Читать онлайн Слепни. Двусловная поэма бесплатно

Другу-читателю

Земную жизнь пройдя до четвертины,
Я очутился перед письменным столом,
Утратив сон в ночной тиши.
Каков конфликт увидел:
Два брата бьются меж собой!
За что и почему? Не дам ответа:
Я сам не знаю почему.
Вдруг ты мудрее будешь:
Поймёшь, что я сказать хотел
Своим назойливым двусловьем.
Как много,
На века,
Писалось драм,
Трагедий жутких
Про людскую
Го́рьку долю,
Про мерзость
И гниение
Заблудших душ,
Когда кинжал
В корсете
Прятался супругой
Для убийства
Мужа-добряка, а
Дети лихо
Резали отцов.
Родители же,
Ружьями паля,
Лишали жизни
Любимейшее чадо…
А Писарь,
Что сокрыт
На небе –
Иль вдруг
В аду, –
Вносил исправно
В таблицы
Все поступки
И дела.
Затем судил,
Кому впаявши
Каторгу – Сибирь,
Кому-то сладость
Райского колодца.
Учёный он,
За крысами
Следящий, микроско-
пом
Вечно смотрит
В шерсть
И зубы.
Правда, есть
Одна промашка:
И тени
Мозга нет
У подопечных.
Нет этого
В тех
Записях судейских!
Но душу,
Пусть крысну́ю,
Мяснику Писанья
Не разре́зать.
Нет сил
У летописца
С бородою
В каждого
Залезть, исправить.
Он стоиком
Следит за
Бурей чувств
И плачет
От слабости
Весёлого ребёнка,
Что башни
Детских кубиков
От краха
Не спасёт…
Из века
В век
Скрипят снега,
И Бог
На пару
С Сатаной
Сидят, жуют
Попкорн пакетный –
Прелюбы им
Комедии смешные,
Однако юмор
Прохудился, подистёк-то
Водевильный ручеёк.
И обходятся
Преважны господа
Трагическим концом.
Был Шекспир,
Был Еврипид.
Каждый раз
Своё вносили
Гениальны мастера,
Свету предлагая
Путь боли:
Каждый раз
Иной герой,
Каждый раз
Иное место,
От чего
Балдеют драматурги.
Я тоже
В их
Неутихающем числе.
Но подмосткам
Не увидеть
Опуса сего,
Ведь это –
Двусловная поэма.
Что за
«Двусловная» – эпитет?
Если ты
Не догадался,
То прилагательное
Значит то,
Что особливо
Писаны слова,
По два
На строчку.
Смешная шутка?
Очень даже!
Я оригинальность
Чую языком,
Столь пряный,
Дикий вкус!
Тщеславный хохот
Меня ошпарит,
Током разнесёт
Мои отростки.
Однако неизвестно,
Насколько грамотно,
Прекрасно дам
Я людям
Новый эпос
Про любовь,
Нена́висть, спор
И смерть.
Я поделюсь,
Открою сердце
И шквал
Дуреющих идей.
Время зло,
Невыносимо, горько –
Характеристик много
Можно привести,
Поэтому хочу
Представить миру
Песнь скорбную,
Чтоб человечность
Пробудилась вдруг
Иль просто
Ну́жны мысли
Воссияли в
Не самой
Крепкой голове.
Хочу связать
В один
Клубок упрямый
Тоску и
Тяжки спазмы,
Которые зашли
Бы господам
С высоких
Сфер внечеловечьих.
Рыдает Бог,
Ликует Сатана,
Но то
Лишь миг
В ворсинке
Времени ковра,
А может,
С ноготь
Ша́жик малый.
Думай, обсуждай!
Поскольку слёзы
Дьявол трёт,
Господь улыбку
Све́тлу дарит.
Пусть видят:
Люди есть –
Не жалки
Серы крысы,
А существа
Сродни с
Вели́чьем Вашим!
Нет! Вы
Не ослышались,
Властители краёв
Неосязанных вод!
Человек достоин
Уваженья к
Своей персоне.
Хороший ли,
Плохой ли,
Но он –
Не зверь,
Не рыба,
Не червяк;
Он сложен,
Как никто.
Я горд,
Что человеком
Родился когда-то.
Из утробы
Вылез, ухмыляясь,
Не зная,
Как думать,
Как сказать
Мне вольно
О природе,
Цветущей буйно:
То ль
Грязно обругать,
То ль
Аллилуйю спеть…
И сегодня
В раздумьях
Гложусь я.
Я сомневаюсь,
Ме́чусь муравьём.
Я задёрган
Словно электрон,
Вкруг атома
Крутящийся юлой.
Но всё-таки
Врезаюсь ледоколом
В жизни
Белы глыбы.
Я выражаю
Непокой и
Гнев свой
О пути
Помешанном людском.
Психозы, паранойя
Господствуют тотально
В обществе.
Где доктор?
Где психиатр
С таблетками,
Уколами лекарств
И психотропных
Мерзких препаратов?
Он вышел
Покурить чутка,
Но задержался
На множество
Скучающих часов.
Эх! Халат
Придётся мне
Напялить скоро,
Ведь слово
Лечит, если
В дозе
Собран пыл
И мощи
Яркий шмат.
Я разобьюсь
В лепёшку,
Чтоб открыть
Свеченье горизонта.
Я врач
Без образованья,
Но сердце
В ожидании
Чудесной тайны
Есть лучшая
Для творчества
Массивная колонна:
Как сказано
Мной было,
Следят прелюбопытно
За землёю
Небесный Бог
И Люцифер
С рогами.
Что же –
Пусть прочтут,
Подобно вам,
Вирши дурные,
Но полные
Свободным духом
Заботы и
Томящейся печали.
Пусть увидят,
Сегодня каково
Быть Человеком.
Возможно, древность
Была схожей.
Но ныне
Не вчерашний
Тусклый день,
А зарожденье
Нового начала,
Будущего завтра.
Что есть
У нас
Сегодня, то
Пойдёт вперёд
До гроба
С нами.

