Читать онлайн Ты никогда не одинок. Рак может быть увлекательным путешествием бесплатно
Редактор Ольга Соломатина
© Катерина Корин, 2023
ISBN 978-5-0059-1713-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ты никогда не одинок
даже если останешься единственным живым человеком на планете
Почему я решила написать эту книгу
Зачем я пишу свою книгу? Для кого? Какой цели хочу достичь? Множество раз я задавала себе эти вопросы. В первую очередь, я пишу для самых родных – для моих детей, для родителей. Рассказать, поделиться, как я проходила свои трудные уроки. Шаг за шагом шла по пути духовных поисков после постановки диагноза – рак. Поддержать, дать опору детям или кому-то из близких, если бы они попали в тяжелую жизненную ситуацию.
Так случилось, что жизнь сама вмешалась и начала писать книгу вместе со мной. Я поняла, как это важно – показать в ней разные этапы, связанные с развитием болезни.
Неизлечимая болезнь – тяжкая ноша. Никому не пожелаю пережить такое. Но именно болезнь помогла мне проснуться, понять о жизни то, что я успела понять. Я не отказалась бы от пробуждения даже такой ценой, ценой жизни. Было бы горько прожить всю жизнь как во сне, пробежать по ней на высокой скорости и ничего не понять ни о себе, ни о мире. Мне дали такую возможность – остановиться, оглянуться. И я хочу поделиться с вами тем, что я поняла, что и кто стали для меня важным.
Вот и ответ на вопрос. Желание написать книгу – это желание поделиться моим духовным опытом, возможность для вас прислушаться к себе пока вы живы и здоровы, извлечь свои уроки.
Надеюсь, книга будет вам полезна, и вы поймете, что не одиноки.
Нельзя приклеить к гусенице крылья и заставить ее летать, как бабочку. Она должна измениться изнутри
Бабочка. Легкомысленный мотылек, каких рисуют на поздравительных открытках. Она порхает между строк выписки с результатами моей биопсии. Выписка лежит на столе у доктора, я не могу прочесть перевернутый текст, и бабочка – первое, что бросается мне в глаза.
– Странный выбор для логотипа частной медицинской клиники, – успеваю подумать я, уже понимая, что происходит что-то плохое, что доктор приготовился к трудному разговору. И это то плохое, что я предчувствовала, когда старательно гнала от себя дурные мысли.
Я только что переехала в Лондон из Москвы. Передо мной блестящие перспективы, высокооплачиваемая работа, старший ребенок 5 дней в неделю учится в английской школе-пансионе, младший пока в Москве, но я надеюсь скоро забрать его сюда. Кажется, я достигла всего, о чем мечтала. Но почему-то чувствую себя глубоко несчастной.
За два месяца до встречи в кабинете лондонской клиники в моей голове будто включили мощную трубу и продувают ее непрерывно – этот странный, постоянный шум в ушах не удается ни отключить, ни игнорировать. И вот я хожу в ночные клубы, где погромче, чтобы грохочущей музыкой заглушить этот вой. И залить алкоголем ощущение приближающейся катастрофы. Кошмар на время отступает, но после усиливается в разы.
Пошла ли я к врачам? Нет, конечно. Я решила, что причина шума – психологическая, связанная с переездом, с одиночеством в чужой стране, с работой, которая не нравится. Позже я пойму, что это мое тело доступным ему способом пыталось докричаться до меня. Так на нефтяных платформах срабатывает пожарная сигнализация. Чтобы спасти людей, она срабатывает задолго до взрыва, когда ничто еще не предвещает беды.
Если бы в тот момент – буквально за считанные дни до разговора в кабинете врача – кто-то спросил бы меня: «Катерина, как дела?», я, не задумываясь, ответила бы: «Прекрасно!». Сознание успокоительно шептало: у тебя все хорошо сложилось – партнер, с которым прекрасные отношения, ты превосходно устроила жизнь детей, у тебя собственная квартира в Лондоне и хорошая работа. Но подсознание уже все понимало, и этим шумом в ушах я пыталась достучаться до самой себя: твоя душа в черной дыре, проснись!
Увы, ребенок советской пятидневки, а сейчас – взрослая «достигаторша», я давно разучилась обращать внимание на знаки.
У меня было время перебрать все периоды жизни, внимательно рассмотреть каждое событие. Анализируя отъезд из Москвы, первые годы жизни в Лондоне, я пришла в ужас. Ничто из того, что наполняло мою жизнь несколько лет, не было ценным для меня! Удивительное разделение: на сознательном уровне мне казалось, что я счастлива, а на подсознательном я была абсолютно несчастна. Страшно, когда происходит расслоение личности на социальное, демонстративное «я» – на меня, живущую с убеждением, что все в жизни хорошо, нет ни слез, ни депрессии. И меня – глубинную, скрытую даже от собственных глаз, которая мучается и сопротивляется, отправляет зашифрованные послания: эта жизнь – не твое, эта дорога в никуда.
Очевидно, моя жизнь могла бы сложиться иначе, если бы на развилках судьбы, в определенные моменты жизни я принимала другие решения. Но часто я чувствую – меня будто ведут, будто указывают путь, на котором я пойму важное, по чуть-чуть с каждым новым поворотом дороги. Я не променяла бы свой опыт на другой, хотя долго не понимала, в чем его смысл. Жила, будто спала. А жизнь катилась быстро и внешне вполне благополучно.
Когда перестаешь бежать от собственных мыслей, когда внимательно всматриваешься в мир, с удивлением обнаруживаешь, что многое знаешь о себе. Так в моей жизни было несколько моментов, когда я четко осознала свою возможную раннюю смерть.
5 июня 2003 года, в мой тридцать пятый день рождения, родился Петя – мой младший сын. И я вдруг ясно почувствовала, что никогда не буду старой.
– Я не буду старой, – шепнул внутренний голос задолго до того, когда умерла принцесса Диана, my soul sister, моя родственная душа. В день, когда она погибла, я почему-то поняла, что тоже проживу мало.
«Принцесса сердец» была мне очень близка по духу. Во время работы над книгой я смотрела передачу о Гарри и Уильяме, ее детях, и видела в них – моих детей. Они даже внешне и по характеру очень похожи: Паша – на Уильяма, Петя – на Гарри. Поэтому сыновья Дианы мне импонируют, я слышу их сердцем.
Вначале я очень спешила
Здоровье дает свободу, о которой мало кто задумывается, пока оно вдруг не исчезнет. Оно – диадема на голове здоровых. Но видят ее только больные. Как жаль понять важное слишком поздно.
– Перед смертью люди не сожалеют о недостатке секса или о несбывшейся мечте прыгнуть с тарзанки, – написала Бронни Вэр, медсестра паллиативной помощи, которая ухаживала за смертельно больными людьми в последние дни их жизни. – На смертном одре люди – особенно мужчины – чаще всего сожалели, что слишком много времени жизни отдавали работе.
В своей книге «Пять главных сожалений умирающих» Вэр рассказала о феноменальной ясности сознания, которая снисходит на людей в конце их жизни.
– Жаль, что у меня не хватило мужества оставаться верной себе, а не жить так, как от меня этого ждали другие, – вот о чем умирающие сожалеют по-настоящему. В момент, когда сознаешь, что жизнь вот-вот закончится, оглядываешься назад и видишь, как много замыслов оказались неосуществленными. И, будучи честным с собой, понимаешь, что отказаться от мечты было твоим решением.
Умирающие сожалеют, что мало ценили близких людей, были слишком озабочены деталями и проблемами своей собственной жизни. В какой-то момент перестали встречаться со старыми друзьями. Не позволяли себе быть счастливыми. Многие ведь до самого конца не понимают, что счастье – это вопрос выбора.
