории революции и Гражданской войны, а также предшествовавших им событий. Страницы периодики захлестнул шквал мемуаров и документальных публикаций. Издания, которые специализировались на публикации подобного рода материалов, – «Архив русской революции» (22 т. Берлин, 1921–1937), «На чужой стороне» (№ 1–13. Берлин; Прага, 1923–1925), затем «Голос минувшего на чужой стороне» (№ 1–6. Париж, 1926–1928), «Летопись революции» (Берлин; Пб.; М., 1923), «Историк и современник» (5 кн. Берлин, 1922–1924), «Донская летопись» (№ 1–7. Белград, 1923–1927), «Белый архив» (3 т. Париж, 1926–1928), «Белое дело» (7 т. Берлин, 1926–1933) и др.; исторические материалы, воспоминания обильно печатались и в общеполитических и литературных журналах и газетах – «Современные записки», «Последние новости», «Возрождение», «Сегодня» и др. Среди вышедших отдельными изданиями воспоминаний выделялись капитальные «Очерки русской смуты» (т. 1–5. Париж; Берлин, 1921–1926) А. И. Деникина, записки П. Н. Врангеля, А. С. Лукомского и др., «Из моего прошлого» (т. 1–2. Париж, 1933) В. Н. Коковцова. Полемика относительно прошлого русского либерализма развернулась между В. А. Маклаковым, критиковавшим в своих мемуарно-публицистических книгах и статьях (Власть и общественность на закате старой России. Париж, 1936; и др.) тактику партии кадетов и Милюковым. Появились первые монографии по истории революции и Гражданской войны (Милюков П. Н. История второй русской революции. Вып. 1–3. София, 1921–1923; Россия на переломе. Т. 1–2. Париж, 1927; Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918. Т. 1–5. Париж, 1937).

«Русским заграничным историческим архивом» (РЗИА) в Праге (основан в 1923 году) было собрано колоссальное количество документов по истории русской революции и Гражданской войны, а также газет, книг и брошюр. В 1934 году в РЗИА влился также «Донской казачий архив» (основан в 1919 году, вывезен в Константинополь, затем в Белград, перевезен в Прагу в 1925 году). Фонды сохранились до окончания Второй мировой войны, а после освобождения страны Красной армией большая их часть была передана правительством Чехословакии АН СССР. В СССР материалы были рассредоточены по различным архивохранилищам (большая часть хранилась в ЦГАОР) и вплоть до конца 1980-х находились на специальном (закрытом для большинства исследователей) хранении.

После прихода к власти в Германии нацистов российские эмигранты еврейского происхождения, а также социалистической и либеральной ориентации вынуждены были перебраться во Францию и другие страны. Политика гитлеровского режима приветствовалась на страницах «Возрождения»; антифашистскую позицию заняли «Последние новости» и другие издания либерально-демократического направления. В условиях нарастания военной угрозы раскол в эмиграции еще более углубился. Часть эмигрантов считала, что следует защищать Россию от внешнего врага, кто бы в ней ни правил, другие возлагали надежду на то, что Красная армия, разгромив внешнего врага (Германию), повернет оружие против советской власти (А. И. Деникин и др.), третьи возлагали надежды на спасение России от большевизма Германией (П. Н. Краснов, А. А. фон Лампе и др.). Эмигранты, которые пришли к убеждению в необходимости защиты СССР, организовали уже в 1935 году «Союз оборонцев» (печатный орган – «Голос отечества»). В период гражданской войны в Испании несколько сот эмигрантов, главным образом молодого поколения (полковник В. Г. Глиноедский, И. И. Остапченко, А. В. Эйснер и др.), сражались против фашизма в Интернациональных бригадах. Но русские эмигранты (генералы А. В. Фок, Н. В. Шинкаренко, полковник Н. Н. Болтин и др.) воевали и в армии генерала Ф. Франко, где из них было сформировано специальное подразделение. В период советско-финской войны часть видных эмигрантов (В. А. Маклаков и др.) отказались осудить советскую агрессию, полагая, что советская власть решает национальную задачу.

