Читать онлайн Дочь кукушки бесплатно

1. Правом использования магии в любой форме

обладают только члены королевской семьи.

2. Любой другой дворянский титул дает возможность

использования магии только в формах, предусмотренных

специальными разрешениями.

3. Лицам недворянского происхождения

использовать магию в какой бы то ни было форме

строжайше запрещено.

Свод законов Линарии, том 1, статья 35

1. Кукушонок

О том, что я подкидыш, я узнала, когда мне было десять лет.

Мы с моей сестрой Вивьен прибежали тогда на кухню на восхитительный запах вишневого пирога, готовить который наша кухарка Лисбет была большая мастерица.

– Ишь ты, учуяли! – восхитилась она и усадила нас за большой дубовый стол.

На огромной, увешанной начищенной до блеска посудой и пучками пряных трав кухне были только сама Лисбет да экономка мадемуазель Катриона.

Именно экономка и резала пирог. Вивьен досталась тарелка с большим куском, щедро посыпанным сахаром. Мне – с куском гораздо меньшего размера. А когда добрейшая Лисбет потянулась к блюду с пирогом, чтобы отрезать мне добавки, Катриона едва заметно покачала головой.

– Ей довольно и этого, – строго сказала она.

Она говорила негромко, но я слышала каждое слово.

– Хватит с нее и того, что с ней обращаются как с настоящей герцогиней. Право же, его светлость чересчур добр. Была бы моя воля, я не стала бы с ней церемониться. Каждый должен знать свое место.

– Но его светлость любит Алэйну как родную дочь, – возразила Лисбет.

Но Катриона была непреклонна:

– Даже доброта монсеньора не способна сделать из черни аристократку. Не удивлюсь, если мамаша пригуляла ее от какого-нибудь солдата. И никакое приданое не заставит жениться на ней дворянина. Когда-нибудь она сама это поймет. И, по-моему, чем скорее, тем лучше.

– Бедное дитя, – на глазах Лисбет показались слёзы. – Она так счастлива сейчас.

Экономка поджала губы:

– Чем выше она взберется, тем больнее будет падать. Ее не следовало воспитывать как хозяйских детей. Девочка без роду, без племени не должна общаться на равных с теми, в ком течет благородная кровь. Таковы правила, и мы должны их соблюдать.

В голосе ее не было ни нотки сомнений.

– Что же, мадемуазель, по-вашему, его светлость должен был оставить ее умирать от голода и холода у стен замка? – продолжала спорить Лисбет.

Катриона сделала глоток из наполненной водой кружки.

– Нет, конечно! Мы должны быть милосердны. Но девочка могла воспитываться в семье кого-нибудь из слуг. Уверена, если бы монсеньор доплачивал за это лишнюю монету, желающих взять сиротку к себе было бы немало. Тогда Алэйна научилась бы многим полезным вещам, которые должна уметь делать любая девица ее происхождения, – стирать, убирать, готовить. Не сомневайся, ее светлость думает так же, как и я. Ей-то совсем не по душе, что мадемуазель Вивьен вынуждена общаться с простолюдинкой.

Сама Вивьен в это время сосредоточенно слизывала с пирога вишни – она к разговору не прислушивалась.

– Надеюсь, что вы не правы, – покачала головой Лисбет. – Раз его светлость приютил девочку и воспитывает ее наравне со своими детьми, уж он как-нибудь позаботится, чтобы она вышла замуж и была счастлива.

– Ты витаешь в облаках, Лисси, – экономка допила воду и промокнула губы платком. – Золушки становятся принцессами только в сказках.

И она вышла из кухни, оставив после себя аромат лавандовой воды и осколки разбившихся надежд. Моих надежд.

2. Замок

Мой мир рухнул в одночасье. Узнать, что семья, которую ты с раннего детства считала своей, на самом деле чужая, – слишком тяжелое испытание для десятилетнего ребенка. Я вышла из кухни повзрослевшей на несколько лет.

Вивьен щебетала, облизывая испачканные вишней губы, но я не слышала, что она говорит.

Герцог – не мой отец! Я – подкидыш!

И сразу стало понятно, почему у Вивьен всегда были более красивые платья. И почему наша мама (ох, нет, это ведь только ее мама!) перед сном всегда крепко обнимала ее, мне же всего лишь подставляла для поцелуя щеку.

Раньше я связывала это с тем, что Ви старше на целый год (почти барышня!) Мне казалось естественным, что мама больше любит сестру, чем меня. Вивьен – мила и послушна. Она не лазает по деревьям и не скачет на лошади без седла. Разве можно ее не любить?

Нет, мне вовсе не нужны были эти роскошные платья, я порвала или испачкала бы их на первой же прогулке в парке. Но вот любовь мамы мне была нужна. Я замечала, что она относилась ко мне с некоторой холодностью. И всегда винила в этом себя. Значит, я недостаточно хороша. Недостаточно любезна. Недостаточно старательна.

Теперь же выяснилось, что причина была совсем в другом. Не в моих глупых шалостях и неподобающем поведении, а в том, что во мне текла отнюдь не благородная кровь.

Я никогда не была спесивой, не кичилась своим положением и охотно играла с детьми наших слуг. Я не считала, что я чем-то лучше их.

Сейчас стало понятно, что я гораздо, гораздо хуже. Как сказала Катриона, я наверняка незаконнорожденная. Я понимала, насколько это ужасно. Когда у одной из незамужних горничных родился ребенок, ее с позором выгнали из замка. Ребенка же и вовсе отдали в приют.

Меня тоже могли отдать в приют. Или просто оставить на улице, где я замёрзла бы или умерла от голода.

В тот же вечер я пришла к герцогу – расстроенная, в слезах. Рассказала обо всём без утайки. И задала один-единственный вопрос – это правда?

Еще была надежда, что отец (а я всегда считала его отцом, и он всегда относился ко мне точно так же, как к Вивьен или Артуру) посмеется и велит выбросить эти глупости из головы.

Но он побледнел и кивнул. А потом усадил меня к себе на колени и крепко обнял.

– Да, дитя мое, это правда. Я не хотел, чтобы тебе стало известно об этом, но понимал, что рано или поздно это произойдет. Слишком много людей знают эту тайну.

– Как я попала в ваш замок? – прошептала я.

– Тебя, завернутую в теплый платок, ночью оставили у ворот. Твой плач услышал садовник утром. Он-то и принес тебя в замок. Ты была совсем крошкой.

– И вы не знаете, кто моя мать?

Про отца спрашивать не было смысла. Если бы у моей матери был муж, она не бросила бы меня как кукушка.

Герцог покачал головой:

– Нет, не знаем. Она поступила дурно, бросив тебя, но кто знает, какие обстоятельства толкнули ее на это. Быть может, она понимала, что не сможет прокормить тебя. В любом случае, хорошо, что она не оставила тебя где-нибудь в лесу.

Я всхлипнула, уткнулась ему в плечо.

– Ты не должна расстраиваться, Алэйна! То, что по крови ты не наша дочь, ничего не меняет. Мы с герцогиней всегда это знали, но разве мы не были для тебя заботливыми родителями?

– Были, монсеньор, – выдохнула я.

А он легонько щелкнул меня по носу.

– Не смей называть меня монсеньором, Алэйна! Для тебя я по-прежнему отец, запомни это! Как только я увидел тебя, я сразу решил, что мы воспитаем тебя наравне с Вивьен. И разве хоть когда-нибудь я делал различие между вами?

– Никогда, – признала я.

– Значит, ты не должна думать об этом. А с Катрионой я поговорю. Она – всего лишь экономка и не имеет права обсуждать хозяйских детей.

Я представила, что бедняжку выгонят на улицу и испугалась:

– Нет, пожалуйста, не надо! Уверена, она сказала это не со зла!

Он улыбнулся:

– Ну что же, хорошо. Но мне кажется, я должен поговорить с Вивьен. Пусть хотя бы она узнает правду не от слуг.

Я вернулась в детскую, а сестру, напротив, направила к отцу. Я не находила себе места от беспокойства. Как Ви отнесется к этой новости? Станет ли любить меня по-прежнему или обольет презрением?

Она пришла через полчаса. Ее глаза тоже покраснели – должно быть, она плакала, как и я. Я замерла, глядя на нее со страхом и надеждой.

А она бросилась ко мне и обняла меня так крепко, что я едва могла вздохнуть.

В тот вечер мы с сестрой поклялись всегда поддерживать друг друга.

3. Артур

Отец меня не обманул – после того, как тайна раскрылась, всё осталось по-прежнему. Он, как и раньше, любил и опекал меня, герцогиня относилась с той же холодностью, к которой я почти привыкла, а Вивьен продолжала считать меня своей сестрой.

И только отношение ко мне одного члена нашей семьи я не смогла бы описать точными словами, потому что сама не понимала его. И этим человек был сын герцога – Артур. Иногда мне казалось, он презирает меня (а учитывая мое происхождение, он имел на это полное право), а иногда – что я вовсе для него не существую.

Он был старше меня на десять лет, и сколько я себя помнила, всегда считал, что эта разница в возрасте дает ему право не общаться с нами на равных. Впрочем, Вивьен редко вызывала его негодование – она была слишком послушна для этого.

Зато когда он видел меня, играющую с дворовыми детьми – растрепанную, в подоткнутом платье, босоногую, – он всегда так морщился, будто держал во рту лимон. Нет, он не снисходил до моего воспитания – он полагал, что для этого есть кормилицы, няни и гувернантки. Иногда мне казалось, он вовсе не помнит моего имени – во всяком случае, обычно он называл меня мадемуазель. Или того хуже – мадемуазель Мышь.

Это обидное прозвище появилось у меня после одного весьма неприятного случая. В замке тогда были гости, и в их числе – одна очень красивая барышня, развлекать которую было поручено как раз Артуру. Он и старался, развлекал. Показал ей картинную галерею, оранжерею, парк. А у девушки была восхитительно тонкая сеточка на волосах. Вивьен полагала, что она – из чистого золота, я же считала, что это – всего лишь кружево, хоть и очень искусное. Издалека понять, кто из нас прав, не представлялось возможным, и я решила подкрасться к гуляющей парочке поближе.

Я как раз разглядывала девушку, прячась за густыми ветвями кустарника с бело-розовыми цветами, когда та посмотрела в мою сторону. И выяснилось, что ветви не достаточно густы, чтобы скрыть мою мордашку.

Я до сих пор явственно помню громкий шепот той девицы:

– Артур, взгляните, там девчонка! Да вон же, за кустом! Ах-ха-ха, она так похожа на мышку!

Я бросилась прочь, а вслед мне несся обидный хохот моего старшего брата.

Я прибежала в свою комнату, выплакалась, а потом долго стояла перед зеркалом, пытаясь понять, чем же я похожа на мышку.

Но если девица использовала хотя бы уменьшительно-ласкательную форму, то Артуру такие сантименты были не свойственны. И «мышка» превратилась в обычную «мышь».

– Мышь, не изволите ли еще кусочек торта? Мышь, не ползай по деревьям, это неприлично!

Я обижалась, злилась и в отместку решила называть его месье Павлином. Тем более, что с этой птицей у него было немало общего – он всегда держался так напыщенно, так горделиво.

Однажды я застала его в картинной галерее перед портретом одного из его знаменитых предков. Артур пытался принять ту же величественную позу, что и его прадед, и выглядело это довольно смешно. Я и не удержалась – прыснула. А вот убежать не успела.

Артур схватил меня за руку, подвел к портрету и целый час рассказывал о подвигах славного герцога. Право же, лучше бы он оттрепал меня за уши.

В силу значительной разницы в возрасте мы с Артуром не участвовали в совместных забавах. У нас были разные интересы. Брат всегда старательно учился и стремился к овладению секретами магии и боевого мастерства, мы же с Вивьен любили в книжках только картинки.

Не удивительно, что в детстве я считала Артура большим занудой. Я сильно удивилась, когда заметила на одном из балов, что все присутствовавшие там барышни бросали на него томные взгляды и радовались каждому знаку его внимания. Наверно, именно тогда я поняла, что он, оказывается, красив! Высокий, темноволосый, с горделивой осанкой, он выделялся среди всех мужчин на балу. И я поразилась, что не видела этого раньше.

Он был похож на принца из книжки, которую я тогда как раз читала. В то время я уже знала, что мы не брат и сестра и потому не посчитала постыдным представить себя на месте принцессы. Это было восхитительно! Уверена, мы были бы самой красивой парой на любом балу. Но не успела я подумать об этом, как вспомнила о наших прозвищах и улыбнулась. Мадемуазель Мышь и месье Павлин! То-то было бы смеху!

Но на самом деле мне было вовсе не смешно. Мадемуазель Мышь не имела права на такие мечты. Ее уделом был скромный муж из провинциальных дворян, а никак не будущий сиятельный герцог. Я слишком хорошо помнила слова Катрионы о том, что даже богатое приданое не исправит моего позорного происхождения. Она была права, как бы горько ни было признавать это.

Но чувство к Артуру – робкое, светлое, – уже родилось во мне, и заглушить его были не в силах никакие доводы рассудка.