Сожалеют, что всю жизнь придерживались привычного. Страх перед переменами заставляет большинство из нас притворяться перед другими людьми и перед собой, что мы довольны жизнью, хотя в глубине души порой так хочется искренне рассмеяться, вернуть в свою жизнь непосредственность.
– Жаль, что мне не хватало смелости откровенно выражать свои чувства, – вот о чем еще сожалеют. Многие люди подавляют свои истинные чувства, чтобы сохранять мир в отношениях с окружающими. Превращают жизнь в тусклое существование, теряют шанс стать тем, кем могли бы.
Увы, я понимаю сожаления людей, описанные Бронни Вэр. Сегодня я перебираю в памяти всех значимых для меня людей, встречаюсь с ними, с друзьями, которых растеряла в пути, и задаю вопросы, чтобы найти ясность. Стоит ли удивляться, что результат каждодневных выборов наполняет душу горечью и неудовлетворенностью, когда узнаешь о своей болезни? Уверена, прими я в разные годы другие решения, я не упустила бы шанс превратиться в бабочку иным путем.
Вот я и дошла до серьезного разговора с врачом. Я сижу в его кабинете, рассматриваю бабочку на бланке с результатами анализов и вижу зловещее слово «карцинома».
И пока мотылек порхает над строчками в выписке, пора рассказать, что же это были за решения.
Ребенок пятидневки
Сейчас, когда я пишу мою книгу, ученые, детские психологи рассказывают, как это важно для маленького человека – чтобы мама была рядом. И жди беды, когда у ребенка сломана естественная привязанность к родителям, когда малыш остается один. В моем детстве об этом никто не беспокоился.
Мой папа – педагог, преподавал историю иностранцам, приехавшим учиться в Советский Союз из развивающихся стран. Мама – ассистент проректора в том же заведении. Она всегда была занята, работала с утра до позднего вечера. Поэтому меня отдали в детский сад на пятидневку. Тогда это было нормой. Более того, считалось, что нам повезло – сад был не рядовым, не обычным, а «ведомственным» (читай – привилегированным). Лето я могла проводить не в душной Москве, а на свежем воздухе, в санатории или на даче детского сада. А осень, зиму – на пятидневке, круглосуточно в саду.
«Пятидневка» – это как английская школа-пансион, где дети живут пять дней в неделю, а на выходные разъезжаются по домам. Только в Англии детей в пансион отдают, самое раннее, лет в 9—10, а моя пятидневка в Москве – с двух лет. Что для младенца значит жить среди чужих людей, детей и взрослых? Выживание, страх, одиночество.
С тех пор для меня выживать стало нормой жизни и не казалось чем-то ужасным. Девочка, которая в темноте общей детсадовской спальни отключила доступ к своим чувствам, чтобы выжить, перестала слышать себя.
Выходные с родителями проходили по типичному сценарию благополучной, дружной советской семьи. Мы ходили в театры, в кино, гуляли в парке. Чаще с папой, чем с мамой.
А когда я болела, со мной дома оставалась бабушка по маминой линии, мамина мама. Звали ее Маргарита, она была мне самым близким, дорогим человеком. Никто не слышал тогда о психосоматике – прямой связи между душевными страданиями и болезнями. Родным не могло прийти в голову, что частые болезни давали мне возможность не ходить в сад, побыть дома с любимой бабушкой. А связь с бабулей у меня колоссальная!
Уже взрослой, во время собственной психотерапии, я поняла, насколько одинока была в детстве. Осознала, что на родителей я никогда не рассчитывала. Дома, в семье, был мой «полупансион», как у героев книг Диккенса, которым принято сочувствовать и горевать об их тяжелой судьбе. Обо мне, как вы понимаете, никто не горевал – такая жизнь была нормой. Я и сама, став взрослой, мамой, слушала истории, которые вспоминала обо мне маленькой моя мама, не видела в них ничего дурного, не чувствовала ровно никаких переживаний. Хотя истории жутковатые.
Мама рассказывала, как однажды я, совсем маленькая, приехала из санатория, где была два месяца, и не узнала своих родителей. Я забыла маму и папу. Я пришла на кухню, села за накрытый стол, и тихонько сидела, сложив руки за спиной. Мама спросила, почему я не ем? Оказалось, я ждала разрешения. В санатории дети ели только по команде, а пока команды нет – держи руки за спиной, не смей лазить по тарелкам. Страшная история, которую советское воспитание представляло как забавную. И до поры до времени это получалось – я много раз слышала от родителей эту семейную историю и относилась к ней, и к другим подобным, просто как к рядовым событиям.
Как такое возможно? Позже психолог объяснила мне, что единственный способ для детей выжить в подобных обстоятельствах, это полностью отключить свои чувства. Мне и сейчас трудно осознавать, чем для меня оказалось отлучение от родных. Одно могу сказать точно: моя страсть к таблицам, к четким планам, стремление все контролировать уходят корнями в одиночество пятидневки. Погрузишься в переживания – их пучина тебя поглотит. Составишь план, как дожить до выходных – сможешь продержаться.
До сих пор чувствую дискомфорт, если ем не по часам, к примеру. Я проработала душевные травмы с психологами и знаю – это шрамы, оставленные на мне детством, и все равно мне плохо, если остается еда на тарелке. Я не могу ее просто легкомысленно выкинуть, не задумываясь. Это приветы из прошлого: если вовремя не поел, остался голодным. Нельзя импровизировать, все делаем только по плану и по команде. У нас даже одежды своей не было, нам ее выдавали. Игрушки – не свои, а общие. И не смей жаловаться! Тебе ведь повезло – ты посещаешь привилегированный детский сад.
Родители рассказывали, как впервые привели меня на пятидневку. Они ушли, а я осталась с детьми в группе. Папа с мамой тревожились, чувствовали, что происходит что-то неестественное, против природы. Они подсмотрели за мной в окно, как я буду вести себя в группе.
– Ты тихонько села на стульчик, но подошла девочка и столкнула тебя на пол. Папа сказал: «Так! Бежим спасать, ее там обижают!» Но тут ты встала, столкнула ее со стула и села обратно на свое место, – много раз рассказывала мне потом мама, почти с гордостью за меня. Родители ушли по своим работам со спокойной душой – решили, что я могу за себя постоять. Они любили меня, мама и папа, и желали мне добра. Но они научились выключать свои чувства еще раньше, чем я.
Потом, вспоминая этот эпизод в кабинете психолога, я поняла, что он во многом определил мою дальнейшую жизнь. Я научилась выживать среди чужих. У меня появилась неосознанная до поры вера: если хочешь выжить – защищайся. Делай, что можешь, иди вперед, не бойся. А еще появился страх – в первую очередь, страх одиночества. Именно из него выросли многие мои психологические зависимости и фобии.
Бабуля Маргарита
Психологи утверждают: ребенок может выжить, если у него есть хотя бы один взрослый, который может быть настоящей опорой, с которым малыш может без опаски быть самим собой. Для меня таким человеком стала бабушка Маргарита.
Я обожала свою бабулю. Она и сейчас мне часто снится. Когда тяжело, плохо, она приходит во снах, как утешение. Бывает, я физически ощущаю, что бабушка рядом.
В детстве я много болела. Теперь-то я понимаю, это мой организм защищал меня как мог – придумывал множество болезней, чтобы только я могла остаться дома, с бабушкой или с родителями. Страдания телесные не шли в сравнение с одиночеством на пятидневке. И вот у меня уже выдающийся хронический нейродермит, воспаления на коже. От переживаний, конечно. Я вся чешусь. Меня постоянно лечат, мажут вонючими и не очень мазями, бинтуют – да так, что временами я больше похожа на мумию, чем на девочку. Из-за раздражений на коже в моей жизни появляется столько ограничений! Конфеты, да и вообще любые сладости, мне запрещены. За компанию и фрукты исключили – они вызывают у меня аллергию.
