Читать онлайн Земля – Заря: сборник фантастических рассказов бесплатно

Земля – Заря: сборник фантастических рассказов

Владимир Хабаров. «Взаимовыручка»

Грузовоз «Дмитрий Менделеев» стоял под погрузкой уже более трёх часов. До конца оставалось минут десять, когда Зайцев, штурман корабля, заметил неладное с последним контейнером. Наблюдая из рубки управления за процессом, он не мог понять, в чем дело. Контейнер никак не хотел входить в свою секцию. Два бота-погрузчика, поочередно подталкивая то справа, то слева, пытались его туда запихнуть. «Перекосило, что ли? – Николай Васильевич вывел на монитор данные трёхмерной телеметрии. – Точно, заклинило…»

С досады он накричал на оператора Асю. Та начала оправдываться, что, мол, у одного из ботов камера старая, отработала своё, поэтому временами выдаёт погрешность картинки. Вот и не вписались сразу в проём. Начальство знает об этой проблеме, но как всегда не чешется. Ася пообещала заменить погрузчик как можно скорее. Что и было сделано. Контейнер благополучно встал на место. Успели по времени.

Получив «добро» от дежурного оператора, каботажник плавно отвалил от грузового терминала Лунной орбитальной станции и направился в конечный пункт, коим являлся Плутон. На орбите последнего находился недавно построенный исследовательский комплекс «Циолковский». Но задействован, увы, он был пока не в полную силу. Кое-что из установленного оборудования за это время морально устарело, кое-что вышло из строя, а кое-что ещё и не запускали – из-за недокомплекта. Поэтому прибытия «Дмитрия Менделеева» там ждали с большим нетерпением.

* * *

– Петрович! – Зайцев повернулся всем корпусом к командиру, умудрившись не вывалиться из кресла, хотя комплекция этому способствовала. – У нас опять проблемы с топливом. Датчики показывают пониженный уровень.

– Опять? – Петрович нахмурился. – В прошлый раз еле-еле, на последних каплях, так сказать, долетели. Теперь снова? Проверяли же перед полётом?!

Зайцев развёл руками:

– Ну, так и есть. Лично вместе с механиком проследил за ремботами. Мелкие недочёты нашли, а по «горючке» – ничего. Чисто. Ума не приложу…

Он сокрушенно начал приглаживать мелкие рыжеватые кудряшки на лысеющей голове, заканчивая движения рук где-то там, за ушами, ближе к затылку. Кудряшки активно сопротивлялись, демонстрируя стойкое желание к самоуправлению.

За долгие годы совместной работы Петрович давно уже изучил все привычки штурмана.

– Да ты, Коля, не волнуйся так, здоровье побереги… – он посмотрел на старенький панорамный монитор, где красные пунктирные точки траектории полёта упёрлись в орбиту Юпитера, – …не мальчик ведь. На Каллисто подзаправимся и двинем дальше – к Титану. На «Циолковском» очень ждут этот груз. Итак, рейс два раза уже откладывали. Вернёмся домой – сразу на капремонт и модернизацию, полгодика можно будет отдохнуть.

– Эх, Петрович, всё ты правильно говоришь, – штурман отодвинул кресло, встал и начал ходить по рубке, поглаживая выпирающий из-под комбинезона животик приличных размеров. – Отдохнуть нам пора! Сколько лет в космосе болтаемся, подумать страшно. Пусть молодёжь поработает. А старожилам почёт и уважение надобно.

Петрович лишь скептически улыбнулся, продолжая разглядывать план-схему маршрута.

– Ну да, что-то я не видел, чтобы кто-то из молодых жаждал поработать с нами. Они нашу рухлядь стороной обходят. Даже начальство не в силах заставить их пойти на такой подвиг. Им только всё новое подавай. Да и ты только говоришь, что пора на отдых, а самого и палкой не выгонишь с корабля.

Зайцев сделал вид что обиделся:

– А сам-то… тоже хорош! Последний раз, когда на Земле был?

Петрович перестал разглядывать схему и с грустью заметил:

– Это ты о чем, Коля? Вся наша жизнь с тобой прошла в космосе. На Земле только в отпуске бываем, но и то, после недели, максимум две, становится скучно и тянет обратно в космос. Да что там говорить, сам всё прекрасно знаешь…

Он махнул рукой, словно давая понять, что разговор на эту тему бессмыслен, и вернулся к работе. Рассматривая на экране монитора данные проведенных вычислений, голосом полным оптимизма вынес вердикт:

– Вроде должно хватить, если вдруг не случится чего-то неожиданного.

– А что может слу… – Зайцев не успел закончить, как яркая вспышка прямо по курсу заполнила обзорные мониторы. На миг ослепила, лишив дара речи.

Диким воем взревели сигнальные ревуны, пол под ногами затрясся мелкой дрожью, система защиты женским голосом произнесла: «Первая степень опасности! Всем надеть гермокостюмы!» Петрович прикрыл рукой на миг ослепшие глаза, сделал шаг назад. И в тот момент, когда уже почти заканчивал движение, корабль тряхануло так сильно, что нога внезапно подвернулась, и он начал заваливаться назад, теряя опору.

…Когда штурман протер глаза и мир вокруг принял чёткие очертания, взору предстала дивная картина: на полу сидел командир, постанывая и держась за вывихнутую лодыжку, а в двух шагах от него стояло странное существо, закутанное в зеленоватый туман.

Очертания фигуры были плохо видны, но туман начал потихоньку рассеиваться и от увиденного сердце Зайцева тревожно ёкнуло. «Это что за наваждение? – подумал он, не зная, что предпринять: то ли броситься к Петровичу, то ли поискать хоть какое-то подобие орудие защиты. – Откуда взялась эта гадость!»

Внешне существо немного напоминало паука: тёмно-коричневое эллипсоидное тело опиралось на трёхсуставчатые конечности, расположенных попарно по бокам. Вместо рта виднелась узкая щель, две пары круглых глаз без век, с неподвижными чёрными зрачками, качались на стебельках, растущих чуть повыше рта. Хотя штурман не был уверен, что это именно рот, но по аналогии с земными формами жизни ему пришлось принять данное за аксиому. Ниже щели, ближе к подбрюшью, располагались мощные жвала, от вида которых у Зайцева вдоль позвоночника пронёсся холодок ужаса и отчаяния.

Но и существо, если судить по флюидам страха, идущим от него, было напугано не меньше. Земляне, несмотря на свое незавидное положение, ощутили их сразу. Однако вряд ли бы это послужило поводом для успокоения. Наоборот, из-за чувства страха и незнакомой обстановки существо могло перейти к агрессии. По принципу: лучшая защита – это нападение. Поэтому штурман внутренне приготовился к худшему.

Мужественно преодолевая внутреннее оцепенение, он нерешительно сделал шаг в сторону Петровича. Тот, забыв на время про лодыжку, с некоторой опаской и изумлением разглядывал паука. В ту же секунду щель чужака чуть раздвинулась, и оттуда полились звуки похожие на птичьи трели, но явно с угрожающей интонацией.

Оба землянина от неожиданности вздрогнули. Петрович тут же скривился от боли, ненавязчиво заявившей, что пока не собирается с ним расставаться. Зайцев замер на месте, опустил голову и уставился в пол, удрученно переступив с ноги на ногу. Наконец, не обращая внимания на трели чужака, поднял голову и глубоко вздохнул. Задержал дыхание, выдохнул и подошел к командиру:

– Давай посмотрю. Возможно, придется наложить фиксирующую повязку…

– Помоги лучше подняться и в кресло усади, – отозвался Петрович, – а потом делай что хочешь.

Согласно инструкции, оба должны были уметь оказывать первую медицинскую помощь, но у Зайцева было преимущество – больше практических часов. Петрович об этом знал и поэтому подчинился беспрекословно.

Занятые своим делом: ощупыванием больного места и вопросами-ответами, они поначалу не обратили внимания на странное поведение чужака, который вдруг перестал «петь песни» и будто – если судить по виду – стал прислушиваться к разговору. Первым удивился Петрович:

– А чего он перестал чирикать? Что замолк-то?

Зайцев закончил осмотр лодыжки к этому времени и размышлял, как незаметно подобраться к медицинскому модулю, который находился как раз за пауком. Неосознанно, «на автомате», ответил безразличным тоном:

– Думает, наверное, что ещё сказать.

