Читать онлайн Ночь бесконечная. Рассказы бесплатно

Иллюстратор Ольга Борисовна Шлыкова

ISBN 978-5-0055-5108-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Огни фарватера

– Макар, ну ей богу, оставайся, завтра рано вставать, а ты, на ночь глядя, на рыбалку! – Нина стояла перед мужем в ночной рубашке, и говорила шёпотом. Дети и старики родители Макара уже спали.

– Нин, я обещал ребятам. Они же без лодки, а наша на ходу. – Макар ещё помялся на пороге, потом взял рюкзак и вышел.

Он быстро добрался до берега, где его ждали приятели – Валентин и Серёга. Коротко поздоровавшись, мужчины, поднялись в кильдым – маленький рыбачий сарайчик во втором ярусе одинаковых, кособоких развалюшек на крутом берегу, и вынесли оттуда мотор. Уже темнело, и Макар торопился установить мотор на лодку, Валентин ему помогал. Сергей же стоял в сторонке, курил одну, за одной папиросы, и что-то бурчал себе под нос. Наконец лодку спустили на воду, и отошли на вёслах на глубину, чтобы завести мотор. Тут выяснилось, что Сергей оставил на берегу свой рюкзак, и пришлось возвращаться. Когда они, наконец, завели мотор, окончательно стемнело, и в кромешной темноте августовской ночи было видно только лунную дорожку на воде, да мерцавшие зелёным светом огоньки буев на фарватере.

– Если пройдём по фарватеру, быстрее доберёмся. – Сказал Сергей.

– Темно, можем не увидеть габаритных огней какого-нибудь судна. Ночью всегда идут баржи из Моряцкого. Может пройти катер из Долгопрудного.

Сергей заворчал, и они с Макаром поспорили. Макар не любил стычек на реке и быстро замолчал. Он направил лодку на фарватер, чтобы больше не спорить. Вдруг мотор заурчал, потом недобро пискнул и затих.

– Ну вот, сглазил! – Сергей заорал не своим голосом.

Валентин пихнул его в бок, но Сергей не унимался. Пока Макар старался завести мотор при свете фонарика, который держал Валентин, Сергей всё больше раздражался. Он говорил Макару гадости под руку, и тот, наконец, не выдержал и послал Сергея по матушке. А тот словно этого и ждал. Он набросился на Макара со спины и вывернул ему руки. Макар был гораздо выше Сергея, он ухитрился перекинуть его через себя, и Сергей перелетел через борт лодки.

– Вот бугай здоровый!

Сергей кое-как взобрался в лодку и схватил весло. Он ударил Макара со всей силы, когда тот наклонился над мотором. Макар пошатнулся и упал в воду. Сергей сразу обмяк, и начал шарить по воде руками и звать Макара. Но Макар не отзывался.

– Выплывет, он моряк. – Голос Сергея стал хриплым.

Валентин молчал и смотрел на воду. Потом сел на вёсла и развернул лодку.

– Ты чего творишь? К берегу, что ли собрался? – Снова разозлился Сергей.

А Валентин молча, грёб, не глядя по сторонам, чтобы не потерять из виду костёр, который кто-то развёл на берегу. Со стороны Моряцкого показались габаритные огни баржи. Валентин налёг на вёсла, но был вынужден бросить их, потому что со стороны Долгопрудного послышался шум мотора. Катер прошёл мимо лодки, когда с ней поравнялась баржа. Валентин и Сергей сидели, закрыв головы руками. Валентин почувствовал, как шершавый борт баржи коснулся лодки. Он снова увидел костёр на берегу, и начал грести изо всех сил.

Когда Валентин и Сергей оказались на берегу, Валентин врезал Сергею в челюсть, и тот отключился. Сергей очнулся от того, что его кто-то бил по щекам. Еле открыв глаза, он увидел над собой старшего брата Макара Павла. Павел был в милицейской форме.

– Где Макар? – Павел смотрел в сторону, словно знал, что Сергею ответить нечего.

– А он, что не выплыл? – Простонал Сергей.

Сознание возвращалось к нему, какими-то отрывочными воспоминаниями – баржа, катер на фарватере. Валька бросил вёсла…

Макара нашли только на третьи сутки. Его отнесло течением в протоку за четырнадцать километров от места, где он упал в воду.

Нина смотрела на раздутое тело мужа. Она прижимала к груди часы, которые врачи сняли с руки Макара. Они остановились в полвторого ночи.

– А ты говорил, что тонут только дураки… – Прошептала Нина.

– Он не утонул. – Это зашёл Павел. Он держал в руках какую-то бумагу. – Смерть наступила от кровоизлияния в мозг, после удара тупым предметом по голове. В его лёгких не было воды, значит, он умер ещё на поверхности.

– Он что ударился обо что-то? – Спросила Нина.

– Не похоже. Его ударили. Волкова и Зубкова уже допрашивают.

– И что они говорят?

– Волков молчит. Сказал только, что было темно. А Зубков ничего не помнит. Капитаны баржи и катера, проходивших в то время по фарватеру подтвердили, что видели лодку, которая оказалась как раз по судовому ходу. Но сколько в ней было людей, они не знают.

– Это Зубков. – Спокойно сказал Нина и вышла.

Сергей ходил по заводу, как сквозь строй. Он постоянно слышал разговоры о гибели на реке Макара, и о том, что у него осталось трое детей, а младшей дочке всего три года. На похороны он не пошёл. Ему рассказали, что хоронили Макара в закрытом гробу, а Валька Волков рыдал и кричал: «Прости меня, Макар!» Прошло уже сорок дней, а в милицию Сергея больше не вызвали, хотя он со дня на день ожидал повестку. Наконец, он не выдержал, и спросил у Волкова, почему их не вызывают.

– Нина не захотела писать заявление. – Ответил Валентин и ушёл.

Даже зная, что никакого преследования не будет, Сергей не находил себе места. У него всё время стояло перед глазами, как Макар падает в воду. Он начал пить, и в пьяном угаре гонял по квартире свою жену и детей. А однажды, зарядил двустволку, поставил их всех к стенке, и поднял ружьё. Он собирался застрелить их, и застрелиться сам. Но его жена метнулась к столу, схватила стоявшую на нём вазу, и разбила её об его голову. Падая, Сергей нажал на оба курка, но дробь, которой было заряжено ружьё, ушла в потолок.

Отлежав несколько месяцев в психиатрической больнице, Сергей уволился с завода, и уехал на родину. Его жена подала на развод, на следующий день после того, как он поставил её и детей к стенке, и тоже уехала к своим родителям. Разводились они заочно.

Когда Валентин зашёл в класс, он сразу её увидел. Девочка его узнала, и смотрела на него, видимо, собираясь поздороваться. Но Валентин прошёл мимо, словно не заметил её. «Какая ирония, дочки моя и Макара будут учиться в одном классе…» – думал Валентин. Всего полгода назад он похоронил жену. Его Зоя сникла и заболела, сразу после гибели Макара, словно иголку проглотила. Она никогда ничего не спрашивала о той ночи на реке, но он видел в её глазах немой укор. «Да, я струсил, и не встал между Зубковым и Макаром» – думал Валентин – «И вот теперь остался один с ребёнком». Валентин чувствовал, что его наказала жизнь за смерть друга. Он приходил в школу каждый день, встречать после уроков свою первоклассницу, и ему было невыносимо видеть дочку Макара. Через год, он перевёл свою девочку в другую школу.

Нина и три её дочери стояли у могилы Макара на двадцатую годовщину со дня его гибели.

– Мама, почему ты тогда не посадила хотя бы Зубкова? – Спросила старшая дочь.

– Знаете, девчонки, у меня просто сил не хватило добиваться справедливости в суде. Я знала, что и Вальку и Серёгу жизнь накажет, но мне и в голову не могло прийти, что Валька сначала похоронит жену, а через пять лет после Зои, умрёт сам. А что касается Зубкова, я долго не знала, как сложилась его жизнь, после того, как он уехал из города. И только недавно мне рассказал его земляк, что Серёга спрыгнул с крыши пятиэтажки, сломал позвоночник, и шесть лет мучился в инвалидном кресле, пока не умер от инфаркта.

Маскарад

Я рассматривала полки с моющими средствами, когда услышала, что на кассе какая-то возня, и оглянулась. Старушка – божий одуванчик, тянула руки к лицу кассира, а та уворачивалась, но не отходила. И вот старушенция проскрипела прокуренным басом – «Да надень ты её на место!» Оказывается, у кассира маска была надета неправильно – нос был снаружи, и бабушке это не понравилось. Кассир, молча, смотрела на ретивую покупательницу, а та достала телефон.

– Алле, полиция? Срочно пришлите наряд. – Пауза. – В магазин на Озерной. – Пауза. – Продавец нарушает закон – неправильно носит маску, чем подвергает опасности заражения покупателей. – Долгая пауза. – Чего?

Старушка смотрит на телефон и ругается матом. Потом видимо повторяет вызов, но его сбрасывают. «Ну, я вам покажу! Отдел полиции за углом» – шипит старушка и выходит из магазина, бросив на выходе продавцу – «Я в полицию, готовься к штрафу». Я вижу, что девчонку трясёт, но она, отставив пару пива, оставленную бабушкой, начинает рассчитывать покупателей. Проходит примерно минут пятнадцать, я уже перешла в мясной отдел, когда в магазин, буквально влетела знакомая старушка, и уткнулась носом в бейджик кассира.

– Всё, я телегу на тебя накатала, и фамилию правильно написала. – Старушка пытается забрать своё пиво, но девушка вежливо просит её сначала заплатить. Бабка кричит, что уже заплатила, и начинает искать свой чек в картонной коробочке у кассы. Она вываливает все чеки на прилавок, подносит один к глазам и щурится.

– Ничего не вижу, без очков. – Небрежным жестом бабка пододвигает чеки к кассиру и командует – ищи!

Я уже подошла к кассе, наблюдаю за происходящим, и думаю, как она интересно заявление в полиции писала, без очков то, и решаю, что старушка блефует. Продавец искать чек отказалась, она прекрасно помнит, что бабушка не заплатила. Тогда бабка оглядывается, видит меня и снова командует:

– Дай очки!

– Полай! – Спокойно отвечаю я. Бабка сделала было шаг ко мне, но я сама подошла поближе и громко сказала: – Отвали!

Бабка оторопела, и открыла рот от удивления. Лучше бы она этого не делала. Амбре застарелого перегара вышло наружу из недр бабулькиного тщедушного тела, и у меня включился кураж.

– Закрывайте двери магазина, чтобы эта «прынцесса» не сбежала, сейчас она в вытрезвитель поедет. – Сказала я кассиру, и достала телефон.

Бабка попятилась, развернулась, и рванула к выходу. В это время в магазин зашёл наряд полиции, и она упала в объятия одного из офицеров.

– Вот и хорошо. Господа офицеры, держите бабушку, она не хочет платить за пиво, оскорбляет продавцов и меня заодно. – Сказала я.

– Мы вообще-то приехали по заявлению гражданки Мазуровой. Она подала жалобу на продавца Калинину, за нарушение масочного режима. – Офицер положил руку на плечо старушки, а она запела елейным голоском:

– Это я Мазурова.

– Знаю. – Отозвался офицер. – Я видел вас в дежурке.

Бабка затараторила как пулемёт, рассказывая, что у продавца Калининой была неправильно надета маска, и она указала ей на это, а продавец Калинина не захотела маску поправить.

– А ваша маска где? – Спросил бабку офицер. И тут до меня дошло, что бабушка вернулась в магазин без маски, и я еле сдержалась, чтобы не расхохотаться.

Бабка замолчала, и начала шарить по карманам, но маски у неё не оказалось.

– Вообще-то, вот эта гражданочка, находится в состоянии алкогольного опьянения. И она просто дебоширит. – Сказала кассир, у которой маска уже была надета правильно.

Бабка, кинулась было на кассира, но полицейский её удержал, и она крикнула, обратившись ко мне:

– Подтверди, что у неё маска была надета неправильно!

– Ага. Может подтвердить и то, что вы за пиво заплатили? – Я откровенно издевалась над бедной пьяненькой тетёнькой и мне, почему-то было не стыдно.

– Так, всё ясно. – Сказал полицейский, кивнул напарнику и они, подхватив гражданку Мазурову под белы руки, вывели её из магазина.

Я расплатилась за свои покупки и вышла на улицу. Полицейские уже усадили бабушку в машину, а она, увидев меня, погрозила кулаком. «А вот такая я стервоза!» – подумала я, показала бабке язык, и пошла своей дорогой. Мне почему-то вспомнилась передача по каналу «Культура», которую я смотрела лет десять назад. Там, за круглым столом важные люди обсуждали тему одновременного возрождения в Европе фашизма и сталинизма в России. Они пришли к какому-то выводу, но он улетучился из моей памяти. Я запомнила вопрос, который задал ведущий, одному из участников:

– Ну, хорошо, Сталин был тираном и злодеем, уничтожавшим свой народ. Но откуда, скажите на милость, взялось сорок миллионов доносов граждан друг на друга?

Ноу хау деда Матвея

В семье моих добрых знакомых есть старики – бабушка и дедушка главы семейства. Живут они отдельно, и встречала я их всего пару раз по великим праздникам. Помнила только имена – отчества: Матвей Иванович и Лидия Петровна. Однажды мне понадобилось зайти к тем самым знакомым по делу. И вот я явилась, меня пригласили в комнату, где будет подан чай. Я захожу, и разговариваю с хозяйкой, не глядя в комнату. Когда я повернула голову, то увидела Матвея Ивановича, который сидел в кресле, а перед ним на сервировочном столике были разложены какие-то коробочки. Из ушей Матвея Ивановича торчали толстые нитки.

– Ты не обращай внимания. – Сказала хозяйка. – У нас дед сегодня женские тампоны тестирует. – И ушла в кухню.

И только тут я заметила, что перед Матвеем Ивановичем действительно несколько видов женских тампонов для критических дней. И в его уши тоже вставлены тампоны! Сказать, что я удивилась, ничего не сказать. Рядом с Матвеем Ивановичем сидел его правнук Егорка, четырёх лет, на своём стульчике. Увидев меня, Егорка толкнул прадеда в бок, и показал в мою сторону. Матвей Иванович сразу вытащил из ушей тампоны, встал, и тепло со мной поздоровался. Я всё ещё смотрела на него с удивлением, а он махнул рукой:

– У нас дома ремонт, вот на три дня переселились к внуку, пока меняют сантехнику. – Вернулся в своё кресло, снова вставил в уши, уже другие тампоны, а Егорка, по сигналу прадеда, начал издавать какие-то странные звуки. Матвей Иванович жестом остановил Егорку, поменял тампоны на другие, и снова дал ему знак «зазвучать». У обоих был такой серьёзный вид, как будто они проводили испытания важного стратегического оборудования.

За чаем мне рассказали, почему прадед и правнук занимаются таким странным делом. У себя дома старики спят в разных комнатах, и ничем друг друга не беспокоят. Здесь хозяева уступили им свою спальню, а сами устроились на диване в зале. В первую же ночь, встав в туалет, хозяин столкнулся с дедом, но спросонья его не узнал, и чуть не ударил. Потому что дед стоял в ванной, закутанный в одеяло, и копался в шкафчике, на голове у него был странный тюрбан из Егоркиной куртки.

– Лидка храпит, как паровоз. – Сказал он внуку. – Уснуть не могу, вот вату ищу.

Внук моментально вник в ситуацию, отодвинул деда от шкафчика, нашёл тампоны своей жены и вставил их в уши деда. Они решили сразу испытать эти подручные противохрапные средства, но Лидия Петровна, как назло, храпеть перестала. И больше не храпела до самого утра. Утром дед отправился в аптеку, и купил по одной коробке всех тампонов, какие только там нашлись.

– И чего они надо мной смеялись? – Спросил он жену внука, рассказывая, как провизоры – молоденькие девушки, хихикали, когда он расспрашивал их о тампонах, какие толще, какие тоньше. Они ничего не могли сказать о звукопоглощающих свойствах тампонов, поэтому Матвей Иванович скупил все тампоны разных фирм по одной упаковке, какие только были в аптеке. И теперь, взяв в ассистенты Егорку, испытывал в деле. А Егорка так старательно изображал, как храпит прабабушка Лида, что отказался пить с нами чай с тортом.

Я ушла и скоро забыла про эту забавную историю. А через год вспомнила, про Матвея Ивановича с огромной благодарностью за идею. Мы с семьёй были на отдыхе и жили в большом трёх комнатном номере. И в первую же ночь выяснилось, что наш дедушка, храпит на все голоса духового оркестра. Я встала и вставила себе в уши свои тампоны. Когда я вернулась в постель, то не услышала, что сказал мне муж. Я вытащила тампон и он повторил:

– А мне?

Когда мы пошли с ним в ванную, оказалось, что в номере не спит никто, кроме храпящего деда. Моя пачка тампонов разлетелась на ура! Утром, за завтраком я скомандовала маме, детям и мужу, что если кто-то потеряет, хоть один свой тампон, другого уже не получит.

А папа спросил:

– А зачем они вам? А мне почему не дали? – И тут же получил от мамы «леща».

Укус мёртвой змеи

Лихие девяностые не прошли даром для нашей районной школы. В порядке оптимизации было закрыто четыре сельских учебных заведения, а учащихся перевели к нам. Новые ученики, приезжали из окрестных деревень на автобусах. Всё было чинно и красиво, в первые пару месяцев. Потом пошли дожди, дороги развезло, и новенькие автобусы буксовали на каждом повороте, не вписываясь в деревенскую грязь. Ребятам приходилось идти пешком, кому километр, а кому и три. До школы они добирались, как поросята из лужи, чем вызывали отвращение у местных районных задавак, кичившихся своими разбогатевшими в первых кооперативах родителями. Я помню, как нас по очереди подвозили к школе отцы на своих внедорожниках, и мы, расправив платьица, забегали в школу, даже не замочив туфелек. И вот на пороге школы появлялись сначала Умаровские, потом Семёновские, последними приходили Романовские и Заречные. Последних было больше всего, человек тридцать, и они, протопав три километра, были самыми грязными. Когда ребята проходили через вестибюль до гардероба в своих дождевиках и резиновых сапогах, вестибюль превращался в «море по колено». Так ворчала уборщица тётя Ира, которой приходилось целый урок это «море по колено» убирать. Тётя Ира быстро уговорила директрису назначать дежурных из числа приезжих учеников, чтобы они сами за собой эту грязь убирали.

График был жёсткий, и в первые дни ребята не филонили, уборка вестибюля гарантировала вполне законный откос от первого урока. Но постепенно оказалось, что убираются одни и теже дети и у Умаровских, и у Семёновских, и у Романовских с Заречными. Особенно бросалось в глаза, когда дежурили Семёновские. Все три дня убирала фойе маленькая девчонка по фамилии Свиридова. Она безропотно таскала огромные вёдра, честно отмывая вестибюль, и даже не всегда успевала до звонка, если было особенно грязно.

В один из таких дней, едва прозвенел звонок, из ближайшего класса вышли старшие ученики из числа местных, и начали эту Свиридову задирать. А она, не обращая на них внимания, пыталась закончить уборку, чтобы не опоздать на второй урок. И когда, наконец, Свиридова в последний раз отжала тряпку, и положила её у порога, кто-то из мальчишек толкнул ведро, и оно упало, разлив по только что отмытому вестибюлю грязную жижу. Виновник тут же удрал, разбежались и все остальные. Когда Свиридова увидела, что натворили пацаны, она уселась на пол и заревела в голос. Уборщица тётя Ира прекрасно поняла, что случилось, и что если сейчас Свиридова уйдёт на урок, то отмывать вестибюль придётся ей. Она поставила руки в боки, и начала ругать Свиридову, за то, что она такая косорукая и неуклюжая. Свиридова, услышав несправедливые обвинения в свой адрес, подскочила, и врезала тёте Ире со всей силы под дых. Потом куда-то побежала по коридору. Через несколько минут, она уже тащила за ухо пацана, который уронил ведро. За ними шла учительница биологии. Притащив мальчишку в вестибюль, Свиридова наладила ему такого пинка, что он уткнулся носом в грязный пол. А учительница спокойно сказала: «Ну, вот и хорошо, Коля. Новый материал выучишь самостоятельно, на следующем уроке спрошу. Пойдём, Наташа».

Возможно, этот случай прошёл бы незамеченным, чего только в школе не случается. Даже тёте Ире, которая попыталась пожаловаться на Свиридову, директриса посоветовала прикусить язык, и напомнила, что девочка выполняла её, тёти Ирину работу, за которую та получает зарплату, и отменила все дежурства. Но дело в том, что ученик восьмого класса Николай Мурашов, опрокинувший ведро, а потом отмывавший вестибюль, был сыном председателя районной Думы. Нет, его отец, не стал выгораживать своего сына. Говорят, что он отлучил его от компьютера на целый месяц, за такую шалость. А компьютер во всём районе, был только у Мурашовых. Хотя Колина мать считала, что он и так уже достаточно наказан, отмыв вестибюль.

Станислав Иванович Мурашов, предельно внимательно разобравшись в случившемся, приказал реорганизовать школу. «Это же просто подарок судьбы, что у нас теперь учатся ребята из деревень, Марина Валентиновна!» – говорил он директору школы. «У нас три школьных корпуса, два из которых простаивают. А вся школа ютится в одном – корпусе «Б», только из-за того, что в нём столовая. С нового учебного года, начальная школа будет учиться в корпусе «В», в корпусе «А» будут учиться только девочки, а в корпусе «Б» только мальчики средней и старшей школы. Девочкам мы подберём внеклассные занятия и факультативы по их интересам, мальчикам откроем «военную кафедру», как раньше в ВУЗах, и технические кружки. А столовые организуем во всех корпусах.

И вот, когда я пришла в свой девятый класс, на торжественной линейке объявили, что отныне наша школа работает на раздельном обучении. И это было действительно здорово. Мы учились в своём девчачьем коллективе, где отпало множество проблем совместного обучения. Например, физкультура была теперь в радость, не было пацанов, и никто не «поднимал на вилы» наши подростковые недостатки, и физиологические проблемы.

Когда до выпускного вечера оставалось несколько месяцев, я встретила на улице Колю Мурашова. Он очень изменился с тех пор, как мы были одноклассниками. Теперь он был высокий, стройный, симпатичный брюнет, и я слышала много разговоров о том, что он любит погулять с девчонками. Но я никак не ожидала, что он спросит меня о Наташке Свиридовой:

– Всё такая же замухрышка, или расцвела? – Спросил Коля, улыбаясь во все тридцать два зуба.

– А с чего это ты про неё вспомнил? – Удивилась я.

– А я про неё и не забывал. – Сказал Коля, и ушёл, весело насвистывая.

К сожалению, я тогда не придала значения словам Мурашова, и быстро забыла об этой встрече. Я знала, что всего несколько месяцев назад, у Коли умерла мать. Но хоронили её где-то в городе, Коля с отцом теперь жили там же, только приезжали каждый день – Станислав Иванович на работу, а Коля в школу. Подготовка к экзаменам вытеснила все остальные впечатления, поэтому я жутко удивилась, когда Наташка Свиридова спросила меня, хорошо ли я знаю Мурашова.

– А почему ты спрашиваешь?

– Он пригласил меня на вечеринку в своём пустующем доме, после вручения аттестатов. Сказал, что отец разрешил.

Я рассказала Наташе, что приехали к нам Мурашовы, когда мы учились во втором классе. Коля был самым задиристым из ребят, и всё время обзывал всех одноклассников «деревня» или «сельпо», за что неоднократно получал по шее. Кичился тем, что его старшая сестра учится в Лондоне, и он тоже будет учиться за границей, как только окончит школу. Но ближе к старшим классам стало ясно, что заграница ему не светит, поскольку учился Коля откровенно плохо. По разговорам старших, я знала, что мать у Коли тяжело больна, и балует сына, как девчонку. А отец не хочет с ней конфликтовать, и никогда открыто его не воспитывает. И что Коля вырос очень хитрым, и умело манипулирует родителями.