Две самые значимые женщины моей жизни – бабушка и мама – были во многом похожи. Обе увлеченно и много работали, хотя в то время женщине сложно было построить карьеру. На работе их любили и уважали. Бабушка Маргарита работала в Центральном комитете Коммунистической партии Советского Союза, в хозяйственном отделе. У нее не было высшего образования, но был редкий дар ладить со всеми. Такой же и у мамы.
Сейчас сильные стороны бабулиного характера назвали бы эмоциональным интеллектом. Тогда таких слов не знали, но я видела, что Маргариту на работе любят все без исключения. Престижная должность, хорошее место. Думаю, многие хотели бы оказать на месте бабушки. Но она была безупречным работником, не подсидеть.
Для бабушки качество могло быть только одного сорта – высшего. И бабушка, и родители, словами и поступками учили: серьезное отношение к делу, которое делаешь – ценно, быть ответственным за то, что делаешь – важно. Я смотрела и впитывала, верила, хотя и не мыслила тогда такими категориями.
Я и сегодня считаю ответственность прекрасным качеством, но… Но если ответственность возрастает сверх меры, она превращается в ловушку. Устройство этой хитроумной ловушки я поняла, только став взрослой, когда росли мои дети. Преувеличенная ответственность сначала превращается в перфекционизм, а потом – в долженствование. Убеждение «я должна» давит, как бетонная плита. Постоянно должна: другим – не себе. И выполняю повышенные обязательства. В этой ловушке, в этой гонке нет возможности остановиться, задуматься: а что нужно мне самой? Как при этом я себя чувствую? Счастлива ли? Мысли нет, что для себя тоже можно что-то сделать – для своего удовольствия, для здоровья. Вот я уже мчусь белкой в колесе, накрепко связанная намеченными пунктами плана. Чувства? Нет, они не важны. Важно – выполнить намеченное, поставить галочку в таблицу жизненных достижений и (желательно) получить за свои старания высокий балл.
Я совсем скоро попаду в ловушку долженствования. На многие годы она станет моей клеткой. Но пока я об этом не знаю, я даже в школу еще не хожу, только в детский сад. Когда повезет – болею и остаюсь дома, с бабушкой Маргаритой. Мы с ней просто проживаем рядышком наши дни. Бабуля рассказывает о своей жизни, учит тем вещам, которые старшие женщины передают девочкам: готовить, печь пироги, шить, вышивать. И я ее обожаю!
Мы были очень близки, но эту близость я осознала гораздо позже, после бабушкиной смерти. Не сразу, не мгновенно. Когда бабуля умерла, я не прочувствовала горечь, огромность потери. Я даже не плакала! Мозг объяснил: бабушка была старенькой, это естественно – старые люди умирают. Моя душевная тоска и другие чувства были упрятаны на такую глубину, что я просто их не ощущала. Мое страдание было так велико, что мудрая душа позволила дотронуться до него, только когда я была уже к этому готова, когда пришло время.
Я жила, будто спала, как гусеница в своем коконе, без чувств, без сильных переживаний. Но постепенно, год за годом, очень медленно, до меня доходило, какую любовь я потеряла, как ужасно скучаю по бабушке, что без нее нет у меня никого настолько близкого. Это чувство тоскует во мне до сих пор.
Впервые меня накрыло ощущением потери через несколько месяцев после смерти Маргариты. Я была уже студенткой. Сорвалась моя стажировка в Техасе, и я решила – раз меня не взяли на практику, я сама организую себе путешествие, хотя бы на неделю. Начала преподавать английский язык детям, смогла накопить деньги, 600 долларов. Тогда я еще не бывала нигде за границей, кроме Йемена, куда иногда уезжали в командировки мои родители.
Для путешествия я выбрала столицу Франции. Бабуля много рассказывала мне о Париже, мы мечтали там побывать. В ее времена выехать за границу было практически невозможно – и для работников партии, и для большинства граждан СССР. Но времена изменились, я смогла сделать заграничный паспорт и полетела.
Все путешествие саднила мысль: будь бабушка жива, мы улетели бы вместе. Мне было бесконечно жаль, что я не смогла подарить ей это путешествие, стало накатывать осознание, что ее больше нет. Но она подарила мне этот прекрасный город, ошеломляющий, будто вынырнувший из ее мечтательных рассказов. Это было мое первое путешествие в Европу. Я представляла, конечно, что в одном из самых знаменитых и красивых городов мира жизнь бурлит и сверкает, но реальность поражала. Жизнь во Франции текла совсем по-другому, чем в Советском Союзе. И пусть у меня не было денег – почти все ушло на билеты и скромную гостиницу – я наслаждалась. Даже спать не могла по ночам из-за охватившего меня восторга! Я мечтала сесть в уличном кафе под платанами, как настоящая парижанка, и выпить черный ароматный кофе с горячим круассаном или багетом. Но, увы, тогда я не могла себе это позволить. Денег хватало либо на кофе, либо на дешевую майку. Победила майка. Я была совсем юной, хотела быть красивой, хотела нравиться!
Деньги совсем скоро придут, я тогда этого не знала, но надеялась. С тех пор всегда, когда бываю во Франции, при любой возможности стараюсь выпить кофе с круассаном в уличном кафе. Без спешки, с удовольствием. И каждый раз вспоминаю бабулю, представляю, что она со мной рядом.
Высокие ожидания
В детстве, посмотрев фильм Андрея Тарковского «Ностальгия», ничего, конечно, не поняла. А когда потом пересмотрела, глубоко в душу врезались слова, которые в фильме Бог говорит Святой Катерине:
– Ты не та, которая есть. Я тот, который есть.
Уже во время болезни, в Лондоне, много думала об этом фильме и поняла, что ради одной этой фразы стоило смотреть его заново.
Я долго была не той, которая есть.
Вернемся в мое детство, в Москву, посмотрим на меня – школьницу.
Родители, конечно, хотели, чтобы дочь была круглой отличницей. Но это не так-то просто, сколько я ни старалась. Четверки в дневнике причиняли мне серьезные душевные переживания. Я боялась расстроить маму и просила бабулю чтобы она, а не я, рассказала про четверку маме. Мама не ругалась, если я не получала пятерок. Нет. Но у мамы были настолько высокие ожидания, такая жажда всегда видеть дочь лучшей из лучших, что мне было невыносимо тяжело ее разочаровывать. Груз родительских ожиданий – одна из весомых проблем, над которой я, став взрослой, работала с психотерапевтом. Мама ждала пятерок, предполагала, что я уже достаточно сильная, чтобы справляться с трудностями. И я научилась видеть хитроумный выход из любой ситуации, чтобы не ранить родителей. Да, я знаю, эмоционально для меня очень тяжело – быть родителем собственным родителям, но я с детства чувствую ответственность за благополучие мамы и папы. Даже сейчас, с высоты своего возраста, осознав соотношение сил в родительской семье, (особенно сейчас – ведь мама и папа постарели, теперь я – взрослая в семье), не могу себе позволить слабости. Притворяюсь или молчу, продолжаю оберегать родителей. Теперь это мой выбор.
Однажды в детстве, лет в шесть-семь, мне приснился сон. Всегда помню его леденящий ужас. Я как будто в родительской квартире, иду за угол, в сторону кухни, по длинному коридору. Навстречу выходят мама и папа. Подходят близко и я понимаю, что они – карлики. Карлики! Я ребенок, но родители еще меньше меня! Я проснулась в ужасе.
