Читать онлайн Алекси и Я бесплатно

«Как многозначительно бывает молчание женщины

и сколько чувств скрывается порой

за пустым разговором»

Оноре де Бальзак

«Покинутая женщина»

Пролог

– Закрой глаза. Сделай глубокий вдох. Ты чувствуешь, как свет проникает в твоё тело?

Судорожно вдыхаю. Спокойно не получается. Слишком рвано.

– Да, – отвечаю, и голос дрожит.

– Что ты ещё чувствуешь? – спрашивает психотерапевт.

Облизываю пересохшие губы.

– Жажду.

– Не то, – отклоняет он. – Что ты чувствуешь?

– Свет. Его присутствие.

– Это слова. Так говорит твой рассудок. А что с телом?

– Его как будто нет.

– Ты его чувствуешь? Руки, ноги, голову?

– Нет. Ничего не чувствую.

– Возвращайся. На раз-два-три. Как только я закончу счёт, ты откроешь глаза.

Словно сквозь туман я слышу голоса. Их почему-то несколько. А должен быть один. Или я что-то путаю? Трудно быть в чём-то уверенной теперь, когда я понимаю, что моё тело мне не принадлежит. И ещё труднее им управлять. Мой психотерапевт зовёт меня обратно. Но больше всего сейчас я не хочу возвращаться. В состоянии транса мне становится безопаснее. Меня никто не может коснуться, потому что меня как будто нет. Я растворяюсь в пространстве, созданном моим воображением. И это есть та самая зона комфорта, которая мне сейчас нужна. Та, которую я не могу найти в реальном мире. Потому что её там просто не существует.

Для меня – не существует.

– Алина, вернись! – настойчиво требует он. – Ты слышишь меня?

А мне чудится голос из детства, который звал меня точно так же: «Алина, где ты? Алина, тебе пора домой».

Я не хочу туда возвращаться. Дома – плохо. Дома нет никого, кто бы меня защитил. А в моём пространстве этот кто-то есть. Только я пока не понимаю, кто он.

– Алина!..

Я открываю глаза.

Глава первая

«Тревога концентрируется внутри. Чаще всего – в области живота. Иногда алекситимики путают это ощущение с чувством голода…»

Спокойный женский голос из динамиков рассказывает очередную лекцию. Я слушаю её и не могу понять, в чём смысл. Всё четко, структурировано, грамотно изложено. Все эти понятия давно мне знакомы. Не первый день я изучаю данное явление. И всё-таки не понимаю, зачем это всё. Если, как говорит лектор, природа расстройства неизвестна, способов устранения как таковых нет, можно лишь корректировать состояние пациента – тогда зачем это всё?

На пассажирском сиденье вибрирует телефон. Я беру его, прикладываю к уху:

– Алло?

– Любимая, привет. Как ты?

Мой муж, успешный бизнесмен, владелец сети агентств недвижимости, Геннадий Покровин, в курсе всех моих перемещений. Сегодня пятница, и очередной сеанс у моего коуча и психотерапевта состоялся. Как обычно после этого муж звонит и спрашивает, как всё прошло.

– Нормально, – отвечаю я. – Меня погрузили в транс, совсем лёгкий, всего на пару минут.

– И что там было?

– Ничего. Сначала свет, а потом пустота.

– И всё?

– Всё. Больше я ничего не видела. И не чувствовала.

– Знаешь, мне кажется, тебе пора перестать туда ходить, – помолчав, сказал Гена. – Прошёл месяц, и до сих пор никакого результата.

Я с ним согласна в общем, но…

– Ты же сам настаивал, чтобы я обратилась к психотерапевту, – напомнила я.

– Да. Но я думал, тебе это поможет. А сейчас вижу, что мы ни на один шаг не продвинулись вперёд.

– Мой терапевт говорит: для того, чтобы идти вперёд, нужно вернуться назад, к самым истокам. Чтобы понять, что там происходило. Переосмыслить.

– Алина, – в голосе мужа появилась присущая ему твёрдость, – я не хочу на тебя давить, но… Ты же сама понимаешь. Если спустя месяц твоё состояние не улучшилось, то нам, как минимум, пора сменить коуча.

– Мы уже меняли.

Это началось два года назад. Однажды муж застал меня на кухне в ужасном состоянии. Я держала в руках нож, а с запястья левой руки стекала на пол кровь. Он бросился ко мне с криком: «Алина, что ты делаешь?!»