– Что сказа-а-ать, – слова, произнесённые с неприятным металлическим оттенком, повергли землян в шок.

– Ты смотри-ка, по-нашему заговорил, – Петрович, испытывая некоторое неудобство, потому-что сидел в кресле, не шевелясь, чуть дёрнулся, лодыжка сразу же предсказуемо ответила очередной порцией боли. – Ай!.. да сделай же что-нибудь!

Зайцев поднялся, стараясь унять нервную дрожь, и направился к медицинскому модулю, огибая чужака по длинной кривой. Вид у штурмана был несчастный. Пара глазных стеблей паука тут же повернулась вокруг своей оси, сопровождая движение человека. То ли гримаса боли, вновь появившееся на лице Петровича, то ли ещё что – может, почувствовал эмоции, может, ассоциации какие… – но чужак, аккуратно переступая конечностями, отодвинулся в сторону, давая возможность Зайцеву пройти. Штурман, прижимаясь к стенке, проскользнул мимо. Как ни странно, но действия чужака помогли ему успокоиться и даже как-то немного расслабиться. Он отметил, что, несмотря на свой малый рост, почти на голову выше чужака.

– Помо-о-щь, боль?.. – тот вопросительно наклонил глазные стебельки. – Могу помо-о-чь…

– Спасибо, мы сами, – буркнул штурман, доставая медицинский пенал из модуля; ему было неловко за свои опасения, страхи и то желание, которое возникло ещё в самом начале – убить инопланетянина. Теперь он видел, что чужак им не угрожает и явно ищет способ наладить контакт.

– А вы кто? И что тут делаете? – любопытство всё же перебороло боль, Петрович разглядывал существо, которое сейчас не казалось таким уж и страшным, готовым броситься на людей и разорвать их в клочья.

– Прова-ал…Туннельный да-а-тчик бара-а-хлит, – паук всем видом пытался изобразить отчаяние. – Подпростра-а-нство свернулось, кора-а-бль теперь здесь, в ва-а-шей системе…

Вернувшись с «похода», штурман открыл пенал и, наклонившись над ногой командира, приступил к обработке лодыжки. Петрович невольно расслабился от врачебных манипуляций, задумался, вспоминая, что ему известно о гиперпространстве. Но ничего, кроме статей известных учёных, напичканных теориями, спорами, прогнозами и того, что скоро человечество «оседлает» космические дали и вот-вот начнет осваивать другие галактики, не вспоминалось. «Ну да, теории теориями, а тут наглядный пример уже освоенного гиперпространства», – размышлял он, всё больше и больше хмурясь, не зная, как начать разговор с чужаком на эту тему. Раздумья прервал штурман своим глупым, как показалось Петровичу, вопросом:

– Что у вас стряслось? – закончив перевязку, тот стоял, опираясь рукой на край пульта, на полу лежал всё ещё незакрытый медицинский пенал.

– Да-а-тчик простра-а-нства… – чужак что-то прочирикал по-своему, в воздухе образовалось полуметровое круглое окошко, затянутое голубоватой дымкой. Ещё одна «трель» – и оттуда плавно выплыл предмет, чем-то напоминающий кубик Рубика.

В ореоле желтоватого сияния и под внимательным взглядом паука кубик подлетел к штурману и остановился на уровне лица. Зайцев осторожно взялся двумя пальцами за дымчатые грани. Сияние исчезло. Зато сам кубик тут же осветился изнутри мягким тёмно-красным светом. Словно зажегся сигнал тревоги. Зайцев подумал, что по идее так и должно быть – раз узел неисправен, то должен себя как-то обозначить, показать хозяину, мол, требуется ремонт. Ему стало немножко завидно – у землян таких технологий нет. Подобные есть, но не такие, а вспомнив как чужак «провожал» кубик взглядом, решил, что тут, возможно, могут быть и ментальные связи задействованы.

Он повертел кубик туда-сюда. В какой-то момент красный свет исчез и прямо посередине поверхности, обращённой к нему, образовалась чёрная дыра. Оттуда повеяло холодом – далёким, непонятным и очень-очень чужим. Зайцев опешил и чуть не выронил его. Машинально повернул другим боком, дыра исчезла, а свет появился снова, протягивая красные лучики ему навстречу.

– Забавно… – он повторил манипуляцию свет-дыра, понимая, что, с одной стороны эти два явления как-то взаимосвязаны, а с другой – интуитивно выискивая решение проблемы.

Петрович и паук внимательно наблюдали за его действиями. Оба молчали. Ни командир, ни штурман понятия не имели об устройстве и принципе действия датчика, а чужак по каким-то причинам не посчитал нужным ввести их в курс дела. А может быть, проводил эксперимент…

Петрович был крайне удивлён, что инопланетяне решили доверить вышедший из строя прибор чужой расе. «С чего бы это? Кем они нас считают? – вертелось у него в голове. – Решили, что мы более продвинутые, чем они или боятся сами провести ремонт…» И тут у него мелькнула мысль вполне правдоподобная с его точки зрения: по какой-то причине на данный момент у них не было техника-ремонтника, хотя, если по логике, то обязательно должен быть, как и сам запасной датчик. Ведь на всех земных кораблях стоят резервные блоки управления на случай внезапного выхода из строя основных.

– А резервный датчик?

– Поменяли, не сра-а-ботал, – паук совсем как человек сокрушенно развел в стороны передние конечности, умудряясь каким-то непонятным способом удерживать равновесие.

– Странно… – отрешенно проговорил штурман, думая о чём-то, о своём, и медленно стал поднимать свободную руку, выставив указательный палец. – А что, если…

– Стой, не делай этого, – закричал Петрович, пытаясь привстать с кресла.

Но было поздно, палец приблизился к отверстию. И неожиданно упёрся во что-то упругое, невидимое. Это нечто похожее на мембрану начало мягко сопротивляться проникновению извне. «Защита от дураков?» – мелькнула запоздалая мысль, когда маленькая яркая вспышка больно ударила по глазам. Зайцев зажмурился и сдавленно вскрикнул, нечаянно разжав пальцы. Кубик тонко пискнул и упал по довольно замысловатой траектории: сначала на панель управления, потом, подпрыгнув словно мячик – прямо в раскрытый пенал. Раздался хруст, будто вставили вывихнутый сустав. Следом – еле слышимый хлопок и запах озона.

Зайцев почувствовал себя совсем скверно – надо же так всё испортить! Датчик, скорее всего, окончательно вышел из строя. Что инопланетянин подумает о нём и о землянах вообще?

Конечно, это был глупый поступок, очень глупый… Такое мог позволить себе трёхлетний малыш, но никак не взрослый мужчина. Зайцев понимал рассудком, что так нельзя, и подстегиваемый любопытством и ребячьим порывом сделал то, чего не должен был делать. Боясь открыть глаза, он всё больше и больше падал духом. И уже не слышал, как подскочил паук и бережно достал из пенала кубик. Ни красного света, ни черной дыры – сплошной серый монолит, окутанный зеленоватым сиянием.

– Бла-а-годарю, – чужак попятился, держа датчик передней лапкой. – Прекра-а-сная работа! Вы просто ма-а-стер!!!

Слова были произнесены с восхищением и совершенно искренне. Люди это ощутили. Зайцев открыл глаза, подавленно вздохнул и посмотрел на командира, ожидая поддержки, так необходимой ему сейчас. Петрович развёл руками – мол, извини, помочь ничем не могу.

– Что мы мо-о-жем сдела-а-ть для ва-а-с? – паук «проводил» кубик взглядом до окошка…

Петрович неопределённо хмыкнул. А штурман промолчал, всё ещё не веря, что датчик вернулся в рабочее состояние таким вот интересным способом. Словно судьба решила посмеяться над ним, совершив неожиданный кульбит.

– Могу предложить кора-а-бль, везём на прода-а-жу. Выбира-а-йте…

Чужак махнул конечностью, и во всю стену рубки открылось цветное панорамное окно. То, что увидели люди, напоминало ангар или хранилище космолётов. Каких только конструкций там не было: шарообразные, призматические, цилиндрические. Однотонные и раскрашенные во все цвета, словно матрёшки. Попадались и такой вычурной формы, что трудно было даже представить.