Да, после личной терапии, после обучения на психолога я понимаю, так мое подсознание предупреждало: родители нуждаются в моей опеке. Я действительно с раннего возраста ощущала, что должна их опекать. Много чего должна.
Как детские переживания отражаются в нашей взрослой жизни? «Добивайся, а то умрешь с голоду» – это бабушкина установка. Бабушка была настоящей self-made woman – женщиной, которая сама создала себя, свою судьбу. Идея правильная для выживания, но не единственно верная. Я чувствовала интуитивно – помимо достижений в работе есть и другие поводы быть счастливой! Но настроена была только на них, профессиональный рост и признание казались единственной ценностью и показателем успешности. Заболев, я наконец очень осознанно поняла, что профессиональная успешность и количество заработанных денег не гарантируют чувства своей ценности и ощущения счастья…
Солнце Йемена
Но ладно, что ж все о тяжелом? Были в моем детстве и светлые времена.
Я почти не помню себя лет до десяти. Ничего странного – душа спешит стереть трудные воспоминания, так психика защищается. Зато в мельчайших деталях превосходно помню почти каждый день, проведенный в Йемене. Думаю, никогда я не была более счастлива, чем там. Чудеса, но в Йемене от меня почему-то никто ничего не требовал. Волшебная земля. Там я не болела, вмиг проходили все аллергии. Я просто жила с родителями и это было мое настоящее счастье.
Йемен моего детства – процветающая страна, чье благополучие строилось на советской помощи и нефти – был разделен на северную и южную части. Мы жили в Адене, в столице социалистического Южного Йемена, где Советский Союз установил свой режим. Там было спокойно и вольно, никакого мусульманского фундаментализма: женщины не закрывали лица и не ходили в черном, молодые девчонки надевали короткие юбки – настоящее светское государство. При социализме Южный Йемен жил изобильно. В двухтысячных годах все изменилось, о чем я ужасно переживаю: государства как такового нет, разруха, развалины после бомбежек. Мне очень жаль.
Вначале в Йемен отправили папу – преподавать. Мы с мамой приезжали к нему на три месяца зимой. И папа с мамой, и родители моих новых друзей создавали в Йемене систему образования, подобную советской. Отец преподавал в одном из новых, только что построенных институтов.
У советского человека было не так уж много способов прилично заработать. Один из них – работа в развивающихся социалистических странах. За нее платили в «твердой валюте», в долларах. Платили колоссальные по тем временам деньги. Кроме того, работа за границей считалась престижной, открывала доступ к дефицитным товарам: из поездок можно было привезти много чего: и одежду, и технику – телевизоры, магнитофоны и пр. Ведь в Москве, в обычных магазинах, подобного не было. В один миг благодаря Йемену я вдруг стала девочкой-мажоркой, как тогда говорили – в модной одежде, с жевательными резинками, магнитофоном и прочей ерундой.
Для меня это было приятно, но мало важно. Мое йеменское счастье было в другом. В Адене семьи советских специалистов жили в одном большом доме. И вот все дети, пока взрослые работали, собирались вместе, и многоквартирный дом превращался в огромную «коммунальную квартиру». Дети всех возрастов – от 4 лет до 16 – мы играли между квартирами, болтали, строили шалаши и хохотали. Ссорились редко, если что – все дружно мирили. Могли засесть у кого-то в квартире и устроить замок из подушек. Да такой, что все мы, все 15 человек, могли в этом замке поместиться-поселиться. Я, единственный ребенок в семье, и не знала раньше сколько радости может приносить дружба в большой компании. Месяцы в русском доме – лучшее время моего детства, радость, игра, свобода и мама рядом!
Чудесная наташа
Карл Юнг писал: «Я должен подчеркнуть, что великий план, по которому строится бессознательная жизнь души, столь недоступен нашему пониманию, что мы никогда не знаем, какое зло может быть необходимо, чтобы оно превратилось в свою противоположность, и какое добро, возможно, ведет ко злу». И вот это «похоже, что лишь через опыт символической реальности человек… находит путь обратно в мир, в котором он больше не странник».
Одна из моих подруг в Йемене – Наташа – была старше меня года на два-три. Именно Наташа однажды рассказала мне о сексе. Ничего особенного, просто эпизод из детства. Но я вспоминаю ее, и приходит ощущение, что уже тогда и я, и она были на какой-то неведомой нам жизненной «развилке». Те наши разговоры о сексе, те странные игры, о которых я помню смутно, могли повлиять на ее судьбу. И, возможно, на мою. В Нине была дерзость. В детстве она плюнула в небо и крикнула: «Бога нет! Смотрите все, что я делаю. И ничего мне за это не будет!» – мне об этом рассказала ее мама, тетя Галина. Наташу ждала совсем скоро тяжелейшая неизлечимая болезнь.
Вернувшись в Москву, и мы, дети, и многие взрослые продолжали дружить. В 12 лет Наташа стала медленно угасать, у нее обнаружили дистрофию мышц – болезнь, при которой мышцы истощаются, перестают работать и человек быстро умирает. Врачи давали пару месяцев, но Наташа прожила долго, она умерла в 32 года, сердечная мышца не справилась.
Через свою болезнь Наташа стала совершенно другим человеком и умирала православной христианкой. Она крестилась, одним из ее любимых авторов стал и мой любимый митрополит Антоний Сурожский. Болезнь, через которую прошла Наташа, пожирает медленно, превращает в инвалида – это страшно. Мне было больно смотреть как она угасает. Разве не ужас – прожить большую часть своей жизни инвалидом? В инвалидном кресле? Удивительно, но Наташа никогда себя не жалела, не жаловалась мне. Она была уверена, что ей послана милость – пройти через все и через болезнь познать истинного Бога.
Родители Наташи – профессора, материалисты, атеисты. Но дочь со временем обоих привела к христианству. Ее путь к Христу лежал через множество философских и концептуальных книг, через всевозможные духовные практики. Я думаю, Наташа прожила гораздо дольше предсказанного врачами благодаря ее абсолютной вере. Поверив, она больше не сомневалась. Верила, что Бог показал ей свою любовь, что он Бог не карающий, а любящий. Мы много говорили об этом.
В апреле 2020 года, на Пасху, я позвонила тете Галине, долго говорили, вспоминали Наташу и я узнала несколько чудесных историй. Однажды Наташа уговорила знакомую девушку не делать аборт. Спасенной душе уже 17 лет.
Когда под тяжестью книг над Наташиной кроватью рухнула полка, девушку не задела.
В последние годы жизни у Наташи стали выпадать волосы, они с мамой ездили в Дивеево, были на источниках, а там вода ледяная, всего четыре градуса. Наташа намочила голову в источнике и спустя время выросла копна новых волос.
Много лет она передвигалась только в инвалидной коляске – мышцы таяли постепенно, практически, остался только скелет. Но правой рукой Наташа могла креститься даже когда тело едва работало. Перед смертью девушка провела семь дней в реанимации, не ела и не спала, бредила, не узнавала никого. Пришла в себя, успела попрощаться и спросить: «Мамочка, где я? Помоги мне и дай поесть».
Умерла она 29 июня 2002 года. В день ее похорон в небе появилась радуга.
Уже после Наташиной смерти ее родители были в паломничестве в храме Марии Магдалины в Иерусалиме. Там тетя Галина услышала голос дочки: «Мамочка, я так хотела сюда попасть!»
Я вспоминаю разговор с тетей Галиной, историю Наташи и в памяти всплывает осень 2019 года – мне приснился дядя Володя, Наташин папа, у которого рак легких. Приснилось, что он протягивает мне руку, а из его ладони растет кустик, или маленькое деревцо. Для меня это образ вечно живого. В то время я читала Карла Юнга про символику древа. «Дерево, – пишет Юнг, – это и древо добра и зла, и древо жизни, и сам крест».
