Читать онлайн Это по любви бесплатно

Дизайнер обложки https://lexica.art/

© Анастасия Эвелин, 2023

© https://lexica.art/, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-7171-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Знаю

Утро выдалось не по-осеннему холодным. В воздухе чувствовалось скорое приближение зимы, поэтому, замотавшись в тёплый вязанный шарф по самые уши, я ускорила шаг, намереваясь перебежать дорогу за оставшиеся пять секунд. Зеленый человечек на светофоре истерично замигал, подгоняя ускорить шаг, как вдруг слева послышался визг тормозов, а потом я почувствовала удар в бедро. Не удержав равновесия, мешком рухнула прямо на промерзший асфальт и громко выругалась.

Хлопнула дверца. Чьи-то руки осторожно оторвали меня от земли, встряхнули.

Еще с минуту приходила в себя, пока наконец не сфокусировалась на не очень-то и нежно трясущем меня за плечи мужчине. Темные глаза смотрели с беспокойством.

– Девушка, Вы в порядке?

– А сами как думаете? – сбросив с себя руки незнакомца, возмутилась. – Вы же на зеленый летели как ошпаренный! Да я… да я на Вас в суд подам!

От испуга и злости хотелось разразиться длинной тирадой и сказать пару «ласковых», да только вместо этого я неожиданно замолчала и уставилась на мужчину с подозрительным прищуром.

– Арсений Александрович?

Пару минут мы молчали, оценивающе осматривая друг друга. До тех пор, пока в темно-карих мужских глазах не мелькнула тень узнавания.

Кашлянув в кулак, Климентьев выпрямился и сделал шаг назад.

– Казакова.

– Здравствуйте, Арсений Александрович, – язвительно выплюнула я. Покачала головой и принялась оттряхивать пальто. – На семинар спешили?

Вокруг собралось немало зевак, в основном студентов нашего университета. Осмотревшись, заметила в толпе лучшую подругу, испуганно переводящую взгляд с меня на преподавателя и обратно, и рванула было к ней, как вдруг бедро пронзила острая боль, а колени подкосились. Мужчина успел поймать меня в последний момент: еще секунда, и я бы поцеловала асфальт.

– Симакова, – видимо тоже заметив Юльку, крикнул он, – я отвезу Вашу подругу в больницу, а Вы, будьте добры, зайдите в деканат и объясните ситуацию. Я позвоню, как только появится возможность.

Не дождавшись ни утвердительного кивка Юли, ни моего возмущенного писка, философ осторожно поднял меня на руки и повернул к машине, так и стоящей посреди дороги с распахнутой дверцей. Бережно устроив меня на пассажирском сидении, быстренько обогнул Рено и уселся за руль, на ходу вбивая в навигатор адрес ближайшего травмпункта.

– Казакова, еще раз прошу прощения. На дороге страшный гололед, я просто не успел затормозить, – оправдание звучало жалко, на что я только кивнула и отвернулась к окну.

Климентьев старался выглядеть спокойным, хотя я видела, как сильно он сжимает оплетку руля, через раз выстукивая по черной бугристой коже барабанный ритм.

Пока машина несла нас до места назначения, в голове беспрестанно гудело от волнения и перенесенного стресса.

Все-таки не каждый день меня сбивает препод по философии!

Но почему именно он, Господи?! Это какая-то шутка Вселенной, не иначе – другого объяснения нет.

Ведь именно он, Климентьев, нравился мне до чертиков еще с первого курса. И именно в его присутствии во мне просыпалась то язвительная стерва, то блеющая от приступов паники и стеснения овечка. Не сказала бы, что между нами шла война или, наоборот, зародилась нежная дружба. Но абсолютно каждый студент с потока на вопрос «Кто опять взбесил Климентьева?» ответил бы: «Конечно, Полина!»

Не заметив, как задремала, я вздрогнула, едва холодные, немного дрожащие пальцы коснулись щеки, призывая проснуться.

– Казакова, мы на месте.

***

В общей сложности в травмпункте мы провели где-то три с лишним часа. Гололед действительно оказался куда опаснее, чем могло показаться на первый взгляд, ибо очередь была неимоверная. Раздраженные, язвительные, опечаленные люди двигались словно сомнамбулы, неторопливо передвигаясь от кабинета к кабинету, отчего казалось, что очередь не сокращается вовсе.

Когда пришла моя идти на рентген, Арсений Александрович, ни секунды не раздумывая, снова взял меня на руки и осторожно прошел в кабинет. Чувствуя, как щеки набирают жар, смущенно попросила отпустить и подождать за дверью. Еще не хватало, чтобы он лицезрел меня без штанов. А как еще делать рентген бедренной и тазовой костей?

Оказалось, у меня обычный ушиб. Не страшно, но и приятного, конечно, мало: будет большой, очень болючий синяк. Даже сейчас я ощущала неприятный дискомфорт во всем левом бедре и с трудом натянула джинсы, когда миловидная медсестра отпустила меня в коридор к «молодому человеку». Спорить не было ни сил, ни желания. Я бы тоже так решила, когда он таскает меня на руках, словно верный рыцарь, по всему зданию больницы. Хотя, надо признать, видеть его в роли этого самого «человека» безумно хотелось.

Устало рухнув на скамью около преподавателя, откинулась на спинку и опустила веки.

– Все в порядке?

– Бывало и лучше, – ответила лениво, приоткрывая один глаз и поглядывая на Климентьева с долей сарказма. – Вы меня до дома не подбросите?

– Конечно, Полина, что за вопрос.

На этот раз я не дала ему нести меня на руках, пусть это и было довольно приятно.

Уже в салоне достала телефон и слегка обалдела от количества пропущенных и еще большего количества сообщений в общем чате группы. Сокурсники интересовались моим состоянием, кто-то язвительно шутил в сторону Арсения Александровича, решившего «таким необычным способом закадрить понравившуюся студентку». Закатив глаза, отключила смартфон и перевела взгляд на преподавателя.

Теперь он не выглядел таким несчастным, хотя некоторая бледность до сих пор присутствовала. Заметив, что я смотрю на него, Климентьев вопросительно приподнял бровь, а я только покраснела и вернулась к созерцанию видов за окном.

Где-то через десять минут мы вырулили к обычной пятиэтажке, расположенной в двух шагах от университета – моему дому. Арсений Александрович любезно помог выбраться из салона и даже проводил до подъездной двери. Нет, он намеревался снова отнести меня, но я убедила мужчину, что живу на первом этаже и уж девять ступеней как-то преодолею.

Обещав написать позже, он в который раз извинился и, пожелав мне скорейшего выздоровления, сообщил, что сам отвезет справку в деканат, а также решит вопрос с курсовой, которую я должна была представить другому преподавателю именно сегодня.

***

День тянулся мучительно долго и невероятно скучно. Не сказать, что я горела желанием поскорее вернуться в родную альма-матер, но тухнуть перед телевизором и закидываться вредными (но от этого не менее любимыми!) вкусняшками надоело уже часам к четырем. Спасибо Юле – которая хоть как-то скрашивала мое гордое одиночество – ежечасно присылающей смешные картинки, мемчики и фотки одногруппников.

Вдоволь налюбовавшись сморщенными в приступе смеха мордашками Антона и Юрки, я с трудом поднялась с дивана, чтобы доползти до кухни, когда в дверь позвонили. Решив, что это Юлька привезла мази и обезболивающие лекарства, поковыляла к входной двери. Заглянула в глазок, но на лестничной площадке, как назло, какой-то нехороший человек опять скрутил лампочку. В ноябре в это время суток уже довольно темно, поэтому я, естественно, ни черта не увидела. А инстинкта самосохранения у меня, видимо, от природы нет, потому что даже не удосужилась поинтересоваться, кто находится по ту сторону двери, сходу рванув несчастную на себя.

– Добрый вечер, Полина, – смущенно произнес высокий, явно мужской силуэт, – я зайду?

– Проходите, Арсений Александрович, – не менее смущенно ответила, делая шаг назад.

Тусклый свет настенного бра выхватил сначала всклокоченные черные волосы, потом внимательные кофейно-карие глаза, щетину, широкие плечи, обтянутые стильным пальто грязно-серого цвета, и только после этого – симпатичный букет каких-то незнакомых мне цветов, зажатый в руке преподавателя.

Я почувствовала себя донельзя неловко, когда вместе с букетом в мои руки перекочевал и немаленький пакет из аптеки, а потом Арсений Александрович засобирался уходить, в тысячный раз умоляя простить его.

– Может, чая хотите?

– Чая? – уже находясь в подъезде, удивленно переспросил мужчина.

– Ну да, – не зная куда деть глаза, неуверенно пробурчала, – у меня вкусный есть, китайский. «Молочный улун» называется.

– Можно и чая, – слегка отстраненно отозвался препод и закрыл дверь, принимаясь стаскивать с ног тяжелые зимние ботинки.

Минут через пятнадцать неловкого молчания я все-таки не выдержала и, извинившись, улетела в комнату: чтобы написать Юле. Во-первых, хотела сообщить, что бежать в аптеку, а потом ко мне уже нет смысла. Ну и во-вторых: ошарашить новостью, что Климентьев сейчас сидит у меня на кухне, краснеет, бледнеет и пьет дорогой китайский чай, привезенный моей теткой в качестве сувенира из путешествия. Уверена, от последнего Юля будет просто в восторге, ведь давно знает, что я запала на нашего философа.

Быстренько накатав длинную смс-ку, глянула на себя в зеркало. Чертыхнулась, пригладила волосы и вернулась к Арсению Александровичу.

– Все в порядке, Полина? – цепкий взгляд карих глаз скользнул по мне изучающе-настороженно.

Конечно же, переодеться в более-менее приличную одежду я не догадалась! Но, с другой стороны, я ведь не ждала гостей (Юля не в счет).

– Мне, пожалуй, пора, а Вам следует отдохнуть.

Мужчина встал, убрал чашку в раковину и двинулся на выход. Я молча пропустила его, незаметно вдыхая головокружительный аромат одеколона. Прикрыла глаза.

Нет-нет-нет, Полина, даже не думай!

Пока философ накидывал пальто и зашнуровывал ботинки, стояла, словно мышка, в уголочке. Вот он распрямился, поправляя лацканы и одергивая манжеты, а я прикусила губу и тихонечко, совсем незаметно вздохнула.

– Спасибо за чай и извините за беспокойство, – вежливо улыбнулся Климентьев.

Помялся пару секунд, а потом протянул руку, убирая прядку с моего лица за ухо. Я обомлела, боясь пошевелиться. Только смотрела во все глаза и судорожно сглатывала. А в тот момент, когда он вдруг наклонился и оставил на моей щеке легкий поцелуй, совсем выпала из реальности, слыша только бешеный стук сердца. Кожа щек и шеи начала гореть, раскрашивая меня в неприглядный пунцовый, а Арсений Александрович уже делал шаг к входной двери, поглядывая в мою сторону со смесью иронии и самодовольства.

Он что, играет со мной?!

– Не… не за что, – наконец обрела дар речи и, немного закашлявшись, уже более бодро отрапортовала: – Вам спасибо за лекарства.

– Если бы не я, они бы Вам не понадобились.

– Хватит извиняться.

От волнения нервы стали совсем ни к черту. Все-таки ко мне не каждый день приходят гости. Тем более преподаватели. Тем более мужчины. Тем более такие красивые высокие мужчины с гипнотическими темно-карими океанами, которые нежно целуют меня в щечку и смотрят щенячьими глазами!

– Увидимся, Полина, – усмехнулся препод, а потом быстро растворился в темноте лестничной площадки.

Я закрыла дверь. Подперла собой и устало скатилась на пол. Зря, конечно, потому что бедро ныло неимоверно, и как потом встать на ноги – не имею ни малейшего понятия. Но нужно было успокоиться и выбросить из головы его прикосновение. И улыбку. И взгляды.

Все, Полина, хватит! Пора спать!

***

На третий день невольного заточения, окончательно уверилась в том, что я – стопроцентный экстраверт. Дико захотелось вернуться к нормальной жизни, снова ходить в университет, общаться, ну и, конечно же, увидеться с Арсением Александровичем. О последнем, к своему стыду, думалось все чаще и чаще.

Естественно, после моей смс-ки в тот же вечер позвонила Юля, и мне пришлось в красках рассказывать о коротком визите преподавателя в мою скромную обитель. Подруга сначала визжала, потом икала, а потом – по истечении этих самых трех дней – все же поделилась своими наблюдениями: Климентьев стал более рассеянным и задумчивым, что для мужчины вообще не свойственно.