У людей дух захватило от такой картины, никогда они такого не видели и вряд ли когда-нибудь увидят. Казалось, миновала целая вечность, прежде чем Петрович смог оторвать взгляд от панорамы.

– Не-е-т, – промялил он задушенным голосом, – нельзя. Что я начальству скажу? Меня же потом растерзают… всякие ученые мужи, комиссии. Пусть уж старый останется.

– Хорошо, – одним взмахом конечности чужак «стёр» окно. – На-а-ши рем-боты за-а-кочили ремонт ва-а-шего кора-а-бля, улучшили конструкцию гла-а-вного двига-а-теля, и доза-а-правили топливом. В топливном отсеке были микротрещины. Много. Теперь их нет… Сча-а-стливого пла-а-вания!

Чужак с места, где стоял, прыгнул в открывшийся прямо посреди рубки проём и исчез в голубоватой дымке.

Когда проём закрылся и бесследно пропал, Петрович недоумевающее огляделся вокруг, он никак не мог поверить, что только что участвовал в странной встрече с инопланетянином. Расскажи кому, не поверят. И лишь перевязанная лодыжка и истуканом, стоящий Зайцев, сосредоточенно рассматривающий свой палец, говорили об обратном.

– Тогда на Каллисто заходить не будем… – задумчиво произнёс штурман, пряча зачем-то руку за спину.

– Пожалуй, – Петрович обменялся взглядом со штурманом и рассмеялся. – Ну, кто бы мог подумать, что такое вообще возможно.

– Взаимовыручка? – откликнулся Зайцев, истолковав слова командира по-своему. – А почему бы и нет? Два перевозчика всегда договорятся между собой, если одному из них требуется помощь.

Кресло привычно скрипнуло, принимая знакомый вес.

– Петрович, – было видно, что штурману очень хочется задать вопрос, с ответом на который он ещё не определился до конца, – жалеть-то не будешь по поводу нового корабля?

– Без работы хочешь остаться? – ответил Петрович, иронично улыбаясь и чуть помешкав, уже без иронии, добавил. – Не сейчас… может быть, потом… когда-нибудь… когда нас с тобой отправят на пенсию. Спишут подчистую.

Прошло совсем немного времени, прежде чем Зайцев снова подал голос:

– Я тут подумал… Ты прав. Всё равно ведь не дадут летать на новом корабле. Отберут. Якобы для изучения, а нас с тобой задвинут куда-нибудь подальше, например, отправят на пенсию раньше срока.

– Дошло наконец-то, – сказал Петрович, усаживаясь за пульт управления.

Исследовательский комплекс «Циолковский», расцвеченный, словно новогодняя ёлка сигнальными огнями, терпеливо и с надеждой ждал обещанного груза.

Диана Жигалик. «Волшебный ключ»

Жила-была девочка Саша, она жила в богатой семье и у неё была лучшая подруга Маша. Девочки любили вместе играть, хотя Саша иногда обижала Машу, она высокомерно разговаривала с ней, считая себя лучше. Но Маша была добрая, и они быстро мирились. Однажды подружки решили пойти искупаться.

Девочки никому не сказали, куда они направляются. Пришли они к небольшой речушке, которая находилась неподалёку от деревни, расстелили коврик, поставили на него корзинку с едой и пошли к речке.

Было очень жарко, хотелось скорее окунуться в прохладную водичку. Машу с ранних лет папа научил плавать, и она нисколько не боялась, сразу прыгнула в воду и поплыла.

А Саша плавать не умела и боялась заходить далеко в воду. Она взяла с собой красный надувной баллончик, который ей дала Маша, надела его и плескалась неподалёку от берега. Под ногами был мелкий песочек, она чувствовала, как он скользит между её пальцами. Девочка не замечала, как небольшое течение потихоньку относит её всё дальше от берега.

Вдруг Саша поняла, что не достаёт ногами до дна, и её охватила паника. Размахивая руками и ногами изо всех сил, она пыталась плыть к берегу, но у неё ничего не получалось. Мимо проплывала какая-то коряга, Саша схватилась за неё, прижала к себе, и услышала хлопок. Это коряга проткнула спасительный баллончик, и Саша стала тонуть. Она закричала: «Маша! Помоги!!!»

Маша услышала крик и бросилась помогать подруге. Если бы кто-то был на берегу, то увидел бы, что девочки то исчезали, то снова показывались на поверхности воды. Потом они исчезли…

Вода постепенно перестала расходиться кругами, так же светило и припекало солнышко, пели птички, стрекотали кузнечики, и только девочек больше не было. Остались лишь коврик с корзинкой на берегу.

Все могут подумать, что девочки утонули. Но нет, они вынырнули, но в каком-то другом мире. Придя в себя, они взялись за руки и пошли.

Вокруг всё было необычное и неприветливое. Небо было пасмурное, дул прохладный ветерок. На ветках огромных деревьев были острые колючки, цветы были серые, от них шёл неприятный запах.

Всё было не так, как в привычном мире. Девочкам стало страшно, они сели около большого камня на серую скользкую траву. Им очень хотелось домой, к маме и папе. Как там хорошо, рядом с ними, оказывается! А они этого никогда не замечали.

На камень выскочила серая ящерица. Саша и Маша не сразу её заметили, потому что она тоже была серая, но на её голове была крохотная золотая корона с изумрудными камешками. Девочки сразу поняли, что это не простая ящерка, из тех, что они прежде видели в своём мире. Стали они с ней разговаривать, как с человеком.

– Ящерка, милая, помоги нам! Мы заблудились, нам очень страшно, мы очень хотим вернуться к себе домой.

– А почему вы не хотите остаться здесь? – спросила Ящерка. Ведь тут как раз нет школы, в которую вы не любите ходить. Здесь не нужно учить таблицу умножения, читать книги. Здесь нет учителей, которые вам задают домашние задания. Здесь не нужно помогать маме и папе. Мам и пап тут нет, вам не придётся им больше грубить и спорить с ними.

Маша покраснела. «Это про меня, – подумала она. – Это я всегда делаю вид, что не слышу, когда мама зовёт меня помочь. И это я не хочу делать уроки. И это я не выучила до сих пор таблицу умножения».

«Это про меня, – подумала Маша. – Это я грубо отвечаю своим родителям, хотя они очень добры ко мне, выполняют все мои просьбы. Это я высокомерно разговариваю со своей лучшей подругой».

– Ящерка, ты волшебница? Откуда ты всё знаешь про нас?

И Ящерка рассказала им, что у неё есть волшебный ключ, им она открывает дверь в другой мир. В тот, откуда пришли девочки. Она часто там бывает, и знает все тайные мысли людей.

Девочки стали просить у неё ключ. Но Ящерка ответила, что они сами виноваты в том, что сюда попали. И теперь им нужно исправиться, только потом она позволит им вернуться. Махнула Ящерка хвостом и исчезла, девочки даже ничего не успели у неё спросить.

А тем временем небо становилось всё темнее, наступала ночь. На небе не было звёзд, из-за туч не было видно луны. Отовсюду слышались непонятные звуки. Всё это пугало девочек. Они сидели, прижавшись друг к дружке, и дрожали от холода и страха.

– Я больше никогда не буду грубить маме и папе, – сказала Саша. Маша, прости меня за то, что я иногда веду себя некрасиво, обижаю тебя словами. Я больше никогда не буду так делать.

– И ты меня за всё прости, Саша. Я тоже не всегда права. И… я знала, что баллончик ненадёжный. Я не подумала, что ты можешь утонуть, я лишь хотела тебя напугать. Получается, это из-за меня мы сюда попали…

Маша громко заплакала. Она чувствовала свою вину. Саша обняла подружку и тоже заплакала.

Вдруг они услышали звон колокольчика. Он становился всё громче, а потом вокруг стало светло. Они увидели Ящерку на том самом месте.

– Вы сами нашли ключ в свой мир, девочки. Вы изменились, вы поняли, что совершали нехорошие поступки. Это и есть ключ, который поможет вам вернуться.

Ящерка махнула хвостиком и исчезла.

– Помните свои слова и обещания, которые вы произнесли! – услышали девочки далёкие слова Ящерки.

…Через секунду они снова сидели на берегу речки. Светило солнце, так же пели птички.

