Читать онлайн Часть Азии. История Российского государства. Ордынский период бесплатно
От автора
Прежде чем вы решите, имеет ли вам смысл читать это сочинение, должен предупредить о его особенностях.
Их три.
Я ПИШУ ДЛЯ ЛЮДЕЙ, ПЛОХО ЗНАЮЩИХ РОССИЙСКУЮ ИСТОРИЮ И ЖЕЛАЮЩИХ В НЕЙ РАЗОБРАТЬСЯ. Я и сам такой же. Всю жизнь я интересовался историей, получил историческое образование, написал несколько десятков исторических романов и тем не менее однажды осознал, что мои знания состоят из отдельных фрагментов, плохо складывающихся в общую картину. У меня не было ясного представления о том, как и почему Россия получилась именно такой. И я понял: чтобы ответить на столь краткий вопрос, придется сначала прочитать десятки тысяч страниц, а потом несколько тысяч страниц написать.
Я НЕ ВЫСТРАИВАЮ НИКАКОЙ КОНЦЕПЦИИ. У меня ее нет. Всякий историк, создающий собственную теорию, не может совладать с искушением выпятить удобные для себя факты и замолчать либо подвергнуть сомнению всё, что в его логику не вписывается. У меня такого соблазна не было.
Кроме того, я решительный противник идеологизированной истории. И самовосхвалительная, и самоуничижительная линии, обильно представленные в трудах отечественных историков, мне одинаково неинтересны. Я хочу узнать (или вычислить), как было на самом деле. У меня нет заранее сложившегося мнения. Есть вопросы и есть желание найти на них ответы.
ЭТО ИСТОРИЯ НЕ СТРАНЫ, А ИМЕННО ГОСУДАРСТВА, то есть политическая история: государственного строительства, механизмов управления, взаимоотношения народа и власти, общественной эволюции. Культуры, религии, экономики я касаюсь лишь в той мере, в какой они связаны с политикой.
Россия – это прежде всего государство. Оно не тождественно стране, а в отдельные моменты истории бывало ей даже враждебно, но именно состояние государства неизменно определяло вектор эволюции (или деградации) всех сфер российской жизни. Государство – причина и российских бед, и российских побед.
Попытка понять, что в нашем тысячелетнем государстве так и что не так (и почему) – вот для чего в конечном итоге затеяна эта работа.
Предисловие ко второму тому
Том «Часть Азии» описывает тот период отечественной истории, когда Руси, можно сказать, не было. Жили люди, говорившие по-русски, соблюдались русские обычаи, сохранялась русская вера, но страны не существовало – и долго не существовало, два с лишним века, с 1238 года до середины пятнадцатого столетия.
По поводу точной даты окончания монгольского владычества есть разные точки зрения. Чаще всего называют 1480 год, когда была официально провозглашена независимость Москвы от ханов, но я согласен с теми историками, кто относит конец этой эпохи к несколько более раннему времени. Поэтому я закончу повествование годом смерти Василия Темного – государя, к концу правления которого Русь избавилась от ордынского засилия фактически. С восхождением на престол Ивана III начинается новый исторический этап, которому правильнее будет посвятить отдельный том.
Хронологические рамки второго тома «Истории Российского государства» охватывают события от 1223 года (первое столкновение русских с монголами) до 1462 года (смерть последнего великого князя, получившего ярлык в Орде).
В биографии всякой страны есть главы красивые, ласкающие национальное самолюбие, и некрасивые, которые хочется забыть или мифологизировать. Эпоха монгольского владычества в русской истории – самая неприглядная. Это тяжелая травма исторической памяти: времена унижения, распада, потери собственной государственности. Писать и читать о событиях XIII–XV веков – занятие поначалу весьма депрессивное. Однако постепенно настроение меняется. Процесс зарубцевания ран, возрождения волнует и завораживает. В нем есть нечто от русской сказки: Русь окропили мертвой водой, затем живой – и она воскресла, да стала сильнее прежнего. Татаро-монгольское завоевание принесло много бед и страданий, но в то же время оно продемонстрировало жизнеспособность страны, которая выдержала ужасное испытание и сумела создать новую государственность вместо прежней, погибшей.
Этот исторический период невероятно труден для пересказа, потому что события запутаны и хаотичны, а свидетельства хроник противоречивы. В летописях много эмоционального и предвзятого, а стало быть, не вызывающего доверия. Чтение позднейших исторических сочинений не помогает разобраться, где истина и где вымысел, а часто, наоборот, вводит в еще большее заблуждение. В отечественных описаниях обычно преувеличиваются численность сил вторжения и упорство сопротивления, чувствуется желание словно бы оправдать предков, не сумевших выстоять в борьбе с чужеземными захватчиками.
И действительно: если воспринимать Батыево нашествие как победу «чужих» над «нашими», получается обидно. Однако мне ближе точка зрения, согласно которой «татаро-монгольское иго» (об этом термине мы еще поговорим) было не чужеземным завоеванием, а этапом формирования российской государственности, которая обогатилась важным компонентом. Это наши воевали с нашими же. Точно так же, с позиции современных британцев, выглядит война нормандцев с англосаксами. Поэтому, на мой взгляд, правильнее было бы считать потрясения ордынского периода родовыми схватками государства, в котором мы с вами живем. Да, роды были мучительны, но без них не возникло бы России.
Татары, являющиеся у нас такой же коренной народностью, как русские, до сих пор испытывают на себе мстительность древних поговорок. Историческая память языка удивительно живуча. «Незваный гость хуже татарина», говорят у нас, уже не помня, что когда-то имелись в виду разбойничьи наезды ордынских сборщиков дани. Присказка того же происхождения «Нам, татарам, всё даром», уцелела, должно быть, благодаря удачной рифмовке. Слово «татарщина» долго употреблялось в значении «варварство, дикость». О домашнем беспорядке могут сказать: «Будто Мамай прошел» – редкий случай, когда происхождение поговорки можно датировать с точностью до года (1380).
Ладно. Язык не имеет автора, он – такой, какой сложился. Но странно читать у потомка ордынца Кара-мурзы историка Карамзина фразы вроде: «Татары не знали правил чести». (Еще как знали, просто эти правила не совпадали с русскими.)
Кстати говоря, доля «татарских» родов в дворянском сословии, опоре Российской империи, была чрезвычайно высока. По подсчетам историка Н. Загоскина (между прочим, потомка мурзы Шевкала), среди высшей знати было 156 фамилий «восточного», то есть ордынского происхождения – почти столько же, сколько варяжского (168), и намного больше, чем «неуточненно русского» (42).
Да и наш язык при внимательном рассмотрении оказывается с сильной примесью татарскости. Множество слов, которые мы воспринимаем как старинные русские, пришли из Орды: деньги, башмак, аршин, алтын, сундук, казна, таможня, базар, барыш, табун – все и не перечислить.
В общем, нашему взгляду на отечественную историю давно пора бы избавиться от «антитатарской» предвзятости.
Прочитав массу источников и их дальнейших интерпретаций, я пришел к убеждению, что татаро-монгольская составляющая в российской государственности не просто органичная и своя, но превалирует над более древним варяжско-византийским и, пожалуй, даже славянским компонентами. Впрочем, здесь я забегаю вперед – к выводам, которые сгруппированы в последней главе книги. Очень возможно, что, дойдя до финала, читатель со мной не согласится и придет к иному умозаключению.