Впрочем, моя первая влюбленность в него продлилась совсем недолго – ровно до того момента, пока он не заметил нас с Вивьен в бальной зале и не обратил на это внимание отца:

– Мне кажется, детям давно уже пора спать!

И выбранил за это нашу гувернантку.

В ту ночь я легла в кровать, искренне ненавидя Артура. Да как он посмел считать меня ребенком?

Я дулась на него целую неделю. Правда, не уверена, что он это заметил.

А потом он уехал в королевскую военную академию, где учились сыновья самых знатных родов Линарии, и я осознала, что скучаю по нему. Что мне не хватает его снисходительных взглядов и даже этого пренебрежительного: «А ну-ка, мадемуазель Мышь!»

4. Линарийская магия

Месье Эраст был скучнейшим учителем в мире. Это надо было постараться, чтобы так нудно рассказывать об интереснейших вещах!

По старинным книгам мы изучали амулеты нашего королевства, и каждый урок начинался с перечисления всевозможных характеристик этих артефактов – когда появились, для чего используются, кто имеет право их применять. Некоторые из амулетов давным-давно были утеряны, и их описания остались только в книгах, другие же могли применяться только членами королевской семьи.

– Месье, но этот амулет нужен только для защиты от драконов, – пыталась протестовать я. – А у нас не водятся драконы! Зачем же мы изучаем его? Давайте лучше попробуем на практике хоть самое простое заклинание.

Вивьен одобрительно кивала. Сама она никогда не пыталась возражать и теперь тоже старательно перерисовывала в тетрадку изображение пресловутого драконьего амулета. Но ее молчаливую поддержку я чувствовала всегда.

– Мадемуазель Алэйна! – учитель укоризненно качал головой и делал очередную пометку в журнале, который уже распух от записей о моих шалостях. – Нельзя переходить к практике, не изучив теорию.

Я пыталась заручиться поддержкой отца, но герцог, хоть и сказал, что сам в моем возрасте проявлял такое же нетерпение, вмешиваться в образовательный процесс не стал.

– Месье Эраст лучше знает, чему вас учить.

Но как раз в этом-то я и не была уверена. Ни на один мой дополнительный вопрос почтенный учитель ответить не мог.

– А что будет, если кристалл из одного амулета переставить в другой? Их свойства изменятся? А кто имеет право создавать амулеты? А есть ли такие заклинания, которые действуют вовсе без амулета? А можно ли придумать свое заклинание?

Как правило, месье Эраст важно покачивал головой и отвечал, что мы с Вивьен еще слишком маленькие, чтобы знать это. Но некоторые мои вопросы приводили его в ужас.

– Мадемуазель Алэйна, что значит – «придумать свое заклинание»? Вы полагаете это так просто? Да, много столетий назад были люди, которые обладали таким даром. И именно они создали и оставили нам все эти амулеты, о которых написано в книге.

– Месье Эраст, – не унималась я, – но зачем вообще нужны амулеты? Если ты знаешь текст заклинания, разве недостаточно просто произнести его, чтобы добиться нужного результата?

Наш педагог хихикнул, поражаясь моей наивности:

– Мадемуазель Алэйна, боюсь, в нас сейчас недостаточно магической энергии, чтобы мы могли обойтись без амулетов. Лучшие королевские маги ни на что не способны без них! Они усиливают ту слабую магию, что еще осталась в тех, в ком течет благородная кровь.

Во всей Линарии насчитывалось не более сотни таких амулетов, и каждый из них был бесценным. Говорят, раньше в каждом дворянском роду был хотя бы один амулет, но постепенно обедневшие семейства продавали или закладывали свои сокровища, и сейчас большая часть из них была сосредоточена в королевской казне.

У герцогов Аранакских было три таких амулета. Два из них – фамильные: один был амулетом воинским – он повышал прочность доспехов; другой – хозяйственным, он позволял разводить самых быстроногих жеребцов в стране. Именно коневодство было основным источником пополнения герцогского бюджета – отличные скакуны поставлялись королевскому двору и продавались за границу.

Третий амулет отец купил несколько лет назад. И этот амулет был самым волшебным! Он позволял силой мысли перемещать предметы в пространстве. Вот только текст заклинания, которое давало возможность использовать амулет, был давно утерян. Именно поэтому амулет и был куплен почти за бесценок. Без заклинания он был не более чем красивым украшением. Но отец был полон решимости отыскать когда-нибудь и сам текст и потому не поскупился даже на приобретение лицензии на использование третьего амулета, хотя матушка и говорила, что это – бесполезная трата денег.

Да, вот так – в Линарии недостаточно было владеть амулетом и знать соответствующее заклинание. Нужно было еще специальное разрешение на его использование за подписью самого короля!

Старинные заклинания были собраны в другом толстом фолианте. Но к его изучению мы приступили только после того, как наизусть выучили всё, что касалось амулетов, и не меньше десятка раз нарисовали каждый из них в своих альбомах.

И первым заклинанием, которое освоили мы с Вивьен, было то, которое касалось лошадиного амулета. Произносить его следовало прямо на конюшне, когда жеребенок появлялся на свет. Нам даже позволили взять в руки драгоценный артефакт.

Учить нас воинскому заклинанию месье Эраст посчитал излишним – женщины и доспехи не совместимы.

Я надеялась, что он станет рассказывать нам о магической энергии. Мне хотелось понять, как она появляется и за счет чего может быть усилена. Но ничего этого месье Эраст не знал, и я, хоть и не скоро, но догадалась, почему. Он не был дворянином! А значит, ни при каких условиях пользоваться магией не мог. Именно так было сказано в своде законов Линарии.

5. Трудное решение

Мне кажется, что самую важную информацию в своей жизни я узнавала случайно – из чьих-то невольно подслушанных разговоров. Вылавливала по крупинке из брошенных кем-то фраз.

Однажды мы с Вивьен прятались от месье Эраста в папином кабинете. Очередной ужасно скучный урок с кучей теории и полным отсутствием практики. Разве это может быть интересно? Мне было жаль учителя магии, но желание сбежать в сад в первый по-настоящему солнечный летний день оказалось сильнее жалости.

Мы выскочили из классной комнаты и юркнули в первую же открытую дверь, чтобы переждать, пока месье Эраст пройдет по коридору. И ничуть не расстроились, что это была дверь папиного кабинета. Мы любили тут бывать. Тут было много книг и всяких таинственных предметов, о назначении которых мы могли только догадываться. А еще тут был большой шкаф, в котором было удобно прятаться. И когда мы услышали шаги нашего наставника, мы нырнули в шкаф и сидели тихо-тихо как мышки. А он всё ходил и ходил по коридору, выкрикивая: «Мадемуазель Вивьен! Мадемуазель Алэйна!»

Так мы и уснули в шкафу. И проснулись только, когда услышали голоса родителей. Те ссорились, и мы побоялись обозначить свое присутствие. А уж когда мы разобрали, о чём они говорят, выйти из укрытия и вовсе стало немыслимо.

– Ты должен отправить Алэйну в пансион при монастыре! – голос герцогини звучал громко и требовательно. – Я давно говорила тебе об этом, но всякий раз ты отмахивался от моей просьбы.

– Я скажу тебе то же самое и сейчас, – его светлость говорил спокойнее и тише. – Алэйна – наша дочь, и наш замок – ее дом в точно такой же степени, как дом Вивьен или Артура.

Герцогиня хмыкнула:

– Разве я с этим спорю? Я говорю всего лишь о временной учебе в пансионе. Это прекрасный пансион, в котором учатся дети из весьма почтенных семейств. Пребывание там пойдет Алэйне на пользу. Она слишком неуравновешенна и дерзка. Там ее научат послушанию. К тому же, занятия с нашими учителями не идут девочкам на пользу – они сбегают с уроков и ведут себя как дочери кухарок, которые не понимают пользы грамоты. А в пансионе к девочке станут относиться строже, и она вынуждена будет взяться за ум.

Слышно было, как скрипнул стул под герцогом.

– Только не говори, дорогая, что ты настаиваешь на этом исходя из интересов Алэйны. Тобой движут совсем другие мотивы.

– Да, возможно, – признала герцогиня. – Но разве странно, что я, как мать, прежде всего, отстаиваю интересы Вивьен?

– Не понимаю, – рявкнул герцог, – как Алэйна связана с интересами Ви? Они любящие сестры, и, если ты не будешь вмешиваться, они всегда будут любить и уважать друг друга.

– Вивьен уже достаточно взрослая, и пришло время подумать об ее замужестве.

– И как же этому мешает Алэйна? – нетерпеливо осведомился герцог.

– Ты сам прекрасно это понимаешь! В наш замок приезжают представители самых славных родов страны – приезжают, чтобы познакомиться с Вивьен. Но стоит им увидеть Алэйну, как они теряют голову. Неужели ты не видишь сам, что она – гораздо красивее нашей дочери? И до тех пор, пока она в замке, ни один жених не сделает Ви предложение.

Я услышала тяжкий вздох сестры. Мне было так же больно, как и ей. Мне хотелось выскочить из укрытия и закричать, что они не правы. Что они не должны так говорить! Что Ви – красавица! Но я побоялась, что сделаю только хуже.

Вместо этого я обняла Вивьен, и она всхлипнула и уткнулась мне в плечо.

– Ты ошибаешься, – возразил герцог. – И эта причина слишком смешна, чтобы служить основанием для отправки Алэйны в пансион.

– Хорошо, – зашипела герцогиня, – давай посмотрим на это с другой стороны. Молодые люди из благородных семейств теперь, когда Вивьен – уже невеста, – будут чаще бывать в нашем замке. Они будут пленяться красотой Алэйны, но любой, кто захочет сделать ей предложение, будет иметь право знать о ее происхождении. Ты же не захочешь обманывать их, не так ли? И как только они узнают, что она – подкидыш, дочь простолюдинки, они станут смотреть на нее с презрением. Хочешь ли ты, чтобы она прочувствовала это? Никто из возможных женихов не решится взять ее в жены. Представь, каково ей будет это осознавать. К тому же, ее присутствие в замке может отпугнуть кого-то из сыновей сиятельных вельмож и от брака с Ви. Не каждый захочет породниться с семейством, в котором дворовую девчонку воспитывали на равных с герцогиней. Это нарушение всяких устоев. А если кто-то узнает, что Алэйна учится магии? Об этом тут же доложат его величеству, и он, несмотря на хорошее к нам отношение, может разгневаться.

Я похолодела при этих словах. Мысль о том, что мои занятия с месье Эрастом могут послужить причиной неприятностей отца, привела меня в трепет. Нет, матушка права – мне не нужны такие уроки!

Я не дворянка по рождению и не имею права на использование магии – точно так же, как и сам месье Эраст. Так зачем же мне этому учиться?

Собственно, даже сами дворяне давно уже магии не создают. Они используют ее с помощью амулетов и сложенных еще в древности заклинаний. Такой магией можно повысить свою привлекательность в глазах окружающих или получить богатый урожай. На большее она не способна.

Отец не должен был ради меня нарушать королевский указ.

– Чушь! – заявил он. – Я назвал Алэйну своей дочерью, и она на законных основаниях получила все вытекающие отсюда права.

– Разумеется, дорогой, разве я с этим спорю? – в голосе матушки появились заискивающие нотки. – Но пансион при монастыре – прекрасное учебное заведение. Там не учат магии, но зато учат не менее полезным вещам – хорошим манерам, этикету, рукоделию. Разве не это важно для благовоспитанной девицы?

– Это важно и для Вивьен, – напомнил герцог.

– Ви способна учиться и дома. Сейчас от учебы ее отвлекает Алэйна.

– Ты несправедлива к Алэйне.

– А ты так беспокоишься об ее благополучии, – горько сказала герцогиня, – что я иногда думаю, что она на самом деле твоя дочь. Твоя незаконнорожденная дочь.

Мое сердце дрогнуло. Ах, я даже надеяться на такое не смела! А как бы я была счастлива, если бы так и оказалось на самом деле! Если бы герцог был моим настоящим отцом!

– Я был бы рад, если бы так оно и было, – ответил герцог. – Но я не стал бы этого скрывать. Нет, дорогая, я был верен тебе все годы нашего брака.

Разочарование было настолько велико, что я на несколько минут потеряла нить разговора.

– Не лучше ли на пару лет услать ее из замка? – меня возвратили в реальность слова герцогини. – За это время мы выдадим Вивьен замуж. А может быть, найдем жениха и самой Алэйне. Конечно, на брак с герцогом или графом она рассчитывать не может, но какой-нибудь барон или виконт вполне могут польститься на хорошее приданое.

– Мне не нужен зять, который женится на моей дочери из-за приданого, – сурово сказал герцог. – И давай оставим этот разговор.

Он вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Через минуту ею так же громко хлопнула герцогиня.

Мы решились выбраться из шкафа только через четверть часа. Убежали в детскую и только там смогли обсудить услышанное.

– Даже маменька считает, что я некрасива, – Ви застыла перед зеркалом, и глаза ее были полны слёз.

– Что ты такое говоришь, Вивьен? – возмутилась я. – Ты очень красива. Ты так красива, что я не сомневаюсь, женихи будут сражаться за право предложить тебе руку и сердце.