Насколько я знаю, он пришел в наш университет сразу после окончания учебы, то есть совсем молодым и зеленым. И, чтобы студенты восприняли его серьезно, а не как друга-почти-ровесника с первого же дня показал себя человеком ответственным, жестким и принципиальным. А тут, представляете, забыл дома ноутбук. Половину пары витал в облаках и «постоянно исподтишка смотрел на пустующее место рядом со мной», как сказала Юля. Просто это место занимаю я. Может, ему стыдно за тот инцидент? Но так я же жива, и в целом все в порядке!

Устав мучиться от догадок, решила забить на больничный и на четвертый день отправилась в универ. Бедро еще немного ныло, но по крайней мере теперь я могла передвигаться, не корчась от боли.

Первой парой стояла философия – мой любимый (с некоторых пор) предмет. Юлька удивленно вылупила глаза, заприметив, как я ковыляю навстречу. Пару мгновений открывала и закрывала рот, а потом пнула Антона, чтобы помог несчастной калеке дойти до аудитории. Друг радостно улыбнулся и подхватил меня на руки. И надо же было, чтобы именно в этот момент мимо нас пронесся раздраженный Климентьев!

Пара прошла быстро, что меня почему-то расстроило. Арсений Александрович не обращал на меня никакого внимания, говорил сухо и по существу, даже не прерываясь на такие редкие, но любимые всеми шутки. А я окончательно скисла.

Решив, что история – не такой уж важный предмет, спешно попрощалась с Юлей, обещав позвонить позже, и побрела в сторону дома.

Белый снег красиво кружил над городом, неторопливо опускаясь на всевозможные поверхности невесомой пуховой шапкой. Видимо, ноябрь вспомнил, что еще пара дней, и наступит зима. На дорогах по-прежнему было скользко, а из-за травмы я и так передвигалась со скоростью черепахи, поэтому дошла до заветной пятиэтажки не раньше, чем через двадцать минут после выхода из университета.

И какого же было мое удивление, когда я подняла глаза и увидела… Арсения Александровича, сгорбившегося на скамейке. Вся спина и волосы мужчины были усыпаны снегом, а сам он курил, задумчиво глядя куда-то перед собой.

Подойдя ближе, неслышно остановилась напротив.

– Полина? – Климентьев прищурился. Встряхнулся и резво соскочил с насиженного места, подходя ближе. – Привет.

– Здравствуйте

В голове метались тысячи мыслей. Руки вдруг затряслись от волнения, взявшегося словно из ниоткуда. Я отвела взгляд, ожидая хоть каких-то слов от преподавателя.

Что он здесь делает?

– Мы можем поговорить?

– Конечно, – ответила нерешительно.

Неловко. Ужасно неловко! Но не прогонять же его в самом деле!

Пропустив мужчину вперед, прикрыла дверь за спиной. Щеки отчаянно краснели, сердце стучало как сумасшедшее, и я сама не могла понять, что не так, пока не встретилась с ним глазами.

– Знаешь, – сказал он и замолчал.

И я молчала. А что говорить? Это ведь он пришел ко мне домой. Это он стоит напротив, сминая в пальцах ткань шарфа, и пристально смотрит мне в глаза.

Со стороны могло показаться, будто мы ведем немой диалог.

Не знаю, что творилось внутри черепной коробки преподавателя, но в моей царил настоящий кавардак.

Он был красив, до чертиков красив, уверен в себе и собран, однако во взгляде читалось легкое волнение, словно безумно хотел что-то сказать, но боялся моей реакции. Было так непривычно видеть его таким. Обычно строгий и не терпящий возражений Климентьев выглядел сейчас как нашкодивший мальчишка.

– Арсений Александрович? – позвала тихо. – Вы… А сколько Вам лет? – Вопрос слетел с губ так быстро и глупо, что я зарделась пуще прежнего.

Мне показалось, или между нами действительно что-то происходит? Виновата ли та авария? Или, может, я увидела то, чего нет? А может, это «что-то» всегда было, просто я не замечала?

– Тридцать два, а Вам? – удивленно ответил мужчина, теперь уже до конца сдергивая шарф с красивой шеи с мужественным, выдающимся кадыком. Осторожно снял пальто и вопросительно посмотрел в сторону кухни. – Полина?

– Лина, – поправила машинально и прикусила язык.

Обычно так меня называют друзья.

– Тогда я просто Сеня.

– Нет, – помотала головой.

– Нет?

– Это слишком… слишком…

– Понимаю, – легко согласился преподаватель, помогая снять куртку и вешая ее на крючок рядом со своим пальто. – Ты так и не ответила.

– На что?

– На вопрос, Лина, – усмехнулся он, поворачивая в сторону кухни. – Всего лишь вопрос.

От чувства дежавю становилось не по себе. Мы снова сидели на моей кухне, старательно не глядя друг другу в глаза, и пили китайский чай. Только на этот раз на столе были выставлены еще и тарелки с пирожными. Климентьев задумчиво смотрел в окно, я – теребила рукав водолазки.

– Вы о чем-то хотели поговорить?

– Не «вы», а «ты», Полина, – мягко осадил он. – Хотел.

– И о чем же?

Нерешительно подняв на него глаза, застыла в изумлении. Сейчас он не казался строгим преподом, которого боялась половина групп университета. Нет, сидя на моей кухне, распивая мой чай и пристально глядя в мои глаза, Арсений Александрович выглядел безумно… мило? Немного всклокоченный, рассеянный. И безумно красивый.

– Увидела что-то интересное? – с усмешкой спросил преподаватель.

Пуф! И очарование момента рассыпалось в прах.

Чтобы еще больше не краснеть, решила пойти в атаку.

– Вы не ответили на вопрос.

– А ты перевела тему.

– Это не я к Вам в гости пришла!

– Мне уйти? – бровь забавно приподнялась.

– Нет!

– Я так и думал.

Вот же гад!

– И все же? – не выдержала, отставляя чашку с недопитым чаем на край стола.

– Если честно, не знаю, с чего начать, – почесал макушку Климентьев.

– Может, с начала?

Сказать, что я нервничала – не сказать ничего. Ужасно! Волновалась, будто перед выпускными экзаменами. Руки мелко дрожали, и чтобы не выдать себя, я опустила их под стол и сжала между коленей. Немного подалась вперед, проявляя заинтересованность.

– Сначала… это сложно, Лина, – препод нахмурился, явно подбирая слова. – Я не знаю, как ты отреагируешь и, если быть до конца откровенным, даже боюсь твоей реакции.

– Вы что, кого-то убили?

– Хах, – усмехнулся он, на что я улыбнулась в ответ. – Нет, конечно, нет, просто… Ты мне нравишься, Полина.

– Что?

Мир завертелся перед глазами, потерял очертания, смазываясь в одно сплошное, мерцающее всеми цветами радуги пятно. Я нервно покачнулась на стуле и глубоко вздохнула, прикрывая веки. Раз, другой. Облизала пересохшие губы и только после этого снова посмотрела на преподавателя.

– Вы… Вы шутите, да?

– Нет, – спокойным ровным тоном ответил он. – С такими вещами не шутят, Полина. Я долго думал обо всем, что случилось за годы нашего знакомства. Где-то корил себя за то, что слишком расслабился и позволял себе лишнего, где-то злился, и на тебя в том числе, а потом, – вздох, – а потом понял, что уже ничего не попишешь. Ты мне нравишься. Очень давно.

– А… – я открыла было рот, но так ничего и не смогла произнести.

Осторожно приподнялась, стараясь не рухнуть на пол от переполняющих чувств, и подошла почти впритык к Арсению Александровичу. Он с любопытством наблюдал за моими передвижениями и молчал.

Совсем потерявшись от стыда, запнулась о собственную ногу. Полетела прямо на мужчину, но он ловко перехватил меня и крепко-крепко обнял за талию, не давая упасть. Вернее, не дал упасть на пол. Зато очень филигранно усадил на свои колени и зарылся носом в волосы на макушке. Не знаю, что он подумал, но явно не о том. Однако вырываться не стала. Наоборот, прижалась теснее. Пусть со стороны это выглядело странно и неправильно. Плевать! Мне нравилось в его объятиях.

– Так ты согласна?

– На что? – снова покраснев как помидор, тихо спросила я. – Вы ничего не спрашивали.

– Не спрашивал, – шепотом ответил преподаватель. Его дыхание коснулось волос, отчего по спине побежали мурашки. – Будешь моей девушкой?

***

Вот так я и начала встречаться с преподавателем.

Первое время чувствовала себя, будто ежик в тумане. Даже одногруппники заметили, что стала часто витать в облаках и загадочно улыбаться, а некоторые сделали вывод, что я влюбилась. И были недалеки от правды.

Сложнее всего было на парах по философии. Я то и дело ловила на себе многозначительные взгляды Сени (никогда не привыкну его так называть!), и в такие моменты скрывать счастливую улыбку становилось просто невозможно.

О нас знала только Юля. Спасибо ей, что всегда вовремя одергивала, когда я начинала капать слюнями на парту или нервно ерзать на стуле под обжигающим взглядом Сени.

Антон, кажется, тоже начинал догадываться, но тактично молчал, видимо ожидая момента, когда сама все расскажу.

В пятницу после занятий я, как всегда, спешила домой на всех парах. Сеня должен был приехать к семи. Мы собирались посмотреть какой-нибудь фильм и поужинать. По дороге заскочила в магазин за креветками: планы были грандиозными. Решив, что к пасте не помешает прикупить еще и бутылку вина, пару минут мялась около витрины с алкоголем, а потом пулей полетела до родного подъезда.

В половину седьмого спохватилась, что так и не переоделась, поэтому пришлось быстренько сворачивать готовку. Схватив полотенце, побежала в душ. Но едва успела скинуть одежду на пол, как в дверь позвонили. Ничего не оставалось, как замотаться в полотенце и пойти открывать. Не оставлять же гостя под дверью.

– Ты рано.

Улыбнулась, пропуская Сеню внутрь квартиры. Мужчина тоже улыбнулся, оценивающе пробежался взглядом по моему наряду, задержавшись чуть дольше в районе груди и бедер, и отвел глаза. Кадык нервно дернулся. Климентьев закашлялся.

Ох черт! Я же в одном полотенце.

– Я сейчас! – встрепенулась, отступая в сторону ванной комнаты. – Проходи в зал. Буду через пять минут!

Пока шуршала в ванной, настраивая воду, не заметила, как открылась дверь. Только когда сильные руки крепко прижали меня, практически обнаженную, к мужскому торсу, тихонько ойкнула.

– Сень?

– Какая ты красивая, – жарко выдохнул в ухо преподаватель.

Шею тут же обожгло горячим дыханием. Я замерла, боясь пошевелиться. Мы встречались уже больше месяца, но еще ни разу не перешли грань: дальше поцелуев не заходило, хотя, что скрывать, очень хотелось. Но я решила никуда не спешить. А вот Сеня, видимо, подумал иначе.

– Что ты делаешь?

Задыхаясь от возбуждения, прошептала я, когда ловкие пальцы мужчины коснулись узла на полотенце и осторожно потянули ткань вниз. Полотенце мягко упало на пол, оставляя меня совершенно голой.

– Полин, – он мягко развернул меня лицом к себе.

От смущения не знала, куда деть глаза. Сеня мягко прикоснулся к моему подбородку, задирая голову. Несмело подняла взгляд и утонула в его черных глазах. Пару минут мы просто смотрели друг на друга, шумно выдыхая, до тех пор, пока он не склонился ближе и не завладел моими губами. Дышать стало совсем трудно. Я судорожно вцепилась в мужские плечи, невольно потянув Климентьева на себя. Он совсем не сопротивлялся, наоборот, с жадностью вжал в свое тело и с еще большей страстью начал посасывать губы.

Ладони мягко скользнули по спине, вызывая новую волну дрожи. Крошечная комната постепенно наполнялась жаром, но не из-за хлещущей из крана воды, а от тепла, которое исходило от наших разгоряченных тел.

Совершенно потеряв голову от поцелуев и прикосновений, подцепила пальцами футболку Сени на спине и медленно потянула вверх. Он лишь на мгновение отстранился, сам сдергивая вещь и швыряя куда-то на пол, а я уже расстегивала ширинку на его брюках трясущимися руками. Снова вернувшись к губам, мужчина аккуратно переместил мои ладони на свою грудь, а потом ловко избавился от мешающих брюк. Следом полетела последняя деталь гардероба.

