Читать онлайн Такая разная любовь бесплатно

© Татьяна Окоменюк, 2023

ISBN 978-5-0059-7209-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Космическая любовь или

Видеодневник жены астронавта

15. 09. 2043

Макс, дорогой, здравствуй!

Ты еще на Земле, а я уже записываю тебе свои послания. Пока что в свой видеодневник. Не понимаю, чем вашей «подготовительной программе» помешали бы «контакты с родными» раз в три месяца. Нам ваше руководство, конечно, разъяснило, что это – эксперимент по выживанию в условиях, сходных с полетом на Марс. Что вы целый год проведете в полной изоляции от внешнего мира в прототипе модуля марсианского корабля, находящегося на склоне спящего вулкана Мауна-Лоа на Гавайских островах. Что вас там будут обучать жизни в состоянии невесомости, работе с оборудованием комплекса, правильному поведению в критические моменты. Что условия эксперимента будут жесткими: теснота, голод, аварийные ситуации. Что психологи будут провоцировать экипаж на конфликты…

Но я все равно не понимаю: чем вам помешал бы контакт с женами по видеосвязи. Все-все, прекращаю. Я помню, что ты себе не принадлежишь, что я – жена астронавта и обещала терпеть и ждать. Я так и делаю. А, чтобы терпелось легче, буду иногда записывать для тебя свои видеописьма. Надеюсь, когда снимут карантин, ты просмотришь их все сразу.

Если бы ты только знал, как я по тебе скучаю. Твоя земная жена Анна.

15. 10. 2043

Здравствуй, мой любимый!

Этот уикенд я провела в гостях у твоих. У них все в порядке. Филипп – такой же неугомонный, как и всегда. Ни за что не дашь ему семидесяти: гоняет на своем Форде, играет в гольф и бильярд, ругается с соседом из-за шума газонокосилки, которая будит его по утрам. София с ним постоянно дискутирует из-за виски, к которому он то и дело прикладывается, но Филипп в этом вопросе непоколебим. Он считает, что пожилые люди просто обязаны быть пьющими, потому, что никаких других радостей в их возрасте уже нет.

Недавно у них были телерепортеры, взяли твои детские видео и фотографии для будущего фильма о первопроходцах Марса. Сказали, что готовят материал обо всей шестерке претендентов, поскольку руководство экспедиции «Марс-экспресс» еще не решило, какая тройка будет основным составом, а какая – дублерами. Судя по инсайдерской информации репортерского источника, шансов у вас с Дэвидом и Алексом несколько больше, чем у остальных.

Филипп говорит, что чуйка отставного копа подсказывает ему: первооткрывателями Марса будете именно вы. Он очень гордится тобой. София же украдкой молится, чтобы ты остался на Земле, ведь еще ни одна космическая экспедиция не длилась целое десятилетие. Если честно, я, как и София, молюсь о том, чтобы ты попал в дублеры.

Люблю, скучаю. Твоя Эн.

30. 11. 2043

Здравствуй, Макс!

С прошедшим тебя праздником – Днем Благодарения. Его мы отмечали у твоих. Приезжала моя мама, Том с Ванессой и их гномик Роб. Мы были на торжественной службе в церкви, участвовали в костюмированном параде, потом лакомились жареной индейкой. Все мы благодарили судьбу за то хорошее, что случилось в нашей жизни. Лично я благодарила ее за встречу с тобой. Когда мы подняли бокалы, чтобы выпить за твой успех, в «Новостях» как раз передали, что тестирование на психологическую совместимость вся шестерка прошла успешно.

Очень рада за вас. Это куда важнее, чем совместимость с женами. От меня ты можешь уйти… в другую комнату или… к другой женщине, а от напарника удрать некуда. Разве только в открытый космос. Шучу! Наша с тобой совместимость проверена годами, ведь нас еще в детском саду дразнили женихом и невестой. Ты тогда говорил, что обязательно станешь астронавтом, а я заявляла, что буду работать женой астронавта. Взрослые хохотали до колик. А мы ведь говорили правду.

Уверена, что все испытания вы с ребятами пройдете успешно.

Люблю тебя. Твоя я.

1. 01. 2044

Ну, вот и наступил первый день Нового года! С праздником тебя, любимый! У меня для тебя – сногсшибательная новость: у нас будет ребенок. Мальчик!

Не могу тебе передать всех чувств, которые сейчас бурлят во мне. Ты только представь: мы с тобой будем родителями!!! Будем кого-то кормить, учить уму-разуму, наказывать, гундеть о несносности подрастающего поколения…

Твои – в диком восторге. По этому поводу София закатила пир с ее фирменным вишневым пирогом. Даже индейку нафаршировала, как в День Благодарения. Филипп на радостях здорово напился, а потом плакал, просматривая видеофильм нашего с тобой венчания. Когда Софии не было в комнате, сказал мне, что боится тебя потерять. Ему кажется, что он тебя больше никогда не обнимет. Я его успокоила и уложила спать.

Просила майора Миллера сообщить тебе о моей беременности. Отказал, мотивируя тем, что надо избегать любой информации, которая может взбудоражить будущего астронавта, отправив псу под хвост все усилия по стабилизации его нервной системы. Мол, сообщать подобные новости нужно по свершившемуся факту, а пока незачем тебе переживать о том, как я себя чувствую. Возможно, они и правы: помочь мне чем-то оттуда ты все равно не сможешь, будешь только зря волноваться.

В сегодняшних «Новостях» рассказывали, что ваш эксперимент максимально приближен к реально пилотируемому полету на Марс. Что вы уже отработали взаимодействие «человек – окружающая среда» и технологию медицинской помощи друг другу в экстремальных условиях.

Очень рада за вас. Люблю, скучаю. Твоя Эн.

18. 04. 2044

Здравствуй, милый!

Наконец-то ваше руководство определились с основным составом. Филипп оказался прав: летит ваша тройка. Сегодня об этом весь день говорят по радио и телевидению. Даже не знаю: рада я или огорчена. Знаю: ты очень этого хотел, долго к этому шел, тщательно готовился. Я должна тебя поддержать, но на душе у меня скребут кошки. Ведь перед твоим отлетом на Красную планету мы увидимся всего один раз, да и то по видеосвязи. Почти, как в тюрьме. Ни обнять, ни поцеловать, ни по щеке погладить. Да и выгляжу я сейчас далеко не лучшим образом: сильно набрала в весе, не влезаю ни в одну приличную вещь, еще и спина все время ноет. Но это все ерунда, в сравнении с тем, что скоро на свет появится маленький Борненок, наш с тобой наследник, надежда и опора. Представляю, как ты обрадуешься этой новости.

В последнее время у меня с настроением – не очень. Постоянно преследуют папарацци, пытаются сфотографировать мою «тюленью» тушу. Эмму, жену Дэвида, тоже везде отлавливают для снимка, но она прилично выглядит – стройная, на высоких каблучках, в красивых платьях, а я – вся в пятнах, как леопард, в стариковских тапках и тунике, похожей на чехол танка «Абрамс» – шутка ли двадцать килограмм набрала. Вчера увидела свое фото в газете – разрыдалась. Ну, да ладно, недолго мне еще мучиться – скоро у Борна-младшего – выход в космос. Жду не дождусь нашей встречи. Твоя миссис Борн.

15. 05. 2044

Доброго времени суток, мой первооткрыватель иных миров!

Cегодня с утра СМИ выплеснули на наши головы новость: старт «Марс-экспресса» отложен на два месяца. Я этому очень рада. Чем дольше ты находишься на Земле, тем спокойнее у меня на душе. А потом… на свидании я уже буду не одна. Я не о Софии с Филиппом. Они, конечно, тоже будут. Я о Брендоне, нашем с тобой космическом принце. Это правильно, что, отправляясь в столь длительную экспедицию, у тебя будет возможность увидеть своего сына. Надеюсь, ты не имеешь ничего против его имени. В связке с фамилией оно звучит довольно стильно – Брендон Борн. Роды намечены на двадцать девятое июня, это через две недели. Не думай, я совсем не боюсь. Хотя вру, боюсь, конечно, но ты не волнуйся. Со мной будут мама и София. Звонили с твоей службы, обещали всяческую поддержку. Зарплата твоя приходит исправно. C апреля – в полтора раза больше, чем обычно. Я ни в чем не нуждаюсь. Вчера мне звонили c CBS News и с Fox News 5, просили об интервью. Хотят, чтобы я рассказала им о тебе. Договорились на начало августа, а пока они направились к Софии с Филиппом снимать дом, в котором ты вырос, и школу, в которой учился.

Чувствую себя неважно, скорей бы уже родить. Обнимаю-целую. Твоя я.

2. 07. 2044

Ну, вот я и родила, слава Господу! У нас с тобой богатырь: рост – 65 см, вес – 4 кг. С трудом, но справилась. Брендон – спокойный мальчик, спит и кушает хорошо, все время улыбается. Угадай, на кого он похож. Один в один – ты на твоей младенческой фотографии.

Мама сейчас живет с нами, помогает мне с малышом. Приезжали твои коллеги, привезли коляску, стилизованную под марсоход. Уговаривали принять помощь в виде проживающей в доме няньки. В крайнем случае, приходящей. С трудом с мамой отбились – не выношу в своем доме посторонних людей.

Почему старт «Марс-экспресса» отложили еще на два месяца, так и не объяснили. Это меня сильно напрягает, ведь наше с тобой свидание автоматически откладывается, а ты до сих пор не знаешь о том, что стал отцом.

СМИ рассказывают, что вы перешли в «посадочный модуль», уже трижды выходили на имитируемую марсианскую поверхность, провели необходимые работы с малой «марсианской» станцией, произвели забор проб сыпучего грунта, выполнили отработку нештатной ситуации. Все это транслировалось в эфире Центра управления полетами. На просмотр пригласили и меня с Софией и Филиппом. Были там и родные Алекса с Дэвидом. Хотела кое-что снять на телефон для Брендона – не позволили. Сказали, что после старта телевидение будет регулярно показывать вас всему миру, и Брендон за десять лет успеет понять, что его папка – герой.

Очень волнуюсь за тебя. Твоя Эн.

3. 12. 2044

Привет, мой хороший!

Сегодня представитель космического агентства по исследованию Марса сообщил, что ваш эксперимент благополучно завершен, и старт намечен на семнадцатое января. Это значит, что скоро мы с тобой увидимся. Не могу дождаться этого момента. Только бы Брендон не захворал и не подвел меня. Видишь, он уже немножко подрос. Улыбается тебе и мысленно машет папке ручкой.

Вся страна только о вас и говорит. Все ждут старта. А мы с Брендоном его боимся. И зачем я только согласилась на эту твою десятилетнюю командировку…

Обнимаем тебя и очень скучаем. Твоя миссис и твой малыш Борн.