Есть уважаемые историки, которые утверждают, что ордынский опыт не имел для российской государственности особенного значения. С. Соловьев, например, писал: «Историк не имеет права с половины XIII в. прерывать естественную нить событий… вставлять татарский период и выдвигать на первый план татар». Так же считал и С. Платонов, заявляя, что «следы влияния татар в администрации, во внешних приемах управления… невелики и носят характер частных отрывочных заимствований».
Однако мне кажется более справедливым суждение, что Московская Русь – не продолжение древнерусского государства, а сущностно иное образование, обладавшее принципиально новыми чертами. Это другое, второе русское государство.
Первое было совершенно европейским; его жители выглядели и даже одевались по-европейски. Французский посланник де Рубрук в середине XIII века пишет: «Русские женщины убирают головы так же, как наши, а платья свои с лицевой стороны украшают беличьими или горностаевыми мехами от ног до колен. Мужчины носят епанчи, как и немцы, а на голове имеют войлочные шляпы, заостренные наверху длинным острием». Двести лет спустя, когда на политической карте континента вновь появится русское государство, московиты будут восприниматься западными людьми как совершенные азиаты – и так останется вплоть до петровской вестернизации.
Вот почему, если первый том моей «Истории» назывался «Часть Европы», второй называется «Часть Азии».
Несколько особняком от остальной Руси стоит история Новгородчины, обширного региона, избежавшего татарской оккупации и потому долго сохранявшего черты изначальной русской государственности. (Подробный очерк о жизни средневековой купеческой республики включен в первый том моей «Истории».) Но и русский Северо-Запад был политически несамостоятелен, являясь если не прямой провинцией Орды, то ее сателлитом и протекторатом.
На протяжении двух с лишним веков Русь была частью азиатской державы. Собственно, мы и сегодня являемся страной преимущественно азиатской. Достаточно посмотреть в атлас, чтобы убедиться: границы современной России совпадают скорее с контуром Золотой Орды, нежели Киевской Руси.
Иное дело, что, попав на двести лет в зону азиатской цивилизационной модели, Русь там не осталась – но и к европейской парадигме тоже не вернулась, а попыталась нащупать свой собственный, промежуточный путь. Однако речь об этом пойдет уже в следующем, третьем томе.
Напоследок, прежде чем вы приступите к чтению, хочу повторить слова, которыми монах Лаврентий завершил свою летопись, по его имени названную Лаврентьевской: «Где описал, или переписал, или не дописал – чтите, исправляя, Бога деля [Бога ради], а не кляните, занеже книги ветшаны, а ум молод – не дошел».
Пролог. Первая встреча
Если придерживаться точки зрения, что Российское государство несет в себе генетический код двух очень разных цивилизаций – с одной стороны, европейской (сложившейся из славянского, византийского и варяжского компонентов), а с другой стороны, азиатской (монгольско-тюркской), следует сказать, что первая встреча наших «родителей» произошла при весьма бурных обстоятельствах.
Ей предшествовало зловещее предзнаменование.
«Хвостатая звезда»
В канун знакомства (цитирую летопись в пересказе Карамзина), откуда ни возьмись объявилась «звезда величины необыкновенной, и целую неделю в сумерки показывалась на Западе, озаряя небо лучом блестящим. В сие же лето сделалась необыкновенная засуха: леса, болота воспламенялись; густые облака дыма затмевали свет солнца; мгла тяготила воздух, и птицы, к изумлению людей, падали мертвые на землю».
Вообще-то это в очередной раз приблизилась к Земле комета Галлея. Всякое ее появление приводило наших суеверных предков в трепет, поскольку от одного космического визита до другого проходило целых 76 лет, за это время сменялись поколения и предыдущее впечатление забывалось. Поскольку в средние века те или иные несчастья происходили часто, небесный феномен иногда совпадал с какой-нибудь бедой. В позапрошлый раз комета Галлея пролетела незадолго перед половецким нападением 1068 года, и это запомнилось. А вот в 1145 году хроники ничего про нее не пишут, потому что как-то обошлось. В записи же за 1265 год читаем (про какую-то другую комету): «Явилась на востоке звезда хвостатая, страшная на вид, испускающая большие лучи; из-за этого назвали эту звезду волосатой. При виде этой звезды охватил всех людей страх и ужас. Мудрецы, глядя на звезду, говорили, что будет великий мятеж в земле, но Бог спасет нас своею волею. И не было ничего».
Так что не стоит придавать знамениям особенного значения.
В ту эпоху Русь была хоть и окраинной, но стопроцентно европейской страной, соединенной торговыми, культурными, династическими связями с Западом, который после 1204 года (когда крестоносцы захватили Константинополь) на время вобрал в себя и Византию. Страной – но не государством.
Русь накануне монгольского нашествия. М. Руданов
Единого государства на Восточно-Европейской равнине не существовало уже почти целое столетие. Русь проходила через общую для этого периода европейской истории стадию распада первичного государственного образования на всё более мельчающие княжеские владения.
Страну русославян (я называю этим термином восточнославянскую прото-нацию, которая впоследствии разделилась на русских, украинцев и белорусов) по-прежнему объединяли язык, культура, религия и родственные связи властителей, принадлежавших к династии Рюриковичей, но с ослаблением и оскудением бывшей столицы, Киева, на Руси возникли два новых центра политической силы. На юго-западе строил и расширял свою державу Даниил Галицкий; на северо-востоке властвовало потомство недавно умершего владимиро-суздальского князя Всеволода Большое Гнездо (об обоих этих выдающихся деятелях было рассказано в предыдущем томе). Впрочем, и на юго-западе, и на юго-востоке не прекращались княжеские раздоры, так что не существовало даже и регионального единства. За эпоху, предшествующую монгольскому нашествию, на Руси произошло не менее восьмидесяти междоусобных войн – в среднем раз в два года.
Господин Великий Новгород, богатая торговая республика, жил по собственным обычаям и сохранял автономию вплоть до второй половины XV века, однако независимости так и не достиг, поскольку не обладал собственной продовольственной базой. Попытки владимиро-суздальских, а позднее московских князей покорить Новгород являются одной из основных сюжетных линий всей истории русского средневековья.
Следует сказать, что насущной потребности в крепком государстве, управляемом единой волей и представляющем собой мощную военную силу, в начале XIII века, пожалуй, и не было. После того как во времена Владимира Мономаха, еще сто лет назад, объединенные русские войска нанесли несколько мощных ударов по половцам, серьезной внешней угрозы для страны, в общем, не существовало. Степняки продолжали время от времени совершать грабительские набеги на приграничные земли, но это были уже не те половцы, что чуть было не уничтожили Киевское государство в конце XI века. Они стали привычными соседями – чаще союзниками, чем врагами. Князья и ханы уже несколько поколений заключали между собой семейные союзы, в результате чего первые несколько ополовечились, а последние – несколько обрусели.
Эти тесные связи, родственные и политические, явление вроде бы частное и в историческом смысле не особенно важное, стали первопричиной огромной беды, обрушившейся на Русь в 1223 году.
Случайность или неизбежность?