– Я хотела порезать овощи для салата. Случайно полоснула по коже.

Гена мне не поверил. Нож отобрал, налил мне чаю, капнул в него успокоительное и отправил в постель.

«Не хватало ещё, чтобы наши дети увидели тебя в таком состоянии».

Я не противилась ему ни в чём. Когда он обратился за помощью к психиатру, я молча последовала за ним. В неврологическом диспансере мне предложили оформить пропуск в стационар. Гена отказался. Решил, что мы справимся другим способом. И стал искать мне психотерапевта.

За два года перепробовали шестерых. Это слишком много. Я честно выполняла все их наставления, слушала лекции, делала домашнее задания, позволяла вводить себя в транс, отвечала на вопросы как могла. Но каждый раз, когда речь заходила о чувствах, я терялась, не зная, что сказать.

– Послушай, Алина, – снова начал Гена, – я хочу тебе помочь. Очень хочу. Но если ты сама противишься этому, то я… Я не знаю, что ещё для тебя сделать.

«Стационар. Он намекает на это», – поняла я.

– Хорошо, я обдумаю твои слова и вечером скажу тебе своё решение.

– Договорились, – голос у него сразу смягчился. Гена любил, чтобы с ним во всём соглашались. И ни в коем случае не перечили. Может, поэтому мы так долго в браке. С этой точки зрения я очень удобная жена. Не закатываю скандалов, не устраиваю сцен ревности. Однажды он пришел домой под утро, слегка навеселе и со следами губной помады на вороте рубашки. Я не сказала ни слова на это. Рубашка отправилась в стирку, а следом за ней и все следы его возможного предательства.

Возможного…

Это было не один раз.

Помада, женское зеркальце в его пиджаке, по случайности забытое кем-то из деловых партнёрш, презервативы в кармане брюк. Я замечала всё. Малейшая оговорка, брошенные вскользь фразы, не относящиеся к теме разговора, неожиданные звонки и жаркие дыхания в трубку по ту сторону. Не нужно обладать высоким интеллектом, чтобы сложить два и два и получить итог. Гена устал жить под одной крышей с женщиной, не способной различить простейшие чувства – счастья, радости, восторга, умиления. Единственное, что мне хорошо знакомо – это стыд. И вина. А ещё где-то в глубине – страх. Но его очень сложно распознать.

Что же касается «высоких» проявлений любви – об этом я знала из книг, кино, слышала от людей. Сама же их никогда не испытывала. Ни к собственному мужу, ни к нашим детям.

Глава вторая

В благотворительном фонде меня встретила Люда – администратор и вечный массовик-затейник. Она с дежурной улыбкой сообщила, что сегодня было новое поступление – товары для детей, игрушки, всё, что необходимо молодым мамочкам, оставшимся без поддержки близких.

Наш Фонд благотворительной помощи матерям-одиночкам и семьям, оказавшимся в трудных жизненных ситуациях, существует три года. Идея создания принадлежала моему мужу. Он решил, что это та самая миссия, которая должна быть у каждого человека. Как главное дело в жизни. Которым, почему-то, должна заняться именно я.

Протеста высказано не было. Напротив, я поддержала его. И Гена очень обрадовался, когда узнал, что я согласилась участвовать в таком благом деле.

– Тебе это пойдёт на пользу, – сказал он. – Гораздо лучше, чем сидеть дома в одиночестве.

Нет, конечно, он никаким образом не намекал на то, что я бездельничаю. Его бизнес процветал, денег в семье хватало. И он никогда не заставлял меня работать. Но я предполагала, что моё равнодушие ко всему окружающему его удручает. И если первое время он брал меня с собой на приёмы, рассчитывая на то, что я расшевелюсь в обществе интересных людей, то позже осознал, что это невозможно. Под прицелом любопытных глаз я терялась ещё больше. Мне было неуютно. Я искала безопасное место, куда можно было спрятаться. А после умоляла его отвезти меня домой.

Наш дом…

Это место, где должно быть хорошо. Комфортно и тепло. Но почему-то для меня этот огромный особняк не стал настоящим пристанищем. Единственный плюс – здесь было легко затеряться. Спрятаться в одной из комнат, надеясь, что никто искать не будет. И побыть в тишине, не нарушаемой ничем. Я с детства любила тишину. Но мне слишком редко приходилось её слушать.