Евангелие пишет, что Господь любит грешников больше чем праведных. Ведь грешник точно знает, что совершил грех. И после главное – не повторить свой грех, не привыкнуть жить в нем, а осознать и покаяться!
«Покаяние, – говорит Алексей Уминский, современный богослов, – это не когда в грязь лицом, а когда учат разделять плохое и хорошее, добро и зло».
«Пойми, упасть способен каждый человек, лежать остаться – дьявольское дело», – написал в своей песне близкий мне человек.
Наша дружба с Наташей не закончилась с ее болезнью, с ее смертью. Связь осталась и я чувствую – она действительно мне помогает, ведет, подсказывает.
Встречи со смертью
Я всегда боялась умереть от рака. Настоящая канцерофобия! Но откуда вырос мой страх? Может быть, из страха за маму? Мама была основным двигателем в семье, она много работала и всегда достигала целей. При этом уставала и постоянно болела. То поджелудочная, то голова… Ничего, вроде бы, серьезного, но рядом все время врачи, операции. А значит, и тревоги.
Очевидно, мое подсознание считало это как программу. Я примеряла на себя – что будет со мной, если я начну болеть? Помню, как папа заботливо заваривал маме чай, кофе и ухаживал. Значит, если плохое случится, нужно, чтобы рядом был такой же заботливый человек, как папа.
Или этот страх – пред-ожидание предписанного мне жизненного сценария, и я подсознательно его ждала? Рано начала предчувствовать, что у меня будет серьезное заболевание?
Бабуля умерла от рака уже старенькой, почти без страданий. Я испугаться не успела. Страх появился, когда у мамы умерли от рака, одна за другой, три близкие подруги. Умерли в тяжких муках, в середине своих сорока лет. В те времена онкологию лечили плохо.
Потом внезапно заболел саркомой и умер Андрей, мой друг. Мой йеменский друг! Он был всего на два года меня старше, учился на третьем курсе института. Мы встречались редко – иногда на дискотеках, иногда с родителями заезжали к ним в гости. И вдруг я узнаю, что Антона прооперировали.
Я пришла в онкологический центр навестить его после операции. Вхожу в палату и думаю: ошиблась дверью. Андрюша настолько изменился, что узнать едва возможно – из его лица вырезали больную кость… Я скорее поняла, чем узнала, что это он, наш Андрей. Шок, ужас – видеть друга, у которого осталась половина лица. Целый час говорили обо всем. Он проходил курс химиотерапии, страшно исхудал. Призрак.
Больше мы не виделись. Я не смогла заставить себя поехать к нему снова, было тяжело. Спустя несколько месяцев Андрей умер. Тогда я не осознала, как переживаю. Мне было всего 20 лет, я совершенно не хотела думать о смерти и гнала от себя мысли об Андрее. Но страх умереть от рака засел в голове и больше не отпускал.
Однажды я случайно подслушала разговор взрослых. Они горевали о смерти Андрея, говорили о болезни Наши. Наши родители предполагали, что дети заболели из-за поездки в Йемен, корили себя за нее. Вспоминали, как их предупреждали о радиоактивном солнце. А мне вдруг пришла мысль, что необходимо опровергнуть их логику! Я ни за что не могу умереть раньше родителей. Взрослые повторяли: «Если бы мы знали, чем все закончится! Зачем все эти магнитофоны, доллары?!»
Были ли они правы? Возможно, солнечная радиация действительно была губительна, но ведь рак начался не у всех. Я вижу важное зерно в другом: взрослые поехали зарабатывать. Не помогать, а ради денег. Можно ли сделать из этого однозначные выводы? Сомневаюсь. Я верю, что мир сложносочиненный, одни и те же события наводят на разные мысли и объяснения, заставляют искать разные знаки, интерпретировать эти знаки по-разному в разное время.
Я верю, нам посылают посильные уроки, и их не избежать. Так случилось со мной – я боялась рака, значит, чтобы выучить свой урок, должна была через него пройти. Можно искать рациональные объяснения моему страху. Да, видела смерть близких друзей от этой болезни, да, сильно испугалась. Но на любое материалистическое обоснование я всегда нахожу и духовное. Думаю, если бы мы заранее знали свое будущее, жить было бы тускло. Если смотреть на события «духовным зрением», а не обычным, «мирским», приходит иной ответ.
Для меня, я верю, было целебно пройти через рак – через свой большой страх. Освободиться от него и начать доверять Богу. Главный мой урок – довериться. И родителям моих друзей, думаю, стало бы легче, если бы они могли довериться Богу.
Что я имею в виду?
Спустя много времени, в марте 2019 года, я поняла важную истину. Такую простую и такую масштабную, что суть ее ускользает в повседневности. Накануне я писала для себя в дневнике, что неверие в Бога равно недоверию Ему и привычке полагаться только на себя. А что же это такое, как не первородный грех, который лежит в основе всех наших бед? Это неверие отделило людей от Бога. Когда Адам как символ человечества вкусил от плода древа познания, он и Ева прониклись ложным знанием – поверили, что им открылась истина. Но это ошибка! Они не стали «как боги». Самонадеянная присказка «мы и сами с усами» отлично и кратко передает суть первородного греха.
Библия говорит с нами языком метафор, и мне любопытно узнать, действительно ли жили те первые люди? Или человечества еще не существовало, и через образ предписывается – куда мы должны прийти?
Ценно, что библейская история – замечательная иллюстрация к жажде, присущей, вероятно, каждому по нашей природе – стать самодовлеющим властелином мира.
О притягательности мании великолепно пишет русский богослов Михаил Тареев. Он называет ее «религиозной враждой» как желанием овладеть ключами могущества независимо от Бога. Вот в чем истинный смысл посягательства на Древо познания. «Греховным в пожелании первых людей было не само по себе стремление к божественному совершенству, к божественному содержанию своей жизни, а стремление к внешнему абсолютному совершенству», – пишет Тареев. Бог становится объектом зависти, Бог-соперник, Бог как нечто чуждое – вот что рождается в помраченном грехом сознании человека и толкает преступить заповеди.
Слова Михаила Тареева проливают неожиданный свет на библейскую башню. Она оказывается недвусмысленным символом империй, насильно подчиняющих себе людей. Сплочение человечества – в Боге. Через Бога строители Вавилона противопоставляют единение внешнее, безбожное, где только люди дерзают воздвигнуть свою исполинскую Башню. В наследие и напоминание – от Саргона, вавилонян, фараонов и ассирийцев, от персов, македонцев и римлян и дальше вплоть до наших дней – высятся обломки недостроенных имперских башен вдоль дороги истории… Одиноких людей без Бога. Уже не первобытный человек, а питомец цивилизации ищет автономии и идет по пути самообоготворения. Но суть трагедии остается прежней, как и во времена изгнания из Эдема. «Башня-империя есть символ попытки „устроиться“ без Бога на земле».
Оглядываясь на те времена и события, невольно думаешь, что с нами Бог говорит менее грозно: через события в судьбе каждого из вас, он будто зовет каждую душу к себе по одному. Это личное, персональное приглашение. Нужно только уметь прочесть и растолковать адресованное тебе послание. Увы, многие годы я была одна – без Бога. И строила свою жизнь как умела. Но я стараюсь, ищу скрытые смыслы в том, что со мной происходит.
Когда жизнь превращается в Excel-таблицу
Ребенок невольно перенимает опыт значимых для него взрослых. Мама и папа воспитали во мне уверенность, что жизнь – это список задач, и я обязана достичь поставленной цели. «Успешно выполненные задания в Excel-таблице» – вот что стало метафорой моей жизни в юности и на долгие годы. Я думала, что поступаю верно, когда соглашаюсь с задачами, предложенными родителями, когда ставлю перед собой и собственные – амбициозные. Сделала, отметила галочкой в специальном разделе таблички, в квадратике, и молодец, и все хорошо. Думала, это сделает меня счастливой.