– Я тоже иду на эту вечеринку. Меня пригласили ребята, с которыми мы учились в одном классе до разделения. – Закончила я свой рассказ.

– Ну, ладно, тогда. – Сказала Наташа. – Из наших никто не идёт, после вручения аттестатов будет автобус в Семёновку. Если я на нём домой не уеду, придётся утром идти пешком.

– Если разойдёмся рано, переночуешь у меня.

– Договорились. – Улыбнулась Наташа.

Вечеринка затянулась. Мы веселились во всю, но хозяин дома почему-то вёл себя так, словно чего-то ждёт. Он угрюмо бродил между ребятами со стаканом шампанского, не танцевал и не принимал участия в шумных разговорах. Я даже хотела спросить у него, в чём дело. Потом вспомнила о смерти его матери и решила не лезть в душу. В доме было душно, и я вышла через дверь, которая вела в огород, и присела на ступеньках летней кухни. Через несколько минут из дома вышел Коля, и не заметив меня, прошёл в сторону пустой теплицы.

– Деньги принёс? – Услышала я, чей-то скрипучий голос.

– Держи. – Ответил Коля.

– Ну, и как я её узнаю?

– Она одна в дурацкой красной кофте, не ошибёшься.

– И что мне с ней делать?

– Только рот заткни и подожди пока я приду.

Колин собеседник хихикнул:

– А что, просто так не даёт?

– Не твоё дело! – Огрызнулся Коля и ушёл в дом.

Выждав несколько минут, я вернулась в дом и нашла Наташу. Это она была в красной кофте. Я не знала, что Коля задумал, но поняла, что ничего хорошего. Я буквально силой заставила Наташку поменяться нарядами. Я рассчитывала на то, что Коля, увидев меня вместо Наташки, откажется от своих планов какими бы они не были.

Прошло примерно минут сорок, и ребята начали расходиться. Мы с Наташкой ушли первыми и потихоньку брели к моему дому. Вдруг кто-то выскочил из кустов и, оттолкнув Наташку, в эти самые кусты затащил меня. Я вырывалась изо всех сил, но мужчина был очень сильным. Он быстро скрутил и связал мне руки, засунул в рот тряпку, и бросил на землю. Я услышала, что кто-то идёт, и снова попыталась вырваться, но у меня ничего не получилось.

– Всё, подружку я обезвредил. Вали отсюда. – Услышала я голос Коли.

Тяжёлые шаги удаляющегося мужчины, наконец, стихли. Коля опустился рядом со мной на колени, спустил брюки, и рывком сдёрнув с меня юбку и трусы, прошипел, словно подколодная змея:

– Ну, вот и всё.

Он насиловал меня около часа. Это сейчас я понимаю, что Коля видимо, принял какие-то таблетки для взрослых, потому что он не мог остановиться, а я только тихо плакала. Наконец, он оставил меня в покое, развязал мне руки и ехидно спросил, бросив мне в лицо верёвку:

– Сама повесишься, или помочь? – И тут он завалился на бок.

Над ним стояла Наташка Свиридова с какой-то дубиной в руке.

– Лариска, он заткнул мне рот и привязал меня к забору, я кое-как освободилась, потому что забор сломался. – Кричала, рыдая Наташка. Когда, через два месяца, меня выписывали из больницы, наш доктор Константин Юрьевич, пригласил меня к себе в кабинет. – Я должен сказать тебе очень важную вещь, Лариса. – Какую? – Я удивилась, потому что все важные вещи мне уже были сказаны неделю назад. Я пробуду в инвалидном кресле не меньше года. Коля вывихнул мне тазобедренную кость и порвал мышцы разгибающие бедро. Мне сделали операцию, но нужно было подождать, пока организм сам закроет травму. Поступать в этом году я уже не смогу. Но, учиться мне всё равно придётся – учиться жить заново. Как сказала психолог, теперь моя жизнь разделилась на «до» и «после». Но я это знала и без неё. – Лариса, главное последствие того, что сделал с тобой Коля, вовсе не травма ноги. – Константин Юрьевич глубоко вздохнул, а потом словно нырнул в омут: – Ты беременна, моя девочка. Я смотрела на врача и не понимала его слов. Потом повторила слово «беременна», словно пробовала его на вкус. Константин Юрьевич, со словами: «Стандартный бланк», протянул мне бумагу. – Прошу прервать мне нежелательную беременность… – Прочитала я вслух. – А мои родители знают? Через семь месяцев я родила здоровую девочку. Мы назвали её Марта, и дали отчество Николаевна. Я так решила, хотя мама и папа настаивали на том, чтобы я выбрала что-то другое. – Пусть даже Станиславовна. – Говорила мама. – Отец Коли ни в чём не виноват, и он её родной дед. А этот родной дед не мог надышаться на свою нежданную внучку. Он снова жил в своём опустевшем доме, и приходил к нам, как только у него появлялась свободная минутка. Станислав Иванович сдавал дела председателя Думы. Он собирался переехать к дочери в Лондон, как только закончится судебный процесс. Судебный процесс был на удивление коротким. Станислав Иванович не стал нанимать сыну адвоката, и Коля получил высшую меру наказания. Я присутствовала на вынесении приговора, а до этого читала стенограмму выступления в суде обвиняемого – Николая Станиславовича Мурашова. Он откровенно признался в том, что дал слово своей умирающей матери, что отомстит этой мерзкой Наташке Свиридовой, за то унижение, которое она заставила его испытать. – Вы говорите о случае, когда вас заставили вымыть пол в вестибюле школы? – Спросил обвинитель. – Совершенно верно. Она же в буквальном смысле ударила меня в грязь лицом, чем нарушила мои честь и достоинство. И испортила мой новый костюм. – Невозмутимо ответил Коля. – И вы хотите сказать, что это ваша мать научила вас, как отомстить Свиридовой? – Да. Но я ослушался её и не стал убивать, хотя мама показала мне как это сделать. – И как же? – Спросил обвинитель. – Повернуть ей голову вправо, до щелчка. А то, что вместо Свиридовой, пострадала Минькова, так она сама виновата. Нечего было меняться одеждой с Наташкой. Колин приговор привели в исполнение в ноябре. Перед Новым годом, к нам приехал Станислав Иванович со старшей дочерью. Я всё ещё была в инвалидном кресле, и Станислав Иванович разговаривал со мной стоя на коленях. Он ни словом, ни упомянул о произошедшем, а только держал меня за руки и просил прощения – у меня, у сына, у бога, у всего мира. Я слышала, как он сказал отцу, когда они курили на крыльце: – Мне и в голову не могло прийти, что моя Светлана ведёт такие разговоры с сыном. Видимо у неё уже было не всё в порядке с головой. Сначала я подумал, он врёт, но потом нашёл записи их разговоров, которые делал Николай. Он словно страховался – что это было не его решение. И знаешь, что он мне сказал на последнем свидании? «Сердце матери, жизнь за царя, честь никому», это офицерский кодекс чести. – Сердце – женщине. – Сказал мой отец. – Я знаю, просто странно было слышать это от человека, который сотворил такое. – Отозвался Станислав Иванович. – Я лишь спустя многие месяцы понял, что это была не его обида и месть. Это была месть Светланы. Словно укус мёртвой змеи. А весной смертную казнь в нашей стране отменили. В этот день Марте исполнился годик, и она уже бегала по дому, и весело что-то щебетала на своём детском языке. Я смотрела на дочку, и думала о словах мамы, когда она просила меня согласиться на аборт: «А что ты скажешь ребёнку, когда он спросит – где мой отец? Не будешь же ты ему рассказывать, что он изнасиловал тебя по ошибке, а потом его за это расстреляли?» Тогда я маме ничего не ответила. А теперь сказала вслух: «Я ей скажу, что его укусила змея, и он умер». – Что? – Не понял папа, который сидя на диване, читал газету. – Я скажу дочери единственно возможную правду.

Стриптиз китайский

Мама, я что-то заметила, что мужчины к нам вообще в гости не заходят. Как в женский туалет.

(Сказала моя дочка в пятилетнем возрасте)

Пошла в магазин. Спускаюсь по лестнице. Сосед снизу, стоит перед своей квартирой и стучит ногой в дверь. Видок у него исключительный – топлес, джинсы и домашние тапочки. На полу рядом лежат его уличные туфли, и стоит бутылка водки. Бедняга жалобным голосом просится домой. Ситуация знакомая и типичная. Он достал жену, она выставила его в подъезд и легла спать. Я прохожу мимо, и дяденька начинает мне жаловаться на злой рок в виде его родной жены. Я прекрасно знаю его жену. Если она легла спать днём, значит, хорошо приняла на грудь, и теперь её пушкой не разбудишь, пока сама не проснётся. Но для вида кричу: «Надюха, пусти Саньку домой, замёрзнет!» Санька поддакивает: «Скажите ей, что я хороший». Говорю, что он хороший и иду дальше.

Возвращаюсь из магазина, примерно через час. Ещё снизу слышу, что Санёк по-прежнему стучит в дверь, но стук странный. Дверь у Надюхи железная, а звук, не звонкий как обычно, а какой-то глухой. Поднимаюсь, Саньки на его площадке нет. И тут до меня доходит, что он поднялся наверх и долбится в мою деревянную дверь. При этом видок у него стал ещё исключительнее – джинсы сползли до колен, открыв великолепные семейные трусы в цветочек. Рядом на полу стоит уже пустая бутылка водки и почему-то один туфель. Санёк держится за дверную ручку и разговаривает с дверью: «Ну, пусти, Христа ради, тебе Оля сказала, что я хороший и замёрзну в подъезде».

У меня есть очень нехорошая черта. Вместо того чтобы возмутиться, и прогневаться на соседушку, я начинаю ржать. Но беру себя в руки и кричу: «Ты чего совсем обалдел! Разве не видишь, что это не твоя железная дверь, а моя деревянная!» Санёк удивлённо оглядывается, и пытается сделать шаг к лестнице. Но джинсы, спущенные до колен не пускают. Я наблюдаю некоторое время, как Санёк дёргается и елозит ногами по полу, но сдвинуться с места не может. Наконец, насладившись его положением, я говорю: «Штаны надень, стриптизёр хренов». Санёк смотрит на свои джинсы, и снова его удивлению нет предела. Кое-как натянув штаны, он замечает на полу свой туфель, поднимает его и спрашивает меня: «А второй где?» Мне очень хочется ответить по-русски в рифму, но я вспоминаю присказку своей бабушки:

– Китайцы на палках унесли!

– Китайцы? – Снова удивляется Санёк.

– Китайцы, китайцы. – Ворчу я, открываю свою дверь, и захлопываю её перед носом Саши – растеряши.

Через какое-то время слышу, что Саня начал исполнять свою любимую музыку – барабанную дробь в свою железную дверь. Правда сегодня он обут в домашние тапочки, поэтому стук мягкий, никому не мешает.

Завещание

Маше казалось, что вся подлость мира свалилась ей на голову. Еще пятнадцать лет назад она решила жить тихо, не связываться ни с простыми гражданами, ни с властями. «Наелась» в своё время дерьма и от граждан, и от властей так, что жить стало тошно. И вот, когда она разменяла свой пятый десяток, её «догнали» и граждане и власти. Совершенно чужие люди угрожали Машиному личному пространству.

Когда-то Маша была замужем. Она не считала своего бывшего мужа близким человеком, ведь прожили вместе они всего два года. Много лет она ничего не слышала о бывшем муже, и просто забыла об его существовании. И вот в один прекрасный день её разыскал нотариус и сообщил, что Сергей Сергеевич Серёгин упомянул её в своём завещании.

– А он, что, помер чтоли? – Удивилась Маша.

– Да. – Коротко ответил нотариус.

– А причём тут я? У него, что больше не было семьи?

– В том то и дело, что была. Жена и три сына. Я в первый раз видел, чтобы семья так обрадовалась тому, что покойный упомянул в завещании кого-то ещё.

До Маши начал доходить смысл того, что говорил нотариус. Если семья Серёгина обрадовалась тому, что он упомянул её в завещании, значит он ничего ей не оставил, а скорее наоборот. Она начала перебирать в уме все перипетии развода, но так и не вспомнила ничего, с чем бы они не разобрались тогда в суде. Но Серёгин был на редкость хитрозадым мужиком, поэтому Маша не удивилась, когда нотариус зачитал ей его завещание.

«Моя бывшая супруга – Серёгина, в девичестве Карпова Мария Владимировна задолжала мне крупную сумму денег. Долг так и не был погашен в срок. Поэтому я завещаю Серёгиной Марии Владимировне оплатить установку памятника на моей могиле. За пятнадцать лет на сумму долга набежали большие проценты, и на данный момент сумма, подлежащая к выплате, составляет три миллиона шестьсот восемнадцать тысяч рублей по новому курсу. Расписку, данную мне Серёгиной Марией Владимировной, прилагаю. Если при установке памятника, его стоимость окажется меньшей, чем вышеназванная сумма долга, разницу Серёгина-Карпова должна отдать моей жене и детям».

Маша взяла в руки ксерокопию расписки, заверенную нотариусом. Она её сразу узнала. Во время развода суд присудил продать квартиру, в которой они жили с Серёгиным и поделить деньги пополам. Маша не хотела никуда переезжать, и договорилась с Серёгиным, что выплатит ему его долю за квартиру, и написала расписку, прямо в зале суда. Свои деньги Серёгин получил через три месяца, после того, как Маша продала квартиру родителей, доставшуюся ей по наследству. Серёгин вернул ей расписку, в присутствии судьи, что было занесено в протокол заседания. Как и то, что Серёгин, не имеет к своей бывшей жене никаких материальных претензий.

– А почему Серёгин не предоставил оригинал моей расписки? – Спросила Маша.

Нотариус пожал плечами.

Вернувшись домой, Маша нашла тот самый оригинал расписки, данной ею Серёгину пятнадцать лет назад. Стоимость их общей с Серёгиным квартиры на тот момент составляла восемьсот миллионов рублей по старому курсу. Расписка была написана на четыреста миллионов. Она нашла и расписку Серёгина, что он получил эти самые четыреста миллионов в присутствии судьи, расписка тоже была нотариально заверена. «На что он рассчитывал, идиот!» – Подумала Маша. Она скрупулёзно посчитала проценты, которые могли бы «набежать» на эти четыреста миллионов по старому курсу за пятнадцать лет, если бы она долг не выплатила.

– Ну, ты загнул, Серёгин! – Сказала Маша вслух. – Аж на два лимона «ошибся».

Побродив по квартире, и немного успокоившись, Маша легла спать.

Разрывался домофон, а Маша никак не могла открыть глаза. Наконец, она стряхнула сон, и посмотрела на часы. «Восемь утра, сегодня же суббота, кого в такую рань принесло?» Кое-как нашарив тапочки, Маша подошла к двери.

– Кто там? – Спросила она в домофон.

– Родственники по первому мужу. – Ответил кто-то звонким мальчишеским голосом.

– У меня нет общих родственников с моим бывшим мужем. – Маша поняла, что это кто-то из детей Серёгина, и отключила домофон.

Вытянувшись на кровати, она подумала, как же быстро люди реагируют, если дело пахнет деньгами. Ей удалось задремать, но её снова разбудили. На этот раз звонили в дверь. Посмотрев в глазок и увидев соседку, Маша удивилась, и открыла.

– Что случилось, Татьяна Павловна? – Спросила Маша.

– Машенька, всё утро нам звонят в домофон и просят сходить к тебе и попросить, чтобы ты включила свой домофон и впустила их.

– А кто это, Татьяна Павловна?

– Не знаю, говорят, что дети твоего умершего мужа. Разве у тебя был муж?

«Вот, что тебя заставило прийти ко мне – любопытство» – подумала Маша, а вслух сказала:

– Нет, у меня никогда не было мужа. Это какие-то хулиганы. Можете вызвать полицию.

Маша заварила себе чаю и вышла на балкон. Она видела, как подъехала полицейская машина, и из неё вышли сотрудники с автоматами наперевес. «Ого, чего интересно наговорила им Татьяна Павловна?» – Усмехнулась Маша. Полицейские поднялись на крыльцо, и тут же вернулись, держа за руки двух подростков. Когда их усаживали в машину, со скамейки на детской площадке вскочила ярко одетая восточная женщина, и подбежала к полицейским.

– Вот это да! Венера! Так вот на ком ты женился, Серёгин!

Венера Мухаметшина была Машиной сокурсницей в университете. На первом курсе она постоянно пыталась подружиться с Машей, но Машу смущал восточный напор этой девушки. И была у неё очень неприятная черта. Когда они жили в одной комнате в общежитии, Венера установила порядок – всё что было Машиным, было общим, а личные вещи Венеры были только её. И если кто-то осмеливался взять что-то, что принадлежало Венере, она устраивала истерику, и кричала на всё общежитие, что её обокрали. Хотя это была всего лишь кружка, которую Венера оставила на общей кухне в раковине. Кто-то попил из неё чаю, вымыл и оставил на общем столе. Маше это быстро надоело, и она съехала домой к родителям, романтика общаги её больше не прельщала. Венеру она потом почти не видела, только на поточных парах, но Венера никогда с Машей не здоровалась. И вот такая встреча! Тем временем Венеру и её сыновей увезли в полицейской машине. А Маша занялась своими делами.

Через несколько дней ей принесли повестку от дознавателя из районного управления полиции. «Дознавателя… Надо же» – Маша понятия не имела, что в полиции существуют дознаватели. Но делать нечего, она отпросилась с работы, и пришла в полицию в назначенное время. В коридоре возле кабинета сидела Венера. Маша скользнула по ней взглядом, решив её «не узнавать». Венера была ярко, но безвкусно одета, и вульгарно накрашена. Её декольте по самое «нельзя» открывало дряблую, и явно уже обвисшую грудь. «Троих детей выкормила» – подумала Маша и прислонилась к стене, чтобы не присаживаться рядом с Венерой на скамейку.

И вот из кабинета вышел молодой лейтенант и назвал Машину фамилию:

– Карпова есть?

– Это я. – Сказала Маша.

– Проходите!

Маша последовала за офицером, но успела увидеть, как вытянулось лицо Венеры, когда лейтенант назвал Машину фамилию. Представившись, лейтенант спросил Машу:

– Вы знаете, зачем вас пригласили в полицию?

– Понятия не имею. – Отозвалась Маша.

– В коридоре сидит женщина по фамилии Серёгина, которая подала на вас жалобу за оскорбление действием.

– Оскорбление чем?

– Действием. Вы не впустили в дом её детей, и вызвали полицию, обвинив их в хулиганстве.

– Понятно. Только я понятия не имею, о чём вы говорите.

– Вы знакомы с Венерой Аристарховной Серёгиной? – Спросил лейтенант и протянул ей ксерокопию рукописного документа.

– Нет. – Маша узнала почерк Венеры. В заявлении было много граматических ошибок. «Так падежи и не выучила» – Вздохнула мысленно Маша. Заявление было написано на Серёгину Марию Владимировну. «Видимо Венера не знала, что будучи в браке, я не меняла фамилию. И в завещании Серёгина меня тоже называют Серёгиной, в девичестве Карповой. Странно». Маша читала заявление, а лейтенат сказал:

– Хорошо. Тогда будем вести дознание по-другому. – Лейтенант встал и, приоткрыв дверь в кабинет, позвал Венеру.

Сначала в кабинете появилась декольтированная грудь, потом вплыла сама Венера. Она уселась без приглашения напротив Маши, закинула ногу на ногу, и повернулась лицом к лейтенанту, уложив свою грудь на стол.

– Мария Владимировна, вы знакомы с этой женщиной? Её зовут Венера Аристарховна Серёгина. – Лейтенант обратился к Маше.

– Нет, я вижу её впервые. – Ответила Маша.

– Она врёт. – Проговорила Венера, даже не взглянув в Машину сторону. – Мы больше месяца жили в одной комнате в общежитии университета.

– Вам слова не давали! – Прикрикнул на Венеру лейтенант. – Не забывайте, я веду протокол.

– Вы уверены? – Лейтенант снова задал вопрос Маше.

– Уверена. Я не знаю никакой Венеры Аристарховны Серёгиной.

Потом лейтенант обратился к Венере:

– Венера Аристарховна, а вы знакомы с этой женщиной? Её зовут Мария Владимировна Карпова.

– Знакома. Мы вместе учились в университете, и целый месяц жили в одной комнате в общежитии. – Ответила Венера.

– Мария Владимировна, припомните, пожалуйста, с кем вы жили в общежитии? – Спросил лейтенант.

– Я жила в одной комнате с девушкой, которую звали Венера Мухаметшина. И насколько я помню, её отчество было Абдукадыровна. Никакой Венеры Аристарховны я не знаю. И женщина, которая сидит напротив меня, совсем не похожа на ту Венеру, с которой я жила в общежитии. – Сказала Маша и улыбнулась лейтенанту.

– Венера Аристарховна, как ваша девичья фамилия? – Лейтенант снова обратился к Венере.

– Мухаметшина… – Едва слышно ответила Венера.

– Венера Аристарховна, тогда почему у вас другое отчество? Совсем не то, которое помнит ваша соседка по общежитию? – Лейтенант смотрел на Венеру в упор.

– Я… – Венера замялась, опустила глаза и убрала свою грудь со стола лейтенанта.

– Что, вы? – Лейтенант не сводил с Венеры глаз.

– Я поменяла отчество, когда умер мой отец. – Наконец промямлила Венера.

– Ах, вот оно что! А можно узнать, с какой целью вы поменяли своё отчество? – В голосе лейтенанта появились железные нотки.

– Ну, я хотела иметь более звучное, русское отчество. Потому что осталась жить в России, и собиралась замуж за русского парня. – Венера выглядела так, как будто хочет сжаться в комок или спрятаться под стул.

– Вы собирались замуж за Серёгина Сергея Сергеевича, бывшего мужа Марии Владимировны?

– Нет… Тогда нет. Моим первым мужем был другой человек. – Венера уже шептала.

– И ему не нравилось ваше отчество? – Лейтенант смотрел на Венеру, и Маша заметила в уголках его глаз смешинку.

– Нет. Вернее он его не знал. А когда мы поженились, я уже была Аристарховна.

Маша слушала Венеру и узнавала её характер. Это было в её стиле – поменять отчество, если оно того стоило. Видимо, первое замужество было очень выгодным. Когда Венера назвала фамилию, имя и отчество своего первого мужа, Маша чуть не рассмеялась. Леонид Иванович Каширин, был сыном председателя городского совета. Лёнька, так называла его Маша, был до одури самовлюблённым человеком. Он не знал слова «нет», и всегда получал желаемое. Как только Венера смогла его «охомутать»? Но, судя по рассказу Венеры, брак продлился недолго. Лёнькин отец, своей властью, признал его недействительным, и выставил Венеру Аристарховну из своих шикарных апартаментов обратно в общежитие.

Маша помнила Лёнькиного отца, когда он работал в городском совете. Прожженный совковый номенклатурщик, в упор не видел таких людей, как Венера. С Машей он здоровался только потому, что они учились с Лёнькой в одном классе, потом в одной группе в университете, и жили в одном подъезде. «И чем им Венера не угодила?» – Размышляла Маша, пока лейтенант конспектировал уклончивые ответы Венеры на простые вопросы. Наконец лейтенант обратился с вопросом к Маше:

– Мария Владимировна, когда вы узнали, что ваш бывший муж упомянул вас в своём завещании?

Маша ответила, и посмотрела на Венеру. Она плакала. По щекам текли чёрные слёзы. «Видимо, она никак не ожидала, что придётся при мне вывернуть своё «грязное бельё». Венера не могла не знать, что Маша знакома с Лёнькой Кашириным. Он несколько раз заходил к ней в общагу, чтобы переписать конспекты с тех пар, которые прогулял. Отец строго следил, чтобы Лёнька не прогуливал учёбу. «Видимо тогда они и познакомились!» – осенило Машу.