Глава первая

О Волга,
России мать!
С Севера
До юга
Течёшь ты
Барыней вальяжной,
Разделяешь лоно
Равнины европейской.
В истории
Тебе досталась
Ва́жна роль:
Вдоль тебя
Роились города,
Строились селения;
Плыли баржи,
Пароходы, корабли
По воде
Темнеющей, зелёной.
Мохнатые бурьяны
На дне
Песчаном хулиганисто
Росли и
Гладили корму
Ползущих суден.
Сколько ж
Лет глубинные
Леса безмятежно,
Мирно расцветали?
Может, динозавры
Видели лохматость
Подводную сию?
Значит, Волга
Была тысячелетней.
Из этого
Последует тогда
Величие большое.
Седая древность
Сковала воды
Могучего потока.
Сколько мечт
И сколько
Разных бед
Пови́дела река:
Где рождение,
Где гибель!
Волга есть
Библейско чудо.
Каждым утром
Туман-сквалыга серым
Телом кроет
Воды богатства,
Чтоб рука,
Чужая, неизвестна,
Не лезла
В вотчину
Природы русской.
Сегодня – Волга,
А завтра
Не устоит
Мошка́рная тайга?
Кто-то где-то
С ружьём
Наперевес так
Циркульно шагает,
Но уверенность
Ли есть,
Сродни кавалерийской,
О помощи
Реальной, неформальной
Со стороны
Надсмотра лесника?
Пытается Природа
Сама свои
Владенья защитить
От полчищ
Ненасытных крыс.
Не всё
Седого стража
Видит глаз,
Когда богатства
Пилят, режут,
Раздают за
Жалкое копьё[1].
Хоть Волга
Держится: её
Никто, коварный,
Пирогом разрезать
Не решился.
Да, ты
Воду не
Разрубишь тесаком,
Ведь сталь
Намокнет гранью,
Заржавеет быстро,
Вскорости умрёт!
Но позабудем
Грустные мотивы,
И так
Полно грязюки.
Может, о
Хорошем и
Безоблачно-красивом
сто́ит
Нам подумать?
Широка река,
Покойна степь.
Засеяны поля,
Цветут сады,
Блестят теплицы.
На фермах
Слышится мычанье.
Да! Здесь
Не то,
Что по
Другой России:
Бескрайние просторы
С вкраплениями
Малых деревень,
Грустящих по
Уюту городов.
Мертвы посевы,
Не клокочут
Железны трактора.
Как-то держится,
С трудом,
На ладан
Дышащий совхоз.
В наличии –
Косоворотные крестьяне,
Хоть ныне
Двадцать первое
Столетье. Скажу:
О космосе
Потребно грезить,
А здесь –
Тихонько выживают,
Без шороху,
Без писка.
Помолятся, понегодуют
На кухнях,
В погребах.
Притворно пластиком
Обьют, вид
Внешний придавая
Стареющим хоромам.
Вроде современно,
Так-то убого
Не стои́т,
Вниманье лишне
Не влечёт…
Виден дом.
А за
Окном – рабочий,
С каменным,
Недружеским лицом.
Он устал
От смены
На заводе:
Подшипники маячат
Перед носом –
Про клятый конвейер!
Жена – тихоня,
Сера мышь –
С больницы
Только что
Домой пришла,
Свершив осмотр
Старушек бесконечных
С боля ми
В пояснице,
В голове.
Она устала,
Но молчит,
Поскольку знает:
Если слово
Вылезет нежданно,
То кулак
Упрямо пронесётся
Пред лицом…
Вот о́н –
Слесарь, цеховик!
Повысить голос
Может невзначай:
Огрубши руки-то
Приносят пищу,
А посему
Тащи, супруга,
Хлеба корку
На кухонный
Клетча́тый стол.
Жена послушно
Волю исполняет.
Борщ свекольный
Половником разлит.
Хлебают люди
Ложки супа,
Слова забыты,
Что могли
Задеть кого-то.
Для счастья
Следует прощать
Ничтожные обиды:
И так
Живётся тяжело
Без лишних,
Несуразных склок.
Доеден ужин,
Поднимаются супруги,
Идут, сгорби вшись,
До кровати.
Спят закрыты
Тусклые глаза,
Лежат тела
В обнимку.
И предостаточно
Семей таких
Раскидано в
Теченье Волги.
Но есть
Лихая власть –
В особняках
Запёрлась, оградилась
Варваров элита.
У них
И катера,
И пристани
С охраной,
Сады, угодья,
Что похожи
На аркадские,
Пейзанские поля[2].
Пастухи, пастушки,
Ряженые слуги
Послушно ходят,
В исполненье
Замыслы приводят
Бар самодурных.
Бывают те
И торгашами,
В погонах
Могут щеголять
Иль числиться
Чинушей очень
Важным, что
Вшивые указы
Спускает подчинённым
Каждый день.
А что
Бывает интересным
В документах
От господ?
О благе
Думают страны?
Как защитить
Права малоимущих?
Об интересах
Городов, земель?
Нет этого!
Ждать помощи,
Поддержки неимущих
Иль страждущих –
Явно не
Про них.
Им надо
Только денег
С распилов
Побыстрее накопить,
Чтоб дачи
В за́мки
Обратить: ведь
Феодалом лучше
Пред самим
Собой казаться,
Величье чуять,
Что твой
Любезный герцог!
Коль царь
На месте,
То фаворитов
И клевретов[3]
Не хватает,
Чтоб ходили,
Неся цветастые
Знамёна царского
Двора, что
Имени Кремля.
Лоснятся, все
В мехах,
В каменьях,
В жемчугах.
Кто поближе,
Тот цепью
Шейною сверкает,
Вручённою лет
Несколько назад
(С рук
Маленьких князёвых)
За преданность
И честность
Перед лицом
Первейшего из
Первых феодалов.
Сапо́говый сафьян
Всеместно популярен,
Коль ты
Местечко занял
У кормушки.
Соболья шапка,
Шёлк цилиндра
Голову какую,
Богату плешь
Прикроет и
Ода́рит безвозмездно
Боярской спесью?
Московско царство
Завсегда ходило
Тенью бледной
За каждым,
Кто бразды
Подчас держал
В России:
Всяк хотел
Ивашкой Грозным
Черни показаться!
Или мохната
Шапка Мономаха
Была бы
Впору нуворишу!
А губернатор –
Чисто воевода,
Важный пан,
Не хрен
С горы –
Дове́рья человек
Немалого царёва,
Таким манером
Воеводит потихоньку.
На каждом
Метре Родины
Святой и
Богохульной старательно
Носы сопят
От жира
На боках,
Потеют лбы,
Платочек мокрый –
Духота повсюду!
Какой же
Климат неудобный
В низовьях
Волги, где
Бывает холод
От протоков,
Но воздух
Что яишня
На плите –
Предельно раскалён!
Но что
Поделаешь – отстроены
Дома, проспекты,
Цивильностью приви́та
Дикая земля.
Здесь конь
Скакал татарский,
Набеги совершал
Брадатый Тамерлан.
Пол-Азии собрал
В походы
На разорение
Ханств иных
И княжеств.
Горели городища,
Раскинулись сараи
На югах,
Где скучились
Пушистых шлемов
Острые верхи,
И речь
Степи монгольской
Мешалась со
Скромным пеньем
Рисовой страды.
Однако исчезают
Все империи,
Не лучше
И Орда –
Казань взята
Царём Иваном,
Отныне Волга –
Русская река!
Не ступать
Ноге чужой
По нашим
Волжским землям:
Ни немцу –
Рыцарю-тевтону,
Ни хитровану –
Наглому баскаку!
До сегодня
Так идёт.
И хорошо,
Казалось бы,
Коль русский
К другим
Своим собратьям
Мирно относился.
На беду
Регалии раздали:
Есть верхи,
И есть
Сомнамбуличные низы…
Облака нависли
Сивыми бровями –
Небо негодует
На подлость
Родины моей!
Как могут
Пинать ногами
Свой народ?
Мне тоскливо
В век
Космических открытый
Глядеть на
Древнее насилье.
Оно и
В мелочах
Готово проявиться.
Не только
Глаженый пиджак
На братьев
Может обозлиться.
Когорта есть
С душком
Слегка крысиным,
А может,
И совсем,
Не чуть, –
Они умны
(Пусть так!)
Среди своих
И признаны
Как гении.
Однако их-то
Призрачный талант
Всего лишь
Чувство есть
Брезгливости
тщеславной,
Что каждый
Должен им
Дорожки кра́сны
Раболепно постелить.
Небось, они
Так современны,
Прогрессивны, как
Никто другой.
Для пафосу
Слова разбавят
Едким аглицизмом –
И часто
Не пришей
Кобыле хвост.
Казалось бы,
Смешно, но
Попугай такой
Считаться может
Важным человеком!
За что?
Не знаю.
Возможно, конформизм
Ему что
Мать родная.
Вот и
Любят потому?
Имеет кто
Хамелеонову повадку,
Тот счастлив
В обществе,
Ведь доброе
Княгиня скажет,
Марья Алексеевна,
Голуба наша!
Средь хищников
И травоядных
Тот вожак,
Кто пыль
В глаза
Пускать умеет
И, безусловно,
Обещанья раздавать,
Сверкать зубами,
Когда услышит
Дурацкий анекдот
От сослуживца
Иль начальства.
Молчалинская жилка
Всякому нужна,
Коль ты
Не хочешь
В бедности
Влачить существованье.
Интеллигентские осколки
В подобной
Позе ж
Ныне пребывают:
Они что
Подхалимы бытия!
Проснитесь вы!
Не жалко
Вам людей?
Иль ко́шты[4]
Всех милей?
Огородились вы
Роскошным тыном
По столицам –
Это даже
Не башня
Из слоновой
Кости! Это
Есть кирпичный,
Слиточный забор
Из золота,
Что тает
На свету…
Может, я
Местами близок
К вам –
Покажет время,
Но я
На поводу
Инстинктов ваших
Не хожу.
Я альтруист,
Я дурачок,
Что в
Человека страстно
Верит, хоть
Не найти
На то
Причин весомых!
Я – Эней!
Хочу вести
Я странников
К рожденью
Рима – града
Не имперства,
Но свободы…
Не бывать
Моим мечтам,
Покуда спят,
К кому
Я обращаюсь.
Камнями я
Неистово кидаюсь,
Как мальчишка:
Вдруг глаз,
Что загноился,
От удара
Отпадёт, переродится?
Насилье – благо?
Если нет
Угрозы кулаками –
Слово хлеще
Будет всяких
Хуков правых!
Сатиры боли,
Желчи струи
При выдержке
Пера героя
Есть первое
Оружье пробивное.
И равных
Нет ему!
От негатива –
Коробит человека.
От позитива –
Отвернётся голова.
Забудется добро,
Но зло
Запомнишь ты:
Его дыхание,
Его амбре
Незабываемо разит!
И личность,
Что идёт
За ним
С пометкой
Всем известной,
Издалека заметной…
Я повторяюсь.
И пускай
На ахинею
Мысль моя
Не тянет,
Довольно я
Уж словоблудю.
К делу
Следует идти.
Конец прелюдии –
Всё сказано.