Она грустно покачала головой:

– Возможно, так и будет, Алэйна, но лишь потому, что папенька даст за мной хорошее приданое. Титул и деньги – вот, что может сделать красивой даже дурнушку.

Она рассуждала слишком по-взрослому.

– Напрасно ты расстраиваешься из-за матушкиных слов, – я обняла ее, и мы вместе сели прямо на пол. – Она сказала так только потому, что хотела убедить отца отправить меня в пансион.

– Но ты ведь не поедешь туда, правда? – испугалась Ви.

– Конечно, нет, не волнуйся, – ответила я.

Но я уже знала, что поеду в пансион. Герцогиня не смогла бы отправить меня туда без моего согласия, но я сама намерена была пойти на этот шаг. Я слишком хорошо понимала, что мое присутствие в замке вызывает ссоры между родителями. А я не хотела, чтобы они ссорились. У герцога и без этого было много забот.

К тому же, я не хотела мешать удачному замужеству Вивьен. Герцогиня права – присутствие подкидыша в доме способно оттолкнуть любого жениха.

6. Прибытие в пансион

Монастырь Святой Женевьевы располагался в двух днях езды от нашего замка – расстояние, которое лишало меня возможности бывать дома так часто, как мне бы хотелось. Поэтому в моем дорожном сундучке была одежда на все сезоны. Ее светлость на радостях даже позволила мне взять с собой почти новую шубку Вивьен.

А вот отец и сестра провожали меня в пансион со слезами на глазах.

– Обещай, что будешь писать мне хотя бы раз в неделю, – требовала Ви.

– Сообщи, как устроишься на новом месте, – вторил ей его светлость. – И если в чём-то возникнет надобность, без стеснения обращайся к настоятельнице – она сестра моего доброго друга графа де Рошфора.

Сопровождала в пансион меня мадемуазель Катриона – худшую собеседницу я и представить себе не могла. Разумеется, она всю дорогу потчевала меня «полезными» советами.

– Ведите себя достойно, мадемуазель! Помните, что вы представляете там герцога Аранакского!

После того разговора на кухне, подслушанного мною на кухне несколько лет назад, экономка стала сдержанней на язык – должно быть, сказывалось внушение его светлости. Она уже не позволяла себе дерзких высказываний в мой адрес. Но взгляды, которыми она меня награждала, дружелюбными так и не стали.

– Это – один из лучших пансионов королевства, мадемуазель! – сообщила мне Катриона то, что я знала и сама. – Там учатся девочки из самых благородных семейств.

Она посмотрела на меня с сомнением, явно думая, что я – не того поля ягода, и настоятельница сильно погорячилась, приняв меня в пансион.

– Хотя лично я полагаю, что пансионы попроще в некоторых случаях куда полезнее, – она продолжала изливать на меня свои мысли. – По моему разумению, тем, кто не приближен к королевскому двору, совсем ни к чему изучать премудрости этикета.

Да-да, я хорошо помнила ее слова о том, что мне гораздо больше подошли бы уроки кулинарии и рукоделия. Повторить их сейчас она не решилась, но мнения своего явно не изменила.

Ночь мы провели на постоялом дворе. Мадемуазель Катриона уснула, едва коснувшись головой подушки, а вот я долго крутилась на набитом сене матрасе.

Я первый раз рассталась с Ви и нашим замком и уже ужасно скучала. Я не знала, как встретят меня в пансионе другие девочки. Узнают ли они о моем мутном происхождении? И если да, то как отнесутся к тому, что вместе с ними будет учиться та, в которой нет ни капли дворянской крови?

Не удивительно, что ночью мне снились кошмары.

Остаток пути мадемуазель Катриона была не менее разговорчивой, и я услышала, как она восхищается герцогиней («Ах, у ее светлости такой тонкий вкус!»), ценит герцога и одобряет Артура.

– Он такой достойный молодой человек! – она восторженно всплеснула руками, отчего книга рыцарских баллад, лежавшая у нее на коленях, упала на пол кареты. – Он столь умен и отважен, что, право же, заслуживает самой красивой невесты Линарии. Думаю, он обручится сразу же после окончания военной академии.

Мне почему-то неприятно было это слышать, и я сделала вид, что сплю.

Мы прибыли в монастырь к вечеру следующего дня. Нас сразу же проводили к настоятельнице – величественной женщине с властным взглядом, – и мадемуазель Катриона оробела настолько, что не смогла вымолвить ни слова.

– Итак, дитя мое, – обратилась ко мне аббатиса, – ты Алэйна, дочь его сиятельства герцога Аранакского?

– Осмелюсь вмешаться, сударыня… – подала, наконец, голос моя сопровождающая.

Но настоятельница не дала ей договорить:

– Вы можете идти, мадам! Вы уже выполнили возложенное на вас поручение и можете возвращаться домой.

– Мадемуазель, – робко поправила та.

– Пусть так, – согласилась аббатиса, – но сути дела это не меняет. Вы можете быть свободны, мадемуазель.

Наверняка, Катриона хотела сообщить обо мне то, что было мало кому известно, и оказалась очень разочарована тем, что ее не стали слушать. Но она послушно удалилась, дав нам возможность побеседовать тет-а-тет.

– Я знаю, дитя мое, что ты – не родная дочь его светлости, – сразу же сказала настоятельница. – Но это не имеет для нас никакого значения. Все мы – дети Божьи, независимо от того, в какой семье появились на свет. Герцог считает тебя своей дочерью, и я не вижу причин думать по-другому.

– Вы очень добры, – пролепетала я, не зная, как следует обращаться к моей собеседнице.

Она поняла мои затруднения.

– Вы можете называть меня матушкой, дитя мое. В нашем пансионе учатся девочки из семей разного положения и достатка, мы не делаем между ними различий. И наше отношение к тебе будет зависеть от того, насколько ты будешь прилежна.

– Я буду прилежна, матушка, – пообещала я и искренне решила стать именно таковой.

Детские проказы и непослушание следовало оставить в прошлом.

Меня накормили простым, но питательным ужином и отвели в спальню. Другие девочки уже спали – комната была наполнена их сопением и даже храпом. Здесь стояли не меньше десятка кроваток, и мне указали на свободную у стены.

– Подъем в пять утра, мадемуазель, – сообщила молоденькая монашка, которая меня привела.

Я вздрогнула. Мы в замке тоже вставали рано, но не настолько. Не мешкая, я разделась, повесила платье на спинку кровати и забралась под тонкое одеяло.

7. Немного о королевской семье

Проснулась я от звонких голосов, что раздавались в спальне. Открыла глаза. Рядом с моей кроватью собрались, должно быть, все девочки пансиона. И выглядели они для пяти утра на удивление бодро.

– Ты новенькая?

– Откуда ты приехала?

– Как тебя зовут?

Я была уже достаточно взрослой, чтобы понимать – в любом коллективе (от воинского отряда до такого вот маленького школьного класса) есть лидер, а есть те, кто охотно ему подчиняются. И верховода в этой шумной девичьей толпе я заметила сразу.

Она стояла чуть поодаль. Делала вид, что новая ученица не интересует ее ни в малейшей степени. И только в глазах ее – больших, красивых – сияло то же любопытство, что и у ее подруг.

– Я – Алэйна, приехала из Аранака.

– Из Аранака? – восторженно повторил кто-то. – Это же жутко далеко!

– Это такая глушь! – пренебрежительно фыркнула та, которую я мысленно назвала «принцессой».

Она была одета в такую же простенькую ночную сорочку, как и остальные, но на ней это серое холщовое одеяние смотрелось почти роскошно.

Мне не хотелось ссориться, но я понимала, что промолчать сейчас – значит, изначально признать себя проигравшей.

– А вы, простите, не знаю вашего имени, должно быть, прибыли сюда из самой Лимы?

Лима была столицей Линарии и, по слухам, самым красивым городом, какой только можно было себе вообразить. Мы с Ви никогда там не были, но отец обещал, что отвезет нас туда, как только мы достигнем возраста, позволяющего бывать на балах.

Девочки сдержанно захихикали, а моя соперница заметно смутилась. Судя по всему, она тоже не была столичной жительницей.

Впрочем, от признания очевидного факта ее избавило появление всё той же молодой монашки, что вчера привела меня сюда.

– Девочки, как можно? Вы еще не одеты!

Раздались испуганные охи, и все мы, как стайка потревоженных птичек, метнулись умываться-одеваться.

Мой желудок уже требовал подпитки, но после того, как мы, уже вполне одетые, выстроились парами, повели нас вовсе не в столовую. Я оказалась в паре с милой рыжеволосой девочкой, которая, когда я оказалась рядом с ней, улыбнулась приветливо, но робко.

Мы пришли в церковь – небольшую, но очень красивую. Просыпающееся солнце пропускало свои лучи сквозь разноцветные витражи, и красные, голубые, желтые огоньки отражались на стенах и придавали помещению особенно торжественный вид.

Мы расселись на скамьях и долго – не меньше часа – молились. О процветании обители, давшей нам кров. И о благополучии членов королевской семьи Линарии. О короле Дидье Втором, о королеве Луизе и о наследном принце, имени которого никто не знал.

Я изучала историю Линарии и прекрасно знала, почему принц для всех на протяжении уже стольких лет остается безымянным. И всё равно, говоря о королевской семье, мы с Вивьен, любили обсуждать именно эту тему. И, судя по всему, умы девочек в пансионе она тоже будоражила.

Уже в столовой, за завтраком, высокая темноволосая баронесса Шанталь де Оберон мечтательно сказала:

– Ах, как здорово было бы повстречаться с принцем именно сейчас, когда никто еще не знает, что он – принц. Уверена, я сразу узнала бы его!

– Ну, да, конечно! – хмыкнула та самая блондинка, с которой мы общались на рассвете (сейчас я уже знала, что это – графиня Лорена де Вилье). – Его узнала бы только ты, Шанни! Интересно, как?

Баронесса обиженно надула губки:

– Непременно узнала бы! Разве можно не узнать настоящего принца?

– Если бы всё было так просто, он не смог бы столько лет сохранять свое инкогнито, – разумно возразила Лорена.

– Девочки! – одернула разговаривавших уже на повышенных тонах спорщиц старенькая монахиня. – Это неприлично – обсуждать членов королевской семьи! Тем более, с набитым ртом! Тем более – в таком ключе! Но раз уж вы заговорили об этом, и раз вам совсем не хочется есть, то извольте. Мадемуазель Шанталь, будьте добры, напомните нам, почему мы до сих пор не знаем имени наследного принца Линарии. И потрудитесь встать, когда говорите о правящей династии!

Баронесса с тоской посмотрела на недоеденную творожную запеканку, но послушно поднялась:

– Никто не должен знать, как зовут его высочество, и как он выглядит. Потому что еще до его появления на свет его величество получил предсказание, что ребенок, который вот-вот должен был родиться у них с королевой, должен возродить былое могущество Линарии.

– Правильно, дитя мое! – одобрительно кивнула монахиня и перевела взгляд на графиню. – А теперь вы, мадемуазель Лорена!

Де Вилье уже успела расправиться с завтраком и потому встала без особых сожалений:

– В предсказании также говорилось, что враги Линарии сделают всё, чтобы уничтожить наследного принца. И чтобы защитить его высочество, его, как только он родился, увезли из Лимы в неизвестном направлении. Никто даже не знает, каким именем он был наречен. Он должен сохранять свое инкогнито до тех пор, пока ему не исполнится восемнадцать лет – именно в день своего совершеннолетия он будет способен восстановить волшебный источник, что бьет посреди двора в королевском дворце. И тогда старинная магия вернется в Линарию.

– Всё так, мадемуазель Лорена! – снова кивнула монахиня. – И именно поэтому такие разговоры, что вы сегодня пытались вести, совершенно недопустимы! Надеюсь, вы понимаете это?

Обе девочки покорно наклонили головы, но я не сомневалась, что думать о принце и мечтать о знакомстве с ним, им не сможет запретить даже настоятельница.

8. Первый урок

Так оно и оказалось, потому что на первом же уроке в этот день мои одноклассницы вернулись к обсуждению этой темы. Благо, что урок был подходящий – истории Линарии.

Учитель истории был одним из двух светских учителей в пансионе и единственным мужчиной. Возможно, его допустили до занятий с воспитанницами в монастыре исключительно в силу почтенного возраста. К счастью, это было не единственным его достоинством – как я успела заметить, он обладал весьма глубокими познаниями в преподаваемом предмете.

На этом уроке он довольно подробно рассказал нам о современной политической ситуации, и, несмотря на то, что я изучала историю в Аранаке, я узнала много нового.

– Вы должны помнить, мадемуазели, – указательный палец месье Корнелиуса взмыл вверх, привлекая наше внимание к излагаемым мыслям, – что Линария находится в окружении враждебных нам стран, и только мудрая политика его величества позволяет ей оставаться независимой и не быть вовлеченной в тяжкие войны.

Да, так говорил и мой отец. Линария всегда являлась лакомым куском для соседей.

– Наша страна слаба, но его величество Дидье Второй сумел заключить дружественные союзы с сильными государствами, которые не граничат с нами, но в военных действиях могут выступить на нашей стороне.