А лейтенант продолжал задавать свои вопросы, теперь уже про трёхмиллионный долг Марии бывшему мужу. Маша рассказала всё, как есть и сказала, что может предоставить расписку Серёгина, о том, что он получил свои деньги. И что можно поднять в суде протоколы, где зафиксировано, что Маша деньги Серёгину отдала. И что у неё на руках оригинал той расписки, что фигурирует в завещании и расписка Серёгина, что он свои деньги получил.

– Всё, что вы сейчас рассказали, не относится к нашему делу. Венера Аристарховна пока не предъявляет к вам претензий по тому долгу. – Сказал лейтенант. – Она подала на вас жалобу на оскорбление действием, её и её несовершеннолетних детей.

– Я читала это заявление. – Сказала Маша. – Но чем она докажет, что оскорбление имело место быть?

Венера подскочила и чуть не набросилась на Машу. Она размахивала руками перед Машиным лицом и кричала, что бедные маленькие мальчики пришли к ней просто поговорить, а она им даже дверь не открыла. А потом вызвала полицию и обвинила в хулиганстве.

– Стоп! – Выкрикнула в ответ Маша. – Вы уверены, что полицию вызвала именно я?

Венера упала на стул и уставилась на Машу. Потом подскочила и выбежала из кабинета.

– Э-эй, куда вы? – Крикнул лейтенант. – Потом поднял трубку телефона и сказал кому-то, чтобы из здания не выпускали женщину в сиреневом пальто, и размазанной по лицу косметикой.

Венеру завели в кабинет два полицейских и усадили её на стул. Лейтенант приказал им остаться, и включил портативный магнитофон.

«Здравствуйте! Меня зовут Семёнова Татьяна Павловна, мне семьдесят пять лет. Я проживаю по Нахимова сорок семь, первый подъезд, квартира двадцать. С самого утра какие-то хулиганы звонят в мой домофон, угрожают и требуют, чтобы я открыла им дверь подъезда. Якобы у них срочное дело к моей соседке. Но моей соседки нет дома, и я не могу отключить домофон, потому что жду, когда вернётся из магазина мой муж. Прошу вас принять меры, и обезопасить меня от нападок каких-то проходимцев».

«Ого, Татьяна Павловна!» – Подумала Маша.

– Ну, что вы скажете на это, Венера Аристарховна? Именно по этому вызову был отправлен наряд на Нахимова сорок семь.

Венера сидела, согнувшись так, что голова её касалась колен, и ничего не отвечала. Тогда лейтенант протянул Маше протокол. Маша прочитала, подписала, где указал лейтенант, и он её отпустил.

Через месяц Маша получила повестку в суд на предварительные слушания, по делу о взыскании долга в пользу гражданки Серёгиной. Маша позвонила знакомому адвокату, и они вместе явились в суд. Предварительным слушанием оказался приём у судьи в кабинете. Когда им зачитали исковое заявление Венеры, Маша подумала, что она на самом деле осталась должна Серёгину, те злосчастные четыреста миллионов. Так грамотно это заявление было составлено. Но адвокат разъяснил судье суть дела, предъявил оригиналы расписок и выписки из судебных протоколов во время развода его подзащитной с бывшим, теперь уже умершим, мужем. Судья, всё приняла к сведению и закончила приём. Через неделю Маша получила уведомление, что иск гражданки Серёгиной отклонён в досудебном порядке.

Маша облегчённо вздохнула. Но радоваться было рано. Ей начали названивать из коллекторского агентства и требовать выплатить долг Серёгиной Венере Аристарховне. Причём сумма долга была другой, она резко возросла до пяти миллионов рублей. Маша сменила номер телефона. Но однажды коллекторы явились к ней домой, и барабанили в дверь всю ночь. Соседка Татьяна Павловна снова вызвала полицию. Коллекторы оказали сопротивление, и полицейские вызвали спецназ.

Маша, стоя под дверью, слышала выкрики – «Не лезьте не в своё дело!», «Мы только отрабатываем заяву клиента!» Причём кричали с сильным акцентом, только Маша не могла определить с каким. «Но точно не кавказцы» – подумала Маша, и тут дело дошло до стрельбы. Маша выбежала на балкон. Спецназ как раз выгружался из своего автобуса. Через несколько минут, в подъезде раздалась автоматная очередь и крик: «Они стреляют на поражение по ногам!» Потом началась какая-то возня и через полчаса всё стихло. Маша смотрела с балкона, как из подъезда вывели четырёх мужчин и двух женщин. В одной из них она узнала Венеру, не смотря на то, что она была одета, как все остальные – в чёрный спортивный костюм и скрывающие лица шапки. Одного мужчину вынесли на руках, его нога была наспех чем-то перебинтована, и это что-то было красным от крови.

Ещё месяц Маша ходила в полицию объясняться со следователем, как свидетель происшествия. Её соседка Татьяна Павловна подала на коллекторов заявление в полицию. Дело дошло до суда.

Оказалось, что Венера обратилась в агентство, которое было лишено лицензии ещё два года назад. И все действия коллекторов были нелегальными. Но самое поразительное, что Венера Серёгина оказалась сотрудником этого агентства, и на суде призналась, что рассчитывала выбить из Маши деньги именно с помощью своих коллег. Когда вызвали очередного свидетеля, Маша чуть не упала со стула. Это был тот самый нотариус, который зачитывал Маше завещание Серёгина. На поверку оказалось, что Серёгин Сергей Сергеевич жив – здоров, и давно переехал на постоянное место жительства в Соединённые Штаты Америки, забыв забрать с собой жену. А его завещание всего лишь подделка. «А что, если бы я согласилась поставить памятник Серёгину? Куда бы Венера его девала?» – подумала Маша, и ей стало смешно.

Когда шеф предложил Маше уехать поработать в другой город, Маша без колебаний согласилась.

– Я виноват перед тобой, Машка. – Сказал Леонид Иванович Каширин, генеральный директор фирмы, в которой работала Маша. – Если бы я тебе рассказал, как «влетел» со своей женитьбой на Венере по мнимому залёту, ты бы не встряла в это дерьмо. Да и ты тоже хороша. Могла бы рассказать, что узнала в кабинете у дознавателя.

Маша, молча, обняла Лёньку, потом оглянулась на свой кабинет и ушла.

Ихтиандр Егорыч

Когда начальник партии доложил по телефону, что у компании проблемы с авиацией, и сейчас ищут, на чём нас будут вывозить, Егорыч пропустив сквозь зубы смачный матерок, сказал:

– Да хоть на руках выносите, но чтобы восьмого марта я был дома!

Егорыч, по прозвищу Ихтиандр спокойно пережил на вахте 23 февраля, и даже не участвовал во всеобщем буйном веселье по случаю праздника. А на восьмое марта стремился домой.

– Почему? – Спросил его начальник партии.

– По кочану. Старуха больше не пустит на твою вахту, если не куплю ей мимозу на женский день. – Ответил Егорыч и дал отбой.

Начальник партии отзванивался Егорычу чуть не каждые полчаса, и держал его в курсе поисков транспорта для вывоза нашей бригады и бригады с соседнего участка. Егорыч же только хмыкал в трубку.

Молодые буровики соседнего участка следили за переговорами Егорыча с верховным начальством, открыв рты. А наши даже не слушали. Привыкли, что Егорыч разговаривает с начальством, как будто он сам начальник. Шёл второй час ночи, но никто не спал. Да и как уснёшь в аэропорту, под постоянные объявления о прибытии и отбытии воздушных судов. После того, как в два часа ночи приземлился последний самолёт, в аэропорту наступила долгожданная тишина, и только Егорыч время от времени отпускал крепкое словцо в свой спутниковый телефон.

Когда за нами, наконец, прилетел самолёт, уже рассвело. Егорыч первым вышел на лётное поле, крепко держа на поводке своего пса Буравчика. Такой же старый по своим собачьим меркам, как Егорыч по человеческим, Буравчик был спокоен, как Будда. И только те, кто видел, как Буравчик прёт буром на любого зверя, осмелившегося нарушить границы посёлка буровиков, знали насколько отважное сердце у этого изящного пса породы хаски. Когда мы подходили к самолёту, то услышали, как Егорыч ругает лётчиков, которые были почему-то в военной форме.

– Вы бы ещё на штурмовике прилетели, или на бомбардировщике. Сложили бы нас штабелями в ракетно-бомбовом отсеке, и вперёд!

Летчики молчали и улыбались. Уже потом мы узнали, что их предупредили, что придётся выслушать буровика-ветерана. Оказалось, что за нами прилетел военный самолёт, на котором летают десантники.

– Ни тебе скамеек, ни гальюна, даже стюардессы нет. – Продолжал ворчать Егорыч.

– Ну почему же? Туалет на борту имеется. А стюардесса на борту не положена.– Сказал один из лётчиков.

– И на том спасибо. Конечно, больше негде было арендовать транспорт, кроме как у армии. – Проворчал Егорыч, и пошёл в самолёт.

Две бригады загрузились в самолет, и расселись вдоль бортов, пристегнувшись ремнями, укреплёнными прямо в полу. Егорыч бродил между буровиками, дожидаясь, пока все пристегнуться. Потом уселся сам, посадил между ног Буравчика и пристегнулся вместе с ним. Многие сразу заснули, но Егорыч рыкнул не своим голосом:

– Не спать! Вот взлетим, самолёт ляжет на курс, отстегнётесь, и спите, сколько влезет!

Буровики заворчали, у них весь сон, как рукой сняло. Через несколько минут из кабины вышел лётчик и разрешил отстегнуться. Он смотрел на Егорыча, но тот промолчал, только прищурился, разглядывая капитанские погоны пилота, а потом отвернулся.

– А почему Егорыч такой суровый? – Спросил меня молодой буровик. – Я за ним уже две вахты наблюдаю. Вроде и не работает толком, только всем замечания делает. Живёт как король в отдельном вагончике, спутниковая антенна личная. И что это за должность у него – опытный мастер, я такой в реестре не видел. Говорят, ему платят в два раза больше бригадиров. И почему-то бригадиры каждый день ему отчитываются, как прошли рабочие сутки. А сам начальник партии, у него как золотая рыбка на посылках. И прозвище – Ихтиандр, откуда оно?

Я помолчал. Рассказывать про Егорыча не хотелось, слишком длинная история. Но молодой буровик смотрел на меня и ждал ответа.

– Егорыч личность легендарная. Хотя попал он к нам случайно. Зовут его Максим Егорович Забродин, и по образованию он вовсе не геолог, а гидролог. Много лет работал в университете, болота изучал. У него даже научная степень имеется – доктор естественных наук. Но в лихие девяностые развалили всю его науку, а преподавать теорию студентам он не захотел. Пристроился к буровикам, поближе к своим любимым Васюганским болотам. В первые годы вкалывал на буровой, на равных с буровиками. По своей учёной привычке вникал в работу досконально. Вскоре, он как никто знал весь процесс бурения, и мог на слух определить, как работает установка. Сколько раз он останавливал работы, и указывал на неполадки в агрегатах, ещё до неминуемой аварии. Начальство на него молится. Теперь он на буровую не ездит. Сидя в своём вагончике он, благодаря интернету и датчикам установленным на оборудовании, видит и слышит, что происходит на буровой. У него и спутниковый телефон для того имеется, чтобы немедленно связываться с бригадирами в случае чего. Он один сэкономил компании столько денег, сколько стоит вся нефть, добытая за год. И ведь ни разу не ошибся, на каком узле происходит сбой. Ну а должность у него скорее почётная. Да и нет ни в каком реестре такой должности, как учёный наблюдатель.

А прозвали его Ихтиандром после одной не очень красивой истории. Когда Егорыч вышел на пенсию, и руководство компании уговорило его остаться в качестве консультанта, он поставил себе на краю болота избушку под лабораторию. Он и в прежние годы не бросал своих болотных исследований, а теперь имел возможность посвящать им больше времени. Завёз нужное оборудование, и возился с образцами торфа, воды и растений на разных участках болота в радиусе нескольких километров от вахтового посёлка. К тому времени сменились почти все буровики, и молодые относились к Егорычу, как к музейному экспонату. Они не понимали, кто такой Егорыч, и откровенно недовольничали его присутствием на вахте.

Однажды несколько буровиков напились в стельку, и пошли шататься по посёлку и окрестностям. Когда они набрели на избушку Егорыча, то попытались её открыть, но пьяных сил не хватило, чтобы сломать замок, и они разбили стёкла в двух панорамных окнах выходивших на болото. Но залезть в избушку они всё равно не смогли, потому что на окнах стояли решётки. Тогда они столкнули в болото ящик, укреплённый у самой кромки воды. В этом ящике у Егорыча находились термометры и ещё какие-то приборы, для постоянно наблюдения за температурой и химическим составом болотной воды.

Услышав лай Буравчика, пьяные буровики бросились врассыпную. Двое убежали к посёлку, а один рванул прямо в болото. Через несколько метров он оступился с протоптанной Егорычем тропинки и рухнул в болотную жижу. Он мог ухватиться за ближайшее дерево, но с пьяных глаз ничего вокруг себя не видел и только голосил – «Помогите!». Когда пришёл Егорыч, он неторопливо выкурил сигарету, словно любуясь буровиком, которого засасывало в болото, и только потом протянул ему свою палку, с которой не расставался, когда ходил по болоту. Вытянуть буровика он не смог, поэтому велел ему держаться и сходил за верёвкой. Когда буровик по приказу Егорыча крепко обвязал себя верёвкой, он услышал шум вездехода. Это Егорыч позвонил в посёлок и вызвал машину, которая вытянула буровика на сушу. Протрезвевший буровик попытался уйти, но Егорыч его не отпустил, привязав к дереву. Потом Егорыч разделся и, обвязав себя верёвкой, привязанной к вездеходу, полез в болото. Он нырял не меньше десяти раз, пока не нашёл свой лабораторный ящик. Потом махнул водителю вездехода, и тот на самой малой скорости вытянул Егорыча из болота. Только теперь Егорыч отпустил буровика и вездеход, оставшись в своей избушке, чтобы заколотить досками окна.

Дело было осенью, и Егорыч жестоко простыл, ныряя в холодную воду за своим ящиком. Его доставили вертолётом в Тюмень, где он провёл на больничной койке два месяца. Потом компания отправила его на обследование и лечение толи в Германию, толи в Израиль, и Егорыч вернулся на вахту как огурчик. И вот тут начались настоящие чудеса, никак не связанные с высочайшим профессионализмом Егорыча. Он обрёл дар предвидения. Его не послушали дважды. В первый раз когда он предостерёг от бурения на одном из участков, и установленная вышка ушла в болото почти полностью. А второй раз он предупредил о том, что у новой, ещё не собранной установки заводской дефект, который проявится после того, как буровая заработает. Он рекомендовал отправить установку поставщику оборудования, чтобы заменили её на другую.

Я сам слышал, как начальник партии кричал на Егорыча, что он хренов Ихтиандр ясновидящий, после того, как на новой установке полетел буровой насос из-за короткого замыкания. На что Егорыч спокойно ответил: «Может и Ихтиандр, может и ясновидящий. Слушать меня надо было вовремя».

А летом Егорыч привёз с собой старый рыболовный трал, закинул его в болото рядом со своей избушкой и, привязав к вездеходу, медленно поехал вдоль кромки воды. Водитель вездехода шёл рядом, не понимая, чего Егорыч затеял. Вдруг Егорыч резко развернул вездеход и поехал в сторону от болота. У водителя вездехода глаза на лоб полезли, когда из болота показались три человеческих тела.

– Я их увидел, когда нырял за своим ящиком. – Рассказывал Егорыч милиции. – Стоят себе, руки вверх, целёхонькие. Один в эвенской одежде, двое в современной, по виду буровики. Здесь вода не мутная, по периметру болота полно подземных ключей, которые и питают эту часть болота, трясина дальше начинается. Поэтому я полез за ящиком, жаль было терять мои старые приборы. А нашёл утопленников. Я всё думал, как их вытащить, чтобы похоронить по-человечески. И как видите, сумел. Понимаете, у меня лаборатория рядом, а тут покойники. Неприятно как-то…

Проведённая экспертиза показала, что эвенк погиб больше ста лет назад. А буровиков, которых считали пропавшими без вести двадцать и семь лет назад, опознали родственники. После этого Егорыч вставил стёкла в окна своей лаборатории и зажил как прежде.

Снова из кабины вышел пилот и попросил всех пристегнуться, самолёт пошёл на посадку. Егорыч первым вышел из самолёта и, спустив Буравчика с поводка, уселся прямо на взлётно-посадочную полосу. Потом повернулся к буровикам и сказал:

– Обманул, гад болотный. Он сказал, что в последний раз я до дома не долечу живым.

– Какой гад? – Спросил я.

– Да, видел я в болоте царя болотного. Он, пока я нырял за ящиком, от меня не отставал и всё приговаривал: «Не могу я тебя забрать, не мой ты. А вот когда задумаешь оставить мой болотный край, до дома живым не долетишь».

Егорыч больше на вахту не вернулся. Начальник партии сказал, что у них со старухой появился долгожданный внук, и они купили дом на Тамбовщине, где родились. И теперь наш Егорыч внука растит, заделался садоводом, и яблоки у него знатные, лучшие во всём селе. А я это и без него знал, потому что перезваниваюсь с Егорычем каждую неделю, а если нужно, то и чаще. И в отпуск к нему в гости ездил, своими глазами ихтиандровский сад видел и его яблоки ел. Ведь теперь я живу в его вагончике, и слежу за показаниями датчиков на оборудовании буровой, но на звание опытный мастер не претендую.

Подружка

Инка с молодости любила выпить и погулять. Выпивала она крепко до того момента, пока не уснула на скамейке в парке, и её забрали в милицию. Моментально протрезвев, Инка наврала блюстителям порядка, что шла со дня рождения подруги, просто устала идти пешком, присела отдохнуть, и не заметила как задремала. Хотя на самом деле она пила одна, сидя на этой самой скамейке. Хорошо, что выкинула подальше в кусты бутылку из-под водки. Милиционеры посмеялись, и отпустили незадачливую нарушительницу. С тех пор Инка крепко выпивала только дома, или у самых близких друзей.

В тот день был юбилей у её подруги Ленки. Дружили они ещё с института, но была между ними доля соперничества – кто лучше выглядит и дороже одет. Поэтому Инка решила утереть Ленке нос. Купила себе дорогой модный костюм, и надела своё лучшее золото – серьги, кольцо и кулон с бриллиантами. Застолье шло своим чередом, когда Инка поняла, что начала вырубаться. Она шепнула Ленке, что пойдёт на балкон, где стояла раскладушка и немного полежит. Ленка хихикнула, проводила её, ещё и одеялом прикрыла.

Проснулась Инка только рано утром. Голова раскалывалась, и Инка пошла в кухню, поискать, чего-нибудь опохмелиться. В холодильнике было полно баночного пива и Инка пила его большими глотками, чувствуя, как по телу разливается тепло, а головная боль отступает. Окончательно Инка пришла в себя только после третьей банки пива. Когда она посмотрела на себя в зеркало в ванной, то невольно улыбнулась. Видок был ещё тот. Инка умылась, потом нашла свою сумку, и слегка подкрасилась. Костюм совсем не помялся, и Инка хотела поскорее уйти домой. Теперь ей хотелось только одного – полежать в горячей ванне. Расчёсываясь, Инка держала расчёску так, чтобы не задеть свои серьги. И вдруг до неё дошло, что она их в ушах совсем не чувствует. Схватившись за уши, она поняла, что серьги исчезли.

Она обыскала балкон, где спала, свою сумку, комнату, где стоял всё ещё не убранный стол – серёжек нигде не было. Разбудив Ленку, она объяснила ей ситуацию, и они уже вместе обыскали всю квартиру.

– Инка, у тебя дурная привычка снимать серьги перед сном. Ну, куда ты их могла засунуть? – Злилась Ленка. – Кулон на месте, кольцо на месте. Тебе только серьги вечно спать мешают!

Через час Инка ушла домой без серёжек. Ей пришлось смириться с потерей, это было уже не первое потерянное ею золото. Гарнитур с сапфиром – кольцо и серьги, подарок матери, Инка оставила у случайного любовника. А обручальное кольцо от первого мужа, в виде золотой змейки, она потеряла в ресторане, когда праздновала развод. Слава богу, что нынешний муж не знал, что два года назад Инка купила с рук этот гарнитур с бриллиантами.

Через два дня Инка улетела на Украину, чтобы забрать гостившую у бабушки с дедушкой дочку. Дорога, встреча с родителями, отвлекли Инку от мыслей о потере. Перед самым отъездом, отец повёл Инку в ювелирный магазин.

– Выбирай, что хочешь. Мы хотим сделать тебе подарок на тридцатилетие. – Сказал отец.

– Так вы же прислали мне кругленькую сумму! – Удивилась Инка и еле сдержалась, чтобы не сказать, что купила на те деньги бриллиантовый гарнитур, серьги от которого так бездарно потеряла.

Она выбрала серьги с бриллиантами, максимально похожие на потерянные.

«Надо же» – думала она – «Вот и восстановила то, что потеряла».

Прошло три года, и Инка думать забыла о том инциденте с пропавшими серьгами в гостях у подружки. Но потерянные серьги неожиданно нашлись в ушах дальней родственницы Ленки по имени Людмила, которая жила в селе. Инка встретила эту женщину случайно на областном рынке. Решив, что это просто совпадение, она похвалила серёжки и спросила, где она такие купила.

– Что ты! – Засмеялась Людмила. – Мне на такие сроду не заработать. Это родственники скинулись и подарили на моё пятидесятилетие. А выбирала и покупала Ленка, она одна у нас знает толк в таких вещах.

Шурик, Юрик и Ракушка

Одно время, на театральном жаргоне мужское достоинство называли «енг». В каком-то голливудском фильме, главный герой приехал в Китай, и там, в заштатном магазинчике, ему предложили средство в виде печенья для того, чтобы «енг» стоял. А театральным товарищам только дай тему. «Енг» вошёл в театральный трёп глубоко и надолго.

Однажды после гастролей, двое холостых монтировщиков Шурик и Юрик, быстро истратив отпускные, слонялись по городу и раздумывали, где бы взять деньги, чтобы элементарно поесть. Ну, а если ещё и выпить, то вообще хорошо. Взаймы им никто уже не давал, потому что ещё гастрольные долги не вернули. И вот без толку обойдя все возможные места на предмет «занять до зарплаты», ребята пришли в театр. В монтировочном цехе стоял ящик с печеньем и чаем, который ездил с монтировщиками на гастроли и постоянно пополнялся вскладчину. И вот наши герои заварили себе чайку и включили телевизор. Показывали тот самый фильм с Эдди Мерфи, где упоминается слово «енг». От души посмеявшись в десятый раз, Шурик глубоко вздохнул, и мечтательно проговорил:

– Вот бы и наши печеньки имели такую чудодейственную силу…

– Да ну, – отозвался Юрик, – от них только аллергию подхватить можно. Помнишь, как Серёга съел печенье с корицей, а у него енг зацвёл так, что он неделю в больнице пролежал. Ему корицу по жизни есть нельзя, как оказалось.

– Помню… – Снова вздохнул Шурик. И вдруг, у него загорелись глаза. – Юрка мы же с тобой сегодня только к Ракушке не заходили.

– Ну и что? Ракушка богатый, но жадный. У него снега зимой не выпросишь.

– Это да. Но нужно чтобы он нас пожалел, тогда и накормит и напоит. – Сказал Шурик.

– С чего это ему нас жалеть? – Удивился Юрик.

– Есть у Ракушки слабое место. В молодости он подхватил венерическую болезнь, и тех пор, как огня боится, что с его енгом может что-то случиться.