Подхватив меня на руки, Сеня ступил в наполненную наполовину ванну. Я всегда набирала хоть немного, даже когда собиралась просто принять душ: люблю, когда ноги в тепле. Но думать об этом сейчас хотелось в последнюю очередь. Выдернув пробку, Сеня выпрямился и посмотрел в мои затуманенные страстью глаза своими практически черными.

– Сень, – жалобно выдохнула, желая, чтобы он снова прикоснулся ко мне. – Сень, я…

– Я люблю тебя, – совершенно не к месту и не вовремя, в каком-то порыве выдохнул он, вжимая меня в стену своим горячим телом.

Губы начали путешествие по моей шее, скользили по ключицам, касались ложбинки между грудей. Кружилась голова. Хотелось кричать на весь мир от счастья, но вместо этого из груди вырывались лишь хриплые, рваные вздохи, так похожие на стоны.

Подхватив меня под попу, Сеня еще раз заглянул в мои глаза. Не знаю, что он там искал, но я кивнула, давая зеленый свет на продолжение. Даже если бы хотели, мы бы уже не смогли остановиться. Да и рано или поздно это должно было случиться.

Когда он чуть подкинул меня, а потом сжал губами сосок, я не выдержала и громко застонала. Не в силах больше терпеть, мужчина крепче прижался ко мне бедрами, пристраиваясь, а еще через мгновение весь остальной мир просто исчез, сужаясь до этой крошечной комнаты, наполненной паром. До этого мужчины, мягко скользнувшего в меня одним точным толчком, и до его полных любви и обожания глаз, упорно ищущих моего взгляда.

– Ох!

– Лина, – шепнул он, прикасаясь губами к пульсирующей венке на шее. Снова толкнулся вперед, вырывая из моих припухших, покрасневших губ очередной стон. – Я уже обожаю твои стоны.

Смущенно прикрыв веки, прикусила губу.

– Не кусай их, – послышалось сразу.

Открыв глаза, медленно склонилась к его лицу. Отпустила нижнюю губу, а потом снова прикусила, наблюдая за реакцией.

– Лина, – вибрирующее зарычал он.

Перехватил поудобнее, слегка подбросив вверх, отчего я сдавленно пискнула. Опустил обратно, насаживая на себя как можно глубже, и мне тут же стало не до игр. Проделав такой трюк еще пару раз, он, кажется, совсем потерял голову. Начал наращивать темп. И чем быстрее мы двигались, тем громче стонала я. Царапала плечи, пытаясь удержаться в воздухе. Сдавливала бедрами, машинально подаваясь навстречу на каждом толчке.

– М-м… ах!

Горячая волна пробежала по телу долгожданным расслаблением и счастьем. Кончики онемевших пальцев ног закололо, и я откинулась на стенку, чувствуя, как приятно закружилась голова. Сеня еще пару раз толкнулся вперед, а потом резко вышел.

Минут пять мы приходили в себя. Я пыталась стоять ровно, но ни черта у меня не получалось, поэтому мужчине пришлось держать меня одной рукой за талию, а другой настраивать оптимальную температуру воды.

Быстро ополоснувшись, мы вышли из ванной. Мокрые, красные, но безумно счастливые.

– Теперь ужин, – довольный, словно кот, объевшийся сметаны, сказал Климентьев и чмокнул меня в макушку.

После того, что между нами произошло, я чувствовала себя немного неловко. Нет, мы и словом не обмолвились, и Сеня никак не прокомментировал мое молчание в ответ на его признание. Просто глубоко внутри я знала, что готова ответить ему взаимностью, но почему-то промолчала. Растерялась? Испугалась? Не знаю.

Разложив по тарелкам пасту, налив вина и водрузив блюдо с салатом на середину стола, устало опустилась рядом с Сеней на диван. Он включил какой-то боевик и принялся задумчиво жевать.

Казалось бы, я должна быть счастлива, однако чувствовала, что что-то не так. Может, он ждал ответа?

Когда с пастой было покончено, отпила немного вина, чтобы набраться смелости. Убрала бокал подальше от края и повернулась к мужчине.

– Сень?

– М-м, – делая большой глоток, протянул он, но не обернулся.

Я надула было губы, однако быстро взяла себя в руки. Не время вести себя, как маленькая девочка.

– Сень.

– Да? – наконец он соизволил обратить на меня внимание.

– Слушай, я…

– Не надо, – резко перебил мужчина. – Я ничего не требую взамен, Лин. Не нужно что-то говорить только из-за чувства вины.

– Ты дурак?

– Возможно, – он улыбнулся так обезоруживающе, что уголки моих губ непроизвольно поползли вверх, но я опять себя одернула. – Давай досмотрим фильм, – после короткой паузы вздохнул он, обнял меня за плечи, притягивая к своей груди, и уставился в экран телевизора. – Спасибо за ужин. Очень вкусно. Ты чудо.

О чем был фильм – понятия не имею. Пока Сеня наслаждался происходящим на экране, ну или делал вид, что наслаждается, сидела, словно в воду опущенная. Какая же я идиотка! Почему сразу не ответила? У меня же было столько возможностей. Вообще могла сказать ему о своих чувствах намного раньше. И еще раньше. Я ведь с ума по нему схожу с первого курса, а это, на минуточку, уже почти три года!

Если молчание – золото, то точно не в нашем случае.

Тяжело вздохнув, подняла глаза на преподавателя, с удивлением поняв, что он все это время смотрел на меня, а не в телевизор.

– Ну чего ты зависла? – нежно спросил он, осторожно касаясь подушечкой указательного пальца складочки между бровей. – Все хорошо, Лин.

– Нет, не хорошо, – надулась в ответ.

Ну как он не понимает? Я ведь до этого ни разу в жизни в любви не признавалась и от этого ужасно волнуюсь!

– Это какая-то женская игра в интуицию? Я должен угадать?

– Нет.

– Ну а что тогда?

– Ты злишься? – спросила осторожно.

– На что? – брови Сени взметнулись вверх. – Это ты должна злиться, что я… сорвался. Прости.

– Вот ты вроде преподаватель, а такой дурак! – теперь я и правда злилась.

Говорят, у женщин проблемы с логикой, и в этот момент я поняла, что это, воистину, так. Я злилась, потому что он не понимал меня, но сама не могла объяснить причину. Грустила от того, что думала, будто он расстроен, хотя двадцатью минутами ранее сказал, что все отлично и не нужно рубить с плеча. Хотела признаться и дико боялась.

Господи, как сложно быть женщиной!

– Малыш, расслабься. Все и правда отлично.

– Но…

– Давай досмотрим фильм и, если ты не против, я останусь у тебя.

– Ладно, – решив, что объяснять все, что творится в моей голове, будет бесполезно, согласилась. Самой бы для начала разобраться.

Когда фильм закончился, пошла стелить постель, а Сеня – убирать остатки еды в холодильник и мыть посуду.

Забравшись под одеяло, наблюдала, как он стягивает футболку.

Сеня лег рядом, прижал меня к себе.

– Спокойной ночи, милая.

– Сень?

– М?

– Я люблю тебя, – зажмурилась.

Сердце грохотало в груди, будто сумасшедшее. Сеня молчал, и я уж было решила, что он не поверил или расстроился, решив, что говорю это «просто потому», поэтому рискнула приоткрыть один глаз и взглянуть на него. Но он улыбался.

– Я знаю.

– Знаешь?

– Конечно, – усмехнулся мужчина. – И причем давно.

– Да ты…

– Тише-тише, милая, – перевернув меня на спину, он широко улыбнулся, а затем чмокнул меня в кончик носа. – И я тебя люблю.

– Знаю, – отзеркалила я и тоже улыбнулась.

– Знаешь?

– Конечно. И причем давно.

– Вот и отлично, – тихо засмеялся он, укладываясь рядом и снова сгребая меня в охапку.

– Вот и хорошо.

Звездочка

POV Гриша

Руки устало сжимают руль, глаза практически слипаются, и я держусь из последних сил, чтобы не отрубиться прямо посреди дороги, когда замечаю небольшую вывеску какой-то кофейни и уверенно выворачиваю руль вправо. Позади слышатся недовольные гудки клаксонов, но я только качаю головой и осторожно паркуюсь прямо перед входом в обитель ароматных блинчиков, кленового сиропа и, конечно же, кофе.

Атмосфера внутри весьма приятная. «Ламповая» – как бы сказала современная молодежь. Пара миленьких круглых столиков, узкая барная стойка: она же – холодильник, она же – место для кофемашин, и всего три посетителя. Почти идеально, если бы не раздражающее перемигивание крошечных лампочек новогодней гирлянды на стене.

Бросив хмурый взгляд на украшенную мишурой елочку, расположенную около машины для вспенивания молока, тяжело падаю на стул и подпираю щеку кулаком. Девушка-бариста проносится мимо с огромным пакетом кофейных зерен и просит подождать, а я чую, что еще немного, и усну прямо тут. День был выматывающий, неделя – бесконечно длинная.

Конец года – это, как всегда, отчеты, подписание договоров, составление списка отпусков на грядущий год, а еще подготовка к корпоративу и куча всего прочего.

Я устал.

– Готовы сделать заказ? – приоткрываю один глаза, фокусируясь на сияющем лице девушки-бариста и пытаясь осознать, где нахожусь, и чего именно требует это чудесное создание. – Двойной эспрессо?

– Да, пожалуйста.

Не до конца очнувшись от дремы, прищуриваюсь, изучая сначала задорные косички, а потом и короткую юбчонку, едва прикрывающую задницу, обтянутую смешными колготками в цветную полоску, и тонкие ручки, ловко управляющиеся с кофемашиной.

– Спасибо, – улыбаюсь, силясь рассмотреть имя девушки на небольшой бейджике. – Звёздочка?

– Да.

– Странное имя.

Звёздочка пожимает плечами, смахивает с лица длинную челку и беззаботно улыбается.

– А Вас как зовут?

– Гриша, – представляюсь, вспоминая, когда в последний раз говорил свое обычное имя. Не Григорий Арсеньевич, не Петровский. А просто… Гриша.

– Гриша, – задумчиво жует губы Звёздочка, прицениваясь, пробуя.

Пока она изучает свою реакцию на мое имя, я оцениваю ее. Сколько ей? Восемнадцать? Совсем еще девочка, смешная, наивная. Колготки вон разноцветные, косички, будто ей десять, а не на пару лет старше. Глаза большие, как у олененка, нос курносый. Хорошенькая. Только успеваю подумать об этом, немедленно себя же и одергиваю. Окстись, Гриш, она лет на двенадцать младше! Не дело это, думать о таком милом существе в таком неприличном ключе.

– Что же, Гриша, – говорит Звёздочка. Пристально изучает мое лицо, а потом прикусывает губу. И ведь совсем не стесняется, чертовка. Неужто заигрывает? – Какие планы на Новый год?

– Никаких, – мрачнею. – Я не отмечаю.

– Совсем?

– Совсем.

– Почему? – склонив голову на бок, удивляется, но потом спохватывается и тихонько добавляет: – прости, не мое дело. Но мне правда очень-очень жаль.

– Ничего, – отставив чашку с недопитым кофе, поднимаюсь с места.

Достаю кошелек, но Звёздочка вдруг кладет свою тонкую горячую руку на мою и отрицательно мотает головой.

– За счет заведения.

– Не стоит, – привычно хмурюсь.

Пару мгновений смотрим друг другу в глаза, каждый не желая проигрывать, пока я все-таки не сдаюсь. Отвожу взгляд, позволяя себе крошечную вольность: сжимаю ладонь Звёздочки своей и, грустно улыбнувшись, направляюсь на выход.

– Спасибо за кофе.

В помещении пусто. Удивляюсь, ведь даже не заметил, чтобы кто-то входил или выходил, пока не понимаю, что над дверью просто-напросто отсутствует колокольчик.

– Гриш! – вздрагиваю, слыша голосок Звёздочки за спиной.

– Да?

– С Наступающим, – выпаливает девушка, после чего порывисто приближается, встает на цыпочки и оставляет на моей помятой, небритой щеке короткий поцелуй. – Всё обязательно наладится!

– Спасибо, – смутившись, киваю и выхожу, сразу же попадая в ледяные объятия вечерней метели. Холодно.

Подхожу к машине. Уже открываю дверцу, но что-то заставляет обернуться. Звёздочка. Сквозь большие окна вижу, как она кружится по залу, поднимает стулья и ловко орудует веником. Улыбается. Милая.

Интересно, далеко ей до дома? И не страшно так поздно разгуливать по городу одной? Решаю, что нужно дождаться и проводить. Нет, я не маньяк какой, просто… переживаю.