Глава вторая

Однако май.
Бессмысленна жара,
Припадки солнца,
Мошкара. Хоть
Рядом и
Вода, но
Волжский зной
Не слаб –
Внушает ужас
Это пекло.
Размеренно, вроде
И невзначай
В городе
Том (я
Раньше сказал!)
Бытие проявилось.
И поскольку
Начал писать,
Значит, что-то
Внезапно случилось.
О, посмотри –
На берег
Желтковой корицы
Вышел мужчина.
Не стар,
Но без
Юнош и прыти.
Может, возраст
Иисуса Христа?
В пас порт
Не лезу,
Для истории
Подробность неважная.
Внешне хорош,
Женщинам люб.
Песочный костюм,
Бело-голу́бая клетка
Хлопка рубашки.
И модные
Туфли, что
Лакировкой блестящи.
Невозмутимо лица
Греческий профиль
Безмолвно упёрся
В развёрнуту
Волжскую гладь.
Может, выудит
Рыбы немного
Он взглядом
Для шутки –
Настолько суровым
И опечальным
Мерещился взор.
По невеселью
Стоит над
Рекой насупленный
Сей человек:
Здесь его
Мать проживала,
И вдруг
Внезапно – кончина…
Вот и
Приехал сынок
Городской, но,
Правду сказать,
С опозданьем.
Был же
Видный мужчина –
Как-никак министерство,
Записи, встречи…
А тут
Такая напасть –
Матери нет
Навсегда… Надо
С нею
Лично проститься:
Не дело
С покойной
Глазами не
Встретиться – неправедно
Это. Не
По-челове́чески также
Родных забывать.
Лучше поздно,
Чем никогда!
Наш герой
Именно так
И решил.
Тело в
Земле недавно
Лежит – рыхлость
Земли от
Вско́пов ещё
Не исчезла.
С министерства
Аж паренёк.
Кто он,
Ты спросишь?
Лев Васильич
Доронин – ответ!
На мощного
Зверя похож
Именного он
По характеру –
Гордая, хищная,
Жадная личность.
Глотает шмата ми
И деньги,
И власть.
Всё мало
Бывает ему:
Аппетиты растут
С новой
Полученной мздою.
Это почти
Что зарплата,
Но пенсиона
По ней
Не оформят,
Только богатство
Лев заимеет.
Ему хорошо:
Квартирка немалая
На юго-западном
Люкс-направлении, а
Девушек пруд –
Какую захочешь,
По настроению,
Ты выбирай!
Машина, порше́,
Сил лошадиных
В ней
Подзабито сполна –
Попросту зверь,
Не авто.
Пока спит
В гараже,
Покуда хозяин
На самолёте
Сначала летел,
После такси
Заказал до
Семейной дыры
Когда-то родной,
Хоть расстояние
От аэропорта
До бывшего
Дома отцовского
Невелико. М-да!
Нет у
Доронина Льва
Никакого желания
На пороге
Семейного дома
Вновь оказаться.
Однако рок
Косматый, злой
Прину́дил внезапно
Льва к
Отцу возвратиться.
Что же
Заставило так
Сынка невзлюбить?
И красив,
И успешен –
Вроде гордость
Должна обуять
За чадо,
Но нет…
Как много
В прошлом
Ответов сокрылось,
Которые лучше
Не ворошить
Без причины.
В общем,
Ругались изрядно
Василий, отец,
И сын
Его, Лев.
Сычами смотрели,
Воро́нами каркали
По разным
Всамделишным мелочам.
Вот и
Сбежал наш
Средний Доронин
В Москву,
В универ.
Образованье – дорога
К блаженной,
Сладкой свободе
От очага
И сильно
Обрыдшей семьи.
Так Лёва
Давно порешил –
Не прогадал!
Хоть молодым
И был
Наш герой,
Но сообразил
Довольно удачно.
И вот –
Песочный костюм,
Бело-голу́бая клетка
Хлопка рубашки…
На берегу
Лёва вздыхает,
Чайки орут –
Романтика есть
В этой
Приволжской степи.
Как Пушкин
Над Чёрным
Бушующим морем
В думах
Великих бывал,
Так Доронин
Копией бледной
Русского Солнца
Молча над
Волгой стоял.
Не ерошил
Кудрявые мысли,
Чтобы придумать
Гря́ды стихов.
Поэзии нет
В доронинском
Реалистическом мозге,
Что сводит
Немалые деньги
В договорах.
Мне жалко
Подобных людей:
Им рассвет
Что закат,
А солнце
Что месяц –
Разницы нет.
А сколько
Мимо проходит!
И нежность,
И красота,
Парящее небо
Неведомо им,
Взрывы, полёты
В сознании
Не происходят.
Где же
Страстные взгляды
Метафизики поисков?
Отсутствуют тоже,
Как всё.
В общем,
Несчастны они.
Пожалей их,
О милосердный,
Коль увидишь
Ты их
По пути!
Но жалеет
Ли кто
Доронина нашего?
Не повезло
Покамест ему
Жилетку обре́сть.
А ведь
Каждому надо
Срочно раздать
По такой,
Лишь бы
Не одиночкой
Кто-то остался.
Тогда бы
Исчезла хандра,
Засветились бы
Счастьем глаза
Жертвы вчерашней!
И Лёва
Свой профиль
Окрасил б
Довольной ухмылкой.
Но нет!
По-прежнему в
Жизни танцуют
В двинутой
Ви́ттовой пляске[5]
Только безумие,
Только депрессия
В багровых,
Истлевших цветах!
Венки похоронны
Не пахнут.
От этого
Их океан
Так ужасен…
Не освободиться
От наваждений
Из нас
Никому… Боль
Тяжело отдавалась
В груди –
Что капля,
Нелепо зависшая
И замертво
Павшая вниз,
На пластины
Блестящий металл.
И кошки
Дико скреблись
Параллельно воде.
Столько эмоций,
И сразу, –
Не справится
С ними
Даже здоровый
Младой организм.
Но Доронин
В целом-то
Кре́мнем являлся,
Мог многое
В жизни –
Осилит свалившееся!
Держится парень
На набережной
Ногами двумя,
Что колосс…
Не вечно
С рекою
Ему обниматься
Через перила:
Нет гвоздей
В ботинках,
Чтоб стопы
Жёстко скрепили
С землёй.
«Эх-о-хо», – вздохнул
Сирый наш
Горемыка, герой
Сей поэмы.
А насколько
Он главен?
Не знаю.
Все здесь
Чрезвычайно важны –
Семья вся,
Без вычетов
Членов иных.
Хорошо, что
Мелка она,
Словно Балтика
В Юрмале,
А иначе
Вынужден был
Описывать шуринов,
Деверей всяких,
Золовок, кузин…
Точнее, семья-то
Не крошечна,
Но стандартна
Для русских
Равнинных краёв.
И потопчется
Лёва Доронин
Немного ещё –
И пойдёт.
Раз, два,
Три, четыре –
Уже отпечатал,
Уже постоял.
Надо идти!
Гиревый шаг
Закатится зло,
Ка́блы[6] по
Камню стучат.
Плещутся волны
Могучей реки,
Медленно Лёва
Течёт от
Реки. Смотрит
На неба
Оранжевый крас,
Ищет, гадает,
Что город
Готовит ему:
Искру беспокойства,
Струю откровения
Или нена висти
Злобной медвежье
Рычанье? Отзовись,
О мертвечина
Серых домов!
Может, ты
Вместо неба
Внезапно ответишь?
Мертвечина молчит…
Ей скучно
С человеком
Так просто,
Без смысла,
Болтать, балаболить.
Ты сразу
Ей плоть,
Половой[7], подавай!
Фильмы ужасов –
Шутка преглупая
В сравнении
С жизнью.
Так Доронин
В зной
Заковыристо думал.
Немного машин
Друг друга
Гоняют, бибикая.
Автобусов больше
В этом
Глухом захолустье.
На работу,
Коль надо,
Автобус домчит.
Или троллейбус,
Рогами водя
По электрическим
Рвучим верёвкам,
До точки
Конечной доставит.
Автомобиль же –
Зачем он,
Коня ка железный?
Жрёт многие
Литры бензина,
Что дорог
У нас.
Плюс ремонт
И страховка –
Только плати,
Несчастный владелец,
Из кровных
Своих за
Стабильну езду.
Тройку десятков
Зелёных косых[8],
Я помню,
Мой бывший
Приятель зачем-то
Угрохал вглухую –
Не ездит!
По городу
В пробках
Так неудобно,
С парковкой
Извечно проблемы…
Ну это
Его дела!
Мне привычней
На поездах
Промчаться везде –
Хоть центр,
Хоть Ярославль.
И нет
Ничего интересней
Тряски вагонной.
За окном –
Озёра, леса,
Плески речушек,
Деревенские срубы
И акры
Бездушных поместий.
О, Лёва,
Любитель езды
На машине,
Как много
Ты упустил,
Летая везде
На кайене!
Но вспомним:
К природы
Красе холоден
Лёва предельно.
Однако, поверь,
Волгой был
Поражён Доронин.
Не ждали?
А вот!
Временами бывает
Прозренье такое
Заблудшей души.
Может, Русь
Уха́рно взыграла,
Холодное сердце
Огнём растопило?
Так шаг,
Что угрюмым
Был изначально,
Воском смягчился…
Кораблики плыли
По Волге.
На них
Воззрился Доронин
Так же,
Как раньше
Чадом любил
Разглядывать судна.
Эх, детство!
Твой след
И твой
Запах – Арка́дий[9]
Счастли вы долины,
В которых
Бродили все
Без забот
И тревоги.
Злой великан
За стену
Не пущен,
Волшебна завеса
Укроет тебя,
В обиду
Тянущей тьме
Не отдаст!
И пусть
Отцы временами
Не любят,
Но это
Не смажет
Улыбки небесной
Той ностальгии
По прошлым
Годам золотым!
Ушли кораблики,
И Лёва
Наконец пошёл,
Домой ведь
Надо добираться
По скорбным,
Сумрачным делам.