– А чего бояться-то? – Снова удивился Юрик. – Все в молодости болеют этими делами и ничего. Пролечатся пенициллином и дальше живут.

– В том-то и дело, что у Ракушки на пенициллин аллергия оказалась. Всех лечат в домашнем режиме, а ему пришлось в кожвен диспансер ложиться, ему там другой антибиотик подбирали.

– А какое это отношение имеет к тому, что он может нас пожалеть, да ещё накормить и напоить?

– А вот увидишь. – Шурик загадочно улыбнулся и вышел из цеха.

Через полчаса Шурик вернулся с коробкой грима в руках.

– А ну, снимай штаны, будем твой енг гримировать. – Сказал он Юрику.

– Ты чего с дуба рухнул? Не буду я снимать штаны, вот свой и гримируй. – Юрик залез на спинку дивана и закрыл своё «хозяйство» ладонями.

– Дурак, мне Ракушка не поверит. Я же в медицинском два курса отучился, и не довёл бы свой енг до такой степени, чтобы он загноился. А ты человек тёмный, не разбираешься в болезнях. Скажем, что на гастролях простудился, и внимания не обратил. А теперь вот такие дела пошли.

Шурик всё-таки уговорил Юрика загримировать его енг, под гнойные язвочки. Парни долго ржали над результатом, а потом отправились к Ракушке.

Ракушка, или Женя Раков жил один в двухкомнатной квартире. Сначала он не пустил Шурика и Юрика на порог и разговаривал с ними через едва приоткрытую дверь. Когда Ракушка категорически отказал дать Шурику и Юрику денег взаймы, Шурик устроил целое шоу. Он рассказал душещипательную историю о том, как балбес Юрик простудил на гастролях свой енг, енг загнил, а теперь у него нет денег даже на мазь, и Юрик испытывает адские боли.

Женька сразу стал и серьёзным и сурово сказал:

– Покажи.

Юрик спустил штаны, а Шурик отвернулся, чтобы не расхохотаться. Грим смазался и перемешался, но получилось даже убедительней, чем «язвочки», которые они нарисовали. Енг Юрика стал серо-буро-малиновым по всей длине и было очень похоже, что он гниёт.

Женька сказал Юрику, чтобы он надел штаны, распахнул дверь, затащил парней в свою квартиру и целый вечер кормил их и поил. А на прощанье дал Юрке денег, чтобы тот купил себе лекарство. Естественно, Шурик и Юрик больше к Ракушке не ходили, даже в самые отчаянные моменты похмелья. А потом и думать забыли, про свою выходку с Юркиным «гниющим» енгом.

Года через полтора Юрик женился. Когда среди гостей он увидел Ракушку, то даже не вспомнил, как они с Шуриком валяли дурака с гримом. А Женька оказался двоюродным братом Юркиной невесты. Он отвёл Юрика в сторону и спросил:

– А ты вылечил свой член, прежде чем жениться?

– Чего? – Не понял Юрик и уже поднял руку, чтобы двинуть Ракушке в челюсть, но его руку кто-то перехватил.

– Конечно. – Сказал Шурик, который был Юркиным свидетелем. – У него тогда был всего лишь запущенный фурункулёз. Через неделю и следа не осталось. Это же не венерическая болезнь. И спасибо тебе, друг, что не оставил тогда Юрку в беде.

Ракушка расправил плечи, облегчённо вздохнул и, пожав руки Юрику и Шурику, пошёл за стол.

– Больше никогда не буду с тобой связываться. – Сказал Юрик Шурику и врезал ему под дых.

Ми

Я хотела назвать его Ми, потому что он был моей третьей собакой. Но мы назвали его Рычик, как медвежонка из книжки. Собаку я заводить не собиралась, потому что знала, что это тяжёлый труд – приучить зверя жить по-человечески. Но нам его подарили. Принесли на седьмой день рождения дочери. Если бы дочки не было дома, я бы завернула горе – дарителей с их живым подарком. Прежде чем дарить собаку нужно спрашивать разрешения. Но дочка была дома, и конечно мы его оставили. Потом было полтора года моей жизни отданные собаке. Все собаки одинаковые, пока растут. Выгул, прививки, погрызенные вещи и прочие «радости», которые мне пришлось пережить уже не в первый раз. Никогда не забуду, как ползала по полу с фонариком, и искала, где Рыч перегрыз телефонный провод. И как потом этот провод ремонтировала. Через два года мне пришлось поменять линолеум в кухне, потому что собак изволил выгрызть под столом целый угол. А вот обои его не интересовали, как и ножки стульев, которым и так досталось от Ре – Рычиной предшественницы.

Первые два дня он выл и плакал, пока мы не догадались положить в его коробку большую игрушечную собаку. Рыч сразу положил на неё голову и уснул. Эта старая игрушка так и осталась для него «мамой» на всю его жизнь. Рыч долго отказывался от собачьей каши и ел только отварную курицу. Потом мы научились его «обманывать», смешивая кашу с сухим кормом. Под конец его питание состояло из трёх блюд – каша с говядиной, размоченный сухой корм, потому что зубов уже почти не осталось и полпакетика корма «Педигри». Тоже с говядиной, на курицу, под старость, желудок Рыча уже неадекватно реагировал.

До Рыча у нас никогда не было кобелька, всегда только сучечки. В конце зимы своего первого года жизни Рыч заболел. Ходил по квартире и плакал. Мы не знали, что с собакой, и когда он уж очень сильно расплакался, решили его осмотреть. Ничего подозрительного не нашли, только вот его чёрные яички, показались нам какими-то белесыми. И мы решили, что он их отморозил. Три или четыре дня, мы с семилетней дочкой добросовестно смазывали ему его собачье фаберже детским кремом. А Рыч – развалится и лежит довольный, пока мы ему яйца мажем. В одно прекрасное утро, часов в шесть, Рыч взвыл, не своим голосом. Мы подскочили, а он сидит, и смотрит на окно в кухне. Я подошла к окну, и увидела, что на улице гуляет наша соседка пикинесиха Моника, и почему-то хозяйка её ведёт на поводке, хотя обычно Моня гуляла на свободе. Я не поленилась, вылезла в форточку и спросила у хозяйки:

– У Мони течка?

– Да. – Сказала Монина хозяйка.

– И давно?

– Примерно неделю.

Как Рыч летел под диван, это надо было видеть. Мы ему, понимаешь, яйца мажем, а он просто страдает от любви.

Ветеринар над нами долго смеялась. Ну не было у нас никогда кобелей, только сучки, и мы не знали, что у них так гон проявляется.

Рыч вырос воспитанным и смышленым. Как-то раз я разговаривала с подругой по телефону о том, о сём. Она рассказывала, что ей приснился кошмарный сон про кладбище, могилы и покойников. Мы как раз обсуждали к чему бы это, как вдруг у меня из соседней комнаты, где был выключен свет, раздался жуткий, практически замогильный вой. Подружка испугалась:

– Почему у тебя так собака завыла?

Я пошла, посмотреть, мне и самой стало не по себе.

Наш пёс жил у нас уже много лет и чётко знал свои права и обязанности. Одним из его «прав» является право на огрызок яблока. Моя дочь, сидя за компьютером, ела яблоко. Потом выключила компьютер и ушла, оставив огрызок на столе. Товарищ собака ждал, молча, насколько хватило сил. Потом взвыл не своим голосом от обиды и несправедливости. Яблоко съедено, огрызок лежит на столе, бедный пёс ждёт свою долю, а никто и не почесался эту долю ему отдать. Поневоле взвоешь от такого безобразия.

Рыч привнёс в мою жизнь ещё одно умение – чесать и стричь длинношёрстную собаку. Помесь среднего пуделя и мальтийской болонки, шерсть он имел «термоядерную», которая сбивалась в непрочёсываемые колтуны, буквально за считанные дни после чёса или стрижки. Эти колтуны мы называли валенками и нещадно выстригали. Потому что любая задержка в обработке, грозила превратить маленький колтунчик в невыстригаемую блямбу шерсти. Особенно там, где пёс любил почесаться, например, за ушами получался «шикарный» начёс.

Процесс полной стрижки длился обычно часа три. Собаку отлавливали, потому что он, словно носом чуял, что предстоит «экзекуция» и прятался. Дочь вытаскивала Рыча из его «двухкомнатной квартиры» под раздвинутым угловым диваном, и мы укладывали его на этот самый диван. Дочка ложилась рядом и держала бедную собаку, пока я его стригла. Рыч тихонько подвывал, и старался удрать, при малейшем ослаблении дочкиной хватки. Но его снова зажимали, и всё равно заканчивали стрижку. Примечательным было то, что как только собачку отпускали, он, как ни в чём не бывало, бежал на кухню. Потому что после стрижки ему была положена компенсация – печеньки, за доставленное неудобство.

В зрелые свои годы, Рыч, хоть и противодействовал стрижке, но довольно вяло. И они с дочкой засыпали на диване, пока я работала собачьим парикмахером. Но потом, когда ему исполнилось пятнадцать лет, он начал яростно сопротивляться чёсу и стрижкам. Он «орал» так, как будто его режут. То же самое было, когда его ставили в ванну, чтобы вымыть лапы. Всю жизнь мы мыли ему лапы два раза в день, и он, не любил конечно, но не возражал. Ветеринар сказала, что у собаки в таком возрасте происходит своеобразная переоценка ценностей, и она начинает бороться за свои права. И я поверила!

Вопиющий случай, когда мой воспитанный пёс написал на мою кровать, должен был меня насторожить. Дело было ночью, когда я встала в туалет, а вернувшись, обнаружила лужу на своей постели. Рыча уже след простыл, а мне пришлось выкидывать мокрые постельные принадлежности на балкон до утра, и впопыхах заменять на сухие. Если бы я знала, что это было только начало неприглядной старости моей собаки! Я бы усыпила его сразу же, чтобы не мучился он, и не мучил меня.

Наш Рыч пережил сам себя на три года. Когда мы его усыпили, ему было семнадцать лет, четыре месяца и шестнадцать дней. А в четырнадцать с небольшим, у него начались необратимые процессы отмирания клеток головного мозга. Ветеринары странный народ, они никогда не говорят всю правду о состоянии собаки, если видят, что хозяева готовы её лечить и бороться за жизнь питомца до последнего. Мы считали, что у пса старческое недержание мочи, и ветеринары поддерживали это наше глубокое заблуждение. На первый взгляд, Рыч ничем не болел, был так же активен, не отказывался от еды, но писал где и когда ему вздумается. Лекарства помогали слабо. И, наконец, я обратила внимание на цикличность этого самого недержания мочи у собаки.

Однажды весной, дочка была в отъезде, а мне пришлось пережить очень неприятные «приключения» с собакой. Рыч перестал спать по ночам, выл и стоял, раскачиваясь около окна, а утром я обнаруживала огромную лужу. Мне приходилось двигать тяжеленную кровать, чтобы убрать собачью мочу. Собачьи памперсы оказались очень неудобными, и сползали, освобождая Рычин перец. Когда приехала дочь, мы пошли к ветеринару, и тут уже нам открыли всю правду. Когда мозг собаки находится в состоянии отмирания, у неё остаётся только два инстинкта – охота – еда, и размножение – секс. Наш бедный старый Рычик три года жил в состоянии гона, и его непроизвольное мочеиспускание происходило, когда он испытывал оргазм. «И это не лечится» – подытожил врач. Все его ночные «стояния» у окна были следствием того, что был период собачьих «свадеб». Он чувствовал запах течных сучек и соответственно реагировал.

Дочь не согласилась на эвтаназию собаки, и мы перешли на новый этап ухода за питомцем. Подобрали для него по размеру человеческие памперсы, прорезали в них дырку для хвоста, и ещё пять месяцев вся наша жизнь упиралась в собаку. Мы и так, все семнадцать лет, были привязаны к дому. Из-за собаки мы не могли никуда уехать, даже на выходные. Когда дочь выросла, мы всё время сверяли свои рабочие графики – кто выведет и накормит. А в последние месяцы моя жизнь превратилась в ад.

Рычу становилось всё хуже. Он ходил за мной хвостом и, глядя на меня, всё время писал. Если я уходила, он выл под дверью, пока я не возвращалась. Врач объяснил, что за неимением настоящей сучки, он выбрал сучкой вас, и теперь будет вот так ходить за вами по пятам до самой смерти, и испытывать свои оргазмы. Я его спросила:

– До чьей смерти, своей или моей?

– Ну, это как повезёт. – Грустно усмехнулся врач.

К осени Рыч начал банально пакостить. Не успеешь надеть на него памперс после прогулки, он тут же нагадит. И откуда что бралось! Когда он начал не только писать, но и какать дома, даже дочь не выдержала. Она сама записалась в клинике на эвтаназию собаки, и договорилась об его кремации в крематории для животных. Она категорически отказалась оставлять его в клинике, или похоронить самостоятельно. Его кремировали с его игрушечной «мамой». А когда мы собрали все его вещи на выброс, оказалось два больших мешка его «приданного». Чего у него только не было! Полотенца, простыни, игрушки, расчёски, подстилки, миски, кастрюльки. Не говоря уже о памперсах, ошейниках, шлейках и поводках.

Несколько недель после того как Рыча не стало, у нас обеих было состояние жуткой вины перед нашей собакой. Он прожил с нами много лет, и был членом нашей маленькой семьи. Когда я приехала в клинику, поблагодарить ветеринаров за многолетнее лечение нашего Рыча, они мне сказали, что с вашей собакой произошло то, что называется оборотной стороной правильного ухода за животным. В природе, с таким недугом животные быстро погибают. Когда люди правильно ухаживают за своими питомцами, они продляют их жизненный срок. Но с природой не поспоришь. Собаки редко доживают до таких преклонных лет, и почти всегда умирают от несвойственных им заболеваний. Ваш Рыч давно потерял свою собачью личность, и вы только освободили его от мучений жить на остатках инстинкта.

Ещё моя мать говорила, что нельзя быть рабом животного. Когда боль потери и вина постепенно утихли, я поняла, что вышла из трёхлетнего рабства у больной собаки. Я уже никогда не забуду, что мне пришлось пережить и прочувствовать за эти три года. Почему то все мои знакомые были уверены, что я тут же заведу другую собаку. Но мне уже немало лет, и у меня просто нет времени и сил на то, чтобы воспитать нового питомца. А устраивать «кто кого переживёт» я уже не могу – собаки живут мало, расставаться с ними тяжело. И у меня никогда не будет Фа – четвёртой собаки.

Как баба Таня на рынок ездила

Подружка ездила она в гости к родственникам на Алтай, привезла историю. Живут эти родственники в частном доме, и держат собаку породы алабай. Очень крутой такой парень, на цепи сидеть не любит, гуляет по двору на свободе. Злой, не злой, а чужого одним взглядом остановит. В этой семье есть бабушка Таня, лет восьмидесяти. Ну, все бабушки одинаковые, и Джой, так зовут алабая, любит её больше всех, сами понимаете почему. Однажды бабушка поехала в соседний посёлок на рынок. А это полтора часа на автобусе. Приехала, купила, чего надо, и уже домой собралась. И вдруг увидела, что к одному из киосков привязан её любимчик Джой, да ещё в наморднике. Весь такой грязный и худой. Бабушке стало дурно. Перед её глазами пронеслось, как Джой за ней увязался, и всю дорогу за автобусом бежал, а она и не заметила. Отвязала она Джоя, сняла с него намордник, и повела к автобусной остановке. По дороге купила ему сосисок и косточек, остановилась, покормить. Вдруг с рынка выбегает бугай, и орёт не своим голосом на бабу Таню, что она его собаку украла. Баба Таня скомандовала Джою – «Сидеть», и двинулась на бугая. Отходила его сумкой по мордасам, вернулась к собаке, докормила, и спокойно пошла на остановку. Полтора часа в автобусе Джой спал как убитый, а баба Таня ворчала, что нечего было за ней увязываться. А дома их встретил… В общем теперь у бабы Тани два алабая.

Матершинная история

В одном заводоуправлении случилась неприятная ситуация – в бухгалтерии прогнулась балка, выяснилось, что заводской брак. Срочно были изысканы деньги на ремонт, и дело оставалось за малым – выселить из помещения бухгалтерию на время ремонта. Но малым дело, только казалось. Главный бухгалтер Елизавета Леонтьевна была человеком пожилым и неторопливым. Шла неделя за неделей, а Елизавета Леонтьевна всё тянула и тянула с переездом. Отвественным за ремонт был завхоз заводоуправления Семён Потапович Русаков. Человек старой закалки, ветеран двух войн, дед Русак (так называли его сослуживцы), привык, чтобы дело спорилось. А тут – материалы закуплены, бригада сидит, а главбуху просто лень эвакуироваться. Дед Русак ходил к Елизавете Леонтьевне каждый день и уговаривал, собрать, наконец, свою бухгалтерию и переселиться с соседнюю комнату. Но Елизавета Леонтьевна только кивала головой и отвествовала, что вот завтра непременно, а сейчас у неё годовой отчёт. Когда наступила весна и прогнувшаяся балка нарушила целостность кровли, в бухгалтерии просто поставили вёдра под струйки воды текущей с крыши, и продолжали работать. И тут терпение деда Русака лопнуло.

Когда дед Русак шёл по коридору в костюме, при галстуке и почему-то в шляпе, все встречные застывали с открытыми ртами. Обычный имидж завхоза был совсем другим – чёрный халат, старая кепка и видавшие виды кирзовые сапоги. А дед Русак, открыв без стука дверь в бухгалтерию, подошёл к столу Елизаветы Леонтьевны, упёрся в этот стол кулаками и выпалил: «Так вот, Елизавета Леонтьевна, завтра эта балка ё… тся и будет вам всем …издец!» Развернулся на каблуках и вышел, а Елизавета Леонтьевна схватилась за сердце.

Стоит ли говорить, что через несколько минут были уложены все бумаги, освобождены столы, а через два часа бухгалтерия справила новоселье, и продолжила работу в новом помещении.

Когда балку заменили и отремонтировали помещение бухгалтерии, Елизавета Леонтьевна опять откладывала переезд со дня на день. Через две недели, на пороге бухгалтерии снова появился дед Русак в костюме и шляпе. Но он ничего не сказал, просто внимательно посмотрел на Елизавету Леонтьевну. Понятно, что следующий рабочий день бухгалтерия начала в своей «родной», отремонтированной комнате.

Торт для мамы

Мне было десять или одиннадцать лет. Наша семья была неполной, отец погиб, когда мне было три года. Мама, я и две мои старших сестры жили в относительном достатке. Мать хорошо зарабатывала и получала пенсию по потере кормильца на меня и среднюю сестру, старшая уже работала. Я не помню, чтобы нам чего-то не хватало. Деньги мать хранила в сахарнице от сервиза, который стоял в серванте и им никогда не пользовались – чей-то неудобный подарок. В эту сахарницу «ныряли» все, я думаю, что мать никогда там деньги не пересчитывала.

Однажды мне очень захотелось купить себе пирожное. Дома никого не было, спросить было некого, поэтому я взяла в сахарнице купюру в двадцать пять рублей – меньше не было, и пошла в кондитерскую. Очередь была огромная, и пока я стояла, разглядывала витрину с тортами. А торты были на любой вкус и размер. И вот уже подходя к прилавку, я решила купить не пирожное одной себе, а небольшой торт, который стоил один рубль пятьдесят копеек, чтобы поели все – мама, которая любила пить чай по вечерам и старшие сёстры.

Я пришла домой, отрезала себе кусочек торта, съела его и ушла по своим делам. Сдачу с двадцати пяти рублей я оставила на тумбочке в прихожей. Когда я вернулась, мать уже пришла с работы и пила в кухне чай. Она стояла на коленках на табуретке и, облокотившись на стол, ела торт, запивая чаем. Она почему-то не отрезала себе кусочек, я ела его прямо из коробки, и как я поняла, съела уже больше половины. Увидев меня, она ощерилась в хищной ухмылке и сказала:

– Что, деньги у меня украла?

Я остолбенела. Я взяла деньги в сахарнице, откуда их брали без спросу мои старшие сёстры, и мать никогда не говорила, что они их украли. Я честно не понимала, почему мать так сказала. Я просто купила торт и оставила сдачу.

– Но я же торт купила… – Промямлила я в своё оправдание.

– Да кому он нужен этот торт! – Мать слезла с табуретки и ударила меня наотмашь по голове. – Ещё раз посмеешь взять деньги в сахарнице, руки отрублю.

С того самого дня, ко мне прилипло это обвинение – ты крала дома деньги. Мне швыряли его в лицо и мать и сёстры при любом удобном случае. За каждым праздничным застольем, я получала от матери один и тот же комплимент – «Мы с девчонками работали, а ты деньги крала». Я видела, что уже работающие сёстры всё равно берут деньги из материной сахарницы, всё так же без спросу. Но крала деньги, почему-то я одна.

Прошло много лет, прежде чем я поняла, что мать в тот день пришла с работы пьяная. Уж не знаю, где она успела выпить, но для меня это имело необратимые последствия – я стала воровкой. Так решила мать. И как только она снова выпивала, она вспоминала про эти двадцать пять рублей, злосчастный торт, и то, что я украла её деньги, и угрожала, что расскажет всем в школе, что я краду дома деньги. Я всю жизнь так и считала себя виноватой и долго боялась, что мать действительно меня опозорит перед учителями и одноклассниками.

А избавилась я от этого страха, когда мать уже была немощной, и у меня давно была своя квартира. С матерью жила старшая сестра, которая прибрала к рукам всё семейное имущество и немалую пенсию матери, и волей неволей стала для матери сиделкой. Но она видимо не рассчитывала, что мать проживёт так долго, и пыталась спихнуть её ко мне, ведь третья сестра жила в другом городе. Но я категорически не согласилась. Потому что уже забирала мать к себе, и она у меня целыми днями плакала и просилась домой, хотя её никто не обижал.

Однажды я пришла проведать мать, и старшая сестра начала свою любимую «песню» о том, как она устала от матери, и что видеть её больше не может. Я спросила её: «А о чём ты думала, когда заставила мать переписать на тебя и квартиру и дачу, и столько лет пользовалась её деньгами, а теперь желаешь от неё избавиться? Ты что не знала, что, в конце концов, мать состарится и тебе придётся за ней ухаживать?» Сестра просто взвилась от этих моих слов, и в порыве гнева выкрикнула мне: «А ты деньги дома крала!» И я поняла, что она сказала это не потому, что хотела мне припомнить тот случай, а потому что больше сказать было нечего, чтобы унизить меня и побольнее задеть. Ведь я сказала ей правду. Я ушла и несколько лет не переступала порог родного дома. И думать забыла о том, что когда-то «крала» дома деньги, справедливо решив, что мне не хватало только того, чтобы ещё сестра упрекала меня в том, что было когда-то в детстве.

Когда сестра заболела раком, она сдала мать в психушку. Дочь сестры собиралась в отпуск за границу, и ухаживать за бабушкой было некому. Денег на сиделок они пожалели. Меня к матери не пустили, потому что она лежала в психушке на платной койке, но на общих основаниях. А в психушку, как известно, посетителей не пускают. Через три недели мать умерла. На мой вопрос – почему мать пришла в больницу на своих ногах, и не прожила до конца оплаченного срока пребывания, мне ответили много позже. Её просто там привязали, и кололи обездвиживающие препараты. Кому охота возиться с девяностолетней старухой. В последние дни она даже не могла открыть рот, когда её пытались накормить. И самое страшное, и сестра и её дочь об этом знали.

Сестра пережила нашу маму всего на полтора года. Перед смертью она разговаривала с матерью, как будто она рядом, плакала и просила у неё прощения за то, что отправила её в психушку на верную смерть. Она всё время повторяла: «Много ли надо старому человеку, а они тебя закололи, чтобы ты не вставала».