– А может, нам всё это показалось? – спросила Маша и посмотрела на речку. Волна выбросила на берег красный баллончик…

Ганзенко Марина. «Гармония»

Ноябрьское утро выдалось дождливым, что, впрочем, неудивительно для последнего месяца южной осени. Ростов был погружён в серую дымку, нагоняющую тоску. Большинство людей в этот ранний час проклинало небеса за то, что в такой ненастный день им пришлось выбраться из нежных объятий одеяла и тащиться на работу. Однако великолепное настроение Виноградова Вадима не мог испортить ни снег, ни зной… ну, дальше вы, конечно же, знаете. Наш герой жевал свою овсянку с орешками, сваренную на воде. Вроде бы он каждое утро ел такую, но внезапно каша показалась ему безумно вкусной.

– Дорогая, даже мой завтрак сегодня просто объедение! Всё потому, что я в одном шаге от осуществления мечты всей моей жизни, – промычал он, плотно набив рот едой.

Его жена, Даша, смахнула с лица непослушную прядь светлых волос. На её по-детски миловидном лице появилась морщинка, наполненная тревогой.

– Твои мечты тут совершенно ни при чём. Я положила в чёртову кашу три ложки сахара, – буркнула она.

– Сахар?! – практически взревел Вадим. – Да как ты могла? – добавил он уже спокойным голосом, продолжая поглощать ложку за ложкой. – Нет, всё-таки просто божественно вкусно! Делаешь всё, чтобы я не полетел на Гармонию?

Даша кивнула. Села на колени к любимому и поцеловала в лоб.

– Ты же знаешь, что от пары граммов сахара ничего не поменяется? – начал объяснять жене Вадим с видом, каким родители рассказывают годовалому несмышлёнышу, какое колечко в пирамидке красное, а какое зелёное. – Я в прекрасной форме. Я летал на орбиту трижды. Один раз был на Луне. У меня степень кандидата по биологии и филологии. Год напряженной подготовки в тестовой группе за плечами. Кто подойдёт для первого контакта с внеземной цивилизацией лучше, чем я?

– А кто подойдёт для первого контакта с нашей крошкой лучше тебя? – перебила супруга Даша, положив его руку на свой округлившийся живот.

– Жёны моих друзей вечно ноют, что им не хватает внимания. Дорогая, это всего лишь двадцать лет. Не успеешь соскучиться, а я уже тут.

Даша прыснула. А глава семьи продолжил:

– Представь, тебе сорок с хвостиком, и тут возвращаюсь я, любовь всей твоей жизни, герой Земли. Ну ты, конечно, ждёшь меня всё это время, налево-направо не смотришь. Никому ведь со мной не сравниться. А я ещё к тому же моложе тебя буду. Скорость света и всё такое. Круто, да?

Даша сморщила носик.

– А теперь представь дорогой, как наша Галечка спрашивает меня: «Где папа? Почему его нет рядом? Почему не живёт с нами? Почему не приходит на утренники в детский сад?» А я ей говорю: «Милая, просто папа не любил выносить мусор и знал, что на этой планете я его везде достану со своими каждодневными просьбами. Вот он и свалил на Гармонию подальше от нас».

Супруги потянулись друг к другу и соприкоснулись кончиками носа.

– Ты знала, Даш, за кого выходила замуж. Я – космонавт. Лучший из лучших. Я всю жизнь мечтал увидеть инопланетян. А теперь у меня есть шанс полететь к ним в гости, в их прекрасный непознанный, немыслимый мир. Разве это ни замечательно?

– Одно дело полугодовые командировки на орбиту, другое – долгие годы порознь… – с нескрываемой горечью изрекла женщина. – Где вообще гарантия, что на Гармонии тебя примут с распростёртыми объятиями? Вдруг ты окажешься в совершенно невыносимых условиях совсем один? Вдруг они убьют тебя, сожрут и не подавятся даже?

– Мы уже полвека переписываемся с гармонийцами через чёрную дыру. И вот наши друзья пригласили нас.

– За полвека земляне смогли отправить только одно письмо и получить два в ответ. Переписка – это сильно сказано! Ну-ка процитируй весь текст приглашения.

– «Ждём вас на Гармонии».

– Тебе не кажется, Вадик, что это как-то маловато. – Вадим начал интенсивно качать головой. – Неужели у Ваших друзей такой скудный лексикон. Могли бы рассказать о себе хоть что-то.

Астронавт сощурил тёмные, жаждущие приключений, глаза. И нежно помог жене подняться с его колен. А потом быстро прошёл в коридор, обулся и накинул стильное кашемировое пальто.

– Часы тикают. Пора осуществлять свои мечты! – в дверях бросил он жене.

– Хоть бы вместо тебя выбрали Сергеенко! – выпалила Дарья за секунду до того, как входная дверь захлопнулась.

* * *

«Пора осуществлять свои мечты!» – повторил про себя Вадим. Он потихоньку начинал клевать носом. Ожидание чересчур затянулось. Веки наполнялись свинцом. Не нужно было так поздно ложиться спать накануне. Космонавт-мечтатель посмотрел на своего соперника, Андрея Сергеенко: дыхание спокойное, лоб расправлен, плечи опущены – уверенный, чертяка, не нервничает совсем. Разговаривать, пока конкуренты ждали окончательного решения комиссии, было совсем не обязательно, но Вадим всё же сказал:

– Андрон, а ты спокоен…

Андрей немного поднял бровь. Хотя во время совместных тренировок все в группе называли его Андроном, фамильярности в нынешних обстоятельствах он счёл неуместными.

– Я спокоен, потому что выберут меня.

Вадим опешил.

– С чего ты взял?

– Я больше раз был на орбите и ещё кроме биологии и филологии, я изучал социологию.

– Да кому она нужна твоя социология? – пробурчал себе под нос раздосадованный Вадим.

Он знал, что ко всему прочему его соперник на несколько лет моложе, что также будет ему плюсом.

Тишина аскетичного коридора космодрома наполнила уши звоном.

– Зачем ты хочешь лететь? – внезапно спросил Сергеенко.

– Как зачем?

– Зачем тебе на Гармонию? У тебя семья. Скоро будет ребёнок.

Лицо Вадима, смуглое от природы, начало краснеть. Что за глупые вопросы задаёт этот олух?

– Ну ты-то на Гармонию собрался. А мне значит не за чем?

– Я – другое дело, – протянул конкурент нараспев. – Я совсем один. Для меня космос – мой дом. Бьюсь об заклад, ты, Вадик, ближе к концу орбитальной командировки мечтаешь оказаться в объятиях супруги. Так? – Вадим потупил взгляд и не ответил ни словом, ни жестом. – А я мечтаю задержаться на станции подольше. Мне некуда возвращаться. Моя жизнь – это моя работа. Я готов трудиться на Гармонии и днём и ночью, не покладая рук, во имя общей цели. Я шёл к этому всю свою жизнь, и не подведу землян, потому что я горю своей работой каждую секунду каждого дня.

Заветные двери распахнулись. Девушка-секретарь нарочито важным тоном пригласила кандидатов войти. За длинным столом сидело человек десять – двенадцать. Напротив стояла пара стульев для космонавтов. Соперники заняли свои места и напрягли все мускулы. Сейчас решится их судьба: один из них станет легендой, другой – отойдёт в сторону, спрятав свои амбиции в заветный сундучок на верхнюю полку шкафа.

– Буду краток, – начал глава Роскосмоса, имя которого Вадим, к своему стыду, забыл. – Мы готовы впервые в истории проложить путь на другую планету и познакомиться с её жителями. Наш космодром «Ворота Кавказа» – единственное место на Земле, где возможен запуск космических кораблей, способных развивать скорость близкую к скорости света. Хоть технология и нова, наши испытания на животных прошли успешно. Пришло время отправить в полёт человека. Риск есть. И большой. Путешествие к чёрной дыре, открывающей проход в галактику Фейерверк займёт семь лет. На Гармонии предстоит пробыть пять земных лет. Миссия включает изучение местного языка с последующим составлением набросков словаря, описание традиций, уклада жизни, системы общественного строя, флоры и фауны планеты, обмен технологическим опытом и так далее. Мы не знаем, подходит ли чужая атмосфера для людей, поэтому запаса кислорода на корабле хватит на всё время путешествия и пребывания на планете, но только на одного человека. Итак, на Гармонию полетит Андрей Сергеенко. Мои поздравления.