10. 12. 2044

Наконец-то мы с тобой увиделись, любимый! Ты сильно похудел, даже лицо подтянуло. И в глазах твоих появилась какая-то непривычная суровость. Меня очень растрогали твои слезы, когда ты увидел Брендона. Я и сама расплакалась, а вместе со мной и София с Филиппом. Всю дорогу домой глаза были на мокром месте у всех, кроме малыша. Он, как обычно, улыбался.

Скоро – ваш старт. Об этом кричат из каждого утюга. Об этом пишут все газеты и журналы. Везде – ваши с ребятами фото и аршинные заголовки: «День, который войдет в мировую историю!», «Дерзкий долгосрочный проект, рассчитанный на десятилетие!», «Проявление феномена экспансии человечества!». Вас называют героями нации, бесстрашными первопроходцами, пионерами планетарного масштаба. Я очень горжусь тобой и со страхом жду приглашения на наблюдательную площадку космодрома. Еще больше боюсь момента обратного отсчета, заканчивающегося командой: «Старт!».

Мы тебя очень любим и безумно по тебе скучаем. Твои мы.

29. 01. 2045

Под восхищенные аплодисменты публики ваш корабль взмыл вверх. Заглушая друг друга, телерепортеры стали орать в свои микрофоны, что от вашей миссии зависит выживание человечества в долгосрочной перспективе. Что вот-вот наступит глобальная катастрофа, то ли от столкновения Земли с астероидом, то ли из-за глобального потепления. И, чтобы человеческая цивилизация выжила, ей нужно будет перебраться на Марс. К этому времени вы с Дэвидом и Алексом уже подготовите на Красной планете все необходимые людям ресурсы. Услышав это, Филипп и отец Дэвида пожали друг другу руки. София и родители Алекса заплакали, а я… будто окаменела. Я и сейчас стою там, задрав голову к небу. Мое тело уже давно дома, а душа осталась на наблюдательной площадке мыса Канаверал.

В голове постоянно звучит обратный отсчет времени: «10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1, 0. Зажигание! Пуск!». Мама говорит, что это – стресс, и мне надо походить на сеансы к психологу. Можно подумать, что психолог сможет мне на десять лет заменить мужа.

Одно утешает: теперь я буду регулярно видеть тебя по телевизору. Кстати, сегодня показывали документальный фильм о вас – «Миссия выполнима». Я сделала стоп-кадр в том месте, где ты посылаешь нам воздушный поцелуй, и заказала с него постер во всю стену. Хочу его повесить в комнате Брендона, чтобы, открывая утром глаза, он видел своего папку-героя.

В «Новостях» сегодня выступал генерал Дэвис. Он сказал, что примарситесь вы приблизительно через шесть-семь месяцев. Это где-то ко дню рождения Брендона. Не забудь об обещанном подарке – назвать его именем какую-нибудь марсианскую местность. Я на подобное не претендую, хотя…

Знаешь, Макс, у меня, и впрямь, какой-то психоз. Все время хочется плакать, как будто я не супруга национального героя США, о котором сейчас говорит весь мир, а несчастная баба, потерявшая близкого человека. Наверное, в понедельник все-таки запишусь на прием к психологу – совсем нервы расшатались.

Люблю тебя, мой герой, и очень жду на Земле.

1. 08. 2045

Здравствуй, дорогой!

Сегодня мне звонили из ЦУПа, сообщили, что ваш корабль сел на спутник Марса – Фобос, где вы будете строить мини-базу, прежде чем полетите на Марс. Велели смотреть сегодняшние «Новости». Смотрела их вместе с мамой, Софией и Брендоном. Филипп сейчас в больнице – сердце барахлит. Брендон уже разговаривает – показывает пальчиком в телевизор и говорит: «Папа!». В «Новостях» сказали, что на Фобосе вы проведете около года. Журналисты нас уже замучили, задают вопросы, на которые мы не можем ответить. Одно радует: послезавтра мы с тобой сможем поговорить. Очень жду этого момента. Даже прощаться не буду.

4. 08. 2045

Ну, вот мы с тобой и поговорили. Ощущение от нашего общения какое-то двоякое. С одной стороны, радостное, а с другой… Ты как-то непривычно зажат. Долго обдумываешь ответы на мои вопросы, спрашиваешь о маловажных вещах, ничего не говоришь о своих чувствах. Я понимаю, что нас слушает куча чужих людей, но все равно мне не хватает твоего тепла. Ты какой-то заторможенный, малоэмоциональный. Совсем не улыбаешься, даже тогда, когда я рассказываю тебе о шалостях Брендона. Может, ты болеешь? В ЦУПе мне сказали, что виновата задержка сигнала, идущего от «Марс-экспресса» до находящихся на Земле операторов. Может быть, но все равно мне грустно, тем более что наши с тобой сеансы связи сократили до одного в шесть месяцев. Ваш психолог сказал мне, что после контакта с родными вы долго не можете сосредоточиться, и это отражается на работе. Ладно, я тоже буду «выходить в эфир» реже, тем более, что ознакомиться с моим видеоблогом ты сможешь не раньше своего возвращения на Землю.

12. 02. 2046

Здравствуй, милый!

Наш вчерашний с тобой контакт меня порадовал. Ты все время улыбаешься, шлешь мне воздушные поцелуи, делаешь комплименты. Я снова почувствовала «рядом с собой» моего любимого мужа Макса. Огорчило меня лишь то, что я не смогла тебе сообщить о смерти Филиппа – инфаркт. Не зря он боялся, что больше не обнимет тебя. Ваш психолог запретил сообщать вам негативные новости, так что, извини.

Я рада, что ты занимаешься спортом, слушаешь музыку, смотришь наши любимые фильмы, а когда тоскуешь по привычным земным радостям, включаешь пение птиц, шум прибоя, вдыхаешь «морской» воздух, «меняешь» времена года. Рада также, что вы все оказались стрессоустойчивыми и хорошо ладите между собой. Помни, мой дорогой, на Земле проживает около восьми миллиардов людей, а рядом с Марсом находится только ваша тройка. Именно вы причастны к грандиозным событиям, именно вы отвечаете сейчас за будущее человечества. Извини, что столь пафосно, но это – правда.

Наш Брендон уже играет в марсиан. Всем представляется: Брендон Борн, сын астронавта НАСА, национального героя США Макса Борна.

Мы тобой очень гордимся!

19. 08. 2046

Сегодня в стране – большой праздник! Впервые в истории человечества была совершена успешная посадка на другую планету Солнечной системы. По телевидению показывали, как «Марс-экспресс» спускается с орбиты, как сближается с Марсом, как садится на плато Меридиана, считающегося дном древнего марсианского озера. Диктор сказал, что, в случае терраформирования, именно в этом месте появится первый открытый марсианский водоем, ибо здесь – наибольшие минимальные температуры на планете.

Поздравляю вас с мягкой посадкой и внеочередными званиями, а нас, ваших родных – с повышением вашей зарплаты.

Вокруг нашего дома крутится рой папарацци разного уровня. Просят об интервью, приглашают на радио и телевидение. София сейчас в больнице, так что, весь «фонтан народной любви» достался нам с сыном. Нас буквально рвут на части. Брендону это нравится, а мне – нет. Ты не подумай, я понимаю, что мы – семья героя, но такое информационное цунами истощает мою, и без того не очень сильную, энергетику.

За Софию не волнуйся, она – в лучшем госпитале Таллахасси, об этом позаботилось твое руководство. О том, что вы примарсились, она еще не знает – ей пока нельзя волноваться, у нее был инсульт.

Очень тебя любим и ждем. Твои Борнята.

26. 10. 2046

Ну, вот мы и пообщались. Ты так подробно рассказывал мне о том, как вы строите марсианскую базу, как с нуля налаживаете свой быт, как проводите исследования химического состава поверхности планеты, изучаете причины возникновения пылевых бурь. Поведал о том, что скоро начнете добывать воду из полярных шапок и льда в приповерхностном слое, синтезировать кислород из углекислого газа, выращивать в оранжереях растения. Что Марс со временем превратится в цветущую зеленую планету. Все это, конечно, интересно, но об этом нон-стоп вещают наши новостные агентства. Я же хотела услышать от тебя что-то личное, но ты ничего не рассказал о себе. На вопрос о самочувствии отделался коротким: «Тяжесть в ногах, легкость в голове». Когда я поинтересовалась микроклиматом в вашей тройке, ты ответил газетным штампом: «В столь длительную космическую экспедицию не послали бы психологически несовместимых людей», хотя мог бы ответить: «Мы хорошо ладим с ребятами». Я очень боюсь, что там, на Марсе, ты можешь превратиться в робота. Своими опасениями я поделилась с вашим психологом. Он как-то недобро посмотрел на меня и сказал, что твоя скудная эмоциональность связана с постоянными перегрузками.

Приехав домой, я задалась вопросом: «Стоит ли жертвовать своим здоровьем, а то и жизнью, ради чужой необитаемой планеты?». Куда лучше было бы, если б ты попал в дублеры.

Прости-прости. Я – живой человек, у меня тоже не всегда бывает хорошее настроение.

Люблю, скучаю.

29. 06. 2048

Здравствуй, мой дорогой супруг!

Прости, что подзабросила мой видеоблог. Пропал стимул. Я не уверена, что тебе он будет интересен, когда ты вернешься домой. Все, о чем я тебе рассказываю сейчас, к этому времени будет неактуально и совсем не важно. Да и новостей каких-то потрясающих у нас нет. София все время болеет, иногда заговаривается. Часто плачет, утверждая, что вы с Филиппом зовете ее к себе. Доктор Смит настаивает на ее пребывании в специализированном учреждении. Я – против, но решать будут Том с Ванессой. Ну, что еще… На минувший сеанс связи я звала с собой Эмму, жену Дэвида. Она ответила, что болеет и этот сеанс связи пропустит. Каково же было мое удивление, когда на обратном пути я увидела ее на открытой террасе ресторана Jimmy Johńs вместе с каким-то красавчиком. Странная она женщина. Супруг жертвует своим здоровьем, а, может, и жизнью, а Эмма веселится с каким-то виндсерфером на глазах у вездесущих папарацци. Бедный Дэвид! Но ты ведь ему не расскажешь, правда? Пусть работает спокойно.

Сегодня – День рождения Брендона. Даже не верится, что ему уже четыре года. В полдень к нему на праздник придут его друзья. Я пригласила аниматоров, должно быть весело.

Я очень рада, что вы с ребятами уже адаптировались на Красной планете, что ваши солнечные батареи и ядерный реактор работают в штатном режиме. За два года вы справились со многими поставленными перед вами задачами.