Двусторонняя распевка

Перед спектаклем актёры вокалисты обязаны распеваться. Они и распеваются. Но существует расширенная распевка, этакий вход в кураж, чтобы поймать настроение перед выходом на сцену. Однажды, я сидела в гримёрке, и ждала, пока мои подопечные актёры загримируются. Дело это долгое, всем скучно и дяденьки решили распеться. Они начали, по очереди, своими поставленными голосами орать – «Оля!» Получилось так, что актёры зовут меня. Я сижу рядом и просматриваю какой-то журнал, а они орут. Когда один из них, войдя в раж, рявкнул не своим голосом: «Шлыкова, мать твою!» (аж я подпрыгнула и покрутила пальцем у виска), по громкой связи раздался голос помрежа: «Оля Шлыкова, пройди в сто тринадцатую гримкомнату». Я ухмыльнулась: «Спасибо, я здесь», и продолжила читать. А актёры продолжают орать по очереди – «Оля!», ну распеваются, кураж ловят.

Вдруг приоткрывается дверь, и на уровне дверной ручки появляется голова помрежа Инессы: «Ребята, Ольги нигде…". Она замолкает, увидев меня. Эти две канальи ржут, а я не могу понять, почему голова Инессы так низко. Вдруг Инесса ойкает, убирает голову, закрывает дверь, и орёт на весь коридор: «Кто?» А чего – «Кто?» – непонятно.

Оказалось. Когда Инесса, не найдя меня, пошла, трясясь от страха, в гримкомнату, сообщить актёрам, что меня нигде нет, она сначала наклонилась и заглянула в замочную скважину, а потом не разгибаясь приоткрыла дверь и так далее. В этот момент, мимо проходил наш Народный артист, увидел Инессу в позе «зю», подошёл, взял её за талию, и с силой дёрнул на себя так, что она ударилась своим могучим задом об его, скажем так, гульфик. Пока Инесса разгибалась, Народный быстро удрал. В общем, все распелись. Красота.

Пингвины

История из газет конца 80-х. Когда один кооператор заработал первые «лишние» деньги, он купил огромную кооперативную квартиру в центре Москвы на первом этаже. Как водится, к нему нагрянули с проверкой, потому что людям было непонятно, зачем одинокому мужику апартаменты, где могут жить человек десять. Проверяющим навстречу вышли два пингвина в кедах и в диковинных в те годы памперсах. От чего у проверяющих отвисли челюсти. Оказывается. Кооператор перестроил квартиру, поделив её на две части. В одной – меньшей, всё было как у людей и там жил сам кооператор. Во второй был бассейн с живой рыбой и холодильная установка, которая поддерживала температуру ниже нуля. Это была пингвинья «половина». А вообще пингвины ходили по всей квартире без ограничения. Только когда заходили на хозяйскую территорию, кооператор надевал им кеды, чтобы паркет не царапали, ну и памперсы на всякий случай. Этих пингвинов кооператор случайно увидел в Шереметьево, когда возвращался из-за бугра. Их кто-то провозил контрабандой, и когда нашли в багаже, никто не признал пинов своими по понятным причинам. Кооператор выкупил птиц на таможне и ради них купил и перестроил хату. Понятно почему на первом этаже – бассейн всё-таки, вдруг бы протёк. Да и пины шлёпают кедами не слабо.

НОЧЬ БЕСКОНЕЧНАЯ

Старость – вот преисподняя для женщин. Франсуа де Ларошфуко

Юрка мой парень. Он друг моего бывшего бой-френда Борьки, с которым мы два года встречались, а потом столько же прожили вместе в любви и согласии, пока он не уехал на историческую родину. Он и меня звал с собой, но мне там не климат раз, и у меня есть дочка два. Я хорошо знаю Борькину родню, и ни за что на свете не подставила бы свою девочку под косые взгляды и разговоры Борькиных родственников за спиной – «Привёз иждивенку».

Это я так фамильярно их называю – Юрка, Борька, а на самом деле они оба солидные дяди, которые скоро разменяют шестой десяток. Но всё равно они оба младше меня лет на десять. С Борькой мы познакомились случайно у меня на работе. Он приехал по делам, а меня нелёгкая вынесла ему навстречу. Борька спросил, как пройти в бухгалтерию, а я как дурочка купилась, и пошла его провожать до кабинета главбуха. Это потом я узнала, что он прекрасно знал куда идти, потому что уже бывал в нашей бухгалтерии. В общем, вскоре мы уже встречались, а потом и сошлись. Некоторое время меня за глаза называли «Пугачёва», но мне было поровну. Замуж я за Борьку не собиралась, а с кем я живу в своё удовольствие, никого не касается.

Четыре года пролетели как один день, и мне было невыносимо расставаться. Но решение я приняла сама, поэтому пришлось смириться. Я долго ни с кем не встречалась, лелея свою боль утраты. А Борька вскоре женился, и у него родился сын. Тут-то я и очнулась, и спросила сама себя: «Какого чёрта я так убиваюсь?» И решила найти себе другого мужика. Юрка подвернулся под моё решение как нельзя кстати, хотя я про него в этом смысле вообще не думала. Мы дружили семьями, когда Юрка ещё был женат, и я к нему относилась, как к младшему братишке. Его широко распахнутые на мир глаза и застенчивая улыбка, всегда нравились мне, как пример оптимизма и позитивного взгляда на жизнь. Они с Борькой учились в одной группе в университете, оба получили дипломы геологов. Но Борька ушёл работать на производство, а Юрка после нескольких лет разъездов в экспедиции, осел в родном ВУЗе, защитил диссертацию, и самозабвенно передавал свои знания и опыт студентам. Он позвонил мне однажды под Новый год, и попросил о встрече. Я без всякой задней мысли пошла с ним в кафешку, просто поговорить о том, о сём. После отъезда Борьки мы ни разу не виделись, а прошло пять лет.

Юрка сильно изменился. В свои сорок с небольшим он стал седым, как лунь, я даже его сначала не узнала. За ужином мы говорили на общие темы, и я никак не решалась спросить, что же такого случилось, что Юркины волосы потеряли свой красивый каштановый цвет. Но он заговорил сам о разводе с женой, и болезни своего отца. Я была шокирована переменами, которые произошли в Юркиной жизни, никак не ожидала от его жены, что она так подло с ним поступит. Со стороны они казались идеальной парой. И тут он мне сообщил самое главное – мой Борька женился на Юркиной жене, и это она родила ему сына.

– Ты не переживай, здесь между ними ничего не было. – Сказал Юрка. – Я не обращал внимания, что Милка мотается отдыхать в Израиль по два раза в год, пока она не вернулась беременной. Борька мне позвонил и попросил прощения, что так вышло, но он, как мне показалось, и вправду влюбился в Милку. Мы оформили развод, и Милка уехала, оставив нашего сына со мной. Мне кажется, они счастливы.

Когда Юрка поднял на меня глаза полные боли, я положила свою руку ему на плечо и постаралась утешить. Я сама себе удивлялась, что меня нисколько не задело, что Борька женился на Юркиной Милке.

Его женитьбу, как факт, я давно пережила, а кто его жена мне было неинтересно. Юрка долго провожал меня – мы ходили кругами возле моего дома под красиво падающим снегом, и говорили, говорили…

Казалось, что мы только и ждали, чтобы вот так побыть наедине и наговориться власть. Всласть… Когда мы, наконец, замёрзли, то уселись на заднее сиденье Юркиной машины, и целовались почти до утра.

– Я всегда тебя хотел. Твоя грация меня завораживала, я смотрел на тебя, как на богиню. – Сказал Юрка. – Но я видел, что ты никогда бы не изменила Борьке. Между вами были не просто чувства, у вас была гармония в отношениях.

Я промолчала. Про грацию и богиню он, конечно, загнул. «И что во мне такого, что на меня западают мужички гораздо младше меня?» – Думала я, возвратившись домой.

Мы начали встречаться по-взрослому обстоятельно и солидно. Я иногда оставалась у него, иногда он оставался у меня. Наши дети выросли, уже стали студентами и не нуждались в нашей постоянной опеке и внимании. Лично я наслаждалась свободой наших отношений, а Юрка вдруг предложил мне выйти за него замуж. Но сделал это так неуверенно и даже фальшиво, что я задумалась, а зачем он вообще сказал – «Давай поженимся». Замуж я точно не хотела. Никакого общего хозяйства мне было на дух не надо, меня всё устраивало и так. А Юрку? Может он хотел семейного тепла и уюта, чего со мной он точно не получал. И тут меня осенило – он кого-то встретил! Я сказала ему о своей догадке, но он просто обозвал меня дурой, и хлопнул дверью. «Так», подумала я, «Попала не в бровь, а в глаз!»

Юрка не появлялся около полугода, и я уже решила, что мы расстались. И мне, честно говоря, было не до него – у меня умерла мать, начались конфликты с сёстрами, я заболела, и совсем не думала про наши с Юркой отношения. Неожиданно мне про него напомнил Борька, который всегда поздравлял меня с днём рождения.

– Ты чего там Юрку обижаешь? – Борька внимательно смотрел на меня с экрана компьютера, а его вопрос поставил меня в тупик. Я вообще не думала, что Борька в курсе того, что мы с Юркой встречаемся.

– В каком смысле обижаю?

– Он не может до тебя дозвониться, ты номер телефона сменила? И он не знал, что тётя Валя умерла, пока я ему не сказал. Почему ты ему не позвонила? Мне написала, а ему не сочла нужным?

Ничего я не меняла, и как только закончила разговор с Борькой, проверила настройки своего телефона. Оказывается, я добавила Юрку в чёрный список и забыла об этом. Из чёрного списка я Юрку убрала, и сама ему позвонила. Мы встретились, и целый месяц порхали как голубки. Чего мне только Юрка не рассказывал о своих чувствах, всё, кроме слова – люблю. А мне было интересно, скажет или нет? Но он так и не сказал, но опять предложил мне выйти за него замуж.

– Юр, ну скажи, чего я там не видела?

– Где? – Не понял Юрка.

– Замужем.

Юрка опешил. Он долго молчал, потом сказал ледяным шепотом:

– Ты не хочешь со мной жить?

Теперь опешила я. Я сама не знала, хочу я жить с ним или нет, мне нужно было подумать. Я так и сказала: «Я должна подумать». Мы почти поссорились и не встречались несколько недель. За это время вернулась из Питера моя парикмахер, и я с превеликим удовольствием, наконец, подстриглась. Пять лет, пока в городе не было моего мастера, я волосы не стригла, они отросли ниже пояса, и стали мне в тягость. Но я не учла один весьма существенный нюанс, который был в нашей с Юркой интимной жизни. Когда во время секса, спиной к нему я резко распускала волосы, собранные заколкой, Юрка испытывал феерический оргазм. И вот Юрка приехал и увидел меня со стрижкой, он уселся на пол и застонал:

– Зачем?

– Что зачем? – не поняла я.

– Зачем ты подстриглась?

– Тебе не нравится?

– Господи, Лёлька, мне всё в тебе нравится, только волос больше нет! – Он поднялся и ушёл. А я только спустя время сообразила, что он имел ввиду.

Мы не встречались около двух лет. Юрка иногда звонил, узнавал, как мои дела и здоровье. Я врала ему напропалую, что у меня всё хорошо. Но однажды он меня спросил:

– Ты мне больше не доверяешь?

– Почему ты так решил?

– Потому что только от Борьки я узнаю, как у тебя дела на самом деле. Вы с ним по-прежнему близкие люди, а я для тебя чужой человек.

И тут меня прорвало. Я кричала в трубку, что не хочу быть для него обузой, потому что старше его и уже не могу ничего ему дать как женщина, потому что меня замотали болячки, и я сама не знаю, от чего меня крутит так, что я иногда жить не хочу. Юрка, молча, выслушал мою истерику, а когда я остановилась, чтобы отдышаться сказал:

– Я всегда боялся, что ты вспомнишь про нашу разницу в возрасте! Всего остального я не боюсь. – И положил трубку.

Вчера утром проводив дочку на работу, я занялась своими делами. Когда зазвонил телефон, я удивилась. В такую рань мне никто не звонит.

– Лёль, я рядом, можно к тебе зайти? – Юрка говорил просто и обыденно, как будто не было тех трёх лет, что мы не виделись.

– Заходи. – Я от неожиданности даже не спросила, чего он делает возле моего дома так рано.

Юрка улыбался и приобнял меня по-дружески, а я, почему-то вздрогнула от его прикосновения. Мы пошли на кухню пить чай, и Юрка попробовав пирог, сказал:

– Вкусно, но тесто не твоё.

– Да, это покупная слойка. Лучше чем у меня?

– Нет, просто по-другому, а начинка просто цимес. – Что и говорить, мне было приятно, а Юрка уплетая пирог, сказал: – Ты посмотри в портфеле, что я тебе привёз.

Я отнекивалась, говорила, что не собираюсь шариться в его вещах, но он настаивал, и я сдалась. Открыв портфель, я увидела коробку конфет и книгу – подарочное издание Моэмовского «Театра».

– Где ты такую купил? – У меня просто не было слов от восхищения, «Театр» мой любимый роман, я даже забыла сказать – спасибо.

– Это не всё, посмотри в боковом кармашке, там самое главное.

Я нашла боковой кармашек и вытащила оттуда пачку презервативов. Я негодую и собираюсь сказать – «И это главное?», но тут сильные, знакомые руки обхватили меня за то место, где должна быть талия, и Юрка повел мою особу в комнату. Я спиной чувствовала, что он расстегнул свою рубашку, и на нём явно уже нет галстука.

– Так. Большой диван по-прежнему сломан? – Юрка задавал вопросы, на которые прекрасно знал ответ, но я отвечала.

– Да, сломан.

– Хорошо. Тогда идём в твою комнату. Вау! Новая тахта! А зачем тебе столько подушек?

Юрка болтал всякую чепуху, сказал, что у меня другие духи, на что я возмутилась:

– Какие духи, я только что из душа.

– Мда? Тогда чем так приятно пахнет у тебя за ушком?

– Наверное, мылом.

– Хорошее мыло. Так, – его руки легли мне на грудь – здесь всё на месте. – И он резким движением скинул с меня футболку. – Нам она сейчас не нужна, да и брючки тоже. – И вот я уже сижу на постели раздетая, а Юрка шепчет мне на ухо всякие глупости, а сам обнюхивает меня, совсем как пёс, который нашёл что-то интересное. Наконец он смотрит мне прямо в глаза и говорит – Твой запах, я так скучал!

И когда он успел тоже полностью раздеться?

– Ну, что ты творишь? – Простонала я. Юрка целовал меня везде, где ему вздумается.

– Я просто хочу наверстать упущенное время без тебя. А теперь помолчи, сама же говорила, что секс это не разговоры, а запахи и ощущения.

Он добился того, чтобы я испытала полное удовлетворение, а потом проворчал:

– Только на третьем презервативе, есть над чем поработать. – На что я не стерпела и съязвила:

– Как в Бесаме мучо: «Ночь бесконечная, долго кончается…»

– Побойся бога, родная, день на дворе. – Усмехнулся Юрка.

И вот я сижу в кухне и допиваю давно остывший чай. У меня испарина и трясутся руки и ноги. Юрка ушел, оставив на мне свой запах, а я не спешу в душ. «Я люблю тебя, моя девочка, и не могу жить без тебя. Не получается» – сказал он мне на прощание.

В РЕЖИМЕ ТЕНИ

После идеального секс часа, который мне устроил Юрка, я крепко задумалась. Я понятия не имела, как он жил пять лет, пока мы не встречались. И это на мой вопрос: «Ну, и что ты изобразил?», он ответил, что любит меня и жить без меня не может, и не получается. Я не успела спросить, что же дальше, он ушёл, потому что куда-то опаздывал. Мне не хотелось начинать всё сначала. Когда уехал Борька, я очень мучилась без мужчины, но не желала, ни на кого размениваться. Я часто видела себя во сне в постели с Борькой. Я скучала по его ласкам, потому что по-настоящему его любила, и не хотела никого другого.

Как часто по ночам я просыпалась в слезах, и шла в душ, чтобы охладить своё вышедшее из-под контроля либидо. Юрку я подпустила к себе не сразу, и он меня не торопил. Я помню, как в первую ночь с Юркой, закрыв глаза, представляла себе, что это Борька. Но Юрка был другой. Положа руку на сердце, я тогда признала, что Юрка более опытный любовник, чем был Борька. Ведь до меня Борька ни с кем не жил, и сам рассказывал, что у него почти не было женщин. Всё чем мы занимались в постели, было только моим сексуальным опытом. И как иначе, я же его старше на целых десять лет. А Юрка долго жил в браке, и после у него была подруга, которая почему-то от него ушла. Но это он мне так сказал, а я никогда не интересовалась его прошлым.

Весь день я приходила в себя. Я давно отвыкла от «прополки грядок», и чтобы восстановить силы провалялась до вечера. Зато я тщательно взвесила все «за и против» наших с Юркой отношений. Я вспомнила, что специально подстриглась, чтобы лишить его фантастической разрядки, как реакции на мои распущенные волосы. Но почему я это сделала, я забыла. Помню только, что мы поссорились из-за того, что я взяла тайм-аут, чтобы подумать об его предложении руки и сердца. Но что было до того? Борька, поздравляя меня по скайпу, выказал мне своё недовольство тем, что я обижаю Юрку. Стоп! Я тогда удивилась, что Борька в курсе нашего с Юркой романа. Недолго думая, я включила компьютер и позвонила Борьке в Израиль.

– Колись, любимый, откуда ты знал, что мы с Юркой встречаемся? – Я даже не поздоровалась. А Борька опустил глаза.

– Ну, ты же всё равно знаешь… – Прошептал он, а я вспомнила, что «колись» это было то самое моё слово, которого Борька не боялся, но знал, что оно означало – мне уже известно то, что он пытался от меня скрыть. Обычно это были какие-то пустяки, типа, где он пропадал весь вечер, или зачем заныкал часть зарплаты, а я заначку нашла. Деньги у нас были общие и неплохие, и если Борька хотел себе что-то купить, всегда покупал, безо всякого согласования со мной, и я делала точно так же. Заначки он делал, когда на что-то копил, поэтому я перестала обращать на них внимания. На этот раз я сказала «колись» машинально, но решила дожать своего бывшего, потому что ничегошеньки не знала.

– Я сказала, колись, Барбос.

– Это я попросил Юрку не бросать тебя одну. – Промямлил Борька.

– Очень интересно. А ну, с этого места поподробнее.

Борька молчал. Главное было не дать ему отключиться от скайпа, поэтому я сказала первое, что взбрело в голову:

– А ты знаешь, что ты испортил этим ему жизнь? Тебе мало было того, что ты увёл у него Милку?

– Лёлька, не передёргивай. Я не уводил у него Милку, она сама…

– Чего, чего?

– Она сама так захотела. Окрутила меня как мальчишку, сказала, что забеременела. И я…

– Как честный кавалер женился на ней?

Борька посмотрел на меня как нашкодивший щенок и промолчал.

– Борис, лучше честно мне всё расскажи, а то я напридумываю такого, что мало не покажется никому. А ты знаешь мою богатую фантазию.

– Мы давно разошлись. Милке просто нужно было зацепиться здесь, вот она и разыграла всё как по нотам – любовь, беременность, брак, гражданство, ребёнок. Я в её планы входил, как досадная необходимость. Вот и всё.

Теперь замолчала я. Если всё это было правдой, то добродушная тетёха Милка, оказалась прожженной стервой. Я помнила, как она откровенно насмехалась надо мной, когда я отказалась уехать с Борькой.

– Борь, расскажи мне всё по порядку. Как тебе вообще такое в голову взбрело – попросить Юрку не оставлять меня одну?

– Он всегда был в тебя влюблён и завидовал мне, что я тебя первым встретил. Помнишь, как мы с ним подрались на какой-то праздник?

– Помню, и что?

– Это из-за того, что я шлёпнул тебя по заднице, когда ты проходила мимо меня. Юрка рассвирепел, он кинулся на меня, словно ты была его, а не моей женой.

– Вот придурок. Но вы уже были пьяные в хлам, Милка его сразу увела.

– Утром он передо мной извинялся. А Милка знала, что Юрка к тебе неравнодушен. Она его часто унижала и высмеивала, что он влюбился в старуху.

– Это я старуха?

– Это Милка так говорила. А потом я уехал. Я хотел вернуться к тебе, но просто не успел. Мы поговорили с Юркой, и он мне признался, что не удивлён, что я повёлся на Милкины чары. Он тоже женился на ней по залёту. И когда я заикнулся о том, что ты осталась одна, и попросил не бросать тебя, у него глаза загорелись. Он просто места себе не находил, придумывая, как бы с тобой встретиться, и не подать виду, что он хочет стать твоим любовником.

– В итоге он просто позвонил, и вы элегантно обменялись жёнами?

– Да. Это когда уже заболел дядя Миша. Юрка так ждал, когда же, наконец, ты решишься лечь с ним постель… – Голос Борьки почему-то задрожал.

– И дождался. – Я отключила связь с Борькой, решив, что потом ему перезвоню. На меня нахлынули воспоминания.

Та первая ночь с Юркой была по-своему волшебной. Он так романтично обставил весь процесс, что у меня просто не было выбора – только отдаться здесь и сейчас. Мы посидели в ресторане, и Юрка сказал, что десерт ждёт у него дома. У меня мелькнула мысль, что если я сейчас с ним уеду, уже не отвертеться от близости. Но я села в такси, чем сама себе сказала – «Да!» Может выпитое за ужином вино ударило мне в голову, но я совершенно спокойно вошла в Юркину квартиру и обомлела. Юрка геолог, у него везде камни, и не просто камни, а художественные композиции из камней. Я бывала у него дома днём, видела, как красиво и с любовью подобраны минералы. А тут он включил подсветку. Первая мысль, которая у меня мелькнула – «Ну и дура же Милка, что бросила Юрку!» Юрка, бесспорно, был художником, такой красоты я не видела ни в одном доме, даже у тех, кто претендовал на оригинальность, и был художником по роду занятий. Кроме того вся комната была уставлена цветами – комнатными и срезанными в вазах затейливых форм. Все розы были чайного цвета – мои любимые… Я повернулась, чтобы спросить, зачем он накупил столько роз, а Юрка что-то вложил мне в руку.

– Юра, что это? – Необыкновенной красоты камень был отшлифован и превращён в кулон в виде сердца.

– Я пока не буду на тебя его одевать. Это сардоникс разновидность сердолика.

– Он светится!

– Да, и символизирует огонь…

Юрка начал меня целовать, но вдруг отпрянул:

– Я забыл про десерт.

Он отпустил меня привести себя в порядок, а когда я вышла из ванной, увидела, что на журнальном столике накрыт лёгкий ужин – вино, фрукты, шоколад. «Мы только что из ресторана» – мысленно вздохнула я, но за стол уселась, и с удовольствием пила вино бокал за бокалом. Юркин взгляд на мои прелести говорил сам за себя, но я так набралась, что мне было всё равно, как он смотрит на моё декольте. Потом мы танцевали, и как-то незаметно для меня переместились в спальню. Он раздевал меня так, как будто разворачивает хрупкую хрустальную вазу. А когда опустил бретельки бюстгальтера, он выдохнул: «О, Лёля…", и приник к моей груди. И почему все мужики тащатся от моих титек? Борька их вообще называл – белый налив. Грудь у меня небольшая, может быть поэтому до сих пор не превратилась в «уши спаниеля». Даже моя мать сказала, что у меня каким-то чудом груди сохранили девичью форму, но мне это без разницы. Юрка долго не мог оторваться от моей груди. А потом признавался, что всегда знал, что его не зря притягивает именно моя грудь. Она укладывается в его ладони точно по размеру. «Эх, и в Борькины тоже!» – подумала я.