Всё внутри Вадима на миг похолодело и тут же воспламенилось, и вдруг, неожиданно для самого себя, он подскочил со стула и заговорил громко и страстно. Слова рождались в глубине его души, они как выстрел молниеносно вылетали из его горла:

– Моя жизнь – это моя работа. Я готов трудиться на Гармонии и днём и ночью, не покладая рук, во имя общей цели. Я шёл к этому всю свою жизнь, и не подведу землян, потому что я горю своей работой каждую секунду каждого дня.

Только договорив, Виноградов понял, что повторил слово в слово то, что сказал ему в коридоре Сергеенко.

– Похвально, – протянул глава Роскосмоса. – Андрей, а почему на Гармонию хотите полететь вы?

Глаза Сергеенко стали круглыми. Кажется, он был в таком ступоре, что не мог даже звука издать. Андрей знал, что в этом мире можно украсть что угодно: сумку, деньги, телефон… но слова… слова… какая же это подлость!

– Вы молчите, господин Сергеенко, а мой голос был решающим в вашу пользу, – разочарованно пробасил руководитель космической корпорации. – Что ж, я меняю свой голос. Мои поздравления господину Виноградову.

* * *

Вадим пристегнул себя к кровати ремнями и закрыл тяжёлые веки. Он потерял счёт времени на корабле, но молился лишь об одном: быстрее прилететь на Гармонию. Страх смерти, заставляющий многих представителей рода человеческого трепетать, совсем не мучил космонавта. Нет, раньше, он боялся боли, конца, забвения. Теперь его пугали лишь дни, проведённые на корабле в одиночестве.

Космонавт не ощущал, что двигается к своей мечте. Может, потому что в иллюминаторах видел только беспросветную тьму вместо привычного ему размеренного околоземного пространства. А чего он ожидал на такой скорости? Увидеть летающую тарелку с машущими ему гуманоидами? Он ведь всё знал заранее. Его готовили к полёту, команда учёных-теоретиков объясняла, что его ждёт в пути. Но когда цветные полосы от звёзд превратились в беспросветное ничто, внутри, в глубине грудной клетки появился комок, не позволявший расслабиться измученному астронавту ни на миг. А тело…тело… она было невыносимо тяжёлым, словно весило тонну. Каждое движение давалось Вадиму через преодоление себя: руки и ноги совсем не слушались. Вскоре он практически полностью отказался от движения и пищи. Ну почему эти светила науки не смогли додуматься, как погрузить человека в гибернацию? Почему совершенно пусто на душе? И Даша так далеко…

Но это не продлится вечно. На Гармонии Вадим наконец обретёт внутренний покой. Открывать новые миры – это то, для чего он был рождён. Всё так, как должно быть. Всё правильно. Тогда почему мысли о жене и дочери заставляют его пульс зашкаливать?

И вдруг «ничто» отступило, сменившись вспышкой света. Это пламя было настолько ярким, что Вадим ощущал его, хотя веки по-прежнему были плотно сомкнуты. Свет одновременно терзал и ласкал его измученное пустотой тело. Чёрная дыра, прошептал Вадим, но не услышал своего голоса.

* * *

Свет и тьма – две противоположности и одновременно две части единого – отступили. На смену пришла комфортная полутень.

Вадим услышал стрекотание цикад. Вот Даша держит его за руку. Её ладонь немного прохладнее, чем у него. Это необычайно приятно в такую жару. Лёгкий, почти неуловимый ветерок заставляет листья кривого неказистого деревца, выросшего прямо среди безжизненных камней пляжа, подрагивать. Звук прибоя сводит надоедливые беспокойные мысли о будущем на нет. Все тревоги превращаются в россыпь бисера, которую легко швырнуть в прохладную синюю пучину. На губах соль от брызг…

О, Боже, о чём он думает? Это же не цокот насекомых. Это речь! И Вадим способен её понять!

– Это не тот. Я говорю тебе точно! Я лично «заглядывал» в смежную реальность.

Шипение.

– Это не тот! Стой, он нас слышит и, кажется уже понимает…

Существ было двое. Это Вадим точно знал, хотя видеть их чётко не мог. Он словно был в очках с сильными рассеивающими линзами, при том, что зрение у него было стопроцентным.

Как они выглядели, спросите вы? Две руки, две ноги, тело прикрыто подобием земной одежды. Похоже на людей, не правда ли? Но пропорции существенно отличались от земных, делая этих существ странными и необычными. Руки длинные, почти до пола. Ноги, наоборот, коротенькие, как у таксы. Голова словно хаотично нарисованная сложная фигура земного художника-абстракциониста.

Тот, что повыше, видимо, был главным. Он развёл руки в приветственном жесте и заговорил:

– Мы ждали дня, когда сможем увидеть человека, жителя совсем другой планеты. Хоть мы и обладаем более совершенными кораблями, чем тот, на котором прилетел ты, путь через чёрную дыру гармонийцам не под силу перенести. Но ты выдержал, друг. И мы рады тебя видеть. Рады узнать, что вселенную населяют разные формы жизни, пусть и такие экзотичные, как вы, люди.

– Приветствую вас. Мой корабль уцелел? – застрекотал в ответ землянин, поражённый мгновенным освоением чужого языка.

– Корабль цел, – подтвердил низкий.

Вадим прикоснулся к лицу – он был в скафандре!

– Наша атмосфера не совсем подходит для вашего вида, – продолжил высокий, словно прочитав мысли гостя. – Но в будущем мы сможем освоить очистку нашего воздуха для гостей с Земли.

– В будущем? – повторил землянин, словно бестолковый дурашливый попугай.

– Да, господин Вадим, мы можем видеть будущее, – подтвердил главный. – Вы называете это предвидением, если я правильно разобрался в тонкостях вашего языка. Но горизонт предсказаний невелик: шестнадцать наших лет или около тридцати земных.

– Потрясающе! – воскликнул Вадим. – Моя жена о таком даже подумать не могла! Вот бы рассказать ей!

– Жена? – переспросил низкий, скрестив ручищи в области живота.

– Это земная форма семейных уз, – пояснил долговязый, а потом продолжил, обращаясь к Вадиму. – Наше счастье от визита гостя с Земли велико, но вы не можете остаться на Гармонии. Мы ждали другого.

– Кого?! – выпалил космонавт. Он был так обескуражен, что с трудом сохранял спокойствие.

– Другого… Вашего коллегу. Ан… Анд…

– Андрея? – непонимающе прострекотал астронавт.

Всё вокруг начало ему напоминать страшный сон. Наваждение. Он не жалел себя, готовясь к полёту: тренировки, диета, занятия и семинары, ранние подъёмы, переработки. Не позволял себе слабости и лени. Терпел одиночество, разлуку с близкими, чтобы оказаться в миллионе световых лет, в галактике Фейерверк. А тут ему совсем не рады. Дарья предполагала, что инопланетяне могут убить мужа и съесть, но оказывается всё обстоит ещё хуже: они мечтают увидеть вместо Вадима его соперника.

– Да, мы ждали Андрея, – подтвердил главный, переминаясь с ножки на ножку.

– Но почему?

– Мы подсмотрели в самой близкой к нам Вселенной, в смежной реальности, что к ним прибыл другой гость. Про вас, господин Виноградов нам уже всё понятно. Мы просчитали все возможные варианты. Не думаем, что от нашего сотрудничества будет толк.

Вадим почувствовал, как теряет равновесие, будто землю выбили из-под его ног.

– Но почему? – прошептал он еле уловимо, осев на бесцветный серый пол.

– Ваша жена, – пояснил низкий, – несколько часов в день вы будете посвящать мыслям о ней. Даже сейчас, попав на чужую планету, первое, что ты спросил, человек, цел ли корабль, чтобы быть уверенным, что сможешь вернуться домой. Тот, другой будет работать усерднее. Мы знаем.

– Я не полечу назад! У меня есть миссия! Я космонавт, исследователь! Я завоюю ваше доверие! – закричал в отчаянии Вадим.

– Сначала, человек, узри это, – процокал высокий и направил скрещённые руки в сторону астронавта.