Отец полагал, что это стоит Линарии немалых средств, но в вопросах государственной безопасности вряд ли следовало мелочиться. Подкуп сильных союзников – давно известная тактика.

– А теперь скажите, мадемуазели, что послужило причиной того, что Линария потеряла свою былую мощь?

Баронесса Шанталь тут же подняла руку.

– Исчез магический источник на королевском дворе! Именно он подпитывал силу линарийских магов!

– Не совсем так, мадемуазель де Оберон! Источник не исчез, – поправил ее учитель, – фонтан по-прежнему извергает воду в центре Лимы. Но вот магическая сила его, да, исчезла. А кто из вас помнит, когда это случилось?

Милая рыжеволосая девочка, в паре с которой я шла в церковь сегодня утром и с которой еще не успела познакомиться, бойко ответила:

– Пять столетий назад! Это произошло после крупного восстания, целью которого было свержение правящей династии. Обезумевшие бунтовщики ворвались на королевский двор и потребовали, чтобы король отрекся от престола и передал власть народу. Они взяли в заложники младшего сына короля – принца Робера, которому было всего пять лет. И когда король отказался выполнить их требования, они убили мальчика прямо посреди двора в королевском дворце – на той самой площади, где был фонтан. И когда ребенок умер, вода ушла из фонтана.

– Да, вы правы, – подтвердил месье Корнелиус. – И едва это случилось, ужас охватил бунтовщиков – ведь это был знак того, что они были не правы. Они сложили оружие и оставили дворец. Но магический источник это не вернуло. После этого на протяжении двух столетий на площади проводились буровые работы, и однажды вода-таки опять забила в фонтане ключом. Но это была обычная вода, безо всяких магических свойств.

– И именно после того восстания, – добавила графиня Лорена, – королевским указом простолюдинам было запрещено использовать магию в какой бы то ни было форме – ведь именно они виновны в том, что магии в Линарии осталось так мало.

Судя по всему, де Вилье была одной из лучших учениц и любила блеснуть знаниями. Меня удивило только то, что, отвечая, она как-то странно посмотрела на нашу рыженькую одноклассницу. А та отчего-то смутилась, покраснела.

– Спасибо, мадемуазель де Вилье! – похвалил ее учитель. – Но, чтобы закончить урок на хорошей ноте, давайте вспомним о предсказании, которое было сделано еще до того злополучного восстания. Один из известных прорицателей почти тысячу лет назад написал и об утрате Линарией магии, и об ее обретении. Тогда, десять веков назад, на это предсказание мало кто обратил внимание – о нем вспомнили тогда, когда исполнилась его первая половина, и магия была потеряна. Вторая же часть заклинания говорила о том, что восстановить источник сможет один из наследников правящей династии ровно в тот день, когда ему или ей исполнится восемнадцать лет. И будем же надеяться, что это случится именно с нынешним наследником, которого сейчас так тщательно ото всех прячут. Потому что, боюсь, если источник не будет восстановлен в ближайшие несколько лет, Линария может потерять свою независимость.

Урок закончился, и месье Корнелиус покинул класс. Но разговор о таинственном принце продолжился.

– Ах, девочки, как вы думаете, где король и королева могут скрывать его высочество? – глаза баронессы Шанталь сияли любопытством.

– Полагаю, что где-нибудь за границей, – предположила Лорена. – И вообще, ты же слышала – месье Корнелиус тоже не уверен в том, что нынешний наследник – тот самый, о котором шла речь в древнем предсказании.

– Но было же и другое предсказание, – возразила Шанталь. – И сделано оно было тогда, когда королева Луиза носила принца под сердцем. И в нем говорилось, что этот ребенок – тот самый.

Графиня хмыкнула:

– Ты забываешь, что за пятьсот лет было сделано не меньше десятка таких предсказаний, и все они касались совершенно разных принцев и принцесс. Мне кажется, прорицатели на них неплохо заработали.

– Ах, Лорена, – расстроилась баронесса, – какая же ты недоверчивая! Но даже если и так – принц, даже если он и не тот, кто вернет Линарии магию, всё равно остается принцем. И однажды его жена станет королевой!

Девочки возбужденно зашушукались. Я же только пожала плечами. Не мне – безродному подкидышу – было мечтать о принцах!

9. Новая подруга

После обеда баронесса Шанталь позвала меня прогуляться по саду. Нам давалось полчаса свободного времени перед второй половиной занятий. Я, немного удивленная, вышла вслед за ней во двор.

Там, на скамейке под большим и старым дубом уже дожидалась нас сама Лорена де Вилье.

– Мы хотели предупредить вас, ваша светлость, – церемонно обратилась ко мне баронесса. – Вы – новенькая у нас и многого еще не знаете. Сегодня утром вы шли в паре с Николь Дюран и даже перебросились с ней несколькими словами. Так вот – мы хотели бы предостеречь вас от общения с этой девицей.

– Вот как? – еще больше удивилась я. – Чем же она вам не угодила?

Ответила мне графиня:

– Николь Дюран – не дворянка!

Она произнесла это таким тоном, словно бедняжка Дюран совершила страшное преступление. И, кажется, ожидала от меня соответствующей реакции. Но, боюсь, я разочаровала ее.

– И что же? – я небрежно пожала плечами.

– Как это «что»? – изумилась Шанталь. – Мадемуазель Дюран – единственная ученица в пансионе неблагородного происхождения, и никто из нас не должен с ней общаться. Это просто недопустимо – что она учится вместе с нами. Ее приняли в пансион только потому, что ее отец – богатый торговец – поставляет ткани в монастырь. Мой отец пробовал поговорить с настоятельницей, но она стоит на своем. Мы не можем спорить с ее решением, но мы можем показать свое отношение к этому.

Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что я – всего лишь приемная дочь герцога? И тоже не дворянка. Более того, скорее всего, незаконнорожденная.

– Ну, так как? – нетерпеливо спросила Лорена. – Вы с нами?

Я не знала никого из них и не испытывала к мадемуазель Дюран никакой привязанности, которая обязывала бы меня встать на ее сторону. Но присоединиться к своре, что нападает на человека только за то, что он чем-то на них не похож, было так низко, так подло, что решение показалось мне однозначным.

– Благодарю за предупреждение, ваше сиятельство, – я старалась быть вежливой, – но позвольте мне судить о мадемуазель Дюран по ее поступкам, а не по вашим словам.

– Вот как? – брови графини де Вилье удивленно выгнулись. – Ну, что же, ваша светлость, как вам будет угодно.

Когда я пришла в столовую на ужин, от меня шарахались все одноклассницы. Девочки, с которыми я еще в обед сидела на одной скамье плечом к плечу, сейчас отодвигались от меня как от прокаженной.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как сесть рядом с пристроившейся на самом углу стола Николь Дюран. Так началась наша дружба.

– Зря вы, ваша светлость, с нашими девушками из-за меня поругались.

К урокам на следующий день мы с Николь тоже готовимся вдвоем. Никто другой из учениц не пожелал сообщить мне, что они изучали на прошлой неделе.

– Я понимаю, какая разница между нами, ваша светлость, – спокойно сказала Николь. – Я знала, что меня здесь ждет. Это пансион для девушек из благородных семей. Я ни за что не поехала бы сюда, если бы не папенька. Но он так мечтает, чтобы я получила хорошее образование. Он надеется, что с ним у меня будет шанс выйти замуж за дворянина.

Она грустно улыбнулась.

– А сами вы этого хотите? – полюбопытствовала я.

Она пожала плечами:

– Я привыкла во всём слушаться папеньку. Он с самых низов поднялся до первого купца в городе, он лучше знает. Нет, вы не подумайте, что мне всё равно. Но я с детства люблю читать – и сказки про принцев тоже. И мне хотелось бы когда-нибудь побывать при дворе, в столице. А папенька мечтает, что когда-нибудь его внуки будут танцевать на балах в королевском дворце.

И уже потом, когда мы с ней стали обращаться друг к другу по имени и на «ты», она рассказала мне о плане своего отца.

– Он ищет мне жениха в обедневших дворянских родах. Сейчас много молодых людей, которые в силу денежных затруднений были вынуждены заложить в ломбардах свои родовые амулеты, сожалеют об этом, но не имеют возможности их выкупить. Вот папенька и хочет выкупить один из таких амулетов и дать его за мной в качестве приданого.

Этот план имел надежды на успех – амулеты в Линарии значили слишком много. Но он казался таким обидным для моей новой подруги – будто сама по себе красивая и неглупая девушка не стоила совсем ничего.

На одном из уроков этикета графиня Лорена попробовала уколоть Николь:

– Мадемуазель Корин, – обратилась она к учительнице этикета, – разве не следует освободить мадемуазель Дюран от ваших занятий? Зачем ей знать дворцовый этикет? Если ее когда-нибудь и пустят в королевский дворец в Лиме, то только с черного входа.

Учительница смутилась и постаралась перевести разговор на другую тему, а мадемуазель Дюран невозмутимо пожала плечами – она уже привыкла относиться к таким нападкам стоически.

Приближался день моего шестнадцатилетия, и я ждала его со смесью тревоги и надежды. Я пыталась убедить себя, что никто из Аранака не приедет в монастырь, чтобы поздравить меня – слишком велико расстояние, слишком плохи дороги в это время года, – но сердце всё равно ждало чего-то волшебного.

10. Разговор с Лореной

За неделю до моего дня рождения Лорена де Вилье неожиданно снизошла до нашего с Николь скромного общества. Вечером она пришла в класс, где мы с Дюран готовились к завтрашним урокам, и, мило улыбнувшись сказала:

– Могу я поговорить с вами, ваша светлость?

Николь тут же собрала свои учебники и ретировалась. Графиня же села за соседнюю парту.

– Мы с девочками хотели бы испечь торт на ваш день рождения, и я пришла узнать, какой крем вы любите – сметанный, масляный или, может быть, ягодный? Согласитесь, будет грустно, если подарок не придется вам по вкусу.

От изумления я потеряла дар речи. А Лорена, между тем, продолжала улыбаться.

Она явно искала примирения, но я была не настолько наивна, чтобы поверить в ее бескорыстие. Такие люди, как графиня де Вилье, ничего не делают просто так.

И я не поддержала ее игру.

– Скажите честно, ваше сиятельство, – вздохнула я, – что побудило вас к этому шагу?

Я боялась, что она не скажет правду, но, похоже, Лорене и самой надоело притворяться.

– Да, Алэйна, наверно, так будет лучше, – и из ее груди тоже вырвался вздох. Она говорила медленно, тщательно подбирая слова. – Несколько дней назад я получила письмо из дома, в котором мне сообщили кое-что очень важное, заставившее меня на многое взглянуть по-другому.

Я была заинтригована. Что могло заставить гордячку де Вилье сделать шаг мне навстречу?

– Отец сообщил мне, что нашел мне жениха, – между тем, продолжала она. – О помолвке речь еще не идет, но выбор уже сделан. Думаю, вы понимаете, насколько это важно для каждой девушки. Становясь невестой, любая из нас взрослеет.

– Да, разумеется, – подтвердила я, с трудом представляя, что я буду чувствовать, если вдруг его светлость когда-нибудь сообщит мне такую же новость. Надеюсь, это будет сделано хотя бы не в письме.

– И я поняла, насколько мелочными и пустыми были наши с вами ссоры, – призналась Лорена, и красивые голубые глаза ее заблестели. – И решила помириться с вами сразу, как только будет такая возможность.

Кое-что в ее словах мне показалось странным.

– Простите, Лорена, но ваше дружелюбие распространяется на всех, с кем вы были в ссоре, или только на меня?

Она чуть замешкалась с ответом. И я видела, как непросто ей было сказать:

– Конечно, на всех, Алэйна! Я просто подумала, что будет проще, если сначала я поговорю с вами. Но я готова предложить свою дружбу даже мадемуазель Дюран, если вам так будет угодно.

Я по-прежнему мало что понимала. Какая разница, что мне угодно? При чём здесь вообще я? Но оттолкнуть протянутую с миром руку было бы невежливо. И я пожала ее.

– Я люблю торты со сметанным кремом, – я даже улыбнулась в ответ.

– О, замечательно! – рассмеялась она. – Я тоже! Правда, сама я не умею их готовить, но уверена, нам помогут на кухне.

Графиня уже поднялась с места, когда я задала вопрос, сразу расставивший всё по местам:

– Скажите, Лорена, а вы уже знаете имя своего жениха?

Она снова опустилась на скамью и бросила на меня странный взгляд.

– Да, Алэйна, отец сообщил, за кого намерен выдать меня замуж. За вашего брата Артура.

Я не сразу поняла, что она не шутит. Услышанное было слишком неожиданным, чтобы я могла поверить в это вот так, с первых же слов. Лорена – невеста Артура? Но разве это возможно? Никогда до приезда в пансион я не слышала о де Вилье. Где она могла познакомиться с Артуром? И когда?

– Ну же, Алэйна, – потребовала графиня, – скажите, что вы рады! Иначе мне будет очень больно! Мы с вами должны стать любящими сестрами, не правда ли? Ведь мир и любовь в семье – это самое главное!