Я Брендону ежедневно рассказываю о вашей экспедиции. Вчера объясняла, для чего вы ищете залежи водяного льда. Рассказывала, что для выращивания растений в герметичных теплицах вам необходимы удобрения, а для того, чтобы вы могли транспортировать грузы, вам надо научиться производить топливо из добытых на Красной планете углекислого газа и воды. Это займет много времени. Поэтому тебя так долго не будет с нами.

Если б ты только знал, милый, как мне без тебя трудно, как невыносимо тоскливо. Утешаю себя лишь тем, что до твоего возвращения осталось уже каких-то шесть лет.

29. 01. 2051

Макс, милый, здравствуй!

Сегодня ровно шесть лет, как вы покинули Землю. Осталось всего четыре года до нашей с тобой встречи. Я купила календарь во всю стену и каждый день крестиками вычеркиваю прожитые без тебя дни. Брендон ходит в лучшую из начальных школ Майами – Kingdom Academy, где проводит по девять часов в день. Кроме того, он посещает шахматный клуб и секцию футбола. В свободное время играет с друзьями в астронавтов. Вчера я подслушала, как они замеряли скорость ветра, влажность, давление и температуру воздуха во время «посадки» на Марс, а потом строили базу первых поселенцев. Брендон сообщил приятелям, что те должны научиться выживать в непривычных для них условиях, выращивать продукты питания и заботиться о своих жилищах. Мол, для этого на Марс заброшены все компоненты поселения. Он, как ты понимаешь, – командир корабля и самый главный начальник на Марсе, ведь его именем на Красной планете названо плато. Одним словом, растет достойная смена.

Эмма продала их с Дэвидом дом и переехала куда-то вместе со своим виндсерфером. На сеансы видеосвязи она уже давно не ездит, но это не мешает ей жить с любовником на зарплату супруга. В последний раз я ее видела полгода назад, она была беременна. Впрочем, бог ей судья.

Не хотела тебе говорить, но ты все равно узнаешь об этом только по возвращении на Землю – умерла София. Мы похоронили ее рядом с Филиппом. Как раз сегодня было сорок дней, как она ушла от нас. В последние полгода ее рассудок совсем помутился – она заказала две надгробных плиты с открытой датой смерти – для себя и для тебя. София так по тебе тосковала, что ее психика не справилась со стрессом. Прости, что я не сообщила тебе этого на сеансе связи – запретил ваш психолог.

Не могу передать тебе, как мне без тебя плохо. Жду с нетерпением. Твоя Эн.

23. 07. 2054

Здравствуй, любимый!

Я в шоке. Вчера узнала, что вы не вылетели на Землю, что ваше возвращение откладывается еще на пару лет. Руководство экспедиции «Марс-экспресс» сообщило мне, что через полгода закончится подготовка шестерых ваших сменщиков, еще через полгода они высадятся на Марс. Полгода вы будете их натаскивать и только после этого вылетите домой. Полгода будете возвращаться. Стало быть, приземлитесь только в 2056 году. Брендону тогда будет уже двенадцать лет, а мне – сорок три. Совсем уже буду старухой… Узнав эту новость, я три дня проревела. Девять лет назад, когда вас готовили к полету, были совершенно другие установки. Генерал Дэвис говорил на пресс-конференции, что каждые два года, когда Марс будет оказываться на нужной орбите, НАСА будет пополнять ваши запасы и доставлять к вам новых астронавтов. Выходит, что первая провизия и первое пополнение к вам попадет только в пятьдесят пятом. Не через два года, как было обещано, а через десять лет после старта!!! Странная ситуация. Если бы я на сеансах связи не общалась с тобой, подумала бы что-то дурное. Но выглядишь ты очень неплохо. И что интересно, совсем не стареешь. Нет у тебя ни морщинок, ни седины. Каким улетел в сорок пятом, таким до сих пор и остался, даже стрижка не изменилась. Об этом я говорила с майором Миллером. Он сказал, что моложавый вид – от невесомости. Что по возвращении на Землю процесс старения пойдет у вас гигантскими шагами. А я, милый, уже начала стареть, и морщинки уже есть, и первая седина. Да ты и сам это видишь на сеансах связи, но деликатно помалкиваешь. Спасибо тебе за это.

У Брендона все в порядке: учится хорошо, делает большие успехи в шахматах. Футбол, правда, забросил. Говорит, что надо беречь коленные чашечки, поскольку ему еще учиться в Военно-воздушной академии. Вот так! Яблочко от яблоньки далеко не падает.

Люблю, целую, жду. Твоя я.

18. 03. 2056

Привет, мой хороший! Что-то у НАСА пошло не так. Ваши сменщики в прошлом году отправлены не были. «Проект на время приостановлен, – ледяным тоном сообщил мне майор Миллер. – Занимайтесь сыном. Если будут новости, мы с вами обязательно свяжемся». Отмахнулись, как от назойливой мухи, дав понять, что остальные родственники членов экипажа проявляют терпение. Понятное дело: Алекс не женат, Эмма помалкивает, так как живет с любовником на зарплату Дэвида. Осталась только я со своими неудобными вопросами. После прошлого сеанса связи я напросилась на прием к полковнику Джексону и прямо его спросила: «Сколько лет еще моему мужу жить на Марсе?». Он опустил глаза вниз и, запинаясь, произнес: «Срок экспедиции экипажа „Марс-экспресс“ продлен на неопределенное время. Возможность возвращения у них появится лишь тогда, когда они смогут своими силами организовать на месте производство достаточного количества воды, пищи, кислорода и топлива из местных ресурсов. С учетом возникновения у них нештатных ситуаций, аварий оборудования и природных катаклизмов, ясно, что для обеспечения выживаемости они должны иметь значительный резерв производственных и энергогенерирующих мощностей, от которых зависит вся сфера жизнеобеспечения колонии». Я попросила полковника перевести эту информацию на нормальный человеческий язык, и он объяснил, что у вас пока нет электроэнергии в достаточном количестве. Что вам нужно еще несколько лет. Возможно, десятилетие. А если еще учесть, что «стартовое окно» для полета между планетами открывается лишь один раз в двадцать шесть месяцев, а сам полет длится от шести до восьми месяцев, то ждать вас на Земле в ближайшие годы не стоит.

Не могу передать тебе, милый, моего внутреннего состояния в тот момент, тот день и всю последующую неделю. На двадцать лет разлуки я никак не рассчитывала. Как же счастливы жены ребят, оказавшихся вашими дублерами! Они вместе с мужьями воспитывают детей, летают в отпуска, живут полноценной жизнью, а я… Ну, все-все, заканчиваю хандрить. Помню-помню, моя профессия – жена астронавта. Я была готова к ней с самого детского сада.

Люблю, целую и очень жду. Твоя Эн.

24. 10. 2060

Здравствуй, Макс!

Я под впечатлением от последнего сеанса видеосвязи. Ты очень изменился, как внешне, так и внутренне – стал старше, солиднее и, как мне показалось, печальнее. Легкая проседь и бородка тебе очень идут. Вот только в глазах у тебя – какая-то невысказанная грусть. Я понимаю: ты устал от нештатных ситуаций и от больших нагрузок, о которых не захотел со мной говорить. И о ребятах ты ничего не рассказал. И о Софии с Филиппом ничего не спросил. Наверное, уже отвык от меня, шутка ли, семнадцать лет не виделись вживую. Ты не волнуйся, я тебя по-прежнему люблю и очень жду. Я ведь жена астронавта, и любовь у нас с тобой бесконечная, вечная, космическая.

Брендон успешно учится в старшей школе в продвинутом классе, учителя его очень хвалят. Он по тебе очень скучает, написал недавно о вашем экипаже сочинение, читая которое я расплакалась. Несмотря на все трудности этой профессии, сын тоже хочет быть астронавтом. Он сказал, что полетит на Марс и сменит тебя. В крайнем случае, останется там вместе с тобой. Выходит, я буду совсем одна… Очень надеюсь, что по окончании своего двадцатилетнего марсианства ты окажешься дома и отговоришь его от этой затеи.

Я очень тебя люблю, дорогой мой, и буду ждать столько, сколько будет нужно.

Всегда твоя Эн.

Анна даже не догадывалась, что ее супруга, астронавта НАСА, национального героя США Макса Борна уже более пятнадцати лет нет в живых. Связь с его космическим кораблем была утеряна через сто пятьдесят секунд после входа в атмосферу Земли, где «Марс-экспресс» сгорел из-за сбоя в работе разгонного блока.

Объявить об этом на весь мир космическому агентству не позволили ни спецслужбы, ни пятидесятый Президент страны Бэсфорд Кларк. «Марсианский заговор» – обычная стратегия звездных войн, – рассудил глава государства, засекретив все данные об очередной космической трагедии специальным постановлением. – Нельзя позволить русским использовать нашу неудачу в пропагандистских целях, нельзя позволить им стать первыми марсопроходцами».

«Мудрое решение, – поспешило взять под козырек руководство NASA. – Правда о катастрофе может негативно повлиять на финансирование отрасли, бросив тень на все наши дальнейшие проекты. Куда проще продолжать выплачивать зарплату семьям погибших, демонстрируя им на «сеансах связи» образы, созданные программой «Hologram for optical displays».

Фантомные боли

В последнее время у него все чаще ныло сердце. «А что ты хотел после сорока? – вздыхала жена. – Всю жизнь не прогарцуешь. Сходи к доктору».

Сходил. Кардиограмма опасений не вызывала. Отклонений от нормы врачи не находили: «Перетрудились, небось. Возьмите отпуск, поезжайте на юг, отдохните».

Брал. Ездил. Отдыхал. Не отпускало. Ныло, как ампутированная конечность на непогоду.

А жизнь тем временем шла своим чередом: работа, субботние закупки продуктов с женой, игра в нарды с сыном-балбесом, вечерние чаепития в кругу семьи.

Все, что он ел, казалось ему безвкусным. Телепередачи раздражали своим примитивизмом. В гости он больше не ходил. Праздники ненавидел. С тех пор, как из его жизни ушла Она, бытие превратилось в черно-белый фильм с выключенным звуком. Нет, оно не остановилось, но двигалось как-то на автопилоте, не вызывая никаких эмоций.

«Невозмутим, как индейский вождь, – удивлялась супруга. – Заорал бы, как раньше, что ли… А то отморозился и живешь, как в анабиозе».

«Верное определение, – отметил он равнодушно. – Я ведь и впрямь Зомби, существо, из которого вынули душу и пустили гулять по свету. Выполняю необходимые функции, но при этом не чувствую ни температуры, ни перегрузок, ни боли. Разве только это нытье в области солнечного сплетения. Там, где, вероятно, и находится душа».