Здесь придется коснуться двух очень интересных тем, над которыми рано или поздно приходится задуматься всякому, кто всерьез заинтересуется историей.
Первая касается соотношения случайного-неслучайного в историческом процессе и в судьбе каждой отдельно взятой страны.
Существуют две крайние точки зрения: 1) движение истории хаотично и представляет собой цепочку совершенно произвольных, непредсказуемых событий; 2) случайное большого значения не имеет, поскольку влияет лишь на частности, но не на общую эволюцию человечества, подчиняющуюся неким познаваемым, неукоснительно действующим законам либо непостижимой воле Высшего Разума (это уж в зависимости от мировоззрения).
Мне представляется, что истина находится где-то посередине между «хаотической» и «логической» теориями, а «провиденциальную», то есть божественную, я рассматривать не готов, потому что если всё предопределено чьей-то Волей, то нечего и умничать. Я уверен, что законы общественно-политической эволюции существуют, но их работа проявляется в генеральном ходе истории, а вот что касается судьбы отдельной страны, то она из-за сцепления случайностей вполне может как достичь величия, так и впасть в ничтожество либо вовсе исчезнуть.
Вторая тема, собственно, являющаяся ответвлением первой, не менее дискуссионна: роль личности в истории. Я не раз и не два буду касаться этой проблематики, рассказывая о различных деятелях описываемой эпохи – очень сумбурной, изобиловавшей катаклизмами и потому особенно зависевшей от случайных событий и личных качеств ключевых деятелей.
Безусловно, существовали объективные обстоятельства, в силу которых Русь была завоевана монголами: политическая слабость вследствие раздробленности; географическое соседство со Степью, исторгавшей из своих недр нашествие за нашествием; наконец, стремление растущей чингизидской империи занять всю Евразию от океана до океана, что рано или поздно должно было привести монгольские полчища к русским рубежам. Но факт и то, что искра, от которой разгорелся пожар, опаливший отечественную историю и направивший ее в сущностно иное русло, была высечена двумя совершенно случайными, до нелепости малозначительными обстоятельствами. Могу предложить глупую, но при этом вполне соответствующую истине формулировку: «Всё началось из-за того, что на Руси жил один скучающий человек, и этому человеку не повезло с тестем».
В предыдущем томе, описывая удивительную судьбу князя Мстислава Удатного, я коротко коснулся Калкинской катастрофы, но исторические последствия этого события столь грандиозны, что оно заслуживает подробного рассказа.
«…Том же лете, – повествует летопись о событиях 6372 года от сотворения мира (1223), – по грехом нашим, придоша языци незнаеми, их же добре никто же не весть, кто суть и отколе изидоша, и что язык их, и котораго племене суть, и что вера их; а зовуть я Татары…». Из уточнения «по грехам нашим» видно, что автор являлся адептом «провиденциальной теории». Всякий раз, когда происходило какое-нибудь несчастье, у хроникеров-монахов было только одно объяснение: Божий гнев.
Однако «татары» пришли не сами по себе, и нельзя сказать, чтобы Русь оказалась жертвой ничем не спровоцированной агрессии. Неправда и то, что русские совершенно не представляли себе, кто такие эти неведомые язычники, поскольку о них подробно поведал язычник хорошо знакомый и даже родственный – половецкий хан, которого летописцы почтительно называют Котяном Сутоевичем.
Половецкий тесть
Этот роковой для нашей истории персонаж возглавлял союз западных половецких племен. Он активно участвовал в русских междоусобицах, помогая Мстиславу Удатному завоевать Галич, и во имя политического союза выдал за этого храброго и удачливого («удатного») полководца свою дочь, получившую при крещении имя Мария.
Когда на земли Котяна с востока напал сильный враг, с которым половцы совладать не могли, половецкий хан обратился за помощью к знаменитому родственнику, который был многим ему обязан. В несчастной битве на Калке тесть с зятем были в числе немногих уцелевших, а после ухода монголов Котян смог вернуться в родные края и вплоть до Батыева вторжения жил там по-прежнему, то и дело ввязываясь в свары между Рюриковичами. Во время Нашествия хан, уже неоднократно битый монголами, благоразумно бежал далеко на запад, уведя с собой сорокатысячную орду, которую приютил венгерский король.
Котян во второй раз сыграл зловещую роль для целой страны – теперь для Венгрии. Хан Бату повел свою армию на это королевство в том числе и в отместку за то, что оно приняло к себе заклятого врага монголов. Но Котян до новой войны не дожил. Венгерская знать умертвила пришельца, неосновательно заподозрив, что он подослан монголами нарочно. Хана не спасло даже то, что он перешел в католичество и выдал дочь Елизавету за наследника венгерского престола. Потомки котяновых половцев, оставшихся в Венгрии, еще несколько веков сохраняли свой язык и обычаи, а затем ассимилировались.
Котян Сутоевич знал, к кому обратиться. Мстислав Удатный был князем задиристым и непоседливым. Он не мог жить спокойно, без войн. Когда становилось скучно, уходил на поиски новых приключений. Так, например, он оставил новгородское княжение, хотя тамошние жители его любили и не хотели от себя отпускать. Храбрый, самоуверенный, напористый, Мстислав без особой нужды устроил Липицкое сражение (1216 г.), самое кровопролитное в истории русских междоусобиц. К предложению идти в Степь против обидчиков тестя Удатный отнесся с энтузиазмом. На Руси этот прославленный полководец пользовался большим авторитетом, чему несомненно способствовала репутация прирожденного счастливца, добивавшегося успеха во всех начинаниях.
Хан Котян и русские князья. И. Сакуров
«Храбрый Князь Галицкий, пылая ревностию отведать счастия с новым и столь уже славным врагом, собрал Князей на совет в Киеве», – пишет Карамзин. На съезде хан Котян говорил: сегодня враги отобрали землю у меня, а завтра отберут у вас. Обычно такие аргументы не действовали – о завтрашнем дне тогдашние феодалы особенно не задумывались, были слишком поглощены сиюминутными заботами, а будущее вверяли Промыслу Божью. Для вящей убедительности Котян еще и крестился в русскую веру (как мы уже знаем, потом он для венгров перейдет и в католичество). Но главную роль, вероятно, сыграли щедрые дары, на которые не поскупился изгнанник: «кони, и вельблуды, и буволы, и девкы».
В конце концов Котян с Мстиславом Удатным сумели склонить на свою сторону еще двух важных Мстиславов, черниговского и киевского. Последний был еще и великим князем – титул к тому времени почти номинальный, но все равно громкий. За тремя Мстиславами потянулись князьки поменьше. Собралась большая армия из двух десятков русских дружин и половцев Котяна Сутоевича.
Перечень Рюриковичей, принявших участие в походе, длинен, но в основном это были мелкие удельные феодалы из окружения киевского, черниговского и галицкого князей. При пестром составе союзного войска в нем не было ни порядка, ни единоначалия. Каждый отряд двигался сам по себе. Самым высоким статусом обладал Мстислав Киевский, но военная репутация Мстислава Галицкого была неизмеримо выше. Оба предводителя, несмотря на близкое родство (они были двоюродные), к тому же сильно не любили друг друга.