Я рассеянно кивнула и встала вслед за ней. А она обняла меня с жаром, который в ней трудно было заподозрить.

– Ах, я о таком даже мечтать не смела! – щебетала Лорена, продолжая сжимать меня в объятиях. – Стать герцогиней Аранакской, войти в одну из самых славных семей Линарии! Но что же вы молчите, ваша светлость?

Я выдавила из себя улыбку:

– Я буду очень рада, Лорена, назвать вас своей сестрой.

Но всё во мне протестовало против этого, и, если бы графиня присмотрелась ко мне повнимательней, ей не составило бы труда это понять. Но она не заметила моих сомнений. Или предпочла сделать вид, что не заметила.

– Но где вы познакомились с моим братом? Он ничего не рассказывал о вас.

Артур вообще не склонен был делиться с мадемуазель Мышью своими сердечными тайнами, но Лорена-то этого не знала.

– О, – смутилась она, – я видела его лишь однажды. В прошлом году, когда недалеко от нашего замка проводились военные учения, офицеры останавливались у нас на несколько дней. Но тогда, разумеется, я и подумать не могла, что однажды…

Я не намерена была слушать ее восторженные охи и довольно бесцеремонно перебила:

– И с тех пор вы не виделись и не переписывались с ним?

Она покачала головой:

– Нет. Решение принимал папенька, но я рада, что из всех молодых людей он выбрал именно вашего брата. Я помню, что он красив и умен, а теперь надеюсь, что вы расскажете мне про него гораздо больше.

В эту ночь я так и не смогла поспать. В те редкие минуты, когда я погружалась в сон, меня мучили кошмары.

Я знала, что рано или поздно Артур женится. И всё-таки новость о его скорой помолвке оглушила меня. Я пыталась убедить себя, что всё в порядке – он женится на девушке из древнего рода, и его будущая жена при ее воспитании и красоте способна стать жемчужиной Аранака.

Но я не могла представить Лорену рядом с Артуром! Она совсем не любит его! Быть может, она вообще не способна любить. Ей нужны его титул и богатство.

Нет, он не должен жениться на девушке, которая так кичится своим происхождением, что не способна проявить ни доброты, ни сострадания к тем, кто одарен не так щедро.

Но я понимала, что в этом вопросе с моими мыслями и желаниями никто не будет считаться. И от этого было так горько!

11. Шестнадцатилетие

Днем, за обедом, меня поздравили девочки. Подарили вкусный сметанный торт, который мы все вместе и съели с большим удовольствием.

От послеобеденных занятий я по случаю праздника была освобождена. Вместо них меня пригласили к настоятельнице.

– Дитя мое, позволь и мне поздравить тебя! – и она от души обняла и расцеловала меня. – Надеюсь, ты всегда будешь доброй и правдивой девочкой.

Я поняла, что она говорит о нашей дружбе с Николь.

Матушка подарила мне молитвенник в кожаном переплете, и я присела перед ней в реверансе.

– Но у меня есть для тебя кое-что еще, – улыбнулась она. – Ты же не думала, что твои родные забудут про твой день рождения?

Она протянула мне два письма и небольшую изящную шкатулку, которые я приняла дрожащими руками.

– Ступай, дитя мое! Ты можешь прочитать их в саду или в спальне. Но сегодня тебя ожидает еще один сюрприз.

Мне так хотелось прочитать письма, что я почти не обратила внимания на ее слова о сюрпризе. Быть может, девочки приготовили для меня какую-нибудь сценку? С тех пор, как Лорена узнала, что мы можем породниться, ее подруги буквально купали меня в своей любви.

Я убежала в небольшой сад, что был в монастыре, и, расположившись на скамейке, принялась за письма.

Первое было от Ви. Этот сезон сестра впервые проводила в Лиме. Письмо было длинным – описание столицы, королевского дворца и балов занимало несколько страниц. Нет, восторгов там не было. Вивьен просто описывала то, что она видела.

Я искала в ровных строчках хоть какой-то признак влюбленности сестры (ведь она познакомилась в Лиме со столькими блестящими кавалерами), но нет, ее сердце, кажется, оставалось свободным.

Вивьен поздравляла меня с праздником и надеялась, что следующий день рождения мы обе встретим в столице.

Я отложила письмо с чувством удовлетворения. Вивьен не пленилась блеском Лимы. Вивьен еще не нашли жениха. Вивьен про меня не забыла!

Письмо папы было короче, но оно тоже было пропитано любовью и легкой грустью. Он тоже поздравлял меня и сожалел, что этот день мы впервые за столько лет встречаем не вместе.

В шкатулке был подарок – красивый золотой браслет с рубинами. Я расплакалась. Это был старинный браслет, фамильный, и то, что отец прислал мне украшение, которое на протяжении нескольких веков принадлежало герцогиням Аранакским, означало, что он по-прежнему воспринимает меня как часть семьи.

Я надела браслет на правую руку, полюбовалась игрой солнца на самоцветах. В монастыре нам не разрешали носить драгоценности, и через несколько минут я с сожалением сняла его и убрала обратно в шкатулку.

– Мадемуазель Алэйна, а я вас повсюду ищу! – молодая монахиня сестра Беатрис быстро шла в мою сторону. – К вам гость!

Гость? В монастыре?

К воспитанницам редко приезжали посетители – настоятельница не одобряла частые визиты. И я никого не ждала. Подарок от сестры и отца я уже получила. Кто еще мог вспомнить обо мне в такой день?

Взгляд сестры Беатрис был полон любопытства.

– Он ждет вас в комнате для гостей, – сообщила она.

Я поблагодарила ее, сунула письма в карман форменного платья и поспешила в гостевую. Мелькнула мысль, что, может быть, отец надумал лично поздравить меня и, отложив все свои дела, решился на столь долгое путешествие.

Пришла и еще одна мысль – совсем потаенная – что это может быть Артур! Я понимала, что это почти невозможно, но всё равно ускорила шаг и в комнату ворвалась, с трудом переводя дыхание.

– С днем рождения, Алэйна!

Я не видела Артура несколько месяцев, и сейчас мне показалось, что он сильно изменился. Стал взрослее (это было вполне понятно, ведь он окончил военную академию и получил чин лейтенанта), красивее (хотя я понимала, что для мужчины это не главное). Изменилось и что-то еще, чего я не могла описать словами.

Он обнял меня и поцеловал в щеку.

Я готова была прыгать от восторга! Я и не смела надеяться на такой подарок! Артур приехал ко мне за столько лье! В такую погоду! Он не забыл!

Но отрезвление наступило довольно быстро. Стоило только вспомнить о том, что здесь же учится Лорена. Интересно, приехал бы он сюда, если бы не хотел увидеть невесту?

Я не привыкла к интригам и спросила напрямик:

– Ты приехал повидаться с мадемуазель де Вилье?

Он засмеялся:

– Ты ничуть не изменилась, сестренка! А я надеялся, что хотя бы здесь тебя научат политесу.

Я отступила на пару шагов и взглянула на него со всей строгостью, которую сумела в себе отыскать.

– Я приехал повидаться с вами обеими. Хорошо, что ты уже знаешь о грядущей помолвке. И я рад, что вы с моей невестой – подруги.

Я недвусмысленно хмыкнула при этих словах, и Артур нахмурился.

– О, кажется, это не так?

Я охотно подтвердила:

– Да, не так. Я недостаточно хорошо воспитана, чтобы быть подругой мадемуазель де Вилье. И наши мнения по некоторым вопросам решительно не сходятся.

– Надеюсь, это обычные разногласия, – улыбнулся Артур. – На первых курсах академии и у меня были конфликты с некоторыми однокурсниками. Но сейчас мы с ними – добрые друзья, и о былых ссорах вспоминаем с улыбкой. Уверен, у вас с Лореной будет так же.

Я была уверена в противоположном, но промолчала.

– А почему ты решил жениться именно на ней? Или это было не твое решение?

Мне отчаянно хотелось увидеть хоть каплю сожаления в его взгляде. Узнать, что он не испытывает к мадемуазель де Вилье никаких светлых чувств.

Он не стал скрывать:

– Да, это было решение отца. Вернее, не решение, а предложение, с которым я согласился. Кажется, с отцом мадемуазель де Вилье они вместе сражались в молодости на пятилетней войне. У меня не было причин возражать против ее кандидатуры.

– Но как можно жениться на человеке, которого совсем не знаешь? – удивилась я.

– Мы еще даже не объявили о помолвке, – напомнил он. – У нас с Лореной еще будет время узнать друг друга. На каникулах мадемуазель де Вилье приедет в Аранак.

Я охнула, но, к счастью, он не обратил внимания на мою реакцию.

– Поскольку о нашей помолвке еще не объявлено, Лорена прибудет в замок как твоя подруга. Надеюсь, ты поможешь ей там освоиться.

Это было уже слишком! Заставлять меня терпеть общество графини не только в пансионе, но еще и дома!

– Но если вы уже всё решили, к чему откладывать объявление о помолвке?

Он покачал головой:

– Брак – это очень серьезно. И прежде, чем взять на себя такие обязательства, мы должны согласовать множество вопросов – прежде всего, денежных.

Он говорил о женитьбе с поразительным спокойствием. Я не заметила ни дрожи в голосе, ни трепета во взгляде.

– А я думала, что брак – это, прежде всего, любовь, – горько возразила я.

– Ты еще такой ребенок, Алэйна, – умилился он. – Разумеется, идеальный брак должен быть основан на любви. И я надеюсь, что и у меня, и у тебя так оно и будет.

Я покраснела от его слов. Я понимала, что он говорит «о нас» по отдельности, но эта фраза так ласкала слух!

И всё-таки я решила обидеться:

– И вовсе я не ребенок! Ты собираешься жениться на Лорене, с которой мы – почти ровесницы!

Он покачал головой:

– Лорена старше тебя на целый год. В вашем возрасте – это немало. Тебя же не удивляет, что родители ищут жениха для Вивьен.

Нет, это меня тоже удивляло. Мне было трудно представить, что Ви, с которой еще совсем недавно мы играли в куклы, может скоро выйти замуж, стать матерью и хозяйкой поместья.

Я собиралась расспросить его о сестре. Мне вообще хотелось бы проговорить с ним до самого вечера! Всё равно, о чём.

Но он напомнил мне о том, что время встречи ограничено:

– Ты не могла бы пригласить сюда мадемуазель де Вилье, Алэйна? Настоятельница разрешила мне побеседовать и с ней – но не более, чем полчаса, и только в твоем присутствии.

Эти полчаса стали для меня мукой. Я видела, как Лорена старалась понравиться ему. И как он поддавался на ее уловки! Они улыбались друг другу и едва ли замечали, что я тоже была в комнате.

Я едва сдерживала слёзы.

Ровно через полчаса дверь приоткрылась, и сестра Беатрис позвала нас с графиней ужинать.

– Я очень рада, ваша светлость, что вы нашли возможность приехать в наш скромный пансион, – Лорена протянула руку для поцелуя, и Артур поднес ее к губам. – Мы с Алэйной будем считать дни до новой встречи! И благодарю вас за приглашение в Аранак.

Он заверил ее, что будет счастлив, если она посетит наш замок на каникулах. А потом точно так же церемонно поцеловал и мою руку.

Я обернулась на пороге и успела заметить, как восхищенно он смотрел вслед графине де Вилье. Мне захотелось сказать что-то гадкое, что стерло бы торжествующую улыбку с губ Лорены, но я опять промолчала. Нет, что бы ни говорил Артур, а пребывание в пансионе всё-таки оказывало на меня свое воздействие.

12. Возвращение домой

Семь месяцев, остававшиеся до конца учебного года, тянулись так медленно, что мне казалось, каникулы вообще не наступят. Я по-прежнему общалась в-основном с Николь Дюран, с остальными же девочками мы поддерживали видимость хороших отношений. Мы улыбались и говорили комплименты друг другу, а на праздники обменивались маленькими подарками.

Поначалу Лорена приступала ко мне с расспросами об Артуре, но я отвечала так коротко и неохотно, что она отстала.

Начались экзамены по всем предметам, и времени для глупых размышлений не осталось. Я не пыталась выбиться в лучшие ученицы, мне довольно было закончить учебный год с хорошими отметками, чтобы моему отцу не было за меня стыдно. Удивительно, но экзамен по этикету я сдала лучше всех. Это было странно, потому что все эти светские правила казались мне ужасно глупыми и смешными.

Наконец, были подведены итоги – я оказалась в числе пяти лучших учениц, что было неожиданно приятно. На первом месте, разумеется, была Лорена. Подруги, поздравляя ее с этой заслуженной победой, уже называли ее «ваша светлость». Это обращение подходило не графине – герцогине. Похоже, вопрос о ее замужестве они считали решенным.

Некоторые из девушек не собирались возвращаться в пансион осенью (кто-то планировал выйти замуж, кто-то считал, что им уже достаточно полученных здесь знаний), и наше расставание вышло весьма трогательным.

К счастью, я отправилась в Аранак без Лорены – первые недели каникул она должна была провести дома и только потом приехать к нам в гости.

Еще одним приятным сюрпризом оказалось, что в карете отец прислал за мной не мадемуазель Катриону, а незнакомую мне молодую женщину лет двадцати пяти.