А ведь он сам ампутировал эту душу, приняв решение расстаться с той, которую любил, как казалось, уже нельзя любить в его возрасте. Он сделал выбор в пользу семьи. Сын находился в критическом возрасте и требовал неусыпного контроля. Дочь, расставшись с мужем-пьяницей, с годовалым внуком на руках вернулась под его, отцовский, кров. У жены с нервами было совсем худо. А после того, как во время стирки она обнаружила в кармане джинсов их отпрыска тугой полиэтиленовый шарик с белым порошком, ее психическое состояние стало критическим. Супруга постоянно плакала, проклиная тот день, когда согласилась с его решением переехать на ПМЖ в Германию. В общем, не дом, а филиал психлечебницы.

Любовь к Ней обрушилась на него, как цунами, не оставив времени на обдумывание ситуации. Впервые увидев Ее на автобусной остановке, он вдруг изрек: «Моя женщина», и сам удивился произнесенной вслух глупости.

Она была в коротенькой юбочке, демонстрирующей стройные загорелые ножки. Солнцезащитные очки, как обруч, поддерживали ее рыжие, спадающие на плечи волосы. Незнакомка озабоченно поглядывала на часы, явно куда-то опаздывая.

Он подъехал поближе и сказал по-русски: «Садитесь, нам по пути». В том, что им теперь всегда будет по пути, он уже не сомневался. Забыв о намеченных с утра деловых встречах, довез Ее до пункта назначения и, прождав четыре часа, доставил обратно. Объяснить свое поведение мог только емким русским словом «нашло».

Как позже выяснилось, «нашло» не прошло. «Попал», – пронеслось в сознании другое емкое слово, заменяющее «русаку» целое предложение, а то и абзац.

Так начался их роман, продолжавшийся двадцать пять недель, из которых вряд ли были проведены вместе хотя бы десять дней. Жили они в разных городах. Встречались раза два в месяц. Больше общались по мобильнику. Поэтому Она в шутку называла их отношения мобильными. Но, уж когда встречались, пол плыл под ногами, а стены кружились, как взбесившаяся карусель.

Она была умна, красива, сексапильна. Пользовалась бешеным успехом у мужчин. На его вопрос, что нашла ТАКАЯ женщина в заурядном небогатом женатике, отвечала, что любят не за что-то, а вопреки.

Он понимал, что этих «вопреки» было выше крыши, а «за», пожалуй, только одно – невидимое постороннему глазу совпадение биополей на молекулярном, если не на атомном уровне.

За полгода их романа он ни разу не приболел. Не попал в дорожно-транспортное происшествие, хоть и лихачил. Не имел проблем в семье и на работе, хотя мысли его витали далеко от присутственных мест.

Их любовь была настолько сильна, что являлась иммунной защитой от чужой негативной энергии, и он каждое утро благодарил бога за то, что в день их знакомства Она опоздала на свой автобус.

Однако «ничто не вечно под луной». Редкость встреч, конспиративность телефонных разговоров, одиночество в праздники и отпуска стали разъедать их отношения. Она устала «питаться крохами с чужого стола» и, полушутя, сказала однажды: «Любовница – удовольствие дорогое, требующее достаточного количества сил, времени и средств. Не справляешься – пиши заявление по собственному желанию. Иначе будешь уволен с формулировкой: «Не соответствует занимаемой должности».

Они не ссорились, не выясняли отношений, не объявляли друг другу о прекращении отношений. Просто он перестал звонить.

Испугавшись, что любимый попал в аварию и находится в больнице без сознания, Она набрала его номер. Услышав родной голос, нажала на «отбой». Диагноз был предельно ясен: он написал предложенное ему заявление, и Она подписала его, никогда больше не давая о себе знать.

Спустя два года от общих знакомых он узнал, что Ей предложили престижную работу в соседней земле, и Она уехала из дождливой и ветреной Нижней Саксонии в другую жизнь, где вышла замуж за преуспевающего бизнесмена, ценителя славянской красоты и поклонника загадочной русской души.

Она так и не узнала, что вместе с Ней из его тела ушла и не вернулась обратно, пусть и не русская, но тоже изрядно загадочная, советской закваски, немецкая душа.

Он двигался по автобану. Резкая боль в груди заставила съехать на аварийную полосу. «Странно, – подумал он. – Как может болеть то, чего уже нет, что было ампутировано?». Оказалось, может. Ведь сохранились нервные окончания, помнящие вкус Ее губ, ироничную улыбку, слезинку, дрожащую на ресницах любимой, взмах руки, поправляющей непослушные волосы. Он явственно ощутил на своей щеке Ее теплое дыхание, прикосновение губ, щекочущее движение пальцев вдоль позвоночника. «Крыша едет», – решил он, отключаясь.

Из небытия его вывел звонок айфона. «Ты чего трубку не берешь? – всхлипывала супруга. – Наследник твой с дружком своим малахольным киоск на вокзале ограбил. В полицейском участке сидит сейчас… Что ты молчишь, оглох, что ли?».

Стенания супруги становились тише и глуше, пока не трансформировались в вязкий сироп, полностью закупоривший слуховые отверстия. Перед глазами вдруг заплясали белые точки, превратившиеся сначала в пушинки, а затем и в комки ваты.

Он стал совершенно невесомым. Мир медленно отдалялся от него, оставаясь где-то внизу. Сам же он поднимался все выше и выше. Вокруг него, как метеориты, кружили обломки потерпевшей крушение жизни.

Там, внизу кто-то махал руками и звал его к себе. Присмотревшись, он узнал жену, дочь с внуком на руках, сына, глядящего на него из-под козырька ладони.

Среди зовущих его людей он лихорадочно высматривал Ее. Напрасно. От отчаяния хотелось кричать, рвать в клочья окутавшую его белую вату, но не было сил даже пошевелить пальцем.

Постепенно вата стала разжижаться, туман рассеиваться, а он – медленно опускаться на землю. Сгустившийся сироп стал потихоньку сочиться из ушей, и он различил встревоженный голос супруги:

– Что случилось? Опять сердце?

– Не волнуйся, – выдохнул он, прижимая руку к груди. – Это просто… фантомные боли.

Рождественский подарок

«Господи, ну почему другим все, а мне ничего?», – размышляла Инна, глядя, как за окнами празднично украшенных квартир горожане суетятся в последних предрождественских приготовлениях. Эти вон уже принарядились во что-то блестящее и зажигают свечи в высоких вычурных канделябрах. А те – накрывают на стол, время от времени выглядывая в окно. Небось, гостей дожидаются. А в красном кирпичном доме, за уставленным снедью столом, расселась мелюзга в карнавальных костюмах. Детишки с любопытством разглядывают подарки.

«Господи, пошли же и мне хоть что-то! Пусть недорогое, в простенькой упаковке, но теплое, светлое, мягкое».

Который год в рождественский вечер Инна одна прогуливалась по городу. Она ненавидела этот праздник, так же, как и Новый год. Ее раздражала возня коллег, соседок и знакомых, уже за месяц до Рождества шуршавших упаковкой купленных подарков, болтавших о новых праздничных нарядах, строивших планы о рождественских путешествиях.

После смерти мужа, оставившего ее одну в этом чужом мире, женщина потеряла вкус к жизни. Семь лет назад она яростно боролась со страшным приговором, оглашенным местными онкологами молодому крепкому мужчине, но проиграла – силы были слишком неравными.

Детей им бог не дал. Родственников у Инны не было. Не только в Германии – вообще. Какие у детдомовцев родственники?

Несмотря на покладистый характер, завести близкую подругу ей тоже не посчастливилось. Кроме старенькой кошки Фриды, эмигрировавшей вместе с ней в Германию, Инну никто нигде не ждал.

На улице царило праздничное возбуждение. Горожане хохотали, дурачились, пели, фотографировали друг друга.

Инна прошла на центральную рыночную площадь, к пушистой лесной красавице, увитой множеством светящихся гирлянд. Местная пресса горделиво писала, что их городская елка – самая высокая в Германии. Сей факт подтвердила и специальная комиссия, приезжавшая на днях замерять рекордсменку.

Площадь была пропитана ароматами цитрусовых, шоколада, ванили, корицы и глинтвейна, которые приятно щекотали ноздри и будили зверский аппетит. Домой идти совсем не хотелось. Что там делать? Телевизор «крякнул» еще месяц назад, ремонтировать дорого, а на новый денег пока нет. На днях, правда, пожаловали на работе традиционный рождественский полтинник, завернутый в красивую блестящую открытку с пожеланием нового счастья, но на него уже возложена миссия месячного взноса за купленный в кредит мягкий уголок. А новому счастью откуда взяться, если и старого-то уже не помнишь?

«Черт!» – взвизгнула Инна от неожиданного удара по лбу конфетиной внушительных размеров. Это клоуны на метровых ходулях бросали в гуляющую толпу различные сладости. «Рождественское счастье! – орали они дурными голосами. – Разверните конфету и узнаете, что ждет вас в самое ближайшее время!»

Инна лихорадочно разорвала фантик и на внутренней стороне обнаружила текст: «Тебя ждет крупный рождественский подарок!».

Ага, ждет! От кого, интересно? Господи, ну почему ты так жестоко шутишь со мной?».

Ощущение своей ненужности на чужом празднике жизни обострилось до крайности и, продравшись сквозь толпу, Инна направилась в сторону парка.

Легкий снежок ложился на асфальт и сразу же таял. Зима, называется. То ли дело у них, в Новосибирске: изо рта валит пар, щеки румяные, уши на морозе горят, под ногами хрустит снежок, из которого горожане возводят целые снежные крепости и города… А это… тьху! Пародия на зиму.

За десять лет жизни в Германии она ни разу не надела головной убор. Так и сожрала немецкая моль норковую кубанку и лисий малахай, чтоб ей подавиться. Кубанку пришлось выбросить, а в лисьем малахае сейчас спит мерзлячка Фрида.

В парке было чудо как хорошо: тихо, спокойно, безлюдно. Какой-то чудак, взгромоздившись на спинку скамейки, сосредоточенно мастерил самокрутку. Видно, неслабо поддал. Оно и понятно – праздник.

Однако ж, и прикид на дядьке – «Каритас» отдыхает. Куртка еще туда-сюда, но шапчонка… Вылитый почтальон Печкин. Бомж, не иначе.

– Огоньку не найдется?