Согласно плану, я должна блестяще окончить школу. И я получила серебряную медаль. Следующий пункт плана – поступить и окончить престижный вуз. И я защитила красный диплом. Потом – галочка напротив пункта «кандидатская диссертация». Если бы спросили «Зачем, Катерина, тебе ученая степень?», я смогла бы ответить только: «Так надо». Теперь я думаю, что многие годы не жила, а галочки ставила.
Представляете, еще в школе, задолго до того, как узнала о существовании excel-таблиц, я завела дневник и записывала в него жизненные планы. Через много лет, уже взрослой, этот дневник нашла в родительском доме. Читала и поражалась.
Вот запись, которую я сделала в 15 лет: «У меня будет два сына. Одного из них я назову Павлом». Почему двух? Одному грустно. Еще запись: «Замуж обязательно следует выйти не позднее 27 лет». Откуда взялась точная дата? Уже и не знаю, но удивительно, как записанное, пусть и забытое, руководит нами. Старшего сына я действительно назвала Павлом. А второго – Петром, с мыслью об апостоле Петре. И ведь в библейской истории Пётр и Павел соединены! Я не знала, не догадывалась, давая детям имена, что у Петра и Павла общий день именин – 12 июля. Но интуитивно соединила сыновей именами.
Какой была бы моя жизнь, если бы я раньше пришла к Богу, если бы меня научили прислушиваться к своей душе?
Другие записи в моем дневники незамысловаты: поступить на хорошую работу, получить достойную должность, подняться на позицию менеджера, заработать много денег.
Уже на третьем курсе института я знала, что поеду в Англию. «Почувствуй себя всемогущим – составь план!».
Почему именно в Англию, ведь в те годы студентов отправляли на практику в американские университеты? Дело в том, что я с детства замечала за собой дар предчувствия – предвидения событий. Особенно ярко он проявился в институте.
На практику за рубеж отправляли лучших из лучших студентов. Училась я великолепно, поэтому ждала, что скоро уеду. В те годы стажировка в Америке была невероятно почетной и желанной. Советский Союз доживал последние дни, но свободно за границу еще не выпускали. Для нас – студентов факультета иностранных языков – стажировка в Штатах давала шанс изменить судьбу: найти там работу, или выйти замуж за американца, или отлично провести год жизни. Меня включили в группу, которую отправляли в Техас. И вот я кружу вокруг телефона, жду звонка, приглашения оформлять визу. Неделя, две, три. Нетерпение нарастает.
В середине лета нам с папой нужно поехать на дачу. Чтобы не кататься туда-сюда одним днем, решаем там заночевать, ведь мама дома и при случае ответит на долгожданный телефонный звонок.
Ночью на даче вижу сон, чувствую – приближается что-то дурное, темное. Просыпаюсь и понимаю: произойдет плохое. Утром и папа вдруг говорит: «Знаешь, что-то тревожно, давай вернемся домой прямо сейчас, не будем ждать вечера». Примчались в Москву, а мама с порога: «У меня плохая новость. Звонили из института, тебя не берут в Техас».
Сон в руку. Крушение всех планов.
Пулей несусь в институт, вбегаю в кабинет к проректору, а мне отвечают: «Вы хорошо учитесь, а мы считаем – зарубежная практика нужна слабым студентам, чтобы подтянуть язык». Стало так больно, я не нашлась что ответить. Это же отговорка! Ясно, что на стажировку отправятся студенты по договоренности, «по блату». Я очень горевала.
И вот новый учебный год, и я снова подаю документы. Сильна еще надежда, что упорством я пробью эту стену. Но меня снова не берут. Теперь я в полном ужасе. Отказ – не только мощный удар по самолюбию. Раньше все задуманное удавалось, и вдруг полное фиаско! Мой план под угрозой, эта мысль больно жалит, так быть не может!
Я не знала тогда, что и правильные действия могут иметь отрицательный результат. Нет, я считала, что сама виновата – приложила мало усилий, продолжала верить – закон «Результат равен количеству вложенных сил» – работает всегда!
Сейчас мой муж вкладывает ту же мысль в головы нашим сыновьям, учит, что все понятно и предсказуемо. Постарался на пять – получи пять, постарался на двоечку – получи двоечку и не жалуйся. Но, может быть, стоит искать и другие пути?
Я перешла на последний курс института. Мама в это время стала помощником депутата и попросила его посодействовать. Депутат позвонил ректору и все – уже на следующий день меня включили в группу для поездки на стажировку. Группа экспериментальная, поэтому ехали мы не в Соединенные Штаты Америки, как другие, а в Великобританию. Я заменила «Техас» в своем дневнике на «Лондон» и, довольная, улетела. Так я впервые оказалась в Лондоне.
Но еще задолго до поездки в дневнике появилась и другая запись: «Диссертация».
Жизнь как метафора
Тема диссертации в Московском государственном лингвистическом университете выбрала меня сама, вне моего плана. Преподавательница, с которой у нас были неплохие отношения, подала мне идею писать о концептуальных метафорах. Я согласилась, не совсем понимая, о чем идет речь. А тема оказалась наинтереснейшая. Оглядываясь назад, я вижу, что в истории моей жизни все происходило синхронично, и даже в выборе темы диссертации не было случайности. Бог говорил мне что-то, а я не понимала.
В речи мы используем не только литературные, но и так называемые концептуальные метафоры. К примеру, говорят: иду по жизни. Что это значит? Что подсознательно мы видим жизнь как дорогу, рассуждаем о времени или жизни как о пути. С помощью концептуальных метафор люди объясняют сложные вещи на простых примерах. То есть жизнь – понятие сложное, а дорога – простое. И если визуально представить жизнь как дорогу, можно говорить и о сложном. Без метафорических образов абстрактное тяжело и понимать, и изучать.
В итоге моя диссертация называлась «Концептуальная метафора в языке английской прессы на экономические и политические темы». Однако работа не перевернула мое сознание, я не смогла прочувствовать всей глубины темы, которая сама ко мне пришла. В юности я не особо глубоко понимала окружающее. Меня занимала внешняя сторона жизни.
Во время стажировки в Англии я работала и жила в школе-пансионе, полгода преподавала девочкам русский язык. Вопреки ужасным воспоминаниям о пятидневке из детства, мне безумно понравилось жить в пансионе, где ученицы живут постоянно, а на выходные разъезжаются по домам.
В дневнике появилась новая запись: «Мои дети должны учиться в английской частной школе-пансионе». И еще я решила, что однажды я обязательно перееду в Великобританию насовсем.
Во-первых, я обожаю книги Чарльза Диккенса. Английские пансионы из книг Диккенса – это нечто ужасное. До середины XX века детей туда отправляли рано, в семь лет. Я запоем читала детальные описания жизни учеников. Холод, дети не доедали, но в протестантском обществе считалось правильным приучать детей к тяготам жизни, даже если родители состоятельны и готовы прилично платить за такое воспитание.
Во-вторых, мне нравилась и Англия Диккенса, и Великая Британия, описанная Конан Дойлем. Один из моих любимейших советских фильмов – про Шерлока Холмса. И сам герой, и его мир мне импонировали – неспешные вечера у камина, английская туманность. Я так живо все себе представляла, так мечтала однажды оказаться здесь не в гостях, а у себя дома.
Я мечтала, училась, преподавала, получала стипендию – примерно 20 фунтов в неделю, тратила деньги на одежду, а в выходной позволяла себе пинту пива. У меня появилась близкая подруга – австралийка Фиона, мы бывали в пабе вместе.