После начала Второй мировой войны многие русские эмигранты во Франции были мобилизованы в армию, некоторые (Г. В. Адамович) вступили в армию добровольно. После оккупации Франции нацистами начался исход части эмигрантов за океан – в США перебрались Алданов, Вишняк, Керенский, Николаевский и др. Гитлеровцы распустили эмигрантские организации, в том числе Эмигрантский комитет, руководство которого во главе с Маклаковым некоторое время содержалось в тюрьме (1942). Нацисты создали Управление по делам русских эмигрантов во Франции во главе со своим ставленником Ю. С. Жеребковым.

После нападения Германии на СССР руководитель Объединения русских военных союзов в Германии и оккупированных ею странах Центральной Европы фон Лампе обратился к германскому командованию с просьбой направить бывших военнослужащих на советско-германский фронт. Однако нацисты использовали поначалу лишь отдельных добровольцев в основном в качестве переводчиков. Генерал Краснов возглавил Управление казачьих войск, в формировании военных частей в помощь вермахту принимали участие А. Г. Шкуро и др. В Югославии в помощь германским войскам был сформирован Русский охранный корпус (командующие – генералы М. Ф. Скородумов, затем Б. А. Штейфон), который участвовал в боевых действиях против югославских партизан. За годы войны в корпусе служило более 17 тыс. человек, свыше тысячи было убито, свыше 2 тыс. ранено. Эмигранты служили, в том числе на командных должностях, в Русской освободительной армии А. А. Власова (генералы А. В. Туркул, В. Г. Науменко и др.). В нацистских изданиях, выходивших на русском языке в Париже («Парижский вестник», 1942–1944, ред. П. Н. Богданович, Н. В. Пятницкий и др.) и Берлине («Новое слово», 1933, ред. с 1934 года В. М. Деспотули), печатались И. С. Шмелев, И. Д. Сургучев, возглавивший прогитлеровский союз писателей в Париже, генерал Н. Н. Головин и др.

Русские эмигранты приняли участие в борьбе с нацистами во Франции. Более 100 из них погибли. Одними из основателей движения Сопротивления были молодые ученые-этнографы Б. Вильде и А. Левицкий, выходцы из эмигрантских семей, расстрелянные фашистами 23 февраля 1942 года. Мученическую смерть приняли княгиня Вики Оболенская, мать Мария (Е. Ю. Кузьмина-Караваева), Ариадна Скрябина (дочь известного русского композитора) и др. В нацистских лагерях погибли Бунаков-Фондаминский, Ю. В. Мандельштам, Фельзен и др. Антинацистскую и патриотическую пропаганду вела «группа Маклакова», призвавшая пересмотреть отношение к советской власти. П. Н. Милюков в статье «Правда большевизма» (1942) признал достижения советской власти в деле воссоздания российской государственности и защите страны. В Париже с ноября 1943 года действовал Союз русских патриотов, нелегально выпускавший листок «Русский патриот», в котором публиковались сводки Совинформбюро, обращения к русским эмигрантам и советским военнопленным.

После освобождения Парижа сенсацией стал визит в советское посольство группы эмигрантов во главе с Маклаковым 12 февраля 1945 года. В ходе приема посол А. Е. Богомолов и его посетители-эмигранты обменялись речами. Союз русских патриотов был переименован в Союз советских патриотов, а его орган – в «Советский патриот» (1945–1948, ред. Д. М. Одинец). Просоветские позиции заняла выходившая в Париже с 1945 до 1970 года газета «Русские новости» (ред. А. Ф. Ступницкий).

Однако иллюзии некоторых эмигрантов по поводу возможности примирения с советской властью быстро рассеялись. Советская власть хотела не примирения, а капитуляции эмиграции, а основное условие «примирения», сформулированное Маклаковым в статье «Советская власть и эмиграция» (май 1945 года) – «соблюдение прав человека», – по-прежнему было для коммунистического режима неприемлемым. После оккупации Советской армией ряда стран Восточной и Юго-Восточной Европы и Маньчжурии советскими спецслужбами были проведены аресты и депортации эмигрантов. Были вывезены в Москву и казнены Краснов, Шкуро, Г. М. Семенов, бывший министр финансов колчаковского правительства И. А. Михайлов и др. Был депортирован в СССР и умер в 1945 году в заключении наиболее заметный харбинский поэт А. И. Несмелов. Однако репрессии коснулись не только тех, кто принимал участие в вооруженной борьбе против советской власти или сотрудничал с нацистами или японской администрацией. В Чехословакии были арестованы, в частности, литературовед А. Л. Бем (погиб в заключении), престарелый кн. Петр Д. Долгоруков, С. П. Постников, депортированные в СССР и приговоренные к различным срокам заключения, в Югославии – В. В. Шульгин, осужденный на 25-летнее заключение, и др.