Инна вздрогнула. Бомж обращался именно к ней, причем, на чистейшем русском. Неужели у нее на лбу написано происхождение? Не может быть. Уже много лет она не красилась, одевалась так же, как и ее немецкое окружение: джинсы, куртка, свитер, ботинки, не то мужские, не то женские. Унисекс, одним словом. Летом – опять джинсы, футболка, кроссовки. Попыталась однажды в театр надеть длинное бархатное платье с разрезами по бокам и босоножки на высоких шпильках, прошла два квартала и вернулась переодеваться: на нее с любопытством оглядывались прохожие, ей сигналили турки в автомобилях, непристойно жестикулировала разномастная арабская братия. С тех пор – ни-ни. Только практичное, удобное, неброское. И на тебе – бомжи окликают на «великом и могучем».

– Не курю, – бросила женщина в сторону скамейки и ускорила шаг.

– Жаль, – разочарованно протянул бомж, – а то побеседовали бы с тобой о жизни нашей скорбной.

«Интересно, откуда он знает, что жизнь у меня, действительно, скорбная?» – подумала она с раздражением, но, неожиданно для себя, развернулась и подошла к мужику в треухе.

– Выпить хочешь? – предложил тот без церемоний.

Инна утвердительно кивнула, хотя выпить совсем не хотела. Или хотела? Таки хотела, только не выпить, а напиться в дым.

Вытянув из кармана замусоленной куртки початую бутылку водки, Незнакомец протянул ее Инне. Она отхлебнула из горлышка большой обжигающий глоток и, поперхнувшись, закашлялась. Бомж рассмеялся: «Настоящая фрау никогда не станет пить из горла, если рядом есть пустая консервная банка», – и указал носком башмака в сторону урны, где валялась помятая жестянка из-под гусиного паштета.

– Ну что, будем знакомиться? Олег! Я – из Одессы, здрасьте!

– Инна. Из Новосибирска.

Они сидели рядышком и по очереди хлебали из бутылки, закусывая «Вискасом», купленным Инной для Фриды.

– Хорошо сидим, – прервал молчание Олег. – Празднуем. Все, как у людей.

Не почувствовав иронии, Инна разозлилась.

– У нормальных людей совсем не так!

– А кто сказал, что мы нормальные?

Парк огласился пьяным хохотом странной парочки.

– Ты домой не торопишься? – поинтересовался у Инны собутыльник.

– Не-а. Там тоска: телик сдох, а на новый я еще не заработала.

– Бедствуешь, что ли?

– Бутылки пока не собираю, но не жирую: пенсия по вдовству плюс базис уборщицкий.

– А базис это что? – наморщил лоб Олег.

– Так ты че, не местный? В словаре нашего люда это слово на первом месте стоит. После «социальной помощи», конечно.

Одессит замялся. Вопрос ему явно не понравился.

– Азюлянт я. Хотя нет. Пока только соискатель политического убежища с нулевыми шансами на успех. Довольна?

– С чего мне быть довольной? – пожала плечами Инна. – У меня своих проблем хватает: дома кошка голодная и телик сдох…

– Мне бы твои проблемы! – вздохнул Олег. – Ладно, реанимирую я твой телик. С тебя сто грамм и пончик.

– Ты телемастер?

– Радиоинженер.

– А я думала, ты – бомж.

Окрестности сотрясла новая волна истерического смеха. Успокоившись, нетрезвая парочка отправилась кормить Фриду и лечить телевизор. По дороге Олег рассказывал Инне свою невеселую историю:

– Я здесь уже пять месяцев. Прошмыгнул нелегально из Польши, через границу во Франкфурте-на-Одере. Автостопом по автобану добрался до Западной Германии. Три дня ничего не ел. Зашел в магазин, подержал хлеб в руках, но так и не осмелился откусить чужое.

Дошел до цели, сдался властям. На собеседовании рассказал все как есть. Что было у меня в Одессе ТОО «Аркор», сорок семь человек в подчинении. Много заказов имел, хорошо ребятам платил. Только успел раскрутиться – бандюки сели на хвост, обложили данью. Как-то раз замешкался я с выплатой, так они автокран с участка увели, затем подожгли склад стройматериалов. Распсиховался я, заяву в полицию накатал. В ту же ночь нам разбили окно и дымовуху в квартиру забросили. Жена не выдержала всего этого, ушла от меня вместе с сыном, а вскоре замуж вышла за еврея и в Америку укатила. Оно и к лучшему, так как меня потом в подъезде подловили и в качестве последнего китайского предупреждения полоснули ножом по животу. Понял я, что ловить мне на родине нечего: заколют, как кабана, и в бетон закатают.

Рассказываю я это на интервью, а полицаи ваши неодобрительно головами качают. Нет, мол, в моей истории серьезного мотива для соискания политического убежища. Не власти же меня преследовали, а бандиты, которые в любой стране имеются.

Позже друзья по несчастью разъяснили, что я, ишак педальный, не придумал толковой легенды. Турнут, мол, меня отсюда не сегодня-завтра. Посоветовали дамочку искать с чистым паспортом и немецким гражданством, чтобы та в долг со мной расписалась.

Стал я на танцы русацкие ходить «Для тех, кому за ого-го», пытался знакомиться. Тетки флиртуют, зубы скалят, а только узнают, что я – азюлянт, сразу скисают.

Нет, я понимаю, что сорок евро в месяц для мужика – позорище, на сигареты и то не хватает. Но я хочу работать! Я все делать могу: побелка, покраска, ремонт любой бытовой техники. Вот только воровать не обучен.

Если б я мог здесь зацепиться, то быстро бы долг за фиктивный брак выплатил. Но об этом никто и слышать не желает. «На фига мне проблемы? – говорят. – Если не устроишься, я вынуждена буду алименты тебе платить».

Вот такая непруха, Инночка. А тут еще Новый год на носу и день моего рождения. Первоапрельская шутка неизвестного мне папашки обернулась новогодним подарком моей мамке.

А как меня достала наша общага! Натуральный концлагерь. Постоянно лезут в твои дела, считают по комнатам сумки, чтоб нелегалы у тебя не переночевали. Я уже не говорю о соседе-идиоте, устроившем в комнате форменный свинарник… Короче, решил я сегодня слинять оттуда и напиться в лохмотья. А тут ты идешь…

– Пришли уже, – прервала Инна монолог Олега.

– Мне разуваться или по-европейски обутым в хату чапать?

– Разуваться обязательно, так же, как и мыть руки.

Гость снял свои страшные шкрабы, сверкнув прохудившимися носками. Стянул жуткую ушанку и оказался совсем не старым симпатичным мужчинкой лет сорока.

– Ух, ни фига себе! – потрогал он свисающие с потолка золотые колокольчики. – Красиво жить не запретишь!

Полюбовавшись елочными украшениями и сеткой из крохотных лампочек на окнах, гость приступил к ремонту телевизора.

Инна хлопотала на кухне: раскладывала на блюде бутерброды, украшала петрушкой салаты, резала праздничный пирог.

Дежурившая под столом Фрида на лету хватала все, что случайно падало на пол. Немудрено, хозяйка с гостем, по пьяни, сожрали весь ее «Вискас».

От резкого шума Инна вздрогнула. Это голосами новомодной поп-группы взвыл реанимированный телевизор. Вот что значит – мужик в доме! Сияя от счастья, она вбежала в комнату.

– А ты красивая! – восхитился Олег, складывал инструменты в чемоданчик.

Инна покраснела, она совсем отвыкла от комплиментов.

– Через пять минут стол будет накрыт, – протараторила женщина смущенно. – Садись на диван, смотри концерт.

Вернувшись в кухню, она достала из шкафчика зеркало и косметичку, подкрасила губы и ресницы. Немного подумав, нанесла на веки тени. Потом переоделась в, так и не понятое немцами, вечернее бархатное платье.

«Теперь можно праздновать!» – решила Инна, направляясь с подносом в гостиную.

Сделав несколько шагов, она озадаченно остановилась посреди комнаты. На новом, еще не выплаченном ею диване, свернувшись калачиком, мирно похрапывал… ее «рождественский подарок».

Иерихонская роза

Розе Анатольевне Воскресенской исполнилось пятьдесят лет. Ужасная для женщины дата. Особенно для женщины одинокой, у которой – ни мужа, ни детей, ни внуков. Даже кошки у Розы не было. Зато были классное руководство, куча тетрадок с сочинениями балбесов, педсоветы и родительские собрания. Замуж она не сходила ни разу. Не потому, что не хотела – не брали. Думаете, она уродлива, толста, неряшлива? Ничего подобного! Вполне себе симпатичная, ухоженная женщина с неплохой фигурой.

Все дело в том, что Воскресенская была «правильной», одно слово – учительница. Пока ее подруги методом проб и ошибок нащупывали «своего» мужчину, выходили замуж, рожали детей, разводились, проклинали супругов бывших и знакомились с будущими, ругали своих бестолковых отпрысков и заводили новых, Роза Анатольевна не могла себе позволить ни пофлиртовать, ни пококетничать. Она боялась потерять лицо и унизиться, «предложив себя» на сайтах знакомств. Как и героиня известного романа Чернышевского, Воскресенская придерживалась правила: «Умри, но не давай поцелуя без любви». А последняя все не являлась и не являлась, даже вспышкой – на короткое мгновение.

Во время своих любовных неурядиц подруги шли к Розе за советом, как к мудрой Сове. Она говорила им правильные вещи, почерпнутые из классической литературы, но сама представления не имела о нюансах отношений с противоположным полом. Воскресенская жила в ожидании любви, даже не любви, а идеального мужчины, в которого стоило бы влюбиться. Учитывая ситуацию на брачном рынке России, поиски идеала привели женщину к печальному результату – одиночеству.

В сорок лет Воскресенская окончательно махнула рукой на создание семьи, считая, что с женщинами ее возраста мужчины знакомятся исключительно для того, чтобы впутать их в финансовую аферу. Из имущества у нее была лишь однокомнатная квартира на окраине города, доставшаяся ей в наследство от родителей, но и на эти семнадцать квадратов «мог позариться какой-нибудь проходимец». Поэтому вопрос брака она для себя закрыла. Так и жила, проверяя тетрадки да гоняя чаи с зашедшими в гости подружками.

Отмечать свой полувековой юбилей Роза не собиралась. «Тоже мне праздник! – рассудила она. – Пятьдесят лет – это тот возраст, когда

В гости она никого не приглашала, но, на всякий случай, купила низкокалорийный торт и бутылку своего любимого вина «Букет Молдавии» – вдруг Маринка с Катькой заявятся.

И они заявились, шумные, хохочущие, оживленно жестикулирующие. Обе уже были бабушками, но все еще крутили романы, страдали от неразделенной любви, искали «настоящего полковника». Они принесли в подарок подруге роскошную кашемировую шаль, а, вместо цветов, какой-то странный крупный орех.