Землянин ощутил энергию, наполняющую каждую клетку. Он словно лежал на воде на спине, покачиваясь слегка из стороны в сторону. А потом он увидел её, свою маленькую Галечку на руках жены. Вот дочка плачет, потому что её мучают колики. Крик такой сильный. Девочка безутешна. Но боль отступает, и ребёнок впервые улыбается, глядя в любящие мамины глаза. Вот после нескольких бессонных ночей, сразу два первых зуба вылезло. Какие же они симпатичные и смешные! Первый шаг, робкий, неуклюжий. Первое слово. Первый стишок: несколько строк, рассказанных с важным видом, стоя на стуле перед толпой родственников на праздновании Нового года. Первая разбитая коленка. Царапина – а сколько крови – целый океан! Не плачет совсем, только губу поджала. Боец! Вся в папу. Первая двойка. Идёт к маме с дневником, коленки трясутся. Первая любовь, тайная, наполненная смущением собственных чувств. Первое признание. Первое разочарование. Страх быть отверженной и никем не любимой. Настоящая дружба. Радость. Смех. Поиск собственного пути. В этой маленькой жизни есть вся Вселенная. Начало начал. Видеть, как твой ребёнок растёт – истинный дар. Дар, от которого Вадим отказался сам.

Плечи космонавта, героя Земли, разбила дрожь. Что он наделал? Что он наделал!?

– Как быть? – прошептал Вадим сквозь рыдания.

– Я отправлю тебя в твой мир. В тот момент, как всё пошло не по нашему плану, – утешил долговязый, по-отечески обняв гостя. – Ты снова окажешься перед выбором. Надеюсь, то, что я тебе показал, поможет принять правильное решение для всех нас. О, люди, ваша жизнь так коротка… Ты хочешь получить второй шанс?

– Это возможно?

– Для нас – да. Мы способны поместить твоё обновлённое сознание в былое тело. Ни расстояние, ни силы природы нам в этом не помеха. Что ты скажешь, гость, хочешь ли ты исследовать Гармонию или желаешь увидеть жену и дочь?

– Я хочу вернуться домой, – прошептал Вадим.

* * *

Суетный день медленно перетекал в ленивый вечер. Даша протирала кухонный стол уже в пятый раз. Ну, где же Вадим? Где? Какое решение приняла проклятая комиссия? Неужели она потеряет любимого человека на долгие годы?

Женщина услышала звуки на лестничной площадке и кинулась в коридор со скоростью, которой мог бы позавидовать даже ягуар, не то, что беременная женщина на восьмом месяце.

Дверь распахнулась.

– Ну что, дорогой? Что? – выпалила Даша, глядя на мужа умоляющими глазами.

– В путешествие отправится Сергеенко. А моя гармония – быть рядом с тобой и дочкой, – умиротворённо промурлыкал Виноградов, повесив кашемировое пальто на крючок.

Владимир Бутрим. «Два билета к звёздам»

Живи, живи, моя звезда, в прозрачном омуте Вселенной,

Там тоже люди в городах, в больших и малых поселеньях.

Анна Ткаченко

Когда распался тугой комок сингулярности, пространство вновь обернулось прозрачной чернотой космоса и неподвижностью звёзд, а время опять принялось расслабленно отщёлкивать цифры бортового хронометра, Галка открыла глаза. Вздохнув, лениво переменила позу, умащиваясь поудобнее в объятиях пилотского ложемента, разочарованно произнесла:

– И это всё? Уже приехали? Скучно! Семьдесят парсеков перепрыгнули единым махом, и ровным счетом никаких ощущений! Даже не верится, – не отрываясь от спинки кресла, повернула голову влево, посмотрела на меня с затаенным лукавством.

– Как это "не верится"?! – я принял игру, – да ты на Альфу-то глянь! Царица небосвода!

– Да-а-а… хороша… – Галка бросила взгляд на экран, где огромным сияющим шаром висел Шедар, – Только знаешь, всё равно, как-то иначе я это себе представляла: «червоточина», "свёртка пространства", – звучит таинственно, а оказалось скучно. Просто обидно, до чего скучно! Я даже понять ничего не успела. Только зажмурилась – и уже всё.

– Чудеса делаются скучны, когда ими легко воспользоваться, – я пожал плечами, – банальность.

– И ещё скучно быть пассажиром. Не окажись нас на борту – он бы точно так же разогнался, нырнул, вынырнул, затормозился, – теперь Галка говорила о корабле, обводя взглядом органы управления, слегка касаясь пальцами клавиатур и дисплеев. – Обидно же быть полной дурой, когда под руками такое…

– Автопилот, – я засмеялся, – надо было лучше учиться в школе. Самомнение не позволяло выразить в словах то, о чём Галка говорила открыто. Впрочем, она никогда ничего не стеснялась сказать открыто. И в жизни боялась очень немногого. Именно потому и была сейчас здесь, рядом со мной. Или это я был рядом с ней?

– А ещё я наперёд знаю, что дальше будет. Вот затормозимся, куда-то пристыкуемся, появятся люди. Высадимся, погуляем по какой-то землеподобной планете. Только воздуха там не окажется, и придётся ходить в скафандре, и никому мы особо не будем нужны, потому что никому нет дела до праздношатающихся туристов. А транспортник наш тем временем разгрузят, и снова загрузят чем-то таким, что на Земле позарез нужно, каким-нибудь гелием-133. И полетим мы обратно – разгон, нырок, торможение…

– Брось! Ты же не хочешь сказать…

Галка ухмыльнулась:

– Кто бы мог подумать, что в радиусе семидесяти парсеков окажется всего пара дюжин планет земной группы? И на них – ни одного стрекозоида! Даже завалящих внеземных тараканов! Только жалкие микроорганизмы, какая-то маловразумительная бледная плесень. И никаких тебе братьев по разуму, никакого Великого Кольца!

– Семьдесят парсек – копейки. Сущая мелочь. Уверен – всё еще будет. Смешно сказать, но и теперь человечество только-только выбирается за околицу. А Вселенная – бесконечна! Но тебе разве не интересно ступить на почву иного мира? Не верю.

Галка качнулась в кресле, потом выбралась из него, ухватившись за подлокотники, приблизилась к поверхности обзорного экрана, и встала на самом краю звёздной бездны. Я подумал, что очень странно видеть её здесь в простом джинсовом сарафанчике, с по-домашнему растрёпанными медно-рыжими волосами. Только теперь настигало меня осознание крайней невероятности, абсолютной немыслимости происходящего. Мгновенный перескок, слом бытия, когда «вчера» просто исчезло, и «сегодня» никак не следовало из него, всего более напоминая сон, или вырванный из контекста обрывок фантастической пьесы, где мы, словно плохие актёры, бездарно импровизировали на ходу, не зная сюжета.

Впрочем, память услужливо подсказывала действия и слова, ведь всё это, кажется, уже было. Где-то… когда-то… в пространстве воображения, которое неожиданно стало явью.

* * *

Был летний полдень, в который мы оказались переброшены из октябрьской тьмы, и солнечный свет сочился сквозь полупрозрачную стену. Мы вышли на этот свет, Галка зажмурилась, прикрыла глаза рукой, а потом спросила:

– Ну что, флипнем до космопорта?

Но мы не флипнули. Потому что вместо флипа был банальный электрокар, вполне воспринявший фразу: «Пункт назначения – космопорт».

И был мой город, уже не тот, что я знал, и была Земля, с которой мы так поспешно сбежали.

* * *

Некоторое время Галка неотрывно смотрела на источавший торжественный свет Шедар. Медленно произнесла:

– Солнце иного мира… – потом обернулась, – Просто не хочу разочарований.

Я встал, подошел к ней:

– Быть может, нам не стоило вовсе лететь? Не стоило бросаться балластом в первый попавшийся рейс, пусть даже к Шедару. Было бы лучше остаться на Земле, дать себе время разобраться, понять, принести пользу. А так всё произошло слишком быстро, и, наверное, мы сейчас не готовы верно чувствовать, оценивать, воспринимать…

– Нет-нет! Всё правильно сделано! Альфа Кассиопеи – это ж мечта! Хотя… Земля… Я, например, никогда не была на атолле, где-нибудь посреди Тихого океана, или на антарктической станции, или… да мало ли где я не была. Но это неважно. Мы же очень хотели попасть в космос… и оказаться вдвоём.

– Нам это удалось.