Жизнь в Бристоле, работа в школе, изучение метафор были мне очень по сердцу. Выбери я их тогда – вероятно, стала бы преподавателем, занималась наукой. Только-только появилось новое направление в науке, которую я изучала, оно называлось психолингвистика» или «когнитивная лингвистика». Но этому не суждено было случиться, поскольку в моем дневнике уже появился новый пункт: «Заработать много денег».
Сейчас я знаю, что метафоры неминуемо привели бы меня к изучению работы сознания и бессознательного, к работам Зигмунда Фрейда и Карла Густава Юнга. И в итоге – к себе самой. Возможно, помогли бы превратиться из гусеницы в бабочку существенно раньше. Я не особо люблю Фрейда – за отождествление подсознательного с сексуальностью, за то, что даже в конце жизни он не смог согласиться, что перерос сам себя и должен расширить область изучения, что не смог переступить через самого себя и до конца жизни от этого страдал. Фрейд умер от рака ротовой полости, и в этом я вижу психосоматические причины – великий ученый так и не произнес слова, которые должен был сказать. Несказанное учителем подхватил Карл Густав Юнг, что стало причиной их ссоры и разрыва. Учитель и ученик были невероятно близки и умны, но Юнг пошел своей дорогой.
Мне ближе Юнг, любопытны его открытия о коллективном бессознательном, архетипах, типах личности. Но во времена моей юности наука в России едва дышала, денег там не было. И родители больше не могли мне помочь – они потеряли работу, мы оказались практически без средств к существованию. Ни сбережений, не зарплаты – как и у большинства россиян в то время. Когда я вернулась в Москву, несколько месяцев мы жили настолько бедно, что я мечтала о куске сыра, которого мы не могли позволить.
Я твердо решила: так дальше нельзя, с «концептуальными метафорами» каши не сваришь.
Цените, если вам хорошо
С возрастом понимаешь, что истины, как и хорошие отношения, очень просты – в них нет драмы. Но одно дело знать, а другое – однажды прочувствовать на себе, что именно так и есть. Вот напишу сейчас «каждое профессиональное сообщество отличается от другого, мир творческих людей мало похож на мир финансистов или психологов и ученых», разве это не будет банальностью? Однако, все так и есть! Мир именно так и устроен. Придя в мир капитала, я столкнулась в работе с инвестиционными банкирами, нисколько не похожими на моих предыдущих коллег из Фонда по защите окружающей среды, где я работала после университета. Они не были плохими, они просто были другими людьми. И, знаете, до поры до времени, пока я работала в ставшей любимой инвестиционной компании в Москве, прагматичный подход к жизни и к людям уравновешивался то ли русским характером, то ли огромным числом друзей-коллег, которых я там встретила. Мы поддерживаем связь до сих пор, даже теперь, когда с моего заявления об уходе прошло много лет. У меня шестьсот друзей в социальных сетях, и половина из них – бывшие московские коллеги. Думаю, мне было категорически противопоказано уходить из любимой компании после тринадцати лет работы, там я чувствовала себя на своем месте, но…
За год до увольнения в моей жизни начался сложный период, я маялась и даже решилась пойти к ясновидящей. Мы обедали с коллегой и она рассказала о своей тете, которая начала видеть будущее других людей после пережитой в родах клинической смерти. И вот я перед дверью московской квартиры, где медиум принимает, когда ненадолго приезжает из Америки. Мне открывает ее красавец-муж. Я сижу на кухне с хрупкой армянской женщиной, рассказываю о себе, а она выводит на листе бумаге почти каракули – предсказания моего будущего. И там я вижу слово «Лондон» и важное для меня имя.
У меня и в мыслях нет работы в Лондоне, но вдруг события начинают развиваться стремительно, как в танце. Сейчас я сказала бы себе: оставайся на месте, слушай свой внутренний голос и никуда не уходи, ведь тебе там все нравится. От добра добра не ищут. Да, ты уже проработала здесь тринадцать лет, да, другие говорят, что это плохо для карьеры, что работу пора менять. Но все это неважно, слушай себя! Сейчас я бы никому не посоветовала рвать с человеком или срываться с места, где вам хорошо.
Незадолго до этих событий я закончила мастерскую программу по бизнес-администрированию в Мадриде (Master of Business Administration), и мне казалось, что оставаться на прежней работе – остановиться в развитии. Если судить формально, по строчкам в резюме, я сделала прекрасную карьеру, перейдя после российского в огромный американский банк на хорошую позицию с сумасшедшими перспективами. Головокружительно прекрасным со стороны выглядит и мой перевод из московского офиса этого банка в Лондон, и переезд в Великобританию. А ведь все произошло по моей просьбе, и, действительно, иначе было бы сложно устроиться в Англии при других обстоятельствах.
Еще в Москве я понимала, что богатейший американский банк – это совсем не мое! Я ненавидела там буквально все: корпоративный стиль, людей, которых под него подбирали, политику компании. На новом месте работы у меня не появилось ни одного друга! Как можно было тогда не обратить внимание на важные знаки? И задачи были понятны, но совсем мне не интересны. Тем не менее, я осталась. Я же была ребенок пятидневки, с девизом «Жизнь для того, чтобы выживать». Я верила, что любые сложности можно преодолеть, если потуже затянуть пояс, перестать жаловаться даже самой себе и авось получится что-то хорошее. Я перестала обращать внимание на голос сердца, на ощущения в теле, хотя психосоматика уже не кричала, а вопила от ужаса.
Осенью 2019 года читаю статью о выгорании сотрудников в корпорациях и сразу вспоминаю себя во времена работы в Лондоне. И девушку Мишель из Новой Зеландии. Я была психотерапевтом Мишель (когда уже наконец ушла из банка и пошла учиться на психотерапевта). Она переехала в Лондон из любимой Новой Зеландии ради амбиций, ради построения карьеры. И вот она сидит передо мной со своей депрессией и плачет, плачет горько-горько. И повторяет, всхлипывая: «Я хочу назад, к себе прежней. Стать той, которой я была раньше…».
– Мишель, а если спросить себя и честно-честно себе ответить, где ты мечтала бы быть сейчас? Что хотела бы делать?
Вопрос ставит ее в тупик. Мечтать? А что, так можно?
– Я бы, наверное, хотела быть на берегу океана в Новой Зеландии, работать где-то на природе… и еще обязательно собаку.
Но Мишель здесь, строит карьеру и у нее клиническая депрессия. Она вообще не понимает, почему ей так плохо, когда она столького добилась.
Мне хочется утешить Мишель. И самой себе хочется сказать слова утешения, попросить у себя прощения: «Господи, бедная ты моя девочка Катя! Сколько же и как жестоко я тебя мучила в ненавистном американском банке! Каждый день был адом, особенно в Лондоне. Пытка – дотянуть до конца дня, до выходных, до каникул… Прости, что я не слушала тебя, глушила крики о помощи души, не чувствовала своей собственной боли. Прости меня, Катя, душа и тело, за мое предательство, за использование».
Почему, почему я все это понимаю только сейчас? А тогда я затягивала пояс потуже и продолжала. Ради денег, стабильности, блестящего пункта в резюме, ради вида на жительство в Англии. День, когда я получила этот вид на жительство, стал для меня одним из самых грустных в жизни. Потерять себя, загубить здоровье ради карточки.
Не забуду, с какой печалью меня отпускали друзья – коллеги из «Ренессанс-Капитал». Я сохранила пачку прощальных посланий и перечитывала их во время работы над книгой. Это было так приятно. Многие писали прямо: «Тебе нельзя увольняться! Что ты делаешь? Зачем?»