– Алина Георгиевна, наш Фонд растёт, – докладывала Люда. – И в этом большая заслуга вашего мужа. Если бы не он…

– Спасибо, Люда, – я прервала её. Нет нужды слушать до конца. Эти слова благодарности она произносит чуть ли не каждый день. – Я передам Геннадию Петровичу.

Она осталась недовольна тем, что её прервали. И мне следовало быть помягче. Но я не привыкла вести себя по-другому. Мне, в сущности, всё равно, что обо мне думают, что говорят. Какая разница, если я сама не в состоянии себя прочувствовать?

А Геннадий Петрович молодец. Он везде успевает. Его ценят и уважают многие в нашем городе. За короткий срок он сумел создать настоящую империю, которая прочно заняла лидирующие позиции на рынке недвижимости. Гена успешен, предприимчив. Он умён, обаятелен. А я…

Я не понимаю, для чего нужна ему.

Мы совершенно разные. У нас нет ничего общего, кроме наших детей. И те похожи на него. От меня, к счастью, ничего не взяли.

Пообщавшись с другими сотрудниками Фонда и просмотрев документы, я отправилась дальше. Следующим пунктом в моём списке дел на сегодня был гимнастический зал. Мой терапевт также порекомендовал мне занятия спортом, так как, по его мнению, это позволит лучше ощущать своё тело. И вот я покорно три раза в неделю хожу на гимнастику. Моё тело становится более упругим. Мои мышцы болят. Но я по-прежнему не распознаю своих чувств. И когда меня спрашивают, где в моём теле концентрируются наиболее острые ощущения, я теряюсь, не зная, что сказать. Отвечаю заученно, как услышала в лекциях:

– В области груди.

– Так, хорошо. А на что эти ощущения похожи?

И тут возникает ступор. Потому что в лекциях ничего подобного не говорят. Остаётся признать, что я пока не готова ответить на этот вопрос.

Я прекрасно знаю, что наскучила своему психотерапевту. Он сам давно бы бросил эти бесполезные консультации, если бы мой муж щедро не платил ему. Но однажды мне удалось подслушать их разговор, когда они думали, что я вышла на улицу. На самом деле я притаилась за дверью и отлично могла слышать каждое их слово. Они говорили обо мне.

– Геннадий Петрович, вынужден вас огорчить. Результатов нет.

– Я сам это вижу, – холодно сказал мой муж.

– Даже регресс не помогает. Хотя с другими пациентами мы всегда продвигаемся вперед. Боюсь, что случай с вашей женой безнадёжный.

– И что вы посоветуете?

– Самое разумное – положить её в хорошую клинику. В нашем городе таких нет. Но можно поискать в столице, например. Ей пропишут необходимое лечение. И там она будет в безопасности.

Ох, это слово – безопасность… Как часто я стала о ней задумываться. Это базовое чувство, которое формируется у ребёнка ещё в младенчестве. При условии, что среда, в которой он растёт и развивается, для него благоприятна.

А что если нет?

Глава третья

– Алина! Алина, что ты там делаешь? Алина, нельзя!

Страх блокирует потребности. Запреты фрустрируют человека. Если ребёнку всегда всё запрещать, он перестаёт чего-то хотеть. Если на любое проявление его чувств, будь то плач, или крик, или смех, родители отзываются негативно, организм получает сигнал: так поступать нельзя. Иначе не получишь одобрения.

Надо быть удобной. Надо больше молчать, меньше шуметь, не спорить, не возражать. И не пытаться выражать свою позицию, если она не совпадает с мнением окружающих. Лучше быть в тени. Тогда с высокой долей вероятности можно спокойно прожить свою жизнь, не испытывая никаких потрясений.

– Алина, ты опять плачешь? Перестань немедленно! Ты должна быть сильной. Если ты будешь плакать, мама не будет тебя любить.

Я остановилась на парковке, прилегающей к территории Центра Здоровья. Несколько минут сидела в машине, пытаясь восстановить дыхание. Пульс зашкаливал, и сердце билось сильнее, чем нужно. Я знаю, что причина опять в тех воспоминаниях, что я воскресила благодаря очередному сеансу транса. Психотерапевт предупреждал, что такое возможно. Что «накрыть» может в любой момент. Что я должна быть к этому готова. Я всё понимаю. Но справиться с собой не могу. Потому что по-прежнему я – не я.