В годы войны центром интеллектуальной и культурной жизни российской диаспоры стали США. В 1942 году в Нью-Йорке Алдановым и М. О. Цетлиным был основан «Новый журнал» (ред. в 1946–1959 годах М. М. Карпович, в 1959–1986 годах соредактором или главным редактором был Р. Б. Гуль), сменивший «Современные записки» в роли наиболее популярного «толстого» литературно-политического журнала Русского зарубежья (издается до настоящего времени), здесь же выходили литературно-художественный журнал «Новоселье» (1942–1950 годы, с 1948 года в Париже, ред. С. Ю. Прегель) и меньшевистский «Социалистический вестник».

14 июня 1946 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР, предоставлявший определенной части эмигрантов права получения советского гражданства. Во Франции около 11 тыс. чел. воспользовались этим правом, около 2 тыс. из них вернулись на родину. Довольно много эмигрантов вернулось из Китая, были случаи возвращения и из некоторых других стран. В СССР эмигрантам, как правило, назначалось определенное место жительства, некоторые из них были репрессированы (И. А. Кривошеин и др.). В то же время некоторые эмигранты, особенно отличившиеся своими просоветскими симпатиями, были депортированы из Франции в Восточную Германию, а затем перебрались в СССР (Кривошеин, Л. Д. Любимов, Д. М. Одинец и др.).

«Вторая волна»

В результате Второй мировой войны за рубежом осталось несколько сот тысяч советских граждан (военнопленных, уехавших или насильственно вывезенных на работы, покинувших СССР по идейным соображениям или из страха возмездия за сотрудничество с оккупантами), которых принято именовать «второй волной» русской эмиграции. По условиям Ялтинских соглашений февраля 1945 года советские граждане, оказавшиеся за рубежом, подлежали репатриации в СССР независимо от их желания. Поэтому достаточно трудно оценить, сколько сумело остаться на Западе. Оценки численности так называемых перемещенных лиц (displaced persons, или ди-пи), оставшихся в Европе или уехавших в США и другие страны, варьируются от 300 до 800 тыс. чел. По данным советского Управления по репатриации на момент окончания его деятельности в марте 1953 года, численность бывших советских граждан, остававшихся за границей, составляла более 451 651 чел. По-видимому, их число было выше, поскольку многие находились за пределами лагерей ди-пи и скрывали свое советское прошлое. Около 140 тыс. из числа новых эмигрантов составили бывшие советские немцы, принявшие гражданство ФРГ, и приблизительно 4 тыс. – бессарабцы и буковинцы, ставшие гражданами Румынии. В целом же, по-видимому, менее половины новых эмигрантов были с территории СССР в старых (до 1939 года) границах.

Большая часть «дипийцев» находилась поначалу в Германии, в значительной степени в лагерях перемещенных лиц. Начиная с 1946 года, когда охлаждение отношений между бывшими союзниками постепенно превратилось в холодную войну, опасность насильственного возвращения на родину перестала тяготеть над новыми эмигрантами. С 1947 года происходит постепенное рассредоточение эмигрантов по европейским и заокеанским странам. В 1947–1952 годах из Германии и Австрии уехало свыше 213 тыс. чел.

Политической «столицей» послевоенной эмиграции стал Мюнхен. В условиях холодной войны при финансовой поддержке госструктур США одно за другим возникали различные объединения с целью борьбы против советского режима, состоявшие по большей части из новых эмигрантов (Союз воинов освободительного движения, Союз борьбы за освобождение народов России, Лига борьбы за народную свободу, Российское народное движение и др.), хотя активное участие в политической деятельности принимали и некоторые видные эмигранты «первой волны» – Керенский, Николаевский, Мельгунов и др. Продолжал свою работу НТСНП, называвшийся теперь Народно-трудовым союзом (НТС) и несколько изменивший свои тактические установки. НТС издавал журнал «Посев» (Лимбург; Кассель; Франкфурт-на-Майне, изд. с 1945 года, с 1991-го – в Москве). Переговоры об объединении различных организаций, происходившие в 1951 году в Фюссене (январь), а затем в Штутгарте (август), завершились созданием Совета освобождения народов России, вступившего в переговоры с национальными организациями. Разногласия по национальному вопросу оказались наиболее труднопреодолимыми, но все же в октябре 1952 года в Мюнхене был создан Координационный центр антибольшевистской борьбы (с 1953-го – Координационный центр освобождения народов России). Источником государственности центр считал Февральскую революцию, признавал принципы ООН и право наций на самоопределение. Некоторые национальные организации, прежде всего украинские, создали в Париже собственное объединение – Международный антибольшевистский координационный центр. Ни одна из организаций сколько-нибудь серьезных связей в СССР не имела.