Относительно размера коалиционной армии достоверных сведений нет. Подсчитывать численность больших армий в те времена то ли не умели, то ли ленились, и так будет на протяжении всего русского средневековья. Ссылаясь на летописные данные, историк Татищев пишет про сто тысяч русских и пятьдесят тысяч половцев, но это, конечно, цифры совершенно фантастические. Известно, что самый могущественный из русских князей владимиро-суздальский Юрий Всеволодович прислал отряд в 800 копий. Он считался небольшим, но всё же упоминается отдельно. Вероятно, каждый из трех Мстиславов привел по несколько тысяч воинов, а мелкие князья – по несколько сотен. К этому нужно прибавить половцев Котяна, который, находясь в бегах, вряд ли мог иметь много людей. В целом рать, видимо, насчитывала порядка двадцати, самое большее тридцати тысяч человек, но по тем временам это было очень много, и Татищев наверняка прав, говоря, что «такого русского войска давно вместе не бывало».
Поход
Сборный пункт назначили на Днепре, неподалеку от острова Хортица. Примерно месяц туда плыли ладьи с воинами, подтягивались конные дружины, шли пешие отряды. В начале мая 1223 года наконец двинулись в Степь.
Все даты, касающиеся сражения на Калке, и даже сам год долгое время были предметом дискуссий. Кто-то из историков относил это событие к 1223 году, кто-то к 1224 году. Путаница произошла из-за того, что летописцы разных областей Руси вели отсчет нового года по-разному: одни на византийский манер, с 1 сентября, другие по-старинному, с 1 марта. Поэтому в одних источниках битва значится под 6371 годом, а в других под 6372-м. Сегодня большинство исследователей считают, что баталия произошла 31 мая 1223 г.
Возможно, дальнейшие события приняли бы менее катастрофический для Руси оборот, если б не одно постыдное обстоятельство.
Узнав о военных приготовлениях князей, монголы прислали парламентеров, которые сказали, что биться не из-за чего: никаких обид русским монголы не наносили, их городов и сел не занимали, а воюют только против половцев, которые причиняют много зла и Руси. По причинам, о которых мы можем лишь догадываться, князья убили этих послов, несмотря на их разумные речи. Скорее всего, инициатором злодейства был хан Котян. Возможно, приложил руку и Удатный. Зная его характер, резонно предположить, что мирное разрешение конфликта его вряд ли бы устроило.
Если до этого момента еще оставалась вероятность, что монголы уйдут от столкновения, то теперь сражение стало неизбежным.
По монгольским понятиям, умерщвление послов считалось худшим из преступлений (согласимся, что так оно и есть). Подобное кощунство ни в коем случае нельзя было оставлять безнаказанным.
За четыре года до Калки точно такую же ошибку совершили люди хорезмского шаха – истребили посольство Чингисхана. После этого монголы пошли на могущественное среднеазиатское государство войной и не прекратили ее до тех пор, пока от хорезмской державы не остались одни руины. Погибли сотни тысяч, а то и миллионы людей. Шах же заплатил за вероломство и престолом, и жизнью.
После гибели своих парламентеров монголы просто не могли уйти – великий хан им бы этого не простил. Наверное, Котян хорошо знал этот обычай, и расправа была учинена именно для того, чтобы враг не уклонился от боя. Во всяком случае, когда семнадцать дней спустя (русское войско было на марше) прибыли новые посланцы, этих смельчаков не тронули – было уже незачем. Они привезли формальное объявление войны, составленное в характерной для полководцев Чингисхана сдержанной манере: «Идете на нас? Что ж, идите. Мы вас не трогали. Над всеми нами Бог».
Через несколько дней передовые отряды вошли в соприкосновение, завязались стычки. Кажется, с обеих сторон в основном бились между собой половцы – часть кочевников присоединилась к монголам. Дружина Мстислава нанесла довольно большому контингенту какого-то хана Гамбяка, половца, поражение. Это окрылило русских, придало им уверенности в своих силах. Враг не казался слишком опасным. Те, кто видел «татар», сообщил, что это «простые ратники» (то есть не защищенные доспехами, которых у монгольских конников действительно не было).
Основные силы неприятеля стояли за рекой Калкой.
Неприятель
Пора объяснить, откуда в донских степях появились монголы, чей дом находился в нескольких тысячах километрах к востоку.
Возникновению и расширению великой азиатской империи будет посвящена следующая глава, пока же нам довольно вспомнить о войне, начавшейся после убийства хорезмцами послов Чингисхана.
Разбитый шах, спасаясь, бежал к Каспийскому морю. Вдогонку отправился корпус под командованием двух военачальников – Субэдея (главнокомандующего) и Джэбе. Шаха они не догнали, но назад вернулись лишь три года спустя. Возможно, у них был приказ посмотреть, что находится дальше к западу.
Монголы прошли через Кавказ, громя всех, кто оказывался на их пути, добрались до Великой Степи, где властвовали половцы, разбили и их. Хан Котян побежал жаловаться зятю – и произошло то, что произошло.
Численность монгольского войска более или менее понятна, поскольку в армии Чингисхана существовал строгий учет и порядок. У Субэдея и Джэбе было два тумена, в каждом по десять тысяч воинов. После долгого похода из-за боевых и естественных потерь войско наверняка поредело, но зато к нему присоединились отряды покоренных народов. В общем, в количественном отношении силы сторон, вероятно, были примерно равны.
Иное дело – качество. Армия Чингисхана была самым совершенным боевым механизмом своего времени (обстоятельный рассказ об этом впереди); русско-половецкая же рать представляла собой конгломерат вооруженных отрядов, действовавших вразброд и не имевших общего командования. Но даже если бы оно и существовало, ни киевский, ни галицкий Мстиславы никак не могли бы соперничать с Субэдеем, одним из величайших полководцев мировой истории.
Субэдей. Китайский средневековый рисунок
Субэдей-багатур
Субэдей (1175?–1249?), по подсчетам британского военного историка Б. Лиддела Харта, за свою долгую карьеру одержал победу в 65 битвах и завоевал 32 страны. Именно он, а не Чингисхан был лучшим монгольским военачальником.
Судьба этого человека удивительна. Он происходил из северных, лесных монголов, которые, в отличие от монголов степных, не были с детства приучены к жизни в седле и виртуозному владению луком. Поэтому первоначально Субэдей выдвинулся благодаря не столько удали, сколько уму. По одной из версий, с четырнадцати лет он состоял при будущем великом хане – на первых порах просто прислужником, распахивающим полог шатра. В этом качестве юноша мог наблюдать за ходом военных советов. В какой-то момент ему – возможно, по случайности – было дозволено высказать свое суждение. Видимо, оно оказалось ценным. Субэдей был храбр и со временем обучился воинскому искусству, так что получил почетную приставку к имени: «багатур» (богатырь), но богатырей у Чингисхана было много – больше, чем умных и ловких тактиков.
Во время войны с сильным племенем меркитов молодой сотник прикинулся перебежчиком и сообщил врагам ложные сведения, что стало причиной их разгрома. С этого эпизода и началось восхождение Субэдея. Чингисхан не придавал значения социальному и этническому происхождению соратников – только их личным качествам. Поэтому сотник быстро стал тысячником, затем темником, а впоследствии и главным полководцем.