– Вы плохо себя чувствуете? Вам нужна помощь?

В открытое боковое окно заглянуло незнакомое лицо. Мужчина, примерно одних со мной лет.

– Я видел вас раньше в Центре, – сообщил он. – Мне показалось, или вам, действительно, нехорошо?

– Всё в порядке, – привычно сухо ответила я. Открыла дверцу кабины и вышла.

– Сегодня очень жарко. Может быть, давление поднялось. Вам точно не нужна помощь? Я могу вас проводить.

Настойчивый. Или чрезмерно заботливый. Может, он прав?

– У меня сейчас тренировка. И я уже опаздываю, – взглянула на часы. Пять минут назад занятие началось.

– Думаю, вам лучше пропустить, – заметил мужчина. – Вы очень бледны. И руки у вас трясутся.

– Правда? – я только сейчас это заметила.

– Если хотите, можем посидеть где-нибудь в тени.

Похоже, он не собирался от меня отставать. И мне, может быть, впервые в жизни, не захотелось отказывать в этом простом предложении.

– Хорошо, давайте посидим. Можем зайти в кафе – здесь неподалёку. Там есть крытая веранда и кондиционер.

– Отлично, – мужчина улыбнулся. Как мне показалось, это стоило ему усилий. Возможно, я преувеличиваю. Просто привыкла к другим, более ярким проявлением чувств. А это человек словоохотлив, но лицо его смотрит сдержанно. Странное сочетание. Впрочем, не так уж много я знаю людей вот так вблизи, чтобы судить о них.

Он представился:

– Иван. Я работаю мастером телесной терапии в этом Центре.

– Алина, – большего о себе при первой встрече я никому не сообщаю.

– Идёмте. Если нужно – могу взять вас за руку.

– Спасибо. Я обойдусь без поддержки.

– Вы уверены?

Что-то внутри заколыхалось. Непонятные ощущения. И знакомые и незнакомые одновременно. Может, что-то из далёкого прошлого. Я всего лишь сказала про поддержку. И даже сейчас, когда мысленно повторила это слово, я снова ощутила какое-то… дуновение. Хотя ветра совсем нет. Но это не снаружи. Это то, что происходит внутри меня.

– Идёмте, Алина, – повторил Иван.

В другой раз я бы ни за что не пошла с незнакомым человеком в кафе. Не сказала бы ему своё имя. Просто развернулась бы и ушла. Ведь я не знаю, как общаться с людьми, чтобы они меня понимали. Но Иван неожиданно внушил доверие. И это первый случай в моей жизни. Что-то в нём такое обнаружилось… Я даже не знаю, как это описать. Как будто я знаю, что он может меня понять. При этом никаких доказательств этому нет. Просто на уровне ощущений. И это невероятно.

Он предложил свою руку. Я отказалась. Но тут же посетила мысль, что это было бы неплохо. Просто взять человека за руку. Почувствовать тепло его ладони. За это ведь не должно быть стыдно?

Глава четвёртая

– Я вас приметил ещё пару месяцев назад, – рассказал мне Иван. – Вы не так давно появились в нашем Центре. И сразу обратили на себя внимание многих.

– Неужели? – не выражая никаких эмоций по этому поводу, спросила я. Просто потому что любой на моём месте сделал бы так же.

– Вы отличаетесь от обычных посетителей Центра. Всегда спокойны, сдержанны. И главное – вам не доставляет это никакого труда.

– Да, я весьма флегматична по натуре.

– Думаю, дело не только в этом. Есть что-то ещё.

Иван крутил из стороны в сторону чашку с кофе. Я сидела напротив и молча разглядывала его. Впервые мне было интересно смотреть в лицо человеку. Оно почти ничего не выражало. Иван был, как и я, спокоен. Но мне почему-то казалось, что он знает что-то важное и хочет мне об этом сообщить.

– Вы не любите находиться среди людей, – сказал он.

– Мне это не интересно, – пожала плечами. – Все разговоры об одном и том же. Кто в чём преуспел. Кому и как следует себя вести, чтобы что-то взамен получить. Я устала… от всего этого. Я не знаю, есть ли искренность в людях. И как отличить её от притворства. Люди ведь умеют притворяться и обманывать.

Зачем я вообще ему всё это говорю?