Прикуриваю, когда замечаю, что в помещении гаснет свет. Еще через минуту двери открываются, и крошечная фигурка в короткой синей шубке выскальзывает на улицу. Ни шапки тебе, ни шарфа. Дуреха.

– Замерзнешь, – Звёздочка подпрыгивает и резко оборачивается.

– А, Гриш, это ты… Следишь за мной? – оленьи глаза становятся еще больше, а я издаю короткий смешок и качаю головой.

– Пойдём провожу.

– Да тут недалеко, – мнётся девчонка. – Во-о-он тот дом, видишь? – указывает пальчиком на единственную высотку, горделиво возвышающуюся над стандартными пятиэтажками и облезлыми двухэтажными панельками противного жёлтого цвета. Ну и отлично, можно пешком прогуляться. Это, вообще-то, для здоровья полезно.

– Пошли, – снова усмехаюсь.

– Ладно, – хмыкает Звёздочка.

– И все-таки, – прочищаю горло, посматривая на нее искоса, – как тебя зовут?

– Звёздочка, – упорная.

Ладно, и не такие крепости брали.

– Как скажешь, – убираю руки в карманы, но уже через секунду опускаю одну на ее плечо, останавливая. Звёздочка удивленно приподнимает брови, а я сдёргиваю с шеи шарф и наматываю на девчонку по самые уши. – Шапка где?

– Нету.

– Нету, – ворчу, замечая, как некрасиво побелели ее губы. На улице минус двадцать. Вот дуреха. – Стой здесь! – приказываю, а сам срываюсь с места, возвращаясь в машине.

Где-то тут у меня валялась шапка. Я ее, конечно, сам не ношу. Зачем? Но одно дело я, и совсем другое это милое создание с огромными карими глазищами, которое перетаптывается с ноги на ногу и почти незаметно улыбается в мой шарф.

Возвращаюсь, нахлобучивая на дрожащую Звёздочку обычную черную шапку с маленьким помпоном.

– Теперь пошли, – неосознанно протягиваю руку, и она спокойно вкладывает в нее свою ладонь.

Боже, а пальцы-то леденющие! В который раз покачав головой, засовываю руку в карман, отчего Звёздочке приходится прижаться ко мне боком, и вместе мы продолжаем путь.

– Теплее?

– Да, – смущенно покраснев, отвечает девушка. – Гриш?

– М-м?

– А сколько тебе лет?

Усмехаюсь. Для тебя, крошка, я уже староват.

– А сколько дашь?

– Двадцать шесть-двадцать восемь? – черты ее лица разглаживаются, становятся совсем детскими, наивными.

Ну вот и как я мог подумать о ней, как о девушке? Она же такой ребенок. А я старый извращенец!

– Почти, – чувствую, как крепнет хватка на моей ладони. Неужели волнуется? – Тридцать один. А тебе?

Господи, только не говори, что семнадцать!

Сглатываю, замечая, как хитро щурятся девичьи глаза.

– А почему ты не любишь Новый год? – не ответила.

Перевела тему. Ловко.

Не люблю говорить на эту тему. Зачем? Что было, то прошло. Не вижу смысла ворошить прошлое. Да, у меня есть причины. Да, мне было больно. Но я это пережил. Кажется.

– У тебя кто-то… кто-то умер? – шепотом вопрошает Звёздочка, и я не могу не заметить, как печально опускаются уголки ее губ.

Не знаю, что ответить, окончательно растерявшись. Я так привык жалеть себя, что даже ни разу не задумывался о том, что кому-то ведь может быть намного хуже. Что таится в ее душе? Кого она потеряла? А теперь я уверен, что это так. Иначе вопрос звучал бы совсем по-другому.

Собравшись с духом, останавливаюсь, без особого энтузиазма выпуская руку Звёздочки из теплого плена своего кармана. Пора прощаться.

– Разве что только я, – отвечаю, поднимая глаза к чернично-синему небу.

– Расскажешь? – слегка подавшись вперед, просит девчонка. Ощущаю, как ее ладонь осторожно касается моей, и без задней мысли переплетаю пальцы. – Зайдешь?

– Может, в другой раз? – опускаю голову, сталкиваясь взглядом с ее глазами, пристально следящими за каждой сменой мимики на моем лице. – Мне пора.

– Гриш…

– Увидимся, Звёздочка, – выдыхаю, изо всех сил подавляя в себе желание коснуться ее манящих прохладных губ своими.

Не сегодня.

POV Надя

– Надь, привет! – Варя налетает на меня как ураган и едва не сбивает с ног. – Что у нас сейчас, английский?

– Английский.

Скривившись, кое-как отлепляю от себя подругу и снимаю шубу. Сдаю в гардероб, оборачиваюсь, взглядом выискивая неугомонную Варю, которая – конечно же – крутится около зеркала и поправляет и без того идеальную прическу. Заметив меня, она улыбается и машет, чтобы подошла ближе.

– Ну что, звезда моя, идем? – Сегодня в расписании только пара английского для должников, коими мы с Варей и являемся.

До Нового года считаные дни, а нам, вместо того чтобы готовиться к празднику, приходится таскаться в университет, дабы не оставлять «хвостов» на будущий год. В новый лучше вступать без долгов – это знают все.

Кое-как отсидев ненавистные пары, выползаю из аудитории, на ходу натягивая на кисти рукава кофты. Холодно. Варя возмущенно пыхтит, сетуя, что англичанин влепил тройку вместо долгожданной четверки. А я и такой оценке рада. Из-за работы пришлось пропустить больше занятий, чем хотелось бы. Но выбор небольшой: жить и питаться на что-то нужно.

– Завтра в три, помнишь? – надевая пуховик, интересуется Варя и, дождавшись положительного кивка, выскакивает за двери. – Пока!

– Пока, – криво улыбаюсь, неторопливо покидая здание университета.

На улице тишь да благодать. Только ветер – противный! – снег в лицо швыряет и так и норовит пробраться под шубу. Жалею, что не захватила шапку. И шарф. Гришины. На самом деле меня до глубины души поразило его неожиданное благородство. В наше время это кажется каким-то странным, что ли. Казалось бы, совершенно незнакомый человек, а помог. Не только проводил, обеспокоившись моей безопасностью, но и помог согреться. Вспомнив своего нового знакомого, тепло улыбаюсь. Он такой взрослый, красивый, галантный… и безумно уставший. Сложно было не заметить следы усталости на его лице: темные круги под глазами, щетина, и взгляд. Взгляд уставшего от жизни человека.

Интересно, чем он занимается? Может, директор или офисный рабочий? Хотя, судя по марке машины, к обычному офисному планктону он вряд ли относится.

И почему-то не любит Новый год. Совсем. Как мне это знакомо. Не знаю, какие у него причины, но искренне надеюсь, что не такие, как у меня, потому что тогда это ужасно грустно.

Задумавшись, выхожу за ворота и не сразу замечаю, как рядом останавливается машина. Лишь когда опускается стекло, и раздается смутно знакомый голос, испуганно вздрагиваю.

– Звёздочка?

– Гриша? – останавливаюсь, нахмурив брови. Как он меня нашел? – А ты…

– Садись, – махнув головой на пассажирское сидение, предлагает Гриша, и я, почему-то ни секунды не раздумывая, соглашаюсь. – Как дела?

– Нормально, – краснею, неловко отворачиваясь. – А ты как тут оказался?

– Да так, мимо проезжал, – Гриша улыбается, но потом отчего-то резко хмурится и чутка склоняется в мою сторону. – Шапка где? Только попробуй сказать, что нету.

– Забыла, – откидываюсь на сидение, ощущая, наконец, долгожданное тепло и спокойствие. Такое непривычное, приятное спокойствие, будто старого друга встретила, а не загадочного мужчину, пару дней назад проводившего меня домой. – Мне не холодно, правда.

– Кривда, – недовольно ворчит Гриша, резко выруливая на дорогу, отчего я взвизгиваю и судорожно натягиваю ремень безопасности. – Работаешь сегодня?

– С шести.

– Значит, время есть.

– Для чего?

– Увидишь.

Всю дорогу он сосредоточенно молчит, только изредка барабанит пальцами по рулю, да поглядывает на меня на светофорах. В салоне приятно пахнет освежителем, мужским одеколоном и сигаретами. Прикусываю губу, бездумно рассматривая пейзажи за окном.

– Можно вопрос?

– Только не про Новый год, – отзывается Гриша.

– Нет, не про него. Куда мы едем?

– В кино, – весело отвечает.

– В кино?

– Ага, – пожимает плечами, а я не успеваю задать еще пару сотен вопросов, потому что как раз в этот момент мы сворачиваем к огромному торговому центру, и Гриша заезжает на территорию подземной парковки.

Выхожу из авто, озираюсь. Ни разу здесь не была. Гриша долго роется в машине, но потом и он выползает на свет божий, молча подходит ко мне, берет за руку и уверенно шагает к лифту.

Мне бы возмутиться, конечно, потому что, ну, что за наглость? Я ему не собачка какая! Но не хочется. Мне нравится. Его рука большая и теплая, и моя в ней как гармонично смотрится, что губы сами собой тянутся в улыбку. Глупо уткнувшись взглядом в пол, покорно захожу в кабину лифта.

– Звёздочка, мы сначала тебе кое-что купим и, пожалуйста, давай без этого: «Мне не надо», «Я не возьму» и прочее. Хорошо?

Киваю, зная, что спорить бесполезно. Откуда знаю – понять не могу. Просто чувствую, что Гриша все равно сделает по-своему. Откажусь – заставит и в итоге все равно вручит купленное с таким видом, будто я его смертельно обидела. Улыбаюсь своим мыслям. Мне бы у врача проверится, потому что, где это видано, чтобы приличная девушка с незнакомым мужчиной за ручку разгуливала и позволяла покупать себе подарки?

– Добрый день. Чем я могу Вам помочь?

Поднимаю глаза на консультанта, замечая, как та стреляет глазками в сторону Гриши. Конечно, он мужчина видный. Только мне почему-то от такого внимания становится очень неприятно. Разве прилично так пялится на человека, когда он со спутницей, пусть нас ничего и не связывает? Но ей-то откуда про это знать?

– Можете, – сухо отвечает Гриша и крепче сжимает мою ладонь. – Шуба, шапка, перчатки, шарф и сапоги.

– Гриш, заче…

– Я вернусь через полчаса. Вам хватит времени? – консультант растерянно кивает, а я хочу провалится сквозь землю от смущения. Это что же она про меня подумала? Красивый взрослый мужчина и я, ничем не примечательная серая мышка, рядом с ним. – Звёздочка, я скоро, – кивнув на прощание, Гриша уходит.

Сглатываю. Ну и во что я ввязалась?

POV Гриша

Оставив Звёздочку на попечение продавца-консультанта, выхожу из отдела и осматриваюсь. Где-то здесь был неплохой ювелирный. Не люксовый, конечно, но и Звёздочка – девочка скромная. Вряд ли она оценит колье с тринадцатью изумрудами и еще большим количеством синих сапфиров, а вот что-то милое и нежное ей очень пойдёт.

Бегом спустившись по эскалатору, заруливаю в ювелирный. Широко улыбающаяся женщина-консультант едва ли не взвизгивает, за секунду оценив размеры моего кошелька: у таких, как она, глаз на потенциально богатых клиентов наметан.

– Добрый день.

– Добрый. Подвеска в форме звезды, – без лишних предисловий.

Женщина понимающе кивает и указывает на небольшую стеклянную витрину с подвесками. Осматриваю, понимая: не то. Белое золото, конечно, очень выгодно смотрится, но уверен, что Звёздочка не оценит. Откажется принимать, еще и по морде настучит. Она пусть и скромница, но упорная, как баран. Проходили уже.

– Серебро есть?

– Конечно-конечно.

Кое-как подобрав украшение, осторожно опускаю коробочку в фирменный пакетик и убираю во внутренний карман пальто. Осталось подгадать момент. Судя по всему, моя (моя?!) девочка ничего не имеет против Нового года, и я, черт возьми, должен взять себя в руки. Постараться ради нее. Захочет елку, мишуру и разноцветные огоньки? Пожалуйста! Только бы улыбалась. Впервые за много лет искренне хочется радоваться празднику, и виной всему – она. Моя нежная девочка, так отчаянно нуждающаяся в любви. Я достаточно пожил, чтобы понимать, как же ей на самом деле одиноко. Она пусть и улыбается всегда искренне и открыто, но глаза никогда не врут. А ее говорят многое.