Своих многочисленных побед Субэдей, как правило, добивался не силой, а умением: даже если у врагов имелось численное преимущество, он вел бой так, чтобы всегда иметь перевес в решающем пункте сражения. Эту беспроигрышную тактику Субэдей использует и на Калке.
Второй полководец, Джэбе, тоже был личностью легендарной. Его имя означало «Стрела».
Он принадлежал к племени тайчжиутов, враждовавшему с Чингисханом. Искусный стрелок, Джэбе во время боя ранил тогда еще не очень великого завоевателя в шею, чуть не переменив ход мировой истории. Попав в плен, смело признался в том, что стрелял именно он. Чингисхан, хорошо разбиравшийся в людях, не казнил отважного тайчжиута, а оставил при себе. Через пять лет Джэбе уже командовал тысячей воинов; через десять – водил целые армии.
Разгром
Вот с какими оппонентами пришлось иметь дело Мстиславу Галицкому, который вместе с ханом Котяном первым ринулся в бой. Удатный был так уверен в успехе, что даже не известил о своих намерениях Мстислава Киевского – очевидно, желал, чтобы вся слава досталась ему одному. «Сие излишнее славолюбие Героя столь знаменитого погубило наше войско», – пишет Карамзин.
Великий князь киевский обиделся – и остался на месте, а с ним и большинство других князей. Субэдею даже не пришлось маневрировать, чтобы обеспечить себе преимущество в центральном пункте сражения. Это произошло само собой.
Удатный был опытным и храбрым воином, но очень скоро оказался наголову разбит и побежал назад, к реке, вместе со своими половецкими союзниками. Там он совершил поступок, имевший роковые последствия для остальной части русского войска: переправившись через Калку, велел изрубить ладьи (или же – есть и такая версия – разрушил наплавную переправу из ладей), чтобы враги не смогли устроить преследование.
Некоторые из князей побежали, даже не вступив в битву, но уйти от легкой монгольской конницы не смогли. Так сложили головы Мстислав Черниговский и еще несколько Рюриковичей. Им, можно сказать, повезло. Участь оставшихся была страшнее.
Мстислав Киевский, с ним остальные князья и основная масса воинов, укрепились на холме – «угоши город около себе в колех» («колы» – это, видимо, не колья, которых в голой степи взять было негде, а колесные повозки). Расчет, вероятно, был на то, что монголы не станут драться с теми, кто не принимал участия в сражении. В таких случаях обычно договаривались миром.
Но монголы не могли отпустить убийц своих послов. Три дня лагерь выдерживал осаду, а когда закончилась вода и припасы, великий князь сдался с условием, что пленники будут отпущены за выкуп, как это и происходило во всех тогдашних войнах.
Но только не у монголов. Они никогда не брали выкупа, это противоречило законам Чингисхана. Переговоры с Мстиславом Киевским вели не Субэдей с Джэбе, а состоявшие при их войске бродники (так назывались бродячие разбойные шайки, жившие в Степи и служившие кому придется), чьи обещания ничего не стоили.
«Битва на Калке». А. Ивон
За истребление парламентеров великий князь и другие знатные пленники были подвергнуты унизительной казни. Их положили на землю, накрыли сверху досками, и монгольские военачальники устроили на помосте победный пир, задавив побежденных до смерти. Эту ужасную сцену можно считать символом участи, которая через некоторое время ожидала всю Русь.
А Мстиславу Удатному его «удатность» не изменила. Он, главный виновник Калкинской трагедии, благополучно добрался до дому. Там он еще несколько лет бранился и дрался со своими соседями, а потом благочестиво скончался, приняв перед смертью схиму. До Нашествия он не дожил.
Летопись не называет количество убитых в сражении, перечисляя только князей (их пало двенадцать), но говорит, что «прочии вои десятыи приде кождо в свояси», то есть погибло девять десятых армии. Такого избиения не бывало от начала Русской земли.
Причину поражения летописец справедливо возлагает на самих русских: «И тако за грехы наша Бог въложи недоумение [недостаток ума] в нас».
Упущенное время
«Недоумением», но уже в современном значении этого слова, пожалуй, и ограничилась реакция Руси на страшное поражение. Потомков не может не поражать беспечность, в которой обреченная страна просуществовала следующие четырнадцать лет, вплоть до Нашествия. Казалось бы, после такого потрясения следовало бросить все силы на подготовку к новой войне с грозным противником, однако ничего подобного не произошло. «Татари же възвратишася от рекы Днепря; и не съведаем, откуду суть пришли и кде ся деша опять», – спокойно пишет летописец. Черную тучу унесло куда-то за горизонт, гроза примерещилась.
Русь вернулась к своему обычному существованию; в 1237 году она окажется подготовленной к борьбе с монголами еще хуже, чем в 1223-м, когда князья хотя бы собрали большую рать.
Главная причина этой, с сегодняшней точки зрения, необъяснимой беззаботности заключается в том, что Русь уже не ощущала себя одной страной. То, что происходило в одном краю Русской земли, очень мало занимало жителей других областей.
«Не бысть ничтоже»
Новгородская летопись, рассказав о Калкинской битве, на том же дыхании, как о происшествиях равного масштаба, сообщает, что в то же лето какие-то Твердислав и Федор построили каменную церковь, а еще 20 мая был «гром страшен», так что другая церковь сгорела и два человека погибли. Для новгородцев, которые не участвовали в сражении, местные новости важнее и интереснее того, что произошло где-то в дальних степях.
Точно так же относятся к эпохальным для Севера потрясениям и южане. В 1242 году, когда Александр Невский с новгородцами разбили на Чудском озере немцев, Галицко-Волынская хроника пишет: «В год 6750. Не бысть ничтоже» (ничего не было).
А в 1240 году, когда татаро-монголы стерли с лица земли Киев, далекий владимирский летописец записывает это известие в такой последовательности: «В год 6748. У Ярослава родилась дочь и была названа при святом крещении Марией. В тот же год взяли татары Киев и храм святой Софии разграбили и монастыри все. А иконы, и честные кресты, и все церковные украшения забрали и избили мечом всех людей от мала до велика. А случилось это несчастье в Николин день до Рождества Господа» – и больше ничего о гибели «матери городов русских».
Когда я говорю, что Русь после Калки вернулась к обычному существованию, это значит, что вновь начались бесконечные дрязги с соседями.
На Севере новгородцы и псковичи отбивались от литовцев и немцев, что не мешало им враждовать между собою и ссориться с русскими князьями.
Великий князь владимиро-суздальский Юрий Всеволодович воевал с мордвой и булгарами, однако не меньше сил у него отнимали конфликты с собственным братом Ярославом Переяславльским, а по временам братья забывали о своих противоречиях и объединялись против общего врага, черниговского князя. Ярослав Переяславльский (отец Александра Невского) сходил походом на юг и уселся в Киеве, по пути ограбив и опустошив Черниговщину.
Вообще мирных жителей, таких же русских, но подданных другого князя, грабили и убивали часто и без каких-либо угрызений совести – это были чужие люди. Своих, впрочем, тоже не жалели. В 1230 году случилась кровавая междоусобица в Смоленске, население которого не захотело подчиниться князю Святославу Мстиславовичу. Тогда он взял город штурмом, а жителей перебил.