– Это – иерихонская роза или селагинелла чешуелистная, – с заговорщицким видом сообщила юбилярше Катька. – Растет в пустынях Центральной Америки. В сухой сезон ее клетки теряют влагу, роза высыхает и выглядит, как коричневый шарик. В таком виде она ждет дождя, пусть даже несколько лет. Когда на растение попадает вода, оно зеленеет и расправляется – оживает. Клетки впитывают влагу так эффективно, что роза «воскресает» прямо на глазах. В засушенном виде селагинелла не гниет. И если поместить ее в емкость с водой, то уже минут через тридцать она распускается, а если ее снова засушить, то опять сворачивается в небольшой шарик. Поэтому ее продают по всему миру как олицетворение воскрешения. Неси сюда вазу!

После водружения растения в воду слово взяла Маринка.

– Думаю, Воскресенская, ты уже догадалась, что иерихонская роза – олицетворение тебя. Стоит тебе попасть в надежные мужские руки, и ты возродишься к жизни, как эта селагинелла. Встряхнешься, расцветешь и запахнешь французскими духами. К тому же, считается, что дом, где живет это растение, становится благословленным. Короче, с праздником тебя, наша дорогая подружка!

– Есть только дни рождения у женщин, годов рождения у женщин нет! – выкрикнула Катька, и гостьи бросились целовать именинницу.

– Ой, девчонки, спасибо вам, – расчувствовалась Роза. – Да только где эти надежные руки взять? Мужчины нашего возраста стадами уходят в «могилевскую губернию». Короток век мужика русского. Да и я уже далеко не персик.

– Пусть не персик, но еще-таки не курага, – заметила Марина. – Нам ровно столько лет, насколько у нас наглости хватает. Кстати, Роз, у моего Саныча приятель один возник из небытия. Пока – наездами, в командировки, но в перспективе намерен перебраться в наш славный город. На свои пятьдесят пять выглядит шикарно – ни лысины, ни пуза и все зубы – свои.

– Женат, небось, как и твой Саныч, – усмехнулась Воскресенская.

– Спорт зарядке не помеха, – согласилась женщина с предположением подруги. – Но… во-первых, жена – не стена, может и подвинуться. Во-вторых, живет она за тридевять земель и, по словам Саныча, с такой каргой давно пора гарем заиметь. А, в-третьих, тебе что, детей с ним крестить? Пусть поухаживает, подарит цветы, поводит по ресторанам. Какое-никакое разнообразие, почувствуешь себя прекрасной дамой, а не забитой жизнью училкой. Вот что ты в своей жизни видишь, кроме стопок тетрадей?

– Мариш, не беси меня, хотя бы в день праздника, – зазвучал металлом голос Воскресенской. – Мое отношение к прелюбодеям ты знаешь.

– Тут ты, Розочка, таки не права, – мягко заметила Катька, таращась на уже начинающую зеленеть селагинеллу чешуелистную. – Непьющих, зарабатывающих и сексуально активных среди холостяков нашего возраста нет вообще. Отбрасываем психически ненормальных, зеков и голубых. Остаются женатые. По статистике, сорок процентов незамужних женщин именно с ними и крутят романы. Лучше чужой, чем совсем никакого.

– Крутить роман с женатым – все равно, что надевать на себя чужое нижнее белье, – резюмировала Роза Анатольевна. – Тема с повестки дня снимается, идем пить чай. Мне мои дети на День учителя, чудный чай подарили.

Этой ночью Розе не спалось. В голове все время вертелась фраза, брошенная Катькой: «Лучше чужой, чем совсем никакого». Согласиться с этим она, конечно, не могла, но желание «побыть прекрасной дамой, а не забитой жизнью училкой» покоя не давало. Женщина стала внимательно присматриваться к окружающим ее мужчинам. Вдруг, и правда, ее сердце еще может пронзить стрела Амура, а жизнь засверкать новыми красками?

Поскольку нигде, кроме школы, Воскресенская не бывала, предметом ее внимания стали отцы ее учеников и коллеги. Что касается первых, то на родительские собрания приходили исключительно мамы и бабушки, а среди тех нескольких папаш, которые раз в год появлялись в школе, вдовцов и разведенных не наблюдалось. Впрочем, даже если б они и были, им бы и в голову не пришло приударить за пятидесятилетней училкой своего отпрыска. Родители побаивались Розу Анатольевну не меньше, чем их наследники.

Если же говорить о коллегах, то мужчин среди педагогов было критично мало: пьющий трудовик пенсионного возраста, дурковатый балагур-физкультурник, странный и очень неопрятный физик, информатик-молокосос, англичанин со всеми признаками голубизны и глубоко женатый историк, он же директор.

И тут Воскресенская увидела школьного завхоза, лысоватого, слегка прихрамывающего мужчину ее возраста со смешной фамилией Добрыйвечер. От пристального взгляда филологини завхоз споткнулся и едва не растянулся на бетонном полу школьного коридора.

– Что случилось, Роза Анатольевна? Опять карниз упал или мел закончился? – поинтересовался заместитель директора по хозяйственной части, как он сам себя называл.

– Нет-нет, в кабинете все в порядке, – замотала головой Воскресенская. – У меня дома проблема – треснуло стекло в окне. Я в подобных вопросах совершенно беспомощна… Не знаю, где можно новое купить и кого попросить его поставить. Вот вас увидела и решила проконсультироваться.

Олег Петрович выдохнул с облегчением. Вопросы, входящие в его компетенцию, мужчину не напрягали. Он боялся, что его, недавно брошенного женой, сердобольные училки начнут пристраивать к своим одиноким родственницам и подругам, а новый брак – последнее, что было нужно ему на данном жизненном этапе.

– Не вопрос, Роза Анатольевна! – вынул завхоз руки из карманов своего синего рабочего халата. – Давайте после уроков зайдем к вам и произведем замеры. А завтра… хотя нет, послезавтра вечером я заскочу к вам и поставлю новое стекло.

– Почему вечером? – насторожилась вдруг Вокресенская.

– Потому что стекло – казенное, и тащить его со склада к автомобилю на глазах у второй смены – поступок опрометчивый.

– Конечно-конечно! – поспешно согласилась женщина. – Спасибо вам, Олег Петрович. Вы – очень отзывчивый человек.

Машина у завхоза была не новая, но вполне приличная и очень ухоженная. Садиться в нее Розе Анатольевне было приятно, тем более что Добрыйвечер предупредительно открыл перед ней дверцу. Еще больше Вокресенская удивилась, когда он стал поддерживать ее за локоть, когда они поднимались по скользкой после дождя лестнице, ведущей к ее подъезду. Это было какое-то новое ощущение – не привыкла она к вниманию мужчин.

– Я думал, сейчас уже во всех домах – стеклопакеты, – задумчиво произнес Олег Петрович, делая рулеткой замеры.

– Какое там! – вздохнула женщина. – Домишко еще сталинской постройки, балкон вот-вот рухнет – на одном честном слове держится, устала уже сигнализировать. Зашевелятся только тогда, когда он обвалится и убьет кого-нибудь из прохожих.

Добрыйвечер сочувственно вздохнул. Помочь Воскресенской с ремонтом балкона он точно не мог.

– Какое интересное растение у вас на подоконнике, – заметил он вдруг. – Я раньше такого никогда не видел.

– Это – иерихонская роза, символ воскрешения, возрождения жизни. Мне ее вчера подруги подарили на ю… день рождения. Решили, что это – моя тезка. Кстати, у меня остался кусок очень вкусного торта. Давайте пить чай.

– Ой, неудобно как! – застеснялся завхоз. – Знал бы, что вы – именинница, обязательно купил бы цветы.

– Никаких церемоний! – произнесла Роза тоном, не терпящим возражений. – Садитесь за стол. Мы с вами уже столько лет работаем в одном учреждении, а до сих пор даже сто грамм вместе не выпили.

– Не, ребята-демократы, только чай! – выставил перед собой руку Добрыйвечер. – Когда я за рулем, я не употребляю даже наперстка пива. Жизненный принцип.

Воскресенская уважала чужие принципы и настаивать не стала. Пили ароматный чай с тортом и беседовали о жизни. Олег Петрович рассказал Розе, что год назад его бросила жена – влюбилась в финна, приезжавшего в город по делам своей фирмы, и укатила вместе с ним в Турку.

– Я ее понимаю. Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше. Детей у нас нет. Любви особой тоже не было. Ленке нужна была прописка – она из Тверской области сюда приехала. Вот я в ее сети и попался со своей двушкой в центре города. Спасибо, хоть квартиру мою делить не стала, а ведь могла бы. Сейчас таких историй – тьма тьмущая. Так что, Роза Ан…

– Давай просто Роза, – предложила мужчине Вокресенская.

– Давайте… давай, – согласился Олег Петрович. – Так вот, Роза, не везет мне с женщинами. Хронически. Ленка – уже третья жена, которая от меня сбегает. Первая влюбилась в кавказца и усвистала к нему в Тбилиси. Я с ней всего год прожил в студенческие годы.

– У тебя есть высшее образование?

– Ну да. Я после службы в армии педагогический закончил, факультет общетехнических дисциплин. Одно время работал учителем труда. Второй моей жене это не нравилось. Она считала, что настоящий мужик не может работать в школе и получать копейки. Говорила, что ей стыдно кому-нибудь признаться, что ее муж – трудовик. Сама она была главным бухгалтером в крупной строительной фирме. Хотела и меня туда пристроить, но передумала, так как закрутила роман со своим шефом. Я об этом узнал и развелся с ней. Три года зализывал раны. Потом опять женился. И снова – не слава богу. Видно, проклял меня кто-то. Не суждено мне быть семейным человеком. Я притягиваю к себе женщин определенного типа…

– Да ладно тебе! – махнула рукой Роза. – Хочешь я тебе погадаю?

– Хочу! – вскинулся Добрыйвечер, которому очень хотелось услышать что-нибудь утешительное.

– Называй дату рождения.

– Двадцать первое февраля тысяча девятьсот семьдесят первого года.

Вокресенская начертила прямоугольную систему координат. На оси абсцисс она отметила шесть одинаковых отрезков, пометив первый цифрой «четырнадцать». «Именно с этого возраста и начинается судьбоносный отсчет, остальные отрезки – по возрастанию на единицу, – комментировала женщина. – После шестого отрезка, которому соответствует возраст девятнадцать лет, числа прожитых лет выстраиваются столбиком под верхними – под „14 лет“ – ставим „20“, под „15“ – „21“, под „19“ – „25“, и снова – вниз. И так – до твоего актуального возраста».