– Да… Если честно, я просто всё время терялась там, среди них. Они – такие и не такие. Тот же язык, почти те же слова, но интонируют чуть иначе. И взгляды… Они смотрят, будто видят в тебе человека лучшего, чем ты есть, и сразу начинаешь чувствовать себя обязанной, и… виноватой… Потому что сама о себе многое знаешь, боишься обмануть их и себя. Они… так доверчивы, так безоговорочно, безыскусно… Никто ведь даже и не спросил, зачем нам в космос, и почему на Шедар. Межзвёздный перелёт – вот так просто!

– Ну да, – я кивнул, – бесплатно, без регистрации и СМС. Знаешь, а это ведь только вопрос развития и организации общества. Тебя же не удивляет, например, бесплатный вай-фай там, у нас. Вот мы пока только до бесплатного вай-фая развились, а они, спустя двести лет, до бесплатных межзвёздных перелётов.

– Господи, неужели они – продолжение нас? – Галка замолчала, молитвенно сложив у груди руки, вновь глядя в черноту пространства, пронизанного острыми спицами звезд. Я обнял её за плечи. Мы смотрели в одном направлении. – Девятнадцать миллиардов человек, шесть населенных планет, не считая Земли. Это – они.

– Мы стоим на плечах у гигантов… – тихо произнёс я. Галка кивнула – чуть склонился вперёд венчик медных волос.

– А может, они всё и так про нас знают. И кто, и откуда, и как попали. Быть может, всё это просто заранее спланированный эксперимент. А может… и полёта нет никакого. Так… инсценировка. И вот-вот погаснет всё это великолепие, войдут люди, и скажут: «Всем спасибо, все свободны».

– А он… – тоже знал? – молчаливое соглашение, которое мы оба блюли долгие дни полета, было нарушено. Вопрос повис чёрным колючим осколком в озонированном воздухе корабля.

И дикая, наполненная криками, грохотом, пронизанная вспышками выстрелов ночь, медленно выплыла из-под толщи плотно пригнанных друг к другу событий. Человек, лежащий ничком на залитом кровью асфальте, мои холодные, негнущиеся, будто окоченевшие в ледяной воде руки, сотрясаемые мелкой дрожью, набрякшая, пропитанная влажным теплом куртка раненого. Его бледное, худое лицо, росчерки «трассеров». Всё это, оставшееся в неизмеримой дали времени и пространства, вдруг стало реальней, чем блистающий Шедар прямо по курсу, чем округлые Галкины плечи и запах её волос. Я вспомнил, как, задыхаясь от страха и напряжения, поминутно припадая к грязной мокрой земле, мы тащили незнакомца в спасительные кусты, подальше от телецентра, прочь из зоны обстрела, а он только слабо хрипел. И явилась с совершенной отчётливостью вся суть моей жизни – вот эти кусты, темнеющие в неясной дали. Они стали единственным и последним горизонтом событий…

– Быть может, и знал. Иначе в происходящем с нами нет никакого смысла, – теперь, оказалось, можно говорить всё.

– Зачем всегда пытаться отыскать смысл? Он мог быть, например, случайным человеком, как и мы, попавшим в водоворот обстоятельств.

– Нет. «Машинка» – не тот инструмент, который можно случайному человеку. Это даже не космический перелёт… это серьёзнее, гораздо серьёзнее… В любом случае нам придётся всё рассказать, всё выяснить, когда вернёмся на Землю… – и тут я умолк, потому что Галка отстранилась, будто желая высвободиться из объятий. Непроизвольно я отпустил её плечи, а она замерла от меня в полушаге, выпалила, резко тряхнув головой:

– Знаешь, я не хочу лететь на Землю! – и пока осколки уютной, ставшей повседневностью сказки, осыпались на самое дно сознания, добавила с неясной тоской, – Если б была возможность двигаться вперёд, ещё дальше в будущее…

– Но время анизотропно, и можно только назад относительно точки старта… – а Галка вновь повернулась ко мне, заглядывая в глаза снизу вверх, заговорила быстро, будто оправдываясь за что-то стыдное, что могло, но не должно было случиться:

– Понимаешь, я очень-очень боюсь, что, если мы только вернёмся на Землю… Нет! Даже если мы только долетим туда, до этой планеты… То мы останемся. У нас… у меня просто не хватит духу… на путь домой…

Я медленно опустил руку в карман, нащупал острую грань «машинки», и провалился в расширенные зрачки Галкиных глаз.

* * *

…Она держалась хорошо, даже очень. Лишь сжатые до белизны губы выдавали, чего ей это стоило. Кустарник оказался началом парковой зоны. Очевидно, штурм захлебнулся, и атаковавшие были рассеяны. Между деревьями, в темноте, то тут то там угадывались неясные человеческие силуэты, но нам не было до них дела. Я шарил по окровавленной груди незнакомца, силясь расстегнуть куртку, разорвать ворот светлой, под самое горло, рубашки, и дать раненому хотя бы чуть больше воздуха и свободы. А он, видимо ощутив прикосновения, приоткрыл веки, слабо шевелил рукой, будто хотел помочь. На краткое время наши глаза встретились, и человек, просветлев лицом, выговорил:

– Ты же знаешь, принцип действия… он очень простой, нажал на кнопку – и дома… точка отправления… – а секундой позже ладонь натолкнулась на тонкий прямоугольный предмет. И снова мы тащили его, через парк, спотыкаясь, торопясь туда, откуда доносилось резкое завывание сирены, где мигал фиолетовый маячок "Скорой помощи".

Мы успели. Почти. Там были люди, они приняли у нас ношу, но врач в криво застегнутом белом халате, зло крикнул:

– Кончился! – а незнакомец смотрел стеклянным взглядом в чёрное небо, и бисеринки холодной влаги блестели на лбу.

* * *

– Но, может, остаться – не бегство, не дезертирство, не слабость? Не зря же мы здесь. Может, мы им для чего-то нужны, вот такие, несовершенные, со своим чувством вины неизвестно за что?

Галка вымученно улыбнулась:

– Бегство, дезертирство… о чём ты? Я же не боец Красной армии, и ты не боец. Да и Красной армии у нас там нет. Мы всего лишь крохотные песчинки, которые, может, всё понимают, но от этого только хуже… И нет никакой чести в том, чтобы погибнуть в драке за чужой интерес. Или работать за чужой интерес всю жизнь… Ты так ничего и не понял. Просто… нас не должно быть здесь. Я не знаю, может они умеют воскрешать мёртвых, или что-то ещё, но… он был бы жив, если б вернулся. Мы здесь, потому что он там погиб. Вот и всё.

– Ты… давно догадалась?

– Почти сразу. Это ведь очевидно.

– И ничего не сказала…

– Зато теперь мы знаем, что будет! Что человечество не погибнет! И про безграничное доверие, и про межзвёздные перелёты бесплатно. Как ты говоришь, без регистрации и СМС. Теперь нам нужно вернуться и всё исправить! Ну или не всё, а хотя бы то, что мы можем.

– Значит, домой?

– Домой! – она обхватила меня руками, прижалась щекою к груди, – Дави на контакты!

Возмущённая, подернулась рябью реальность, и некому стало смотреть, как мягко сияет Шедар, посылая в пилотажную рубку оранжевые лучи.

* * *

За двойными стеклами тьма. Мы не зажгли свет. Откуда-то издалека – хлопки выстрелов, неясный глухой рокот. В окне – звёзды, очень мелкие, мерцающие, будто вот-вот погаснут, и тлеет над крышами слабый отсвет зари. Я открываю форточку – так звёзды видней, – валится мне на плечи, дышит в лицо сырой октябрьский воздух…

Девятнадцать миллиардов человек, шесть населенных планет, – где-то там… Я укладываю рюкзак – термос, жгут, бинты…

Галка торопит:

– Время!

У нас есть ещё два часа. И двести лет впереди.

Екатерина Барсова-Гринева. «Дуновение бога»

Эта история случилась, когда ему исполнилось сто пятьдесят лет, и тот день он хорошо запомнил. Он отдыхал вечером после работы, сидя на балконе с бокалом вина, и смотрел на реку, простиравшуюся перед ним. Он не успел войти в то прекрасно-бездумное настроение, охватывавшее его каждый раз, когда он смотрел на вечернюю воду, по которой рассыпались блики догорающего солнца, как услышал характерное жужжание сзади себя. Срочное задание, высшая категория сложности.