Вместо того чтобы объединиться перед лицом страшной опасности, князья все глубже увязали в раздорах. «Провидение, действительно готовое искусить Россию всеми возможными для Государства бедствиями, еще на несколько лет отложило их, – горько вздыхает Карамзин, – а Россияне как бы спешили воспользоваться сим временем, чтобы свежую рану Отечества растравить новыми междоусобиями».
Сетования на неразумность русских князей, конечно, справедливы. Однако следует сказать, что, даже если бы Рюриковичи ясно сознавали опасность и объединились, Русь все равно не устояла бы. В 1223 году сравнительно небольшой корпус Субэдея и Джэбе без труда разбил союзное войско двадцати князей; четырнадцать лет спустя нагрянет сила, противостоять которой не смогло бы ни одно государство тогдашнего мира.
Для того чтобы понять, как зародилась и окрепла эта грозная сила, почему она в конце концов обрушилась на Русь, нам понадобится переместиться далеко на восток, где сформировался второй, азиатский компонент российской государственности.
Держава Чингисхана
Монгольские завоевательные походы, с одной стороны, несомненно были геополитической и гуманитарной макрокатастрофой.
Такого размаха массовых убийств, такой эпидемии террора не знает мировая история. Даже Вторая мировая война дала меньше жертв, если считать пропорцию от общего населения. Чингисхан и его потомки в период экспансии уничтожили почти десятую часть жителей Евразии. По современным оценкам, это около сорока миллионов жизней, погубленных не только оружием, но лишениями, голодом и мором – последствиями разорения некогда цветущих стран. Огромные области совершенно обезлюдели; крупнейшие города эпохи превратились в пепелища; погибли целые культуры.
Всё это так.
Монгольская империя в период максимального расширения. М. Руданов
Но последствия этого страшного потрясения были не только негативными. Монголам удалось, хоть и ненадолго, создать огромную, по тем временам очень неплохо устроенную империю, простиравшуюся от Тихого океана до Атлантики. На пике могущества, в 1300 году, эта держава имела площадь в 24 миллиона квадратных километров, в ней, по подсчетам Ж.-Н. Бирабена, автора интереснейшего исследования «История человеческого населения от истоков до наших дней», жили около 110 миллионов человек, четверть всех обитателей Земли. Монголы впервые сумели объединить Китай, самый большой и населенный регион планеты. Торговые караваны путешествовали по континенту, не опасаясь разбойников – для защиты было довольно монгольской пайцзы, охранительной таблички. Передовые технологии – порох, навигационные приборы, бумага, а затем и идея книгопечатания – свободно проникали из развитого Китая в неразвитую Европу. На какое-то время мир, вернее Старый Свет, стал единым, и значение этого небывалого цивилизационного переворота трудно переоценить.
Что же за народ оказался способен на столь чудовищные и в то же время столь величественные деяния? И как ему это удалось?
Монголы
Прото-нация
Народ был маленький. Вплоть до XIII века он считался малозначительным. Собственно, никакого монгольского народа еще и не было – его создаст Чингисхан.
На пустых обширных пространствах, находившихся к северу от Великой китайской стены, кочевали, враждуя между собой, разрозненные племена, которые иногда объединялись в военные союзы, но единой нации не образовывали. Не все они даже говорили на одном языке.
«Монголами» именовала себя лишь часть этноса (некоторые историки называют ее «собственно монголами»), не самая крупная. Четыре других группы племен были и больше, и сильнее.
На юго-востоке Монгольской степи, где климат был относительно мягким, а пастбища тучными, жили – сытнее и обеспеченней остальных – многочисленные татары. Возможно, они говорили на тюркском языке. Иногда чужеземцы именовали «татарами» вообще всех степняков (например, русские летописи, повествующие о Калкинской битве). Название особенно понравится европейцам, которые услышат в нем отзвук слова «Тартар», Преисподняя. «Эта ужасная раса сатаны-тартары… рванулись вперед, подобно демонам, выпущенным из Тартара (поэтому их верно назвали «тартарами»)», – напишет английский хронист Матвей Парижский (XIII в.). Не следует путать «монгольских» татар с нашими, российскими, в этногенезе которых монгольский компонент, по-видимому, был не столь значителен. Пропорция татар в армии Чингисхана была очень велика. Известно, что в 1206 году из девяносто пяти нойонов-тысячников насчитывалось четырнадцать татарских, притом что народность к этому времени утратила прежнюю мощь и великий хан относился к ее представителям неприязненно (на что, как мы увидим, у него имелись основания).
На юго-западе обитали кереиты, большинство которых уже несомненно говорили на тюркском языке. Они составляли не менее трети всех монголов (в широком смысле). В XII веке кереитская конфедерация была могущественной и доставляла немало хлопот северокитайскому царству Цзинь, но во второй половине столетия после ряда поражений несколько ослабела.
Расселение монгольских племен в XII веке. М. Руданов
Самой культурно развитой народностью были найманы, состоявшие из восьми колен. Их владения простирались до нынешнего Восточного Казахстана. У найманов существовало нечто вроде первичной формы государства, даже с собственной письменностью, которой другие монголы не имели.
Ближе всего к собственно монголам находились меркиты, злейшие их враги.
Все эти группы были много сильнее, со всеми Чингисхану придется воевать. Именно эти внутримонгольские разбирательства, а вовсе не покорение чужих земель, займут основную часть жизни великого завоевателя.
Общая численность всех монголов, по разным оценкам, могла составлять от семисот тысяч до миллиона человек – даже по тем временам, особенно с учетом обширной территории, совсем немного. Казалось бы, явно недостаточно для создания паневразийской империи.
Жизнь в Монгольской степи
Загадку отчасти объясняют условия, в которых существовал и закалился этот воинственный народ. Францисканец Джованни дель Плано Карпини, попавший в Монголию в середине XIII века и видевший на своем долгом пути немало бесприютных, диких краев, пишет с содроганием, что эта земля «гораздо хуже, чем мы могли бы высказать». Зимой температура здесь опускалась до минус сорока; летом поднималась до плюс сорока, так что всё выгорало и трескалась почва. Выжить в такой среде могли только очень неприхотливые, физически крепкие, не обремененные сантиментами люди. Естественный отбор был безжалостен: род, не способный добыть пропитание и защитить свои стада от свирепых, голодных соседей – часто собственных родичей, – погибал. (Как будет видно из рассказа о ранней жизни Чингисхана, иногда убийства из-за еды происходили и внутри одной семьи.)
Современников потрясала невероятная выносливость монголов, которые могли сутками обходиться безо всякой пищи и при этом, казалось, нисколько не слабели. Современные исследователи объясняют это диетой, состоявшей из сплошного белка: только мясо и молочные продукты, больше ничего. (Впоследствии, уже во времена империи, чужестранцев будет удивлять, как распространена среди монгольской знати подагра – болезнь, вызываемая диспропорционально протеиновым питанием.)
Монголы в пути. Рисунок из «Путешествия Марко Поло»
Трем главным законам выживания – добывать пищу, защищаться от сильных, нападать на слабых – детей учили с необычно раннего возраста. Каждый монгол с малолетства был охотником, наездником и искусным стрелком.