Наиболее распространенными и долговечными печатными изданиями эмиграции были газеты – парижская «Русская мысль» (с 1947 года, ред. В. А. Лазаревский [1947–1954], С. А. Водов [1954–1968], З. А. Шаховская [1968–1978], И. А. Иловайская-Альберти [1979–2000], с 1992 параллельно выходила в Москве) и нью-йоркское «Новое русское слово», журналы – «Новый журнал», парижское «Возрождение», выходившее теперь в качестве журнала (1949–1974, № 1–243, ред. И. И. Тхоржевский [1949], С. П. Мельгунов [1949–1954] и др.), «Грани» (изд. НТС, начал выходить в лагере ди-пи в Менхенгофе в 1946 году, затем издавался в Лимбурге, Франкфурте-на-Майне, с 1991-го – в Москве; основан Е. Р. Романовым, соред. и ред. в 1946–1952, 1955–1961, редакторами были также Л. Д. Ржевский [1952–1955], Н. Б. Тарасова [1962–1982] и др.), «Посев» (Лимбург; Кассель; Франкфурт-на-Майне, изд. с 1945 года, с 1991-го – в Москве), «Вестник русского христианского движения» (Париж, Мюнхен, Нью-Йорк, 1945–1991, Париж, Нью-Йорк, Москва, с 1992-го). Отметим также журналы «Опыты» (Нью-Йорк, 1953–1958, ред. Р. Н. Гринберг и В. Л. Пастухов; Ю. П. Иваск) и «Мосты» (№ 1–15, Мюнхен, 1958–1970, ред. Г. Андреев [Г. А. Хомяков]). Крупнейшим эмигрантским издательством послевоенного периода было нью-йоркское издательство им. Чехова (1952–1956, Нью-Йорк).

Вторая эмиграция не выдвинула столь ярких талантов, как первая. Наиболее значительными литераторами «второй волны» считаются поэты Иван Елагин, Дм. Кленовский, О. Анстей, Н. Моршен, В. Синкевич, прозаики Н. В. Нароков, Л. Д. Ржевский, Б. И. Ширяев, С. С. Максимов. Списки не исчерпывающие. Заметные работы были опубликованы историками А. Г. Авторхановым, Н. И. Ульяновым; выделим также С. В. Утехина, преподававшего в британских и американских университетах и опубликовавшего важную работу «Русская политическая мысль» (Russian Political Thought, 1963) на английском.

«Третья волна»

За последние 40 лет существования СССР (1951–1991) из страны выехало около 1,8 млн чел. (в 1990–1991 годах – по 400 тыс.), из них почти 1 млн евреев (две трети выехало в Израиль, треть – в США), 550 тыс. немцев и по 100 тыс. армян и греков. Большая часть эмиграции приходится на 1970–1980 годы. Эмиграцию этого периода принято называть «третьей волной». Разрешение на эмиграцию евреев было вызвано преимущественно внешнеполитическими причинами, стремлением советского руководства продемонстрировать наличие в СССР гражданских прав и свобод, включая право на эмиграцию, а также сложной игрой, которая велась со странами Запада, с одной стороны, и арабскими странами, с другой. По данным МВД, с 1970 по 1980 год из СССР в Израиль выехало 240,3 тыс. чел. (что составляло 11,2% еврейского населения страны), в то время как за весь период с 1945 по 1980 год – 253 тыс. чел. В первой половине 1980 года в условиях конфронтации со странами Запада, прежде всего с США, выдача разрешений на выезд резко сокращается. В 1970–1980-е годы возникает движение «отказников», то есть тех, кому под разными предлогами (доступ к секретным материалам, наличие родственников, требующих ухода, и т. п.) было отказано в праве на выезд. Отказники проводили акции протеста, демонстрации, голодовки, обращались к западным журналистам и международным еврейским организациям. Некоторые из активистов еврейского национального движения были осуждены на различные сроки заключения (в том числе А. Б. Щаранский в 1978 году к 13 годам заключения по ложному обвинению в шпионаже). Практически свободная эмиграция была разрешена в период перестройки, начиная с 1989 года.