Поднимаюсь на эскалаторе обратно в «Снежную королеву», где застаю скучающую девушку на диване. Звёздочка качает ногой, обложенная пакетами с покупками со всех сторон, и мурлычет под нос какую-то песенку, в которой, к своему ужасу, я узнаю знаменитый «Jingle Bells».

– Как успехи? – склоняюсь над ней, наблюдая, как губы Звёздочки тянутся в улыбку.

– Хорошо. А у тебя?

– Ну раз у тебя хорошо, то и у меня отлично, – подаю руку, помогая подняться. – Теперь в кино?

– Гриш, – заглядывает в глаза, – зачем тебе это?

– Что именно?

– Ну… я?

– Не знаю, – поджимаю губы.

Зачем? Потому что ты сияешь ярче самого Солнца и делаешь мою жизнь чуточку лучше? Потому что ты настоящая, искренняя, светлая, и мне хватило одной короткой прогулки, чтобы понять, что лучше тебя нет никого на всем белом свете? Потому что мне становится тепло от одной твоей улыбки и хочется оберегать тебя, и никогда не отпускать?..

– Пойдем скорее, скоро начало сеанса, – прижав ее к себе крепче, перехватываю пакеты другой рукой и направляюсь к лифту.

Может потому, что в кои-то веки Новый год не кажется мне таким уж ужасным праздником из-за того, что ты рядом?

***

– Григорий Арсеньевич, вы идете? – Лариса, надув силиконовые губы, останавливается напротив стола.

– Это обязательно? – морщусь.

Ну неужели без меня никак? Мне этот чертов корпоратив вообще не сдался!

– Обязательно, – уверенно кивает ассистент и зачем-то снова дует пухлые губы.

Знаю зачем, разумеется, только мне ее поползновения ни капельки не интересны. Что в прошлом году, что сейчас Лариса из кожи вон лезет, чтобы мне понравится. Ведь это «так круто» – спать со своим начальником. Но я отношения между коллегами не одобряю и уж тем более не поощряю офисные интрижки. Хватило одного случая, спасибо.

Да и к чему мне это, когда где-то там, в маленькой уютной кафешке на другом конце города, работает одно милое кареглазое чудо, так доверчиво заглядывающее мне в глаза каждый раз, когда появляюсь на пороге? Между мной и Звёздочкой ничего нет, но я не спешу. Хочу, чтобы для начала она научилась мне доверять. Чтобы не боялась, что обижу. Не обижу ведь. Кого угодно, только не ее. Но ту радость, что появляется в ее глазах при виде меня, просто не передать словами. Не знаю, к чему все это приведет в итоге, да только уверен, что отпустить уже не смогу. Она – мое Солнце, моя Звезда, и нужна мне, как воздух.

Устало потерев переносицу, уговариваю себя подняться с кресла. Ненавижу новогодние корпоративы! Не-на-ви-жу! Каждый чертов год одно и тоже! Василий Сергеевич опять нажрется, Алла Георгиевна будет танцевать на столе, неприлично задирая и без того короткое платье, Лариса начнет клеиться, и все, абсолютно все, вспомнят, почему я так не люблю этот праздник. Мне не нужна их жалость. Зачем вспоминать то, что было сто лет назад? Рана ведь почти затянулась. Почти.

– Мне нужно найти кое-какие сведения о человеке. Попроси Сергея, пусть зайдет перед обедом.

– Хорошо, – делая пометку в планшете, соглашается Лариса, а потом многозначительно кашляет, и я нехотя поднимаюсь.

Вместе спускаемся на восьмой этаж, где собралась основная группа сотрудников компании – так называемые организаторы мероприятия.

– У вас пять минут, – машу рукой, падая в кресло во главе стола.

Честно? Дико хочется крикнуть, чтобы проваливали к черту со своим корпоративом! К чему это обезьянье представление? Неужели нельзя найти другой повод, чтобы нажраться и поприставать к коллегам противоположного пола? Тоже Восьмое марта или День Конституции. Чем не повод?

Нет, раньше мне тоже бывало весело на подобных мероприятиях. Я любил предновогоднюю суету, покупку подарков, разноцветные огни и запах мандаринов. Пока однажды не застал свою невесту в туалете компании, весело прыгающую на моем заместителе в самый разгар торжества. О, эти глаза до сих пор преследуют меня по ночам, как и ее унизительное выступление после, где с какой стороны не посмотри, виноват только я: я на нее забил, мне работа важнее, она устала, а я козел. Бла-бла… Стерва!

Может, сорвать праздник в этом году? А кто мне запретит? Я начальник. Совру, что урезали финансирование, и максимум, что нам светит, это шиш с маслом.

Уже почти открываю рот, как в кармане начинает вибрировать телефон. Киваю Василию Сергеевичу, занимающемуся поставкой алкоголя, а сам исподтишка скашиваю глаза на экран смартфона. Серега. Быстро он. Время еще даже не обед.

– Я сейчас, – киваю Ларисе и вылетаю из кабинета. Душно. Как же душно от этих заискивающих, предвкушающих нехилую пьянку, взглядов. – Слушаю.

– Грих, Ларка сказала зайти, но я не в городе сейчас. Забыл, что оправил меня в Самару?

– Чёрт, – прижав пальцы к переносице, поднимаю глаза к потолку.

– Говори, что нужно узнать. Пара часов у меня есть.

– Нужно… – вздыхаю. – В общем… Даже не знаю, что с чего начать…

– Имя? – подсказывает Серега и хмыкает. И все-то он знает. Недаром это волосатое чудовище под два метра ростом является моими лучшим другом.

– Я не знаю, как ее зовут, – обречённо выдыхаю.

И на что надеялся, идиот?

– Говори, что знаешь. Разберусь.

Вкратце пересказываю о вечере, когда впервые встретил Звёздочку. И о том, как случайно – действительно, случайно! – перехватил ее около университета. И про поход в кино.

Серега пару минут молчит, а потом начинает ржать как конь.

– Звёздочка? Серьёзно? Грих, тебе сколько лет?

– Нет, блядь, новогодний стендап репетирую! Серьезно, Волк. Найди хоть что-нибудь.

– Ладно-ладно, не ворчи, – уже спокойно одергивает друг. – Будет тебе инфа. Жди, – и сбрасывает.

Что же, Серый, не подведи.

POV Надя

До конца смены еще два часа, а я так ужасно нервничаю, потому что сегодня у нас с Гришей первое официальное свидание, что все просто валится из рук. Чувствую себя ужасно неловко. И дело вовсе не в том, что Гриша старше на десяток лет, и даже не в том, что до этого я толком-то ни с кем и не встречалась, просто… все так серьезно, что ли. Мне кажется, рядом с ним должна быть взрослая, умная женщина с ногами от ушей и явно с большим опытом, чем два слюнявых подростковых поцелуя. Такая, чтобы под стать ему, а он почему-то выбрал меня – робкую, серую мышку, едва-едва сводящую концы с концами.

Директор «Сладости» замечает мои метания и тяжело вздыхает. Лезть не лезет, но, когда уже начинает дёргаться глаз, вежливо предлагает уйти пораньше. Естественно, о причинах такого поведения я ничего сказать не могу, да он и не спросит, однако соглашаюсь, быстро напечатав Грише сообщение, что забирать меня нужно из дома, а не с работы.

Быстро переодевшись в новенькую шубку, шапку и прочее, подхватываю пакет со сменной одеждой и выбегаю на улицу. Атмосфера подступающего праздника приятно будоражит сознание: то тут, то там слышатся радостные крики и смех, всюду мигают яркие лампочки, а продавцы мандаринов стоят прямо на улице, обложившись ящиками, и задорно зазывают покупателей. Я люблю Новый год. Несмотря ни на что, хотя причин для грусти у меня предостаточно.

Тяжело ввалившись в квартиру, бегло осматриваюсь. Ну, в целом, порядок. Не сказать, что идеальный, но хотя бы книги на своих местах, одежда не вываливается из шкафа, а в холодильнике есть палка колбасы, сыр и бутылка «Шардоне».

До встречи с Гришей остается еще полтора часа, поэтому, проверив баланс на карточке, решаю, что успею сгонять до ближайшего торгового центра и прикупить ему подарок. Я, к сожалению, не миллионер, но и он не просит ничего взамен. Наоборот, со мной Гриша ведет себя сдержанно и мило. Всегда подает руку, открывает двери, а на прощание целомудренно целует в щеку. И чем больше времени мы проводим вместе, тем больше он мне нравится. Думаю, маме бы он тоже понравился.

Однако, вопреки ожиданиям, прогулка по магазину оказывается не такой короткой, как хотелось бы. Народу – тьма! С трудом выбрав подарок – новый шарф, потому что свой он отдал мне – запихиваю покупку в пакет и несусь обратно, с ужасом осознавая, что опаздываю. Девушкам, конечно, не в новинку опаздывать на свидания, но не когда кавалер мерзнет под подъездной дверью.

– Привет! – выкрикиваю запыхавшись, и Гриша изумленно приподнимает бровь. Опять он без шапки! Да что это такое! – Шапка где? – выпаливаю, прикладывая таблетку домофона к панели.

– Нету, – весело отвечает Гриша, а я, из последних сил сдерживая смешок, до боли прикусываю губу. Кажется, мы поменялись местами.

– Ну-ну.

Поднимаемся на лифте до квартиры. Гриша вызывается подержать пакет, но не отдаю, опасаясь того, что он может заглянуть и увидеть подарок раньше времени.

– Проходи, – неуверенно покосившись на мужчину, отхожу в сторону и указываю на узкий коридорчик своей не менее крошечной квартирки. – Чувствуй себя, как дома. Мне нужно пару минут.

– Спасибо, – Гриша мило улыбается, скидывая ботинки в прихожей.

– Проходи на кухню, – кричу из ванной. – Сейчас чайник поставлю.

– Хорошо.

Заглядываю в зеркало и в ужасе шарахаюсь. Красотка! Щеки красные, глаза горят, губы потрескались. И что он во мне нашел?

Кое-как расчесавшись, выскальзываю в коридор, хватаю заранее приготовленное для свидания платье и опять исчезаю в ванной. Переодеваюсь, мажу губы заживляющим блеском. Ну, с Богом!..

Через десять минут сидим за столом, оба глядя куда угодно лишь бы не друг на друга. Неловко. Вот разве так бывает: с ним и стеснительно и уютно одновременно? Гриша поджимает губы, косится в мою сторону, пока я чищу мандаринку, бросая в его сторону ответные взгляды. Хмурится.

– Ты живешь одна?

– Да, – киваю, разделяя фрукт на дольки, и протягиваю парочку Грише. Он задумчиво смотрит на оранжевые кусочки, хмыкает, а потом закидывает все сразу в рот. Морщится. – Кислые?

– Угу.

– Прости.

Как-то все это странно и неправильно. Свидание. Кажется, он собирался куда-то меня отвести, а теперь что, передумал? Сидит, мнется, мандарины кислые точит. Может, хочет уйти, да не знает, как сказать, чтобы не обидеть? Где я и где он? У него же люксовая машина, дорогая одежда и безлимитная карточка. Стрижка стильная, модная нынче щетина, возможно, даже маникюр. А я? Серая, тихая мышь без рода и имени.

– Звёздочка, можно вопрос?

– Конечно, – судорожно выдохнув через нос, откладываю мандаринку и поднимаю на Гришу глаза.

– Сколько тебе лет?

– Девятнадцать, – по глазам вижу, что не удивлён. Знает уже, так зачем спрашивает?

– И ты живешь одна?

– Я детдомовская, – пожимаю плечами. – Родители умерли несколько лет назад, тридцать первого декабря. Авария.

Я столько раз рассказывала об этом, что уже практически ничего не чувствую. Именно поэтому каждый год прикладываю столько сил, чтобы сделать все правильно. Именно поэтому улыбаюсь, когда выбираю подарки Варьке, ем мандарины и смотрю «Иронию судьбы». Именно потому, что боль никуда не денется, но нужно жить дальше. Морально приготовившись, смотрю на Гришу в упор. Сейчас будет тот самый взгляд. Они всегда так смотрят, когда рассказываю. Жалостливо, удивлённо, понимающе.

Противно.

Но нет. Гриша только вздыхает. Скребет подбородок, выпрямляет спину и неожиданно просит:

– Иди сюда.

Поднимаюсь, недоверчиво заглядываю в глаза. Делаю робкий шаг навстречу, неуклюже огибая стол. Гриша тянет меня за руку, пока не падаю ему на колени. Краснею. Я такая маленькая по сравнению с ним, глупая и совершенно неопытная.

– Хочешь расскажу, почему я не люблю Новый год?

– Это вовсе не обязательно, если не хочешь.