При столь суровой жизни род не мог позволить себе роскоши освободить женщин для домашней работы; существовало разделение хозяйственных занятий. Французский посланник Вилгельм де Рубрук в 1253 году пишет: «Обязанность женщин состоит в том, чтобы править повозками, ставить на них жилища и снимать их, доить коров, делать масло и грут [пиво], приготовлять шкуры и сшивать их, а сшивают их они ниткой из жил… Они шьют также сандалии, башмаки и другое платье… Мужчины делают луки и стрелы, приготовляют стремена и уздечки и делают седла, строят дома и повозки, караулят лошадей и доят кобылиц, трясут самый кумыс, то есть кобылье молоко, делают мешки, в которых его сохраняют, охраняют также верблюдов и вьючат их. Овец и коз они караулят сообща и доят иногда мужчины, иногда женщины». Ездить верхом и стрелять из лука девочек учили так же, как и мальчиков, – одним скотоводством прокормиться не получалось, каждый охотник был на счету.
Монгольские женщины
На высоком социальном статусе монгольских женщин – явлении для той эпохи необычном, поражавшем иностранцев, – нужно остановиться чуть подробнее, иначе будет непонятна роль, которую играли в политической жизни монгольского государства и Золотой Орды ханши, часто становившиеся регентшами и концентрировавшие в своих руках огромную власть.
Монголам, судя по всему, было совершенно чуждо высокомерно-пренебрежительное отношение к «слабому полу», который у них, впрочем, слабым не являлся.
Одно из изречений Чингисхана гласит: «Хорошие мужи узнаются по хорошим женам». Великий хан судил по своей матери и жене – обе они были женщинами незаурядными. На европейских современников монголки производили сильное впечатление. Плано Карпини пишет: «Девушки и женщины ездят верхом и ловко скачут на конях, как мужчины. Мы также видели, как они носили колчаны и луки. И как мужчины, так и женщины могут ездить верхом долго и упорно». Де Рубрук обращает внимание и на внешность монголок: «Все женщины сидят на лошадях, как мужчины, расставляя бедра в разные стороны, и они подвязывают свои куколи по чреслам шелковой тканью небесного цвета, другую же повязку прикрепляют к грудям, а под глазами подвязывают кусок белой материи; эти куски спускаются на грудь. Все женщины удивительно тучны; и та, у которой нос меньше других, считается более красивой. Они также безобразят себя, позорно разрисовывая себе лицо. Для родов они никогда не ложатся в постель».
Межгендерное распределение обязанностей объясняет, как монголам, народу немногочисленному, удавалось выводить в поход такие большие армии. По закону Чингисхана, основывавшемуся на древних обычаях, женщины должны были служить государству так же, как мужчины, и в отсутствие мужей брать на себя всю их обычную работу. Монголки были вполне способны справиться с этой задачей.
Как выглядели монголы той эпохи? Поскольку сами они свой внешний вид не описывали (да и зачем?), нам приходится довольствоваться свидетельством посторонних наблюдателей.
«Безобразные и нечистоплотные монголы, считавшие опрятность даже пороком, питавшиеся такой грязной пищей, которой одно описание возбуждает омерзение», европейцам решительно не нравились (эту цитату я взял из Карамзина, который, повторю, и сам был азиатского происхождения).
Вероятно, монголы XII века выглядели так. И. Сакуров
Насчет нечистоплотности и неопрятности, судя по всему, правда. У монголов почти полностью отсутствовало представление о гигиене. «Когда они хотят вымыть руки или голову, – пишет Рубрук, – они наполняют себе рот водою и мало-помалу льют ее изо рта себе на руки, увлажняют такой же водою свои волосы и моют себе голову». Он же сообщает: «Платьев они никогда не моют, так как говорят, что Бог тогда гневается и что будет гром, если их повесить сушить. Мало того, они бьют моющих платье и отнимают его у них… Никогда также не моют они блюд; мало того, сварив мясо, они моют чашку, куда должны положить его, кипящей похлебкой из котла, а после обратно выливают в котел».
Монголы были низкорослыми, гибкими. Мужчины не стригли свои жидкие усы и бороды; на макушке выстригали прямоугольник, заплетая сзади волосы в две косы. Девушки, выходя замуж, тоже выбривали темя – до самого лба.
Различие в платье между обоими полами было незначительным, что естественно с учетом почти одинакового образа жизни. У женщин верхняя одежда была несколько длиннее, вот и всё; чтобы она не стесняла движений, в ней спереди делали разрез и завязывали на боку.
Плано Карпини пришел к заключению, что монголы «отличаются от всех других людей», а этот автор, напомню, посетил немало народов, в том числе и степных.
Степное общество
Устройство жизни у этих кочевников было таким, что, казалось, объединить их совершенно невозможно. Вечная нехватка пастбищ и дичи заставляла селиться небольшими группами, на значительном расстоянии друг от друга, за каждой группой были закреплены свои зимовки и летовки.
Жили не племенем, а родом, который назывался обох и представлял собой большую, обычно полигамную семью, объединившуюся вокруг вождя – или сильного, или мудрого. Первые, и вообще все прославленные удальцы, назывались багатурами, вторые – сэцэнами. Из-за тесных родственных связей браки внутри группы воспрещались, поэтому невесту нужно было покупать или похищать в чужом стойбище. Из-за этого часто возникали вендетты, длившиеся поколениями.
Если род был зажиточный, он владел невольниками. Иногда удавалось подчинить себе более слабую группу, и она вся становилась родом-невольником.
Перемещаясь на дальние расстояния – из-за необходимости перегнать скот или ради большой охоты, – роды одного племени съезжались вместе, потому что из-за пастбищ и охотничьих угодий нередко приходилось воевать с чужаками.
Монголы не отличались набожностью, религия не имела в их жизни большого значения. Они обожествляли предков, поклонялись властителю неба Тенгри и властительнице земли Этуген. Однако с таким же почтением монголы относились и к другим конфессиям. Веротерпимость станет одним из столпов, на которых будет стоять их держава. Рубрук передает слова хана, который сказал, что бог един и подобен ладони, а религии подобны пальцам, и каждый ведет к спасению.
Известно, что во времена Чингисхана кереиты и найманы перешли в христианство несторианского толка, весьма распространенное в центральной и восточной Азии; по меньшей мере двое сыновей завоевателя, Угэдей и Толуй, женились на христианках.
Самое древнее из сохранившихся изображений бога Тенгри. Обработка Е. Ферез
Толерантность, возможно, объяснялась тем, что при нерелигиозности монголы были очень суеверны. Людей грозные воины не боялись – особенно когда почувствовали свою силу, – но чужих богов и жрецов предпочитали не гневить. Мало ли что.
У монголов существовала масса добрых и злых примет, сакральных ритуалов, иррациональных запретов. Например, нельзя было трогать кнутом стрелу, а лезвием ножа огонь; нельзя было проливать на землю жидкость и т. п. Иностранных послов, перед тем как пустить к хану, непременно проводили меж двух костров, потому что огонь искореняет злые замыслы. (Отказ подвергнуться этому обряду будет стоить Михаилу Всеволодовичу Черниговскому жизни. Благочестивый князь вообразит, что его хотят обратить в огнепоклонство, а суеверные монголы решат, что русский выдал свои черные намерения, – и убьют его.)