– Я – мадемуазель Констанс, – представилась она, поклонившись, – компаньонка вашей сестры.

Компаньонка? Это было что-то новенькое!

Она, должно быть, увидела удивление на моем лице и пояснила:

– Я сопровождаю мадемуазель Вивьен во время ее выездов. А теперь буду сопровождать и вас, ваша светлость. Вы же понимаете, девушки в вашем возрасте не могут посещать магазины и театры одни.

Честно говоря, мне еще не доводилось бывать в театрах, поэтому мне трудно было определить, насколько прилично посещать их одной. Да и те лавочки, где мы с Ви обычно покупали сладости и ленты для платьев, трудно было назвать магазинами.

Мадемуазель Констанс была весьма приятной на вид, и перед Катрионой у нее было одно неоспоримое преимущество – она не пыталась меня поучать. Всю дорогу до дома мы мило беседовали – о столице, в которой она родилась и выросла и в которой я еще не была. Об Аранаке, о котором она отзывалась с восторгом. И, разумеется, о Вивьен, по которой я так тосковала.

В замок мы приехали поздно ночью, но отец и Ви ждали нас. В камине горел огонь, а на столе стояли ароматные яства.

Первым подошел ко мне герцог. Он обнял меня и сказал, что я стала совсем взрослой.

Но кто по-настоящему стал взрослым, так это моя сестра. Не знаю, что послужило тому основной причиной – целый сезон, проведенный в столичном обществе, или что-то иное, но Вивьен стала другой. Она вытянулась, постройнела, и во взгляде ее появилась прежде несвойственная ей грусть.

А платье! Какое восхитительное на ней было платье! Рядом с ней я сразу почувствовала себя деревенщиной. О чём и заявила ей, как только после ужина мы удалились в мою комнату.

Ви рассмеялась и закружила меня по ковру.

– Лэйни, теперь и у тебя будут такие же платья! Мы привезли из столицы целый сундук нарядов. То, что мы носили здесь, в Аранаке, в Лиме уже несколько лет как вышло из моды.

Та, прежняя, Вивьен уделяла гардеробу куда меньше внимания.

– Ох, Лэйни, мне столько всего нужно тебе рассказать! Но ты, должно быть, устала с дороги и хочешь спать?

Да, мне хотелось спать, но еще больше мне хотелось услышать ее рассказ.

– Надеюсь, ты еще не помолвлена? – боязливо спросила я, глядя в ее сияющие глаза.

Она замотала головой:

– Нет! Хотя пару месяцев назад это едва не случилось!

Мы сбросили платья, надели ночные сорочки и забрались на кровать – совсем, как в детстве.

– Ко мне сватался сын герцога де Лакруа! – она заявила об этом с гордостью, но без восторга.

– Ох, Ви! Он не понравился тебе?

Это была бы неплохая партия для сестры, и я понимала, что матушка должна была бы уцепиться за этот вариант обеими руками.

– Да, не понравился, – подтвердила Ви. – Он гораздо старше нас, и у него такой холодный взгляд! Но маменька всё равно настаивала, чтобы я приняла его предложение. Она даже рассказала, что когда в юности к ней посватался наш отец, он тоже не нравился ей, и что полюбила его она гораздо позднее. Ах, Лэйни, мне представить было страшно, что мы с ним окажемся мужем и женой! Что он придет ко мне в спальню и…

Она задрожала, и я крепко обняла ее.

– Что же случилось дальше?

Она вздохнула и продолжила:

– Когда уже готовились объявить о помолвке, отцу сообщили, что мать моего жениха была безумна, и что по ее линии эта болезнь передавалась из поколения в поколение. Более того, некоторые признаки болезни стали проявляться и у него самого. Папенька сразу сказал, что ни о какой свадьбе не может быть и речи. Это было таким облегчением! Ох, а ты знаешь, – спохватилась Ви, – что Артур скоро женится? Да, конечно, знаешь, ведь ты училась вместе с его невестой. Говорят, она писаная красавица, правда?

– Правда, – хмуро подтвердила я. – А еще она – злючка и лицемерка!

Я честно пыталась сдержаться, но не смогла.

– Ой, Лэйни, – расстроилась Ви, – а я так надеялась, что она станет нам хорошей подругой. Может быть, тебе стоит поговорить об этом с Артуром?

Я хмыкнула:

– Не уверена, что его интересуют душевные качества будущей супруги.

Я почему-то подумала о родителях. Матушка тоже не отличается чуткостью и добротой, однако это не мешает отцу любить ее уже столько лет.

– Впрочем, если она такая, как ты говоришь, Артур поймет это и сам, когда она будет гостить у нас в замке, – уверенно сказала Ви. – Пока о помолвке не объявили, у него есть возможность всё обдумать. Если он, конечно, не влюблен.

Что-то в ее облике и разговорах не давало мне покоя. Она говорила обо всём и будто ни о чём. И эта загадочная улыбка!

– Ви, а ты сама?

– Что «сама»? – не поняла сестра.

– Ты сама не влюблена?

Даже при неярком свете свечи мне было видно, как она покраснела.

– Нет, конечно! С чего ты взяла? И вообще – мы с тобой заболтались. Давай-ка лучше спать!

Она задула свечу, и комната погрузилась в темноту. Но я долго еще слышала взволнованное, совсем не сонное дыхание сестры.

13. Тайна Вивьен

Было так восхитительно снова гулять по комнатам и коридорам замка. Любоваться знакомыми картинами на стенах, болтать со слугами, которые знали меня с детства.

– Как я рада, что вы снова дома! – прослезилась Лисбет. – Я сейчас для вас пирог с клубникой испеку!

С Артуром и матушкой мы встретились за обедом. Брат поприветствовал меня сдержанной улыбкой и сказал несколько вежливых слов, а ее светлость даже снизошла до поцелуя в щеку. Правда, от ее объятий по-прежнему веяло холодом. Но я всё равно была рада ее видеть.

После обеда мы с Ви отправились на конюшню.

– Смотри, Лэйни, когда вон тот рыжий жеребенок появлялся на свет, именно я читала заклинание, держа в руках амулет.

Она говорила об этом с таким восторгом, что я невольно позавидовала.

– Конь, скачи быстрее ветра, вейся грива на лету, – повторила я выученные еще в детстве слова заклинания.

– Ты не забыла! – рассмеялась сестра. – А помнишь книгу амулетов, которую мы изучали с месье Эрастом?

– Я помню каждый амулет, который там нарисован! – так же, хохоча, ответила я. – А что вы изучаете с ним сейчас? Надеюсь, что-нибудь более полезное?

Мы сели прямо на траву на лужайке, как делали это, когда были детьми.

– Ах, Лэйни, ты еще не знаешь! У меня сейчас другой учитель магии! Ты же понимаешь – месье Эраст мало чему мог нас научить. По закону он не мог применять магию – даже в учебных целях. Папенька рассчитал его, когда мы отправились в столицу. А по возвращении из Лимы нашел мне другого учителя. Уже месяц я занимаюсь с шевалье Робером де Орсером.

– Вот как! – обрадовалась я. – И он сейчас в замке? Ваши уроки продолжаются? Надеюсь, я тоже смогу на них присутствовать? В монастыре нас учили многому, но магия там была под запретом.

Ви тут же вскочила:

– Да, он здесь! Если хочешь, я прямо сейчас вас познакомлю! Мы отменили наш сегодняшний урок, потому что я хотела весь день провести с тобой одной, но…

Я не дала ей договорить:

– Конечно, хочу! Надеюсь, он хороший учитель? Не такой, как месье Эраст? Ну, расскажи же, чему он тебя научил!

Мы побежали ко крыльцу, и Ви по дороге пыталась рассказать мне о своих достижениях:

– Он научил меня чувствовать магическую энергию! И я уже знаю несколько упражнений, которые помогают ее усилить. Даже папа заметил мои успехи. И если раньше мне разрешали использовать амулет только когда речь шла о лошадях, которые не идут на продажу, то на прошлой неделе я уже читала заклинание при появлении на свет скакуна, который будет продан за границу!

Она говорила об этом с явным удовольствием, и мне уже не терпелось тоже приступить к урокам.

– А воинский амулет? Его ты тоже применяла?

Ви мотнула головой:

– Нет, папенька еще не разрешил мне использовать его. Но Робер надеется, что это вскоре произойдет. А, быть может, нам дадут подержать даже амулет перемещений.

Сначала я задохнулась от восторга, услышав про амулет перемещений. О нём я не смела даже мечтать. Ну, и пусть у нас нет заклинания, позволяющего его использовать, но даже просто подержать его в руках – уже событие!

И только через пару минут, когда мы почти достигли крыльца, я вспомнила, что Ви назвала учителя Робером. Не шевалье Как-его-там, не месье Робером, а просто Робером!

Я резко остановилась и схватила сестру за руку:

– Робер???

Еще была надежда, что она просто оговорилась, и сейчас рассмеется и отчитает меня за мои подозрения. И окажется, что шевалье – столь же почтенного возраста, как и учитель истории в нашем пансионе.

Но щеки Вивьен стали пунцовыми, а в глазах появились слёзы. И мое вчерашнее предположение, что сестра влюблена, только укрепилось.

– Лэйни, ты о чём?

– Ты никогда не называла месье Эраста Эрастом, – строго сказала я.

Она пожала плечами:

– Ну, и что? Я оговорилась.

Но я не готова была ей поверить:

– Сколько лет этому шевалье?

Вивьен негодующе топнула ножкой:

– Откуда я знаю? Да, он моложе месье Эраста, но какая разница?

Но судя по ее лицу, разница всё-таки была.

– Ви, ты сошла с ума! – выдохнула я.

Сестра пошла обратно в парк. Кажется, обсуждать эту тему дома она не хотела.

– Лэйни, он необыкновенный! – она посмотрела на меня так жалостливо, что всё мое удивление прошло, осталось только желание помочь ей, поддержать. – Он так умен, и у него такие изысканные манеры!

– Ты в него влюблена?

Она вздрогнула:

– Нет, конечно, нет, – но еще больше покраснела под моим взглядом. – Но я считаю его самым очаровательным из всех молодых людей, которых я знаю. И не упрекай меня, прошу тебя! Мы с шевалье не сделали ничего дурного. Он даже не знает о том, что нравится мне!

Я была почти уверена, что знает. Если уж такая наивная дурочка, как я, заметила симпатию Вивьен, то взрослый мужчина не мог не обратить на это внимание.

– Ты хоть понимаешь, что будет, если об этом узнает матушка?

Сестра всхлипнула, и я обняла ее.

– Ты же не скажешь ей, Лэйни? Если она узнает, шевалье де Орсера прогонят из замка без рекомендаций. Но разве от этого кому-то станет лучше?

Мне уже не хотелось никаких уроков магии – я боялась за Вивьен.

14. Шевалье де Орсер

Учитель магии мне не понравился. Нет, внешность у него была весьма привлекательная – высокий, худощавый, с русыми волосами, волнами спадающими на плечи. Но мне показалось, что для человека, осознающего обязанности, которые он принял на себя, поступая на это место, он слишком часто и слишком явно оказывал знаки внимания своей ученице.

– Замечательно, ваша светлость! Вы делаете поразительные успехи, мадемуазель Вивьен!

И когда он, наблюдая за выполнением очередного упражнения, поправлял положение рук Ви, прикосновения к моей сестре длились чуть дольше необходимого.

Теперь я понимала, почему Вивьен им увлеклась – много ли нужно впечатлительной девушке, семнадцать лет просидевшей в глуши? Впрочем, возможно, я была к нему несправедлива, и на мое мнение о нём повлиял вчерашний разговор с сестрой.

Он был весьма любезен и повторил для меня всё то, что уже рассказывал Вивьен. И если говорить о нём именно как об учителе магии, то он был гораздо, гораздо лучше месье Эраста.

– Сосредоточьтесь, мадемуазель Алэйна! Протяните правую руку вперед ладонью вверх! Попробуйте почувствовать свою магическую энергию! Сейчас она двигается в вас хаотично, и значительная часть ее безо всякой пользы уходит вовне. Постарайтесь контролировать ее. Да-да, прямо сейчас! Направьте ее в свою ладонь! Она как лента, как струя воды, как нить! Вы чувствуете ее? Смотайте ее в клубок!

Мне показалось, что звучит всё это очень глупо, но, как ни странно, после некоторых усилий я действительно почувствовала ее! И даже попыталась слепить из нее шар. И этот шар, невидимый, но ощутимый, обжег мою руку!

– Простите, мадемуазель Алэйна, – испугался шевалье, – я и подумать не мог, что у вас получится это сразу. Как правило, для выполнения этого упражнения требуются длительные тренировки.

Он смазал мою ладонь каким-то снадобьем, и по коже прошел приятный холодок.

– У меня это получилось только после недели занятий, – подтвердила Ви.

Мне не нравился шевалье де Орсер, но я старалась взять от него как можно больше. Я, словно губка, впитывала всё, что он говорил. Ловила каждое его слово.