Глава третья

Как правильно,
Прямыми углами,
Город обрезан:
Хорош был
Зодчего ум,
Градостроительной смётки
Хватило ему
Геометрию выдать
Аллей и
Центральных проспектов.
Если сверху
Птица смотрела,
За мерла бы
В неподдельном
Своём восхищении.
Если бы
С крыльями
Лёва родился
И сапсаном
Надкры́шно витал,
То побо́ле
Восторгов он
Из душевной
Свечи исторгал.
Но только
Проклятия Лев
Наш шептал,
Глядя на
Безликое кладбище
Правильных форм.
Вот руководства
(мэрского нынче)
Бетонная хата
Советских времён,
Стои́т, выделяясь
Обвисшим большим
Триколором потёртым.
А здесь
Городской голова
Вёрстку черкает
Последнюю цифр
Годового бюджета.
Вот толстый
На баннере
Виден портрет:
Слащавое рыло
Хряка бесхитрого,
С копытом,
Ко взятке
Жизнью приученным.
А отчего
Мэр жирноват?
Будто детишек,
Милых сироток,
Ему подают
На завтрак,
К обеду,
На званый
Торжественный ужин
С гостями
Как есть
Людоедского нрава?
Чавкают слуги,
Народа избранники,
Мясом молочным.
М-м-м, как
Новёхонький повар
Пряно посыпал
Рёбра, лопатки
И стейки!
Прекрасный рецепт –
Надо запомнить,
Жене рассказать,
Чтоб тоже
Умела детишек
При школах
Ловить, убивать
И готовить.
Товарищ, постой!
Не школьников
Надо тушить,
А набирать
Из детских
Домов и
Всяких приютов,
Особенно деток,
Которых подолгу
Новые мачехи
Брать не
Особо хотят.
Вот здесь
Не свершится
Нарушенье закона –
Родителей нет,
Ешьте покойно!
Полицейский патруль
В дверь
Со спецназом
Не ввалится!
Будьте спокойны!
А подливка-то
Очень неду́рна…
Послушай, дружище,
А графин
Тот здоровый
С чем
Таким красным
Греется тут?
Интересный вопрос.
Я сам
Порывался сказать:
Это кровь.
Ух ты!
Из кого?
Из младенцев,
Мелких совсем.
Не брезгливо?
О, всё
В порядке –
Чертовски она
Полезна здоровью!
Считается, сердцу
Накачке сродни
Внутрь приёмы
Жижи багровой.
Помните Ба тори?
Что? Кого?
Кто это?
Ну княгиня
Из Венгрии,
Серийный убийца,
Что купалась
В крови
Девственных горничных.
Фу-у, противно!
Дорогой, зачем
Ты такое
Вслух говоришь?
Ну, лакомка!
Что здесь
Такого мразотного?
Ведь это
Как процедуры
Во всяких
Массажных салонах.
Позвольте, а
Для здоровья
Выгода есть?
Конечно! Кожа
Становится мягкой
И бархатной.
Вам самим
Удалось хоть
Разочек попробовать?
О, бывало!
Как-то однажды
Ребёнка остатки
С кухни
Мне принесли.
Так крови
Оставшейся литры
В ванну
Я вылил,
Не знаю
Только зачем.
Ну запрыгнул,
Умылся, пофыркал
И насладился.
Так бодро,
Свежо так
Чувствовал я
После купанья!
Знаете, это
Сравнимо вполне
С иорданским
Ныряньем подлёдным!
Ну вот,
Ничего себе
Вы даёте!
Какая страница
Биографии вашей!
А вы
Не боитесь,
Что в
Этой компании
Полиция есть?
Что арестует
За ваше
Влеченье жестокое?
Да по́лно!
Начальник полиции
Здесь тоже
Кровушку пьёт…
К-хе-хе, ага,
С водкой –
Первое дело.
Не то
Что ваш
Сок помидорный.
Бал Сатаны!
Пир Валтасара!
Только Даниле[10]
Здесь никогда
Не бывать…
Но местечко
Найдётся Доронину!
Ба, Лёвик,
Как здесь
Очутиться изволил?
Тоже бываешь
Порой ты
К плоти
Свежей неравнодуш-
ным?
Краснеет герой
Наш известный:
Чего ж
Упырям отвечать?
Н-у-у, я
Тут проездом,
Случайно зашёл.
Просто так
У нас
Не гостят.
Значит, внутренне
Наш ты
Родственник дальний!
Зубы покажь!
О! Дорогая,
К нему
Подойди, посмотри.
Славный роток!
Я спешу!
Как он
Достаточно юн!
Мой пупсик,
Была бы
Вдовой… Цыц,
Негодяйка! Как
Можно такое
При мне
Говорить? Измены
Тебе захотелось?
Ах-ах, какой
Ты ревнивый!
Я просто
Слегка пофлиртую,
Не больше.
Та-а-к, а
Как я
Могу к
Тебе обращаться?
Просто Лев.
Просто Лев,
Зубы покажьте.
И дамочка,
Мэра супруга,
Смотрит клыки
И резцы
У Доронина.
В порядке
Зубы его –
Плоть разгрызёт!
Как? Я
Питаться могу
Кожей, костями?
Мой милый,
Конечно, способен!
Ты уникален,
Ты больше,
Чем человек.
Ну, жинка,
За стол
Гостя ты
Поскорее сажай,
Пусть покормится
Малый наш,
Новенький друг!
Лёве, однако,
Нету охоты
С чинушами
Жрать малышей.
Господа, будьте
Ко мне
Подобрей: сегодня
Не голоден
Я. Может,
В другое
Время приду.
Не уважаешь?
Не говорите
Вы так:
Я ценю
Внимание ваше.
Просто дела…
А какие?
Мать умерла.
Срочно приехал.
С матерью
Надо проститься…
О-о, интересно!
А сколько
Дней трупу?
Вы сумасшедший!
На поруганье
Не дам
Родну мать!
Ну что
Ты буро бишь?
Старуха она…
Хохот раздался,
Клекочут индюшки.
Ни жив,
Ни мёртв
Лёва Доронин.
Хотелось ему
На властей
Палочек Коха[11]
Вдоволь наслать,
Чтоб сдохло
Жирное племя
Скотов каннибальных!
Пошли вы
К чертям!
Хлопнула дверь
Здания странных,
Опасных людей.
Вышел Доронин
Из мэрии,
Долго бежал,
Не смотря,
Наугад, невпопад!
А кровь
Всё лилась,
Всё лилась –
Нет ей
Края, конца…
Сумрачно стало
На сердце
Младого чиновника.
Да, видел
Он нечистоты,
Грязь человека,
Особо того,
Власть имущего.
Лёва, однако,
Не думал,
Не размышлял
О сём
Супостатстве настырном
Министров, холуев,
Им верных.
Но в
Городе этом,
Богом забытом,
Открылась ему
Жгучая правда,
И потому
Доронин сблевал –
Здесь же,
В кустах.
Грязно-жёлто на
Буйно-зелёном – вот
Огорчится садовник,
Увидев мазки
Блевотины Лёвы
На плоде
Работы своей.
Протёрся платочком,
Очистился рот –
На губах
Не найдётся
Позорных следов.
Не попортится
Созданный имидж
Делового мужчины
С серьёзным
Взглядом гвоздёвым.
Нельзя ведь
Такому субъекту
Во рвоте
По улице,
Словно бомжара,
Отрешённо бродить.
Господин восстановлен,
Не надо
Больше волнений.
Дыхание ровно,
Сердце спокойно –
Не шалит
Человеческий двигатель.
Протёрты глаза,
На контуры
Властного дома
Глянул Доронин.
Как же
Он мог
Внутри очутиться?
Наверное, сон,
Морок премерзкий,
С кровищей,
С цинизмом,
В гости
К сознанию,
Отпихнув сапогом
Хлипкую дверь
В квартиру
Трущобную, мелкую,
Гоголем глянул.
В порыве
Скопившихся чувств
Лёва себя
Крестом осенил:
«Владыка небесный!
Верю нешибко
В добрую
Волю твою,
Но сегодня,
В час
Про клятых снов,
К тебе
Я главу
Свою подымаю.
И губы,
От ветра
Ссушённые, молят
О помощи
Ангелов горных!
Увидел я
Адское зрелище:
Зубы железные
Погрязли в
Багровом соку!
А они
Меня угостить
Всё хотели
Бифштексом из
Малых детей!
Не знаю,
Насколько реально
Мною увиденное,
Но защиту
Прошу тебя
Всё же
Мне дать!
Ты, наверное,
Боже бессмертный,
Брови свои
Удивлённо скруглил –
Почему так
Безбожник, почти
Атеист, стоит
Куликом завывает?
Мне страшно!
В годину
Кошмарных сомнений
Грешные люди
Всё чаще
Тебя вспоминают,
А вообще
На тебя
Ежегодно плюют.
И я
К таковым
Себя отношу.
Но город
На Волге,
Ити́льской[12] земли
Обширны гектары,
Пугают меня.
Я ощущаю
Сокрытое зло,
Мистический страх
Неизвестности… Отнюдь
Не по
Прихоти здесь
Я. Только
По долгу
Сыновьему прибыл.
Но угроза
В этих
Застенках под
Небом свинцовым
Меня беспокоит.
Дланью своей
Отгони нечестивых
Во имя
Отца, Сына
И Духа
Свята́го. Аминь!»
Помолился Доронин.
Вроде утихли
Бужённые нервами
Страхи, сомнения
В адекватности,
Попутно реальности.
Но всё
Просто так
Не исчезнет –
Осадок останется,
Какая-то взвесь
Неприятного, бурого,
Мёртвого цвета…
Забудь ржавчину!
Забудь трупы
На пире!
Есть только
Ты и
Город поволжский.
Ни больше,
Ни меньше.
Не множь
Сущностей стаи –
О́ккама бритву[13]
Из пиджака
Ты достань!
Лёва пошарил
В кармане,
Порезался – есть!
Жгучая сталь,
Острые зубы,
Слитые, словно
В одно.
Пальцы схватили,
На свет
Белый явили
Бритвы станок.
Трепещи, сновидение!
Тебе никогда
Не бывать!
Наивен герой…
Забываешь, однако,
Службу мето́ды:
Только когда
Уверенность есть
В положениях,
То можно
Лишнее сре́зать.
Чутка помахав,
Пошёл себе
Дальше наш
Милый Доронин.
Как странно
Не видеть
Людские штаны
И рубахи!
Адрес мне
Следует вспомнить,
Где жили
Мать с
Нелюбимым отцом.
Улица Кирова?
Улица Жукова?
На самой
Окраине был
Этот дом.
Ничего, пешком
Я дойду
До гнезда.
И, вздыхая,
Путь продолжает
Наш Лев.
Вы уже
Знаете, что
Лёвино детство
Именно здесь
И прошло.
И корабли
Вспоминались ему.
Может, ещё-то
Что интересное
Возникнет из
Лет тридесятых?
Весёлые игры
Малых детей –
Салочки, прятки,
Чехарда, вышибалы –
Были любимы
Маленьким Лёвой.
Как он
Пострельно носился
От дома
До школы…
Подождите, смотрите:
Старое здание!
До сих
Пор оно
Занято школой.
Вот малышня
С рюкзачками
На спинах
С уроков
Спешит, хохоча,
Друг дружку
Стебая незлобно.
Девчонки же
Дуются на
Хулиганов, издёргавших
Рыбьи хвосты.
Но после
Забудут обиды –
Зацокают туфли
По плашкам
Асфальта, мелом
Расписанных цифрами
В клеточках.
Кто-то удачно
Скачет по
Ним, кто-то
Не очень,
Но нет
В игре
Поражений – ничто
Не поставлено
На кон,
Только ловкость
Здесь ценится,
За неё
Тебя уважают.
Или скакалка –
В задоре
Прыжки, для
Девочек нет
Прекрасней забавы.
Как раньше
Она была
Популярной, так
И сейчас.
И там,
За забором,
Детвора развлекалась,
А Доронин
С вниманьем
Смотрел на
Радостно-шумный тот
Рой беспокойный.
На переменах-то
Юные люди
Взаправду живы
И естественны!
Но когда
Раздаётся звонок
На уроки,
То увядает
Позитивный настрой.
Нерадивый учитель
Или учителка,
Блюдя методички,
Под нос
Себе тихо
Бубнит информацию,
Какая бы
В будущем
Пригодиться могла,
Если б
Не падала
Камнем потёртым
В колодец
Без дна.
Ирландец один,
Целованный музой,
Любил говорить:
Образование – розжиг
Огненной бури,
А не
Водой заполненье
Жестяного ведра,
Как принято
В школах[14].
Хоть вчера
Было так,
Хоть сегодня –
Так дальше
И прёт
Паровоз грамотейства:
Старая тётка,
Синий чулок,
С грозным,
Невидящим взглядом
Шугает детей,
Они ж
Всё трясутся
За партой
В предвестие
Взрыва. Красная
Ручка её
В дневниках
Оценки черкает:
То два,
То пятёрка,
То кол
С замечаньем…
И кто-то
Был рад,
Кто-то плакал,
Кому-то и
Вовсе чихать.
Дисциплина вводилась,
Как правило,
Криками той
Возрастной истерички,
Будто они
Панацея: знания
В уши
Быстро польются
После значительных
Принятых мер!
Но вот
Снова звонок –
Прощай, зловредная
Старая тварь,
Что Гоголя,
Пушкина и
Достоевского так
Презирать научила!
Что геометрию
Тупо вбивала,
Словно кувалдою
В гроб,
Именуем он
Школьника мозг!
Что физику
Не понимала
От слова
«Совсем» и
Только картинок
Синеву аутичную
В лица
Всем тыкала,
Как манифест.
Ох, подобное
Вспомнил Доронин,
Когда наблюдал
За юрбо́й[15]
За оградой.
Он тоже
Играл, веселился,
Учился, страдал,
Всё проклиная,
Всем восхищался!
Весь мир,
Все открытия
Ждал ежедневно.
Не было
Тайн и
Секретов от
Юного мальчика
С живостью
Серости глаз.
Я мало
Такие встречал,
Но вот
У него
Были такие,
Я помню.
И эти
Туманные, смытые
Очи тянули
Маленьких девочек…
В классе
Эдак седьмом,
В перерыве,
Когда разбежались
Свидетели разные,
То щёчка
Милого мальчика
Была поцелована
Па́ртной соседкой.
Вспыхнули оба:
Экая дичь –
С пелёнок,
С горшков
Слезли недавно,
А сейчас
Открывали ростки
Невиданной флоры.
Но больше
Девчонка зарделась,
Парень – скала,
Негоже ему
Пред одноклашкой
Смущаться, краснеть
За то,
Что даже
Не делал.
Переглянулись они,
Из класса
Спешно рванули,
Будто доска
Зеленью тёмной
Может судить
Младую приязнь.
«Ох! Дети
Мы были:
Было стеснение,
Было смущение,
Каждый боялся
Пошевелиться, чтобы
Друг друга
Не пнуть,
Не задеть.
Это смешно,
Ведь сегодня
Мы голышом
Похотливо перед
Кроватью сверкаем,
Щеголяем грудями
И крепко
Сбитой фигурой.
Всё-таки лучше
Немного скабрёзное
Чувство любовное
Двух взрослых
Свободных людей».
Оскалился Лев
На память
О школе.
От мыслей
Своих и
Образов ярких
Оправился Лев.
Чёртов кирпич
Его мозг
Под гипнозом
Держал. Теперь
Он свободен,
Что переменно,
Конечно, однако
Пока что
Победа взята
Над буйным
Фантазмом сознания.
Надеялся Лев,
Что закончится
Всё же
Про людоедов
Кошмар наяву,
Слащавая память
О школе
И детстве.
Нужен контроль.
«О контроль!
Ты должен
Ко мне
Скорее явиться
И позволить
До дома
Спокойно дойти.
Пусть компас
В руке
Резко очертится
И стрелка,
Вертлявая дрянь,
Укажет дорогу,
Что линией
Местность разрежет,
Представит тот
Тракт долгожданный…»
Лев идёт,
Не стоит,
Спутником вертится
Вместе с
Землёй голубой.