Он поставил на столик бокал и вернулся в комнату. Огромный компьютер занимал почти полстены. Он раскрыл отправленный ему файл. Нужно было как можно скорее дать характеристику объекту, который подлежал немедленной утилизации. К чему такая спешка – никто не объяснил, но это было не его дело, ему следовало определить: повлияет ли уничтожение объекта на атмосферу близлежащего пространства. Климат планеты, да и сама планета за последние сто лет капитально изменились: катаклизмы, обрушившиеся на нее, стали причиной того, что одни материки ушли под воду, другие, напротив, всплыли со дна океана. Люди покинули большие города, в которых стало невозможно жить, и расселились вдоль рек и на океаническом побережье. Города постепенно приходили в запустение, часть зданий превращалась в руины, другая часть уничтожалась, но очень аккуратно, потому что было научно доказано, что ничто не проходит бесследно и любой варварский акт отражается на окружающем мире с далеко идущими последствиями. Его специальностью было измерение самочувствия атмосферы. Как она меняется от поступков жителей, проведения ими общественных мероприятий, сноса зданий… Когда он проводил свои замеры, то фиксировал малейшие колебания с помощью изобретенных им приборов, а после давал советы – что нужно делать. Сменить розу ветров, или увеличить количество музыкальных терций на душу населения, или придумать что-то еще в зависимости от обстоятельств.

Он сел за компьютер, выделил курсором здание, которое вдруг отчаянно замигало красным, словно собралось о чем-то ему просигналить. Он нажал на увеличение, дом находился в плачевном состоянии: пустые глазницы окон, почерневший фасад, наполовину обрушившаяся боковая стена. Мужчина запустил специальную программу, чтобы понять, что же там находилось сто лет назад, как вдруг почувствовал, как странная волна прошла по его телу – какое-то далекое смутное воспоминание отозвалось в нем. «Что же связывало меня с этим домом?» – подумал мужчина. и здесь память стрелой вонзилась в него, расцвечивая прошлое яркими красками и звуками. Как же, как же… в этом доме на пятом этаже жила одна женщина, а на первом – находилась библиотека, где он с ней и познакомился. Ему тогда было пятьдесят лет, а ей тридцать четыре. Библиотека пользовалась заслуженной популярностью среди москвичей; там спорили о вере и бессмертии, добре и зле, справедливости и милосердии. В воздухе витали имена Пушкина, Достоевского, Тютчева, Федорова, желавшего воскресить всех людей, когда-либо живших на земле… Владимира Соловьева, поэтов и писателей Серебряного века. К этой женщине, жившей с матерью и сыном-подростком, он испытывал чувство – нежное и глубокое, какое раньше не испытывал ни к кому. Сейчас он даже не мог вспомнить ее имя и это его порядком напугало, но ведь с той поры прошло более ста лет! Так многое стерлось из его памяти. Это были годы учебы, первой работы. Он закончил шесть академий, десять курсов, постоянно совершенствовался в деле, которое сам назвал «самочувствие атмосферы».

С той женщиной они спорили, гуляли по окрестностям, расставались и с нетерпением ждали следующей встречи. Это был странный роман. Он был женат, она разведена, у нее был сын – подросток, которому одинаково давалась математика и гуманитарные науки, отчего он называл его человеком будущего, так как считал, что люди будущего, как древние греки, станут всесторонне развитыми личностями. Роман был платоническим; они как будто бы чего-то ждали. Тем летом они решили поехать отдыхать на море, но потом случилось трагическое происшествие… и жизнь развела их в разные стороны.

Вскоре после этого наступили природные возмущения, они шли волна за волной: цунами, землетрясения, извержения вулканов… Времена ускорились, уплотнились. Люди, обладавшие уникальными способностями, смогли продлить свою жизнь, поставив ее на вектор бесконечности. Остальным повезло меньше. Его жена давно умерла, сын – тоже, внук жил почти на другом конце земли. Он научился ничего не ждать, а жить сегодняшним днем, который плавно перетекал в завтрашний.

Но вот сейчас, смотря на эту библиотеку, он вдруг почувствовал, как в нем зашевелилось странное забытое чувство какого-то сожаления и горечи… Потом он долго сидел на балконе и смотрел на потемневшую воду, до самого появления на ней лунной дорожки. Задумался… Вспомнился ее голос – такой нежный, несущий умиротворение, как прохладные травы в летний день. Он знал, что с некоторых пор в городе проводятся эксперименты по воскрешению, которые держат в строгом секрете. О достоверных результатах никому не было известно. Эта информация была доступна только узкому кругу лиц.

Наконец, он решился: нажал копку экстренного вызова и попросил о срочной аудиенции.

Когда он приехал в Департамент неотложных дел, его уже ждали. Трое. Один из них был Главный Хранитель. Второго он не знал, третий являлся Секретарем города. Он стоял перед ними, ощущая, как бьется его сердце.

– Что случилось? – спросил Главный Хранитель, скрещивая руки на груди. Его одежда меняла цвет; сейчас она была белоснежно-серебристой.

– Я хочу воскресить одну свою знакомую.

Главный Хранитель поднял брови вверх; одеяние стало бледно-фиолетовым, что означало удивление.

– Ваша просьба очень необычна. Право на воскрешение мы выдаем пока в первом круге. Ко второму еще не перешли.

– Значит, я нахожусь во втором круге?

– Да, иначе вы бы не спрашивали об этом.

– Если мы ответим отказом… Что тогда? – Спросил Секретарь.

– Я уйду со своего поста. – незамедлительно ответил он.

– Чем вы занимаетесь? – задал вопрос Неизвестный.

– Я измеряю самочувствие городов, кварталов, домов. По результатам даю рекомендации и рассчитываю объемы помощи.

– Это важное дело, – кивнул незнакомец.

Наступило молчание.

– Мы удаляемся на совещание, – сказал Главный Хранитель.

Все, кроме него, ушли в соседний зал. А он ждал. Он не знал: каким будет принятое решение. Жаль ли ему будет уйти с этой работы? Пожалуй, нет. Когда что-то бросаешь на весы, нужно быть готовым к тому, чтобы рискнуть всем…

Эти трое возвратились довольно скоро.

– Мы принимаем ваше условие, – сказал Главный Хранитель.

– Это будет трудно, – добавил Секретарь. – Не надейтесь на полный успех. Вас может ждать разочарование. Многое еще не отработано. Так что… – Фразу он не закончил.

– Но вы должны безусловно верить, – вставил Неизвестный. – Вера вам поможет.

– Спасибо. – Его голос сел. – Благодарю за поддержку.

Все стремительно покинули зал. Он протер глаза, надеясь, что это не сон. Мужчина не успел подумать о чем-то еще, как в зал ворвался человек маленького роста, который отчаянно размахивал руками.

– Сюда, сюда, идите за мой, я ваш куратор по программе воскрешения. Сейчас я расскажу вам, что нужно делать. Для начала следует заполнить небольшую анкету.

В зале, куда они пришли, стоял огромный квантовый компьютер. Таких больших компьютеров он еще не видел. Человек сел на стул и обернулся.

– У вас, видимо, есть влиятельные покровители. У нас списки. Очередь. Уважаемые люди. А тут вы. Внеплановый случай.

Но он ничего не сказал.

– Анкета. Первый пункт самый важный.

– Как вас зовут? Как к вам обращаться?

– Это не имеет значения. Можете звать меня Номер первый. Главный пункт: каким вы представляете это воскрешение: в физическом облике или… в виде атома. Если в виде атома, то вы будете общаться безмолвно, видеть друг друга всеми возможными способами, в том числе телепатическими. Сможете путешествовать в межпланетном пространстве… От того, что вы выберете, зависит программа, которая будет запущена.

– В обычном физическом облике.

– Какие вы все тут материалисты, – с легким недовольством пробубнил человек. – Нет, чтобы плыть по волнам эфира.

  • Тебя я, вольный сын эфира,
  • Возьму в надзвездные края;
  • И будешь ты царицей мира,
  • Подруга первая моя…

– вспомнилось ему.

– Такой уж я ретроград, – признался мужчина.

– Далее анкетные подробности: рост, цвет глаз…

Он разволновался.

– А если я не вспомню?

– Программа может дать сбой. Чем точнее вы все вспомните, тем точнее будет воскрешение.

– Я могу взять время, чтобы собрать данные?

– Конечно. Только время у вас ограничено. Один месяц.

Читать далее