Он сказал, что чувствительность пальцев, необходимую для лучшего управления энергией, можно повысить, если натереть ладонь цветками льнянки, и я полдня провела в саду, пытаясь их отыскать.

– Между прочим, по-латински льнянка называется линарией, и именно от этого скромного растения пошло название нашей страны, – на следующем занятии я блеснула полученными в пансионе знаниями.

– Браво, мадемуазель Алэйна! – похвалил шевалье.

За две недели я научилась кое-как управлять энергией, и мне не терпелось применить эти знания на практике. Поддавшись нашим с сестрой уговорам, отец, наконец, разрешил нам использовать и воинский амулет.

Для наших опытов нам выделили десяток кольчуг, которые валялись на чердаке, и острый меч. Воинский амулет по размерам был гораздо меньше лошадиного, и носить его полагалось на шее.

Мы с Ви по очереди надевали амулет и произносили заклинание, усиливающее прочность доспехов. А затем шевалье де Орсер пытался эти доспехи разрубить. Кольчугу без заклинания он рассек без видимых усилий. Кольчугу с заклинанием Ви он тоже рассек, хоть и с трудом и не с первой попытки. Ту же кольчугу, которую обрабатывала я, полностью разрубить он не смог, хоть и нанес ей заметные повреждения.

– У вас талант, мадемуазель Алэйна! – признал де Орсер. – Думаю, ваш отец будет рад услышать об этом.

С уроков меня отпускали чуть раньше. Мне нужно было еще читать книги, которые Ви уже изучила, а ей требовалось гораздо большее количество раз повторять упражнения, которые мне давались легко. Во всяком случае, я надеялась, что в те полчаса, на которые сестра задерживалась на занятиях, она упражнялась именно в магии.

Мне не хотелось оскорблять ее подозрениями, но однажды я не выдержала и сказала:

– Послушай, Ви, я могу читать книги прямо в классе. Право же, ваши упражнения мне совсем не мешают.

Вивьен быстро отвернулась, но я видела, как заалели ее щеки.

– Это ни к чему, Лэйни! В твоем присутствии мне сложнее сосредоточиться. Мне становится стыдно, что у меня получается гораздо меньше, чем у тебя, хоть я и старше.

Объяснение было вполне разумным, но смущение сестры мешало мне ему поверить.

– Ви, скажи мне правду! Я задавала тебе этот вопрос две недели назад, но, возможно, за это время что-нибудь изменилось. Ты влюблена в шевалье де Орсера?

Она не ответила и не обернулась, и только по вздрагивающим плечам я поняла, что сестра плачет.

– Ви, не молчи!

Она закрыла лицо руками.

– Ах, Ви, мне так жаль!

Наверно, совсем не эти слова она ожидала от меня услышать. Но ничего другого я сказать не могла. Я, несмотря на свою неопытность, понимала, как мало счастья может принести такое увлечение.

– Ви, ты не должна оставаться с ним наедине!

Сестра, наконец, обернулась ко мне. Ее глаза метали молнии.

– Ты еще слишком мала, чтобы рассуждать об этом!

Она впервые напомнила мне про нашу разницу в возрасте. Я не обиделась. В этот момент я чувствовала себя гораздо старше ее.

– Вы не сможете быть вместе! – почти выкрикнула я. – Так стоит ли позволять своему сердцу…

Она не дала мне договорить:

– Ты забываешь, что де Орсер – тоже дворянин! А значит, он может попросить у папеньки моей руки.

Я не узнавала обычно спокойную и рассудительную Вивьен.

– Месье Робер – младший сын в небогатой и не очень знатной семье, – возразила я. – А ты – дочь одного из самых влиятельных герцогов Линарии. Уверена, наша матушка рассчитывает на гораздо более выгодную для тебя партию.

Вместо ответа сестра разразилась рыданиями, и мое сердце дрогнуло. Я обняла ее, поцеловала. Если бы речь шла о моем решении, то я позволила бы Ви всё, что угодно, только бы она была счастлива.

– Ты только не думай, Лэйни, что мы с Робером позволили себе лишнее! Он – благородный человек, и он заботится о моей репутации!

– Ви, одумайся! – упрямо продолжала я. – Если родители узнают о вашей взаимной симпатии, шевалье с позором прогонят, а тебя выдадут замуж в срочном порядке.

Сестра отстранилась.

– Ты не понимаешь, о чём говоришь, Алэйна! Ты еще не была влюблена и ничего не знаешь об этом чувстве. Оно захватывает с такой силой, что все доводы рассудка отступают на второй план. Я знаю, что я люблю Робера, а он любит меня. Разве этого недостаточно?

– Но что вы собираетесь делать? – пролепетала я. – Надеюсь, ты не позволишь себя скомпрометировать?

Вивьен вдруг рассмеялась:

– Ты такая смешная, Лэйни! Настоящая любовь никого не может скомпрометировать! Я думаю о Робере каждую секунду. И он так же думает обо мне.

– Не удивительно, что на уроках у тебя мало, что получается! – рассердилась я. – Но как шевалье мог позволить себе забыться до такой степени, чтобы проявить неуважение к дочери своего нанимателя?

– Не смей говорить о нём дурно! – улыбка тут же сбежала с ее губ. – Я первая открыла ему свои чувства. А он, как и ты, призывал меня образумиться. Он тоже говорил, что нам не позволят быть вместе.

– Видимо, он был не очень убедителен, – съязвила я.

– Это не твое дело, Алэйна! Я понимаю, что если он посватается ко мне, ему откажут, и ему придется оставить наш замок. Но знай – если он вынужден будет уехать из Аранака, я отправлюсь вслед за ним.

– Ви, что ты такое говоришь? – удивилась я. – Уверена, можно найти какое-то другое решение. Шевалье может отправиться на войну и совершить подвиг, за который его величество щедро вознаградит его, и тогда родители уже не смогут отказать герою.

Вивьен вытерла слёзы. Взгляд ее был уже холодным, словно лёд.

– Линария пока ни с кем не воюет, и ты это прекрасно знаешь, Алэйна. К тому же, я не хочу расставаться с ним ни на мгновение. И не пытайся меня переубедить. Я уже всё решила.

– Что ты решила? – я была не на шутку испугана. Я догадалась, о чём она говорит. – Ты хочешь с ним сбежать?

– Это не твое дело, – повторила сестра еще строже. – Но хочу тебя предупредить – если ты расскажешь об этом родителям, и они разлучат нас с Робером, моя смерть будет на твоей совести.

Она вышла из комнаты и потом на протяжении всего вечера не разговаривала со мной и даже не смотрела в мою сторону.

Я не знала, что делать. Нет, у меня не было намерения выдавать ее тайну родителям. Я понимала, что матушка предпримет в этом случае самые строгие меры, которые никому не пойдут на пользу. Но и позволить сестре совершить страшную ошибку я тоже не могла.

Может быть, если бы я была уверена в искренности чувств шевалье де Орсера, я отнеслась бы к этому спокойнее. Но что, если помыслы его были не так чисты, как полагала Вивьен?

Ночью я просыпалась несколько раз. И думала, думала, думала.

И успокоилась только тогда, когда поняла – я должна рассказать всё Артуру!

15. И снова о шевалье

На утренних занятиях я была растеряна и боялась, что Ви догадается о моих намерениях. Я всё еще боролась со своими сомнениями. Предам ли я сестру, если расскажу о ее тайне? Простит ли она меня когда-нибудь за это?

Я еще присматривалась к ней и шевалье де Орсеру, пытаясь понять, не намерены или они всё-таки проявить благоразумие? От этих тяжелых мыслей я не могла сосредоточиться на упражнениях, и они получались у меня куда хуже, чем обычно. Но ни Ви, ни месье Робер этого не замечали.

Я опять ушла с урока чуть раньше сестры и отправилась в ее комнату. Я была намерена еще раз серьезно с ней поговорить.

Первое, что бросилось мне в глаза в ее будуаре – это отсутствие украшений на трюмо. Она всегда оставляла свои серьги и браслеты на полочке у зеркала.

И ее любимый томик стихов не лежал на прикроватном столике.

Я заглянула за ширму в углу комнаты. Там стоял небольшой саквояж. Я долго не решалась его открыть, но всё-таки сделала это.

В нём лежали и шкатулка с драгоценностями, и книга, и несколько шелковых сорочек, и простого покроя льняное платье. Вивьен готовилась к побегу!

Это открытие так подействовало на меня, что я без сил опустилась на стоявший у окна стул. Что я должна сделать? Дождаться Ви и попробовать ее отговорить? А если у меня не получится? Если сестра возьмет с меня слово, что я никому ничего не скажу?

Может быть, мне стоит поговорить с самим шевалье де Орсером? Нет, я не смогу. Если он принял решение, то вряд ли слова шестнадцатилетней девчонки заставят его передумать.

Оставалось выполнить то решение, к которому я пришла еще ночью – поговорить с Артуром. Я быстро вышла из комнаты Вивьен и отправилась в восточную башню, где была его территория.

Я ворвалась в его кабинет, даже не постучав. Артур сидел за столом, изучая старинную книгу. Он посмотрел на меня и нахмурился.

– Алэйна?

Тут было чему удивиться – я редко бывала в его башне.

– Что-то случилось? Ты что, бежала?

В голосе его были слышны недовольные нотки. Еще бы – по его представлениям, воспитанная барышня ходить неспешно и горделиво.

– Вивьен хочет сбежать с шевалье де Орсером, – выпалила я.

Его невозмутимость как ветром сдуло.

– Что? Вивьен? Это невозможно!

Ну, разумеется – это от меня можно было ожидать чего угодно. Ви – другое дело. Она достаточно благоразумна, чтобы не совершать таких ужасных поступков.

Но я упрямо молчала, и ему пришлось встать и подойти ко мне.

– Ты уверена? Садись и расскажи всё подробно.

И я рассказала – и о том внимании, которое оказывал месье Робер нашей сестре, и о нашем с ней разговоре, и о саквояже, что я обнаружила в ее комнате. Переложив ответственность на плечи Артура, я перестала волноваться и говорила почти спокойно.

Артур слушал, не перебивая, и только побелевшие костяшки пальцев, что вцепились в спинку кресла, выдавали его состояние.

– Я поговорю с ней сам! – выдохнул он, когда я замолчала. – Я думаю, ты ошибаешься. Вполне возможно, что речь идет о легком увлечении. Это вполне естественно, учитывая, что Ви так неопытна и наивна. Но она никогда не позволит себе…

Я была бы рада, если бы дело обстояло именно так.

– Я поговорю с ней завтра, – решил он. – А сегодня вечером, за ужином, я понаблюдаю за ней. И за шевалье де Орсером, разумеется, тоже.

– Прошу тебя, будь с ней помягче! Она сказала, что не вынесет, если мы сделаем шевалье что-то дурное! Боюсь, она может сделать любую глупость!

Остаток дня я провела в тревоге. Вивьен старалась вести себя как обычно, но за внешней веселостью я видела ее нервозность и даже страх. Несколько раз я ловила на себе ее странный взгляд.

Я уже не сомневалась, что побег назначен на сегодняшнюю ночь.

После ужина я ушла к себе в спальню с твердым намерением бодрствовать до рассвета. Наши с Ви комнаты были недалеко друг от друга, и я приоткрыла свою дверь и села рядом с ней на стул, прислушиваясь к каждому шороху.

И всё-таки я задремала. И проснулась только после того, как во дворе залаяли собаки.

Я выскочила в коридор, прихватив с собой свечу. Сестры в ее спальне уже не было.

Я бежала так быстро, как только позволяло длинное платье и трепетавший при каждом движении огонек. Вниз я помчалась по лестнице для прислуги – по ней можно было быстрее попасть во двор.

Сестру я догнала на первом этаже – она возилась с запором на входных дверях. Пламя свечи выхватило из темноты ее бледное взволнованное лицо.

– Что ты здесь делаешь, Ви?

Она расплакалась, вцепившись в дверную ручку. Саквояж стоял у ее ног.

– Лэйни, там, во дворе – Робер! Я боюсь, что его разорвут собаки! Почему они не заперты на псарне?

Должно быть, Артур тоже предпринял меры безопасности.

Сестра была близка к обмороку, и я, отстранив ее, сама открыла дверь. Собаки уже не лаяли. Ночь была лунная, и было хорошо видно и вымощенные булыжником дорожки, и кустарники по их сторонам. Двор был пуст.

– Где он, Лэйни? – прошептала Ви.

Скрип входной двери восточной башни ответил за меня.

– Ох, – сестра медленно опустилась на землю, – его увидел Артур! Прошу тебя, пойдем туда! Брат убьет его, если узнает, что он здесь делал!

Я помогла ей подняться, и мы, напрочь забыв про саквояж, побежали к восточной башне. Ведущая в покои Артура лестница была узкой и крутой, а свеча уже потухла, и Ви спотыкалась на каждом шагу.

Сначала мы увидели полоску света, выбивавшуюся из дверей кабинета, потом услышали голоса. Сестра хотела рвануть прямо туда, но я схватила ее за руку, поднесла палец к губам. Мы замерли, прислушиваясь.

– Вы ждали мою сестру во дворе, не так ли, шевалье? – голос Артура дрожал от негодования. – Не вздумайте отрицать, я видел, какими взглядами вы обменивались сегодня за ужином.