Глава четвёртая

Любезный читатель,
Наверное, ты,
Строки читая,
Слегка задремал,
Чутка заскучал:
Действия нет,
Только ходьба
До неизвестного,
Скрытого пункта.
Думаю, дальше
Не буду
Вдаря́ться в
Описания чащу
Пресной дороги.
С другой
Стороны, хотел
Показать, как
Понурый Доронин,
Чуть старый
Холёный красавец,
Под тяжестью
Пройденных снов
Черепахою движется.
И мелькают
Занудные улицы
Со скучным
Людом дремотным.
Ради шутки
Лёва глядит
На случайные
Лица: вот
Обрюзгший делец,
Чем-то торговец,
С чемоданом
Тугим спешит
В магазин.
Портфель коммерсанта
Забит ли?
Наверно, бумага,
Документная каша –
Сегодня проверка
К нему
На порог
Беспристрастно нагрянет.
Необычный состав –
Капитан МЧС
С прокурором,
Две женщины,
Строгие дамы
В костюмах.
Из них
Есть один
Ядовито-зелёного цвета,
Вдобавок к
Кокарде округлой
В оранжевом
Фетре берета.
Другой – тёмно-синий
Глаженый китель –
Золотые погоны
Прокурорше близки.
Чиновницы пальцами
Тычут изящными
В поисках
Нужных печатей
И подписей
Мест обязательных.
Милые ногти,
Маникюр-то француз-
ский.
Хватка – железная.
Из-под ресниц
Карие очи
С интересом
И строгостью
Бдят за
Бумажной правдивостью,
Покуда директор
Краснеет, бледнеет,
Не знает
Проверки итога.
Бедный торгаш!
В России
Ведь трудно
Лавчонку открыть
И торговать
Чем-то полезным:
Сюда принеси
Копию паспорта,
Туда – неси
Справку о
Тараканьем отсутствии.
Но будет
Из клики
Кто-то нахмурен
При исходе
Любом. Пожарники,
Судьи, инспекторы –
Властные люди
Ехидно смеются,
По разным
Инстанциям лихо
Гоняют тебя.
У нас
Не Европа,
Где так
Просто, легко,
С полпинка
Бизнес начнётся,
Только б
Желание было
Его основателя.
Однако нежданно
Две тётки
Выходят из
Магазина. Выдохнул
Наш коммерсант.
Хороший исход!
Осле пленно верил
Встречный делец
В счастливый
Конец. Надеждой
Лицо воспылало.
Сие наблюдал
Цепкий Доронин
Серым огнём.
Чуть погодя
Потом хрупкая
Девушка юная
Вышла с
Аптеки. Она
Фармацевт, готовит
Микстуры, таблетки
И мази
Даёт старикам,
А матерям
С грудничками
Отпускает от
Жара сироп.
Как же
Иначе? Ведь
Резко так
Температура вскочила!
Аптекарша добрая,
Жалела она
Каждого из
Посетивших гостей.
Хоть ко́клюш,
Хоть СПИД
Состраданья достойны.
Все равны!
Ведь это
Саднящие боли
И слёзы.
Не следует
Плакать, страдать
Человеку от
Роя недугов.
Бремя чумы
Растаять должно:
Новейшее время
Не терпит
Болезней отрав.
Любит оно
Разрывы пространств,
Покорение космоса,
Смешенье порядка
И хаоса
В еди́ну
Материи ткань.
Наивная вера
Свята безусловно:
Как христиане
В пещерах
Бога молили,
То тогда,
В те
Загадки минуты,
Были возвышенны,
Как никогда.
Скоро наступит
Иная религия:
Без церквей,
Без попов,
Без предрассудков
И ненависти.
Со страстью
Борьба протекает –
Либо ты
Человек, либо
Ты стопудняк
Пустоглазый мертвец.
Девушка эта
Добрейшей души,
Искренне верит
В порывы
Свои. Да!
Прекрасен тот
Человек, кто
Без лишних
Сомнений может
Кинуться солнцу
Навстречу. Если
Хотел бы
Доронин влюбиться,
То аптекарша
Стала бы
Первой женой.
Возможно, и
Вовсе единственной.
Лёве, однако,
Не быть
Семьянином пример-
ным:
Он роскошь,
Он ви́хорь
Плотских утех.
Много синонимов,
Много имён
Москвичу подойдут,
Не найти
Среди оных
Эпитета, склонного
К слову
«Семья», или
«Дом», или
«Долг». Отвечать
Перед кем-то –
Бирюльки и
Карточный блеф.
На них
Тратить время,
Даже минуты,
Жизни своей
Есть глупость.
Не хватает
Внятных причин,
Чтобы прилично
Себя повести.
Добродетель продажна,
Она лишь
За деньги,
Она продаётся
И покупается,
Словно портовая
Грязная девка.
Зачем поддаваться
Блуднице? Да,
Безусловно, глаза
Фармацевта прекрасны,
Но им
Не придать
Правдивость тому,
Что кличут
Добром. Пошлые
Мысли, уйдите!
Любовные цепи
Отринут пускай!
С Поволжья
Девчонка, провинциальная
Нищенка, зачем
Ты Лёве
Нужна? Доронин
Не птица
Полётов твоих.
Пусть бежит,
Безмозглый дурак,
От счастья!
Не нужен
Тебе человек,
Что страдает
Величия манией,
Которому ближе
Денег, богатства
Нет ничего.
Ты лучшему
Можешь отдать
Своё сердце.
Надеюсь, что
Встретишь того,
Кто прекрасен
Лицом и
Душой, а
Ты улыбнёшься
Ему. Навек
Вы сойдётесь,
И ничто
Не разрежет
Вас наподобие
Старых и
Дряхлых лоскутьев.
Изыди, достойная,
Не тревожь,
Не береди
Жирный, мясистый,
Сочный шматок
Самодовольной души.
Лёва, беги!
Он побежал,
Будто услышал
Мой зов.
Не гляди
На прохожих,
О цели
Поездки своей
Лучше подумай.
Это важнее
Чем озиранье
На сброд.
Хотя подождите.
Вот слесарь,
По виду
Босяк, но
Человек он
Скорее рабочий,
Гордый, упрямый,
Кичливый своим
За станком
Монотонным трудом.
Радость ему
Приносят детали,
Курево, водки
Сто грамм
На праздник
Со встречею
Верных дружков.
Хороший мужик.
С недостатками?
Да. Но
Нет в
Нём нисколько
Черт омерзительных,
Достойных презрения.
Люди неидеальны!
Ты помни
Об этом,
Однако клейми́ть
И чмыри́ть
Есть удел