У меня не было мужчины больше пяти лет. Но как я не закрывала глаза, чтобы представить, что это не Юрка, а Борька, ничего не вышло. В какой-то момент я поняла, что хочу именно Юрку, а не Борьку. Юрка так меня ласкал, что Борьке и не снилось. И вот он стягивает с меня трусики и вздыхает: «Ты вся мокрая, ты меня хочешь…". Когда он вошёл в меня, я привычно потянулась к клитору, чтобы усилить наслаждение. Но Юрка убрал мою руку и прикоснулся сам к заветному местечку. И я утонула в ощущениях. Я просто улетела в космос, чего с Борькой практически не было. Только однажды, перед его отъездом мы как то по особенному провели ночь.

Утром стоя перед зеркалом, я думала о том, почему я не научила Борьку всему, что делал со мной Юрка. Да потому что сама ничего не знала о таких вещах. Факт, что мы с Юркой забыли про презервативы, меня совершенно не смутил, я их не люблю. А Юрка пожал плечами: «Мы взрослые люди. Было бы свинством притащить своей возлюбленной какую-то болезнь, или допустить нежелательную беременность». «Значит возлюбленная. Замечательно! Но почему я всё время вас сравниваю?» Мне это самой не нравилось. И когда я вернулась в постель, и Юрка сказал, что ему совершенно не хочется вставать на работу, а то, что уже встало, о работе вообще не думает, я показала ему такой трах, после которого он позвонил студентам и отменил свою пару.

Я снова позвонила Борьке, а он как будто, так и сидел у компьютера, дожидаясь, когда я позвоню, и снова устрою ему допрос с пристрастием. Медленно, но верно, я вытащила из Борьки всё, что он знал про Юркину жизнь после развода с Милкой. Особенно за последние три года. Со слов Милки, которая приезжала к сыну, Юрка завел себе какую-то молодую шалаву.

– Студентку что ли? – Спросила я.

– Понятия не имею. Я даже не стал ему звонить, потому что он нарушил своё слово – не бросать тебя одну.

– А тебе не приходило в голову, что это не он меня, а я его бросила? И даже занесла в чёрный список в телефоне?

– Я об этом знаю. Только сначала ушёл то от тебя он, а уже потом ты оборвала с ним все связи. И я так и не понял почему.

– Я подстриглась, а он обиделся. – Просто ответила я. Борька вскинул на меня взгляд.

– Ты показала ему наше «родео»?

– А что такого?

Борька ударил кулаком по столу, он рассвирепел не на шутку.

– Как ты могла? Это было только нашим, интимным делом, о котором я вспоминал, как о самых счастливых минутах в своей жизни. – Борька на меня орал, а значит, превратился из Бориса в Барбоса, и я отключила связь.

«Родео» мы называли ту самую позицию, когда я распускала волосы, чувствуя, что вот, вот достигну оргазма, потому что прекрасно знала, что и Борька «взорвётся» вместе со мной, как только волосы упадут на спину, а я, закинув голову, пощекочу волосами Борькин живот. Впрочем, то же самое было и с Юркой. Это была финальная и самая выигрышная позиция каждой ночи. Я сидела на Борьке верхом, держась за его согнутые колени, а он видел свой член, как тот входит в моё влагалище и выходит оттуда.

Когда я показала эту позицию Юрке, он кричал от наслаждения так, как никогда не кричал Борька. Я уже вышла из оргазма и наблюдала, как раз за разом Юрку бьют конвульсии, и чувствовала, как он выкидывает в меня одну за другой новые порции спермы, и почему-то была счастлива. «Мужик должен уходить из дома с полным желудком и пустыми яйцами» – вспоминала я мудрость наших бабушек, и только в тот момент поняла, что это значит. Юрка после того первого «родео» отключился, и спал как убитый до утра. Я же потихоньку собралась, вызвала такси и уехала. С утра у меня были дела, а я по опыту знала, что после такой ночи с мужиками шутки плохи – затрахает утром до полного изнеможения. Юрка примчался ко мне сразу после лекций, он был сердит на то, что я ушла и не разбудила его. «Ты даже не дала мне поблагодарить тебя за мой первый в жизни настоящий оргазм. Если бы не ты, я бы так и умер не испытав ничего подобного». Юрка встал передо мной на колени и, достав из кармана коробочку, надел мне на палец кольцо с бриллиантом. «Можешь считать это предложением руки и сердца, можешь не считать. Кольцо это подарок, моя благодарность, за вершину наслаждения на которую ты меня вознесла».

Чуть позже мы договорились, что я пока не буду носить кольцо, потому что не люблю цацки в принципе. Оно так и лежало у меня, как память о тех по настоящему счастливых днях с Юркой. Я достала кольцо и долго его рассматривала, но почему-то мне не хотелось его примерять. Рядом с кольцом лежали ключи от Юркиной квартиры, и я, немного подумав, нашла свой старый телефон и поставила его на зарядку.

Когда я подъехала на такси к Юркиному дому, было ещё темно. Я вчера проверила на сайте универа его расписание, и точно знала, что у него с утра три пары подряд. Но даже если бы он оказался дома, мне было без разницы. Ну, приехала и приехала. Попробовал бы только не обрадоваться. Замки он не сменил, и я спокойно вошла в квартиру. Запах крепкого свеже сваренного кофе с корицей витал по всему дому, Юрка такой не пьёт. И кто же варил себе кофе на Юркиной кухне? Я разделась и пошла по квартире. В комнате сына Юрка устроил себе кабинет, но я только заглянула туда. Книжный стеллаж до потолка, и камни в стеклянных витринах. В зале было всё по-старому. Я включила подсветку и полюбовалась на Юркины композиции из минералов. Потом я прошла в спальню. Я ещё с порога поняла, что в квартире живёт женщина. На вешалке висел забытый с осени складной зонт в весёлый цветочек. Ну а спальня это женское царство в любом доме. У окна появился туалетный столик. Дорогая косметика, на расчёске остались длинные светлые волосы. «Длинные волосы…» – подумала я, и увидела, что на кровати лежит ноутбук. Я включила его и зашла в интернет. Оказалось, что хозяйка не вышла из своего аккаунта ВКонтакте. Я посмотрела последние фотографии, с которых смотрела кареглазая девушка лет двадцати пяти. «Жанна Карева» – прочитала я вслух и моё сердце остановилось. Я долго не могла отдышаться. Потом пошла на кухню и налила себе воды, а напившись, достала свой старенький телефон. Поставила его на громкую связь, и позвонила с него себе на планшет, ответила на звонок, но отбоя не дала, и положила телефон на стол за хлебницу. Оставив в кабинете в Юркином столе коробочку с кольцом, я уехала домой.

Весь вечер я слушала семейный скандал Юрки и его молодой жены. Она спрашивала его, кто мог заходить в квартиру, и оставить ключи на кухонном столе? Неужели ещё есть кто-то, кто может прийти к нему как тень? Юрка молчал, как партизан, я только слышала, как он жуёт и запивает то, что ест. Когда его жена выбежала из кухни, я как могла громко сказала: «Ну, вот и всё Юраш, будь счастлив!» и дала отбой.

ЭФФЕКТ НЕМО

Прошло несколько дней после моего визита в режиме инкогнито в Юркину квартиру. Я не помню, как добралась тогда до дому, кажется, ехала на такси, но не знаю, где умудрилась сломать каблук. Пока сапог был в ремонте, я сидела дома, тупо уставившись в экран компьютера, и не отвечала на звонки. Борька звонил мне раз по десять на дню, но я только смотрела, как на экране высвечивается его звонок. Он писал мне сообщения, но я их не читала. Потом пошли звонки от Юрки. «К чёрту обоих!» – думала я. Они мне казались одинаково гадкими, и Борька и Юрка. Один сдал меня другому, как переходящее красное знамя, а другой бросил ради первой попавшейся соплячки по надуманному поводу. То, что я подстриглась, и был тот самый надуманный повод для Юрки. Он видимо уже тогда встречался с этой смазливой девчонкой. Я вспоминала все разговоры за моей спиной, о том, что я ещё наплачусь, связываясь с молодыми мужиками. Так оно и вышло. Я не могла простить Юрку за то, что он притащился ко мне спустя три года. Ну и жил бы себе с молодой женой, зачем обо мне вспомнил? Принимать какие-то решения, когда смутно представляешь ситуацию, очень тяжело. Но я твёрдо решила, что, ни тот, ни другой больше не дождутся от меня, ни одного слова. Даже если оба окажутся чисты как младенцы, а это было маловероятно настолько, насколько я вдруг стану балериной в свои пятьдесят с хвостиком. Откуда-то же Борька знал, что Юрка не мог дождаться, когда я лягу с ним в постель. Значит, они об этом говорили. «И чем мужики тогда отличаются от женщин? Они точно так же обсуждают свои интимные дела между собой. Наверняка и советы друг другу дают, опытом делятся. А Борьке „сам бог велел“ „консультировать“ Юрку в отношении меня. Гадко, гадко, гадко!» – думала я.

День клонился к вечеру, когда позвонила дочь и сообщила, что забрала мой сапог из ремонта, и мы сможем спокойно пройтись по торговому центру и сделать необходимые покупки. Мы собирались по магазинам ещё на прошлой неделе, но я сломала каблук. И вот я нехотя одеваюсь, дожидаясь дочку. Она влетает с мороза румяная и весёлая. Немного перекусив, мы вызываем такси и едем в центр. Ох, и давно же я здесь не была! Кое-где ещё не убрали новогоднюю атрибутику, и я с интересом рассматриваю, как теперь украшают город. Действительно красиво, а у кого-то оригинально и со вкусом. Я вижу в витрине ювелирного магазина стилизацию под алмазные россыпи, сразу вспоминаю колечко, которое подарил Юрка, и у меня портится настроение. Дочка сорит деньгами – тратит свою новогоднюю премию. А мне ничего не надо, я просто хожу рядом со своей девочкой, и радуюсь, что у неё полно желаний.

Наконец мы устраиваемся в кафе на верхнем этаже и наблюдаем за покупателями, которые ходят по торговому центру как по музею.

– Тётя Лёля! Можно к вам присоединиться?

Я поднимаю глаза и вижу перед собой высокого парня с подносом в руках. Моя дочка подскакивает, и с визгом бросается на шею парню, а тот едва успевает поставить поднос на стол. Вот это встреча, это же Юркин сын Мишка, вырос то как! Я мило улыбаюсь, слушая болтовню детей. Мишка рассказывает, что год назад закончил учёбу, и нашёл достойную работу. Моя дочка тоже делится своими успехами. И вдруг я замечаю какое-то движение, за наш столик присаживается девушка со стаканом молочного коктейля в руках, и Мишка с гордостью нас знакомит:

– Вот тётя Лёля, это моя невеста Жанна.

Я едва успеваю взять себя в руки, чтобы не грохнуться в обморок. «Какая же я дура!» А дети общаются, и я слышу, как Мишка сказал моей Машке, что они с Жанной однофамильцы. Я чувствую себя ещё большей дурой, дурой с большой буквы «Д». Так это Мишка так чавкал, когда Жанна читала ему лекцию о ключах, оставленных мной на кухонном столе. Детская привычка, Мишка так и не избавился от неё. Почему мне не пришло в голову, что Юрка просто не может так громко жевать, он кушает аккуратно, даже если уткнулся в газету. «Дурная манера читать во время еды» – думаю я, и немного себя отпускаю. Мне задают вопрос, а я не расслышала, потому что погружена в свои мысли. Мишка вопрос повторяет:

– Почему вы к нам больше не приходите, тётя Лёля? – Я вижу испуганные глазёнки Машки, (она в курсе, что мы с Юркой давно не встречаемся), и то, как Жанна толкнула Мишку в бок. Мишка тушуется, видимо что-то вспомнил, а я, как ни в чём небывало говорю:

– Просто мы с тобой не пересекаемся. – И лукаво улыбаюсь. Знал бы он, что я имею ввиду свой партизанский визит в их квартиру в отсутствие хозяев.

– Да, до ремонта я не часто приходил к отцу. – Мишка покраснел, но его выручил телефонный звонок.

Мишка, самый простодушный человек на свете. Когда я понимаю, что он разговаривает с отцом, уже сказано всё, чего бы я никак не желала Юркиным ушам – что Мишка с Жанной сидят в кафе со мной и Машкой.

– Папа сейчас подъедет, он только что выехал из универа! – Радостно сообщает Мишка. А я, склонив голову, чтобы никто не видел, что я тоже покраснела, еле слышно говорю:

– Вот и славно, но мне пора. Маш посидишь с ребятами, дождись дядю Юру, а я пошла по делам.

Машка внимательно смотрит на меня, а я думаю только об одном – как бы ни столкнуться с Юркой в дверях магазина. Я не торопясь надеваю пальто, заматываюсь шарфом, и спокойно иду к эскалатору. Я задумалась, пока спускалась вниз, и не заметила, как кто-то преградил мне дорогу. Я извиняюсь, и пытаюсь обойти человека, не глядя на него, а он всё равно оказывается на моём пути.

– Может, ты всё-таки на меня посмотришь? – В голосе Юрки такие жалостливые нотки, что мне хочется броситься ему на шею, как всего полчаса назад моя Машка бросилась на шею Юркиному Мишке. Но я так и стою, опустив голову. Я не знаю, что чувствую – стыд или неловкость, пожалуй, и то и другое. Пересилив себя, я поднимаю голову, а Юрка порывисто меня обнимает, да так крепко, что мне кажется, что трещат все мои кости.

– Юр, ну больно же! – Говорю я, пытаясь освободиться из его объятий, а он только крепче прижимает меня к себе. И тут мне в голову приходит потрясающая мысль. Я освобождаюсь из Юркиных объятий и смотрю наверх, где в кафе сидят наши дети. А их как ветром сдувает от парапета. «Так, вот в чём дело. Всё подстроено» – думаю я. И Юрка вовсе не ехал от универа, а ждал в машине на стоянке магазина, пока ему подадут сигнал к действию. Ну почему я не рассказала всё Машке? Если бы она знала про мои «новые приключения» с дядей Юрой, она бы ни за что не согласилась вытаскивать меня Юрке «на растерзание». Я и так уже нарушила своё табу – сказала Юрке целое предложение, поэтому молча, разворачиваюсь и иду к выходу. Юрка идёт рядом. Я не смотрю на него, но, по-моему, он улыбается. Ну и зря. Ничего хорошего он от меня не получит. Я достаю телефон и вызываю такси. Когда я называю адрес, Юрка кричит в трубку – «Девушка, мы завелись, спасибо!» и диспетчер, тут же даёт отбой. Я только посмотрела на Юрку, вложив во взгляд всё своё презрение, и пошла дальше. «Черт, я не была здесь несколько лет, и не помню, какие автобусы ходят до моего дома», – я кручу головой в поисках остановки, но перед моими глазами всё время оказывается Юрка. Он ходит вокруг меня, загораживая мне обзор.

– Лёль, ну что на тебя нашло? – Юрка, наконец, прерывает нашу молчанку. А я мысленно ему говорю – «Не скажу», и пытаюсь пройти мимо него. – Ладно, можешь молчать, но домой отвезу тебя я.

«Ага, размечтался!» И вот я увидела автобусную остановку, дошла до неё и остановилась.

– Лёль, вообще-то с этой остановки автобусы идут в другую сторону. – Говорит Юрка, а я кручу головой, пытаясь сориентироваться, потом достаю телефон и звоню Машке. Она сразу отвечает, видимо ждёт моего звонка.

– Дочь, поехали домой, я устала. – Машка молчит несколько секунд, потом спрашивает, где я и обещает прийти через пять минут. А я отворачиваюсь от Юрки, и бреду обратно к торговому центру. И вот Юрка делает то, чего я никак не ожидала – он снова обнимает меня и начинает целовать. Я же не могу пошевелиться, я словно одеревенела. Я стоически сдерживаю слёзы, которые готовы хлынуть градом. Только не на Юркиной груди! Ни за что не покажу, как мне плохо. И вообще «плохо» не то слово, чтобы описать моё состояние. Я в отчаянии и не знаю, как выйти из положения, в котором оказалась. «Ну, где же Машка?» Наконец я слышу:

– Мам…

Юрка отпускает меня, и я поворачиваю голову. Машка, её дружок Вадик, Мишка, Жанна выстроились в линию и смотрят на нас с Юркой. Я окончательно отстраняюсь от Юрки, подхожу к дочери, обнимаю её, и начинаю реветь, да так самозабвенно, что мне уже всё равно, что на меня смотрят дети и Юрка. На Юрку мне всё равно больше всех.

– Дядь Юра, что случилось? – Говорит шёпотом Машка.

– Я не знаю, Машуня. Она не хочет со мной разговаривать. Давайте я вас отвезу домой.

– Нет, Маша, мы поедем домой на такси. – Всхлипываю я, и Машка уводит меня на стоянку.

– Тётя Лёля, я тоже на машине! – Кричит вслед Вадик, и я делаю взмах рукой – «Пошли».

На середине дороги у Машки звонит телефон. Я слышу, что кто-то просит нас подождать. И мы останавливаемся. Нас догоняют Мишка и Жанна, Юрка немного отстал. Это потому, что дети бежали.

– Тётя Лёля, это же вы приходили к нам и оставили ключи на столе? – Спрашивает Мишка.

– Да, Миша, это я. – В моём голосе какая-то усталость, вернее даже обречённость.

– И ты подумала, что это я с кем-то живу? – Юрка запыхался, он по-хозяйски берёт меня под руку. А я поворачиваюсь к нему, смотрю прямо в глаза и ничего не говорю. Я слушаю, как Мишка рассказывает, что услышав на кухне мой голос неизвестно откуда, упал с табуретки. Он даже не запомнил, что я сказала.

– Миша, это мой старый телефон лежит за хлебницей. – Говорю я, но не отвожу взгляда от Юрки. Мой гениальный план с треском провалился, Юрка не услышал моё последнее «прощай». Какая жалость! И как мне теперь быть? А Мишка тараторит:

– Тёть Лёль, мы уже съехали. Батя жил у бабушки, пока мы делали ремонт. Это я виноват, что мы так долго не переезжали, мне было лень мебель собирать.

Я вспоминаю, что Милкина мать оставила Мишке свою квартиру, когда уехала к дочери в Израиль. Та квартира шикарная – в центре, сталинской постройки. Мне становится смешно. Мишка махом освободил квартиру отца, стоило ему перепугаться моего «страшного» голоса из телефона. А Юрка каким-то образом уловил смену моего настроения, хотя на моём лице не дрогнул ни один мускул. Я вижу, что его глаза улыбаются, а я держусь. Я всё равно ничего не знаю про то, как он жил эти три года, и изо всех сил цепляюсь за мысль, что они с Борькой сплетничали обо мне. Откуда Борьке было знать, что Юрка не мог дождаться нашей близости?

А Юрка наклоняется к моему уху и шепчет:

– Т-ш-ш, всё хорошо.

Мне хочется крикнуть, что ничего хорошего нет, и не будет. Но вместо этого снова начинаю реветь. Юрка меня обнимает, а я слышу, что дети расходятся, и оборачиваюсь, чтобы позвать Машку, но Юрка мне говорит, что они просто пошли в свои машины. Холодно. Ладно. Но мне уже расхотелось реветь, а с Юркой я не разговариваю. Я смотрю на него, прищурив глаза, и размышляю, как быть дальше. А Юрка обнимает меня за плечи, и ведёт к своей машине. Я спотыкаюсь, но иду. Мы усаживаемся на заднее сиденье, и он тянется, чтобы меня поцеловать. Я не даюсь, но деваться мне некуда, и мы снова целуемся, как в первый раз. Я видела, как к машине подходили Машка с Мишкой, потом ушли. Я поняла, что они разъехались по своим делам. Неудобно как-то получилось. Ладно, Мишка с Машкой, но ещё же их половинки видели мою истерику, и вообще принимали участие в нашей стариковской лямур тужур. Мне вообще стыдобище – пенсионерка, а такие фортеля выкидываю. Конечно, Юрка не выглядит младше меня, потому что седой, но я-то знаю какая между нами пропасть лет и жизненного опыта. Только в одном он меня всегда превосходил – в сексе. Мне кажется, что он знает про женщину всё, и умеет вовремя нажать в нужную секретную точку. Я с ним раскрылась как женщина и не жалею об этом. Но теперь мне стрёмно при нём раздеваться. Я вошла в тот возраст, когда этот возраст лезет везде, где не надо. Даже если худеешь, кожа до конца не утягивается и висит, как дряблая тряпка. За три года я превратилась в бесформенный мешок на тонких ножках, я похожа на лягушку. Мой беременный Машкой живот, вылез, откуда ни возьмись, и это спустя двадцать пять лет. И избавиться от него невозможно. Да я и не стараюсь.

Юрка отпускает меня и говорит:

– Поехали?

– Куда? – Спрашиваю я.

– Куда хочешь.

– Я никуда не хочу.

– Даже домой? – Я чувствую, что Юрка опять развеселился и меня это бесит.

– Ладно, домой хочу. Только ты привезёшь меня на остановку, дальше я пойду одна. – «Я с ним не разговаривала. Я просто сказала куда ехать, как таксисту». Я мысленно оправдывала свою сделку с совестью.

– Как скажешь, родная. – Юрка выходит и пересаживается на водительское место. И вот он аккуратно выезжает со стоянки у торгового центра и я, откинувшись, закрываю глаза.

Я не заметила, как уснула и когда машина останавливается, никак не реагирую. Юрка открывает дверь и пытается достать меня, чтобы отнести на руках. От такой наглости я просыпаюсь и, оглянувшись снова реву белугой. Юрка привёз меня к себе!

– Ну, Лёля, ну что такое, почему ты плачешь? – Я не отвечаю, потому что чётко помню, что я с ним не разговариваю. И вдруг во мне просыпается дух противоречия, правда самой себе. Я решительно выхожу из машины и быстро иду к подъезду. «Ну и что, привёз домой, значит домой, я слишком устала, чтобы сопротивляться». Я слышу писк пульта и быстрые Юркины шаги. Он опередил меня и распахнул передо мной дверь. Я прохожу мимо него, опустив голову. «Всё равно не буду с ним разговаривать!» В лифте Юрка внимательно на меня смотрит. А я стою с опущенной головой и из подтишка за ним наблюдаю. В его глазах уже мелькает беспокойство. «Так, толи ещё будет!» – думаю я, хотя совершенно не представляю что это «будет» означает. Мы зашли в квартиру, и мне показалось, что она пустая. На каком-то ментальном плане в квартире отсутствует жизнь. Отвергнув Юркины попытки помочь мне снять пальто, я раздеваюсь и разуваюсь сама. Я помыла в ванной руки и пошла в спальню. Там я скинула с себя платье и чулки, и залезла под одеяло. Я помню эту подушку, подумала я, засыпая.

– Машка, отстань, не балуйся, дай поспать! – Но Машка всё равно щекочет мой нос моими же волосами. Я отмахиваюсь и просыпаюсь. Передо мной Юрка. Он стоит на коленях возле кровати и улыбается.

– Как хорошо, когда ты рядом! Дома сразу стало легче дышать. – Юрка наклоняется и целует меня в макушку. – Пошли ужинать! – Он поднимается и подаёт мне халат. Мой халат. Я носила его, когда оставалась у Юрки. Я совсем забыла про него.

Я опускаю ноги на пол и по привычке ищу тапочки. Юрка снова садится на корточки и обувает меня. А вот тапочки другие. Новые, пушистые и мягкие. Когда Юрка встаёт он как бы невзначай задевает мою грудь. Но я в бюстгальтере, и кажется, ничего не чувствую. Или чувствую? Юркино прикосновение отдалось в паху! «Ах, ты сукин сын! Уже начал меня троллить, готовить к сексу. Ну, погоди, я тебе покажу секс с разъярённой женщиной!»

На кухонном столе, на самом видном месте лежит мой старый телефон. Я спокойно забираю его и кладу в карман халата.

– И чем ты так напугала Мишку? – Юрка ставит на стол тарелки и улыбается.