К 1970–1980-м годам относится немногочисленная, но чрезвычайно политически и творчески активная эмиграция из СССР деятелей диссидентского движения, творческой интеллигенции. Выезд нередко происходил по израильским визам (несмотря на нееврейское происхождение эмигрантов); власть практиковала также высылки (наиболее громкая – А. И. Солженицына в 1974 году) и лишение советского гражданства лиц, временно находившихся за рубежом (В. П. Аксенов, Ю. П. Любимов и др.). Нередки были случаи бегства артистов во время гастролей (М. Барышников, Р. Нуреев и др.). В результате за границей оказалось созвездие талантов, сопоставимых с литераторами и деятелями искусства «первой волны». Кроме названных – И. А. Бродский, В. Н. Войнович, А. А. Галич, С. Д. Довлатов, А. А. Зиновьев, В. П. Некрасов, М. В. Ростропович, А. Д. Синявский и др., а также деятели правозащитного движения А. А. Амальрик, В. К. Буковский (в результате обмена на секретаря чилийской компартии Л. Корвалана) и др.

Эмигрантами «третьей волны» были основаны журналы «Континент» (Мюнхен, 1974–1990, Париж, Москва с 1991 года, в 1974–1992 годах ред. В. Е. Максимов), принципиально отличавшийся от него по эстетическим установкам «Синтаксис» (Париж, М. В. Розанова), «Время и мы» (Тель-Авив, Нью-Йорк, Париж, 1975–1993, Нью-Йорк, Москва, с 1993, ред. В. Б. Перельман), националистический журнал «Вече» (Мюнхен, 1980, основан эмигрантом «второй волны» О. А. Красовским); отметим также исторический альманах «Минувшее» (Париж, 1986–1991, вып. 1–12, ред. В. Аллой, с 1993 СПб.; М., всего вышло 25 вып.).

ЭМИГРАЦИЯ ИЗ РОССИИ, 1992–2000

Начиная с 1992 года можно говорить об эмиграции собственно из России. С января 1993-го вступил в силу закон, разрешающий гражданам свободный выезд и возвращение обратно. После распада СССР и вступления в силу указанного закона наступил новый этап эмиграции, который иногда называют «четвертой волной». Впервые в истории для граждан России перестала существовать проблема выезда. До конца XX века продолжалась национальная эмиграция, хотя число выезжающих по естественным причинам постепенно сокращалось. Все большую долю занимала экономическая (трудовая) эмиграция. Ниже приводятся официальные оценки числа выехавших в 1992–2000 годах – Госкомстата России (лица, которые при выезде снялись с учета по месту жительства, то есть утратили статус резидента) и оценка МВД (лица, получившие разрешение на выезд в эмиграцию). По-видимому, число эмигрировавших несколько больше, ибо официальные данные не учитывают тех, кто выехал из страны, не получив официального разрешения на постоянное жительство (например, на учебу, в туристическую поездку, в служебную командировку) и не вернулся. Однако в условиях свободного выезда число таких лиц, вероятно, не слишком велико.

Несколько изменилось в 1990-е годы и основное направление эмиграции. На первое место вышла Германия, не только за счет этнических немцев и членов их семей, но и за счет евреев. Сократилось число выезжающих в США, ибо теперь евреи могут туда выехать только при наличии прямых родственников. В условиях свободного выезда из страны и учитывая массовую национальную (этническую) эмиграцию в 1989–1991 годах, на первое место среди выезжающих из страны на постоянное место жительства вышли русские.

Эмиграция из России за пределы СНГ и Балтии, 1992–2000, в тысячах человек

Распределение эмигрировавших из России за пределы бывшего СССР по странам назначения, 1992–2000, в тысячах человек (по данным МВД)

Дипломатия в изгнании