Злых дураков.
Пальцами тычут:
Глядите, идёт
Зверь, полураб
В робе…
На заводе
Сиди, не
Надо маячить
Пред нами.
Ты проиграл
Гонку жизни
За де́ньгами.
Фиг тебе,
А не
Белые пляжи!
В них
Счастье считается,
Ляжешь селёдкой
Иль нет.
Надо мерилом
Каждого глянуть.
Нужно то,
Чтоб понять,
Кто вша,
А кто
Не такой.
Взялся Доронин
Смотреть чрез
Корыстомер-микроскоп –
так
Названный им.
Он отнюдь
Не изгой,
Чтобы быть
Неспесивым, спокойным.
Фу, бомжара,
Пьяная рвань!
Что ты
Ботинком дырявым
Топчешь дорогу?
Дома сиди
Или сразу
Лучше умри!
Не выжить
Под солнцем
Вольготно тебе,
Мы тебя
Жадно сожрём!
Мы-то атланты[16],
Мы господа,
Нам Бог
Не указ,
Нам брат –
Сатана. Мы
Громки, велики!
Лёва насупился,
Лёва пыхтит,
Толкает людей,
К слесарю
Рвётся, дабы
Ударить, задеть
Просто так,
Без причин.
А работяга
Не видит,
Не знает
О бессмысленной
Злобе гостя
С Москвы.
Парень спокойно
Со смены
Идёт, волочась,
На окруженье
Не глядя.
Метры сгорают,
Близки корпуса –
Вот плечо,
Резкий толчок.
Слесарь скосился:
Что за
Странная хрень?
Кто посмеет
Ударить меня?
Лёвик же
Призраком скрылся –
Не найти
Работяге виновника.
Ха-ха-ха! Получил
Лёва наш
Удовольствие. Он
Выплеснул злобу.
Теперь посвободнее
Ступает нога,
Нет стариковской
Гантельной ходьбы.
Скоро дом
Ему явится…
Вот окраина
Города. Где-то
Здесь доронинский
Маленький дом.
Вот частные
Избы, зачахлые,
Полуживые. Огороды
Даже имеются,
Ведь хозяйство
Может кормить,
Средства экономить.
Опять же,
Не трать
В супермаркетах
Деньги наличные.
И курятники
Тоже бывают.
Дают яйца
И мясо:
Ежедневно растут
Комки желтизны –
Их пищанье
Так мило.
В коробках
Они сидят
И дерутся,
На головы
Какают даже.
Ну, бывает!
Чего же
Тут взять.
Из них
Взрастут курицы
И петухи,
Какие число
Яиц преумножат
Своим дворовым
Постоянным сношеньем.
Кто-то даже
И поросей
Пожелал заиметь.
Весёлый пятак
Тычет задорно
Корытную грязь,
Хрюкает смачно,
Деля гущу
И жижу:
Сначала одно
Пожирает, потом
Выпивает остатки.
Закончив же
Трапезу эту,
В луже
Лежит и
Отдыхает, лениво
Смотрит во
Двор – лафа!
И коровы
Тоже бывают,
Ведь потребляют
Литры парного
Особенно те,
Кто множество
Малых детей
Настругал. Тупая
Скотина пятнистая
На Лёву
Уставилась зенками.
«Может, наша?» –
Подумал Доронин,
Хоть предки
Коров никогда
Не держали,
А масло,
Включая другую
Молочку, брали
Они в
Доме соседском
С бурёнкой.
«Не наша!»
И прав
Лёва был –
То соседка.
Значит, вот
Прямо сейчас
Родимый порог
Расстели́тся, который
Во снах
Не являлся…
Точно, оно!
Ликует Доронин:
Не зря
Он тащился,
Победа, успех!
Не заблудился,
Всё хорошо!
Отец здесь
И брат,
Выйдут сейчас.
И что
Позже случится?
Они зарыдают,
Они засмеются?
Хороший приём
Или взгляды
Получит косые?
Не суть!
Со скрипом
Открылась калитка.
Лев заходит
В сады,
Где вишни
И яблони
Бодро растут.
Их мама
Любила. Отец
Потому посадил,
Чтобы супруге
Радовать глаз.
А Димка,
Младшенький брат,
Как он?
С ним
Ведь ссор
Не бывало.
Да, правда!
Разные братья:
Дима тихий,
А Лёва
Был смел,
Защищал, заступался,
Старшаков отгонял
От хилого
Брата, чтобы
Мальчику дали
Бабочек мирно
Ловить. Энтомологом
Быть брат
Хотел, но
Пошёл по
Пути терапевта.
Людям помочь
Он спешил,
Чтобы никто
Не болел.
В Диме
Была доброта –
Интересно, как
Сегодня она?
Не исчезла?
Не перерос
Непосредственность
детства –
Начало гуманности?
А младший
При Льве
Её никогда
Не терял.
Вот вспомнил,
Что мог
Ребят разнимать,
Когда беспричинно
Сопели носы
И вздымались
Их крылья.
Даже услышать,
Бывало, могли,
Хоть тихим
Димочка был.
Хороший парнишка,
Наверное, вымахал.
Некрасив, но
Предельно спокоен,
И злобы
В нём
Не было,
Чтоб огрызаться.
В запасе
Его – недостаток
Слов бранных.
За брата
Старший Доронин
В конфликты
Всегда залезал.
А девочки
Не западали
На Диму:
Уж слишком
В себе,
Нет той
Львиной харизмы –
Не станут
Такие любвепартнёрами.
Однако забавно,
Что нынче
Был Дима
Женат. Вроде,
По слухам,
Хорошая девочка
Замуж пошла –
Милая, скромная,
Поперечного слова
Не скажет.
Младших классов
Училкой пахала.
«А как
Её звали?
Вика? Марина?
Настя? Ирина?
Точно! Светлана.
Света Доронина –
Даже звучит
Солидно вполне.
Брат мне
О ней
Однажды обмолвился.
Из Москвы
С браком
Их поздравлял,
Счастья желал,
Без стычек
Чтоб будни
У них
Проходили, и
Остальная банальная
Чушь, которая
Лезет орально.
Были довольны,
Я тоже –
Мы квиты.
Вообще интересно:
А какая
Собою она?
Насколько красива?
Какая улыбка?
Какие глаза?
Хех, уже
Готов засмотреться
На брата
Жену. Может,
Смогу флиртовать,
Хоть это,
Возможно, слегка
Аморально. А
Что же
С отцом
Меня ожидает?
Как сейчас?
Всё такой
Же он
Злой, недовольный
Явленьем любым
Вод полных
По имени
Жизнь? Насколько
Василий Петрович
Стал сед
И морщинист?
Насколько потухшим
Со временем
Взор обратился?»
Скоро, однако,
Будут ответы
На эти
Вопросы, сомнения.