– Ничего подобного, ваша светлость! –месье Робер был взволнован не меньше. – Я всего лишь хотел погулять.

Я боялась, что Артур проговорится, что сведения о побеге он получил от меня, но, кажется, он не намерен был этого делать.

– Ну, что же, извольте. Если вы не готовы быть откровенным, я велю сейчас же разбудить отца, и пусть он разбирается, что вы делали во дворе ночью. И почему, отправляясь на прогулку, вы надумали взять с собой все свои вещи.

Было слышно, как скрипнул стул. Наверно, Артур поднялся, намереваясь привести свою угрозу в исполнение.

– Нет, прошу вас, ваша светлость! Не нужно беспокоить герцога!

Стул снова скрипнул.

– Хорошо, – голос Артура стал чуть спокойнее, – тогда я жду от вас откровенности. Я заметил, что вы неравнодушны к моей сестре, и она отвечает вам взаимностью.

Плечи Вивьен мелко тряслись, и я набросила на нее свою шаль. Мы не произносили ни слова. Впрочем, как и месье де Орсер.

– Надеюсь, вы понимаете, – продолжал Артур, не дождавшись ответа, – что брак между вами невозможен. И, надеюсь, вы не забылись до такой степени, чтобы оскорбить нас неприличными помыслами в отношении Вивьен. Вы приняли на себя обязанность учить моих сестер магии и не должны были переступать границ дозволенного.

Шевалье де Орсер по-прежнему молчал, и Артур начал терять терпение.

– Если вы не намерены отвечать, я отправляюсь к Вивьен – быть может, она будет более разговорчивой.

– Да, я люблю вашу сестру, – хрипло откликнулся, наконец, шевалье.

– Подлец! – выкрикнул Артур. Стул с грохотом упал на пол. – Вы готовы были воспользоваться ее доверчивостью и погубить ее репутацию!

– Я люблю ее, – повторил месье Робер. – Да, мы собирались бежать, но я не покушался на ее честь и был намерен обвенчаться с ней в самом скором времени.

Вивьен дернулась:

– Лэйни, я должна быть с ним!

Но я снова удержала ее.

– Разумеется, вы намерены были с ней обвенчаться, – в голосе Артура зазвучал металл, – ведь это позволило бы вам войти в то общество, о котором вы, должно быть, прежде не смели и мечтать. Не так ли? Не пытайтесь убедить меня, что в вашем желании сблизиться с Ви не было расчета.

– Вы настолько мало цените свою сестру? – кажется, шевалье уже пришел в себя и даже осмелился усмехнуться. – Вы считаете, что намерение жениться на ней может возникнуть только из-за ее происхождения и приданого?

Ви всхлипнула. Для нее это была больная тема.

– Я считаю, что Вивьен – самая замечательная девушка Линарии, – твердо сказал Артур, не поддавшись на провокацию. – И именно поэтому я ни за что не позволю ей испортить себе жизнь, связавшись с таким человеком, как вы.

– Вам легко рассуждать об этом, ваша светлость! Вы родились в богатой и знатной семье, вам не приходится думать о пропитании, – в словах шевалье слышалась горечь. – И именно поэтому вам не понять чувства тех, кто одарен не столь щедро. Но я не сержусь на вас. Наверно, на вашем месте я вел бы себя точно так же. Но я не откажусь и от своих слов. Я люблю вашу сестру и намерен сражаться за свою любовь.

Ненадолго воцарилось молчание, и стало слышно, как гудит за окном ветер.

– Сколько?

Я не поняла вопроса Артура, как не понял его и шевалье де Орсер.

– Что «сколько», ваша светлость?

– Я спрашиваю, сколько я должен вам заплатить, чтобы вы покинули замок и не предпринимали больше попыток сблизиться с моей сестрой.

Я замерла. А Вивьен охнула:

– Как он смеет так оскорблять нас с Робером?

Шевалье думал так же:

– Вы оскорбляете меня, ваша светлость!

– Послушайте, шевалье, – Артур чуть понизил голос, но мы всё еще слышали каждое слово, – давайте я обрисую вам ситуацию. После того, что случилось сегодня ночью, я не позволю вам остаться в Аранаке. Думаю, отец поддержит меня в этом решении. Более того, вы будете рассчитаны безо всяких рекомендательных писем. И я могу вам обещать, что вы не найдете работу ни в одном из уважающих себя семейств Линарии.

– Вы жестоки, ваша светлость!

– Я пытаюсь защитить сестру. Итак, я повторяю вопрос – сколько?

Я была уверена, что ответ месье Робера останется тем же. И тем удивительнее было услышать, как он сказал:

– Я хотел бы преподавать в Королевской академии магии, ваша светлость! Я всегда испытывал склонность к науке в гораздо большей степени, нежели к обзаведению семьей. Но чтобы устроиться туда, мне нужно приобрести патент. Он стоит пять тысяч, ваша светлость!

Это была немаленькая сумма, но Артур не стал торговаться:

– У меня нет таких денег, и я не хотел бы тревожить отца. Я отдам вам кольцо с изумрудом, которое выиграл в карты пару лет назад. Оно старинное и стоит гораздо больше. Думаю, вы легко сможете продать его в столице.

Звякнул ящик секретера.

– Надеюсь, договор заключен? – спросил Артур, и я поняла, что передача кольца состоялась. – И вы согласны написать записку моему отцу, в которой сообщите, что важные известия из дома побудили вас покинуть замок столь поспешно?

– Разумеется, ваша светлость.

Тошнота подступила к горлу. Мне отчаянно захотелось на свежий воздух. Страшно было представить, что чувствует сейчас Вивьен.

– Проводи меня обратно, Лэйни! – тихо попросила она.

Мы вернулись в ее спальню, никем не замеченные. Ви подошла к окну, отодвинула штору. Было видно, как по двору бредет высокая темная фигура.

В глазах сестры не было слёз, но я понимала, как ей тяжело. Вместе с шевалье де Орсером уходила сейчас со двора ее юность.

16. Лорена

Лорена приехала в Аранак в сопровождении тети. Поскольку о грядущей помолвке еще мало кому было известно, ее приезд не был отмечен особыми празднествами. К тому же в замке в этот момент было немало других гостей – герцог устраивал охоту, и к нам съехались дворяне из близлежащих поместий. В основном, это были друзья отца – такие же почтенные седовласые воины, как и он сам.

Из тех, кто присоединился к нашему, молодому, обществу, можно было назвать только барона Клода Шарле – элегантного и остроумного мужчину лет двадцати пяти. Он оказывал мне недвусмысленные знаки внимания, которые заметила даже герцогиня.

– Тебе стоит присмотреться к его милости, Алэйна! – посоветовала она.

Матушка пришла в мою комнату специально, чтобы поговорить со мной об этом. Она так редко удостаивала меня своим вниманием, что я растерялась и даже не предложила ей присесть.

– Ты же понимаешь, – продолжила она, – что не можешь рассчитывать на лучшую партию. Он не богат, но у него, по крайней мере, есть титул. Думаю, барон согласится закрыть глаза на твое происхождение.

Я не знала, действительно ли она хотела проявить заботу или, напротив, намеренно пыталась меня обидеть, но я снова, как и много лет назад, почувствовала себя кукушонком.

Может быть, я и прислушалась бы к ее словам и обратила бы внимание на барона Шарле, если бы место в моем сердце не было занято Артуром. Я даже представить не могла, что пойду под венец с другим мужчиной. Я понимала, что не могу надеяться, что он когда-нибудь испытает такие же чувства ко мне, но готова была просто находиться рядом, в Аранаке – чтобы видеть его каждый день, пусть даже и с другой.

Но слова матушки натолкнули меня на мысль, что барон появился в замке не просто так, а именно для того, чтобы сделать мне предложение. Быть может, такого было желание не только герцогини, но и самого герцога. Это испугало меня – противиться воле отца я бы не стала. Но нет, его светлость уделял Шарле не более внимания, чем остальным гостям.

Но если барон всё же питал в отношении меня матримониальные планы, следовало предостеречь его от этого необдуманного шага. И я постаралась как можно меньше времени проводить в его обществе, а когда однажды на прогулке в парке мы вдруг остались с ним вдвоем, я сослалась на головную боль и поспешно удалилась в свою комнату. Я надеялась, он понял, что я не расположена выходить за него замуж.

Не доставляло мне удовольствия и общество Лорены. Я боялась, что мне велят развлекать ее целыми днями, но, к моей радости, это не потребовалось. Всё свободное время де Вилье предпочитала проводить с герцогиней. Они отлично поладили, и видно было, что будущая невеста весьма нравится матушке.

Впрочем, в первые дни Лорена была со мной весьма любезна, и всякий решил бы, что мы с ней – закадычные подруги. Вивьен, еще не оправившаяся после отъезда шевалье де Орсера, редко выходила к гостям, и графиня пыталась заручиться поддержкой хотя бы одной сестры своего жениха.

Хотя ее показная симпатия ко мне исчезла довольно быстро. Уже через неделю, когда утром мы встретились с ней в саду, Лорена не просто не поздоровалась со мной, а даже брезгливо отдернула край своего пышного платья, как будто даже такое касание могло ее скомпрометировать.

– Что же вы раньше, мадемуазель, не рассказали мне, кто вы есть на самом деле? – фыркнула она и отступила еще на шаг. – Тогда я не удивлялась бы вашей странной дружбе с Николь Дюран. Вы одного поля ягоды! Хотя у Николь даже есть перед вами одно несомненное преимущество – она хотя бы рождена в законном браке! Вы не можете похвастаться даже этим!

Герцогиня рассказала ей всё. Этого следовало ожидать. Нет, я не сердилась на матушку. Будущая жена Артура имела право знать правду.

– Вам повезло, что я не намерена возвращаться в пансион, иначе я потребовала бы вашего исключения. Да, я знаю, что герцог не делает различий между вами и своими детьми, но все остальные не обязаны поступать так же. Его светлость уже не молод и не вполне здоров. Когда титул перейдет к Артуру, я добьюсь, чтобы вас прогнали из замка. И не вздумайте хоть кому-то передать мои слова – вам всё равно никто не поверит. Послушайте доброго совета – вам лучше убраться из Аранака сразу же после нашей с Артуром свадьбы.

Сам Артур как раз показался на садовой дорожке, и на лице Лорены появилась слащавая улыбка:

– А я как раз говорила Алэйне, что сегодня, наверно, будет дождь.

– Да, – кивнула я, – определенно будет – слишком уж расшипелись змеи.

В тот день я отказалась и от обеда, и от ужина. Сначала я хотела рассказать обо всём герцогу, но потом решила, что не имею права расстраивать его – он и так сделал для меня немало, ни к чему было ссорить его с будущей невесткой.

Лорена была права в одном – мне следовало подумать, что я буду делать, когда она станет хозяйкой замка. Я даже была благодарна ей за то, что она заставила меня задуматься об этом сейчас.

Я пожалела о том, что не умею ничего, чем могла бы заработать себе на хлеб и впервые подумала о браке с бароном Шарле как о чем-то вполне возможном. Но мысль выйти замуж всё-таки была снова отвергнута – сначала следовало попытаться поискать места в пансионе. Быть может, проучившись еще год, я смогу остаться там уже в качестве воспитательницы?

17. Неблагородный дворянин

Днем состоялась охота, а вечером мужчины пировали. Женщины на ужин приглашены не были – отец считал, что там могут прозвучать шутки, не предназначенные для наших нежных ушей.

Я почти весь вечер провела у Вивьен. Она по-прежнему почти не выходила из своей комнаты. Нежелание общаться с гостями она прикрывала мигренью, и никто, кроме нас с Артуром, не догадывался, чем на самом деле объяснялось ее дурное настроение.

Мы поужинали принесенными горничной суфле и фруктовым пирогом. А потом Ви попросила меня отнести в библиотеку томик стихов, который еще совсем недавно был ею так любим.

– Спрячь его где-нибудь на самой дальней полке, – сказала она.

– Я могу отнести его на кухню, на растопку, – предложила я.

Она замотала головой:

– Нет, не нужно. Может быть, когда-нибудь я снова захочу их прочитать.

Это обнадеживало.

Я, как и просила Ви, спустилась в библиотеку и поставила книгу в шкаф, где стояли самые запылившиеся книги – туда не добирались даже горничные.

Когда я возвращалась из библиотеки, было уже довольно темно. Пиршество закончилось, и гости разбрелись по своим комнатам.

Я думала о Вивьен и настолько погрузилась в свои мысли, что вздрогнула, когда распахнулась дверь одной из комнат.

Я охнула, поднесла руку к груди.

– Простите, ваша светлость, я, кажется, вас напугал, – барон Шарле стоял на пороге своей опочивальни.

Он был пьян.

– Все в порядке, ваша милость, – я, улыбнувшись, попыталась обойти его, прижимаясь к противоположной стене.

– Почему вы не присоединились к нам за ужином? – полюбопытствовал он и преградил дорогу. – Хотя вы правы – вам не стоит слушать наши весьма фривольные речи. Боюсь, вам пришлось бы там краснеть, не переставая.