Затем Роза умножила год рождения гостя на число дня его рождения и, получив число 4143042, расставила каждую цифру точкой на оси ординат. Затем соединила координаты линией. Получился график, из которого было видно, что звезд с неба Олег Петрович не хватал ни в каком возрасте. Самой высокой точкой в его жизненном графике была четверка. Самой низкой, провальной, – ноль, цифра, которая встречается в графике далеко не у каждого. Этому нулю соответствовал возраст 17, 23, 29, 35, 41, 47 лет.

– Ну вот, вспоминай, какие проблемы у тебя были в годы, когда ангел-хранитель покидал тебя.

Добрыйвечер наморщил лоб, силясь восстановить картину своих жизненных неурядиц.

– В семнадцать лет я едва не погиб на спортивных соревнованиях по велоспорту. В двадцать три… женился на Верке. Той, которая удрала от меня с джигитом. В двадцать девять… вступил в брак с Настей-бухгалтершей. Той, которая со своим шефом загуляла. Ну, надо же, – покачал он растерянно головой, – в тридцать пять… погибли мои родители в автомобильной катастрофе.

Какое-то время Олег Петрович молчал. Ему не хотелось верить в предначертанность произошедших с ним событий. Куда проще было считать их случайностью, несчастным случаем.

– В сорок один у меня была тяжелая операция. Еле выкарабкался, – продолжил он после долгой паузы. – Вот хромаю с тех пор. А в сорок семь… я женился на Ленке. Той, которой нужна была прописка.

Сказать, что мужчина был ошеломлен, ничего не сказать. Он смотрел на Розу такими глазами, какие бывают у человека, увидевшего шаровую молнию.

– Откуда ты все это… – изумленно выдохнул завхоз.

– Уже не помню точно. Я в молодости интересовалась мистикой, эзотерикой, астрологией. Много книг читала на темы непознанного, пытаясь вычислить свою судьбу. Научилась «екатерининскому гаданию», гаданию по «Книге перемен» и картам Таро. Кое-что, как видишь, не забыла до сих пор. Кстати, этот год для тебя очень удачен. Любые твои начинания, планы и прожекты достигнут успеха. Ты находишься на высшей точке своего графика – четверке.

– А ты сейчас на какой?

– Я – на самой высокой своей отметке – девятке. Жду от судьбы обещанных перемен.

– Перемены – это хорошо, – мечтательно улыбнулся Добрыйвечер. – Даже если ты находишься – на последнем круге своей беговой дорожки. Ой, прости, это я исключительно – о себе.

На душе у мужчины было радостно и тепло, и от потрясающе вкусного чая, и от доверительного дружеского общения, и от радужных перспектив исполнения своих желаний. Ему очень не хотелось уходить, но причин задержаться у Вокресенской он не нашел.

– Спасибо вам… тебе, Роза, за угощение, за гадание и за поддержку. У меня после беседы с тобой прямо крылья выросли.

Прощаясь, он поцеловал женщине ручку, и она почувствовала себя прекрасной дамой, а не забитой жизнью училкой.

После ухода Олега Петровича Роза уселась перед зеркалом и стала придирчиво изучать свое отражение. «Пора сменить прическу, – решила она вдруг. – Подстригусь завтра под „каре“ с челкой. И цвет волос освежу мелированием. И ногти сделаю гелевые, не очень длинные, но стильные. С ними можно не бояться „поломки“ в самый неподходящий момент. Ну, и брови не помешало бы выделить татуажем, а то совсем неприметные, серенькие… А вместе с ними можно контур губ усилить, все равно завтра у меня – выходной».

Затем Роза отправилась к платяному шкафу делать ревизию имеющихся нарядов. Рассматривая свой гардероб, она ужаснулась: вещи неплохие, добротные, но цвета… Исключительно черный, коричневый и темно-синий. Да и фасончики еще те – длиннющие платья и юбки в пол. Объемные, широкие, туникообразные. Ничего нет в обтяжку, ничего – до середины колена. Все можно смело сложить в большую клетчатую сумку времен «челночества» и подарить супруге какого-нибудь небогатого священника.

«И как я раньше этого не замечала? – удивилась Вокресенская. – Завтра же заскочу в „Мир трикотажа“ и прикуплю парочку костюмов с юбками до колена и пиджаками, подчеркивающими грудь и талию».

Появившись после выходного на работе, женщина произвела в педколлективе фурор. В этот день с отвисшими челюстями ее встречали не только коллеги и ученики. Посмотреть на помолодевшую Розу Анатольевну к учительской стянулись уборщицы, поварихи из школьной столовой и, конечно же, Олег Петрович. Увидев, Воскресенскую, он едва не лишился дара речи. Со стильной стрижкой, осветленными волосами, макияжем, в ярко-бордовом платье и высоких сапогах на каблуке-щепке, она сбросила с себя лет пятнадцать.

– Ни дать ни взять – «Мисс школа №38»! – поцеловал ей руку Добрыйвечер.

И уже совсем тихо добавил:

– Как и договаривались, буду вечером.

Роза Анатольевна едва заметно кивнула головой.

Вечером завхоз явился не только со стеклом, но и с букетиком фиалок сорта «Голубая роза». Он поцеловал хозяйке ручку со свежим маникюром, поздравил ее с прошедшим днем рождения и достал из болтающейся на плече сумки подарок – покрытую аэрозольным лаком резную деревянную шкатулку.

Воскресенская ахнула. Вещица была красоты необыкновенной: ажурная, воздушная, оклеенная внутри красным бархатом, с навесным замочком и бутонами роз на крышке.

– Неужели сам сделал? – растрогалась неизбалованная подарками женщина.

– А что, сильно заметно? – покраснел Олег Петрович. – Я старался.

– Спасибо тебе огромное. Такого чуда мне еще никто не дарил.

В доме пахло свежесваренным борщом, пирогами и чем-то еще, очень вкусным, что проголодавшийся мужчина идентифицировать не смог.

Когда работа была закончена и битое стекло вынесено к мусорным контейнерам, приступили к трапезе. Такого вкусного и сытного ужина у мужчины не было давно – бывшая жена готовить не умела, и он питался в школьной столовой, а в выходные обходился сосисками, пельменями и яичницей. То, что Олег Петрович не смог идентифицировать, оказалось жарким из свинины с картошкой – вчерашний выходной Роза провела весьма продуктивно.

Пока женщина зашивала его свитер, пустивший петли на рукаве, Добрыйвечер пристальным взглядом изучал квартиру Воскресенской в надежде обеспечить себе дальнейший фронт работ. Как женщина, Роза ему очень нравилась, но рассчитывать на взаимность в этом плане он не мог – внешне не красавец, финансово – так себе, интеллектуалом и остроумцем он тоже не был, да и с удачливостью у него – не очень. Опять же, высота «полета» – не выше четверки. Куда ему до Розиной девятки… Зато у него меткий глаз технаря и «золотые» руки. Вон в ванной кран капает, не сильно, но все же. Плинтусы в кухне и коридоре пора заменить. Надо бы прикрыть уродливый счетчик в прихожей навесным деревянным шкафчиком без задней стенки. Уплотнитель между стеной и ванной следует поменять, как впрочем, и линолеум на кухне…

Свои мысли Олег Петрович озвучил растерявшейся хозяйке, которая даже не замечала всех этих «мелочей», считая свою квартиру вполне благоустроенной. «Все-таки Катька оказалась права: ощущение себя прекрасной дамой, а не забитой жизнью училкой, дорогого стоит», – думала Роза Анатольевна, давая мужчине добро на «дальнейшее улучшение качества жизни».

С этих пор Добрыйвечер стал регулярно устраивать в подшефной квартире «субботники», а заодно и питаться домашней пищей, по которой очень соскучился. И каждый раз он являлся в дом Воскресенской не с пустыми руками. Поначалу он приносил цветы, затем – фрукты и сладости, а чуть позже – пакеты с продуктами, поскольку по природе своей был человеком практичным.

После одного из своих визитов Олег Петрович остался у Розы «на ночевку», потом задержался на выходные, а там «пошло-поехало»…

Пара сделала в квартире Розы ремонт и, перебравшись в двушку Олега Петровича, сдала ее аренду. Живут Добрыйвечеры в мире и согласии. Роза Анатольевна, по-прежнему, выглядит исключительно: следит за модой, регулярно посещает салон красоты, по вечерам ходит вместе с супругом «на пробежки» в соседний парк.

Самое интересное, что с устройством личной жизни пошла вверх и ее карьера. Сначала она стала «Учителем года», затем завучем школы, потом – инспектором Управления образования администрации городского округа и, наконец, директором частного лицея «Личность».

Правду гласит народная мудрость: «Чтобы превратить посредственную женщину в женщину исключительную, достаточно ее полюбить».

Одна коза…

Бальзак утверждал, что женщина начинает стареть в двадцать три года. Ольге было почти тридцать. Для Германии это, конечно, не возраст: здесь и сорокалетние себя молодыми считают и, вместо привычного для российского уха «уже» оптимистично произносят «ещё». Однако крабик паники медленно, но уверенно вползал в душу молодой дамы, царапая её своими колючими клешнями.

Старая дева… Жуткое словосочетание. На родине это клеймо ей припечатали бы ещё лет пять назад. В Германии же народ деликатный, чужой личной жизнью не озабоченный, и Ольгиной в том числе.

Разве только её начальнице, Софии Шварц – тёте Соне – не давало покоя одиночество девушки. Было фрау Шварц слегка за шестьдесят, и она в шутку называла себя дамой непреклонного возраста. Зацепленная своим родственным кустом, женщина попала в Германию с первой переселенческой волной и по-русски уже говорила с лёгким немецким акцентом. Тем не менее, годы, проведённые вдали от «доисторической» родины, не повлияли на её словарный запас, позавидовать которому могли бы многие российские блогеры.

Кадры свои шефиня подбирала по национальному признаку: работали у неё исключительно иммигранты и переселенцы из бывшего СНГ. Коренных жителей страны фрау Шварц на работу не брала. Дискриминацию эту объясняла следующим образом: «Они – ребята дисциплинированные, беспроблемные, но… с другой планеты. Руководить же инопланетянами я просто не умею».

К тёте Соне Ольгу привела регистраторша Марина, партнёрша девушки по вылазкам в ночные клубы. Именно там и произошёл казус, о котором Маринка, давясь от смеха, рассказала на работе.

Ольга понравилась одному молодому турку. Тот подарил девушке розу, купленную у назойливого цветочника, угостил её шампанским, а под конец прошептал ей на ушко: «Ich habe dich gerne!». Марина заговорщически подмигнула подруге, но та вдруг отвесила турку пощёчину и ринулась к выходу, сбивая с ног посетителей заведения. Маринка бросилась за ней.

Захлёбывалась в рыданиях, девушка причитала:

– Какое право он имеет меня оскорблять? Если я русская, значит, мне можно делать непристойные предложения? Неужели я похожа на проститутку?