Я не отвечаю и стараюсь изобразить рассеянность, но мне самой смешно. Я прикусываю щёки, чтобы не улыбаться, а этот гад Юрка видит, что я не могу справиться с собой, и аккуратно щекочет меня за бока. Он знает, что я боюсь щекотки, но его лёгкое прикосновение может вызвать только смех. И я раскалываюсь. Я не могу остановиться, представляя, как Мишка улетел с табуретки, на которой я сижу. Хотя чего смешного, ребёнок мог травмироваться из-за моей дурацкой выходки. И мне становится не по себе.

Мы, молча, ужинаем, и, кажется, Юрка даже не смотрит на меня. Но это только кажется. Он как большой голодный кот стережёт свою добычу и постоянно прикасается ко мне. Он специально сел не напротив, а сбоку, чтобы наши руки соприкасались. Я уже не говорю про то, что творится под столом – он поставил свою ногу так, что обе мои ноги лежат на ней. Боже мой! Это наши старые сексуальные игры. И я понимаю, что хочу его как никогда прежде.

Ужин окончен, я демонстративно мою посуду, потом мы пьём чай. Юрка пытается играть со мной – он кормит меня конфетами с руки. Я хмурюсь, потому что конфет уже наелась, Юрка сразу понял, в чём дело. Я кокетливо потянулась, встала и пошла в ванную. Двери я не закрыла. Это сигнал – я тебя хочу, а Юрка, как никто другой умеет читать мои сигналы. Пока наполняется ванна, я смотрю на себя в зеркало. Ничего интересного я там не нахожу. И вот дверь открывается и появляется Юрка, я вижу его отражение. Он уже снял джинсы и рубашку и выглядит удивительно сексуально в свои трусах – боксёрах. «Ну, ты даёшь, с какого перепугу „боксёры“ стали сексуальными?» – мысленно говорю я себе, а Юрка уже развязал пояс моего халата, и стащил его с меня. Теперь мы оба смотрим в зеркало. Я закрываю глаза, это значит, Юрка получает карт-бланш на бесконтрольные действия с моим телом. Он расстёгивает мой бюстгальтер и берёт грудь в свои руки. Я подглядываю, я хочу видеть выражение его лица. В зеркале отражается довольная хозяйская ухмылка Чеширского кота. Опять кот! Что за ассоциативный ряд сегодня, никогда раньше я так про Юрку не думала. А он жмурится от удовольствия, и очень нежно сжимает грудь и касается сосков. Я знаю этот фокус, на прикосновение к соскам сразу реагирует мой пах, и я прижимаюсь к Юркиному члену. Могла бы не прижиматься, там уже всё в порядке.

Я выключаю воду, чтобы она не вылилась из ванны и поворачиваюсь к Юрке лицом. Он морщится, моя грудь ускользнула из его рук. А я обнимаю его и начинаю целовать со всей страстью, на какую только способна. Сегодня всё будет по моим правилам! Я отстраняюсь и снимаю с себя трусики, потом стаскиваю с Юрки его «боксёры», присев на корточки. На секунду прижимаюсь губами к замечательно стоящему члену и резко поднимаюсь. Юрка вскрикивает. Я дала надежду, но не стала ласкать член ртом. Это ещё впереди. Я встаю в ванну и понимаю, что если мы с Юркой усядемся туда вместе, вода хлынет через край. Я наклоняюсь, чтобы вынуть пробку, и физически чувствую Юркин взгляд на своей промежности. Но мои ноги крепко сжаты, промежность он не видит, он её представляет! Фантазия это хорошо. Воды вытекло достаточно, и я снова наклоняюсь, чтобы закрыть пробку. Сейчас должен последовать бросок кота на свою добычу. Да, да, да! Юрка приник губами к узкой полоске ведущей к влагалищу, и пытается языком раздвинуть мои ноги. Да, пожалуйста! Я расслабляюсь, и чувствую, как Юркин язык касается моего лона, а я теряю контроль. Я упираюсь руками в стену, а Юрка слегка подтягивает меня к себе и широко расставляет мои ноги. «А-а-а!», мой сдавленный крик только подогрел Юркину страсть, он вводит язык во влагалище до упора и начинает им вращать, слегка прижимая его, то к одной, то к другой стороне. Я потекла, и Юрка это почувствовал. Выдохнув: «Ты такая сладкая!» – он усаживается в ванну и тянет меня к себе, аккуратно опуская на свой член. Несколько минут чистейшего наслаждения, ведь Юрка начинает по очереди сосать мои груди, придерживая меня за спину, а я слегка дотрагиваюсь до клитора. Но я не хочу, чтобы он кончал, я буквально спрыгиваю с его члена, и, глядя прямо в глаза, беру член в рот. Теперь кричит он. Очень бережно, не допуская зубы до нежной плоти, я то втягиваю, то вытягиваю член. Мои губы сжаты до предела, и Юрка стонет так, что моё либидо взрывается.

Да что же это такое! Я хочу доставить удовольствие Юрке, а распадаюсь в оргазме сама! Юрка понял, что случилось, и снова усадил меня на себя. Я ещё не вышла из оргазма, а уже чувствую новую волну желания, которая идёт из моего живота. На этот раз Юрка перехватил инициативу, он крепко держит меня не давая соскользнуть с члена, и мы двигаемся до тех пор, пока не кончаем вместе. Вода великий союзник полового акта! Я ложусь на Юрку, и мы некоторое время лежим не шевелясь. Потом я вспоминаю, что сегодня хотела командовать парадом, поэтому поднимаюсь и выхожу из ванной. Юрка следует за мной. Минута чтобы обернуться полотенцами, и мы уже идём в спальню.

Утром Юрка ещё спал, когда я поднялась и пошла, готовить завтрак. Мне было весело, от того, что я так и не сказала ему ни одного слова. Стоны и крики во время секса не считаются. А порезвились мы на славу. В спальне Юрка буквально облизал меня с головы до ног, но мог этого не делать, потому что я была готова к соитию каждую секунду. Больше всего меня веселило то, что мы закончили наш секс тем самым «родео» и прекрасно обошлись без длинных распущенных волос. Я просто выгнулась, насколько смогла, а потом не удержалась и упала Юрке на грудь. Боже мой! По-моему он кричал от наслаждения ещё громче, чем в первый раз, а я взорвалась вместе с ним.

Юрка обнял меня, когда я намазывала маслом бутерброды.

– Ты так и не будешь со мной разговаривать? – Прошептал он.

Я внимательно на него посмотрела, налила в чашки чай и потянула его за стол. А про себя подумала: «А зачем? Мы и без разговоров прекрасно обошлись».

КОГДА ЦВЕТЁТ ДОЛИНА СМЕРТИ

Мы долго завтракали, а ещё дольше умывались. Банальная чистка зубов закончилась в пенной ванне и двумя оргазмами. И откуда у меня только силы взялись. Я настолько вошла во вкус, что планировала провести с Юркой в постели целый день. И всё это не говоря ни слова. Только Юрка что-то говорил, но он уже понял, что задавать вопросы бесполезно, я всё равно не буду отвечать. Он пытался делать мне комплименты за завтраком, что давно не ел такой вкусной каши, и что я так аппетитно порезала сыр и ветчину, что слюнки текут. А чай, и так по утрам самый вкусный за весь день, а когда его заварила я, это вообще нектар и амброзия в одной кружке. Я только поглядывала на Юрку, мысленно хохотала, и думала – «Ну, ну, чего ещё придумаешь?»

Когда мы вышли из ванной, то, не успев вытереться, снова начали целоваться. Юркин флажок уже стоял по стойке смирно, когда мы услышали, что кто-то звонит по скайпу.

– Чёрт, сегодня суббота, и кто соскучился? – Обернувшись полотенцем Юрка, пошёл в кабинет. Я же не торопясь высушила волосы, пожалела, что у меня с собой нет ни крема, ни лосьона, привела в порядок ванную комнату, и пошла в кухню, проверять холодильник, чтобы придумать, что можно приготовить на обед.

– Да, нашёл. Всё нормально. – Услышала я Юркин голос.

Так, наверняка это Борька. Я тихонько зашла в кабинет, и встала за Юркиной спиной, сложив руки на груди. Юрка меня не увидел, а Борька увидел, и открыл рот от удивления.

– Лёля, ты почему не отвечала на мои звонки? Где ты была? – Борькин голос срывался на крик. А я спокойно сказала: «А твое, какое дело?» – протянула руку и отключила скайп. Юрка медленно развернулся в кресле и посмотрел мне в глаза.

– Лёля, что происходит? Почему Борька все эти дни тебя разыскивал? Почему ты не хочешь со мной разговаривать?

– Так много вопросов сразу! Я как раз хочу с тобой поговорить, но пока к этому не готова. Но готова к кое-чему другому. – Я распахнула халат и убрала полотенце с Юркиных колен. – Вау! Неужели Борька не испортил тебе настроения?

– Лёля, ты заговорила!

Юрка засмеялся, а я прикинула, помещусь ли я в кресле лицом к нему. Решила, что помещусь, потому что у него вовсе не кресло, а стул без подлокотников. Широко расставив ноги, я сделала два шага, положила руки на спинку стула, немного потёрлась о потянувшийся к моему лону и, наверное, удивлённый Юркин флажок, и медленно на него опустилась. Юрка обхватил меня руками и начал жадно целовать мою грудь. А я мысленно воздала хвалу конструкторам офисных стульев, за ту пружину, которая помогала нам двигаться вверх вниз. Когда мы одновременно пришли к оргазму, Юрка простонал:

– Лёля, Лёля, Лёля!

А я не собиралась выпускать из себя, пусть и ставший мягким Юркин член. Это мой приз, и он мне дорог, и ему самое место в моём влагалище. Я целовала Юрку, до тех пор пока не почувствовала, что его альпеншток снова затвердел. Я шепнула Юрке на ухо:

– А может, ты хочешь по-другому?

– О, да! – Юрка резко встал, не отпуская моё лоно со своего члена, я едва успела обнять его и обхватить ногами. Он понёс меня в спальню.

– О, господи! Это что новый вид траха во время ходьбы? – Стонала я, потому что это было дьявольски приятно – я покачивалась, я Юрка аккуратно двигал меня вперёд-назад. Но до спальни было недалеко, и вот я уже лежу на кровати в миссионерской позе, а Юрка перешёл на бьющий режим. Сегодня он впервые достал до той точки глубоко внутри меня, которая заставляла меня смеяться и плакать, а во время оргазма я всегда отключалась на несколько часов. И вот наступает разрядка, мы кричим, Юрка валится на меня, и я вырубаюсь. Но прежде чем забыться окончательно, я успела подумать: «А кто же будет готовить обед?»

Юрка возится на кухне. Теперь моя очередь его обнимать.

– И что мы готовим?

– Мясо по-французски. – Коротко отвечает Юрка и продолжает резать овощи, видимо на салат. Я тяну носом и, правда, запах восхитительный.

Юрка умеет готовить, не то, что Борька. Я усаживаюсь у окна и приказываю себе больше не сравнивать моих мужчин – бывшего и настоящего. Бывший в прошлом, а там всё без изменений – он уехал от меня. И что бы теперь не говорил, о том, что хотел вернуться, это уже не имеет значения. Хотелки, не приведённые в исполнение, есть ложь. Я слышу, как в кармане моего пальто звонит забытый с вечера телефон.

– Уже в третий раз звонят, наверное, Маша. – Говорит Юрка, когда я направляюсь в прихожую.

Мы долго разговариваем с дочкой о том, о сём, и я не могу ей ответить на вопрос когда приеду домой. Тогда Машка с вызовом мне сообщает, что пока поживёт у Вадика. «Вчерашняя новость» – думаю я, положив трубку. Машка то и дело живёт у Вадика. Прежде чем убрать телефон, я проверяю входящие. Кроме Машки мне трижды звонили с незнакомого номера. Я бы так и так на эти звонки не ответила, но любопытство берёт верх. Потому что этот номер похож на Борькин, он зарегистрирован в Израиле.

– Юр, покажи мне номер телефона твоей Милки. – Юрка удивляется, но кивает на свой телефон, который лежит на подоконнике. Я вхожу в папку «Имена», но не могу понять где, чей номер. Юрка ещё тот шифровальщик. – Как она у тебя записана?

– Мать сына. – Отвечает Юрка.

Да, вот он. Я сравниваю последние четыре цифры и от всей души удивляюсь:

– Юр, мне Милка за ночь позвонила три раза!

– Интересно, чего ей от тебя надо? – Я вижу, что Юрка разозлился. Он берёт свой телефон и звонит бывшей жене. Я хочу выйти из кухни, но Юрка меня останавливает.

– Мила? Ты три раза звонила Лёле, что-нибудь случилось?

Да, у меня.

Нет, я не передам ей трубку.

Хватит, Мила. Тебя моя личная жизнь не касается.

И Лёлькина тоже.

Пока. – И Юрка даёт отбой.

– Она хотела сообщить тебе потрясающую новость.

– Какую?

– Что у меня рак.

Я плюхаюсь на табуретку, и смотрю на Юрку широко открытыми глазами.

– Почему ты мне не сказал?

– Потому что Милкины сведения устарели на три года. Она знает, что я приезжал в Израиль на обследование. Но она не знает, что ничего злокачественного у меня не нашли. – Юрка присел передо мной на корточки и взял мои руки в свои. – Зато нашли кое-что другое – аденому простаты. Меня прооперировали. Операция прошла успешно, но я стал импотентом.

– Что?

– Да, дорогая Лёля, три года я не знал что такое эрекция.

– И поэтому ты ко мне не приходил?

– Именно. Врачи ничего не обещали, говорили лишь, что это возможно – восстановление всех функций.

– И как же ты узнал, что эти функции у тебя восстановились?

– А ты как думаешь? – Юркины глаза смеялись. – Ладно, я тебе расскажу. Примерно месяц назад я проснулся в своей сперме, как подросток, испытавший ночью поллюции. Я не поверил своим глазам, и утром первым стоял у кабинета врача. Он провёл тесты и засмеялся – «Ваш пенис ещё вам послужит. Смотрите, как бы в один прекрасный момент в лоб не ударил». И я понял, что моя долина смерти зацвела.

В ту ночь, когда я облился спермой, я видел во сне тебя, Лёля. Я носил этот сон в сердце, но страшно трусил пойти к тебе. Я был уверен, что ты мне не поверишь.

– Это почему? – Я уже расплакалась и не могла остановиться.

– Потому что я тогда ушёл, и пропал без вести с твоего горизонта. Я так на тебя обиделся, за эту стрижку, что сдал свою нагрузку коллегам и уехал на полгода…

– На Индигирку… – Это я перебила Юрку. – Там-то ты и простыл, застудил всё своё достоинство.

– Откуда ты знаешь? – Удивился Юрка.

– Догадалась. Видела я фотографии ваших щитовых домиков в Чокурдахе. Ещё, наверняка, золото мыли в Берепахе, и жили в палатках.

– Лёля, ты всё помнишь?

– Юра, я, что похожа на идиотку? Ты мне этим Берепахом все уши прожужжал. Это же твоё любимое место во всей стране родной. И я ждала тебя два месяца, когда ты возил туда студентов на практику. Ты думал, что я ничего не пойму и брошу тебя?

– Да. – Юрка опустил голову. – Именно так я и думал, потому что повёл себя как мальчишка, когда обиделся на тебя за то, что ты подстриглась, не спросив моего мнения. А потом я случайно встретил Машку.

Она мне всё рассказала про твои дела. Что ты ушла на пенсию, и что умерла тётя Валя, и что ты долго болела. Мне и Борька рассказывал, как ты живёшь, но опускал очень многие детали. Я бы не хотел об этом говорить.

– А откуда он знал, что ты не мог дождаться, пока я лягу с тобой в постель? – Юрка посмотрел на меня ничего не понимающим взглядом.

– Это он тебе такое сказал?

– Да. И ещё, что просил тебя не оставлять меня одну.

– Вот это да! Это он тебе выложил свои догадки, хотя он не был далёк от истины. Я не дожидался близости с тобой, я мечтал о ней. И Боря на самом деле просил меня не оставлять тебя одну. Но я не думаю, что он имел ввиду то, что с нами случилось. – Юрка уткнулся в мои колени, его плечи вздрагивали.

После обеда я засобиралась домой.

– Лёль, не уезжай, пожалуйста. – Юрка обнял меня и так же крепко прижал к себе, как тогда в торговом центре.

– Тебе надо готовиться к лекциям, я буду тебя отвлекать…

– Ты будешь меня отвлекать ещё больше, если тебя рядом не будет.

Мы съездили ко мне домой, и я собрала свои вещи. Компьютер работал два дня, и прежде чем его выключить проверила свою почту. Пока я копировала нужные мне файлы на ноутбук, позвонил по скайпу Борька. Он нес, какую-то пургу, про то, что я должна его ждать, и он обязательно вернётся. Я слушала его и ничего не отвечала. Наконец он повысил голос и спросил, слышу ли я его? И снова повторил свою бредятину, про то, что он скоро вернётся. Я подняла на него глаза и спокойно сказала:

– Не надо мне повторять по два раза одно и то же. Мне и с первого раза по хер. – И отключила связь. А про себя подумала: «Всё-таки придётся мне пойти на курсы танца живота. Балерину я не потяну, а это вполне сойдёт, как половина балерины. Слово себе дала, держи!»

ФАРФОРОВЫЙ СЕРВИЗ

– На Новый год я подарю тебе фарфоровый сервиз. – Сказал мне Юрик.

– Ты чего, с дуба рухнул, куда я его ставить буду? И зачем он мне? Привезёшь парной свинины с рынка, вот это я понимаю, подарок.

– Лёля, ты как всегда неотразима. У нас с тобой юбилей, почти фарфоровая свадьба.

– Чего? – Но Юрка засмеялся и бросил трубку.

Если быть до конца честной, то «фарфоровая свадьба», имеет место быть, но в таких огромных кавычках, что называть начало наших отношений свадьбой просто смешно. Ну, если только по аналогии со свадьбой собачьей – бегали, бегали, потом трах-тибидох-тах-тах, всё, поженились. Сначала был долгий конфетно-букетный период, потом, как все нормальные взрослые люди, мы просто переспали в новогоднюю ночь. Ну и начались наши хождения по сексу, которые на разных временных отрезках бывали всякими. Я долго отучала своего нового парня от того, что секс это спорт и включает личные рекорды и достижения. «Секс, это отдых и романтика» – говорила я Юрику, когда в очередной раз мы не понимали друг друга. А чаще всего бывало одно и то же. Мне было грустно или нездоровилось, и хотелось «на ручки», чтобы просто понежиться. Как только Юра приходил, я усаживалась к нему на коленки, и крепко обняв, шептала ему на ухо всякие приятные вещи. Юрку хватало, максимум, на десять минут. Потом под моей пятой точкой появлялось что-то, ну очень твёрдое, чего не было, когда я на его коленки усаживалась. А это был сигнал – слазь с колен, снимай трусы. Со временем мне пришлось отказаться от «хочу на ручки», я просто усаживалась рядом с Юркой на диван. Но и такой, весьма невинный, тактильный контакт, «добром» всё равно не заканчивался. Мои нежности растянулись по времени всего-то на полчаса, до того, как я оказывалась без трусов.

Шли годы, мы взрослели, а я особенно. Когда мы с Юрой начинали наши отношения, было совсем незаметно, что я его старше на десять лет. И сейчас незаметно, потому что Юрка седой как лунь, носит очки, и стал очень похож на актёра Ливанова, который играл Шерлока Холмса. Даже голос похож. Студенты так его и называют – Мистер Шерлок. А Юрка злится, потому что терпеть не может актёров, и перестал понимать студенческие шуточки. Иногда мне приходиться ему напоминать, чего они сами вытворяли в молодости, прикалываясь над своими преподавателями. Любой КВН разыгрывал только одну тему – «Студент умный, препод нет». Юрка успокаивается, только тогда, когда я ему припоминаю, как они назвали в одной репризе «старушкой», тридцатилетнюю женщину, которая преподавала у них, кажется, математику. Он знает, что если включит своё любимое оправдание – «Ну, а что, неправда что ли?», правдой окажется то, что я старше той женщины на два года. А какая я старуха, я почти его жена, правда «двоюродная». И как оказалось уже скоро двадцать лет как.

Когда мне исполнилось пятьдесят лет, а Юрке сорок, он мне заявил, что уже давно думает о том, что нам пора пожениться. Я, от неожиданности, выдала то, что думаю я – нам пора разбежаться. У нас состоялся серьёзный разговор, где мы выясняли отношения, и сопоставляли наши жизненные кредо. Я вписалась во все классические параметры, чтобы стать Юркиной женой – я была его выбором, его женщиной, его домом, его тылом. Юрка ни в какую классику для меня не вписывался. Просто потому, что он мне надоел со своим безудержным темпераментом. В силу возраста я уже начала избегать сексуальных игр, к которым Юраш привык. Его это раздражало, но он не подавал виду. Но я же его знаю. Я так и сказала, что нашла себе мужичка постарше, у которого секс, не как вид спорта. Мужичка постарше и секс, как вид спорта, Юрка пропустил мимо ушей, он услышал только то, что я ухожу к другому. Вот я влипла. Так говорить мужикам нельзя. Нужно аккуратно, сводить отношения на нет – реже встречаться, меньше заниматься сексом, чтобы отношения рассосались сами собой. Ну, что теперь жалеть о содеянном. Язык мой – враг мой. Тем более я с новеньким переспать ещё не успела, и понятия не имела каков он в постели.

Врать мужикам нельзя, теперь это моё правило жизни номер раз. Потому что жизнь меня тут же наказала, выслав здоровенный бумеранг. Новый бой, оказался совсем не тем, за кого себя выдавал, в постели в том числе. Пока я встречалась с Юриком, я понятия не имела, что такое Виагра и с чем её едят. А тут, без всякого предисловия мне продемонстрировали, что бывает, когда в постели трое – он, она и Виагра. Теперь-то я уже туго знаю, что Виагра всегда победит любые отношения. И, что если мужик не счёл нужным предупредить женщину, что он Виагрой воспользовался, то это, во-первых, не очень умный махровый эгоист, во-вторых, трус. Мне противно вспоминать оправдания, которые мне высказал этот мистер Виагра – новая женщина, боялся, что перенервничает и опозорится. Да и живи дальше, только подальше от меня. Тем более, что прежде чем сказать всё как было на самом деле, он обвинил меня в том, что не справился со мной в постели. Потому что с другими он просто герой Советского Союза, ни меньше. А он, всего-навсего, никак не мог прийти к разрядке – Виагра не давала, там же дозировку надо строго соблюдать. «А-А-А-А-А» – вопила я не своим голосом, вспоминая этого мистера Виагру. А память, как назло, как хищная птица, клевала мои мозги, подсовывая неудобные воспоминания. Когда я поплакалась в жилетку кузине, она сказала: «Вот вроде умная, ты у нас девка, книжки пишешь про судьбы людские, а ни черта про людей не знаешь. Особенно про мужиков. Нормальные мужики в нашем возрасте на дороге не валяются. Они все давно в браке, или живут с тётками просто так. А если болтается, как этот твой виагрист, и это после двух браков, значит, есть в нём изъян, да такой, что ни одна бабёнка не стерпела».

Что и говорить, я десять раз пожалела, что вот так бездарно бросила своего Юрика. Но дело было сделано, назад ничего не воротишь, и я успокоилась. Мне даже понравилось быть одной. Но Юрка думал иначе. Какими-то неизвестными мне путями, он прознал, что у меня с новеньким отношения не заладились, и мы не встречаемся. Он узнал моё расписание, и притащился на наш выездной спектакль, и не один, а с дамой. Даму я эту знала, так что мог и не приглашать её в театр. Потроллить меня с помощью своей старой знакомой, которая всю жизнь замужем за его другом, было не просто плохой идеей, а что называется – дохлый номер. Когда Ленка меня увидела, она бросилась мне на шею, и начала рассказывать, что её Сашка уехал в экспедицию, ей скучно, и она выручила Юрика, у которого был лишний билет. Ленка, самый простодушный человек на свете. Нет, пожалуй Юрин сын Мишка пещё простодушней. Но так или иначе, если бы Ленка с Юркой закрутили роман, она бы мне тут же об этом сообщила. Все наши общие знакомые были в курсе того, что мы расстались, а Сашка с Ленкой в первую очередь. Потому что мы с ними всегда встречали Новый год, и Юрке пришлось им всё рассказать, после фразы: «Лёли не будет…» Юрка прекрасно видел, что мне смешно, но я на самом деле была рада видеть и его и Ленку.