Глава пятая

Пока Лев
К дому
Шагал, в
Раз который
Мысли чесал,
То отец
За цветочною
Скатертью спал.
После обеда
Стало теплее
В желудке,
Энергия вязко
Лилась по
Скрипучим суставам.
Ух! Заморился
Василий Петрович,
Дремал. Окно
Протыка́лось лучами,
Бомбилось слепня ми
И мухами.
Они взбеленились,
Что Броуна
Лёта частицы.
В них
Многое было
От пыли:
Такие же
Древние и
Совсем непослушные.
Если вдохнуть,
То скончаешься
От омерзения,
Хоть стёкла –
Защита и
Слепни ему
Не грозили.
Старик был
С залысиной
И словно
Сивый какой-то.
Очки надевал,
Когда книга,
Или газета,
Или счёт
За пустяк
В руках
Могли оказаться.
Пальцы немного
Тряслись, будто
Тремор, но
Без Паркинсонов.
Ноги были
В целом
В порядке –
В аптеке
Не брал
Себе трость
Василий Доронин.
Он гордый,
Такой же
Как сын…
О нём
Уж давно
Не думал
Старик и
Снова не
Чаял увидеть.
«Неблагодарный сынок!
Я из
Сил выбивался,
Чтобы дать
Тебе кров
И заботу,
Любовь и
Вниманье!» Мать
Тоже старалась.
Много дала
Она сыну,
О жизни
Пытаясь ему
Рассказать, как
Сама понимала.
Она умерла,
А сын
Не приехал.
Не сообщил
Василий ему,
Но Диму
Просил позвонить.
Прослушал ли
Лев сообщение?
Как, что
Он ответил?
Может, смягчился?
Появится дома
Блудный сынок?
А плакал
Ли Лев?
Василий Петрович
Про министерство,
Про деньги
Всё слышал.
По простоте
Он боялся,
Что ко́штов
Достаток мог
Человека сгубить.
«Зазнайка», «мажор» –
Определения эти
На языке
Вертелись шершавом.
А если
Слова те

1 Копьё – копейка, деньги.

2 Аркадский – идиллический, связанный с беспечной, счастливой жизнью на лоне природы. Пейзанский – идиллически-деревенский (от пейзанин – крестьянин, изображённый идиллически, слащаво).

3 Клеврет – чей-либо приверженец, приспешник.

4 Кошт – содержание, пропитание; денежные средства.

5 Ви́ттова пляска (пляска святого Ви́тта, хорея) – нервное заболевание, характеризующееся подёргиваниями, непроизвольными и некоординированными движениями.

6 Ка́блы – здесь каблуки.

7 Полово́й – трактирный слуга, выполнял обязанности официанта (в России XIX – начале XX века).

8 Косая – тысяча рублей. Зелёная косая – тысяча долларов.

9 Аркадия – (перен.) место беспечной, счастливой жизни, идиллического счастья, волшебные сады.

10 Данила – здесь пророк Даниил.

11 Палочка Ко́ха – вид микобактерий, способных вызывать туберкулёз.

12 Итиль – старинное название Волги.

13 Бритва О́ккама – методологический принцип, в кратком виде гласящий: «Не следует множить сущее без необходимости».

14 Перефразированное высказывание ирландского поэта и драматурга Уильяма Батлера Йейтса (1865–1939): «Образование – это не заполнение ведра водой, а зажжение огня».

15 Юрба – толпа, скопище, сборище; (преим. движущаяся) гурьба, ватага.

16 Отсылка к книге Айн Рэнд «Атлант расправил плечи».

Вход для пользователей

Меню