– Умеют, – подтвердил Иван. – И мне странно, что в вашем окружении нет по-настоящему близких людей. Вы ведь замужем?

– Достаточно давно.

– Однако вы не сблизились. Алина, простите мне мою наглость и это вторжение в вашу личную жизнь. Просто я вижу, что вы одиноки. Даже несмотря на то, что вас окружают люди.

– Откуда вы знаете?

– Это написано у вас на лице. Взгляд опустошенный.

Наверное, подумала я. По мне, ни один взгляд ничего не может рассказать о человеке. Мой терапевт и коуч иногда во время сеансов показывал фотографии разных людей. Он говорил: на каждой фотографии запечатлена эмоция. Её нужно распознать.

А как?

Ведь я понятия не имею, как выглядит человек, который чувствует радость. Или злость. Или любовь.

– Алина, я обидел вас? – Иван оказался чутким к моему настроению. – Если так – извините.

– Нет, что вы. Меня вообще сложно обидеть.

Захотелось уйти. Встать и направиться к выходу. А оттуда куда-нибудь подальше от этого места. Только не в Центр. Я не смогу сейчас заниматься. Мне становится тесно в груди. Ох, я, кажется, что-то чувствую!..

– Алина, вам опять плохо?

– Дайте руку, – попросила я.

Тёплая, слегка шершавая ладонь. Она способна согреть и поддержать. А ещё на неё можно опереться. Как жалко, что я не знала этого раньше. Когда я нуждалась в поддержке, от меня почему-то отворачивались. И тогда я объясняла это тем, что я, наверное, ужасно плохая и не заслуживаю внимания.

Мама задерживалась допоздна. Часы её службы давно закончились, а в коридоре по-прежнему не было слышно стука её каблуков. Я знала, что она придет не скоро. Ближе к ночи, когда, по её меркам, все давно уснут. Пьяный отец, одуревший от боли и обиды, что его предали, бросили. И девочка-подросток одиннадцати лет, которая чувствовала себя отвергнутой, лишённой поддержки и заботы. Я могла разогреть себе ужин, я могла сделать уроки, поиграть в куклы, почитать книжки. Но я не могла успокоить разбушевавшегося отца, который в очередной раз не обнаружив дома жены, принимался ломать мебель, выкидывать за порог её одежду, предметы туалета. В отчаянии он швырял об пол свои музыкальные инструменты, на которых некогда выводил потрясающие композиции. Он был музыкант от Бога. Но его сгубил алкоголь. А мать не пожелала это принять и стала уходить. Я догадывалась, что в её жизни появился кто-то ещё. Молодой женщине терять лучшие годы своей жизни возле спивающегося человека вовсе не хотелось. И она выбрала лучший для себя выход.

Для себя, но не для меня.

Было страшно. Очень страшно.

И обидно.

А потом стыдно за то, что не могла ничего изменить.

– Вы о чём-то задумались, – Иван вернул меня к реальности. – Это что-то, что причиняет вам боль.

– Откуда вы знаете?

– Глаза вас выдают. Губы молчат, скрывают правду. А глаза нет. Вы не видите себя со стороны и не знаете, что происходит с вашим лицом, когда вот так многозначительно молчите.

– Ошибаетесь, – спокойно возразила ему. – Мне хорошо это известно. Я часто и подолгу разглядывала себя в зеркало, чтобы понять, как выгляжу со стороны. Мой терапевт… – тут я запнулась, понимая, что выдаю таким образом свою тайну.

– Продолжайте, – попросил Иван. – Я спокойно к этому отношусь. Так что делал ваш терапевт?

– Снимал на видео, а потом показывал мне. Я видела, что происходит с моим телом в стрессовых ситуациях.

– Он нарочно создавал эти ситуации?

– Да. Это провокативный метод работы.

Иван покачал головой.

– Ужасный метод. Так можно окончательно сломать человека. Зачем вы к нему ходили?

Я подумала, прежде чем ответить. Действительно, я всегда испытывала дискомфорт на этих сеансах. Но терапевт настаивал, что именно так и должно быть. И что через сопротивление мы придём к тому, что нам необходимо. Я выдержала около восьми занятий. Потом попросила Гену отказаться от этой затеи. Он согласился и передал меня другому специалисту.

– Зачем, вы спрашиваете? – повторила я. – Меня отправил туда мой муж.

Глава пятая

– Вы давно страдаете алекситимией?