Марина сделала квадратные глаза.

– Что ты несёшь?

– Он мне сказал: «Я тебя охотно поимею». Со своими, зарернутыми в платки, они себе такого не позволяют! – продолжала рыдать Ольга.

– Да, мать, без языка в чужой стране, что без порток на королевском приёме, – расхохоталась Марина. – Парень комплимент тебе сделал. Сказал, что ты ему нравишься. Пора тебе, девка, на языковые курсы. Учиться, учиться и ещё раз учиться, так как классной работы нам, чужакам, здесь всё равно не найти.

Тётя Соня восприняла эту историю на удивление серьёзно и велела Марине привести Ольгу к ней. Так девушка стала сначала уборщицей, затем получила место ученицы и, наконец, стала работать ассистенткой cпециалиста по лечебной гимнастике или «больной гимнасткой», как шутливо перевёл на русский её профессию массажист Петер Бах.

Огромный близорукий сорокалетний холостяк, циник и мачо вышучивал на работе всех и вся. Ежеутренне он препирался с фрау Шварц по самым различным поводам. Без этих словесных разминок не начинался ни один рабочий день.

Специалистом Петер был классным. Именно поэтому тётя Соня терпела дурной нрав Баха и его чёрный юмор. Благо, шутил массажист только по-русски. Это избавляло немецкоязычных пациентов от паники по поводу таких перлов, как: «Будем лечить, или пусть живёт?», «Иных уж нет, других долечим», «Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается», «Массажист – это мужчина, который получает деньги за то, за что другой получил бы по морде».

Сегодня Бах был особенно не в духе. Больничные кассы задерживали выплату, а его финансы уже громко пели романсы. Вместо традиционного: «Гутен таг, если он, конечно, будет таковым, в чём лично я очень сомневаюсь», Петер прохрипел загробным голосом: «Что-то у меня со зрением плохо – денег не вижу!».

– Носорог тоже плохо видит, но при его весе – это уже не его проблемы, – философски заметила тётя Соня.

– Хорошо же начинается рабочий денёчек, – вздохнул Бах, протирая стёкла своих очков.

– Съешь с утра живую жабу и ничего худшего в этот день с тобой уже не случится.

Иглотерапевт Нюра уже рыдала от смеха за ширмой, разделявшей отсеки помещения.

– Умоляю вас, прекратите, у меня сейчас швы послеоперационные разойдутся!

– Молчи, штрейкбрехерша, когда рабочий класс свои кровные у мироедов выколачивает, – гаркнул массажист в сторону ширмы, продолжая перепалку. – Так когда на моём жироконто жир появится, фрау работодательница?

– Петька, не раздражай источник финансирования, – пробасила та, – пациенты вон уже сползаются. Олюшка, обрати внимание на господина в джинсовой кепке: холост, при деньгах, имеется собственная похоронная фирма, ищет жену-славянку.

– Детка, послушай дядю Петера, – вклинился Бах. – У этого ветерана Сталинградской битвы давно закончился срок годности. Так что сиделка со специальным образованием ему действительно нужна.

– Ша, медуза! – рявкнула тётя Соня в сторону Баха и, растянув губы в приветливой улыбке, поприветствовала входящего мужчину. – Доброе утро, господин Фриш! Как вы себя чувствуете?

– Уже лучше, – прохрипел «завидный жених» нижними регистрами глотки.

Ольга бросилась за фанго-компрессом. Укладывая его на спину пациенту, механически зафиксировала дряблую кожу в веснушках, которые Петер именовал трупными пятнами, противную висячую бородавку на шее и отросшую седину окрашенных в чёрный цвет волос.

Вошёл Бах и, растирая руки пахнущим камфарой кремом, пропел, имитируя бас Шаляпина:

Пусть хромой и пусть горбатый,

Но на еврики богатый.

Прыснув от смеха, девушка помчалась к следующему пациенту. День выдался беспокойный.

В обеденный перерыв все собрались чаёвничать. Племянница шефини Нюра достала из пакета пироги с маком и, как обычно, разложила их на муляже, изображающем грудную клетку. Петер первым потянулся к лакомству и тут же получил от Нюры по рукам.

– Куда клешни тянешь, вегетарианец, в сдобу яйца входят! Тебе можно только чай без сахара, ты уже поперёк себя шире.

– При его весе, Нюрочка, похудеть на пару кэгэ – всё равно, что получить скидку на пять евро от стоимости «Мерседеса», – ехидничала тётя Соня. – Ешь, сынок, хорошего человека должно быть много. А там, глядишь, раздобреешь, поумнеешь и женишься.

– Типун вам на язык, – отмахнулся Бах. – Хорошее дело браком не назовут – вы, бабы, такие неверные.

– Чтобы женщина была морально устойчива, – заметила Маринка, – она должна быть материально обеспечена. Сие должно быть высечено в граните.

Петер открыл рот, но возразить не успел: в дверь постучали.

– Войдите! – заорали все хором.

В помещение вошла смуглая женщина: не то турчанка, не то иранка, и на жутком немецком предложила присутствующим погадать.

– Не стоит, – скривилась физиотерапевт Фаина, – не верим мы в эту ерунду.

Бах поднялся, чтобы выставить за дверь непрошеную гостью, но Ольга вдруг возжелала узнать свою судьбу.

Гадалка прошла за ширму, села на массажную кушетку, разложила перед собой карты. С минуту она молчала, потом объявила:

– Ждёт тебя, милая, дальняя дорога. А в дороге той – король крестовый. Будет у тебя там: море тёплое, море шампанского и море любовных утех.

– Неплохо бы, – хмыкнула та, доставая из кошелька десять евро.

– Глупости всё это, – резюмировала Марина после ухода гадалки. – Нечего в поисках мужика по курортам шастать. Если надо, судьба и на печи найдёт.

– Не скажи, детка, – возразила шефиня. – Судьба – это крупье. Она раздаёт карты, а дальше играй сам. И впрямь, поезжай-ка, Олюшка, в отпуск. А ты, Нюр, позвони в экскурсбюро, узнай, на какие тёплые моря у них путёвки имеются.

Вскоре информация была получена:

– Майорка, две недели, выезд послезавтра. Подходит?

Ольга растерянно взглянула на шефиню.

– Подходит. Заказывай, – решила за неё фрау Шварц. – С финансами не тушуйся – подмогну.

На следующий день, в конце смены, устроили Ольге проводы. Петер достал из холодильника запотевшую бутылку «Кагора», разлил её содержимое по кофейным чашкам.

– Не нарвись там, Олюха, на социальщика, – со знанием дела предостерегла отпускницу Фаина. – Нищих гениев нам на родине хватило по самые ноздри. Стихи самопальные, завывания под гитару, скульптуры из мокрого песка – это всё надстройка. Тебе же нужен базис. Жмотов отбраковывай сразу.

– Верно, – поддержала её Марина. – Раздевать женщину должен тот, кто её одевает.

– И не таскай там эти говнодавы, – потребовала тётя Соня, указывая на Ольгины сандалии. – Плоские растоптанные туфли без каблука хорошо сочетаются с лысыми невысокими мужиками.

– За мужиков! – подняла свою чашечку шефиня. – Hе так хорошо с ними, как плохо без них!

***

Майорка поразила Ольгу живописной природой, райским климатом и невероятным количеством немецких туристов. Первые дни она вообще ходила с открытым ртом, удивляясь всему подряд: странным двухэтажным именам, загоранию в полуголом виде, невероятному количеству татуировок на телах отпускников. Тому, что внуки называют дедушек и бабушек по именам, а часто вообще оказываются не внуками, а детьми пожилых родителей. Отсутствию комплексов по отношению к своим безобразным тушам, втиснутым в узенькие бикини, пирсингу в самых неподходящих местах, раскованности курортных нравов. Девушка чувствовала себя Алисой в стране чудес.

– Тургеневская девушка, попавшая в Содом и Гоморру. Картина маслом, – произнёс красавец-брюнет в солнцезащитных очках и джинсовой кепке.

– Как вы узнали, что я – русская? – удивилась Ольга.

– Дедукция. Место твоего рождения написано у тебя на лбу крупными буквами. Давай дружить.

Улыбка парня подействовала на девушку, как кипяток на кусочек сахара, и она с радостью приняла предложение нового знакомого.

Жил красавчик в её гостинице. О себе рассказал немного: живёт в Германии, здесь находится в командировке – снимает рекламные ролики для туристических фирм.

Ольга влюбилась в него с первого взгляда. По её мнению, у Макса не было недостатков – одни достоинства: остроумен, находчив, галантен, щедр…

Парень дарил ей причудливые цветы, катал на катере, возил на экскурсии в Барселону и Сарагосу, снимал на фоне экзотических кружев дворцов и мечетей, читал наизусть Хайяма и Бодлера…

В вечерних сумерках влюблённые гуляли по набережной, в отель возвращались за полночь и до самого утра предавались любовным утехам.

Впервые в жизни Ольга почувствовала себя бесконечно счастливой. Рядом с Максом она испытывала абсолютную уверенность в том, что он и есть та самая половинка, с которой, по древнегреческой легенде, её когда-то разлучила судьба. Предсказание гадалки сбылось в точности: она купалась в море цветов, море шампанского и море, любви…

Единственное, что огорчало девушку, – пассивность любимого. Он не строил планов на будущее, избегал темы продолжения их отношений в Германии, не интересовался её адресом и телефоном, а ведь до отъезда оставалось всего ничего.

Ольга боялась форсировать события. «Вдруг ему осталось совсем чуть-чуть, чтобы созреть до серьёзного решения, – рассуждала она. – Нужно просто продлить моё пребывание здесь».

Приняв решение, девушка спустилась в холл и направилась к кабинкам телефонов-автоматов. Сейчас она поделится с тётей Соней свалившимся на неё счастьем и выпросит у неё дополнительную недельку отпуска за свой счёт.

Девушка вставила телефонную карточку в щель аппарата, набрала знакомый номер и вдруг услышала голос Макса из соседней кабинки:

– Придётся задержаться на сутки-другие – постельные сцены вышли хреново… Скорее всего, освещение… Этой романтичной идиотке только при свечах подавай. При дневном свете её, видишь ли, клинит… Да коза одна, из наших… Не кипятись, пересниму тебе сегодня весь порно-ролик. Бабки готовь…

В это время в трубке раздался щелчок, и Ольга услышала звонкий голос Маринки:

– Физиотерапевтическая практика Софии Шварц. Чем могу вам помочь?

Ольга молчала.

– Кто там, Мариша? – раздался зычный бас тёти Сони. – Небось, земляки наши безъязыкие менжуются. Дай-ка мне трубочку.