– Ты поделилась своей историей, а я расскажу свою. Не хочу, чтобы между нами были секреты, – устроив мою голову на своем плече, Гриша на пару минут прикрывает веки. Гладит мои спину и волосы, дышит прямо в макушку.

А потом рассказывает. Всё, с самого начала. О том, как был счастлив, как планировал свадьбу с любимой девушкой и как застал ее в объятиях одного из лучших друзей прямо посреди новогоднего корпоратива. О концерте, устроенном ею прямо при подчиненных. О жалостливых взглядах, том, что прошло уже много лет, а он все никак не может отпустить злость и потому так люто ненавидит Новый год, который, словно издеваясь, снова и снова напоминает ему о перенесенных боли и предательстве.

Складывается впечатление, что все это он копил в себе долгие-долгие годы и только сейчас нашел человека, которому наконец-то смог открыться. А мне и больно, и радостно, что этим человеком оказалась именно я. Потому что понимаю его, как никто другой. Потому что мои страхи такие похожие и при этом такие диаметрально противоположные по сравнению с его, но такие же настоящие. У меня сердце болит. Губы начинают мелко дрожать. Гриша молчит уже некоторое время, а я только спустя еще минуту замечаю, как всхлипываю.

– Звёздочка моя, прости, прости, пожалуйста…

Шепчет в мои волосы. Баюкает в объятиях, прижимает крепче. И мне вдруг в голову будто стреляет. Поднимаю на него покрасневшие глаза. Что-то щелкает где-то там, глубоко внутри, тянет отчаянно. Шмыгаю носом, робко улыбаюсь.

– Ну что ты, милая?

– Гриш…

Не даю ничего сказать, прижимаясь к его губам своими порывисто и совершенно не к месту, но чувствую, что ему это нужно не меньше, чем мне. Гриша отвечает. Запускает пальцы в волосы, слегка надавливает на макушку, и я послушно открываю рот, позволяя углубить поцелуй. Он на вкус, как мандарины. Улыбаюсь сквозь поцелуй.

– Прости, – нехотя отодвигаюсь, но Гриша прижимает обратно. Снова утягивает в поцелуй, и сопротивляться совсем не хочется. Только чувствовать вкус его мандариновых губ.

– Звёздочка, ты как хочешь, а я забираю тебя насовсем, – улыбается он, пока пытаюсь прийти в себя. – Как сказал один писатель: «Каждый дурак знает, что до звезд не достать, а умные, не обращая внимания на дураков, пытаются». Я свою звезду достал и отпускать больше не собираюсь.

– И не надо, – смутившись, отвожу взгляд, но Гриша мягко прикасается пальцами к подбородку и снова тянет на себя. – Меня Надя зовут, кстати.

– Знаю.

– Я знаю, что ты знаешь, – хмыкаю, позволяя себе окончательно расслабиться в его теплых объятиях. – Я тебе подарок приготовила.

– Подаришь на Новый год. – Гриша пожимает плечами, хмурится на мгновение, но потом его лицо разглаживается, приобретая умиротворённое выражение. – А я вручу тебе твой.

– А мы будем отмечать?

– Конечно.

Конечно, да.

Случайности не случайны

– Да где эта чертова папка?! – уже в десятый раз перерывая ворох бумаг на столе, кричу, надеясь обнаружить потерю, пока вдруг не вспоминаю, что оставила ее дома. – Да твою мать! – стону, проклиная свою забывчивость, и падаю лицом в стол. Бьюсь пару раз лбом, а потом все же вскакиваю и срываюсь прочь из кабинета.

Матерю себя, нерасторопных пешеходов, Чикагские пробки и весь мир в целом, с силой выжимая педаль газа. Если еще хоть пять минут простою на чертовой Север-Линкольн-авеню, я взорвусь. Вряд ли мистер Ли скажет мне спасибо, когда устрою аварию прямо в центре города и опоздаю на презентацию, но сил моих больше нет. Рычу, несколько раз со злостью ударяя по рулю, и, о чудо, машина впереди начинает движение.

Сворачиваю на светофоре, решив немного сократить путь до дома, и уже через секунду понимаю, что это идея оказалась большой ошибкой. Резко бью по тормозам, шины визжат, а потом корпус машины врезается в чье-то тело, и я в панике зажмуриваю глаза. Сижу, до боли в костяшках сжимая пальцами руль. Сердце ломает ребра, а я, кажется, вообще не дышу, пока до мозга доходит, что я только что… Сбила человека?

Боже! Я. Сбила. Человека!

Колени трясутся, но все же решаюсь выйти, тем более возле машины уже собирается толпа, а сзади слышатся недовольные протяжные гудки клаксонов. Дрожащими пальцами отстегиваю ремень безопасности, представляя ужасные картины того, как я в оранжевой робе сижу за решеткой, а охрана тихо посмеивается, облизывая мою фигуру сальными взглядами. Передергиваю плечами.

Первый шаг дается нелегко. Слышу, как собравшиеся обсуждают происшествие, и молюсь всем богам, чтобы сбитый оказался жив. Обхожу автомобиль, замечая сначала черные мужские ботинки, а потом и всего несчастного целиком. Он лежит на спине, молча глядя в хмурое небо. Тонкая полоска крови стекает по виску, губы набирают синеву. Дрожу, понимая, что впадаю в истерику. Подхожу ближе, неуверенно присаживаясь около пострадавшего на корточки. Симпатичный мужчина примерно моего возраста, шатен. В другой ситуации я была бы не прочь с ним познакомиться и может даже сходить на пару свиданий. Но…

Он неожиданно дергается, словно в судороге, а потом хватает за руку и переводит взгляд на мое испуганное лицо. Губы дрожат, хочу узнать, как он, но не получается. Какое-то время мы просто молча смотрим друг на друга.

– Вы… Вы в порядке? – хриплю наконец не своим голосом, осознавая, что это очень тупой вопрос. Как он может быть в порядке, когда я пять секунд назад сбила его! Идиотка! – Потерпите немного, сейчас вызову скорую.

Хочу выдернуть руку, однако мужчина не дает этого сделать, сильнее сжимая пальцы на моем запястье. И откуда только силы берутся? Ему же явно нехорошо. Сдаюсь, вспоминая, что телефон лежит в кармане блейзера, поэтому тянусь за аппаратом и кладу прямо на асфальт, чтобы набрать 911. Одной рукой очень неудобно, но по-другому никак.

– Как вас зовут? – вдруг еле слышно спрашивает незнакомец.

– Аманда.

– Джон, – быстро произносит он и отключается.

Кажется, я скоро сгрызу ногти до мяса, но ничего не могу поделать с этой дурацкой привычкой, потому что безумно волнуюсь. Стоило бы позвонить своему психотерапевту, но меня и так знатно трясёт, и слушать идиотские успокаивающие речи мисс Олсен – последнее, чего я хочу. Мимо проходят врачи, медсестры, пациенты… И только я нервно грызу ногти, застыв на стуле в приемной, и жду вердикта: свобода или тюрьма. Только бы выжил, Господи!

В какой-то момент понимаю, что не позвонила боссу и вообще никак не обозначила свое отсутствие на работе, но, если честно мне на это наплевать. Конечно, будет обидно, если меня уволят, но причина прогула вроде уважительная. Уважительная. Хмыкаю. Простите, мистер Ли, но я не смогла почтить вас своим присутствием на презентации, потому что забыла документы дома, а когда ехала за ними, едва не убила человека. Всего-то.

– Мисс Бейли? – вздрагиваю. Поднимаю глаза, встречаясь взглядом с мужчиной в белом халате. Вскакиваю со стула, едва не потеряв равновесие от внезапной смены положения, и умоляюще смотрю на доктора. – С мистером Райтом все в порядке. Он просил вас зайти.

Выдыхаю, внутри ликуя и вытанцовывая джигу-дрыгу, но внешне остаюсь спокойной, лишь слабо улыбаюсь и следую за врачом до палаты. Он открывает, жестом приглашая меня пройти, а потом уходит. Запираю, на мгновение прижимаясь лбом к холодной белой двери, пока не слышу хриплый кашель за спиной. Медленно оборачиваюсь, ощущая, как на глазах начинают собираться слезы. Джон выглядит просто ужасно. Голова перемотана, все лицо в синяках и ссадинах, бледное, как у призрака.

– Вы живы, – всхлипываю, осторожно приближаясь к мужчине. Он дёргает уголком губ, пристально глядя на меня, а потом тянет руку. Неловко пожимаю ее, присаживаясь на стул рядом. Неосознанно поглаживаю большим пальцем кожу, стараясь принести этим незатейливым действом облегчение. Не знаю, что сказать, поэтому решаю для начала отделаться стандартными фразами. – Простите меня…

– Я буду в порядке, – улыбается Райт, – не беспокойтесь, я не собираюсь подавать на вас в суд. Сам виноват.

– Что? – удивленно округляю глаза, глядя на него, как на умалишённого. Похоже, все же сильно приложился головой, раз говорит такое.

– Мисс…

– Аманда, – напоминаю, хотя не уверена, что он вообще помнит момент, когда я представилась в первый раз. – Просто Аманда.

– Хорошо, Аманда. В общем, я хотел сказать, что сам виноват в сложившейся ситуации. Вы ехали по правилам, а я бросился под колеса, не убедившись в безопасности маневра. За что и поплатился. Врач сказал, что подержит меня еще пару дней здесь, а потом я могу вернуться домой.

Он улыбается, и я думаю о том, что скорее всего ему вкололи очень много обезболивающего. Взгляд сам перемещается на стоящую около кровати капельницу. Рядом – на экране кардиомонитора – отображается пульс и еще какие-то параметры, в которых я ничего не смыслю. Мои познания в медицине ограничиваются просмотром сериала «Клиника». После быстрого осмотра снова перевожу взгляд на мужчину, понимая, что его начинает клонить в сон. Должно быть и здесь не обошлось без лекарств. Нужно уйти и оставить его в покое, но я не могу просто убежать, чувство вины все еще гложет, поэтому осторожно уточняю:

– Я могу навестить вас завтра?

– Конечно, – вяло отвечает Джон. – Буду рад вам в любое время, Аманда, – его рука выскальзывает из моей, и мужчина мгновенно отключается, погружаясь в медикаментозный сон.

***

Избежать увольнения удаётся чудом. Мистер Ли отчитывает меня, как маленькую, потому что ему «пришлось перенести презентацию на несколько дней вперёд, чему он не рад», а потом просто машет рукой.

Мы оба прекрасно понимаем, что без меня он не справится. Проектом целиком и полностью занимаюсь я. У начальника банально нет времени на такую ерунду, как презентация новой линии товара, но он вдруг соглашается дать мне дополнительный выходной, чтобы оправиться после аварии, который я планирую провести сначала дома и хорошенько выспаться, а потом у Джона в больнице.

Вина из-за случившегося никак не желает отпускать, и я не могу придумать ничего лучше, чем прийти к мужчине и попытаться хоть как-то облегчить его и мои страдания. Думаю, стоит купить корзину фруктов и, наверное, оплатить его лечение. Мне это по карману, да и совесть будет чище.

Вечером после работы еду домой, стараясь не впадать в панику, ведь ужасно боюсь снова кого-нибудь сбить. Вмятина на бампере выглядит более чем красноречиво, напоминая о моей невнимательности.

По прибытии в квартиру быстро бегу в душ, чищу зубы и сразу же падаю на кровать. Сил и желания что-то делать нет, поэтому мгновенно засыпаю.

Утро начинается не с кофе, а звонка Алекс – моей младшей сестры, которая вечно попадает в неприятности. Последний раз она сбежала из дома с бандой байкеров, заявив, что влюбилась в главаря. Двадцать лет, а ума, как у… гусеницы. Хорошо, что мой друг Стив тогда был проездом в Чикаго и помог вернуть беглянку домой. Стив – полицейский и по совместительству мой бывший.

– Ал? В каком ты участке?

– Очень смешно, – кисло отвечает сестрица и ненадолго умолкает. – Я дома, Эми, но планирую заявиться к тебе. Приютишь любимую младшую сестру на пару дней?

Закатываю глаза. Я предполагала, что примерно так и будет. Что она отчебучила на этот раз?

– Опять поругалась с мамой? – спрашиваю обречённо.

Алекс – настоящий ураган. Боюсь, что во время её присутствия моя квартира превратится в барахолку, потому что эта девчонка тащит домой все, что плохо лежит. Начиная дурацкими розовыми блокнотиками и заканчивая блохастыми котами.

– Крошечная татуировка! – возмущается Ал. – Малюсенькая, а мама закатила такой скандал, будто я забила себе пол лица! Беспредел!