И мне вспомнилась грандиозная вечеринка, которую я устроила в честь своего тридцатилетия. Дела мои шли в гору, работа среди единомышленников, много друзей, я была популярна и меня любили. Что называется – на коне. Решено было устроить праздник для себя – королевы. Арендовала модный клуб, потратила на вечер море денег. Раз так, решила еще и популярных артистов пригласить. Мне тогда нравилась группа Hi-Fi, их я и пригласила. Группа выступила зажигательно, гости были в восторге, я довольна. Весь праздник снимали на видео. Несколько лет назад я вспомнила о записи, когда мы с семьей были в Италии и решила пересмотреть.
В нашем итальянском доме есть большой кинозал с экраном – как в кино. Я включаю запись, вижу свое смеющееся лицо на весь экран, гости танцуют, радуются. И я зажигаю в середине танцпола под любимую песню – первую же песню, которую исполняет группа.
Тридцатилетняя я не задумывалась, что в словах этой песни пророчество:
Посмотри кто ближе,
С кем делить рассвет,
Пусть любовь напишет:
«Смерти больше нет»…
Видишь, как прозрачен
За тобою свет?
Кем-то был назначен
В облака билет.
Прошло 15 лет, мне сорок пять и я по-настоящему понимаю смысл слов песни, понимаю: мне отправили такое сильное утешительное послание. И я сидела, смотрела на себя тридцатилетнюю, радостную и рыдала. Будто кто-то знал, что через 15 лет я смогу уже расшифровать смысл. Со мной говорили, предупреждали: «Ты не задержишься, билет уже куплен, не бойся смерти, ведь она – приглашение к вечной жизни». Вот о чем мне хотели напомнить таким удивительным образом.
Развилки в пути
Вероятно, если чему-то суждено случиться, оно обязательно произойдет, пусть и много лет спустя. Когда я начала изучать психологию и заниматься темой сознания, как оно устроено, как работает, я поняла, что у меня была потрясающая возможность изучать эту область еще в юности, после университета, но я выбрала деньги. И все равно, спустя годы метафоры, символы и знаки снова вошли в мою жизнь! Изучая психологию, я много читала о предсмертным опыте. В том числе, книгу первого известного в России американского психолога Раймонда Моуди «Жизнь после смерти», которая чудом была издана в Советском Союзе. Получается я вполне легально могла прочесть Моуди даже на русском, когда училась в университете, но знания пришли ко мне гораздо позже. Вероятно, время пришло?
Итак, Моуди едва ли ни первым из традиционных врачей вплотную изучал переход от жизни к смерти. К нему попадали пациенты после комы и рассказывали о своем опыте. Считалось, что сознание человека в коме выключено, но пациенты Моуди опровергали это утверждение. Во время беспамятства они переживали удивительные приключения. Доктор начал записывать свидетельства и вести статистику. Я даже нашла сайт исследовательской организации, которая, как и Моуди, собирает рассказы людей по всему миру об их переходах от жизни к смерти и обратно. Как и книга Раймонда, сайт хранит огромную базу данных и ведет статистику – сколько процентов людей видели свет в конце тоннеля, сколько видели ангелов или других существ, которые сопровождали их в пути. Многие встретили умерших родственников. Другие вспоминали, что просматривали свою жизнь как фильм и давали оценку каждому поступку. Многие рассказы читать невероятно интересно.
Они настолько меня впечатлили, что и я решила провести ревизию собственной жизни. Однажды я просто сидела дома за письменным столом и вдруг четко увидела эпизоды из прошлого, которые стали вспыхивать в моей голове один за другим. И я не просто смотрела, я давала оценку каждому. Будто видела их духовным зрением и оценивала совсем иначе, чем могла раньше умом.
Кажется, я летела над собственной жизнью, как бабочка, и видела ее четко – путь с развилками. Видела переломные моменты судьбы, когда вдруг замирала, останавливалась на распутье и начинала движение в ложном направлении. Когда я пишу «в ложном», это не значит, что все должно было пойти иначе. Думаю, никто не может сказать как единственно правильно, но когда я смотрела на события духовным зрением, видела, что шаг ошибочный. У меня нет сожалений, что я его совершила, вероятно, тогда так и следовало поступить, чтобы затем понять важное. Я смотрела на свой путь, видела и другие возможности. Воспользуйся я ими тогда, и дорожка увела бы в другую сторону, дала другое будущее. В тот вечер я четко и ясно осознала последствия каждого своего выбора, каждого отказа.
Сначала моя жизнь шла ровно, как и должна была. Но вот появилась первая развилка, когда я пошла не в ту сторону. Это решение вводит нас в область квантовой физики, науки про возможности. Я была влюблена, у меня была возможность выйти замуж за любимого человека. Но я решила с ним расстаться, отказалась, потому что цель его жизни заключалась в том, чтобы сделать мир лучше и не думать о материальных вещах, а моя была противоположна – зарабатывать деньги. Разные жизненные задачи.
Иногда я думаю: что было бы, если бы я осталась? Ведь чувства были так сильны. Наверное высшие силы лучше знают, что мне полезно, раз мы встретились, полюбили, четыре года серьезных отношений? Однако, принимая решение уйти, я не думала о высших силах, думала о себе – об умнице, которая лучше знает, что для меня подойдет. Ведь у меня была таблица для планов, жизнь расписана на годы вперед. И наша любовь, которая не вписалась в таблицу. Теперь я понимаю, если бы мы поженились в юности, я шла бы другой дорогой. Даже если бы ту любовь не удалось сохранить, даже если бы последовал развод. А может быть, и не было бы никакого развода? Кто знает?
Я сидела в задумчивости за столом, изучала развилки своего пути – важные воспоминания и судьбоносные решения. От пятидневки и до настоящего момента мне постоянно приходится переделывать себя. И вместе с психотерапевтами, и самой. Если задуматься, большую часть жизни я меняла разные маски. Теперь мне хотелось узнать, где же истинная я? Где под масками, слоями, ролями, «шкурками», как говорят в психотерапии, спряталась настоящая Я? Успеть надеть на себя за жизнь массу шкурок, а потом снимать, когда появилась возможность. Моя болезнь стала процессом очищения от наносного, от чужого, от «шкурок».
И однажды стоишь перед зеркалом, перед белым листом, совсем голая, и видишь себя – настоящую. И удивляешься: надо же, какая я, оказывается, есть!
Природа человека такова, что ему трудно представить, что он смертен. Даже столкнувшись со смертью друзей я не чувствовала, что это и про меня тоже. Позже, когда я уже работала в «Ренессанс Капитал», умерла еще одна Наташа. Тогда у меня возникла тень осознания, что все мы смертны. А до этого я жила, как попрыгунья стрекоза, которая «лето красное пропела». Ни смерть Наташи, ни смерть Андрея не заставили меня проснуться. Но нелепая смерть второй Наташи будто толкнула меня в бок.
Мама поддерживала отношения со своим первым начальником на работе. Он относился к ней как к дочери и всегда помогал. Типичный КГБ-шник – вспомните фильм «Семнадцать мгновений весны» – он мог бы играть Штирлица. Обаятельный до невозможности. У него была большая семья, жена, двое сыновей, внучка и внук. Наши дачи стояли рядом, мы ходили друг к другу в гости на шашлыки. Там я познакомилась с его внучкой. Мы были приблизительно одного возраста.
Во время теракта в Москве, когда боевики захватили здание Театрального центра на Дубровке, где шел мюзикл «Норд Ост», среди заложников оказались и Наташа с отцом. Ее брат должен был быть с ними, но не пошел. В один день семья потеряла сына и внучку. Погибли десятки людей. Мы все не могли в это поверить! Это ошибка! Смерть бывает с другими, но не с такими близкими людьми.