На следующий спектакль он пришёл один. И увёз меня после него к себе. Я чего-то не стала сопротивляться, и не пожалела. Встречаться после разлуки всегда хорошо. И я заметила, что Юраш не изголодался по женской ласке, но промолчала. Сама начала «развод», какое теперь моё дело до его личной жизни. Утром мы договорились, что возобновляем свои отношения, но теперь всё будет по-другому. Свобода, прямо попугайская по новому уставу. И главное – только мои желания. В результате, я к нему поездила с полгода, а потом мне стало лень. Та же кузина объяснила мне, что это уже в силу возраста, интимные отношения уходят на второй план. Юрик ни разу меня не упрекнул, когда целых пять лет мы общались только по телефону. А потом его прорвало. Он вынудил меня приехать к нему, и мы начали выяснять отношения, да так бурно, что я не успевала собирать осколки посуды с пола. Мы побили у него все тарелки и чайные чашки. Юркина мама однажды приехала на такси с коробкой новой посуды. И подгадала так, чтобы я была у Юрки. Видимо рассчитывала на то, что мне станет стыдно. А на самом деле, она уж очень хочет, чтобы Юрик, наконец, женился, и рубашки ему гладила жена, и ей не надо было каждую неделю ездить с другого конца города, чтобы два часа стоять за гладильной доской. Но мы не поженимся. Наше время ушло. Юра со мной согласен, что искру надо было ловить лет надцать назад, а теперь поздно. И я знаю, почему он так заговорил.

На нашем последнем интимном свидании произошло то, чего я не прощу ни себе, ни ему. Я приехала, мы хорошо провели вечер, приготовили вкусняшек, и посмотрели любимый старый фильм. Когда дело дошло до секса, я долго торговалась, чтобы выключить свет – весь, и подсветку его камней в том числе. Юра уже изнемог и согласился. А я то просто куражилась, какая разница со светом, без света. Мы ещё долго нежились и вот, наконец, Юрка вошёл. Всё прекрасно и удивительно, но есть у Юрки манера оттягивать оргазм. Раньше я была готова всё отдать за те моменты, когда ты плавно переходишь из одной волны желания в другую, и когда наступает разрядка, просто улетаешь в космос от блаженства и какого-то торжества единения с мужчиной. В тот раз всё пошло не так. Когда я услышала Юркино: «Ну, Лёля!», я крепко спала, а проснувшись, спросила: «Юра, ты ещё не ложился?» Оказывается, мало того, что я под ним уснула, ещё и повернулась на бок. Когда Юрка мне всё рассказал, я сказала:

– Честное слово, лучше бы я пукнула. Рассмешила бы тебя, только и всего. А так, наш бедный Йорик пал ни за что, ни про что!

– Я тебе покажу Йорик! – Юрка просто орал. Он вскочил, и включил весь свет, какой только был у него в спальне – верхний, ночник, подсветку и настольную лампу на тумбочке. Потом подумал, и верхний свет всё-таки погасил.

Мне пришлось очень постараться, чтобы привести наш флажок из положения «лёжа» в положение «стоя». При этом мой злой монстр Юрик всё время рычал: «Смотри в глаза!» Да ладно, сама знаю, что накосячила по полной. В общем, когда мы ликвидировали состояние «бедный Йорик», мне мало не показалось. Мы ещё и в ванной целый час молодость вспоминали, потом долго пытались изобразить любимую позу под названием «Родео», да только всё зря. Моя спина эту позу больше не любит. Юрка проследил, чтобы утром я не смоталась по-тихому домой, и ещё полдня держал меня в сексуальных рабынях. После завтрака, мы снова ушли в ванную, и вышли оттуда только в полдень. В наказание, я готовила обед одна, пока Юрка готовился к лекциям. Наказал, так наказал! Вот это я понимаю сексуальные игры! Но уже не по возрасту. Когда я приехала домой, я спала два дня, а мои ноги дрожали целую неделю. И вот Юра соизволил заявить, что следующие выходные мы снова проведём у него, а я сказала, что подумаю. Вернее, и не подумаю. Вот купит мне на Новый год фарфоровый сервиз, тогда и поеду за подарком. А так, чего в сентябре загадывать про какие-то следующие выходные.

УРОКИ ПРЕИСПОДНЕЙ

Чтобы разобраться, что же происходит между мной и моим любовником Юриком, я поехала к нему в неурочное время. Юрик был на службе, поэтому я разгуливала по его квартире, и размышляла. Много воды утекло с тех пор, как мы начали встречаться. Поначалу мы друг друга любили, не смотря на разницу в возрасте. Я старше Юрика на десять лет. Почему я так уверена, что мы друг друга любили? Просто до сих пор тянется шлейф тех светлых чувств, как хвост от кометы. Хотя сама комета уже далеко, и не просто далеко, а даже вылетела за пределы нашей с Юриком системы жизненных координат.

В тот день я приехала к нему прощаться. В квартире стоял какой-то необычный аромат. Не запах, а именно аромат. Так пахнут чужие духи, и так бывает, когда ты идёшь по помещению, и чувствуешь едва уловимый парфюм, хотя обладатель этого аромата прошёл тем же путём задолго до тебя. Духи матушки Юрика я знала, и это были не они. Юрик пользовался парфюмом в исключительных случаях, обходился лосьоном после бритья. Его одеколон мы купили в Египте, я сама выбирала запах, который не будет меня раздражать – сандаловое дерево, лимон и свежескошенная трава. Это мне так думалось, на самом деле все ноты того одеколона назывались по-другому, восток всё-таки. А то, что я уловила, едва открыв дверь, ударило в нос свежевыделанной кожей и мускусом. И это были женские духи. Значит, всё-таки, он кого-то привёл в свою квартиру, хотя было не похоже. Я проверила ванную – зубная щётка была одна – Юркина.

Юрик очень не любит чужих в своём доме, даже со случайными любовницами предпочитает общаться на нейтральной территории. Сначала я думала, что Юра никому не доверяет – у него много ценных вещей, коллекции его деда – монеты и редкие марки, картины, которые не поместились в новой квартире родителей, матушкино столовое серебро, его камни. А потом поняла, что дом для него это его сердце, которое совсем не общежитие. Почему туда была допущена я, имело несколько причин, и первая из них – он мне полностью доверял. И доверял так, что у меня были свои ключи от его квартиры. Но полное доверие, это ещё не повод вместе жить, пусть и в любви взаимной. Потому что любовь любви рознь. А поняла я, что нас с Юркой связывало все двадцать лет, только после того, как приехал мой бывший гражданский муж Борис, который нас с Юркой и познакомил когда-то. Юрка «забрал» меня себе, потому что завидовал нашим с Борькой отношениям, потому что у них с Милкой такого не было.

Боря и Юра друзья. Они вместе учились в институте, и даже закончили одну школу, но в разные годы. Боря постарше Юры на три года, сразу после школы в ВУЗ не поступил, отслужил в армии, поэтому они и оказались в одной группе. С тех пор прошло много лет, но я до сих пор помню, как Юрка смотрел на меня, когда впервые встретил нас с Борисом в компании общих друзей. К тому времени он уже был женат на своей Милке, у них родился сын, и ни о каких ухаживаниях не могло быть и речи. Юра любил меня, молча и на расстоянии. Это он так потом мне рассказывал. С Борей мы прожили всего два года, его семья перебиралась на историческую родину, и я его отпустила. Могло быть два варианта – он остаётся со мной, либо я уезжаю с ним. Первый вариант отпадал потому, что отправлять родителей одних в чужую страну было не совсем правильно. Планы уехать из России были у этой семьи задолго до того, как в жизни Борьки появилась я. А уехать с ним я не могла. Я видела, как с облегчением вздохнула Борина матушка, когда мы объявили, что я с ними не поеду. Совсем не такую жену хотела она для своего Бориса.

Всё это было нервно и больно, но как-то пережилось. И вот спустя какое-то время меня нашёл Юра. С Милкой они разошлись, по смешной (для меня) причине – она уехала в Израиль, оставив сына до окончания школы с Юркой. Как Юра меня обхаживал, это отдельная история, потому что встречаться с ним, а тем более сходиться я не хотела. Но однажды мы всё-таки сошлись в эффекте полуприсутствия – лишь изредка я приезжала к нему на недельку – другую, а в основном «перебивались» одной ночью на выходные. Чем больше проходило времени, тем реже мы встречались. Всё чего-то ссорились, как дети, предъявляли друг другу претензии, устраивали сцены ревности. А однажды Юра, безо всяких объяснений, исчез из моей жизни на целых три года. Это потом я узнала, что его прооперировали в Израиле, и он потерял потенцию. А когда у Юрки потенция восстановилась, то мне мало не показалось.

У нас с Юркой всё «потом». Мы не умеем жить так, чтобы все проблемы решать сообща, и рассказывать о них друг другу сразу же. Мы варились каждый в своей каше, не учитывая, интересы друг друга. Моя дочь вообще долго не знала о том, что у меня кто-то есть. Его сын меня помнил ещё со времени, когда мы дружили семьями и считал, что теперь я жена его отца. Но так не считал Юра, а тем более я. Мы были свободны от любых обязательств, и нас это устраивало, особенно Юру. Он спокойно «ходил налево», когда хотел, и с кем хотел. Мы договорились о свободе, но не установили её границы. Но, видимо есть в этом, какой-то элемент фатала и всегда был. Потому что первопричиной Юркиной ко мне любви была зависть. Он видел наши с Борисом отношения и завидовал. «Вы были как голубки, у вас была потрясающая химия отношений. Я вообще не понимаю, как вы могли расстаться. Такие отношения это вечная черёмуха» – говорил мне Юрка спустя годы. Не знаю, на что он надеялся, когда добивался меня, но такой химии, как с Борькой у нас точно не получилось, а черёмухи тем более. Мы были кем угодно – любовниками, гражданскими мужем и женой, но голубками не были никогда. Всё всегда было с каким-то надрывом, и нервотрёпкой. Пока мне не надоело. Я даже попыталась уйти к другому. Но, увы и ах, я так долго прожила с Юркой, что другие отношения просто не выстроились, и прежде всего в сексуальном плане. Довольный Юра подкалывал меня, когда мы снова сошлись – «Ты уже старая, чтобы менять мужика». И вот этим подколом он испортил всё. Навсегда.

Я начала задумываться, почему он назвал меня старой. Дело было не в том, что я старше, Юрка вложил в это слово какой-то другой смысл. И я так его и не спросила какой. Но решила, что так тому и быть – раз я старая, значит, буду жить в соответствии со своим возрастом. Я приняла для себя множество новых правил, каждое из которых начиналось со слов: «Я больше не…» Самым неожиданным поворотом для Юрки было то, что я перестала брить ноги.

– А зачем? – Спросила его.

– Ну, ты всегда их брила…

– А теперь не брею. Если хочешь, я продемонстрирую тебе что это такое, когда волосы на ногах начинают отрастать и колют все места. Более того, эти колючки рвут колготки.

– И как ты мне это продемонстрируешь? – Удивился Юра.

– Побрею тебе ноги, а ты дождёшься, пока волосы отрастут. – У Юры выпала челюсть.

– Но, я, же хожу с мужиками в баню, они меня на смех поднимут…

– Ничего, потерпишь месяцок без бани.

Больше к вопросу о моих небритых ногах мы не возвращались. Хотя нет, однажды на природе, когда я разгуливала в купальнике, Юрка мне сказал, что совсем не видно, что у меня ноги небритые. А я шепнула ему на ухо, что волосы то стали седыми, потому что я старая. Он, было, хотел возразить, но прикусил язык, видимо вспомнил, что сам меня старой и назвал.

И вот наступает торжественный момент, когда я узнаю, что у Юры, ну очень много интрижек на стороне. Я даже не расстроилась, я удивилась. Почему я этого не замечала? А он, в порыве «гнева праведного» мне выдал – «А ты думала, что если ты месяцами ко мне не приезжаешь, я буду монаха изображать?» Тогда я просто повернулась и ушла, я была не готова к такому повороту наших отношений, а тем более этот поворот обсуждать. Потом, как всегда «потом», мы обсудили, мою извечную наивность, (а кто же, как не я виноват то, что Юра слаб на передок), считать, что если мы пара, то измен быть не должно. На самом деле меня так по жизни ещё никто не подставлял. И Юра был вынужден обо мне забыть на долгих пять лет. Как уж он жил и чем занимался на любовном фронте, я не знаю. У меня он объявился только после того, как прооперировался в Израиле.

Юркин приход был настолько неожиданным, что я его впустила, и даже чаем напоила. Хотя била себя пяткой в грудь – что больше никогда, и ни за что с ним не буду связываться. А всего через два часа сидела в кухне с трясущимися ногами после страстного марьяжа, и допивала остывший чай. «Мама! Что я наделала!» – подвывала я, глядя в потолок. Мамы уже не было в живых, и ответить на мой вопрос было некому. Но мне понравилось то, что Юрочка соизволил сразу, а не «потом» мне объяснить, почему он делал операцию. А потому что у него были проблемы с простатой. А после операции, он потерял потенцию на целых три года. А однажды утром он проснулся, как подросток в собственной сперме. И снилась ему во сне я! «Какая честь, быть первой оттраханной собственным бывшим любовником, после того, как к нему вернулась потенция. Но пусть не врёт, что только и ждал когда снова со мной переспит. Просто никого другого не нашёл на перепехнин после импонта» – думала я засыпая.

Целый год мы старались восстановить отношения. Но за двадцать лет мы так друг другу надоели, столько вымотали друг другу нервов, что даже просто встречаться не было никакого смысла, не то, что вместе жить. Любой, даже самый мелкий конфликт заканчивался грозным – «Не прощу!» И не важно, кто так думал, я или Юрка. Началом конца стало то, что однажды я под ним уснула. Мне было и стыдно и смешно, я постаралась отработать свою вину, но это стоило мне больших усилий. Утром я заявила, что больше к нему не приеду – «Я уже старая, сам говорил. А старость это преисподняя для женщины. И эту преисподнюю как-то проще переносить в одиночестве». Юра только хмыкнул. Я стала стесняться своего тела, и давно перед ним не обнажалась полностью, он видел только грудь, лоно и ноги. Но его и это устраивало. Он и не собирался меня отпускать ни в какое одиночество. У него тоже выросли года, и я была единственным человеком, с которым он хоть как-то находил общий язык в постели. Потому что молодые ему уже не давали, а старые были ему не нужны.

Правда была у него одна особа, с которой он встречался много лет. Примерно его ровесница, ещё в юности вышла замуж за профессора, теперь этот профессор был старый, и секса у них не было. Вот Юра и помогал не погаснуть данному семейному очагу. Когда я о ней узнала, то долго смеялась. Мы не раз оказывались за одним столом на всяких юбилеях и корпоративах, и вели милые беседы. Женщину звали Людмила Соболь. Я припёрла Юрика к стенке, и он мне поклялся, что не спал с ней уже много лет. Но что-то мне подсказывало, что если мне об этой Соболь рассказали только теперь, значит это дела совсем не давно минувших дней. И Юрку выдала собственная задница. Он летал в Питер в составе делегации своего университета. Дожидаясь багаж, он вывел телефон из режима «полёт», позвонил маме и мне, сообщить, что приземлился в северной столице, и положил телефон в задний карман брюк. Лучше бы он позвонил сначала мне, а потом маме – мама бы его простила. Я орала и вопила, когда слушала, как Юра разговаривает с этой Соболь и рассказывает – «Да, у меня есть женщина, моя СТАРАЯ подруга, но она меня на много старше, и у нас уже проблемы в сексе». Какие проблемы не сказал. Ну, подумаешь, уснула один раз. Теперь буду засыпать каждый раз специально. Юра так и не услышал мои вопли, и звонок отключился сам собой.

Дома Юра отпирался до последнего. И, что это кто-то рядом с ним с кем-то разговаривал, и вообще он белый и пушистый, как пудель его мамы после ванной. Ладно. Жизнь всё решила за нас. После того, как в октябре, во время оргазма, у меня случился приступ удушья из-за бронхита, о котором я не знала, врач категорически запретила мне секс. Вот тут Юра приуныл. Соболь его бросила, и завела себе молоденького аспиранта. Это он сам мне проговорился, когда отпирался от разговора с ней в аэропорту. Я, естественно, ездить к нему перестала, а когда категорически отказалась приехать на Новый год к его родителям поддержать семейную идиллию, потом не поздравила его с 23 февраля, Юра мне заявил, что нашёл себе другую и уже живёт с ней. «Ура!» – завопила я на всю свою квартиру. Юра так обиделся, что даже не позвонил в апреле, чтобы поздравить меня с днём рождения. И тут случилось страшное – приехал Борис.

Борька продал в городе квартиру своих родителей, и не рискнул заверять сделку электронной подписью. Он был на родине всего три дня, и на встречу со мной у него оставался только последний вечер. Мы хотели посидеть на нейтральной территории, где-нибудь в ресторане, но на уши встал Юра – дома посидим хоть до утра. Борька остановился у него, по Юркиному же настоянию – трёшка, места много, зачем оплачивать отель. «Хитровыпитый ты мой! Только при тебе. Да и хрен на тебя по деревне» – сказала я Юрке по телефону, когда он позвонил мне накануне. Весь последний апрельский день я отвечала на орг звонки Юрия Павловича. «Что будем готовить?» – читай, что ты приготовишь, какие продукты купить – «Ты не знаешь, где наша (наша!) розовая скатерть?», «На хрена тебе скатерть накроем на кухне, там мраморная столешница», «Я разбил на Новый год фужер, может новые купить?», «Юра, идёшь ты лесом, хватит набирать мне каждые полчаса и нудеть. Нудист хренов! Зачем тебе фужеры, если вы будете пить коньяк, а я ничего?» Отстал до вечера.

Они приехали за мной вместе. Когда я увидела, как мой, навсегда потерянный, бывший, и тот бывший, что ещё не вышел из моей жизни окончательно, стоят рядом, я разревелась. А потом кинулась Борьке на шею. Господи, ничего не изменилось – его запах, его сильные руки. Он заговорил, но говорил на идише, языке, который знал с детства. Юрка в лице переменился, он ничего не понял, но видел, что я поняла. Это было детское стихотворение, которому Боря пытался когда-то научить мою дочку. «Красивой девочке купили башмачки…» Мы стояли, обнявшись так долго, насколько хватило терпения у Юрки.

Я усадила Борьку рядом с Юркой, не позволила ему ехать со мной на заднем сидении. Чтобы Юра не завёз нас в кювет, когда будет давить на нас косяка.

Дома всё было чинно, я подыграла Юрке, и мы принимали Борю, как пара.

– Твои пироги! – Смеялся Борька. – В Израиле так не готовят.

– Это слойка. Тесто покупное. Но начинку так, как Лёля никто не делает. – Вставил Юрка.

В три часа ночи мы вышли из-за стола, и мужчины отправились спать. А я, загрузив посуду в машинку, и приняв душ, тоже пошла отдыхать. Но Боря работал на компьютере, и я уселась с ним рядом поболтать. Я слышала, как сопит в спальне Юрка, и решила, что он уснул, поэтому спокойно разговаривала с Борькой о том, о сём.

– Я бы приехал на твой юбилей, но ты же знаешь, что в сентябре мы улетаем в Нью-Йорк, контракт на три года.

– Да, ты летишь вместе с семьёй.

И тут до меня дошло, что мы видимся с Борькой в последний раз. Как бы ни сложилась жизнь у него, на родине ему больше делать нечего. Его брат жил в Москве, а здесь не осталось ничего. И я сказала ему об этом.

– Не говори так. Здесь ты, здесь Юрка. И, в общем, этот город мой дом. Я могу вернуться в любой момент, и жить здесь, как будто не было всех этих лет в Израиле. Сегодня я это понял, когда шёл мимо своей школы.

Мы разложили диван, чтобы покемарить до будильника, и я пошла в спальню за второй подушкой.

– Так идите в спальню. – Проворчал Юрка, а я подумала – «Всё, никогда тебе этого не прощу!» Это же надо было додуматься до того, что я в его доме, при нём, займусь сексом с Борькой, это раз, а два – склоню Борьку на измену. Он уже давно был женат вторым браком на коренной израильтянке, которая не знала русского языка. У них двое детей, которые уже пошли в школу.

А он лежал и слушал, что мы с Борькой делаем. Я не пришла к нему в постель! Ну, надо же какой пердимонокль! Надо было до конца отыгрывать семейную пару – обойдёшься!

Утром я сказала, что забыла дома инсулин, и уехала с Борькой на одном такси. А когда Юрка мне, наконец, дозвонился, я ему заявила, что вчера мои слойки он ел в последний раз.

Щелкнул замок и в квартиру вошёл Юра с какой-то женщиной. Я подошла к ней настолько близко, насколько это было возможно, и потянула носом:

– Сегодня утром вы уже были в этой квартире. – Сказала я, взяла с тумбочки ключи, и отдала их Юрке. – Лично в руки. Больше я вам ничего не должна. – Юркины руки дрожали. «Как вор в своей квартире» – подумала я.

Нет, какие слёзы, я прекрасно добралась до дома, и получила сообщение от Борьки – «Я никого и никогда так не хотел, как тебя». Я кинулась на кровать и зарыдала. Это была правда и неправда. Все мужчины хотят разных женщин по – разному. Это я знаю точно. Я вытягивала из мужиков, с которыми работала все их нехитрые интимные тайны, и только один сказал – «А я не знаю. Я жене никогда не изменял».

Кольцо Алишера

У моей мамы была подруга тётя Мила. Мне было лет шесть, когда она приходила к нам в гости в последний раз. Но я хорошо её помню, потому что тётя Мила жила одна, детей у неё не было, и она всегда меня баловала оригинальными подарками и вкусняшками собственного приготовления. Тётя Мила появлялась на пороге нашей квартиры увешанная авоськами, которые она связывала за ручки и носила через плечо. Её необъятное, потерявшее цвет и вид демисезонное пальто, которое она носила даже зимой, всегда занимало всю вешалку в прихожей. Потому что тётя Мила была большая, и не просто большая, а очень большая. Мама никогда не разрешала ей воспользоваться нашими напольными весами, и только теперь я понимаю почему. Они бы просто сломались. Когда тётя Мила перестала к нам приходить, я часто дёргала маму за рукав и спрашивала – где наша тётя Мила? Мама молчала примерно лет пять, а потом, когда я уже и спрашивать перестала, видимо, устав держать в себе эту невеликую тайну, которую знали все, кроме меня, однажды выдала:

– До сих пор никто не почесался, чтобы найти Милку!

– Чего, чего? – Я пила на кухне чай и не заметила, что мама смотрит в окно и плачет. И тут на меня обрушилась вся горькая правда про тётю Милу.

В тот день тётя Мила пришла к нам без предупреждения. Мы жили на первом этаже, и она постучала в окно, чтобы мы открывали ей дверь. Она так часто делала. Когда мама пошла открывать, удивлённо сказала папе:

– Чего-то Мила сегодня без своих авосек. Может, случилось чего?

Она открыла дверь и прождала несколько минут, но тётя Мила в подъезд так и не зашла. Мама накинула пальто и вышла на улицу, тёти Милы нигде не было. Соседские бабушки сидели на скамейке, и мама спросила их – где Мила?

Вход для пользователей

Меню