– Когда тебя ждать? – отвертеться не получится. Вздыхаю, выслушивая поток несвязной речи, и мысленно прикидываю, чем бы занять сестру, чтобы не путалась под ногами. Работу никто не отменял. А ещё Джон.

– Завтра с утра. Увидимся, Эми! – кричит Алекс и бросает трубку.

Нет, я люблю её, просто… Просто с Ал очень сложно. У нас десять лет разницы. И если, пока мы были младше, это особо не доставляло дискомфорта, то теперь стало слишком заметно.

У меня к тридцати годам уже есть хорошая высокооплачиваемая работа, своя квартира, небольшая, но все же, к тому же почти в центре города, нормальная машина – которую нужно сдать в ремонт – и вереница бывших парней.

У Ал же – вечные пьянки, странные дружки, ссоры с родителями, брошенный университет и страсть к приключениям на пятую точку. Словно небо и земля.

Ох, и тяжко мне будет ближайшие пару дней.

***

Попасть в больницу к Джону не удаётся ни на следующий, ни на другой день. Алекс заявляется на порог моего дома в безбожную рань – семь утра – и с этого же порога заявляет, что у нас начинается трехдневный «алко-клубный марафон». Морщусь, представляя себя в каком-нибудь ночном клубе, лихо отплясывающую и держащую в руке банку пива. Мне тридцать, а не тринадцать!

Но сестра остается непреклонна. По обыкновению, делает большие щенячьи глаза, добавляет щепотку печального «ну да, конечно, кто я такая, всего лишь младшая сестра, которую ты бросила и сбежала в Чикаго». И я сдаюсь. Черт с ней! Тем более мистер Ли с чего-то решил дать мне еще пару дополнительных выходных.

О Джоне решаю умолчать. Ведь если быть совсем откровенной: не хочу портить репутацию идеальной Аманды, у которой не жизнь, а сказка. Лучше оставаться гордостью родителей до победного. Пусть это эгоистично, но я знаю Алекс. Она может сболтнуть об аварии при них, и тогда серьёзного разговора не избежать.

В конце третьего дня – первые два вообще смутно помню, ибо Ал не только сама слишком много пьет (бухает, я бы сказала!), но и отлично умеет спаивать других – заваливаюсь в свою маленькую уютную квартирку и падаю на кровать. Я слишком стара для этого дерьма!

Ал отчалила еще вчера, сразу после убойной вечеринки какого-то из ее друзей, а я проснулась черт знает где, черт знает с кем, но, убедившись, что за эти адские три дня все же умудрилась ни с кем не переспать, выдохнула, собрала манатки и свалила домой.

Из отпущенных мне выходных остается один. Намереваюсь провести его в больнице с Джоном, но тут меня ждет огромное разочарование. Его выписали, а вредная медсестра с ресепшена отказалась выдавать контакты. Шанс на прощение упущен.

Ничего не остается, как забыть эту историю, словно страшный сон, и снова влиться в рабочие будни, что я и делаю.

Утро понедельника наступает внезапно. Хотя раньше я такого за собой не замечала, но просыпаюсь нехотя и с тяжелой головой. Вечером я позволила себе выпить пару бокалов вина, чтобы хоть как-то отвлечься от невеселых мыслей. Только вот похмелья как такового нет, да и я – ого! – проспала почти двенадцать часов. Видимо, в этом и кроется причина моего отнюдь не приподнятого настроения.

Привычный крепкий кофе без единой ложки сахара, строгая юбка-карандаш, блуза, застегнутая на все пуговицы, лакированные лодочки и чулки. Естественный макияж немного освежает лицо, и я через силу улыбаюсь началу нового дня.

Покидаю пределы своего жилища, пешком спускаясь к подземной парковке. Никогда не любила лифты. Особенно после того, как пару раз там застряла. Ну их к черту!

Около машины – когда-нибудь я отгоню её в автомастерскую, да-да – ждет неожиданный сюрприз. Джон собственной персоной. Едва не выронив сумочку от удивления, порывисто приближаюсь к мужчине и приобнимаю за плечи, но, смутившись, тут же делаю шаг назад.

– Доброе утро, мисс Бейли, – бодро здоровается Райт, а я улыбаюсь, сама не зная почему.

Смотрю на мужчину из-под полуопущенных ресниц и цепенею. Прекрасен! До чего же он прекрасен. Будто само божество спустилось с небес, дабы почтить меня своим присутствием, и даже пара едва заметных ссадин и небольшой синяк над глазом не в силах испортить его лика. И как сразу не разглядела?

– Простите, не хотел ошарашить вас своим визитом. Но так и не дождался вас в больнице, отчего пришлось действовать самостоятельно. Извините мне эту дерзость.

– Ох, что вы, – еще шире улыбаюсь я, снова делая шаг навстречу. Джон внимательно изучает мое лицо, будто сканирует, а потом продолжает:

– Аманда, если честно, я не только поэтому пришел.

Сглатываю. О, неужели передумал и все же решил подать на меня в суд? Его право, конечно. Ведь как ни крути, а я виновата по всем пунктам. Неслась, как угорелая, и даже не удосужилась посмотреть на знаки.

– Могу ли я пригласить вас на свидание?

***

Ещё ни разу в жизни я не ждала окончания рабочего дня, как сегодня: вся извелась, постоянно смотрю на часы, а когда мистер Ли в очередной раз повышает голос, чтобы привлечь моё внимание, едва не вою от отчаяния.

Время, чтоб его, тянется слишком медленно. Секунды, словно нехотя, складываются в минуты, а те в свою очередь, кажется, вообще не собираются превращаться в часы.

Но вот рабочий день закончился, и я, взволнованная, как первоклассница в первый учебный день, вылетаю из здания, сразу попадая в тёплые объятия Джона.

Заливисто засмеявшись, обнимаю его, и почему-то кажется, что так и должно быть. Никакого смущения я не испытываю, а Джон, похоже, этому только рад. Он помогает мне устроиться на пассажирском сидении, после чего обходит свой большой внедорожник и садится за руль.

– Куда мы едем? – спрашиваю любопытно, но мужчина лишь пожимает плечами и загадочно улыбается.

– Расскажите о себе, Аманда.

– Может, перейдём на «ты»? – предлагаю решительно, – мы все-таки на свидании, а не на деловой встрече.

Джон смеётся, чуть откидывая голову назад, а я впериваю взгляд в его шею, на которой слегка дёргается кадык. Не знаю, что у меня за фетиш, но выглядит более, чем сексуально. Может, я извращенка?

– Хорошо, – щурит глаза, останавливая машину на светофоре, и поворачивается ко мне. А я снова залипаю в эти идеальные черты лица, разглядывая Райта, как музейный экспонат. – Так ты расскажешь о себе, Аманда?

Тушуюсь. Всегда казалось, что начинать знакомство с таких банальностей глупо, да только познакомились мы немного раньше. Когда я сбила его. Ничего так начало истории.

– Ну… Меня зовут Аманда Бейли…

– Нет, – перебивает Джон, и я выгибаю бровь. – Я хочу услышать что-то, о чем не принято говорить на первом свидании, что-то, что расскажет мне о тебе, как о человеке гораздо больше банального «я люблю персики и ненавижу помидоры».

– Например?

– Ну не знаю, – Джон кусает нижнюю губу, задумавшись.

Сглатываю. Этот мужчина очень и очень странно на меня влияет. Хочется касаться его. Возможно, даже поцеловать. Но я одергиваю себя, напоминая, что не целуюсь на первом свидании, а уж что-то большее так вообще не раньше пятого. Хотя, глядя на него, чувствую, что моя уверенность в собственной правильности и принципах начинает медленно таять. Ладно, возможно, я позволю ему один поцелуй. Или два. Вот черт!

– Хорошо, давай я начну, – предлагает Джон, вовремя выдергивая меня из пучины пошлых фантазий, которые уже успели оккупировать слишком расслабленный мужской близостью мозг. – Однажды я встречался с девушкой, которая на третьем свидании призналась, что состоит в БДСМ-клубе, и лишь каким-то чудом мне удалось избежать участи быть выпоротым ею и её сабом. Как ты понимаешь, она была госпожой и намеревалась сделать из меня своего раба.

– Да ладно, – округляю глаза, пытаясь понять, шутка ли это. Но Джон хоть и улыбается, выглядит вполне серьёзно. – Ничего себе, – выдыхаю. После такого откровения мне и рассказать-то нечего. – Кхм… Я даже не знаю.

– Неужели в твоей жизни не случалось ничего из ряда вон выходящего? Безумный бывший, превратившийся в сталкера после расставания? Странная вечеринка, куда тебя затащила взбалмошная подруга-панк? Ну, на крайняк, может, ты однажды перепутала соль с сахаром?

Старательно строю сосредоточенную мордашку, пытаясь найти хоть что-то. Но моя жизнь настолько скучна и однообразна, что в пору удавиться.

Почему я раньше не замечала, как меня медленно, но верно засасывает в рутину? Дом, работа, работа, работа, праздники у родителей и снова работа.

– Самое интересное, что со мной случалось, – решаю признаться сразу. Ну и пусть считает меня занудой. Что теперь. – Я сбила тебя и прогуляла работу. Пожалуй, это все.

Становится совсем грустно. Никогда не думала, что моя жизнь настолько скучная. И я ведь даже не понимала, что плыву по строго выверенному течению вот уже на протяжении лет десяти и вместе с этим пропускаю что-то очень важное. Забываю жить.

Ну ты даёшь, Аманда! Премия «Зануда года» теперь точно твоя.

Видимо, заметив моё состояние, Джон резко бьёт по тормозам, а потом крутит руль. Шины визжат, оставляя на сером асфальте чёрные следы. Проезжающие мимо машины недовольно сигналят, и я даже слышу парочку матов.

– Что ты делаешь?!

– Знаешь, я хотел отвести тебя в одно место, но вдруг понял, что это совсем не то, что нужно. Поэтому планы немного меняются. Во сколько тебе завтра на работу?

– К десяти. Могу опоздать на полчаса, не более, – отвечаю растерянно. Ох, что-то не нравится мне это. – А что такое?

– Должны успеть, – Джон говорит, будто сам с собой. Но нет, мужчина поворачивается, с абсолютно непроницаемым видом опускает руку на мое колено и чуть сжимает. – Тебе понравится, обещаю.

Киваю, а все внимание только на его ладони, нежно поглаживающей мою ногу. Кожа мгновенно покрывается мурашками. Тяжело сглатываю.

Мужчина, кажется, больше не намерен вести диалог. Сосредоточен и смотрит прямо на дорогу. Которая, кстати, совсем скоро превращается в шоссе. Мы выехали за город.

Пока несемся куда-то в неизвестность, пару раз ловлю на себе оценивающие взгляды Райта. Он даже не пытается скрыть, что рассматривает меня, и мне, если совсем уж честно, это безумно нравится. Он не ходит вокруг да около, ясно давая понять, что заинтересован в моей персоне. Радует, что это взаимно.

Небо стремительно чернеет. Чикаго остаётся далеко позади, и ещё примерно через полчаса мы, наконец, сворачиваем с основной дороги. Незнакомая местность немного пугает. Но даже если Джон окажется маньяком, я почему-то думаю, что буду совсем не против. Да и кто знает, вполне вероятно, я первая его изнасилую.

– О чем задумалась? – тихо спрашивает мужчина, когда впереди начинает брезжить свет. Сквозь пелену сумерек вижу какое-то невысокое здание и целую кучу машин. Десятка три, не меньше. Джон следит за моим взглядом и усмехается. – Я так понимаю, в нелегальных гонках тебе ещё не доводилось участвовать? Что ж, добро пожаловать в мой мир.

***

Едва машина Джона с протяжным визгом пересекает финишную черту, я закрываю глаза и хватаюсь за сердце. Твою мать! Осознание приходит очень медленно, по мере того как содержание адреналина в крови возвращается в пределы нормы. Меня трясёт не на шутку, но при этом я чувствую какое-то приятное умиротворение. Словно всю жизнь только этого и ждала.

– Эй, ты как? – Джон обеспокоенно обводит взглядом моё наверняка бледное лицо. – Всё в порядке?

Ответить не успеваю, потому что двери авто неожиданно открываются, и Райта бесцеремонно вытаскивают наружу, чтобы поздравить. Мы ведь выиграли эту гонку. Победили, черт возьми! Хотя моей заслуги здесь нет, все равно ощущаю удовлетворение. Улыбаюсь, глядя через лобовое стекло, как к Джону подходят люди, приятельски хлопают по плечу, кто-то даже обнимает, а одна дамочка и вовсе не брезгует приложиться губами к его щеке. Вот наглая сучка!