Шаманы, умевшие камлать и гадать по трещинам на бараньей лопатке, пользовались у монголов большим почетом. Однако когда главный шаман Теб-Тенгри, многое сделавший для возвышения Чингисхана, попытался приобрести политическое влияние, его почтительно умертвили. (По-монгольски, почтительной считалась казнь без пролития крови. Человеку переламывали позвоночник, накрывали одеялом и оставляли умирать. Такой чести будут удостаиваться Чингизиды, потерпевшие поражение в борьбе за власть.)
Потомственной аристократии у монголов, в общем, не существовало. Всякий раз, когда возникал более или менее стойкий племенной союз, его предводитель провозглашал себя ханом, возвышал своих приближенных, которые становились нойонами, и обзаводился личными дружинниками-нукерами. Однако подобные протогосударственные объединения были непрочными и долго не сохранялись.
Китай зорко следил за тем, чтобы в северных степях не возникло сильного государства, применяя древний как мир рецепт, которым всегда пользовались империи, соседствующие с варварами: стравливали их между собой. В Монголии эта стратегия давалась особенно легко – все и так враждовали друг с другом.
В ту эпоху существовало два Китая – большой и очень большой: северный Цзинь и южный Сун. Второй, где жило пятьдесят миллионов человек (восьмая часть населения планеты), находился далеко. Зато Цзинь, который был раз в десять меньше южного царства, но все равно могуществен и богат, располагался в соблазнительной близости. Монголы совершали на северных китайцев набеги, а в первой половине XII века появился энергичный вождь Хабул-хан, сплотивший множество племен и нанесший империи Цзинь несколько поражений, так что пришлось даже выплачивать ему дань. Сохранился рассказ, возможно легендарный, о том, как Хабул-хан во время встречи с императором Сюаньцзуном подергал его за бороду, привлеченный ее необычной пышностью, – и Сын Неба был вынужден стерпеть эту варварскую фамильярность.
Держава Хабул-хана просуществовала около двадцати лет, однако после смерти хана (1150 г.) рассыпалась – китайцам удалось справиться с опасным врагом руками татарских племен. В степях вновь воцарился хаос, но сохранилось воспоминание о былом величии, а кроме того у воинственного Хабул-хана осталось потомство.
Один из правнуков первого объединителя Монголии оказался человеком выдающихся способностей и невероятной удачливости. Он изменил не только судьбу своего народа, но и ход мировой истории.
Основатель империи
Как становятся великими завоевателями
Самое время вернуться к роли личности в истории. На примере Мстислава Удатного мы видели, как действия одного человека могут привести целую страну к катастрофе. Чингисхан же привел свой народ, малочисленный и нищий, к неслыханному величию. Никакой иной причины возвышения именно монголов из массы других азиатских племен кроме личности вождя, по-видимому, не было.
Биография Чингисхана является весомым аргументом в пользу той точки зрения, что деятельность одного человека может существенно изменить историю не только народа, но и всего человечества. Такие люди появляются очень редко. Можно было бы причислить сюда того, кто первым приручил лошадь, и того, кто изобрел колесо, но их имена в нашей памяти не сохранились. Фигурами еще большего масштаба были основатели трех мировых религий, однако их истинный вклад стал очевиден нескоро, через десятилетия, а то и века после их смерти. Сразу, притом драматично и радикально, меняли вектор развития цивилизаций только великие завоеватели. Они подстегивали историю, одновременно разрушая прежний мир и создавая новый, который был проекцией их воли и нес на себе отпечаток их личности.
Самый прославленный полководец истории Наполеон, чье имя стало нарицательным, до этого статуса не дотягивает. Сложись обстоятельства чуть иначе, и роль диктатора (а революции всегда заканчиваются личной диктатурой) могла бы достаться другому молодому генералу – Гошу, Жуберу или Моро. И дальше, вероятнее всего, произошло бы примерно то же самое: сначала экспансия, потом неминуемое поражение Франции и реставрация Бурбонов.
Пожалуй, с полным правом к категории людей, изменивших ход истории, можно отнести только двух завоевателей: Александра Македонского, эллинизировавшего огромные пространства Востока, и Чингисхана, монголизировавшего огромные пространства Запада. Обе державы оказались непрочными и вскоре рассыпались на куски, но каждый из осколков сохранил некоторые родовые черты принадлежности к великой империи. (В конце тома я попробую вычленить «чингисхановские» компоненты в генезисе российского государства.) При этом свершения Чингисхана в некотором роде поразительнее деяний Александра. Македонец получил царскую власть по наследству, а Эллада была самым развитым регионом тогдашней эйкумены. Чингисхан же поднялся из ничтожества и вытянул за собой к вершинам могущества один из наиболее отсталых и слабых народов тогдашнего мира.
Чингисхан. Китайский рисунок XIV в.
Разумеется, Чингисхан был не только великим преобразователем, но и чудовищным злодеем. Но таковы, собственно говоря, все завоеватели. (Здесь хочется привести фрагмент из воспоминаний Аполлинарии Сусловой о разговоре с Достоевским. В итальянской гостинице они залюбовались очаровательной девочкой, и писатель сказал: «Ну вот, представь себе, такая девочка с стариком, и вдруг какой-нибудь Наполеон говорит: «Истребить весь город». Всегда так было на свете». Да, именно так и было. Все великие завоеватели – злодеи.)
Поэтому нет смысла давать этическую оценку личности Чингисхана – с этим ясно. Гораздо интереснее разобраться в том, как формируются такие люди? Какие внешние условия и какие качества характера сделали этого человека тем, кем он стал?
По счастью, вся жизнь Чингисхана, начиная с рождения, известна в подробностях, поэтому можно попытаться найти ответы на эти вопросы. Сохранилась полухроника-полуэпос «Сокровенное сказание монголов». Этот интереснейший текст был составлен вскоре после смерти завоевателя. Конечно, там многое приукрашено и мифологизировано, но общий контур биографических данных выглядит достоверным, а во многих деталях угадывается подлинность.
Детство и юность
Не знаю, следует ли этим гордиться, но Чингисхана можно считать нашим соотечественником. Он родился на территории современной Российской Федерации, в восьми километрах к северу от монгольской границы. Впрочем, о месте, равно как и о годе рождения великого человека тянутся бесконечные споры, которые вряд ли когда-нибудь разрешатся. Большинство историков считают, что он появился на свет в 1162 году.
Как уже было сказано, он приходился правнуком великому хану Хабулу, однако отец будущего полководца Есугэй-багатур возглавлял всего лишь небольшое племя тайчжиутов, относившееся к «собственно монголам». Род Есугэя назывался Кият-Борджигин.
Сын Есугэя родился на свет, сжимая в кулачке сгусток крови, о чем непременно пишут все биографы Чингисхана, видя в этом незначительном факте глубокий символизм. Впрочем, мальчика тогда звали иначе. Отец дал ему имя Темучин – в память о том, что как раз накануне рождения первенца одержал победу над татарским вождем Темучином.
Татары отомстили своему врагу, когда мальчику было девять лет. Согласно «Сказанию», они коварно отравили Есугэя. Для семьи багатура настали тяжкие времена. Тайчжиуты бросили ее в степи, забрав всё имущество. С этих пор собственное племя стало для Темучина врагом.