Хмурюсь, намереваясь выскочить из машины и подойти ближе, обозначить границы. Отстегнув ремень безопасности, тяну руку к двери, но та неожиданно распахивается, а я оказываюсь в плену тёплых мужских объятий.

– А вот и мой приз, – довольно смеётся Райт, – поцелуй для победителя?

Не раздумывая ни секунды, обвиваю его шею руками и игриво тяну на себя. Ну и где же твои принципы, Аманда? Изо рта вылетает нервный смешок. Можно сколько угодно обманывать других, но себя-то не обманешь: он притягивает меня, словно магнит, и я совсем не хочу этому сопротивляться. В конце концов мы оба взрослые люди, к тому же абсолютно свободные.

Вокруг улюлюкают и свистят, выкрикивают какие-то слова одобрения и даже подначивают Джона. Но мне нет до них никакого дела. Его губы приятно мягкие и почему-то пахнут апельсином. Наверное, во всем виновата жвачка, а может, воображение разыгралось. Это не главное. Главное, что он отвечает взаимностью, каким-то голодным рвением, и мне это безумно нравится.

– Поехали ко мне? – так просто и практически в лоб предлагает Джон, и я – не верю, что говорю это – соглашаюсь, за что получаю ещё один страстный поцелуй.

– Эй, Джон! Мы тут с парнями решили отпраздновать твою победу, – какой-то качок отрывает от меня Райта. Недовольно морщусь. Ещё чего! Он мой! На сегодняшнюю ночь только мой. – Если интересно, Беверли едет с нами.

– Неинтересно, – холодно отвечает мужчина, а потом снова возвращает взгляд на меня и улыбается. – У меня другие планы на сегодняшнюю ночь.

Я краснею. Опять, черт возьми, краснею рядом с ним. Кажется, это уже входит в привычку. Но мне нравится его прямота. Его дерзость. Боже, да он весь, целиком, мне нравится, что уж скрывать.

– Ну как знаешь, – качок почему-то дуется, но все же оставляет нас наедине друг с другом.

– Беверли?

– Забей, – грубые пальцы касаются щеки, поглаживая, и я едва не мурлычу.

– Девушка на одну ночь? – выгибаю бровь.

Ну что он, как маленький? Я взрослая женщина и все понимаю.

– Она – да, а ты – нет.

– Интересно, – нервно смеюсь, от смущения утыкаясь лбом в плечо Джона.

Он гладит меня по спине, а потом едва слышно шепчет:

– Так мы едем?

– О, да, мистер Райт, о да…

***

Оказавшись в квартире Джона, понимаю, что пыл слегка поутих. Да и усталость даёт о себе знать.

Скинув туфли в прихожей, без спроса прохожу на кухню. Джон появляется через секунду, открывает холодильник, осматривает содержимое и резко хлопает дверцей.

– М-да…

– Я не голодна, – улыбаюсь, осматриваясь. Становится неловко, и я почему-то очень боюсь заглянуть ему в глаза. – М-м…

– Не хочешь освежиться? – неожиданно предлагает мужчина. Хочу ответить, что это будет немного странно, но вместо этого киваю и поднимаюсь с места, чтобы отправиться вслед за Райтом. Он подводит меня к белой двери с металлическими вставками. – Полотенце на полке, сейчас принесу футболку. Чувствуй себя, как дома, – целует в лоб и уходит.

Что же, ладно. Захожу в ванную комнату, натыкаюсь взглядом на белоснежную ванну, в углу ютится небольшая душевая кабина. А мистер Райт не так прост, как кажется на первый взгляд. И я даже не знаю, чем он зарабатывает себе на жизнь.

Решаю не злоупотреблять гостеприимством, поэтому все же выбираю душ. Возможно, Джон тоже захочет освежиться, не стоит тратить время на себя любимую.

Не дожидаясь, когда мужчина принесёт одежду, скидываю свою прямо на пол, переступаю высокий порожек, не до конца закрывая дверь.

Тёплая вода приятно скользит по коже, закрываю глаза, задирая голову к потолку. Вот она я, стою голая в душе, в квартире практически незнакомого парня. Нет, такое и раньше бывало, пару раз вообще просыпалась в чужой постели и даже не могла вспомнить имя своего любовника. Но с Джоном все по-другому. Нас тянет друг к другу, и только идиот может этого не заметить. С ним легко. Мне нравится его улыбка и то, с какой уверенностью он показывает свою симпатию. Мне нравится, что это взаимно. Только все равно что-то тревожит, где-то там, глубоко внутри, и я не могу понять, что именно. Словно все это не случайно. Как будто заранее продуманный хитроумный план.

– Аманда, – вздрагиваю, – я принёс фут…

Холодный воздух пробегается по коже сомном колючих мурашек. Оборачиваюсь, вперивая взгляд в мужчину. На нем одни лишь домашние штаны, в руках футболка, а в глазах – пожар.

– …болку, – заканчивает предложение Джон. Бросает вещь прямо на пол, а потом, не сводя с меня взгляда, стягивает с себя штаны вместе с бельём и делает уверенный шаг вперёд. – Не против, если я присоединюсь? – голос срывается на хрип.

Я дрожу. О, мать, мать, мать…

– Нет, – так же сипло шепчу в ответ, а потом закрываю двери душевой кабины и прижимаюсь к мужчине грудью.

***

Утро начинается не с кофе и даже не крепких объятий Джона, а со звонка босса. Мистер Ли, чтоб его, внезапно вспоминает, что я – его любимая, незаменимая, самая лучшая и верная помощница. И посему просто обязана приехать в офис прямо сейчас и ни минутой позже. Иначе – смерть.

Отключившись, бросаю телефон на тумбу и тихо матерюсь себе под нос. До начала трудового дня еще целых три часа, я ужасно не выспалась, а тут такое. Что за несправедливость?

Покосившись на мирно спящего Джона, тяжело вздыхаю. Так не хочется оставлять его, но мне, как минимум, нужно заехать домой, принять душ и переодеться. Появляться на работе в той же одежде, что и вчера – моветон. Тем более все сразу поймут, что ночевала такая правильная и ужасно занудная Аманда не дома. А мне оно надо? Я в принципе не люблю выставлять личное на показ. Не хочу, чтобы хоть кто-то узнал о появлении Джона в моей жизни. Это только мое, и должно оставаться моим как можно дольше.

Смотрю на мужчину, и губы сами собой расплываются в блаженной улыбке. Эта ночь была незабываемой. Волшебной. Воспоминания калейдоскопом проносятся перед глазами, и каждый миллиметр кожи покрывается мурашками. Тело еще помнит страстные прикосновения Райта, а низ живота приятно сводит, обжигая меня изнутри.

Еще раз вздохнув, осторожно выбираюсь из объятий и бросаю последний взгляд на мужчину. Уходить вот так, не попрощавшись, не хочется, но выбора нет. Еще слишком рано, пусть поспит.

Обнаруживаю свои вещи на полу в ванной, ругаясь, что вчера не нашла времени хотя бы свернуть и положить на стул. Все помялось и стало сырым. Брезгливо осмотрев трусики, решаю не надевать их, запихиваю в сумочку. На цыпочках крадусь в сторону прихожей, попутно набираю номер такси. Механический голос сообщает, что машина подъедет через десять минут, а я впрыгиваю в любимые лабутены и крашу губы ярко-красной помадой.

Если подумать, я ведь так глупо и так по-детски убегаю сейчас, прикрываясь срочностью и тем, что Джону нужно выспаться. Просто испугалась, что все так быстро закрутилось, что я – впервые в жизни – поступилась собственными принципами и прыгнула к нему в койку на первом же свидании. Какая же я трусиха!

– Сбегаешь? – хрипловатый голос за спиной раздается неожиданно. Нервно оборачиваюсь. – Почему не разбудила?

– А я… работа… время…

– Аманда, – качает головой Джон, делая широкий шаг вперёд, но замечает испуг на моем лице и останавливается. – Все нормально?

– Да, я просто… На работу вызвали, – голос отчего-то дрожит, и я сильнее сжимаю в пальцах ремешок сумки. – Прости, – выдыхаю, понимая, что веду себя глупо.

– Повторяю еще раз: почему не разбудила? Я даже завтраком тебя не накормил. Так же нельзя, – он улыбается, а я прикусываю губу, стараясь сильно не пялиться на его обнаженное поджарое тело. Хоть бы трусы надел! Хотя, о чем я говорю, я же сама без них.

– Без чего? – о боги! Я, что, сказала это вслух?

Взгляд мужчины скользит по моим ногам, чуть задерживается на коленях, едва прикрытых подолом юбки, и замирает в районе бёдер. Джон прищуривается, и вдруг начинает смеяться, чем окончательно сбивает меня с толку.

– Ты собралась на работу без белья?

– Оно мокрое! – вспыхиваю, ощущая, как краснеют щеки.

– Еще бы, – усмехается, в одно мгновение оказываясь прямо передо мной. Нависает сверху, испытывающе заглядывая в глаза. – Было бы обидно, если бы оставалось сухим после вчерашнего.

– Я не… – язык заплетается. Ноги начинают мелко подрагивать, и я сжимаю бедра покрепче, тая от одного его взгляда, словно мороженое под палящим солнцем. Горячий мужской торс впечатывается в мое тело. Изо рта вылетает тихий стон. – Оно лежало мокрое на полу в ванной, – кто бы знал, сколько сил мне понадобилось, чтобы собрать предложение воедино!

– Я так и подумал, – шепчет Райт на ушко, а я прикрываю веки, начиная сползать по стеночке на пол. – Эй, что такое? Ножки не держат? Устали за ночь?

Он издевается!

Ладонь ложится на талию, и я невольно подаюсь вперед, стараясь удержаться на чертовых каблуках.

Жарко. Господи, как же здесь жарко! Может, расстегнуть пару пуговиц на блузке?

Пальцы сами тянутся вверх, касаясь ворота, и взгляд Джона жадно вцепляется в мою руку. Он замирает, каменеет, словно статуя и, кажется, вообще перестает дышать. Сосредоточенно наблюдает, как хищник за маленькой мышкой. А я, пользуясь минутной заминкой, осторожно и очень – очень! – медленно высвобождаю пуговичку из петли. Затем еще одну. Провожу пальцами по ключице, чуть сдвигая ткань, и запрокидываю голову. Приятная прохлада касается кожи, но уже через мгновение губы мужчины обжигают шею влажным поцелуем.

– Джон…

– Думала, можешь меня соблазнить, а потом спокойненько сбежать?

– Вообще-то надеялась, – хитро улыбаюсь, совсем не ожидая, что мужчина вдруг резко прижмет меня к стене и начнет нагло целовать прямо в ярко-накрашенные губы. Храни бог человека, который придумал стойкий макияж! – М-м, Джон, мне… пора… Джон, – телефон надрывается. Но Райт не собирается меня никуда отпускать.

– Я отвезу, – хрипит в изгиб шеи, нагло задирая юбку на пояс.

Через мгновение я оказываюсь прижата грудью к комоду. Ещё через одно Джон резко толкается вперёд, и только потом я замечаю перед собой зеркало. Смотрю на наше отражение, пошло прикусывая губу, и не могу отвести взгляда. Раскрасневшаяся, в расстегнутой блузке, в вырезе которой отчётливо видно кружево бюстгальтера. За спиной Джон, крепко сжимающий мои бедра. Он ловит мой взгляд, и я смущённо отворачиваюсь, но тут мужская ладонь чуть сдавливает шею, вынуждая вернуть глаза к зеркалу. Скажу честно, ничего более откровенного и прекрасного я ещё не видела.

– Смотри, – приказывает мужчина, продолжая размеренно двигаться внутри меня.

Киваю, через раз забываю дышать, но взгляд уже не отвожу. Наоборот. С любопытством изучаю свое лицо, то, как грудь елозит по поверхности комода, как Джон прикрывает глаза и откидывает голову назад. Он ускоряется, и я кричу, оставляя после себя мутные пятна на зеркальной глади. Они быстро испаряются и заменяются новыми, а я, уже не сдерживаясь, дрожу и сама подмахиваю тазом навстречу, желая поскорее получить разрядку.

Джон больно хватает меня за волосы, потянув на себя. Выгибаюсь, ловя его губы своими. Во влажном, страстном поцелуе тонет мой финальный стон, рассыпается мириадами искр под кожей. Мы тяжело дышим, прижавшись друг к другу так сильно, что становится больно.